Нельзя сказать, что у нее ничего не получалось, — напротив, Дьен почти пришел в себя. Правда, он все забыл — все, кроме своего имени. Таяна видела таких не раз, еще когда жила при Дворе, обучаясь у признанных мастеров Академии. Как правило, вылечить их было несложно, дважды или трижды ей даже доверили сделать это самой — а тогда она еще так далека была от своего нынешнего высокого звания. И все оказалось на удивление просто. Тогда.

А сейчас она временами была близка к тому состоянию, когда хочется опустить руки и признать свое полное поражение.

Дьен. Денис Жаров. Это он смог выговорить достаточно внятно, когда первый раз очнулся от магического сна, который она сумела наложить на него. Он говорил еще много, но она не понимала его слов. Таяна была уверена, что справится с этой странной болезнью, — самоуверенная дура, она совершенно забыла простейшую истину — человек может забыть все, даже собственное имя. Но он никогда не забывает родного языка.

Либо Дьен — не предусмотренное никакими законами исключение… либо он никогда и не знал общеимперского. Как, впрочем, не знал ни эльфийского, ни гномьего наречия, ни даже сложно выговариваемой речи ургов. Может, там, за землями ургов, в стране желтых карликов, и говорят гак, как он, — но возможности проверить это у Таяны не было.

Капля по капле она вливала в его воспаленный мозг знания о языке — чем скорее он сможет хоть как-то рассказать ей о том, что с ним случилось, тем больше шансов у нее оказать этому мужчине помощь. Иногда Таяна с легким испугом признавалась сама себе, что ею движет не просто желание оказать помощь попавшему в беду человеку, а и просто азарт, стремление во что бы то ни стало разгадать эту головоломку, решить эту задачу, достойную по своей сложности даже Высших магов Академии.

А он сопротивлялся. И хотя с каждым разом она чувствовала, что дело идет все лучше и лучше, тем не менее его сопротивляемость к ее магии просто поражала. Таяна не знала заклинаний, которые могли бы дать смертному такой иммунитет, которому позавидовали бы, пожалуй, даже эльфы. Говорят, древние маги умели многое, говорят, в тех же ньор-ков вложена ничуть не меньшая защита… правда, тот, кто попытался бы испытать магический щит ньорка, вряд ли потом сумел бы об этом рассказать. Очень уж не любят эти создания магию — особенно ту, что направлена против них, пусть даже и из самых лучших побуждений.

Самое досадное, что Таяна никак не могла определить природу этого магического щита — вернее, она готова была поклясться, что его нет вовсе. Просто направленная на этого человека Сила… как бы рассеивалась почти вся, оставляя лишь ничтожную часть. Именно так ей удалось тогда, в первый раз, его усыпить — теперь она это понимала прекрасно. Он тогда должен был проспать неделю — столько силы было вложено в заклинание… а проспал от силы пять часов.

Это было невозможно, но тем не менее это было.

— Уже все? — Он открыл глаза.

— Все, — кивнула она, улыбаясь. — На сегодня все. Он посмотрел на ее руки, затем встретился с ней взглядом.

— Тебе не было больно?

Таяна вдруг почувствовала, как к щекам приливает краска. Почему-то ее очень тронула эта забота… Нет, он все время был безукоризненно вежлив — по крайней мере с того самого момента, когда она сумела объяснить ему, что в этом доме он — не пленник, он гость, и гость дорогой. Она старалась быть очень убедительной — и он, видимо, поверил.

С того дня прошел почти месяц. Каждый день — осторожное магическое воздействие, всегда на грани срыва — Таяна не могла забыть тот, самый первый раз, когда она попыталась проникнуть в разум Дьена. В тот раз Мерль буквально оторвал ее от бесчувственного гиганта — наверное, спас ей при этом жизнь. Впоследствии это дважды делал сам Дьен — когда она забывалась, на мгновение теряя осторожность. Тогда черные щупальца его воспаленного сознания обвивали разум волшебницы, пытаясь уничтожить, задушить его… А Дьен не чувствовал ничего — и только заметив, как начинает дрожать тело девушки, с силой отводил ее руки от своей головы, нарушая связь.

