Борох встретил Леграна на середине дороги. Подошел, зачем-то дотронулся, словно проверяя, действительно ли перед ним Шенк, а не призрак… затем тонкие губы старика тронула усталая улыбка.

— Рад видеть тебя, сынок… ты даже не представляешь, как я рад, что ты жив, А скажи… — Он замялся, словно то, о чем хотел спросить, было непристойным. — Скажи, эта твоя спутница, Синтия… она еще с тобой?

Шенк удивленно поднял бровь. Он думал, что стражник сообщил, что Легран не один.

— Да, учитель, со мной. Признаться, если бы не она, меня не раз бы убили.

— Брось, убили бы только раз, — усмехнулся Борох. — Но это хорошо, это очень хорошо, что она с тобой. Запомни, мой друг, береги ее.

— Магистр, я не понимаю…

— Многое в этом мире сложно понять, — покачал головой Борох.

Шенку подумалось, что старик заметно сдал за последнее время. Хотя сколько его прошло, времени-то? Последний раз они виделись немногим более трех дект назад. Но казалось, что прошло несколько лет. И морщины стали глубже, и дрожание рук — заметней, и речи — невнятней.

— Вам нужен отдых, учитель, — осторожно пробормотал Легран. — Наверняка напряжение последних дней…

— Да… отдых, конечно… — Старик вдруг посмотрел прямо в глаза Шенку, и тот увидел, что взгляд старого магистра все такой же, жесткий, суровый. Это не был взгляд старого, уставшего от жизни и тревог человека. — Ты прав. Но отдых нужен в первую очередь тебе. Иди, мы встретимся завтра утром. В библиотеке… я позабочусь, чтобы нам дали поговорить спокойно. Иди, сынок… Выспись. Вряд ли тебе удастся хорошо отдохнуть в ближайшем будущем.

Они расположились в одном из уютных залов библиотеки. Могли бы и в другом, и в третьем… сейчас здесь, кроме них, не было ни души. И даже у дверей была поставлена стража, с весьма точными указаниями, кого можно пропустить в хранилище знаний, а кого нет. Первый список был заметно короче… можно сказать, он был на диво короток. Сам Великий Магистр да трое-четверо вершителей.

Небольшой столик, на котором стоял кувшин со свежевыжатым соком, в кувшине плавали кусочки льда — в глубоких подвалах Цитадели заготовленный в сезон снегов лед не переводился и в самую жаркую пору. Вина не было, не было и пива, из чего Шенк сделал вывод, что разговор будет слишком серьезным, чтобы позволить себе чем-то затуманивать разум.

Магистр Борох почти утопал в мягком кресле. Шенк чувствовал себя несколько неуютно, сказывались инстинкты воина — из такого кресла резко не вскочишь, а значит, перед возможной опасностью почти беззащитен. Он понимал, что никакой опасности здесь нет и быть не может, но все же…

— Расскажите, учитель, как все произошло… я имею в виду магистра Реффенберка.

— Если бы мы только знали, как это произошло. — На лице Бороха было написано уныние, сквозь которое тем не менее проглядывалась странная капелька удовлетворения. Не исчезновением одного из вершителей, конечно, а тем, что разговор, ради которого он пригласил сюда молодого темплара, можно оттянуть еще на часок. — Тревога поднялась утром. Не в самую рань, а так… когда солнце было уже высоко. Один из послушников явился в библиотеку… да-да, как раз сюда. Он и обнаружил первое тело. Это был стражник, его… удушили. Позже нашли еще одиннадцать тел… их спрятали, спрятали явно второпях, лишь бы не бросались в глаза.

— Кто они были?

— Скорее всего минги. Фаталь Келдаро утверждает, что почерк мингских «ночных кошек»… они любят пользоваться удавками.

— Удавки предпочитают многие… тайные воины.

— Это так, но есть и другие признаки. Признаться, я сам не все понимаю, но словам Келдаро можно доверять. Он лучший из фаталей… — старик вздохнул, — после Дрю, конечно.

— О Дрю никаких известий?

