— Не надо мучить его! — закричала Тинкер, крепче прижимая к себе Пони. — Я сделаю ворота!

— Я не боюсь. — Пони вырвался из ее объятий и усилием воли встал на ноги. — Что ж, пытайте меня, убейте меня! Но она не будет делать то, что вы от нее просите!

Томтом сделал шаг назад.

— Мы начнем с той руки, которой он держит меч.

— Нет! — завопила Тинкер, метнувшись между палачом и Пони, и раскинула руки, прикрывая его. — Не мучайте его! Я сделаю ворота! Только не надо его мучить!

— Тинкер доми! — Пони схватил ее и попытался отодвинуть себе за спину. — Не делайте то, что они просят!

Тинкер выскользнула из его рук.

— Я не смогу наблюдать за тем, как они будут убивать тебя по кусочкам.

— Мне не важно, что они сделают со мной, — сказал Пони.

— Пони, я не могу. — Она вывернулась и встала к нему лицом к лицу. — Я очень хорошо себя знаю. Я не смогу сидеть и смотреть, как вместе с криками из тебя уходит жизнь. Я сломаюсь. Но даже если я смогу выдержать, глядя, как они убивают тебя, потом они найдут еще кого-нибудь, и я не смогу сказать «нет» снова. Особенно после того, как увижу, как они разрезали тебя на мелкие кусочки. Я обязательно сломаюсь. И поэтому я лучше сломаюсь сейчас, не унося с собой в могилу твои крики. Не после твоей смерти.

— Да, — тихо сказал Пони. — Простите мне мой эгоизм.

— Ты не поняла, — голос Томтома приобрел опасный низкий тембр. — Из него вынут кости просто для того, чтобы ты знала, насколько я серьезен. За любое непослушание последует худшее наказание.

Худшего Тинкер не могла себе представить, но понимала, что Томтом на это способен.

— Нет, нет! Не трогайте его! Я сделаю все, что вы захотите.

— Да, ты сделаешь. — Томтом отдал приказ.

Один из воинов наклонился и, схватив ее за талию, оторвал от земли, а двое других схватили Пони.

— Нет! Нет! — закричала Тинкер. — Если его будут мучить, я не сделаю ничего!

— Если не подействует с этим, мы найдем другого. Того, кто подействует лучше.

Масленка! Она закричала так, словно ее ударили, и потом стала лихорадочно думать. Есть ли у нее какое-нибудь средство воздействия за пределами ее возможностей?

— Оставьте его, и я закончу за месяц!

Томтом бросился к ней и схватил ее за горло прежде, чем она смогла опомниться.

— Месяц? То есть двадцать восемь дней?

Он пользовался лунным календарем, а не тем, что принят на Земле, но сейчас ей было не до того, чтобы спорить о таких мелочах.

— Да, двадцать восемь дней, — прошептала она. — Если вы причините ему боль, я ничего делать не буду. И неважно, кем вы его замените.

— Ты лжешь, — сказал Томтом, и ее чуть не стошнило. — Ты не сможешь сделать ворота за месяц.

— Смогу! — закричала она. — Процесс легче, чем я думала. Я построю ворота за месяц, но при условии, что вы никого не будете мучить. Я лучше умру, чем вознагражу тех, кто издевается над теми, кого я люблю.

Томтом задрал голову, обдумывая ее предложение.

— Двадцать один день.

— Что? Три недели?

— Три недели, или я выну из него кости.

Она посмотрел на Пони и облизнула пересохшие губы.

— Хорошо, я сделаю их за три недели. Только мне нужны помощники: плотники, электрики и Рики.

— Да будет так! — Томтом отдал приказ, и охранники снова начали разделять их.

— Постойте! — снова закричала Тинкер. — Нет! Мы же заключили сделку!

— Он покрыт заклятиями, — сказал Томтом. — Необходимо содрать с него кожу.

— Нет! — сказала Тинкер. — Мое условие: не трогать его вообще!