— Тебе сейчас нельзя вставать, — сообщила она неизвестно в который раз. Эту фразу Дьен слышал с самого первого раза, когда еще даже не понимал значения произносимых ею слов. Потом он их уже понимал, но какая-то странная тяга совершать неправильные поступки заставляла его поступать по-своему — и каждый раз тело подводило его. Разум, измотанный потоком чужих мыслей, пронзавших его насквозь, отказывался служить хозяину в первое время после окончания Проникновения.

— Я знаю, — кивнул он.

— Отдохни. — Он поправила одеяло и, чуть пошатываясь, встала.

— Ты куда?

— Лежи, лежи, — улыбнулась девушка. — Сегодня приехал мой отец, он меня ждет. Хочешь чего-нибудь? Я пришлю Мерля.

— Нет, спасибо.

От нее не ускользнула легкая тень, пробежавшая по его лицу. Она никак не могла понять столь странное отношение Дьена к вампиру. Страх? Нет, парень, похоже, вообще ничего не боялся. Даже того, чего следовало бы — например, Проникновения. В руках неопытного волшебника этот ритуал с равной легкостью может и излечить, и убить. Точнее, в руках неопытного — скорее именно убить. Хотя, правду сказать, вряд ли простой воин… если, конечно, Дьен был «простым» и тем более воином — вряд ли простой воин может знать такие нюансы лечебной магии.

Таяна пожала плечами — все-таки с этим надо разобраться. Дьен уже в достаточной мере владеет языком, чтобы суметь объяснить. Придется поговорить с ним об этом.

Она вышла к гостям. Наверное, с ее стороны было не слишком вежливо заставлять отца ждать, но сеанс Проникновения откладывать не хотелось — к тому же и папа, обнаружив на столе изрядные запасы отменного эля, предусмотрительно приготовленные Таяной, не особо расстроился. В настоящее время он со своим спутником занимался уничтожением напитка, а также всего того, что к напитку полагалось в качестве закуски. Глядя на отца, Таяна улыбнулась — вот уж Мерль постарался, вряд ли даже двое голодных мужчин справятся с этим изобилием.

При виде дочери барон Арманд отставил в сторону полупустую кружку, смахнул пену с усов и кивнул дочери на свободный стул.

— Ну что, как лечение?

— Нормально. Он скоро будет здоров.

— Он? — усмехнулся Арманд, и Таяна вдруг подумала, что ни словом не обмолвилась отцу о том, кто лежит сейчас в соседней комнате. — В этом доме наконец-то появился мужчина? Оч-чень интересно…

— Папа… — Девушка почувствовала, как краска заливает лицо, и разозлилась сама на себя за то, что этот румянец делает бессмысленными любые объяснения. — Папа, это не то, что ты думаешь. Просто пациент…

— Просто пациент, — задумчиво протянул отец, чуть заметно усмехаясь в усы. — Конечно, как же я сразу не понял.

— Какие новости? — попыталась сменить тему Таяна. — В смысле, с границы?

— Замечательно отвратительные.

— Это как? — опешила девушка.

— Или, если хочешь, омерзительно радостные… Урги попросили мира.

— Тяжелый был бой?

— Ты не понимаешь, — вздохнул барон, бросая взгляд на дно кружки. Его спутник поднял тяжелый кувшин, налил сначала барону, затем себе. Арманд одним мощным глотком всосал в себя чуть не половину содержимого вместительной посудины, затем мрачно продолжил: — Не было никакого боя, Тэй. Вообще никакого. К тому времени, как легионы подошли к первому их стойбищу, нас уже ждали. Ждали послы, чтобы просить пощады.

