От первых проталин до первой грозы

      - Почему ты ворочаешься, не спишь? - недовольно проворчала мама.Наверное, блохи кусают? Говорила тебе - не клади Иваныча на постель. Вот блох и напустил. Сейчас простыню ромашкой посыплю.
      Ах, мама, мама! Разве могла она угадать, что творилось в моей душе? Пусть сыплет в постель ромашку, пусть хоть засыплет ею весь дом. Но ей не убить того счастья, которым теперь полно моё сердце.
      Чтобы не сердить маму, я свернулся калачиком в постели, стал Думать о Кате, о предстоящих чудесных днях; всё думал, думал да и не заметил, как заснул.
      Наступили поистине волшебные дни. Мы с Катей совсем подружились, постоянно бегали друг к другу, играли в папу, маму и деток. Катя сшила всем моим зайцам и медвежатам штанишки, платьица, юбочки. Они пили и ели из настоящих крохотных чашечек, блюдечек. Для такого угощения мама давала нам хлеба, сахару, а иногда и печенья или пастилы. Дети У нас были послушные, они никогда не дрались, не ссорились. Мы с Катей - тоже. Казалось, счастью нашему ничто не угрожает.
      И вот как-то утром приехал Серёжа. Я ему очень обрадовался, начал расспрашивать, что интересного он видел за эти две недели в Москве, ходил ли с мамой в цирк или хотя бы в театр.
      Серёжа охотно обо всём рассказывал и вдруг с изумлением спросил:
      - А это что за зверинец?
      В углу комнаты мной и Катей были выстроены из кубиков комнаты, и в них на крохотных стульчиках чинно сидели за столом наши сынки и дочки.
      - Зачем ты медведей в какие-то лоскуты нарядил? - не понял Серёжа.- Как же мы теперь на них охотиться будем? И клетушки им настроил. Какая
      чепуха!
      Серёжа тут же хотел разорить всю квартиру и сорвать одежду с моих детей. Но я поспешил им на помощь.
      - Не трогай, не трогай! Это наши сынки и дочки!
      - Твои сынки и дочки? - изумился Серёжа. Я тут же рассказал ему о Кате и о том, как мы с ней подружились и вместе играем.
      - Если хочешь, мы и тебя примем с нами играть. Но Серёжа только презрительно усмехнулся:
      - Играть с девчонкой в папу и маму! Нет уж, играйте вдвоём. Я вам не товарищ.
      Не знаю почему, но я вовсе не обиделся на него за такой отказ, даже его пренебрежительный тон меня | вовсе не огорчил. "Не хочет, и не надо,подумал я.- Нам с Катей и вдвоём очень весело".
      В этот же вечер Катя, как обычно, прибежала к нам. Мамы и Михалыча дома не было: они ушли в гости. Я немного волновался, как буду знакомить Катю с Серёжей. Но всё вышло очень просто. Увидя Катю, Серёжа почему-то совсем не растерялся, а поздоровался с нею так, будто знал её уже давным-давно.
      Чтобы не терять золотого времени, я тут же предложил Кате продолжать игру в папу и маму.
      - А вы будете с нами играть? - весело спросила
      она Серёжу.
      __ Нет, не буду,- так же весело и даже небрежно ответил он.
      - Почему?
      _ Потому, что это смешно и глупо. В это только малыши играют.
      И вдруг, к моему изумлению, Катя вся покраснела.
      _ Ну, не хотите, давайте во что-нибудь другое играть,- смущённо сказала она.- Хотите в салочки?
      - Вот в это хочу,- кивнул Серёжа. И тут же крикнул: - Катя салочка! Спасайся кто может!
      Мы побежали от неё в разные стороны. Катя погналась за Серёжей. Вбежали в столовую. Серёжа ловко увёртывался. Катя никак не могла его поймать и осалить. Видя, что меня никто не ловит, я сам подбежал к Кате, дразня её:
      - Салочка, салочка, не боюсь тебя!
      Но Катя даже не обратила на меня никакого внимания, будто меня и вовсе не было. Раскрасневшись и запыхавшись от беготни, она гонялась за Серёжей вокруг обеденного стола и всё повторяла:
      - У, противный, противный, всё равно осалю!
      Наконец Серёжа нарочно поддался ей. Катя его осалила и со смехом побежала спасаться.
