Балтийцы сражаются

      Когда Кузнецов спросил, какая помощь нужна флоту, я попросил утвердить наши предложения по перебазированию авиации и согласовать с Генеральным штабом вопрос о предоставлении нам аэродромов в указанных районах. Добавил, что нам нужен автотранспорт для перевозки аэродромного хозяйства и снабжения авиачастей бензином, боеприпасами и продовольствием.
      - Хорошо, согласен, давайте приказание командирам авиасоединений. Не забудьте о зенитном прикрытии новых аэродромов. С Генштабом все проблемы согласуем.
      Среди подводников Балтики отличился Александр Иванович Маринеско командир подводной лодки "С-13". Корабль пробыл в море 36 суток. Неоднократно в перископ моряки обнаруживали миноносцы, подводные лодки противника, а условий для удара по ним все не было. Но вот, находясь в надводном положении, на исходе 30 января Маринеско обнаружил большой транспорт с затемненными ходовыми огнями, шедший в западном направлении из Данцига. Вокруг судна несколько сторожевых кораблей. Командир "С-13" вскоре установил, что в центре конвоя находится быстроходный лайнер.
      Подводная лодка легла на параллельный курс. Началось преследование и определение скорости и курса лайнера. Вскоре "тринадцатая" вышла в голову конвоя со стороны берега и заняла нужную для залпа позицию.
      Выстрелили тремя торпедами. Все три попали в цель. Лайнер накренился на левый борт и начал быстро тонуть. Это был "Вильгельм Густлов" водоизмещением 25 тысяч тонн. На его борту находилось около 9 тысяч гитлеровцев, в том числе около 1500 выпускников школы подводников, которыми можно было укомплектовать 35 экипажей подводных лодок.
      Противолодочные корабли, охранявшие "Вильгельм Густлов", искали подводную лодку с моря, в то время как она находилась под берегом. Это позволило Маринеско наблюдать за торпедированным судном. Только удостоверившись в гибели лайнера, "С-13" погрузилась и легла на курс отхода.
      Фашистское морское командование всполошилось, к району происшествия спешили все новые и новые корабли. Район поиска расширялся. Наконец вражеским кораблям удалось обнаружить "тринадцатую". Началось яростное преследование, но Маринеско перехитрил противника, оторвался от него и... остался на позиции ожидать следующую подходящую цель.
      Стоит упомянуть, что по случаю гибели лайнера "Вильгельм Густлов" в фашистской Германии был объявлен траур, а командира конвоя Гитлер приказал расстрелять...
      Еще около десяти суток Маринеско оставался в этом районе. В ночь на 10 февраля, когда подводная лодка была в надводном положении, акустик уловил на дальней дистанции шум большого двухвинтового корабля. Вскоре действительно показались затемненные ходовые огни. "С-13" пошла на сближение. Но в это время небо некстати очистилось от облаков, видимость значительно улучшилась, и пришлось перейти в темную часть горизонта.
      После выхода лодки в точку залпа было выпущено две торпеды. Два сильных взрыва. Через несколько минут еще три взрыва - вероятно, на борту транспорта сдетонировали боеприпасы. Объятое пламенем, судно начало тонуть. К месту его гибели, включив прожектора, устремились корабли охранения. Над морем повисли осветительные ракеты. "С-13" преследовать не пытались - не до того было...
      Некоторое время спустя, по данным иностранных радиостанций, удалось установить, что потоплен транспорт "Генерал Штойбен" водоизмещением 15 тысяч тонн, перевозивший войска и технику. При этом погибло более 3 тысяч солдат и офицеров. Маринеско действовал технически умно, настойчиво и в то же время дерзко. Но это была не безрассудная отвага, а исключительно точный учет всех условий сложившейся обстановки. Экипаж понимал своего командира, любил его, командир верил экипажу, отвечал ему такой же любовью.
      "С-13" за один поход уничтожила два судна общим водоизмещением 40 тысяч тонн, отправила на дно фактически полноценную дивизию. Указом Президиума Верховного Совета СССР подводная лодка "С-13" была награждена орденом Красного Знамени.