— Урги просят пощады? Куда катится мир…

— Не стоит относиться к этому с насмешкой, — нахмурился барон. Он некоторое время молчал, затем с силой грохнул кулаком по столу. Стоявший на краю кувшин с элем подпрыгнул и вознамерился свалиться на пол. Рука молчаливого спутника барона с непостижимой скоростью метнулась к сосуду, подхватила его, вновь водрузила на стол. Барон, казалось, этого не заметил. — Урги никогда не просят пощады, если только не потеряли в боях слишком много бойцов. А тут сам Аш-Дагот бормотал о миролюбии, о прощении… да по большому счету их и прощать-то особо не за что.

— Так ведь ты говорил, что гномы…

— Гномы уже не имеют к ургам никаких претензий.

— ?

— Золото, девочка, золото. Чем еще, по-твоему, можно снискать расположение этих коротышек? Я не знаю, чего стоило ургам откупиться… но они сделали это. И, видимо, не поскупились. Что-то готовится, Тэй, что-то очень неприятное. Урги копят силу, стараясь не размениваться на мелочи. И мне тошно осознавать, что в данный момент этой мелочью являются имперские легионы.

— Может, они в очередной раз решили собраться с духом и идти воевать гномов?

— Нет, — покачал головой Арманд. — Нет, не думаю. Нужно быть круглым идиотом, чтобы полезть в пещеры, даже сколь угодно большими силами. Еще никто и никогда не сумел покорить гномов.

— Так же, как никогда урги не уклонялись от первого же боя…

— Вот именно.

Воцарились долгая тишина, время от времени прерываемая шумным отхлебыванием эля. Конечно, при Дворе предпочитали более изысканные напитки, вина, привезенные из невообразимого далека, впитавшие в себя тепло чужого солнца, — но барон, большую ч&сть жизни проведший среди солдат, и напитки предпочитал соответствующие, Нередко бывало, что над его приверженностью к грубой солдатской пище посмеивались, но мало нашлось бы смельчаков, дерзнувших высказать Арманду де Брею в лицо свое мнение о его гастрономических пристрастиях.

Наконец он отставил кружку и несколько натянуто улыбнулся.

— Ладно, что мы все о делах да о делах. Давай лучше поговорим о тебе, Тэй. Нечасто нам все же удается вот так спокойно, никуда не торопясь, посидеть за столом.

— Папка, ты останешься? Хоть ненадолго? — Таяна понимала, что надежды эти призрачны. Даже одно то, что барон сейчас сидит здесь, вместо того чтобы, нахлестывая коня, спешить ко Двору, было в какой-то мере нарушением приказа Императора.

— Прости, дочка…ты же все понимаешь, не так ли? Жара спадет, и снова в дорогу. Но еще несколько часов я могу пробыть здесь. Когда-нибудь…

— Да, да, я слышала это много раз, — фыркнула Таяна, даже не пытаясь скрыть огорчения. — Когда-нибудь настанет время, и мы сможем провести вместе… Папка, ты говорил это не один десяток раз, даже тогда, когда я была совсем маленькой. Думаешь, я не помню?

— Да ладно… расскажи про этого твоего… пациента. Я смотрю, ты близко к сердцу принимаешь его недуг? Что случилось?

Таяна на мгновение задумалась. В истории с появлением Дьена было столько непонятного, столько странного… вряд ли отец сможет дать совет, но, может, все-таки?

Ее рассказ занял совсем немного времени. Она сама поразилась тому, как же мало ей известно — появился ниоткуда, не может говорить… она сказала и о странной крови этого человека, и о странном щите, прикрывающем его, пусть и неплотно, от магии, и о странно здоровом теле. Она выложила все — и оказалось этого до смешного мало.

Спутник барона, до этого не проронивший ни слова, внезапно повернул голову к Таяне. Его губы шевельнулись — и голос, прорвавшийся наружу, заставил ее кожу покрыться мурашками. Она уже слышала такой голос, очень давно, в детстве.

— Я должен посмотреть на него.

