– Там, – прохрипел Молот, когда, отдышавшись, я склонился над ним, – в городе… за воротами… там… Гробовщик… помоги ему.

– Это подождет. Тебе сначала помочь надо.

– Нет! – отрезал он и схватил меня за грудки. – Не подождет. Это срочно. Быстрее надо. Понял? Дуй туда, я как-нибудь справлюсь. Это приказ! – Он отпустил меня и обеими руками зажал дыру в брюхе.

– Ладно, – согласился я, потирая любовно сдавленную братом шею, – сделаю. Треска, сиди тут, скоро наши меня потеряют и придут за тобой, они и помогут. Только тут на сей раз сиди. Понял? – Он кивнул. – На-ка вот, держи, – я протянул ему меч, – головой за него отвечаешь.

– За меч? – недоверчиво сморщившись, спросил он.

– За обоих, – прорычал я и, скинув мундир, перемахнул холм.

Паарцы стали ответственней и внимательней. Зашевелились, сучьи дети, напугали мы их. Еще как напугали, их дрожь слышно за версту. Они теперь себе не верят, вот и славно. Славно-то славно, только не для меня.

Раз десять они останавливали несущееся сломя голову полуголое, грязное, покрытое травой и листьями чудо, всякий раз спрашивали, кто я и откуда, зачем в город пробираюсь. Я врал все, что могло взбрести в голову, и к десятому разу сложилась целая история.

На воротах стоял здоровенный парнище, по сравнению с которым Гробовщик казался вшой. Он остановил меня, мощным тычком в грудь усадил на землю и внимательно выслушал тот бред, что я придумал на бегу. Когда я закончил излагать вранье, он смахнул слезу и отошел в сторону.

– Давай, – дрожащим голосом проревел он, – проходи! Только быстро давай, – он оглянулся по сторонам, – пока не видит никто. Сам-то найдешь?

– Найду, – соврал я и, поблагодарив, рванул внутрь.

– Стой! – Громадная рука схватила за плечо, я осел и задрожал. – Только ты это, паря, ты приди потом, расскажи, что там и как. Ладно?

– Приду! – пообещал я. Ага, обязательно, вот только портки подтяну.

За воротами никого не оказалось, а как же иначе. Молот, скотина, не сказал, за какими именно воротами будет ждать Гробовщик, а их тут, как положено, четверо, и пришлось мне как угорелому носиться по городу, высматривая знакомые рожи.

Не так-то легко найти человека, даже такого здорового, как Гробовщик, в городе, который не знаешь, тем более ночью. Окна не светятся, луны не видать, и единственное, что дает хоть какой-то свет, – костры на улицах, дрова они не экономят, незачем, лес вон под рукой, а там деревьев тьма.

После долгого плутания по одинаковым улицам мне начало казаться, что я заблудился, а когда лоб врезался в стену и из глаз сыпанули искры, уверился в этом окончательно.

Длинный переулок, в который я забежал по своей глупости, заканчивался высоченной стеной. Я остановился, осмотрелся, вздохнул и полез по стене. Ну в самом деле, не возвращаться же назад.

И кто только понастроил таких высоченных стен. Тело безвольно повисло на самом верху, воздух с трудом проникал в передавленные легкие. Приходилось хрипеть и проталкивать его едва не пальцами. Наконец, отдышавшись, я влез на стену целиком и охнул.

Стена, стенища, королева стен! По ней в ряд могло спокойно проехать восемь всадников, размахивающих мечами. Какого черта они воткнули ее в самом центре города? Сам-то городок чуть больше Триита, но там таких стен нет даже вокруг храмов. А здесь квартал бедняков – и хлоп, стена. Чудо, просто чудо. Ну посмотрим, что скрывает это чудо, раз уж я все равно здесь.

Мне казалось, что я блуждаю по бесконечной стене целую вечность, а она, проклятушая, только длинней да пакостнее становится. Я устал и замерз, хотелось спать, жрать и набить кое-кому здоровенную, хитрую, наглую рожу над истекающим кровью брюхом. Черт возьми, если я не выберусь отсюда до утра, боюсь, я покойник, вон уже и заря.

