-Пугливый самэц, молодой еще. Сядь там, не позорь старших.
      Погладил по щеке. Подтолкнул к стулу. В публике вместо сдержанных смешков грянул хохот. Маша тоже не удержалась. Уж больно забавно все выглядело. Гиви закончил речь.
      -Выпьем за гостеприимство этого джигита. Он старается. Мама его хорошо учила. А что боится, так разве мы его не поймем? Перед такой красотой и взрослые люди последнего ума лишаются. Вот я, привычный ко всему, уже пожилой мужчина, но разве я не реагирую?
      Гиви покосился на девушку, сделал такой жест, будто длинную косу расплетает. Подмигнул. Маша вспыхнула. Произносящий тост врач вздохнул, дождался, пока люди выпьют, грузно опустился на свой табурет. С самым серьезным видом положил себе риса с подливкой. Уже пожилому мужчине было, максимум лет двадцать пять - двадцать семь. Маша собралась с духом, спросила.
      -А какая у вас специальность, Гиви?
      Он не без труда оторвал взгляд от тарелки, снова подмигнул.
      -Хирург я, гинеколог.
      Народ вновь начал смеяться. Гиви пресек хохот.
      -Глупые. Не знают, какие врачи нужнее всего. Прибегут бледные, будут в глаза смотреть, руками вот так делать.
      Он изобразил суетливые движения, точно кепку мнет, или сумку мучит. С беспокойством и тоской.
      -Начнут просить, помоги, друг. Тогда и поймут, что у меня за работа. Может быть. А, может быть, и не поймут. Никогда. Кто не любит свою маму, сестру, женщину - разве станет волноваться, плакать, бегать туда-сюда, все решать? Эх...
      Теперь уже Маша смутилась. Гиви потянулся через стол. Чуть коснулся волосатой лапой запястья девушки. Попросил смиренно.
      -Прости. Не к столу речь. Штраф на меня наложи.
      -Какой?
      -Ананас хочешь?
      -Нет.
      -А два ананаса?
      Маша покачала головой, Гиви отвлекли каким-то вопросом. Он стал отвечать хозяину. Как раз в стиле своей речи, про чьи-то бумаги и анализы. Полежаева взяла вилку, без интереса ковырнулась в салате.
      -А почему мы ничего не едим?
      Обратился к ней сосед справа. Милый юноша, будущий врач с очень распространенной фамилией Кузнецов. Маша не успела ответить. Слева наклонился Матвей.
      -Модничаем? Сидим на диете?
      Он выглядел очень спокойным, доброжелательным, но во взгляде внезапно мелькнула злость. Маша вздрогнула. Матвей ждал, с легкой улыбочкой. Полежаева повернулась направо.
      -Сэр, я просто не голодна.
      Студент решительно объявил.
      -Понял. Не пристаю. Исподтишка картошки не подкладываю.
      Кажется, он собирался завязать непринужденный разговор, но слева вновь подал голос хирург.
      -Так-так.
      Маша вынужденно перевела взгляд на доктора. О, Господи. За что ей это наказание? Чуть окрысилась.
      -Не поняла.
      -Чего?
      -Ты меня задираешь?
      Матвей смешался, криво дернул ртом.
      -Нет, что ты. С какой стати?
      Маша поразилась, до чего он красив. Просто неприлично яркая внешность. Зачем человеку с таким лицом понадобилась хирургия? Невероятные глаза, синие, точно небо в голливудских вестернах. Крупный рот, губы полные, хорошо очерченные. Густые волосы, блестят, предлагая запустить в них пальцы, проверить, а настоящие ли. Одна прядь выбилась, легла на лоб. Как у героев японских мультиков. А уж про широкие плечи и крепкую шею, можно не упоминать.
      Весь облик Матвея отдавал чем-то искусственным, нереальным. Слишком эффектный. Кто его такого нарисовал?
      -Ты так странно смотришь.
      Спросил он, вдруг. Маша ответила грустно.
      -Любуюсь, как дивным художественным полотном.
      Хирург смешался, отвернулся. Вот и славно, решила Полежаева, которую ситуация начала доставать уже давно, еще до начала вечеринки, на входе в гостеприимное жилище Георгия. Сосед справа обрел голос.
