Тинкер (№1) - Тинкер

Райан посмотрела на лесок, в котором проходила пирушка. Повсюду были расставлены столы, покрытые скатертями в красную клетку. Две команды ученых играли в волейбол под неоновую рок-музыку, лившуюся из переносного стереофона.

— Но, кажется, не намного отличается от Земли.

— Всему свое время. — Масленка разрезал гамбургер Тинкер, заглянул в середину и снял его с гриля. — Бери. Недожаренный.

— А булочки есть?

— Сейчас, сейчас. — Масленка отправился на поиски булочек.

Райан проводила его таким взглядом, что Тинкер увидела двоюродного братца в новом свете. Следовало признать, что у него есть мощные активы.

— Можно спросить, — смущенно сказала Райан, — а у вашего брата есть подружка?

— Послушайте, девушка. Вы очень милая, но ведь здесь не останетесь. Наверное, вам кажется забавным приехать на Эльфдом и закрутить тут с местным парнем, да еще и таким остроумным, но это несправедливо по отношению к Масленке. Тридцати дней вполне достаточно, чтобы разбить его сердце.

Райан повернулась к ней и посмотрела очень проницательно.

— Вы произносили эту речь и раньше.

— Я произношу ее раз в тридцать дней.

— Простите, — улыбнулась Райан. — Говорят, эльфы не слишком контактируют с людьми. Наверное, они воспринимают нас так же: сегодня здесь, а завтра — там.

Тинкер поморщилась. Неужели Ветроволк смотрит на нее так же, как Масленка на этих астрономинь? Вернулся Масленка с булочкой на бумажной тарелке.

— Пожалуйста. Томат, латук, острая горчица, красный лук колечками и настоящий кетчуп «Хайнц», эльфдомский, а вовсе не с того завода, что недавно построили на Земле по ту сторону Края.

— О, ты знаешь меня так хорошо, что это даже пугает. — Тинкер поглядела на булочку и на свою все еще переполненную тарелку. — Извините. — Она взяла вторую тарелку. — Пойду сяду куда-нибудь и покончу со всем этим.

Едва она покончила с гамбургером, как рядом с ней на скамейку тихо присела Лейн.

— Как твоя рука?

— Нормально. — Тинкер облизала пальцы и показала Лейн ладонь.

Та внимательно ее осмотрела, одобрительно кивая при виде бледных шрамов. Закончив изучение, она накрыла ладонь Тинкер своей, но не отпускала ее.

— Я хочу предупредить тебя относительно эльфов, дары приносящих.

— Что-что?

— Ветроволк подарил мне новый сад.

Тинкер оглянулась в сторону дома Лейн, но его скрывал Холм Обсерватории.

— Это хорошо или плохо?

— Вот в чем вопрос, не так ли?

Тинкер спросила ее взвешенно нейтральным тоном:

— Что они сделали?

— Они очень аккуратно перенесли в горшки все, что вырыли… Но я должна заметить: посаженные ими экземпляры изумительны. Осмелюсь предположить, что теперь мой сад может соперничать с садом эльфийской королевы.

Они вырыли растения Лейн? Работа Лейн практически не позволяла ей вернуться на Землю. В Питтсбурге она была в ссылке точно так же, как на Европе. И, что более важно, сад земных цветов, которые она так любила, был целительным бальзамом ее больной души, разлученной с космосом.

— О, Лейн, мне очень-очень жаль.

Лейн отвела глаза, стараясь скрыть свою боль от Тинкер.

— Я не хочу сказать, что мне все это совсем не понравилось. Большая часть растений все равно не выжила бы после того, как тягач повредил им корни. Несколько месяцев я занималась бы только ямами и выбоинами. Новые растения чрезвычайно дороги. Несколько лет мне пришлось бы просить привезти хотя бы один кустик.

— Но теперь это не твой сад земных цветов.

— Да, он совсем другой, — признала Лейн.

— Мне правда жаль. Ужасно жаль.

Лейн ответила ей легкой, печальной улыбкой, которую тут же сменило выражение настоящего беспокойства.

