Маша для медведя

Маша существо иного склада. Искать сочувствия у приятелей не собиралась. Плакаться в жилетку подружкам просто не умела. Воинствующей оптимисткой она не была. Скорее скрытничала. По природе своей, а не в силу отрицательного житейского опыта. Ее секреты никогда не становились достоянием всех и вся. Просто потому, что некому было разбалтывать. Откуда в ней такая сдержанность Маша не знала. Особенно много об этом не раздумывала.
      Вчера вдоволь набегалась по улицам, счастье, что знакомых не встретила, чучело гороховое, горе луковое. Вспомнилось некстати насмешливое и ласковое одновременно, оброненное Максом обращение - капуста, зелень ненаглядная. Точно он о пачке долларов говорил. Медведи подтрунивали беззлобно. Без желания обидеть. Следующий день: деловое знакомство с Диманом и Саньком, трогательная сцена прощания с отчимом, неудачный поход в больницу - к маме. Все это время Маша пребывала в полу шоке от пережитого, под легкой анестезией от внезапного спасения. И не очень тревожилась по поводу внешности. Чистое везение, что не встретилась с кем-нибудь из подружек. Впрочем, имелась и нереализованная гораздо более скверная возможность - нос к носу столкнуться с братьями Федотовыми. Эти бы не упустили момент. Всласть повеселились бы, покуражились. Заявиться в школу? Доставить бесплатную радость неприятелям? Маша не Служба Спасения от Скуки. Перебьются!
      Фильм и впрямь тянул на шедевр. На пятой-шестой минуте девочка была вырвана властной рукой господина Джорджа Лукаса из цепких когтей беспокойства. На десятой умудрилась забыть про блинчики. Через час - отчаянно переживала за судьбу Люка и, пожалуй, Хана. Принцесса Маше активно не понравилась. Последние сцены вплеснули в кровь неплохую порцию Силы. Собственные горести показались мишурой, упавшей с новогодней елки на пол, лишенным смысла хламом, которому одно место - в мусорной корзине.
 

* * *

 
      В день рождения дед подарил Маше шикарный маникюрный набор. Принес вечером, неведомо откуда. Видеть такую прелесть на прилавке девочке не доводилось. Впрочем, что могло лежать на прилавке во времена тотального дефицита, талонов на стиральный порошок, мыло и зубную пасту? Илья Ильич вынул из кармана жестом фокусника овальный, похожий на кошелек, кожаный футлярчик вкусного шоколадного цвета. Протянул с поклоном.
      -Барышням положено иметь ухоженные руки.
      -Я не умею всем этим пользоваться.
      Робко пробормотала именинница, разглядывая сверкающие ножницы, пилочки и кусачки. О назначении большей части никелированных инструментов уютно дремлющих на красной атласной постельке, она даже не подозревала. Раскрытый футляр напоминал пасть зевающего бегемота. Дед только пожал плечами. Нытье он игнорировал. К доводам прислушивался. Встречные предложения были короткими и деловыми. Как и в этот раз.
      -Возьмешь пару уроков у мастера. Научишься. Было бы желание.
      Маша застегнула молнию. Отложила подарок в сторону. Она стеснялась ухаживать за собой. Кремы, лаки и лосьоны казались глупостью. Девочка старательно умывалась мылом. Туго заплетала косу. Не пользовалась косметикой. Лака для ногтей у нее не было. А тут дед со своим буржуйским подарком. Маша вздохнула, вспомнив, как выглядели ее руки после уборки картошки. Или любых других сезонных работ на даче. Ужас что такое. Сейчас хотя бы чистые и не ободранные. Без мерзкой, въевшейся в кожу каймы под ногтями. Маникюрный набор - может это издевка? Посмотрела на Илью Ильича пристального и строго. Нет, насмешками не пахло. Даритель искренне ждал восторгов. Машина прохладная встреча с презентом его огорчила. Что ж, сам виноват. Еще бы золотые серьги подарил. Едко подумала девочка. Уши были не проколоты. Даже бижутерии не водилось. Из всех украшений - серебряный брелок для ключей, бодливый барашек, врученный дедом два дня назад. Не дождавшись трубного гласа фанфар, благодетель, занялся неведомо на каком языке написанной книгой. Устроился в кухне, быстро отчеркивая карандашом отдельные слова и целые абзацы.
