Вторая грань реальности - Семь камней радуги

Я холодею лишь от одной мысли о нем! Говорят, Игнат не выдержал мук совести и утопился. Теперь слуги вспомнили, что в то утро он кричал: "Она и после смерти меня не отпустит!" Наверное, он имел в виду свою совесть. Дедушка так расстроен случившимся, что заперся в кабинете и никому не позволяет его беспокоить. Маменька сегодня плакала, я видела. И у тети Натальи глаза красные. А Дашенька совсем исхудала, стала бледненькая. А ведь она такая красавица! Дядя Андрей хочет отвезти ее в Лонию, на воды. Может быть, оттуда она вернется повеселевшей? Сегодня уволился один из лакеев. Сказал, что боится нашего дома. Глупый! Как можно бояться дома? Кучера тоже пока не нашли, никто из Березани не хочет к нам наниматься…"
      – Все, не могу больше, - сказал Гольдштейн, протирая глаза, - Очень уж почерк мелкий.
      – Как вам вся эта история? - спросил Макс.
      – Смертей многовато, и правда, - вздохнула Виктория, - Может, это просто дом с привидениями?
      – А вы обратили внимание, что в дневнике очень часто упоминается страх? - задумчиво сказала Аня, - Мне кажется, это неспроста.
      Макс посмотрел на Эдика. Тот совсем расклеился: из глаз текли слезы, руки тряслись.
      – Я не хочу умирать! - прокричал он Максу в лицо.
      – Тогда почитай вслух, может, это тебя отвлечет, - бесстрастно предложила Виктория.
      – Давай, соберись, - поддержал ее Макс.
      Эдик принял из рук Гольдштейна дневник, глубоко вздохнул, пытаясь совладать с дрожью, и принялся читать. Голос его через некоторое время зазвучал увереннее, и Максу показалось, что Эдик справился со своей слабостью.
      " 30 августа 78 года. Все понемногу успокаивается. Сегодня папенька нанял нового кучера. Посудомойка тоже нашлась, только теперь она приходит в дом рано утром, а вечером уходит обратно. Новый повар готовит очень вкусное пирожное. Бедный Игнат! Наверное, он сошел с ума. Вчера дядя Андрей и тетя Наталья увезли Дашеньку и маленькую Машу на воды. Я так хочу, чтобы Дашенька стала веселее! Маменька сказала, что вернутся они только весной. В Лонии зимой тепло, и снега почти нет. Пушок очень вырос, но по-прежнему смешной и веселый. Он спит в моей комнате, на коврике у кровати, и очень забавно меня охраняет. Дядя Алексей решил жениться. Его невесту зовут Надежда, она очень красивая и молодая. Свадьба будет зимой, а пока мой дядя считается женихом и без конца ездит в дом родителей Надежды. Кажется, он по-настоящему влюблен. Он сказал о своих намерениях дедушке, но тот повел себя как-то странно. Раньше он сам упрекал дядю в нежелании заводить семью, а теперь ответил что-то вроде: "Еще одна охотница за наследством". Дядя Алексей очень обиделся, даже не стал обедать и уехал из дома. Вечером он вернулся и долго о чем-то разговаривал с папенькой. Я слышала, как папенька сказал ему: "Не обращай внимания. Ты ведь знаешь, отец боится, что мы любим не его самого, а его деньги". На что дядя отвечал: "Я готов отказаться от своей доли наследства, лишь бы получить отцовское благословение". Я не стала слушать, что сказал ему папенька, потому что подслушивать - это грех.