Голос был неприятен, он напоминал вой ледяного ветра среди скал, скрип несмазанной калитки, противный скрежет металла ло стеклу. И хотя слова были вполне разборчивы, даже более того — очень правильные, казалось, что говорит этот человек на языке для него чужом.

Только сейчас Таяна впервые рассмотрела его целиком — и поразилась тому, что не обратила на него внимания раньше. В этом мире воинов, где от сильных рук и широких плеч так часто зависела жизнь, нередко попадались бойцы, которым под силу было, казалось, соперничать с давно исчезнувшими великанами древности. Сам барон был отнюдь не мелковат, но этот… Пожалуй, встань он сейчас, и его макушка может упереться в потолок, а могучие, невероятно, неестественно мощные мускулы делали его еще более огромным. Ничего не выражающее лицо тоже было необычным — Таяне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что же именно так ее удивило. А когда поняла — то вдруг вздрогнула, немного от неожиданности, немного от испуга,

Лицо этого великана было мертвым. Нет, оно двигалось, когда он произносил слова, — вернее, двигались только губы, все остальное же оставалось будто высеченным из камня.

— Ньорк?

Он коротко кивнул, не утруждая себя разговором. С его точки зрения, все, что нужно, было уже сказано.

Древняя магия, давно утраченная, когда-то достигала немыслимых высот. Короли и императоры платили золотом — и платили щедро. Платили за то, что маг, доказавший свою силу, будет на их стороне. С ними… а значит, против других — тех, чьи земли, богатства или что-то еще приглянулись хозяину. Бывало, что маги, верно служившие господину, но потерпевшие поражение в поединке Сил, отправлялись на плаху. Благодарность властителей недолговечна.

С тех пор осталось мало записей, и теперь уже не узнать, кому первому из волшебников пришла в голову мысль, что миром должна править магия. Кем бы ни был тот, самый первый, — но его одинокий голос был услышан.

Это нельзя было назвать восстанием магов — это было не восстание, не бунт, не мятеж. Это была война — страшная и кровавая война, в которой схлестнулись в смертном бою сталь и боевые заклятия. Хрустальная Цитадель, убежище, хранилище, школа… она была всем этим и еще многим другим — но, главное, она была единственным оплотом боевых магов, вознамерившихся поставить мир на колени. Магов было мало — да и не все они пошли на зов Хрустальной Цитадели — многие сохранили верность своим нанимателям, кто из страха, кто по искренней вере в справедливость. А кто и по убежденности в том, что затеянное Цитаделью дело — проигрышное. Эти, к слову сказать, оказались самыми дальновидными. Поскольку в основном они и выжили.

Итак, боевых магов было немного — но их сила превосходила все мыслимые пределы. Вряд ли в современности нашелся бы хоть один чародей, способный сравниться даже со слабейшим из Пятерых. Их было пятеро — тех, кто возглавил бойню. Доподлинно известно только одно — того, кто начал войну, не было среди них.

Маг способен сдвинуть горы и заставить кипеть реки, способен отравить воздух и зажечь лед — но попавшая в спину стрела убивала мага столь же верно, сколь и простого смерда. Волшебники нуждались в воинах — чтобы те своими телами прикрывали их во время волшбы, отводили смертельные удары и добивали павших.

Нашлось немало таких, кто согласился служить чародеям — кто купился на золото, кого прельстили обещания власти. Но этого было недостаточно.

Алхимики Хрустальной Цитадели сумели создать для себя солдат. Сильных. Невероятно живучих. Не ведающих ни страха, ни сомнений. Ньорков.

Уже потом стало ясно, что именно это и стало тем роковым шагом, который положил конец и Войне магов, и вообще былому величию волшебников. Ньорки вышли из повиновения. Созданные, чтобы с равным успехом противостоять и мечам, и магии, они повернулись против своих хозяев. Кто сделал ту ошибку, что привела к столь печальному для магов исходу? И была ли то ошибка, а может, кто-то из магов, что встали на пути отступников, пожертвовал жизнью, разрушая план создания супербойцов. Это могли бы знать сами ньорки — но они хранили молчание.

