В бой идут одни старики - Последняя колония

      — Я знаю одно слово, которое хорошо описывает наше положение, — сказал я. — Пешка.
      — Только еще вопрос, чья пешка, — отозвалась Джейн.
      — Мне кажется, я знаю. Дай-ка я расскажу тебе о еще одной мелочи.
      — Я готова прямо с ходу перечислить добрый десяток узких мест, в которых дела могут пойти не так, как надо, — сказала Джейн, когда я умолк
      — Я тоже. И готов спорить, что у нас с тобой почти не окажется совпадений.

10

      Спустя неделю после появления в небе Роанока корабль СК «Сакаджавея»* [Сакаджавея (Сакагавеа) — индианка из североамериканского племени шошонов. Была проводником и переводчицей экспедиции Льюиса и Кларка (которая пересекла весь континент до Тихого океана и сыграла важную роль в подготовке дальнейшего освоения белыми североамериканцами нынешней территории США). В честь Сакаджавеи названы река, горная вершина и перевал в штате Монтана. ] стартовал к Фениксу, увозя на борту 190 человек, составлявших некогда команду «Магеллана». Четырнадцать членов команды остались в колонии: две женщины успели выйти замуж за колонистов; еще одна забеременела и решила не встречаться с оставшимся дома мужем; один подозревал, что по возвращении на Феникс ему предстоит неприятная встреча с законом; а остальные десять человек просто не захотели улетать. Не вернулись домой еще два члена команды — умершие. Один — в результате сердечного приступа, а другой спьяну перевернулся вместе с трактором и сломал шею. Капитан Зейн тепло попрощался со всеми оставшимися, пообещал, что добьется выплаты им жалованья за весь прошедший год, и с радостью покинул Роанок. Он был хорошим человеком, и я нисколько не ставил ему в вину желание вернуться к своей работе в космофлоте СК.
      Когда же «Сакаджавея» вернулась на Феникс, команду «Магеллана» не распустили по домам. Роанок как-никак был почти неисследованным миром, никто ничего не знал о его флоре, фауне и микроорганизмах, которые могли вызывать смертоносные болезни. Все прибывшие должны были в течение стандартного месяца пройти карантин в спецотделении медицинского центра ССК на станции «Феникс». Само собой разумеется, команда «Магеллана» чуть не взбунтовалась, узнав об этом. Впрочем, удалось достичь компромисса: прибывших все же обязали остаться в карантине, но разрешили свидания с несколькими (очень немногочисленными) избранными родственниками и друзьями, которые, в свою очередь должны были дать подписку о неразглашении информации о возвращении команды до тех пор, пока СК не обнародует официально новость об обретении потерянной колонии Роанок. Разумеется, и члены команды, и их родственники с готовностью согласились на эти условия.
      И естественно, несмотря на карантин и подписку, слухи о возвращении команды «Магеллана» сразу же просочились наружу. Средства массовой информации и колониальные правительства, попытавшиеся выяснить подробности, получили от правительства СК официальные опровержения и неофициальные предупреждения, что публикация новостей повлечет за собой резко негативные последствия; власти продолжали замалчивать всю эту историю. Но слухи продолжали распространяться: от родственников космонавтов с «Магеллана» к их друзьям и коллегам и далее к командам других гражданских и военных космических кораблей. Слухи втихомолку подтверждали члены экипажа «Сакаджавеи», которых, несмотря на то, что они высаживались на Роаноке и во время перелета общались в магелланцами, в карантин не посадили. У СК было не так уж много союзников в освоенной части космоса, но они все же имелись; довольно скоро о возвращении команды «Магеллана» услышали и космонавты с союзнических кораблей. А они, в свою очередь, посещали порты самых разных миров, среди которых были и не дружественные Союзу колоний, а также и члены конклава. В таких портах отдельные космонавты обменивали свои сведения о возвращении команды «Магеллана» на самую прозаическую наличность. Что конклав искал потерянную колонию Роанок, было широко известно, не составляло тайны и то, что конклав был готов платить за достоверную информацию.
