— Фарн становится сильнее, — словно извиняясь, продолжал Зеду. — Даже во сне он помогает всякому, кто жаждет его пробуждения. Он разлагает умы людей…
— И опьяняет ваши. — Брахт подхватил табурет и с силой грохнул его об пол. Затем повернулся к Очену: — Ты обещал нам помощь этих колдунов. А они ничего не стоят! Ты обещал, что они распознают Рхыфамуна.
Очен молчал, древнее лицо его было пепельного цвета, в глазах стоял ужас, голова медленно покачивалась из стороны в сторону, словно он не хотел ничего слышать. Брахт сел, сердито обводя взглядом собравшихся магов. Оскорбление его осталось безответным. Они не смели поднять глаз.
Если бы Каландрилл услышал эту новость за стенами Анвар-тенга, он, скорее всего, потерял бы всякую надежду. Но здесь мозг его работал чётче, словно магия пристыженных колдунов создавала особую атмосферу, позволявшую ему преодолеть отчаяние, ярость и разочарование и спокойно размышлять.
— Возьмём себя в руки и выслушаем Зеду, — обратился он к Брахту.
— Какой смысл? — прорычал Брахт. — Он же сказал — Рхыфамун был здесь, никто его не узнал, и он спокойно ушёл. Как ты думаешь, куда он направился?
Каландрилл жестом попросил разгневанного кернийца помолчать и повернулся к Зеду:
— Продолжай, пожалуйста.
Вазирь-нарумасу благодарно улыбнулся.
— Нас обманули, — сказал он. — Будь мы не столь заняты этой проклятой войной, мы распознали бы Джабу Орати Макузена. — Он резко, словно обвиняя самого себя, выдохнул и продолжил: — Мы пали жертвой собственной гордыни. Мы были уверены, что никто не сможет нас провести, хотя все наше внимание было сосредоточено на тех силах, что собрались по ту сторону наших стен. Фарн обволок его особым облаком, и мы впустили его в город. Хоруль, он времени зря не терял. Безумный бог направил его прямо к воротам… Он отыскал их и вышел из города.
Голос его осёкся, и он замолчал. Каландрилл дышал глубоко и прерывисто, горло его было словно разорвано на узкие полоски плоти, сердце бешено билось о ребра, кровь тяжело стучала в голове. Он хрипло спросил:
— Когда?
— Сегодня, — последовал едва слышный ответ, — на заходе солнца, когда Фарн становится особенно силён.
— В это время мы дрались! — простонал Брахт. — Ахрд! Нападение было предназначено специально для того, чтобы задержать нас, если не убить. Несмотря на помощь Хоруля, Рхыфамун оказался проворнее.
«Мы помогаем, чем можем, не забывайте этого там, куда вы пойдёте».
Рхыфамун вышел через ворота, «Заветная книга» была с ним. Это имел в виду Хоруль? Знал ли бог, когда вёл друзей в Анвар-тенг, что цитадель — лишь промежуточный пункт на их пути? Каландрилл пытался привести в порядок мысли и успокоиться. Они же сами были готовы гнаться за Рхыфамуном через Боррхун-Мадж! Они собирались преследовать его всюду, куда бы он ни пошёл, и даже намеревались пройти через ворота, если в том возникнет необходимость.
Да, они действительно так говорили, но это было раньше, когда впереди брезжила хоть слабая надежда перехватить врага, драться с ним там, где ещё действуют законы для смертных. Теперь эта надежда рухнула, и у них оставалось два выбора: сдаться, признать победу Рхыфамуна или продолжать преследовать его до того места, где спал Безумный бог, где соединённая мощь хозяина и приспешника могла стать непобедимой. От этой перспективы, которая уже казалась вполне реальной, ему стало не по себе. Очен обещал им помощь вазирь-нарумасу в подготовке к схватке с Рхыфамуном в оккультном мире. Теперь у них не оставалось времени, иначе они упустят последнюю возможность. Необходимо немедленно гнаться за Рхыфамуном.
Каландрилл повернулся к товарищам, чувствуя, что должен рассказать все это, прежде чем потеряет дар речи, прежде чем испугается величия того, что ждёт их впереди.
