Не космос, метры грунта надо мной,

И в шахте не до праздничных процессий,

Но мы владеем тоже внеземной

И самою земною из профессий.

Любой из нас, ну чем не чародей,

Из преисподней наверх уголь мечем.

Мы топливо отнимем у чертей,

Свои котлы топить им будет нечем.

Сорвано, уложено, сколото

Черное надежное золото.

Да, сами мы, как дьяволы в пыли,

Зато наш поезд не уйдет порожний.

Терзаем чрево матушки-земли,

Но на земле теплее и надежней.

Вот вагонетки, душу веселя,

Проносятся, как в фильме о погонях,

И шуточку: даешь стране угля!

Мы чувствуем на собственных ладонях.

Сорвано, уложено, сколото

Черное надежное золото.

Воронками изрытые поля

Не позабудь и оглянись во гневе.

Но нас, благословенная земля,

Прости за то, что роемся во чреве.

Да, мы бываем в крупном барыше,

Но роем глубже, словно не насытясь.

Порой копаться в собственной душе

Мы забываем, роясь в антраците.

Сорвано, уложено, сколото

Черное надежное золото.

Не боялся заблудиться в темноте

И захлебнуться пылью - не один ты.

Вперед и вниз - мы будем на щите,

Мы сами рыли эти лабиринты.

Сорвано, уложено, сколото

Черное надежное золото.

Мы без этих колес, словно птицы без крыл.

Пуще зелья нас приворожила

Пара сот лошадиных сил

И, наверно, нечистая сила.

Говорят, все конечные пункты земли

Нам маячат большими деньгами.

Километры длиною в рубли,

Говорят, остаются за нами.

Хлестнет по душам

Нам конечный пункт.

Моторы глушим

И плашмя на грунт.

Пусть говорят - мы за рулем

За длинным гонимся рублем,

Да, это тоже, но суть не в том.

Нам то тракты прямые, то петли шоссе.

Эх, еще бы чуток шоферов нам!

Не надеюсь, что выдержат все

Не сойдут на участке неровном.

Но я скатом клянусь - тех, кого мы возьмем

На два рейса на нашу галеру,

Живо в божеский вид приведем

И, понятно, в шоферскую веру.

И нам, трехосным,

Тяжелым на подъем

И в переносном

Смысле и в прямом,

Обычно надо позарез,

И вечно времени в обрез!

Оно понятно - далекий рейс.

В дальнем рейсе сиденье - то стол, то лежак,

А напарник считается братом.

Просыпаемся на виражах,

На том свете почти, правым скатом.

На колесах наш дом, стол и кров за рулем

Это надо учитывать в сметах.

Мы друг с другом расчеты ведем

Общим сном в придорожных кюветах.

Земля нам пухом,

Когда на ней лежим,

Полдня под брюхом,

Что-то ворожим.

Мы не шагаем по росе

Все наши оси, тонны все

В дугу сгибают мокрое шоссе.

Обгоняет нас вся мелкота,

И слегка нам обгоны, конечно, обидны.

Но мы смотрим на них свысока,

А иначе нельзя из кабины.

Чехарда дней, ночей, то лучей, то теней…

Но в ночные часы перехода

Перед нами стоит без сигнальных огней

Шоферская лихая свобода.

Сиди и грейся

Болтает, как в седле,

Без дальних рейсов

Нет жизни на земле.

Кто на себе поставил крест,

Кто сел за руль, как под арест,

Тот не способен на дальний рейс.

Я вышел ростом и лицом

Спасибо матери с отцом.

С людьми в ладу, не понукал, не помыкал,

Спины не гнул, прямым ходил,

Я в ус не дул, и жил, как жил,

И голове своей руками помогал.

Но был донос и был навет.

(Кругом пятьсот и наших нет).

Был кабинет с табличкой: „Время уважай“.

Там прямо без соли едят,

Там штемпель ставят наугад,

Кладут в конверт и посылают за Можай.

Потом зачет, потом домой

С семью годами за спиной,

Висят года на мне, не бросить, не продать.

Но на начальника попал,

Который бойко вербовал,

И за Урал машины стал перегонять.

Дорога, а в дороге МАЗ,

Который по уши увяз.

В кабине тьма, напарник третий час молчит,

Хоть бы кричал, аж зло берет.

Назад пятьсот, вперед пятьсот,

А он зубами танец с саблями стучит.

Мы оба знали про маршрут,

Что этот МАЗ на стройке ждут.

А наше дело - сел, поехал, ночь-полночь.

