В желтой жаркой Африке,

В центральной ее части,

Как-то вдруг, вне графика,

Случилося несчастье.

Слон сказал, не разобрав:

- Видно быть потопу.

В общем так: один жираф

Влюбился в антилопу.

Тут поднялся галдеж и лай,

И только старый попугай

Громко крикнул из ветвей:

- Жираф большой, ему видней.

Что же, что рога у ней, -

Кричал жираф любовно, -

Нынче в нашей фауне

Равны все поголовно. если

Вся моя родня

Будет ей не рада,

Не пеняйте на меня,

Я уйду из стада.

Тут поднялся галдеж и лай,

И только старый попугай

Громко крикнул из ветвей:

- Жираф большой, ему видней.

Папе антилопьему

Зачем такого сына?

Все равно, - что в лоб ему,

Что по лбу, - все едино.

И жирафа мать брюзжит, -

Видали остолопа?

И ушли к бизонам жить

С жирафом антилопа.

Тут поднялся галдеж и лай,

И только старый попугай

Громко крикнул из ветвей:

- Жираф большой, ему видней.

В желтой жаркой Африке

Не видать идиллий.

Льют жираф с жирафихой

Слезы крокодильи.

Только горю не помочь,

Нет теперь закона…

У жирафов вышла

Дочь замуж за бизона.

Пусть жираф был неправ,

Но виновен не жираф,

А тот, кто крикнул из ветвей:

- Жираф большой, ему видней.

Змеи, змеи кругом, будь им пусто!

Человек в иступленьи кричал

И позвал на подмогу мангуста,

Чтобы, значит, мангуст выручал.

И мангусты взялись за работу,

Не щадя ни себя, ни родных,

Выходили они на работу

Без отгулов и выходных.

И в пустынях, степях и в пампасах

Даже дали наказ патрулям

Игнорировать змей безопасных

И сводить ядовитых к нулям.

Приготовьтесь, сейчас будет грустно:

Человек появился тайком

И поставил силки на мангуста,

Объявив его вредным зверьком.

Он наутро пришел, с ним собака,

И мангуста упрятал в мешок,

А мангуст отбивался и плакал,

И кричал: «Я полезный зверек»

Но мангустов в порезах и ранах,

Все швыряли в мешок, как грибы,

Одуревших от боли в капканах,

Ну и от поворота судьбы.

И гадали они: «В чем же дело?

Почему нас несут на убой?»

И сказал им мангуст престарелый

С перебитой передней ногой:

«Козы в Бельгии съели капусту,

Воробьи - рис в Китае с полей,

А в Австралии злые мангусты

Истребили полезнейших змей.»

Это вовсе не дивное диво:

Раньше были полезны, и вдруг

Оказалось, что слишком ретиво

Истребляли мангусты гадюк.

Вот за это им вышла награда

От расчетливых наших людей.

Видно люди не могут без яда,

Ну, а значит, не могут без змей.

И снова змеи кругом… будь им пусто!

Трубят рога: скорей, скорей!

И копошится свита.

Душа у ловчих без затей,

Из жил воловьих свита.

Ну и забава у людей:

Убить двух белых лебедей!

И соколы помчались,

У лучников наметан глаз.

А эти лебеди как раз

Сегодня повстречались.

Она жила под солнцем там,

Где синих звезд без счета,

Куда под силу лебедям

Высокого полета.

Вспари, едва крыла раскинь,

В пустую трепетную синь.

Скользи по божьим склонам

В такую высь, куда и впредь

Возможно будет залететь

Лишь ангелам и стонам.

Но он и там ее настиг,

И счастлив миг единый.

Но только был тот яркий миг

Их песней лебединой.

Крылатым ангелам сродни

К земле направились они,

Опасная повадка,

Из-за кустов, как из-за стен,

Следят охотники за тем,

Чтоб счастье было кратко.

Вот отирают пот со лба

Виновники поверья:

Сбылась последняя мольба

Остановись, мгновенье!

Так пелся этот вечный стих.

В той лебединой песне их,

Счастливцев одночасье.

Они упали вниз вдвоем,

Так и оставшись на седьмом,

На высшем небе счастья.