— Нам некогда рассиживать. Надо идти вперёд!
Катя посмотрела ему прямо в глаза:
— Через ворота?
— За Рхыфамуном.
— Мы дали клятву в Тезин-Даре, — заявил Брахт, — и я не собираюсь отказываться от своего слова.
— Истинно, мы дали клятву, — подтвердила Катя и холодно улыбнулась, — и мы пойдём вперёд.
Каландрилл посмотрел на Ценнайру, и та сказала:
— Я с тобой, куда бы ты ни пошёл.
— В таком случае, — он обвёл взглядом вазирь-нарумасу, — ведите нас к воротам. Только быстро, ибо Рхыфамун может воспользоваться заклятиями из «Заветной книги» в любой момент.
Колдуны переглянулись, они явно колебались. Зеду нервно погладил себя по серебристой бороде и произнёс
— Ни один смертный не вернулся оттуда живым. Если вы пройдёте через ворота, то найдёте смерть.
— А что будет, если мы не пойдём? — Каландрилл сердито уставился на мага. — Так и будем сидеть и ждать пробуждения Фарна? А вазирь-нарумасу примут его с распростёртыми объятиями? Если Рхыфамун доведёт своё чёрное дело до конца и пробудит Безумного бога, не думаю, что мы проживём долго. Если он и оставит нам жизнь, то только для того, чтобы подвергнуть нас страданиям, ибо Рхыфамун поклялся нам отомстить.
Голос его звучал убийственно спокойно. Зеду и его товарищи даже съёжились, словно под ударом хлыста.
— Так вы решились? — спросил Зеду.
— Стоит ли рисковать и открывать ворота? — вступил в разговор второй вазирь. — Если Фарн пробудится, то разумнее держать ворота закрытыми.
— Если Фарн пробудится, вряд ли нам удастся удержать ворота закрытыми, — возразил третий.
— Это решение мы должны принимать все вместе, советом, — сказал четвёртый.
— У нас нет времени на рассуждения! — Стол содрогнулся под ударом кулаков Брахта. — Рхыфамун мчится к своему хозяину. — Голубые глаза бросали магам холодный вызов. — Пока вы тут рассусоливаете, он пробуждает Безумного бога.
Катя сидела не шевелясь, но, когда заговорила, голос её произвёл впечатление разбушевавшегося шторма:
— Я прибыла из Вану, дабы доставить туда «Заветную книгу», где она может быть уничтожена. Я пересекла весь мир. И здесь останавливаться не намерена.
Каландрилл повернулся к Очену:
— Именем Деры, именем Хоруля, убеди их. У нас нет времени.
Вазирь был раздавлен. Он сидел съёжившись, плотно смежив веки, словно пытался сдержать слезы. Каландриллу показалось, что старец даже не слышал его слов. Но тут Очен открыл глаза, по телу его пробежала дрожь, будто он очнулся от кошмара. Подняв голову, он посмотрел через стол на старейшину и кивнул.
— Ты самый мудрый, самый великий из нас, — сказал Очен, и хотя голос его звучал тихо, он долетал до каждого уха. — Я же простой вазирь и недостоин вас, но я утверждаю: эти четверо идут рука об руку с богами, они выполняют миссию, возложенную на них Молодыми богами. Им самой судьбой предопределено довести эту миссию до конца. Только им по силам уничтожить Рхыфамуна; только они могут помешать пробуждению Фарна Если встанете вы на их пути, то на головы ваши падёт проклятие Хоруля и его братьев и сестры. Ежели задержите их, ежели откажете им в помощи, в коей они нуждаются, то заявляю именем Хоруля: вы вступаете в сговор с Фарном.
Вазирь-нарумасу заговорили все разом, и в словах их были обида, злость, согласие, поддержка. Каландрилл нетерпеливо переводил взгляд с одного на другого, думая о том, что, знай он, где находятся врата, он без них побежал бы туда и силой проложил бы к ним путь. Минуты уходили как века, и с каждой из них Рхыфамун приближался к злому богу. Каландрилл заскрежетал зубами, кляня нерешительность колдунов. Брахт сидел с каменным лицом, олицетворяя саму ярость. Серые глаза Кати, сидевшей подле него, метали искры. Ценнайра не шевелилась, держа Каландрилла за руку.
