Стражи Границ (№1) - Воинство сатаны

— Вьидимо, все знакомые вам станции били боевыми, не так ли, repp Жароф? — усмехнулся немец, видя его недоумение. — Я работаль на «Глобаль-1» и увьеряю вас этьи так называемые ушьоные ошень любьят хорошо покушать. И они готовы платьить за хорошую еду, да.

— Разве вам не установлен твердый оклад?

— О, конешно, оклад, да… Но мои обьязанность — гото-вьить еду. Хорошую еду, да. Но вьедь можно готовьить не просто хорошую, а отличную еду. Дьень ангела, или этьи, как у вас, русских, имьенины… Хорошее угошение… и хорошие дьеньги, да?

Эта парочка, видимо, была давно знакома, потому как проводить время они предпочитали исключительно в обществе друг друга. Заметив, как рано утром Нильс выходит из каюты Гюнтера, Денис лишь молча пожал плечами и перестал навязывать парочке свое общество — хотя бы во избежание того, чтобы они не начали навязывать ему свое.

Мысль о том, чтобы порекомендовать сладкой парочке остаться на борту «Кассиопеи» вплоть до возвращения лайнера на Землю, Денис оставил сразу. Конечно, сам он был уверен в том, что его предположения верны. Но никаких доказательств, особенно таких, чтоб их можно было убедительно преподать, у него не было. «Да и кто мне поверит, — размышлял он, раздражаясь из-за собственного бессилия. — Тоже мне, пророк нашелся».

И все же в душе осталось неприятное ощущение — кто его знает, а может быть, и стоило кричать, бить в колокола… призывать свернуть исследования, один день которых, наверное, обходился в сотни тысяч, если не в миллионы — и все это на основании предположений? Засмеют ведь… в лучшем случае. А то и наденут белый халат с длинными рукавами… за спиной в узел завязанными. Конечно, смирительные рубашки давно уступили место хитрым аппаратам, сканирующим и правящим воспаленные мозги. А поговорка осталась, И суть от этого не менялась, поскольку под раструб мнемокорректора Денису хотелось еще меньше, чем в ту пресловутую рубашечку. Хотя бы потому, что из-под этого жуткого прибора назад дороги нет.

Наконец огромный лайнер замедлил свой ход настолько, что встречающие его челноки смогли пристыковаться. Даже здесь, на «верхних» палубах появились признаки суеты, а уж внизу и вовсе творилось сумасшествие.

Толпа средней руки коммерсантов, клерков и едущего к месту назначения техперсонала стремилась побыстрее занять места в шаттлах, словно опасаясь, что те улетят без них. И стоили такого шума те несколько часов, которые им предстояло провести на борту этих суденышек, что должны были доставить их на поверхность Альдебарана-6?

Прошло не менее трех часов, прежде чем последний шаттл отчалил от борта «Кассиопеи», направляясь к висящему совсем недалеко — рукой подать — бело-голубому шару. Лайнер снова включил двигатели, разворачиваясь в сторону пятой планеты системы. Там будут выгружены оставшиеся пассажиры, там же скоростной челнок Корпорации заберет своих сотрудников, чтобы спустя десять часов доставить их на станцию «Сигма-2».

Жаров проводил взглядом стремительно уменьшающуюся каплю планетарного челнока и отправился спать. До выхода на орбиту Альдебарана-5 оставалось еще часов двенадцать.

— Добрый вечер, господа, приветствую вас на борту исследовательской станции «Сигма-2». — Стройная девушка-киборг с восхитительной копной белокурых волос встретила их на посадочной палубе. — Я провожу вас на регистрационный пункт. Пожалуйста, приготовьте ваши документы и контракты.

Жаров без особой вежливости сунул ей прямо под кос свою личную карточку Службы безопасности со светящейся красной полосой, обеспечивающей почти наивысший приоритет допуска к помещениям и информационным базам станции.

