Рассказы кернийца не вселяли в неё надежду. И все же эти странные воины, несмотря на грубость, с какой обращались с узниками, до сих пор не причинили им вреда. Они появились из ночи так неожиданно и тихо, что походили на призраков. Катя проснулась от возгласа Брахта и тут же схватилась за эфес сабли, но, прежде чем успела вытащить её, руки её оказались прижаты к телу, а в следующую секунду опутаны были и ноги. Она видела, как Брахт вскочил, но тут же рухнул на землю, опутанный с ног до головы со свистом вылетевшими из чёрной тени верёвками. Когда он попытался подняться, закованная в латы рука повалила его опять на землю. Но это было единственное насилие, к которому прибегли джессериты.

Она не понимала, почему им оставили жизнь. Судя по рассказам Брахта, джессериты убивали чужеземцев на месте. А эти почему-то решили взять их в плен. Почему? Зачем?

А если таков приказ Рхыфамуна? — вдруг подумала она, и кровь застыла у неё в жилах.

В новом теле колдун мог приобрести определённое положение среди джессеритов и теперь велел приспешникам взять преследователей живьём. Вполне в духе Рхыфамуна: ему доставит удовольствие поизмываться над ними перед смертью.

Но если так, то возникало сразу несколько вопросов. Рхыфамун должен был объяснить джессеритам, что он знает о преследователях. А как, если не при помощи магии? Но в таком случае, пыталась размышлять она как можно спокойнее, он разоблачит себя. А насколько джессеритские колдуны готовы принять его? Если её подозрения верны, то они оказались готовы. А это значит, что их испытанию пришёл конец и Рхыфамун победил.

Она с силой стиснула кляп, пытаясь побороть отчаяние. Сдаваться нельзя. Надо быть верной клятве, данной в Вану и Тезин-Даре, не отказываться от надежды, какой бы хрупкой она ни была.

Каждый из них по своим собственным причинам предпочёл не сводить счёты с жизнью и цепляться за надежду до последнего.

Они поднимались по Дагган-Вхе весь остаток ночи, пока рассвет не побелил небо. Наконец на большой врезавшейся в скалу площадке, прямо перед зияющей пастью пещеры, джессериты устроили привал.

Предводитель их въехал на коне в пещеру и спешился. Остальные, дождавшись приказа, соскочили с лошадей и деловито, словно хорошо знали это место, принялись устраивать бивак. Каландрилл озадаченно наблюдал за происходящим. Коней отвели в сторону и стреножили. В складках скалы был припасён фураж. Двое джессеритов быстро разожгли костёр из дров, спрятанных здесь же, другие достали неизвестно откуда продукты. Свет от костра и факелов освещал пещеру. Около каждого путника стояло по джессериту. По приказу они освободили пленникам ноги и отвязали от седла. Руки их по-прежнему оставались скрученными верёвками, и когда они неуклюже соскочили с лошадей, их тут же затолкали в пещеру, лошадей увели, и Каландриллу показалось, что огромные животные внушают джессеритам ужас, особенно жеребец Брахта. Когда гнедой раздражённо зафыркал и натянул удила, джессериты впервые нарушили молчание и что-то взволнованно залопотали.

Брахт резко обернулся, обеспокоенный поведением коня, который в любой момент мог вырваться и броситься с откоса. Тут же перед ним вырос воин, останавливая его жестом поднятой руки. Керниец коротко выругался, сердито, совсем как жеребец, поводя глазами. Каландрилл опасался, что Брахта сейчас опять собьют наземь. Но по приказу вождя воин отступил и позволил Брахту подойти к коню. Керниец с кляпом во рту промычал что-то успокаивающее в ухо вороному и отвёл к остальным животным.

Жеребец все ещё взбрыкивал, возмущённый присутствием мелких животных, а Брахт все мычал и мычал ему на ухо до тех пор, пока окончательно его не успокоил. Только после этого он передал поводья джессеритам.

Каландрилл начал разглядывать пещеру. Она была, явно расширена человеком и использовалась как место для привала. Костёр горел в грубом очаге, и дым от него поднимался вверх по каменной трубе; для лошадей в скале высекли специальный загон. У одной стены журчал источник. Здесь было сухо и тепло, пахло лошадьми и солёным мясом, словно пещеру часто использовали для стоянки. Принимая во внимание её местоположение, а также скорость, с которой они поднимались в гору, Каландрилл понял, что они где-то посередине северной стены Кесс-Имбруна. Он ждал, что предпримут джессериты.

