ОЧЕНЬ ПРИЯТНАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ

В том, что вода морская, я убедился не только тогда, когда слизнул с губ несколько соленых капелек, но и тогда, когда почуял, как засаднили все ссадины и болячки, приобретенные во время нынешнего «отпуска». Правда, я слышал, что морская вода способствует быстрейшему заживлению ран, но все-таки немного поругался.

Мокрые как мыши, мы с Таней выбрели на сухое место и, отдуваясь, уселись на рельсы, метрах в пяти от воды.

— Бр-р! — сказала Кармела. — Опять повезло…

— Куда там! — бодренько согласился я, хотя вовсе не представлял себе, что делать дальше.

Куда нас могла завезти платформа, можно было только догадываться. То, что возвращаться по обратной дороге означало попасть в лапы «тигров», сомнению не подлежало. Идти вперед я бы не решился даже с аквалангом, поскольку не имел представления о том, сколько надо плыть по затопленному туннелю, а без акваланга это было просто невозможно. Сухпайки, правда, остались, и при особо экономном расходовании можно растянуть их на несколько суток. А дальше? Рыбку ловить в туннеле? Может, заплывет сюда какая-нибудь дура… Кармелу не съешь — она сама сожрет кого захочет. Да и вообще, холодно, мокро, болячки жжет — полный атас!

— Ты заметил, что вода морская? — спросила Таня.

— Заметил.

— Интересно, сейчас прилив или отлив?

Я посмотрел на нее с интересом и одновременно почуял, выражаясь интеллигентно, некую неуверенность в завтрашнем дне. Действительно, крошка-снайпер задала вполне резонный вопросик. Если сейчас прилив, то водичка, по закону сообщающихся сосудов, может отхлынуть из туннеля, и от этого природного явления мы не пострадаем. Но вот если сейчас отлив, то через какое-то время, опять же в силу того же уважаемого физического закона, водичка ливанет сюда и, пожалуй, под солидным давлением. Это может оказаться тем самым событием, которое негативно отразится на нашем здоровье.

— Давай-ка пойдем подальше от воды! — посоветовал я. — Часов у меня нет, да я и не знаю, честно говоря, когда тут прилив и отлив…

Взвалив на себя вооружение и рюкзаки, мы пошли вверх по уклону. Я изредка оборачивался, поглядывая назад, на воду. Все время мне казалось, что она прибывает…

— Ты лучше на потолок смотри, — хмыкнула Таня, наводя луч фонаря на тюбинг, валяющийся поперек колеи. Не той, по которой мы сюда заехали, а параллельной.

— Грохнется такая штуковина — и хоронить не надо! — весело заметила она, переводя свет на то место, с которого сорвался тюбинг.

Там темнела почти правильная квадратная дыра, глубоко уходившая в коренной свод туннеля.

— Похоже, что это не промоина, — справедливо определила Таня. — Это люди вырубали…

— Отбойным молотком, — добавил я и отчетливо вспомнил, как перепуганный Фелипе Морено трясущимся голоском рассказывал Бернардо Сифилитику: «Когда копали котлован под трансформаторную будку, обнаружили свод из бетонных тюбингов… Мы выбили один из тюбингов и нашли туннель. Там была железнодорожная колея… Но воды там не было, клянусь Пресвятой Девой!»

Осмотрев при свете фонаря тюбинг, валявшийся на рельсах, я убедился, что он выбит с помощью отбойного молотка. Два соседних заметно провисали и вообще-то вполне могли в ближайшее время грохнуться.

— Если я не ошибаюсь, то нам всего ничего до свежего воздуха, — прикинул я.

— Ты уверен? — спросила Кармела.

— Почти. Если б мы еще сумели влезть в эту дыру…

До дыры, находившейся в самой верхней части свода, было метра четыре. По ребрам тюбингов туда было не добраться — мы же не мухи, чтоб без крюков проходить отрицательные уклоны.

Кармела разглядывала туннель, обшаривая фонарем стены.

— Ага! — сказала она, подойдя к стене и вытягивая руку вверх. — Ну-ка, подойди сюда! Дотянешься?