— Но меня очень тревожит другая проблема: что, в таком случае, Ветроволк может подарить тебе.

— Мне?

— Что он способен преподнести?.. Даже предположить невозможно…

— Очень сомневаюсь, что он вздумает осыпать меня подарками. Ведь все еще висит вопрос долга жизни. — Внезапно она остановилась. «Мы разрушили в саду Лейн все клумбы… и я даже обещала ей, что поеду в колледж, чтобы утешить ее…»

О боги, не из-за этого ли он заменил цветы или…

— Тинкер?

«Что еще я сказала?» Но она не могла вспомнить в точности свои слова. Тот разговор проходил как в лихорадке. Просила ли она что-то для себя? Недаром старинные волшебные сказки предупреждают о том, к чему может привести неудачно сформулированное желание!

По лицу Лейн было видно: она забеспокоилась еще больше.

— А я могу вернуть подарок? — спросила Тинкер. — Если он мне вручит такую штуку, которая мне не понравится?

— Ветроволк способен не оставить тебе шанса сказать «нет».

Тинкер задумалась. Ну что плохого может он ей подарить?

— Неужели он решится принести мне опасную вещичку? Ты ведь думаешь…

— Я не суеверна, Тинкер, но в наших легендах о подарках эльфов не говорится ничего хорошего.

— Понятно. Но он вряд ли станет мне что-то дарить, Лейн. Он говорит, что мы не равны.

Глаза Лейн сузились.

— Он сказал это по-эльфийски или по-английски?

Тинкер помолчала, вспоминая. Ветроволк разбудил ее, когда она спала в трейлере, и потом они начали друг на друга орать. Но на каком языке?

— По-английски.

— Тогда это могло означать совсем не то, что ты думаешь, Тинкер.

А ей-то казалось, что это было сказано без всяких обиняков! Правда, у Лейн гораздо больше опыта общения с эльфами. Тинкер восстановила в памяти весь разговор, насколько могла, конечно, и потом спросила:

— Так что, по твоему мнению, он имел в виду?

— Не хочу играть в догадки, — ответила Лейн. — Но будь с ним осторожна. Преподнося мне новый сад, он думал, что совершает добро, но сделал это с надменностью взрослого по отношению к ребенку. Он абсолютно уверен: ему известно, что лучше для нас.

— Ой не знаю. Я встречала много людей такого типа.

— Тинкер, — Лейн слегка сжала ей руку. — Я втянула тебя в это дело с колледжем. Я делала это во имя твоего блага. Но исходила я лишь из собственного разумения. Прости меня. Кто, как не я, должен был понять, что я прошу тебя совершить подвиг: отправиться в одиночку в чужой, незнакомый мир. Если ты не хочешь ехать, ты не обязана. Я освобождаю тебя ото всех обязательств.

Типично эльфийское выражение: «освобождаю тебя ото всех обязательств». Ирония убила радость вновь обретенной свободы. Хотя у Лейн, насколько Тинкер знала ее, могли быть свои причины использовать эту фразу.

Поэтому Тинкер обронила:

— Я подумаю об этом.

Медленно сгущались сумерки. Когда небо потемнело и стали вспыхивать звезды, разговор ушел от оставшегося позади мира, только что пережитого опыта Пуска и простых радостей сельской жизни, совершенно незнакомой землянам, и обратился к самому небу.

Первая Ночь всегда забавна. Ученые ведут себя точь-в-точь, как детишки, впервые открывшие для себя Рождество. Поскольку во время Пуска всегда льет дождь — оттого что более теплый земной воздух соприкасается с более холодным эльфдомским, — первое настоящее свидание со звездами Эльфдома приходится на время пирушки. Подняв лица к мигающим огонькам, ученые восхищенно бормотали:

— О!!! Bay!!!