Пока они не причиняли им вреда. Кривоногий предводитель подошёл к узникам, ослабляя шнурки шлема. Сняв его, он взмахнул головой с иссиня-чёрными кудрями. У него были рыжевато-красные, узкие, слегка раскосые кошачьи глаза, высокие скулы и мясистый нос. Над тонкими губами чернели изогнутые усы. Жестокое, без малейшего выражения лицо.

Джессерит ткнул себя пальцем в грудь и сказал:

— Тэмчен!

Затем поманил одного из джессеритов и что-то быстро сказал ему.

Кляпы вытащили. Предводитель вновь ткнул себя пальцем в кирасу и повторил:

— Тэмчен!

Каландрилл облизал губы.

— Тэмчен? — спросил он и указал связанными руками на джессерита.

Предводитель кивнул и сказал:

— Аи, Тэмчен!

Затем ткнул Каландрилла пальцем в грудь и что-то произнёс, видимо требуя, чтобы Каландрилл назвал своё имя.

Первым порывом юноши было солгать: он опасался что если объявит себя, то это может стоить ему жизни. Но Каландриллу хватило ума сообразить, что если бы их послал Рхыфамун, то они бы уже знали, кто их пленники. Поэтому он решил не скрывать своего имени в надежде что-нибудь выведать. Он поднял руки, ткнул себя пальцем в грудь и сказал:

— Каландрилл!

Тэмчен кивнул:

— Ка-лан-дрилл.

Он с трудом произносил незнакомые звуки. Имя Брахта тоже далось ему с трудом.

— Бр-рак! — произнёс он, задумчиво разглядывая кернийца.

Затем махнул рукой в сторону выхода из пещеры, словно указывая на юг, и пробормотал что-то невнятное.

Брахт пожал плечами. И тогда Тэмчен ударил себя ладонью в грудь, затем коснулся эфеса меча и изобразил схватку. Брахт жёстко усмехнулся и сказал:

— Истинно! Мы с вами воюем. Отдайте мне меч, и я буду с вами драться прямо сейчас.

В голосе кернийца прозвучала угроза, и глаза джессерита сузились, но он тут же что-то сказал своим спутникам, что вызвало их ухмылки и улюлюканье.

— Ради Деры, Брахт! — воскликнул Каландрилл. — Зачем их злить?

— Я лучше умру, чем потеряю своё мужское достоинство, — пробормотал керниец, но тут же смолк.

Тэмчен повернулся к Кате.

Льняные волосы вануйки произвели сильное впечатление на джессерита. Произнося её имя, он осторожно прикоснулся к ним, словно это был шёлк или драгоценный металл.

— Ка-ти-а! — Ему явно не хотелось выпускать из рук её волосы. — Сэ-на-ир.

Ценнайра заинтересовала его меньше. Видимо, потому, что кандийские женщины были, как и джессеритки, черноволосы. Женщин же вроде Кати им видеть явно не приходилось.

Джессерит кивнул, произнёс ещё несколько гортанных слов и отошёл к костру, на котором жарилось мясо и пёкся хлеб. Джессериты перекрыли выход, а узникам приказали сесть вдоль стены. О них словно забыли и вспомнили только тогда, когда приступили к трапезе. Каждому передали по куску жирного мяса и по пресному хлебу с водой.

Каландрилл, Катя и Брахт жадно набросились на еду, Ценнайра ела, только чтобы не вызвать подозрений. По окончании трапезы небо, часть которого была видна через вход в пещеру, уже посветлело и засияло синевой. Джессериты вновь связали им ноги и крепко, но осторожно привязали руки к туловищу, набросили каждому на плечи по одеялу, и Тэмчен жестом показал, чтобы они ложились спать.

Сами джессериты тоже улеглись, оставив двоих бодрствовать, и пещера погрузилась в тишину, изредка нарушаемую всхрапыванием лошадей и посапыванием людей. Каландрилл лежал между Брахтом и Катей и, как и они, не мог уснуть: сомнения и тревожные мысли не давали ему покоя. Не желая злить джессеритов, он дождался, когда тех сморит сон, и только тогда зашептал на ухо Брахту:

— Вряд ли они намерены нас убивать. Мне кажется, про Рхыфамуна они ничего не знают.