— Но я был бы идиотом, оставь я на нем заклятия, — сказал Томтом. — Вы могли бы использовать их для побега.

— Обещаю, что не сделаю этого! — Она стукнула по державшим ее мощным рукам, пытаясь пробиться к Пони. — Клянусь своей честью и честью своего дома! Я останусь здесь, я не буду пытаться убежать, и я построю ворота. Но стоит вам тронуть его, и я не сделаю ничего.

Томтом покачал головой:

— Откуда в тебе эти замашки домана, эта сентиментальность к слугам? Наверное, что-то генетическое. Это делает тебя слабой.

— Пускай. Я слаба. — Она пихнула ногой охранника, державшего ее на весу, что подчеркивало, какая она маленькая и худенькая. — Я дала слово и останусь у вас, не пытаясь бежать, и я построю ворота за двадцать один день. Но только при условии, что его и пальцем не тронут.

Томтом подошел и, сцапав ее за подбородок, проницательно посмотрел в ее глаза.

— Скажи это еще раз.

Она повторила. Медленно и членораздельно.

— Воробьиха сказала, что мы сможем удержать ее лишь в том случае, если она добровольно даст обещание, — сказал Рики. — Если ее воин останется с ней, ее собственное слово свяжет ее. Давая слово, она не может лгать.

«Ха! Только смотри за ней!»

— Очень хорошо. — Томтом отпустил ее подбородок и прорычал слова команды. Она очутилась на ногах, и поддерживал ее Пони. — Отведи их в ее комнату. Она начнет работу завтра же, с первым лучом солнца.

Во время долгого пути в ее спальню по пыльным складским помещениям и заброшенным офисам Рики помогал Тинкер поддерживать Пони. Секаша из всех сил старался переставлять ноги, и лишь гримасы боли на его лице показывали, как сильно он пострадал. Тинкер хотелось кричать на Рики, бросать ему в лицо обвинения, но наказание Чио не выходило у нее из головы. Даже кицунэ считала, что спаривание с варгом было добрейшим из всех возможных наказаний.

— Прости, — сказал Рики, доставив их в спальню, в которой в отсутствие Чио вообще не оказалось окна.

— Но почему?

Он решил, что она имеет в виду «почему Пони?», но она сама не знала наверняка, какое из многих «почему» она имела в виду. Почему он продолжал служить такому чудовищу? Почему заставлял ее молчать, тем самым, как она теперь поняла, спасая ее от гнева Томтома? Почему не выбрал одного из многих людей, которых она любила?

— Оказалось, что на самом деле я считаю себя человеком больше, чем думал, — ответил Рики. — Мне было проще поймать эльфа. Меня воспитали в ненависти к ним.

— Но я — эльф.

— Для меня ты всегда останешься человеком.

Только люди говорят подобное, и, наверное, он говорил правду. И все же она не могла простить его.

— Уходи, — сказала она и закрыла перед ним дверь. Она хотела подробно расспросить Пони, что делает Ветроволк, как Масленка справляется с мыслью о ее предполагаемой гибели, продолжаются ли работы по сооружению исследовательского центра… но Пони выглядел просто ужасно. Она отерла кровь с его лица и почти закричала, когда увидела рану на тыльной стороне его ладони: в нее был впечатан чей-то каблук, пальцы были сломаны и распухли.

— Это ничего, — пробормотал он. — Я лечусь быстро. Я скоро поправлюсь.

К несчастью, пока он не поправится, не стоило и думать о побеге.

Она нащупала энергетические бусинки, вплетенные в его волосы. Они отрезали его косы, оставив лишь клочки волос. С заклятиями или без них, но без запасов магической энергии защитная система Пони быстро придет в негодность. Способность они создавать «постоянные» конструкции, вроде крыльев Рики или Фу-псов, превосходила магию эльфов, которая обычно требовала наличия линии силы или использовала под завязку местную обтекающую магическую энергию.

Пони, наверное, воспринимал отсутствие оружия и защиты как личную вину:

— Простите, что я подвел вас.