— Никаких. Но еще рано, мы лишь знаем, что он успешно выполнил возложенную на него миссию, но добраться до места встречи с кораблем он не успел. На это надо много времени, куда больше, чем съездить в Орхаен и обратно.

— Поездка была, — Шенк усмехнулся, — наполнена впечатлениями.

— Не сомневаюсь. Так вот, когда стали выяснять, что могло понадобиться «ночным кошкам» в Цитадели, обнаружилось, что магистра Реффенберка нигде нет. Обыскали всю Цитадель, а потом чуть ли не всю Сайлу. Сначала искали магистра, потом… его тело. Безуспешно. Не исключен вариант, что вершителя убили и сбросили в ров с камнем на ногах. Или он сейчас мирно дрыхнет в какой-нибудь таверне после неумеренного возлияния.

— Магистр Реффенберк? — Шенк недоверчиво хмыкнул. — Помнится, он вообще редко покидал Цитадель… да и то больше для того, чтобы побродить по лавкам, поискать у торговцев какой-нибудь особо редкий манускрипт.

Борох вздохнул и понурился.

— Да, все верно, таков он и был… есть… поэтому мы и полагаем, что убийцы приходили сюда именно за ним. И не за его жизнью, а за его, так сказать, головой.

— Увели с собой?

— Да, видимо, так. Плохо то, что мы все еще не догадываемся, зачем им нужен старик. Хотя он знал многое, многое… куда больше, чем хотелось бы.

— Думаете, они могут вернуться?

— Так считают другие, — хмыкнул Борох. — Потому и стражу усилили вчетверо. И здесь, и в городе.

— Если я правильно помню, от «ночных кошек» стража не защитит. Обычная стража, разумеется.

— Да, не спорю… сейчас Великого Магистра, да и нас тоже, охраняют воины не хуже. Но их мало, всего двад… гм… мало, в общем. Сейчас вроде бы опасаться нечего, Император Явор Герат Седьмой отступил за прежние границы и даже вроде бы намерен выплатить некую сумму, за нанесенный, так сказать, ущерб. Война закончилась.

— Минги готовы принести извинения? — Удивлению Леграна не было предела.

— Если это можно так назвать. Императору вести войну в одиночку не с руки, Орден все же сильнее… или он думает, что сильнее. Кейта увязла в драке с арделлитами прочно, не выберется в ближайший год. А то и вообще не выберется.

— Что ж содержалось в той вести, что должен был передать Дрю?

Вопрос был задан равнодушным тоном, так, не вопрос даже, а скорее мысли вслух, но внутренне Шенк напрягся как струна. А вдруг Борох не заметит подвоха, ответит… О да, касаться тайн большой политики всегда опасно, но Шенку до зубовного скрежета хотелось узнать, как же удалось сдвинуть с места могучую, жестокую, но не слишком уж воинственную Ардел-лу, сдвинуть так, что грохот прокатился по всему миру.

Но Борох не зря десятки лет преподавал в Семинарии, своих учеников читал, как раскрытую книгу. Он лишь усмехнулся, понимая, что понял тайные желания темплара, отрицательно покачал головой.

— Есть тайны, друг мой, коим лучше оставаться тайнами. Скажу одно: бывают преступления, о которых не забывают. Никогда. Но вернемся к делам здешним, куда более насущным. Орхаен свою задачу выполнил, задержал имперцев на небольшое, но очень важное время. Два штурмовых корпуса, что шли к Орхаену, попали в ловушку, их уничтожили полностью, до последнего человека.

— Два корпуса?

Легран не верил своим ушам. Два имперских штурмовых корпуса были огромной силой, с которой справиться не так-то просто.

— Лес… подожгли лес, сразу, со всех сторон. А тех немногих, кто вырвался из огня, встретили наши полки. Впрочем, обо всем этом куда лучше могут рассказать наши командоры, а то и сам Великий Магистр, он планировал эту операцию.

Важно другое, сейчас Император как та побитая собака. Силы еще немеряно, но тело болит и хочется забиться в конуру, поглубже, отъесться, отлежаться. Зализать раны. Поэтому его позиция понятна и ожидаема. Злобу он затаил и зубы еще покажет, но не скоро, не скоро…

— Тогда почему ж меня так спешно призвали в Цитадель?

