— Не доверяешь мне, — хмыкнул Бартак. — Ну как же, понимаю… хорошо. Жди, позову.
Прошло не так много времени, и окончательное решение было принято. Ар-Бейр оказался высоким — на голову выше среднего человека — ургом, закованным в тяжелые доспехи. Видимо, доверия своих сородичей к прочности собственной шкуры он ни в малейшей степени не разделял. На имперском вождь говорил свободно, и в его речи не раз использовались обороты, ясно говорившие, что язык вождь учил отнюдь не среди завсегдатаев пивной… среди его учителей явно были люди благородной крови.
Вождь подтвердил слова Бартака.
— Каждый из вас, кто согласится сложить оружие, может беспрепятственно покинуть цитадель. Без оружия. Орда победила, и я не намерен больше лить кровь.
Большего вряд ли удалось бы добиться. С точки зрения Клейна, предложение ургов и так было верхом идиотизма… или человеколюбия. Ворота донжона медленно открылись. Один за другим покидали башню легионеры, бросая клинки во все растущую и растущую кучу у ног вождя. Тот оставался недвижим, спокойно провожая взглядом выходящих из крепости бойцов. Многие из них были ранены, немало нашлось и таких, кто почти не был в состоянии самостоятельно передвигаться. Им помогали идти товарищи… Они шли мимо замерших в строю ургов — их были тысячи и тысячи, плотным строем, плечом к плечу. Урги стояли почти не шевелясь, их взгляды были прикованы к медленно идущим мимо них легионерам.
Клейн, как и полагалось командиру, покинул крепость последним. Перебравшись через все еще дымящиеся остатки моста, он оглянулся на стены крепости, где служил так долго. И где ощутил горечь поражения… Увидел несколько фигур на стене — одна из них, массивная, сияющая металлом, принадлежала вождю, вторая — невысокая, все еще носящая цвета Империи…
Ар-Бейр махнул рукой. Клейн подумал, что вождь отдает им прощальный салют… что ж, он прав, легион хорошо сражался, и не его вина, что безмерно превосходящие силы Орды сумели выиграть этот бой. Центурион тоже отдал честь — коротко, четко… он всегда гордился своей выправкой.
И только потом понял, что жестоко ошибся… жест Ар-Бейра отнюдь не был прощальным салютом.
Вождь что-то коротко прорычал и махнул рукой. Бартак не знал языка, на котором была отдана команда, но ее смысл тут же стал ему понятен. Как и тем, кто сейчас двигался там, за стенами крепости.
Орда навалилась сразу со всех сторон. Взметнулись топоры и мечи, слитным хлопком ударили арбалеты. Большая часть легионеров была убита именно им — этим залпом. Ургам даже не надо было особенно целиться — и почти каждый болт находил свою жертву. А потом в дело пошли клинки…
Клейну удалось ударить несущегося на него урга в челюсть — удар подкованным башмаком был страшен, ург отлетел на шаг назад, когтистые пальцы разжались, выпустив меч. Центурион подхватил оружие, тяжелое, непривычное, успел нанести удар, второй — его скрутили, набросив на голову сеть. Получив несколько сильных пинков по ребрам, Клейн услышал треск сломавшейся кости. Волны боли затопили сознание…
Сознание вернулось вместе с потоком холодной воды, обрушившимся налицо. Центурион открыл глаза, чувствуя, как в боку пульсирует острая боль. Рука рефлекторно попыталась нашарить меч…
— Не дергайся, тонкокожий, — раздался знакомый голос. Клейн поднял взгляд на говорившего — так и есть, он не ошибся. Это был вождь Ар-Бейр собственной персоной.
— За что? — прохрипел Клейн, ощущая во рту привкус крови. — Ты же дал слово, тварь… Или твои слова ничего не стоят?
— Прежде чем ты сдохнешь, мокрица, я поясню. Я дал слово, и я его сдержал. Я обещал, что вы выйдете беспрепятственно из цитадели, и вы вышли. Вам же никто не препятствовал, верно?
