Тамплиеры (№2) - Великий магистр

— Завтра я отправлюсь в Син-аль-Набр, к принцу Санджару и султану Насиру, — медленно проговорил Гуго де Пейн. Он не видел лица Зегенгейма, но почувствовал его удивление. — Пока звездочет у нас, мне не причинят вреда, — добавил мессир. — Я же попробую вступить в переговоры и выиграть время, до подхода основных сил графа Танкреда. Иначе нам больше не на что надеяться.

— Это страшно рискованно, — произнес Людвиг. — Все мы заочно приговорены султаном к смертной казни.

— Но Туокай — наш заложник, и я надеюсь на здравый смысл Санджара и на его страх перед гневом Мухаммеда. Мне ничего не грозит.

— Принц Санджар не сможет защитить вас, если султан Насир захочет исполнить свой приговор. Учтите, что мы находимся в Египте, и султану плевать на всех звездочетов Мухаммеда вместе взятых.

— Будем надеяться на его союзнические обязательства перед сельджуками.

— Тогда отправимся к нему вместе, — предложил граф, и вновь сверкнувшая молния осветила их напряженные лица.

— Нет. Если уж суждено умереть, то не стоит лезть в петлю обоим. Кроме того, кто продолжит дело тамплиеров, если не вы? Прошу вас только об одном: остерегайтесь клюнийского монаха с родинкой под левым глазом, который непременно появится на вашем горизонте, когда меня не станет. И помните, что я никогда не был вашим соперником в споре за сердце принцессы Мелизинды.

Ветер рвал капюшоны рыцарей, а колючие струи дождя били в лицо. Грохочущие раскаты грома сопровождали их разговор. Взволнованный Людвиг пожал руку де Пейна.

— Вы — самый удивительный человек, после Годфруа Буйонского, встреченный мною на жизненном пути, — произнес он. — Храни вас Бог!

— Благодарю, граф. Однако, нам пора возвращаться. Следует удвоить караулы. Такая ночь — лучшее время для внезапного нападения.

Рыцари вернулись в цитадель. Многие тамплиеры уже отдыхали в своих нишах, по-походному устроившись на досках, сложив рядом оружие и доспехи; маркиз де Сетина читал книгу при огарке свечи, князь Гораджич длинной портняжной иглой чинил снаряжение, а Туокай спал рядом с Бизолем, привязанный к его руке толстой веревкой. Сандра сидела на постели раненого Монбара и встревожено взглянула на вошедших.

— Его еще нет, — развел руками Гуго де Пейн. — Будем ждать.

Отправив на пост за ворота Раймонда и Иштвана, рыцари уселись возле небольшой печки, сложенной из камней, и погрузились в дрему, навеваемую огоньком пламени.

Далеко за полночь Гуго де Пейн очнулся от приглушенных разговоров за стеной — у ворот цитадели. Через мгновение дверь отворилась и, внутрь скользнул промокший, дрожащий от холода Виченцо Тропези; с его волос и плаща текли струи воды, а на ноги и руки налипли комки грязи. Увидев его, Сандра радостно вскрикнула. Виченцо приложил палец к губам.

— Минут через десять они будут здесь, — тихо произнес он, протягивая замерзшие ладони к огню. — Я успел раньше.

— Кто они? — негромко спросил Гуго, набрасывая на его плечи свой плащ.

— Не знаю. Я насчитал тридцать одного человека, поднимающихся на гребень горы. По виду — сельджуки. Ясно, что их цель — цитадель. Больше им некуда идти.

— Будите людей, — приказал де Пейн, сам тормоша храпящего Бизоля. Людвиг, Виченцо и Сандра поспешили к остальным. Через минуты рыцари и оруженосцы уже были на ногах, пристегивая доспехи и мечи. Никто не задавал лишних вопросов, все были готовы вступить в бой немедленно. В двух словах Гуго объяснил о грозящей опасности.

— Свет не зажигать. Всем покинуть помещение и перейти в пещеру, — распорядился он. — Со мной в цитадели останутся Бизоль, князь Гораджич, Роже де Мондидье и граф Норфолк. Мы встретим гостей здесь, а вы, когда услышите бой — ударите им в спину. Андре, вы сможете передвигаться самостоятельно?