Примерно на высоте двух с половиной метров по обе стороны туннеля были протянуты толстые кабели в резиновой изоляции.

— Если протянем пару веревок от кабеля до кабеля, — прикинула Таня, — то сможем добраться до дыры.

— Вообще-то я не канатоходец Тибул, чтоб такие трюки делать! — Мне это дело казалось не очень осуществимым. — Но попробовать можно…

— Ладно, — отмахнулась Таня, разматывая бухту веревки, затрофеенной у «тигров». — Шея у тебя крепкая по крайней мере?

— Не вешался, не знаю, — хмыкнул я, имея в виду веревку.

— Я вешать тебя не собираюсь, — ответила Таня, — а вот на шее у тебя посидеть не против. Пока жена не видит…

— Ну, если только на шее, — вздохнул я с притворным облегчением, — это еще куда ни шло…

Я присел, крякнул, когда увесистая Кармела уселась мне мокрыми штанами на плечи, но тем не менее сумел выпрямиться, придерживая свою всадницу за лодыжки, потому что в руках она держала конец веревки, а на левое плечо повесила всю бухту.

Она дотянулась до кабеля, просунула веревку между ним и стеной туннеля и крепко привязала не то морским, не то альпинистским узлом. Затем она переехала на моей шее к другой стороне туннеля, отрезала штурмовым ножом нужное количество веревки от бухты и туго натянула веревку поперек туннеля, привязав ее за кабель и с другой стороны. Затем все повторилось еще раз, и получились две параллельные веревки, протянутые поперек туннеля. Затем Танечка, не слезая с моей шеи, обвязала веревку вокруг своей талии, отдала мне бухту и сказала:

— Ну, за Родину, за Сталина!

Ухватившись обеими руками за натянутые веревки, эта артистка широкого профиля выжалась на них в угол — явно из показухи! — а потом, опершись спиной о тюбинги, медленно встала одной ногой на одну веревку, а другой — на другую. Придерживаясь руками за свод, Танечка медленно, но уверенно дошла до самой дыры.

— Так, — сказала она, заглянув в дыру. — Все совсем прекрасненько: тут даже крючочек есть. Потрави веревочку, будь любезен!

Я-то потравил, стоя на земле, а вот Кармела, вытягивая к себе веревочную слабину, несколько секунд держалась только благодаря чувству равновесия. Где-то там, внутри дыры, она набросила веревку на невидимый мне крюк и сказала:

— Хорош! Теперь тяни на себя! Давай! Крепко держи, не отпускай, пока не скажу!

Я потянул, Кармела стала подниматься и вскоре исчезла в дыре. Потом я увидел, как там, над моей головой, она зажгла фонарик, потом что-то брякнуло, а еще через минуту невидимая снизу Таня сказала:

— Отпускай! — Я отпустил, но она из дыры не вывалилась. Вместо этого бухта веревки стала быстро разматываться и уползать в дыру. Вскоре у меня остался только конец веревки.

— Привязывай рюкзак с боеприпасами. Покрепче, смотри…

Привязал. Танечка чуть-чуть приподняла его на веревке, подергала, проверяя, крепко ли держится, а затем быстренько выбрала веревочку и утянула тридцать кило наверх без видимых усилий.

— Нормально! — сообщил голос с воли. — Теперь оружие…

И свободный конец веревки вновь упал вниз. Я продернул его через ремни двух «узи», «калаша», «винтореза» и «бизона» («ПП-90» Танечка положила в карман рюкзака с продуктами), завязал покрепче, и Кармела утянула весь металлолом наверх.

— Ну все, свободен! — объявила она, когда я стоял под дырой, дожидаясь своего часа. Мне даже стало не по себе, потому что она, эта девочка, вполне могла и не шутить. Перспектива остаться здесь в то время, как Кармела будет «там», то есть на свежем воздухе, меня очень не устраивала.

— Спасибо, хоть продукты оставила! — сказал я. — Шоколад, например… Печеньице, кофеек… И вылезать не хочется.