      -Положите мне, пожалуйста, вон того салата.
      Взгляд у него был очень доброжелательным. Простецкая физиономия внушала доверие и располагала к ответной улыбке. Накладывая соседу свеклы с чесноком и сметаной, Маша спросила.
      -А как вас зовут? Простите, забыла.
      -Вася.
      -Забыла, как это она забыла!
      Завопил хозяин, бессовестно подслушивающий разговор. Вскочил. Привлек всеобщее внимание.
      -Как она могла забыть имя моего самого близкого, Гиви не обижайся, друга?! А?
      Маша смутилась. Пожала плечами. Георгий укоризненно покачал пальцем. Как нашалившему ребенку погрозил. Разразился пламенной речью. Маша слушала, время от времени, поворачиваясь, чтобы бросить внимательный взгляд на застеснявшегося соседа. Этот милый, скромный юноша учится на вечернем отделении. Работает по выходным и ночные дежурства берет. Сейчас он самый лучший медбрат в мире. А скоро будет самым лучшим хирургом. Матвей хмыкнул недоверчиво. Георгий этого не упустил. Шутливо набросился на него.
      -Не веришь мне, да? Что может юрист понимать в медицине? Да? Пусть Гиви подтвердит. Гиви!
      Толстяк кивнул. И произнес громко.
      -Василий будет лучшим хирургом, если не в мире, то в этом городе точно. Мое слово. У него умные руки, он умеет трудиться, трудиться и трудиться. Редкое качество для русского человека. Чур, никому из гостей не обижаться. А еще у него золотое сердце.
      Матвей опять влез.
      -Какое отношение золотое сердце имеет к хирургии, не понял, прости?
      Гиви расплылся в широченной улыбке. Зубы у него оказались не хуже Машиных, то есть очень белые, здоровые, всем на зависть. Гиви охотно пояснил, тыча волосатой лапой в сторону смущенного студента Кузнецова.
      -Он храбрый. Никогда не струсит! Он настоящий мужчина! Может быть добрым. Слабым - нет, никогда. Это мы, грузины, и называем золотым мужским сердцем. К Васе на стол, я могу самого дорогого мне человека положить. И трястись, бояться, что у него рука дрогнет, не стану. Все увидите. Дайте ему только лет пять. Твое здоровье, дорогой!
      Гиви поднял бокал, выпил. Георгий потребовал.
      -Вот, влезли, договорить не дадут. Тишина!
      Наконец Маша узнала, как они познакомились. Сын Грузии и парень из Мордовского села. На рынке в день десантника подгулявшие ребята устроили небольшой погром. Георгий просто шел мимо.
      -Черный такой. Носатый!
      На него бросились, непонятно почему.
      -Лицо мое. Нет, рожа моя, не понравилась.
      Вырвали из рук пакет с книжками. Дали в глаз. Пошла потеха. Георгию пришлось бы худо. Могли уронить и запинать. Но подбежал и влез в драку крепкий паренек. Вдвоем Георгий и незнакомец, спина к спине, продержались еще какое-то время. Тут, слава Богу, родная милиция решила вмешаться в потасовку. Спасибо большое. В обезьяннике, Георгий разговорился со своим заступником. Узнал, что звать его Василий Кузнецов. И что самым близким Васиным другом, когда он на заставе служил, был Гоги родом из Тбилиси.
      -Как мы смеялись потом, да, Вася?
      Кузнецов кивнул. Физиономия у него была помидорно багровой.
      -Теперь Вася мне как брат. Верно?
      Кузнецов опять кивнул.
      -Бабушка моя ему свитер связала. В подарок. В гости вместе летом поедем, да? А Гиви с собой не возьмем. Это мы студенты, птицы вольные. А Гиви пусть работает.
      Все засмеялись. Георгий сел. Застолье продолжалось. Маша спросила у соседа справа.
      -Василий, а вы, правда, будете хирургом?
      -Хочу.
      -А как вы узнали это в себе, чего хотите? Вот я школу заканчиваю, меня никуда не тянет.
      Студент оторвал глаза от тарелки. Посмотрел на Машу серьезно. Румянец дикого смущения понемногу бледнел на его лице.
      -Я книжку прочел. Вам не смешно?
      -Нет.
