— Мы скажем вам все, что можем, — сказал он. — Мы можем сказать вам о тех вещах, которые уже обсуждались. Мы знаем, что ваш министр колонизации заявил, будто планета, которую вы называете Роаноком, передана вам обинянами. Та планета, которую мы называем Гарсинхир. Мы знаем, что утверждается, будто мы взяли у вас другую планету взамен.
— Совершенно верно.
— Такого соглашения нет, — заявил Гикори. — Гарсинхир остается территорией обинян.
— Но ведь этого не может быть! Я и сам был на Роаноке. Ходил по тому самому месту, где будет колония. Мне кажется, что вы, скорее всего, ошибаетесь.
— Мы не ошибаемся, — твердо сказал Гикори.
— А я думаю, что ошибаетесь. Пожалуйста, поймите меня правильно, но ведь вы всего лишь спутники и телохранители подростка человеческой расы. Возможно, те, кто снабжает вас информацией, полагающейся для вашего уровня, имеют неполные или неточные сведения.
На лице Гикори мелькнуло еще одно новое для меня выражение; я подозреваю, что это было не что иное, как насмешка.
— Не сомневайтесь, майор, обиняне не пошлют охранять и заботиться о дочери Бутэна и ее близких простых телохранителей. И не сомневайтесь в том, что Гарсинхир принадлежал и принадлежит народу обинян.
Я задумался.
— Получается, что Союз колоний лжет, говоря о статусе Роанока.
— Возможно, вашего министра колонизации дезинформировали, — предположил Гикори. — Тут мы не можем ничего сказать. Но какова бы ни была причина ошибки, она существует как факт.
— Может быть, обиняне решили позволить нам колонизировать свой мир? Насколько я понимаю, химическая организация ваших организмов делает вас восприимчивыми к местным инфекциям. Получить союзника выгоднее, чем оставить за собой непригодный к заселению мир.
— Возможно.
Мне показалось, что это слово Гикори произнес ничего не выражающим тоном, какой мог быть присущ опытному дипломату.
— Колонистское судно отправится от станции «Феникс» через две недели, — сказал я. — Еще одна неделя — и мы приземлимся на Роаноке. Даже если то, что вы говорите, верно, я не могу предпринять ровным счетом ничего.
— Я должен снова принести вам извинения, — сказал Гикори. — Я вовсе не имел в виду, что вы должны или могли бы что-нибудь сделать. Я лишь хотел, чтобы вы знали. И еще понимали хотя бы часть сути нашего беспокойства.
— Хотите ли вы сообщить мне что-нибудь еще?
— Мы сказали вам все, что могли. Кроме одного. Мы — ваши слуги, майор. Ваши, лейтенанта Саган и, конечно, всегда и неизменно — Зои. Ее отец подарил нам самих себя. Он запросил за это высокую цену, которую мы с готовностью и желанием заплатим.
Я внутренне содрогнулся при этих словах, вспомнив, какую цену он запросил.
— Он умер до того, как мы смогли расплатиться с ним. Теперь этот долг принадлежит его дочери; он возрос, поскольку она разрешила нам сопутствовать ей в ее жизни. И за это мы тоже в долгу перед нею. И перед ее семьей.
— Благодарю вас, Гикори, — сказал я. — Мы чрезвычайно благодарны за то, что вы и Дикори так старательно и заботливо служили нам.
И снова лицо Гикори украсила устрашающая улыбка.
— Должен с сожалением заметить, что вы снова неправильно истолковали мои слова, майор. Да, конечно, я и Дикори находимся и навсегда останемся на службе у вас. Но когда я говорю, что мы ваши слуги, я подразумеваю народ обинян.
— Народ обинян… — повторил я. — Вы хотите сказать: всех вас?
— Да, — подтвердил Гикори. — Всех нас. До последнего из нас, если потребуется.
— О… — протянул я. — Теперь уже я должен просить у вас прощения, Гикори. Я никак не соображу, что вам на это ответить.