То, чего не смогли сделать имперские легионы, сделали мечи ньорков. В последнем бою у стен Хрустальной Цитадели пали все маги — и пять лидеров, и десятки их сподвижников, и многие сотни тех, кому в несчастливое время довелось оказаться за сияющими светом стенами. Силы, пущенные в ход, почти сровняли с землей Цитадель — с тех пор никто так и не рискнул поселиться хотя бы даже вблизи руин. Говорят, что души погибших, не нашедшие упокоения и в посмертии, все так же бродят ночами по развалинам величайшей крепости магов, наводя страх, безумие, а то и смерть на случайных путников, которых нелегкая занесла в эти проклятые места. Были в тех местах и другие создания, те, что стали плодами первых экспериментов по выведению сверхрасы. Бывало, что кому-то из рыцарей, возомнивших себя героями, приходило в голову попытать счастья в тех местах — что ж, следует отдать должное, иногда они возвращались живыми и даже с трофеями. Иногда.

С тех пор прошли века. Множество ньорков пало у стен Цитадели, немало погибло и потом, в битвах, без которых они не мыслили для себя жизни. Ньорки были созданы, чтобы сражаться, и это стремление, заложенное в них алхимиками, оказалось сильнее всего — даже сильнее инстинкта самосохранения. Невероятно сильные, с молниеносной реакцией и почти неуязвимые для магии, они жили долго, очень долго. Даже сейчас, спустя почти тысячу лет после битвы у Хрустальной Цитадели, это создание, что сейчас сидело перед Таяной, не выглядело старым. Зрелым — может быть, но отнюдь не старым. Ньорки жили долго — никто не знал, сколько жизненной силы заложено в них создателями, но еще ни один ньорк не умер от старости.

Они не были неуязвимыми — ни для стали, ни для магии. «Почти» — не считается. Случалось, они погибали. Случалось, в битве сходились лицом к лицу двое ньорков — и тогда исход мог быть только один. Смерть. Ньорки имели болезненное, чрезвычайно обостренное представление о чести. Если уж нанимались служить кому-то — то не ведали понятия отступления.

Наверное, если бы этим ограничивалось, то всех ньорков выбили бы еще сотни лет назад. В конце концов, если пять или десять противников для него — ничто, если двадцать или тридцать способны создать ему какие-то сложности… то пятьдесят, сто или двести бойцов с гарантией отправили бы очередного великана в мир иной. Нъорки были созданы для боя — но и они не хотели умирать. Это противоречие между их сердцем и разумом создало странную систему отношений ньорков (к тому времени их уцелело не более двух-трех сотен) и людей. Теперь ньорк нанимался на службу не более чем на три месяца. А потом забирал положенное ему золото — а золота этого было немало — и удалялся куда-нибудь в леса, в глухие, всеми богами забытые деревушки, подальше от грохота сталкивающейся стали. Пока не кончится золото либо пока тяга к сражениям и запаху крови не станет невыносимой.

Многие хотели заполучить в свою армию ньорка — бывало, и не раз, что очередная военная кампания начиналась не по знамениям звезд и не по иным, более прозаическим причинам — а лишь тогда, когда очередному повелителю удавалось, хотя бы и на столь жалкий срок, связать словом одного из вечных воинов.

И все же они гибли. Ньорки не могли иметь потомства, поэтому число их неуклонно сокращалось. Пожалуй, они и сами были бы не против, если бы кто-нибудь вновь сумел бы собрать воедино крохи древнего знания, сумел бы воссоздать их вымирающую расу. Но вместе с осколками Хрустальной Цитадели в прошлое ушли и те, кому по силам было создать столь могучие заклинания, ушли те, чьи глаза могли бы прочесть древние письмена. Все ушло, а ньорки продолжали жить, время от времени отдавая последний салют одному из павших родичей.

— Ты не говорил, отец, что Император сумел найти для этой кампании ньорка.