Зеду жестом приказал всем замолчать и возвысил голос, чтобы перекричать гул:
— Если Очен не ошибается, то он имеет полное право с нами так говорить, ибо на самом деле мы обречены. — Зеду обвёл взглядом вазирь-нарумасу, те умолкли и повернулись к своему главе. Зеду выдержал многозначительную паузу и продолжал: — Я верю ему. Очень скоро, если останемся мы живы, он станет одним из нас. И я повторяю: Очен глаголет истину. Я голосую «за». Отведём их к воротам, и чем быстрее, тем лучше.
— Не спросив мнения других, имеющих право голоса? — раздался вдруг вопрос. — Ты не хочешь их выслушать?
— Нам нужно поспешить, — заявил Зеду.
— Мы не имеем права принимать такое решение, не собрав всех, — возразил кто-то ещё. — Пошли за ними гонцов.
Сейчас спор разгорится вновь, каждое предложение и контрпредложение будут забирать драгоценные минуты, и так до тех пор, пока спору этому не будет положен конец пробуждением Фарна. Брахт зашептал Каландриллу на ухо:
— Ахрд, и это — самые мудрые из джессеритов? Они лопочут как дети, а мир тем временем идёт к краху.
Каландрилл кивнул и повернулся к Очену:
— А один ты не сможешь отвести нас к воротам?
Очен отрешённо мотнул головой и сказал:
— До ворот я провести вас смогу — при условии, что нас не остановят. Но через них — нет, ибо не знаю магических формул, их открывающих. К тому же, чтобы их открыть, необходимо семь вазирей.
Каландрилл застонал и вновь прислушался к разговору. В этот момент Зеду заявил:
— Послав гонцов, мы потеряем время, а если и созовём всех сюда, то кто будет охранять город? Я требую, чтобы мы отказались от совета и приняли решение немедля.
— Истинно! — воскликнул один из вазирей. — Я отдаю свой голос Зеду и Очену.
— Очен не имеет права голосовать, — возразил кто-то.
Вдруг словно какая-то внутренняя сила заставила Очена встать на ноги. Стоя с прямой спиной, он зычно заявил:
— Да, у меня нет права голоса, если не считать того, коим обладает каждый из нас, живущий на этой земле: это право выбора между Молодыми богами и Фарном. Я отдаю свой голос за Хоруля и его братьев и сестру. Да, я не принадлежу к вашему числу, но если управляете вы нами таким образом, если таков ваш совет, то я немного потерял, ибо мало чем отличаетесь вы от простых смертных. Мужественный керниец правильно сказал: вы лопочете как дети и приведёте мир к краху. Хоруль! Вы же сами только что признали, что прихвостень Безумного бога провёл вас, заставил пропустить его через ворота! А вы сидите и ругаетесь, как сварливые женщины, хоть и понимаете, что Рхыфамун все ближе и ближе к своему повелителю. — Старец помолчал, обведя вазирь-нарумасу сверкающим взглядом; ни один не посмел возразить или прервать его, словно он околдовал их своим гневом. — Я вновь заявляю: ваша нерешительность на руку Фарну. Я вновь требую: отведите этих мужественных людей к вратам и пропустите их. Они готовы рискнуть своей жизнью, дабы спасти наш мир, а вы… сидите и спорите из-за мелочей, теряя драгоценные минуты. И так вы будете спорить бесконечно до тех пор, пока в мир не вернётся Безумный бог. Проведите их через врата, заклинаю вас, скрепите сердце и пропустите их!
Последние слова он уже прокричал. Установилось долгое молчание, кое нарушено было Зеду:
— Послушаем Очена. Нас порицают, и заслуженно. Мы обязаны пропустить их через врата.
Раздалось два-три голоса в поддержку, затем ещё несколько. Наконец последняя горстка возражавших сдалась, и решение было принято.
— Вы пойдёте сейчас? — спросил Зеду, переводя взгляд с одного на другого.