— Скажите, что запомните это, — подсказал Гикори. — И вспомните, когда придет время.
— Обещаю.
— И еще мы просили бы вас сохранить этот разговор в секрете, — добавил Гикори. — Пока не придет время.
— Хорошо.
— Спасибо, майор.
Гикори оглянулся на Дикори и вновь обратился ко мне:
— Боюсь, что мы сделали себя чрезмерно эмоциональными. Теперь мы, с вашего позволения, выключим имплантаты.
— Пожалуйста.
Оба обинянина подняли руки к шеям, чтобы отключить свои искусственные личности. Я отчетливо видел, как оживление покидало их лица, сменившись выражением полного безразличия.
— Пришло время нам отдохнуть, — сказал Гикори и вместе со своим напарником удалился, оставив меня одного в пустой комнате.
3
Вот один из способов колонизации: вы набираете двести-триста человек, позволяете им запастись любым имуществом, которое они сочтут нужным, высаживаете на облюбованной планете, говорите им: «Пока» и возвращаетесь через год, чтобы узнать, что все умерли от голода, явившегося следствием элементарной небрежности и нехватки запасов, или же что их истребили колонисты другой расы, присмотревшие это место для себя. В лучшем случае вам удается собрать их кости.
Это, мягко выражаясь, не самый удачный путь. За отчаянно короткий период, отведенный нам для подготовки, мы с Джейн прочитали достаточно докладов о катастрофах, постигших основанные именно таким образом «дикие» колонии, чтобы накрепко утвердиться в этом мнении.
С другой стороны, не вполне разумно доставлять во вновь колонизируемый мир сто тысяч человек, снабдив их всеми благами цивилизации. Союз колоний располагает возможностями поступить так, если потребуется. Но этого не требуется. Независимо от того, насколько близки тамошние условия — гравитационное поле, величина планеты, географическое расположение континентов, состав атмосферы и химическое строение живых организмов — к условиям Земли или любых других планет, колонизированных на сегодня людьми, это не Земля. И у нас нет никакой возможности заранее узнать, какие неприятные сюрпризы приготовила нам неизвестная планета. Даже Земля обладает весьма впечатляющей способностью порождать новые болезни, гарантированно убивающие беспечных людей, а ведь мы там аборигенный вид. Для всех иных миров, куда мы высаживаемся, мы — инородные тела. А что делает любая живая система, когда в нее попадает инородный организм, хорошо известно: пытается как можно быстрее убить его.
Вот интересная закономерность, которую я заметил, изучая документы о неудачных попытках колонизации: если не брать в расчет «дикие» колонии, главной причиной вымирания являются не территориальные споры с другими расами, а местные насекомые, убивающие поселенцев. От войск других разумных рас мы можем отбиться. Борьба против целостной экосистемы, которая изо всех сил старается разделаться с вами, дело куда более сложное.
Высадить сто тысяч колонистов на планету только для того, чтобы наблюдать издалека, как все они скоропостижно умирают от некоей местной инфекции, с которой вы не в состоянии вовремя справиться, — это всего лишь зряшная трата прекрасных запасов живой силы.
Но ни в коем случае нельзя недооценивать и территориальные споры. График показывает экспоненциальный всплеск вероятности того, что человеческая колония подвергнется нападению в первые два-три года своего существования. Колония строится, она занята своими делами и потому наиболее уязвима для нападения со стороны. Гарнизон ССК в новой колонии, пусть и довольно сильный, представляет собой лишь незначительную часть от тех сил, которые появятся там после того, как над планетой через десяток-другой лет будет построена космическая станция. Сам факт колонизации планеты делает ее более привлекательной для любого конкурента, потому что первые колонисты проделали всю самую тяжелую работу. Теперь вам остается совсем немного — очистить планету от них и забрать себе.
