Балтийцы сражаются

      Командир Прибалтийской военно-морской базы контр-адмирал П. А. Трайнин также получил приказ начать минные постановки в Ирбенском проливе эскадренными миноносцами, базирующимися в Усть-Двинске.
      Почти в это же время с разрешения наркома ВМФ был отдан приказ командирам соединений подводных лодок капитану 1 ранга Н. П. Египко и капитану 2 ранга А. Е. Орлу начать развертывание подводных лодок в отведенных районах, вести боевые действия, топить все корабли и суда противника. Командиры соединений получали самостоятельность в управлении своими кораблями, хотя, разумеется, они информировали штаб флота о своих действиях. Они сами определяли районы походов подводных лодок, им запрещалось выходить пока лишь в Ботнический залив.
      Потом последовали новые и новые боевые приказы. События быстро развертывались по всей операционной зоне флота - от Кронштадта, откуда шла основная морская коммуникация и по которой снабжались почти все военно-морские базы, до устья Финского залива и далее через Моонзунд на юго-запад до Лиепаи протяженностью тысячу с лишним километров.
      Приказы и распоряжения доходили до любой точки на морском театре в кратчайшие сроки. В этом была заслуга отлично поработавших накануне войны флотских связистов, сумевших обеспечить Таллин и Кронштадт отличной проволочной, телефонной, телеграфной связью между всеми военно-морскими базами.
      Штаб флота работал с максимальной нагрузкой, казалось, сверх человеческих возможностей. Особенно доставалось начальнику ведущего отдела штаба Г. Е. Пилиповскому. Я в первые дни войны почти не отлучался с основного командного пункта, лишь изредка выезжал для личных встреч с членами бюро ЦК КП Эстонии. Правда, через четыре дня обстановка заставила поехать в Усть-Двинск, где находилось много надводных и подводных кораблей и где для принятия важных решений требовалось мое присутствие.
      Особое значение в те дни приобретала разведывательная деятельность, главная тяжесть которой легла на авиацию флота, став одной из важнейших ее задач. Вести воздушную разведку в первое время приходилось в исключительно трудных условиях и при очень сильном противодействии истребителей противника. К разведке привлекались почти все виды авиации. Туда, где по условиям обстановки ее не могли вести самолеты разведывательной авиации, вылетали бомбардировщики с опытными экипажами, а если это было трудно сделать и бомбардировщикам, задачу выполняли истребители. Нам не хватало опыта, мы не имели скоростных самолетов, но и в этих тяжелейших условиях все же достаточно хорошо знали, что происходит на морском театре. Командующий авиацией флота генерал В. В. Ермаченков получил приказ в ходе разведки устанавливать места сосредоточения кораблей и судов врага, наносить удары по ним, а также по портам Мемель, Пиллау, готовиться к минным постановкам. Бомбить порты Финляндии пока запрещалось.
      Серьезнейшей угрозой для флота с первых дней войны стала минная опасность. Это понимали и мы, и Главный штаб ВМФ.
      Уже 22 июня из Главного штаба контр-адмирал В. А. Алафузов передал следующий приказ:
      "Один крейсер и дивизион эскадренных миноносцев держать в Рижском заливе, второй крейсер и дивизион миноносцев иметь в Таллине, линейным кораблям находиться в Кронштадте".
      Это было правильное решение: последующие события подтвердили, что нам следовало остерегаться мин противника. Так, эскадренный миноносец "Смелый", встречая из Ханко турбоэлектроход с семьями военнослужащих, в Суропском проливе параваном подсек вражескую мину, получив повреждения, правда незначительные. О минах на подходах к Таллину были оповещены все корабли флота. Вскоре командир военно-морской базы Кронштадта контр-адмирал В. И. Иванов доложил о том, что на траверзе Петергофа подорвался на вражеских минах пароход "Рухну".
      Минная обстановка выявлялась по мере накопления и анализа донесений кораблей, постов СНиС (служба наблюдения и связи) и разведывательных самолетов, а также путем разведывательного траления. В первый же день войны базовый тральщик 216, находясь в дозоре к северу от маяка Ристна, подсек и уничтожил мину, а на другой день командир тральщика старший лейтенант С. В. Панков донес о том, что при возвращении в Таллин обнаружены оголившиеся буйки на линии минного заграждения юго-западнее острова Найссар. В результате их обследования флагманский минер охраны водного района капитан 3 ранга П. Я. Вольский установил, что это минные защитники со взрывающимся устройством в донной части. Сразу же наши тральщики произвели в этом районе разведывательное траление и установили границы минного поля.
