И вдруг эта парочка… Дорх был уверен, что им удалось проникнуть в какие-то потайные подземелья Цитадели и в мешке находится какой-то древний артефакт. Возможно, даже несколько артефактов. Которые, по справедливости, должны принадлежать самому Дорху дер Лидену… в конце концов, он ведь наследник Древних, о чем свидетельствует приставка… и что с того, что приставку к своей фамилии он присоединил сам? Это было тоже всего лишь проявлением справедливости.

Кто-то мог бы сказать, что дер Лиден был самонадеян и даже самовлюблен. Но он не был дураком — ни в чем, что в той или иной мере затрагивало его интересы. Поэтому он и не рискнул напасть на волшебницу, даже несмотря на ее явно утомленный вид. Это было опасно, хотя она, конечно, явно не достигала его уровня… да и кто из ныне живущих достигает уровня великого Дорха дер Лидена? Риторический вопрос…

Теперь, по его мнению, время для нападения было выбрано просто идеально. Поздний вечер, глухой лес. Волшебница утомлена долгой дорогой, ее спутник тоже находится далеко не в лучшей форме, маг видел это яснее ясного, тем более что заклинанием дальновидения он владел в совершенстве. Как и любым другим, разумеется.

Он щелкнул пальцами, подзывая слугу. Тарг подошел и вопросительно уставился на хозяина. Когда-то это был красивый зверь, могучий и опасный. Заклинания, давшие ему разум, наложили достойный сожаления отпечаток на его тело. Пожалуй, ни одна самка теперь не одарит его своей благосклонностью — но Тарг не задумывался об этом. Он хотел лишь одного — служить.

— Х-хзяин?

— Для тебя есть работа, — процедил сквозь зубы маг. Он всегда разговаривал со слугой именно таким тоном, снисходительно и с легким презрением, чтобы тот никогда не забывал свое место. — В этих лесах должно быть полно твоих диких родичей. Собери всех, кого сможешь, чем больше, тем лучше. Стая должна напасть на эту парочку ночью, когда они заснут.

— С-смогу ли я, х-хзяин? С-станут ли тарги подчиняться?..

— Это не должно тебя волновать, урод! Твоя задача — найти их и вести за собой. Они пойдут…

— Она волшебница, х-хзяин… многие умр-рут…

Маг еще раз смерил слугу презрительным взглядом, в который раз подумав, что с этим балбесом он, видимо, не в полной мере проявил свои таланты. Иначе отчего ж Тарг получился столь тупым?

— Возможно, что и умрут, — наконец снизошел он до объяснения. В конце концов, Тарг есть низшее создание, и будет только справедливым попытаться вложить в его тупую башку хотя бы немного разума. — Но, сражаясь с ними, волшебница исчерпает свои силы, а ее спутник, возможно, и вовсе погибнет. И тогда я смогу получить то, что мне нужно. Ты же помнишь, у них есть вещь, принадлежащая мне?

Тарг помнил. Он, правда, никак не мог понять, почему эта вещь принадлежит хозяину, если тот не знает даже, как она выглядит. Но долго размышлять на подобные темы было не в характере уродливого создания. Раз маг говорит, значит, так оно и есть.

Тем временем Дорх нараспев читал заклинание, сопровождаемое короткими жестами. Какой-нибудь слишком много о себе мнящий наставник из Академии счел бы мануальную составляющую заклинания не слишком аккуратной и не преминул бы заметить, что такая небрежность может привести к непредсказуемым последствиям, но, кроме Дорха и его ничего в части магии не соображающего слуги, здесь никого не было.

Наконец маг завершил наложение чар. Теперь любой тарг увидит в его слуге вожака, которому немыслимо не подчиняться.

— Иди, и быстрее… я не намерен ждать до утра.

Тарг коротко рыкнул и исчез в кустах. Дорх решил, что некоторое время стоит вздремнуть — а потом надо будет чуть подновить ослабевшее заклинание дальновидения и приготовиться, чтобы вмешаться именно в нужный момент.