Когда глаза Тинкер привыкли к темноте, она увидела десятки поднятых рук, указывающих на разные созвездия. Как всегда, поднялся крик: «Посмотрите на Арктур!» Эльфы называют его Сердцем Волка; он входит в состав созвездия, именуемого Первым Волком, и расположен как раз на плече воображаемого зверя. Арктур — самая быстрая и одна из ярчайших звезд видимой части небосклона. Между звездами Эльфдома и Земли разница не слишком велика — всего пятнадцать градусов.

— Не могу поверить, что это то же самое небо, которое мы видели два дня назад, — сказал кто-то с благоговейным ужасом в голосе. — Двадцать миль на юг, и все созвездия меняются. Посмотрите на Северную Корону! Она больше не похожа на букву «С»!

— Двадцать миль на юг и один шаг в сторону, в другое измерение, — поправил другой.

Возле больших телескопов толпились те, кто не взял персональных. После нескольких минут напряженного созерцания ученые принялись возбужденно обмениваться результатами наблюдений.

— Есть новые звезды в районе образования сверхновых в Облаке Орла.

— Где?

— М16 — в Змее.

— Посмотри на расположение планет. Максимальное сближение произойдет в пятницу.

Они охали и ахали и говорили о созвездиях, которые до сих пор знали лишь по учебникам.

Тинкер переночевала у Лейн. Утром Масленка заехал за ней, и они отправились на свалку. Сегодня братец намеревался заняться ранее запланированными делами. Как обычно, несколько дней после Пуска он посвящал беготне по разнообразным учреждениям, добыванию нужных вещей и продуктов. Тинкер подробно передала ему разговор с Мейнардом, рассказала о ситуации с садом Лейн и, наконец, о таинственных звонках на домашний автоответчик.

Масленка остановился на красный свет на 65-й линии и резко взглянул на нее:

— Думаю, надо оставить с тобой Бруно и Пита.

— Прошу тебя, не надо. Думаю, пройдет немало времени, прежде чем я смогу вытерпеть общество больших собак.

— Не стоит тебе оставаться одной, когда происходит что-то странное.

— Странное уже позади, — заявила она.

— Кто-то всерьез пытается разыскать тебя, Тинк. Они ведь обыскали всю округу. И кто-то пытался убить Ветроволка.

— Это вряд ли те же самые люди. — Ей не хотелось обсуждать другие варианты: и так ситуация не внушала оптимизма. — На Ветроволка напали на Эльфдоме перед Выключением, а звонки начались с Земли после Выключения.

— Ну и что? Кому-то важно знать, что ты все еще на Эльфдоме.

— Этот неизвестно кто не имеет отношения к нападению на Ветроволка. — Ей было неприятно продолжать этот разговор. — Первым делом я врублю систему безопасности. Моя домашняя система в порядке. Со мной все будет хо-ро-шо.

Масленка сопротивлялся довольно долго, но потом сдался, пообещав часто справляться, как у нее дела. Естественно, он к тому же найдет способ предупредить Натана.

Тинкер попыталась перевести разговор на другую тему:

— Можешь оказать мне любезность и добыть перекиси? Лейн говорит, что она лучше всего удаляет пятна крови. Нам нужно восполнить запасы аптечки первой помощи. И еще мне нужны прокладки.

— Я уже восстановил аптечку. И накупил всякой бакалеи. Все это у меня дома. А свои женские штучки покупай сама.

— Они не кусаются, Масленка, и каждому ясно — они не для тебя.

— Мне все равно неловко. К тому же я не знаю, какие именно покупать.

— Я почти все потратила на перевязку. Любые сгодятся.

— Сама покупай, — упорствовал любящий брат. — Хочешь, я сегодня же вечером перетащу к тебе все остальное?

Отличный способ убедиться, что с ней все в порядке. А потом он наверняка останется допоздна…

— Не, я поем где-нибудь. Возьму пиццу и пива. Приноси завтра.

Он был явно недоволен, но не стал возражать.

А ближе к полудню на свалку пришел Ветроволк. Вот только что его не было, а мгновение спустя он уже стоял и смотрел на нее.

