И проснулась. Сильные руки держали ее бьющееся в крике тело, а голова покоилась на чем-то теплом. Она открыла глаза — над ней склонилось обеспокоенное лицо Шенка, еще чуточку бледное.
— Ты кричала, — сообщил он. — Дурной сон?
Она снова закрыла глаза. Отчаянно захотелось свернуться комочком, полностью спрятаться в его сильных руках…
Почему ее тогда не убили? Почему воин, изуродованный ударами когтей Келлы, не захотел сразу выместить зло на ее дочери? Пожалел? Сомнительно… он — боец, а значит, не мог не понимать, что вампир и в младенчестве вампир, а Синтия была совсем уже взрослой, хотя и выглядела тоненькой и хрупкой. Захотел поизмываться? Да, все эти долгие декты, пока он держал девушку в цепях, она узнала, что такое жестокость, что такое боль… Она думала, что светловолосый венг намеревается мстить за свои раны, мстить долго, со вкусом… А затем он решил продать пленницу — если подумать, она могла этим даже гордиться, за нее была потребована немыслимая цена — и, что важно, эта цена была получена. Никакая красавица рабыня не могла бы сказать, что ее тело было оценено в шестьдесят полновесных имперских марок.
Почему же она испытывает боль, вспоминая, что ее продали, как обычную, пусть даже редкую и дорогую, но все-таки вещь?
Ее губы тронула чуть заметная улыбка, для темплара сейчас невидимая. Он первый сказал про служение… на самом деле все было иначе. Клятва в служении дается, когда вампиру спасают жизнь. Когда он всей душой… не важно, пусть всем сердцем желает жить, уже одной ногой стоя на пороге неминуемой смерти…
Она не хотела жить. Костер? Пусть костер — это наверняка принесло бы боль, но разом закончило бы все остальное: цепи, рвущую тело жажду, боль от плетей, коими хозяин имел привычку «учить» свою пленницу послушанию. Казнь, пусть даже мучительная, стала бы избавлением, Синтия ждала ее как блага… а потому ничем не была обязана молодому темплару, непонятно из каких соображений решившему выкупить ее и вернуть ей свободу. И конечно, даже не думала связывать себя истинной клятвой служения, клятвой от самого сердца…
Другое дело, что новый господин повел себя неожиданно и благородно — дал денег, лошадь… и свободу. Оказавшись в одиночестве, она вдруг поняла, что в определенной ситуации свобода и независимость отнюдь не являются благом. Одна во враждебном мире — сколько ей удалось бы продержаться?
И когда они встретились снова, когда Шенк неосторожно намекнул ей на клятву, она с готовностью поддержала его, признаваясь в том, чего не делала. И теперь она была с Шенком, не подчиняясь опрометчиво данному обету, а потому, что сама захотела этого… И еще потому, что с каждым днем она все больше и больше понимала, что этот человек стал для нее более чем просто спутником.
Синтия снова завозилась, устраиваясь поудобнее…
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Шенк, обнимая девушку, стараясь укрыть ее от утреннего холода.
Утреннего?
Она открыла глаза — и в самом деле, поляну затягивали клочья тумана, небо, видневшееся в просветах меж деревьями, было уже довольно светлым и светлело буквально на глазах. А ведь из городка они выбрались утром…
— Я спала весь день?
— И всю ночь, — улыбнулся Шенк. — Да и я, признаться, тоже…
В глазах девушки появилось беспокойство.
— Но… тебе нельзя, ты нездоров… ночлег в лесу, да еще и без огня… ты развел огонь?
Темплар покачал головой:
— Нет, я, как и ты, просто потерял сознание. Очнулся от твоего крика. Что тебе снилось?
— Так… мама… день, когда ее убили.