— Ай-яй-яй! — засокрушалась Танечка. — Как же я без шоколадок? Пропаду! Вылезай! Спустить тебе веревочку?

— Не-а, — ответил я дурашливо, хотя только об этом и мечтал.

— Ну, а лестница тебя устроит?

Это было похоже на издевательство, но я сказал:

— Лестница, может, и устроит…

Наверху что-то зашелестело, а затем в дыру с легким бряканьем вывалилась натуральная веревочная лестница с прочными деревянными ступеньками.

— Забирай шоколадки и лезь поживее! — Таня дала эту команду вполне серьезно, и я, нацепив рюкзак с продовольствием на себя, быстро вскарабкался по лестнице в дыру.

Помещение, в котором я оказался, нельзя было назвать шибко комфортным. От пола до потолка — метр, площадь — два на три. Откуда-то сверху слышалось зловещее гудение трансформатора. Все подтверждалось, но я не торопился радоваться, потому что еще не знал, как отсюда вылезти.

Таня втянула наверх веревочную лестницу и задвинула на место чугунную крышку, закрывавшую люк.

— Где это ты такой лесенкой разжилась? — спросил я.

— Здесь нашла, — сообщила она. — Вот тут.

Неожиданно легко она вынула из стенки плиту размером 50 на 50 сантиметров, за которой обнаружился тайник — глубокая бетонированная ниша. Там при свете фонаря я разглядел акваланг, баллоны с редуктором, маску-шлем с фонарем, гидрокостюм, ласты. Были в тайнике и водолазный нож с пилкой, и веревка-линь, и некое странное оружие с необычно широким магазином, похожим на акулий плавник.

— Это что за инструмент? — удивленно спросил я, указывая на «ружжо».

— Автомат подводной стрельбы. Советского, то бишь российского производства, — Танечка отщелкнула магазин и вынула верхний патрон. В нормальную гильзу была вставлена чудовищно длинная пуля, похожая на гвоздь.

— Вот из этой штуковины и застрелили дона Франсиско Хименеса, — прикинул я. — Не ты случайно?

— Нет, — мотнула головой Таня, — не я и не Андрюха, на которого все здешние полицаи ориентировки получили. Это мистер Дэрк организовал, а Андрюху — он по шраму приметный — решил подставить, чтоб Сереге Сорокину пакость устроить.

— Но теперь, как видно, и Дэрку кто-то путь перешел?

— Должно быть… Ну, куда дальше? Вон там лючок в стене, наверное, на выход.

Я критически поглядел на себя и на нее. Видуха была еще та… Самое оно, чтоб вылезать из-под земли на территории «Каса бланки де Лос-Панчос»! Рваная и прожженная одежда была заляпана кровью, насквозь пропиталась сероводородно-пороховым духом, запахами сырого подземелья, а кроме того, мокра до нитки.

— Интересно, который час? — спросил я.

— Мои встали, — сказала Кармела. — Вообще, наверно, уже вечер. Или ночь.

— Вечер или ночь — большая разница! — заметил я. — Ночью можно и в такой одежке походить.

— Ну да, — скептически сказала Таня, — выйдем на кольцевую автостраду, тормознем кого-нибудь — и ту-ту к Эухении? Там-то нас и возьмут.

Она точно углядела мои мысли — будто прочитала. Может, у нее эта микросхемка сработала?

— По-моему, здесь в тайнике места хватит, чтобы всю нашу навьючку спрятать, — прикинул я, — и шкуры эти грязные тоже.

— А мы с тобой будем, как нудисты, голыми разгуливать! — иронически подпела Кармела. — Клево, компаньеро!

— Купальник-то у тебя есть?

— Ну, что-то такое было. Может, даже не очень грязное.

— Это наплевать. Проберемся на пляж, ополоснемся начерно и пойдем в «Каса бланку». Десять дней еще не кончились, номер оплачен, у меня там даже паспорт, между прочим. Но самое главное — там чистые шмотки должны оставаться. Ты чуть-чуть худее Хавроньи…

— Что-о? — обиженно переспросила Таня.