Хищник кружил вокруг лагеря, медленно сокращая расстояние до небольшого костерка, на котором волшебница готовила ужин. Пожалуй, сегодня он не будет нападать. В постоянной слежке за этими двумя людьми он находил особое удовольствие, которое внесло приятное разнообразие в его жизнь. С тех пор как его разум перестал беспрекословно повиноваться заложенным в него приказам, хищник начал ценить некоторые удовольствия, о которых раньше и не думал. Вот и сейчас ему неприятно было думать о том, что он разорвет эту парочку на куски — и снова начнутся унылые дни, когда его великолепному телу, обладавшему множеством необычных качеств, будет нечем заняться.

Постепенно в его сознании несколько изменились приоритеты. Теперь он понимал, что в этой паре главный именно мужчина… даже в том случае, если ни сам он, ни волшебница этого не осознают. Вокруг него витало нечто… хищник не мог это описать словами, не мог даже собрать в хоть сколько-нибудь определенный образ и все же был уверен в существовании некой ауры, некоего ореола, отличавшего мужчину от простых смертных. Да, это был интересный противник.

А женщина, похоже, не имеет серьезной ценности… хотя нет, будет забавно создать у мужчины впечатление, что он, хищник, охотится именно на волшебницу. Тогда, как показывал его опыт, мужчина станет драться куда яростнее… Бой получится запоминающимся.

Волшебница разлила по чашкам дымящийся напиток. Люди любят поговорить, сидя у костра… хищник не понимал прелести открытого огня, хотя относился к нему не в пример спокойнее, чем дикие животные. Видимо потому что его, к примеру, этот костер не задержал бы ни на мгновение. Впрочем, его не задержал бы и магический огонь, способный в считанные мгновения превратить обычного зверя в горсть пепла.

Люди, со свойственной им беспечностью, выбрали не самое лучшее место для ночлега. Лес, где подножия деревьев были густо переплетены кустарником, обрывался в считанных шагах от расположившихся на отдых путников. Даже щенок, еще толком не научившийся выслеживать дичь, сумел бы подобраться незамеченным почти к самому лагерю. Разумеется, молодая волшебница наложила охранные чары, вызвавшие бы у хищника усмешку, если бы его снабженная острейшими клыками пасть была способна улыбаться. Эти чары могли бы, пожалуй, отбросить вездесущих комаров, могли бы напугать и кого-нибудь покрупнее, но даже обычного тарга завеса вряд ли остановила бы более чем на несколько ударов сердца. То ли женщина была неспособна на большее, то ли просто устала… Нападать на уставшую добычу было не в правилах хищника, в этом было мало чести.

Хищник бесшумной тенью проскользнул сквозь кусты, не позволив им выдать его присутствие хотя бы шорохом. Раз уж он не собирается нападать, будет интересно послушать, о чем собираются говорить люди.

— Таяна, расскажи что-нибудь, — попросил Денис, принимая из рук девушки большую кружку с дымящимся напитком.

Спать не хотелось, Конечно, он смертельно устал — но сейчас, у костра, заливающего всю поляну красными сполохами, усталость быстро отступала и только саднящая боль в ногах напоминала о том, что всадник из него по-прежнему никакой. Сам Денис не переставал удивляться этому — если все вокруг уверенно ездят на скакунах, как получилось, что сам он практически не способен на это? И потому он изо всех сил надеялся, что повторное посещение Оракула принесет ответы на все вопросы. В конце концов, плату за его услуги они добыли, и если это создание и впрямь столь могущественно, как о нем рассказывает Тэй, оно наверняка выполнит обещание.

— Что ты хочешь услышать? — спросила она, отхлебывая отвар. Затем, подумав, бросила туда несколько щепоток белого порошка, придававшего сладость.