Он виновато опустил глаза. Затем аккуратно переложил девушку на кучу сухой хвои — сюда, под разлапистые ветви, не доберется и проливной дождь — и медленно встал, прислушиваясь к своим ощущениям. Тело болело, но не слишком, раны, повинуясь силе Знака Исцеления, затянулись и почти не беспокоили. А вот в груди ворочалось что-то неприятное, что-то жгущее. Он постарался сдержать рвущийся наружу кашель — и безуспешно… Отвернувшись, с опаской взглянул на ладонь, которой прикрывал рот, — и даже не особо удивился бы, заметив на ней капли крови, настолько болезненным был этот кашель. Но крови не было… это немного обнадеживало.
Все эликсиры, приготовленные им в дорогу магистром Унтаро, давно пропали… так же как драгоценные мечи Синтии, его собственное оружие, кони… в том числе и верный Гром, прослуживший ему немало лет. И те скакуны, которыми их снабдил пожелавший остаться безымянным торговец, что помог Шенку выбраться из плена.
— Что там было, в конюшне?
Она задержалась с ответом… Шенк не торопил девушку, занимаясь делом вполне прозаическим — собирал хворост. Набрав хороший запас — толстые ветки ломал об колено, не желая впустую тупить и без того несколько иззубренный меч, где найти здесь подходящий, точильный камень, — он выбрал самую большую ветку и ударил в нее Знаком Огня. Как и следовало ожидать, вспыхнувшая палка отлетела далеко в сторону, но теперь разжечь с ее помощью костер было плевым делом.
Пламя весело плясало, разбрасывая вокруг волны живительного тепла. Синтия сидела нахохлившись, время от времени поворачиваясь к огню то одним, то другим боком. Она голода не ощущала, хотя и не стала бы отказываться от куска горячего мяса. А вот Шенк чувствовал, как желудок все настойчивей и настойчивей требует чего-нибудь более весомого, чем чистый лесной воздух… Увы, все припасы вместе с конем, флягами, одеялами и прочим добром остались в столь негостеприимном городке. Даже меч свой Синтия вынуждена была бросить, принимая крылатую форму.
— Там, как ты и сказал, была засада… — вполголоса сказала Син. — Шестеро. С сетями и арбалетами. Один выстрелил в меня, не попал… но болт достался моей лошади.
— Из них кто-нибудь в живых остался?
— Да… трое…
Рыцарь сделал удивленное лицо, и для этого ему даже не пришлось притворяться. Такое поведение вампирочки было странным, скорее можно было бы ожидать, чтобы она отправила к праотцам всех, кому в тот момент «посчастливилось» оказаться в конюшне. Особенно после того, как на нее было поднято оружие.
— Я торопилась, — пояснила она, словно извиняясь. — К тому же им все равно не довелось оттуда выбраться… факел упал неудачно, загорелась солома, потом стены…
Шенк представил себе, как девушка, задыхаясь в дыму, седлает коня, как с ужасом обнаруживает, что ворота конюшни закрыты, а огонь уже ползет по стенам, охватывает потолок… и содрогнулся. Какой же страх ей пришлось пережить… по сравнению с перспективой сгореть заживо любая или почти любая другая смерть покажется чуть ли не приятной.
Но, как бы там ни было, им все равно надо было двигаться дальше… Они лишились коней, припасов, большей части оружия. За рыцарем и его спутницей охотились имперские солдаты, а вместе с ними и местные жители, падкие на наживу. Но он знал, что голубой огонь в глазах золотой статуи разгорался все ярче и ярче… и если Сикста писала, что это сияние несет в себе угрозу, значит, так оно и есть. Кто знает, может, время уже упущено и эту угрозу, в чем бы она ни заключалось, не остановить… а может, истекают последние дни, когда еще можно успеть.
Тепло постепенно заполняло тело, от отсыревшей одежды поднимался пар. Шенк понимал, что намеренно тянет время, что ему ужасно не хочется уходить от жаркого костра.
И знал также, что сделать это все равно придется.