— Постараюсь, — отозвался Монбар, опираясь на меч.

— Тогда все. Уходите.

Когда в цитадели осталось лишь пять рыцарей, Гуго потушил свечу и залил огонь в печке водой из кувшина.

— Занимайте места, друзья, какое кому удобно, — предложил он. — Я лично встану за дверью.

— А я предпочту немного поспать перед боем; жаль, не досмотрел очень вкусный сон! — и Бизоль улегся обратно на доски, положив на грудь свой щит и сжимая в руке меч. Гораджич взобрался под стропила, вытянув к двери копье, готовое пронзить первого вошедшего. Роже и Норфолк спрятались в нишах, напротив друг друга. Медленно и томительно потянулись последние минуты.

— Они могут удивиться — почему нет часовых? — прошептал Гораджич сверху.

— Не колите первого, — предупредил его де Пейн. — Пропустите дюжину внутрь, пусть сюда набьется побольше народа.

— Здесь будет тесно для боя.

— Тсс! — тихо отозвался мессир. — Кажется, идут!..

Лишь тонкий слух Гуго де Пейна уловил крадущийся шорох за стенкой, осыпавшиеся мелкие камешки. И вновь наступила тишина, но на сей раз за дверью ощущалось присутствие посторонних. В одной из бойниц мелькнула голова, пытающаяся заглянуть внутрь. Роже достаточно было протянуть руку, чтобы схватить любопытного за горло, но он сдержал себя. Наконец, слабо скрипнула дверь. Темная фигура сделала два шага в комнату и замерла возле порога. Внутри цитадели воздух дышал человеческим теплом, на постелях вдоль стен лежали накрытые одеялами спящие люди. Громко храпел рыцарь со щитом на груди. Махнув рукой, человек прошел вглубь цитадели, а за ним, гуськом пошли остальные с топориками и ножами в руках. Крадучись, они приблизились к кроватям. Гуго насчитал двенадцать человек. Следующий — тринадцатый только переступил порог. Больше он не успел сделать ни единого шага: копье Гораджича ткнулось ему в сердце, и Гуго тотчас же захлопнул дверь, навалившись на нее спиной. Одновременно с этим, подскочивший одним прыжком Бизоль, обрушил свой тяжелый щит на головы трех вставших в опасной близости от него курдов; Роже и Норфолк пронзили мечами двух других незваных гостей. Остальные заметались по комнате, поняв наконец, что попали в ловушку. Дверь затрещала под натиском остальных сельджуков, оставшихся снаружи и пытавшихся пробиться к своим; да и те бросились на де Пейна, который удерживал плечами дверь, а правой рукой с мечом отбивался от наседавших. Князь Гораджич в это время колол их копьем сверху. Поспешившие на помощь к Гуго тамплиеры, яростно начали рубить их в спины. Все это происходило в абсолютном молчании, слышались лишь тяжелые хрипы да лязг железа, поэтому было довольно трудно разобрать снаружи — что же происходит в цитадели? Единственная фраза была произнесена Бизолем, когда все кончилось:

— Впускай следующую партию, Гуго!

И де Пейн отступил от двери, сам распахнув ее. Кинувшиеся внутрь курды буквально опрокинули его, он отлетел к стенке и нападающие ворвались в цитадель, спотыкаясь о мертвых, сами валясь на пол, смешиваясь в кучу-малу. В кромешной тьме трудно было разобрать где тут свои, а где — чужие? Началась такая страшная резня, что только стоны и вопли неслись из зашатавшейся цитадели, готовой, казалось, рухнуть вниз, к подножию Синая. А в дверь все напирали и напирали, но теперь это уже были рыцари-тамплиеры и их оруженосцы, подоспевшие на подмогу из пещеры. С десяток человек они положили у входа в цитадель, неожиданно напав на них сзади, часть курдов вела бой на узкой площадке перед крутым склоном. Все происходящее изредка освещали вспышки молний возобновившейся грозы, словно сама природа, как третья сила, включилась в кровавую битву. Стоны и предсмертные крики неслись со всех сторон, заглушаемые страшными раскатами грома. Синай недовольно отзывался на дерущихся на его груди людей…