— Майор Жаров? — зачем-то переспросила киборг, проведя ладонью по карточке. — У нас нет информации о вашем визите. Вам надо пройти в офис 6-15, шестая палуба. Вас примет майор Гордон, руководитель Службы безопасности «Сигмы-2». Вам известна планировка станции?

— Я найду дорогу.

— Прошу, господа, следовать за мной, — тут же повернулась она к двум другим пассажирам челнока. Интерес к Жарову киборг утратила мгновенно — ее уровень доступа не шел ни в какое сравнение с правами, которые давала карточка безопасника. Подлинность документа она установила тут же, для этого ее тело было напичкано достаточным набором сенсоров, биокод всех гостей уже был передан из бортового компьютера челнока в центральный мозг станции, сверен и опознан. Прибывшие были именно теми, кем представлялись — и для киборга этого было достаточно. Все остальное — дело людей.

Жаров уверенно дошел до указанного ему офиса местной Службы безопасности. Планировку станции он знал неплохо, хотя в основном по компьютерным схемам. Дверь распахнулась при его приближении — хозяин кабинета явно ждал гостя.

— Заходи, заходи, Жаров, — раздался из глубины кабинета знакомый голос.

Ранее им приходилось несколько раз сталкиваться. Гордон в прошлом был десантником и, хотя служили они в разных частях и в разное время, всегда относился к бывшим военным дружелюбно.

— Садись. — Он кивнул в сторону кресла. — Коньяк?

— Привет, Джим, — кивнул Денис, опускаясь в кресло. — Давай коньяк потом, сначала о деле.

Широкоплечий и высокий, Джеймс Т. Гордон был, пожалуй, образцом военного. С него бы картины писать да на обложки журналов типа «Армия ждет тебя» снимать. Благородная седина, шрамы — как раз такие, которыми гордятся, но не уродующие… В свое время он ушел в запас полковником штурмовой бригады, решив однажды, что карьеру и связанный с ней риск пора уступать молодым. В свои пятьдесят он был еще крепок, но несколько долгих и приятных лет кабинетной работы уже начинали сказываться, и, хотя он, пожалуй, все еще мог завязать в узел железную балку, наметанный взгляд видел печальные признаки…

Армия, всегда готовая принести своим приверженцам почет и славу, на удивление плохо расставалась с деньгами, а Гордон, заполучив на грудь не один ряд орденских планок, начал подумывать и о доме. О своем доме… и тогда предложение Корпорации оказалось как нельзя кстати. И бывший полковник с готовностью «понизился» на два звания, приняв предложенный ему Корпорацией пост — может, не такой славный, но куда более денежный. Поработав некоторое время на Земле, он, соскучившись по Космосу, с радостью принял предложение возглавить СБ на «Сигме-2».

— Ну вот, все настроение испортил, — хмыкнул Гордон. Расстроенным он, однако, не выглядел. — Ладно, не хочешь о коньяке, давай о деле. Каким ветром?

— Да так… вихри враждебные веют над нами. — Эти слова, слышанные когда-то в юности, вдруг всплыли в памяти. — Джим, у меня дурные новости. И, самое главное, нет доказательств. Так что тебе придется поверить мне на слово… или не поверить.

— Я тебе что, баба, чтоб ты мне серенады пел? — поинтересовался Гордон, нахмурившись. — Давай рассказывай.

— Есть подозрение… Джим, это мое подозрение, не более, что скоро эту станцию постигнет судьба… других.

— Четвертой и десятой?

— И седьмой.

— Вот дерьмо… Седьмая тоже? Я еще не смотрел новости, что прибыли с шаттлом. Сам знаешь, информацию мы получаем с опозданием. А там что случилось?

— То же самое. Я был там, Джим. И я один уцелел.

— Вот, значит, как… — Гордон встал, достал два небольших пузатых бокала, щедро плеснул коньяка. — За ребят.

— За них. — Денис понимал, что в такие моменты отказываться нельзя. Кто знает, может быть, пройдет совсем немного времени, и кто-то вот так же, в молчании, опрокинет рюмку коньяка в память о его грешной душе.

