Каков результат использования артиллерии флота за весь год? Около 60 тысяч снарядов артиллеристы флота направили в стан врага на подавление и уничтожение его батарей, громили передний край обороны противника. В течение всего лета 1942 года подавляющая часть авиации флота также действовала на сухопутных направлениях. Наши самолеты разрушали вражеские узлы сопротивления, уничтожали живую силу и технику, громили и рассеивали подходившие к линии фронта резервы. Значительную помощь войскам фронта оказывала и морская пехота. До десяти соединений флота сражались на различных участках фронта.
      Наступательные операции Ленинградского и Волховского фронтов во взаимодействии с Краснознаменным Балтийским флотом летом и осенью 1942 года подготовили условия для ликвидации блокады Ленинграда.
      Атакует второй эшелон
      Успех боевых действий балтийских подводных лодок первого эшелона вынудил командование группы армий "Север" издать директиву о серьезной угрозе морским перевозкам. Немецко-фашистское морское командование решило перевести часть своих кораблей противолодочной обороны с Северного и Норвежского морей на Балтику, а до прихода их привлечь для борьбы с советскими подводными лодками все имеющиеся силы флота, включая даже учебные корабли, временно прекратив обучение подводников.
      Между тем давно ли немецко-фашистские "морские авторитеты" хвастливо заявляли о том, что-де "скорее английские подводные лодки смогут прорваться в Балтийское море через датские проливы, нежели советские подводные лодки выйдут из Кронштадта". Они риторически вопрошали: "Как командование советского флота подготовит такие серьезные походы? Как оно сможет произвести в голодном и замерзшем городе должный ремонт? Как снабдит экипажи для автономных длительных плаваний топливом и провиантом? Где найдутся люди, способные решиться на такой подвиг?" И "авторитеты" безапелляционно заключали: "Пока наши армии остаются на занятых рубежах, нечего и думать, что советские подводники выйдут в море. Балтийских подводников надо снять со счета".
      Однако на Балтике действовали именно советские подводные лодки. Краснофлотцы, старшины, командиры вместе с рабочими блокированного Ленинграда ремонтировали и доковали лодки под артиллерийскими обстрелами. Мерзли, голодали, но свою задачу выполнили отлично. Лодки выходили в море и возвращались с победами, умножая славу отечественного флота.
      Что бы теперь, задним числом, ни писали западногерманские реваншисты, уже тогда уверенность врага в эффективности и непреодолимости своих оборонительных рубежей рухнула. Фашисты принимали срочные меры по усилению охраны коммуникаций и непосредственной обороны конвоев. Они продолжали постановку мин на рубеже к югу от Гогланда. Минный интервал уменьшился до 25 метров. Противник усиливал также минное заграждение к северо-востоку от Гогланда. Первая флотилия германских катерных тральщиков, финские сторожевые суда создали новое минное поле на маршруте советских кораблей между Шепелевским маяком и островом Сескар. Кроме того, противник увеличил в Финском заливе число сторожевых и поисковых кораблей, усилил дозорную службу в устье залива и на узлах коммуникаций. Вражеские транспорты начали ходить только в составе конвоев под охраной противолодочных и других кораблей, а также авиации. Наконец, для борьбы с советскими подводными лодками в Финском заливе были развернуты финские и немецкие подводные лодки.
      Все эти ответные мероприятия противника сильно затрудняли боевую деятельность, наших подводников. Проход Финским заливом стал еще сложнее и опаснее; редко какая из лодок не встречала мин на своем пути в Балтику или обратно, участился подрыв на антенных минах ("Щ-407", "Щ-323", "Щ-310"). Число встреч и боевых столкновений наших лодок с вражескими дозорными и поисковыми кораблями увеличилось, преследования стали более длительными, и резко возросло количество сбрасываемых глубинных бомб. Атаки против сильно охранявшихся транспортов были сопряжены с большими трудностями и риском.
      Но меры, предпринятые противником, не остановили порыва подводников Балтики, не отвратили их ударов по фашистскому флоту.
      Первой подводной лодкой второго эшелона была назначена "Л-3". Район ее действия намечался к западу от острова Борнхольм, включая и Померанскую бухту.
      Для участия в подобных боевых походах подводные лодки типа Л были превосходно приспособлены. Они имели носовые торпедные аппараты, в корме трубы для постановки мин. Сравнительно небольшие размеры в известной мере облегчали этим лодкам уклонение от противолодочных сил противника. В надводном положении это были могучие стройные корабли, и казалось, их корпуса принадлежат миноносцам, на палубах которых смонтированы еще не все надстройки.