      -На заставе была в библиотеке. Про хирурга, который имел редкий дар - обоерукость.
      -Что?
      Не поняла Маша.
      -Ну, он владел левой рукой, так же, как и правой. Хорошая книжка. Про войну. А я, ведь тоже такой.
      -Да?
      -Мне все равно, левая или правая лапа. Меня всегда в секции, я карате долго занимался, нет, сначала боксом - парни боялись. Смешно. От левши или правши, знают, чего ждать. А я тип непредсказуемый.
      -Здорово.
      Сосед пожал плечами.
      -Это от рождения. Особенность такая. А книжка меня взбудоражила. Слова все эти медицинские, термины разные. Прямо на сердце легли. Я и понял. Мое.
      -Класс.
      Маша еще могла бы поговорить с Васей, но отвлек голос хозяина.
      -Светлана, скажи тост!
      Потребовал Георгий.
      -Давай, твоя очередь, не отлынивай.
      Светка решительно поднялась со стопочкой в руке, плеснула чачей на стол. Хихикнула. Маша поняла, что подруга пьяна. В хлам! Блин. За собственными грустными мыслями не уследила, проморгала. С чего бы это Светику перебирать? Досадно.
      -Друзья!
      Провозгласила студентка.
      -Друзья.
      Все смотрели на нее, ждали. Напрасно. Потеряв нить, девушка погладила, даже похлопала красивого соседа по щеке. Матвей откинулся на спинку стула. Это его не спасло. Пьяная Светка решила быть настойчивой.
      -Поцелуемся?
      Махнула наманикюренной ручкой, проливая остатки чачи в большую салатницу. Неловко поставила пустую рюмку. Потянулась к губам погрустневшего хирурга, закрыла глаза, охнула, грузно осела на мужское плечо. Матвей встал, обнимая рухнувшую девушку за талию, второй рукой поддерживая под попу. Впрочем, этой вынужденной фривольности студентка уже не замечала.
      -Георгий, где можно уложить эту жертву грузинской водки?
      -На диване. Я покажу.
      Маша поднялась следом. Стоя в дверях, смотрела, как хозяин и носильщик пристроили всхрапывающую гостью. Георгий накрыл голые ноги Светланы пледом. Обернулся, увидел Полежаеву. "Успокоил".
      -Все будет в порядке. Полежит немножко, придет в себя.
      Маша не ответила. Скрестив руки перед грудью, смотрела на молодых самцов: восточного и славянского. Ждала, когда уберутся. Георгий понял - вышел. А вот хирург притормозил.
      -Слушай, чего ты на меня злишься? Я ее не спаивал.
      У Полежаевой имелось другое мнение, но сообщать его она не собиралась. Стояла молча. Матвей сказал вдруг громко и обиженно.
      -Ты такая красивая.
      Прозвучало почти как ругательство. По тону. Полежаевой стало неприятно. Мало ей перепившей подружки? Еще эта бывшая мечта юной идиотки рядом толчется, моргает ясными глазищами. Нужен он очень, как камбале зонтик. Нет, как белому медведю, крем от загара!
      Матвей не унимался - кретин!
      -Как у тебя с Максом?
      -Спроси у него.
      -Что злая такая?
      -За что Мишке глаз подбил?
      -Чего?
      Они задавали друг другу какие-то вопросы, не отвечая ни на один. Матвей топтался рядом, сверху вниз девушке в глаза заглядывал. Сердито бурчал, что все бабы стервы, какой ни коснись. На улице внезапно повалил снег. Крупные хлопья сшивали между собой серое небо и грязный асфальт. Тянулись точно бесконечное кружево. Устыдившись своего безобразия, суббота спряталась за нарядной вуалью.
      Маша, отдернув тюль, смотрела в окно. Снега все прибывало.
      -Слушай...
      Срывающимся голосом начал было Матвей. Увы. Что именно хотел произнести хирург, осталось его тайной. С дивана громко застонала подружка.
      -Маш, Маш!
      -?
      -Тошнит...
      О-ля-ля. Следующие пол часа троица провела в ванной и туалете. Незадачливую пьяницу старательно накачивали кипяченой водой. Врач командовал.
      -Желудок надо промыть хорошенько.