       2 сентября 78 года. Дедушка становится все раздражительнее. Сегодня за завтраком дядя Павел, отчитывая Петрушу за какую-то шалость, сказал: "Стыдись, ведь ты дворянин, к тому же наследник прекрасного состояния!" Дедушка, услышав эти слова, вскочил и начал так страшно кричать, что я испугалась и заплакала. Он кричал на дядю: "Ты ждешь моей смерти, чтобы пустить по ветру мои деньги!" Увидев мои слезы, он немного успокоился и ушел в свой кабинет. Мне стало почему-то жаль его, и захотелось утешить. После завтрака я постучала в дверь кабинета и вошла. Дедушка сидел за столом и что-то писал. Когда он обернулся, вид у него был сердитый, но, увидев меня, он смягчился, обнял меня и сказал: "Не плачь, дитя! Никогда не бойся своего дедушки. Я знаю, что моя Оленька любит меня искренне". На что я отвечала, что мы все его любим. Дедушка вздохнул и сказал: "Какой же ты ангел, милая!" Я немного посидела с дедушкой, а потом пошла кататься на Волшебнике. Пушок сопровождает меня везде. Он так смешно бежит за Волшебником и лает на него, как будто предупреждает, чтобы нес меня осторожнее. Я так скучаю по Дашеньке! Она - моя единственная подруга. Правда, зимой мы всегда ездим в столицу, и там у меня тоже есть подружки. Но они не такие любимые. Этой зимой меня начнут вывозить на балы. Как интересно! Маменька уже пригласила портниху, и та шьет мне бальные платья. Особенно мне понравилось бледно-голубое…"
      Эдик умолк и отложил дневник.
      – Что, устал? - спросила Милана.
      – Есть немного. А еще там дальше не разберешь, сплошное пятно.
      – Давайте теперь я, - предложила Аня.
      Она перевернула страницу и прочла:
      "…работает. А когда выходит из своего кабинета, на всех сердится. Не кричит только на меня. Даже маленькому Александру от него достается…"
      – Дальше опять непонятно, - сказала Аня, - Так, вот здесь можно прочесть.
      " 25 сентября 78 года. Дедушка опять поругался с дядей Павлом, и теперь не разговаривает с ним. Дядя Павел стал часто уезжать из дома, тетя Анна ездит с ним, она тоже обижена на дедушку. Думаю, они гостят у своих друзей в Березани. Петруша - негодный мальчишка - потихоньку показывает дедушке язык в спину. Но лето закончилось, и теперь с Петрушей занимается гувернер. Петруша учит математику и языки. Теперь у него не будет свободного времени, чтобы заниматься шалостями. В этом году дядя Павел нанял для Петруши нового гувернера. Его зовут Владимир Иванович. Смешно, ведь он совсем молодой, даже моложе, чем дядя Алексей. Но такой умный! И очень красивый. Когда я его вижу, у меня сладко замирает сердце. Маменька подозрительно на меня поглядывает, и даже один раз сказала, что Володя (про себя я называю его Володей) мне не пара. Как хорошо, что у меня больше не будет гувернанток. Последняя была ужасно противная. Вчера пришла почта, в ней было письмо от тети Натальи. Она пишет, что до Лонии они добрались благополучно, отдыхают в чудном местечке, где очень красиво. Машеньке понравились воды, и она очень поздоровела. Но Дашенька по-прежнему грустна, тетя Наталья даже боится за ее здоровье. Сегодня к обеду приглашена Надежда со своими родителями. Дядя Алексей очень переживает. Наверное, боится, что дедушка будет несдержан. Я попросила дедушку быть с Надеждой поласковей, на что он ответил: "Если ты, мой ангел, об этом просишь". Пушок тянет меня за юбку, хочет, чтобы я поиграла с ним. Он очень вырос, стал совсем большой. Дядя Алексей говорит, что он будет еще больше.
       26 сентября 78 года. Обед вчера прошел хорошо, зря дядя Алексей боялся. Дедушка был очень мил. Думаю, что родители Надежды остались довольны приемом. Только вот когда они уехали, дедушка опять поругался с дядей Павлом. А дядя Павел сгоряча сказал ему: "Отец, ты становишься невыносим!" Папенька с маменькой принялись мирить их, но дедушка мириться не захотел и ушел к себе в кабинет…"
      – Дальше страницы склеены, - произнесла Аня.
      Она попыталась разлепить тонкие листки, но они раскрошились под руками. Аня расстроенно покачала головой и прочла дальше:
      " 15 октября 78 года. Дядя Павел заболел. Вчера вечером он объявил, что у него чахотка, и улегся спать в гостевой комнате. Сегодня он запретил тете Анне и детям подходить к нему. Папенька привез из Березани доктора. Петр Антонович прошел к дяде Павлу и долго беседовал с ним, а потом сказал, что у него нервический припадок, а чахотки никакой нет. При этом Петр Антонович улыбался и говорил: "Что вы, помилуйте, какая чахотка? У Павла Николаевича отменное здоровье! У него и кашля-то нет". Я очень рада, что дядя Павел здоров. Доктор прописал покой и теплое питье, и сказал, чтобы весной дядя съездил на воды, лечить нервы. Володя так мил со мной, он читает мне вслух. Петруша, несносный шалун, дразнит меня им. Мы с маменькой продолжаем готовиться к зиме: в моем шкафу уже висит пять новых платьев. Мне кажется, что маменька мечтает выдать меня замуж. Но мне не хочется! Ах, если уж богу будет так угодно, пусть у моего суженого будут такие же веселые карие глаза, как у Володи!