Тинкер оглянулась и замерла. Все утро она страшно психовала и металась из одной крайности в другую: то не хотела, чтобы эльф показывался ей на глаза, то умирала от желания его увидеть; то ужасалась его возможному появлению, то уговаривала себя, что он может и не прийти. Ближе к полудню Тинкер истерзала себя до предела мыслью, что увидела во всей этой ситуации то, чего в ней нет, и что он не придет. И вот он здесь, а у нее по-прежнему нет ключа к собственному сердцу. Эмоции захлестнули ее и закружились вихрем, и ни за одну невозможно было зацепиться.

«Выбери что-нибудь одно, идиотка, — заворчала она на себя. — Рада. Я рада его увидеть». Радость нахлынула на нее так быстро и так мощно, что она подумала: «Это, наверное, и есть самая истинная из моих эмоций». Впрочем, направляясь к эльфу — чтобы поздороваться, — Тинкер постаралась просто улыбнуться, ни единым движением не выдавая обуревавших ее чувств:

— Привет!

Элегантно одетый в какое-то эльфийское великолепие, Ветроволк выглядел весьма неуместно на грязной свалке металлического лома и битого стекла. Он казался созданием, сотканным из солнечных бликов на глади реки. За его спиной, причем на весьма порядочном расстоянии, держались вооруженные эльфы — его телохранители.

Ветроволк легко кивнул в знак приветствия, чуть наклонив голову и сдвинув плечи. А затем преподнес Тинкер маленькую шелковую коробочку.

— Это тебе. Павуанэ вуан хулирулэ.

Это было произнесено на высокоэльфийском. Что-то об общей беседе. По крайней мере, ей казалось, что «павуанэ» означает общий разговор или беседу. Но слово «хулирулэ» было ей незнакомо.

Тинкер взглянула на коробочку подозрительно, помня о саде, который он подарил Лейн, и о предупреждении ксенобиолога. Но коробочка совсем не казалась опасной.

— Что это?

— Кэва.

— О!

Тинкер взяла коробку, открыла ее и действительно обнаружила в ней золотого родственника соевых бобов. Генетически измененные за тысячи лет, бобы кэва стали эльфийской чудо-пищей. Сырые, запеченные, жареные, перетертые в муку и даже превращенные в конфеты, бобы кэва на протяжении столетий являлись основной праздничной едой эльфов. Вот эти, например, были обжарены в меде. Ее любимые! Значит, это и есть вознаграждение за спасение жизни? Потом она заметила, что один из телохранителей держит что-то, завернутое в ткань и гораздо более похожее на настоящий подарок. Может быть, сласти — лишь аперитив перед настоящей волшебной трапезой?

— Спасибо!

Ветроволк улыбнулся, когда она положила в рот один из мягких, похожих на орешки, бобов и принялась с наслаждением жевать.

— Ты обещала научить меня игре в подковы.

Тинкер удивленно рассмеялась:

— Ты и вправду хочешь поиграть?

— А ты любишь в нее играть?

Она кивнула:

— Да, это очень весело.

— Ну, тогда я точно хочу научиться.

— Что ж, хорошо. Пойду возьму ключи и подковы.

Ключи подходили к воротам, отделявшим свалку от участка леса, где они с Масленкой играли в детстве, когда на свалке работал дедушка. В Питтсбурге много таких уголков дикой природы, мест, слишком покатых для строительства, заросших старыми деревьями и одичавшей виноградной лозой. На их площадке находилось несколько наклонных террас, перемежавшихся крутыми обрывами: своеобразная лестница, вырубленная природой в склоне холма и ведущая с одного уровня на другой. Когда-то давно там были вырыты ямки для подков.

— Это простая игра. Становишься на край, вот здесь, и кидаешь подкову на колышек. Вот так. — Тинкер оглянулась, чтобы не задеть его, замахиваясь для броска, и метнула подкову хорошо отработанным движением из-под руки. Подкова пролетела почти сорок футов и звякнула о колышек с характерным переливом. — Попала! Вот и вся задача. — Вторая подкова ударилась о колышек и отскочила. — Увы, это случается чаще.

