Тинкер (№1) - Тинкер

Натан достал в холодильнике два пива, открыл их и вернулся. Протянул ей одно.

— Я и не знал, что это возможно. Превратить человека в эльфа.

— Если они могут из крошки ши-дзу сотворить нечто размером с пони, то почему бы не превратить человека в эльфа? — Она сделала большой глоток и чуть не захлебнулась от противного вкуса. — Что за черт! Пиво прокисло.

Он взял ее пиво и отдал свое. Она сделала глоток и тут же сплюнула:

— Это тоже прокисло.

— На вкус оно было совсем нормальное. — Он забрал пиво у нее и начал осторожно прихлебывать. — Тинк, это не пиво. Пиво хорошее. Это, должно быть, ты сама. Превращение изменило твой вкус.

Натан вернул ей первую бутылку и допил свою. Она попыталась отхлебнуть еще, но после второго глотка отдала ему назад со словами:

— Я не могу это пить.

Так что он выпил и второе пиво.

— А как проходило чародейство? Тебе было больно? Что ты запомнила? И может ли он его аннулировать?

Она откинулась назад, закрыв лицо руками. Ну и кошмар! Она не может рассказать ему обо всем, что сделал с ней Ветроволк. О том, что она позволила ему сделать. О том, как ей нравилось то, что делал с ней Ветроволк.

— Это была большая комната для чародейства. Там было начертано заклятие и все такое прочее. Он привел чары в действие, а что случилось после, не знаю. Два часа назад я проснулась.

— То есть пока ты была без сознания, он мог тебя изнасиловать и ты этого даже не узнала бы.

Она повернулась к Натану и легонько пихнула его, отчасти потому, что он перешел на тему «секс», а отчасти потому, что Ветроволк вошел в нее, совсем даже не насилуя.

— Я бы знала.

Натан поставил вторую пустую бутылку рядом с первой, наклонился к ней и стянул полотенце.

— Натан! — Тинкер попыталась удержать полотенце. — Ты соображаешь, что делаешь?

— Я хочу посмотреть, как ты теперь выглядишь.

— Нет! — К ее удивлению, краска стыда залила сначала пальцы ног, а потом стала подниматься выше. Неужели все эльфы так краснеют?

— Дай посмотреть! — Натан сорвал полотенце.

— Натан! — закричала она, пытаясь вырвать полотенце из его рук, но это было все равно что сдвинуть гору.

Потом гора задвигалась и наклонилась, чтобы поцеловать ее обнаженную кожу. Когда Ветроволк целовал ее там, это походило на удар током в 220 вольт. А теперь саднящей плоти было просто элементарно больно.

— Натан! Не надо! Прекрати!

Он перестал целовать там, но перешел наверх.

— Ты что, Тинк? — Опираясь на одну руку, второй он стал расстегивать брюки. — К чему теперь ждать? Ты все равно никогда не станешь старше.

Его член возвышался над ней, твердый, как сталь, такой же большой, как и все в Натане. Всей тяжестью распаленный полицейский навалился на ее бедра, бока и грудь и так придавил ее, что она не могла даже ногой шевельнуть.

— Нет!!!

— Ты будешь так выглядеть всю мою жизнь. — Он задвигался, стремясь найти вход в нее. — Здорово, что ты стала эльфом. Ведь теперь никто не подумает, что ты слишком юна.

— А ну слезь с меня, идиот! — Она уперлась руками в его лицо, прижав большими пальцами края глаз в знак предупреждения. — Я сказала, НЕТ! Из всех людей именно ты должен понять, что «нет» значит НЕТ!

— Я люблю тебя, Тинк.

— Тогда слезай с меня. Мы не будем это делать. Не сейчас и не так. Веди себя хорошо, и у нас останется шанс. А применишь силу, я за себя не отвечаю.

Он остановился, боль и вина боролись на его лице.

— Тинк!

Что это? Мольба о прощении или о разрешении продолжать? Она не знала, и это навсегда осталось невыясненным, так как у шеи Натана внезапно появилось лезвие меча.