Было что-то особенно притягательное в еде, приготовленной на костре. Вкус другой, запах… Конечно, было бы нетрудно создать великолепный ужин на двоих, но волшебница предпочитала не расходовать силы зря. Она и так все еще не могла в полной мере отойти от той слабости, что получила в развалинах Цитадели, открывая проход в камне. Видать, Древние и впрямь были столь могучи, как о них говорят — судя по тому, с каким трудом далось ей заклинание. То, что у них, видимо, получалось с легкостью, от нее потребовало огромного напряжения. Так что силы стоит поберечь, мало ли что.

К тому же такой ароматный напиток создать все равно не удастся.

— Ну, не знаю, — честно признался Денис. — Что угодно. Я же вообще, получается, не знаю ничего, поэтому… ну, к примеру, расскажи еще об этих Древних. Кто они были?

— Люди, — пожала она плечами. — Просто люди. Но их Дар был очень силен… по крайней мере так считается. Способности к магии не обязательно передаются по наследству, более того, волшебник может родиться в семье, в которой отродясь не было владеющих Даром. Почему так получается —никто не знает. Говорят, Древние знали и умели еще в младенчестве обнаружить у человека Дар. А потом учили его. Знаешь, чем раньше начато обучение, тем лучше результат. Они добивались очень хороших результатов.

— Тебя тоже начали учить рано?

— Да. Наверное, лет с пяти. Сначала учила мама, но она умерла. Потом в Академии.

Некоторое время они молча пили отвар да Денис время от времени подкидывал в костер тонкие ветки, наблюдая, как они вспыхивают и выплескивают в черное небо струйки быстро гаснущих искр. Денису нравилось это ощущение —просто сидеть и смотреть на огонь. Он не мог вспомнить, имел ли когда-нибудь дело со скакунами, кинжал в его ладони лежал знакомо, хотя мастером он явно не был, а вот меч рука держала как-то не так… и он сам это понимал, хотя и не мог бы сказать, что делает неправильно. А вот костер был ему близок, понятен и приятен. Он и огонь развел быстро, правильно сложив сухие веточки, и, постепенно подкармливая молодое пламя, превратил маленький огонек в яркий, жаркий костер. Руки сами знали, как им поступать — видать, раньше ему не раз доводилось заниматься этим делом.

— Скажи, Тэй… ты сильная волшебница?

Она долго не отвечала. Затем с явной неохотой задумчиво произнесла:

— Не знаю, Дьен… не знаю. Когда-то я думала, что да. Потом встретилась впервые с Оракулом и поняла, сколь же многого не знаю. Вот ты спрашивал о Древних. Сейчас никто из ныне живущих не способен создать даже жалкое подобие Хрустальной Цитадели. Та магия, что выжгла землю вокруг нее, уже давно забыта. Лучшие из боевых магов способны создать реки огня, но они погаснут через несколько минут, сделав… или не сделав свое дело. Маги мельчают, Дьен. Многое забыто, многое утрачено. И с каждым поколением утрачивается все больше и больше. Может быть, Дар в людях становится слабее, кто знает… От того времени осталось мало. Несколько книг…

— Мы же были в Библиотеке. Почему она пуста? Таяна только усмехнулась.

— Многие из магов с готовностью отдали бы правую руку за возможность заполучить книги Хрустальной Цитадели. Но они утрачены и, видимо, навсегда. Я рассказывала тебе про исчезнувшую башню Ноэль-де-Тор, Шпиль Познания. Тот зал, что мы видели, был лишь малой частью Библиотеки Хрустальной Цитадели. Основная ее часть хранилась именно в Шпиле Познания. И Зарид дер Рэй, уничтожая башню, вряд ли забыл о подвалах Шанга-де-Тор. Видимо, превратить в ничто сразу две башни ему было не по силам, и он приказал собрать все рукописи в одно место… впрочем, это лишь предположения, кто может доподлинно знать, что произошло тогда.

— Оракул… — хмыкнул Денис.

— Возможно, — серьезно кивнула Таяна. — Вполне возможно. Но Оракул отвечает лишь на те вопросы, на которые считает нужным ответить. Не думаю, что его можно убедить или заставить рассказать о тех временах, об истинной судьбе каждого из Пяти.