Гуго де Пейн даже не мог подняться от навалившихся на него тел. Лицо его было в крови — но это была не его кровь, а струившаяся из перерезанного горла курда, чей безжизненный затылок упирался ему в висок. Роже и Норфолк отступили в свои ниши, где, по крайней мере, можно было не опасаться ударов со спины, а Гораджич продолжал орудовать своим копьем сверху. Лишь один Бизоль оставался в центре цитадели, схватив меч обеими руками и вращая им вокруг себя, разя всех подряд. Он был подобен Гераклу, облепленному пигмеями. Даже несколько ножевых ран не причинили ему особого вреда, скользнув по коже. Видя, что одолеть безумного гиганта невозможно, сельджуки попятились к выходу и вырвались на площадку перед цитаделью, где шел другой бой, не менее жестокий. Люди скользили по мокрому склону, срывались вниз и кубарем летели к подножью, цепляясь за камни. Падали и сельджуки, и тамплиеры.

В крепости Фавор засветились огоньки, протрубил рожок, — там услышали звуки боя из цитадели. А внизу, у подножия Синая раздалось ржанье лошадей, оставшиеся внизу турки подавали сигналы Рахмону, требуя отхода. Умар Рахмон, вцепившись в выронившего меч рыцаря, покатился с ним вниз. За ним последовали и остальные, оставшиеся в живых курды, прыгая по камням и кувыркаясь в воздухе. Преследовать их было бесполезно: через некоторое время лишь топот копыт начал медленно растворяться в воздухе…

Когда из крепости подоспела подмога во главе с бароном Бломбергом, факелы осветили ужасное, пропитанное кровью место боя возле цитадели на маленькой площадке. Такая же картина предстала и внутри цитадели. Лежащие друг на друге трупы, стоны раненых, хрипы умирающих людей. Мертвые лежали и у подножия Синая: разбившись о камни или пронзенные мечами. Всего насчитали двадцать три, попавших в западню сельджука. Еще двоих — совершенно целехоньких — обнаружили позже в выгребной яме возле цитадели, забившихся туда со страха. Из рыцарей серьезное ранение получил Виченцо Тропези, чья бдительность спасла цитадель и всех тамплиеров: удар топорика пришелся ему в лобную часть головы и состояние его было крайне тяжелое. Виченцо был подобран у подножия горы без сознания; он тяжело дышал, а лицо было покрыто крупными каплями пота и залито кровью. Осмотревший его рану князь Гораджич мрачно покачал головой, отводя взгляд от взволнованной, бледной Сандры. Еще одну неприятную новость принес кабальерос Корденаль: ни среди живых, ни среди мертвых — нигде не было маркиза Хуана де Сетина.

3

К утру, когда окончательно рассвело и были найдены еще два трупа, стало ясно, что маркиз де Сетина скорее всего похищен отступившими сельджуками. Это горестное событие еще больше утвердило Гуго де Пейна в необходимости немедленного отбытия на переговоры с принцем Санджаром в Син-аль-Набр. Единственное, что пока радовало его — к Виченцо Тропези вернулось сознание и появилась надежда, что его молодой, крепкий организм справится с тяжелейшей раной. Пронзенные горем глаза Сандры немного посветлели, к ним вернулась их небесная голубизна, а к щекам вновь прилил румянец. Но и ее решение совершить вместе со всеми оруженосцами вылазку в стан египетских войск, причем сегодня же, осталось неизменным. Дева-воительница жаждала отмщения за подлое ранение своего любимого. Поручив раненых Виченцо и Монбара стараниям народного врачевателя Милана Гораджича, она собрала оруженосцев в пещере, а спустя полчаса после отбытия из цитадели мессира, Бизоля и Зегенгейма, спустилась вместе со всеми к подножию Синая, где их ждали приготовленные Раймондом лошади. Они отправились той же дорогой, по которой недавно уехал Гуго де Пейн с тамплиерами. Исчезновение их из цитадели, конечно же, не могло пройти незамечено, но там сейчас трудилось столько присланных комендантом Гонзаго слуг, замывающих кровь и вытаскивающих трупы сельджуков, что оставшимся рыцарям было не до них.