      Машино озлобленное Сердце, (именно оно, рассудительностью здесь и не пахло) продолжая порыкивать из-под доспехов настороженности, усыпанных шипами предубеждения, замерло. Прислушалось к разочарованной тишине. Медленно приподняло забрало шлема. Взглянуло на все немного иначе. И постановило кратко: дура неблагодарная!
      Десять торопливых шагов привели девочку на кухню. Она не дед, ходить бесшумно, точно нинзя не умеет. Но Илья Ильич не оборачивался. Делал вид, что погряз в книге по самую макушку. Маша приблизилась. Положила ладони на худые плечи читающего мужчины.
      -Дед.
      Перевела дыхание и смиренно попросила.
      -Прости. Пожалуйста.
      Сухая теплая ладонь накрыла ее ледяную лапку.
      -Нормально. Все нормально.
      Он что, в самом деле, не злился? Маша нагнулась и чмокнула Илью Ильича в загорелую гладко выбритую щеку. Первый раз в жизни.
      -Спасибо.
      Дед отпустил ее ладонь. Хмыкнул довольно. Маша окончательно сошла с ума и пообещала.
      -Я научусь им пользоваться. Честное слово. Буду следить за руками.
      -Вот и славно. Я рад.
      Маша увидела, как слегка дрогнула его щека в мгновенной улыбке. Тут же дед напустил на себя вид чрезвычайно занятого человека. Велел командным тоном.
      -Брысь. Не мешай старику думать.
      Маша поняла, что прощена окончательно. Всего за два ласковых слова и один поцелуй? Не потребовалось долгих и утомительных сцен, как бывало после редких перепалок с мамой. Щедро залитого слезами раскаяния не ждали, не просили. Мужчины настолько отличаются от женщин? Или дед уникальный попался?
 

* * *

 
      Все понемножку налаживалось: и быт и внешность. Синяки сошли. Комнату перегородили шкафом. Маше достался диванчик, деду - кровать. Письменный стол договорились считать общим, хоть он и угодил на половину Ильи Ильича. Дележка редко бывает честной - так пошутил хозяин жилплощади, забирая себе большую часть помещения. Телевизор перенесли на кухню. Дед был неисправимой совой, внучка, вела жизнь жаворонка. Школа обязывала. Но ранние подъемы не были для Маши пыткой. Она вставала достаточно легко. Главное - вовремя уснуть.
      Соседи таращили глаза, не понимая, как реагировать на появление девочки в квартире у одинокого вдовца. Маша еще не запомнила в лицо почти никого, ходила, здороваясь, на всякий случай со всеми, кто попадался в подъезде и на ближних подступах. Некоторые не отвечали на неожиданную вежливость незнакомки. Некоторые пытались завязать беседу. А вот это дохлый номер. Маша отделывалась вежливыми ничего не значащими словами.
      У деда водились нужные знакомые не только на рынке, как выяснилось. В обувном магазине тоже. Новые кожаные сапожки назывались карандашики. И были просто сверхмодными. Маша примерила заморскую красоту, встала перед зеркалом. Прикусила губу. Слишком высокая. К чему такой дылде, как она каблуки? Но продавец и дед были так рады, что отказываться, ссылаясь на рост, девочка не решилась. Заодно ей купили и туфли: демисезонные, черные, остроносые, с тонким шнурком на щиколотке. Врагиням, как пошутил завмаг, полагалось умирать от зависти. Всем вместе и поодиночке. Впрочем, время носить туфли еще не пришло. Апрель выдался холодным. Красные столбик в термометре завис чуть выше нуля, отказываясь подняться выше. Весна временно затаила дыхание.
 

* * *

 
      Маму выписали, ненадолго. На примирение она не шла. Маша звонила каждый день... Безрезультатно. Отчим, в тех случаях, когда снимал трубку именно он, гадко-приторным голосом сообщал.
      -Твоя. Тебя.