— Нэтаньяу! — прорычал эльф из «роллса», прижимая острие меча к коже Натана до тех пор, пока кровь полицейского не брызнула на грудь Тинкер. — Батья!

Натан отскочил, рванув Тинкер на себя и перебросив ее за спинку кушетки, как тряпичную куклу. Мгновение спустя она обнаружила, что сидит за диваном, а Натан размахивает пистолетом.

— Опусти оружие!

— Что ты делаешь, черт побери? — закричала она на эльфа на разговорном эльфийском, одновременно пытаясь перевести его слова. Кажется, он грозил убить Натана. — Я же сказала тебе, что хочу остаться одна!

Оба двинулись на нее, стараясь при этом не сближаться друг с другом.

— Опусти оружие! — опять скомандовал Натан.

— Зэ дому ани приказал оберегать вас, — сказал эльф на разговорном эльфийском. — Этот человек хотел взять вас силой. Я не мог ему это позволить.

— Опусти оружие! — Натан взвел курок. — Бросай меч, или я стреляю!

И он бы выстрелил. Но Тинкер метнулась между ними, встала лицом к Натану и вскинула руку, пытаясь отвратить опасность.

— Натан! Натан! Не надо! Он просто защищает меня. Он думал, что ты собираешься меня изнасиловать.

Натана передернуло.

— Скажи ему, чтобы он убрал меч. Боже, как по-эльфийски «полицейский»?

— Он… Он — страж порядка. — Тинкер обращалась к эльфу. — Убери меч, и он тебя не убьет. — Но тот смотрел упрямо и не слушал ее. — Я приказываю тебе спрятать меч в ножны.

Изумленный взгляд. Эльф неохотно подчинился.

— Убери пушку, Натан.

— Но кто это, черт побери?

— Он работает на Ветроволка. Убери пушку.

Натан сунул пистолет в кобуру и застегнул молнию на брюках. Тинкер подхватила полотенце и снова завернулась в него. Ей показалось, что за эти несколько минут оно уменьшилось в размере, и его было явно недостаточно, чтобы закрыть ее.

— Как его зовут? — спросил Натан.

Тинкер посмотрела на эльфа, ожидая, что тот ответит, поскольку вопрос был задан на самом обыкновенном, литературном английском языке. Но тот и глазом не повел. Не понял, значит.

— Ты хоть немного знаешь питсупавутэ? Человеческий язык, на котором говорят в Питтсбурге, то есть английский.

Эльф напряженно кивнул и сказал по-английски:

— Нет. Прекрати. Не надо. Вода. Туалет. Пожалуйста. Спасибо. Да. Иди.

Может, он специально перечислил эти слова в таком порядке, чтобы показать: он понял, что Тинкер отказывает Натану? Покончив с английским, он перешел на эльфийский:

— Ветроволк не предполагал, что вы уедете из дому, поэтому мое незнание питсупавутэ казалось несущественным.

— Как тебя зовут?

— Яростный Конь, Несущийся Галопом По Ветру. — Он произнес это по-эльфийски, «вэтата-ватару-тукаэн-ру-бо-таэли», и Тинкер скорчила недовольную рожу. — В семье меня называют Маленькой Лошадкой, поэтому доми зэ говорит, что я, скорее, По-ни.

— По-ни? Пони!

— Если вам это легче, я буду рад, если вы так и будете меня называть.

— Да. Спасибо, — сказала она и перешла на английский: — Его имя — Яростный Конь, но он говорит, что я могу называть его Пони.

Услышав забавное имя, Натан фыркнул, а потом глубоко вздохнул.

— Прости меня, Тинкер. Я не имел права так поступать.

— Это правда, черт тебя подери.

Она доверяла ему больше, чем кому-либо еще на этой планете. Ей бы хотелось повернуть время вспять и сделать так, чтобы Яростный Конь не вмешивался и у Натана оставался шанс отступить и извиниться. Самому. Она отчаянно хотела верить, что все так и случилось бы, ведь только тогда ее доверие к нему осталось бы непоколебимым. И все могло вернуться туда, откуда началось.

Натан взъерошил волосы, а потом стал их тянуть, словно хотел выдрать целый клок.