– Все будет так, как давно оговорено, – уверенно произнес голос из ниоткуда.

– Не сомневаюсь, – ответил я, подняв голову к небу.

С голодухи уже мерещится черт-те что, еще чуть-чуть – и я увижу богов в белых одеждах или демонов – в черных. Лучше богов, они вроде добрее должны быть

– Если, конечно, вы выполните вашу часть договора, – добавил голос.

– Какого договора? – не понял я. – Никакого договора я не заключал.

Меня затрясло, на спине выступил пот, и холодный ветер пробрался под одежду, заморозив все тело. Неужто я умудрился продать свою душу? Проклятье, больше не буду напиваться до полусмерти. А то по пьяни можно не только души лишиться. Больше никогда, обещаю, только не убивайте меня сейчас и дайте, черт возьми, спуститься с этой стены. На хрена я поминаю черта? Я упал на колени и, воздев руки к небу, принялся читать молитвы, которым меня учил отец и которые с тех пор ни разу не были произнесены мной.

– Обижаете! – засмеялась Шепот. – Я вас когда-нибудь подводила?

Шепот? Ну все, точно смерть голодная на носу. Говорил мне Грязнуля, что голодом я себя уморю и надо иногда жрать, хотя б кору с деревьев или там червей да тараканов. Откуда, ну откуда здесь взяться Шепот, посреди стены, в осажденном городе, под самое утро. Она сейчас, как всегда, храпит в объятиях высоких чинов. Это точно, демоны пришли поиздеваться надо мной, а потом определить меня в самый дальний угол самого страшного каземата их вотчины.

– Я все устрою, не волнуйтесь, – продолжала она, – но мне нужны гарантии и деньги на расходы.

Узнаю тетю Шепот, она и в рай сможет устроить, но только за деньги. Стоп, а почему она берет их не с меня?

– Это само собой! – В голосе слышалась насмешка. – Вот деньги, а насчет гарантий, я же с вас их не прошу… Хотя и очень хочу увидеть доказательства.

Доказательства чего? Моей скорой смерти, так она не за горами. Я сделал шаг и поскользнулся на камешке.

Мое тело грохнулось на стену, подняв тучу пыли и распугав спорящих за мою душу богов.

– Нас тут не могут подслушать? – обеспокоенно спросил голос.

– Да что ж вы так волнуетесь? – ласково ответила Шепот. – Если вы мне не доверяете, так могли бы сами место выбрать.

– Нет, отчего же, я вам доверяю, – успокоенно произнес голос.

Я замер. Боль в колене заставила прийти в себя.

Тоже мне, пуп земли нашелся, вообразил о себе, галлюцинаций навыдумывал. Как будто богам и демонам заняться больше нечем, как обсуждать место твое под солнцем. Очнись, Медный, ты же не идиот! Ну ладно, идиот, но ведь не совсем, есть еще надежда на спасение.

Я подполз к краю стены и перегнулся через него. Шепот, подбоченясь, стояла и строила глазки человеку, целиком закутанному в плащ. Неспрятанными у незнакомца оставались только руки в перчатках да носки дорогих сапог. Если я правильно разглядел, а то в такой темноте можно и блоху за слона принять. Вот только Шепот я не спутаю ни с кем и никогда. Нет, эту стерву я узнаю из тысячи.

– Значит, как договорились? – потягиваясь, спросила Шепот. – Через полгода вы получите свое, со всеми потрохами, а я свое.

– Полгода? – недовольно произнес незнакомец и запустил руку под капюшон, раздался треск, от которого меня едва не вывернуло. – Полгода – это слишком долго. Нельзя ли ускорить как-нибудь это дело?

– Да вы что, – возмутилась Шепот, – полгода долго? Что вы несете? Ускорить? Вы видите, что творится за стенами города. Нет, ускорить никак нельзя. Я же часть отряда, будь он неладен, и не могу так просто покинуть его расположение, когда тут такое затевается. Нет, ускорить никак нельзя. И не надо мне предлагать еще денег, все равно ничего не выйдет, – сбивчиво затараторила она. – Никак не выйдет, – добавила задумчиво. – Еще эта осада.

– Ну вот это-то как раз и не проблема, – довольно заметил незнакомец, – с этим я вам помогу.

