Книга 1

Кто сказал, что сгорела дотла?

Больше в землю не бросите семя.

Кто сказал, что земля умерла?

Нет, она затаилась на время.

Материнство не взять у земли,

Не отнять, как не вычерпать моря.

Кто поверил, что землю сожгли?

Нет, она почернела от горя.

Как разрезы траншеи легли,

И воронки, как раны зияют,

Обнаженные нервы земли

Неземное страдание знают.

Она вынесет все, переждет.

Не записывай землю в калеки.

Кто сказал, что земля не поет,

Что она замолчала навеки?

Нет, звенит она, стоны глуша,

Изо всех своих ран, из отдушин,

Ведь земля - это наша душа,

Сапогами не вытоптать душу.

Кто поверил, что землю сожгли?

Нет, она затаилась на время.

Нынче все срока закончены,

А у лагерных ворот,

Что крест-накрест заколочены,

Надпись: «Все ушли на фронт».

За грехи за наши нас простят,

Ведь у нас такой народ,

Если родина в опасности,

Значит всем идти на фронт.

Там год за три, если бог хранит,

Как и в лагере зачет,

Нынче мы на равных с вохр-ами,

Нынче всем идти на фронт.

У начальника Березкина

Ох и говор, ох и понт,

И душа крест-накрест досками,

Но и он попал на фронт.

Лучше б было сразу в тыл его,

Только с нами был он смел,

Высшей мерой наградил его

Трибунал за самострел.

Ну а мы, все оправдали мы,

Наградили нас потом,

Кто живые - тех медалями,

А кто мертвые - крестом.

И другие заключенные

Пусть читают у ворот

Нашу память застекленную,

Надпись: «Все ушли на фронт».

Бросьте скуку, как корку арбузную.

Небо ясное, легкие сны.

Парень лошадь имел и судьбу свою

Интересную - до войны.

Да, на войне, как на войне,

А до войны, как до войны,

Везде, по всей вселенной

Он лихо ездил на коне,

В конце весны, в конце весны,

Последней, довоенной.

Но туманы уже по росе плелись,

Град прошел по полям и мечтам.

Для того, чтобы тучи рассеялись,

Парень нужен именно там.

Да, на войне, как на войне,

А до войны, как до войны,

Везде, по всей вселенной,

Он лихо ездил на коне,

В конце весны, в конце весны,

Последней, довоенной.

Всю войну под завязку я все к дому тянулся,

И хотя горячился, воевал делово.

Ну, а он торопился, как-то раз не пригнулся,

И в войне взад-вперед обернулся,

За два года всего ничего.

Не слыхать его пульса с сорок третьей весны,

Ну, а я окунулся в довоенные сны,

И гляжу я, дурак, но дышу тяжело.

Он был лучше, добрее, ну, а мне повезло.

Я за пазухой не жил, не пил с господом чая,

Я ни в тыл не просился, ни судьбе под подол,

Но мне женщины молча намекали, встречая:

Если б ты там навеки остался,

Может мой бы обратно пришел.

Для меня не загадка

Их печальный вопрос,

Мне ведь тоже не сладко,

Что у них не сбылось.

Мне ответ подвернулся:

«Извините, что цел,

Я случайно вернулся, вернулся,

Ну, а он не сумел».

Он кричал напоследок в самолете сгорая:

«Ты живи, ты дотянешь», - доносилось сквозь гул.

Мы летали под богом, возле самого рая,

Он поднялся чуть выше и сел там,

Ну а я до земли дотянул,

Встретил летчика сухо

Райский аэродром,

Он садился на брюхо,

Но не ползал на нем,

Он уснул - не проснулся,

Он запел - не допел,

Так что я вот вернулся, вернулся,

Ну а он не сумел.

Я кругом и навечно виноват перед теми,

С кем сегодня встречаться я почел бы за честь.

Но хотя мы живыми до конца долетели,

Жжет нас память и мучает совесть,

У кого она есть.