      24 июня подорвался, видимо, на магнитной мине и затонул базовый тральщик 208. В тот же день к северу от мыса Юминда были обезврежены три плавающие мины. Обнаружены были также пять мин в районе острова Мохни.
      Враг ставил мины и в районах других военно-морских баз. Уже на второй день войны они были обнаружены у плавучего маяка "Таллин", к северу от острова Нарген, к западу от Суропского прохода, в устье Финского залива, у входа в Моонзунд.
      Штаб флота принимал срочные меры для определения границ минной опасности и информации кораблей об обстановке на море. Поэтому потери от подрыва на минах в первые дни боевых действий были невелики. Но в дальнейшем минная обстановка значительно усложнилась из-за новых постановок, производимых авиацией, катерами и подводными лодками противника.
      В западной части Балтийского моря - от Таллина до Лиепаи - противоминная обстановка обеспечивалась лишь на отдельных участках, на большее не хватало сил. Это мы почувствовали особенно остро, когда эскадра вышла в устье Финского залива для постановки минного заграждения.
      В море вышли минные заградители "Марти" и "Урал" под общим командованием капитана 1 ранга Н. И. Мещерского, лидеры и эскадренные миноносцы "Суровый" капитана 2 ранга В. Ф. Андреева, "Минск" капитана 2 ранга П. Н. Пётунина, "Ленинград" капитана 3 ранга Г. М. Горбачева, "Володарский" капитана 2 ранга Н. В. Фалина, "Карл Маркс" капитана 3 ранга Л. В. Дубровицкого и "Артем" старшего лейтенанта А. Б. Сея. В пределах дальности полета корабли прикрывались истребительной авиацией.
      Так как в составе флота не было эскадренных тральщиков, противоминное обеспечение возлагалось на корабли отряда, имевшие параваны. В подчинении командующего эскадрой контр-адмирала Д. Д. Вдовиченко находился и отряд прикрытия: катера - охотники за подводными лодками, торпедные катера, 71-й истребительный авиационный полк майора А. В. Коронца и 73-й бомбардировочный авиационный полк майора Ф. Н. Коптева. Прикрытие постановок было необходимо, так как 22 июня наблюдательные посты базы Ханко обнаружила в банке Олег крейсер, два эсминца, тральщики и несколько сторожевых катеров противника, скрывавшихся в шхерах. Я приказал также отряду легких сил в составе "Максима Горького" и трех эскадренных миноносцев под командованием капитана 2 ранга И. Г. Святова выйти из Рижского залива и прикрыть с запада корабли, производившие минные постановки. Эту же задачу выполняла и часть подводных лодок, развернутых к западу от устья Финского залива.
      Минные постановки были выполнены успешно. А вот с кораблями, которые их прикрывали, дело обернулось плохо. То, что произошло, рассказал в письме командовавший отрядом прикрытия капитан 2 ранга И. Г. Святов. Я позволю себе привести нарисованную им картину:
      "Было тихо и тепло. Корабли отряда держали скорость 22 узла. Ни на море, ни в воздухе наблюдатели не обнаруживали противника. Все благоприятствовало выполнению задачи.
      Неожиданно в 16 милях на норд-норд-вест от маяка Тахкуна головной эсминец "Гневный" исчез в клубах дыма, перемешанного с паром.
      Донесся гул взрыва. Медленно над "Гневным" облако рассеялось, и все увидели стоящий на месте миноносец без носовой части - она была оторвана и затонула.
      Первой реакцией на происшедшее был поворот "все вдруг" на обратный курс. Но вскоре огромный столб воды и пламени взметнулся выше мачт из-под носа крейсера "Максим Горький". Воздух дрогнул от оглушительного взрыва. Крейсер с полного хода ткнулся носом в воду, словно врезался в скалу, и замер. Многотонная лавина воды обрушилась на палубу. А когда водяной купол осел, раскрылось то, чего не ожидали: части корпуса по носовую броневую переборку как не бывало. Но вода внутрь корпуса не поступала.