– Спасибо, – неуверенно сказала Шепот, – но боюсь, что и это не поможет.

– Хорошо, – вздохнул укутанный, – я столько ждал, могу подождать и еще полгода. Мне пора. – Он взял ее руку и поцеловал. – Если у вас ко мне больше ничего нет, то я откланяюсь.

Хренов аристократ! Ага, теперь я знаю, что среди мне подобных искать его бесполезно, такие, как я, ни за что не будут целовать руку женщине, какой бы красивой она ни была. Вот в губы да покрепче – это запросто, но руку нет, и пусть не ждут.

Они разошлись в разные стороны, и каждый из них был доволен, как купцы на базаре, что выгодную сделку заключили. Я развалился на стене.

Светает! Пора выбираться из города, а то парни панику поднимут и пойдут крушить паарцев за мою шею. Ага, пойдут! Да все только вздохнут с облегчением. Вот за Следопыта пойдут, от него польза, а я только пайку лишнюю жру да в неприятности влипаю.

Ой! Зубы отправились в одну сторону, голова в другую, а мозги и вовсе в третью. Пришлось голове изрядно постараться, чтоб собрать их воедино.

– Медный? Бестолочь, какого черта ты тут делаешь?

– Тихо ты. – Хм, бестолочь, станешь тут бестолочью, когда такие парни, как Метис, сначала по зубам, а уж потом вопросы задают. Как в голове гудит и кружится все… – Меня Молот послал на помощь Гробовщику. – Это я сказал или мне послышалось?

– Так какого лешего, – зашипел Метис, – ты тут-то делаешь? Где Гробовщик и где ты шляешься? – Он взмахнул огромной ручищей и едва не снес мне полголовы.

– Молот точного места не назвал. – Говорю как из бочки, сам себя не понимаю. – Пр-ру, стоять! – Я схватил руками голову и что было силы сжал ее, стало еще хуже. – Ты чего кулаками размахался? Я же теперь не дойду никуда, а меня там Гробовщик ждет.

– Никто тебя уже не ждет. Дуй домой, и быстро, пока не рассвело. А за Гробовщика не волнуйся, вывезли мы его. И его, и груз.

Что еще за груз? Да какая разница, я сам щас груз, и неподъемный груз, вон ноги совсем не держат, подламываются, отказываются идти, и тошнит чего-то.

– Госп! – позвал Метис. – Помоги парню до лагеря дойти, перестарался я, кажись.

– Ты, что ль, Медный будешь? – прокричали мне в ухо, я отскочил и принялся махать руками. И, кажись, зацепил кого-то, точно зацепил: себя по носу, рубаху кровью залью. – Ты чего руками машешь? Больной, что ль?

– А какого беса ты орешь? – ответил я.

– Да не орал я, – пожал плечами Госп.

– Ну да, не орал, вон в ушах до сих пор звенит, я же не глу… – Меня вырвало.

– Сотрясение мозга, – констатировал факт Грязнуля после беглого осмотра моей больной головы.

– Сотрясение чего? – Треска хихикнул, а мог бы и поддержать друга и командира в трудную минуту.

– Мозга, – даже не улыбнувшись, повторил доктор, – досталось сегодня вашей семейке. Старшему брюхо вспороли, младшему потрясли его скудные мозги. Охоту на вас устроили, не иначе.

Смейся, смейся, вот встанем с Молотом на ноги, и пожалеешь о своих словах. Гонять вас буду до седьмого пота, пока с ног валиться не будете, а как свалитесь, ползком заставлю километров эдак двадцать да в полном вооружении. А сам сяду на коня, возьму в руки розгу или плетку и буду меж вами кататься да стегать вас. Как же голова болит!

– Да ты лежи, чего издергался, лежи, отдыхай, тебе сейчас это полезно! – Грязнуля улыбнулся, его крепкие руки нежно уложили меня обратно. – И нам тоже. Ты поправишься потихоньку, а мы, ну никто из нас в неприятности не влезет.

Вот вы как, да? Вот так, значит! Я для них жизни своей не жалею, а они считают, что от меня одни неприятности. А ну, кто еще так думает, становись, нет, лучше списком, пока болею – изучу, подумаю, а там на ноги встану и решу, кому, сколько и чего достанется.