— Не говорил, ну и что? — пожал плечами барон. — Да и потом, служить ему осталось всего несколько дней. А потом, как всегда, он куда-то исчезнет. До следующего найма. На год, может, больше.

— Ну… это же так необычно. — Таяна потупилась, вдруг осознав, что говорит о ньорке в его присутствии так, словно тот просто неодушевленный предмет. Как стул. Она повернулась к великану. — Простите, я…

— Не стоит, — просипел тот. — Волшебница, я могу увидеть вашего подопечного?

— О… о, конечно. Почему бы и нет… но, но вы ведь обещаете, что не сделаете ему ничего дурного, да?

— Думаю, что тебе нечего опасаться, — быстро вставил барон, стрельнув мрачным взглядом из-под насупленных бровей в сторону воина.

Ньорк помедлил — видно было, что ему не слишком хочется связывать себя словом, но в то же время только что прозвучал практически недвусмысленный приказ от того, под чьим командованием он находился сейчас и будет находиться еще месяц. Долг все же пересилил,

— Если он не враг мне, я не причиню ему вреда… — проскрипел, не меняя интонации, он. — Меня зовут Д'раг. Я клянусь моим именем.

— В этом не было необходимости, — чуть натянуто улыбнулась Тэй, которой не слишком понравилась сделанная великаном оговорка. — Я вполне могу поверить вам без всяких клятв. Я позову его.

Д'раг бросил короткий взгляд в сторону двери, ведущей на улицу.

Ньорки создавались для боя — не для бесед. Таяна знала это, как знала и то, что ньорки говорят только тогда, когда не могут или не считают нужным обойтись без этого. В данный момент он, видимо, решил, что взгляда будет вполне достаточно.

Вечный воин поднялся — и в комнате сразу стало тесно, казалось, его могучие плечи заполнили все, от стены до стены, от пола до потолка. С легким налетом паники Тэй подумала о том, как же этот великан протиснется в двери, — и тут же мысленно рассмеялась. В конце концов, сюда же он вошел.

— Иди, иди, дочка, — пробурчал Арманд, когда дверь закрылась за ньорком.

— Думаешь, моему… — она на мгновение замялась, — подопечному и правда ничего не грозит?

Барон несколько секунд молчал, старательно отводя глаза, и эта пауза очень не понравилась девушке. Затем он неохотно пробормотал:

— Ну… ну, раз он поклялся… Я еще никогда не слышал, чтобы ньорк нарушил свою клятву.

— Отец…

— Ну не знаю я. — Он по-прежнему старался не встречаться с ней взглядом. — Да, ньорки не нарушают клятв. Но я первый раз вижу и то, что он заинтересовался каким-то человеком. Настолько, что заговорил. Он произнес сейчас больше слов, чем за все те два месяца, что я его знаю. На всякий случай… ты помнишь, как надо вести себя рядом с такими, как он?

Она коротко кивнула. Да, это ей в свое время объяснили хорошо. И еще объяснили, что стало с теми, кому вздумалось опробовать на вечных воинах свои магические силы. Разумеется, объясняли не те, кто делал эти попытки, — они-то как раз уже никому и ни о чем не могли рассказать.

— Иди, дочка, иди… я вот сейчас еще глотну, — он уставился на кружку, — и присоединюсь к вам. Мне даже интересно, что Д'рагу нужно.

Таяна кивнула и скользнула в соседнюю комнату, где на кровати все еще лежал Дьен. Хотя времени прошло уже достаточно, он так и не сделал попытки встать. Неужели этот мужчина все же начнет ее слушаться? Хотя бы в мелочах.

— Дьен, как ты себя чувствуешь? Он улыбнулся.

— Спасибо, хорошо.

— Встань, пожалуйста.

Он поднялся. Только сейчас ей бросилось в глаза сходство — едва уловимое, но несомненное сходство его с ньор-ком. Дело было не в телосложении и даже не в осанке… — что-то иное, вряд ли она смогла бы объяснить это хотя бы самой себе.