Гуго де Пейн расстался с друзьями на развилке: одна из дорог вела в Египет, к селению Син-аль-Набр, другая — уходила в Аравию.

— Дальше я поеду один, — сказал он. — Прощайте…

— До встречи! — поправил его Бизоль. — Мы будем ждать тебя здесь. И если к вечеру ты не вернешься — я переверну весь Египет!

— А зачем вообще мы здесь воюем? — усомнился Людвиг. — Бизоль прекрасно справился бы со всем Востоком.

— Увы! — вздохнул Сент-Омер. — Нет у меня таких способностей как у этого… Македонского.

На этой шутливой ноте они и расстались, хотя на душе у каждого было тревожно. Как встретят парламентера в Син-аль-Набре? Не выместят ли египтяне свой гнев за последние неудачи на Гуго де Пейне? Что ждет мессира в стане врагов? На эти вопросы ждать ответа оставалось недолго.

Появление одинокого рыцаря с восьмиконечным красным крестом на белом плаще вблизи Син-аль-Набра вызвало сильное волнение в стане сельджуков. Из лагеря выскочила группа всадников и понеслась навстречу Гуго де Пейну, который спокойно продолжал ехать вперед, подняв на древке копья белоснежный платок. За полтора месяца противостояния из крепости Фавор уже было несколько случаев перехода латников на сторону султана Насира, поэтому и приближающегося к стану рыцаря приняли за одного из перебежчиков. Сельджуки окружили де Пейна, яростно размахивая перед его лицом кривыми саблями, выкрикивая оскорбления, пытаясь набросить на шею веревку. Левой рукой Гуго ухватил петлю и вырвал веревку из рук воина.

— Мне надо говорить с принцем Санджаром! — выкрикнул он, показывая, что безоружен. — Я принес послание Туокая!

При имени звездочета, пользующегося среди всех турок особым почитанием, враждебные крики смолкли, а клинки перестали со свистам разрезать воздух. Всадники плотной стеной обступили рыцаря и, подстегивая его коня, понеслись все вместе обратно в лагерь. Весть о появлении незнакомого рыцаря в лагере уже разнеслась по всему Син-аль-Набру. Из хижин и палаток высыпал народ, с изумлением рассматривая смельчака; дети, показывая на него пальцем, смеялись и кидали камни, а женщины поспешно прикрывали лица чадрой. Пробираясь к шатру принца Санджара, сопровождавшие Гуго сельджуки разгоняли скопившиеся на улицах толпы людей, настроенных весьма агрессивно. Казалось, они готовы тут же растерзать рыцаря, будь на то их воля. На площади, мимо которой они проезжали, де Пейн увидел привязанного к деревянному столбу человека в разорванной одежде и с непокрытой головой с запекшейся кровью на лице. Седые волосы его были растрепаны, а глаза устремлены в землю. То был маркиз де Сетина. Гуго де Пейн скользнул по его поникшей фигуре взглядом и сердце его сжалось. Ткнув в сторону маркиза пикой, один из сельджуков громко захохотал, но, посмотрев в лицо де Пейна, мгновенно осекся и пришпорил коня. Показался шатер принца Санджара, возле которого стоял он сам, сложив на груди руки и презрительно глядя на приближающегося рыцаря.

Гуго соскочил с коня и подошел ближе. Два военачальника, имена которых начинали звучать на Востоке все громче и громче, а звезды которых поднимались к зениту, молча, с любопытством смотрели друг на друга. Лихорадка, мучившая Санджара все последнее время, неожиданно прошла и озноб перестал бить его тело. Будущий великий правитель сельджуков чувствовал странную, притягивающую силу этого человека, стоящего перед ним: ему понравилось его лицо и отсутствие страха в глазах. Напротив, во взгляде рыцаря ощущалась та власть, которая дается лишь немногим людям со дня их рождения и которая отделяет их от простых смертных. Их можно убить, но покорить — нельзя.

— Что привело тебя сюда? — спросил принц Санджар. прикрывая ладонью глаза от яркого солнца.

— Туокай, — одним словом отозвался де Пейн.