Ну, надо ж так, под новый год!

Назад пятьсот, вперед пятьсот,

Сигналим зря, пурга и некому помочь.

„Глуши мотор, - он говорит,

Пусть этот МАЗ огнем горит“,

Мол, видишь сам, тут больше нечего ловить,

Мол, видишь сам, кругом пятьсот,

А к ночи точно занесет, так заровняет,

Что не надо хоронить. я отвечаю:

„Не канючь“, а он за гаечный за ключ,

И волком смотрит. он вообще бывает крут.

А что ему - кругом пятьсот,

И кто кого переживет,

Тот и докажет, кто был прав, когда припрут.

Он был мне больше, чем родня,

Он ел с ладони у меня,

А тут глядит в глаза и холод на спине.

А что ему - кругом пятьсот,

И кто там после разберет,

Что он забыл, кто я ему и кто он мне.

И он ушел куда-то вбок.

Я отпустил, а сам прилег,

Мне снился сон про наш веселый оборот.

Что будто вновь кругом пятьсот,

Ищу я выход из ворот,

Но нет его, есть только вход И то не тот.

Конец простой: пришел тягач,

И там был трос, и там был врач,

И МАЗ попал куда положено ему.

А он пришел - трясется весь,

А там опять далекий рейс,

Я зла не помню, я опять его возьму.

Наш Федя с детства связан был с землею,

Домой таскал и щебень, и гранит.

Однажды он принес домой такое,

Что мама с папой плакали навзрыд.

Он древние строения искал с остервенением

И часто диким голосом кричал,

Что, дескать, есть еще тропа,

Где встретишь питекантропа,

И в грудь себя при этом ударял.

Студентом Федя очень был настроен

Поднять археологию на щит.

Он в институт притаскивал такое,

Что мы вокруг все плакали навзрыд.

Привез однажды с практики

Два ржавых экспонатика

И уверял, что это - древний клад.

А на раскопках в Элисте

Нашел вставные челюсти

Размером с самогонный аппарат.

Он жизнь решил закончить холостую

И стал бороться за семейный быт,

Я, говорил, жену найду такую

От зависти заплачете навзрыд!

Он все углы облазил,

В Европе был и в Азии

И все же откопал свой идеал.

Но идеал связать не мог

В археологии двух строк

И Федя его снова закопал.

Он не вышел ни званьем, ни ростом,

Ни за славу, ни за плату,

На свой необычный манер

Он по жизни шагал над помостом

По канату, по канату, натянутому, как нерв.

Посмотрите, вот он без страховки идет.

Чуть правее наклон - упадет, пропадет!!

Чуть левее наклон - все равно не спасти!!

Но должно быть ему очень нужно пройти

Четыре четверти пути!

И лучи его с шага сбивали

И кололи, словно лавры.

Труба надрывалась, как две.

Крики „Браво!“ его оглушали,

А литавры, а литавры, как обухом по голове!

Посмотрите, вот он без страховки идет.

Чуть правее наклон - упадет, пропадет!

Чуть левее наклон - все равно не спасти!

Но теперь ему меньше осталось пройти:

Всего три четверти пути!

- Ах, как жутко, как смело, как мило

Бой со смертью три минуты!

Раскрыв в ожидании рты, лилипуты, лилипуты

Казалось ему с высоты.

Посмотрите, вот он без страховки идет.

Чуть правее наклон - упадет, пропадет!

Чуть левее наклон - все равно не спасти!

Но спокойно, ему остается пройти

Всего две четверти пути!

Он смеялся над славою бренной,

Но хотел быть только первым.

Такого попробуй угробь!

По проволоке над ареной

Нам по нервам, нам по нервам

Шел под барабанную дробь!

Посмотрите, вот он без страховки идет.

Чуть правее наклон - упадет, пропадет!!

Чуть левее наклон - все равно не спасти!

Но замрите: ему остается пройти

Не больше четверти пути!

Закричал дрессировщик, и звери

Клали лапы на носилки,

Но строг приговор и суров.

Был растерян он или уверен,

Но в опилки он пролил досаду и кровь!

И сегодня другой без страховки идет.

Тонкий шнур под ногой - упадет, пропадет!

Вправо, влево наклон - и его не спасти,

Но зачем-то ему очень нужно пройти

Четыре четверти пути!

Кто старше нас на четверть века, тот

Уже увидел близости и дали.

Им повезло - и кровь, и дым, и пот

Они понюхали, хлебнули, повидали.