— Ты говорил… — Голос вырывался из горла с трудом, во рту становилось все солонее, густая струйка побежала по подбородку. — Ты говорил, что не хочешь больше лить кровь…
— Ты считаешь, я говорил о вашей крови? — Ург изобразил чудовищный оскал, который, видимо, означал насмешливую гримасу. — Я говорил только о крови ургов, мокрица. И ни о чьей больше. Да, тебе будет интересно узнать… еще вчера я послал полусотню хороших воинов. Они догонят ваших беженцев… А знаешь, почему ты все еще жив?
Клейна это волновало мало. Вряд ли эта жизнь будет долгой.
— Я хотел, чтобы ты увидел перед смертью, как будут убиты все твои легионеры. Я думал, что ты трус, а Вечный не любит трусов. Я хотел зарезать тебя… но ты проявил храбрость. Ты сражался с моими солдатами голыми руками… за это ты будешь удостоен высокой чести.
И центурион увидел. Увидел чудовищный штабель тел ургов, обложенных вязанками хвороста. Многочисленные солдаты подносили все новые и новые вязанки, другие обильно поливали дрова маслом — учитывая, что запасы цитадели были почти исчерпаны, скорее всего это масло они принесли с собой. И над этим штабелем возвышался одинокий столб, с приколоченной к нему цепью.
— Думаешь, стану молить о пощаде? — Клейн сплюнул на песок кровавый сгусток, — Не дождешься…
— Это хорошо, — серьезно кивнул вождь. — Отважная жертва более угодна Вечному. Я предпочел бы, чтобы на этот костер взошел этот ваш Д'Лемер… он настоящий воин. Но и ты тоже будешь достойным приношением Ему.
Он шевельнул когтистым пальцем, и двое солдат подхватили Клейна и потащили его к погребальному костру. На то, чтобы прочно примотать его цепью к столбу, ушло совсем немного времени. Клейн не сопротивлялся — силы совсем оставили его. Он бессильно повис на цепи, мутным взглядом осматривая внутренний двор цитадели. На мгновение взгляд задержался на ничего не выражающей физиономии Бартака. Клейн хотел еще что-то сказать насчет того, что предателю воздастся по заслугам не в этой жизни, так в другой — но слова уже не хотели покидать горло. И он попытался вложить всю свою ненависть во взгляд — все, что ему оставалось.
Ар-Бейр сам поднес первый факел к пропитанному маслом хворосту. Пламя вспыхнуло, жаркое, коптящее… Тут же в костер полетели десятки факелов, и огонь почти мгновенно поднялся стеной, полностью скрыв столб с привязанным к нему центурионом. Бартак ждал вопля, хотя бы стона — но только гудело пламя да ревели урги, провожая соплеменников в последний путь к Вечному.
Столб черного дыма поднимался высоко. День уже был в самом разгаре, и этот знак, свидетельствовавший о том, что приграничная крепость Мист пала, виден был, наверное, на всю округу. Бартак смотрел на дым как зачарованный, не в силах оторвать взгляда. И поэтому не заметил, как двое дюжих ургов встали по бокам от него. Только когда их сильные руки стиснули его, он вернулся к реальности.
— Что?.. Почему?..
— На кол, — коротко приказал Ар-Бейр.
— Но, вождь! Я же… я же сделал все, что вы приказали! Ург ухмыльнулся, обнажив желтые клыки.
— Ты предатель. Вечный не любит предателей. Ты не удостоишься чести подняться на небо с дымом погребального огня. Я обещал тебе золото? Возьми… — С этими словам вождь бросил на землю к ногам Бартака увесистый мешок. — Оно твое… пока ты жив. Не волнуйся, ты будешь жить долго. До заката, может, и до утра, А если жизни в тебе столько же, сколько подлости, — то протянешь и завтрашний день.
Бартак визжал, вырывался, брызгал слюной, обрушивал на голову вероломного урга все мыслимые и немыслимые проклятия.