Санджар молча повел рукой, приглашая его в шатер. Толпившиеся вокруг сельджуки не посмели последовать за ними, оставшись на месте. Лишь Умар Рахмон, пробившийся сквозь толпу, раздвинул полог у входа и вступил внутрь.

— …значит, ты ставишь жизнь своего друга против жизни Туокая? — спросил князь Санджар. — Но почему ты уверен, что мне нужен какой-то полубольной звездочет?

— Не тебе — отцу. Что скажет великий Мухаммед, когда узнает, что ты столь легко распорядился судьбой его прорицателя?

— Ты умен и хитер. И смел, раз явился сюда, несмотря на то, что султан Насир уже приговорил тебя к смерти: он спит и видит, как ты поджариваешься на медленном огне.

— Огонь очищает железо от ржавчины и закаляет сталь, — уклончиво отозвался де Пейн. — Какое дело Санджару до сновидений султана Насира? Важнее что происходит наяву.

— Явь — продолжение сна, — промолвил принц. — Но ты — дерзок. Ты смеешь угрожать мне гневом Мухаммеда, не зная, что жизнь твоя уже висит на волоске, и тебе не дано будет узнать, что произойдет со мной после твоей смерти.

— Кто может перерубить волос, подвешенный не им? Человек — лишь исполнитель воли Бога, — заметил де Пейн. — И встретились мы здесь также не по собственному желанию.

— Слова его разумны, — вмешался Умар Рахмон, чью щеку перерезал свежий рубец. — Но его не следует отпускать живым. Этот человек, чует мое сердце, способен принести нам еще многие беды. Пожертвуй Туокаем, мой повелитель! Ночью я убедился, насколько опасен этот дьявол…

— Не мой ли клинок попортил ваш хабитус? — участливо спросил Гуго, поворачиваясь к Рахмону. — В темноте вы казались менее кровожадны.

Сельджук схватился за меч, но принц Санджар остановил его движением руки.

— Я не убиваю безоружных, — произнес он. — Даже если это мои смертельные враги. А чем сильнее противник — тем охотнее я воюю с ним. Мы согласимся на твое условие, — добавил он, приближаясь к де Пейну. — Где состоится обмен?

— Возле развилки дорог, на подступах к крепости — сегодня же вечером, — предложил Гуго. — А пока я прошу отвязать пленного рыцаря и облегчить его раны.

— Ты умеешь… просить? — удивился Санджар. — Просьба — удел слабых духом.

— Просите — и воздастся вам по заслугам вашим — отозвался де Пейн, чуть наклонив голову.

— Хорошо! — сказал Санджар, всматриваясь в его непроницаемое лицо. — Рахмон, распорядись, чтобы пленному не был причинен вред. Приготовься к вечернему обмену на развилке.

В это время полог шатра отодвинулся и внутрь вступил сам султан Насир, сопровождаемый несколькими военачальниками и охранниками. Ему уже донесли о прибытии в Син-аль-Набр рыцаря-тамплиера из цитадели, и он поспешил поглядеть на безумца, добровольно сунувшего голову в пасть тигру.

— Он еще жив? — удивленно спросил султан, небрежно взглянув на де Пейна. — Впрочем, брат мой, ты прав, что не лишил меня удовольствия понаблюдать за его мучениями. Его кровь придаст силы нашим воинам. Но не затягивай с казнью: народ возбужден и жаждет зрелищ!

— Народ всегда жаждет, стоя в двух шагах от источника, — туманно отозвался принц Санджар. — Он похож на стадо баранов, которых надо привести к водопою. Но их водопой — там, за горой Синай, а не здесь, в Син-аль-Набре, где они обленились и зажирели.

— Я не понимаю твоих слов, — нахмурился султан. — Не хочешь ли ты сказать, что намерен поступить с этим неверным как-то иначе?

— Да. Я решил отпустить его обратно.

— Ну что же… — султан пристально посмотрел на де Пейна, и глаза его сверкнули. — Тогда… я сам сделаю то, что оказалось не под силу тебе, Санджар! — и с этими словами сабля султана Насира мгновенно вылетела из ножен и страшный клинок просвистел в нескольких дюймах от головы рыцаря, успевшего отклониться в сторону. Гуго упал на одно колено, схватившись за окровавленное плечо: железные латы смягчили удар, но лезвие скользнуло по металлу и разрезало камзол и кожу. Следующим замахом султан готов был перерубить шею рыцаря, но вскочивший Санджар выбил саблю из рук Насира.