Кто-то скупо и четко

Отсчитал нам часы

В нашей жизни короткой,

Как бетон полосы.

И на ней, кто разбился,

Кто взлетел навсегда.

Ну, а я приземлился, ну, а я приземлился,

Вот какая беда.

А ну-ка пей-ка,

Кому не лень,

Вам жизнь копейка,

А мне мишень.

Который в гетрах,

Давай на спор,

Я на сто метров,

А ты в упор.

Не та раскладка,

Но я не трус

Итак, десятка,

Бубновый туз,

Ведь ты же на спор

Стрелял в упор,

Но я ведь снайпер,

А ты тапер.

Куду вам деться,

Мой выстрел хлоп,

Девятка в сердце,

Десятка в лоб.

И черной точкой

На белый лист

Легла та ночка

На мою жизнь.

Так случилось - мужчины ушли,

Побросали посевы до срока.

Вот их больше не видно из окон,

Растворились в дорожной пыли.

Вытекают из колоса зерна,

Это слезы несжатых полей.

И холодные ветры проворно

Потекли из щелей.

Мы вас ждем, торопите коней.

В добрый час, в добрый час, в добрый час,

Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины.

А потом возвращайтесь скорей,

Ивы плачут о вас,

И без ваших улыбок - бледнеют и сохнут рябины.

Мы в высоких живем теремах,

Входа нет никому в эти зданья,

Одиночество и ожиданье

Вместо вас поселились в домах.

Потеряла и свежесть и прелесть,

Белизна неодетых рубах.

Твои старые песни приелись

И навязли в зубах.

Мы вас ждем, торопите коней.

В добрый час, в добрый час, в добрый час,

Пусть попутные ветры не бьют,

А ласкают вам спины.

А потом возвращайтесь скорей,

Ивы плачут о вас,

И без ваших улыбок

Бледнеют и сохнут рябины.

Все единою болью болит,

И звучит с каждым днем непрестанней

Вековой надрыв причитаний

Отголоском старинных молитв.

Мы вас встретим и пеших и конных,

Утомленных, не целых, любых.

Только б не пустота похоронных

И предчувствие их.

Мы вас ждем, торопите коней.

В добрый час, в добрый час, в добрый час,

Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины.

А потом возвращайтесь скорей,

Ивы плачут о вас,

И без ваших улыбок - бледнеют и сохнут рябины.

Целуя знамя, пропыленный шелк,

И выплюнув в отчаяньи протезы,

Фельдмаршал звал: «Вперед, мой славный полк,

Презрите смерть, мои головорезы».

И смятыми знаменами горды,

Воспламенены талантливою речью,

Расталкивая спины и зады,

Они стремились в первые ряды

И первыми ложились под картечью.

Хитрец и тот, который не был смел,

Не пожелав платить такую цену,

Полз в задний ряд, но там не уцелел,

Его свои же брали на прицел

И в спину убивали за измену.

Сегодня каждый третий без сапог,

Но после битвы заживут, как крезы.

Прекрасный полк, надежный, верный полк,

Отборные в полку головорезы.

А третьи и средь битвы и бады

Старались сохранить и грудь, и спину,

Не выходя ни в первые ряды,

Ни в задние, но как из-за еды,

Дрались за золотую середину.

Они напишут толстые труды

И будут гибнуть в рамах на картине,

Те, кто не вышли в первые ряды,

Но не были и сзади, и горды,

Что честно прозябали в середине.

Уже трубач без почестей умолк,

Не слышно меди, тише звон железа.

Разбит и смят надежный, верный полк,

В котором сплошь одни головорезы.

Но нет, им честь знамен не запятнать,

Дышал фельдмаршал весело и ровно.

Чтоб их в глазах потомков оправдать,

Он молвил: «Кто-то должен умирать,

А кто-то должен гибнуть, безусловно».