      Серёжа - за ней. Они выбежали из столовой к Михалычу в кабинет.
      Чувствуя себя совсем лишним, я уныло поплёлся следом. Кабинет был разгорожен ширмой для приёма больных. Катя с Серёжей меня не видели.
      В кабинете Серёжа сразу же догнал и осалил Катю.
      - Ага, поймал! - крикнул он.- Теперь не пущу,- Он крепко обнял девочку.
      - Пустите же, какой несносный! Катя вырвалась, но не убежала и совсем не рассердилась.
      - Устала, не хочу больше в салки играть,- сказала она, чему-то лукаво улыбаясь.- Жарко очень.- Она подбежала и распахнула настежь окно,
      - Закройте,- сказал Серёжа.
      Катя вопросительно взглянула на него:
      - Почему?
      - Сквозняк. Юра войдёт - простудится,- ответил Серёжа.
      Катя торопливо закрыла. Кажется, ничего обидного не было в словах Серёжи. Но он сказал их таким тоном, что я сразу почувствовал себя, по сравнению с ними, каким-то маленьким, ненужным и смешным.
      Они сели рядышком на подоконник и начали о , чём-то оживлённо разговаривать.
      Я потихоньку вышел из кабинета, побежал в нашу спальню, разрушил, раскидал всю квартиру, где жили наши дочки и сынки, а с них сорвал всю лоскутную
      одежду.
      "Не буду больше играть с ней в папу и маму! - с горечью думал я.- Пусть со своим Серёжкой
      играет!"
      Увы, моя месть оказалась совсем не страшной: больше Катя о наших сынках и дочках ни разу даже
      не вспомнила.
      На этом и кончилась моя первая дружба с первой девочкой, какую я встретил на своём пути.
      НЕХОРОШО БЫТЬ МЛАДШИМ
      Печальный конец моей дружбы с Катей почти совсем не испортил наших отношений с Серёжей.
      Конечно, я на следующий день сказал ему о том, что слышал, как он говорил, чтобы Катя закрыла окно, а то я простужусь.
      Но Серёжа изумлённо взглянул на меня и спросил:
      - А что же тут плохого, что я так сказал? Ведь ты действительно постоянно простуживаешься.
      Что мне было ему на это ответить? Сказать, что он этим унизил меня в глазах Кати, выставил в каком-то недостойном ребяческом виде? Сказать всё это не позволяло моё самолюбие. Ведь это значило бы признаться, что я действительно не ровня им, что я ещё маленький. Поэтому я ничего ему не ответил и постарался поскорее забыть весь этот грустный для меня вечер. Забыть о нём оказалось не так уж трудно, так как Катю вскоре увезли из Черни не то в деревню, не то в соседний городок к каким-то её родственникам. И я совсем успокоился.
      Мы по-прежнему с Серёжей дружили, хотя к этой дружбе у меня начало всё больше и больше примешиваться совсем другое чувство - чувство зависти и грустного признания его превосходства надо мной.
      Серёжа был на два года старше меня и вообще как-то гораздо взрослее, мужественнее.
      Это невольно признавала и мама. Серёжа, например, мог совсем один пойти на реку искупаться или поудить рыбу. А меня одного мама и близко к реке не подпускала.
      - Пойдёт Серёжа удить,- обычно говорила она,- тогда и ты пойдёшь.
      Что поделать? Приходилось подлаживаться к Серёже; а то ещё, глядишь, и не возьмёт с собой. Но обычно он брал меня очень охотно, и мы, как только стало совсем тепло, частенько бегали за мельницу на мелкий брод ловить пескарей.
      Однако во время этих прогулок Серёжа постоянно давал понять, что он мне не ровня,- он старший, и я отпущен только под его ответственность. Поэтому я должен был его слушаться беспрекословно, иначе он грозил вернуть меня домой.
      Иной раз свою власть Серёжа употреблял даже не совсем бескорыстно.
      Помню, я как-то перебрался по камешкам на середину брода, пристроился на большом камне, пустил леску вдоль по течению и ну давай таскать одного пескаря за другим. А Серёжа с берега ловит, у него куда хуже получается.
      Вдруг слышу, Серёжа кричит мне:
      - Куда ты забрался? А ну-ка, иди сейчас же на берег, ещё утонешь, отвечай тогда за тебя!