      В марте отличилась гвардейская "Щ-309".
      Перед рассветом сигнальщики обнаружили вражеский транспорт, идущий к Лиепае в охранении двух сторожевых кораблей. Ночные встречи очень скоротечны. Находившийся на мостике помощник командира капитан-лейтенант Ефим Иванович Медведев отдал приказание, и три торпеды устремились к цели. Секунды ожидания - и оглушительный взрыв. Позже мы узнали из радиопереговоров, что уничтожен транспорт "Готтинген" водоизмещением около 6500 тонн.
      С победой вернулась из боевого похода и подводная лодка "К-52".
      О Травкине я уже писал. Это был большой мастер подводных атак. Любая его атака представляла тактический интерес, изобиловала множеством интересных деталей, по которым нетрудно представить себе творческий портрет ее автора. Так было и в данном случае.
      Боевая позиция "К-52" находилась в районе банки Штольпе, там, где отличился Маринеско. После его ухода немцы долго не могли смириться с тем, что произошло, их противолодочные корабли и авиация настойчиво искали здесь наши подводные лодки.
      Первая встреча "К-52" с противником произошла в ночь на 24 февраля. Лодка находилась в надводном положении, когда Травкину вручили данные вечерней авиаразведки о движении конвоя из Лиепаи. Рассчитав место вероятной встречи, Травкин пошел навстречу цели, обнаружил ее и встретил тремя торпедами. Это был подарок годовщине Красной Армии и Военно-Морского Флота. На другой день командир снова обнаружил транспорт. При попытке выйти в атаку лодка подверглась весьма эффективному преследованию. Пришлось уйти на запасную позицию.
      Несколько дней прошли в неустанных, но безрезультатных поисках. Зато днем 1 марта, когда лодка находилась на перископной глубине, акустик уловил шум винтов. Сильное волнение моря не давало возможности держаться на глубине под перископом. Лодку выбрасывало на поверхность. Травкин решил нанести удар из подводного положения, используя данные гидроакустика. Эта атака очень интересна. Повернув на боевой курс, командир по расчетам, которые и в данном случае помогли ему сделать помощник старший лейтенант Пенькин, дивизионный штурман Н. Н. Настай и штурман Е. А. Жолковский, произвел залп тремя торпедами. Через несколько секунд во всех отсеках лодки был слышен сильный взрыв. Сомнений не было - цель поражена. Подвсплыв под перископ, с лодки увидели на горизонте ходившие переменными курсами сторожевые корабли противника, а транспорта уже не было.
      В течение почти всего последующего дня "К-52" преследовали подводные лодки противника. Травкин уклонялся, каждый раз менял курс и глубину погружения своего корабля. В ночь на 8 марта он уничтожил еще один транспорт противника. Снова отлично действовал весь экипаж лодки, безотказно работала электромеханическая боевая часть, возглавляемая Михаилом Андрониковичем Крастелевым, что немало способствовало успеху атак.
      С добрыми вестями вернулся из своего седьмого боевого похода и Алексей Михайлович Матиясевич. На поставленных им минах погибли транспорт и сторожевой корабль противника.
      24 февраля Ставка Верховного Главнокомандования упразднила 1-й Прибалтийский фронт, его войска были переданы 3-му Белорусскому. Маршал Советского Союза А. М. Василевский непосредственно возглавил командование всеми войсками, которым предстояло разгромить противника и в Кенигсберге и на Земландском полуострове.
      Приближались решающие бои за Кенигсберг. В середине марта по телефону маршал Василевский спросил меня:
      - В какие сроки можете перебазировать под Кенигсберг тяжелую железнодорожную артиллерию?
      Я доложил, что батареи могут сняться по тревоге в любое время. Нужно только, чтобы Генеральный штаб дал разрешение на экстренный пропуск эшелонов. Часть артиллерии надо было перебросить из-под Риги, а тяжелую батарею - из района Кретинги. Маршал согласился с этим и приказал немедленно дать заявку в Генеральный штаб на передислокацию железнодорожных эшелонов.