Мы древние, испытанные кони.

Победоносцы ездили на нас,

И не один великий богомаз

Нам золотил копыта на иконе.

И рыцарь-пес и рыцарь благородный

Хребты нам гнули тяжестию лат.

Один из наших, самый сумасбродный,

Однажды ввез Калигулу в сенат.

Я скачу, но я скачу иначе

По полям, по лужам, по росе…

Говорят: он иноходью скачет.

Это значит иначе, чем все.

Но наездник мой всегда на мне,

Стременами лупит мне под дых.

Я согласен бегать в табуне,

Но не под седлом и без узды!

Если не свободен нож от ножен,

Он опасен меньше, чем игла.

Вот и я - оседлан и стреножен.

Рот мой раздирают удила.

Мне набили раны на спине,

Я дрожу боками у воды.

Я согласен бегать в табуне,

Но не под седлом и без узды!

Пляшут, пляшут скакуны не старте,

Друг на друга злобу затая.

В исступленье, в бешенстве, в азарте,

И роняют пену, как и я,

Мой наездник у трибун в цене,

Крупный мастер верховой езды.

Ох, как я бы бегал в табуне,

Но не под седлом и без узды!

Нет, не будут золотыми горы,

Я последним цель пересеку,

Я ему припомню эти шпоры,

Запою, отстану на скаку!

Колокол, жокей мой на коне,

Он смеется в предвкушении мзды.

Ох, как я бы бегал в табуне,

Но не под седлом и без узды!

Что со мной, что делаю, как смею?

Потакаю своему врагу.

Я собою просто не владею,

Я придти не первым не могу!

Что же делать остается мне?

Вышвырнуть жокея моего

И скакать, как будто в табуне,

Под седлом, в узде, но без него!

Я пришел, а он в хвосте плетется

По камням, по лужам, по росе.

Я впервые не был иноходцем,

Я стремился выиграть, как все!

Рвусь из сил, и из всех сухожилий,

Но сегодня опять, как вчера,

Обложили меня, обложили,

Гонят весело на номера.

Из-за елей хлопочут двустволки,

Там охотники прячутся в тень.

На снегу кувыркаются волки,

Превратившись в живую мишень.

Идет охота на волков,

Идет охота.

На серых хищников

Матерых и щенков.

Кричат загонщики,

И лают псы до рвоты.

Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Не на равных играют с волками

Егеря, но не дрогнет рука.

Оградив нам свободу флажками,

Бьют уверенно, наверняка!

Волк не может нарушить традиций.

Видно, в детстве, слепые щенки,

Мы, волчата, сосали волчицу

И всосали: нельзя за флажки!

Наши ноги и челюсти быстры.

Почему же, вожак, дай ответ,

Мы затравленно рвемся на выстрел

И не пробуем через запрет?

Волк не должен, не может иначе!

Вот кончается время мое:

Тот, которому я предназначен,

Улыбнулся и поднял ружье.

Рвусь из сил, и из всех сухожилий,

Но сегодня не так, как вчера.

Обложили меня, обложили,

Но остались ни с чем егеря!

Идет охота на волков,

Идет охота.

На серых хищников

Матерых и щенков,

Кричат загонщики,

И лают псы до рвоты,

Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Словно бритва, рассвет полоснул по глазам.

Отворились курки, как волшебный сезам.

Появились стрелки, на помине легки.

И взлетели стрекозы с протухшей реки

И потеха пошла в две руки.

Полегли на живот и убрали клыки.

Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,

Чуял волчие ямы подушками лап,

Тот, кого даже пуля догнать не могла б,

Тоже в страхе взопрел, и прилег, и ослаб.

Чтобы жизнь улыбалась волкам - не слыхал.

Зря мы любим ее, однолюбы.

Вот у смерти - красивый широкий оскал

И здоровые, крепкие зубы.

Улыбнемся же волчьей улыбкой врагу,

Псам еще не намылены холки.

Но - на татуированном кровью снегу

Наша роспись: мы больше не волки!

Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,

К небесам удивленные морды задрав:

Либо с неба возмездье на нас пролилось,

Либо света конец и в мозгах перекос…

Только били нас в рост из железных стрекоз.