Друзья переглянулись, и Каландриллу показалось, что они стоят на краю пропасти, на краю эфирной бездны, куда как более глубокой и широкой, чем сам Кесс-Имбрун. Броситься в Кесс-Имбрун означало лишь физическую смерть; шаг же, который им предстояло сделать сейчас, мог закончиться для них значительно печальней. Брахт хмуро улыбался. Красивое лицо Кати было решительно. Ценнайра по-прежнему держала Каландрилла за руку; глядя прямо ему в глаза, она кивнула.
— Да, — сказал Каландрилл, говоря за всех, — мы идём прямо сейчас.
— Да не покинут вас Хоруль и его братья и сестра! — воскликнул Зеду и поднялся. — Следуйте за нами. \-
Они проделали обратный путь вниз по лестнице, коридорам и залам и направились к площади. Впереди разноцветной толпой шли вазирь-нарумасу. По дороге Очен поманил друзей к себе и быстро заговорил:
— Я бы хотел преподать тебе ещё несколько уроков оккультного мастерства, но… не успел. Пользуйся хотя бы тем, чему я тебя обучил, Каландрилл. Эти знания тебе сильно пригодятся в сочетании с той силой, коей ты обладаешь. Помните, что вы как один человек, вы одно целое, а ты, Каландрилл, не забывай про клинок, благословлённый Дерой… В нем большая сила. Хоруль, как жаль, что у меня не хватило времени… Но ничего, все в руках судьбы. Катя, зеркало у тебя? Да? Прекрасно.
Слова его потонули за громом, и через узкое оконце в коридоре, к которому они спешили, Каландрилл увидел угрожающе красную молнию, расколовшую небо пополам и затмившую собой голубое сияние, висевшее над тенгом. Жуткий грозовой порыв ветра едва не задул сигнальные огни.
Они прошли по крытой галерее, чьи колонны и крыша дрожали под натиском грома. По небу летали рукотворные молнии и огненные шары, запускаемые катапультами противника. Часть из них поглощалась голубым светом, другая, поднимая фонтан искр, падала на крыши и улицы града. Но, несмотря на грохот и завывание неестественного ветра, Очен говорил и говорил, словно хотел в последние оставшиеся мгновения передать друзьям все те знания, которые могли им пригодиться, и напомнить обо всем, чему он их научил.
— Не забывайте, что предрекла вам гиджана Киама. Вы можете преуспеть, это вам по силам.
В памяти Каландрилла тут же всплыли слова, которые сказала она следом: «Но вы можете и не преуспеть, ибо противник ваш обладает силой достаточной, дабы взять над вами верх».
— Помните, — продолжал Очен, когда они шли по площади, — что «один из них, не желая того, может помочь вам, и ежели случится сие, гнев его будет безграничен. Вам понадобится также и сила, коей обладает один из вас, хотя выражает она себя посредством другого. Доверие — вот краеугольный камень вашего союза. Без доверия вы ничто, без него вы погибнете». Примерно так она говорила.
Брахт сказал:
— Доверие мы обрели, остальное остаётся для меня загадкой.
— Возможно, — согласился Очен, когда они через кем-то открытую дверь вошли в тёмный коридор. — Я надеялся, что вазирь-нарумасу расшифруют некоторые из её изречений. Хоруль, если бы у нас было время!
— Но у нас его нет, — заявил Каландрилл, глядя на факел, горевший где-то впереди. — Поэтому скажи, как ты это понял?
— Я думал над её словами, — сказал Очен и замолчал.
Теперь они спускались по узкой лестнице меж холодных, гладких давящих стен.
Лестница вывела их в помещение с низким потолком, в котором пахло древним камнем. В дальнем конце его была металлическая дверь. Зеду подошёл и прижал к ней ладонь, что-то бормоча. В помещении запахло миндалём. Ещё шесть вазирь-нарумасу присоединились к нему, и тогда он взялся за кольцо и открыл дверь, продолжая бормотать. И бледное сияние, исходящее ниоткуда, осветило её.
— Я полагаю, у вас два врага, — произнёс наконец Очен. — Это Рхыфамун и Аномиус.
— Это мы знаем, — сухо заметил Брахт через плечо.
