Черный ящик (№6) - Гастроль без антракта

В общем, в голове у меня началась полная каша, полный абсурд и сбоку бантик. В конце концов, я капитально заснул. Без снов.

1000 МЕТРОВ ПОД ВОДОЙ

Утром меня поднял Чудо-юдо.

— Подъем! Тридцать пять секунд! Последнего убиваю! — проорал он почти так же, как незабвенный прапорщик Кузяев из учебки, где я сшивался в начале военной службы. Когда-то, еще в первые дни моего проживания в родной семье, я рассказал Чудо-юде об этом прапорщике и его любимом приколе.

— Который час? — спросил я, зевая.

— «Че» плюс один, — ответил он по-военному. — Бегом на «Дороти»! Все уже готово. Только тебя, оболтуса, ждут.

Бежать, а точнее, все-таки идти пришлось недолго. Спустились вниз, прошличерез вестибюль, выходящий на набережную, выбрались на пирс и дошли до яхты.

Едва мы взбежали по трапу на палубу, как капитан Каэтано приказал своим ленивым мореманам по местам стоять и со швартовов сниматься. Прямо от трапа отец потащил меня в кормовой гараж-ангар, туда, где раньше находились вертолет и три автомобиля. Вертолет был на месте, а вот в автомобильных боксах находилось нечто иное. Там лежали десять аквалангов примерно такого же типа, как были у тех «джикеевцев», что доставали нас с потопленной «Маркизы», четыре подводных буксировщика, бухты линя, фонари и еще что-то. В это «что-то» входило и оружие — уже знакомые мне по трансформаторной будке автоматы подводной стрельбы. Кроме них, имелось кое-что и для наземного боя

— ПП-90, запаянные в полиэтилен, с парой запасных магазинов.

— Ты вообще-то ходил под воду за сорок метров? — спросил Чудо-юдо.

— Ходил, — сказал я мрачно, — совсем недавно, вместе с «Маркизой». Меня оттуда «джикеевские» водолазы выводили в таком же приборе и увозили на таком же буксировщике.

— А это все, кстати, «джикеевское» оборудование, — сказал отец. — Вчера к ночи «тигры» полностью очистили от них зону «Зеро», во всяком случае до уровня моря.

— Интересно, — спросил я, — акваланги у них родные, штатовские, а стволы наши… С чего бы это?

— Скажи спасибо Сорокину с Брауном, — мрачно сказал Чудо-юдо. — Они тут такую «контору Никанора» организовали — только держись. Уже до вертолетов дошло…

— Я видел…

— Видел! — проворчал отец. — Коммерсанты, может, и неплохие вышли, но часть оружия «джикеи» перекупили. Удобно: русский ствол — русский след. Они ведь не случайно приложили Хименеса из нашего АПС. И полиция взялась искать Андрея Чижова, потому что в военном министерстве Хайди — с подсказки «G & К», конечно — дали приметы того парня, который им на закрытой презентации показывал АПС. У Андрюхи шрам, бандитская морда — готовый киллер.

— В общем, — решил я уточнить, — под водой нам бояться некого? «Дороти» нам не взорвут, как «Маркизу»?

— Этого я, брат, не говорил, — вздохнул Чудо-юдо. — Когда мы вчера с Перальтой ездили в президентский дворец, то встречались с начальником штаба здешних коммандос подполковником Нуньесом. По его данным, минимум шестеро аквалангистов ушли. И очень неясно — куда. Полиция и служба безопасности проверили трансформаторную будку — извини, но воспользовался твоей головой. В смысле того, что твоя микросхема немного поработала на передачу.

— Ну и что там?

— Ничего. Все цело, даже продовольствие, хотя, казалось бы, им надо было бы кое-что перехватить. Голод не тетка. А вообще впечатление такое, что их там не было.

— А может, у них тут яхточка стояла в лагуне? — снаивничал я. — Выбрались ребятки и поплыли себе в Майами…

— Ты здешние спецслужбы за полных дураков не держи, ладно? — посоветовал Чудо-юдо. — Там, между прочим, вполне приличные профессионалы работают. Они блокировали зону «Зеро» так, что мышь не ушла бы. Все ходы, и подводный туннель в том числе, были перекрыты. Всем частным суденышкам было запрещено выходить из лагуны Лос-Панчос, пять катеров стояли на стреме. Но все-таки ушли. Не менее шести человек.