— Понимаешь, я столько лет так мучительно хотел тебя, и вот наконец я тебя получил. Ты должна была стать моей. Ничто не могло помешать нам пожениться, иметь детей, состариться вместе. Но тут явился этот Ветроволк, закружил тебя в вальсе и увел прочь. И я позволил ему. Позволил ему увести тебя, мать твою! И делать с тобой все, что ни придет ему в голову. Эти три дня я был как помешанный, искал тебя повсюду, и теперь… — Он протягивал к ней руку, в глазах его стояли слезы. — Словно он убил тебя, и все, что мне осталось, — лишь эльфийская тень. Я только хотел заявить свои права на тебя, пока он и это у меня не отнял.

— Ты что-то путаешь. А если…

Если что? Она не знала, что сказать, как все исправить. Эх, и разве можно хоть что-то исправить после того, как он едва не изнасиловал ее? После того, как Ветроволк превратил ее в эльфа? После того, как она таяла в руках Ветроволка? И сказала бы она «нет» Натану, если бы запах и прикосновения Ветроволка все еще не выходили у нее из головы?

— Если все было не так? — переспросил Натан. — Самое дерьмовое то, что все и было иначе, пока Ветроволк не сотворил это с тобой. И даже без спросу.

— Знаю, — прошептала она. — Слушай, дела сейчас и впрямь не фонтан. Я голодная, мне плохо, больно и страшно. Не проси меня принимать такие решения сейчас. Ты только пугаешь меня.

— Понимаю. Прости.

— Иди домой.

— Тинкер… Тинк… Пожалуйста…

Входная дверь отворилась, и вошел Масленка.

Глава 8

НОВОЕ САМООПРЕДЕЛЕНИЕ

Масленка вошел со словами:

— Тинкер? Ты здесь? — и обомлел, обнаружив в комнате сердитого Яростного Коня, возбужденного Натана и завернутую в полотенце Тинкер.

При виде Масленки нервы у Тинкер сдали, и она кинулась к нему, заливаясь слезами. Брат обнял ее, не задавая вопросов, а мужчины обменялись напряженными взглядами.

— Думаю, тебе пора уходить, — тихо сказал Масленка, и Натан вышел, не проронив ни слова.

Положа руку на эфес, Яростный Конь взирал на Масленку с явным подозрением.

— Нагару, — представился Масленка, идентифицировав себя как «сына сестры отца Тинкер». Он всегда был сильнее в эльфийском, чем она. Они с Яростным Конем пустились в дискуссию на высоком эльфийском и говорили так быстро, что она не успевала понять, о чем идет речь. В конце концов Яростный Конь поклонился и покинул чердак. После этого Тинкер путано и сбивчиво, пытаясь опустить то, о чем говорить ей не хотелось, рассказала Масленке о Ветроволке и Натане.

— Погляди на меня: меня всю трясет.

— Раз ты три дня ничего не ела, то, наверное, просто ослабла, а сама этого не замечаешь. Яростный Конь пошел добыть какой-нибудь пищи.

— Да? — Она встала. — И где он найдет еду посреди ночи?

— Понятия не имею. Но почему бы тебе не одеться, пока он не вернулся?

Она послушно отправилась в спальню. И поймала себя на том, что роется в комоде, подыскивая трусики попроще. Взяла первые попавшиеся и натянула их. Чистые джинсы, футболка, носки и ботинки. Потопала по комнате. Да, так уже лучше. «Почти я».

За это время Масленка успел убрать посуду и вытереть стол, а теперь занялся мытьем кастрюль и тарелок. Она взяла чистое полотенце и стала вытирать посуду.

— Как ты думаешь, сколько времени у него это займет?

По чердаку пробежал свет фар, извещая, что Пони вернулся.

— Немного, — сухо ответил Масленка.

Она ласково шлепнула его полотенцем и отправилась открывать дверь.

Вошел Пони, таща набитые до отвала плетеные корзины, от которых исходил аромат божественно благоухающей пищи. Легко поставив емкости на стол, Пони открыл крышку и достал расписной сосуд с супом-лапшой из какого-то ресторана-анклава.