      - Как "утонешь"? - возмутился я.- Да тут воробью по колено.
      Но Серёжа и слушать не стал:
      - Сейчас же вылезай на берег, а то пойду домой, скажу маме, что ты посреди реки на камнях сидишь.
      Я сразу сообразил, что тогда будет. Мама, конечно, ахнет: "Юра посреди реки, кругом бурлит вода..." Пожалуй, после этого и на рыбалку не пустит.
      Так и пришлось перебраться на берег. А я ведь отлично понимал, зачем Серёжа меня с камня согнал: чтобы я больше его рыбы не наловил. На берегу-то он меня сразу обловит. Ведь он и ловчее меня, и закинет подальше, и подсечёт получше.
      Вообще, несмотря на нашу дружбу, мы с Серёжей во всём соперничали. И надо сознаться, что он во всём был впереди. Я очень ему завидовал. Завидовал даже тому, что он учится у злющей бабки Лизихи, а я ещё не учусь. Его рассказы о её школе, об / ужасных издевательствах над несчастными ребятами \ я слушал как страшную сказку, от которой и жуть \ берёт, и невозможно оторваться.
      - Ты знаешь, Юрка,- таинственным голосом начинал он обычно свой рассказ,- меня сегодня Лизиха так за ухо драла, думал - совсем оторвёт.
      Я замирал от ужаса.
      - За что же она тебя?
      - А вот за что. Велела мне наизусть всю таблицу умножения написать. Я, известно, ни в зуб ногой.
      - Куда ногой?
      - Да молчи, не перебивай. Ну конечно, незаметным образом вытаскиваю из ранца шпаргалочку, кладу её на колени и начинаю сдувать.
      Я с восхищением смотрю на Серёжу. Правда, мне не совсем понятно, откуда и что именно он сдувает, но я чувствую, что за этим кроется какая-то тайна,, какое-то страшное преступление и геройство. А Серёжа продолжает:
      - Дую я, братец мой, уже больше половины содрал, уже шестью восемь, шестью девять валяю. И вдруг как она хвать меня за ухо! Да как заорёт: "Давай шпаргалку, подлец! Вижу - на коленях у
      тебя!"
      От ужаса я широко раскрываю рот. Не прерывая рассказа, Серёжа, так, между прочим, суёт в него палец: "Закрой, а то галка влетит!" - и продолжает:
      - Что тут делать? Эх, была не была! Только она отвернулась, я-раз! шпаргалку в карман, а вместо неё подаю ей какую-то бумажку: "Вот, Елизавета Александровна. Я не списывал. Это так просто, бумажка на колени свалилась". Ну, тут она и разъярилась, вскочила со стула, глазищи выпучила, даже все кровью налились. Видит - обдул я её, а в чём дело, понять не может. Схватила меня за вихры, за уши и давай таскать! "Отдай шпаргалку! - орёт.- Всё равно убью, коли не отдашь!"
      - И ты не отдал? - едва слышно спрашиваю я.
      - Вот дурак-то! - пожимает плечами Серёжа.- Да она ведь на пушку и брала. Если бы отдал, ну и капут мне. Сколько ни зверствовала, я всё на своём стою. Нет у меня шпаргалки, и конец.
      - А если бы она к тебе в карман полезла? Серёжа презрительно усмехался:
      - Эх ты, пупочка-мумочка! Да у меня все карманы с дырками. Я уже давно её куда следует пропихнул. Гляди - учись...
      Серёжа выворачивает карманы штанов и с гордостью показывает огромные дырки. Они кажутся мне какими-то потайными лазейками, в которых бесследно исчезают шпаргалки и прочие таинственные вещи.
      После таких рассказов, выслушанных обычно поздно вечером, "на сон грядущий", я, бывало, долго не Мог заснуть: всё думал о том, что ждёт меня этой осенью, когда я тоже попаду в лапы кровожадной бабки Лизихи. И, чем больше думал, тем безнадёжнее казалось мне моё будущее. А Серёжа, как и подобает настоящему герою, претерпев все дневные школьные ужасы и выйдя из них победителем, спокойно спал, приоткрыв рот, сладко посапывая и даже чему-то улыбаясь.