— Почему шесть, а не пять или семь?

— Потому что на том же уровне, где находится подводный туннель, ведущий в зону «Зеро», была расположена база «джикеевских» боевых пловцов. Там были двадцать четыре ячейки для гидрокостюмов, двадцать четыре гнезда для дыхательных аппаратов и вообще всего по двадцать четыре комплекта. Вот так. А «тигры» нашли всего по восемнадцать.

— Может, у них некомплект был? — предположил я.

— Вряд ли, — усомнился Чудо-юдо. — Скорее всего эти шестеро либо покинули базу загодя, либо был еще какой-то подводный выход, о котором не знали «тигры» и боевые пловцы хайдийских ВМС. Так что неожиданности у вас могут быть. Правда, скорее всего на обратном пути. Думаю, что и у «джикеев», и у Сорокина с Брауном хватит ума, чтобы не рисковать до того момента, пока вы не возьмете «ноутбук». Так что возвращение будет самым опасным этапом…

— Кто со мной пойдет, кроме Бетти и Кармелы?

— Четыре водолаза от ВМС Хайди и трое от Эухении. Сговориться они между собой не могут. Но у тех и у других могут быть свои планы. Повторяю еще раз.

— Хорошо. Понял. Еще вопросик: Таня и Бетти под водой сдюжат?

— Сдюжат. Таня и на сотню метров погружалась, а Бетти еще три года назад участвовала в подводной экспедиции как репортерша и ныряла на полсотни. Конечно, риск есть, но на крайний случай я дам тебе полный список всех паролей и кодов, которые должны быть в памяти у обеих Мэллори. Неаппетитно, конечно, но все равно скажу. Если не удастся довести их живыми — возьмешь кисти рук. Понял?

— Жестоко…

— Ничего не попишешь. Вот эта шпаргалка. Она закатана в полиэтилен, не размокнет. Спрячь подальше.

Шпаргалка была по формату не больше проездного билета, но о том, как ее получше спрятать, я сразу призадумался.

— Погоди, — сказал Чудо-юдо, заметив мою растерянность. — Я тебе должен дать еще кое-что. Все это настолько ценно, что лучше держать в одном месте… Вот это три ключа в форме крестиков. Каждый индивидуален. Сейф открывается только в том случае, если ключи вставлены почти одновременно, с интервалом не более секунды один от другого. В принципе, меньше чем два человека сделать это не смогут, но шанс есть, если успеешь вставить сразу два ключа, а третий с небольшой задержкой. Наконец…

Чудо-юдо вынул небольшой мешочек с ниткой.

— Вот… — Он высыпал на ладонь четыре блестящих, но не отбрасывающих тени перстня.

— Они все-таки оставались у тебя? — спросил я.

— Разве я тебе не говорил, что налет в Нижнелыжье был всего лишь искусственной реальностью?

— Да, но реальная Таня это опровергает. Она говорит, что Сорокин ее отбил и сумел вывезти из России в Штаты…

Чудо-юдо усмехнулся.

— Это тоже искусственная реальность? — не дожидаясь ответа, предположил я.

— Не совсем. То, что ее отбили во время нападения на самолет — липа. А то, что я ее подарил Сорокину, — правда.

— С той же целью, с какой Сорокин и Браун подарили Бетти Дэрку? — догадался я. — Чтобы она, сама того не ведая, стучала тебе на своего командира?

— Именно так! — улыбнулся отец. — Более того, через нее ко мне шла вся информация, которую Бетти передавала от «джикеев». Так что эти самые микросхемки неплохо на меня поработали.

— Что я буду делать там, — я указал пальцем вниз, — с этими перстеньками? Они, кстати, реальные или только кажутся?

— И так, и так, — вполне серьезно ответил Чудо-юдо. — Они не материальны, но они есть. Они — устойчивая экстраиллюзия, прикрывающая некую «вещь в себе»… Ты, конечно, даже Маркса не читал, а Канта и Гегеля тем более.