Вопрос прозвучал наивно, и Шенк понял это прежде, чем договорил фразу до конца. Можно подумать, что он считает себя талантливым стратегом, раз его, видите ли, «призвали». А на самом деле скорее всего просто нужен для какой-то цели темплар, вот Великий Магистр и приказал явиться пред его очи. Приказал тому, о местонахождении которого проще узнать. Гордыня необорима, но бороться с ней все же надо.

Он ожидал, что Борох хихикнет, скажет что-нибудь язвительное, а то и вовсе нелицеприятное, но магистр промолчал и даже отвел взгляд. Помолчал, разглядывая танцующее пламя длинных витых свечей на массивном серебряном канделябре, затем заговорил, неспешно, задумчиво:

— Наша жизнь, сынок, проста и понятна. У каждого в ней свое место… кому-то махать мечом, кому-то сеять хлеб, ковать металл или строить дома. Кто-то должен править армиями, а кому-то надо просто править. Люди бывают разные… кто-то не умеет исполнить то, что надлежит, и тогда он должен уступить место более знающему. А если не уступит сам, его заставят — добром ли, злом ли, но заставят. А кого-то, наоборот, можно заставить делать намного больше, чем он делает обычно. Бывает, что в простом пахаре дремлет выдающийся стратег или великий музыкант, но нет рядом того, кто сумел бы увидеть талант, развить его, направить в нужное русло.

— В этом нет ничего удивительного…

— А я и не говорил, что это удивительно. Но иногда случается нечто такое, чего не ждешь, не можешь предугадать. И в такие моменты даже не знаешь, как поступить…

Он надолго замолчал, а Шенк терпеливо ждал, пока магистр соберется с мыслями. Пока он не понял ничего — кроме разве что того, что случилось нечто необычное и что магистр, а скорее всего и остальные вершители пребывают в некоторой Растерянности. Вполне вероятно, что причина его появления в Цитадели — именно это событие, хотя он не мог понять, каким образом он, простой темплар, может быть связан с чем-либо, кроме своих обычных дел. Затем Борох все же заговорил:

— В подвале Цитадели, в самом, пожалуй, защищенном месте, хранится нечто… необычное. Золотая статуя человека, который стал родоначальником Ордена.

— Да, я помню, — кивнул Шенк. — Статуя Галантора Сурлина… мы еще называли ее синеглазым идолом.

— Да, эту статую называли так еще в мою молодость. Да и я узнал это насмешливое прозвище от тех, кто постарше… так что название, наверное, тянется из глубины веков. Вас, семинаристов, ставили в караул у этой статуи, как и многих до вас. Это давняя традиция, но понимаешь ли ты ее смысл?

— Ну…

Шенк задумался. В самом деле, никто и никогда не объяснял, почему всегда, в любое время дня и ночи, возле золотого идола должен стоять страж. Почему тех, кто засыпал на этом посту, нещадно пороли, как не пороли ни за какие иные провинности, коих молодежь совершала немало, начиная от зубоскальства в адрес учителей и заканчивая куда менее невинными шалостями. Он вспомнил свист розог, острую боль в мягких частях тела, говорящей о том, что лекции в ближайшие день-два он будет слушать стоя.

Но в чем была причина таких строгостей? Этот вопрос задавался учителям не раз и не два, но традиционно оставался без ответа. Или ответы были столь уклончивы, что лучше бы их не было вовсе.

— Мы всегда считали, что так в нас воспитывается ответственность за порученное дело.