      Торговцы информацией распустили и другой слух: что конклав готов в самом прямом смысле озолотить того, кто сообщит, в какой именно части вселенной команда «Магеллана» пребывала весь минувший год. Это было труднее всего выяснить, потому и награда была обещана невероятно щедрая. И так уж получилось, что вскоре после возвращения «Сакаджавеи» на станцию «Феникс» помощник навигатора напился на вахте и был уволен. Больше того, офицера включили в черный список, что означало, что он вряд ли сможет когда-нибудь вернуться к своей профессии. Боязнь нищеты и желание отомстить заставило его довести до всеобщего сведения, что он владеет информацией, которая, как он слышал, чрезвычайно интересует кое-кого, и что он готов поделиться ею за сумму, которая позволила бы ему пережить несправедливое отношение со стороны руководства гражданского космического флота Союза колоний. В результате он получил требуемые деньги и сообщил пространственные координаты колонии Роанок.
      И потому на третий день второго года по роанокскому летосчислению в небе планеты появился одинокий космический корабль. Это была «Добрая звезда», на борту которой находился генерал Гау. Генерал приветствовал меня как руководителя колонии и предложил встретиться с ним, чтобы обсудить будущее моего мира. Это случилось третьего числа месяца магеллана. Согласно предварительным расчетам разведки Сил самообороны колоний, сделанным еще до организации «утечки информации», генерала Гау следовало ждать именно в это время.

* * *

      — У вас тут прекрасные закаты, — сказал генерал Гау через автоматический переводчик, висевший на вытяжном ремне.
      Солнце село всего несколько минут назад.
      — Я уже где-то слышал эту фразу, — ответил я.
      Я пришел на встречу один, оставив Джейн успокаивать перепуганных колонистов в Хорватграде. Шаттл генерала Гау сел за рекой, в километре от деревни. Здесь пока еще не было ни одной фермы. Солдаты — на шаттле прибыл взвод — внимательно следили за моим приближением. Судя по их поведению, они не сочли меня опасным для генерала. И правильно. Я вовсе не собирался причинить ему какой-либо вред. Мне лишь хотелось узнать, хорошо ли я понял его по виденному мною видеофильму.
      Услышав мой ответ, Гау сделал движение, которое, вероятно, у человека называлось бы «развел руками».
      — Прошу извинить меня, — сказал он. — Я не хочу, чтобы воспринимали мои слова как лицемерие. Ваши закаты действительно прекрасны.
      — Благодарю вас, — ответил я. — Правда, я не могу принять ваши слова на свой счет: не я сотворил этот мир. Но я ценю ваше эстетическое чувство.
      — Рад приветствовать вас лично, — продолжал Гay. — Должен заметить, что мне очень приятно узнать, что ваше правительство снабдило вас информацией о наших действиях по прекращению деятельности колоний.
      Ну и тон. Прямо переговоры на высшем уровне!
      — Мы опасались, что оно этого не сделает.
      — Почему же? — деланно удивился я.
      — Ну как же, — ответил Гау. — Мы же знаем, насколько тщательно Союз колоний контролирует поток информации. Мы опасались, что, когда мы прибудем сюда, выяснится, что вы ничего не знаете о нас или ваши сведения недостаточны и односторонни и что из-за недостатка информации вы можете повести себя неразумно.
      — Например, отказаться сдаться на вашу милость? — уточнил я.
      — Именно, — подтвердил Гау. — По нашему мнению, капитуляция была бы наилучшим выходом. Скажите, администратор Перри, вам приходилось когда-нибудь участвовать в военных действиях?
      — Приходилось. В составе Сил самообороны колоний.
      Гау пристально взглянул на меня.
      — Но вы не зеленый.
      — Больше нет.