       20 октября 78 года.Дяде Павлу становится все хуже. Доктор уже не улыбается, осматривая его, а лишь покусывает усы. Он говорит, что не понимает, что происходит, и что чахотки у дяди нет. Но дядя угасает с каждым днем. Как странно! Он всегда боялся чахотки, потому что в юности видел, как от нее умирал его друг. Дедушка до сих пор сердит на дядю Павла. Тетя Анна просила его простить дядю, но дедушка отказался с ним разговаривать. Если он не простит дядю, то тогда я сама его об этом попрошу. Мне он не откажет. Сегодня я посмотрела в окно и вдруг поняла, что уже наступила осень. А раньше я как-то не замечала, что деревья совсем облетели, и по утрам на земле лежит иней. Скоро в Староград! Скорее бы! Наверное, это очень дурно - желать веселиться, когда дяде так плохо. Но мне так хочется на бал! Ведь я никогда еще не бывала на балах, это будет мой первый бальный сезон. Интересно, я красива? Володя уверяет, что это так.
       25 октября 78. Сегодня с дядей случился нервический припадок. Он кричал: "Я умираю! Я уже кашляю кровью!" Доктор поселился в его комнате, он не понимает, что происходит с дядей. Никакого кашля у него нет, но дядя Павел очень похудел и стал бледный. Папенька с маменькой очень обеспокоены, а тетя Анна все время плачет. Дядя Алексей тоже встревожен, но он совсем мало бывает дома. Пришло письмо от дяди Андрея, он пишет, что Дашенька все так же печальна и по-прежнему много времени проводит в молитвах. Я тоже молюсь за здоровье дяди Павла, мне очень жаль его. Утром я зашла к дедушке и просила его помириться с дядей Павлом. А дедушка ответил: "Прости, милая, но я этого не сделаю даже ради тебя!" Мне стало очень грустно: что, если дядя Павел болен из-за ссоры с дедушкой?"
      Аня замолчала и передала дневник Милане. Та перевернула страницу и голоском девочки-отличницы прочла:
      " 30 октября 78 года. Пишу, а глаза застилают слезы. Сегодня ночью умер дядя Павел. Вечером ему стало хуже, он сделался беспокоен, и просил позвать священника. Дядя Алексей отправил конюха за отцом Григорием. Дядя Павел исповедался, а под утро ему сделалось совсем плохо. Мы все пришли попрощаться с ним, он закричал: "Я задыхаюсь!", схватился за горло обеими руками, и через минуту все было кончено. Петр Антонович очень подавлен. Он до сих пор считает, что дядя Павел был здоров, и не может понять, от чего тот скончался. Утром он тихо говорил папеньке: "Ваш брат убил сам себя, он внушил себе, что болен, и это погубило его". Разве так бывает? Пушок подошел к двери комнаты, в которой лежит дядя, и завыл. Мне пришлось увести его, но он и сейчас очень беспокоен. Я не понимаю, неужели моего дядю можно назвать самоубийцей? Тетя Анна слегла, маменька сидит с ней. А Петруша закрылся в своей комнате. Бедный мальчик! Он так любил отца! Дедушка так и не простил дядю Павла, и даже не пришел с ним попрощаться. Не знаю, что и думать. Со мной он ласков по-прежнему, но остальные страдают от его вспыльчивого нрава…"
      – Интересный дедушка, - перебила Милану Виктория, - Не находите?
      – Самодур, - буркнул Эдик.
      – Давайте послушаем дальше, по-моему, кое-что начинает проясняться, - сказал Гольдштейн.
