Войны богов (№3) - Дикая магия

В ушах Каландрилла раздался беззвучный голос:

— Берегись, ложись!

И он бросился на землю, даже не подумав воспротивиться приказу, понимая той частью ума, которая была настроена на оккультный мир, что его окружила добрая аура.

Вдруг с неба к земле рванулись ослепительные языки света, они ударили увагов, и от их прикосновения оборотни взорвались.

— Нет! — закричал ослеплённый Каландрилл, думая о Ценнайре.

Ужас обуял его, внутри образовалась огромная зияющая пустота.

Постепенно способность видеть вернулась к нему. Ценнайра стояла на поляне, раскачиваясь, словно под порывами сильного ветра. Одежда её была окровавлена, волосы спутаны. Одной рукой она прикрывала глаза. Ни увагов, ни духа Рхыфамуна Каландрилл не увидел, лишь тут и там с обгоревших ветвей свисали ошмётки кожи, обрывки волос и одежды. Но Ценнайра была жива.

Каландрилл поднялся и, хромая и спотыкаясь, вышел на поляну. Он сунул меч в ножны — от увагу и от колдовства ничего не осталось, если не считать обуглившейся травы в том месте, куда Рхыфамун направил первый пучок колдовского света, и обуглившихся деревьев вокруг поляны. Небо вновь нахмурилось, прячась за облаками.

Ценнайра была настолько оглушена, что и не заметила, как подошёл Каландрилл. Он положил ей руку на плечо, и только тогда она вздрогнула и медленно повернулась. Увидев его, Ценнайра застонала и упала к нему на грудь; в руках её уже не было той нечеловеческой силы, которая спасла его. Она дрожала всем телом, а Каландрилл гладил её по волосам и лицу, воздавая неистовую хвалу небесам за то, что они оставили ей жизнь. Ценнайра посмотрела на него, в глазах её он увидел отчаяние и ужас. По-своему истолковав это, он сказал:

— Их нет. Я не знаю, что произошло. Может, вмешался Очен, но их больше нет.

Каландрилл приподнял её лицо за подбородок и склонился над ней в поцелуе. Она ответила ему жарко, словно давно ждала этого, со всей страстью прижимаясь к нему.

Когда наконец они отодвинулись друг от друга, все ещё держась за руки, Ценнайра тихо проговорила:

— Я боялась, что ты погиб. Я думала…

Слезы засверкали у неё в глазах, и Каландрилл покачал головой.

— Я жив, — сказал он, — благодаря тебе.

— Да будут благословенны боги, — прошептала она.

— А ты? — Каландрилл обвёл взглядом поляну. — Как ты выжила, когда сюда снизошла магия? Очен говорил, что сила, уничтожающая увагов, уничтожает и человека. Но, слава Дере, ты жива.

Ценнайра кивнула, глаза её затуманились.

— Очен сказал, что колдовство убивает живущих, — пробормотала она.

— Я не понимаю, — нахмурился юноша.

— Знаю. Я тебе многое должна объяснить.

Она опять задрожала всем телом, и Каландрилл, теряясь в догадках, крепко прижал её к себе.

— Пойдём, — предложил он, не придумав ничего лучше.

На мгновение Ценнайра заколебалась, страшась поведать ему то, чего уже нельзя было больше скрывать. Затем едва слышно с понурым видом сказала:

— Да, пойдём. Расскажем, что произошло.

Каландрилл с трудом волочил пораненную ногу, опираясь на Ценнайру. Она помогала ему перебираться через преграды, обходить кусты и заросли. Она обнимала его за талию, его рука лежала на её плечах, и ему это приносило несказанное удовольствие. Темень перед рассветом сгустилась, и он почти ничего не различал, но Ценнайра уверенно вела его вперёд.

То, что она отлично видела в темноте, удивляло Каландрилла, как и её сила, с которой она дралась и побеждала увагу, а также то, что колдовство и магия, опустившиеся на поляну, не погубили её вместе с оборотнями и она не поддалась магии Рхыфамуна.

«Но ведь я тоже уцелел, — думал он. — Видимо, нас спасли одни и те же заклятия. Возможно, она тоже избранница Молодых богов и они оберегают её».