13. РАЗГРОМ
Никогда не стоит забывать, дети мои, что завещал нам Венный, каких деяний ждет он от своего народа. Каким должен быть путь в первой жизни тех, кто впоследствии удостоится чести сесть с Вечным за один стол в высоких чертогах Ург-Дора?
Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, но я не шаман, не жрец Вечного. И я не могу ответить на вопрос, что более достойно — с блеском одержанная победа над крепостью людей или сдержанное слово, дарованное побежденным милосердие. Мало кто из нашего народа задается этим вопросом, все славят великого Ар-Бейра — великого вождя, сумевшего разбить людей в их же собственной крепости… великого вождя, победившего благодаря предательству и после приказавшего перебить беззащитных, сложивших оружие. Что ж, не мне судить, дети мои, — судить вам, ибо мудрость гласит, что лишь имена истинно великих сохранят века.
А до тех пор Ар-Бейр ведет Орду к новым победам. Что ж, я должен отдать ему должное — он хорошо изучил манеру людей вести войны. В том числе сумел понять и во многом перенять их представление о нести. Ибо известно всякому, что люди готовы на любую подлость, если она принесет им победу в бою… Засады, ложные отступления, ловушки — это свойственно всем людям, в том числе и прославляемому ими Железному Арманду. Увы… они часто побеждают и во многом благодаря хитрости. Так что же тогда, выходит, Ар-Бейр все-таки прав? Не знаю, не знаю…
Генерал Таркин мрачно оглядел стоявших перед ним навытяжку людей. Их было десять — десять легатов, за спиной каждого из которых был полностью укомплектованный имперский легион. Немалая сила даже сама по себе — а сейчас и здесь, собранные в один кулак, они олицетворяли собой саму Империю. И казалось, нет такого врага, что смог бы устоять перед слаженным ударом десяти имперских легионов.
Именно казалось. Лонг Таркин прекрасно понимал, что сейчас им придется столкнуться с чем-то посерьезнее дружины мятежного барона или толпы озверевших крестьян. Орда, расположившаяся на том берегу реки Беловодной, не только не уступала легионерам в численности, а и намного превосходила силы Таркина. И уже одно это внушало опасения — что ни говори, но до сего дня легионерам как-то не приходилось сражаться в меньшинстве. Да еще в столь явном — пожалуй, ургов было больше раза в полтора.
Хотя, по большому счету, Таркина смущало не это. Проблема была в том, что основные силы, которые должен был привести де Брей, все еще задерживались, и это означало, что Орда получила неплохой шанс расправиться с имперской армией по частям. Уже было доподлинно известно о падении четырех приграничных крепостей. Собственно, какое-то сопротивление оказал только Мист, остальные укрепления урги взяли с ходу, по-видимому, подобравшись незамеченными чуть не к самым стенам. Таркин вздохнул — да, расслабилась Империя. После того как еще недавно, можно сказать, считанные дни назад урги униженно просили мира, никто и не думал, что это будет лишь хитростью.
— Ваши соображения, господа легаты?
Посыпались предложения. Большая часть из них были довольно дельными — усилить частокол, разослать патрули… хотя, по большому счету, все это было настолько очевидно, что не требовало обсуждения.
— Если урги решат атаковать сейчас, — заметил легат Камилл Дайн, — это будет невероятной глупостью с их стороны. Наш берег более высок, обрывист, к тому же частокол… ну, не столь уж непреодолимое препятствие, но все же. Они положат во время переправы половину армии.
— Думаете, они этого не понимают, легат? — усмехнулся Таркин.
— Не знаю, — пожал плечами Дайн. — Я не настолько хорошо знаю привычки Орды. Но они явно готовятся к форсированию реки.
— Что ж, сил им не занимать, — кивнул генерал, склоняясь над картой. — Прошу, господа… вот здесь и здесь — удобные для переправы броды. Урги могут попытаться перейти реку и ударить нам во фланг. Помешать этому мы сейчас не можем, места у бродов куда менее удобны для обороны. Но послать туда по десятку всадников все же нужно. по крайней мере мы будем знать, чего ожидать.