      С наступлением весны Серёжа всё больше и больше проводил время в школе у бабки Лизихи. Каждую весну она возила всех своих учеников держать переходные экзамены при гимназии в городе Серпухове. Вот Серёжа целые дни и готовился к этим экзаменам.
      В мае он уехал со всей школой в Серпухов, сдал экзамен, перешёл в другой класс и, наверное, счастливый, довольный, покатил отдыхать к своей маме в Москву, а оттуда в Подмосковье на дачу. Я немного поскучал о нём, но долго скучать было некогда - наступало лето, самая чудесная, самая хлопотливая пора.
      ВСЁ СВОИМИ РУКАМИ
      Михалыч всегда чем-нибудь увлекался. Правда, его увлечения очень быстро проходили и сменялись новыми, но, может быть, именно поэтому они были для меня так заразительны и интересны.
      Ещё весной Михалычу вдруг пришла идея в уголке сада устроить свой собственный маленький огород.
      - Ну зачем он тебе? - недоумевала мама.- Любых овощей на рынке сколько угодно. Дарья каждое утро всё свежее покупает. Если времени некуда девать, лучше бы к больным куда-нибудь съездил. Ты смотри, Лупанов всё время разъезжает.
      - Всех денег, мадам, всё равно не соберёшь,- отвечал Михалыч своей любимой поговоркой.- у Лупанова на уме одни только меркантильные интересы. Он и не может воспарить в мечтах. "
      - Ах, если бы у тебя этих интересов побольше было! - вздыхала мама.
      Но Михалыч её уже не слушал.
      -Вы представьте себе, мадам,- мечтательно говорил он,- к ужину подаст Дарьюшка, ну, например, котлеты со свежей картошкой. И вот к ним-то из собственного огорода укропцу нарвать, прямо с грядки, с душком. Или свежего лучку в суп покрошить. Нет, с базара это совсем не то, там всё вялое, пыльное, а тут, можно сказать, прямо с росиночками.
      - Да, да, с росиночками,- кивала головой мама.- Вот из-за этих самых росиночек и сидим весь век без гроша.
      - Мадам, вы уподобляетесь "скупому рыцарю"! - возмущался Михалыч.Скажу вам прямо: стяжательные интересы чужды моей натуре.- И он уходил в кабинет, бодро напевая:
      "На земле весь род людской Чтит один кумир священный. Он царит над всей вселенной, , Тот кумир - телец златой..."
      Чтобы наш огород был по последнему слову науки, Михалыч ещё заранее выписал из Москвы специальный справочник и в свободное время внимательно его изучал, пытаясь и меня привлечь к этому изучению. Но оно показалось мне уж очень скучным. Пусть лучше Михалыч выучит всё один, решил я, а копать грядки и сажать будем вместе.
      И вот, помню, ранней весной, как только земля в саду подсохла, мы сразу же приступили к работе. Однако вскапывание земли под грядки оказалось делом совсем не лёгким. Мы трудились полдня и вскопали только три гряды. Наконец тётка Дарья пришла звать нас обедать.
      - Ох уж и работнички! - насмешливо сказала она.- За такую работу и обедом кормить не стоит.
      - Критиковать, Дарыошка, всегда легко,- отвечал Михалыч.- Попробовала бы сама здесь покопать. Тут сплошной дёрн, лопата никак не берёт.
      - Не за своё дело взялся, вот и не берёт,- сурово промолвила тётка Дарья.- Ну, землекоп, иди, а то суп простынет.
      После обеда Михалыч пошёл к себе в кабинет на часок "кое-что обдумать". А я побежал к Соколовым. У гончей собаки Зорьки родились щенки. И Василий Андреевич прислал за мной, чтобы их показать.
      В этот раз, устав от трудов в огороде, Михалыч "продумал" не часок, а целых три. Я успел вернуться домой, а он только что встал, и мы снова отправились в огород трудиться.
      О чудо! Он был весь вскопан, и даже грядки сделаны.
      - Кто же это нам тут немножко помог? - удивился Михалыч.- Правда, всё основное мы ведь уже сами до обеда сделали, но всё-таки интересно, кто за нас тут заканчивал?
      За вечерним чаем Михалыч осторожно навёл разговор на тему: "Что вот, мол, у нас в доме завелись добрые духи, которые помогают тем, кто трудится в
      поте лица".