Однако Очен утверждал, что магия уничтожает не только увагов, но и все живые существа. Именно на это рассчитывал Рхыфамун. Тогда почему и как Ценнайра выстояла?

Каландрилл ощущал тепло её руки на талии, вдыхал запах волос, чувствовал нежную кожу. Он попробовал её сладкие губы, и все же… Что за сила позволила ей уничтожать увагов? Как она нашла его? Как выжила?

Терзаясь сомнениями, Каландрилл повернулся за ответом к Ценнайре. Лицо у неё было суровым, решительным, словно она шла на бой, а не возвращалась с победой, словно отдалась во власть року. И Каландрилл так и не задал своего вопроса, так и не развеял сомнения, которые роились у него в мозгу. Ценнайра спасла ему жизнь, спасла их дело, рискнула своей собственной жизнью ради него. Этого уже достаточно. У него не может быть сомнений в её преданности. Он вспомнил вкус её губ, тепло объятий и незаметно для себя ткнулся носом в её блестящие волосы.

Ценнайра отпрянула и с беспокойством посмотрела на него. Губы её изогнулись в короткой улыбке, и она опять отвернулась, глядя себе под ноги. Она боялась того, что будет, когда расскажет ему и его друзьям то, что уже не могла не рассказать. Может, Очен, который до сих пор не выдал её, повлияет на них, уговорит их не… Ценнайра и сама не знала, что они предпримут. Убьют? Прогонят? Потребуют, чтобы вазирь заковал её в колдовские кандалы? На одно короткое мгновение ей пришла в голову мысль бросить Каландрилла и бежать. Но она тут же отогнала от себя эту мысль: без посторонней помощи юноша далеко не уйдёт, он заблудится в лесу, а Рхыфамун может вернуться сюда в другом обличье и убить его. Ценнайра взяла себя в руки. В худшем случае она доведёт его до дороги, а там… там она подумает. Когда он окажется в безопасности, она может оставить его одного, а сама незаметно пойдёт за ними до Памур-тенга, а то и до Анвар-тенга. Тут только одна незадача: все её вещи — в седельных мешках, и если она предпочтёт исчезнуть, то зеркало Аномиуса будет, конечно же, обнаружено, а с ним узнается и её тайна. Больше того: если она пропадёт, то путники причислят её к своим врагам, и тогда вряд ли можно рассчитывать на успех. Ей не удастся выполнить задание хозяина и, следовательно, вернуть своё сердце.

Заколдованный круг мандала… Ценнайра постоянно возвращалась к одному и тому же: на чью бы сторону она ни встала, разоблачения не избежать.

Уверена она была только в одном: ей надо довести Каландрилла до его друзей, а там она решит, как лучше поступить.

Но по воле судеб или по воле того, кто распоряжался их судьбами, решение было принято за неё.

Перед самым рассветом тьма сгустилась настолько, что в двух шагах ничего не было видно. Лес стоял как зачарованный. И вдруг небо посерело, и птицы разразились хором, объявляя о подъёме солнца. Тьма рассеялась, мягкий розовый цвет, все усиливаясь и усиливаясь, перерастая в серебристый и золотистый, вытеснил с неба серый. Тут и там пробивались блёстки лазури.

Ценнайра услышала спасателей задолго до Каландрилла и вновь подумала о том, чтобы бежать, — и вновь отогнала от себя эту мысль, чувствуя на себе его вес и понимая, что без неё он не сделает и двух шагов. Она вела его на голоса. Страшная усталость лишила Ценнайру способности мыслить и принимать решения. Ей даже стало все равно, что с ней будет. Главное — спасти Каландрилла, остальное приложится.

Внезапно Ценнайрой овладело странное чувство: она ощутила себя свободной. Она больше не думала о себе, а только о нем. Улыбнувшись, Ценнайра спросила:

— Ты слышишь? Мы приближаемся к дороге, там спасение.

Каландрилл нахмурился, прислушался, кивнул и ухмыльнулся:

— Истинно, я слышу.

Затем среди деревьев замаячили фигуры Брахта, Кати, Очена, Чазали и котузенов. Ценнайра крикнула:

— Мы здесь! — И их тут же окружили люди.