— Мир памяти…

Гордон с силой, едва не разбив в пыль, припечатал бокал к столу. А Денис, неожиданно для самого себя, начал рассказывать. Рассказывать все — и про суку Кейт, и про разговор с Директором… и даже про бегство с Земли по поддельной карточке. Не назвал лишь имена тех, кто помог —это не имело значения. И не стал пересказывать беседу со священником, уж очень она смахивала на бред.

Он и сам не знал, почему то, что следовало бы держать в тайне — отстранение от работы, скандальный репортаж, презрение со стороны тех, кто еще недавно с готовностью жал ему руку, — почему все это он сейчас рассказывает Гордону. Расчет на воинское братство? На это не стоит надеяться, они с Гордоном не дрались плечом к плечу — и ничем по большому счету друг другу не обязаны.

— Ясно… — протянул Гордон, когда Жаров закончил рассказ. — Ну, кое в чем я тебя успокою. Два часа назад пришел по закрытому каналу сигнал с «Кентавра», они вошли в систему. Шнайдер лично прибудет на «Сигму» через два дня… с мелочью. Он запросил, прибыл ли ты уже на станцию, и приказал сообщить, что твои права восстановлены.

Он поиграл желваками. И нехотя добавил:

— Временно. Но на это время — в полном объеме. Деталей он не объяснял. Я твои цифры, конечно, проверю. Охрану… охрану усилю, только вот некем мне ее усиливать. Кроме меня, как ты понимаешь, здесь еще двое зеленых сосунков… да ты еще вот. На борту «Кентавра» два десятка оперативников, и будем надеяться, что до их прибытия ничего серьезного не случится. Вот, держи. — Он толкнул к Денису бластер в кобуре. — Даст бог, не пригодится.

— Может, объявить общую тревогу?

— Ты смеешься? — скривился Гордон. — Если я хоть чуть-чуть прищемлю яйца этим головастикам из научной группы, они меня со свету сживут. У них, черт их дери, каждый эксперимент решающий, каждая теория — прорыв, а всякий, кто попытается им помешать обниматься с их чертовыми приборами, — враг номер один. Что бы там ни говорила Корпорация, а спецы не бунтуют только до тех пор, пока я не путаюсь у них под ногами. Ты просто не успел принять командование на «семерке», иначе ты бы меня понял.

— Не знал, что так все паршиво…

— Ага, еще узнаешь, Шеф Службы безопасности. — На лице Гордона появилась презрительная гримаса. — Одно название. Любое решение должен согласовывать… с двумя тупоумными старыми пердунами, которые давно в маразм впали. Объективности ради — во всем, что не касается их теорий. Нудаладно, может, Шнайдер прояснит ситуацию. Так… завтра поставлю тебя на дежурство, не возражаешь?

— Ни в коей мере.

— Ну и славно. Сейчас иди, хоть помойся толком с дороги да поспи. Учти, подниму рано. Ну… давай еще по глоточку, на дорогу.

Если каюты первого класса на «Кассиопее» блистали роскошью, втиснутой в весьма ограниченное пространство, то здесь все обстояло с точностью до наоборот. Каюта, по меркам глубокого космоса, была просторной, в ней успешно помещались не только кровать, удобное кресло и встроенный в стену шкаф, но и весьма неплохой санузел с душевой кабиной, стол с терминалом, еще два кресла для потенциальных посетителей, и при этом еще оставалось место, чтобы при ходьбе не биться об углы. Зато обстановка была поистине спартанской — каюта была нежилая и поэтому не успела обрасти той тысячей мелочей, превращающих казенную комнатушку в уютное, почти домашнее жилье. Никаких излишеств вроде гидроматрасов, встроенных в кресло массажеров, мини-бара и прочей лабуды здесь, конечно, не было. Зато за одной из панелей скрывался самый настоящий панцирный боевой скафандр. Последний раз эти игрушки Денис видел еще будучи в Десантном корпусе — да и тогда, если откровенно, имел доступ к гораздо более скромным моделям.