— Остановись! — крикнул он, сжимая кисть султана. — Не уподобляйся безумному мальчишке! Ты хочешь, чтобы и сельджуки покинули тебя, как это сделали ливийцы и эфиопы? Тогда забирай этого неверного, а я снимаюсь с лагеря и ухожу из Син-аль-Набра. Не много же ты навоюешь со своими мамлюками, умеющими лишь показывать спины!

Султан гневно смотрел на него, сжав губы. Со злостью вырвав свою руку, он вложил саблю обратно в ножны.

— Я запомню твои слова, — с угрозой произнес он, и, резко повернувшись, вышел из шатра. Вся его свита тотчас же поспешила за ним. Гуго де Пейн медленно поднялся, продолжая сжимать плечо; лицо его было бледно.

— Благодарю, принц, — промолвил он негромко. — Я тоже запомню твой поступок.

— Не трать лишних слов, а лучше поскорее покинь лагерь, — ответил Санджар. — Рахмон проводит тебя. И помни, что следующая наша встреча будет смертельной.

— Жаль, что судьбе угодно делить людей на друзей и врагов, — произнес де Пейн и шагнул к выходу. Ему подвели коня, отряд сельджуков во главе с Умаром Рахмоном окружил его, и кавалькада всадников понеслась по улицам Син-аль-Набра… Другой отряд, состоящий из одних мамлюков, выскочил из расположения египетских войск, и проехал чуть раньше, покинув селение, затаившись на дороге, уходящей к Синаю. Пожилой араб, командовавший этой группой, получил личный приказ султана Насира: уничтожить рыцаря, отпущенного Санджаром, когда тот останется один. Мамлюки улеглись в высокой траве по обе стороны дороги, спрятав лошадей в ложбине. Но метрах в трехстах дальше их прятались еще восемь человек, которые находились там уже несколько часов. Они видели расположившихся в засаде мамлюков, слышали отданную сарацином команду и соответствующим образом подготовились к любым действиям противника, подтянувшись поближе. Эти восемь человек, среди, которых выделялась хрупкая с виду, но гибкая и сальная девушка с белокурыми волосами, одетая в кожаные латы, ждали своего товарища, отправившегося под видом нищего дервиша пешком в Син-аль-Набр.

Еще когда Гуго де Пейн садился в седло перед шатром принца Санджара, а Умар Рахмон отдавал приказания сельджукам, из толпы убогих, калек и нищих, живших милостями сильных сего, выскользнула фигурка дервиша, чье лицо было замотано грязным платком. Он давно приметил мессира, а теперь торопился к площади, где в ожидании казни томился привязанный к столбу маркиз де Сетина. Охранявший пленника сельджук с палицей лениво взглянул на приближающегося дервиша; вокруг рыцаря крутилось много любопытных, норовящих либо пнуть, либо плюнуть в маркиза. Сельджук иногда отгонял особо ретивых, а порою забавлялся вместе с ними. У маленького дервиша было странно-желтое лицо и узкие черные глазки. «Какой-то урод!» — с отвращением подумал сельджук, вертя в руках палицу. Дервиш Джан поклонился ему, раздумывая, как быть? Маркиз де Сетина не обращал на него никакого внимания, глаза его были полузакрыты. Да и вряд ли он узнал бы в нищем страннике слугу князя Гораджича, китайского мастера борьбы и маскировки. Джан присел на корточки возле маркиза и уставился на него неподвижными глазами, словно пытаясь вдохнуть в него силу духа.