Пусть нет звезды тусклее, чем у них,

Уверенно дотянут до кончины,

Скрываясь за отчаянных и злых

Последний ряд оставив для других,

Уверенные люди сеРедины.

В грязь втоптаны знамена, грязный шелк,

Фельдмаршальские жезлы и протезы.

Ах, славный полк, да был ли славный полк,

В котором сплошь одни головорезы?

Темнота впереди, подожди,

Там стеною закаты багровые,

Встречный ветер, косые дожди,

И дороги, дороги неровные.

Там чужие слова, там дурная молва,

Там ненужные встречи случаются,

Там пожухла, сгорела трава,

И следы в темноте не останутся.

Нам проверка на прочность - бои,

И туманы и встречи с прибоями.

Сердце путает ритмы свои

И стучит с перебоями.

Там чужие слова, там дурная молва,

Там ненужные встречи случаются,

Там пожухла, сгорела трава,

И следы в темноте не останутся.

Там и звуки, и краски не те,

Только мне выбирать не приходится,

Очень нужен я там, в темноте,

Ничего, распогодится.

Там чужие слова, там дурная молва,

Там ненужные встречи случаются,

Там пожухла, сгорела трава,

И следы в темноте не читаются.

(Из спектакля: «Звезды для лейтенанта»)

Мы взлетали, как утки

С раскиших полей,

Двадцать вылетов в сутки

Куда веселей.

Мы смеялись, с парилкой туман перепутав,

И в простор набивались мы до тесноты.

Облака надрывались, рвались в лоскуты,

Пули шили из них купола парашютов.

Возвращались тайком,

Без приборов, впотьмах,

И с радистом-стрелком,

Что повис на ремнях,

В фюзеляже пробоина, в плоскости - дырки,

И, похоже, озноб, и заклинен штурвал.

И дрожал он, и дробь по рукам отбивал,

Как во время опасного номера в цирке.

До сих пор это нервы щекочет,

Но садимся мы, набок кренясь.

Нам казалось, машина не хочет

И не может работать на нас.

Завтра мне и машине

Одну дуть дуду,

В аварийном режиме,

У всех на виду.

Ты мне нож напоследок не всаживай в шею.

Будет взлет - будет пища,

Придется вдвоем

Нам садиться, дружище,

На аэродром,

Потому что я бросить тебя не посмею.

Правда, шит я не лыком, и чую чутьем

В однокрылом двуликом партнере моем игрока,

Что пока все намеренья прячет.

Наплевать я хотел на обузу примет.

У него есть предел, у меня его нет.

Поглядим, кто из нас запоет, кто заплачет.

Если будет полет этот прожит,

Нас обоих не спишут в запас.

Кто сказал, что машина не может

И не хочет работать на нас?!!

ЗАЧЕМ ИДЕТЕ В ГОРЫ ВЫ?

Памяти погибшего альпиниста М. Хергиани

Ты идешь по кромке ледника,

Взгляд не открывая от вершины.

Горы спят, вдыхая облака,

Выдыхая снежные лавины.

Но они с тебя не сводят глаз,

Будто бы тебе покой обещан,

Предостерегая всякий раз камнепадом

И оскалом трещин

Горы знают, к ним пришла беда,

Дымом затянуло перевалы.

Ты не отличал еще тогда

От разрывов горные обвалы.

Если ты о помощи просил,

Громким эхом отзывались скалы,

Ветер по ущельям разносил эхо гор,

Как радиосигналы.

И когда шел бой за перевал,

Чтобы не был ты врагом замечен,

Каждый камень грудью прикрывал,

Скалы сами подставляли плечи.

Ложь, что умный в гору не пойдет.

Ты пошел, ты не поверил слухам.

И мягчал гранит, и таял лед,

И туман у ног стелился пухом.

Если в вечный снег навеки ты

Ляжешь, над тобою, как над близким,

Наклонятся горные хребты

Самым прочным в мире обелиском.