— Ты так думаешь? — едва слышно ответил Брахт.

— Конечно. Если бы они намеревались нас убить, зачем кормить? Зачем тащить сюда? А Рхыфамун? Тэмчен никак не отреагировал. А ведь если бы его послал Рхыфамун, он бы кричал от радости.

— Мне тоже кажется, что они не связаны с колдуном, — согласился Брахт. — Что же до остального, казнь — это не самое худшее, что может нас ждать.

— То есть?

Керниец скрипнул зубами и сказал:

— Джессериты берут рабов, а рабов-мужчин они оскопляют.

Каландрилл едва не вскрикнул и инстинктивно сжал ноги. По спине у него побежали мурашки.

— Ты уверен? — с трудом произнёс он.

Брахт утвердительно промычал.

— Как бы то ни было, — Каландрилл облизал пересохшие губы, — мы пока живы.

— А если нас оскопят? Разве это жизнь?

— Пока ещё не все потеряно. Зачем они нас взяли? Наверняка есть какие-то причины.

— Они шли с разбоем в Куан-на'Фор, как и те, что напали на караван Ценнайры. А мы оказались более лёгкой добычей.

— Ты думаешь, все так просто?

— Я думаю, что нас взяли в плен варвары, которые лишают рабов мужского достоинства. Я думаю, что Катя для них завидная добыча. Ты видел, как этот чванливый подлец перебирал её волосы?

— Видимо, она показалась ему необычной. Но все же… — Каландрилл замолчал, чувствуя, как внутри у него все переворачивается. Он изо всех сил пытался победить в себе дрожь и размышлять логично. — Их и правда кто-то мог послать. Пусть и не Рхыфамун.

Брахт коротко с сомнением вздохнул:

— Возможно, наше приближение учуял какой-нибудь джессеритский колдун, — настаивал Каландрилл. — Во всем нашем путешествии есть божественный умысел. Молодые боги помогают, как могут. И кто знает, может, то что происходит с нами сейчас, часть их спасительного плана? Может, мы окажемся на Джессеринской равнине быстрее, чем если бы путешествовали одни?

Он и сам не знал, насколько был в этом уверен. Скорее всего, ему просто хотелось себя успокоить. Брахт хмуро молчал.

— Значит ли твоё молчание, что ты сдался? Или все же намерен драться с Рхыфамуном?

— Я считаю, что даже связанные мы должны идти вперёд. Я сильно обеспокоен за всех нас. При первой возможности надо бежать.

— Как? — Каландрилл попробовал путы: он был связан крепко. Как выбраться из этой пещеры, где было полно воинов, да ещё со связанными руками?

— Не ведаю, — ответил Брахт. — Но при первой возможности…

— Истинно, при первой возможности.

Но Каландрилл и сам в это не верил: Тэмчен слишком бдителен. Скорее всего, джессериты доставят их к месту назначения, а там… Если же они бегут?.. Что потом?

Они станут беглецами в незнакомой земле. Рхыфамун находится сейчас в теле, которое видела только Ценнайра. Их больше не ведёт вперёд магический талисман. Никто из них не знает землю, на которой они сейчас находятся. Союзников им не найти, даже если удастся бежать. Ещё менее вероятно, что они догонят Рхыфамуна. Все вдруг обернулось против них; судьба повернулась к ним спиной. Каландриллом овладевало отчаяние, и он изо всех сил пытался не думать о том, что сказал ему Брахт. Юноша заставлял себя поверить в свои собственные слова, поверить в свой собственный оптимизм.

Однако это было нелегко. «Но Хоруль, — убеждал он себя, — бог джессеритов — родной брат Бураша, Деры и Ахрда. Хоруль тоже должен помогать им, иначе, как и все Молодые боги, он падёт от руки пробудившегося Фарна. Хоруль наверняка наш союзник. А если так, то можно надеяться на вмешательство богов. Возможно, Тэмчена послал конский бог, возможно, мы просто не понимаем божественного замысла? Я не должен отчаиваться, — твердил он себе, — я должен верить».