— Не знала я, что анклавы дают еду на вынос. — Тинкер уселась на скамеечку для ног, оставив два потертых и разнородных стула мужчинам.

— Я уговорил их сделать исключение. — Пони поставил перед нею лапшу. — Будет лучше, если вы начнете с этого.

— Почему?

Лапша была длинная, как спагетти, но при этом толстая, с ее мизинец, и какая-то восковая. После случая с пивом Тинкер смотрела на суп с подозрением.

— На пустой желудок жирная еда тяжела. А вам нужно съесть как можно больше. А в этом супе почти нет жира.

Масленка раздобыл ложку, и она попробовала. Лапша из кэва-бобов, разведенная горячей водой. Просто, но очень вкусно. Только трудно эти лапшички до рта донести. Выглядят скромно, но на вкус просто здорово!

— Я сказал им, что с вами ваш нагару, так что они прислали столько еды, что хватит на всех. — Пони снял верхнюю корзинку, и обнаружился второй уровень: мясные пельмени, сваренные на пару.

— Маузуан! Чур, я тоже буду! — Масленка расставил тарелки и серебряные вилки, достал себе пива из холодильника и уселся на один из стульев.

Пони разгрузил корзины, но остался стоять.

— Почему ты не садишься? — спросил Масленка, распределяя маузуан по трем тарелкам.

— Я телохранитель Тинкер-долш. Я должен стоять.

— Сядь! — приказала Тинкер.

Пони секунду поколебался, но потом выдвинул стул и сел с несчастным видом.

— Это неправильно, — дулся он.

— Я сейчас слишком зла, чтобы об этом беспокоиться, — отрезала она.

Мудрый Масленка без лишних слов поставил перед Пони тарелку с маузуан.

Теперь, когда Пони оказался по ту сторону стола, Тинкер смогла, не отрываясь от еды, спокойно рассмотреть его. Красивый, как и все эльфы, он отличался от прочих представителей своей расы весьма крепким телосложением. Носил он темно-синюю кольчугу из чешуи виверна. Под кольчугой виднелась черная кожаная прокладка, защищающая тело от острых, нахлестывающихся друг на друга, самозатачивающихся чешуек. Кольчуга оставляла открытыми руки. Постоянные защитные заклятия, вытатуированные на руках Пони, напоминали кельтский орнамент. Неизвестно почему, скорее всего по причинам художественного свойства, заклятия были начертаны различными оттенками кобальта. Они двигались, когда Пони играл мускулами. В отличие от большинства известных ей эльфов, которые носили фунтами сверкающие драгоценности — от вычурных серег до колец, — единственным украшением Пони были темно-синие бусы, вплетенные в его черные волосы.

Раньше Тинкер не умела определять возраст эльфов, однако теперь она без труда поняла, что Пони очень молод. Она не могла сказать, что говорило об этом — его лицо или его манеры. Он был весь увешан оружием: рукоять меча торчала из-за плеча, кобура с пистолетом топорщилась на боку, а рукоятки ножей высовывались отовсюду. Пони ловил изучающий взгляд Тинкер, и выражение его лица менялось: открытая честность — некоторая неловкость — ужасное смущение — и то же самое, но в обратном порядке.

— А где Ветроволк? — спросил Масленка, пока Тинкер ела суп и изучала Пони.

— Послание пришло из Аум Ренау. — Пони посмотрел на обоих: поняли ли они?

Такое название — Аум Ренау — носил дворец на Эльфдоме, расположенный примерно на том же самом месте, где Палисады на Земле, то есть над рекой Гудзон, около Нью-Йорк-Сити.

— Душевная Амбра, наша Королева, попросила его приехать. Он не мог отклонить приглашение. Он должен был поехать. Он хотел оставить с вами Воробьиху. Она хорошо знает таньянантэ, — эльфийское слово, означающее «те многие человеческие языки», — и питсупавутэ. Однако королева потребовала, чтобы Воробьиха приехала вместе с Ветроволком.

— Так королева в Западных Землях? — спросил Масленка.

— Ее приезд — неожиданность для всех. Она не была здесь с момента подписания Договора. Дому хотел взять Тинкер-доми с собой, но не решился везти ее в такую даль, не получив ее согласия.

