А мужик, жизнью тертый, держится уверенно, и доспехи на нем серьезные, к тому же носящие немало следов добрых ударов. Такие бойцы здесь и сейчас на вес золота…

— Я, — кивнул Легран.

— Тут сейчас мои мальчики стрелометы подтянут, — пробасил коротышка. — Как крикну ложиться, чтобы ни один дурак на ногах не остался, ясно тебе? Жалеть никого не будем, ни чужих, ни… сам понимаешь, своих. Так что передай этой голытьбе, — он презрительно плюнул в сторону нестройной вооруженной толпы, — как крик заслышат, тут же пусть падают, кто где стоял.

Шенк кивнул, жестом подозвал Синтию, отдал приказ. Та тут же умчалась, и мгновение спустя послышался ее звонкий голос, втолковывающий указания командира всем и каждому.

А сам он с удивлением и даже легким недоверием рассматривал странные машины на небольших, в локоть, колесах, что уже катили к пролому в стене воины… не просто воины, все, как один, ветераны, повидавшие немало битв. Не иначе потому им и доверили сии чудесные изделия. Похожие на обычную баллисту, но там, где идет желоб для огромного, с доброе бревно размером, метательного снаряда, способного дробить даже камни, теперь выдавлены семь канавок, куда уложены длинные тонкие дротики, наконечники не широкие — наоборот, узкие и хищные, как жало осы. И расходятся веером, лишь один, средний, смотрит прямо, остальные отклоняются в стороны — рванет дуга, ударит толстая тетива — и стальной веер сметет все на своем пути, а тонкие дротики легко пройдут навылет, поражая и тех, кто задумает укрыться за спинами впереди идущих.

— Хитрая штука, — восхищенно присвистнул Легран. — Только… так мало?

— Остальные у реки, — буркнул терц. — Там нужнее.

Три странные машины установили в некоем отдалении от руин стены — это и понятно, на каменную осыпь их не втащить, первый удар принимать людям. И второй, и третий тоже… а вот как подадутся назад ратники, как ворвется волна штурмующих в крепость — тогда и настанет час огромным стальным стрелам показать себя…

— Подходят! — раздался мощный рев Штыря. — Сдвигай щиты, копья готовь! Арбалетчикам бить латников и копейщиков! Все, кто с секирами, отходите назад, ваше время еще придет… Куда лезешь, дурень! Уступи тем, у кого хоть кольчуга есть!

Шенк усмехнулся… да, не прав Себрасс, не прав… зачем он нужен тут, простой темплар, умеющий сносно махать мечом, но так и не постигший достаточно глубоко умение командовать людьми? Этому не научишься в пыльных темных залах Семинарии, это узнаешь лишь стоя по колено в крови тех, кто когда-то был жив и стоял с тобой плечом к плечу. Научишься, чтобы впредь не растрачивать зря жизни своих.

Он шагнул вперед, занимая место в первых рядах, сразу за линией копейщиков. Вряд ли эта толпа, пусть и большая, устоит: доспешных среди них немного, да и длинное, тяжелое пехотное копье, каким можно и коня, вскачь идущего, остановить, — это вам не коса или вилы, с ним обращаться учатся годами. И научатся — те, кто выживет. Так что скоро лопнет шеренга копьеносцев, укрывшихся за большими, почти в рост невысокого человека, щитами — и тогда настанет черед для мечей и секир, чеканов и кистеней… а то и просто кинжалов, в толчее, пожалуй, весьма полезных.

Сверху, с уцелевших участков стены, захлопали арбалеты, затренькали луки. Полыхнуло пламя — кто-то бросил кувшин с горючим зельем прямо перед проломом… это задержит врага, не многие сунутся в огонь. Но провал широкий, весь его огнем не перегородить.

Над каменным валом показалась первая голова — и тут же исчезла, пробитая арбалетным болтом, от которого не спас и шлем. Но ей на смену тут же пришла вторая, третья… Шенк лишь порадовался, что его люди твердо стоят на утоптанной земле — на груду обломков крепостной стены и забраться-то трудно, а вот спуститься и не упасть при этом — и вовсе немалое искусство надо. Где уж тут думать о том, чтобы не попасть под удар копий.

А копейщики уже работали вовсю — взмах, удар, широкие наконечники вонзаются в плоть и тут же выдергиваются, иногда даже до того, как достигают жизненно важных органов. Недобитый враг куда менее опасен, чем застрявшее копье, нарушившее неприступную стену стальных жал.