Каландрилл думал об этом, пока не заснул. Проснулся он от пинка по рёбрам. Джессерит, со спрятанным за железной вуалью лицом, стянул с него одеяло и ослабил путы на ногах и руках. Потом проделал то же самое с остальными тремя узниками. По команде все они встали, подошли к огню и получили по миске жидкой каши, по куску твёрдого сладкого хлеба и по кружке чая, настоянного на травах.

После завтрака их опять посадили на лошадей, вставили в рот кляп и привязали. Один из джессеритов наклонился, подставляя Тэмчену спину, и предводитель повёл их дальше по Кровавому пути.

Солнце было ещё далеко от полуденного зенита. Каландрилл понял, что они останавливались в пещере только лишь для того, чтобы дать отдохнуть лошадям и людям, которые, возможно, провели всю ночь в пути на той же самой дороге. Тропинка временами так круто уходила вверх и становилась настолько узкой, что любое неосторожное движение могло окончиться плачевно. И все же они продвигались вперёд довольно быстро, словно Тэмчен желал добраться до равнины как можно быстрее.

Лица джессеритов во время всего пути скрывались за железной вуалью. Когда же, во время короткой остановки в полдень, они её подняли, в их глазах Каландриллу ничего не удалось прочитать.

Пленников сняли с лошадей, дали им воды и немного пищи. Больше никто с ними не заговаривал, словно их имён Тэмчену было достаточно. Да и между собой джессериты не общались. Исполняли свои обязанности молча, с точностью хорошо вымуштрованных солдат. Когда Каландрилл попытался задать вопрос, Тэмчен взглянул на него и поднёс палец к тонким губам; Брахт что-то пробормотал, и предводитель угрожающе поднял руку. Керниец, хоть и был раздражён, замолчал. Каландрилл счёл за благо последовать его примеру. Катя тоже молчала, хмуро разглядывая джессеритов потемневшими от ярости серыми глазами. Ценнайра не проронила ни слова.

Когда они поели, им снова вставили кляп, посадили на лошадей, привязали, и они продолжили подъем.

Вперёд, все выше и выше, к солнцу, омывавшему неприступные стены Кесс-Имбруна золотым светом. Пики переливались фантастическими тонами, каньоны тонули в мглистой тени. Жёлтый диск клонился к западу, скалы и утёсы начали темнеть и откидывать огромные тени на восток. Луна, выкатившая на смену солнцу, нависла над горизонтом; совсем недавно голубевшее мглистой лазурью небо приобрело цвет индиго, и на нем высыпали звезды. Западная оконечность его вспыхнула ненадолго красноватым золотом, и на землю навалились сумерки. Каландрилл надеялся, что они остановятся на привал, но Тэмчен и не думал сбавлять ход. И Каландрилл вновь пришёл к выводу, что кошачьи глаза джессеритов более приспособлены к темноте.

Как и прошлой ночью, они продолжали взбираться по тёмной опасной тропе, едва угадывавшейся в лунном свете. То и дело из тени возникали скалы. Серебристый свет был обманчив. Над головой у них пролетали летучие мыши. Видимо, гнёзда их были где-то посередине северной стены каньона. Ехать становилось все тяжелее, но джессериты не останавливались, все поднимаясь и поднимаясь вверх, к луне и звёздам.

Что за спешка? — размышлялл Каландрилл. А может, у них обычай такой — путешествовать в темноте? Может, ночь — их союзник? В чёрных латах, молчаливые, они и вправду походили на ночных тварей. Каландрилл не мог не думать о том, что ими движет, вновь и вновь вспоминая страшные слова Брахта.

В нижней части живота возникло неприятное ощущение. Каландрилл пытался убедить себя в том, что вряд ли джессериты смотрят на них как на простых рабов, которых удалось захватить без особых хлопот. К чему тогда такая спешка? С другой стороны, он не верил, что они посланники Рхыфамуна.

«Ты заберёшься далеко и увидишь то, что не видел ни один южанин…»

Каландрилл ухмыльнулся, насколько это было возможно с кляпом во рту, вспомнив слова Ребы. В чем, в чем, а в этом она оказалась права. Впрочем, пока все предсказания гадалки сбывались: он бежал из Секки от ярости отца; собственный брат объявил его вне закона и лишил родины; он познал предательство и нашёл настоящих друзей; он путешествовал по дорогам, на которые не ступала нога человека. Реба предсказала ему опасность, и её у него было хоть отбавляй. Но чем закончится его испытание, гадалка не сказала.