Несмотря на то, что Союз колоний старательно «окучивает» страны третьего мира на Земле в поисках будущих колонистов, если вы будете терять по сотне тысяч человек при каждой неудачной попытке основать новую колонию, рано или поздно вам станет не хватать людей для заселения миров.
К счастью, между этими двумя сценариями имеется некое подобие золотой середины. Она заключается в том, что вы берете порядка двух с половиной тысяч колонистов, высаживаете их на новую планету в начале весны, обеспечиваете надежной и выносливой техникой для удовлетворения неотложных нужд и ставите перед ними две задачи. Во-первых, обосноваться самим в новом мире, и во-вторых, за два-три года создать там базу для приема еще десятка тысяч новых поселенцев. Колонисты второй волны должны будут за пять-семь лет подготовить почву для полусотни тысяч новеньких, и так далее.
Обычно бывает пять волн начальной колонизации. За это время численность населения колонии в идеале достигает примерно миллиона человек, расселенных по многочисленным, деревенькам и паре-другой сравнительно крупных городов. После успешного выполнения плана пятой волны и формирования инфраструктуры колонии освоение планеты переходит в непрерывный процесс. Когда население возрастает миллионов этак до десяти, иммиграция прекращается, колония получает ограниченное самоуправление в составе федеральной системы Союза колоний, и человечество обретает очередной оплот против угрозы своего исчезновения как вида под натиском бездушной вселенной. Но все это может осуществиться лишь в том случае, если те первые две с половиной тысячи человек выживут в условиях враждебной экосистемы, военных агрессий других рас, извечно присущих человечеству организационных промахов и самого простого, вездесущего окаянного невезения.
Две с половиной тысячи колонистов — достаточно много для того, чтобы начать процесс преобразования мира для нужд человека. И в то же время достаточно мало. Так что в случае их гибели СК может утереть слезы и быстренько двинуться дальше. И кстати, проливание слез совершенно не обязательно. Довольно пикантное положение — быть одновременно и критиком, и расходным материалом, который человечество использует для заселения звезд. Если уж говорить начистоту, пожалуй, для нас с Джейн было бы умнее остаться на Гекльберри.
* * *
— Ладно, сдаюсь. — Я показал пальцем на громадный контейнер, который затаскивали в грузовой отсек «Фердинанда Магеллана». — Признавайтесь, что там такое?
Альдо Ферро, грузовой помощник капитана, проверил декларацию на экране своей ЭЗК.
— В том, на который вы показываете, центрифуги для завода по переработке сточных вод вашей колонии. А вот это, — он указал на длинный ряд контейнеров, ждущих своей очереди, — канализационные трубы, перегниватели и конвейеры для отходов.
— Мне и самому не хотелось бы копать на Роаноке выгребные ямы. Я предпочитаю теплый клозет.
— Дело тут вовсе не в комфорте, — серьезно пояснил Ферро. — Вы отправляетесь на планету шестого класса, экологическая система которой полностью несовместима с нами. Вам потребуется все удобрение, какое вы будете в состоянии получить. Эта система переработки отходов будет потреблять все биологические продукты вашей жизнедеятельности — от мочи до трупов — и вырабатывать из них стерильный компост для ваших полей. Это, пожалуй, самая важная вещь из всего, что вписано в декларацию для этого трюма. Вы уж постарайтесь не сломать ее.
Я улыбнулся.
— Похоже, вы хорошо разбираетесь в канализации.
— Что есть, то есть. Но если серьезно, то я хорошо разбираюсь в комплектации груза для новых колоний. Я занимаюсь этим уже двадцать пять лет, и все это время мы почти без перерывов отправляли снаряжение для новых колоний. Покажите мне декларацию, и я расскажу вам, что из себя представляет планета, на которой устраивают колонию, какой там климат, какова сила притяжения и проживет ли колония дольше первого года. Может быть, вам будет интересно узнать, как я понял, что ваша колония будет устроена в несовместимой экосистеме? Конечно, не по очистному заводу. Он входит в стандартный комплект для любой колонии.