      Маша слушалась, грела воду, бегала туда-сюда. Георгия выгнала, вышибла в шею - гостей обихаживать. Приказала, бессознательно пародируя интонации Макса.
      -Кыш!
      Шоу должно продолжаться. Люди не виноваты. А она как подружка может и покрутиться. Доктор остался. Человек в белом халате, клятва Гиппократа и все такое. У Светы никак не получалось, засунуть два пальца в рот поглубже. Она тонко плакала, охала. Матвей гладил студентку по мокрому потному лбу, утешал. Потом попросил открыть рот пошире.
      -Десять секунд мучений и сразу будет легче. Верь.
      -У-у-у... Я не могу.
      -Тебе и не надо ничего мочь.
      -У-у-у... Противно как...
      -Чур, не кусаться.
      Вдвоем они, трогательно обнимаясь, наклонились над унитазом. Маше стало смешно. Наконец, вспенившееся содержимое желудка, было извергнуто. Лицо умыто. Света всхлипывала, прижимаясь к хирургу. Безжалостный Матвей велел повторить экзекуцию.
      -Выпей еще воды.
      -Так много?
      -Надо.
      После всего, затолкав в Светлану упаковку активированного угля и пол стакана теплого чая, доктор уложил несчастную, всхлипывающую страдалицу назад на диванчик. Появился носатый джигит - Георгий. Пожертвовал из шкафа чистую, выглаженную футболку. Ушел обратно к гостям, вновь вытолканный в шею.
      -Может, помочь?
      -Кыш!
      Перепачканную водолазку перепившей подружки, стиснув зубы, чтобы унять брезгливость, застирала Полежаева. Повесила на батарею. Глотнула на кухне кипяченой воды. Вернулась в комнату. С неудовольствием обнаружила, что весь браслет, (один из двух, подаренных Максом) заляпан, хрен знает чем. В узоры плетения набилась разная гадость, включая хозяйственное мыло. Первый раз выпендрилась, нацепила подарочек. Молодец! А замочек, то хитрый, без посторонней помощи едва ли расстегнешь.
      -Блин!
      -Что такое?
      Почти ласково спросил хирург. Маша ткнула в наглую красивую морду своим запястьем.
      -Помоги.
      -Момент.
      Показала ноготком.
      -Вот здесь нажми, пожалуйста.
      Щелк. Браслет остался в руке у доктора. Матвей сжал кулак. Покачал, точно взвешивая. Маша потянулась - забрать свое украшение. Доктор отдернул руку. Заговорил поучительно. Голос стал едким до невозможности.
      -Весомый подарочек. Стиль - бандитский. Спорю, что знаю, откуда у тебя эта вещица.
      -Отдай, он... грязный. Его отдраить нужно, если, вообще не кипятить.
      Сморщилась Маша, не вступая в пререкания по поводу личности дарителя.
      -Золото не кипятят.
      Ответить Полежаева не успела. Матвей сунул в карман джинсов браслет и вышел из комнаты.
      -Эй, это что еще за фигня?
      Возмутилась было владелица браслета, но ее тут же, остановив на пол пути, переквалифицировал в сестры милосердия жалобный глас страдалицы.
      -Маша...
      -Что?
      -Маш, глаза болят, сильно.
      Умирающим тоном пропищала Света.
      -Ясно.
      Полежаева была существом понятливым, выключила верхний свет. Зажгла настольную лампу. Стопка книг с закладками, тетради. Ни пылинки. Вот аккуратист, студент-хозяин. В рамке - портрет строгой дамы, похожей на орлицу. Мама? Какая суровая. Глаза умные. Полежаева поежилась под жестким взглядом предполагаемой родительницы. Отсалютовала фотографии. Четко, будто рапортуя, отчеканила, подражая речи Гиви.
      -Ваш сын превосходно воспитан! Супер. И друзья у него люди достойные.
      Подошла к дивану, наклонилась к подружке, спросила участливо.
      -Как ты?
      Светка не отвечала, сопела носом. Щеки порозовели. Руки трогательно вытянуты поверх пледа. Губы недовольно надуты, как у обиженного ребенка. Мокрая челка прилипла ко лбу. Спит? Точно. Доктор опять заглянул в комнату. Позвонил браслетом - кажется отмытым...Подразнил да и спрятал в карман. Маша решила пока не обращать внимания на чудачества подвыпившего большого мальчика. Не съест же он, в самом деле, ее украшение! Раздосадованный нулевой реакцией на свои движения, доктор спросил.