      - Да это Дарья! - ответила мама.- Говорит: "Тошно глядеть, как он там пыхтит, в земле ковыряется". Взяла лопату и за полчаса всё вскопала.
      - Не женщина, а просто чудо-богатырь! - восторженно произнёс Михалыч.
      В это время Дарья принесла из кухни хлеб и
      масло к чаю.
      - Уважаемая Дарья Степановна! - обратился к ней Михалыч.- От души благодарим вас за вашу посильную помощь. Можете пользоваться любыми плодами, которые мы вырастим в нашем огороде.
      - Да ничего ты и не вырастишь, окромя крапивы да лопухов,- отмахнулась тётка Дарья, уходя в кухню.
      -Сущая ведьма! - сурово заметил Михалыч ей
      В огороде мы посеяли редис, салат, морковь, репу и разные другие овощи.
      Каждый вечер мы с Михалычем добросовестно поливали гряды, и они скоро зазеленели первой изумрудной зеленью.
      - А наш лютый враг уверяла, что только одна крапива вырастет,- весело говорил Михалыч.- Теперь небось попритихла.
      И вот однажды мы все сели обедать. Подали суп.
      - Дарьюшка, принеси, пожалуйста, укропу,- попросила мама.
      - Нет укропа, забыла ноне купить,- отозвалась из кухни тётка Дарья.
      - То есть как это нет? - вмешался Михалыч.- А собственный огород на что? Сейчас схожу и принесу.
      Мы посыпали суп нашим укропом. Такого вкусного супа я ещё в жизни никогда не едал.
      НА ЗЕЛЁНОМ ЛУГУ
      Как хорошо солнечным летним утром выбежать с сачком в руках в сад или во двор, побегать, погоняться за пролетающими бабочками и мушками!
      Но ещё веселее, если в этом деле примет участие сам Михалыч. Тогда уже получается настоящая охота. Увы, она бывала только по воскресеньям.
      На такую охоту мы брали с собой, кроме сачков, ещё походную брезентовую сумку. В неё Михалыч осторожно укладывал несколько стеклянных банок. Горлышко каждой из них было плотно заткнуто широкой пробкой, а внутри лежал кусок ваты, смоченной эфиром. Эти банки-морилки предназначались для пойманных насекомых.
      Мне очень хотелось нести сумку с банками самому, но Михалыч не доверял - боялся, что я увлекусь ловлей бабочек, упаду и побью все банки. Поэтому сумку он нёс обычно сам, перекинув её на ремне через плечо. В эту сумку, помимо морилок для насекомых, Михалыч клал несколько бутербродов для нас самих, на тот случай, если мы забредём далеко от дома и проголодаемся.
      Но вот сборы закончены, и мы трогаемся в путь 
      отправляемся к речке на луг.
      До чего же хорошо там в начале лета! Трава высокая, густая. А сколько кругом цветов! А какой запах! Особенно сильно пахнут большие, похожие на белые кисти соцветия таволги. Тут и там они высоко поднимают свои головки, и от них по всему лугу разливается душистый запах свежего мёда.
      Над цветами гудят и летают пчёлы, шмели, разноцветные бабочки. Даже глаза разбегаются - не знаешь, куда и глядеть, кого и ловить. Мы с Михалычем идём неподалёку один от другого, держа сачки
      наготове.
      Я невольно любуюсь Михалычем. Он одет в лёгкий чесучовый пиджак, на голове - соломенная широкополая шляпа от солнца, через плечо - сумка с усыпляющими средствами для насекомых и с подкрепляющими силы - для самих ловцов.
      Вид у Михалыча боевой. Даже его излишняя полнота как-то не так здесь заметна, не так бросается в глаза среди просторного, залитого солнцем луга.
      Перепрыгивая через лужицы, Михалыч спешит вперёд, за ним еле-еле угонишься. Ветерок развевает полы его чесучового пиджака. И в этом наряде он сам похож издали на какую-то огромную белую бабочку, такую лёгкую и такую весёлую.
      Но особенно радует меня то, что Михалыч занимается этой охотой совсем не в шутку, а вполне
      серьёзно, с таким же азартом, как и я. Каждому из нас хочется обловить другого, поймать что-нибудь интересное, редкое.