— Интересно. Еще как! — кивнул я.
Ферро набрал что-то на своей электронной записной книжке и протянул ее мне. Я увидел на экране список контейнеров.
— Начнем с начала, — сказал Ферро. — С продовольствия. Каждый колониальный корабль отправляется в рейс с трехмесячным запасом концентратов и основных пищевых продуктов для каждого члена колонии и дополнительным месячным запасом сухих пайков, которые обеспечат колонии возможность начать охоту на местную дичь и таким образом добывать для себя пропитание. Но вы берете с собой продуктов на шесть месяцев и сухих пайков еще на два. Судя по этому грузу, экосистема там будет непригодна для человеческого организма — вы не сможете сразу же употреблять в пищу местную живность и растительность. Пожалуй, этих запасов даже больше, чем обычно берут на такие планеты: как правило, грузят четырехмесячный основной запас и дополнительный на шесть недель.
— Но почему же нам дали продовольствия больше обычного? — осведомился я.
Вообще-то я знал ответ на этот вопрос — как-никак я вроде бы начальник, — но мне хотелось посмотреть, действительно ли грузовой помощник такой мастак в своем деле, каким он себя считал.
Ферро улыбнулся.
— Разгадка лежит у вас прямо перед носом, мистер Перри. Вы везете также двойной запас почво-улучшителей и удобрений. Отсюда я делаю вывод, что почва там не ахти какая — в том смысле, что плохо подходит для возделывания привычных для человека культур. И дополнительное продовольствие даст вам добавочное время на тот случай, если какой-нибудь идиот плохо подготовит поля.
— Все правильно, — подтвердил я.
— И не могло быть иначе, — кивнул Ферро. — И напоследок: в составе ваших медикаментов больше, чем обычно, препаратов для лечения отравлений, что тоже типично для несовместимых экологии. И еще у вас чертова прорва ветеринарных нейтрализаторов ядов. Что может рассказать об очень многом…
Ферро забрал у меня ЭЗК и вывел на экран следующий список.
— Двойной запас корма для скота.
— Вы блестяще разбираетесь в документации, Ферро, — похвалил я. — А насчет колонизации никогда не задумывались?
— Избави бог, — отмахнулся он. — Я слишком хорошо знаю о том, что случается со многими из этих новых колоний, чтобы меня туда не тянуло. С меня хватит и того, что я загружу ваше барахло здесь, выгружу его там, а потом пожелаю вам счастливо оставаться и вернусь домой на Феникс, к жене и кошке. Только не сочтите за обиду, мистер Перри.
— Не беспокойтесь. — Я вновь указал на экран. — Если не ошибаюсь, вы начали с того, что сказали, будто можете по этим спискам определить, выживет колония или нет. Что вы думаете о нас?
— Вы подготовились ко всему. У вас все пройдет прекрасно. Но среди вашего имущества есть чертовски странные вещи. Есть даже такое, чего мне никогда прежде не попадалось. У вас целые контейнеры, набитые музейными экспонатами.
Ферро вновь развернул экран ко мне.
— Вот, смотрите, полный комплект оборудования для кузницы. По образцу тысяча восемьсот пятидесятого года. Я и не предполагал, что такое можно увидеть где-нибудь, кроме передвижной развлекательной ярмарки.
Я пробежал глазами список.
— Среди наших колонистов есть меннониты. Они предпочитают не использовать современную технологию, если могут обойтись без нее. Они называют это соблазном.
— И сколько у вас таких? — осведомился Ферро.
— Человек двести-двести пятьдесят, — ответил я, возвращая ЭЗК.
— Ого! Ну что ж, если так, то, можно сказать, что вы готовы ко всему, вплоть до путешествия во времени в эпоху Дикого Запада. Если из колонии не выйдет толку, вы не сможете оправдаться нехваткой инвентаря.