      Милана откашлялась и продолжила:
       "1 ноября 78 года. Сегодня хоронили дядю Павла. Весь дом в трауре. Тетю Анну пришлось вести за гробом под руки. Дедушка не пришел на похороны. Дядю упокоили в семейном склепе, в самом дальнем углу сада. Я все время плачу. Дядя Павел был очень добрым и веселым, как теперь бедные Петруша и тетя Анна будут без него? Когда гроб с телом дяди ставили в склеп, папенька тихо прошептал дяде Алексею: "Отец сошел с ума. Как он мог не проститься с Павлом?" Дядя Алексей согласно кивнул головой. Дома мы сели за поминальный обед. Я не понимаю этого обычая: как можно есть, когда только что попрощался с родным человеком? Я только пила воду, остальные тоже почти ничего не ели. Мужчины выпили вина. Все молчали, переживая горе. Вдруг в столовую вошел дедушка и сел за стол. Он налил себе вина и сказал: "За упокой души Павла! Одним наследничком меньше!" Я была поражена: неужели это говорит мой дедушка? "Отец, как ты можешь?", - воскликнул дядя Алексей. А Петруша страшно побледнел и закричал: "Убийца! Это ты его убил! Ты виноват в смерти отца! Ты проклял его!" Он вскочил и кинулся к дедушке. Дядя Алексей и папенька схватили его. Петруша бился у них на руках и кричал, кричал. Папеньке и дяде Алексею пришлось унести его наверх, в комнату. "Яблочко от яблоньки", - сказал дедушка, и на миг мне показалось, что он улыбается. Тетя Анна встала, чтобы идти следом, и вдруг упала без чувств. Маменька кинулась к ней, маленький Александр заплакал. Он ничего не понял, и только испугался шума и крика. Хорошо, что рядом был доктор! Он поднес к лицу тети Анны флакон с нюхательной солью, и она пришла в себя. Слуги перенесли тетю в ее комнату, Петр Антонович остался с ней. Я заплакала, все это было так страшно! Дедушка обнял меня и сказал: "Не плачь, дитя мое! Смотри, что принес тебе дедушка!" И вынул из кармана коробочку с бриллиантовыми сережками. Я поблагодарила дедушку, и сразу надела их, чтобы не обидеть его. Но мне все равно непонятно, зачем он так поступил с дядей Павлом. Ведь он же отец! Когда дедушка дарил мне сережки, маменька так странно смотрела на него, как будто не верила своим глазам. Дедушка заметил это и сказал: "Что, Вера, завидуешь? Вижу, вижу, что и тебе подарок хочется! Нет, это для моей Оленьки". Маменька не нашлась что сказать, она молча встала и ушла…"
      – Вот урод! - не выдержал Макс.
      Произнеся это, он вдруг почувствовал, как над его головой пронесся порыв холодного воздуха, и чей-то голос шепотом произнес: "Тебя тоже ждет смерть. Не противься же ей, будь мужчиной". Эдик как-то болезненно передернулся и сжался в комок, Виктория закусила губу.
      – Вы это слышали? - пролепетала Аня.
      – Слышали, - мрачно ответил Гольдштейн.
      Шепот становился все настойчивее, произнося страшные проклятия и угрозы. Вдруг Роки вскочил и злобно залаял, задрав голову. Шерсть на его загривке стояла дыбом. Раздался громкий стук: в одной из комнат на галерее захлопнулась дверь.
      – Ветер? - спросила дрожащим голосом Милана.
      – Дедушка, - ответила Виктория.
      Макс, не в силах терпеть навязчивый шепот, выхватил дневник из рук Миланы и прочел:
      " 3 ноября 78 года. Петруша закрылся в своей комнате и никого не желает видеть. Тетя Анна умоляла его впустить ее, но Петруша только молчит. Володя тоже пытался с ним поговорить, но и у него не получилось. Комната Петруши находится рядом с моей, и я слышу, как скрипит пол под его шагами. Он все время ходит из угла в угол и что-то говорит сам себе. Он впустил лишь доктора. Петр Антонович оставил ему лекарство для успокоения. А ночью я очень испугалась: мне послышалось, что кто-то ходит по коридору, затем заскрипела дверь в комнату Петруши. Пушок вскочил со своего коврика и тихо зарычал. Я побоялась выйти и посмотреть, мне вдруг почудилось, что это пришел дух дяди Павла. Я долго не могла набраться храбрости и выглянуть за дверь. А когда наконец вышла из комнаты, то увидела, что дверь в комнату Петруши приоткрыта. Я осторожно заглянула туда. Петруша спокойно спал. Он очень похудел за эти дни. Бедный милый Петруша! Надеюсь, что лекарство, которое ему оставил доктор, поможет. Папенька написал дяде Андрею о горе, постигшем нашу семью. Но они все равно не смогут вернуться раньше весны: путешествовать по Славии зимой очень опасно. Господи, защити Петрушу и тетю Анну!