Ветроволк взял у нее вторую пару подков. Оценил на глаз куски железа в форме буквы U.

— Неужели лошади на Земле действительно такие большие?

— Не знаю. Я никогда не уезжала из Питтсбурга.

— Так, значит, Эльфдом — твой дом?

— Наверное. Я считаю Питтсбург своим домом, но только когда он на Эльфдоме.

— Хорошо, что я узнал об этом, — сказал Ветроволк.

И пока она думала над значением этих слов, эльф произвел бросок, копируя ее движение из-под руки. Подкова изящно перелетела колышек на несколько футов.

— Это труднее, чем кажется.

— Просто не обязательно означает легко, — пояснила Тинкер.

Они пошли по полю к яме, чтобы подобрать подковы.

— Ты и твой двоюродный брат — сироты?

— Почти. Отец Масленки жив, но сидит в тюрьме. Выйдя на волю, он не сможет иммигрировать.

— А Масленка захочет повидаться с отцом?

Тинкер покачала головой и попыталась сосредоточиться на броске.

— Он убил его маму. Не преднамеренно, а просто ударив ее во время ссоры. Но убил — значит убил. — Неудивительно, что Тинкер промазала. — Теперь Масленка изо всех сил старается быть прямой противоположностью своего отца. Он никогда не пьет так, чтобы напиться. Не кричит, не дерется и лучше отрубит себе руки, чем ударит того, кого любит.

— Он благородная душа.

Тинкер просияла, взглянув на Ветроволка: ей было необычайно приятно услышать от него похвалу своему брату.

— Да, это так.

— А моя семья очень нетипична для эльфов. — На этот раз подкова Ветроволка приземлилась гораздо ближе к колышку. — Мы, эльфы, не поддерживаем родственные или дружеские связи с той же готовностью, как вы, люди. Иногда я думаю, что это происходит из-за способа нашего воспитания. У нас братья и сестры целые века проводят врозь, становясь взрослыми и уезжая из родительского дома раньше, чем другое дитя оказывается в фокусе родительского внимания. В общем, мы раса одиноких детей и, как следствие, очень эгоистичных отпрысков.

— Ты опровергаешь мое предвзятое мнение о том, что вы — мудрая и терпеливая раса.

— Мы кажемся терпеливыми только из-за того, что концепция времени у нас другая. А океаны знания отнюдь не гарантируют мудрости.

Они собрали подковы, которые, соприкасаясь друг с другом, издавали странный музыкальный перезвон.

— Но ты сказал, что твоя семья нетипична? — напомнила Тинкер.

— Моя мать любит детей, и поэтому их у нее много и она не держит их столетиями врозь. Она всегда считала, что момент, когда ребенок становится достаточно взрослым и предпочитает искать себе товарищей для игр самостоятельно, лучше всего подходит для зачатия следующего. Удивительно, но отец обычно с этим мирился. Вероятно, их брак и не выдержал бы такого испытания, не будь они аристократическим семейством с состоянием и владением. — Тинкер знала, что «владение» — это низкокастовые эльфы, служившие в качестве прислуги у аристократических каст, но не разбиралась в механизме этого подчинения. — Владение позволило отцу сохранить необходимую ему дистанцию от такого количества детей.

Узнав, что мать Ветроволка в течение нескольких веков занималась воспитанием детей, Тинкер вспомнила фольклорный образ старушки, которая жила в башмаке, а ее дети рождались из швов.

— Сколько же детей в вашей семье?

— Десять.

— Только десять?

Ветроволк рассмеялся:

— Только?!

— Я думала, может быть, сто, а может, и тысяча.

Ветроволк снова рассмеялся.

— Нет, нет! Отец бы никогда на это не согласился. Даже десятерых он считает большой помехой и готов терпеть их только ради матери. У большинства аристократов вообще нет детей. — В голосе Ветроволка послышалась горечь. — Нет нужды в продолжении рода, когда живешь вечно.

— Да, но это предотвращает быстрый рост вашего населения.