— Я даже такого слова — «экстраиллюзия» никогда не слышал. По телику передача была «Экстро-НЛО», по видаку как-то фильм видел, тоже назывался «Экстро», но что это, я так и не усек.

— Дер-ревня! — незлобиво проворчал Чудо-юдо. — Что такое интерьер, знаешь?

— Ну, внутренность комнаты, кажется…

— О, сказывается высшее образование! А экстерьер?

— Внешний вид собаки, допустим…

— Колоссально! Хорошо, что ты не сказал: порода собак. Фокс-терьер, эрдель-терьер, интерьер и экстерьер. То есть, видимо, дохлый терьер, судя по приставке «экс». Димочка, я потрясен! Итак, слава Богу, выяснили, что «интро» значит «внутреннее», а «экстро» — «внешнее». Разницу между «иллюзией» и «галлюцинацией» ты ощущаешь или тебе надо это объяснять?

— Лучше объяснить…

— Хорошо. Галлюцинация — это когда человек чувствует то, чего физически нет. Например, допивается до белой горячки и видит зеленых чертиков, которые по нему бегают. Или начинает со страху слышать шаги в собственной квартире, где, кроме него, никого нет. Или, наслушавшись про отравления синильной кислотой, начинает везде и всюду вынюхивать запах горького миндаля.

Иллюзия — это когда есть некое явление вне или внутри человека, которое заставляет его, грубо говоря, ощущать не то, что есть на самом деле. Хотя, что есть на самом деле, вообще-то не видит никто. Ну, на обывательском уровне сойдет и так. Простейший пример. Ты поднимаешь указательный палец, фокусируешь на нем оба глаза и видишь — палец один. Расслабишь глаза — увидишь как бы два пальца, потому что в твой мозг придет, не совместившись, то, что видит левый глаз, и то, что видит правый. Это интраиллюзия, так как явление, вызвавшее иллюзию, произошло внутри тебя.

Может быть более сложный случай. Едешь ты в поезде, слушаешь радио. Кассет у поездного радиста мало, к тому же он очень любит слушать Пугачеву и обожает песню «Миллион алых роз», которую крутит через каждые полчаса. Наконец, он вырубает свою шарманку, и все граждане пассажиры ложатся бай-бай на свои нижние, верхние и третьи полки под мерный стук вагонных колес. Голову могу дать на отсечение, что минимум трети из пассажиров эти самые колеса будут выстукивать: «Жил-был художник один, домик имел и холсты…» Казалось бы, тут источник иллюзии внешний, но это не так. Просто «Миллион алых роз» у многих непроизвольно отложился в памяти. А многие другие люди, едущие в этом поезде, будут, вслушиваясь в стук колес, слышать иные музыкальные ритмы, скажем: «Наверх вы, товарищи, все по местам…» То есть иллюзия возникает опять-таки внутренне, у каждого своя, а у многих не возникает вовсе. Но вот если мы рассмотрим такое явление как мираж или, допустим, обычное кино, то это иллюзия для всех, кто при сем присутствует. Она вне конкретного человека. Все, кто смотрит фильм, видят одно и то же, если, конечно, при этом не тискают свою соседку по креслу.

— То есть перстни Аль-Мохадов видят все?

— И не только видят, но и осязают.

— Хотя у них нет ни веса, ни линейных размеров и они тени не отбрасывают…

— И не фиксируются фотопленкой, отражают обычный свет и не обнаруживаются рентгеном. Партайгеноссе Алоиз Эрлих сделал вывод, что они нематериальны. Я, при своем закоснелом материализме, тоже начал строить какие-то астрально-материальные модели с теми же громадными допущениями, которые сделал некогда ныне покойный профессор из Хьюстона Милтон Роджерс, и даже убедил, как мне кажется, почтенную Елену Ивановну…

— Даже хотел повторить Кискин эксперимент, помнится.

— И повторил!

— Как?