Регнар вынул из ножен меч, зачем-то пошевелил уголья. Вверх взлетело облачко пепла, пахнуло жаром — внутри еще рдели угли. Когда стало ясно, что потушить гостиницу не в силах человеческих, сбежавшиеся на крики о помощи горожане принялись поливать водой соседние дома, сбивать искры, что летели, несомые, как назло, задувшим порывистым ветром… Все уберечь не вышло, один из домов по соседству с гостиницей все-таки загорелся, но пожар удалось потушить — ценой стала жизнь одного из владельцев дома, неосторожно сунувшегося в огонь и получившего по голове обрушившимся горящим бревном.
Усилия добровольных помощников уберегли город от массовых пожаров, но от гостиницы остались одни уголья. Погибших не было, только хозяин, заламывая руки, вопил о понесенных убытках и пытался даже броситься за справедливостью к Регнару — мол, из-за объявленной награды за голову проклятого орденца все это и произошло, а не было бы награды, то и гостиница стояла бы, может, еще сто лет.
Не дожидаясь окончания тирады, Снежный Барс отпихнул кабатчика, так что тот рухнул в груду пепла, и неторопливо прошелся по пожарищу. Птички ускользнули, об этом ему уже услужливо сообщил местный управитель, в свою очередь выслушавший доклад мрачных стражников. Управитель, прямо не находя себе места от желания услужить императорскому посланцу, предложил сурово наказать стражников, но Регнар лишь презрительно скривился.
— Они сделали все, что могли, — резко бросил он. — И даже больше… Если бы ты увидел летящего вампира… твои подштанники не отстирала бы никакая прачка.
Управитель позеленел от прилюдно нанесенного оскорбления, подобострастная улыбочка несколько подувяла, но спорить с доверенным лицом самого Императора не посмел.
— Они где-то недалеко, — мрачно бросил Регнар, обращаясь к десятнику Рудику, который вместе с Урдой Торком стоял неподалеку. — Вампирка ранена, пусть и не слишком серьезно. И она молода, вряд ли сможет далеко унести взрослого мужчину.
— Здесь вокруг сплошные леса. — Урда сплюнул в пепелище, слюна зашипела, соприкоснувшись с раскаленной золой. В последнее время Регнар приблизил к себе бывшего охотника, а позже — рядового солдата приграничного гарнизона. Ему нравилось независимое поведение Урды, но еще более он нуждался в человеке, отменно знавшем все, или почти все, окрестности. — Если они заберутся в чащу… а это крылатой стерве труда не составит, мы их можем искать хоть до снега. И даже дальше.
— Значит, мы его потеряли?
Голос Регнара не предвещал ничего хорошего тому, кто ответил бы на этот вопрос утвердительно. Урда дураком не был, а потому задумался.
— Эй, управитель!
Тот дернулся, словно получив пощечину. Стерпеть оскорбления от тысячника императорской гвардии — это одно дело, но когда какой-то пес обращается, как к дворовой шавке, к нему, управителю, что поставлен здесь именем самого Явора Герата Седьмого… Пусть даже Император и слыхом не слыхивал о столь мелкой сошке… И все же он, стиснув зубы, повернулся лицом к толстому солдату, что даже не носил отличительных знаков «Волков». Лицо его приняло давно привычное, презрительное выражение.
— Что тебе нужно, солдат?
Урда мысленно усмехнулся… настоящего солдата никогда нельзя оскорбить словом «солдат», это не оскорбление — это звание, которым нужно гордиться. И рядовой, и командор — они все солдаты.
— У тебя есть хорошая карта этой местности?
Управитель хотел было надменно сообщить, что карты это не всякого ума дело и солдатам надо бы больше думать о своем оружии, а не о пергаментных свитках, но, наткнувшись на ледяной взгляд Регнара, проглотил вертевшуюся на языке колкость и лишь сухо кивнул.
Карта и в самом деле оказалась отменной — Урда и Регнар, перебивая друг друга, ставили на ней отметки в тех местах, где видели темплара и его спутницу. Рудик ограничился тем, что с безопасного расстояния подавал советы. Для отметок пришлось разорвать ожерелье из плохо ограненных рубинов, принадлежавшее жене управителя. Пока воины ругались, пытаясь припомнить все донесения, в которых говорилось о воине с миниатюрной девушкой, управитель кружил вокруг них, вытаращив глаза, следя, чтобы ни один рубин не «затерялся».