— А может, нам самим воспользоваться этими бродами? — осторожно предложил легат Урбан, самый молодой из собравшихся. — Мы могли бы атаковать Орду сейчас — уж они-то совсем не готовы к обороне.
Генерал некоторое время обдумывал сказанное, Разумеется, подобное решение приходило в голову и ему, но по зрелому размышлению он не счел это хорошей идеей. Хотя и понимал, что окажись на его месте де Брей — и скорее всего Железный Арманд бросился бы в битву очертя голову. И, весьма вероятно, одержал бы победу. А может, поступил бы как-то иначе. Генерал Орней Таркин не слишком заблуждался на собственный счет. Полководцем он мог считаться только до тех пор, пока рядом не оказывалось настоящего полководца — такого, как Арманд де Брей, к примеру. А в остальное время он был просто неплохим воякой, вполне способным четко выполнить поставленную задачу — причем только такую, которая не требовала бы от него талантов стратега.
Поэтому он предпочитал оборону. Еще день-два, подойдут легионы де Брея, и тогда, может быть, отдаваемые приказы станут другими.
— Не думаю, что нам стоит так поступать, — наконец заявил он. — В чистом поле численное преимущество Орды может оказаться решающим. К тому же тогда мы не сумеем нанести им урон во время переправы, а на нее я возлагаю большие надежды. Когда Орда преодолевает реку, даже не нужно целиться — почти любая стрела попадет в цель. Нашим арбалетчикам будет много работы. Кроме того, частокол подходит к воде почти вплотную — в этом тоже преимущество у нас. Что же касается нападения с фланга… весь мой опыт подсказывает, что Орда предпочтет атаку в лоб. Они дикари, и тактические премудрости вроде окружения, ударов в спину и прочего — не в их духе. Тем более, насколько я помню, этот их Вечный… он не приветствует обмана и хитрости, предпочитая простой бой стенка на стенку.
Пожалуй, кое-кто из легатов счел бы, что уповать на религиозные верования ургов по меньшей мере неосторожно. Однако и они не горели желанием выводить свои легионы из-под пусть и ненадежной, но все же какой-никакой защиты частокола. Поэтому они промолчали…
— Итак, если возражений нет… — Таркин дождался утвердительного кивка от каждого из присутствующих. — Что ж, тогда готовимся к обороне. Не думаю, что Орда начнет переправу ночью… хотя к этому лучше быть готовыми. Посты удвоить… нет, утроить. Патрули выслать к бродам. На этом все.
Офицеры потянулись к выходу из палатки, но внезапно Таркин принял решение. Очень важное решение, спасшее впоследствии его жизнь — как, впрочем, и жизни многих Других.
— Да, вот еще… вашему легиону, Дайн, следует отойти вот сюда. — Палец генерала уперся в самую середину зеленого пятна, означавшего лес.
— Но, мой генерал!
— Это приказ. Вернее даже, вы возьмете не свой легион, а всю кавалерию — это около двух тысяч человек. Пехота куда более подходит к бою за частокол, а вот всадники… вы уйдете в лес. Загоните кого-нибудь из самых глазастых на высокое дерево и будете ждать сигнала. Если над лагерем поднимется красный дым… что ж, значит, наше положение безвыходно и ваше время пришло.
— Повиновение, мой генерал! — По лицу Дайна было ясно, что особого восторга от полученного приказа он не испытывает. Еще бы… с одной стороны, он и его солдаты могли бы стать той силой, что переломила бы ход боя в пользу Империи, ну а с другой… а с другой, может статься, ему и вовсе не придется участвовать в бою.