Кровью вымокли мы под свинцовым дождем

И смирились, решив: все равно не умрем!

Животами горячими плавили снег.

Эту бойню затеял - не бог - человек!

Улетающих - влет, убегающих - в бег…

Свора псов, ты за стаей моей не вяжись

В равной сваре за нами удача.

Волки мы! Хороша наша волчья жизнь.

Вы - собаки, и смерть вам - собачья.

Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу,

Чтобы в корне пресечь кривотолки.

Но - на татуированном кровью снегу

Наша роспись: мы больше не волки!

К лесу! Там хоть немногих из вас сберегу,

К лесу, волки! Труднее убить на бегу!

Уносите же ноги! Спасайте щенков!

Я мечусь на глазах полупьяных стрелков

И скликаю заблудшие души волков.

Те, кто жив, - затаились на том берегу.

Что могу я один? Ничего не могу.

Отказали глаза. притупилось чутье.

Где вы, волки, былое лесное зверье?

Где же ты, желтоглазое племя мое?!

Я живу. Но теперь окружают меня

Звери, волчьих не знавшие кличей.

Эти псы - отдаленная наша родня,

Мы их раньше считали добычей.

Улыбаюсь я волчьей улыбкой врагу,

Обнажаю гнилые осколки.

Но - на татуированном кровью снегу

Тает роспись: мы больше не волки!

Прошла пора вступлений и прелюдий,

Все хорошо, не вру, без дураков!

Меня к себе зовут большие люди,

Чтоб я им пел охоту на волков.

Быть может, запись слышал из окон,

А может быть, с детьми ухи не сваришь,

Как знать, но приобрел магнитофон

Какой-нибудь ответственный товарищ.

И, предаваясь будничной беседе

В кругу семьи, где свет торшера тускл,

Тихонько, чтоб не слышали соседи,

Он взял, да и нажал на кнопку «пуск».

И там, не разобрав последних слов

(Прескверный дубль достали на работе),

Услышал он охоту на волков

И кое-что еще на обороте.

И все прослушав до последней ноты,

И разозлясь, что слов последних нет,

Он поднял трубку: автора «Охоты…»

Ко мне пришлите завтра в кабинет.

Я не хлебнул для храбрости винца,

И подавляя частую икоту,

С порога, от начала до конца

Я проорал ту самую охоту.

Его просили дети, безусловно,

Чтобы была улыбка на лице,

Но он меня прослушал благосклонно

И даже аплодировал в конце.

И об стакан бутылкою звеня,

Которую извлек из книжной полки,

Он выпалил: да это ж про меня!

Про всех про нас, какие, к черту волки?!

Ну все, теперь, конечно что-то будет:

Уже три года в день по пять звонков.

Меня к себе зовут большие люди,

Чтоб я им пел охоту на волков.

Грязь сегодня еще непролазней,

Сверху мразь, словно бог без штанов,

К черту дождь, у охотников праздник,

Нам сегодня стрелять кабанов.

Били в ведра и гнали к болоту,

Вытирая промокшие лбы,

Презирали лесов позолоту,

Поклонялись азарту пальбы.

Вы егерей за кровожадность не пинайте,

Вы охотников носите на руках.

Любим мы кабанье мясо в карбонате,

Обожаем кабанов в окороках.

И неважно, рычанье ли, плач ли,

Дух охотников неистребим,

Третий номер сегодня удачлив,

Три подранка лежат перед ним.

Кабанов не тревожила дума,

Почему и за что, как в плену.

Кабаны убегали от шума,

Чтоб навек обрести тишину.

Вылетали из ружей жаканы,

Без разбору разя наугад,

Будто радостно бил в барабаны

Боевой пионерский отряд.

Вы егерей за кровожадность не пинайте,

Вы охотников носите на руках.

Любим мы кабанье мясо в карбонате,

Обожаем кабанов в окороках.

Шум, костер и тушенка из банок,

И охотничья водка на стол.

Только полз присмиревший подранок,

Завороженно глядя на ствол.

А потом спирт плескался в канистре,

Спал азарт, будто выигран бой.

Снес подранку полчерепа выстрел,

И рога протрубили отбой.