Наконец на карту был уложен последний камешек. Регнар, Урда и Рудик окружили карту… Несколько камешков явно свидетельствовали о том, что у доносчиков либо хорошая фантазия, либо великие от страха глаза. Особенно если сравнить дни, когда орденца видели в том или ином месте… ну не в силах человеческих находиться в одно и то же время совсем в разных городках, удаленных друг от друга не на один дневной переход, а к демонам его причислять Регнар пока был не склонен. Его подруга, понятно, дело иное, но сам рыцарь вроде бы еще не научился отращивать крылья.
И все же, несмотря на то что жажда золота послужила основанием для целого водопада ложных сообщений, достаточно было и случаев, претендующих на достоверность. Несколько наиболее крупных рубинов выстроились почти в прямую линию, берущую начало у храма Арианис и ведущую…
— Что есть в этой стороне? — хмуро поинтересовался Регнар, ткнув рукой в часть карты, куда столь настойчиво стремился темплар.
Урда почесал затылок, пожал плечами:
— Да вроде ничего такого уж… Пара ничем не примечательных сел… Червоточина еще, но она дальше, вот здесь.
— Червоточина? — приподнял бровь Рудик. — Это что за дрянь?
— Да так… пещер там много, словно скалы червяками изгрызены. Мне там бывать не приходилось, — Урда виновато развел руками, — только рассказы слышал. Пещеры, вообще говоря, дерьмо — неглубокие, сырые. Там иногда охотники ночуют, неподалеку есть неплохие лужайки, туда пастухи коз гоняют… если коз тех немного, конечно.
— Там есть что-нибудь необычное? Слухи, легенды?
— Пещеры как пещеры…
Регнар покачал головой. Он чуял запах дыма, это слово, «червоточина»… оно притягивало, заставляло руку тянуться к эфесу меча. Он не мог объяснить своих чувств, но мог поклясться, что темплар идет именно туда, к пещерам. Пусть за этим местом не числится ничего особо необычного… что ж, надо увидеть Червоточину своими глазами. Орденец не сможет существенно опередить Регнара, тем более если хотя бы часть пути этой парочке придется проделать пешком.
— Рудик, седлайте коней. Мы выезжаем немедленно.
Глава 8. Червоточина
Магия — зло. Это неоспоримо, ибо даже самые страшные творения рук человеческих не идут ни в какое сравнение с теми бедствиями, что могут причинить миру маги. Разве не доказательство тому Потоп, что в один миг заставил нас утратить все, чего достигли… От прекрасного Лиара остались лишь руины и лужи грязи.
Если бы я могла уничтожить всю магию мира, дабы люди жили лишь тем, чего могут достигнуть своим разумом и своим трудом, я бы сделала это не раздумывая. Увы… сие не в силах человеческих, и, подозреваю, не справятся с этим и демоны Тьмы. Поэтому я вынуждена пойти другим путем… более долгим, менее надежным… но, к сожалению, единственным. Я создам Орден — и мои последователи донесут до самых дальних уголков мира мои слова.
Но я вижу одну сложность… Магия неразрывна с миром, она — его суть, как бы ни было печально это признать. Возможно, магические потоки, непрерывно усиливаясь, постепенно наполнят мир невостребованной энергией настолько, что даже неосторожное слово или непродуманный жест человека, наделенного Даром, может принести неисчислимые бедствия, последствия которых сложно даже предвидеть. И я нашла выход… мне поможет «Синее Пламя»…
Не знаю, откуда у Арианис взялся этот артефакт. Может быть, его происхождение столь тесно связано с Тьмой, что я навсегда запятнаю свою душу одним лишь тем, что прикоснусь к нему. Пусть… иного выхода я не вижу и могу лишь радоваться, что сумела найти кристалл в руинах Обители Соратников, что он не погиб и не исчез бесследно во время Потопа. Сей артефакт способен накапливать в себе силу магических потоков невероятно долго — хотя, конечно, всему в этом мире есть предел.