      — Я полагаю, вы занимали командную должность.
      — Вы правы.
      — В таком случае вы не можете не знать, что нет позора в том, чтобы на почетных условиях сдаться противнику, намного превосходящему вас по численности и огневой мощи. Такому противнику, который уважает вас и людей, находящихся под вашей командой, и относится к вам точно так же, как хотел бы, чтобы при зеркально ином положении вещей отнеслись к нему.
      — Должен с сожалением констатировать, что на протяжении моей службы в ССК мне доводилось встречать крайне мало противников, которые желали бы нашей капитуляции, — ответил я, не уступая ему в высокопарности.
      — Да, пожалуй, — сказал Гау. — Это издержки вашей собственной политики, администратор Перри. Вернее, политики ССК, которую вы были обязаны проводить в жизнь. Вы, люди, не слишком склонны отпускать своих врагов живыми.
      — Для вас я с радостью сделаю исключение.
      — Благодарю, администратор Перри.
      Даже через прибор-переводчик я уловил в его голосе сухую насмешку.
      — Хотя не думаю, что в вашем предложении может быть какой-то смысл.
      — Надеюсь, что вы передумаете, — сказал я.
      — Я рассчитывал на то, что у вас хватит благоразумия сдаться мне, — продолжал Гау. — Если вы знакомы с информацией о том, как конклав обходился с населением колоний в ходе своих предыдущих акций, то должны знать, что, когда колонии сдаются, не пытаясь сопротивляться, мы относимся к их населению с величайшим уважением. Никому из ваших людей не будет причинено ни малейшего вреда.
      — Я знаю, как вы обращались с колонистами в прошлом — в тех случаях, когда колонии не были уничтожены, — подтвердил я. — Но я также слышал, что мы — совсем особый случай. Союзу колоний удалось обмануть вас, скрыв наше местонахождение. Конклав был выставлен в дурацком виде.
      — Да, пропавшая колония… — отозвался Гау. — Знаете, мы ведь караулили вас. Нам было примерно известно, когда ваш корабль совершит скачок. Вам должны были салютовать несколько крейсеров, в том числе и мой. Вашим людям даже не удалось бы покинуть судно.
      — Вы намеревались уничтожить «Магеллан»?
      — Нет. Если бы только он не попытался напасть на нас или все же начать высадку пассажиров. При благополучном развитии событий мы попросту сопроводили бы ваше судно на такое расстояние, которое позволило бы ему сделать обратный скачок к Фениксу. Но вы, как вы сами выразились, обманули нас, и нам потребовалось немало времени, чтобы вас отыскать. Вы можете, конечно, говорить, что конклав выставлен в дурацком виде. Мы же полагаем, что положение Союза колоний теперь стало безнадежным. И ведь мы все-таки нашли вас.
      — Для этого вам потребовался год, — вставил я.
      — А мог потребоваться и еще один, — подхватил Гау. — Хотя не исключено, что мы нашли бы вас днем-двумя позже. Вопрос заключался лишь в том, когда именно это случится, администратор Перри, а не в том, найдем или нет. И я просил бы вас учесть это. Ваше правительство подвергло опасности вашу жизнь и жизни всех обитателей вашей колонии, затеяв безнадежную игру против нас. Рано или поздно мы обязательно нашли бы вас. Теперь это случилось. И вот мы здесь.
      — Мне кажется, генерал, что вы раздражены.
      Генерал совершил какое-то странное движение ртом; я решил, что это должно было означать улыбку.
      — Да, я действительно раздражен, — подтвердил он. — Я впустую потратил на поиски вашей колонии время и средства, которые можно было с пользой употребить на укрепление самого конклава. К тому же пришлось отражать политические маневры тех членов конклава, которые восприняли дерзкий поступок вашего правительства как личное оскорбление. В конклаве имеется довольно многочисленная группа, желающая покарать ваше правительство, и для этого нанести удар в самое сердце человечества — атаковать Феникс.