      -Как дела?
      -Картина Репина: "Полный порядок".
      Вздохнула Полежаева. Шлепнулась в кресло, бросила взгляд в окно. Снега в воздухе, как ни бывало. Матвей подошел ближе, присел на краешек дивана. Взял сонную Свету за руку, пульс проверил. Выделывается? Специалист. Спросил, не глядя на Машу.
      -Ты сама как?
      -Картина Сурикова: "Праздник удался".
      Зевнула Полежаева и вытянула ноги.
      -С чего она у тебя так наклюкалась?
      Спросил врач.
      -У меня?
      Изумилась Полежаева.
      -Она ведь твоя подруга. Ты ее лучше знаешь. Часто с ней такое бывает?
      Поразмыслив, Маша ответила.
      -Нет. Она не из тех, кто любит упиться в хлам. Просто чача крепкая, Светка непривычная, ест зараза такая, мало. На диете сидит. Может, поэтому? Ты еще...
      -Я?
      Теперь уже поразился Матвей.
      -Конечно. Такой потрясающий воображение мужик по соседству. Ухаживает, понимаешь. Разве легко девушке устоять? Блин. Ты ей понравился, сразу видно. Вот и результат.
      -Выходит, это моя вина?
      -Чуть-чуть. Свою голову тоже надо иметь, ясен перец.
      -Ага, вина общая.
      -Ну?
      -Вместе и домой повезем.
      -У тебя же нет машины.
      Сказала Полежаева и осеклась. Вспомнив, отчего то сразу же Макса. Видимо, телепатия существует, доктор напрягся, похлопал себя по карману, встал, произнес сухо.
      -Зверев тебя избаловал, дорогуша.
      Вышел из комнаты, Маше стало неловко. Вот, не хотела, а наступила мужику на мозоль. Говорил же Буров, что друг-доктор комплексует по причине безлошадности? Говорил. Кто ее за язык тянул, спрашивается. А с другой стороны? Тот же Мишка докладывал, что невеста, а теперь давным-давно жена, у Матвея из богатой семьи. И с полным комплектом: квартира, авто, гараж.
      К девяти начали-таки собираться. Компания продолжала гулять.
      С помощью доктора Полежаева растолкала студентку, напоила очень крепким чаем, сводила в туалет. Дотащили вдвоем, дальше Маша справилась сама. Хотя стягивать трусики с горячего тела подружки, усаживать на унитаз, да еще и уговаривать...
      -Пописай, ну, давай. Не стесняйся.
      Все оказалось скорее смешно, чем противно, или унизительно. У Георгия в туалете была не только бумага, но и вот совсем роскошь - пачка тонких синих салфеток. Юный буржуин. Нет. Юный гедонист. Слово было новым. Дед просветил на днях. Маше понравилось. Вот и вставила к месту. Сунула подружке в непослушную руку синюю бумажку.
      -Промокни.
      Светка выронила салфетку в унитаз, кое-как использовав по назначению. Ладно. Ерунда. Теперь все в обратном порядке. Поставить на ноги. Натянуть трусики. Красивые какие, кипельно белые, с кружевами. Капроновые колготки. Поправить короткую юбочку. Как только Светка ходит по холоду голоногой? Не мерзнет, что ли? Запыхавшаяся Маша, вытерла пот со лба, мягкой синей бумажкой - не жалеть же хозяйские салфетки. Открыла дверь. Матвей ждал. Глаза у него были хитрые-прехитрые, да еще и с явной усмешечкой.
      -Гиви предложил свои услуги. Может добросить нас до ее дома. Где живет твоя прелесть?
      -Возле самолета.
      -Ясно.
      Никак не приходящую в себя подружку усадили на стульчик. Матвей придерживал ее за плечи, Маша обувала. Из зала выбрался толстый добродушный друг хозяина с очищенным мандарином в пухлой волосатой руке.
      -Вы уже собрались? Момент.