      С группой офицеров штаба я выехал в соединение торпедных катеров.
      В канун нашего приезда катера под командованием многоопытного офицера, командира дивизиона капитана 2 ранга М. А. Белуша, провели бой.
      Конвой, сведения о котором катерникам были переданы уже после их выхода в море, двигался к западу от Лиепаи. Белушу удалось обнаружить его после полуночи. Охранение было сильное. Выйдя в атаку, отряд встретил яростное сопротивление. Лейтенанты Герасимов, Троненко и Бортник выпустили торпеды: одну - в сторожевой корабль, а остальные - в транспорты. Вспыхнули пожары. Корабли охранения сразу же начали преследование катеров, у Швентойи еще четыре вражеских корабля пытались перехватить и уничтожить их, но им удалось вернуться в базу без потерь.
      В эту же ночь стало известно о том, что Лиепаю покинул еще один конвой. Тотчас было приказано выйти в море отряду торпедных катеров под командованием капитана 3 ранга М. Г. Чебыкина. Его должны были наводить на цель самолеты-разведчики, но состояние летного поля не позволило им подняться в воздух оба отряда катеров - и Белуша и Чебыкина - действовали почти одновременно, но вернулись с разными результатами. Белуш - с победой и со всеми катерами, без единого раненого, Чебыкин - с немалыми потерями.
      В организации взаимодействия отрядов и управлении боем были явления, которые обеспокоили. Я предложил провести разбор ночного боя.
      Доклад сделал Белуш. Выслушав его, я задал несколько вопросов, стараясь наглядно показать присутствовавшим на разборе молодым командирам торпедных катеров допущенные ими ошибки. Думаю, разговор помог командирам критически взглянуть на свою работу, сделать выводы из просчетов.
      Надо сказать, что огрехи во взаимодействии имели место и у авиаторов. На рассвете воздушная разведка засекла в море тот самый конвой, который атаковали катера. Но наблюдения за движением транспортов сразу не организовали, последующие их координаты не уточнили, и в результате вылетевшая наперехват группа торпедоносцев не смогла обнаружить противника и вернулась ни с чем.
      Вслед за ней поднялась в воздух группа Героя Советского Союза К. С. Усенко. Она обшарила море на пределе дальности "петляковых" и также конвоя не нашла. На обратном пути летчики случайно обнаружили в море несколько боевых кораблей - не из состава разыскиваемого конвоя - и нанесли по ним серьезный бомбоштурмовой удар.
      Лишь торпедоносцы майора Орленко после дополнительной разведки, уточнения координат догнали конвой, атаковали его и потопили транспорт. Две группы "илов" с ведущим Беляковым ударили по транспортам, пробиравшимся к Пиллау. В итоге четыре транспорта было потоплено, миноносец и несколько судов получили серьезные повреждения.
      С авиационными командирами состоялся разговор. Мы тщательно разобрали полеты. Стало ясно, почему не все они были достаточно удачными.
      Для улучшения взаимодействия сил флота штабы соединений планировали регулярные встречи летчиков-штурмовиков и командиров торпедных катеров.
      Тут же я приказал Олейнику принять все меры к дальнейшему перебазированию катеров, быстро наладить на новых базах управление и все виды обеспечения своих подразделений. Условия для решения этой задачи были. К 23 марта должен был принять торпедные катера Кранц. Саперные войска фронта провели там большие подготовительные работы. Офицеры наших штабов осмотрели также Рюгенвальде, Штольпмюнде, Варнемюнде, Гроссендорф. В каждом из этих пунктов свободно могло разместиться соединение катеров, а Штольпмюнде и Рюгенвальде годились даже для базирования миноносцев. Причальные сооружения тут враг не успел заминировать.
      На новые аэродромы было решено перебросить истребительную авиацию.
      Балтийский флот шел все дальше на запад.