      Я почувствовал резкий испуг, который, впрочем, тут же сменился некоторым облегчением. Когда Гау сказал «нанести удар в самое сердце человечества», я тут же подумал о Земле. Но упоминание Феникса напомнило мне, что теперь сердцем человечества Землю считают лишь те, кто на ней родился. Вся же прочая вселенная считала родиной человечества именно Феникс.
      — Если ваш конклав действительно так силен, как вы считаете, то вы и впрямь могли бы напасть на Феникс, — сказал я.
      — Могли бы. И вполне могли бы уничтожить его. Мы в состоянии также уничтожить все человеческие колонии, и, если вы хотите узнать мое искреннее мнение, не так уж много рас, и в конклаве, и вне его, сильно пожалели бы об этом. Но я скажу вам то же самое, что сказал тем участникам конклава, которые стремятся разделаться с вами: конклав — не орудие для завоевания.
      — Вы так утверждаете, — добавил я.
      — Да, так я утверждаю, — согласился Гау. — И заставить всех, как входящих в конклав, так и пожелавших остаться вне его, понять это было труднее всего.
      Империи, сложившиеся путем завоеваний, недолговечны, администратор Перри. Они быстро прогнивают изнутри от жадности правителей и неистребимой тяги к завоеваниям. Конклав — не империя, и я вовсе не хочу уничтожать человечество, администратор Перри. Я хочу, чтобы оно стало частью конклава. Если оно не пожелает, я предоставлю его собственной участи, оно будет прозябать на тех мирах, которыми владело до создания конклава, и никогда не получит новых. Но я предпочел бы, чтобы вы присоединились к нам. Человечество сильно и невероятно находчиво. Оно смогло за краткий промежуток времени добиться очень больших успехов. Многим расам, путешествующим среди звезд тысячи и тысячи ваших лет, далеко как до ваших успехов в колонизации миров, так и до технологических достижений.
      — Я не раз думал об этом, — сказал я. — Существует так много различных рас, они так долго исследуют и колонизируют планеты, и все же для того, чтобы встретиться с ними, нам самим пришлось выйти в космос.
      — У меня есть на это ответ. Но я уверен, что он вам не понравится.
      — Все равно хотелось бы его услышать.
      — В войны мы вкладывали гораздо больше сил и средств, чем вы в исследования, — сказал Гау.
      — Это очень упрощенный ответ, генерал, — заметил я.
      — Посмотрите на наши цивилизации. Все они вполне сопоставимы по численности, поскольку мы ограничиваем народонаселение друг друга войнами. Все мы пребываем на практически одном уровне развития технологии, потому что обмениваемся, торгуем и воруем знания друг у друга. Все мы сосредоточены в одной и той же области пространства, поскольку там мы зародились, там находятся наши колонии, и мы хотим держать их под своим контролем, вместо того чтобы позволить им развиваться самостоятельно. Мы воюем за планеты, которые нравятся и нам, и нашим соседям по космосу, и лишь изредка предпринимаем целенаправленные поиски новых миров, за которые тут же начинаем грызться с другими, как омерзительные падальщики за разложившийся труп. Наши цивилизации пребывают в равновесии, администратор Перри. В искусственном равновесии, которое ведет нас всех в, сторону нарастания энтропии. Так обстояли дела до появления людей в этой области пространства. Ваш выход в большой космос на некоторое время нарушил это равновесие. Но теперь вы освоились и воруете у других, и ссоритесь с ними точно так же, как и все остальные.
      — Я ничего не знаю об этом, — признался я.
      — То-то и оно. Позвольте мне задать вам вопрос, администратор Перри, много ли планет человечество открыло за последнее время? И сколько вы попросту отняли у других рас? И сколько планет у людей отняли другие расы?