       8 ноября 78 года.Петруше становится хуже. Он забивается в угол кровати и кричит, когда кто-нибудь хочет подойти к нему. Особенно боится тетю Анну. Не понимаю, почему? Ведь она его маменька. Правда, тетя Анна всегда была строга со своим сыном, и Петруша ее немного побаивался. Но ведь он был таким шалуном, и лишь тетя могла его утихомирить. Петр Антонович поит его успокоительным, но оно не помогает. Володя очень переживает. Скоро мы уедем в Староград. Маменька уже приготовила все платья для себя и для меня. Только бы с Петрушей все было хорошо! Пушок стал очень нервный: он не отходит от меня ни на шаг, и на всех рычит. А по ночам он почти не спит, и все прислушивается к звукам, доносящимся с галереи. Правду сказать, мне и самой страшно, каждую ночь слышатся чьи-то шаги. Они всегда сначала замирают у моей двери, будто идущий прислушивается к чему-то, затем раздаются снова. Скрипит дверь Петрушиной комнаты, потом шаги начинают удаляться. Вчера я хотела встать с кровати и выглянуть в коридор, но Пушок так грозно зарычал на меня, что я немного испугалась. Правда, потом он ластился ко мне, будто извинялся. Мне кажется, он хотел предостеречь меня от опрометчивого поступка. Я рассказала о ночных шагах папеньке, он погладил меня по голове и грустно сказал: "Оленька, у нас у всех сейчас расшатаны нервы. Шутка ли, такое горе! Постарайся успокоиться, друг мой!" Может быть, он прав. Но мне все равно очень страшно. Хорошо, что у меня есть Пушок. Он так любит меня!
       10 ноября 78 года. Не знаю, как это написать. Случилось чудовищное. Сегодня ночью с галереи раздался дикий крик, а затем стук от падения чего-то тяжелого. Мы все выбежали из своих комнат и увидели Петрушу, стоящего, облокотившись о перила. Увидев нас, он закрыл голову руками и забормотал: "Она хотела убить меня! Я не виноват, я защищался!" Дядя Алексей взглянул вниз, страшно вскрикнул и побежал в каминный зал. Доктор в это время увел Петрушу в его комнату. Я тоже хотела было спуститься вниз, но папенька остановил меня, сказав: "Не ходи, милая. Тебе не нужно этого видеть". Я услышала, как закричала маменька, и, вырвавшись из папенькиных рук, побежала вниз. На полу лежала тетя Анна, ее голова была как-то странно вывернута. И вся она была, как сломанная кукла - до того неестественной была ее поза. Сразу становилось понятно, что живой человек так лежать не может. Глаза ее были открыты, остановившийся взгляд устремлен в потолок. У меня за спиной раздалось тихое покашливание. Я обернулась: на лестнице стоял улыбающийся дедушка. Эта улыбка была так страшна и непонятна, что в глазах моих потемнело, и я провалилась в спасительное забытье. Последнее, что я услышала, был вой Пушка. Придя в себя, я увидела, что лежу в своей кровати, рядом сидит хмурый Петр Антонович и держит меня за руку. На полу сидел верный мой Пушок и смотрел на меня с невыразимой тревогой. Когда я открыла глаза, он радостно подскочил и принялся облизывать мое лицо. В первый миг я обрадовалась и улыбнулась, потом, вспомнив то, что произошло ночью, залилась слезами. "Ничего, ничего! Выпейте это, и все пройдет", - сказал Петр Антонович, протягивая мне стакан, наполненный до половины кисло пахнущим напитком. "Скажите, доктор, что Петруша?", - спросила я, принимая стакан. "Потом, все потом. А сейчас выпейте лекарство", - озабоченно проговорил Петр Антонович. Я выпила кисловатую жидкость, и через некоторое время мне ужасно захотелось спать. Проснулась я только к вечеру, чувствуя себя вполне здоровой. Сейчас я пишу эти строки, и мне не дает покоя одна мысль: неужели Петруша убил собственную мать? Как это возможно? Господи, спаси и сохрани нас, несчастных!…"
      – История-то страшноватенькая, - прокомментировала Виктория.