— Ты же говорила, что они погибли.

Она помолчала, глядя на огонь. В зрачках девушки отражалось не только пляшущее пламя, а и тоска — тоска по ушедшему знанию. О, как много она была бы готова отдать, чтобы услышать истину…

— Наверное, погибли. Но ходили разные слухи… В некоторых старых книгах, тех, что еще можно прочитать, содержались ссылки на более древние труды, секрет прочтения которых покоился в подвалах Ноэль-де-Тор. Тут дело даже не в забытом языке, книги были…

— Заколдованы?

— Что? А… нет, это не магия. Это называется «закрыты на ключ». Кто знает ключ, тот сможет и прочесть книгу. Ну так вот, в древних источниках было написано, что есть две смерти, смерть видимая и смерть истинная. Где-то лет четыреста назад один магистр, его звали… не помню, ну да не важно. Он изучил невероятное количество документов, оставшихся с тех лет — должна заметить, часть из того, с чем он работал, уже утрачена, остались только сделанные им заметки, выписки, — так вот, он потратил на эту работу годы, и однажды слуга нашел его мергвым. На столе лежала записка, где магистр написал пару строк, о которых и поныне идут споры. На пергаменте были слова: «Только Рэй и Унвейт… Эрнис, они всех провели! Где же остальные?» Похоже, он умер, держа перо в руках.

— От чего?

— Сердце остановилось. Такое бывает, он был очень стар. Многие склонны были считать, что истинный смысл этой записки в том, что магистру удалось найти доказательства гибели лишь двоих из Пяти. Зарид дер Рэй был Главным хранителем Библиотеки и уничтожил ее. Его видели умирающим, были свидетели, видевшие, как он испустил дух. Не слишком надежное доказательство, но все-таки… И Блаз дер

Унвейт, в этом случае доказательств еще меньше, ньорки утверждают, что видели Унвейта среди защитников Шпиля Алхимии. Они же утверждали, что ни одному из алхимиков не удалось покинуть Шпиль до пожара.

— А остальные?

— Там все гораздо сложнее. Ульрих дер Зорген вроде бы погиб на стенах Цитадели, отражая натиск ньорков. Но вот самой его смерти никто не видел, только тело нашли.

— Тело? Неужели этого недостаточно?

Таяна усмехнулась, чуть снисходительно, чуть печально.

— Нет, конечно. Изготовить неотличимое от настоящего подобие человеческого тела не так уж и сложно для настоящего мага. Нет, прости, я хотела сказать, было несложно для них, для Пятерых. Сейчас такого уже никто не умеет. Я, к примеру, могу создать иллюзию, но достаточно ее потрогать, и наваждение рассеется. А они могли куда больше, и тому есть масса свидетельств и записей. Создать живое тело, заставить его двигаться и говорить — боюсь, это просто невозможно.

— Я понял.

— Ну так вот, тело Тионны дер Касс было найдено после битвы возле руин Тирит-де-Тор, Шпиля Жизни. Изломанное, словно выпавшее из окна башни, с большой высоты. Может, конечно, так оно и было, но проверить было невозможно — к тому времени Тирит-де-Тор был разрушен. Кстати, Тионну многие жалели, она была редкой силы Цели-тельницей… но и в искусстве иллюзии ей не было равных.

— Целительница? — удивленно вскинул брови Денис. — Из твоих слов я понял, что эти Пятеро были негодяями, каких поискать.

— Разве я так говорила? — пожала плечами Таяна. Не дождавшись ответа, она покачала головой. — Все было не совсем так. Многие из Примкнувших были неплохими людьми и искренне верили, что идут в бой за благое дело. Да и среди Пятерых не было полного единства… Немногие уцелевшие пишут, что был момент, когда напряжение между ними достигло такого уровня, что их вполне могло стать Четверо — Дерек дер Сан, боевой маг воздуха, был почти готов сложить оружие. Не из трусости… просто после того, как Ульрих… в общем, повод был.

— Но он не сдался?