Шенк отчаянно надеялся, что копейщики сумеют остановить мингов, а то и обратить их в бегство — беспочвенная надежда на грани ожидания чуда. Да это и было бы чудом…

Увы, чуда не произошло. Ровные ряды щитов и копий продержались от силы минут пять, нагромоздив перед собой с полсотни убитых, а затем сломались… Минги с воем ворвались в ряды «Волкодавов», рубя направо и налево. Воздух прорезал боевой клич Империи, затем сквозь грохот сталкивающейся стали, вопли раненых и стоны умирающих прорезался зычный клич:

— Ложись!!!

Все ратники, как один, рухнули на землю — в грязь, где смешалась пыль и кровь. Нет, не все — двое или трое замешкались, то ли не услышав команды в какофонии боя, то ли не решаясь припасть к земле, когда прямо перед лицом блестит вражеская сталь. Шенк услышал, как над головой страшно свистнули, уходя в свой короткий полет, стальные дротики, и тут же вскочил на ноги…

Залп был удачен — выпущенные в упор стальные снаряды пробивали по два, а то и по три тела сразу. Для мингов такой удар оказался полной неожиданностью, их сложно было напугать обычным оружием, они знакомы были и с обычными осадными машинами, но сметающие все перед собой стрелометы — это было ново, незнакомо, а потому страшно. Уцелевшие импершы отпрянули… давая возможность защитникам крепости подняться на ноги.

Если бы у них было время подумать, то они сразу бы поняли, что не понесли такого уж непоправимого урона. Залп стрелометов поразил не более четырех-пяти десятков солдат, да и то это было немалой удачей — слишком густы ряды наступающих, ни один дротик не пропал даром. Во второй раз они не отступят.

Темплар бросился вперед — пусть замешательство врага продлится еще мгновение, но этим надо пользоваться. Его меч врубился в чью-то жилистую шею, рядом зло сверкнула секира Штыря, с треском раскалывая пополам вовремя подставленный щит, а заодно и перерубая держащую его руку.

Сыпала искрами сталь, свистели над головой стрелы — но каждый ополченец, падая на землю — уже не по команде, сам, навсегда, — уменьшал число защитников, а мингов, казалось, становилось лишь больше… «Волкодавы» бились хорошо, куда лучше, чем можно было ожидать от плохо обученного ополчения, и все же они отступали, вернее, пятились под напором имперских штурмовиков, теряя и теряя людей. Доспехи Леграна уже были залиты кровью так, что почти не отличались цветом от изодранного алого плаща, кованый наплечник был пробит — лезвие, по счастью, не зацепило плоть, но рука слушалась плохо, поврежденная жестоким ударом. Но он упрямо оставался в первых рядах, вновь и вновь бросаясь на клинки и лезвия топоров.

Сквозь прорезь шлема он видел только отвратительные рожи врагов… и почти не замечал, как то с одной, то с другой стороны от него, словно молния, мелькает тонкий недлинный меч, отводя самые опасные выпады, а заодно срубая руки, вспарывая животы, а то и нанося неотвратимо смертельные удары. Синтия вертелась подобно маленькому смерчу, сейчас она уже не думала, что кто-то может что-то заподозрить, что-то понять… Человеку, которого она поклялась защищать, грозила нешуточная опасность, и она забыла обо всем. Возле них с Шенком громоздились груды мертвых и умирающих тел, но через завал лезли новые и новые отряды…

Битва уже кипела вокруг стрелометов, успевших сделать еще один залп, что смел пару десятков мингов с гребня каменной насыпи, а потом терц и его солдаты взялись за оружие, то ли не успевая, то ли не желая отступить в безопасное место. Да и был ли сейчас в Орхаене хоть один по-настоящему безопасный уголок?

Пот заливал глаза, меч с каждым взмахом становился все тяжелее, а скользкая от крови рукоять норовила вырваться из сжимающих ее латных перчаток. Широкая спина заслонила Шенка от рвущихся вперед мингов, жуткий взмах секиры снес голову особо ретивого штурмовика.

— Переведи дух, алый, — рыкнул Штырь, казалось, даже толком не вспотевший, хотя вряд ли можно было бы различить пот под кровавой маской, затягивающей лицо. Дыхание его было ровным, только глаз горел странным пламенем…

Шенк оперся на меч, чувствуя, с какой натугой воздух врывается в пересохшее горло. Мелькнула странная мысль — а почему одноглазый великан дал отдых ему, но не Синтии, которая сейчас рубилась плечом к плечу с бывшим разбойником и каждый выпад тонкой, хрупкой девушки был не менее смертоносен, чем убийственно точные удары тяжеленной секиры?

Но даже эта пара вынуждена была отступать — уже хотя бы для того, чтобы не оказаться полностью в кольце врагов, когда не спасут никакое умение, никакое мастерство, когда просто завалят телами, ткнут мечом в спину — и помчатся дальше, искать новых противников.