      У Кенигсберга и Пиллау
      Вечером 22 марта в Палангу, где в это время находился адмирал флота Н. Г. Кузнецов, прибыл генерал М. И. Самохин. Он доложил главнокомандующему Военно-Морским Флотом о действиях летчиков. Докладывать было о чем. 19 марта наша авиация уничтожила в Пиллау три транспорта и повредила два транспорта и несколько быстроходных десантных барж. Одновременно группы торпедоносцев нанесли удары по кораблям в море. Всего за этот день балтийцы потопили пять транспортов и сторожевой корабль. Несколько судов было повреждено.
      Два дня спустя генерал Самохин снова был, в домике адмирала Кузнецова в Паланге. В его докладе звучала гордость за славные боевые дела балтийских летчиков.
      К Лиепае двигались немецкие танкер и транспорт в охранении семи кораблей. Навстречу им для прикрытия в воздух поднялось большое число истребителей. Командование наших ВВС решило применить схему массированного удара, которая уже не однажды оправдала себя.
      Действиями самолетов управлял находившийся в воздухе командир дивизии полковник Д. И. Манжосов. По его сигналу сначала вылетели штурмовики под сильным прикрытием истребителей. Всю мощь огня они направили на зенитные средства охранных кораблей. Не замедлили появиться вражеские истребители. Противник особенно оберегал танкер, на котором, как позже выяснилось, было до 5000 тонн горючего.
      В разгар воздушного боя, когда сопротивление вражеских истребителей уменьшилось, для завершающего удара на цель был выведен минно-торпедный полк 22 самолета. Торпедоносцы, ведомые Д. К. Башаевым, и бомбардировщики В. Г. Мартынова и А. А. Бровченко потопили два тральщика, а торпедоносцы А. А. Богачева отправили на дно танкер "Засниц". Для разгрома конвоя после получения разведывательных данных потребовалось полтора часа.
      Закончив доклад, генерал Самохин положил на стол несколько фотоснимков.
      Вот танкер в кольце боевых кораблей идет к Лиепае. А вот он в огне, пожар бушует, тянутся черные шлейфы дыма. Еще один снимок: танкер горит. Следующий кадр: этот же танкер опрокидывается. Шесть наших "илов" вернулись на свою базу с незначительными повреждениями.
      Главнокомандующий поблагодарил летчиков. Высказал он и ряд замечаний.
      - Тактику любого авиационного удара, - подчеркнул Николай Герасимович, нужно строить, исходя из совершенно конкретной обстановки. Вы, балтийцы, воюете уже четвертый год, с вас можно спрашивать без малейших скидок. Особенно будем спрашивать за ночные полеты, тут вы в долгу. Ночь нельзя отдавать противнику.
      Мы не могли не признать справедливость этого упрека...
      Авиация флота действовала не только на морских коммуникациях. Сильным ударам подвергались корабли противника на стоянках в базах. Теперь, когда наши войска громили врага в Восточной Пруссии и Померании, под опекой балтийских летчиков оказались почти все его базы, вплоть до Свинемюнде. Иногда массированные налеты совершались совместно с авиацией фронтов. И все же фашистам иногда удавалось проводить свои транспорты и разгружать их. Это случалось как раз в ночные часы. Мы поставили перед авиацией задачу - отобрать у врага и ночь, закрыть доступ к базе Пиллау.
      Не раз, слушая доклады об успехах, мы узнавали и о горестных потерях. В ночь на 27 марта для поиска в море из Клайпеды вышли два отряда торпедных катеров. Вел их в боевой поход теперь уже капитан 2 ранга Михаил Григорьевич Чебыкин. Он шел на катере 196, которым командовал старший лейтенант Беляев. Заместитель командира дивизиона капитан 3 ранга А. М. Белокуров - на катере 166 (командир капитан-лейтенант Пуйкевич).