      Корабли отряда прикрытия наскочили на плотное вражеское минное заграждение.
      На эсминце "Гневный" положение осложнилось. Было много раненых и убитых. Командир капитан 2 ранга М. Т. Устинов тяжело контужен. Эсминец медленно погружался в море.
      При аварийном положении крейсера заниматься спасением подорванного миноносца было безрассудным риском потерять все корабли. Пришлось снять личный состав с "Гневного", перевести его на эсминец "Гордый", а "Гневный" потопить артиллерией... "
      Все мы понимали тогда, что началась война и потери в ней неизбежны, но все равно донесение Святова о гибели одного корабля и тяжелом повреждении другого было воспринято очень болезненно. Нужно было срочно принимать решение - что делать с поврежденным крейсером, как отвести его в Таллин. К месту аварии были направлены базовые тральщики, спасательное судно "Нептун", катера морские охотники под командованием командира охраны водного района главной базы флота капитана 2 ранга А. А. Милешкина.
      Расстояние от Таллина до стоянки "Максима Горького" у острова Хиума не более 60 миль. На четыре-пять часов, пока крейсер стоит и после начала его движения, нужно было надежно защитить его с воздуха. Генерал В. В. Ермаченков получил от меня строгий приказ создать надежное прикрытие, ни в коем случае не допустить самолеты противника. Истребители с аэродромов Ханко и Таллина поднялись в воздух.
      Позже мы узнали, что один из фарватеров к этому времени был заминирован противником и при выходе кораблей из пролива Хари Курк у поворотного буя Лейне головной тральщик "Шкив" взорвался, переломился и моментально затонул. Погиб и командир соединения капитан 2 ранга А. А. Милешкин.
      Навигационная и минная обстановка заставила все корабли повернуть обратно и вернуться на рейд Вормси.
      Было решено прорываться в Таллин не по фарватеру, а под берегом по критическим глубинам, не более семи метров под килем. Благодаря отличной подготовке личного состава, хорошей организации борьбы за живучесть, крейсер остался на плаву и пришел в Таллин. Здесь инженеры, рабочие судоремонтного завода (начальник А. В. Куницын) в рекордно короткие сроки устранили некоторые повреждения, подкрепили носовые переборки, и крейсер благополучно совершил переход в Кронштадт. Рабочие и инженеры ленинградского Балтийского и Кронштадтского морского заводов под руководством инженер-капитана 2 ранга Б. М. Волосатова в течение месяца провели большие восстановительные работы, и к середине августа "Максим Горький" вышел на огневую позицию в Ленинградский торговый порт.
      Мы в Военном совете остро переживали потери, изучали их причины. Становилось ясно, что штаб флота не сделал достаточно глубокого анализа ситуации после получения донесения о кораблях противника в шхерах. Из района маневрирования отряда прикрытия следовало послать на разведку базовые тральщики, даже если их и не хватало.
      Было ли ошибкой то, что отряд прикрытия шел без трального обеспечения? Известно, что крейсер и миноносцы могли идти за тральщиками, делая максимум 10 - 12 узлов. При такой скорости отряд прикрытия не успел, бы подойти вовремя к устью залива.
      Последующие выходы миноносцев и минных заградителей, несмотря на противодействие противника, позволили до 30 июня в основном закончить минные постановки в устье Финского залива. Всего было выставлено более 3500 мин и защитников. Причем минные постановки были выполнены в запланированные штабом сроки.
      Минные заграждения в сочетании с береговой артиллерией Ханко, Хиума, Осмуссара сыграли важную роль. Пока фланги минной позиции прикрывались береговой артиллерией, поддерживались авиацией и подводными силами, ее не смог преодолеть ни один крупный вражеский надводный корабль.
      Нельзя не отметить добрым словом тех, кто выполнял основные минные постановки - прежде всего экипажи минных заградителей "Марти" и "Урал" под командованием капитана 1 ранга Н. И. Мещерского и капитана 2 ранга И. Г. Карпова. Труд военных моряков этих кораблей был воистину самоотверженным и героическим.