— Это неизвестно, я знаю лишь, что Дерек был в Цитадели во время последнего штурма и что после штурма было найдено его тело.

— Послушай, Таяна, я, конечно, многого не понимаю. В Цитадели находилось пять высших магов, после штурма найдено пять тел…

— Четыре. От дер Унвейта остался разве что пепел.

— Хорошо, четыре. И горсть пепла от пятого. И все же какой-то мудрец счел, что тут что-то нечисто. Но ведь могло быть все проще, верно? Они могли и в самом деле просто погибнуть?

— Могли, — серьезно кивнула волшебница. — Думаю, что магистр, который изучал этот вопрос, узнал нечто, заставившее его сделать именно такие выводы. После его смерти десятки магов вновь переработали все записи, в том числе и записи самого магистра… о, я вспомнила, его звали Канн Дайстрим… ну, в общем, они не нащупали ту нить, что открылась ему. Если, конечно, Канн и в самом деле нашел что-то важное, а не просто впал перед смертью в старческое слабоумие. И ты знаешь… если он все-таки был прав…

Хищник лежал в кустах и не шевелился. Его уши, ставшие вдруг невероятно большими, были повернуты к людям и напряженно ловили каждый звук. Волшебница говорила о вещах, которые были для хищника важнее всего на свете.

«Хозяева могут быть живы!»

Эта короткая фраза билась в мозгу охотника как мощный набат, заставляя содрогаться все его существо. Тело оставалось совершенно неподвижным, но разум хищника трясся, словно в лихорадке.

«Хозяева…»

Да, он поступил правильно, что не растерзал этих двоих еще там, у стен Цитадели. Он поступил совершенно верно — и теперь слова этой девчонки дали ему истину. Что с того, что она ни в чем не уверена, что их куцые знания не позволяют понять то, что давно уже, оказывается, известно ему, хищнику, Вот почему так силен Зов, вот почему так трудно сопротивляться исполнению вложенных в него приказов. Если бы хозяева и впрямь были мертвы, как он всегда думал, то пропал бы и Зов. Ибо его и ему подобных создавали так, чтобы они подчинялись лишь хозяевам и никому больше. Да, все верно! Если бы хозяева умерли, то он стал бы полностью свободен. Или… или умер бы.

Над этой мыслью хищник задумался, она оказалась на удивление неприятной. Много десятков и сотен лет он считал, что его долг — умереть в битве. Умереть геройски, достав клыками горло очередного врага. Но, видимо, тогда в нем говорил Зов. Теперь хищник вдруг понял, что не хочет смерти. Он по-прежнему был бы рад убить достойного противника и не спешил бы бежать от опасности… но ему нравилась эта жизнь, и он совершенно не собирался с ней расставаться.

Что произойдет, если ему удастся найти хозяев, если они все еще живы? Сможет ли он вцепиться им в горло или страх перед собственной смертью, которая может за этим последовать, остановит его? Значит ли, что он становится трусом?

Хищник метнулся в лес, подальше от людей. Все, чем он жил все эти годы, в последние дни подозрительно шаталось. Почему-то связи с вложенными в него приказами, с которыми он с таким трудом боролся и которые казались такими прочными, теперь рушились, рассыпались, расползались прямо на глазах. Он вдруг осознал, что стремление убить похитителей исходит не от Зова — теперь это его собственное желание, с которым можно бороться, которое даже можно переменить… Что происходит? И почему именно сейчас рвутся невидимые нити, связывающие его с прошлым?

Хищник не находил себе места, носясь кругами по лесу, оставляя просеки в кустарнике, срывая когтями кору с деревьев, оставляя на прочной древесине глубокие борозды от когтей. Его переполняло бешенство, которому необходимо было дать выход…

И тут он почувствовал. Его чутье, невозможное для любого другого живого существа, уловило вдруг угрозу. И она была направлена не против него, а против тех двоих, что, ничего не подозревая, продолжали мирно беседовать у костра. Стая таргов… хотя, это вряд ли можно было назвать стаей, тарги редко собираются более чем десятком особей, а здесь их было не менее сотни. И они шли к костру с намерением убить, это хищник чувствовал совершенно точно, как чувствовал и того, кто ведет таргов в бой. Это существо было немного сродни ему, оно тоже было создано с помощью магии, магии грубой, неумелой, примененной не так… и все же давшей кое-какой результат.