— Это я жену так зову…

— Нежно, нечего сказать! Короче, ты решил меня в ее тряпки обмундировать? Интересно, а администратор не заметит, что ты уходил с блондинкой, а вернулся с брюнеткой?

— Ну, во-первых, бабе что из брюнетки в блондинку, что наоборот превратиться недолго. Скажем, для того, чтобы муж на здешних чернявеньких креолок не заглядывался. А во-вторых, здешним гражданам, откровенно говоря, по фигу, каких дам я могу к себе притащить. Мы ведь с Ленкой записались в отеле, как Брауны, и ничего. Номер оплачен? Оплачен. У них тут нет такого правила, чтоб после одиннадцати всех посторонних вон.

— А полиция?

— Чего полиция?

— Может быть, нас тут ищут уже.

— Во-первых, за что искать? На нас кто-нибудь заявление писал, что мы корову увели?

— Насчет коровы не знаю, а вот морда твоя по телевизору светилась…

Я призадумался. Ни в жуткого мафиози Родригеса, ни в красного партизана Рамоса мне превращаться не светило. Но по паспорту-то я Баринов! В конце концов, можно поскандалить, затребовать консула, связаться с отцом. Пусть даже в тюрягу упрячут. «Койоты», если даже их всех пересажали, с меня там пылинки сдувать будут. А у «джикеев» сейчас и без меня проблем хватает… Стоп! А если сейчас в этом отеле я возьму да и столкнусь с мистером Дэрком? Ну, это вряд ли… Если у него появились напряги с местной администрацией, ему надо бы отсюда подальше размешаться.

В общем кое-как я себя успокоил.

— Давай для начала все же проверим, куда этот лючок ведет, — предложил я,

— а уж потом, по обстановке, решим.

За лючком оказался небольшой, метра на четыре длиной, лаз квадратного сечения. Проползти по нему можно было вполне свободно. Закончился лаз небольшим колодцем со скобками, по которому нужно было подняться еще на три метра до крышки.

Поднявшись, я уперся ногами в скобу, плечами в стенку колодца, а руками в крышку. Оказалось, что крышка представляет собой деревянный ящик в форме усеченной и перевернутой четырехгранной пирамиды, который наполнен землей. Приподняв чуть-чуть ящик-крышку, я с удовольствием вдохнул тот самый свежий воздух, о котором мечтал с того момента, как влез под землю на кукурузном поле. Солнечного света я не увидел. Стояла шикарная густая тропическая ночь. После холодрыги подземелий казалось, что я сунул нос в парную российской бани.

Колодец выводил прямо в середину густой купы кустов, расположенной довольно далеко от аллей для прогулок публики. Прислушавшись, я понял, что ближайшие зеваки находятся от нас не ближе чем в сотне метров, а кусты надежно скрывают лаз от почтеннейшей публики.

Дальше мы действовали по намеченному плану. Рюкзаки и оружие спрятали в чужой тайник, туда же убрали свое тряпье. Оставили только фонарик — вещь вполне обиходная для ночной прогулки на пляж.

Купальник Танечке, судя по всему, выдавали от щедрот сельхозпредприятия сеньора Сарториуса-Сорокина. Прямо скажем, супермодели от такого пришли бы в ужас, потому что он был какой-то лилово-серый, с разводами. То ли эти разводы были так и задуманы, то ли образовались от нестойкого красителя, разобраться было сложно. Одно хорошо — грязь на таком было очень трудно, почти невозможно заметить.

У меня положение было похуже. На асиенде товарища Сорокина (или на фазенде, выражаясь по-бразильски) я получил белые трусы спортивного образца и серо-голубую униформу из ХБ, в которых местные народные массы рубают тростник или кукурузу. Поверх этого, как известно, я натянул пропитанный кровью камуфляж, доставшийся от Андрюхи Чижова. Потом меня еще раз где-то забрызгало. Все это проникло с верхней одежды вниз, и в сорокинской униформе я смотрелся, как передовой забойщик скота после напряженного трудового дня.