— Да очень просто. Надел Танечке на правую руку «выпуклый плюс», Винь на левую — «плюс вогнутый», а на правую — «вогнутый минус». Ну, а Зейнабке достался «минус выпуклый». Замкнул — и ни шиша не вышло.

— То есть никуда и ничего не улетело?

— Абсолютно. Никакой «особой цепи» не получилось. Никаких вихревых токов особой мощности мы не зафиксировали.

— Но ведь «Боинг» по-настоящему исчез.

— Исчез, это верно. Не думай, что я просто доверился той информации, что пришла тогда от Сарториуса и Брауна. Им могли кинуть дезу, они могли тоже, так сказать, побаловаться… Я это проверял и до их сообщения, и после по разным каналам. Потому что, если штатники все-таки нашли свой «боинг», то объявлять об этом на весь мир не стали бы, а постарались бы это засекретить наглухо. Родственники погибших, журналисты, всяческие общественные комиссии и прочее налетели бы как мухи на мед при первой мало-мальски значительной утечке информации, раскопали бы, кто летел, что вез и тому подобное. Это не требовалось ни «G & К», ни правительству.

— Значит, «Боинг» исчез, а у нас перстеньки не работают?

— Да, и я понял, почему. Киска скорее всего перед тем, как состыковать перстеньки на руках разноцветных девочек, вколола им одну дозу «Зомби-7». Он мог сыграть роль усилителя внутренней энергии. Поэтому, не добыв секрета «Зомби-7», продолжать эксперименты стало бессмысленно.

— И теперь они смогут продолжиться?

— Разумеется.

— То есть ты надеешься, что на сей раз они, грубо говоря, улетят?

— Я надеюсь на то, что объяснится причина гибели «Боинга», — проворчал Чудо-юдо. — И больше ни на что.

— Но ведь есть у тебя какая-то сверхзадача?

— Я не Станиславский, — обрубил отец. — И вообще нашу душеспасительную беседу пора заканчивать. Мы уже на подходе к Лос-Панчосу.

Точно. Через иллюминатор ангара по правому борту уже просматривалась коса, отделявшая лагуну от океана, и нос яхты уже начинал помаленьку поворачивать в направлении берега. В лагуне было непривычно пусто. Все спортивные и прогулочные суденышки были у пирсов, там же грозно торчал полицейский катер! С катера время от времени гундосили в мощный мегафон:

— Сеньоры и сеньориты! В лагуне идут поиски морской мины. Всем частным судам вплоть до особого распоряжения от стенок не отходить. За нарушение административный арест и конфискация судна.

Крутые! Еще один полицейский катер стоял точно на том же месте, где находился в тот день, когда взорвалась «Маркиза», а поглядев в левый иллюминатор, я увидел, что мористее «Дороти» средним ходом идут два сторожевика, подозрительно похожие на российские пограничные катера на подводных крыльях. Это меня уже не очень удивило. Раз вертолеты есть, то почему бы и катерам не быть.

Мы с отцом поднялись на верхнюю палубу. «Дороти» огибала остовую веху, выставленную в сотне метров от косы. Сторожевик, шедший концевым, сбавил ход, а головной, наоборот, прибавил и проскочил в лагуну, опередив «Дороти». Оторвавшись от нее на полмили, он пошел медленнее. Второй пристроился за яхтой в кильватер и проводил ее до входа в лагуну, не приближаясь, но и не отставая. Когда Дороти прошла створ, катер застопорил машины и отдал якорь прямо в проливе.

— Сейчас глубинные бомбы будет бросать, — объявил Чудо-юдо, указывая на головной катер.

Действительно, уже через минуту за кормой сторожевика вспучился конус воды, а затем из середины его взметнулся мощный фонтан, и гулкий грохот раскатился над лагуной. Воздушная волна ощутилась как сильный порыв ветра, пропитанного каплями воды. «Дороти» ощутимо качнуло с носа на корму водяным валом, разошедшимся от места взрыва.

— Экологи взвоют… — озабоченно отметил отец. — Рыбы мы тут поглушим — ужас!