А еще спустя несколько секунд в хищнике проснулось бешенство, дикое, ослепляющее. Он всегда считал себя хладнокровным, расчетливым бойцом и никогда не испытывал ничего подобного.

Эти звери шли, чтобы убить его, хищника, цель. Его личного противника, в отношении которого хищник выстроил уже поистине великие планы. Это безмозглое зверье вздумало вмешаться в его дело, стать на его пути…

И охотник рванулся вперед. Это было именно то, что требовалось сейчас его воспаленному разуму. Битва, вкус крови на языке, хруст костей под могучими клыками…

Его тело постепенно преображалось. Костяной панцирь вспучился, выпуская из себя острейшие шипы — не слишком удобные для бега или погони, они как нельзя лучше подходили для отчаянной, один-против-всех схватки. Когти на лапах увеличились втрое, посреди широкого лба вырос короткий мощный рог, удар которого способен был навылет проткнуть закованного в панцирь рыцаря.

Тарги так и не поняли, откуда в их рядах появился смертельный вихрь, оставляющий позади горы изорванных, растерзанных трупов. Это чудовище прошло сквозь стаю и, развернувшись, напало вновь. Звери были не приучены бояться. В бою один-на-один они не уступили бы никому и скорее пали бы на месте… здесь же на их стороне была сила, их куцые умишки были в этом полностью уверены — ведь противник один.

И они атаковали. Все сразу. Почти все. Двое, молодая самка и уродливый вожак, остались в стороне. Вожак молча наблюдал за боем, самка время от времени тихо повизгивала, но не трогалась с места, словно пришпиленная к земле волей вожака.

Хищник взревел от радости — и этот победный вой пронесся над лесом, приводя в ужас всех, кто мог бы его слышать. Где-то там, у костра, встрепенулась девушка, складывая пальцы в боевую фигуру, мужчина схватился за кинжал и тут же с удивлением обнаружил, что вместо оплетенной кожей рукояти его ладонь стиснула ребристую часть странного изогнутого предмета, назначение которого было ему неизвестно. И другой мужчина вздрогнул, просыпаясь, и увидел, как в смертельном ужасе уносится прочь его конь…

Кровь и обрывки плоти летели во все стороны, тарги не были намерены сдаваться, их было много, и в первое время они не замечали потерь. А может, и замечали, но они были зверьми и не умели считать. Или подкрепленный магией приказ вожака не давал им броситься в бегство…

А хищник продолжал видоизменяться. Его когти еще более увеличились и заострились. Теперь они больше напоминали сабли — и удар этих костяных клинков словно тонкий пергамент разрывал броню таргов, рассекал мясо и скелет, в одно мгновение превращая атакующего хищника в несколько безжизненных кусков мяса. Вот протяжно завыл, чувствуя приближение смерти, матерый боец, насквозь пронзенный рогом охотника, а спустя мгновение этот вой оборвался, и отсеченная голова тарга, еще недавно бывшего вожаком в своей маленькой Стас, покатилась в кусты. Вот туда же, визжа и скуля, поползла старая самка — ее лишь слегка зацепили чудовищные когти врага, но этого хватило, чтобы, словно кожура перезрелого плода, лопнул прикрывающий брюхо панцирь, и теперь за самкой, пятная кровью изрытую землю, волочился ком сизых дымящихся внутренностей. Самка знала, что ей не жить, и теперь жаловалась на жестокого врага каким-то своим, звериным, богам.

Клыки охотника добрались до чьего-то горла, рванули и тут же нацелились на новую жертву. Его не интересовал раненый — хищник знал, что удар был нанесен точно и через несколько десятков ударов сердца поверженный тарг издохнет. А вокруг было еще много врагов, чьи мышцы были сильны, клыки остры, а броня все еще крепка.