      Машу корежило от звуков его голоса. Вначале она цепенела, точно обезьянка, потревожившая покой Каа. Позже стала мучительно, с отвращением содрогаться. Страх уступил место ненависти. Из черной дыры, пробитой в сердце ребенка, тянуло мертвым холодом. Маша повзрослела рывком, сразу, перескочив через несколько лет спокойного душевного роста. Боль сделала ее старше. Одноклассницы стали казаться скучными, глупыми. Одноклассники - слюнявыми, болтливыми. Маша начала замечать каждый прыщик на лице самых симпатичных подростков. Раньше она не была такой придирой. Вот что значит беспощадный житейский опыт. Вовочка все чаще сталкивался с ней взглядом. Маша ощетинивалась в боевой стойке вздорного ежика, не желающего сворачиваться клубком. Безус хмурился и первым отводил глаза. От слишком проницательной Анны Леонтьевны девочка спасалась бегством. Подружки дружно решили, что Машка зазналась. Сбросив маску самой популярной персоны класса, дружелюбной и отзывчивой умницы Полежаевой, она немедленно спряталась за манерами кошки, что гуляет сама по себе. У Маши переменились не только сапожки, но и походка. Не только речь, но и молчание стало другим. До конца школы оставался год с маленьким хвостиком. Боже как он тянулся - прилипшей к подошве чужой жевачкой! Как полз - ленивой больной черепахой! Ужас!
      Дед говорил, что она пытается удрать сама от себя, а это занятие мало перспективное. Дед говорил, что глупо дуть на чай, обжегшись о кофе. Дед говорил, что жизнь полна неприятных сюрпризов и всех ни за что и никогда не избежишь, как ни старайся. Дед говорил, что быть человеком в футляре - бесполезная трусость. Маша кивала. Но пересилить себя не могла, жила замкнувшись в колесе рутинных забот. Школа-дом, школа-дом и никаких отклонений от маршрута.
      Самым обидным, отчего то казалось, что медведи исчезли раз и навсегда. Никто из троицы не звонил, не спрашивал как дела. Не интересовался ее жизнью. И если равнодушие со стороны Макса и Бурова девочка легко извиняла, если их невнимание было досадным пустяком, не более того; имя доктора она не стала бы произносить даже под пытками. Ставить ему в вину безразличие к рыжей дурочке тем более. Но, Боже, как тяжело играть, если карта по имени Матвей, выпала из колоды судьбы. Как не хочется идти вперед, делать хорошую мину, зная, что реальность проще простого - ты никто, он забыл твое имя и лицо и никогда, никогда, никогда не вернется.
 

* * *

 
      Шестого июня мама родила здорового мальчишку. Через пару дней, в субботу, Илья Ильич вместе с Машей сходили поздравить Леночку. Цветы были приняты с арктическим холодом. Слова благодарности не прозвучали, впрочем, проклятия - тоже. Это внушало оптимизм. В конечном счете, дед частенько оказывался прав. Вернее, до сих пор Илья Ильич не делал ошибочных прогнозов. Маша заставила себя поверить, что и в случае с мамой все пойдет по предсказанному. Рано или поздно ситуация - растанцуется, как выразился дед. Домой направлялись с большим крюком через центр, точнее через главную городскую площадь, Илье Ильичу срочно понадобилась какая-то помощь администратора гостиницы "Заранск". Сейчас Машино настроение, спасибо маме, было прямо противоположно погоде. День выдался замечательный. Шли молча. Наконец Полежаева решила, что тонуть в личных огорчениях невежливо по отношению к Илье Ильичу, сделала дикое усилие над собой противной, изволила пошутить.
      -Дед, теперь я имею полный комплект сводных братьев. Один в Москве, по отцу. Один здесь, в Заранске, по маме.
      Скупая улыбка промелькнула на лице Ильи Ильича. Он точно стеснялся бурных проявлений радости, гасил их, возвращая физиономии достойный каменный вид. Оп. Была улыбка - и нет ее. Может, примерещилась? Голос спокойный, даже если господин Летов шутит.
      -В самом деле, забавно получилось.
      Маша и дед были одеты почти абсолютно одинаково. Синие джинсы, белые футболки.