      Мы особенно дорожили в ту пору "Фрунзевцем", то есть "Л-3", так как по несчастью ее предшественница "Л-2", идя осенью 1941 года в составе отряда надводных кораблей, подорвалась на минах, всплывших после шторма и дрейфовавших на фарватере. Мы очень тяжело переживали эту потерю еще и потому, что вместе с "Л-2" погиб ее штурман - замечательный поэт-маринист Алексей Лебедев. Это был очень яркий человек, он гармонично сочетал в себе высокую морскую и поэтическую культуру. Родом из Суздаля, он происходил из учительской семьи. Окончил девятилетку, работал подручным слесаря, три года плавал юнгой и матросом на рыбацких судах. А когда исполнился 21 год, его призвали на военную службу. В Кронштадте Лебедева определили в школу радистов. Через два года командование флота рекомендовало его для поступления в Высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе, где он проучился с 1936 по 1940 год. В финскую кампанию Лебедев проходил практику на эсминце "Ленин". Там он написал стихи о смерти Нахимова и циклы стихов, посвященных артиллеристам, минерам, машинистам и связистам корабля. Делалось все это для боевого листка.
      Лебедев стремился стать подводником и готовил себя именно для этого поприща. Молодой поэт писал:
      Ты видишь простор океанский,
      Далекого солнца огонь,
      К штурвалу тревоги и странствий
      Твоя прикоснулась ладонь.
      Развитие поэтического таланта Лебедева сопровождалось становлением его как боевого морского офицера.
      В столбах огня дай полный ход,
      Дай устремление торпеде.
      Таким в боях идет к победе
      Моряк, чья жизнь и сердце - флот.
      Не могу назвать себя знатоком или даже страстным любителем поэзии. Но произведения Алексея Лебедева меня волновали, и я подумал, нельзя ли как-нибудь поберечь поэта. И все же понял, что оскорблю молодого лейтенанта, если не подпишу приказ о его назначении штурманом подводного минного заградителя "Л-2".
      Увы, все кончилось трагически. Но успокаивает то, что поэтический вклад поэта Лебедева неотделим от вклада флотского офицера Лебедева в нашу победу.
      С первых дней Великой Отечественной войны экипаж "Л-3" под командованием П. Д. Грищенко вел постановку мин заграждения у берегов противника. Люди этой лодки мужали в опасных и трудных боевых походах. В первые месяцы войны "Л-3" побывала на подходах к Данцигу, Мемелю, у Ирбена. Много тяжелых испытаний осталось позади. Теперь, отправляясь на левую позицию, экипаж знал, что может ожидать его в море.
      Об уровне подготовки, политической сознательности и боевом духе экипажа лодки очень тепло отзывались писатели Леонид Соболев, Всеволод Вишневский, посетившие "Л-3" еще в начале войны. В 1942 году на лодке дважды был А. А. Фадеев. Он живо интересовался людьми корабля, и особенно его командиром П. Д. Грищенко, в котором увидел черты незаурядного человека, смелого бойца. Александр Александрович снова пришел провожать "Л-3" в Кронштадт, давая добрые напутствия военным морякам, к ним он был особенно расположен.
      Лето в тот год было довольно жаркое, а преобладающие восточные ветры значительно понизили уровень воды в Невской губе. "Л-3" без запасов снабжения торпед и мин имела осадку такую же, как и на специальном лодочном фарватере, то есть никакого запаса чистой воды. Поэтому готовую "Л-3" пришлось выдерживать в Ленинграде почти две недели.
      Около полуночи 10 августа "Л-3" в сопровождении базовых тральщиков и катеров МО вышла из Кронштадта. Боевой поход начался. На траверзе маяка Шепелевского в трале базового тральщика No 215 взорвалась мина, по-видимому поставленная катерами противника, которые были обнаружены накануне.
      На рассвете лодка прибыла на Лавенсари и погрузилась до вечера на грунт. Утром над островом появился воздушный разведчик, а заодно сбросил серию бомб. Впрочем, самолеты противника почти ежедневно летали над Лавенсари, наблюдали за количеством кораблей, сбрасывали бомбы и улетали восвояси.