— Не будь идиотом. Ты меня никогда не подводил. — А потом, видя, что он, кажется, ей не верит, честно сказала: — Я рада, что теперь не одна.

— А! Понимаю. Тогда и я рад, что я здесь.

Она поняла, что не в силах отругать его за дурацкое отношение к собственной жизни, хотя с его стороны было глупо радоваться тому, что он попал в такое ужасное положение.

— Что ты делаешь?

Пони начал осторожно растягиваться на полу.

— Собираюсь поспать.

— Ох, ступай в постель!

— В постели должны спать вы. А я могу спать на полу.

— Не заставляй меня бить тебя. — Тинкер легонько подтолкнула его к кровати. — Постель огромная, а я маленькая, как все крутом не устают мне напоминать. Мы можем разделить постель, даже не заметив, что в ней лежит кто-то другой.

— Так не положено.

— Ложись в постель, или я тоже буду спать на полу.

Он почти рухнул на постель и только тогда сдался.

О чем она думала, черт побери?

Проснувшись среди ночи в темной комнате, Тинкер прислушивалась к тихому дыханию Пони. Он лежал так близко, что она чувствовала тепло его тела. Его прекрасно сложенного, мускулистого тела. «Стоит протянуть руку, и она коснется его твердого живота. Опустить руку вниз вдоль его бока».

Почему она решила, что ей так легко разделить с ним постель?

Ложась спать, она была напугана, зла, опустошена и разочарована. Теперь, по какой-то необъяснимой причине, она хотела, чтобы ее обняли. Нет, больше чем обняли. Она с легкостью представила себе, как Пони баюкает ее, голую, на руках, как его губы касаются основания ее шеи, как его сильные ладони согревают ее груди, как их тела сливаются воедино, когда его…

Это были по-настоящему опасные мысли.

«Ты замужняя женщина, идиотка!»

Она любила, любила Ветроволка, но почему-то вдруг так сильно захотела Пони…

Теперь даже притворяться, что спит, стало невозможно. Она открыла глаза и увидела перед собой лицо Пони: его губы, прямой нос, мягкий изгиб бровей. Находясь среди эльфов, она привыкла к тому, что все они выглядят очень красивыми. Но здесь, в окружении они, с их чуждыми идеалами красоты, она увидела его словно впервые. Она смотрела на него, и это отдавалось внизу живота чем-то похожим на слабые удары тока. «А что, если поцеловать его? Похож ли он на вкус на Ветроволка?» Она перевернулась на другой бок, чтобы побороть желание это выяснить.

Почему она испытывала такие чувства? Она любила Ветроволка. Любила? Может, она хотела Пони просто как заместителя мужа? Или ей просто хотелось, чтобы кто-то большой и сильный дал ей ощущение безопасности и защищенности? А вдруг она любила Ветроволка только из-за секса? И она захотела бы любого сексапильного эльфа?

Ну не глупо ли в такой час волноваться об этом! Честь никогда не позволила бы Пони допустить что-либо подобное, а кроме того она, вероятно, никогда уже не увидит Ветроволка. Наверняка они убьют их обоих, как только ворота будут построены. Нет смысла притворяться, что Томтом не избавится потом от них каким-нибудь жестоким и при этом примитивно банальным способом. В ее мозгу вспышкой мелькнул белый цвет обнаженной кости. Ее охватили страх и отчаяние, и она свернулась комочком, пытаясь им сопротивляться.

«Я уже убежала однажды, — напомнила она себе. — Я смогу сделать это еще раз».

Какой смысл быть гением, если не можешь перехитрить своих врагов?

Когда утром Тинкер проснулась, Пони делал зарядку. Голый по пояс, он отрабатывал быстрые как молния движения, которые внезапно оканчивались совершенным ударом. Движение. Пауза. Атака. Блок. Удар ногой. Прыжок. Плавно. Точно. Беззвучно. Мускулы двигались под лоснящейся кожей. Он был очень красив. Она почувствовала, что боль желания снова одолевает ее. Застонав, отвернулась и спрятала голову под подушку. Неужели может быть еще хуже?