Ударил второй взрыв, третий, четвертый. Я уже понял, что хайдийские моряки рассчитывают глушануть гипотетических боевых пловцов, а вовсе не рыбу. Для почтеннейшей публики бомбежку можно было объяснить попытками подорвать детонацией мифическую донную мину. Впрочем, меня, хоть я и не мог считать себя большим спецом по морским делам, подобная методика борьбы с подводными пловцами не очень обнадеживала.

Действительно, ни один водолаз после серии из четырех бомб не всплыл кверху брюхом, а вот бедных рыбешек повсплывало немало. Чайки, которые поначалу с воплями разлетелись кто куда, напуганные грохотом взрывов, постепенно стали возвращаться и вскоре тучей заметались над перебаламученными водами, собирая на дармовщинку глушеные морепродукты.

«Дороти» малым ходом подошла к полицейскому катеру, на котором с левого борта завели кранцы из автопокрышек, подработала винтами враздрай и в реверс, после чего благополучно пришвартовалась лагом. Дизели заглушили, отдали якоря с кормы и с носа. Потом перекинули трап с яхты на катер, и вскоре к нам перебрался старый знакомый — теньенте Гонсалес.

— Все готово, сеньор Баринов, — сказал он. — В железнодорожном туннеле на берегу и около трансформаторной будки наши люди. Все известные входы в подземную систему — их сорок шесть — взяты под плотную охрану. С утра, как и договаривались, аквалангисты ВМС проверили туннель…

Гонсалес достал кроки, вычерченные по результатам утренней разведки. Туннель был обозначен двумя красными линиями и действительно напоминал в горизонтальной проекции правильную дугу. Черными точками с цифирками были отмечены глубины заложения.

— Сначала, — теньенте ткнул пальцем в кроки, — туннель идет с плавным понижением, потом кое-где достигает уклона в 15 — 20 градусов. Вот здесь максимальная глубина — примерно 45 метров. Дальше начинается подъем, тоже сначала довольно крутой, потом туннель где-то в километре от берега полностью освобождается от воды, переваливает подъем и снова уходит вниз. Вот до этой высшей точки и дошли моряки. Никаких боковых ответвлений или признаков минирования не обнаружили. Дальше не продвинулись, потому что не хватило телефонного кабеля. Радиосвязь, сами понимаете, тут не сработает. Сейчас посылаю еще троих с полевыми катушками, а следом можете отправлять свою группу.

— Сколько у вас там народу? — спросил Чудо-юдо.

— Ходили пятеро, двое вернулись, трое понесут катушки. Значит, будет шестеро, четыре минера и два связиста. Три скутера, каждый вполне тянет трех пловцов.

— Кто старший у моряков?

— Пример-субофисиаль Убеда.

«Пример-субофисиаль» в хайдийском войске и флоте — без разницы — это примерно то же, что у нас старший прапорщик или старший мичман. Поскольку он был моряком, то считать его старшим мичманом вполне допустимо.

— Свяжите меня с ним, — потребовал Чудо-юдо.

— Прошу. — Теньенте Гонсалес пригласил нас на катер.

Кабель в резиновой изоляции примерно в палец толщиной отвесно уходил под воду с правого, противоположного от «Дороти», борта катера. А полевой телефон стоял на штурманском столике в тесной ходовой рубке — отдельной штурманской тут не полагалось.

Гонсалес покрутил ручку.

— Акула вызывает Краба, ответьте. Краб отозвался, связь была.

— Сейчас высылаем ребят с катушками, — сообщил Гонсалес Убеде. — Не клади трубку, будет говорить Алькальд.

Алькальд, то есть Чудо-юдо, забрал у Гонсалеса трубку и приказал:

— Слушай внимательно, Краб. Когда принесут катушки, пойдешь дальше. При обнаружении признаков минирования или боковых ответвлений немедленно докладывай. И дальше без команды ни прямо, ни вбок не ходи. Минеры должны идти на полтораста-двести метров впереди связистов. Как понял?.. Хорошо.

Я про себя подумал, что это не больно гарантирует от того, что подорвавшиеся минеры не похоронят вместе с собой и связистов. Взрывом какой-нибудь паршивой противопехотной, если она соединена детонирующим шнуром с фугасами, загодя упрятанными под тюбинги, можно с гарантией, распрекрасно завалить туннель и на протяжении трехсот метров, и на гораздо большем.