      На Лавенсари капитан 3 ранга В. А. Полещук и командир "Л-3" совместно со штабом Островного сектора разработали план вывода лодки для самостоятельного форсирования через гогландский рубеж с учетом, что "Щ-323", следуя южным гогландским проходом, подорвалась на антенной мине и возвратилась на остров.
      П. Д. Грищенко встретился на острове с капитаном 3 ранга С. П. Лисиным, командиром "С-7", возвратившимся с моря, уточнил с ним обстановку в заливе, курсы и генеральное направление движения, а еще через сутки катерные тральщики, выполнив предварительное траление, вместе с морскими охотниками вывели "Л-3" к точке погружения. Все шло благополучно, за исключением одной взорвавшейся мины противника в трале. Дальше "Л-3" начала самостоятельно форсировать Финский залив. Базовые тральщики и морские охотники возвратились на рейд Лавенсари.
      Могучее веретенообразное тело подводного минного заградителя бесшумно скользило на относительно большой глубине между островами Большой Тютерс и Гогланд. Первую зарядку Грищенко провел на западном Гогландском плесе, вторую - южнее Хельсинки. На корабле вместе с экипажем с разрешения Военного совета флота находился писатель Александр Зонин, в прошлом политработник, прошедший суровую школу гражданской войны, седой, выглядевший немного мрачноватым.
      Перу Александра Ильича Зонина принадлежат такие произведения, как "Жизнь адмирала Нахимова", "Капитан "Дианы", "Морское братство", "Свет на борту", "Воспитание моряка", "На верном курсе". Во время этого боевого похода писатель накрепко вошел в экипаж, сдружился с ним и стал "своим человеком". Зонин много рассказывал подводникам о морской истории нашей Родины, говорил о прошлогоднем прорыве флота из Таллина в Кронштадт, во время которого он был на "Казахстане" и испытал все, что выпало на долю этого многострадального транспорта.
      17 августа в районе Ландсорта (остров на подходах в шведские шхеры. От Ландсорта идет главный фарватер вдоль шхер до Стокгольма) вахтенный офицер Л. И. Шелобод обнаружил конвой в составе 14 транспортов, трех миноносцев, множества катеров противолодочной обороны и трех самолетов. Малые глубины мешали немедленному выходу в атаку, и Грищенко направился к югу в район Вестервик. Расчет оказался правильным. Тут на больших глубинах можно было маневрировать, а вскоре не замедлил появиться и новый конвой из 12 транспортов со столь же мощным охранением.
      Волнение моря не превышало двух-трех баллов, дул норд-вест, и Грищенко решил атаковать с близкой дистанции. Он искусно прорвал охранение и даже замедлил ход, потому что чуть не наскочил на судно. В перископе появилась носовая часть транспорта, а потом всю линзу заняла темная стена высокого борта.
      Помощник командира В. К. Коновалов отсчитал 15 секунд, пока раздались два взрыва и над целью появился огненный столб. Пора было опускать перископ и уходить. На лодку уже мчался немецкий миноносец и сбрасывал первую серию бомб. Скоро последовала вторая порция.
      - Создавалось такое впечатление, - рассказывал впоследствии П. Д. Грищенко, - будто нас схватила рука гиганта и злобно трясет. После третьей серии полетели манометры, разные измерители, лампочки. После четвертой серии отказал гирокомпас, а герметический оптический нактоуз магнитного компаса запотел, и мы остались совсем без компасов. Пришлось повернуть на обратный курс, рассчитав его по времени циркуляции, а магнитный компас включить на осушение. Уже через десять минут началось просветление экрана, и мы подсчитали, что отклонились на 5 градусов от правильного курса. Два часа продолжалось преследование, взрывы 38 бомб насчитали в лодке. Проанализировав весь ход атаки, я убедился, - продолжает П. Д. Грищенко, - что рано мы ушли от маяка Богшер. Надо было потренироваться еще. Не имея достаточного опыта стрельбы торпедами залпом, выходить в атаку не годится. За тяжелую блокадную зиму люди утратили навыки, необходимые подводникам для успешного маневрирования лодки в период атаки.
      У подводника должно быть развито чувство глубины. Особенно это касается боцмана и инженера-механика. Важно удержать подводную лодку на заданной глубине и своевременно зафиксировать момент, когда она норовит подвсплыть или погрузиться. Боцман, стоящий на рулях глубины, и контролирующий его инженер-механик обязаны мгновенно отреагировать на малейшее отклонение.