Неожиданно вся площадь зашумела, люди, толпившиеся на ней, задрав голову к небу, указывали вверх руками… Нечто странное творилось над Син-аль-Набром — такого не мог припомнить никто из старожилов! В ясном синем небе, на котором не было ни одного облачка, вдруг появился серебряный диск, напоминающий огромное блюдо для плова, только вместо риса с морковью, внутри его светились и переливались какие-то красные огоньки, от которых расползались маленькие лучики, падающие на селение. Диск этот появился столь стремительно, что никто не смог уследить: откуда он взялся? А теперь он неподвижно застыл над Син-аль-Набром, словно подвязанный на невидимых нитях, и сверкал на солнце голубоватой сталью. Подобных облаков или миражей никто никогда не видел… Странный диск начал медленно вращаться вокруг своей оси, что еще больше прибавило шума на площади. Охранник выронил палицу, и вместе со всеми стоял, задрав голову, не зная: молиться ли от страха, или бежать и прятаться от дьявольского наваждения? Джан тоже смотрел на диск, пораженный, как и все остальные. Но в отличие от других, он не стал терять время, а воспользовался ситуацией. Быстро подскочив к маркизу, Джан достал маленький ножик и перерезал веревки. Подхватив пленника, который чуть не упал, дервиш привел его в себя, нажав на некоторые болевые точки. К маркизу вернулось сознание: он узнал Джана… Но, наверное, он был единственным человеком на всей площади, которого нисколько не заинтересовал вертящийся в небе диск-блюдо; он даже не взглянул на него, поторапливаемый маленьким китайцем. Уходя, Джан похлопал по плечу охранника, который с трудом оторвал глаза от неба.

— Чего тебе? — огрызнулся охранник, поворачиваясь к нему и меряя дервиша презрительным взглядом.

— Прощай! — ответил Джан и легко коснулся горла охранника ладонью. Тело сельджука, немного постояв вертикально, рухнуло в песок. Маркиз и Джан побежали с площади, продираясь сквозь ошарашенную небывалым зрелищем толпу. Но удивительный диск мало интересовал беглецов, пусть даже он был бы из чистого золота, и являлся бы любимым блюдом Аллаха, свалившимся с его стола! Они подобрались к двум привязанным к ограде лошадям, хозяева которых также уставились в небо, вскочили на коней и понеслись к воротам Син-аль-Набра. А странное серебристое облако, провисев в небе над селением еще полчаса, внезапно резко взмыло вверх и, перелетев через гору Синай, застыло над крепостью Фавор, вызвав среди ее защитников не меньшее удивление и потрясение.

Умар Рахмон остановил свой отряд в нескольких километрах за Син-аль-Набром. Он вернул де Пейну его меч и хмуро произнес:

— Далее вы доберетесь один. Передавайте привет моему кровнику — Людвигу фон Зегенгейму. Надеюсь, мы скоро встретимся.

— Сегодня же вечером, у развилки, — ответил Гуго, пришпоривая коня. Он помчался вперед, а отряд Рахмона развернулся в сторону селения. Но не успели они проехать и несколько минут, как навстречу им из-за поворота вылетели два всадника, в одном из которых Рахмон тотчас же узнал плененного им прошлой ночью маркиза де Сетина. Не ожидавшие столкновения беглецы врезались в самую середину отряда сельджуков, тотчас же окруживших их. В маркиза вцепилось несколько рук, а Джан кубарем полетел с коня, распластавшись на песке, как кошка.

— Убейте его! — закричал Рахмон, указывая на Джана саблей. Сам он накинул на шею маркиза веревку и прикрутил ее к своему поясу. Сельджуки окружили китайца плотной стеной, сжимая кольцо. Маленький Джан закрутился вокруг себя, уворачиваясь от колющих и рубящих ударов. Поднятый им столб песка и пыли почти совершенно скрыл его от глаз сельджуков, тщетно пытавшихся достать его своими саблями. Неожиданно он и вовсе исчез, закрутившись с такой скоростью, что, казалось, одежда его неминуемо должна воспламениться. Он словно бы ввинтился в песок, как острый гвоздь, пропав с глаз. Сельджуки обступили место, где только что вроде бы стоял Джан: теперь здесь высилась лишь небольшая горстка земли, какую оставляет уходящий в свою нору крот.

— Что за дьявол! — воскликнул один из них. — Этот дервиш, кажется, прошел сквозь землю!

— Не мели ерунды! — возразил другой, тыча в песок саблю.

— А был ли он вообще? — произнес третий.