(Из к/ф «Ветер надежды»)

Ну, вот исчезла дрожь в руках

Теперь - наверх.

Ну, вот сорвался в пропасть страх

Навек, навек.

Для остановки нет причин

Иду, скользя,

И в мире нет таких вершин,

Что взять нельзя.

Среди нехоженных путей

Один пусть мой,

Среди невзятых рубежей

Один за мной.

А имена тех, кто здесь лег,

Снега таят.

Среди нехоженных дорог

Одна - моя.

Здесь голубым сияньем льдов

Весь склон облит

И тайну чьих-нибудь следов

Гранит хранит.

И я гляжу в свою мечту

Поверх голов и свято верю в чистоту

Снегов и слов.

И пусть пройдет немалый срок

Мне не забыть

Как здесь сомнения я смог

В себе убить.

В тот день шептала мне вода:

«Удач всегда»,

А день, какой был день тогда?

Ах, да. Среда.

Здесь вам не равнина,

Здесь климат иной:

Идут лавины одна за одной,

И здесь за камнепадом ревет камнепад!

И можно свернуть, обрыв обогнуть,

Но мы выбираем трудный путь,

Опасный, как военная тропа!

Кто здесь не бывал, кто не рисковал,

Тот сам себя не испытал,

Пусть даже внизу он звезды хватал с небес.

Внизу не встретишь, как не тянись,

За всю свою счастливую жизнь

Десятой доли таких красот и чудес!

Нет алых роз и траурных лент,

И не похож на монумент

Тот камень, что покой тебе подарил.

Как вечным огнем сверкает днем

Вершина изумрудным льдом,

Которую ты так и не покорил.

И пусть говорят, да, пусть говорят,

Но нет, никто не гибнет зря!

Так лучше, чем от водки и от простуд.

Другие придут, сменив уют

На риск и непомерный труд,

Пройдут тобой не пройденый маршрут!

Отвесные стены, а ну, не зевай

И здесь на везение не уповай:

В горах ненадежны ни камень, ни лед, ни скала!

Надеемся только на крепость рук,

На руки друга и вбитый крюк,

И молимся, чтобы страховка не подвела.

Мы рубим ступени, ни шагу назад!

И от напряженья колени дрожат,

И сердце готово к вершине бежать из груди!

Весь мир на ладони, ты счастлив и нем

И только немного завидуешь тем,

Другим, у которых вершина еще впереди!

В суету городов и в потоки машин

Возвращаемся мы, просто некуда деться,

И спускаемся вниз с покоренных вершин,

Оставляя в горах свое сердце.

Так оставьте ненужные споры.

Я себе уже все доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых еще не бывал.

Сколько слов и надежд, Сколько песен и тем

Горы будят у нас и зовут нас остаться,

Но спускаемся мы - кто на год, кто совсем

Потому, что всегда мы должны возвращаться.

Кто захочет в беде оставаться один?

Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?

Но спускаемся мы с покоренных вершин.

Что же делать, и боги спускались на землю.

Если друг оказался вдруг

И не друг, и не враг… А так…

Если сразу не разберешь

Плох он или хорош,

Парня в горы тяни - рискни,

Не бросай одного его.

Пусть он в связке одной с тобой,

Там поймешь, кто такой.

Если парень в горах - не ах…

Если сразу раскис и - вниз,

Шаг ступил на ледник и сник,

Оступился - и в крик,

Значит рядом с тобой чужой,

Ты его не брани - гони.

Вверх таких не берут

И тут про таких не поют.

Если ж он не скулил, не ныл,

Пусть он х мур был и зол, но шел.

А когда ты упал со скал,

Он стонал, но держал,

Если шел за тобой, как в бой,

На вершине стоял хмельной,

Значит, как на себя самого,

Положись на него.

Я спросил тебя: - Зачем идете в горы вы?

А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой.

- Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово.

Рассмеялась ты - и взяла с собой.

И с тех пор ты стала близкая и ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя.