— Значит, вина может быть только моей, — вздохнул я.
— Может и так, — отозвался Ферро.
* * *
— Я думаю, можно смело сказать, что все мы сходимся в одном: никто из нас не хочет увидеть неудачи этой колонии, — сказал Манфред Трухильо. — Я не считаю такой исход вероятным. Но, тем не менее, меня тревожат некоторые из принятых решений. Боюсь, что они затрудняют наше положение.
Сидевшие вокруг стола задумались, кое-кто закивал. Я заметил, что находящаяся справа от меня Савитри отмечает в блокноте, кто именно кивал. Джейн на противоположном конце была совершенно неподвижна, но я знал, что она тоже считает головы. Как-никак она была разведчицей. И выработанные тогда умения останутся при ней навсегда.
Подходило к концу первое собрание совета Роанока, состоявшего из меня и Джейн как руководителей колонии и десяти представителей колонистов — по одному от каждого мира, — которым предстояло исполнять обязанности наших заместителей. По крайней мере, так предполагалось теоретически. Ну а в действительности присутствующие уже начали борьбу за первенство и собирались всеми правдами и неправдами добиваться власти.
Первым кинулся в бой Манфред Трухильо. Именно он, занимая пост представителя Эри в СК, несколько лет назад инициировал движение за право позволить колониям самим осваивать планеты. Его постигло сильное разочарование, когда Департамент колонизации принял эту идею, но не поставил его во главе предприятия. Еще более тяжким ударом оказалось то, что руководителями колонии сделали нас, людей, о которых он ничего не знал и которые, похоже, не испытывали особого восхищения его персоной. Но у него хватило ума скрыть свое недовольство под маской высоких материй. На всем протяжении собрания он с большой настойчивостью и отеческим видом пытался со всех сторон подкапываться под нас с Джейн.
— Взять, к примеру, этот совет, — продолжал Трухильо, обведя взглядом всех сидевших за столом. — Каждый из нас облечен доверием своих товарищей-колонистов как представитель их интересов. Не сомневаюсь, что все мы будем достойно выполнять эти обязанности. Но ведь этот совет — совещательный орган при руководителях колонии, совещательный, и… не более. И я задаюсь вопросом, позволяет ли нам такой статус наилучшим образом представлять думы и чаяния колонии?
«Мы еще и от причала не отошли, а он уже затевает мятеж», — подумал я.
В те годы, когда у меня был МозгоДруг, я мог бы передать эту мысль Джейн; впрочем, она перехватила мой взгляд и достаточно хорошо поняла, о чем я думал.
— Управление новыми колониями осуществляется согласно инструкциям Департамента колонизации, — вмешалась Джейн. — А в этих инструкциях специально оговорено, что руководители колонии обладают единоличной административной и исполнительной властью. В первое время после прибытия дела могут пойти достаточно сумбурно, так что созывать собрание и дожидаться кворума всякий раз, когда понадобится принять решение, будет не самым лучшим из возможных вариантов.
— Я не собираюсь ставить под сомнение ваши профессиональные качества, — заявил Трухильо. — Дело лишь в том, что наше участие не должно ограничиваться чисто символическим обсуждением. Многие из нас связаны с этой колонией еще с тех времен, когда она лишь намечалась в виде эскизного проекта. У нас есть богатейший опыт.
— Особенно если учесть, что мы подключились к делу лишь пару месяцев назад, — подлил я масла в огонь.
— Вы действительно недавнее, но очень полезное дополнение к нашему общему делу, — без секундной запинки ответил Трухильо. — И мне очень хотелось бы надеяться, что вы увидите те преимущества, какие даст вам наше участие в процессе принятия решений.
— Мне кажется, что инструкция по осуществлению колонизации была составлена не без веских оснований, — сказал я. — ДК вел надзор за колонизацией множества миров и вполне мог поднабраться опыта.