      Попрощались с Георгием и теми из гостей, кто еще оставался догуливать. Вася вышел из комнаты. Спросил, нужна ли его помощь. Нет? Хорошо. Маша стянула мордочку в гримасе вежливой улыбки. Ей было немножко стыдно за подругу. Хотя? Не дрались ведь ни с кем, никуда не посылали, в салат личностью не падали, под стол не валились, матерные частушки не пели, мужчин не насиловали.
      Георгий подал Машину дубленку. Вежливый какой. Помог надеть.
      -Было очень приятно познакомиться.
      Чуть задержал ладонь девушки в своей руке. Наклонился. Чмокнул. Маша вскинула брови от удивления, собрав лоб гармошкой. Георгий сказал галантно.
      -Просто счастлив. Надеюсь, мы еще увидимся.
      Гаркнул в сторону.
      -Гиви! Натура не утонченная. Старший друг мой! Где ты, прячешься? Заводи колымагу. Ты ведь у нас сегодня служба доставки.
      -О, да.
      -Так иди.
      -Иду.
      Пока они перекрикивались через всю квартиру. Маша спросила, зачем-то у молчаливого высокого хирурга.
      -А вы знакомы? С Гиви, имею в виду?
      -Разумеется. Мы приятели. Это он меня пригласил.
      Голос у Матвея был очень противным. Можно подумать, что речь о смертельном враге зашла.
 

* * *

 
      Слоноподобный, веселый Гиви торопился обратно, на гулянку. Высадил троицу возле Светкиного подъезда, вежливо попрощался и был таков. Матвей, без натужного оханья, легко взял сонную студентку на руки. Скомандовал.
      -Топай впереди, звони. Пусть груз принимают.
      -Некому. Она одна живет. Сейчас открою.
      Полезла Полежаева в красивый баульчик подружки за ключами. Боже мой, чего только не бывает в женских сумочках! Маше под руку сразу же подвернулись презервативы. Смущенно зыркнула, не видел ли доктор? Вроде обошлось. Подошла поближе к тусклой лампочке. Распахнула чужую сумку пошире, чуть не на изнанку вывернула. Ключи нашлись, слава Богу. Брелок на них был пластмассовый: красное, насквозь пробитое золотистой стрелкой сердечко. Пошлятина.
      Мимо протопала соседская семья. Покосились на компанию подозрительно, но ничего не сказали. Света уже несколько минут тонко и глупо хихикала, шебуршилась на плече Матвея. Пыталась что-то говорить, замолкала, повисала безвольной тяжестью.
      С замками пришлось повозиться. Никогда не открывавшая этих дверей самостоятельно, Полежаева, не ведала какой ключ куда вставлять и в какую сторону поворачивать. Ладно, разобралась. Хоть и не сразу. Вошла. От расстройства Маша забыла, где выключатель в прихожей. Долго шарила ладонью по стене. Наконец, случайно наткнулась. Щелк. Не тут то было.
      -Блин. Кажется, лампочка перегорела. Проходи, Матвей.
      Доктор с ношей наперевес шагнул внутрь обиталища перепившей студентки. Повел носом.
      -Как вкусно пахнет.
      -Светка готовит потрясно. У нее всегда так.
      Честно ответила Маша. Доктор удивился. Встряхнул свой груз, хлопнул перчаткой по внушительной попе.
      -А говорила, подруга на диете сидит.
      -Она меня сегодня кормила сырниками с изюмом и ванилью. Специально пекла. Сама только нюхала и скорбно вздыхала.
      -Серьезно?
      -Да.
      -Ой, до чего вы бабы, странный народ.
      Маша, пропустила комментарий мимо ушей, стряхнула с плеч дубленку, сбросила сапоги. Проскакала в зал, зажгла там свет. Потом на кухне. Чтобы в темной прихожей стало хоть капельку светлее.
      -Так лучше?
      -Сойдет.
      Вместе раздели, разули девушку. Света опять пыталась что-то сказать, где там -тонко засмеялась, умолкла. Маша постановила решительно, взмахнув рукой.
      -В зал. На диван.
      -Да мне без разницы. Могу до спальни донести.
      -Она одетая.
      -Разденем.
      Матвей хмыкнул. Полежаева вздохнула.
      -Не хами, пожалуйста.
      Принесла плед и подушку. Укрыла уложенную подругу. Отвела с лица мокрые волосы. Пригладила ладонью.