— За последние два тысячелетия эльфийское население только сокращается. Войны, несчастные случаи, периодические самоубийства… Нас теперь в два раза меньше, чем было когда-то.

Это придало теме совсем другой оборот.

— Да, не слишком-то хорошо.

— Конечно. Поэтому я пытаюсь говорить об этом нашему народу. Я очень надеялся на то, что с этой новой землей придет и новое видение мира.

— Надеялся?

— Появление Питтсбурга стало неожиданностью.

Она поморщилась.

— Извини.

— На самом деле оно было благотворным для нас, — улыбнулся Ветроволк. — Трудно заманить наш народ абсолютной дикостью, и немногие готовы преодолеть океан ради весьма незначительных удобств. Однако человеческая культура привлекает молодых и любопытных — тех, кто смотрит на вещи так же, как я.

— Хорошо. — Тинкер вернулась к метанию подков. Ей нравилась эта игра за то, что она располагала к долгим беседам.

— А как насчет тебя?

— О чем ты?

— Ты мечтаешь иметь детей?

На этот раз она промазала капитально: лишь сетка ограды спасла подкову от исчезновения в густой траве.

— Я?

— Ты. Или ты предпочла бы остаться бездетной?

— Нет! — Это была первая реакция на его вопрос, и она не стала ее скрывать. — Просто я никогда не думала о ребенке. Конечно, когда-нибудь я бы хотела иметь одного или двоих, ну, может быть, даже троих детей, но, черт побери, я ведь никогда даже… — Она хотела сказать «не целовалась с мужчиной», но подумала, что это уже неправда. — Ну, ты знаешь…

— Да, знаю, — мягко согласился Ветроволк, чем-то очень и очень довольный, и от его реакции Тинкер бросило в жар.

Она и Ветроволк? Как в том сне?

Ей захотелось где-нибудь посидеть. И Ветроволк, словно прочитав ее мысли, — «Господи, надеюсь, что нет!» — показал на старый, покореженный стол для пикника, врытый рядом с ямкой.

Взбираясь на крышку стола, Тинкер думала о том, каково это было бы с ним: так ли, как во сне, или по-другому.

— Сколько тебе лет?

— Если считать по-эльфийски, то я едва достиг совершеннолетия. А если по-человечески, то я дремучий старец. Мне двести десять лет.

То есть он в 11, 6 раза старше ее. Натан внезапно стал казаться ей чуть ли не ровесником.

— Что, слишком старый? — спросил Ветроволк.

— Нет, нет, совсем нет, если подумать, — заверила его Тинкер.

Эльфы считались взрослыми со столетнего возраста, однако, пока им не исполнялось тысячи лет, попадали в категорию молодых. Молодых эльфов называли трехзначными, потому что их возраст исчислялся трехзначными числами. Таким образом, Ветроволка можно было бы сравнить с человеком, едва перешагнувшим двадцатилетний рубеж. Вот только родился он в 1820-м.

А она для него как та астрономиня, которой отведен особый срок: с одной стороны, короткий, но, одновременно, достаточно долгий для того, чтобы разбить сердце.

Сначала Натан, теперь Ветроволк. Ну и мужчин она выбирает!

— А ты когда-нибудь играла в «девять кеглей»? — спросил Ветроволк, прерывая молчание.

— В боулинг? Ага. Но только с людьми.

— В кеглях я гораздо сильнее!

— Тулу говорит, что люди никогда не должны играть в кегли с эльфами. Потому что для людей это всегда плохо кончается.

— Эта Тулу — настоящий источник дезинформации. Она абсолютно неверно истолковала значение долга жизни.

— Как так?

— Этот долг не твой, а мой, — сказал Ветроволк.

— Твой?

— А как могло быть иначе?

— Во время битвы с завром…

— Ты спасла мне жизнь. Я на миг потерял сознание, а ты, с огромным риском, отвлекла завра, выбив ему глаз.

Она моргала, уставившись на него, а события в ее памяти тем временем менялись местами.