Да, это бы ее хорошенько взбесило, но зато уберегло бы от идиотизма Натана.

— Как Ветроволк изменил меня?

— Я… Я не знаю. Честно. — Пони напрягся, и Тинкер внезапно испытала симпатию к этому мощному смуглому эльфу. — Я всего лишь секаша и считаюсь еще молодым. Великие чародейства, вроде превращения, доступны только домана. Пока вы спали, Ветроволк взял анализы крови. По старому счету вы генетически принадлежите теперь к касте домана.

Она вздрогнула.

— Что значит «по старому счету»?

— В прежние времена вожди кланов часто превращали наиболее доверенных последователей в членов касты домана. После этого они считались абсолютно равными остальным членам касты.

— А теперь?

Пони коснулся своего лба в том месте, где у Тинкер красовалась отметина Ветроволка.

— Это gay.

Знак, о котором еще Мейнард сказал, будто он поднял Тинкер до касты Ветроволка.

— Когда возвращается Ветроволк? — поинтересовался Масленка.

— Он сам не знал, — ответил Пони. — Но если он не сможет сам быстро вернуться, то может прислать за Тинкер-доми. — И, наткнувшись на ее взгляд, добавил: — Если, конечно, она пожелает присоединиться к нему.

К сожалению, от всей этой чудесной еды осталась куча грязной посуды. Впрочем, втроем они быстро перемыли и высушили все тарелки и приборы. Но и после этого Пони ничем не намекнул на то, что собирается уходить.

— Ты разве не вернешься в охотничий домик?

— Ветроволк приказал мне охранять вас. Я не могу этого сделать, находясь в домике.

— Так ты собираешься оставаться со мной, пока не вернется Ветроволк?

— Да.

О боже!

Тинкер заметила, что Масленка что-то хочет сказать.

— Что?

— Тебе надо заночевать у меня. — Масленка говорил по-английски. — Я бы не переживал, если бы ты осталась одна, но с ним… Лучше все же, если я буду рядом.

— Тогда оставайся здесь.

— Но у тебя только кровать и кушетка.

— Ах, да. Ладно, — вздохнула она и зевнула. — Поедем к тебе.

Масленке повезло получить в собственность квартиру на горе Вашингтона: кондоминиум с тремя спальнями в высотном многоквартирном доме. Ему поставили одно условие: поддерживать в рабочем состоянии лифт, кондиционер и отопление. С балкона открывался вид на деловой центр Питтсбурга и на бескрайнее море эльфийских лесов.

Пони старался не попадаться им на глаза и не шуметь. Пока Масленка проверял, в порядке ли постели в его редко используемых гостевых комнатах, Тинкер стояла на балконе и смотрела вниз, на город.

Зачем Ветроволк изменил ее? Может, это был подарок за то, что она спасла ему жизнь? Жизнь — за жизнь? Или это что-то большее, раз сюда примешан секс? И что на самом деле она чувствовала, получив такой подарок? Он казался ей пугающе огромным, таким, что и удержать невозможно. Она была эльфом.

— Ну, как ты? — Масленка вышел на балкон и встал рядом.

— Да ничего. Колотит немножко. А ты как?

— Ты имеешь в виду, как я все это воспринимаю? — Масленка сделал жест рукой, словно очерчивая ее тело. — Да нормально. Уши какие смешные. — Он потрогал пальцем кончик ее уха, и ее вдруг поразило, насколько это приятно.

— Эй, полегче с ушами!

Масленка отдернул руку. Он почувствовал себя неловко.

— Извини.

— Да нет! Просто уши — это эрогенные зоны.

— Ох!

— Вот именно.

— Но мы-то с тобой все еще кузены? По крайней мере, в генетическом смысле?

— Ты расстроишься, если я уже тебе не сестра?

— Не очень. Но мне было бы приятней, если бы ты ею осталась. — Масленка взял ее за руку. — Когда мама умерла, дедушка сказал мне, что… что пока живу я и живы мои дети, моя мама будет жива, жива в моем потомстве. Так люди обретают бессмертие. Вот почему он так хотел, чтобы ты родилась, через столько-то лет после смерти твоего отца.