– Нет, – не унимался Треска, – не верю я в сотрясение. Ему ж там сотрясать нечего, у него ж там медь одна.

– Ну тогда сотрясение меди, – согласился Грязнуля, вытер руки грязной тряпкой и гордо удалился.

Я вновь попытался встать, но ничего не вышло, тогда подозвал Треску. Он доверчиво подошел и попался в мои руки.

– Аргх, – кровожадно зарычал я, – тебе что, лычки жмут? – Он запротестовал. – Или ты, зараза, пользуешься тем, что на своем горбу дотащил моего брата до лагеря? Так спешу тебя успокоить, сомнительная это заслуга. Весьма сомнительная.

Докатился, собственному брату не доверяю. А с чего ему доверять, он делишки свои прокручивает, богатеет, а я его зад прикрываю от начальства. Мне-то с этого ничего не обламывается, да бог с ними, с деньгами, я же ему не марионетка, чтоб вот так подставляться.

Сходи, говорит, найди, говорит, Гробовщика. Я пошел и что нашел? Хрен с маслом нашел! Кулак Метиса, вот что я нашел! Выскажу я ему все, клянусь, выскажу, вот только оба поправимся, и я выскажу.

– Ну что, так и будешь стоять? – вернулся из мрачных мыслей к перепуганному и трясущемуся в моих руках Треске. – Проваливай отсюда, но далеко не уходи. Рядом будь, капрал, твою мать.

Никак не могу привыкнуть, что Треска капрал. Всего ожидал по возвращении из Лесфада, но чтоб это никчемное создание стало капралом… Ну ладно бы Следопыт, но Треска… Это, по-моему, слишком. Молот думает иначе и точно так, как я про Треску, рассуждает про меня наедине с Метисом или еще двумя-тремя головорезами из их шайки. Завидует, наверное, моим успехам, он потом и кровью звания добывал, авторитет у начальства завоевывал, а я нахрапом лейтенантом стал. Конечно, завидно, у-у, как бы я завидовал, не будь я на своем месте. Из окружающих, похоже, только я себе и не завидую, да еще те, кто жизни отдал.

Надоело. Черт возьми, надоело. Грязнуля, сволочь, ты бы, гад, еще привязал меня. Не могу я больше бока пролеживать, не могу. Надоело! Каждый день одно и то же. Безвкусная жрачка, жуткие на вкус лекарства и одиночество, такое же жуткое и безвкусное.

Осмотры, проверки, простукивание коленок. Идиот, у меня же не коленки болят, а голова. Все, надоело, пятый день тут лежу, ко мне не пускают даже Валета с картами, для твоей пользы, говорят. К черту пользу, если я отсюда не выберусь, я со скуки сдохну или задохнусь в этой духоте.

Нет, я все понял, они отравят меня той дрянью, что называют кашей. Мяса давай! Свободу Медному!

Я встал, прошелся по землянке. Вроде все нормально: не тошнит, голова не кружится, разве что самую малость. Ничего, потерплю! Постоял перед выходом, прислушиваясь к звукам. Тишина, все тихо и спокойно. Никто не горланит, не ржет как полоумный. Ночь, похоже, что ж, тем лучше, никто и знать не будет, что я гулял, а как хочется погулять.

Я столкнул камень, закрывающий вход, и высунулся наружу. В лицо ударила прохлада, а нос заполнился запахами леса. Пахло хвоей, прелой травой, влажной землей, дымом костра и жарящимся на нем мясом. Я с наслаждением втянул воздух, стараясь разделить запахи. Черт возьми, в землянке таких запахов не то что учуять, вспомнить о них не получается. Там все воняет моим потом, выделениями и кровью. Ну ладно, выделения Грязнуля выносит, но он ни разу не проветрил а еще борец за чистоту.

Я выбрался наружу и еще раз вдохнул полной грудью, голова слегка закружилась. На секунду я замер, но все прошло, и, сказав себе, что это от наслаждения и переполняющих меня чувств, я двинулся на слабо мерцающий огонек костра.