Керниец и киривашен подхватили Каландрилла под руки, вазирь и вануйка, стоя по обеим сторонам от Ценнайры, засыпали её вопросами, но она, мотнув головой побрела к дороге.

Там горели погребальные костры, пожирая убитых. Выжившие сгрудились вокруг обыкновенных костров дальше по дороге. Откуда-то долетали вкусные запахи жареного мяса и чая. Очен перехватил взгляд Ценнайры и изнурённо улыбнулся; она ответила такой же усталой беспомощной улыбкой. Каландрилла устроили на расстеленном на земле одеяле, подложив под голову седло Очен встал подле него на колени, массируя повреждённую ногу, едва слышно бормоча колдовские формулы которые быстро залечивали рану. Катя сказала:

— Мы боялись, тебя убили.

Брахт взглянул на Каландрилла поверх плеча Очена и спросил:

— Что случилось? Где вы были?

Каландрилл пояснил.

— Она меня спасла. Дера, если бы не она…

И замолчал, вперив непонимающий взгляд в кандийку. С наступлением рассвета, с возвращением к товарищам он не мог не задаться теми же вопросами, что беспокоили его ночью.

Очен предложил:

— Давайте попьём чаю. За ним и поговорим. Настало время кое-что разъяснить.

Ценнайра подумала, что ещё может бежать. Ей не составит труда прорваться сквозь кольцо любопытных и затеряться в лесу. Она дралась с увагами, она пережила нападение оккультных сил. Так что простые смертные ей не помеха. Но тут Ценнайра заметила на себе взгляд Очена, и ей показалось, что он на её стороне. Она отрешённо пожала плечами, отдаваясь во власть усталости, потом кивнула и села.

Каландрилл проговорил:

— Если бы не Ценнайра, я был бы уже мёртв. Рхыфамун умело расставил сети. Без её помощи мне бы из них не выпутаться.

Голос Каландрилла звучал твёрдо, но Ценнайра все же слышала вопрос. Она тешила себя надеждой, что решимость его проистекает из любви к ней. По каким-то непонятным для неё причинам она была благодарна судьбе за то, что та не оставила ей выбора.

— Как это? — спросил Брахт. — Тебя спасла она?

— Истинно, — ответил Каландрилл. — Я обязан Ценнайре жизнью.

— Очен послал тебе в помощь магию, — сказала Катя — усиленную вазирь-нарумасу. Расскажи, что произошло?

Покусывая губу, Ценнайра ждала разоблачения и вдруг даже вздрогнула от прикосновения Каландрилла. Набравшись решимости, она улыбнулась ему и произнесла:

— Расскажи.

— Они захватили меня, — начал Каландрилл, — по приказанию Рхыфамуна и отнесли в лес…

Ценнайра слушала, не сводя с него глаз. Вокруг то и дело раздавались вздохи удивления. Только Очен хранил молчание. Он и продолжил рассказ через минуту:

— Я, как и надеялся, нашёл вазирь-нарумасу, и мы сконцентрировали свою силу в эфире, направив её на поляну. Рхыфамун раскинул тройные сети: с одной стороны, Каландрилла могли уничтожить уваги, с другой — он, убив их, убивал себя; с третьей — Каландрилла мог убить сам Рхыфамун. И все это в физическом плане. Но хуже всего то, что Рхыфамун надёжно укрыл свой дух в царстве эфира — дьявольская ловушка. И без Ценнайры колдун добился бы успеха; ей предстояло спасти Каландрилла там, где я и вазирь-нарумасу не могли ничего поделать. Без неё Каландрилл был бы сейчас мёртв, и душа его оказалась бы во власти колдуна, во власти Фарна. Не вмешайся она, ваша задача стала бы невыполнимой. Той слабой надеждой, что в вас ещё осталась, вы обязаны только ей.

— Как? — спросил Брахт, в замешательстве разглядывая кандийку. — Каким образом ей удалось избежать уничтожения? Ты говоришь, что уберёг Каландрилла, но, когда твоё колдовство нанесло удар, она была одна.

— И как, — чуть слышно добавила Катя с зарождающимся подозрением в голосе, — она нашла Каландрилла? Ты сам говорил, что искать его бесполезно, что нам остаётся только довериться тебе и ей.

— Истинно, так я сказал, — согласился Очен.