— Лейн может это проверить. Давай съездим к ней завтра.

Они погрузились в молчание.

— А если она скажет, что мы больше не родственники? — спросила Тинкер, пытаясь установить, насколько это важно для брата. Если это в самом деле имеет для него большое значение, она не предаст Масленку ради Ветроволка. Она найдет способ вернуться к своему прежнему «я».

— Что бы ни обнаружила Лейн, ты всегда останешься моим лучшим другом и моей маленькой сестренкой.

— Сестренкой?

— Это основано на любви, а не на крови, — пояснил Масленка. — Никто не сможет лишить нас этого, если мы не позволим.

Они крепко обнялись, и Тинкер подумала, что из них двоих он гораздо умнее.

Ну и странную же троицу представляли они, стоя на крыльце Лейн: Масленка с его вопиюще человеческим обликом, Пони — с обликом несомненно эльфийским и Тинкер, застрявшая где-то посредине. Лейн отворила дверь. Увидев Тинкер, она побледнела как полотно и стала приговаривать:

— Ой, деточка. Ой, деточка.

— Не так-то все плохо, как кажется, — деланно бравым тоном произнесла Тинкер, но потом не выдержала. — Или все-таки плохо?

Лейн еще с минуту разглядывала ее, а потом ответила:

— Нет, милая, нет. Это красиво. Входите. Я бы спросила тебя, что, черт побери, случилось, но о чем тут спрашивать. Случился Ветроволк.

— Пони, это Лейн. — Тинкер решила представить воина. — Лейн, это Яростный Конь, Несущийся Галопом По Ветру, но он откликается на имя Пони. Он один из телохранителей Ветроволка и приставлен охранять меня. Он не говорит по-английски.

Лейн и Пони поклонились друг другу.

Потом Лейн провела троицу в просторную кухню. Пони быстро осмотрел это помещение, а потом и смежные комнаты — не грозит ли откуда какая-то опасность?

— Где его хозяин? — тихо спросила Лейн, стараясь избегать имени Ветроволка.

Пока Лейн ставила на огонь чайник, Тинкер рассказала ей про его срочный вызов к королеве.

— Мы с Масленкой хотим, чтобы ты нас проверила. Насколько он меня изменил? Остаемся ли мы по-прежнему кузенами?

— Конечно остаетесь! — вскричала Лейн. Но потом увидела выражение их лиц. — Боюсь, это лишний способ расстроиться. Наверняка он совершил нечто абсолютно радикальное.

— Но я — это я. Я чувствую то же самое. Я думаю так же, как раньше. И все помню. — Ночью Тинкер проснулась в страшной панике и принялась рыться в глубинах памяти, перемножать в уме большие числа и восстанавливать схему одного из самых свежих изобретений. Она трудилась до тех пор, пока не была удовлетворена своим интеллектуальным уровнем. — Единственное, что изменилось, — так это вкус. Пиво кажется совершенно ужасным, и какао утром я тоже не смогла выпить. Как и Пони, впрочем.

— Ну, пиво кажется горьким из-за хмеля. — Лейн спугнула Пони, заковыляв к холодильнику со своим костылем. — Кажется, эльфы выработали у себя нетерпимость к алкалоидам. Поэтому они избегают кофе, чая и никотина — в придачу ко многим токсичным, содержащим алкалоиды растениям, от которых и мы стараемся держаться подальше.

— Значит, мне придется отказаться от самых любимых напитков, — грустно протянула Тинкер.

— У меня есть травяной чай, который ты можешь пить, но все же, думаю, тебе следует быть осторожной. Сильная аллергическая реакция приводит к ужасным последствиям. — Лейн вытащила из холодильника миску клубники. — Я обнаружила также, что эльфы чувствительны к определенным типам жиров, используемых в наших продуктах питания промышленного производства. Они любят натуральное арахисовое масло, но сорта с трансжирами вызывают у них проблемы.

Тинкер назвала любимую марку арахисового масла.