      Вот на влажной земле возле лужицы сидит целая стайка голубых мотыльков. Они плотно сложили вверху над спинкой свои лёгкие крылышки и как будто дремлют.
      А что это за странный тёмно-бурый листок торчит между ними? Я подхожу ближе, и вдруг листок будто раскрывается, опуская вниз два чудесных чёрных крылышка с белой кружевной оторочкой. Бабочка! Да какая большая, какая красивая! Такой в нашей коллекции ещё нет.
      Я пытаюсь накрыть её сачком прямо на земле, но она замечает моё движение, взлетает и не спеша, то поднимаясь вверх, то опускаясь до самой травы, как бы играя в воздухе, отлетает в сторонку.
      Я - за ней, она - от меня. И всё не спеша, играючи, будто поддразнивая, летит прямо к Михалычу.
      Вот он заметил её, весь как-то подтянулся и тоже в погоню. Мы бежим рядом, явно пугая добычу и мешая друг другу.
      - Уходи от меня! - сердито шепчет Михалыч.- Разве места на лугу не хватает?
      Я отбегаю в сторонку, с завистью наблюдаю за ловлей. Неожиданно бабочка присаживается на зелёный травяной стебелёк.
      - Ага, попалась! - торжествует Михалыч. Нацеливается, взмах сачка... и сам ловец, споткнувшись о какую-то кочку, падает в траву, а испуганная бабочка взлетает вверх и улетает прочь.
      - Лови, лови! - отчаянно кричит Михалыч, вскакивая с земли.
      Увы, всё кончено - бабочка улетела.
      Во мне кипит негодование-зачем он отбил у меня Добычу? Куда ему, толстяку, за бабочками гоняться!
      Но ещё возмутительнее, что Михалыч пытается на меня же свалить вину за свою неудачу,
      - Эх ты, разиня! - махнув рукой, говорит он.- Кричат ему: "Лови!" - а он разинул рот и ни с места. Вот я старик, а видишь...
      Михалыч неопределённо показывает рукой на свой перепачканный в земле пиджак и неожиданно весело улыбается:
      - Оба, брат, сплоховали! Ну, не беда, ещё такую поймаем.
      - А что это за бабочка? - соглашаясь на мировую, спрашиваю я.
      - Траурница. Видал, каков у неё наряд? Чёрный бархат с белой кружевной отделкой. Очень красива! Если бы не эта проклятая кочка, я бы её не упустил.
      Немножко успокоившись после неудачи, мы продолжаем охоту. Наши дела идут неплохо, особенно у меня. Мне удаётся поймать две пёстренькие перламутровки, золотисто-зелёного жука - бронзовку и огромную стрекозу коромысло. У Михалыча тоже свои трофеи: он поймал белую с коричневатыми кончиками крыльев аврору и расписного красавца адмирала.
      Луг кончается, мы подходим к небольшому лесочку. Сходимся вместе, и вдруг оба разом замечаем добычу. Не нужно и в атлас заглядывать, чтобы сказать, что это павлиний глаз. Два голубоватых глазка на нижних крыльях говорят сами за себя.
      Бабочка сидит на земле, то распуская, то складывая свои чудесные крылышки.
      Я нацеливаюсь сачком. Михалыч - тоже.
      - Не мешай! - шепчет он.
      - Опять упустите! - шепчу я.
      Михалыч отступает.
      А бабочка всё сидит перед нами, будто ждёт своей участи. Затаив дыхание заношу над ней свой сачок и мягко накрываю добычу.
      - Молодец! - одобряет Михалыч.- Давай-ка её сюда. Вот мы её сейчас в баночку и посадим.
      Павлиний глаз в банке. Пары эфира сразу одурманивают его. Уснувшая бабочка замирает на ватке, распустив свои глазастые крылья.
      - До чего же красив! - любуется Михалыч.- Ты только, Юра, представь себе: устроим этого красавца в ящик под стекло, а зимой поглядим на него и вспомним лето, солнышко, луг. Хорошо, брат, тому, кто любит всё это. А теперь после успешных трудов и закусить не грех,- вспоминает он о захваченных с собой бутербродах.
      Мы садимся тут же на бугорках и с аппетитом уплетаем хлеб с колбасой и с сыром.