И ехали в теплушках, не в тепле,

На стройки, на фронты и на рабфаки.

Они ходили в люди по земле

И в штыковые жесткие атаки.

Но время эшелонное прошло

В плацкартах едем, травим анекдоты.

Мы не ходили - шашки наголо,

В отчаянье не падали на доты.

И все-таки традиция живет,

Взяты не все вершины и преграды.

Не потому ли летом каждый год

Идем в студенческие наши стройотряды.

Песок в глазах, в одежде и в зубах

Мы против ветра держим путь на тракте,

На дивногорских каменных столбах

Хребты себе ломаем и характер.

Мы гнемся в три погибели, ну что ж,

Такой уж ветер. Только, друг, ты знаешь

Зато ничем нас после не согнешь,

Зато нас на равнине не сломаешь.

Один чудак из партии геологов

Сказал мне, вылив грязь из сапога:

„Послал же бог на голову нам олухов,

Откуда нефть, когда кругом тайга?

А деньги вам отпущены, на тыщи

Те построить ресторан на берегу.

Вы ничего в Тюмени не отыщите,

В болото вы вгоняете деньгу!“

И шлю депеши в центр из Тюмени я:

„Дела идут, все более-менее“.

Мне отвечают, что у них сложилось мнение,

Что меньше „более“ у нас, а больше „менее“.

А мой рюкзак пустой на треть…

А с нефтью как? Да будет нефть!

Давно прошли открытий эпидемии,

И с лихорадкой поисков борьба,

И дали заключенье в академии:

„В Тюмени с нефтью полная труба“.

Нет бога нефти здесь, перекочую я,

Раз бога нет, не будет короля…

Но только вот нутром и носом чую я,

Что подо мной не мертвая земля.

И шлю депеши в центр из тюмени я,

„Дела идут, все более-менее“

Мы роем землю, но пока у многих мнение,

Что меньше „более“ у нас, а больше „менее“.

Пустой рюкзак, исчезла снедь.

А с нефтью как? Да будет нефть!

И нефть пошла, мы по болотам рыская,

Не на пол-литра выиграли спор:

Тюмень, Сибирь, земля Ханты-Мансийская

Сквозила нефтью из открытых пор.

Моряк, с которым столько переругано,

Не помню уж с какого корабля,

Все перепутал и кричал испуганно:

„Земля! Глядите, братики, земля!“

И шлю депеши в центр из Тюмени я:

„Дела идут, все более-менее“.

Что прочь сомнения, что есть месторождения,

Что больше „менее“ у нас и меньше „более“.

Так я узнал, бог нефти есть,

И он сказал: „бурите здесь“.

И бил фонтан и рассыпался искрами,

При свете их я бога увидал

По пояс голый он, с двумя канистрами,

Холодный душ из нефти принимал.

И ожила земля, и, помню, ночью я

На той земле танцующих людей.

Я счастлив, что превысив полномочия,

Мы взяли риск и вскрыли вены ей.

И шлю депеши в центр из Тюмени я:

«Дела идут, все более-менее».

Мне поверили, и осталось мнение,

Что больше «более» у нас и меньше «менее».

Но подан знак: «Бурите здесь».

А с нефтью как? Да будет нефть!

Потом пошел и постучался в двери я,

А вот канистры в цель попали, в цвет,

Одну привез я к двери недоверия,

Другую внес в высокий кабинет.

Один чудак из партии геологов

Сказал мне, вылив грязь из сапога:

«Послал же бог на головы нам олухов,

Откуда нефть, когда кругом тайга?»

Сидели, пили вразнобой мадеру, старку, зверобой,

И вдруг нас всех зовут в забой - до одного!

У нас стахановец, гагановец, загладовец, и надо ведь,

Чтоб завалило именно его.

Он в прошлом - младший офицер,

Его нам ставили в пример.

Он был, как юный пионер,

Всегда готов!

И вот он прямо с корабля

Пришел стране давать угля,

А вот сегодня наломал, как видно, дров.

Спустились в штрек,

И бывший зек,

Большого риска человек,

Сказал: «Беда для всех для нас одна:

Вот раскопаем - он опять

Начнет три нормы выполнять,

Начнет стране угля давать - и нам хана!

Давайте ж, братцы, не стараться,

А поработаем с прохладцей,

Один за всех - и все за одного!»

Служил он в Таллине, ох в Таллине,

Теперь лежит заваленный.

Нам жаль по-человечески его.

Тропы еще в антимир не протоптаны,

Но как на фронте держись ты,