— Прости, милая. — Лейн поставила клубнику перед Тинкер. — Как удачно, что у меня есть собственноручно взбитые сливки, а не то и от сливок тебе пришлось бы отказаться. А что касается растворимого какао, то сможешь ты его пить или нет, тоже зависит от марки.

Тинкер мысленно пробежалась по забитым банками полкам своей кухни.

— В таком случае, у меня нет ничего, что я могла бы есть.

— Тогда тебе придется чаще обращаться к Тулу и брать у нее свежие продукты. Овощи, мясо, яйца, масло и даже хлеб, который она печет, — вот твой будущий рацион. Что тебе налить, Масленка? Кофе? Чай?

— Кофе, — ответил Масленка, присаживаясь рядом с Тинкер. Он заметно нервничал. — Сколько времени займут анализы?

Лейн кинула быстрый взгляд на Пони, который стоял на страже у двери.

— Генетическое сканирование эльфов запрещено Договором.

— Я не эльф, — прорычала Тинкер, макая клубничину в сливки.

— Я знаю, — ласково сказала Лейн. — Но нельзя, чтобы твой страж догадался, чем мы тут занимаемся.

Тинкер сдержалась, чтобы не посмотреть на Пони.

— Ах да! — Она откусила кусочек клубники и задумалась. — Ну, похоже, он сделает все, что я ему прикажу.

Масленка тоже старательно избегал глядеть на Пони.

— Если поставить его на страже у входной двери, он не увидит, чем мы занимаемся в лаборатории.

Заговорщики переглянулись. Тинкер покончила с клубникой, отправила Пони в холл и вернулась в лабораторию, чтобы сдать кровь на анализ.

— Когда мы все выясним, я тут же уничтожу образцы и результаты, — сказала Лейн, перевязывая руку Тинкер жгутом и смазывая спиртом кожу ниже локтя. — Мы проникаем в маленький ящик Пандоры. Чур, об этом вы не расскажете никому — ни людям, ни эльфам.

— Да нет, что ты, — пообещала Тинкер. Масленка откликнулся эхом и добавил:

— Нам просто нужно узнать.

Лейн не только взяла у Тинкер кровь, но и сделала мазок полости рта, вырвала один волосок, а потом попросила сдать на анализ кал.

— Что? — завопила Тинкер. — А это еще зачем?

— Пожалуйста, Тинкер, не будь такой щепетильной. — Лейн пригласила Масленку пересесть на тот стул, который только что освободила Тинкер. — Клетки внутренней оболочки кишечника выходят вместе с калом и являются источником ДНК. Надо посмотреть, насколько агрессивным было изменение.

Лейн отвязывала жгут с руки Масленки, когда у входной двери раздался звонок.

— Кто бы это мог быть? — проворчала Лейн.

Она убрала пробирки с кровью подальше с глаз и прижала ваткой вену на руке Масленки.

— Опусти рукав, Тинк.

Вошедшая женщина показалась знакомой. Она просияла при виде Тинкер и сказала Масленке:

— О, вау! Ты нашел свою двоюродную сестру!

— Ага. — Под озадаченным взглядом Тинкер Масленка притворился невинной овечкой. — Помнишь Райан? Астронома?

Ах да! Та астрономиня, которую она пыталась предупредить во время пирушки на свежем воздухе!

— Я пришла спросить, нет ли каких новостей. — Райан махнула рукой в сторону обсерватории. — Я валюсь с ног от усталости после ночи и заглянула узнать, как дела, пока не вырубилась… — Она осеклась и вскинула голову: — Ты ведь не всегда была эльфом, да?

— Мне надо работать! — заявила Лейн, прерывая внезапно воцарившееся молчание.

— Нет, нет! Она… она… — Масленка оглянулся на Тинкер, ища поддержки.

— Не смотри на меня, — оборвала его Тинкер. И тут же подхватила идею Лейн. — Хочу съездить к Тулу, набрать съедобной пищи. Тебе взять чего-нибудь, Лейн?

— И в самом деле, возьми. Посмотри, что у нее там из рыбы. Дюжину яиц. — Лейн проковыляла в кухню и вернулась с корзинкой для продуктов и стеклянной бутылкой под молоко. — Пинту взбитых сливок. И еще хорошо бы свежего хлеба.