Я мало знаю об этом артефакте… возможно, у него есть и иные, неизвестные мне свойства. Но и того, что известно, достаточно. Кристалл есть единое целое, даже разделенный на части… он не слишком тверд, и я сумела отделить несколько крохотных частиц «Синего Пламени». Я прикажу сделать несколько колец, медальонов и заодно вставлю кристаллы в статую Галантора, что заказана для Ордена. Ордену нужен символ, нужен мужчина-воин в роли основателя, а не я, неудавшаяся волшебница, будь проклят этот Дар. «Синее Пламя», насыщаясь магической силой, светится тем сильнее, чем больше вбирает в себя энергии. И, когда он наполнится… не знаю, произойдет ли это через тысячу лет или через десятки тысяч, но произойдет наверняка, тогда засветятся и остальные осколки, давая тревожный сигнал.
А потому надлежит наблюдать за статуей Галантора днем и ночью. Угроза не проявится в ближайшую тысячу лет, я уверена в этом, хотя и сама не знаю пределов его вместимости. Если свечение осколков проявится на краткий миг, то следует помнить — это первый знак того, что «Синее Пламя» переполняется. Если же осколки засияют непрерывно ярким ровным светом, значит, угроза стала реальной, значит, артефакт наполнился до краев. И тогда служители Ордена — о, Свет, не допусти, чтобы Орден исчез в веках — должны, непременно должны найти способ уничтожить «Синее Пламя». Боюсь, что переполненный кристалл способен разрушиться, разом выплеснув из себя всю накопленную силу… и кто знает, какая катастрофа может произойти при этом. Лучше всего просто выбросить артефакт из нашего мира… и, дабы не принести угрозы в мир иной, выбросить его в пространство меж мирами… я встречала это упоминание в некоторых старых книгах. Если в обычном заклинании портала изменить мантры с седьмой по двадцать шестую должным образом, то портал приведет в иной мир; если же пропустить любую из мантр, то путь уведет в никуда… Там распад кристалла никому не принесет бед. Но вряд ли тот, кто возьмет на себя исполнение сей миссии, сумеет уцелеть.
Я спрячу «Синее Пламя», спрячу так, что найдет его лишь достойный. Там же оставлю и это письмо, вычеканенное на вечных золотых пластинах… Какая ирония, я, простая волшебница, стала наследницей богатства проклятых Арианис и Ши-Латара. Пусть же это золота пойдет но благие цели. На этих же пластинах я прикажу начертать и мантры заклинания портала, те, что мне известны. А указание, где искать спрятанный кристалл, будет забавным укрыть в храме Арианис. Лишь истинный последователь Ордена сможет пройти сквозь магические завесы (да простит меня Свет за то, что я вынуждена прибегнуть к магии) и увидеть сокрытое от иных глаз.