      Шли в ногу. Полежаева чрезвычайно гордилась тем, какой здоровский у нее предок. Умный, сильный. Зануда, конечно, но кто из нас лишен недостатков? Иногда внучка косилась на их общее, такое славное, отражение в витринах магазинов. Горбиться она перестала еще весной. Стала казаться выше, разумеется. Ну и ладно! Каланча так каланча. Хорошо, что не уродина. Коса свешивалась почти до колен. Белые кожаные кроссовки были куплены позавчера. Дед вошел в роль доброго чародея, осуществляя маленькие мечты своей внучки одну за другой. Кроссовки, впрочем, обошлись недешево - две тысячи английских слов... Жестокий предок держал обещание научить внучку спикать и шпрехать. Вожделенная модная обувь оказалась хорошим стимулом. Маша, стиснув зубы, обложилась словарями, выдержала вечерний экзамен на кухне и была вознаграждена.
      Тающая на солнце пустая площадь, стелилась под ноги. Город выглядел обманчиво безлюдным. Жители не разлетелись по далеким островам - разъехались, разбрелись по фазендам. Повальное сумасшествие. Проклиная собственную тяжелую долю ползать на четвереньках, таскать десятки ведер с водой, чертыхаясь, перелопачивать горы земли. И ради чего? Существенную часть урожая, как не стереги - разворуют. Ой! Маша споткнулась на ровном месте, именно левой ногой. Взглянула с ужасом - так и есть! Поцарапала новенький кроссовок. О, как жалко, что за невезение - еще одна дурная примета. Дед тактично воздержался от комментариев. Маша вновь подумала, что от мамы за подобную оплошность она бы наверняка словила получасовую выволочку. А здесь, даже легкого втыка не последовало. Не то, чтобы дед наплевательски относился к вещам. Отнюдь. Стоило посмотреть, как он неторопливо, с тщанием, стирает и сушит драгоценные фирменные джинсы. Просто сейчас проступок был случайным, а получить выговор от деда можно за конкретную вину, лень или глупость.
      -Дед...
      -?
      -Я наверно люблю тебя.
      Теперь споткнулся он. После мгновенной заминки спросил.
      -Что?
      -Ты самый лучший, просто сказочный. Таких не бывает. Единственный в мире экспериментальный экземпляр идеального предка. Разработка доброй феи. Мне достался за красивые глаза. Исключительно.
      Дед уже собрался, пришел в себя. Расфыркался то ли польщенно, то ли ехидно. Его не всегда поймешь. Изрек торжественно. С расстановкой.
      -Спасибо за сладкую правду, золотце. Это мое любимое блюдо.
 

* * *

 
      Брошенная горячо обожаемым дедом внучка слонялась по площади. Как же он сказал?
      -Прости, золотко. Я тебя оставлю, на десять минут, не больше. Купи себе "Комсомолку", полистай, интересная газета.
      Небольшая сумма карманных денег у Маши имелась обязательно. Это было еще одним пунктом Ильи Ильича. Ребенок должен научиться вести счет финансам! Копить там, например, или тратить, как попало, а потом думать, как жить дальше, до следующей "получки". Близкие отношения с деньгами очень полезны - уверял дед. Разумеется, в разумных пределах. Осыпать возлюбленное чадо дождем золотых монет явно ни к чему. Маша смущенно кивала, соглашаясь с доводами строгого, щедрого и внимательного предка. Убойное сочетание.
      Красивый кожаный кошелек, девчонки в классе взвизгнули, увидев, постепенно наполнялся бумажными купюрами. Маша не могла даже придумать, что купить. Когда выходила в город без сумки, как сейчас, то просто запихивала несколько рублей в карман джинсов. В школе же ей доставлял удовольствие вид бордового узкого прямоугольника в боковом отделении портфеля. Сейчас Маша невольно запустила пальцы в карман, коснулась сложенных вдвое бумажек.
      Илья Ильич тем временем, продолжал петь песнь о пользе чтения. Когда он вставал на эти рельсы, а подобное случалось с ним частенько, сбить деда с мысли было крайне затруднительно.
      -Я тебя не обманываю. В "Комсомолке" очень хорошая команда, материалы злободневные, но без пустой агрессивности.