— Ты также говорил, что магия, уничтожающая увагов, уничтожает и живое существо, — вставил Брахт. — Как Ценнайре удалось уберечься?

— Дера, она спасла мне жизнь! — воскликнул Каландрилл, явно недовольный направлением, которое принимал разговор. — Какая разница как? Почему вам надо обязательно знать как? Она спасла меня, без неё я был бы мёртв или хуже того.

Каландрилл сжал пальцы на руке Ценнайры, и она благодарно ему улыбнулась, глаза их встретились. Он смотрел на неё с надеждой и предостережением, но она покачала головой.

— Очен знает, как я выжила. — Помолчав, она вздохнула и спросила: — Ну что, вазирь, кто из нас скажет: ты или я?

Очен снял чайник с костра, разлил чай по кружкам и раздал их по кругу; морщинистое лицо старика было задумчивым и озабоченным, когда он наконец заговорил:

— Во-первых, хочу напомнить, что я с первого вашего шага по этой земле знал, кто вы и зачем пришли. Именно потому я с вами. Наша общая цель — помешать Рхыфамуну пробудить Фарна и уничтожить «Заветную книгу». В ваших душах я видел целенаправленность и надежду. Это то, чего нельзя увидеть в эфире…

— Загадки, — проворчал Брахт. — Говори яснее, Очен.

Вазирь неуверенно кивнул. Ценнайра осторожно высвободила руку из пальцев Каландрилла. Больше она тянуть не могла. Её единственным желанием было рассказать все сразу и увидеть их — его — отношение к тому, что она из себя представляет.

— Я творение мага, — спокойно сказала она. — Меня сотворил Аномиус.

— Аномиус! — рявкнул Брахт, вскочив на ноги и приставив меч к её груди. — Ты его творение?

— Брахт! — воскликнул Каландрилл, пытаясь отвести его клинок. — Ради Деры, ради Ахрда, она спасла мне жизнь!

Керниец отодвинулся от Каландрилла, не отрывая меча от груди Ценнайры. Катя быстро взглянула на Очена и жестом приказала Брахту остановиться, хотя правая рука её тоже непроизвольно опустилась на эфес.

— Аномиус сотворил меня такой, какая я есть, — Ценнайра, начиная цинично улыбаться. Беспечный взор её был устремлён на кончик меча. — Он вытащил меня из темницы Нхур-Джабаля и вырезал мне сердце.

— А мы думали, что Аномиус мёртв, — едва слышно пробормотал Каландрилл, переводя взгляд с Ценнайры на Брахта и с Кати на Очена; в глазах его стояла боль.

— Он жив, — покачала головой Ценнайра, — и ещё как. Он вознамерился заполучить «Заветную книгу» и готов убить Рхыфамуна и всех вас. Но он оставил вас жить только потому, что вы должны привести его к книге.

— А ты его проводник. — Брахт сильнее надавил на меч. — И как ты к нам затесалась?

— Она спасла мне жизнь, — беспомощно повторил Каландрилл.

Нотка грусти в его голосе огорчила Ценнайру; она снова взглянула на клинок: её беспокоил не меч, который не представлял для неё угрозы, а то, что теперь она не сможет смотреть Каландриллу в глаза.

— Аномиус забрал у меня сердце, поместил его в шкатулку и заколдовал её, — продолжала она. — Я не знала, что он так поступит и чего он от меня потребует. Я знала только, что он даст мне силу, о коей человек не может и мечтать.

— И он сделал из тебя своего слугу.

Брахт нажал на клинок, и он слегка разрезал кожу доспехов. И вдруг Очен спокойно, как ни в чем не бывало, словно это была веточка, обхватил клинок древней рукой. К запаху костра примешался запах миндаля, мышцы кернийца напряглись, но он так и не смог воспротивиться силе колдуна. Очен заявил:

— Ты не в состоянии победить такое колдовство, Брахт. Ни моё, ни то, коим сотворил её Аномиус. Спрячь меч в ножны, и давай поговорим как нормальные люди. Хорошо?

— Нормальные? — С мгновение Брахт ещё пытался освободиться от железной хватки вазиря, затем понял бессмысленность своего занятия и сунул меч в ножны сердито поблёскивая голубыми глазами. — Нормальные ты говоришь? Да как может нормальный человек слушать… эту… зомби? Ты маг, так уничтожь её, а иначе она исполнит волю своего хозяина и заберёт «Заветную книгу».