Ты, что читаешь сейчас эти строки, прости, что вынуждена отправить тебя на верную смерть. Поверь, если я могла бы сделать это вместо тебя — я не сомневалась бы и мгновения. Но я давно умерла… и теперь тебе предстоит принять тяжкую ношу заботы об этом мире. Прости…
Хранилище «Синего Пламени», Червоточина, Империя Минг
Шенк снова закашлялся, прикрыв рот ладонью. Затем осторожно, так, чтобы не заметила Синтия, поднес руку к глазам — и даже не удивился, заметив на коже темные пятна. Кровь… Видать, не простая простуда прицепилась к нему на этих холодных, промозглых лесных дорогах, под постоянным ледяным дождем. Признаки болезни Шенку были прекрасно известны, болезни страшной, часто смертельной. Уже несколько ночей он отвратительно спал, раздирая горло кашлем. И на привалах и ночлегах Синтии с немалым трудом удавалось заставить его проглотить хотя бы немного еды — даже жареное мясо вызывало отвращение. А теперь вот появилась кровь…
Будь он сейчас в Цитадели, магистр Унтаро наверняка лишь махнул бы рукой с оттенком пренебрежения, мол, что за глупости, молодой человек, это ж не нож в животе, чтобы от какого-то кашля, пусть и с кровью, готовиться к встрече со Светом. Но то Унтаро, его и при жизни святым называют — по крайней мере те, кто недостаточно хорошо знает этого язвительного чревоугодника. Это, впрочем, не мешает ему быть лучшим лекарем Ордена. А здесь, в чужой земле…
Они достигли Червоточины довольно быстро, большую часть пути проделав по воздуху. Синтия за день выматывалась так, что Шенку, и без того пошатывающемуся от постепенно наваливающейся слабости, вызванной сжигающей его болезнью, приходилось ставить силки на дичь, дабы подпитать лишившуюся сил спутницу. Пару раз ему не попадалось ничего, в ином случае в веревочную петлю сдуру влетал то заяц, то лиса. Синтия прятала глаза, то ли стыдясь того, что рыцарь Света идет на поводу у ее вампирьей природы, то ли испытывая неловкость от того, что бледный, тяжело, с хрипом дышащий рыцарь вместо отдыха занят охотой.
Он вновь и вновь предлагал девушке разжиться конями — или купить, или… Темплар, воплощение закона и справедливости, уже склонен был даже пойти на банальную кражу — ему казалось, что еще день-два полета, и Синтия, в очередной раз свалившись без сил в пожухлую траву, уже не поднимется. Но дорог в этих местах было мало, сел, достаточно больших, чтобы в них можно было найти годных под седло коней, — и того меньше. И каждый новый человек не просто бросался в глаза, он разом становился темой для долгих, на целые декты, пересудов. Это в большом городе… ну, пусть даже в небольшом городке на приезжего могут не обратить особого внимания. А Шенк отчаянно надеялся, что те, кто готов платить золотом за его голову, потеряли след орденских эмиссаров.
Пятый день поисков, как и четыре до него, мог бы закончиться впустую… Червоточина не зря носила такое название — пещер здесь было и в самом деле неисчислимое множество, счет шел даже не на десятки. Большей частью это были неглубокие, больше похожие на щели, провалы в скалах, тем не менее способные дать укрытие и от дождя, и от ветра. Но попадались и пещеры поглубже — а то и такие, на обследование которых уходили долгие часы, подземные лабиринты тянулись во тьму, разветвляясь и снова сходясь. Здесь не помогал Бесполезный Знак, Знак-ключ, позволявший видеть невидимое, ибо произнести его следовало в нужном месте — а поди найди его, нужное… И, как и в храме Арианис, первой верную мысль ухватила Синтия.
Девушке смертельно скучно было обшаривать одну пещеру за другой — тем более что наряду со вполне надежными гротами имелись и такие, своды которых вот-вот грозили рухнуть на голову излишне любопытных. Оставив Шенка изучать очередную щель, она отправилась на охоту. Стремительный полет крылатой вампирочки был недолог — кое-какие птицы или звери могли, конечно, тягаться в скорости и маневренности с пикирующим на них чудовищем, медведь или лось могли попытаться дать достойный отпор, но молодой ягненок оказался перед Синтией совершенно беззащитен.
Утерев губы, Син взвалила тушку на плечо, намереваясь отнести ее в лагерь и приготовить Шенку бульон. Рыцарь слабел с каждым днем, все чаще и чаще отказывался от еды, но ему нужны были силы. Синтия отчаянно сожалела, что иссякли подготовленные вершителем Унтаро эликсиры, они наверняка поставили бы Шенка на ноги… Увы, сама она лекарское дело знала очень мало — лишь то, чему ее успела научить мать, да кое-какие отрывки сей тонкой науки, которых она нахваталась за время пребывания в Цитадели — крохи, не более того. Вампиры практически не болеют, а потому и вопросы врачевания их интересуют мало. Она уже не раз предлагала бросить все, вернуться на орденскую землю, дабы найти подходящего лекаря, но темплар и слышать об этом не хотел.