Дайн имел на своем веку не один десяток выигранных сражений. Правда, это были преимущественно мелкие стычки — усмирение холопских бунтов, пограничные схватки с ищущими поживы шайками ургов, отражение пиратских набегов. Ему было около сорока, он давно уже считался настоящим ветераном, но сталкиваться с Ордой во всей ее мощи Дайну не приходилось. Он не предполагал, что натиск Орды, сколь бы огромной она ни была, может оказаться серьезным. Скорее урги просто накатят на частокол подобно волне — и отойдут, потеряв огромное число бойцов. Легат не верил, что дикари, коими он привык считать ургов, способны на ведение правильной осады, правильного штурма… да и вообще дикари — они дикари и есть. Толпа. Стадо… в общем, одно слово — Орда.
Однако если за годы службы легату и не пришлось приобрести навыки опытного тактика и стратега, то одно он усвоил достаточно твердо. Приказы надо исполнять со всем возможным усердием, ибо, если дела идут не так, в первую очередь вину возлагают на тех, кто в той или иной степени отклонился от выполнения полученных распоряжений. И только потом на тех, кто такие распоряжения отдавал.
Единственное изменение, которое он счел нужным внести в полученный приказ, был отвод кавалерии в означенное место ночью. Хотя ночное зрение ургов и было весьма неплохим, но разглядеть, что творится в кромешной тьме, не разрываемой даже светом спрятавшихся за тяжелыми влажными тучами звезд, да еще на противоположном берегу широкой реки… ну, не колдуны же они там все, в конце концов.
Легат Дайн оказался и прав, и не прав одновременно. Не прав в том, что среди Орды как раз оказалось несколько довольно сильных шаманов, для любого из которых не составило бы ни малейшего труда увидеть уход резервных сотен в лес. Но он зато оказался прав в другом — их так и не заметили. Шаманы во главе с самим Аш-Даго-том находились на совете в шатре вождя Ар-Бейра — еще одно новшество, перенятое у людей. Вождь считал нужным выслушать мнения шаманов и младших вождей, прежде чем вынести окончательное решение.
Генерал Орней Таркин неторопливо шел по лагерю. Свободные от дежурства и не ушедшие спать в палатки легионеры сидели возле костров. Кто-то дремал, кто-то ел — Таркин приказал выдать солдатам лишнюю чарку вина. Не от доброты душевной и даже не от желания поднять боевой дух — просто вина было много. Почему бы перед неизбежным сражением не порадовать людей.
В целом солдаты были спокойны. Орда давно уже не вела серьезных войн большими силами — чаще происходили просто короткие вылазки за добычей, за пленниками для жертвоприношений — не более того. Как правило, ургов было легко вынудить к отступлению. В их понимании грамотное отступление, не превращающееся в паническое бегство, отнюдь не было проявлением трусости. А люди, в свою очередь, избегали сильно уж углубляться в леса, где обитали племена ургов — там, среди старых деревьев, Орда чувствовала себя как дома, а легионеры, напротив, теряли свое единственное преимущество — монолитность строя, сомкнувшего щиты и ощетинившегося жалами копий. В общем, уже много лет положение на восточных границах Империи было относительно устоявшимся. Поэтому даже известия о падении крепостей никто не принял особо близко к сердцу… и завтрашний бой легионеры воспринимал как еще одну стычку — ну, может быть, чуть более серьезную, чем раньше,
У частокола факелы не горели. Здесь солдатам совсем не надо было ослеплять себя пляшущими языками огня — напротив, они, не отрывая глаз, смотрели на противоположный берег.
А посмотреть было на что. Лагерь Орды был освещен многочисленными факелами и кострами — видно было, что нападения урги не ждут и скрывать свою численность не намерены. Да и то сказать, к чему скрытность — уже недолго осталось до рассвета, легионерам отступать некуда… Даже сюда через водную гладь широкой реки доносились вопли пирующих ургов. Таркин содрогнулся, представив, что именно жрут сейчас эти твари — относиться к гастрономическим привычкам ургов спокойно он так и не научился.