— А кто же ехал на коне? Вон его лошадь…

— Ну что там у вас? — спросил подъехавший Рахмон, ведя за собой на веревке маркиза де Сетина.

— Его унес шайтан! — наперебой закричали сельджуки, опасливо косясь на песок.

— Ну и черт с ним! — заметил Рахмон, скомандовав трогаться обратно — в Син-аль-Набр. Минут через двадцать «шайтан» вернул Джана на место — чуть-чуть левее от той горки песка, которую он оставил после себя: сначала из земли показалась его макушка, потом ладони, раздвигающие почву, затем — вся голова; узкие глазки тщательно осмотрели местность. Убедившись в безопасности, Джан выбрался на поверхность, мысленно вознеся хвалу своему старому учителю, передавшему ему древние тайны вместе с искусством проходить сквозь землю.

Мамлюки дождались, когда Гуго де Пейн поравняется с ними, и лишь тогда выскочили из засады, перегородив и отрезав путь спереди и сзади. Десять человек мгновенно бросились на всадника нанося ему и коню беспорядочные удары мечами. Но тотчас же из высокой травы выскочили другие люди — незаметно подкравшиеся оруженосцы тамплиеров; они яростно атаковали мамлюков, оторвав их от упавшего на землю всадника. Краткий, но жестокий бой длился всего несколько минут. Внезапное появление Сандры, Раймонда и остальных спасло Гуго де Пейна. Когда он сбросил с себя мертвого мамлюка и поднялся с земли, то первым увидел улыбающееся лицо Дижона — оруженосца Сент-Омера.

— Это я его проткнул! — сказала копия Бизоля, указывая на сарацина, а заодно и отряхивая плащ де Пейна. — Эге! Да вы в крови!

— Пустяки, — отозвался Гуго, не чувствуя боли. Он даже не стал вмешиваться в заканчивающуюся схватку. Все оруженосцы столь умело овладели приемами тамплиеров, что у мамлюков не оказалось никаких шансов: пятеро из них были заколоты, остальные бросились в бегство.

— Где ваши лошади? — спросил Гуго. — И что вы вообще, черт подери, тут делаете? Хотите захватить Син-аль-Набр?

— Лошади тут, неподалеку! — ответил подбежавший Раймонд.

— Как, и Сандра здесь? — удивился Гуго.

— Здесь, — отозвалась девушка. — Вам надо перевязать плечо.

— А вам — надрать уши! — чуть улыбнулся де Пейн, пытаясь выглядеть строго. Но он не мог гневаться видя взволнованные, ставшие уже родными, лица оруженосцев, прошедших за несколько лет в Палестине суровые испытания и не сломавшихся под их тяжестью. Притянув к себе за шею левой рукой Сандру, он отечески поцеловал ее в опаленный солнцем лоб; другой рукой, Гуго потрепал за волосы Раймонда.

— А ведь не долог тот день, когда тебя надо будет посвящать в рыцари! — задумчиво произнес он, словно впервые заметив, как вырос и возмужал его оруженосец, превратившись из угловатого мальчишки в статного юношу. — А теперь — в путь!

На развилке они встретились с Людвигом и Бизолем, и уже все вместе понеслись к крепости; по дороге Гуго рассказал тамплиерам о переговорах с принцем Санджаром.

— Хорошо уже то, что маркиз жив! — воскликнул Бизоль, — А звездочета я сам притащу на развилку в мешке…

— Смотри только, чтобы мешок не оказался дырявым! — пошутил де Пейн. — Туокай сейчас для нас на вес золота.

Подъезжая к крепости, они увидели столпившихся на ее стенах людей: все смотрели вверх, указывая на все тот же зависший над Фавором диск, похожий на облако или блюдо. Остановились и рыцари с оруженосцами, пораженные необычным зрелищем.

— Что за дьявольщина! — пробормотал Бизоль, которому было не по душе все то, что выходило за рамки его понимания. — Как ты думаешь, Гуго, не метнуть ли в эту штуковину копье?

— Перестань! — отозвался де Пейн. — Что за детское желание совать палку в каждый муравейник!

— К тому же, как мне кажется, — задумчиво заметил Людвиг, — муравьями сейчас являемся мы сами — если смотреть на нас с этого облака.