Тут она поняла, что ей надо пописать. Она села, и оказалось, что в таком положении хочется еще больше.

— Доброе утро. — Пони прижал кулак к ладони и поклонился.

— Доброе утро.

Она заметила в углу комнаты ночной горшок. В мастерской находился настоящий туалет, но дотерпит ли она до него? Нет. Она почувствовала, что мочевой пузырь вот-вот лопнет.

— Ты бы не мог… это… отвернуться?

Она старалась писать тихо, но ей это не удалось из-за акустических свойств керамики и усиливающей звук конфигурации сосуда. Лошади и те мочатся тише. Интересно, от унижения умирают? Она отметила еще одну разницу между Пони и Ветроволком: она вовсе не смущалась до потери сознания, когда впервые воспользовалась туалетом перед Ветроволком. Теперь же она хоть и пыталась вести себя как ни в чем не бывало, но, когда мыла руки, чувствовала, что от смущения лицо ее пылает.

— Ты каждое утро так тренируешься? — спросила она, пытаясь отвлечь их обоих от неловкой ситуации.

— Да. Секаша были созданы, чтобы стать живым оружием. Мы оттачиваем наши тела до совершенства.

— И ты согласен быть оружием?

— Я радуюсь своей силе. — Он сделал высокий удар одной ногой и замер на месте, балансируя на другой ноге. — И я люблю сражаться.

Он широко улыбнулся и внезапно перестал быть тем мягким Пони, которого она знала. Он стал более диким, более свирепым, более соответствующим имени Яростный Конь. Тинкер решила осмотреть его раны, сосредоточив внимание только на них. Казалось, что сиреневато-желтоватым синякам уже много-много дней.

— Как ты себя чувствуешь?

— В норме. Только вот рука. — Он протянул ей свою ладонь. Средний и безымянный палец оставались распухшими и плохо двигались. Морщась от боли, Пони попытался согнуть их. — Нужны еще день или два, прежде чем я смогу держать меч, и, наверное, четыре дня, прежде чем смогу наносить удары этой рукой, не боясь причинить больше боли себе, чем своему противнику.

— Хорошо. Мы должны отсюда выбираться.

— Выбираться?

— Нам нужно совершить побег.

Пони смотрел на нее с полнейшим удивлением:

— Но ведь вы дали слово.

Тинкер поморщилась: она подозревала, что разговор завернет именно в эту сторону, и ей стало ужасно неприятно, когда ее опасения подтвердились.

— Пони, это сволочные, гадкие типы, не имеющие ничего общего с понятием чести.

— Когда даешь слово, имеет значение лишь твоя честь, а не честь того, кому ты его дал. Если кто-то недостоин твоей чести, то ты этого ему не выказываешь.

Тинкер захотелось показать ему язык, но она сдержалась.

— По-твоему, лучше позволить этим чудовищам завоевать наш мир, чем нарушить слово?

— Лучше бы я умер, чем стал причиной того, что вы нарушили данное слово.

«Ох уж эти эльфы!»

— Да ведь не ты, а они пойдут на все, чтобы сломать меня.

— Это потому, что вы ключевая фигура.

— Да, да, как все постоянно мне напоминают.

Но на самом деле предательство Воробьихи, наказание Чио и пленение Пони заставили ее совсем позабыть об этом. Тинкер думала, что разбирается в происходящем, пока не объявилась Воробьиха и не сообщила они о провидении. Изменилась ли ситуация теперь, когда они все узнали, а Тинкер дала обещание? Провидица сказала, что открытие ворот для они — лишь вопрос времени. Разумеется, если Тинкер откажется с ними сотрудничать, они сделают ворота потом. Ведь, подобно эльфам, они бессмертны, а человеческая технология развивается день ото дня. Это равенство давало в сумме ноль, и поэтому Тинкер согласилась сотрудничать с мерзкими кровосмесителями, пока ей не удастся бежать. Но провидица указала также, что эльфы смогут победить они путем выбора после того, как ворота откроются. И предсказала, что выберет время ключевая фигура, то есть она. Но раз сама Тинкер находится под контролем они, значит ли это, что они контролируют и сам выбор?