      Я порылся в памяти и вспомнил тот день, когда мы оказались в небе другой планеты, псевдо-Роанока, и вспомнил, что журналисты задавали один и тот же вопрос: у кого мы ее отвоевали? Это подразумевалось само собой, и никому даже не пришло в голову спросить, когда она была открыта.
      — Эта планета — новая, — сказал я.
      — Вы оказались на вновь открытой планете лишь потому, что ваше правительство попыталось спрятать вас от всех прочих, — заявил Гау. — Даже столь жизнеспособная культура, как ваша, взялась за исследования. И причина тому — отчаяние. Вы попали в ту же самую ловушку, погрязли в том же самом застое, что и все мы. Вашу цивилизацию ждет медленное угасание, такое же, в каком пребываем мы все.
      — И вы надеетесь, что конклав исправит это состояние?
      — В любой системе существует фактор, ограничивающий рост. Наши цивилизации составляют систему, и наш фактор ограничения — война. Если устранить его, система расцветет. Мы сможем перейти от соперничества к сотрудничеству. От войн — к исследованиям. Если бы конклав возник раньше, то, вероятно, мы нашли бы вас до того, как вы вышли в космос и сами обнаружили нас. Возможно, когда мы возьмемся за совместные исследования, то найдем новые расы.
      — И что мы будем с ними делать? — спросил я. — На этой планете имеется разумная раса. Я хочу сказать — кроме горстки представителей моей собственной. Наше знакомство с ними состоялось не лучшим образом, и мы имеем потери с обеих сторон. Мне потребовалось приложить немало сил, чтобы убедить наших колонистов не убивать каждого аборигена, попавшегося им на глаза. Что вы, генерал, будете делать, обнаружив новую расу на планете, которую вы присмотрели для конклава?
      — Не знаю, — ответил генерал Гау.
      — Прошу прощения?
      — Да, я не знаю, — повторил Гау. — Такого еще никогда не случалось. Мы были заняты налаживанием и укреплением отношений с теми расами, с которыми уже были знакомы, и думали, как поступать с уже обследованными мирами. У нас не было времени для новых исследований. Оно еще не подошло.
      — Извините, — сказал я. — Я ожидал иного ответа.
      — Послушайте, администратор Перри, у нас сейчас чрезвычайно щекотливая ситуация, касающаяся впрямую не чего-либо отвлеченного, а будущего ваших колонистов, — решил вернуться к исходной теме Тау. — Я не хотел бы еще больше усложнять ее ложью. Особенно касательно гипотез, не имеющих никакого прямого отношения к нынешним событиям.
      — По крайней мере, генерал Гау, я хотел бы верить в это.
      — В таком случае начнем. — Гау окинул меня взглядом с головы до ног. — Вы сказали, что воевали в составе Сил самообороны колоний. Насколько мне известно, это означает, что вы не уроженец Союза колоний. Вы родом с Земли. Я прав?
      — Совершенно правы.
      — Человечество и впрямь очень своеобразно. Вы единственная раса во вселенной, пожелавшая преобразовать природу своей родины. Я имею в виду — сменить добровольно. Вы не первые и не единственные, кто комплектует свои вооруженные силы уроженцами одного мира, но никто, кроме вас, не использует для этой цели какую-то второстепенную планету. Боюсь, что мы до сих пор не имеем достаточно полного представления об истинных взаимоотношениях между Землей, Фениксом и прочими колониями. А то, что знаем, нам непонятно. Хотя, возможно, когда-нибудь мне удастся получить у вас объяснения по этому поводу.
      — Возможно, — нейтральным тоном ответил я.
      — Но не сегодня.
      Гау, несомненно, решил вернуть разговор со светского к деловому направлению.
      — Боюсь, что нет, — согласился я.
      — Жаль, — бросил Гау. — У нас получилась интересная беседа. Мы уже прекратили деятельность тридцати шести колоний. Ваша — последняя. Но что сказать нашлось лишь у вас и руководителя самой первой колонии, которую мы посетили.