— Может, удастся натравить одного на другого. — Очен замолчал. Лестница, начинавшаяся за дверью, резко поворачивала в сторону, опускаясь все ниже и ниже под Анвар-тенг. — «Один из них, не желая того, может помочь вам».
— Как? — спросил Каландрилл.
— Не ведаю, — вздохнул Очен, — только с первого момента, как увидел Ценнайру, я почувствовал в ней некое предназначение. Что ещё сказала Киама? Да, вот: «Вам понадобится также и сила, коей обладает один из вас, хотя выражает она себя посредством другого».
— У меня есть меч, — задумчиво пробормотал Каландрилл, — и та сила, о которой ты говоришь, заключена в мече.
— А в венах Брахта течёт сок Ахрда, — заметила Катя. — Может, речь об этом?
Очен покачал головой.
— Возможно, но в Ценнайре тоже заключена сила. Та, которой снабдил её Аномиус, и, хоть и небольшие знания магии.
Перед ними выросла ещё одна дверь, которую также открыли семеро вазирь-нарумасу. Пока они произносили заклятия, Ценнайра сказала:
— Во мне есть сила зомби, но какой в ней смысл там, куда мы идём? А магия?.. Я знаю заклятия, которым научил меня Аномиус, могу переноситься из одного места в другое и приводить в действие зеркало. Больше ничего.
— Время, время, — пробормотал Очен. — И почему я раньше об этом не подумал?..
— Больше у тебя времени нет, — заявил Каландрилл, следуя за Зеду по круто уходящей вниз лестнице в бледном свете, излучаемом его магией. — Мы спускаемся в самое сердце мира.
— Этого должно хватить, — пробормотал Очен. — Сила в тебе и меч; сок Ахрда в венах Брахта; заклятия, кои знает Ценнайра. Зеркало у тебя, Катя?
— Да, — подтвердила вануйка, едва сдерживая смех, несмотря на все напряжение. — Ты только что спрашивал. Потерять его я ещё не успела.
— Прости. — Очен помотал головой.
Лестница вывела ещё в одно помещение, вырубленное в скале, на которой стоял Анвар-тенг. Здесь имелась только одна дверь, та, через которую они вошли. И единственным источником света служил тот, который излучала магия Зеду. Когда глаза Каландрилла привыкли к темноте, он понял, что вместо второй двери здесь находились врата. Маленькое помещение имело форму куба. От такого количества людей стало тесно. Противоположная от двери стена была украшена магическими знаками, и они словно вибрировали под невиданным давлением, исходившим из невиданных мест. Прямо посредине стены стоял простой камень, из пор коего исходила миазма, сцепившаяся с окружавшим колдовством в борьбе за освобождение, за то, чтобы проникнуть в мир смертных.
Зеду объявил:
— Вот врата. Ради них был построен Анвар-тенг, дабы держать их вечно закрытыми.
— Жаль, что вам не удалось их уберечь, — заметил Брахт.
— Может, откроете? — предложил Каландрилл. — И пропустите нас?
Зеду кивнул. Каландрилл взял Ценнайру за руку и сказал:
— Но прежде у меня к вам просьба.
Вазирь-нарумасу тоже кивнули, и один из них произнёс:
— Мы сделаем все, что в наших силах.
— Я прошу, чтобы вы, — начал Каландрилл, — если мы вернёмся в целости и сохранности, прибегли ко всему своему оккультному мастерству и вернули Ценнайре её сердце. Вы знаете, что она зомби. Если нет, Очен вам все расскажет. Я прошу вас сделать её смертной.
Как и Очен, Зеду заколебался и, посмотрев на Ценнайру, спросил:
— Ты этого желаешь?
— Да, — сказала она. — Если мы вернёмся и если это в вашей силе.
— То, чего ты просишь, сделать нелегко, — предупредил Зеду, — если вообще возможно. В случае неудачи появится опасность… Тебе лучше оставаться тем, кто ты есть.
— Нет, — твёрдо заявила Ценнайра и крепче сжала Каландриллу руку. — Я хочу своё сердце, я хочу стать смертной, чем бы мне это ни грозило.
— Как пожелаешь, — Зеду кивнул. — Если вы вернётесь живыми и невредимыми, обещаю: мы попробуем.