Тинкер решила задать эти вопросы Пони, который, вероятно, имел больший опыт в трактовке прорицаний.

— Воробьиха сказала они, что единственное, чем можно связать меня, — это путы, которые я изготовлю сама…

— Воробьиха?

Ох! Она забыла, что Пони еще не знает, каким куском дерьма оказалась эта сволочь!

— Она работает на них. Они дурачили меня, и я думала, что нахожусь на Онихиде, а потом разгадала их замысел и прошлой ночью сбежала. Воробьиха поймала меня и вернула им.

Пони почернел от гнева и прошелся по комнате, словно в поисках какого-нибудь предмета, на который он мог бы излить свой гнев. Он изрыгал какие-то незнакомые эльфийские слова, которые звучали как ругательства.

— Пони, я пытаюсь вычислить, что имела в виду провидица.

— Прошу прощения. — Он замолчал, но продолжал расхаживать по комнате.

— Не знаешь, сказала ли провидица что-нибудь, кроме того, что я — ключевая фигура?

— Нет, хотя все и настаивали. «Свяжите ключевую фигуру, — сказала она. — Если ключевая фигура верна, то битва может быть выиграна. Если ключевая фигура ложна, все будет проиграно».

Тинкер попробовала обдумать эти слова, но перевод Воробьихи затруднял понимание.

— Воробьиха сказала они, что те смогут удержать меня только в том случае, если я добровольно дам обещание. Не означает ли это, что, заставив меня дать обещание, они выиграли? Это просто слова или…

— Воробьиха часто слышит то, что хочет услышать, — перебил ее Пони. — Провидица не говорит, что они выиграют битву, принудив вас дать обещание. Провидица сказала: «Если ключевая фигура верна», а это значит, что вы должны держать все свои обещания, неважно, кому вы их даете.

— О, ты, наверное, шутишь!

— Нет.

— Но я не могу сделать им ворота.

— Вы должны. Вы обещали.

— Эт-т-то нелогично, — сопротивлялась Тинкер.

— Предвидение будущего похоже на светящуюся в темноте нить. Двигаясь к явленной цели, нужно идти по этому пути, даже если он оказывается вероломным. Если вы оступитесь, то заблудитесь, и тогда и вы, и ваша цель опять окажутся в неизвестности.

— То есть, несмотря на то что это противоречит разуму и логике, единственный способ остановить они — это… сделать то, чего они хотят.

— То, что они заставили вас пообещать.

Она покачала головой. Нет. Хоть произноси это вслух, хоть стой на голове, смысла не прибавится.

— А что, если «верна» означает просто «преданна»? Я не смогу быть «преданной» эльфам, делая ворота для они.

— Нет. Вы смешиваете два разных слова. Они означают разные вещи.

Она поморщилась.

— Но разве это не синонимы? Близкие по значению слова?

— Верный — это тот, кто держит слово чести. Это слово применяется к главам домов и вождям кланов, когда они взаимодействуют с себе подобными или с врагами.

Если она выберется из этой заварухи, то устроит Тулу хорошую взбучку. Теперь-то стало ясно: когда полукровка учила Тинкер эльфийскому, она использовала любой мало-мальски подходящий английский эквивалент, не обращая внимания на то, что многозначность английских слов может поставить ее ученицу в неловкое положение.

— Доми, вы поклялись не только своей честью, но и честью своего дома. А для эльфа нет более сильной клятвы, чем эта.

Ну да, поэтому-то она ее и использовала. Ей захотелось кричать. Что за иррациональный кошмар!