— Послушай меня, Дьен. Во дворе тебя ждет… человек. Заминка не укрылась от его слуха, и Тэй в очередной раз спросила себя, действительно ли этот мужчина болен рассудком или просто искусно притворяется.

— Такой же… — он нарочно сделал паузу в том же месте, — человек, как и Мерль?

Она покачала головой.

— Другой. И он опаснее, хотя и поклялся не причинять тебе вреда. Я говорила о тебе с отцом, и он вмешался в разговор. Потом я расскажу тебе про таких, как он. Я не знаю, почему ты заинтересовал его, но… но, может, он сумеет помочь нам разобраться, кто ты и откуда. Выслушай его… если он станет говорить. Но будь осторожен.

Он спокойно кивнул. Таяна ожидала увидеть в его глазах беспокойство, может быть, страх или хотя бы опаску — но нет, глаза отражали лишь легкое любопытство. Дьен не боялся. Она выругалась про себя, прекрасно понимая, что подобные слова не украшают девушку, даже будучи произнесенными мысленно. Проклятие, почему именно сейчас у нее нет времени, чтобы подробно рассказать Дьену о ньорках, о том, что это за создания и чего от них можно ждать. А знала ли она это сама? Наверное, нет. Все, чему ее учили, было почерпнуто из обрывочных, часто недостоверных и друг другу противоречащих сведений тысячелетней давности.

— Пошли. — Он легко шагнул к двери.

— Дьен, прошу, будь осторожен, — вновь повторила она.

— Конечно. — Судя по тону, которым Дьен произнес это слово, вряд ли он воспринял ее слова всерьез. — Пойдем, Таяна, не надо беспокоиться. Все будет хорошо.

Солнце только начало заливать двор своими теплыми лучами — отец приехал на заре и намеревался уехать через несколько часов после полудня. Воздух был еще свеж, хотя в нем уже начинал чувствоваться приближающийся полуденный зной. День будет жарким… и отец прав, намереваясь отправиться в дорогу вечером. Что ж, солнце сегодня подарит ей несколько лишних часов рядом с отцом. Как мало было этих часов за последние годы.

Ньорк стоял посреди двора — и Таяна с тайной радостью заметила, что его тяжелый меч стоит в стороне, прислоненный к крыльцу. Великан внимательно разглядывал Дьена. Тот чуть заметно поежился под этим мрачным, тяжелым взглядом, затем сам в свою очередь уставился на вечного воина. Они стояли друг напротив друга, сверля противника взглядом, затем ньорк шагнул вперед.

— Я твой враг, — проскрипел он. — Убьешь меня или погибнешь сам.

Таяна вскрикнула и хотела было рвануться вперед, но вдруг натолкнулась на взгляд отца — и в серых глазах барона сквозила сталь. Девушка почувствовал, что эти серые глаза приказывают — не просят, не советуют, а отдают безусловный, обязательный для немедленного исполнения приказ — «замри». Очень редко она видела у отца такое выражение глаз. И каждый раз эти безмолвные приказы имели под собой основания — и она остановилась, подавив крик. «Ньорк не нарушает клятвы, — твердила она про себя, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Не нарушают… никогда… никогда…»

— Я не хочу драться с тобой, — тихо сказал Дьен. Впрочем, эта фраза нисколько не заинтересовала великана.

— Убей или умри. — Он сделал еще шаг вперед. А затем еще один.