— Н-да! — сказала Танечка. — Жаль, что ты не дама, а то объяснили бы это дело внезапными месячными.

— Тебе все шуточки! — проворчал я.

— Ладно, попробуем устранить! — объявила Кармела и слазила в тайник за штурмовым ножом. — Снимай штаны!

Вот что значит, как пелось в одной советской песне, «заботливые руки и зоркий женский глаз»! Танечка откромсала ножом особо ухрюканные штанины брюк до размера плавок, и они стали выглядеть почти прилично. Правда, трусы из-под них просматривались.

— Снимай! — повелела Таня, и я без сожаления избавился от трусов. Отвернуться я ее как-то забыл попросить, что не вызвало особых возражений. Не чужие все-таки…

От обуви решили отказаться вообще. Она была непригодна для широкой презентации.

После этого мы наконец выбрались в кусты. В крышке-ящике, как выяснилось, тоже был посажен кустик, и, когда мы задвинули его на место, никаких признаков лаза на поверхности земли не осталось. Трансформаторная будка гудела несколько ниже по склону горы, на которой располагался отель.

Стараясь не лезть на главные авениды «Каса бланки де Лос-Панчос», где наслаждались прохладой и вечерним моционом интербабушки и интердедушки, мы с Татьяной совершили марш-бросок к океану. По дорожке-лестнице попросту пробежались, потому что ее было трудно миновать, но тут навстречу нам шла молодая веселая публика, и ее наша беготня особо не смущала — сами такие.

Как ни странно, на пляже еще кое-кто был. Любители волейбола все еще сражались у сетки при искусственном освещении, а несколько счастливых пар бултыхались в воде.

— Кипяток! — воскликнул я, когда мы проскочили ленивый прибой лагуны и очутились по горло в воде.

Водичка прогрелась — это не то слово. После подземных странствий было ощущение натуральной горячей ванны. Болячки и те пощипали и перестали. Здорово! Вот чем тут надо было заниматься, а не пальбой и беготней…

Кармела плыла рядом, как видно, тоже словив кайф от водички. Но она уже беспокоилась о делах практических.

— Сходи-ка ты один в отель. Нечего мне там показываться. Заберешь одежку, если все нормально, и принесешь мне. А я тебя там, в кустах, подожду.

— Ну и как это будет выглядеть? Пришел мистер Браун, забрал женские вещииз номера и куда-то понес?

— Нормально будет выглядеть. Жена ощутила прохладу и послала заботливого мужа. А самой захотелось волейбол досмотреть…

— Ну да, я тебе принесу что-нибудь из Ленкиного, а ты потом начнешь ворчать, что от него не тем пахнет или на тебя не лезет…

— Да пойми ты, Димочка, что у меня же здесь вообще ни паспорта, ни визы. Но нужна я тут многим — «джикеям», вашим, «койотам».

— А как ты, извини меня, вообще здесь оказалась? — Давно пора было задать этот вопрос, но я все не решался. — Я ведь, помнится, доставил тебя в распоряжение моего отца?

— Хм… Доставил… — Тон у Кармелы изменился, и мне показалось, что я зря об этом факте напомнил. — А как Сорокин меня отбил, не помнишь?

— Если честно, то помню, — ответил я, и перед глазами завертелись картинки из всей этой фантасмагории с полетом в Нижнелыжье, — только не уверен, что это было на самом деле…

— Было это, на самом деле было.

— Погоди, — удивился я, — но ведь я тебя и после этого видел. Когда меня вывели из этой искусственной реальности, ты в соседнем ложементе оказалась и обозвала моего отца преступником…

— Это была не я. Не знаю, что там было, только я все это время была у Сорокина и Брауна. В Оклахоме.

— Как тебя туда увезли?

— Понятия не имею. Может, в том же ящике, а может, как-нибудь еще. В гробу, например.

— А сюда-то как попала?

— Не знаю. Как-то попала. Но как выбираться — не знаю.

— Хорошо. А как сюда вообще вся команда Брауна угодила?