— Но по-настоящему я не эльф! Я человек! Просто уши у меня смешные. Я не знала, какое чародейство задумал Ветроволк. Я даже не знаю наверняка, для чего именно Ветроволк сделал это со мной. Если ты кого-нибудь любишь, то разве не принимаешь его таким, как есть?

— Доми, для эльфа я очень молод, но мне больше ста лет. Я вырос в большом городе в Восточных Землях. Там живет много эльфов, но за сто лет встречаешь почти каждого из них. И за все это время я не встречал никого, похожего на вас. И ни один эльф, встретив вас, не спросил, почему Ветроволк захотел продлить вашу жизнь. Вы сверкаете, как звезда. Кажется, вы сама этого не замечаете, но вы окружаете себя теми, кто почти так же ярок, как вы сами. Вы поднимаете окружающих до своих высот. Даже если бы Ветроволк не любил вас, он не захотел бы увидеть, как угасает ваше сверкание.

Она покраснела от смущения.

— Я? Сверкаю?

— Ваш ум, ваша уверенность, ваша страсть делают вас совершенно потрясающей личностью.

— Но Ветроволк едва знал меня, когда сделал мне предложение.

— Прожив столько лет, мудрый начинает хорошо понимать свое сердце. Встречая кого-нибудь, он уже знает: «с этим я могу дружить», или «с этим я мог бы подружиться, хотя это было бы и непросто», или «с ним я не буду дружить никогда». Но иногда случается что-то, подобное магии: достаточно одного взгляда, чтобы душа раскрылась и узнала: пришла настоящая любовь. Ветроволк взглянул на вас и сразу понял, что вы — именно та, с кем он может жить вечно. В некотором смысле нечто похожее испытал и я.

Тинкер посмотрела на него:

— Что?

Он упал на колено и взял ее за руку.

— Доми, неужели вы думаете, что я предложил бы вам свою жизнь и желал бы умереть за вас, если бы по-своему не любил вас?

— Ты любишь меня? — спросила она в изумлении.

— Вы моя доми. И во всех отношениях вы доказали, что я был прав в своем решении. Вы защитили меня, как я защитил вас. Владение подобно браку, ибо требует такого же глубочайшего доверия. Всего за несколько дней я убедился в том, что быть вашим владением, принадлежать вам будет для меня счастьем.

Его признание ввергло Тинкер в водоворот эмоций, но не успела она узнать, какие опасные вещи могут возникнуть из такого сумбура, как за спиной Пони открылась дверь. Тревога, мгновенно охватившая Тинкер, не оставила места всем другим переживаниям.

Это явился Рики с целым взводом они-воинов. Они препроводили Тинкер и Пони в мастерскую. Бревна железного дерева были сложены внутри у двери, вновь запертой на висячий замок. В мастерской сидели в ожидании несколько человек. Это были азиаты, одетые в голубые джинсы и футболки. Обувь на них тоже была рабочая.

Тинкер удивилась:

— Кто это?

— Это плотники, которые начнут строить каркас из железного дерева, — объяснил Рики. — Поскольку вчера ты уже спроектировала его, я подумал, что с него-то ты и начнешь. Нам поставлены очень жесткие сроки.

— Постой, разве это место — не что-то вроде вашего сверхсекретного укрытия? Что делают здесь эти люди, черт побери? Вы что, их всех похитили? Вы собираетесь убить их, когда работа будет завершена?

Рики моргнул и снова взглянул на плотников.

— О нет, это не люди. Это они, которым была придана постоянная форма людей, ну, примерно так, как мопсам — форма огромных чудовищ. Нам пришлось ввозить их в Питтсбург по китайским визам.

Тинкер подумала о все разрастающемся в северной части города Чайна-тауне.

— Ах, черт! Только не говори мне, что все китайцы — это они.

— О'кей, — сказал Рики и отошел в сторону.