      -Кажется все. Пошли?
      -Пару сырников, если остались, я заслужил? Или ты сама все слопала?
      -Вроде нет.
      -Ну, угощай.
      Маше очень не хотелось командовать на чужой кухне. Но не отказывать же доброму самаритянину в невинном удовольствии.
      -Ты ведь только что из-за стола...
      Проворчала она недовольно. А сама уже приподнимала крышки и лезла в холодильник.
      -А мне кусок в горло не лез из-за соседства с тобой.
      -?
      Маша прикусила губу, чтобы не ляпнуть лишнего. Еще чего не хватало - вспоминать о прошлом, волноваться. Но на дне души зашевелились, оживая, старые тени. Этот человек был ее первой любовью: несчастной, несмелой, несостоявшейся. Какой еще?
      -Момент.
      Доктор пошел в ванную мыть руки. Патологическая привычка всех хороших врачей. Спросил из-за распахнутой, перегородившей коридор двери.
      -Каким полотенцем можно вытереть?
      -Полосатым.
      -Хорошо.
      Ничего хорошего в происходящем не было, но Маша благоразумно промолчала. Матвей осторожно, как все крупные люди, попробовал рукой табурет, прежде чем сесть на него. Исполняющая обязанности хозяйки Полежаева достала чашки.
      -Черный чай?
      -Сойдет.
      -Горячий?
      -Если можно, кипяток.
      -Сахар нужен?
      -Да.
      Ничего абсолютно она не знала про привычки этого большого, одновременно гордого и нервного мужчины. Его самоуважение базировалось на весьма шатком основании, чуть задень - опрокинется. Он легко злился и обижался, это было бы к лицу вздорной стареющей примадонне, но талантливому молодому хирургу? И бабы его, бесконечно сменяющие одна другую... Дед говорил, что "бесбашенно донжуанят", не думая о последствиях - вечные мальчики. Те, что не подросли духовно. Не научились заботиться и нести ответственность. Таких, незрелых, по словам опять же мудрого Машиного предка в России большинство. Процентов семьдесят-семьдесят пять.
      Маша поворачивалась туда-сюда, подавая господину врачу сметану, блюдце, вилку и прочее, и прочее и прочее. Загудел чайник. Потянулась, выключить. Достала заварку. Насыпала в бокал, плеснула кипятка.
      -Подожди!
      Доктор исчез в прихожей, зашуршал своими пакетами. Вернулся почти бегом. Поставил на стол...
      -Бутылка.
      Глупо констатировала Маша.
      -Зачем?
      -Вино же, не чача!
      Почти гордо возразил доктор и добавил.
      -Я смотрел за тобой, ты совсем не пила. За столом. А я то ведь на гулянку из больницы пришел, ну, не с пустыми руками, в общем. Георгий сказал, что вина не надо.
      -Да?
      Маше показалось, что Матвей привирает, про бутылку хозяину ни слова не говорил. Блин. Это называется - зажал выпивку. Жмот. Неприятно то как. А, впрочем, это не ее дело, абсолютно.
      -Вот я и подумал, что с тобой мы давненько не общались, не болтали. Выпьем немножко. По бокалу? Оно не крепкое. Не дрейфь.
      -Спасибо, нет.
      -Да ладно тебе, Машка. У меня повод есть.
      -Какой?
      Почти равнодушно, вставая, чтобы выйти из кухни, проверить - как там Светик, спросила Маша.
      -Сын... Умер как раз перед Новым Годом.
      -Что?
      У Полежаевой ноги точно прибили к полу, в коридоре.
      -Крупный был мальчик, красивый. Родился с пороком сердца. Прожил всего сорок шесть дней. Вот так. Он умер... Умер.
      Он еще что-то говорил, горбясь за столом, наваливаясь на клеенку локтями. Он рассказывал, что все время, вернее всю зиму, не ладил с женой. У беременной Риты кошмарно испортился характер. Супруга много плакала, упрекала.
      -Доводила просто. Истерика за истерикой. Как нарочно!
      Матвей даже собирался уйти от нее. Потом передумал и остался. Хотя от всей романтики уцелели, по его словам - жалкие ошметки. Рита ныла. Он работал. Однажды жене стало плохо. Он не стал ее слушать. Слишком раздраженный был и вечно уставший.