Он любовно провел пальцами по шероховатой буро-зеленой поверхности панциря. Вещь отменная, надежная настолько, насколько вообще может быть надежным индивидуальное защитное средство. В таком можно и в открытый космос, и в лютую жару реакторного отсека, и в поток жесткого излучения. С тех пор как были выпущены первые модели этих костюмчиков, десант практически перестал нести потери — если не считать, конечно, случайных. Ну а место всякого рода случайностям остается всегда.

Он закрыл глаза, вспоминая. База десантного корпуса на Бетельгейзе-3, Они прибыли туда, как это часто бывало, слишком поздно — станция биологов, подавшая сигнал бедствия, встретила их пустыми помещениями, без всякого намека на разумную жизнь. Установить, куда именно подевались шестнадцать ученых и два десятка техников, так и не удалось. Вернее, не удалось сразу — потом-то все стало предельно ясно. Берт приказал развернуть стандартный защитный купол… до того момента считалось, что на потенциально враждебных планетах следует поступать именно так. Несокрушимое силовое поле…

Он помнил рев тяжелых десантных модулей, когда они рухнули на планету, заливая все вокруг лазерным огнем, выжигая сельву на несколько километров вокруг — дотла, до скального основания. Все для того, чтобы вытащить их — троих уцелевших. Пилоты модулей еще не знали, что уцелевших всего трое, они думали, что надо спасать шкуры всему взводу. А шкуры-то на самом деле спасли вот эти панцири… тем, на ком были надеты. Остальные просто не успели влезть в скорлупу, слишком доверяя силовому полю и автоматике оборонного периметра. Он помнил, как ругались ребята, которых Берт заставил нести дежурство в боевых скафандрах. Двадцать минут только на то, чтобы влезть в панцирь и наглухо соединить все швы. Тогда они возмущались — а вот самому Берту не хватило времени. И другим тоже…

Денис захлопнул панель. Усмехнулся. Если Гордон не дурак… а он не дурак и про Бетельгейзе-3 помнит, значит, ребят на дежурство поставит именно в скорлупе. Это будет правильно…

Пронзительный, разрывающий душу на куски вой сирены заставил его буквально выпрыгнуть из койки. Еще не соображая, что же все-таки произошло, он уже потянулся к бластеру. На долю секунды мелькнула мысль — скафандр — и была тут же отброшена. Боевая тревога — это не тот момент, когда можно себе позволить двадцать минут проволочки.

Денис выскочил в коридор в чем был — в трусах и с оружием в руке. Наверное, если бы он проснулся хотя бы несколькими минутами раньше, он бы повел себя иначе. Навыки десантника никуда не уходят — но годы спокойной жизни, пусть иногда и разбавляемой острыми ощущениями вроде охоты, сделали свое черное дело. Тень слева он заметил… нет, в коридоре было темно, он ее почувствовал, всей кожей ощутив вдруг угрозу, — но слишком поздно. А потом что-то тяжелое обрушилось на голову, напрочь выбивая сознание.

Наверное, в беспамятстве он провалялся немало. Внутренние биологические часы, обычно никогда не подводившие, в этот раз дали сбой — Денис не мог сказать, сколько прошло времени. Рука рефлекторно нашарила оружие, тут же мелькнуло удивление — бластер лежал здесь же, практически Жаров рухнул на него, скрыв своим телом.

Сначала он шел, затем побежал… теперь, когда он видел то, что произошло на станции, не на экране, а своими собственными глазами, то чувствовал странную смесь ужаса, бешенства и охотничьего азарта.