— Но заклятие, которое ты наложил на меня?

— Подстраховка на случай внезапной смерти: я хотел сообщить остальным, как храбро ты сражалась. Тебя бы приняли в мою семью и позаботились бы о тебе.

— О! — Она не знала, что и сказать.

— После того боя мы искали тебя. Но мы думали, что ты мальчик, и расспрашивали всех о «мальчике». Вот никто и не понимал, о ком идет речь.

Как могла Тулу столь неправильно все это понять? А может, она просто лгала все это время? Но зачем? Тинкер не хотела совсем разувериться в сумасшедшей старухе-полукровке. Да ведь и Ветроволк мог сейчас солгать. Но зачем это ему? Его видение событий гораздо больше совпадало с ее воспоминаниями и очень многое объясняло.

— Сейчас я должен идти. Бывают такие дни, когда даже у эльфов не хватает времени. — Он подозвал того телохранителя, что держал «подарок». Взяв его, отослал обоих телохранителей за пределы игровой площадки. — Когда я в последний раз видел тебя, ты была ребенком, но теперь ты уже взрослая. Я хочу остановить мгновение, пока оно не ускользнуло.

Он протянул подарок.

Кэва-бобы оказались вполне безобидными, а этот подарок размером не больше предыдущего.

— Это мне?

— Если ты пожелаешь принять его.

Ну почему эльфы заставляют все вещи казаться такими опасными? Это просто маленький пакет, завернутый в очень красивую ткань.

— Что это?

— Я подумал, что к этому случаю лучше всего подошел бы традиционный подарок.

Доверяйте эльфам, приносящим традиционные подарки за спасение жизни. Она развернула сверток, чтобы все-таки проверить его содержимое. Хорошо, что он пояснил с самого начала: это традиционный подарок. Конечно, Тинкер ожидала увидеть нечто совсем иное, а это… Она даже не знала, что это такое. Больше всего оно напоминало искусно сделанную — как и следовало ожидать от предмета эльфийской работы — металлическую чашу. Покоилась она на трех ножках, прикованных к мраморному диску. Посудина оказалась довольно тяжелой, и поэтому больше всего Тинкер удивило, как это Ветроволку удалось представить ее такой легкой. Сравнивать чашу с садом, который Ветроволк подарил Лейн, Тинкер не хотелось. Однако ребенок в ней готов был расплакаться. «И это все?»

— Ты принимаешь?

— Да.

Он улыбнулся. Так, словно солнышко выглянуло. Произнес какое-то слово на высоком эльфийском и поцеловал ее в лоб. Прикосновение его губ отозвалось на ее коже легким жжением.

Тинкер позвонила Лейн со свалки.

— Он принес мне чашу.

— Чашу?

— Ну, я думаю, что это чаша. — Она подробно описала Дар.

После некоторого размышления Лейн идентифицировала подарок как жаровню — в ней воскуряют фимиам или возжигают древесный уголь, а ножки, впаянные в мрамор, удерживают чашу в равновесии и защищают от жара тех, кто сидит рядом с огнем.

Жаровня?

— Это, конечно, совсем не то, чего я ожидала! — Тинкер рассматривала подарок. — Пытаюсь понять смысл.

Она услышала, что Лейн звякнула ключами.

— «Жаровни являются символическим подарком, — прочитала Лейн откуда-то. — Большое значение придается акту дарения: ткань, в которую заворачивают жаровню, должна быть экстравагантной, но сам ритуал преподношения — скромным». Очень мило, но что же это означает?

— Не знаю. Он говорил только о традиционном подарке по такому случаю.

— Вопрос не к тебе, а к Баррону. Этой весной он сделал антропологический доклад об эльфах, но нигде его не повторял. Эльфы не изучают себя сами и не хотят, чтобы их изучали мы.

— Кстати, я никогда не понимала, зачем нам обязательно надо изучать себя.

— А как еще можно узнавать и расти?

— Если эльфы себя не изучают, значит ли это, что они не меняются?