— А я говорю — послушай, — урезонивал его Очен. — И все вы тоже.

Брахт в отчаянии развёл руками.

— Ахрд! — воскликнул он. — Колдун, на чьей ты стороне? На её, на стороне Аномиуса? Она сама себя обрекла! Положи конец её угрозе.

— Если бы я считал, что она представляет угрозу, неужели ты думаешь, я бы этого не сделал? — спросил Очен. — Я разгадал её с первого мгновения.

— И скрыл от нас? — Брахт резко развернулся и посмотрел на Катю, а затем на Каландрилла. — Этот колдун преследует свои цели, он не заслуживает доверия.

Каландрилл, разрываемый сомнениями, предложил:

— Может, все-таки выслушаем его, Брахт? Я не могу поверить в то, что Очен предатель. — И тут же добавил чуть тише, с тоской глядя на Ценнайру: — Как и она тоже. Она держала в руках мой клинок, и он не причинил ей вреда…

Каландрилл посмотрел на Катю, ища её поддержки, но девушка лишь недоверчиво пожала плечами. Враждебность кернийца явно раздражала Очена, и он произнёс:

— Каландрилл тебе ясно сказал — Ценнайра спасла его жизнь, рискуя собственной.

— Ради того, чтобы он привёл её к «Заветной книге», — возразил Брахт. — Только мы втроём, когда мы все вместе, сможем отыскать эту книгу, а ей только и надо, что доставить её Аномиусу. Какие ещё могут быть у неё причины?

— Сядь, — приказал Очен, — и я тебе кое-что объясню. Слушай! — Он повысил голос. Керниец яростно мотал головой, переводя взгляд с вазиря на Ценнайру, с Каландрилла на Катю, призывая друзей возмутиться, словно без их поддержки он чувствовал на себе клеймо предательства. — Выслушай меня, или тебя заставить?

Брехт блеснул глазами на старца, а Катя спокойно произнесла:

— Сядь, Брехт. Очен нам друг, ты должен его выслушать.

Керниец, недовольно бормоча, сел. Плечи его были напряжены, лицо выражало явное недоверие.

— Итак, во-первых. — Очен поднял перевёрнутые кружки, тщательно вытирая их и аккуратно складывая. — Ты и впрямь полагаешь, что я твой враг?

— Ты скрыл от нас её тайну! — воскликнул Брахт, сердито хмурясь. — А что, если и ты жаждешь заполучить «Заветную книгу»?

Очен вздохнул. Катя медленно, тщательно подбирая слова, сказала:

— До сих пор мы видели от Очена только добро, Брахт. Без него Рхыфамун поймал бы Каландрилла в эфире тогда и сейчас. К тому же он запросто мог приказать нас убить.

— Нам самой судьбой предопределено отыскать «Заветную книгу», — резко возразил керниец, не поддаваясь на увещевания. — Мы ему нужны, как и Аномиусу. — Он с непроницаемым лицом повернулся к Ценнайре. — Какие приказания он дал тебе, твой создатель?

Под его холодным презрительным взглядом Ценнайра съёжилась. Она дала полную волю своим сверхъестественным чувствам — какой смысл скрывать их и дальше? — и в холодном утреннем воздухе ощутила злость, граничащую с жаждой крови, — это от Брахта; подозрение, смешанное с сомнением, и осторожность, желание понять и выслушать — от Кати. Каландрилл был потрясён, раздавлен, сбит с толку, его разрывали ярость и отвращение. Очен не выдавал себя ничем, если не считать спокойной решимости довести дело до конца.

Не сводя взгляда с костра, Ценнайра сказала:

— Первоначально он хотел, чтобы я вас нашла и уничтожила, но, когда узнал про «Заветную книгу», про то, что она из себя представляет и какой обладает силой, он приказал принести её и до тех пор вас не убивать.

— Аномиус решил, что мы ищем простую книгу заклятий, — хриплым голосом произнёс Каландрилл, подняв пустые глаза на Ценнайру. — Откуда он выведал про «Заветную книгу»?