      Роки снова зарычал, он подбежал к лестнице и разразился визгливым, истерическим лаем, глядя на что-то, видное ему одному. Раздалось тихое хихиканье, и пес отлетел от лестницы, будто снесенный мощным потоком воздуха. Он жалобно заскулил, и Макс, кинувшись на помощь, подхватил его на руки, ощутив леденящий холод, пронесшийся над вздыбившейся собачьей шерсткой.
      – Кто бы ты ни был, пошел прочь от моей собаки! - в ярости заорал он, хватаясь за меч.
      В ответ кто-то снова тихо засмеялся.
      – Ты в порядке? - спросил Макс Роки.
      – Да, - ответил пес, - Только лапу ушиб.
      – Что ты видел?
      – Не знаю, это что-то очень злое. Оно стояло на лестнице.
      – Человек?
      – Нет, что-то непонятное.
      Держа Роки на руках, Макс вернулся к камину и уселся на свое место, так и не спустив его на пол. Книга уже снова перешла к Виктории. Не обращая внимания на омерзительный смех, девушка начала читать:
      " 12 ноября 78 года.Петруша закрыт в своей комнате, и никто, кроме доктора, не посещает его. Он все время молчит и не отвечает на вопросы. Сидит, сжавшись в комок, и раскачивается из стороны в сторону. Доктор лечит его по своей методике, поит какими-то травяными настоями, и часами беседует с ним. Вернее, беседует один Петр Антонович, а Петруша только мычит и качается. Петр Антонович становится все мрачнее. Кажется, он не понимает, что происходит, и не в силах помочь несчастному Петруше. Бедный мой кузен! Каким он был веселым шалуном, какие проделки устраивал! И во что он сейчас превратился! Сегодня утром я услышала беседу доктора с папенькой. Петр Антонович вышел из комнаты Петруши, и они разговаривали с папенькой, стоя около моей двери. Папенька спросил: "Что с ним происходит, Петр Антонович?" Доктор ответил: "Я предполагаю наследственную болезнь. Сначала нервические припадки Павла Николаевича, теперь вот безумие Петра Павловича. У вас в роду были сумасшедшие?" Папенька замолчал ненадолго, затем сказал странным сдавленным голосом: "Вам достаточно посмотреть на моего отца". "Да-с, вы правы", - протянул Петр Антонович, - "Но тогда я бессилен". Я лежу в своей комнате. Петр Антонович, напуганный моим обмороком, запретил мне вставать. Мне кажется, он предполагает, что со мной тоже может случиться что-нибудь плохое, и пытается помочь хотя бы мне. Каждый день ко мне заходит дедушка, он по-прежнему добр и ласков со мной. Он часто делает мне подарки. Вот сегодня, например, принес прелестное кольцо с тремя изумрудами, расположенными, как лепестки цветка. Сегодня уехал Володя, он был очень испуган происходящим в нашем доме. Жаль, что я лишилась друга, но у меня нет сил на сожаления. Я теперь все время молюсь, как Дашенька, и пытаюсь понять, за какие грехи нас так наказывает господь?
       20 ноября 78 года.Петруша убил себя. Он разбил окно в своей комнате и перерезал себе горло…"
      Виктория подняла глаза и вопросительно осмотрела остальных. Все потрясенно молчали. Макс ожидал какого угодно развития событий, но самоубийство пятнадцатилетнего ребенка показалось ему чудовищным. Он подкинул в камин пару ножек от кресла и тихо спросил:
      – А что там дальше?
      – Следующая запись датирована уже январем следующего года.