— Вполне вероятно. У нас не было возможности получить хоть какую-то информацию, которая свидетельствовала бы об обратном. — Последовала пауза, во время которой Лейн мягко пробормотала, проглядывая лежащую перед ней статью: — Тинк, о чем ты говорила с Ветроволком?

— Да ни о чем особенном. Ты же знаешь, как с ними говорить. Еще хуже, чем с тобой. А что?

— А то, что жаровня является, по определению Баррона, подарком для «деликатных мероприятий». Не знаю, какое значение он вкладывает в эти слова. Очевидно, принятие подарка означает согласие на эти «мероприятия».

Тинкер завопила, потому что единственным «деликатным мероприятием», которое она могла себе вообразить, был секс.

— М-м-мы не говорили ни о каких мероприятиях. По крайней мере, я ничего такого не припомню. Баррон перечисляет хоть какие-нибудь?

— Он говорит, что эти сведения были сообщены ему мимоходом. А когда он стал настаивать на более подробной информации, эльфы сказали, что этот ритуал вряд ли может произойти между эльфом и человеком.

Тинкер выразила шумный протест:

— Наверно, Баррон понял все совершенно неправильно.

— Так о чем вы все-таки говорили?

— О подковах. О Масленке. О его семье. — Тут она глянула на себя в зеркало и ойкнула от удивления, увидев свое отражение.

— Тинкер?

— Что за…

На том месте на лбу, где Ветроволк коснулся ее губами, виднелся голубой треугольник. Она потерла его слюной, но он не стирался.

— Он как-то пометил меня — после того как я приняла подарок.

Лейн долго молчала, а потом сказала:

— Думаю, тебе следует приехать.

Несколько лет назад кузены предъявили права и получили в свое распоряжение старый гараж, расположенный между жилищем Тинкер и свалкой, что делало его одновременно и удобным, и неудобным. В гараже легко помещался и аварийный тягач, и ее ховерцикл, и самые разные машины, которые они подобрали на улице и возвратили в рабочее состояние.

Тинкер обошла вдоль стены первый отсек и открыла дверь с кодовым замком. Ее «Малышка», сверкая багровым и алым, ждала внутри. Тинкер обменяла собственноручно собранный ею ховерцикл модели «Дельта» на заказные краску, детали и хромированную часть ховербайка Чернеды. Масленка ворчал, считая, что при сделке ее надули, поскольку детали выглядели слишком просто — золотые полоски по красному фону, — но, черт побери, это было само совершенство. Тинкер подозревала, что причин ворчания братца было две: во-первых, «Дельты», которые она сама делала на заказ, оставались ее единственными серьезными соперниками на гонках, и, во-вторых, значение любой заказной работы меркло на фоне ее стремления побеждать. Преданность не позволяла Масленке ставить на кого-нибудь другого, кроме нее, но он любил выигрывать.

Да и что тут говорить, он привык к этому. Автомастерская в Саут-Сайде производила множество байков модели «Гамма», отстегивая Тинкер большие проценты за их дизайн. Пока только юная владелица свалки могла создавать новые модели, поскольку оставалась единственной, кто достаточно разбирался в физике. Но рано или поздно найдется кто-нибудь, способный ухватить идею целиком и побить Тинкер на ее собственном поле. Ведь так обычно и поступают люди.

Она перекинула ногу через седло, нажала большим пальцем на замок и включила зажигание. О, блаженство — подрагивание большой машины между ног! Тинкер сбросила газ, чтобы активировать подъемный привод. Как только «Дельта» поднялась над парковочными распорками, она убрала их и вывела ховербайк из гаража. «Дельта» взмыла вверх и рванула вперед. Высоту ей обеспечивал подъемный привод, а магическая цепь создавала мощное вращательное движение вперед. Простая физика. Рано или поздно, но кто-нибудь сообразит, как она это делает.

Тинкер поставила тарелочку со взбитыми сливками рядом с миской клубники. Лейн была единственным человеком, который понимал, что правильный рацион заключается в повышенном, в соотношении три к одному, потреблении фруктов.