      Отсюда, с луга, виден наш крохотный городок. Он весь как на ладони. Красные и зелёные крыши домиков весело выглядывают из густой зелени старых, запущенных садов.
      Издали городок похож на пчелиную пасеку. Одноэтажные деревянные домики будто разноцветные ульи. И это впечатление ещё усиливает крепкий медовый запах таволги. Он плывёт над согретой солнцем землёй; кажется, даже сам воздух от этого запаха стал каким-то густым, тягучим. Воздух дрожит, колеблется вдали над лугами и золотится от солнца, словно жидкий прозрачный мёд.
      Закусив и немножко отдохнув, мы тем же путём возвращаемся домой.
      НАТАША ПРИЕХАЛА
      Дома нас ждала замечательная новость - из Москвы приехала Наташа.
      Она выбежала нам навстречу, расцеловала меня и бросилась к входящему следом за мной Михалычу.
      - Папа, здравствуй! Какой ты нарядный, весь в белом! - весело приветствовала она.- А это что у тебя, сумка какая-то?
      - Тише, тише, там банки, бабочки... ради бога, не разбей! - защищал Михалыч наши трофеи.- Ну, здравствуй. Как доехала?
      - Хорошо, всё очень хорошо! Я в последний класс перешла. Поздравь меня!
      - Умница, умница, поздравляю! Дай мне только наши сборы отнести, на место поставить.
      И мы проследовали к Михалычу в кабинет.
      Весь этот и следующий день я почти не отходил от Наташи. Какая она стала большая, совсем почти взрослая! И такая красивая! Стройная, худенькая, лицо смуглое. Где же она успела так загореть? А как хорошо, когда она засмеётся,- зубы белые-белые!
      - Ты прямо как негритёнок!- удивлялась, глядя на неё, мама.- Можно подумать, что с юга приехала.
      - А я и сама не знаю, где я так загорела. Может, под лампой, когда к экзаменам готовилась,- смеялась Наташа, забавно морща при этом свой носик.
      _- Совсем, совсем взрослая!-говорил, глядя на неё Михалыч.- И причёску себе устроила. Прямо невеста! Придётся, видно, жениха поискать...
      - Ну, папа, как не стыдно надо мной смеяться!- перебивала его Наташа, густо краснея и становясь от этого ещё лучше.
      _ да я вовсе и не смеюсь,- отвечал Михалыч.- Один жених уже есть: вон Кока Соколов. Он уже, почитай, целый месяц здесь околачивается.
      _' А как же учение? - удивилась Наташа. - - Кажется, доучился, вон выгнали,- махнул рукой Михалыч.
      _ Бедный, как жалко!- усмехнулась Наташа.- Нужно пойти его навестить.
      Не знаю почему, но это намерение Наташи мне совсем не понравилось. Зачем ей идти куда-то навещать Коку? Шла бы лучше с нами на луг ловить бабочек.
      После обеда Наташа надела нарядное платье, а на шею нацепила коралловые бусы. Из своих чёрных кос она сделала большой пучок и стала настоящей красавицей. "Куда лучше задавалки Катьки!" - подумал я.
      - Ну как, хорошо, идёт мне эта причёска? - спросила она меня.- Или лучше косы оставить, как ты думаешь?
      Ах! Я уже ничего не мог думать, я только чувствовал, что сердце моё не то сейчас остановится, не то совсем выскочит из груди.
      Наташа ещё раз взглянула на меня и лукаво улыбнулась:
      - Нравлюсь я тебе? Я краснел и молчал.
      - Идём со мной Коку навещать,
      И мы пошли. К Соколовым в дом идти нам не пришлось. Коку мы встретили на улице. Он сам шёл к нам навстречу--узнал от кого-то, что приехала Наташа. Пошли все втроём в городской сад,
      Я искоса поглядывал на Коку. Он был очень хорош. В белой рубашке, ловко перетянутой ремнём, и в смятой форменной фуражке, которую он лихо сдвинул на затылок. Из-под козырька выглядывал завиток белокурых волос.
      - Ты что же так рано на каникулы явился? - спросила Наташа.- Разве занятия уже кончились?
      - Для меня кончились,- весело ответил Кока.- Выгнали меня из лицея. Сказали - все науки усвоил, можешь теперь отдыхать! - Он беззаботно рассмеялся.