       "10 января 79 года. Уже зима. За окном падают пушистые снежинки. Как же долго я болела! Первое, что я увидела, открыв глаза, было лицо моей милой маменьки. Увидев, что я очнулась, она заплакала и засмеялась, а потом закричала, подзывая доктора. Вошел Петр Антонович, но не успел он приблизиться ко мне, как на кровать вскочил Пушок. Он визжал от радости и облизывал мое лицо и руки. Маменька не прогоняла его, она со слезами радости смотрела на эту картину. А в глазах Пушка тоже стояли слезы. И мне это не показалось! "Он так страдал, когда ты болела!", - сказала маменька, - "Мы все страдали!" А Петр Антонович сказал: "Ну-с, милая барышня, вы нас напугали!" Оказалось, что я, узнав о смерти Петруши, заболела нервной горячкою и была без сознания полтора месяца! И все это время маменька не отходила от моей постели. А Пушок сидел у ее ног и ждал, когда я очнусь. Теперь я вспомнила: в ночь, когда умер Петруша, Пушок вскочил с коврика, на котором спал, и громко завыл. Я проснулась и вышла на галерею. Петр Антонович открывал Петрушину комнату. Я вошла вслед за ним и увидела своего кузена с перерезанным горлом. Его грудь была в крови, а рана походила на разверстый в немом крике рот. Молча вернулась я в свою комнату, написала в дневнике лишь несколько слов, и упала. Сейчас все это вновь развернулось перед моим мысленным взором, и я заплакала. "Кто здесь обижает мою Оленьку?", - раздался веселый голос. В комнату вошел дедушка. Он радостно улыбался и говорил: "Ну вот, и очнулась, и слава богу! А то я уж думал, совсем тебя залечит наш эскулап! Не плачь, мой ангел! Дедушка принес тебе подарок!" Он протянул мне большую серебряную шкатулку, украшенную самоцветами. "Спасибо, очень красиво", - пролепетала я, смутившись таким щедрым подарком. Дедушка добродушно рассмеялся и сказал: "За что спасибо, Оленька? Открой же шкатулку!" Маменька вдруг порывисто поднялась и вышла из комнаты. Дедушка проводил ее взглядом и повернулся ко мне. Я открыла шкатулку: в ней лежала несказанной красоты диадема. Высокая, и зубчатая, как корона, она вся горела и переливалась из-за огромного количества бриллиантов. В середине сверкал продолговатый розовый камень величиной с голубиное яйцо. Его окружали камни поменьше, образуя вокруг розового камня несколько кругов: голубые, красные и коричневые. Заканчивалось все это великолепие белыми бриллиантами. Я смотрела на диадему и боялась прикоснуться к ней. "Что же ты, милая? Надень", - улыбнулся дедушка. Он взял диадему из шкатулки и сам надел ее мне на голову. "Какая же ты красавица!", - сказал он, - "Это твое приданое. Такой диадемы больше ни у кого нет, эти камни - единственные в своем роде. Все это - цветные бриллианты". Я была очень благодарна дедушке, но все равно чувствовала горе. У меня закружилась голова, и я, наверное, сделалась бледна, чем очень напугала дедушку. Петр Антонович, все это время сидевший в кресле в углу комнаты, подбежал ко мне и успокаивающе проговорил: "Ничего, ничего, это просто слабость после болезни. Ольге Николаевне нужно больше отдыхать". Дедушка склонился и поцеловал меня в лоб. "Спи, ангел мой", - сказал он и вышел из комнаты. Снова пришла маменька. У меня не было сил даже поднять руки, поэтому маменька сняла с меня диадему и положила ее обратно в шкатулку. Меня поразило то, что держала она ее двумя пальцами, как что-то гадкое, будто это была ядовитая змея, или какая-то грязь. Я хотела было спросить, почему, но все перед глазами моими поплыло, и я уснула. Проснулась лишь вечером, и попросила доктора дать мне дневник. Но даже держать перо для меня еще слишком тяжело, и меня снова клонит в сон. Спасибо тебе, господи, за мое чудесное выздоровление!"
      – Дурдом! - прокомментировала Виктория.
      Она поднялась и подошла к двери. Отодвинув засов, девушка выглянула на улицу. Дождь по-прежнему лил стеной, но ветер, казалось, немного утих.
      – Кажется, светает, - сказала Виктория.
      – Я хочу спать! - обессиленно прохныкала Милана.
      – Может, рискнем? - предложил Макс, у которого тоже слипались глаза.
      Шепот вроде бы стих, прекратилось и хихиканье.