– Садись, Медный, – приветствовал меня Окорок. Кроме него вокруг костра сидели: мрачный Гробовщик, весело подмигнувший мне Валет и еще один парень, которого я не знал. – Святые ляжки! – Окорок осмотрел мою рожу. – Чем тебя Грязнуля кормил?

– Он меня не кормил, – ответил я, – есть че пожрать? Мяса хочу.

Сидящие переглянулись, новенький покачал головой, Валет скорчил рожу, Окорок с надеждой глянул на Гробовщика.

– Да что вы как маленькие, – прогудел тот, – вам что, для лейтенанта куска мяса жалко? Ты, Медный, не переживай, сами не отдадут, я силой заберу. Да что ж вы за люди, только гляньте на него, он же синий как… как… в общем, плохо ему без мяса, – закончил тираду Гробовщик.

– Хорошо тебе рассуждать, – вставил слово неизвестный мне человек, – он, конечно, твой лейтенант, но свою-то долю ты уже сожрал, а теперь до моей добраться хочешь.

– Да бог с ней, с долей, – Окорок подкинул в костер дров, – если тебя, Нарис, так это волнует, то завтра, ну или когда там следующего подстрелим, я тебе свою долю отдам. Так пойдет?

– Пойдет, – нехотя согласился Нарис и полез под бревно, на котором сидел.

Я охнул. За спиной у него лук размером с доброго коня, не, ну, может, не с коня, но точно выше его самого.

– Вот, держи! – Он протянул мне сочный, истекающий кровью, здоровенный кусок мяса. – Жарить сами будете, а я спать.

– Зажарим, не боись. – Валет очнулся ото сна и, взяв мясо, нанизал его на палку и сунул в костер.

Я исходил слюной, глядя, как медленно бока моего ужина покрываются хрустящей корочкой, как капает с него сок, как Валет переворачивает его, как он же посыпает его солью и травами и как… Не захлебнуться бы! Запахи врываются в нос и бьют по голове, так и снова в лазарет недолго угодить, да и бог с ним, зато поем нормально.

Зубы впились в хрустящую корку, язык обожгло горячим соком, желудок запротестовал, требуя, чтоб и с ним поделились, но я не спешил глотать, медленно и тщательно пережевывая и наслаждаясь этим божественным вкусом.

– Это кто? – спросил я, проглотив очередной кусок. – Че, говорю, за парень?

– А, этот. – Окорок повернул голову и посмотрел, не слушает ли Нарис его. – Охотник, из местных. К нам прибился дней пять назад, может, чуть больше. Его Метис притащил, говорит, отличный парень.

– Да? – Я проглотил еще кусок. – А по-моему, жмот.

– Что есть, то есть, – улыбнулся Окорок, – но стреляет отменно. Оленя, которого ты ешь, с двухсот шагов, точно в глаз, подстрелил.

– Ну ты хватил! – Я аж подавился. С двухсот шагов, нет, это вранье, с двухсот шагов и оленя-то разглядеть сложно, не то что его глаз, а уж попасть туда… Это только если случайно.

– Да нет, точно, – вставил Валет, – прям в глаз.

– Не веришь? – спросил Окорок. – Понимаю, я бы тоже не поверил, кабы сам того не видел. Зрелище, я тебе доложу. – Он мечтательно закатил глаза. – Вот представь, стоит он, лук держит, потом хлоп, и олень готов и шкура цела.

– Ладно, посмотрим, – согласился я и отправил в рот последний кусок. – Ну и че ты сидишь? – Я двинул Валета в плечо. – Сдавай или карты потерял?

Валет засмеялся, сунул руку за пазуху, перетасовал колоду, снова усмехнулся и сдал карты. Игра пошла. Мне жутко везло, и я раздел бы догола и Валета и Окорока, только Гробовщик остался бы в портках, правда, если бы мы играли на деньги. Но мы играли просто так, и играли упоенно, самозабвенно, весело смеясь, не обращая внимания на происходящее вокруг. Так, играя, мы и не заметили приближения грозного и злого Грязнули.

– Так, – произнес он, остановившись у меня за спиной, я вздрогнул от неожиданности, – нарушаем предписанный режим? Гуляем, играем в карты. По бабам еще не ходил?