Девушка неспешно спустилась с холма — тело было наполнено приятной истомой сытости, хотелось лечь и расслабиться. Может, потому она никуда и не торопилась — Шенк, пока еще светло, не вылезет из пещер, так что времени у нее еще более чем достаточно. Если бы она спешила, то общая картина Червоточины не бросилась бы ей в глаза… То, что невозможно было заметить вблизи, прекрасно виделось издалека…
— Шенк! — крикнула она, заметив, что ее спутник копошится у входа в одну из пещер. — Шенк, иди сюда, скорее!!!
С шумом и треском он вывалился из кустов, обильно росших у подножия холма. В руке Шенк сжимал обнаженный меч, глаза лихорадочно бегали по сторонам, выискивая угрозу. Убедившись, что Синтии ничего не угрожает, рыцарь тяжело опустился на камень. Девушка вздрогнула — цветом лица Шенк уже порядком походил на настоящего вампира. Он снова закашлялся, вытер рот, стараясь отвернуться от нее… Син нахмурилась — даже не видя его руки, она слышала запах крови. Плохо, очень плохо…
— Что случилось, Син? — Он тяжело, сипло дышал, словно после долгого бега.
— Посмотри на гору.
Он перевел взгляд на гору. Перед глазами стоял туман, Шенку потребовалось приложить немалое усилие, чтобы сосредоточиться…
Кто знает, чем руководствовалась много веков назад Сикста, тогда еще не именовавшаяся Святой, подбирая для хранилища «Синего Пламени» подходящее место. Скорее всего она надеялась найти убежище, что не исчезнет в веках, не потребуется людям для каких-то их надобностей, не будет привлекать к себе особого внимания.
С этой точки зрения Червоточина была просто идеальным местом… Пещеры, большей,частью сырые и опасные, с ненадежными сводами, были в то же время лишены источника пресной воды — ближайший и единственный на всю округу ручей, хлипкий, едва способный, не пересохнув, напоить пару-тройку десятков коней, располагался довольно далеко от изрытой ходами горы. Да и вода была неважная, чуть солоноватая — пить можно, но удовольствия от этого весьма мало. Места здесь были овражистые, хорошую дорогу не проложить… Да и зачем нужна здесь дорога — ни доброго камня, ни качественной глины.
Даже сколько-нибудь достойного внимания строевого леса здесь не росло, зато в изобилии водились разбросанные повсюду большие и малые каменные валуны, таскать по таким колдобинам бревна умаешься, поневоле начнешь искать места получше да поближе к городам.
Так что вряд ли какой владетель покусился бы на эти угодья. Так и стояла Червоточина год за годом, век за веком. Иногда здесь кто-то ночевал, скорее всего охотники — в некоторых пещерах были следы старых кострищ. А больше эти места никому не были нужны и никому не были интересны.
И уж, ясное дело, даже если бы кто и обратил внимание, что, когда смотришь издалека, разновеликие валуны, от маленьких, размером чуть более человеческой головы, до огромных, едва ли не со всадника, складываются в подобие грубой стрелы, указующей…
— Она позаботилась о том, чтобы никто не попал в тайник, даже и случайно, — пробормотал Шенк, глядя на глухой участок скалы, в который упиралась кривоватая, местами прерывающаяся, но, несомненно, намеренно выложенная стрела.
Достаточно кривая, чтобы человек непосвященный счел ее странной игрой случая, она состояла из чуть более светлых камней — разница была почти незаметна вблизи, ее вряд ли удалось бы разглядеть под покровом сумрака или ночью, даже просто в дождливый или туманный день. Зато сейчас нужный участок горы был обозначен вполне ясно и недвусмысленно. Дело оставалось за малым — подойти и произнести слова Знака, который, в чем ни Шенк, ни его спутница почти не сомневались, тут же откроет им тайник, созданный основательницей Ордена многие века тому назад.