Река была широкой, особенно в этом месте, — именно поэтому здесь и встали стеной легионы. Орней понимал, что Орде и принципе ничего не стоит сняться с места и отправиться искать более легкого способа переправиться через реку. Броды, к которым были отправлены отряды разведчиков, особого выигрыша Орде не давали. Там реку могли легко пересечь десяток-другой… ну, допустим, две-три сотни бойцов. Слишком узок брод. И уйди Орда в другое место — кто знает, может быть, там противостоящие ей войска Империи не оказались бы в столь выигрышной позиции. Но Таркин подозревал — и не без основания, — что Орда, имея столь значительный численный перевес, не устоит перед соблазном показать свою силу именно здесь.
Он снова взглянул на реку. Да, арбалеты до противоположного берега не достанут. Это и неплохо, значит, его арбалетчики смогут беспрепятственно выбирать себе цели среди плывущих, не беспокоясь об ответных стрелах.
Рядом раздалось вежливое тихое покашливание. Орней повернул голову — неподалеку высилась могучая фигура легата Урбана.
— Проверяешь посты, легат? — С уровня своего возраста и положения Таркин мог позволить себе обращение на «ты» к любому из своих подчиненных.
— Нет, просто не спится… Думаете, частокол устоит? Таркин усмехнулся.
— Нет, конечно… ноя рассчитываю удерживать ургов по шею в воде достаточно долго, чтобы нанести им заметный урон. Потом пехота начнет отступление — медленное, словно бы вынужденное. Если урги купятся на это и начнут атаку на наши каре — что ж, тогда им в спину ударит Дайн со своей кавалерией. Если нет — тогда мы ударим сами. Но они проглотят приманку как миленькие.
— Ясно…
— Смотри на завтрашний бой спокойней, легат. — Генерал дружески ткнул Урбана кулаком в плечо. — Их не так уж и много — подумаешь, трое на двоих наших. Легион способен разогнать и вдвое большую толпу дикарей. Завтра будет хорошая драка…
Серый утренний туман стелился над рекой. Часовые отчаянно зевали, но не спал никто — вообще никто в целом лагере. Генерал был уверен, что штурм начнется именно сейчас, на рассвете, когда туман скрывает переправу.
Над укрепленным лагерем стояла тишина — казалось, все легионеры затаили дыхание, стараясь не пропустить звуков, свидетельствующих о том, что урги вступили в реку. И они не пропустили его — только это были странные звуки. Как будто бы в воду падает что-то огромное, немыслимо тяжелое…
— Заряжай! — рявкнули сотники.
— Заряжай! — эхом повторили команду десятники. Утренний, звенящий от свежести воздух прорезало слитное щелканье взводимых арбалетов. И тишина разом пала, исчезла — и теперь она опустится на эти берега не ранее, чем кончится битва. Только тогда это будет уже другая тишина, нарушаемая не лязганьем стали, а стонами раненых и хрипами умирающих.
— Смотрите, что это? — завопил, забыв о дисциплине, молоденький рядовой, указывая пальцем в сторону реки.
Но уже и остальные увидели это… к их берегу медленно двигалось что-то большое, еще не различимое в дымке. Но вот клубящаяся масса отступила, и прямо перед частоколом, на расстоянии чуть меньшем, чем дальность выстрела, появились они. Плоты. Огромные плоты, грубо, явно наспех связанные из толстых стволов, кое-как обрубленных и даже не везде очищенных от ветвей. А на плотах под прикрытием щитов толпились урги.
— Проклятые твари, чтоб их!.. — услышал Урбан чье-то ругательство.
Раздались хлопки арбалетных выстрелов. Стрелы роем ушли к плотам — кое-кто из особо удачливых даже попал, видно было, как падают в воду тела. Но если говорить объективно, залп практически пропал даром — большая часть стрел засела в щитах, не нанеся ургам никакого урона.
— Огонь! — приказал Урбан.
Немногочисленные лучники отправили в сторону плотов стаю пылающих стрел. В легионах лучников вообще немного, только на такой вот случай. Теперь эти немногие стрелки — вряд ли больше двух сотен — раз за разом посылали в щиты стрелы, обернутые просмоленной паклей, пылающие, разбрасывающие вокруг себя искры и капли горячей смолы.