— Как сельхозрабочие по найму. Под таким соусом. Андрюха так приехал — это я точно знаю. Но про себя не помню. Понимаешь? Как стерто…

Не знаю, другому поверить во все это было бы трудно. Но я-то уже всякого навидался и почти всему поверил. Во всяком случае, поверил в то, что сама Таня говорит со мной откровенно. Какую картину событий ей представили, каково было в этой картине соотношение между натуральной и искусственной реальностью, я мог только догадываться.

Мы доплыли до сетки почти в том месте, где водолаз, чью базу мы сегодня обнаружили, застрелил Хименеса. Вспомнив об этом, я как-то непроизвольно повернул на обратный курс. Жутковато стало.

На берегу, когда мы туда благополучно вернулись, волейболисты уже закончили свой спор и окунались с хохотом и брызгами, оживленно обсуждая перипетии матча. Парочки выбирались из воды и, хихикая, бежали к лестнице.

— Ладно, — изменила намерения Таня, — в такой куче можно и пройти. Пошли в отель!

Действительно, среди толпы мокрой молодежи в плавках и купальниках мы особенно не выделялись. У многих волейболистов на коленках и локтях были ссадины и царапины, поэтому даже эти детальки нас не высвечивали. И относительная бледность кожи роли не играла — тут были парни и девицы, приехавшие позже нас с Ленкой, во всяком случае, еще не загоревшие.

В фойе, когда мы туда вошли, прохаживались несколько солидных мужичков, которые могли быть, судя по внешности, «койотами». Однако на нас они внимания не обратили. Но вот портье, как ни странно, меня сразу узнал.

— Сеньор Браун, — сказал он, с готовностью подавая мне ключ от номера, будто я вышел оттуда всего час назад, — сегодня утром вам передали вот этот конверт…

Конверт был большой и официальный. На прекрасной бумаге был оттиснут золотом замысловатый хайдийский герб, вокруг которого на фигурных лентах была надпись: «Канцелярия президента Республики Хайди». Каллиграфическим почерком компьютера на этой же лицевой стороне было выведено адресование: «Отель „Каса бланка де Лос-Панчос“, сеньору Дмитрию Баранову (Ричарду Брауну, Анхелю Родригесу)». На тыльной стороне была шикарная гербовая сургучная печать.

— Благодарю вас, — кивнул я и, подцепив Таню под ручку, заторопился наверх, потому что любители ночного купания и волейбола уже начали обращать на нас внимание. Что, мол, это за знаменитость, которую сам местный президент почтил своим вниманием? Тем более что эта выдающаяся личность рассекает в шорто-плавках, явно час назад переделанных из рабочих штанов.

В номере все было не тронуто. Либо те, кто наводил тут шмон, были крупными специалистами своего дела и постарались произвести инспекцию незаметно, либо по какой-то причине сюда никто так и не добрался.

Таня тут же полезла в душ, поскольку считала результат купания явно недостаточным для ликвидации последствий путешествия по подземельям, а я не без трепета душевного вскрыл пакет.

Послание было отпечатано на принтере, но в конце стоял доподлинный, а не факсимильный автограф дона Хосе Соррильи. Не знаю, сам президент сочинял письмо или целый отдел канцелярии над ним корпел, но в русском переводе получилось следующее:

«Дорогой и глубокоуважаемый господин Дмитрий Баринов!

Ввиду того, что Вы прибыли на территорию Республики Хайди с российским паспортом на это имя, позвольте мне именовать Вас так и далее. Приношу также свои глубочайшие извинения за необходимость побеспокоить Вас во время Вашего отпуска, однако для этого были весьма серьезные причины и не терпящие отлагательств обстоятельства.

Как Вам, должно быть, уже известно, ситуация, связанная с деятельностью компании «ANSO Limited», далеко вышла за рамки сугубо частных финансовых проблем. Поскольку Вы, как лицо заинтересованное, несомненно, не сможете оставаться в стороне от происходящих событий, представляется необходимым провести надлежащие консультации с целью уточнения позиций сторон и выработки повестки дня для дальнейших переговоров. Убедительно прошу Вас не откладывать дату консультаций на неприемлемо долгий срок, ибо в течение ближайших трех дней могут возникнуть нежелательные осложнения.