Ценнайра помолчала, затем пожала плечами — назад пути уже все равно нет.

— Поначалу он ничего не знал. Но в Вышат'йи я встретилась с Менелианом и выяснила, что вы отправились в Альдарин.

— У Менелиана? — Брахт с ненавистью уставился на неё. — Менелиан наш друг, он нас не предаст, если только… Он ещё жив?

Ценнайра покачала головой, по-прежнему не сводя глаз с костра.

— Он хотел уничтожить меня, я боролась за жизнь…

Каландрилл резко выдохнул.

— Ты убила его, — прохрипел Брахт, — по приказу своего господина ты убила его.

— Я… страшно сожалею, но у меня не было выбора. Менелиан не оставил мне выбора… Либо моя жизнь, либо его.

— Твоя жизнь? — Брахт расхохотался.

— А потом? — спросила Катя.

— Аномиус отправил меня в Лиссе, где я отыскала ваш след. О том, что вы ищете «Заветную книгу», я узнала от кернийцев, от Гарта и Кыфана…

— Ты и их убила? — прорычал Брахт.

— Нет, — Ценнайра отрицательно мотнула головой. — Они люди достойные! Я обманула их, но оставила им жизнь.

— И ты думаешь, я тебе поверю? — спросил керниец.

— А зачем ей врать? — сказала Катя. — Она призналась в том, что убила Менелиана. Зачем ей врать про Гарта и Кыфана? — Катя повернулась к Ценнайре: — Как ты нашла нас?

— Аномиус догадался, что вы направляетесь к Боррхун-Маджу, — глухо пояснила Ценнайра. — Он отправил меня к Кесс-Имбруну, чтобы я ждала вас у Дагган-Вхе. По дороге я видела человеческие кости и следы, оставленные всадниками. Когда я добралась до ущелья, то увидела Рхыфамуна… — От этого воспоминания её передёрнуло. — Остальное я все рассказала.

— Только придумала, что на твой караван напали тенсаи, — возразил Брахт. — Каравана-то и не было. А ты поджидала нас, чтобы исполнить волю своего создателя. И я уже начинаю сомневаться, что ты и вправду видела Рхыфамуна.

— Я не лгала, — заявила она. — Да, каравана не было, но все остальное… Я видела, как он жевал человеческую плоть и переселялся в джессерита. Все это истина,

— Всеми богами, без сомнения? — пробормотал Брахт и повернулся к Кате. — Ты веришь её лепету?

Вануйка долгим оценивающим взглядом посмотрела на Ценнайру, потом сказала:

— Я верю в то, что Ценнайра видела, как Рхыфамун переселился в джессерита. Я верю в то, что она убила Менелиана, но не тронула Гарта и Кыфана. Остальному же — Катя развела руками. — Помогает ли она Аномиусу отыскать «Заветную книгу» — этого я сказать не могу. Но знаю, что она помогла Каландриллу против увагов.

— Чтобы он продолжил начатое дело! — воскликнул Брахт. — Она действовала по указке своего господина. Какие другие у неё могут быть причины?

Катя пожала плечами:

— Возможно, Очен нам что-то скажет или сама Ценнайра.

— Если мы ещё можем им доверять, — буркнул Брахт. — Ей я совсем не верю.

Вазирь торжественно кивнул, переводя взгляд узких глаз с одного на другого.

— У вас достаточно оснований для сомнений, — согласился он. — Принимая же во внимание все, через что вы прошли, мне остаётся только молить вас о терпимости. Мне «Заветная книга» не нужна, как не нужна она ни одному здравомыслящему человеку. Моё единственное желание — уничтожить её. И посему я вам помогаю. Как вас убедить в том, что я искренен?

— Для начала расскажи, почему ты утаил от нас суть Ценнайры? — потребовал Брахт.

— Потому что почувствовал в ней изменения, — ответил Очен. — Я видел смену рисунка, коему подчиняются все наши судьбы. Повстречавшись с вами, Ценнайра засомневалась в своём хозяине. Я полагал и до сих пор полагаю, что ей уготована определённая роль.

— Ахрд! — промычал Брахт. — Новые колдовские загадки.

— Ты так думаешь? — спросил Очен. — Послушай воин, ты же сам поведал мне о том, как встретил Катю. Разве поначалу она не показалась тебе врагом? Разве чувства твои с тех пор не изменились?