      -Не дождешься.
      Неисправимый, хронический читатель. Замысливший коварное дело - заманить девочку в сети книжного умопомешательства. Нет, уж. Спасибо. Хватит в семье одного одержимого. Итак, в квартире от макулатуры не протолкнешься. А уж пыли в ней!
      Дед вздохнул и дематериализовался. Исчезал он мгновенно и незаметно. Джеймс Бонд отдыхает. Был и сплыл.
      Маша прошлась вдоль кинотеатра, свернула к памятнику. Крупная, строгая Родина - символ освобождения от немецких захватчиков, свысока смотрела на гуляющих и брачующихся. Возле Вечного огня было принято фотографироваться на память о потерянной свободе. Маша считала это донельзя символичным. Как раз в подтверждение ее мыслей, очередная нарядная волна выплеснулась из дверей ЗАГСа. Разлилась шумными ручейками, устремилась к ступеням.
      Традиции в провинции это страшная сила. Проще им следовать, чем сопротивляться. Народ начал потихоньку выстраиваться для группового снимка. Девушки хихикали, тетеньки покрикивали на юношей, супругов и фотографа. Новобрачная в умопомрачительном, явно не подружками пошитом, а самом, что ни на есть настоящем, из Москвы привезенном платье, горделиво посматривала вокруг. Вскидывала подбородок, улыбалась. Сегодня был ее день. Она наслаждалась каждой минутой торжества. Прохожие оборачивались. Не всегда увидишь такую богатую свадьбу. Сплошь черные "волги" с "чайкой" во главе. И приглашенные один солидней другого. Громадные букеты красных роз. Только-только вошедшие в моду крепкие бутоны на невероятно длинных стеблях.
      Шикарный наряд высокомерной брюнетки. Белые туфельки на сумасшедшей шпильке. Как она передвигается на таких каблуках? Кукла, сбежавшая из витрины ювелирного магазина. То, что сверкало на шее и груди гордячки, не было дешевой бижутерией. Маша это почувствовала, а не поняла. В драгоценностях Полежаева не разбиралась. Откуда бы ей? Видимо, уставилась слишком пристально. Новобрачная что-то заметила, угадала, повернулась. Она и Маша встретились взглядами - звонкими и острыми, как скрестившиеся шпаги.
      Девушка в белом наряде махнула рукой молодожену. Своему собственному - такому высокому и красивому. Голос у брюнетки оказался неприятным: пронзительным и скребущим, как железка по стеклу.
      -Матвей! Матвей!
      Он подошел, наклонился, чмокнул напудренную щечку. Вновь испеченная супруга жестом счастливой владелицы поправила галстук мужчины, прислонилась всем телом, прильнула к своей добыче, оскалилась в самодовольной улыбке. Заблестели блицы. Фотоаппараты выплюнули первую порцию вспышек. Сначала полагалось запечатлеть одних молодых. Без друзей и родни. Маша стояла - ни жива, ни мертва. Ноги точно приросли к плитам. Юноши на нее оглядывались. Еще бы. Застыла, глаза таращит. Она не шевелилась. Чего ждала непонятно. Не громового же, вспоровшего воздух выкрика.
      -Русалочка!
      Донельзя обрадованный Буров, откололся от масс, устремился в сторону, за спины приглашенных. Теперь уже повернулись все. До единого. Лицо Матвея не изменилось, он наклонил голову в знак приветствия, демонстрируя, что узнал и только. К черту такую вежливость! И к мамочке, и к бабушке, и ко всей копытной рогатой родне хвостатого подлеца, сыгравшего с девушкой жестокую шутку. Столкнуться с доктором в такой момент?! Всем сюрпризам сюрприз! За что ей подобное "везение"? Подбежавший, взбрыкивающий от нахлынувших чувств Мишка бормотал.
      -О, как здорово! Класс. Честное кабанье. Не ждал, не гадал. Здравствуй, русалочка.
      -Здравствуй.
      Выдавила Маша из себя вежливый ответ и постаралась улыбнуться максимально искренне. Она видела краем глаза, что новобрачная цепко ухватила мужа за рукав, притянула к себе и строго допрашивает. Матвей отделывался короткими фразами, но в сторону лучшего друга и высокой девушки уже не смотрел. Молодчага.