— Собирайте всех в ангаре, — приказал Чудо-юдо Гонсалесу.

Я, пожалуй, впервые за все годы почуял, что являюсь сыном генерала. До этого я ощущал своего родителя либо профессором, либо паханом в зависимости от обстоятельств, но даже после того, как узнал от виртуальной Тани о его генеральском звании, как-то не представлял Чудо-юдо в погонах и при лампасах. Сейчас, хотя Сергей Сергеевич был одет в легкую рубашку без каких-либо намеков на погоны, слаксы, на которых, разумеется, не предусматривались лампасы, и кроссовки, совсем не похожие на лакированные сапоги, он тем не менее ощущался именно генералом или, скорее, адмиралом, поскольку ему предстояло руководить операцией на море.

Мы вернулись на яхту. Теньенте пошел в носовой салон, где ждали приказа люди Эухении, а мы постучались в каюту, где под присмотром одного из охранников содержались Бетти и Таня.

— Готовы? — спросил генерал Баринов.

Меня поразило, что мать и дочь встали так быстро, словно бы давно ждали команды. Я даже подумал на секунду, что они уже получили дозу «Зомби-7» и стали такими же управляемыми куклами, какими были когда-то Мэри и Синди. Но это было не так. Их лица имели вполне осмысленное выражение, а у Тани, как мне показалось, даже проскальзывала во взгляде какая-то азартная злость, по крайней мере оттенок такой злости.

Не знаю, заметил ли этот оттенок товарищ генерал, но мне лично он не понравился. Конечно, после того, что я слышал во время прямой трансляции скрытой камерой, у меня не было никаких сомнений, что эта семейка готовится преподнести сюрприз, и скорее всего неприятный. Однако, учитывая, что у обеих в головах имелись микросхемы, которые давно информировали Чудо-юдо обо всем, что данные существа держат на уме, то все их гнусные задумки были для него секретом Полишинеля. Странно только, что во время инструктажа с глазу на глаз он не дал мне никаких указаний, чего именно следует бояться. Правда, в принципе можно было, как утверждал Чудо-юдо, донести до «Бронированного трупа» только четыре кисти рук, а все остальное потерять по дороге, но я не очень надеялся на то, что у меня хватит нервов на такую ампутацию…

Когда все построились, натянув гидрокостюмы, каждый у своего акваланга, Чудо-юдо со знанием дела провел смотр. Автоматы подводной стрельбы и «ПП-90» взяли только мужчины, то есть я и ребята из охраны Эухении. Дамам доверили ножи, да и то только на тот случай, чтобы где-нибудь в чем-нибудь не запутались. Я бы лично Танечке не дал даже ножа, потому что знал: зарезать она сможет не хуже, чем застрелить. Но тем не менее дали. Чудо-юдо лично осмотрел все. что стреляет, проверил магазины, стволы, затворы, даже на выборку осмотрел несколько патронов с пулями-гвоздями длиной чуть ли не по 150 миллиметров.

Прогнали на воздухе моторы скутеров, замерили напряжение всех источников питания, давление смеси в баллонах аквалангов, проверили фонари, крепления для грузов — короче, все что можно.

После этого Чудо-юдо указал на меня и объявил, что всем надо подчиняться мне беспрекословно и по всем вопросам. Мне это было не очень приятно, поскольку в водолазных делах я соображал только в размере той подготовки, которую получил в качестве Брауна дюжину лет тому назад.

Наконец мы надели акваланги, обвешались снаряжением, взяли на руки три скутера и перешли на полицейский катер. Три военных аквалангиста с подвешенными на груди катушками телефонного кабеля должны были идти впереди нас. Я сразу на всякий случай приметил, что у хайдийских боевых пловцов по боку гидрокостюмов были проведены желтые зигзагообразные полосы, а у нашей группы гидрокостюмы были помечены прямой красно-белой полосой от подмышек до щиколоток. В принципе я не знал, насколько хорошо это будет различаться под водой, но догадывался, что Чудо-юдо не случайно взял «джикеевские» костюмы. Могло сработать на «обознатушки». Мы-то знали, что все, кто появится под водой в таких же костюмах, — наши классовые враги, а вот сами враги могли этого и не знать…

Правда, эти «обознатушки» при определенных обстоятельствах могли бы и против нас сработать, но, как выяснилось, Сергей Сергеевич и это предусмотрел: на красно-белые шлем-маски нитрокраской были нанесены довольно крупные черные номера. Мне достался «0», Тане — «1», Бетти — «2», а остальные — стражникам, с третьего по пятый.