      Особо хочу отметить Н. И. Мещерского. Он был участником первой мировой войны, командовал тральщиком, а с первых дней существования советского Балтийского флота - командир эскадренного миноносца, потом минного заградителя. Его минзаг одним из первых стал гвардейским кораблем. Н. И. Мещерский прекрасно знал театр военных действий и свое минное дело, его любили на корабле, уважали на всем флоте. Человек с отличными командирскими качествами, спокойный по характеру, скромный в жизни, он всегда был примером для подчиненных командиров. Многие из них учились у Николая Иосифовича искусству использования минного оружия. Хорошо помогал ему в воспитании и обучении экипажа военком заградителя батальонный комиссар А. А. Коваль. Под его руководством на корабле активно работала партийная организация. Успешному решению боевых задач, точности минных постановок способствовали штурманы корабля - старший лейтенант К. М. Кононов и лейтенант В. К. Тарасов, минер старший лейтенант М. С. Сизоненко, инженеры-механики М. Н. Губанков и В. Г. Гудков.
      За первые шесть месяцев войны в трудных навигационных условиях, зачастую при выключенных маяках, при постоянном противодействии противника корабль произвел десять минных постановок.
      Запомнилось донесение: в один из дней в начале июля минзаг во время работы подвергся обстрелу 12-дюймовой артиллерии и одновременно налету вражеской авиации. Но даже в таких условиях, отбивая воздушные атаки, ведя борьбу с повреждениями и пожарами, экипаж не прекратил постановку мин и справился с задачей.
      Хорошо обеспечивала минные постановки служба тыла, руководимая генерал-майором береговой службы М. М. Москаленко и капитаном 3 ранга П. А. Попиком, а также гидрографическая служба флота капитана 3 ранга М. Н. Назимова.
      С первых дней войны начали производиться минные постановки и в Ирбенском проливе. Здесь заграждения также имели своим назначением не допустить проникновения вражеских кораблей в Рижский залив; способствовали они, кроме того, обороне островов Моонзунда. Почти все минные постановки выполнялись в трудных навигационных условиях, в основном по счислению. Ставили мины эскадренные миноносцы "Стойкий", "Сторожевой", "Сердитый", "Сильный", "Сметливый", "Энгельс" и "Грозящий" под руководством командира отряда легких сил контр-адмирала В. П. Дрозда. Прикрываемые авиацией и береговой артиллерией Сарема, эсминцы выполняли боевые задачи вначале в довольно спокойной обстановке, противник почти не мешал. Однако очень быстро ситуация изменилась, в ночь на 27 июня тральщик "Фугас", шедший к месту постановки мин для разведывательного траления, был атакован торпедными катерами врага, от которых удачно уклонился. Чуть позже при подходе сюда были атакованы миноносцы "Сердитый", "Стойкий", "Сторожевой" и "Энгельс". В эсминец "Сторожевой" попала торпеда, у него была оторвана носовая часть, погиб его храбрый командир капитан 3 ранга И. Ф. Ломакин. Тем не менее пока не была выполнена поставленная задача, корабли не ушли; отбив повторные атаки торпедных катеров противника, они закончили в указанном районе минную постановку, а затем, взяв на буксир поврежденный миноносец, несмотря на неоднократные атаки авиации противника, вернулись в Усть-Двинск. Завершение минных постановок в Ирбенском проливе произошло несколько позже, когда корабли отряда легких сил базировались уже в Моонзунде на рейд Куйвастэ.
      Эти мероприятия носили оборонительный характер, но мы думали не только об обороне, считая главной задачей флота наступательные действия. Оборонительные действия были направлены прежде всего на то, чтобы не допустить высадки десантов противника на наше побережье, нарушать его коммуникации в Балтийском море. С первого дня войны мы начали развертывание подводных лодок в море. Уже 23 июня поступили донесения из штабов соединений подводных лодок о том, что их корабли направились к позициям на подходах к Клайпеде, Данцигской и Померанской бухтам, в южную и юго-западную часть Балтийского моря.
      Штаб флота разбил морской театр военных действий на две зоны: южную и северную - для подводных лодок соединения А. Е. Орла и для соединения Н. П. Египко. Разграничительной линией служила параллель маяка Хоборга (южная оконечность острова Готланда). Командиры соединений управляли подводными лодками через свои штабы, получая разрешение от штаба флота только на их перемещение по военно-морскому театру.