      -Ты выросла. Ты... невероятно изменилась. Нет слов...
      -Нет слов, молчи.
      Четко посоветовал негромкий, отливающий металлом голос. Слева, нарочно медленно подходил третий медведь. "Все, верно, подумала Маша - как же без него, без самого крутого. И, заметьте, мы не идем - плывем, рисуемся". Буров не сник, но сразу примолк. Выпустил ладонь русалочки, которой только-только завладел. Сместился в сторону, пропуская друга в серых брюках и стальной рубашке на более удобную позицию. Трусостью это не было. Скорее привычкой. Маша прикусила щеку, изнутри. Надеясь, что никто не заметит. Заставила себя взглянуть в свирепые, внимательные глаза.
      -Здравствуй, красавица.
      -Здравствуй, Макс.
      Он мгновенно вобрал ее взглядом, всю. Не пропустил ни новеньких кроссовок, ни остро заточенных длинных ноготков, ни бледной гигиенической помады, а самое главное, он понял, что ей плохо. Машино сердце ухнуло вниз. Нет. Только не это! Без сеанса чтения мыслей, пожалуйста. Пусть причина ее горя останется за кадром. Макс моргнул, точно увиденное ему чрезвычайно не понравилось, криво улыбнулся, махнул молодожену, в расстегнутом вороте дорогой рубашки сверкнула толстая цепь. Сообщил неожиданно простым, ласковым тоном.
      -Я по тебе соскучился.
      Внезапно воспрял, и весело вклинился в завязывающийся диалог, расторопный Мишка. Речь его хлынула бодрым звонким потоком, захватившим и Машу, и Макса.
      -Мы оба по тебе очень, очень, очень, очень, очень соскучились. Честное хрюшкинское. Я даже сильнее, чем он. В сто раз. Нет, в тысячу. У меня сердце намного больше, чем у этого расчетливого избалованного типа. Что Крутой Пацан, твой друг врет? Нет, он, это я о себе, правду глаголет. Заметь, русалочка, мой насос, перекачивающий горячую кровь...
      -Что?
      Изумилась слегка сбитая с толку девушка.
      -Что?
      Мишка выразительно похлопал себя по груди, покосился на друга, не желает ли вставить к месту какую умную мысль. Нет? Вот и замечательно. Буров продолжил витийствовать с прежним пылом.
      -Мое сердце - свободное, разным хламом не загруженное. Там много места, можешь занять все сразу. Воцариться, так сказать. Учти этот факт, если не на сейчас, так на будущее.
      Крутой парень не рассердился, выслушивая слегка затянувшуюся Мишкину тираду. Качал головой, точно удивляясь наглости друга и своему терпению. Маша переводила взгляд с одного медведя на другого. Буров лучился от внезапно свалившейся на голову радости. Почти пританцовывал на месте. Глупая улыбка придавала его лицу сходство с клоунской маской. Какие бы высокие чувства не гнездились в груди этого здоровяка, он казался немножко смешным. Иное дело - Макс. Пугающий, невозможный сплав солидности, надежности и агрессии. Впрочем, сейчас клыки были спрятаны, Зверев выглядел расслабленным и довольным, как нобелевский лауреат после вручения премии: каковую он сам считает скорее подарком судьбы, чем честно заслуженной наградой. Но гонит подобные искренние мысли прочь. Играет в сверхчеловека. Серые, шелковистые на вид брюки, слегка поблескивали. Маша никогда не видела такой ткани. И рубашечка у него была чудная, с коротким рукавом, с мелким, едва угадываемым темно серым рисунком. Стиляга.
      -Хочешь с нами? Я приглашаю.
      Весомо прозвучало, точно он был здесь главным. Или одним из нескольких имеющихся в наличии вождей. Буров кивнул, дублируя реплику. Добавил.
      -Хочешь с нами? Я приглашаю тоже.
      Маша вынудила себя пошутить.
      -Ни за что. Еще подеретесь.
      Макс отступать не умел. Уточнил вопросительно и настойчиво одновременно.
      -А завтра?