Сильный удар чуть не опрокинул его — какой-то тарг налетел на охотника грудью, стремясь свалить, сбить с ног — и тогда вся стая навалится разом, стремясь добраться до скрытого пластинами панциря мясо. Что ж, замысел был неплох… но теперь смельчак корчился на земле в предсмертных судорогах, ибо с разбегу напоролся на шип, от удара сломавшийся и оставшийся в теле. Эта первая потеря мало обеспокоила хищника, он сумеет вырастить новый.

Еще бросок… и охотник замер. Нападать стало не на кого. Вся стая была безжалостно уничтожена, кто-то из таргов был еще жив, кто-то, может быть, даже сумеет оклематься… но таковых будет немного. В этом бою охотник почти не допустил ошибок.

Он медленно двинулся вперед. По панцирю струилась кровь, где-то на шипах висели куски вырванной из звериных тел плоти. Хищник не был ранен, он даже не устал — но его гнев, его душевная боль, его ярость нашли выход и теперь медленно угасали. Он вышел победителем из этого славного боя и теперь мог проявить великодушие к побежденному.

Охотник подошел к двум таргам, что стояли в стороне. Так и не сдвинувшись с места. Тот, что был изуродован магией, понимал, что на своих коротких, кривых ногах не сможет убежать от быстрого как молния противника, а вложенный в него хозяином разум помог ему и не делать даже попыток, заведомо обреченных на провал. А самка… ее место было возле вожака, ее тело рвалось удариться в бега, но нечто большее, чем просто клубок мышц, отчаянно этому сопротивлялось, призывая остаться на месте, возле Него.

Два бойца стояли друг против друга. Один — порождение высшего мастерства, давно забытого, давно утерянного. Другой — создание самоуверенного щенка, пусть и уже дожившего до седых волос. Хищник чувствовал жалость к тому, что стоял перед ним. Он видел, как внутри тела тарга струились магические потоки, видел, как они неустойчивы, как ненадежны. Этому зверю, на беду свою ставшему разумным, оставалось не так много жизни — семь, максимум восемь лет. И тогда небрежно сплетенные заклятия рухнут, и разум в этом теле погаснет. Вместе с самой жизнью.

— Кто ты… — прохрипел тарг, словно будучи уверенным, что ему ответят.

Но охотник молчал. Ему было не о чем говорить с этим несчастным созданием. Он мало что мог сделать для него… но кое-что все же мог.

Тарг чувствовал, что не может отвести взгляд в сторону, глаза этого странного создания, что стояло перед ним, приковывали к себе. Он чувствовал, как нечто опасное врывается в его разум, подобно клинку, нанося по пути раны, разрывая что-то важное, что-то такое, к чему тарг привык и с чем смирился. Он приготовился принять смерть и даже мысленно потребовал от самки, чтобы она ушла… чтобы бежала. Напрасно, заклинание, наложенное хозяином, держало ее крепче любых цепей.

А потом вдруг все кончилось. Когда тарг немного пришел в себя и вновь стал способен воспринимать окружающее, они с самкой остались вдвоем. Если, конечно, не считать раненых, часть из которых уже не имела сил даже скулить. Чудовище, в мгновение ока уничтожившее стаю, исчезло, и тарг даже не был уверен, не привиделся ли ему сковывающий взгляд красно-золотых глаз.

А немного позже он обнаружил в себе новое качество, совсем новое, или, вернее, давным-давно забытое… Он уже не стремился любой ценой выполнить полученный приказ, он уже мог сопротивляться стремлению вернуться к хозяину… и даже само это стремление было больше похоже на просто привычку. С которой вполне можно сладить. И рядом стояла самка, вдруг всколыхнувшая в нем еще одно давно забытое чувство.

Тарг немало жил рядом с человеком, и он понял, как называется его новое, столь странное и непривычное состояние.