— Бесполезно, — послышался за спиной голос генерала. Урбан обернулся. Орней Таркин, в вызолоченных генеральских доспехах, в шлеме с поднятым забралом, рассматривал приближающиеся плоты. — Решение правильное, легат, но если урги не совсем идиоты… а я думаю, они не таковы, то доски щитов хорошо вымочены в воде. Они не загорятся.
Генерал оказался прав. Доски шипели, дымили, но гореть отказывались. Арбалетчики засыпали плоты градом стрел — но потери ургов по-прежнему были невелики. Ладно, если одна из десяти—двенадцати стрел находила цель. Остальные же попусту дробили дерево.
Несколько больше толку было от двух десятков баллист — у легионеров не было катапульт, которые своими камнями вполне могли разнести плот в щепы — или по крайней мере смести с его настила десант. Но и баллисты, тяжелые дроты которых пробивали щиты навылет, смогли внести немалый вклад в битву. На одном плоту баллисты вообще смели щиты, оставив ургов без прикрытия, — несколько вздохов, и теперь мокрый настил плота устилали только трупы, щедро утыканные стрелами.
И все же это была не более чем капля в море. Потеря двух-трех сотен бойцов почти ничего не значила для того вала, что уверенно приближался к частоколу легионеров.
— Хочу я посмотреть, что они будут делать с частоколом, — спокойно заметил Таркин. — Готов признать, шутка с плотами удалась. Похоже, те, кто всю ночь орал песни у костров, были оставлены исключительно для отвода глаз. Остальные в это время рубили деревья… ну ладно, а что далее? У берега не так уж и глубоко, плоты не пройдут. Им придется выйти из-за щитов.
Ответ на свой вопрос он получил довольно скоро. Первый из плотов замер у самого частокола, а потом… а потом в воздух взвились многочисленные крюки на длинных цепях. Крюки впились в заостренные бревна — и где-то там, на плотах, их разом рванули десятки могучих рук.
Конечно, бревна были вкопаны и укреплены. Но изначально частокол строился, чтобы противостоять атакам извне. А рывок наружу попросту выворотил несколько бревен, образовав в частоколе проем шириной локтя в четыре.
— О Эрнис… — выдохнул Таркин, впервые вдруг осознав, что план предстоящей битвы написан явно не им и развивается совсем не по ожидаемому сценарию. К стене подходили все новые и новые плоты. Почти неуязвимые для стрел, они вновь и вновь выбрасывали цепи — скоро весь обращенный к реке частокол сиял дырами, А урги все не атаковали, лишь приблизились к берегу настолько, насколько позволяли глубоко ушедшие в воду плоты.
— Чего они ждут? — хрипло, чувствуя, как пересыхает горло, просипел Урбан.
— Они… — Таркин вдруг увидел, как прямо к корме упершегося в дно плота причалил другой. — О проклятие… Трубите отход! Боевое построение! Щиты сомкнуть! Арбалетчики — в укрытие!
Теперь и Урбану стало ясно, что происходит. Один за другим плоты ургов смыкались друг с другом, превращая воду в сушу. То ли они соединяли плоты веревками, то ли тут же вбивали в дерево железные скобы — но делали это они с завидной ловкостью.
— Покинуть лагерь! — орали центурионы, строя своих подчиненных в знаменитые имперские каре. Внутрь квадрата ушли арбалетчики — теперь их задачей было стрелять над головами своих товарищей. А снаружи выросла сплошная стена щитов. Легионеры медленно отступали за пределы своего еще недавно казавшегося таким надежным лагеря — чтобы развернуться, боевому строю нужно место.
И тут Орда бросилась в атаку. Разом полетели на настил плотов щиты — и по ним, как посуху, устремились вперед размахивающие мечами и топорами твари.