Пловцы с катушками по одному выходили на площадку, подвешенную у борта полицейского катера, пристегивали ласты, опускали маски, делали контрольный вдох через загубник и спиной плюхались в воду, придерживая на пузе катушки. Следом за ними в воду сбросили скутер. На поверхности захлюпали, лопаясь, пузырьки, послышалось легкое удаляющееся зудение — моряки включили электродвигатель и пошли вдоль кабеля.

— Давайте! — приказал Чудо-юдо, когда зудение перестало слышаться, а цепочка пузырьков, оставшаяся на поверхности воды, почти полностью исчезла.

Первыми в воду пошли пловцы-охранники, каждому из которых выдали скутера. Затем очень ловко прыгнули в воду Бетти и Таня, последним, получив напутственный шлепок от отца, — я. Напоследок Чудо-юдо сказал:

— Сообщаю пароль для Убеды: «Хувентуд». Отзыв: «Хустисиа».

В воде мы разобрались очень быстро. Боец ј 3 взял на свой скутер Таню, «четверка» прицепил к скутеру Бетти, «пятый» стал моим напарником. «Пассажиры» пристегнулись карабинами к поясам «рулевых», и наша эскадра начала свой подводный переход с глубины примерно в пять-семь метров.

Глубинная бомбежка, которой хайдийцы намеревались обезопаситься от боевых пловцов «G & К», принесла, помимо глушеной рыбы, еще один заметный, хотя и не больно полезный результат. Прозрачная водичка лагуны здорово помутнела. Конечно, до канала имени Москвы ей было еще далеко, но все-таки видимость упала метров до пяти, не больше. Да и сверху света поступало меньше.

Кабель смотрелся, как длинная темная кишка, которая спускалась с борта катера по вертикали, а затем шла по дну, змеясь между камней. Ребята, которые его прокладывали, соображали, что внатяжку его класть нельзя, обязательно нужен большой запас слабины. Предусмотрели и такое дело, как оранжевые поплавочки — шарики размером с мандарин, которые были привязаны к кабелю через каждые двадцать метров. На случай, если мы потеряем сам кабель из виду.

Скутера нудно жужжали электродвигателями, двигаясь на манер самолетов в строю «клин». За нашими спинами оставались шлейфы из пузырьков, которые стремительно уносились вверх, радужно поблескивая в косых лучах солнца пробивавших зеленоватую воду до дна. Я еще раз пожалел, что любуюсь всем этим подводным миром не как турист-любитель. Мирная жизнь лагуны, нарушенная ударами глубинных бомб, только-только налаживалась. Те, кто угодил под гидроудар, но не получил смертельных повреждений, полежав немного на грунте, начинали трепыхать плавниками и хвостом, шевелить усами, тащить куда-то свои раковины и жрать тех, кто либо вообще не смог прийти в себя, либо несколько запоздал с реанимацией. Мне это показалось не столь уж безобидным. Хотя я точно не знал, где расположена та самая знаменитая Акулья отмель, куда красотка Соледад спровадила некогда старшего Купера вместе с гидропланом, но все-таки догадывался, что она не так уж и далеко. Вряд ли тамошние зверюги пасутся в каком-нибудь загончике и не имеют возможности далеко отплывать от своей кормовой базы. Тем более что Соледад уже давно переселилась в какой-то иной мир, покинув здешние места и оставив акул на голодном пайке по части человечины. Если верить россказням самой Соледад, то это сущий деликатес, и акулы, лишившись такой подкормки, могли самостоятельно начать его поиски. Ведь ездили же иногородние из Владимира в Москву за копченой колбасой. У акул чутье и на кровь, и на дохлятину, как известно, острое. Несмотря на то что в детстве я читал Жюля Верна, где капитан Немо акул ножом резал, я сильно сомневался, что нам помогут даже наши подводные автоматы советского производства. Во-первых, я лично из них не стрелял ни разу. Чудо-юдо, видно, решил, будто это дело «приложится», если я достаточно настрелялся на суше. Как снимать автомат с предохранителя и менять магазин, я освоил, но как целиться, когда на голове шлем, на роже стекло, а во рту загубник, я еще не знал. Ну и во-вторых, после фильмов «Челюсти», которые мы смотрели с Ленкой по видаку, я здорово разочаровался в возможностях применения огнестрельного оружия против акул. Там их долбили из мощных винтовок, но убивали, как правило, какими-то другими средствами. У пятой «мандаринки»-поплавка кабель ушел в подземно-подводный туннель. Среди нагромождения обросших водорослями подводных камней обнаружилась небольшая по площади воронка — не более трех метров в диаметре, на дне которой жутковато чернела прямоугольная дыра — метр на полметра примерно. Взрывное устройство скорее всего было кумулятивным, а взрыв должен был лишь вызвать затопление туннеля, но никак не его обрушение. Небось Лопес полагал, что удирает ненадолго, и не хотел полностью уничтожить туннель.