Может, вот он, конец? Ему стало не по себе. Возможно, Брахт прав. Их могли взять для того, чтобы обратить в рабство и оскопить, женщин поместить в джессеритский гарем, в бордель, а Рхыфамун тем временем спокойно отыщет опочивальню Фарна и вернёт Безумного бога к жизни. Каландрилла передёрнуло. И он вновь прибег к логике, пытаясь вспомнить все, что было, и успокоиться.

В Кандахаре на пути их встал Сафоман эк'Хенем: он взял Каландрилла и Брахта в плен, но им удалось бежать.

Аномиус пытался помешать им своим колдовством, но они обманули и его.

На них — Каландрилла, Брахта и Катю — охотились чайпаку, но благодаря их собственному мужеству и вмешательству Бураша братство убийц перестало представлять для них угрозу.

Они выбрались из Гессифских болот, избежали ловушки в Тезин-Даре, приготовленной им Рхыфамуном.

В Лиссе Каландрилл проехал на расстоянии вытянутой руки от Тобиаса. Узнай его тогда брат, Каландриллу пришёл бы конец. Но Тобиас его не узнал, и они продолжили путь.

Они въехали в Куан-на'Фор и попали в руки Джехенне ни Ларрхын, которая распяла Брахта. Но Ахрд спас кернийца, а лыкардка была убита Катей.

Сама Дера благословила клинок Каландрилла; Бураш провёл их своими водными путями; Ахрд выказал им свою милость. Молодые боги помогают, как могут.

«Значит, мы преуспеем».

«Ой ли! — насмешливо прошумел ветер. — Молодые боги вовсе не столь могущественны, как их предшественники. До они и сами признали, что возможности их ограничены. И ты все ещё надеешься?»

«Да, надеюсь», — сказал он.

«Понимаешь, — продолжал ветер, — если бы Бураш мог, он бы доставил вас в Лиссе вовремя и вы перехватили бы Рхыфамуна ещё там. Но он опоздал, и колдун ускользнул от вас, приняв другое обличье».

«Но мы отыскали его след. Мы разгадали его сговор с Джехенне, и Дера благословила мой клинок».

Ветер рассмеялся в звёздном небе и, зашуршав вниз по каньонам, пробормотал:

«Невелик подарок. Да она и раньше могла бы об этом позаботиться. А пока вы прохлаждались с ней, Рхыфамун шёл вперёд, и ни Дера, ни Ахрд не смогли его остановить».

«Но они нам помогают».

А в ответ — как пепел из погребального костра:

«Даже через свой священный лес Ахрд не смог пронести вас настолько быстро, чтобы вы догнали мага».

«Но мы приблизились к нему. А теперь с нами есть человек, который видел его».

Ветер замолчал, закружил на месте, а затем яростно продолжал:

«Хороша помощь, особенно сейчас, когда вы узники и скоро потеряете своё мужское достоинство! Ведь вы в незнакомой стране, чей народ скрывает своё лицо под вуалью и кастрирует мужчин, как зверей».

«Но люди этой земли поклоняются Хорулю. А Хоруль тоже из Молодых богов. Он не останется безучастен к нашей судьбе».

«Возможно, возможно. Но достанет ли ему сил? Рхыфамун далеко впереди и с каждым днём все ближе к Фарну. Или ты полагаешь, Фарн не чувствует, что спаситель его приближается? Хоть он и во сне, хоть он и в забытьи. Неужели ты думаешь, что он откажет ему в помощи?»

«Да что он может ? Первые боги предали его забвению. А ведь Ил и Кита — его родители. Он не захочет их ослушаться».

«А разве он уже не ослушался? — спросил ветер. — Пробуждение его значит кровь. Кровь значит пробуждение. А разве мало пролито крови? Вспомни Кандахар, глупец. Вспомни о восстании повелителя Файна, о войне, которую ведёт тиран; вспомни о своём собственном брате, о Тобиасе ден Каринфе, домме Секки. Ведь он строит флот и намерен вступить в войну против Кандахара. Сколько крови ещё прольётся, когда он осуществит свою мечту?»

«Но она пока не осуществлена».

«Ну и что? Возможно, ты прав. Но так же возможно, что военные суда уже отходят от Эрина, а Узкое море красно от крови».