Ответ прозвучал не так уверенно, как хотелось бы Каландриллу, и ему показалось, что сомнение набежало на лицо Зеду, но времени на расспросы не оставалось.
— Что ж, пора в бой, если ты нас пропустишь, — сказал он и расчехлил меч.
Затем привлёк к себе Ценнайру, Брахт и Катя с обнажёнными клинками пододвинулись друг к другу.
Очен медленно проговорил:
— Да пребудет с вами Хоруль, мужественные друзья мои. Я буду ждать вашего возвращения.
Каландрилл хмуро улыбнулся, а Зеду и вазирь-нарумасу начали речитативом распевать заклинания.
По мере того как песнопение их становилось громче, знаки вспыхнули ярче, а запах миндаля усилился. Камень, стоявший у стены, начал расплавляться, исчезать, обнажая наводящую ужас зияющую тьму. Меч в руках Каландрилла поблёскивал, как живое существо. Из чёрной пасти в ноздри им ударило омерзительное дыхание, трупный запах. Каландрилл покосил глазом на товарищей — все были полны решимости. Он сделал шаг вперёд, в неизвестность, за камень, за предел смертного мира. Тьма манила к себе; она походила на утробу, жаждущую переварить его. Комната, Очен, вазирь-нарумасу — все осталось позади. Он услышал голос Брахта:
— Так чего мы стоим? Идём драться с Рхыфамуном.
Каландрилл рассмеялся и ступил в зияющую пустоту.
Глава семнадцатая
Эти совсем не походили на ворота в Тезин-Даре. Тогда пребывание меж двух миров, обычным и оккультным, кончилось, к счастью для них, очень быстро. Здесь же все обстояло иначе: переход казался падением в водоворот немыслимых красок, погружением в огонь, кипевий ярко-красной и бордовой, пунцовой и карминной кровью, словно их проглотил огромный зверь, существо нематериальное, по чьей глотке теперь они неслись как мелкие микробы. И ещё стояла жара — ревущая, пульсирующая жара, высасывавшая воздух из разрывающихся лёгких, проникавшая в иссушенные глотки огнём, растоплявшая мягкую ткань глаз, пожиравшая органы, коих касались языки пламени. Летящих вниз окружал смрад разлагающейся плоти, всепроникающий, невыносимый для ноздрей, заставлявший слезиться глаза. В этой агонии провала и перехода время перестало существовать: было только вечное сейчас… страдание, навязанное им в воротах.
Затем появилась боль — боль известная, когда обожжённая плоть касается льда. Неожиданно под ними оказался твёрдый холод. Морозный воздух ударил им в лицо; огонь и пламя были вытеснены бесконечной бело-чёрной стужей, кружившей хоровод и коловшей их милиардами игл.
Каландрилл со стоном попытался выпрямиться, опираясь на меч, как на костыль. Голова у него шла кругом. Натруженные мускулы грозили отказать в любой момент, бросить его одного, беспомощного, как ребёнка. Поддерживала его только сила воли. Он медленно повернул голову, к нему постепенно возвращалась способность видеть. Сам воздух вокруг был белым с вкраплением чёрного. Каландрилл сделал несколько глубоких вздохов, и губы его, язык и горло обжёг ледяной холод. Осторожно оглянувшись, он не увидел ничего, кроме белизны и темноты. Он посмотрел в другую сторону — Ценнайра неуверенно поднималась на ноги; её иссиня-чёрные волосы были припорошены белым. Каландрилл протянул ей руку, хотя сам нуждался сейчас в поддержке, ибо Ценнайра ещё обладала сверхъестественной силой. Несколько мгновений они стояли, прижимаясь друг к другу, а потом пошли к Брахту и Кате, также с трудом поднимавшимся на ноги. Все четверо порадовались, что прошли через ворота, но затем на них навалилась жестокая реальность. Они дрожали от холода, каждый вдох давался с неимоверным трудом.
— Ахрд, — хрипло произнёс Брахт, — я уж думал, нам конец.
— Но мы живы, — возразила Катя и, с мгновение поколебавшись, добавила: — Мне так кажется.