      — Трудно вести содержательный разговор с собеседником, угрожающим превратить вас в пар, если вы не выполните его требований, — заметил я.
      — Вы, конечно, правы, — согласился Гау. — Но ведь руководящее положение требует хоть какой-то силы духа. А вышло так, что многим лидерам, как мне показалось, этого самого духа не хватало. И это заставило меня задуматься, устраивались ли эти колонии всерьез или же лишь для того, чтобы проверить нашу решимость добиваться выполнений своих требований. Хотя одна предводительница все же попыталась убить меня.
      — Как я вижу, безуспешно, — усмехнулся я.
      — Да. — Гау указал на своих охранников, которые держались поодаль, но не сводили с нас глаз. — Один из моих солдат застрелил ее, прежде чем она смогла нанести удар. Потому-то, кстати, я и устраиваю такие встречи на открытом месте.
      — Значит, не только из-за красоты закатов, — не удержавшись, съязвил я.
      — К великому сожалению, — ответил Гау. — И, как нетрудно понять, гибель руководителя колонии крайне затрудняет общение с его заместителем. Но ту колонию мы в конечном счете убедили эвакуироваться. Кровопролития удалось избежать. Ее глава оказалась единственной жертвой.
      — Но вы не являетесь принципиальным противником кровопролития. Если я откажусь эвакуировать эту колонию; вы не остановитесь перед ее уничтожением.
      — Не остановлюсь, — без раздумий подтвердил Гау.
      — И, насколько я понимаю, ни одна из тех рас, чьи колонии вы ликвидировали — хоть мирно, хоть оружием, — до сих пор не решила присоединиться к конклаву.
      — Это правда.
      — Таким путем вы ни за что не завоюете сердца и умы…
      — Мне не знакомы термины, которые вы употребили, — признался Гау. — Но я, конечно, понимаю, что вы хотели сказать. Да, эти расы не вошли в состав конклава. Но предполагать, что так случится, было бы нереалистично. Мы изгнали с планет их колонии, а они не смогли этому воспрепятствовать. Нельзя рассчитывать, что кто бы то ни было перейдет на твою сторону после того, как ты нанес ему столь тяжкое оскорбление.
      — Они могут стать опасными для вас, если объединятся, — заметил я.
      — Я знаю, что ваш Союз колоний прилагает силы для того, чтобы это случилось. Во вселенной происходит мало такого, о чем мы не знали бы, администратор Перри. Но Союз колоний и раньше предпринимал такие попытки, и, пока наша организация еще не сложилась, он сформировал контрконклав. Из него тогда ничего не вышло. И мы убеждены, что не выйдет и теперь.
      — Вы можете и ошибаться, — предупредил я.
      — Могу, — согласился Гау. — Время покажет. Ну а сейчас я все же должен вернуться к делу. Администратор Перри, я прошу вас передать мне управление вашей колонией. Если вы согласитесь, мы обеспечим вашим колонистам благополучное возвращение на их родные планеты. Второй вариант — вы, если захотите, сможете отказаться от своего правительства и войти в состав конклава. Или же вы можете отказаться от обоих этих вариантов. Тогда вас ждет гибель.
      — Позвольте мне сделать вам встречное предложение. Оставьте эту колонию в покое. Отправьте сигнальную капсулу к своему флоту, который, я уверен, находится на дистанции скачка и готов в любую секунду его осуществить. Прикажите ему оставаться там, где он есть. Соберите своих солдат, вернитесь на корабль и отправляйтесь восвояси. Сделайте вид, что вам не удалось нас найти. И предоставьте событиям идти своим чередом.
      — Уже слишком поздно, — ответил генерал Гау.
      — Я ожидал от вас этих слов, — сказал я: — Но мне хотелось бы, чтобы вы запомнили: я сделал вам это предложение.
      Гау несколько секунд безмолвно смотрел на меня.