«Прежде Тобиасу надо убедить других доммов. А в Куан-на'Форе Джехенне, стремившаяся к войне, потерпела поражение».

«Невелика победа — одна маленькая схватка в великой битве. Зато ты вот в плену, и, как агнца, тебя везут к твоей судьбе, а Рхыфамун скачет и скачет вперёд».

«Нет! — воскликнул Каландрилл.

Кляп превратил его возглас в стон. Джессерит, скакавший впереди, угрожающе посмотрел на него, а тот, что ехал сзади, грубо ударил по плечу. Гнедой дёрнулся, и Каландриллу пришлось сделать огромное усилие, чтобы удержать его коленями и связанными руками. Ещё немного, и испытания его закончатся прямо здесь. Каландрилл усиленно заморгал, сообразив, что задремал в седле. Ночь отступила, ветер улёгся, небо на востоке посветлело. Каландрилл не был уверен, на самом ли деле он слышал беззвучный голос или ему это лишь почудилось.

— Я не должен терять надежду, — убеждал он себя. — Это последнее, что у меня осталось. Надежда и вера в Молодых богов.

Он беззвучно молил Деру и всех Молодых богов о том, чтобы пленение было частью божественного умысла или, в худшем случае, чтобы даровали они спасение ему и его товарищам, а Ценнайру он уже причислял к своим друзьям.

Больше он ничего не мог поделать, по крайней мере сейчас. Оставалось только смотреть на дорогу, бежавшую вперёд в чистом утреннем свете. Ветер — весёлый бодрый эфир — больше не ставил под сомнение его слова.

Каландрилл все ещё находился под впечатлением сна и не сразу заметил перемену в обстановке. В твёрдом, сухом запахе вечного камня появился привкус жизни. Он взглянул вперёд и далеко за возглавлявшим процессию всадником увидел край Кесс-Имбруна.

Он и манил его, и страшил. Там кончается ущелье, но там же будет решена и их судьба. Каландрилл попытался взять себя в руки. Дагган-Вхе, извиваясь, пересекал выступ крутой скалы и терялся меж отвесных скал глубокой лощины, похожей на ту, с которой началось их путешествие по Кесс-Имбруну. Мерин ускорил шаг, не желая отставать от впереди идущего. Ему, как и наезднику, не терпелось выбраться из расселины и вновь оказаться на долгожданной равнине.

Они пересекли выступ скалы, взобрались по резко уходящей вверх тропинке и какое-то время ехали по расселине, наполнявшейся рассветом. Потом миновали небольшую площадку и стали подниматься по резко уходившей вверх дороге. В расселине, освещённой ранним солнцем, дорога расширилась и стала гладкой. Добравшись до края лощины, тропа вновь побежала вверх. В небесной голубизне появились оттенки розового.

Тэмчен, возглавлявший колонну, что-то выкрикнул. Один из всадников ответил и перевалил через гребень, исчезнув из виду. Подбодрившись, всадники пустили коней в лёгкий галоп. Громкий перестук копыт по камню наполнял лощину. Кавалькада выехала на Джессеринскую равнину.

Каландрилл огляделся. С обеих сторон возвышались рукотворные стены, построенные из огромных, песочного цвета камней, не скреплённых известковым раствором. Высотой они были в пять поставленных друг на Друга во весь рост человек. О толщине их можно было только догадываться. Они охватывали дорогу как воронка, которую не миновать по дороге из Кесс-Имбруна. Смерть для всякого, ступившего на Кровавый путь. Дорога вела к массивным обитым железом воротам, над которыми возвышалась башня из жёлтого кирпича с узкими амбразурами. За воротами зияла темнота. Подле ворот их дожидался Тэмчен, казавшийся карликом на фоне внушительного сооружения.

Всадники подъехали ближе, и по спине у Каландрилла побежали мурашки. Место это окутывала странная аура чего-то неестественного, запретного, мощного и угрожающего, словно здесь обитали привидения или совсем недавно было пролито много крови. Мерин Каландрилла попятился. Позади тихо заржал жеребец Брахта. Каландрилл обернулся. Вороной кернийца упирался, уши его были прижаты, глаза дико вращались. Его боязнь передалась и Катиному мерину. Маленькие лошадки джессеритов тоже заволновались. Наездники что-то раздражённо бормотали, натягивая удила.