      До начала военных действий в связи с объявленной на флоте повышенной боевой готовностью на позициях для своевременного обнаружения противника находились подводные лодки: у Ирбенского пролива с запада - "С-7" капитан-лейтенанта С. П. Лисина, в устье Финского залива - "М-96" капитан-лейтенанта А. И. Маринеско, на подходах к Лиепае - "С-4" капитан-лейтенанта С. Д. Абросимова.
      В первые же часы войны по приказу Военного совета флота в море были направлены новые значительные силы. Через три дня после начала войны мы имели на позициях в Балтийском море и Финском заливе 16, а 1 июля - 25 подводных лодок - больше половины всех находящихся в боевой готовности.
      Удачной была атака подводной лодки "С-11" под командованием капитан-лейтенанта А. М. Середы - она в районе Мемеля потопила немецкий сетепрорезатель водоизмещением около 5000 тонн. Добились успеха в первые недели войны подводные лодки "С-4" капитан-лейтенанта Д. С. Абросимова, "Щ-307" капитан-лейтенанта Н. И. Петрова, "Лембит" капитан-лейтенанта В. А. Полещука, "Калев" капитан-лейтенанта Б. А. Нырова. От их торпед и мин пошло на дно несколько вражеских боевых кораблей и транспортов.
      Однако удачами подводники в те дни радовали не так уж часто. Даже самые лучшие по мирному времени командиры подчас возвращались с боевых позиций с неизрасходованными торпедами. Мы искали причины срывов, добивались повышения результативности походов. Ни один случай ошибочных действий подводников не оставался незамеченным, их основательно анализировали, делали выводы, вырабатывали меры, которые позволили бы избежать ошибок впредь.
      Заметной вехой в этой работе явилось заседание Военного совета флота 30 июля 1941 года, на которое пригласили командиров, военкомов, начальников штабов соединений, командиров дивизионов и лодок. Всесторонне был обсужден вопрос повышения результативности действий подводных лодок на позициях.
      Командиры высказывали свои предложения по выявлению системы коммуникаций и вражеских конвоев. Говорилось об эффективности работы флотской разведки, которая обязана добывать данные об обстановке для лодок, находящихся в море. Командиров подводных лодок беспокоило то, что во время пребывания на позиции трудно обнаруживать корабли и транспорты противника. Были и другие трудности в поиске и уничтожении врага. Подводные лодки, находясь в автономном плавании по 30 - 40 и более суток, действовали самостоятельно, без поддержки другими силами флота. Это требовало от командиров и экипажей максимума выдержки, настойчивости и немалого опыта.
      Военный совет в своем решении потребовал более активно вести поиск врага, решительно и инициативно действовать на позициях, грамотно используя оружие. Штабу флота предлагалось активнее помогать соединениям в ликвидации указанных недостатков, а командирам соединений - лучше организовать работу своих штабов по сбору к систематизации разведывательных данных и передаче их на корабли в море.
      К сожалению, мы не смогли учесть всех объективных причин низкой результативности действий подводных лодок в тот период. Как сейчас стало известно, с начала войны противник, предполагая выход наших подводных лодок на его коммуникации, во избежание потерь запретил всякое судоходство до особого распоряжения. Однако вскоре в связи с провалом плана "молниеносной войны" фашистские войска начали испытывать потребность в пополнении военными запасами. Это вывело фашистский флот из бездействия. Коммуникации на море стали активнее использоваться кораблями и транспортами противника.
      В августе 1941 года результативность действий наших подводных лодок на позициях несколько повысилась. Однако к этому времени существенно изменились условия их боевой работы. Подводным лодкам все труднее становилось выходить в море и возвращаться в базы. Лиепая, Виндава (Вентспилс), Рига были потеряны, нависла угроза над Таллином.
      Сейчас, отступая от нити повествования, мне хочется сказать, что не было в прошедшей войне более сложного и трудного театра для действий подводных лодок, чем Балтика. Ни на одном другом театре военных действий не было такой опасной минной обстановки, а к ней надо добавить еще основательную противолодочную оборону противника и многочисленные естественные препятствия. Если на других морях подводники при выходе на позицию и при возвращении в базу могли некоторое время отдохнуть без особого риска, то на Балтийском театре командир корабля и весь экипаж должны были находиться в состоянии максимального напряжения с момента выхода от пирса и до конца похода. И именно эти условия выработали особый характер бесстрашных, искусных, храбрых балтийских подводников, которые позднее показали чудеса героизма и которыми гордится наша Родина. Подводные лодки сохранили свое значение как наступательный вид сил, способный скрытно появляться во вражеских водах, используя торпедное, артиллерийское и минное оружие.