      Петр Денисович Грищенко как истинный штурман мог часами толковать о девиации, о магнитных склонениях, а как командир - о размагничивании корабельных корпусов. Но вытягивать из него драматические описания боев было крайне трудно.
      Я не раз испытывал затруднение в разговорах с ним, хотя, казалось, положение комфлота облегчало участь. Дар слова он обретал только для объяснений по специальным вопросам. А мы хотели знать о всех перипетиях похода, атаки. Терпеливые расспросы все же помогли получить ясную картину четырехчасового преследования его лодки. "Л-3" еще дважды оставалась в темноте, и было неизвестно, кого следовало больше опасаться - эсминцев, круживших над лодкой с грозным рокотом винтов, или стаи гончих - катеров противолодочной обороны.
      Грищенко поднял перископ уже ночью. На темном фоне неба виднелась огромная огненная стена шириной более 100 метров. Так горел танкер, пораженный его торпедой, пока не взорвался. А когда это произошло, на море стало по-дневному светло. Горящее топливо разливалось по поверхности моря, и будто тысячи факелов освещали лодке дорогу.
      "Л-3" отправилась в Среднюю Балтику путем, который пролегал через узкий район моря между мысом Сандхаммарен на шведском берегу и островом Борнхольм, ширина которого всего 20 миль. Правда, "Л-3" могла в целях обхода предполагаемых минных заграждений противника идти ближе к скандинавскому берегу в надводном положении. Там было довольно оживленно - плавали шведские и датские каботажники, а также рыболовецкие суда. Но Грищенко не хотел, чтобы "Л-3" обнаружила себя до своих минных постановок. Оставалось форсировать минное поле.
      После прохода на траверзе Висбю (остров Гогланд) лодка была обнаружена противником. Началось с того, что "Л-3" встретилась с рыбачьей шлюпкой, имущество которой даже не проверили. А едва "Л-3" ушла от рыбаков, оставляя на воде фосфоресцирующий след, те послали в эфир сообщение. Затем подводную лодку стали искать с разных сторон, и на нее устремились сторожевые катера. Ночью Грищенко четыре раза приказывал всплывать для зарядки и столько же раз уходил на глубину от упрямо следовавших за лодкой миноносца и группы катеров.
      Дорога прямо на юг была перехвачена, а уклоняться далеко на восток командир не хотел. Он остался в районе, где находился еще сутки. И не зря! В перископ Грищенко увидел пять вражеских транспортов и два миноносца охранения. Было ясно - здесь важная коммуникация противника.
      В своем дневнике находившийся на борту лодки А. И. Зонин записал:
      "Командир "Л-3" приказал отметить на карте это место как вероятную точку встречи конвоев различного назначения, а своему помощнику Коновалову сказал, что после возвращения с постановки мин тут стоит поохотиться".
      Много лет спустя писатель сделал такое добавление к своим записям:
      "В другом районе моря Грищенко решился бы атаковать миноносец. Но близко от позиции такой удар сделал бы противолодочную оборону врага более бдительной... И потому следовало стоически терпеть досадное движение гитлеровского эсминца по пятам... Старались не запускать издающую шум помпу, ходили в тапочках, а воду кипятили по отсекам в чайниках и не готовили горячей пищи... "
      "Л-3" находилась наконец в Померанской бухте - в логове врага, на меридиане Берлина. Все вокруг звало к мести - и то, что горели все огни, и что пароходы ходили без затемнения, и что безнаказанно новые вражеские подводные лодки и надводные корабли занимались боевой подготовкой.
      Почти трое суток ушло на разведку путей и узлов, где нужно было поставить мины. Затем Грищенко решил выставить мины на трех отдельных банках. Такой метод - отдельными банками - создавал у врага мнение о большой опасности. Достоверно известно, что на этих минах скоро подорвались и погибли два транспорта и шхуна "Фледервеен".
      Теперь облегченный минзаг начал охоту за вражескими судами. Петр Денисович очень сжато докладывал о победах на обратном пути. Грищенко по многим причинам не хотел атаковать из подводного положения. Он понимал, что атаки из подводного положения ночью сложны и рискованны, особенно в районах сильной противолодочной обороны. В то же время у него было огромное желание бить со стопроцентной уверенностью. Он ничего не любил делать на авось, а отсутствие устройства для беспузырной стрельбы помогало врагу при хорошо поставленном наблюдении вовремя отвернуть с курса. Все же, несмотря на сложность и риск, было решено атаковать ночью из надводного положения.