Уже сказав, он понял, что это сущая ерунда. Нет, во времена, когда Шенк еще был подростком, в такое объяснение вполне можно было поверить. Провести восемь часов, тупо смотря на статую, мог не всякий, глаза неудержимо смыкались, веки наливались тяжестью… тем более что сном семинаристов особо не баловали. Но теперь он понимал, что не такое уж это было и испытание. Пялиться на идола…

Он даже закрыл глаза, вспоминая. Небольшая тесная комнатка. Крошечная отдушина, через которую сюда поступал воздух, — в эту отдушину не то что человек, не всякая мышь протиснется. Разве что очень худая. За дверью — стража, четверо, днем и ночью… Но дверь, массивная, выточенная из цельного куска камня, запирается изнутри, а потому, даже если какие злоумышленники перебьют стражу — сложно представить, как можно отправить в иной мир четверых воинов и при этом не поднять тревогу на всю Цитадель, — попасть к статуе будет не так-то просто. Лишь когда упадут последние песчинки в огромных песочных часах, позволено семинаристу поднять засовы и распахнуть каменную дверь, где его уже будет ждать смена. Бывало — и не раз, что смена ждала долгие часы, поскольку находящийся на посту заснул.

Лишь изредка статую извлекали из каменного мешка — показать высоким гостям, к примеру. А потом ее снова возвращали на привычное место, и очередной семинарист занимал свой скучный, но почему-то считающийся очень важным пост.

Борох ухмыльнулся, но ухмылка получилась довольно грустная.

— Да, я когда-то тоже так считал. Вот, прочитай этот документ. Внимательно, предельно внимательно.

Шенк взял протянутый ему лист пергамента. Привычно отметил, что лист стар, но до ветхости ему еще далеко. Но если пергамент был еще довольно цел, текст пребывал в ужасном состоянии. Вглядевшись, он вдруг понял, что неровные строки, зияющие пробелами, уже так написаны, словно изначальный документ, с которого делалась копия, был сильно поврежден, но старательный писец не пропустил ни слова, ни буквы, внеся на новый лист все, что смог разобрать.

В левом нижнем углу пергамента зияло пятно, поглотившее значительную часть слов. В середине пятна виднелось несколько отдельных букв, все остальное, видимо, было утрачено.

Он заставил себя перейти от изучения пергамента в целом к прочтению строк. Почерк неровный, мелкий — скорее всего женский. Вернее, изначально был женским, писец старательно копировал завитушки, видно, что не просто писал, как привык. Сразу стало ясно, что это не весь текст, а лишь последняя страница. По меньшей мере вторая. Из-за зияющих пробелов смысл ускользал… и все же слова вселяли какую-то тревогу. «А потому надлежит наблюдать за статуей Галантора днем и ночью. Угроза не проявится в ближайшую тысячу лет, я сама не знаю пределов… вместимости. Если… на краткий миг… первый знак… непрерывно… значит, угроза стала ре… найти способ уничтожить „Синее Пламя“… укры… тoe… А…нис».

И снизу неожиданно размашистая, разительно отличающаяся от всего остального текста, подпись. Шенк вдруг почувствовал, как по спине пробежали мурашки — он никогда еще не держал в руках такую реликвию. Что с того, что тот лист, на котором Святая Сикста когда-то начертала свое имя, давно уже рассыпался в прах? Из того, что он знал о ее жизни, следовало, что Сикста Женес очень не любила иметь дело с пером и пергаментом, оставляя всю подобную работу сначала Галантору, а затем все множащимся и множащимся последователям. И, раз она взяла на себя труд составить этот текст собственноручно, значит, он невероятно важен. Только вот понять бы, в чем состоит эта его важность.

Он взглянул на Бороха, и тот, видимо, прочел в глазах молодого темплара неуверенность и непонимание. Кивнул:

— Да, мы тоже долгое время не понимали смысла этого текста. «Синее Пламя» — такое имя носил в давние времена один предмет — кристалл неизвестного камня исключительно красивого синего цвета, это название, или, вернее будет сказать, имя встречается в паре-тройке совсем древних летописей, что были написаны еще до появления Арианис и ее демона Ши-Латара. О том, что представлял собой этот кристалл, там не говорилось. Сам он давно исчез, возможно, еще при жизни Сиксты.

— Вы сказали, что «долгое время не понимали»… Сейчас что-то изменилось?