      -Что завтра?
      Не поняла Маша.
      -Завтра будет второй день. Дискотека. Ресторан. То-се. Осчастливишь меня согласием?
      Полежаева собралась отказаться. Уже рот открыла. И, надо же такому случиться, вновь встретилась взглядом с новобрачной. Та, извернувшись, смотрела себе за спину. На причину заминки. Но орать не Макса не пыталась. Одернешь такого, как же. Иное дело муж, в его рукав она вцепилась мертвой хваткой. Прищуренные глаза бешеной кошки, капризная гримаска на красиво накрашенном лице. Пристальный оценивающий взгляд избалованной родительскими деньгами девчонки, привычно разделяющей весь мир на своих и чужих. При чем ориентиром служит исключительно тяжесть туго набитых кошельков. Никакие человеческие качества в зачет не идут. Выражение брезгливой злости, сменилось пренебрежением, словно молодая жена была королевой, встретившей нищую побирушку. Задетая за живое Маша не растекалась киселем, а свирепела. Обыкновенно. Сейчас, почувствовать себя уверенно ей мешала широкая спина Матвея. За таким щитом новобрачная могла резвиться абсолютно безнаказанно. Машина злость рассыпалась, наталкиваясь на равнодушный затылок мужчины, чье внимание для нее так много значило.
      -?
      Полежаева точно со стороны услышала веселое бормотание Мишки.
      -Пожалуйста, соглашайся. Макс гарантирует полную неприкосновенность и море удовольствия. Верно же?
      Последовало четкое подтверждение со стороны Крутого Пацана.
      -Базара нет.
      Маша, не глядя на Зверева, уронила с грустной задумчивостью.
      -Да.
      Буров, отказываясь признать поражение, подмигнул. Макс прикрыл глазищи. Немедленно выдал ц.у.
      -Живешь у деда, надеюсь?
      -Конечно.
      -Заеду завтра в пять. Жди.
      Повернулся, приказал.
      -Мишка, за мной, а то придушу.
      -За что?
      -За шею.
      -?
      -Нас заждались.
      Буров, продолжая паясничать, развел руками, поклонился, поспешил следом за воином в серой рубашке. Говорливая толпа приглашенных тотчас проглотила обоих мужчин. Вот они вынырнули на мгновение, и вновь исчезли, окруженные щебечущими прелестницами. Глупая, растерянная Маша не могла заставить себя отвести взгляд от высоченного Матвея. Рост не позволял ему так легко раствориться среди людей. Маша смотрела на хирурга, не отрываясь. Беспомощно ругая себя идиоткой и малолетней дурочкой. Новобрачная оборачивалась трижды. Ее глаза метали раскаленные лезвия.
 

* * *

 
      В пять утра Маша, сидела на кухне. Нервно пила чай и хмурилась. Сонный дед материализовался в дверном проеме.
      -Что случилось, золотце?
      -Ерунда.
      -А поточнее?
      Он отчаянно зевал. Маша вздохнула - почему бы, собственно и не признаться в половине проблем? Буркнула сердито.
      -Не знаю, что напялить на свадьбу. Сегодня вечером.
      -Надеть.
      Механически поправил дед.
      -Надеть.
      Согласилась девочка. Дед приземлился на табурет, почесал в затылке. Сказал неожиданно.
      -Туфли есть.
      -?
      -Обувь это уже половина наряда.
      -Согласна. Но в одной половине не пойдешь!
      Дед помял лицо ладонью. Задумался. Обругал себя.
      -Дурак старый. Завел ребенка, а о пеленках не думаю.
      Маша промолчала. Фраза была риторической и ответа не требовала.
      -У тебя платья совсем нет? Ни одного?
      -Шерстяное в клеточку и старое школьное.
      Целую минуту дед молчал. Для него, соображающего мгновенно, это была солидная пауза. Почти тайм-аут. Потом потянулся - налить себе чаю. Маша опередила Илью Ильича. Ей нравилось ухаживать за дедом. Так она казалась взрослее (в собственных глазах). Положила ложку сахара, плеснула заварки, налила кипятка, подвинула поближе тарелочку с пряниками.
      -Держи.
      -Спасибо.