Вы егерей за кровожадность не пинайте,

Вы охотников носите на руках.

Любим мы кабанье мясо в карбонате,

Обожаем кабанов в окороках.

Мне сказали они про охоту

Над угольями тушу вертя:

«Стосковались мы, видно, по фронту,

По атакам, да и по смертям».

Это вроде мы снова в пехоте,

Это вроде мы снова в штыки,

Это душу отводят в охоте

Уцелевшие фронтовики.

Вы егерей за кровожадность не пинайте,

Вы охотников носите на руках.

Любим мы кабанье мясо в карбонате,

Обожаем кабанов в окороках.

Вдоль обрыва по-над пропастью, по самому краю

Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю.

Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю,

Чую, с гибельным восторгом, пропадаю.

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее,

Вы тугую не слушайте плеть!

Но что-то кони мне попались привередливые,

И дожить не успел, мне допеть не успеть!

Я коней напою, я куплет допою,

Хоть немного еще постою на краю.

Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони,

И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.

Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,

Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее,

Не указчики вам кнут и плеть.

Но что-то кони мне попались привередливые,

И дожить не успел, мне допеть не успеть.

Я коней напою, я куплет допою,

Хоть немного еще постою на краю.

Мы успели. в гости к богу не бывает опозданий,

Так, что ж там ангелы поют такими злыми голосами?

Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,

Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани!

Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее,

Умоляю вас, вскачь не лететь!

Но что-то кони мне достались привередливые.

Коль дожить не успел, так хотя бы допеть!

Я коней напою, я куплет допою,

Хоть немного еще постою на краю.

У домашних и диких зверей

Есть человечий вкус и запах.

А целый век ходить на задних лапах

Это грустная участь людей.

Сегодня зрители, сегодня зрители

Не желают больше видеть укротителя.

А если хочется поукрощать,

Работай в органах, там благодать.

У немногих приличных людей

Есть человеческий вкус и запах.

А каждый день ходить на задних лапах

Это грустная участь зверей.

Сегодня жители, сегодня жители

Не желают больше видеть укротителя.

А если хочется поукрощать,

Работай в цирке, там благодать.

Жили были в Индии с древней старины

Дикие огромные серые слоны.

Слоны слонялись в джунглях без маршрута.

Один из них был белый почему-то.

Добрым глазом, тихим нравом отличался он,

И имел он масти благородной.

Средь своих собратьев белый слон

Был, конечно, белою вороной.

И владыка Индии, были времена,

Мне из уважения подарил слона.

«Зачем мне слон?», - спросил я иноверца,

А он сказал: «в слоне большое сердце».

Слон мне делал реверанс, а я ему поклон,

Речь моя была не злой и тихой,

Потому что этот самый белый слон

Был к тому жу белою слонихой.

Я прекрасно выглядел, сидя на слоне,

Ездил я по Индии, сказочной стране,

Ах, где мы только вместе не скитались

И в тесноте отлично уживались.

И бывало шли мы в ночь под чей-нибудь балкон,

Дамы так и прыгали из спален.

Надо вам сказать, что этот белый слон

Был необычайно музыкален.

Карту мира видели вы наверняка,

Знаете, что в Индии тоже есть река.

Мой слон и я питались соком манго

И как-то потерялись в дебрях Ганга.

Я метался по реке, забыв покой и сон,

Безвозвратно потерял здоровье.

А потом сказали мне: «Твой белый слон

Встретил стадо белое слоновье».

Долго был в обиде я, только вот те на:

Мне владыка Индии вновь прислал слона.

Он в виде украшения на трости,

Белый слон, но из слоновой кости.

Говорят, что семь слонов иметь - хороший тон,

На шкафу, как средство от напасти.

Пусть гуляет лучше в белом стаде белый слон,

Пусть он лучше не приносит счастья.

Дайте собакам мясо,

Может они подерутся.

Дайте похмельным кваса,

Авось перебьются.

Чтоб не жалеть, воронам

Ставьте побольше пугал.

А чтоб любить, влюбленным

Дайте укромный угол.

В землю бросайте зерна.

Может появятся всходы.

Ладно, я буду покорным,

Дайте же мне свободу.

Псам мясные ошметки