– Отстань, а? – слабо произнес я. – Мне до черта надоело там валяться.

– А ну дыхни. – Грязнуля наклонился к самому моему рту. – Дыхни, дыхни! – Я дыхнул. – Та-ак, – протянул он, – ты еще и мясо жрал, жирное небось. Куда ж вы смотрите? – накинулся он на играющих со мной. – Ну ладно он, его я могу понять, он не ценит свое здоровье и выздоравливать не спешит, но вы-то. Неужто не цените своего лейтенанта? Уроды, могли бы его мечом проткнуть, все меньше мучений.

– Да брось ты. – Если он и дальше продолжит причитать, я почувствую себя виноватым. – Что со мной случится?

– Сдохнешь! – грубо ответил он. – И Молот тогда мне голову оторвет.

– Не оторвет, – я поспешил его успокоить, – а случится что со мной, так ладно. Моя выходка, мне и отвечать. Понял? Все под мою ответственность. При свидетелях говорю.

– Да? – Он обвел всех взглядом, все уверенно закивали. – Ну ладно, коли так, – он сдался, – тогда сдавай и на меня, – сел он рядом со мной. – Дурак ты все же, Медный, ой дурак.

Игра пошла дальше, но теперь мне почти не везло, чего нельзя сказать о Грязнуле. Он не только продолжил раздевание и без того уже голых парней, но и вознамерился снять портки с меня. Однако ему не дали этого сделать.

– Где лейтенант? – прогудел страшный голос, от которого мурашки табунами побежали по спине, и не только по моей, если взглянуть на Гробовщика.

Мы принялись усиленно озираться, ища источник этого страшного гласа.

– Где лейтенант? – повторил он и вышел из темноты.

Мы дружно вскочили, мне опять стало дурно. Видать, прав Грязнуля, не здоров я еще и не в моем больном состоянии видеть маршальские эполеты и жезлы в жилистых руках перед своими еще слабыми глазами.

– Ну?

– А вам которого? – выдавил из себя писк Окорок. – У нас их четыре.

Маршал недовольно взглянул на нас, покачал головой и проронил:

– Главного.

– Ну это вам тогда туда. – И Окорок принялся объяснять, как быстрее и безопасней дойти до землянки Молота. – Только он ранен, – добавил Окорок.

– Да? – Маршал скривился. – Ничего, увидит меня, поправится, все поправляются. Ну что, разговорчивый, – он протянул огромную лапу к плечу Окорока, – раз ты самый смелый, пойдем, проводишь меня.

Окорок жалобно взглянул на меня, но я помочь ему не могу, разве что подставить свою многострадальную шею. Нет, не сейчас, что-то у меня опять голова заболела.

– Нет, – твердо сказал Грязнуля, – я пойду. Я врач, и он мой пациент, и никому, даже вам, я не дам беспокоить его, пока он спит, как бы срочно это ни было.

Желваки маршала заиграли, глаза выкатились, но он проглотил слова Грязнули и согласно кивнул.

Они удалились. Когда их шаги и шорох плаща маршала стихли, над костром прозвучал вздох облегчения. Пламя затрепыхалось и едва не погасло. Окорок рухнул на землю и схватился за правый бок.

– Я думал, нам конец, – в паузах между частыми тяжелыми вздохами сказал он. – Мы хоть и не на посту, но все же страшный он, как черт. Видал, как щеки раздувает, а глазами сверкает. Жуть берет. Брр. Чего-то и в карты играть уже не хочется. Пойду-ка я спать. Хотя после такого хрен уснешь. Святые ляжки, ну и страх.

Он ушел, качая головой и продолжая разоряться про страх, Гробовщик последовал его примеру, да и Валет демонстративно зевал.

– Вот теперь начнется жизнь веселая, – сказал я, сплюнул в костер и поплелся в лазарет.

Сошлюсь на головную боль, и пусть без меня воюют, а я тихонько полежу, полечусь, покомандую. Я не трус, но с таким маршалом ничего хорошего от солдатской жизни не жди.