      Более эффективно действовала в первые дни и недели войны авиация флота. Мы использовали ее для решения многих задач: она поддерживала с воздуха наши сухопутные войска, наносила бомбардировочные удары по аэродромам, базам и транспортам противника, прикрывала аэродромы и места базирования своих кораблей, вела разведку на море, занималась постановкой мин в водах врага. Ударам авиации подвергались такие крупные вражеские базы, как Мемель (Клайпеда), Гдыня, Данциг. Сильный удар по Мемелю был нанесен 24 июня. Около трех десятков тяжелых самолетов бомбардировочной и минно-торпедной авиации в рассчитанное время появились над базой, мощные бомбы посыпались на военные объекты. Это был первый великолепный расчет штурмана полка капитана П. И. Хохлова.
      Но основные усилия авиации по-прежнему были направлены на решение задач, связанных с отражением наступающих немецко-фашистских войск. Наши летчики работали с предельным напряжением, каждый совершал в сутки по три-четыре вылета. Истребительная авиация флота в это время прикрывала военно-морские базы Кронштадт, Таллин, Ханко и флотские аэродромы. Если было нужно, летчики-истребители смело шли на лобовые атаки, таранили самолеты противника. Итогом боевой работы летчиков-истребителей можно считать то, что противник, несмотря на неоднократные попытки, так и не смог нанести массированного удара по нашим основным базовым объектам. Лишь на Моонзунде, где у нас не было аэродромов, врагу удавалось бомбить наши корабли, находящиеся на рейдах.
      Между тем по приказу Ставки Главного Командования бомбардировочная и минно-торпедная авиация флота нанесла мощный удар по моторизованным войскам врага, переправлявшимся через реку Западная Двина в районе Двинск, Крустпилс. 120 скоростных и дальних бомбардировщиков под командованием подполковника Е. Н. Преображенского, преодолевая огонь зенитной артиллерии и истребительной авиации, сбрасывали свой смертоносный груз на головы фашистов, рвавшихся на восток.
      В результате мощных бомбовых ударов темп продвижения танков противника на Ленинград снизился. Однако и наши потери в самолетах были значительными, давало себя знать отсутствие истребителей сопровождения. Я доложил об этом народному комиссару ВМФ, он понял меня, приказал "задержать использование минно-торпедной авиации до приведения ее в порядок". Бомбардировочная и истребительная авиация продолжала работать с полной отдачей. За первый месяц войны летчики Балтики в боях на дальних подступах к Ленинграду уничтожили большое количество танков, автомашин, много живой силы, сбили около 100 самолетов противника.
      Положение на фронте продолжало усложняться, нам приходилось все больше и больше переключать флотскую авиацию для действий в интересах сухопутных войск. А затем быстрое продвижение 4-й танковой группы фашистов вообще заставило всю авиацию флота бросить на поддержку войск фронта.
      Командующий Северо-Западным направлением приказал временно подчинить флотскую авиацию командующему авиацией фронта. Этот приказ ставил флотов трудное положение - на морских направлениях небо для врага оставалось открытым. Но иного выхода не было. Возможности авиации Северного фронта были малы, а 8-я армия, теснимая врагом в Эстонии, авиацией совсем не располагала. Поэтому, как ни тяжело нам приходилось без воздушного прикрытия на море, мы понимали, что судьба войны решается на суше и там наши самолеты нужнее.
      Вступление в войну на стороне фашистской Германии соседней с нами Финляндии очень осложнило обстановку на море. Возникла непосредственная угроза с суши и с моря не только Кронштадту и Ленинграду, но и всей нашей системе базирования. Силы флота, развернутые в Лиепае, Усть-Двинске, на Моонзундских островах, в Таллине, теперь имели у себя в тылу базы и батареи противника. Причем все базы врага по северному берегу залива были прикрыты системой береговой артиллерии и отделены естественной преградой из шхерных островов.
      В такой сложной обстановке нам приходилось развертываться на два противоположных операционных направления, не имея к тому же достаточных сил для надежной защиты важнейшей коммуникации.