— Гадалка в Харасуле сказала, что Катя говорит правду, — заявил Брахт, — и она выдержала испытание Гессифом.

— И больше ничего? — усмехнулся Очен, буравя кернийца взглядом. — В тебе самом разве ничего не произошло?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Брахт.

— Твою любовь к ней. Сердцем ты сразу почувствовал, что она не лжёт.

Брахт отвёл взгляд, пожал плечами, подумал и согласился.

— Да, я её люблю. Но какое отношение имеет моя любовь к этому созданию? Катя — женщина из плоти и крови, а не… — Он махнул рукой.

— А ты считаешь, что кости её покрыты не плотью? — Вазирь ткнул пальцем в Ценнайру. — В жилах её течёт такая же кровь, как у Кати.

Керниец нахмурился.

— Она сама называет себя зомби, колдун. Или ты хочешь сказать, что она лжёт?

— Нет, в Ценнайре есть нечто сверхъестественное, но ей подвластны человеческие чувства, — пояснил Очен, жестом призывая Брахта, опять готового разразиться бранью, помолчать. — Не забывай также, что Каландрилл в некотором роде тоже больше чем человек. Ты знаешь, что в нем есть особая сила, и с этим ты смирился. Не считаешь ли ты нужным согласиться и с тем, что эта сила даёт ему возможность видеть дальше, чем видит обычный человек? Не может ли он благодаря своему дару чувствовать, что Ценнайра вам друг?

— Каландрилл не разгадал её, — возразил Брахт. — он увидел в ней ту, за кого она себя выдавала.

— Возможно. — Очен повернулся к Ценнайре и без обиняков спросил: — Ты любишь Каландрилла?

Как и керниец мгновениями раньше, Ценнайра заколебалась, застигнутая врасплох. Она не ведала такого чувства, как любовь. Что оно может значить? Что она готова отдать за него собственную жизнь? Что пусть Каландрилл только скажет, и она умрёт, лишь бы не причинять ему страданий? Что она отвернётся, вернее, уже отвернулась от Аномиуса, дабы спасти Каландрилла? Ценнайра не знала, как определить свои чувства к нему, но его прикосновения и улыбка трогали её, как ничто ранее. Если это любовь, то да. Она молча опустила голову, не отрывая взгляда от огня.

— Уваги могли уничтожить Ценнайру, — продолжал Очен. — В ней огромная сила. Но эти создания могли вырвать у неё руки и ноги. Хоруль, ты же их видел. Но она не побоялась вступить с ними в схватку ради Каландрилла.

— Или ради Аномиуса, — упрямился Брахт.

— Ты думаешь, у неё нет чувств? — спросил Очен. — Думаешь, она не боится смерти?

— Как она может бояться того, чего лишена? — возмутился керниец. — Ей нечего терять!

— А ты считаешь, ей от этого легче? — настаивал вазирь. — Да, она бессмертна, но её могли изуродовать. Ты только представь: разорванная на кусочки, но живая. Аномиус держит её живое сердце, так что она не может умереть. Но её могли бы разорвать на кусочки. Представляешь, в какие муки превратилась бы её жизнь?

— Что ты хочешь сказать? — спросила Катя.

— Что она была готова принять судьбу более ужасную, чем простая смерть, — заявил Очен. — Ради Каландрилла.

Катя задумчиво кивнула, Брахт нахмурился. Каландрилл ровным счётом ничего не понимал. Мысли его мутились, в голове царила неразбериха. Слова их и доводы были для него пустым звуком. Ценнайра — зомби? Аномиус послал её за «Заветной книгой»? Но ведь Каландрилл держал Ценнайру в своих объятиях, он чувствовал её губы, и они человеческие. А сейчас эти самые губы рассказали им всю правду о её сотворении. В истории Ценнайры Каландрилл усомниться не мог, как и в том, что он её любит. Чувство, распиравшее грудь, пугало его, хотя он и понимал весь ужас своего положения. Голова его упала, и он застонал.

Голос Очена с трудом пробился сквозь толчею мыслей:

— Каландрилл, ведь она спасла тебя.