Скутерист, буксировавший Таню, осторожно развернул свой аппарат носом к дыре, включил фонарь и на малых оборотах погрузился в провал, следом за ним пошел скутер с Бетти, а наш — замыкающим.

Для начала это был спуск по сужающемуся колодцу вниз головой, причем примерно метра на четыре вниз. Я не хотел бы попасть сюда во время прилива и без акваланга. Наверняка тут крутится солидный водоворот, угодив в который есть все шансы попасть в туннель против своей воли и скорее всего навсегда.

Именно об этом я подумал, когда лобовой фонарь нашего скутера высветил впереди, то есть уже на дне туннеля, нечто похожее на человеческий череп. Возможно, этот гражданин до сих пор числился пропавшим без вести во время купания. Впрочем, его могли сюда определить и какие-нибудь добрые люди типа «койотов», мог он, в принципе, быть и каким-нибудь из преданных бойцов режима Лопеса, которому приказали подорвать заряд, не сообщив, что там, наверху, уже лагуна…

К счастью, рассматривать эту невкусную находку было некогда. Скутерист ловко отвернул от дна и двинулся по туннелю следом за впереди идущими.

Зрелище было очень клевое. Лобовой фонарь — фактически маленький прожектор — своим светом пробивал толщу воды метров на двадцать вперед. За одиннадцать лет, прошедшие с момента затопления, туннель оброс не очень сильно. Водорослям все-таки свет нужен, да и вода здесь была заметно похолоднее. Планктону тут тоже особо не жилось, а потому водичка была попрозрачнее, чем наверху. Поэтому и тюбинги, и рельсы, и шпалы, и гравийный балласт были видны прекрасно, их лишь кое-где успели облепить какие-то кораллы, моллюски и прочие донные жители. Всего-навсего позавчера мы с Танечкой ехали по этому самому туннелю на платформе, а потом с трудом выбирались по веревке через дыру в своде. А сегодня мы по туннелю как бы летели, не касаясь ни стен, ни свода, ни рельсов. Обалденное ощущение!

Прожектор головного скутера, как и свет фонарей, идущих за ним вслед, рассекал тьму ярким конусом света. Какие-то дуры-рыбешки шарахались в разные стороны, поблескивая чешуйками, стукались о тюбинги, метались туда-сюда. Пузырьки из выдыхательных клапанов роем уносились к своду туннеля, сливались, укрупнялись в большущие пузыри и скользили по потолку дальше, к дыре.

То, что туннель идет вниз, чувствовалось несильно. Думаю, что, если бы по уклону в 15 — 20 градусов мы катили на платформе или вагонетке, острых ощущений было бы больше, да и букса могла бы загореться. По времени должен был продолжаться прилив, поэтому течение в туннеле нам заметно помогало.