      Грищенко увидел радующую сердце картину кучного расположения судов и кораблей конвоя. Удалось занять позицию для атаки так близко от цели, что отвернуть от торпед было, пожалуй, невозможно. Грищенко в одну минуту реализовал свою задачу: два транспорта погрузились на дно бухты. Минута - и шестнадцать тысяч тонн на дне!
      Из Померанской бухты "Л-3" могла теперь уходить, предоставив фашистам гадать, отчего у них погибли четыре больших судна. Грищенко повел лодку на север, чтобы проверить район, где ранее наблюдали встречу конвоев. Но случилось так, что вражеские дозоры нащупали лодку. Один катер, к счастью, принял ее за свой корабль и запрашивал опознавательные. Грищенко приказал срочно погружаться.
      Катера, разумеется, вызвали подкрепление.
      Но все же на поверхности моря вражеский миноносец новой постройки, обладавший большой скоростью, не терял, очевидно, надежды расправиться с нашей лодкой. Его присутствие не давало возможности вентилировать лодку и пополнять запас электроэнергии, в чем она крайне нуждалась. Дольше терпеть было уже нельзя. И Грищенко решил ночью всплыть, готовый вступить в единоборство с фашистским кораблем. Так оно и произошло. Миноносец никак не смог предотвратить стремительную атаку. Торпеда попала в цель. А через короткое время после всплытия "Л-3" сюда подошел гитлеровский конвой.
      Грищенко принял решение повторить залп из четырех торпед. Еще при атаке миноносца обнаружилось, что в условиях шторма трудно держаться перископной глубины: под воздействием тяжелой и высокой волны лодка проваливалась. Поэтому, когда готовилась атака на транспорты, командир "затупил" угол встречи на 10 градусов.
      Думаю, что он не был спокоен, давая залп четырьмя торпедами с интервалом в семь секунд. Первый транспорт оказался за пределами курса торпед. Но в кильватер за ним следовали два транспорта водоизмещением порядка по 10 - 12 тысяч тонн. И в оба торпеды попали. Когда один из атакованных транспортов тонул, другой оставался на волнах без хода и травил пар.
      Уже много лет спустя после войны, когда Александр Ильич Зонин был тяжело болен, во время наших встреч мы часто касались плавания "Л-3". Писатель рассказывал во всех деталях, как после каждой атаки он все больше убеждался в огромной сплоченности экипажа корабля. Эти люди, молча выполняющие свои обязанности, не видящие дневного света, лишенные свежего воздуха, говорил он, ежеминутно подвергающиеся страшной опасности, готовы были умереть в стальных отсеках, глубоко под водой, за нашу Советскую Родину, во имя ее победы над врагом.
      Грищенко, помнится, довольно долго не отвечал на радиограммы из Кронштадта. Он был исключительно дисциплинированным в радиопереговорах, особенно в обстановке такого тесного театра, как Балтика, и обилия радиопеленгаторных станций противника. "Л-3" молчала, и поползли слухи, что минзаг потоплен. Были даже мнения, что пора доложить в Ставку о потере. Но я и мои коллеги по Военному совету флота почему-то верили в то, что Грищенко отзовется, верило в это и командование соединения подводных лодок. И какое-то шестое чувство нас не обмануло.
      Однажды ночью мне позвонил командир соединения А. М. Стеценко. Срываясь с тона официального донесения, он кричал:
      - Живы! Все в порядке! Запрашивают перед входом в Финский залив. Семь побед! Слышите? Семь!
      Немедленно штабные радисты передали заранее подготовленные директивы В. В. Титкову - виртуозному радисту и секретарю комсомольской организации на "Л-3". Впрочем, информацию штаба соединения с рекомендованными новыми курсами Грищенко не использовал. После всего, что испытала лодка на ее долгом пути, после многих сотрясений от бомб Петр Денисович был уверен: компасы показывают неверно. Так на что же было полагаться при переходе в узкостях с их малыми глубинами и обилием крутых поворотов? Всего вероятнее на то, чтобы только не выдать присутствие лодки вражеским батареям, авиации и корабельным дозорам. А последними залив к осени буквально кишел. Два миноносца противника встретили победоносный минзаг перед самым устьем залива и вынудили его прервать зарядку и уйти на глубину. На этом трудном пути лодку подстерегали и другие опасности.