      Не торопясь, он выпил чай. Сказал задумчиво. Сосредоточенно.
      -Пойдем в закромах пороемся.
      -Где?
      -В кладовке, золотце. Я привозил в свое время ткань, костюмы. Подарки. Что-то могло уцелеть. За всеми событиями твой предок не разбирал пару баулов. Руки не дошли. Попытка не пытка. Глянем вместе.
      Влез на табурет, достал с антресоли черный и коричневый твердые чемоданы с проржавевшими замками. Маша, вытянув шею, следила за каждым движением. В принципе, особенно не надеясь на успех предприятия. Лежат внутри какие-нибудь морально устаревшие жуткие кримпленовые костюмы и нейлоновые рубашки. Или вообще, детские пеленки-распашонки. Расстаться с этими причиндалами большинство женщин просто не в состоянии. Из суеверия, предубеждений, природной запасливости, надежд на ранних внуков и прочих таинственных соображений. Внутри у первого чемодана, действительно, имелся ворох застиранных малышовых вещичек, несколько древнего вида пиджаков.
      -Так-так.
      Капельку растерянно провозгласил дед. Маша подтвердила.
      -Так.
      На самом дне второго чемодана, под стопками постельного белья и кухонных полотенец, пылился тонкий бумажный пакет, заботливо перетянутый серой бечевкой. Маша взвесила его в руке. Поинтересовалась без особого энтузиазма.
      -Что там?
      -Отгадай.
      -Платок какой-нибудь. Или метр ситца. Я права?
      -Открой, узнаешь.
      Маша сходила на кухню за ножницами. Не торопясь, разоблачила находку: срезала веревочки, развернула бумагу.
      -Ох!
      Пунцовый шелк, расшитый вычурно разбросанными фантастическими золотыми листьями и цветами, резал глаз своей пестротой и яркостью. Кусок ткани, метра полтора в длину с обработанным краем. Ни завязок, ни пуговиц. Маша подняла глаза на деда.
      -Что это?
      -Саронг. Настоящий, не для туристов. Мне его подарили, как-то раз. Давно. Ладно, не важно. В семье, как видишь, не пригодился.
      Маша зарылась двумя руками в затылок. Спросила почти с возмущением.
      -И как это носят?
      -Обматывают вокруг бедер, вроде юбки получается. Очень эффектная штука.
      Маша взяла блестящую ткань за краешек, подняла с пола. Шелк взлетел сверкающим крылом сказочной птицы. Девушка повернулась к зеркалу. Эта буйная африканская, варварская, пышная красота убивала все остальное. Можно было представить такую "юбку" на высокой черной богине, в крайнем случае - на гордой царице, повелевающей армиями. Но провинциальная белокожая девочка даже хорошенькая, как картинка, выглядела сейчас блеклой дурочкой, укравшей церемониальное одеяние. Или еще хуже - бледной молью. Маша разжала пальцы, позволяя шелку соскользнуть вниз, на пол.
      -Спасибо, дед. Это слишком шикарная вещь.
      -Ты сама слишком.
      Он начал перечислять, загибая пальцы.
      -Слишком высокая, слишком глазастая, волосы тоже - слишком густые и длинные, чтобы быть настоящими. А еще ты слишком много думаешь о ерунде, слишком сильно грызешь себя по пустякам, золотце. Ясно? Саронг тебе к лицу.
      -Нет.
      -Хорошо. Уберем до лучших времен. А зря. Славно получилась бы. Не так, как у всех. Но на "нет" и суда нет. Что же ты наденешь?
      Маша ответила сдержанно, почти сухо.
      -Я знаю, что я в любом случае не натяну сегодня. Эту... милую юбочку.
      -Простое отрицание не самый конструктивный метод. Предложи другой вариант. Взамен отвергнутого.
      -О, Боже. Ты не можешь говорить попроще? Я ведь не профессор. У меня иногда от разговора с тобой мозги вывихиваются. Честное слово.
      -Не вывихиваются, а наполняются новыми знаниями. Да, с непривычки распирает. Но это дело поправимое.
      -О, Боже.
      -Что за свадьба, кстати? Почему древний предок не в курсе событий?