С трудом успокоив лошадей, они тронулись вперёд. По мере приближения к воротам страх и дурное предчувствие все более овладевали Каландриллом. В лёгком ветерке ему чудился трупный запах. Как бы то ни было, в одном он не сомневался: форт внушал ему чувство ужаса, слепого страха.

Когда Каландрилл въехал в створ ворот, во рту у него пересохло. Даже джессериты были напуганы. Они нервно перебирали пальцами на эфесах мечей, клали на себя знамения и, позвякивая металлической сеткой, посматривали по сторонам. Лишь Тэмчен оставался бесстрастен, но, скорее, благодаря прирождённой скрытности и угрюмой решимости не выказать признаков страха. Рубанув рукой воздух, он резко выкрикнул приказ, подгоняя воинов войти в тень тоннеля, начинавшегося у укреплённых ворот.

Дальний конец его терялся в зыбком полумраке. Там ворота были закрыты. По обеим сторонам тоннеля шли тяжёлые двери, над головой — отверстия, через которые незваного гостя забрасывали камнями. Вдруг одна из дверей распахнулась, и слабый долгожданный свет упал в тоннель. Тэмчен въехал в дверь.

Здесь начинался небольшой крепостной дворик. С трех сторон стояли воины в доспехах, с саблями и пиками, готовые к любой неожиданной выходке гостей. Со стен в них целились лучники. Тэмчен соскочил с коня и приветствовал человека в доспехах с жёлтыми и серебряными символами. Тот, отсалютовав, отбросил с лица вуаль, чтобы получше рассмотреть узников.

Лицо его мало чем отличалось от лица Тэмчена, правда, его подбородок украшала жёсткая треугольная бородка, и выглядел он старше. В остальном же их можно было принять за братьев. Старший явно занимал более высокое положение, ибо именно по его приказу узников сняли с лошадей и поставили перед ним, а затем развязали, оставив связанными только кисти и не вытащив кляп изо рта.

Тэмчен, указывая по очереди на каждого, называл их имена. Его собеседник коротко кивал. Затем, обменявшись несколькими словами с Тэмченом, он резко развернулся на каблуках и скрылся на внутренней лестнице. Тэмчен отдал приказание, и четверых узников, зажатых с двух сторон, повели туда же. Тэмчен шёл впереди. Крутая лестница вывела их в коридор под низкой крышей. Освещался он светом, падавшим через амбразуры вдоль стен. Здесь всепоглощающее чувство страха несколько улеглось. У Каландрилла словно сняли камень с плеч. Вдоль стен на равном расстоянии друг от друга были начертаны иероглифы и висели курильницы. Резкий запах от их дымка наполнял неподвижный сухой воздух. Джессериты подвели их к двери из чёрного дерева. Тэмчен и его спутники остановились и сняли шлемы, и предводитель осторожно, с явным почтением, постучал.

Из-за двери раздался голос. Тэмчен кивнул, стражники открыли дверь и отступили, пропуская джессеритских вождей. Они вошли и низко поклонились.

После едва слышной беседы Тэмчен взмахнул рукой, и стражники ввели пленников в палату, широкую и длинную, едва освещённую падавшим из круглого отверстия в потолке светом. Прямо по центру комнаты стоял прямоугольный стол из чёрного лакированного дерева. По обеим сторонам его тянулись табуретки, такие же чёрные, как доспехи джессеритов. Стены, украшенные лишь странными знаками жёлтого, серебряного и красного цвета, словно светившимися в полумраке, тоже были обиты тёмным деревом.

Каландрилл скосил глаз на Тэмчена и второго джессерита, которые подошли к столу, ещё раз поклонились и жестом приказали стражникам подвести пленников. Дальний конец комнаты терялся в темноте; Каландрилл, чьи глаза ещё не привыкли к полумраку, не видел, что скрывалось в тени.

Из темноты раздался сухой, едва слышный голос, прошуршавший как осенняя листва под лёгким ветерком. Он был слабым, но хорошо слышимым, словно исходил он не из человеческой глотки.

— Добро пожаловать, — произнёс голос, и Каландриллу показалось, что говорит тень. — Я жду вас.

Каландрилл был поражён: голос говорил на джессеритском языке, но он все понимал.