И вдруг темплару стало немного страшно… он без дрожи смотрел бы на сияние клинков вражеских мечей, но теперь, стоя на пороге древнейшей из тайн, он испытывал что-то вроде благоговейного трепета и не мог решиться сделать последний, заключительный шаг.
— Завтра, — пробормотал он, снова заходясь в сухом, рвущем горло кашле. — Завтра, надо немного отдохнуть…
Утро, как и многие прежние, выдалось неприятным, промозглым. С вечера Шенк выпил полкотелка густого мясного бульона, повинуясь настояниям Синтии, даже заставил себя съесть немного мяса. Может, именно поэтому после ночи, большей частью бессонной — забыться он сумел только перед рассветом, — он чувствовал себя даже лучше, чем накануне. Во всяком случае, кашель вроде бы стал поменьше, и ноги не подкашивались. И все же тело заливала слабость. Шенк поднес к глазам руку — пальцы мелко тряслись.
Туман висел над камнями сплошной белесой пеленой, скрывая под собой и камни-указатели, и ямы, грозившие неосторожному переломом ноги, а то и свернутой шеей. Но нужный участок каменной стены темплар прекрасно запомнил и теперь неторопливо шел, время от времени опираясь на меч. Серые, в разноцветных пятнах лишайника, скалы надвинулись на него, нависли сверху… тут же все его существо охватило легкое, но несомненное беспокойство — здесь опасно. Каменный козырек выглядел неустойчивым, ненадежным, он вот-вот мог рухнуть вниз, на голову неосторожному, и одним лишь чудом можно объяснить, что он не обрушился раньше.
Любой человек, простояв здесь лишь самую малость, тут же поспешил бы выбрать местечко понадежнее, но темплар уже знал эту магию, магию страха, что должна была отпугивать случайных гостей — но отпугивать осторожно, чтобы не внушить подозрений даже тому, кто сам не чужд искусству волшебства. В чуть заметном воздействии на разум не чувствовалось злой воли, а потому никто не связал бы легкое беспокойство с колдовской защитной завесой. Просто ушел бы… Но темплар знал, что каменный козырек достаточно крепок, что страх этот — напускной, ложный.
Прозвучали начальные слова, призывающие Знак. И почти сразу Шенк увидел… нет, скорее почувствовал, как зашевелилась казавшаяся несокрушимой скала. Камни, настоящие, холодные, мокрые от утреннего тумана, замшелые камни истаивали, превращаясь в мелкий песок. Какие силы превратили крошево в монолитную скалу да еще держали ее в таком состоянии все эти долгие века? Да, Сикста Женес объявила магию порождением Тьмы, заповедав идти иным путем, путем Света, отринув колдовство. Но сама она была явно сильной волшебницей, раз сумела сделать такое…
Слова лились века назад установленной чередой, один за другим оседали камни, рассыпаясь в прах. Подбежала проснувшаяся Синтия, принялась обеими руками отгребать в сторону каменное крошево, а со всех сторон сыпался и сыпался песок,.. Но вот один из намертво, казалось, спрессованных валунов развалился на куски — до земли целым не долетел ни один из обломков, рассыпавшись еще в воздухе, — а за ним появилось отверстие, из которого пахнуло затхлым, застоявшимся воздухом… и чем-то еще, какой-то угрозой, на этот раз более чем реальной.
— Ох… — простонала Синтия, отшатнувшись. Темплар стрельнул в ее сторону глазами, но ни на секунду не прервал размеренный речитатив. Необходимо было довести ритуал до конца.
— Горячо, — пояснила она, снова принявшись за свою работу.
И верно, Шенк и сам ощутил идущий из провала жар — и в то же время он мог поклясться, что жар этот совсем не таков, каким может быть жар костра или нагретых камней, раскаленного кузнечного горна или вулкана, изливающего из себя багрово-желтую лаву. Он был иным — и нес с собой такую опасность, что темплар чуть было не прекратил призыв Знака и не схватился за меч. Хотя сможет ли меч помочь против такой угрозы?