— Те колонисты, о которых вы говорите, принадлежали к самым обездоленным земным нациям, — продолжал атаку Трухильо. — Они лишены многих из тех достоинств, которыми обладаем мы.
Я ощутил, как напряглась Савитри: чванство старинных колоний, основанных западными странами еще до того, как СК взял процесс колонизации в свои руки, всегда возмущало ее.
— О каких особых достоинствах вы говорите? — осведомилась Джейн. — Мы с Джоном прожили семь последних лет среди этих колонистов и их потомков. Савитри, присутствующая здесь, — одна из них. Я не вижу у собравшихся за этим столом никаких особых достоинств по сравнению с ними.
— Вероятно, я неудачно выразился… — вкрадчиво произнес Трухильо, начиная, как я решил, еще одну замаскированную атаку.
— Вероятно, да, — ответил я, не давая ему развить мысль. — Однако боюсь, что этот вопрос представляет чисто академический интерес. Инструкции ДК дают нам крайне мало вариантов выбора форм управления первыми волнами колонизации и при этом не делают ровно никаких скидок на прежнюю национальную принадлежность колонистов. Мы обязаны относиться одинаково ко всем, вне зависимости от того, откуда они прибыли. Мне кажется, что это мудрая политика, ведь правда?
Трухильо умолк, выискивая возможность для обходного маневра; было заметно, что направление, которое приобрела затеянная им дискуссия, вызвало у него немалое раздражение.
— Да, конечно.
— Мне очень приятно это слышать. Так что первое время мы будем следовать инструкциям. А теперь, — продолжил я, прежде чем Трухильо успел сообразить, какую еще шпильку можно было бы вонзить, — кто хочет еще что-нибудь сказать?
— Некоторые из моих земляков недовольны отведенными им местами, — сообщил Пауло Гутьеррес, представитель Хартума.
— А что именно их не устраивает?
— Они недовольны тем, что их поселили далеко от других колонистов из Хартума, — пояснил он.
— Корабль имеет в длину всего лишь несколько сотен метров, — напомнил я. — А информацию о расселении пассажиров в любой момент можно получить через ЭЗК. У них не должно быть никаких сложностей с поисками друг друга.
— Лично я это понимаю, — ответил Гутьеррес. — Перелеты будет легче переносить, если у нас будет возможность объединиться в наши привычные группы.
— Именно поэтому мы так не поступаем, — пояснил я. — Вы же знаете, что, как только мы опустимся на Роанок, среди нас не будет ни хартумцев, ни эрийцев, ни киотцев.
Я посмотрел на Хайрама Йодера, и тот кивнул в ответ.
— Мы все станем роанокцами. И пора не откладывая начать становиться ими. Нас всего две тысячи пятьсот человек. Маловато для того, чтобы разбиться на десять отдельных племен.
— Очень верная мысль, — отозвалась Мария Черная с Руси. — Но я не думаю, что наши поселенцы смогут быстро забыть, откуда прибыли.
— Об этом я даже не думаю, — ответил я. — Да я и вовсе не хочу, чтобы они забыли, где их прародина. Но надеюсь, что они будут думать не о прошлом, а о настоящем. Вернее, о ближайшем будущем.
— Колонисты здесь олицетворяют свои миры, — вставил Трухильо.
— Имеет смысл поступить именно так, — с намеренной неопределенностью сказала Джейн. — По крайней мере, на данный момент. А оказавшись на Роаноке, мы сможем вернуться к этому вопросу.
Все собравшиеся несколько секунд думали над смыслом сказанного.
Затем руку подняла Марта Пиро с колонии Чжунго.
— Прошел слух, что вместе с нами на Роанок летят два обинянина, — сказала она.
— Это не слух, — ответил я, — а чистая правда. Гикори и Дикори, можно сказать, члены нашей семьи.
— Гикори и Дикори? — переспросил Ли Чен с Франклина.