      -Я ее оттолкнул, она упала. На спину.
      Машу передернуло. Матвей продолжал оправдываться.
      -Я не сильно, едва задел. Она осела назад, потом завалилась. Лежит, глаза закрыла. Я подумал - нарочно притворяется. Хлопнул дверью. Убежал, ты пойми, она мне спать по ночам не давала - скандалила! С какой рожей я утром на работу собирался? С какой головной болью?
      "Скорую" вызвали без него. Свекровь зашла в гости к ненаглядной девочке, а Рита в обмороке лежит. Доставили в больницу, в гинекологию на Резинотехнике.
      -Ой, что было. Как меня тесть с тещей проклинали. Рита ведь наябедничала, она бедная маленькая девочка, а я вон какой - медведь.
      Месяц она пролежала на сохранении. Потом родила. В первые дни, думали, что все нормально. Матвей навещал, жена пошла на примирение. Шаткий мир опрокинуло известие, про диагноз, поставленный малышу. Порок сердца. Мальчик не выживет.
      -Рита кричала, что это здорово. Что на свете не должны бегать мои маленькие копии. Что я этого не заслуживаю.
      Матвей заплакал. Неумело, не наигранно. Густая, похожая на желатиновую каплю слеза, выкатилась на щеку. За ней другая, третья.
      Маша не выдержала, подошла, обняла, погладила по макушке, прижала к себе, как мальчика. Тогда его точно прорвало, он несвязно бормотал, что понимает свою вину, и от этого ему еще хуже. Рита ревновала. И поводы он ей давал. Ну, родился таким, что тут сделаешь! Под него сами ложатся, штаны с него стаскивают. На колени встают и умоляют переспать.
      Маше было неприятно все это выслушивать, но перебивать Матвея она не решилась.
      Он просто жил как всегда, как привык. А Рита злилась, злилась, злилась. И вот, получилось то, о чем он уже рассказал. Жена сразу после похорон угодила в неврологию, лежит в одноместной палате, тесть расстарался. Ест фрукты, смотрит телевизор - в себя приходит. А Матвея не хочет видеть. Совсем. Будет развод или нет, пока не понятно. Но ему так тошно, так тошно. А ее мать, теща... О, это другая песня. Теща от него всегда была без ума. И сейчас, позлилась, поплакала, внезапно простила зятя. Ее в другую крайность кинуло, орет на Риту, обвиняет ее. Что мол, дура, и сама во всем виновата. От этого всем только хуже становится. Тесть на стену лезет. Ритка воет. Теща Матвею каждый день звонит, докладывает обстановку, называет золотым мальчиком. Уговаривает не бросать ее дочь, примириться. Дурдом, в общем.
      Маша продолжала молча слушать. Матвей, наконец, вытер слезы. Пообещал успокоиться, а то расклеился совсем, болван. Но ему не с кем было поговорить об этом, не с блядьми же своими, верно? У них одно на уме!
      Машу передернуло.
      И вот хоть она, милая девочка, не упрекая и не осуждая, здесь рядом стоит... Он хвалил ее целых пять минут, окончательно приходя в себя и переставая скулить. Потом вернулся к теме выпивки. Высвободился из Машиных полу объятий, до последнего момента она продолжала чуть поглаживать его, сидящего, по плечам. Поднялся, нашел, сразу же, точно знал, где он лежит - штопор. Быстро и ловко открыл бутылку.
      -Это хорошее вино, честное слово. Давай выпьем, чтобы все у меня наладилось. Очень тебя прошу. Хочешь, на колени встану?
      Маша не смогла отказать ему. Дура. Присела на второй табурет. Послушно взяла в руку чашку, до краев наполненную алой жидкостью. Матвей пристально, веки у него были опухшие и красные, посмотрел ей в глаза.
      -До дна! За мою удачу. Хорошо?
      Потом они выпили еще. И у Маши стало тепло в животе, и сердитость, пополам с подозрительностью, растаяла в этом приятном ощущении.
      -Хватит, я уже совсем пьяная.
      -Верно? А не врешь?
      Матвей улыбнулся. Подмигнул. Вдруг сказал резковато и громко.
      -А что это мы все обо мне, да обо мне. Нехорошо как-то получается.