      В заданном районе были замечены силуэты нескольких сторожевых катеров врага. Наши катерники встретили противника дружным огнем пушек и автоматов. Предполагая, что это головное охранение транспортов, отряд Чебыкина ушел вперед, намереваясь продолжить поиск конвоя. Группа Белокурова вела бой, отвлекая на себя предполагаемое охранение конвоя.
      Обнаружить конвой Чебыкину не удалось. В это время Белокуров радировал, что его "166-й" потерял ход, окружен катерами противника, но продолжает бой. Чебыкин поспешил вернуться на помощь товарищам.
      Через некоторое время на "196-м" прямо по носу увидели автоматные и пулеметные трассы. Неравный бой вел с врагом отряд Белокурова. На каждый его катер приходилось три-четыре вражеских. План Чебыкина был прост и дерзок. Шедшие с ним катера должны были отогнать вражеские корабли и прикрыть "166-й" дымзавесой, с тем чтобы
      "196-й", на котором находился сам Чебыкин, подошел к его борту и снял людей. Он все время торопил Беляева, требовал увеличить ход. Катер на предельной скорости шел в гущу врага. Имевшему значительное превосходство противнику удалось оттеснить шедшие за Чебыкиным катера. Управление ими по радио стало нарушаться, а затем и совсем прервалось.
      Теперь враг вел огонь в основном по "196-му". Автоматная очередь ударила в носовую часть, сильно повредив корпус. Вторая ранила Чебыкина, Беляева и механика Богданова. Несмотря на ранения, Беляев и Богданов не покинули боевые посты. Вся команда действовала исключительно четко и слаженно. Новая очередь разворотила кормовую часть, сорвала рубочный спаренный пулемет. Боцман Пампушкин свалился на палубу. Чебыкина вторично ранило - в ногу. Снаряд попал в бензоотсек, начался пожар. Огненный факел помчался по морю, постепенно теряя ход. Беляев понимал, что минуты жизни его маленького корабля сочтены, но продолжал идти в сторону врага, чтобы огнем нанести ему возможно больший урон и отвлечь его внимание от "166-го". Вскоре пламя охватило и моторный отсек. Из люка выскочили в горящей одежде мотористы - парторг отряда Кузьма Демчук с автоматом в руках и Владимир Хайдук - и бросились за борт. Последним покидал моторный отсек командир отделения Виктор Недорослев, но, сраженный осколком вражеского снаряда, он снова упал в пламя. Тяжело раненный радист Прощутинский информировал берег об обстановке. Вспыхнула рубка, начал рваться боезапас. Сгорели на посту командир катера старший лейтенант Я. Н. Беляев и механик старшина 1-й статьи Михаил Богданов.
      Катер погибал. Боцман Пампушкин помог тяжело раненным штурману отряда капитан-лейтенанту Хрусталеву, торпедисту Колодину и пулеметчику Вавилкину подползти к борту и сбросил их в воду. Когда на его спине загорелась одежда и не было больше сил терпеть боль, Пампушкин, обняв Чебыкина, потерявшего сознание от ожогов и многочисленных ран, тоже бросился за борт. Фашисты отпорными крюками вытащили оставшихся в живых раненых и обгоревших Чебыкина, Пампушкина, Вавилкина, Мартынова, смертельно раненного Хрусталева. Поднятый на борт катера противника радист Прощутинский бросился в воду и погиб.
      Чуть раньше "196-го" затонул после ожесточенной схватки с врагом и "166-й". Радист Шориков успел передать последнюю радиограмму: "Мы повреждены. Ведем бой. Прощайте, товарищи!" Раненых и обгоревших членов экипажа "166-го" Козлова, Птицына, Шорикова, Данилина, Суздалева и Бережко - фашисты тоже взяли в плен.
      Вытащенные из воды, моряки с голыми руками бросились на врагов. В схватке погибли парторг "196-го" Кузьма Демчук и моторист Владимир Хайдук. Вступили в неравный бой на борту вражеского корабля и оставшиеся в живых члены экипажа "166-го". Когда уже на берегу у этих людей под дулами автоматов фашисты спросили: "Кто из вас большевик?" - вперед шагнули все, в том числе и те, кто не был членом партии.