Меня разбудил Грязнуля, бегло осмотрел и, постановив, что я в сносном состоянии, велел одеться по форме и, не медля ни секунды, тащиться к Молоту. Мне не хотелось, но приказ есть приказ и, нацепив форму, я поплелся к командиру.

Там собрались все, кто хоть как-то представлял интерес для командования. Набились как селедки в бочку, маршал притащил с собой никак не меньше пары сотен командиров всех мастей, званий и расцветок.

Собравшиеся жались к стенам и нещадно потели, особливо наши, воздуху явно не хватало, того и гляди мне опять станет плохо. Черт, если это только те, кто командует, то сколько ж у него солдат и чем, интересно, он собирается кормить всю эту ораву.

Я протиснулся внутрь и уселся на скамью у дальней стены, лелея слабую надежду, что меня не заметят. Но Молот углядел меня, еще бы, я же ввалился посреди совещания и даже маршал умолк при моем появлении. Взмах могучей длани Молота заставил меня подняться и, отдавливая ноги и своим и чужим, подойти к нему. Молот подвинулся, освобождая край скамьи, и знаком приказал молчать. Я молчал, но и не слушал речь маршала. Не больно интересно слушать рассказ с середины, да еще и не предназначенный для твоих ушей.

Маршал говорил, выслушивал доклады, спрашивал, уточнял и снова говорил и раздавал приказы. Мои мысли носились где-то далеко и старались как можно ближе подобраться к Адели. Жаль, я не знаю, где сейчас она, а Шепот не говорит. Молчит как рыба. Ей бы с Треской сойтись, хорошая бы получилась пара, она вся в секретах, а он открывает свою пасть только затем, чтобы очередную гадость сожрать. Вот тип, жрет все подряд, а потом удивляется, чего это его слушать никто не хочет. А вот я не удивляюсь, че жрешь – то и несешь, в смысле говоришь. Глядишь, в союзе с Шепот он бы и научился чему-нибудь полезному. Хотя это вряд ли, он же Треска. Да и ничему интересному для мужика она его обучить не сможет. Вот если бы ей бабу в подчинение, тогда… Двух таких, как Шепот, мир не перенесет. Нам и одной-то слишком много.

Наконец маршал соблаговолил всех отпустить, и люди, облегченно вздыхая, потянулись из землянки. Я дернулся последовать их примеру, но Молот схватил меня за локоть и насильно усадил на место.

– Кто из твоих людей может незаметно пробраться в лагерь паарцев и так же вернуться обратно? – спросил он, стреляя в меня хитрыми глазенками.

– Ты меня за этим позвал? – Я вспылил, надо же вытащить больного человека из постели только за тем, чтоб спросить то, что и сам знает. – Ну Следопыт может, Треска, Хорек, если ему волю не давать.

– Отлично! – улыбнулся Молот. – Тащи их сюда!

– Чего? – Я вспылил еще больше. – Ты совсем ополоумел, я тебе что, мальчик на побегушках? У меня, между прочим, ранение серьезное. Не в состоянии я носиться по лагерю, выискивая их. – Я хотел добавить кое-что еще, но увидел стоящего к нам спиной Архарега.

– Ты как с капитаном разговариваешь? – беззлобно рыкнул Молот, и только сейчас я углядел погоны на его плечах.

– Какого беса… – начал я, но маршал прервал мою речь.

– Ну и отношения у вас в отряде, – недовольно произнес он, – если нижестоящий так разговаривает с начальством, то о каком подчинении можно говорить.

– Мы братья, – смущенно пояснил Молот.

– Да? – Маршал внимательно нас оглядел. – Не похожи, – заключил он. Мы с Молотом, не сговариваясь, улыбнулись. – И все же это не дает права лейтенанту так обращаться к капитану. Вы братья только пока это не касается дела. В противном случае один из вас подчиненный, другой начальство.

– А разве наш разговор касается дела? – Куда я лезу со своими вопросами.

– Медный! – рыкнул Молот.

– Медный? – переспросил маршал. – Тот самый, что поймал и убил Грамаля и раскрыл заговор в Лесфаде?

Похоже, я становлюсь знаменитым, того и гляди, моим именем детей пугать начнут.

– Ну да, – скромно ответил я.