Арбалетчики успели сделать залп — теперь ургов не прикрывали доски, и стрелы, выпущенные почти в упор, собирали обильную жатву. А в следующее мгновение орущая, визжащая волна оскаленных пастей, горящих глаз и сверкающих лезвий обрушилась на легионеров. И последнее, что увидели многие из бегущих в первых рядах ургов, был блеск устремившихся им навстречу копий.
Над полем боя пронесся протяжный вой — последний глас смерти, пришедшей сразу ко многим. Легионеры сделали шаг назад, еще один, еще — они медленно отступали, освобождая место для живых врагов, намеревавшихся в ближайшем будущем стать мертвыми.
Таркин вдруг вспомнил, что драгоценные мешочки с мелкотертым порошком, дававшем при попадании и огонь видимый издалека цветной дым, так и остались лежать в палатке. Да и можно ли было предполагать, еще не начав как следует бой, что пройдет совсем немного времени — и лагерь, казавшийся таким надежным, будет брошен на произвол наступающей Орды.
И вот теперь ему нечем было подать сигнал укрывшемуся в лесу резерву.
Да только генерал и не считал нужным вызывать на подмогу кавалерию. И не потому, что свято верил в несокрушимость строя легионеров — просто видел, что, будь всадников и впятеро больше, они просто увязнут в неисчислимой толпе ургов, увязнут, потеряв скорость — свое единственное преимущество. И тогда скакунов не спасет их чешуйчатая броня — а наездники, лишенные тяжелых доспехов, станут . легкой добычей ургских топоров. Первоначальная оценка численности ургов оказалась неточной — их было больше, много больше…
Стрелы били и с той, и с другой стороны, били в упор, не особенно стараясь выискивать цель — тем более что промахнуться в такой толчее было мудрено. Но уже сейчас начинало сказываться преимущество регулярных имперских войск перед ургами, из которых мало кто мог похвастаться настоящими латами. Конечно, Орда прекрасно понимала преимущество стальных доспехов перед кожаными или наборными деревянными пластинами и даже перед кольчугами… Но Империя оплачивала амуницию своих солдат, оплачивала щедро, поскольку и нынешний Император, и любой из его предшественников твердо знали — сильная армия пусть и не единственный, но и немаловажный залог стабильной власти.
А Орда не могла такое себе позволить. Ни один кузнец-человек, будучи в здравом уме, не стал бы ковать латы на урга — ведь нельзя же не понимать, что эти латы, возможно, в скором времени придется рубить. Своих кузнецов у ургов было немало, но вот металла в их лесах отродясь не водилось, за железные чушки, годные для изготовления доброго оружия и доспехов, приходилось платить — а платить Орда не любила. Да и не всегда могла.
И все же немало нашлось бойцов, относившихся к собственной шкуре трепетнее, чем другие. На ком-то были старые, чуть не столетней давности латы людской ковки, помятые, погнутые… эти вмятины и изгибы свидетельствовали даже не о прежних битвах, а о попытках приспособить железо, рассчитанное на человека, для нескладной фигуры урга. Другие щеголяли в кожаных куртках, сплошь обшитых железной чешуей — а то и вовсе сшитых из шкуры скакунов. Были подобия нагрудников, вырубленные из дерева, были и из кости… и все же основная масса воинов была облачена лишь в панцири из толстой, в два-три слоя, кожи, Такой доспех прорубит не всякий меч — но для удара бритвенно-острого наконечника копья и уж тем более для стального арбалетного болта никакая кожа не могла стать серьезной преградой.
Поэтому сейчас, когда большая часть стрел ургов бессильно отскакивала от железных щитов тяжелой имперской пехоты или, даже пронзая их, теряла смертоносную силу, арбалетчики Империи валили ургов десятками, сотнями… но и сами нет-нет да падали под ноги своим товарищам, поймав вражескую стрелу смотровой щелью шлема, да и кованые нагрудники спасали далеко не всегда — разве что ург-ский болт пройдет по краю да отлетит, протяжно и обиженно звеня.