      Остатки обеих команд были доставлены врагами в Лиепайскую тюрьму. Часть пленных гитлеровцы отправили в Гамбургский концлагерь. Но и там им не удалось сломить советских моряков. Возглавляемые боцманом Андреем Ивановичем Пампушкиным, Анатолий Птицын, Иван Козлов, Павел Данилин, Степан Шориков и Александр Суздалев совершили смелый побег из лагеря. Через чужую территорию, перенеся невероятные лишения, они добрались до советских войск и прибыли в свою часть.
      Остальных героев, брошенных в Лиепайскую тюрьму и оставшихся в живых, удалось освободить после Дня Победы. Среди них был и М. Г. Чебыкин.
      "В бою и в последующих событиях, - писал мне моторист Анатолий Птицын, нет ни на ком из нас, мертвых и случайно оставшихся в живых, вины и позора. Делали и сделали все, что мог выполнить человек. Все мы, военные моряки, воспитанные при Советской власти, закаленные в огне Великой Отечественной войны, до конца оставались верными присяге и служебному долгу. Этот бой и последующие события должны являться примерами мужества, стойкости, героизма и беззаветной преданности Родине".
      Непрерывные удары нашей авиации, подводных лодок и торпедных катеров заставили противника сосредоточить для защиты своих жизненно важных морских сообщений все силы. Немецко-фашистское командование усиливало и совершенствовало оборону не только конвоев, но и отдельных транспортов. Все чаще наши самолеты встречались с истребителями противника, особенно на подходах к базам, плотнее стал зенитный огонь. Число кораблей охранения теперь в два-три раза превышало количество транспортов. В состав эскорта включались миноносцы, сторожевые корабли, тральщики, суда-ловушки, даже подводные лодки. В марте и апреле количество вражеских лодок, выделенных для противолодочной обороны и поиска наших подводных кораблей, достигало 14 - 16.
      Возросшая активность противника требовала принятия срочных мер. Военный совет поставил перед главнокомандующим ВМФ Н. Г. Кузнецовым во время его пребывания в Паланге вопрос о создании Юго-Западного морского оборонительного района.
      Юго-Западная часть моря стала ареной ожесточенных боев. В недалеком будущем наши удары тут должны были возрасти. Здесь действовали уже почти вся флотская авиация, подводные силы, торпедные катера, железнодорожная артиллерийская бригада. Сюда двигались бронекатера, тральщики, части морской пехоты генерал-майора И. Н. Кузьмичева. Здесь же находились многочисленные части тыла и обслуживания. Создание Юго-Западного морского оборонительного района могло способствовать не только сосредоточению сил флота, но и организации более четкого взаимодействия с сухопутными войсками. Н. Г. Кузнецов согласился с доводами.
      - А кого думаете назначить командующим? - спросил он и сам же назвал контр-адмирала Н. И. Виноградова.
      Я хорошо знал подводника Николая Игнатьевича Виноградова и, разумеется, поддержал это предложение.
      Одновременно решили вопрос о новой, западной базе, куда в ближайшее время предстояло перебазировать авиацию и катера. Командиром новой базы решено было назначить капитана 1 ранга Е. В. Гуськова.
      Полным ходом развертывалась подготовка к штурму восточно-прусской твердыни - Кенигсберга. Крепость располагала глубоко эшелонированной системой укреплений, основу которых составляли пояса взаимодействующих фортов. В плане штурма командования фронта видное место отводилось флотской авиации и артиллерии. Ударная авиация флота располагалась поближе к районам будущих боев. Уточнялись объекты и время ударов. За десять дней до начала штурма на созданные фронтовыми саперами позиции прибыли артиллерийские дивизионы и тяжелые батареи гвардейцев-железнодорожников. За моряками-гвардейцами командование артиллерии фронта закрепило те объекты противника, которые были посолиднее и располагались подальше за линией фронта: Кенигсбергский канал и корабли в нем, железнодорожный узел, переправы на реке Прегеле.