– Тогда понятно, – задумчиво сказал маршал и, нахмурившись, отвернулся.

Вблизи он не казался таким уж страшным. Лысый как женское колено, если не считать аккуратно постриженной бороды и кустистых бровей, нависающих над колючими серыми глазами. Спина прямая, ноги чуть кривоваты от долгого сидения верхом, широкие плечи и ничего лишнего в фигуре, ни одной лишней детали в одежде.

– Значит, ты теперь капитан. – Я перевел взгляд на Молота.

– Не одному ж тебе звания получать, – ответил он.

– А что случилось с нашим капитаном?

– Погиб он, – вместо Молота ответил Архарег. – Глупо погиб. Он меня сопровождал, да, видно, уж очень стар стал, вот с лошади и упал. Упал и шею свернул. Ты бы людей собрал.

Приказам маршала я не в силах не подчиниться, но тихонько бурчать непристойности себе под нос мне никто не запретит. Так, бурча и раздавая никчемные указания всем встречным, я пинками загнал своих людей в землянку Молота.

Идти туда им не хотелось, Окорок уже успел рассказать об ужасе, испытанном им от одного вида маршала. Я тоже не больно-то жаждал этого, но все же спустился.

Маршал оглядел согнанных, покачал головой и произнес:

– Нам необходимы сведения о планах паарцев, их точная численность и информация о боеспособности.

Вот-те хрен, а какого, спрашивается, беса мы тут месяц высматривали. Он же должен был все из рук Молота получить.

– Вы уже сделали это, – продолжал он, – но, по моим сведениям, в штаб паарцев вчера ночью был доставлен пакет с распоряжениями их воеводе. Ваша задача пробраться туда и выкрасть его. Ясно?

– А почему не самого воеводу… ой!

Излишне осмелевший Хорек получил затрещину.

– Можешь и воеводу, – улыбаясь сказал маршал, – но главное – пакет.

– Задача ясна? – спросил Молот, когда маршал удалился.

– Ага, – отозвался Треска, – ясна. Пробраться в лагерь, ухватить их главного за яйца и притащить его сюда на аркане.

– Дурак ты, Треска, – по-отечески усмехнулся Молот. – Ваша задача – вернуться живыми. Живыми! Ясно? Не сумеете добыть пакет, с маршалом я как-нибудь разберусь. Ночью пойдете, – добавил он, – а сейчас всем спать.

Твари, меня они с собой не взяли. Как же они там без уверенного руководства, без моей чуткости и внимания к мелким деталям. Пропадут они там без меня, а я пропаду тут.

Маршал хотя и несильно страшен, но все же сомнительное удовольствие ползать вместе с ним по холмам и показывать, где и что. Ладно бы только это, но он еще требует, чтоб я записывал, делал пометки на карте, и это в полной темноте. Может, его адъютанты к этому и привычны, но я-то нет.

Ребята, возьмите меня с собой!

Паршивая выдалась ночка, я весь измазался в грязи, устал как черт, и опять голова начала болеть. Не знал я, что Длалин такой огромный, а холмы вокруг него такие высокие и мелкий дождь такой мокрый. Я устал, а маршалу хоть бы хны, знай ползает да диктует, что записать. Вот вернемся назад, я злость на ком-нибудь сорву, нет, сначала помоюсь, а потом… потом повеселюсь вволю.

Я еле дотащился до лагеря, а маршал как ни в чем не бывало отправился выслушивать доклад наших диверсантов.

– Ты чего такой? – спросил Следопыт и помог мне стянуть сапоги.

– Спасибо, – поблагодарил я и с наслаждением вытянулся на подстилке, служившей кроватью, – извел меня маршал, все пытал да выведывал, как это я умудрился Грамаля поймать да из Лесфада живым убраться.

– А ты чего?

– Чего, чего. Ничего, отшучивался. Слушай, давай потом поговорим. Я спать хочу, и голова сильно болит.

Следопыт не стал возражать и ушел, оставив меня одного. Почти сразу я погрузился в сон, но до этого выслушал рассказ Трески об их удачном ночном походе. Они-таки захватили паарского воеводу и пакет вместе с ним. Маршал им за это награду обещал, а вообще велел к битве готовиться.