      Наташа неодобрительно покачала головой:
      - Что ж ты теперь думаешь делать?
      - Да ничего. Летом в футбол играть, за барышнями ухаживать. А придёт осень - ружьё, собаки.,, и поминай как звали!
      - А учиться когда же?
      _ А зачем мне учиться? - наивно переспросил Кока.-Денег у отца хватит.
      - Да ведь это не твои, отцовские...
      _ Нy и что же? Солить их, что ли? Слава богу, вон сколько нажил, а куда тратить, не знает. Я ему помогу -у меня долго не залежатся.
      Кока вынул из кармана серебряный портсигар и
      закурил.
      _ Зачем мне учиться? - повторил он.- Отец в школу и не заглядывал, а денежек накопил дай боже. На мой век хватит.- Он пустил через нос две тонкие голубые струйки дыма и озорно сбоку взглянул на Наташу.- Учиться хватит. Вот высмотрю за лето невесту да и женюсь, чего зря время терять!
      - Кто же за тебя, обормота такого, пойдёт-то? - рассмеялась она, вызывающе глядя ему прямо в лицо.
      - Да ты первая! - весело отвечал он.- Разве не пойдёшь? Говори, не пойдёшь, если посватаюсь?
      При этих словах я почувствовал, что у меня замерло сердце и подкашиваются ноги. Я не смел взглянуть на Наташу. А она как ни в чём не бывало только звонко расхохоталась:
      - Ну и жених!..
      Кока всё так же искоса испытующе поглядывал на неё и вертел в руках недокуренную папироску. На его безымянном пальце что-то поблёскивало.
      Наташа тоже заметила.
      - Что это у тебя, кольцо? Покажи какое? Кока показал. Кольцо было серебряное, с изображением человеческого черепа.
      - Это смерть всем девушкам, на которых я только взгляну,- лихо тряхнув головой, сказал он.
      - Отчего же они умрут? - удивилась Наташа.
      - От любви ко мне,- не задумываясь, пояснил Кока.
      - Тогда я на тебя и смотреть не буду- ответила Наташа,- а то и вправду ну-ка помрёшь, а мне жить хочется.
      - Нет, я тебя пощажу,-успокоил её Кока.- Зачем тебе помирать, коли я за тебя хочу свататься.
      Наташа на это ничего не ответила, только рукой махнула - болтай, мол, что хочешь.
      Я всё время молчал. Мне было очень обидно, что Кока так непочтительно разговаривает с Наташей. Я толком не мог понять: шутит ли он или правда хочет на ней жениться. При одной этой мысли я чувствовал, что у меня где-то внутри - то ли в сердце, то ли в желудке - всё сжимается и замирает.
      Между тем мы дошли до городского сада и сели на скамейку под старой, дуплистой липой.
      Кока наклонился и поднял с земли толстый сучок.
      - Зачем он тебе? - спросила Наташа.
      - А вот суну его в дупло, оттуда летучие мыши как выскочат, прямо тебе в волосы вцепятся.
      - Ой, ой, не надо! -закричала Наташа.- Брось его, брось сейчас же!
      - А что мне будет за то, что брошу?
      - Всё, всё, что хочешь, только брось скорей!
      Кока вскочил со скамейки, размахнулся и так ловко запустил сучок, что он взлетел до самых верхушек деревьев и упал на землю где-то далеко от нас.
      - Чур, теперь не отказываться! - заявил он.- Что скажу, то ты и выполнишь. А не выполнишь - всё дупло разломаю, всех мышей на тебя напущу.
      - Ладно, ладно, всё сделаю, только дупло не трогай!- смеялась Наташа.
      - А откуда ты знаешь, что там летучие мыши есть? - заинтересовался я.
      - Да они в каждом дупле днём сидят. Спрячутся туда от солнца и ждут, пока ночь наступит.
      - А почему они Наташе на голову кинутся?
      - Потому что на ней белый платочек. Летучие мыши белое любят, на него так и летят. Вцепятся коготками, их не отцепишь.
      Я слушал Коку с большим вниманием, и вдруг в голове мелькнула гениальная мысль,
      _ Кока, а вечером летучие мыши тоже летают? __ Конечно. Как солнце сядет, так они и начнут