Каландрилл посмотрел вверх и сказал:
— Истинно, мы живы. А это, похоже, крыша мира, Боррхун-Мадж.
— Очен предупреждал о стражах, — сквозь стучащие зубы пробормотал Брахт, — если, конечно, это Боррхун-Мадж.
— Если это Боррхун-Мадж, — мрачно пошутила Ката, — то нам нечего бояться тех существ, о которых говорил Очен; мы и без них здесь долго не протянем.
Она обвела саблей белую бесконечность, и только сейчас Каландрилл понял, насколько опасно их положение. Без пищи, без огня, без растопки, без огнива. Лёгким болезненно не хватало крайне разреженного воздуха бег крови по жилам замедлился, голова шла кругом, члены онемели. Прежде чем умереть от голода, они погибнут от холода.
— Это ещё не конец, — сказал он, с трудом набирая нужный воздух в лёгкие и стуча зубами. — Должны быть ещё ворота.
— Если они такие же, — угрюмо хмыкнул Брахт, — то с меня хватит.
Каландрилл промолчал. Губы его настолько застыли, что он даже не мог улыбнуться. Он только мотнул головой, вглядываясь в ночь и в снег, но ничего не увидел, никакой метки.
Ценнайра заметила их первая. Она медленно обернулась, не обращая внимания на опушённые инеем ресницы и таявшие на волосах хлопья снега, и вперила взгляд своих обладавших нечеловеческим зрением глаз в бескрайние снега.
— Там, там что-то есть! — победоносно воскликнула она.
Друзья с трудом поползли туда. Сугробы доходили им до колен и выше, снег не отпускал, словно намеревался навечно заморозить их здесь. Каждый шаг стоил неимоверных усилий — остановиться, лечь, даже умереть было легче. Ценнайра прокладывала путь, возвращаясь, чтобы помочь то одному, то другому. Никто не отказался от помощи сильных рук. Они спрятали мечи в ножны, опасаясь, что ладони их примёрзнут к эфесам, и шли вперёд, раскачиваясь как пьяные. Разреженного воздуха не хватало, головы у них кружились.
Сначала они брели по горизонтальной поверхности, затем начался подъем — совсем пологий, но идти было умопомрачительно тяжело. Глаза их не видели ничего, кроме снега, органы чувств ощущали только боль, вызванную всепроникающим холодом, который замораживал кровь и замедлял биение измученных сердец. Каландрилл смирился с тем, что ему суждено вечно бродить по этому белому холоду, что он уже не человек, а некое подобие машины, которая продвигается вперёд только потому, что у него есть цель. И только потому, что его поддерживает Ценнайра.
В гору они карабкались молча. Подъёму, казалось, не будет конца, и они до скончания жизни обречены подниматься вот так, шаг за шагом, на вершину мира, к жестокому небу, откуда на них бесстрастно взирают звезды. Что им до тех, кто умирает внизу? Снегопад прекратился, словно на такой высоте не могли существовать даже эти холодные осадки. Небосвод был усыпан звёздами, полная луна висела над головами, как глаз циклопа, так близко, что казалось — протяни руку, и дотронешься до неё. Но на это уже не хватало сил.
— Смотрите! — сказала Ценнайра, махнув рукой в белую вечность. — Видите?
Они подняли головы — три заледеневших бледных существа, слившихся с белизной вокруг, из которых, как кровь из раны, вытекала жизнь. Теперь Каландрилл понимал, почему ни одно живое существо отсюда не вернулось. А как же Рхыфамун? В том, что колдун жив, Каландрилл не сомневался. Он не ведал, как тот выжил, но знал, что враг его впереди. Если направление ещё имеет какой-либо смысл меж этих двух ворот, существовавших, как чувствовал Каландрилл, в реальном и эфирном мирах одновременно. Он не знал, как это происходит, но что-то внутри него постоянно указывало на сущность Рхыфамуна.
Перед ними, закрывая собой звезды, стояли ворота в никуда — две огромные монолитные глыбы из песчаника, упирающиеся в небо, перекрытые третьей, вроде перекладины. А за ними — зияющая пустота, проглотившая и небо, и звезды. Каландрилл ещё подивился, как он сразу не заметил столь огромное сооружение, но тут же забыл об этом, увидев скользящие по снегу по направлению к ним и воротам тени.