То тут, то там попадались трупы. Некоторые казались неповрежденными, другие же были буквально разорваны на части или страшно изуродованы. Местами пластик пола был полностью скрыт лужами крови. И нигде, нигде не было видно ни одного тела нападавших. Если они имели тело… в памяти снова мелькнула Бетельгейзе-3, там враг тоже не имел ни определенной формы, ни даже разума. Стихия…

Еще одно тело в углу. Тело, целиком затянутое в буро-зеленый шероховатый панцирь. Денис присел на корточки, ни на мгновение не выпуская из поля зрения коридор. Массивное дуло бластера искало цель, а пальцы левой руки уже давили на внешние управляющие сенсоры гермошлема. Вот с легким щелчком сложился лицевой щиток…

На Дениса смотрели широко раскрытые мертвые глаза Гордона. Лицо было чудовищно искажено болью, как будто именно она и была причиной смерти майора. Что ж, может быть, и так — скафандр не был поврежден, ни одной щели в несокрушимом покрытии. Что убило бывшего десантника?

Денис встал, рука стиснула бластер так, что побелели костяшки пальцев, а ногти до крови врезались в ладонь. Он двинулся по коридору, страстно мечтая о том, чтобы перед ним появилась хоть какая-нибудь цель. Хоть что-то, во что можно вогнать лазерный импульс. Но ни одной живой души… или лишенного души создания не попадалось на пути. Только тела. И кровь.

Сорванная с петель дверь лабораторного отсека. Хруст стекла под ногами — здесь далеко не всегда соблюдались требования к оборудованию, направляемому в космос. Тело в старомодном белом халате, навзничь лежащее в кресле. На горле, под редкой седой бородой, — рваная рана, красные потеки пропитали плотную белоснежную ткань, украсив ее странной формы разводами и пятнами. Еще одно тело… в первое мгновение Денису оно показалось каким-то неправильным, и только спустя секунду он понял — у тела нет головы. Глаза обежали лабораторию — нет, ее нет нигде. Кто бы ни отрезал ее, он унес трофей с собой.

Еше одна дверь, практически выбитая страшным ударом. Изорванный край тонкого металла сочится противной на вид зелено-коричневой жидкостью. В нос ударил резкий, незнакомый запах. Снова тела. Нога наступила на табличку, почти полностью залитую кровью. Жаров вгляделся… «Лаборатория А». Половинка прозрачной двери, все еще держащаяся в пазах, при приближении человека дернулась и попыталась отъехать в сторону. Попытка выполнить свою функцию не удалась — ударил сноп искр, дверь еще раз дернулась и замерла. Остро запахло паленым…

Посреди лаборатории, на платформе, окруженной малопонятными Денису агрегатами, было нечто. Он присмотрелся — нечто старательно уходило от пристального взгляда, непрерывно мерцая, переливаясь, искажая пространство вокруг себя. Серебристо-серое полотнище метра два в диаметре жило какой-то своей жизнью, оно не опиралось на металл платформы, оно парило в воздухе, извиваясь, время от времени покрываясь рябью. Даже цвет непрерывно менялся, хотя и оставаясь в серой гамме.

Жаров подобрал какой-то стержень, наверное, еще недавно бывший деталью сложной и дорогостоящей аппаратуры, и прикоснулся им к мерцающему полотнищу. Что бы это ни было, но его никак нельзя было назвать материальным. Может быть, какое-то поле. Стержень, не встречая сопротивления, ушел в объект на половину длины. Жаров дернул его назад, почему-то ожидая чего-то — или сопротивления, или того, что сейчас в его руке окажется лишь обрезок металла… Ничего подобного — стержень легко, как из тумана, вышел обратно, ничуть не изменившись. Не нагревшись, не став холодным…

Интуиция подсказывала Жарову, что все происходящее наверняка имеет свое начало здесь. Он и сам не смог бы толком объяснить, откуда взялось это убеждение, но в его истинности был уверен. Любой десантник, не доверяющий интуиции, долго не живет.

Майор обошел вокруг полотнища. Сбоку оно сразу теряло эффект объемности, казалось плоским, даже нет, не просто плоским — глаз даже не мог определить его толщину — она была ничтожно малой… если вообще была. Он снова сунул стержень в серебристое марево… ожидая увидеть, как он появится с другой стороны. И не увидел. Возможно, у этого странного объекта просто не было этой «другой» стороны.