— Так назвала их наша дочь Зоя, когда была маленькой, — объяснил я.
— Если позволите, я хотела бы спросить, как это может быть: два обинянина — и вдруг члены вашей семьи? — продолжала допытываться Пиро.
— Наша дочь держит их вместо домашних животных, — рубанула Джейн.
Ее слова вызвали несколько напряженный смех. А я решил, что дело не так уж плохо. После часа непрестанных, не слишком тонко замаскированных нападок со стороны Трухильо, слава людей, способных держать при себе в роли слуг или просто для развлечения грозных иноплеменных существ, могла пойти нам только на пользу.
— Вы обязательно, обязательно должны выкинуть этого сукина сына Трухильо в открытый космос! — воскликнула Савитри после того, как комната опустела.
— Успокойся, — попросил я. — Просто некоторые люди не могут ни есть, ни спать, если не руководят чем-нибудь или кем-нибудь.
— Гутьеррес, Черная и Трухильо сколачивают свою собственную политическую партию, — сказала Джейн. — И конечно, Трухильо уже примчался к Кранджичу и сейчас излагает ему подробности собрания. Они успели прекрасно спеться друг с другом.
— Но нам это не грозит никакими проблемами, — заметил я.
— Не грозит, — согласилась Джейн. — Похоже, что никто из остальных депутатов не питает большой симпатии к Трухильо, а рядовые колонисты все еще грузятся на борт. У него не было времени, чтобы познакомиться с кем-либо, кто не с Эри. Но даже будь у него время, все равно он не имел бы шансов добиться у ДК нашей замены. Секретарь Белл ненавидит Трухильо еще с тех пор, как они оба представляли свои планеты. Воспользоваться его идеей и поставить нас во главе колонии — такое она могла устроить лишь для того, чтобы лишний раз щелкнуть его по носу.
— Генерал Райбики предупреждал нас, что эта история серьезно связана с политикой, — напомнил я.
— Генерал Райбики имеет обыкновение недоговаривать многое из того, что нам следовало бы знать, — бросила Джейн.
— Возможно, так оно и есть, — кивнул я. — Но здесь он сказал правду. И, как бы то ни было, давай не будем слишком сильно волноваться из-за этого. У нас полно дел, а после того, как «Магеллан» отчалит от станции «Феникс», их станет еще больше. Так вот, что касается дел: я обещал Зое сегодня свозить ее на Феникс. Кто-нибудь хочет отправиться со мной? Пока что в составе экспедиции я, Зоя и двойняшки-обиняне.
— Я, пожалуй, пропущу, — сказала Савитри. — Мне надо привыкнуть к Гикори и Дикори.
— Но ведь ты знакома с ними уже семь лет, — удивился я.
— Да, — согласилась Савитри. — Семь лет — по пять минут общения за раз. Мне необходимо поработать над техникой продолжительных свиданий.
— Замечательно.
Я повернулся к Джейн.
— А какие планы у тебя?
— У меня назначена встреча с генералом Сциллардом. Он хочет получше разобраться в ситуации.
Сциллард являлся ни больше ни меньше, командующим Специальными силами.
— Ладно, значит, ты тоже отпадаешь, — подытожил я.
— А что вы собираетесь там делать?… — спросила Джейн.
— Мы отправляемся навестить родителей Зои, — ответил я. — Тех, других.
* * *
Я стоял перед могильной плитой, на которой были высечены имена отца Зои, ее матери и самой Зои. Дата смерти Зои, определенная на основе ошибочного предположения, что она погибла во время нападения на колонию, была, как мы прекрасно знали, неверна, как, впрочем, и дата смерти ее отца (хотя эта ошибка была не столь очевидной). Конец жизненного пути ее матери был обозначен точно. Зоя присела на корточки, чтобы вплотную приблизиться к этим именам. Гикори и Дикори включили свои электронные личности, чтобы испытать десятисекундный экстаз от сознания того, что они находятся возле итоговой вехи жизненного пути Бутэна. Сейчас, отключив имитаторы, они с безразличным видом стояли поодаль.