Тинкер все больше убеждалась в том, что по крайней мере, одно из сообщений Рики было правдивым: ворота с Земли на Онихиду открылись совсем недавно. Слишком много мелочей указывало на это: брошенные вскользь замечания об они, рожденных на Земле, явное пристрастие плотников к примитивным пилам и топорам, помешанный на голоде повар и тот факт, что коричневый рис считался роскошным блюдом, не полагавшимся простым рабочим. Все утро список мелочей рос. Пока Тинкер считала, что находится на Онихиде, она не обращала на это внимания, но теперь не переставала удивляться.

Она препоручила строительство рамочного каркаса Рики и сосредоточилась над проблемой минимизации эффекта завесы. Она считала это первейшей функцией новых ворот. Больше всего Тинкер боялась, как бы не поменять случайно местами пространственный побочный эффект и скачковые возможности ворот и не услать Питтсбург куда-нибудь на альфу Центавра. Целый час она занималась моделированием, пока наконец не убедилась в том, что в результате ошибки это оказался бы совсем маленький кусок Питтсбурга и, скорее всего, как раз поселение они. Что ж, как говорится, невелика потеря!

Однако Тинкер не переставала размышлять и о «двери», которая вела на Онихиду. Рики говорил, что она находится в неудобном месте; явно где-то за пределами США, иначе не было бы смысла в китайских визах. Конечно, если бы две «двери» находились на противоположных сторонах планеты, их следовало бы назвать неудобными…

Она буквально подскочила на месте. К счастью, это заметил только Пони.

— Что случилось?

— Кажется, я знаю, где находится эта идиотская «дверь», — пробормотала Тинкер, поворачивая стул от чертежной доски к компьютерному столу и вызывая на экран карту мира. — Я только не могу понять, как никто до сих пор этого не заметил.

Поскольку ей предоставили всю информацию по орбитальным воротам, там имелись и данные об их местоположении на геосинхронной орбите над земным экватором. Тинкер нашла точку и увеличила ее.

— Боже, как просто! Питтсбург оказывается на Эльфдоме, потому что ворота проецируют эффект завесы вниз сквозь Землю, где магнитное ядро преломляет его, как призма — свет. Раз — и Питтсбург вылетает на другую сторону планеты!

Под воротами находился крошечный островок, со всех сторон окруженный океаном. Тинкер рассмеялась.

— Им чертовски повезло, ведь еще пара-тройка футов, и их ворота оказались бы в воде целиком.

Несколько минут Пони смотрел на остров, а потом сказал:

— Я не понимаю. Как это может открываться на Онихиду, а то, — он показал на другую сторону земного шара, — на Эльфдом?

— Все очень просто. Земное ядро действует как линза.

— Да?

Тинкер закрыла карту-улику и открыла новый файл.

— Смотри, вот — земное ядро. Оно в самом центре. С этой стороны — Китайское море, а с другой, вот здесь, — Питтсбург. Ворота находятся на орбите над морем. Эффект завесы в форме цилиндра пронзает Землю, но ее ядро действует как линза. Это означает, что завеса «переворачивается с ног на голову». — Пони смотрел на нее непонимающе. — Ты видишь потому, что свет падает и отражается. Возьми, например, дерево. Свет идет от солнца, задевает дерево и отражается твоим глазом.

Он кивнул:

— Да, это я знаю.

— Но если ты поставишь между собой и деревом стеклянную линзу, то свет будет преломляться линзой. Вершина дерева наклонится к корням, а корни — к вершине, так что вся картинка перевернется с ног на голову.

Пони показал на рисунок:

— Онихида. — Потом перевернул картинку с ног на голову. — Эльфдом.

— Да. Все просто! Вот уже двадцать лет, с каждым Выключением и Пуском, тропический островок отправляется на Онихиду и возвращается назад, и никто этого не заметил.

— А может, и заметил, да они его убили.

— Да, вполне возможно.

Потом Пони показал на ворота на орбите.

— Построите вы для они ворота или нет, не имеет большого значения, пока существует вот это. Вот настоящая «дверь» в тюрьму. Вот она висит. И она открыта.