      Народный комиссар Военно-Морского Флота в своей директиве указал на основные наступательные и оборонительные задачи. Он требовал от штаба флота разработки плана оборудования минами и сетями оборонительных рубежей и защиты их в восточной части Финского залива. Особое внимание обращалось на создание оборонительного рубежа Гогланд, Кунда, маяк Шепелев, Сейвясто.
      В непосредственный боевой контакт вошли части, корабли и батареи Кронштадтской военно-морской базы, находящейся в тылу. Развернулись боевые действия в непосредственной близости от Ленинграда. Командир военно-морской базы В. И. Иванов и его штаб под руководством капитана 1 ранга Ф. В. Зозули приступили к проведению мероприятий по поддержке фланга войск по государственной границе с Финляндией. Уже 29 июня враг сделал попытку захватить острова Паттио и Лейтсальми, находящиеся на крайнем левом фланге территории, обороняемой войсками 23-й армии. Однако своевременно развернутый пулеметный батальон, поддержанный кораблями базы, отбил атаки противника.
      Через восемь дней после начала войны я доложил в штаб фронта А. А. Жданову и народному комиссару ВМФ Н. Г. Кузнецову оценку обстановки на море: "Противник действует только подводными лодками, авиацией и торпедными катерами, активно ставит мины от Риги до Кронштадта. Постоянно держит подводные лодки перед проливами и выходами из баз, на фарватерах из Таллина. Явно бережет надводные корабли, так как, кроме минного заградителя и двух миноносцев, в шхерах больших надводных кораблей нет. Авиация регулярно днем и ночью двумя-тремя самолетами ведет разведку. Вывод: противник пытается добиться успехов на сухопутном направлении, куда брошена и вся авиация. Надо ждать его дальнейших успехов на суше, попытку обойти Эстонию, с тем чтобы не допустить отхода кораблей на восток и эвакуацию грузов".
      Оценка обстановки штабом флота и Военным советом, как теперь ясно из событий и документов противника, была достаточно достоверной.
      Первые итоги боев свидетельствовали о том, что Краснознаменный Балтийский флот в эти дни величайшего испытания не дрогнул, военные моряки не знали, что такое паника, не знали страха перед сильным, коварным врагом - с величайшей самоотверженностью они стали грудью на защиту социалистических завоеваний своей Отчизны. Были ошибки, случалось, несли потери, но, как ни трудно было, мы стремились применять активные способы действий, чтобы нанести врагу максимальный урон, поддержав свои сухопутные войска.
      Поддержанию высокого боевого духа у моряков способствовала активная, целеустремленная работа политических органов. На кораблях и в частях в те дни обсуждалось обращение Военного совета флота к краснофлотцам, командирам и политработникам. Выступавшие на собраниях и митингах, выражая чувства всего личного состава, заверяли партию и Советское правительство, что будут драться с врагом до полного его уничтожения. Младший сержант из артиллерийского дивизиона комсомолец Ткаченко заявил: "Если нужно, то мы и жизнь свою положим, но никогда не дадим кровавым фашистам захватить нашу землю".
      В первые дни Великой Отечественной войны от тысяч краснофлотцев, командиров и политработников поступали заявления с просьбой направить их на передовые позиции. В Кронштадте в полуэкипаже после митинга, посвященного обсуждению обращения Военного совета, было подано сразу 105 таких заявлений. В учебном отряде в первые пять дней войны около 1500 человек подали рапорты просились в бой.
      Сотни балтийцев подавали заявления с просьбой принять их в партию. Военные моряки Балтики свято верили, что Коммунистическая партия приведет советский народ к победе.
      На дальних подступах
      Первыми на Балтике удар немецко-фашистских войск приняли военные моряки кораблей и красноармейцы частей, дислоцировавшихся в Лиепае. Военно-морская база Лиепая в системе базирования флота занимала очень важное положение. Она находилась на левом фланге его операционной зоны, почти на границе нашей Родины.
      Накануне войны по ходатайству Военного совета флота перед народным комиссаром ВМФ часть кораблей была переведена из Лиепаи в базы Рижского залива. В Лиепае оставалась группа подводных лодок, находившихся в капитальном ремонте, и небольшая часть торпедных и сторожевых катеров флота. На озере Дурба в районе Лиепаи базировалась 43-я отдельная авиационная эскадрилья под командованием капитана И. Я. Вахтермана.