Оно называлось свободой.

Таверна встретила их, как все подобные заведения встречали путников, утомленных долгой дорогой, мечтающих отдохнуть, перекусить — а возможно, и остаться здесь на ночь. Из распахнувшихся дверей в ноздри людей ударили запахи еды и выпивки, немного приправленные дымом и тем неистребимым душком, который неизбежно рождается в любой придорожной харчевне. Его сложно описать, но ни с чем не спутать — запах пищи, приготовленной не для себя, не для домочадцев, а для людей пришлых, которые вряд ли заслуживают особого старания, даже если платят полновесным золотом. По первости этот запах вызывает легкую неприязнь или даже отвращение, но те, чья жизнь проходит в дороге, давно с ним свыклись, сжились, срослись… и теперь для них в блюдах, приготовленных даже самыми заботливыми родными руками, чего-то не хватает.

Расторопный мальчишка уже выскочил навстречу гостям, готовясь принять поводья скакунов. Таяна одним мягким движением, словно струйка воды, соскользнула с седла на землю и бросила поводья в руки слуге, давая ему заодно увидеть свой медальон. Глаза паренька моментально выскочили на лоб, но он не задал никаких вопросов — да и потом, стоит ли лезть с вопросами к титулованной волшебнице? Правильно, не стоит. А вот за скакунами поухаживать «по-особому», как для самых.дорогих гостей, — это надо, глядишь, и монетка потом перепадет, волшебники — они до денег не сильно жадные. Это вам не купец какой, что каждый грош считает.

Волшебница попутно отметила, что дела у хозяина идут неплохо. Вон и паренек-то одет не в рванину какую, а в рубаху не очень-то и старую да и к тому же почти чистую. Значит, приглядывает кабатчик за прислугой, чтобы вид имела добрый, не оскорбляющий взоров гостей.

Кивнув Денису, тоже уже спешившемуся, Таяна вошла в просторный зал таверны. Здесь было многолюдно, видать, помимо путников, заглянувших на огонек, немало и местных пришло — горло промочить, сплетни послушать да порассказать — или просто так, провести вечер подальше от ворчливых жен и сопливых детишек. Вообще, если не считать пары расторопных служанок, совсем еще молоденьких, лет по четырнадцать, девчушек, Таяна была здесь единственной женщиной. Оно и понятно, кто ж бабу пустит на ночь глядя в таверну пиво глыкать…

То ли медальон был замечен издалека, то ли так тут было принято, но хозяин вышел встречать дорогих гостей самолично и голову склонил чуть пониже, чем по обычаю полагалось.

— Радости вам, господа.

— И тебе того ж, хозяин, — ответил Денис.

Это тоже было частью неписаного этикета, который все знали и старались не нарушать. Если женщина путешествует не одна, а в компании с мужчиной, то кем бы он, мужчина, ни был — слугой или господином, наемным охранником или близким родственником, говорить всегда начинал он.

— Чего изволят гости? Отужинать али переночевать пожелаете?

— И того и другого. Найдется местечко поспокойнее?

— Найдется, — степенно, с чувством собственного достоинства и без лишней суеты ответил хозяин, уже мысленно прикидывавший, сколько отвалит благородная госпожа с медальоном титулованной волшебницы за хороший стол и мягкую постель. Да и спутничек ее выглядит голодным аки тарг.

Хозяин провел волшебницу и ее спутника в дальний угол зала. Человек неопытный мог бы подумать, что самые лучшие места были в центре, — и он бы ошибся. Таяну нельзя было отнести к знатокам, ей не так уж часто доводилось путешествовать, но она знала, что именно эти места, у дальней стены, всегда особо ценятся любителями тишины. Именно здесь можно было посидеть спокойно, поговорить, не повышая голоса, просто насладиться едой и вином, не беспокоясь, что кто-то толкнет тебя под локоть или отдавит ногу, а то и просто будет с завистью провожать глазами каждый кусок. Здесь, в полумраке, взгляд излишне любопытного не разглядит лиц,