      6 сентября рано утром в четырех с половиною милях юго-восточнее маяка Поркаллан-Каллбода на глубине 15 метров лодка коснулась минрепа, произошел сильный взрыв, осколки мины посыпались на палубу. Были повреждены почти все плафоны электрического освещения. Через полтора часа снова два сильных взрыва вызвали легкое повреждение рубочного люка. Около 11 часов - опять оглушительный взрыв, и чуть позже - два новых удара, но глуше. Начали шалить гирокомпас и эхолот. Напряжение в лодке достигло предела. Но в кают-компании продолжали даже шутить и разговаривать на посторонние темы. Только однажды после сильного взрыва антенной мины кто-то заметил, что "Л-3" стала в море "подводным тральщиком".
      Экипаж подводной лодки ждали еще большие трудности. Оказалось, что не только компасы, но и указатели оборотов дают неправильные показания. Лодка очутилась на мели возле банки Каллбодагрунд. Это и в мирное время чрезвычайное происшествие, а теперь вблизи вражеского берега - почти верная гибель.
      Экипаж принимал все меры, чтобы скорее ускользнуть под воду. Перегоняли балласт из носовых цистерн в кормовые. Но усилия команды долгие часы не давали результата.
      Командир лодки коммунист Грищенко, как он позднее об этом сам говорил, решил в подобном катастрофическом положении использовать любой шанс, чтобы как можно больше ущерба нанести врагу. Он приказал Коновалову и Дубинскому приготовить к бою оба орудия, станковый и ручной пулеметы, вынести на мостик пистолеты и гранаты.
      Вдруг уже перед самым рассветом лодка, видимо соскользнув с края мели, рывком начала погружаться. Сразу запищал включенный эхолот. Пошли на погружение. Трюмные тщательным образом осмотрели лодку - никаких повреждений, никакой течи! Спасибо советским кораблестроителям!
      В сложных условиях проводил Грищенко последнюю зарядку аккумуляторов. Мглу, которая, как периной, укрыла воду, он сделал своим союзником и буквально по пятам следовал за дежурившими, но ослепшими сторожевиками противника, ориентируясь по их отличительным огням, мигавшим в тумане. Будь у сторожевиков радиолокаторы, командир за свою дерзость был бы, конечно, наказан. А здесь обошлось.
      Когда лодка была еще в Балтийском море, мы предупреждали командира о новых немецких антенных и донных минах, появившихся в Финском заливе в районе Порккала-Удд, на гогландском рубеже и в Нарвском заливе. Мы рекомендовали обходить Гогланд с севера.
      Но Грищенко от этого варианта отказался. Ему, конечно, было виднее, он на своем опыте узнал, что значит плавать с плохим компасом в мелководном районе, и пошел своим прежним курсом, огибая Гогланд с юга.
      "Хотя здесь у врага была сильная противолодочная оборона - катера, мины, сети, но зато глубины позволяли маневрировать. Корабль любит воду, - я всегда буду помнить этот девиз", - говорил командир.
      Я так подробно пишу об этом походе потому, что он весьма показателен как пример мужества и героизма людей, их возросшего боевого мастерства на втором году войны. Опасности подстерегали экипаж буквально на всем пути. Почти все время до Лавенсари лодка шла под водой. Снова пришлось прибегнуть к системе регенерации воздуха. Именно на последнем этапе "Л-3" пробыла под водой трое суток подряд. Нелегко дались экипажу эти 69 часов до прихода в точку встречи. Многие подводники спасались сном, благо в лодке теперь было мало работы. Кое-кто посасывал кислород из прибора. Но все знали: движение к востоку продолжается, 5 сентября антенные мины рвались над лодкой в районе Найссаар, Каллбода, а 7 сентября они рвались уже в районе к юго-востоку от острова Гогланд. Но родная база была недалеко.
      Какова же была радость, когда освободили от тросов поврежденную крышку рубочного люка и в лодку хлынул свежий воздух, а вместе с ним донеслись возгласы "ура" и шум катерных моторов.
      10 сентября мы встречали лодку на Большом Кронштадтском рейде, несмотря на дождь, очень торжественно.
      Должен отметить, что нас приятно поразил вид командиров и краснофлотцев "Л-3". Все были выбриты, обмундирование выглажено со щегольством. Грищенко не хотел подражать некоторым командирам из первого эшелона, которые считали шиком бороды и усы, бакенбарды и густые шевелюры.