— Кто это? — с ужасом в голосе воскликнула Ценнайра — она видела их чётче, чем Каландрилл.
— Стражи, наверное. — Большего он выдавить из себя не мог.
— Тогда надо торопиться, — сказала она.
Спотыкаясь, еле переставляя окоченевшие конечности, четвёрка двинулась к воротам. Стражи оказались проворнее. Вместо лап у них были ласты, и они хоть и неуклюже, но быстро скользили по снегу. Сутулые, огромные, много выше человека, косматые существа со свисающими передними лапами с кривыми когтями. Когда они приблизились к воротам, Каландрилл увидел, что у них белые без зрачков глаза, нависающий лоб, широкие лица, поросшие шерстью, под которой терялись носы, и усаженные чудовищными клыками челюсти, уже приоткрытые в предвкушении пиршества. Они издавали странные высокие звуки, походившие на далёкое завывание ветра, в котором слышалось столько угрозы, что кровь стыла в жилах. Существа быстро приближались. О количестве их было трудно судить, поскольку они сливались со снегом.
Каландрилл, не задумываясь, выступил вперёд, выхватив из ножен меч; пальцы его тут же примёрзли к эфесу. Как он будет драться с подобными существами при таком страшном морозе, он не представлял,
«Мы помогаем, чем можем».
Хоруль обещал помощь, Дера благословила его клинок — кровь словно быстрее потекла в его жилах, замороженные суставы задвигались проворнее, словно от меча исходило тепло. Стражи, злобно завывая и щёлкая челюстями, приближались. Каландрилл сделал шаг им навстречу.
Самый крупный из них вырвался вперёд, угрожая когтистой лапой, направленной Каландриллу прямо в лицо. Каландрилл ударил по лапе и тут же вонзил меч в покрытый шерстью живот. Серебристый мех обагрился кровью, закапавшей в снег; существо завизжало от боли, зашаталось и тут же было отброшено в сторону другими, которые наперегонки рвались к пришельцам. Каландрилл взмахнул клинком по широкой дуге. Они были так близко, их было так много и они были такими большими, что закрывали собой ворота, небо и товарищей. Он ещё раз взмахнул мечом, думая только о том, как бы пробиться через баррикаду живой плоти к воротам.
Каландрилл поднырнул под лапу, едва не снёсшую ему голову, глубоко всадил меч в грудь животного и повернул его, круша ребра и расширяя рану. Он надеялся, что меч разделается с монстрами так же легко, как и со всеми предыдущими оккультными творениями, но эти оказались из мяса и крови, и убить их было непросто. Существо не упало, лишь пошатнулось, но его оттолкнуло другое набросившееся на Каландрилла всем своим весом с широко раскрытыми когтями, щёлкая клыками. Он воткнул в него меч, задыхаясь от гнилого дыхания, и тут же отпрыгнул в сторону — животное повалилось вперёд.
Стражи смертны. Но какой от этого прок? Существ так много, что они просто задавят их своей массой. Каландрилл рубил, резал, колол, не замечая, что делают его товарищи. Ему даже некогда было подумать о том, каково им без меча, благословлённого Дерой, и особенно Ценнайре, не имевшей никакого оружия.
Вдруг наступило краткое затишье, и среди неуклюже приближающихся к нему тел Каландрилл увидел отчаянную схватку Брахта и Кати. Ценнайра дралась, но голыми руками. Значит, мы ещё живы, отметил он про себя. Но долго ли ещё? Каландрилл увернулся от двух устрашающих созданий, несколько раз взмахнул мечом и бросился к кандийке, заметив, что её вот-вот собьёт с ног один из стражей. Каландрилл со всей силой вонзил меч в спину животного, круша кости и плоть.
На мгновение он увидел лицо Ценнайры. Увернувшись от удара лапой, она схватила животное за запястье, но оно было таким толстым, что ей даже не удалось его обхватить. Животное подняло её как пёрышко в воздух — Ценнайра беспомощно болтала ногами — и попыталось другой лапой дотянуться ей до горла.