О своем принципиальном согласии на проведение консультаций и устраивающих Вас времени и месте соблаговолите уведомить начальника канцелярии президента Республики Хайди государственного советника 1-го ранга Хоакина Фьерро.

Примите уверения в совершенном к Вам почтении.

Президент Республики Хайди дон Хосе Соррилья Васкес.

В принципе было над чем поломать голову. Конечно, понимай я хоть что-нибудь в «ситуации», о которой упоминал сеньор президент, то тут же позвонил бы в его канцелярию и договорился о встрече. И уж, наверное, постарался бы объяснить свою позицию, если б она у меня была. Может быть, даже посоветовал бы товарищу Соррилье, как и что делать. В конце концов, с предыдущим президентом, то есть с компаньерой Рамос, у меня были неплохие отношения, и даже очень близкие. Я у нее даже министром числился, правда, никого социально обеспечить не успел. Но в том-то и дело, что сеньор президент со своим посланием попал пальцем в небо. Я ж ни шиша не знал, кроме того, что мне сообщили Косой, Салинас и Ховельянос. Я и понятия не имел, как эта самая «Rodriguez AnSo inc.» раскрутила такие обороты, что захавала весь Хайди на 7/8, и как добиться того, чтоб она не проглотила и остальную восьмушку. К тому же я ни разу не был в Колумбии и даже не в курсе, где там моя штаб-квартира находится. Вот что значит в молодости по глупости какую-то бумажонку подписать.

Но самое главное — я очень плохо представлял себе, что сеньор президент понимал под словами «нежелательные осложнения». Социальный взрыв? Скажем, если без моей подписи местному населению зарплату не выдадут. Военный путч? Опять же если окажется, что все местные «черные полковники» построили виллы на землях сеньора Родригеса и задолжали ему ренту за десять лет. Интервенция колумбийских войск для защиты моих интересов? Это уж совсем ахинея, но кто ж его знает?

Вообще-то стоило поржать над всей этой кретинической ситуацией, но что-то не ржалось. Кто его знает, до чего можно довести президента, ежели его припечет? У нас вон довели одного — он из танков стрелять начал… А здешний может, например, взять и национализировать эту самую «Rodriguez AnSo inc.», поскольку ему по фигу, что Мировое Сообщество скажет, оно о Хайди вообще ничего не знает, потому и не говорит. Не Россия, чай, на которую все пялятся и ждут, чего она еще в этом столетии отмочить успеет. Но самое главное, что не давало мне возможности как следует посмеяться над своей «хлестаковской» ситуацией, так это растущее беспокойство за свое здоровье. Все проблемы — от человека. А нет человека — нет и проблемы.

Танька плескалась под душем, а я ходил вокруг телефона и размышлял, куда бы позвонить. Около телефона лежал шикарненький справочник, где были, конечно, и номер сеньора Фьерро, и номер «ANSO Limited», и номер сеньоры Дорадо… Но прежде чем куда-то звонить, нужно было поразмыслить. В конце концов, это президентское послание могло быть всего лишь крючком. Отзовешься, скажешь, что готов встретиться, а тут — р-раз! — и сцапают. Приедет какой-нибудь теньенте Гонсалес с бригадой — хрен вырвешься. Тем более что портье уже мог и настучать куда следует. Может, уже и едут. Хотя, конечно, для этого вовсе не обязательно послание писать. Тем более вроде бы с подлинным автографом. Ну, позвоню я, допустим, в президентскую канцелярию, а что дальше? У меня ведь даже нет никакой связи с собственной корпорацией. Наверное, в «ANSO Limited» знают, но там уже скорее всего всех пересажали, если так запросто еще утречком окружили дом Сифилитика и саданули по ногам Доминго Косому. Его, кстати, могли и вовсе замочить для простоты вопроса. Эухении позвонить? Там, по идее, может быть Ленка. Хавронья — она Премудрая, она бы подсказала…

Впрочем, что она могла бы подсказать? Только одно: «Позвони отцу!» «И это правильно!» — как сказал бы г-н Горбачев.