      — Администратор Перри, похоже, что я уже знаю, как вы ответите на мое предложение. Но призываю вас хорошо подумать, прежде чем вы произнесете свой ответ вслух. Не забывайте, что у вас есть и другие варианты — реальные, честные варианты. Я знаю, что Союз колоний дал вам определенный приказ, но вспомните, что вы ведь можете руководствоваться и собственной совестью. Союз колоний — правительство человечества, но человечество не ограничивается Союзом колоний. А вы кажетесь мне не тем человеком, которого можно к чему-то принудить хоть мне, хоть Союзу колоний, хоть кому-то еще.
      — Если вы считаете меня стойким человеком, то интересно, что вы сказали бы, увидев мою жену.
      — Мне бы хотелось с ней познакомиться, — ответил Гау. — Думаю, эта встреча доставила бы мне удовольствие.
      — Можно, пожалуй, сказать, что вы правы. Действительно, меня, вероятно, не так-то просто к чему-то принудить. Но все-таки можно. Я также могу попасть в поток событий, которому будет невозможно сопротивляться. Сейчас как раз один из этих случаев. В данную минуту, генерал, у меня нет выбора, а есть только один вариант, который я вообще-то не должен вам предлагать. Он заключается в том, чтобы вы не вызывали свой флот, улетели отсюда и позволили Роаноку оставаться потерянной колонией. Пожалуйста, поразмыслите на этот счет.
      — Не могу, — сказал Гау. — Очень жаль, но так поступить я не могу.
      — Я не могу сдать вам эту колонию. Поступайте, как сочтете нужным, генерал.
      Гау оглянулся и дал сигнал одному из своих солдат.
      — Много времени на это уйдет? — спросил я.
      — Немного.
      Гау был прав. Уже через несколько минут в небе начали загораться новые звезды — это прибывали первые корабли. Не прошло и десяти секунд, как гигантский флот собрался в полном составе.
      — Как их много, — пробормотал я и почувствовал, что на глаза навернулись слезы.
      Генерал их заметил.
      — Я дам вам время вернуться в вашу колонию, администратор Перри, — сказал он. — Обещаю, что это будет быстро и безболезненно. Не потеряйте мужества перед своими людьми в последний раз.
      — Я оплакиваю не свой народ, генерал, — ответил я.
      Гау сначала уставился на меня, а затем взглянул в небо. Как раз вовремя; чтобы увидеть, как взорвался первый из кораблей его флота.

* * *

      Сделать возможно все, были бы время и желание.
      Союз колоний, конечно, очень хотел уничтожить флот конклава. Неприятно жить под дамокловым мечом. Как только Союз колоний узнал о существовании флота, он решил, что с ним необходимо разделаться. Однако это невозможно было сделать в большом сражении: соединенная эскадра конклава состояла из 412 кораблей класса нашего линейного крейсера, и флоту ССК было по численности далеко до нее. Эскадра конклава собиралась в полном составе лишь для операций по устранению колоний, так что можно было бы атаковать корабли по отдельности. Но в этом не было никакого смысла: союзные правительства могли без труда заменить каждый свой корабль, входивший в соединенный флот конклава; к тому же такая стратегия означала вступление в войну со всеми четырьмя с лишним сотнями рас конклава, многие из которых не представляли реальной опасности для СК.
      К тому же Союз колоний желал не просто уничтожить флот конклава. Требовалось унизить и пошатнуть этот союз; подорвать самую основу его политики и доверие его членов основателям. Доверие определялось масштабом конклава и его способностью поставить непроходимый барьер на пути свободной колонизации. Союз колоний должен был нанести по конклаву такой удар, которому не помешал бы гигантский размер организации. Цель — показать бессилие конклава и его запрета. Также необходимо было нанести удар в тот момент, когда конклав будет ощущать себя на пике своего могущества — во время осуществления операции против колонии. Одной из наших колоний!