После ужина плотники собрались уходить, но Тинкер заметила это и поймала Рики среди кучи бревен, в океане древесных опилок и деревянных обрезков.

— Прикажи им остаться, — велела она.

— Но они проработали около десяти часов.

— Пусть работают, пока не свалятся с ног! — прорычала Тинкер. — Там есть чем заняться.

— Они устали.

— Мне наплевать! Если я должна уложиться в срок, который назначил Томтом, to все должны работать как проклятые!

— Будь разумна.

— Вы сами это затеяли. А я просто хочу вовремя закончить. Заставь их работать, или я возьмусь за ломик.

Рики нахмурился.

— Ладно, ладно. Я скажу им, чтобы они работали дальше.

Только появление Томтома в полночь предотвратило бунт плотников. Они резко перестали «выступать» и, низко поклонившись Томтому, мгновенно вернулись к работе, проявив при этом поразительный энтузиазм. Нет, нет, здесь нет ни одного лодыря! Тинкер еле успела закрыть файлы на рабочем столе, как Томтом появился в ее «офисе».

— Смотри-ка, почти готово, — сказал Томтом, махнув в сторону возводимого за его спиной массивного деревянного круга.

— Это строится каркас, — пояснила Тинкер. — С этими воротами еще долго придется возиться. Но когда мы закончим с каркасом, плотники могут приступать к строительству вторых ворот. Сам каркас будет идентичным, поэтому за рабочими можно меньше приглядывать. А Рики нужен мне здесь.

— Ханно, — Томтом задрал голову. — Вторые ворота?

Тинкер привела блистательный аргумент:

— Ну, во-первых, материала у вас тут не на одни, а на двое или даже трое ворот. Я просто предположила, что вы будете строить не одни ворота, а несколько, поскольку их размер ограничивается крышей.

— Вторые ворота, — медленно произнес Томтом.

— У меня не было возможности осмотреть местность. — Тинкер показала на здания вокруг. — Рекомендую вам разместить двое ворот на максимальном расстоянии друг от друга, чтобы уменьшить риск взаимного влияния. Кроме того, это предотвратило бы затор.

— Затор?

— Ну, что-то вроде уличной пробки. — Тинкер повернулась к Рики, который подошел к ним с противоположного конца склада. — Рики, можешь объяснить ему, что значит «затор»?

Рики удивился, но пустился в объяснения на они, показывая руками, как две силы наталкиваются одна на другую. Услышав ответ Томтома, Рики резко дернулся и уставился на нее:

— Вторые ворота?

— Черт! — воскликнула она.

Рики глядел на нее в полном смущении.

— Каркас для вторых ворот может пойти быстрее, — сказала Тинкер Томтому, не обращая внимания на Рики, — но вот остальная часть займет то же время, и я не смогу заняться ею, пока не будут завершены первые ворота. Схема должна быть подлажена к местности и ко многим другим самым разным факторам.

— А Рики не может их сделать? — спросил Томтом.

Тинкер покачала головой.

— Этого не может сделать никто, кроме меня.

Томтом повернулся к Рики за подтверждением. Рики посмотрел на нее как-то странно:

— Да. Я не могу. Я до сих пор не понимаю, как действуют ворота. Я даже не предполагаю, каким будет каждый следующий этап работы.

Томтом принял это за правду.

— Что ж, будем строить и вторые ворота, на другой стороне поселения.

Подошел бригадир плотников и, распростершись ниц, начал о чем-то молить.

Томтом засмеялся, продемонстрировав острые кошачьи зубы.

— Как бы тебе этого ни хотелось, я не могу позволить тебе поработить мой народ. Это плохо бы отразилось на мне. Всем спать! Даже тебе.

Осталось двадцать дней.

«Просто сосредоточься», — приказывала себе Тинкер, ловя себя на том, что слишком часто смотрит на часы, которые отсчитывали время с приводившей ее в отчаяние скоростью.

Ближе к полудню в мастерской появилась Чио с высоко поднятой головой и предельно мрачным выражением на лице.