Тело Дьена взметнулось в воздух — на краткий миг Таяне показалось, что он летит, хотя она знала, что это невозможно: только величайшие маги древности умели создавать заклинания полета, это знание считалось давно утерянным, Мгновением позже она поняла свою ошибку — он просто прыгнул, резко, стремительно…

Она не могла толком сказать, что произошло потом. Кажется, Дьен наносил удары, которые ньорк принимал с равнодушием скалы, кажется, сам уворачивался от мощных кулаков вечного воина. Атаки Дьена были изощренными, красивыми… при Дворе не раз выступали бойцы, готовые продемонстрировать пресыщенным развлечениями придворным свое искусство, но такого Тэй не видела никогда. Казалось, потерявший память человек превратился в вихрь… но страшные удары ни разу не заставили его противника сделать хотя бы шаг назад. Д'раг наносил короткие незамысловатые удары — но, попади кулак в цель, он смог бы разбить в крошево каменную плиту. Эта схватка, более напоминавшая танец, продолжалась не слишком долго. Кто-то из бойцов должен был допустить ошибку. Ньорки ошибок не допускали.

Проводив взглядом улетевшего в кусты Дьена, ньорк повернулся к волшебнице. Она, наконец обретя дар речи, злобно прищурилась:

— Ты поклялся…

— Я не причинил ему особого вреда. — Почему-то ей казалось, что голос Д'рага звучит печально. — Прости. Я думал, что он может быть нам родичем. Это не так.

— Это я могла бы сказать тебе и без драки, — раздраженно фыркнула Тэй, все еще безуспешно пытаясь успокоиться.

— И он не тьер…

— Тьер? Кто… что это?

— Ты знаешь много, но не все. Отведи его к Оракулу. Он даст ответ. Если захочет.

— Я…

— Задай вопросы Оракулу. Не мне.

Он повернулся к вылезающему из кустов Дьену. Вид у того был слегка помятый, но выражение его лица заставило бы большинство людей понять, что лучше бы им сейчас оказаться где-нибудь в другом месте. Разумеется, никакого впечатления на ньорка это не произвело, к понятию «большинство» это создание не относилось.

— Прости, человек, — прохрипел он. — Я принял тебя за другого. Ты не враг мне.

Странно… Таяна готова была бы поклясться, что Дьен сейчас не в том настроении, чтобы принимать чьи бы то ни было извинения. И ожидала, что сейчас бой возобновится, — и готова была вмешаться, даже прекрасно понимая, чем рискует. Но Дьен остановился и его напряженные ладони, сейчас почему-то напомнившие ей лезвия мечей, расслабились.

Он некоторое время внимательно разглядывал лицо ньорка, затем спокойно заметил:

— Прощаю. Я не хотел драться…

И уже произнося эту фразу, он вдруг понял, что тратит слова впустую. Великан не слушал, его вполне устроило первое из сказанных слов, все остальное было малозначимо. Д'раг повернулся к Дьену спиной и двинулся к коновязи. От столь явного пренебрежения лицо Дьена пошло красными пятнами, только что расслабившись, он вновь подобрался и приготовился к броску, явно намереваясь воспринять такое поведение недавнего противника как новое оскорбление, но тут Тэй поняла, что еще мгновение — и вмешиваться ей будет поздно. Ее рука, стиснувшая бицепс Дьена, не просто просила остановиться — через тонкие пальцы потоком устремилась Сила, обволакивая разум, успокаивая, умиротворяя. После такого удара — Таяна, имея дело с этим чужаком, уже привыкла не сдерживать высвобождаемую мощь — даже неделю не кормленный тигр принялся бы тереться о ее ноги, как игривый котенок. Дьен же просто чуть приостыл. Не более.

Она проводила глазами удаляющихся всадников. Снова отец уехал… хотя, если положить руку на сердце, сейчас она была даже немного этому рада. Разумеется, не тому, что барон Арманд де Брей скрылся за холмами и неизвестно сколько времени пройдет, прежде чем он снова окажется у этого дома — но вот об отъезде его спутника она нисколько не жалела, более того, была этому чрезвычайно рада. И очень надеялась, что в обозримом будущем ей не суждено вновь побывать в обществе ньорка… каким бы познавательным ни было это событие.

— Мерль… — негромко позвала она.

— Слушаю, госпожа, — склонился в поклоне вампир, с отъездом гостей занявший свое привычное место у крыльца.

Он тоже был не в восторге от спутника барона.