— Да, — глухо сказал он, — Ценнайра сдержала меня, когда я хотел убить Рхыфамуна. Он тогда был в теле увагу. Она оттащила меня в безопасное место и дралась со зверями за меня.

«Потому что она зомби, потому что обладает нечеловеческой силой, потому что в ней — сила мёртвых».

— И это она привела тебя сюда.

— Да, она.

«Потому что выжила там, где не может выжить человек. Потому что магия убивает живых, но не мёртвых».

— А ведь Ценнайра могла бежать, могла спрятаться в лесу и скрытно последовать за нами до Памур-тенга и до Анвар-тенга, не раскрыв себя. Но она так не поступила. Она предпочла дотащить тебя до дороги.

— Истинно.

«Потому что Ценнайра подчиняется приказам своего создателя. Потому что она творение Аномиуса. Почему же тогда я её люблю?»

— А ты её любишь?

Каландрилл заколебался. Ему хотелось отрицать это, но он не мог. И глухим, лишённым всяких эмоций голосом сказал:

— Да.

В полном замешательстве юноша поднял глаза, недоумевая, что заставило его произнести это слово. Как он мог признаться в любви к неживой женщине, к существу, возрождённому из мёртвых, к творению магии колдуна, его заклятого врага? Брахт уставился на него, не веря. Лицо Кати было загадочным, обеспокоенным. Очен смотрел на него спокойно, даже с некоторым одобрением, а в глазах Ценнайры светилась надежда. Он с несчастным видом кивнул и опять повторил:

— Да.

— Это безумие, — зарычал Брахт. — Ты околдован.

— А я думаю, он видит суть, — заявил Очен.

— Какую суть? — Брахт резко рубанул ладонью воздуx. — Суть в том, что сердце её у Аномиуса.

— Нет! — воскликнула Ценнайра, приободрённая ответом Каландрилла. Неприкрытая враждебность Брахта каким-то странным образом придала ей сил: если они хотят правду, то она расскажет им всю правду без утайки — Сердце моё хранится в шкатулке, которую Аномиус сам сделал в Нхур-Джабале. А сейчас он вместе с колдунами тирана дерётся против Сафомана эк'Хеннема. Они заковали его в колдовские цепи, и он вынужден служить тирану. Пока он не может бросить своего хозяина.

— Тогда почему ты ему служишь?

Катя говорила спокойно, но сдерживала себя с явным трудом. Ценнайра почувствовала её презрение и подозрение. Она вздохнула и сказала:

— Боюсь, я ему уже не служу. Сейчас, когда вы знаете обо мне все, я мало чем могу ему пригодиться. Если он узнает, что вы все знаете, он меня уничтожит.

Каландрилл застонал.

— Нет! — Обхватив низко опущенную голову руками, он раскачивался из стороны в сторону.

Катя кивнула и спросила:

— Но до сих пор, до того, как ты нам все рассказала, ты подчинялась ему. А как ты сама утверждаешь, сердце твоё — в Нхур-Джабале. И я спрашиваю тебя ещё раз: почему?

Ценнайра посмотрела в серые глаза: несмотря на осуждение и угрозу, в них было желание услышать все до конца, прежде чем вынести вердикт.

— Я жива только благодаря колдовству Аномиуса, — пояснила она. — Стоит ему возложить руки на шкатулку, как от меня ничего не останется. А он хвастает, что очень скоро освободится от колдовских оков и тогда сможет вернуться в Нхур-Джабаль. Как бы то ни было он вернётся туда с окончанием войны.

— Он хвастает? — резким голосом прервал её Брахт. — Ты с ним общаешься?

— Он дал мне заколдованное зеркало, — сообщила Ценнайра. — Благодаря ему я могу с ним говорить.

— Ахрд! — Керниец вскочил на ноги и подошёл к лошадям. Покопавшись в её мешке, он вытащил обёрнутое в тряпки зеркало и вернулся к костру, держа его так словно в руках у него была змея. — Оно?

— Да. — Ценнайра опустила голову, вдыхая отвращение, смешанное с ужасом, исходившее от кернийца. — Но ты не бойся. Оно становится волшебным, только когда я произнесу магические формулы, коим обучил меня Аномиус. Оно не может причинить вам вреда, Аномиус не видит и не слышит вас.