      Одновременно с морскими артиллеристами в намеченный район для спуска на реку Прегеле прибыл дивизион бронекатеров под командованием капитана 2 ранга М. Ф. Крохина. В короткий срок с помощью инженерных войск фронта бронекатера под руководством начальника инженерного отдела флота полковника Т. Т. Коновалова были спущены на воду, и их сразу же начали готовить к выполнению боевых задач на ближних подступах к Кенигсбергу.
      С командующим новым оборонительным районом Н. И. Виноградовым мы побывали у гвардейцев-артиллеристов и катерников, согласовали вопросы их взаимодействия с сухопутными войсками, наступавшими вдоль побережья залива. Где бы мы ни были, везде ощущалось приподнятое настроение. Близился день победы.
      Во время подготовки к решающим боям за Кенигсберг я побывал у Маршала Советского Союза Александра Михайловича Василевского. Еще раз уточнили задачи. Были решены все вопросы, связанные с оказанием флоту помощи. И как всегда, командующий фронтом обещал поддержку, по обыкновению проявил глубокую заинтересованность в действиях кораблей, артиллерии и флотской авиации.
      Немецко-фашистское командование решило для огневой поддержки окруженных с суши войск использовать крупные надводные корабли. Было создано несколько боевых групп, в которые вошли учебный линейный корабль "Шлезиен", тяжелые крейсеры "Лютцов", "Адмирал Шеер", "Принц Ойген", легкий крейсер "Лейпциг" и несколько эскадренных миноносцев. Ведя огонь из тяжелых орудий, они сильно затрудняли наступление наших войск вдоль побережья.
      Перед авиационными дивизиями Курочкина и Слепенкова была поставлена задача разгромить эти группы, действовавшие в Данцигской и Померанской бухтах. Теперь сюда нацеливалось большинство вылетов, которые делала ежедневно наша авиация. Много неприятностей было причинено противнику. Я разрешил выход в Данцигскую бухту для поиска вражеских кораблей также торпедным катерам.
      Правильность наших решений подтвердил главнокомандующий ВМФ, позвонивший из Москвы.
      - Сейчас более чем когда-либо нужны совместные, хорошо согласованные удары авиации и торпедных катеров. Заставьте противника уйти из Данцигской бухты! сказал он.
      Мы еще раз пересмотрели наши возможности, потребовали от командиров взаимодействующих соединений усилить удары, не допускать обстрела вражескими кораблями флангов советских войск. К решению этой задачи были подключены и подводные лодки.
      Один массированный налет следовал за другим. Пожалуй, не оставалось уже ни одного крупного фашистского корабля в Данцигской бухте, который бы не получил повреждений. 8 апреля германские крейсеры вынуждены были уйти в Свинемюнде. Во время перехода авиация флота повредила крейсер "Принц Ойген" и эскадренный миноносец "213". А 16 апреля под нашим напором покинули Данцигскую бухту и последние шесть вражеских миноносцев.
      Вскоре тяжелый крейсер "Лютцов" был выведен из строя английскими летчиками. Таким образом, к концу войны в составе германского флота из крупных кораблей остались боеспособными только тяжелый крейсер "Принц Ойген" и легкий крейсер "Нюрнберг", перебазировавшиеся в Копенгаген.
      Замечу, что результаты боевой работы долго были видны в западной части Данцигской бухты: на мелководье, вдоль косы Хель, повсюду торчали из воды надстройки затонувших кораблей и транспортных судов. Только в районе между Кенигсбергом и Ростоком их насчитывалось до 370...
      Войска 3-го Белорусского фронта завершили подготовку к штурму Кенигсберга. Еще раз ознакомившись с состоянием соединений флота, которые должны были участвовать в приближающихся боях, я доложил А. М. Василевскому, какие задачи способно решать каждое из них. Маршал дал указание постоянно информировать его о событиях на море.
      И вот 6 апреля 1945 года грянули тысячи советских орудий.