Первый раз меня из пропасти вытаскивая

Улыбалась ты, скалолазка моя.

А потом за эти проклятые трещины,

Когда ужин твой я нахваливал,

Получил я две короткие затрещины,

Но не обиделся, а приговаривал:

Ох, какая же ты близкая и ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя,

Каждый раз меня по трещинам выискивая,

Ты бранила меня, альпинистка моя.

А потом на каждом нашем восхождении,

Но почему ты ко мне недоверчивая?

Страховала ты меня с наслаждением,

Альпинистка моя, гуттаперчивая.

Ох, какая ты неблизкая, неласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя.

Каждый раз меня из пропасти вытаскивая,

Ты учила меня, скалолазка моя.

За тобой тянулся из последней силы я,

До тебя уже мне рукой подать.

Вот долезу и скажу: - Довольно, милая…

Тут сорвался вниз, но успел сказать:

Ох, какая ты близкая и ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя.

Мы теперь одной веревкой связаны:

Стали оба мы скалолазами.

ЗНАКИ ЗОДИАКА

Заказана погода нам удачею самой,

Довольно футов нам под киль обещано,

И небо поделилось с океаном синевой,

Две синевы у горизонта скрещены.

Не правда ли, морской хмельной невиданный простор

Сродни горам в безумстве, буйстве, кротости.

Седые гривы волн чисты как снег на пиках гор,

И впадины меж ними словно пропасти.

Служение стихиям не терпит суеты,

К двум полюсам ведет меридиан.

Благословенны вечные хребты,

Благословен великий океан.

Нам сам великий случай - брат, везение - сестра,

Хотя на всякий случай мы встревожены.

На суше пожелали нам ни пуха, ни пера,

Созвездья к нам пракрасно расположены.

Мы все впередсмотрящие, все начали с азов.

И если у кого-то невезение,

Меняем курс, идем на SOS, как там, в горах, на зов,

На помощь, прерывая восхождение.

Служение стихиям не терпит суеты,

К двум полюсам ведет меридиан.

Благословенны вечные хребты,

Благословен великий океан.

Потери подсчитаем мы, когда пройдет гроза,

Не сединой, а солью убеленные,

Скупая океанская огромная слеза

Умоет наши лица просветленные.

Взята вершина, дротики вонзились в небеса.

С небес на землю - только на мгновение.

Едва закончив рейс, мы поднимаем паруса

И снова начинаем восхождение.

Служение стихиям не терпит суеты,

К двум полюсам ведет меридиан.

Благословенны вечные хребты,

Благословен великий океан.

Мы говорим не «штормы», а «шторма»

Слова выходят коротки и смачны.

«Ветра» - не «ветры» - сводят нас с ума,

Из палуб выкорчевывая мачты.

Мы на приметы наложили вето,

Мы чтим чутье компасов и носов.

Упругие, тугие мышцы ветра

Натягивают кожу парусов.

На чаше звездных, подлинных весов

Седой нептун судьбу решает нашу,

И стая псов, голодных гончих псов,

Надсадно воя, гонит нас на чашу.

Мы - призрак легендарного корвета,

Качаемся в созвездии весов.

И словно заострились струи ветра

И вспарывают кожу парусов.

По курсу - тень другого корабля.

Он шел и в штормы, хода не снижая.

Глядите: вон болтается петля

На рее, по повешенным скучая.

С ним провиденье поступило круто:

Лишь вечный штиль - и прерван ход часов.

Попутный ветер словно бес попутал

Он больше не находит парусов.

Нам кажется, мы слышим чей-то зов

Таинственные четкие сигналы…

Не жажда славы, гонок и призов

Бросает нас на гребни и на скалы.

Изведать то, чего не ведал сроду,

Глазами, ртом и кожей пить простор…

Кто в океане только видит воду,

Тот на земле не замечает гор.

Пой, ураган, нам злые песни в уши,

Под череп проникай и в мысли лезь,

Лей звездный дождь, вселяя в наши души

Землей и морем вечную болезнь.