— Да. Примерно три декты назад поднялась тревога. Один из учеников, чья очередь была стоять на страже возле статуи, заявил, что глаза — помнишь, они сделаны из крошечных осколков синего стекла? — засветились. На мгновение, не больше. Когда прибежали магистры… да-да, я тоже, несмотря на годы, несся чуть ли не быстрее всех, хотя никто не может похвастаться, что обогнал Великого Магистра… так вот, статуя была такой же, какой я помню ее с детства. Но молодой человек клялся всем, что для нас свято, что видел сияние в глазах Галантора.

Магистр отпил глоток холодного сока, дабы освежить пересохшее горло. Даже не заметил, что несколько капель пролились мимо, пятная мантию.

— М-да… так вот, повторно тревогу подняли спустя шесть дней. Теперь уже другой юноша, даже двое — после того, первого, случая на пост стали ставить сразу двоих, дабы ничего не упустили. Оба клялись, что видели сияние, продержавшееся целых два вздоха. Но затем оно погасло. Позже я видел это сияние — оно появляется все чаще и чаще, теперь уже по нескольку раз в час.

Он помолчал, давая Шенку возможность осознать услышанное, и, видя, что темплару это не очень-то удается, вздохнул:

— Я хочу сказать, что вскоре, видимо, сияние глаз статуи станет непрерывным.

Глаза Шенка метнулись к пергаменту, который он все еще держал в руке.

— Вы хотите сказать, что эти строки — о сиянии глаз статуи?

— Весьма вероятно… весьма. Этот документ и в самом деле написан лично Святой Сикстой. Правда, почти весь документ утрачен — если старые хроники не лгут, много лет назад… много веков назад в Цитадели был страшный пожар, погибло много старых рукописей, а то, что уцелело, оказалось в немалой степени поврежденным. К сожалению, тогда еще не было принято со всего, что кажется важным, снимать одну, две, а то и более копий, дабы хранить в разных местах. Но у этого документа есть копия, вот, видишь маленькую закорючку в уголке листа?

Шенк пригляделся — и в самом деле какой-то крючок… то ли небрежная подпись, то ли просто цепочка пятен на пергаменте. Детали разглядеть невозможно, особенно здесь, в полумраке библиотеки.

— Это в самом деле подпись, — подтвердил Борох. — Вернее, даже не подпись, а буква. Так в прошлом метили рукописи, коих делали более одной, дабы помнить, какую куда отдать. Если бы она была единственной, то и метку на нее наносить бы не стали.

— А где копия?

— Если бы знать.

Легран снова пробежал глазами по пергаменту, стараясь Угадать, что могло содержаться в ныне стертых местах.

— Из этого обрывка можно понять, — неуверенно пробормотал он, — что когда сияние глаз статуи появляется на миг, то это есть лишь предупреждение. Когда же сияние становится непрерывным, значит, угроза уже велика и необходимо чтобы устранить ее, найти и уничтожить «Синее Пламя». Так?

— Весьма вероятно. А последние слова…

— Я их вообще не понимаю.

— Есть предположение, что речь идет о Храме Арианис.

Шенк вытаращил на учителя глаза. Конечно, он слышал, что те же минги, к примеру, дабы разжечь ненависть к Ордену, всячески поносили Святую Сиксту, утверждая, что Арианис несправедливо оклеветана… Но о том, чтобы кто-то настолько сошел с ума, чтобы построить храм в честь этой служительницы Тьмы, он и не думал, это было дико…

Заметив изумленный взгляд темплара, Борох усмехнулся:

— Да, сынок, да… такой храм существует… существовал, вернее. Он был построен еще до Потопа, который, как ты знаешь, начался из-за бесчинств Арианис, притащившей в наш мир демона и его прихвостней. Но потом, спустя несколько лет после Потопа, храм был разрушен. Сейчас там лишь руины… вряд ли что-то сохранилось.

— Там находилось «Синее Пламя»?

— Кто знает… видишь, здесь стерт очень большой кусок. Вполне вероятно, что речь идет о «Синем Пламени», но, возможно, о чем-то ином. В любом случае следует проверить это. Но есть одна сложность…

Шенк насторожился.

— Храм Арианис расположен на территории Империи Минг.