      Балтийские летчики и флотские железнодорожные артиллеристы вместе с фронтовыми товарищами по оружию сокрушали вражеские укрепления, наносили удары по транспортам и кораблям в Кенигсбергском канале и в порту Пиллау, лишая возможности противника эвакуироваться морем.
      На второй день наступления я позвонил маршалу Василевскому:
      - Докладываю: за минувшие сутки летчики флота нанесли три массированных удара по кораблям и транспортам противника в Пиллау и Кенигсбергском канале. Уничтожено пять транспортов и одна быстроходная десантная баржа, повреждено пять транспортов, сбито 5 самолетов ФВ-190. Наши потери - 6 Ил-2. В боях участвует до 500 самолетов. Артиллеристы флота продолжают выполнять задачи по поддержке наступления войск 11-й армии. Торпедные катера из Кранца выходили на морские коммуникации, провели ряд атак.
      Сейчас в Кранц перебазировалась еще одна группа торпедных катеров. Готовим дивизион катеров к перебазированию на побережье Померанской бухты.
      Я доложил командующему фронтом также об успешных боевых действиях подводных лодок. "Щ-310", находясь на позиции, получила данные о выходе конвоя из Лиепаи. Капитан 2 ранга Н. С. Богорад обнаружил конвой из двух транспортов в охранении сторожевых кораблей и катеров. Богорад атаковал противника, наблюдал попадание торпед, взрыв и гибель головного транспорта.
      Подводная лодка "Л-21" капитана 2 ранга С. С. Могилевского потопила танкер и транспорт противника. Корабли и самолеты вражеской противолодочной обороны сбросили более 200 глубинных бомб, тем не менее она благополучно вернулась в базу.
      Маршал остался доволен действиями флота и передал благодарность летчикам, катерникам и артиллеристам.
      В течение четырех дней наши войска сумели разгромить отчаянно сопротивлявшиеся вражеские войска и заставить их капитулировать.
      В приказе от 9 апреля Верховный Главнокомандующий в числе отличившихся при взятии Кенигсберга отметил балтийских летчиков генерала М. И. Самохина, полковников Д. И. Манжосова, М. А. Курочкина, Я. З. Слепенкова.
      На другой день после падения Кенигсберга мне пришлось побывать на его улицах. За всю войну ничего подобного, пожалуй, я не видел. Весь Кенигсберг представлял собой сплошные развалины. Все, что могло гореть, еще горело. Из подвалов с выражением ужаса на лицах выбирались люди. Старинные здания превратились в груды кирпича. Всюду валялись трупы гитлеровцев. Наши санитары подбирали раненых. У пункта сбора военнопленных выстраивались длинные очереди. Проехать по улицам было невозможно. Мы оставили машину и пешком пошли среди развалин и пожарищ. Мимо спешило какое-то наше подразделение. Люди устали в многодневных тяжелых боях, но лица их светились гордостью и радостью. На подводе, каким-то чудом появившейся в этом хаосе исковерканного металла и кирпича, я вдруг увидел плакат: "За муки и страдания Ленинграда!" Да, не вспомнить на этих руинах Ленинград было невозможно. Словно расплата пришла сюда за страдания города на Неве...
      В день взятия Кенигсберга я позвонил маршалу, поздравил его с победой и попросил дать указание после полного очищения города от врага восстановить нормальную колею железной дороги вдоль побережья залива Фришес-Гафф, а затем и по направлению к Пиллау.
      - Что хотите делать с этой колеей? - спросил командующий фронтом.
      - Немедленно подтянем тяжелые батареи в район Людвигсорт, Вомиттник и помешаем противнику использовать порт Пиллау как для эвакуации, так и для поддержки своей группировки.
      - Согласен. Как только отпадет надобность в поддержке флотской артиллерией наступающих войск, начинайте передислокацию батарей на новые огневые позиции.
      Все тяжелые батареи переключились на поддержку войск 43-й армии генерала А. П. Белобородова, наступавших по побережью Земландского полуострова.