      Но у СК не было новых поселений, которым угрожала бы опасность со стороны конклава. Самую последнюю по времени, Эверест, освоили за считанные недели до того, как конклав обнародовал свой манифест. Поэтому колонию следовало основать специально.
      Тут-то, как раз вовремя, и объявился Манфред Трухильо с его крестовым походом за свободную колонизацию. Департамент колонизации много лет делал вид, будто не замечает его, и главная причина такого отношения заключалась не только во взаимной ненависти Трухильо и министра колонизации. Давно уже был установлен постулат: лучший способ сохранить планету за собой — сделать ее население как можно многочисленнее, чтобы было непросто быстро перебить всех. Поэтому требовалось увеличивать не количество колоний, а численность населения каждой из существующих. Этой цели можно было достичь путем массового переселения избыточного населения с Земли. Трухильо, неосведомленный о возникновений конклава, мог до бесконечности подбирать союзников и сколачивать партии; в конце концов его, по всей вероятности, частично ввели бы в курс дела и он навсегда остался бы ни с чем.
      Но в сложившейся ситуации кампания, развернутая Трухильо, оказалась выгодна правительству. Правительство Союза скрывало от колоний факт существования конклава (как и много разных других вещей). Однако рано или поздно колонии обязательно прознали бы о нем — слишком уж велик был конклав, чтобы его очень долго не замечать. Союзу колоний нужно было, чтобы конклав начал недвусмысленно враждебные действия. И совершенно необходимо — чтобы в борьбу против конклава включились колонии.
      Поскольку Силы самообороны колоний набирали рекрутов исключительно на Земле — а также потому, что политика СК заставляла колонии сосредотачиваться прежде всего на своих внутренних делах и проблемах, оставляя вне поля зрения вещи, касающиеся всего Союза, — колонисты редко проявляли интерес к чему-то, не затрагивавшему напрямую их собственные планеты. Поэтому на Роанок следовало отправить представителей десяти самых населенных людских планет. Новая колония должна была сразу попасть в центр внимания более чем половины населения Союза колоний, что автоматически предполагало расширение круга участников борьбы против конклава. В целом открывалась возможность для довольно тонкого и притом принципиального решения широкого круга проблем.
      Трухильо сообщили, что его инициатива одобрена, и сразу же забрали дело из его рук. Вот это уже явилось личным выпадом ненавидящей его министра Белл. Однако этим была достигнута еще одна важная цель — Трухильо отстранили от информации. Он был слишком умен для того, чтобы сложить воедино те куски, которые непременно оказались бы в его распоряжении, останься он у руля. Одновременно возникла и политическая интрига: колонии завели грызню за пост руководителя нового поселения, что отвлекло внимание от истинных целей, ради которых СК затевал все дело.
      Добавьте в эту картину двух руководителей, назначенных в самый последний момент, и окажется, что никто из верхушки группы колонистов Роанока не имел никаких шансов даже случайно изгадить план Союза колоний: выиграть время и подготовить возможность уничтожить флот конклава. Это достигалось за счет тщательного сокрытия Роанока.
      Главным фактором являлось время. Когда Союз колоний затевал свой план, начинать действия было слишком рано: другие расы, колониям которых угрожал конклав, не последовали бы за СК. А вот лишившись своих колоний и увидев в истории с Роаноком доказательство того, что даже могущественный конклав можно обмануть, у потенциальных союзников могло появиться желание наладить отношения с СК.
      Роанок являлся символом и для некоторых наименее удовлетворенных членов конклава, которые обязательно решили бы, что существование потаенной колонии лишает их тех выгод, на которые они рассчитывали, присоединяясь к конклаву… Если люди решаются бросать вызов столь могущественной организации и остаются при этом безнаказанными, то какой смысл вообще состоять в конклаве? Каждый лишний день скрытного существования Роанока должен был подбрасывать новый хворост в пламя неудовлетворенности мелких членов конклава, отдавших этой организации свой суверенитет.