      Позже на банкете под общий смех А. И. Зонин выдал секрет этого преображения до прихода в базу. Оказалось, что между командирами был уговор, П. Д. Грищенко, В. К. Коновалов и М. А. Крастелев отказались фотографироваться в общей группе до тех пор, пока каждый из команды не приведет себя в порядок. Были бурные дискуссии, в которых особо горячились обладатели баков и просто ленивцы. Но их посрамили. Сразу после партийного собрания на многие часы в отсеках начался бытовой аврал.
      Во втором эшелоне отличилась "М-96". Ее командир А. И. Маринеско, несмотря на серьезные повреждения, полученные лодкой от артиллерийского обстрела в феврале, сумел выполнить сложный ремонт и наладить отменную подготовку экипажа.
      12 августа "малютка" вышла из бухты Лавенсари, погрузилась и начала самостоятельный переход в намеченный район боевых действий. При форсировании гогландской позиции северным проходом лодку обнаружили дозорные корабли.
      Сразу, конечно, началось преследование. От взрывов глубинных бомб на лодке погас свет, вышли из строя гирокомпас и некоторые измерительные приборы. Моряки "малютки" под руководством инженер-капитан-лейтенанта Новакова (он, кстати, был секретарем партийной организации) исправили повреждения, и лодка скрылась от преследователей в район Палдиски.
      Минуло еще четверо суток. Не обнаружив объектов для атаки, Маринеско благополучно привел лодку в маневренную базу на острове Лавенсари, а затем - в Кронштадт.
      Самостоятельный боевой поход "М-96" продолжался 11 суток. Подводная лодка прошла 400 миль под дизелем и немногим менее - 380 миль - в погруженном состоянии. Она пересекла до 20 линий минных заграждений и вернулась в Кронштадт с крупным успехом. Экипаж "малютки" отличался выдержкой, мужеством, высоким пониманием воинского долга. А командир лодки Александр Иванович Маринеско был настойчив в поиске врага и искусен в торпедных атаках...
      В середине августа началось общее движение подводных лодок, включенных в состав второго эшелона. 13 августа, следуя непосредственно за тралами, на Лавенсари прибыла "Щ-407", которой командовал капитан 3 ранга В. К. Афанасьев. Четверо суток потребовалось на уточнение обстановки, и только поздно вечером 17 августа "Щ-407" покинула базу.
      Вскоре после погружения лодку обнаружил противник. Между островами Большой Тютерс и Гогланд ее атаковали вражеские самолеты. Бомбы разорвались близко от корпуса, лодка сильно накренилась. Электрическое управление вертикальными и горизонтальными рулями были вынуждены заменить ручным. Еще серия бомб. Погасло обычное освещение, выведены из строя некоторые электроизмерительные приборы, указатели положения рулей и машинный телеграф. Испортился магнитный компас, пропала видимость в командирском и зенитном перископах. Ослабли две заклепки прочного корпуса, и появилась течь.
      Такое положение не поколебало решения командира продолжать движение на запад.
      "Пока перископы не действуют, буду атаковать в надводном положении", сообщил он в донесении.
      Только 21 августа "Щ-407" выбралась из стесненного Финского залива. К этому времени почти все неисправности на лодке были устранены. Но не удалось еще ввести в строй перископы, что лишало командира возможности определять местонахождение корабля по маякам и береговым знакам. Решение этой задачи облегчил дивизионный штурман М. С. Солдатов, который участвовал в походе. Вместе со штурманом лодки произвели за время боевого похода до 100 астрономических определений своего места. Командир пользовался их надежными результатами, принимая полученные данные за исходные и назначая новые курсы.
      Но "Щ-407" не везло. Более 30 суток лодка находилась на боевой позиции, и ни одной атаки. Просто не было для этого ни одного случая. 24 сентября Афанасьев получил приказ возвращаться в базу. На следующий день лодка подошла на глубине 35 метров к району Маяка Поркаллан-Каллбода.
      Ранее наши подводники миновали этот район без всяких происшествий. Афанасьеву и здесь не повезло. Внезапно послышалось зловещее трение минрепа о борт, и над лодкой раздался сильный взрыв, она стала погружаться. Между пятнадцатым и двадцать вторым шпангоутами обнаружили вырванные заклепки, в отсеке зашумела вода. Перестали действовать носовые горизонтальные рули, но безотказно работали электронавигационные приборы. Афанасьев приказал передать в отсеки, что ничего страшного не случилось: лодка управляется, значит, все решит быстрая и тщательная ликвидация течи.