Тинкер взяла емкости для продуктов.

— Я вернусь… через два часа?

Лейн кивнула:

— Да, это хорошо.

Так они нашли способ избавиться от присутствия Райан. Нечего ей болтаться у Лейн под ногами. Масленка слегка покраснел, поняв, что от него требуется, но махнул головой в сторону общежитий.

— Позволь проводить тебя, Райан. Я тебе все объясню по дороге.

И они разошлись по своим делам.

Пони настоял, чтобы Тинкер села на заднее сиденье «роллса», и потому ей пришлось буквально нависать над передним сиденьем, показывая ему дорогу до дома Тулу. Она обратила внимание, как гладко вел он машину, спускаясь вниз по обрывистому серпантину Холма Обсерватории.

— Как давно ты водишь машину? — «Водить машину» было английским выражением, поскольку ближайшие к нему эльфийские понятия подразумевали лошадей и вожжи.

— Нэ хэ.

Не годы. Полностью выражение звучало как «кэтат нэ хэ», буквально «считать не годы», что означало на самом деле: «слишком много лет, чтобы считать». Самое обычное эльфийское выражение. Оно могло подразумевать от каких-нибудь десяти лет до тысячи. После тысячи лет его заменяло выражение «нэ ху», то есть, приблизительно говоря, «слишком много тысячелетий, чтобы считать». Но в данном случае речь шла о паре десятков лет, поскольку только после прибытия Питтсбурга эльфы познакомились с современными технологиями.

— «Роллсы» были частью Договора, требующей, чтобы ЗМА предоставило в пользование зэ дому ани высококачественные машины. Все его стражи научились водить, и хусэпавуа, и сам зэ дому ани тоже, хотя не всем это нравится так, как мне.

— А тебе нравится?

— Очень. Дому разрешает мне гоняться, хотя хусэпавуа говорит, что это безрассудно.

Тинкер направила его по мосту Маккиз-Рокс. Утреннее солнце поблескивало на речной глади.

— А кто это — хусэпавуа?

— Поднятая Ветром Воробьиха.

Имя показалось Тинкер знакомым, но она не сразу соотнесла его с той потрясающе красивой эльфийской аристократкой, которую видела в хосписе. Вчера Пони раз или два упоминал ее, называя просто Воробьихой.

— Эта… Воробьиха… — жена Ветроволка?

Пони посмотрел на нее с искренним удивлением, что лишь усилило ее впечатление о его крайней молодости.

— Нет, доми! Они даже не любовники! Слава богу!

Пони давал ей изумительно прямые ответы. А она-то думала, что эльфы на это неспособны. Может, это связано с его желанием во всем слушаться ее? Или он выполняет приказ Ветроволка? Или он просто наивный мальчишка?

— Сколько тебе лет, Пони?

— В этом году исполнилось сто.

Конечно, для человека сто лет — это глубокая старость, но не для эльфа. К тридцати годам они только вступают в пубертатный период и не считаются взрослыми, пока им не исполнится ста лет. Странным, причудливым образом они с Пони были ровесниками, хотя, как она подозревала, он был намного опытнее ее — как бы ей ни хотелось надеться на обратное.

— Здесь? — спросил Пони, останавливая машину возле обшарпанной лавки Тулу.

Чтобы зимой в помещении было тепло, старуха полукровка заменила обыкновенное стекло найденными ею на свалке цветными стеклянными плитками. Как-то ей удалось их соединить друг с другом, и стеклянная стена превратилась в мозаичное панно из квадратов со стороной в шесть дюймов. Типично эльфийское произведение искусства: слишком большое для восприятия человека. Стоя в кухоньке и глядя на стену через всю лавку, можно было рассмотреть, как из квадратиков складывается ветка дерева, сквозь листья которой просвечивает солнце, а внизу висит налитое соком яблоко. С улицы, однако, все это выглядело щербатой стеной, склеенной как попало из блеклой старой плитки, хранящей секреты лавки точно так же, как ее хозяйка хранила свои.