— Значит, они сделали это, — прошептал он, мимолетно удивившись, каким же оглушающе громким был этот шепот.

В памяти всплыли слова отца Брауна о пути для армии Сатаны. Путь… портал… врата. Да, это было похоже на врата, врата, ведущие в неизвестность. Туда, откуда пришли те, кто вырезал все живое на станции.

Он взглянул на часы. Наверное, яхта со Шнайдером и его боевиками, зафиксировав обрыв связи со станцией, прет сейчас сюда на форсаже, калеча двигатель. В любом случае им понадобится не менее пяти-шести часов, чтобы добраться до «Сигмы». А пока… а пока здесь только он, единственный и полномочный представитель Службы безопасности. Какая странная ирония судьбы — словно ради этого момента Черный Макс даровал ему, Жарову, пусть и временное, но все-таки возвращение полномочий.

Он снова взглянул на плоское серое облако портала. Оно пульсировало все быстрей и быстрей, волны, пробегающие по поверхности, становились больше, и в серой мгле все явственнее проскальзывали оттенки других цветов — искры синего, точки красного… Похоже, портал выходил из равновесия… если, конечно, это определение имело хоть какое-нибудь отношение к действительности. Что произойдет через минуту-другую? Может, проход просто схлопнется сам в себя? Или взорвется, выжигая все вокруг до металла переборок? Это возможно… А что он потом скажет Шнайдеру? Что стоял и ждал? Можно сказать и так… А Макс, скривив презрительно тонкие губы, качнет головой в сторону яхты — иди, мол, отсюда, десантник хренов… без тебя разбираться будем.

И Денис, сам не осознавая всех возможных последствий своего порыва, еще крепче стиснул в руке бластер и шагнул сквозь волнующуюся, уже искрящуюся радугой цветов мглистую поверхность. В самый последний миг сознание ярким пламенем затопило чувство острой, смертельной опасности, рот раскрылся в безмолвном крике — но его тело уже было полностью поглощено поверхностью врат…

Еше несколько мгновений спустя помещение лаборатории «А» залила ярчайшая вспышка, превращая в пар и пепел все, до чего смогли дотянуться жгучие лучи, казалось, запылал даже воздух. А следом прошла чудовищной силы ударная волна, сметая все, что еще не сгорело, превращая в кашу стекло, остатки пластика и металла…

4. ЧУЖАК

Наверное, сам Вечный отвернулся от своих детей, разгневавшись на них за непослушание и неверие. Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, с болью в сердце наношу древние руны на полосу тонкой выделанной кожи. Много могучих воинов во славе и величии своем вознеслись сегодня в чертоги Ург-Дора, дабы служить Вечному — но слишком короток был их путь на нашей земле.

Не прав был Ар-Табир, брат ушедшего к Венному Ар-Тага-ра, когда говорил, что людораки слабы. В неверии своем кричал он, что они на самом деле не более чем просто обычные люди, живущие в Стальных пещерах. Не слушал он слов, что говорил ему я, Ур-Шагал, провидец и летописец, помнящий мудрость великого Ур-Валаха, который говорил, что людораки способны принять разные обличья, и слабыми прикинуться, и сильными, подобно самому Алмазной Тверди, обернуться.

Не прав был Ар-Табир, ибо встретил он того, кого и впрямь сравнить можно было с Алмазной Твердью. Впустую скользили мечи ургов по несокрушимым доспехам, ломались закаленные жала стрел, а огненный червь, послушный грозному людораку, сжигал ургов, лишая их благородной смерти от разящего металла,

Многому научились злобные людораки. Но сильна магия Аш-Дагота, верховного шамана, ибо сила его возобладала над заклятиями проклятых обитателей Стальных пещер. Урги вернулись с победой и пленниками, коим предстояло взойти в жертвенное пламя Огня, несущего души ввысь. Но много, слишком много вдов сегодня примут Милосердный дар, ибо велик Закон, гласящий, что воин, уходящий в чертоги Вечного, должен быть женщиной своей сопровождаем в этом пути.

Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, говорю вам, дети мои, — не думайте, что враг слаб, ибо слабость эта может быть лишь хитростью воинской. И если гордыня застилает вам глаза — вспомните о тех, кто примет Милосердный дар, не встретив вас среди вернувшихся из битвы.

Таяна обычно просыпалась рано — не потому, что ее ожидали дела, хотя дел, как правило, было немало. Скорее она делала это в пику порядку, принятому при дворе. Там вставать поздно было привилегией, недоступной черни, — и благородная леди, нежащаяся среди атласа и кружев чуть не до полудня, тем самым лишний раз подчеркивала свое превосходство над простолюдинами, вынужденными вставать еще до первых лучей солнца, чтобы заработать себе на кусок хлеба.

Отсутствие куска хлеба — и если уж говорить об этом, то и кое-чего получше, Таяне, разумеется, не угрожало. И она вполне могла бы позволить себе поваляться в постели лишний час-другой… даже если спать уже и не хотелось.

Но она с какой-то злостью к самой себе вновь и вновь вставала с первыми лучами, чтобы распахнуть дверь перед посетителем, буде он рискнет побеспокоить титулованную волшебницу в такую рань. И даже немного расстраивалась, когда таких смельчаков не находилось.

Впрочем, дел хватало и без визитеров — они все равно появятся, не сейчас, так позже. Редко выдавался хотя бы день, чтобы никто не пришел к волшебнице за помощью — у кого-то занемог ребенок, кому-то требуется дождь или просто оберег от таргов нужен. Таяна лишь посмеивалась — быстро привыкают люди к полноправному титулованному магу, живущему от них буквально на расстоянии вытянутой руки. Вон, мало ли деревушек или даже небольших городов, где и проезжий подмастерье — немалая редкость. И ведь обходятся же они как-то — лечатся травами, придумывают сложную, но вполне действующую систему полива своих наделов… да и с теми же таргами справляются. Ведь тарг — он хоть и страшен на первый взгляд, да только у страха глаза велики. А грудью на топор мало какой тарг пойдет, разве что оголодавший до последней крайности. А с чего им голодать, особенно сейчас — мелкой живности в лесу немало,

Так нет же, куда как проще сбегать к магу, поклониться в ноги — и пожалуйста; и дождичек пройдет именно там, где надо, и именно столько, сколько надо, и тарги от тебя шарахаться будут, как от зомби или грифона какого…

Таяна относилась к этому легко — конечно, прозябание на роли деревенской знахарки не слишком льстило ее самолюбию, но и помогать людям ей нравилось. И нравилось, когда видела искреннюю радость в глазах баб, что всегда с готовностью собирались посудачить у колодца. Ей льстило, когда до ее ушей доносились известия о разговорах на ярмарке — мол, вот у нас-то! Настоящая, поди ж ты, волшебница, да еще и добрая — не то что некоторые.

Отец, посмеиваясь, не раз говорил, что в ней говорит не столько природная доброта, сколько обычное самолюбование. Ну а она не видела в этом ничего предосудительного — после Императорского Двора так здорово, когда тебя любят. Пусть и не за то, каков ты есть, а за вполне конкретные дела. Тем более — и отец это признавал, конечно — в помощи она никому не отказывала. И если и брала деньги, то только с тех, кому и в самом деле не в тягость заплатить.

Она спрыгнула с постели, зажмурившись от мягких теплых лучей, ласкающих кожу. Из огромного, почти на полстены, окна открывался изумительный вид на реку. Что бы там ни говорили подруги по Академии, но жить вот так, среди этой красоты — намного лучше, чем в каменном замке. Тем более что из узких бойниц цитадели если и открывается какой-то вид, то разве что на жмущиеся к стенам лачуги ремесленников. И воздух там не звенит от хрустальной чистоты, а наполнен «ароматами» конского навоза, прокисшего пива из ближайшей таверны, дыма многочисленных костров и очагов — ну и всем другим, чем богат воздух даже не слишком большого города. И будят тебя не нежные трели птиц, слетающихся, чтобы встретить вместе с тобой новый рассвет, а звон железа и перекличка замковой стражи.