      – Хорошо, попробуем прикорнуть прямо здесь, - решила Виктория, - Только надо дежурить по очереди.
      Дежурить никому не хотелось.
      – Давайте я вас покараулю, - предложил Роки, - Если что, залаю.
      Макс молча кивнул и завалился прямо на каменный пол, подложив руку под голову. У него не было сил даже сходить наверх за плащом. Он уснул моментально, провалившись в крепкий, без сновидений, сон.

Глава 57.

      Макс проснулся и обнаружил себя лежащим на полу в обнимку с Аней. Роки пристроился между ними, ухитрившись вклиниться ему подмышку. "Тоже мне, сторож", - усмехнулся Макс. Камин прогорел, и лежать было очень холодно. Он встал и выглянул за дверь. На улице стоял серый день, потоки воды превратились в обычный густой ливень. Макс выбежал за дверь и кинулся к конюшне.
      – Где ты был? - возмущенно заржал Малыш, - Мы голодные, и пить хотим.
      Обойдя конюшню, Макс обнаружил в углу какую-то проржавевшую посудину, вышел на улицу и подставил ее под струю дождевой воды, льющуюся с крыши. Наполнив посудину до краев, он вернулся в конюшню и вылил воду в рассохшееся деревянное корыто в стойле Малыша. Повторив процедуру несколько раз, он напоил всех коней и сказал:
      – Больше пока ничем помочь не могу. Как только дождь прекратится, выведу вас на улицу. Пощиплете травку вокруг дома.
      Выйдя из конюшни на улицу, Макс хотел было припустить бегом, чтобы не промокнуть, но увидел Викторию. Девушка стояла на берегу реки и смотрела в воду. Услышав, как Макс шлепает по грязи, она обернулась и сказала:
      – Вода прибывает. Еще немного, и река выйдет из берегов.
      Мутная вода взбухала под струями дождя, она бурлила в своем русле, грозя вот-вот выплеснуться из него. Макс подумал, что глубина реки сейчас должна быть не меньше его роста, если же учитывать скорость течения, то перейти ее вброд или переплыть невозможно. Оставалось лишь ждать и надеяться, что дождь прекратится.
      Вдвоем они вернулись в дом. Все уже проснулись: Милана занялась прической, Гольдштейн с Эдиком растапливали камин, а Аня бережно разламывала на равные куски большой белый каравай.
      – Лев Исаакович оказался хорошим фуражиром, - весело сказала она, улыбнувшись Максу, - Это нашлось в его мешке.
      Он присел рядом, взял протянутый Аней кусок и хотел поделиться им с Роки.
      – Нет-нет, вот его доля, - сказала Аня.
      Роки принялся за хлеб, а Макс решил угостить Михалыча. Он отщипнул кусочек от своего куска и поискал крыса глазами. Михалыча нигде не было. Макс поднялся наверх и осмотрел свой плащ, затем перетряхнул плед, обшарил мешок и залез в нагрудный карман. Там он тоже зверька не нашел. Выкрикивая:
      – Михалыч! Михалыч, где ты? - Макс методично обошел все комнаты.
      Расстроенный, он спустился вниз. Только сейчас он понял, что не видел крыса всю ночь. После того, как Михалыч погрыз ему ухо, спасая от самоубийства, он исчез.
      – Вы Михалыча не видели? - спросил Макс.
      – Нет, - за всех ответила Милана, - А что, ты его потерял?
      – Вернется, - утешила Виктория, - Дом вон какой огромный. Спит где-нибудь, или пошел еду искать.
      Макс кивнул, соглашаясь, но сердце у него было не на месте. Он уже привык забавному зверьку, и теперь гадал, увидит ли Михалыча снова.
      Перекусив, Гольдштейн предложил:
      – Продолжим наши литературные посиделки?
      – Вот вы и начинайте, - усмехнулась Виктория.
      Лев Исаакович поднял с пола дневник, отряхнул сафьяновый переплет, раскрыл его, и прочел:
      " 15 января 79 года.Кажется, я выздоравливаю. Голова уже не кружится, и слабость проходит, но Петр Антонович велит оставаться в постели. Сегодня утром ко мне пришел дядя Алексей. Он очень грустный, ведь из-за траура его свадьба с Надеждой откладывается на год. Маменька теперь не все время сидит около меня.