— Я помню, как была здесь в прошлый раз, — сказала Зоя.
Букетик цветов, который она принесла, лежал на могильном камне.
— Это было в тот самый день, когда Джейн спросила меня, хочу ли я жить вместе с вами — с нею и с тобой.
— Да, — отозвался я. — Ты узнала, что будешь жить со мной, даже раньше, чем я сам узнал, что буду жить с тобой и с Джейн.
— Но я-то думала, что у тебя и Джейн любовь. Что вы давно уже решили жить вместе.
— Насчет любви ты не ошибалась, — подтвердил я. — И жить вместе мы решили уже давно. Но все это было очень непросто.
— Все в нашей маленькой семье непросто, — вздохнула Зоя. — Тебе восемьдесят восемь лет. Джейн на год старше меня. А я — дочь предателя.
— Ко всему прочему, ты единственная девочка во вселенной, имеющая личный эскорт из обинян, — добавил я.
— Кстати о сложностях, — сказала Зоя. — Днем я нормальный ребенок. А по ночам превращаюсь в объект поклонения целой иноплеменной расы.
— Бывает положение и похуже.
— Наверное, — кивнула Зоя. — А вы считали, что, раз мне поклоняется разумная раса, я буду все время отлынивать от домашних дел? Не надейтесь, я это хорошо замечала.
— Мы не хотели, чтобы это вскружило тебе голову, — коротко объяснил я.
— Спасибочки, — бросила она и указала на надгробный камень. — Даже с этим куда сложнее, чем у нормальных людей. Я жива, а вместо моего отца здесь захоронен его клон. Единственный настоящий человек из всех троих, кто тут якобы лежит, — моя мать. Моя родная мать. Все это очень, очень непросто.
— Мне очень жаль…
Зоя пожала плечами.
— Я к этому давно привыкла. И в основном это не так уж плохо. К тому же расширяет кругозор, скажешь — нет? Когда я в школе слушала, как Анджали или Чадна жаловались на сложности своей жизни, я думала: девочки, да вы и понятия не имеете, что такое настоящая сложность.
— Рад, что ты научилась так хорошо справляться с этим.
— Я стараюсь. И должна признаться, что тот день, когда вы с Джейн сказали мне правду о папе, был не самым лучшим в моей жизни.
— Нам он тоже не доставил радости. Но мы решили, что ты имеешь полное право знать правду.
— Я знаю. — Зоя встала. — Но ведь ты должен понимать, что это значит: проснуться утром, считая своего родного отца простым ученым, а ложась спать — знать о том, что это вовсе не так и что он мог бы истребить всю человеческую расу. От такого у кого угодно голова пойдет кругом.
— К тебе твой отец относился хорошо. Кем бы он ни был и что бы еще он ни делал, тебя он воспитывал правильно.
Зоя шагнула ко мне и обняла.
— Спасибо, что привез меня сюда. Ты хороший парень, девяностолетний папаша.
— А ты — отличный ребенок, взрослеющая дочь, — ответил я. — Ну что, пойдем?
— Еще секундочку.
Она вернулась к могильному камню, быстро опустилась на колени и поцеловала плиту. Затем встала и вдруг сделалась похожей на самое себя — на подростка, охваченного бурей чувств.
— Я поступила так, когда была здесь в прошлый раз. Мне хотелось посмотреть, испытаю ли я сейчас то же самое, что и тогда.
— Ну и?
— Да, — отозвалась необычно притихшая Зоя. — Ладно, пойдем.
Мы направились к воротам кладбища; я достал из кармана ЭЗК и вызвал такси.
— Как тебе нравится на «Магеллане»? — спросил я Зою.
— Очень интересно. Я ведь давно не бывала на космическом корабле и совсем забыла, как там и что. А какой он большой!