Через пролом в город вливался непрерывный поток воинов… И не только через этот — стена рухнула еще в трех местах, и там тоже шла отчаянная, безнадежная рубка, каждый стремился продать свою жизнь подороже, если уж не судьба сохранить ее. Кто-то пытался бежать, спасая шкуру, но таких было немного, и не потому, что все вчерашние козлопасы и пахари вдруг прониклись геройским духом настоящих воинов, просто шансов уцелеть, сражаясь плечом к плечу с товарищами, было самую малость больше. А если и не уцелеть… что ж, лучше уж так, чем получить стрелу в трусливо подставленную спину или почувствовать на горле лезвие ножа, небрежно сжимаемого рукой победителя.

— Они прорвались! — раздался отчаянный крик, и Шенк недоуменно повернулся в сторону кричавшего. «Кто прорвался? — билась в голове мысль. — Куда? Стена пала, минги уже в Орхаене…»

Мальчишка, еще даже не вошедший в тот возраст, когда вчерашнего ребенка уже называют подростком, бежал, размахивая руками. На груди — большая, издалека заметная птица из алого шелка, широко раскинувшая крылья. Странно смотрелся дорогой шелк, явно привезенный из Кейты, а то и из самой Арделлы, на одежке паренька, что лишь на самую малость не подошла к тому состоянию, чтобы называться рваниной… Этим знаком Себрасс отмечал своих посыльных — для гонцов быстрые ноги и малый рост куда полезней, чем умение владеть оружием.

— Минги прорвали заслоны у цепных башен! — орал мальчишка, стараясь перекричать грохот боя. — Северный порт пал. Командор приказывает отходить в Замок!

— Отходить? — Темплар не верил собственным ушам. Он искренне считал, что Себрасс не намерен увидеть живыми никого из тех, кто сегодня утром занял оборону на городских стенах.

— Отходите! — Для ясности он снова и снова указывал в сторону возвышающихся над городом башен Малого Орхаена. — Командор приказывает! Задержать мингов на мостах! Мосты еже…

Договорить он не успел. Прямо посредине алой птицы на груди мальчика появился короткий, в половину ладони, поблескивающий стержень. Удар арбалетного болта отшвырнул худенькое тельце на несколько шагов, мальчишка упал навзничь, глаза, так и не успевшие закрыться, уперлись в мрачное серое небо, что вот-вот могло разродиться проливным дождем.

— Отходим к мосту! — Рев Шенка на мгновение заглушил даже лязг стали и крики воинов. — К мосту!

А сам бросился вперед, потеснив Штыря, вклинившись между ним и Синтией, с ходу врубаясь мечом в чье-то неосторожно подставленное плечо.

— Слышали… приказ?.. — хрипло выкрикнул он. Штырь что-то хрюкнул в ответ, вынужденно делая очередной шаг назад, — сколько их уже сделано?

Отдых был недолог, и усталость, не изгнанная до конца, поспешила вернуться снова. Они наносили удары и принимали их, падали, вставали снова, видели, как падают другие — кто на мгновение, кто навсегда. И отступали, отступали, отступали… сколько это длилось? Может быть, целую вечность. Шенк уже не рубил сплеча, колол — на это было нужно меньше сил, и все чаще и чаще лезвия вражеских мечей высекали искры из его доспехов. Оказалось, есть пределы и железной выносливости Штыря… взмахи его секиры уже не были столь быстры, утратили и точность — пару раз лезвие пронзало один лишь воздух, и только чудом воин не падал лицом вперед под клинки врагов. Лишь меч Синтии разил по-прежнему точно, девчонка не ведала усталости…

Наконец под ногами скрипнули доски широкого — двум, а то и трем телегам проехать можно — моста, что соединял две половины города. Все подступы к мосту были завалены убитыми — и здесь воинов Ордена было, пожалуй, поболе, чем мингов. Но остатки «Волкодавов» и других отрядов, сгрудившись у входа на мост, оборонялись отчаянно, чтобы дать возможность как можно большему числу воинов перебраться на другую сторону.

Почуяв, что добыча ускользает, пусть и ненадолго, минги навалились с удвоенной силой. Они могли позволить себе менять воинов в первых рядах, а защитники крепости были измотаны свыше всякого предела. Но они держались… пока держались.

Внезапно что-то произошло… Прозвучала команда, разобрать смысл которой за шумом битвы было почти невозможно. Минги отпрянули, через несколько мгновений между ними и шатающимися от усталости, истекающими кровью защитниками Орхаена образовалось широкое пустое пространство, сплошь усеянное мертвыми и умирающими. Шенк тяжело оперся на меч, чувствуя, что еще мгновение, и он просто рухнет на землю — не от ран, от безнадежной усталости.