На судне бунт. над нами чайки реют.

Вчера из-за дублонов золотых

Двух негодяев вздернули на рею,

Но мало - нужно было четверых.

Ловите ж ветер всеми парусами!

К чему гадать? Любой корабль - враг.

Удача - миф. Но эту веру сами

Мы создали, поднявши черный флаг.

Катился ком по кораблю от бака,

Забыто все - и честь и кутежи.

И, подвывая, может быть, от страха,

Они достали длинные ножи.

Вот двое в капитана пальцем тычут

Достать его! - и им не страшен черт.

Но капитан вчерашнюю добычу

При всей команде выбросил за борт.

И вот волна, подобная надгробью,

Все смыла, с горла сброшена рука…

Бросайте ж за борт все, что пахнет кровью,

И верьте, что цена не высока.

Упрямо я стремлюсь ко дну,

Дыханье рвется, давит уши.

Зачем иду на глубину?

Чем плохо было мне на суше?

Там на земле - и стол и дом.

Там - я и пел и надрывался…

И плавал все же, хоть с трудом,

Но на поверхности держался.

Земные страсти под луной

В обыденной линяют жиже,

А я вплываю в мир иной,

Тем невозвратнее, чем ниже.

Дышу я непривычно ртом.

Среда бурлит - плевать на среду!

Я погружаюсь, и притом

Быстрее - в пику Архимеду.

Я потерял ориентир,

Но вспомнил сказки, сны и мифы…

Я открываю новый мир.

Пройдя коралловые рифы.

Коралловые города…

В них многорыбно, но не шумно

Нема подводная среда,

И многоцветна, и разумна.

Где та чудовищная мгла,

Которой матери стращают?

Светло, хотя ни факела,

Ни солнце мглу не освещают.

Все гениальное и не -

Допонятое - всплеск и шалость.

Спаслось и скрылось в глубине

Все, что гналось и запрещалось.

Дай бог, я все же дотяну,

Не дам им долго залежаться.

И я вгребаюсь в глубину,

Мне все труднее погружаться.

Под черепом - могильный звон,

Давленье мне хребет ломает,

Вода выталкивает вон,

И - глубина не принимает.

Я снял с острогой карабин,

Но камень взял (не обессудьте),

Чтобы добраться до глубин,

До тех пластов - до самой сути.

Я бросил нож - не нужен он.

Там нет врагов, там все мы - люди.

Там каждый, кто вооружен,

Нелеп и глуп, как вошь на блюде.

Сравнюсь с тобой, подводный гриб,

Забудем и чины и ранги.

Мы снова превратились в рыб,

И наши жабры - акваланги.

Нептун - ныряльщик с бородой,

Ответь и облегчи мне душу:

- Зачем простились мы с тобой,

Предпочитая влаге сушу?

Меня сомненья - черт возьми!

Давно буравами сверлили:

Зачем мы сделались людьми?

Зачем потом заговорили?

Зачем, живя на четырех,

Мы встали, распрямили спины?

Затем - и это видит бог

Чтоб взять каменья и дубины.

Мы умудрились много знать,

Повсюду мест наделать лобных,

И предавать, и распинать,

И брать на крюк себе подобных.

И я намеренно тону, ору:

- Спасите наши души!

И если я не дотяну,

Друзья мои, бегите с суши!

Назад, не к горю, не к беде,

Назад и вглубь, но не ко гробу,

Назад - к прибежищу, к воде!

Назад - в извечную утробу!

Похлопал по плечу трепанг,

Признав во мне свою породу.

И я выплевываю шланг

И в легкие пускаю воду!..

Сомкните стройные ряды,

Покрепче закупорьте уши.

Ушел один - в том нет беды,

Но я приду по ваши души!

Неправда, над нами не бездна,

Не мрак каталог наград и возмездий.

Любуемся мы на ночной Зодиак,

На вечное танго созвездий.