Дом был хорош — строил его Мерль, а он мало того что был неплохим мастером, еще и дело это делал с особым старанием, все ж таки для нее, Таяны. Года три назад, только прибыв в эту деревушку, она спасла молодого и глупого вампира от костра. С тех пор он не знал, чем ей угодить, и хотя волшебница не раз говорила Мерлю, что не требует от него никакой службы или иного проявления благодарности и сделала лишь то, что должна была сделать, он дал сам себе слово служить ей до самой смерти. Ее смерти, разумеется, поскольку век вампиров долог, ежели его не обрывают доведенные до бешенства крестьяне. Своих привычек он скорее всего не оставил — и если при свете дня демонстративно глотал куриную или ягнячью кровь, то ночью мог слетать и на настоящую охоту. Но до тех пор, пока за его спиной не начали оставаться трупы, Таяна была спокойна — бледной шкуре Мерля ничего серьезнее хорошей трепки не грозит.

Крестьяне за последние годы привыкли относиться к молодому вампиру как к чему-то вроде местной достопримечательности, и если и замечали утром на шее у соседа пару запекшихся дырочек, это служило лишним поводом для зубоскальства. Если бы тогда, три года назад, он кого-нибудь «выпил досуха», даже вмешательство титулованной волшебницы не спасло бы его от костра. А так… ну, шалит иногда — так никому от этого особо хуже не становится. Зато как крышу перекрыть или, к примеру, колодец новый выкопать — к Мерлю идут, он и сделает душевно, и платы не возьмет… ну, разве что наведается как-нибудь ночью.

Конечно, разок-другой бывали у него и проколы, после которых приходилось Мерлю чуть не по неделе в лесу прятаться, пока шум утихнет. Как-то посетил он какую-то даму проезжую, а та из благородных оказалась, утром в зеркало взглянула да такой шум подняла, что половина собак в округе с испугу выть начали. Мужики-то, понятно, для виду с дрекольем да вилами по лесу побродили, ничего и никого, разумеется, не нашли, дамочка уехала… ну а через пару деньков и Мерль появился, голодный и несчастный, проклиная собственную глупость и давая зарок больше таких ошибок не допускать.

Таяна вышла на крыльцо, резное, все увитое искусно выточенными из дерева цветами. Такую тонкую работу и во дворце нечасто встретишь. Мерль, разумеется, был тут. Сидел, пыхтел, время от времени облизывая белоснежные клыки, и ковырялся со своими инструментами, стараясь добиться от очередной деревянной завитушки одному ему видимой идеальной формы. С точки зрения Таяны, резьба и так была — само совершенство.

— Радости тебе, Мерль, — улыбнулась она вампиру. Тот вскочил, уронив резец, и склонился перед волшебницей.

— И тебе радости, госпожа! Она чуть заметно поморщилась.

— Сколько раз просила тебя, перестань кланяться каждый раз, как меня увидишь.

Разумеется, говорить этого не стоило, и она тут же пожалела о вырвавшихся словах. Конечно, Мерль был отменным мастером, но вот приятным собеседником его назвать было сложно. Зато вполне можно было назвать изрядным занудой. Вот и сейчас, выпрямившись и обнажив в улыбке свои великолепные клыки, он начал было нудно и долго объяснять, что обязан ей жизнью, а стало быть…

Этот монолог она слышала не раз. И знала, что перебивать, пытаться сменить тему или просто уйти — бесполезно. Все равно он договорит до конца, хотя бы и в закрытую Дверь. Поэтому ей ничего не оставалось делать, кроме как набраться терпения и дослушать набившую оскомину тира-ДУ до конца.

В этот раз ей повезло. Мерль замер на полуслове, его чуть вытянутые уши шевельнулись, улавливая доступные одному лишь ему звуки.