Короче, я решил набрать код ужас какой далекой Москвы и телефон Чудо-юда. Это ж семь часов разницы! Судя по здешним электронным, светившимся на стене, время приближалось к полуночи. А вот бате придется устроить побудку в семь утра. Обматерит? Ну а что делать?

Спутник связал меня с Москвой быстро и без проблем. И Чудо-юдо отозвался быстро, будто уже ждал звонка:

— Дима? Ну как отдыхается?

Я проглотил те матюки, которые были готовы вырваться после этого, мягко говоря, издевательского вопроса.

— Да так, не очень. Дела вдруг появились. Вот послушай, посмейся… — И я от корки до корки прочитал отцу все послание дона Хосе Соррильи. Тот слушал внимательно, нигде не перебивал и не переспрашивал. Когда чтение было закончено, я услышал в трубке знакомый утробный хохот. Отхохотав, Сергей Сергеевич сказал серьезным тоном.

— Очень хорошие вести. Дай-ка телефон твоего номера и пока не ложись спать. Через часок тебе из Барранкильи позвонят.

— Откуда?

— Из Колумбии. Пора бы знать, где твоя фирма находится. И вот еще что.Позвони Эухении, там Ленка вся на нервах, звонила мне в час ночи. В общем, не скучай и веди себя поприличнее. Есть на тебя жалобы, между прочим. Жму лапу. Аста ла виста, ниньо!

— Аста ла виста, падре! — только и сумел я выдохнуть.

Справедливо решив, что барранкиллеры или как их там правильно — барранкильерос? — позвонят только через час, я позвонил Эухении. Позвонил по телефону, который был в справочнике, и потому попал в офис, но, слава Богу, нарвался не на автоответчик, а на вполне живую Аурору, бодрствующую на телефоне, по которому любой хайдиец за соответствующую плату мог в любое время пригласить к себе специалиста по экстрасенсорной медицине, чтобы тот заговорил ему зубы или изгнал злых духов из какого-нибудь места.

— Частный центр научной астрологии, экстрасенсорики, прогностики и нетрадиционных методов лечения! — бойко оттараторила Аурора. — Служба экстренной помощи! Мы слушаем вас!

— Это сеньор Баринов. Как мне связаться с сеньорой Дорадо?

— О, подождите минуту, я сейчас… Эухения, видимо, не спала. Как только Аурора переключила на нее связь, супергадалка отозвалась:

— Буэнос ночес, Деметрио! У вас все в порядке?

— Более-менее. На двух ногах, при голове и двух руках.

— Где вы? Судя по номеру, в отеле?

— Вроде бы…

— Не покидайте его! Оставайтесь на месте, и вы будете в безопасности.

— Это расположение звезд такое? — съехидничал я.

— Считайте, что так. Передаю трубку Елене. Хрюшка сразу взяла быка за рога:

— Волчара! Я балдею!

— Ревела?

— Немножко… Но я знала, что все будет о'кей. Смотри, слушайся Эухению и никуда не вылезай. Понял? Завтра увидимся. Чмок!

Как раз в тот момент, когда я вешал трубку, из душа выбралась Таня. Она классно отмылась и завернулась в махровое полотенце, отчего стала походить на какую-то индийскую богиню, правда, не очень смуглую. Меня это немного удивило, потому что в предбанничке данного санузла, как я помнил, висели халаты, входившие в местный сервис. То ли Кармела побрезговала ими, то ли ей хотелось немного поиздеваться.

— Вот тут Ленкины шмотки, — сообщил я, подавая ей спортивную сумку, — разбирайся, а я мыться пошел…

Да, это было очень к месту — отмыться, хотя пришлось это делать осторожно, чтобы не бередить царапины. Тем не менее я сумел оттереть ту грязь, которая не отмылась в море, и окончательно избавиться от всех подземельных запахов.