Глядим, запрокинули головы вверх,

В безмолвие, тайну и вечность.

Там трассы судеб и мгновенный наш век

Отмечены в виде невидимых вех,

Что могут хранить и беречь нас.

Горячий нектар в холода февралей,

Как сладкий елей вместо грога:

Льет звездную воду чудак Водолей

В бездонную пасть Козерога.

Вселенский поток и извилист и крут,

Окрашен то ртутью, то кровью.

Но, вырвавшись с мартовской мглою из пут,

Могучие Рыбы на нерест плывут

По млечным протокам к верховью.

Декабрьский Стрелец отстрелялся вконец,

Он мается, копья ломая.

И может без страха резвиться Телец

На светлых урочищах мая.

Из августа изголодавшийся Лев

Глядит на Овена в апреле.

В июнь к Близнецам свои руки воздев,

Нежнейшие девы созвездия Дев

Весы превратили в качели.

Лучи световые пробились сквозь мрак,

Как нить Ариадны, конкретны,

Но и Скорпион, и таинственный Рак

От нас далеки и безвредны.

На свой Зодиак человек не роптал,

Да звездам страшна ли опала?!

Он эти созвездия с неба достал,

Оправил он их в драгоценный металл

И тайна доступною стала.

Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты

И хрипят, стервенея внизу.

На глазах от натуги худеют канаты,

Из себя на причал выжимая слезу.

И команды короткие, злые

Быстрый ветер уносит во тьму:

«Кранцы за борт! Отдать носовые!

И, - буксир! Отработать корму!»

Капитан, чуть улыбаясь,

Все, мол, верно, молодцы,

От земли освобождаясь,

Приказал рубить концы.

Только снова назад обращаются взоры.

Цепко держит земля, все и так, и не так.

Почему слишком долго не сходятся створы?

Почему слишком часто мигает маяк?

Все в порядке, конец всем вопросам.

Кроме вахтенных, все отдыхать!

Но пустуют каюты. матросам

К той свободе еще привыкать.

Капитан, чуть улыбаясь,

Молвил только: «Молодцы!»

От земли освобождаясь,

Нелегко рубить концы.

Переход двадцать дней, рассыхаются шлюпки,

Нынче ночью последний отстал альбатрос.

Хоть бы шторм или лучше, чтоб в радиорубке

Обалдевший радист принял чей-нибудь SOS.

Так и есть: трое месяц в корыте,

Ях ту вдребезги кит разобрал.

Так за что вы нас благодарите?

Вам спасибо за этот аврал!

Капитан, чуть улыбаясь,

Бросил только: «Молодцы!»

Тем, кто с жизнью расставаясь,

Не хотел рубить концы.

И опять будут Фиджи и порт Кюрасао,

И еще черта в ступе, и бог знает что,

И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун,

Все, куда я ногой не ступал, но зато

Пришвартуетесь вы на таити

И прокрутите запись мою,

Через самый большой усилитель

Я про вас на Таити спою.

Скажет мастер, улыбаясь

Мне и песне: «молодцы!»

Так, на суше оставаясь,

Я везде креплю концы.

И опять продвигается словно на ринге

По воде осторожная тень корабля.

В напряженьи матросы. Ослаблены шпринги.

Руль полборта налево и - в прошлом земля.

Корабли постоят - и ложатся на курс.

Но они возвращаются сквозь непогоды.

Не пройдет и полгода - и я появлюсь,

Чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода.

Возвращаются все, кроме лучших друзей,

Кроме самых любимых и преданных женщин.

Возвращаются все, кроме тех, кто нужней.

Я не верю судьбе, я не верю судьбе, а себе еще меньше.

Но мне хочется думать, что это не так,

Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.

Я, конечно, вернусь, весь в друзьях и мечтах.

Я, конечно, спою, я, конечно, спою, - не пройдет и полгода.

Всем делам моим на суше вопреки