Первым все понял Штырь, повидавший на своем веку достаточно много битв — и честных, и не очень. Да и кто сказал, что бывают честные битвы… это лишь видимость: тот, кто соблюдает надуманные законы и правила, долго не живет. Хотя о нем, возможно, слагают песни.

— Они сейчас просто перестреляют нас… — прохрипел он, сжимая обеими руками мокрую от крови рукоять секиры.

Шенк обернулся к столпившимся за его спиной солдатам, заорал отчаянно, срывая голос:

— Все назад! Поджигайте мост!

Кто-то бросился бежать, кто-то, упрямо выставив челюсть, лишь выше поднял тяжелый щит… На мосту и там, на другом, чуть более безопасном, берегу, скопилось примерно четыре сотни солдат — все, что осталось от защитников этой части города. Шенк снова посмотрел в сторону мингов. Сплошная стена стали, здесь их не сотни — тысячи… И они не торопятся, арбалетчики неторопливо, с нарочитой издевкой занимают свои позиции, перекидываются шуточками — глядишь, вот-вот начнут делать ставки, кто первый вгонит стрелу в ту или иную мишень.

За спиной вновь и вновь слышались звук бьющихся кувшинов да шлепки падающих на деревянный настил струй тягучего горючего зелья. Кувшины были заготовлены заранее, всем было ясно, что стены не удержать, как не удержать и эти мосты, что вот-вот вспыхнут жарким пламенем.

А Шенк мучительно размышлял о том, почему минги не торопятся. Может, они понимают, что мосты им не перейти, мосты будут сожжены — а потому можно потешиться, неспешно расстреливая тех, кто еще не перебрался на тот берег? Все равно никуда не денутся… А мосты… что мосты, когда город будет полностью в руках имперцев, они наведут переправы… Вот сейчас, сейчас стрелки поднимут свои арбалеты, неторопливо выбирая цель. С такого расстояния латы — не преграда для стальных болтов, да и от обычных стрел могут не защитить.

«А может, прыгнуть к ним? — лениво подумал Легран, прикидывая расстояние. — Нашпигуют стрелами, не дадут сделать и пяти шагов… И сил нет».

Послышался тягучий свист, и вдруг прямо в толпу мингов рухнул тяжелый камень, разбрызгивая вокруг себя грязь и кровь из расплющенных тел. А за ним еще один, еще… рухнул обмотанный горящей паклей кувшин, разлетелся вдребезги, орошая всех вокруг черной тягучей жидкостью, что тут же вспыхнула. С ревом взметнулось злобное пламя, еще громче был вой сгорающих заживо людей, которым ничто уже не могло помочь — разве что броситься в воду… но до реки надо еще добежать, а пламя прожигает кожу, превращает плоть в жирную копоть…

Шеренги имперцев разом утратили стройность, кто-то бросился бежать… несколько невероятно долгих мгновений штурмовикам было не до жалкой кучки защитников у все равно обреченного моста. Й это был шанс… шанс, на который никто не надеялся и о котором многие молили Свет, Сиксту, покровителя воинов Галантора и просто капризную даму Удачу, что раздает свои дары неохотно, зато полной чашей.

Шенк вдруг почувствовал, как его подхватывают чьи-то сильные руки, тащат… Он не сопротивлялся, на это уже не было сил. Скорее почувствовал, чем увидел, как полыхнул мост, в мгновение ока отгородив их стеной огня от мечущихся по берегу в поисках укрытия мингов.

Затем он вроде бы куда-то шел… потом его волокли… потом опять шел сам, поддерживаемый с одного боку несгибаемым Штырем, с другого — хрупкой, но надежной, как стальной меч, Синтией. Вслед летели стрелы — кто-то из имперских штурмовиков оказался в силах не обращать внимания на падающую с неба смерть… Таковых нашлось немало, и не менее полутора десятков орденских солдат были убиты…

Стрелы летели и в ответ. Даже Штырь пару раз оставлял Шенка, чтобы одним могучим рывком, не пользуясь воротом, натянуть арбалет — такой подвиг мог повторить едва ли один из десятка — и выпустить тяжелый болт в сторону врага… Мингов на том берегу было много, можно было толком и не целиться.

А потом за ними сомкнулись массивные, надежные ворота Замка.

И только тогда Штырь позволил себе потерять сознание, а Шенк, склонившись над бывшим разбойником, сквозь застилающую глаза пелену увидел четыре арбалетных болта, глубоко ушедших в спину великана…