Маша для медведя

      -А девчонка?
      -Она самая первая в автобус прыгнула. Только ее видели. А я уши, как локаторы навел. Слушаю. За остановкой сначала, сразу как зашли туда, крики злые пацанов этих. Типа, козел старый драный, мы тебе счас покажем, как лезть не в свое дело. Но недолго. Секунд пять. Потом вдруг. Бум. Бум. Бум. Бум. И тишина. Понимаешь, я не про звуки ударов говорю. Нет. Шум такой, если с машины на землю мешок картошки скинуть. Глухой. Понимаешь? Бум. И все. Четыре раза. Никакой драки не было!!! Просто четыре плашки упали. По очереди. Я стою, не дышу. Тут выворачивает из-за остановки этот дедай. Спокойный, как танк! Беретик поправил. Руку за дипломатом протягивает. А меня, как заморозило. Наконец, отдаю. Нате, говорю, ваше имущество в полной сохранности. А он мне вежливо отвечает: "Спасибо, молодой человек". Опять, как по волшебству, автобус. Дедай, ни на кого не глядя, в него запрыгивает. Уезжает. Я и человек пять еще, кто ждал, чем дело закончится, как рванем за остановку. Забежали. Смотрим. Ровненько лежат. Рядышком. На спинках. Рты открытые. Дышат.
      -Все четверо?
      -Ну да. Никакого художественного беспорядка. Никаких следов побоища. Ни там глаза подбитого, ни носа в крови. Я говорю же, один возле другого в рядок положены и пребывают в полной отключке.
      -Ничего себе. Врешь, наверно?
      -Ага. Делать мне больше нечего. Народ в затылках почесал и разошелся. От греха подальше. Эти уроды же придут в себя. Видно, что живые. Я еще постоял немножко и тоже уехал.
      -Слушай, Сережа, а кто он был. Этот дед? Как ты думаешь?
      Парень пожал плечами. Неловко пошутил.
      -Откуда я знаю. Нинзя какой-нибудь, на пенсии.
      Маша прикрыла глаза, прикусила губу. Сердце выпрыгивало из груди. Хотелось закричать на весь троллейбус.
      Люди!
      Люди!!! Это был мой дед!
      Мой родной, мой любимый дед!
      Это был он!
      Он! Он!!!
 

* * *

 
      Вырвать признание не получилось. Ни вечером, ни на следующее утро, ни через неделю. Илья Ильич ушел в глухую несознанку. То глухой тетерей прикинется.
      -Ась?
      То далекой от жизни поэтической личностью.
      -Удивительные вещи случаются в жизни. Абсолютно с тобой согласен, золотце.
      -Дед, как не стыдно.
      -Ума не приложу о чем ты, солнышко мое ненаглядное.
      Маша сдалась. Перестала приставать. Только спросила кротким и счастливым голосом.
      -Хочешь чего-нибудь. Ну, от меня? Может блинов пожарить?
      Дед момента не упустил. Приосанился, изрек важно.
      -Жажду Ванечкиных стихов в твоем исполнении послушать. Слабо?
      Пришлось держать ответ. Назвался груздем - полезай в кузов. Хорошо, что тиран позволил читать с листа, а не наизусть. Еще чего не хватало - вирши Царевича зубрить. Это весной то, в трех шагах от кучи экзаменов! Маша выбрала подходящее, по ее мнение, стихотворение. Деду тоже понравилось.
 
      -Лишь для него Единственного,
      Пришедшего босиком,
      Птицы не пели бессмысленно.
      Владел он и их языком.
 
      Лишь для него Непонятного
      Папоротники цвели.
      Он ничего не прятал.
      И не умел юлить.
 
      Лишь для него Безымянного,
      Дети прощали врагов
      И выпускали камни
      Из стиснутых кулаков.
 
      -Ну, как?
      -Замечательно. Ванечка твой очень талантлив. Очень!
      -Ладно тебе.
      Решилась Маша подразнить предка.
      -?
      -Так себе стишки. Средненько.
      Илья Ильич на подначку мгновенно попался. Поэзия была его больным местом. А уж тяжелая судьба каждого отдельно взятого великого рифмоплета в этой стране - и подавно.
      -Ты так считаешь?
      -Ага.
      Надулся, зарумянился точно гусь в яблоках. Возразил строго.
      -Ты рассуждаешь о вещах, в которых не слишком хорошо разбираешься. Это признак отсутствия культуры. Понимаешь о чем я?
      -Конечно. Ты меня отвратительно воспитываешь. Эффект нулевой.
      Маша показала старому моралисту язык и рванула прочь из кухни. Выражение лица предка навело на мысль о физических санкциях. Дать деру было истинным проявлением благоразумия. Точно!
      Дед скомкал и швырнул в спину внучки сначала полотенце, затем журнал, а следом две прихватки-рукавицы. Попал. Ну, так ведь не кирпичами бросался, слава Богу.
      То-то смеху было, через пять минут.
      Когда помирились.
 

* * *

 
      Жизнь не стояла на месте. Маша сдавала экзамены, поплевывая с высокой колокольни на тревогу и суету, охватившую одноклассников. Спокойные точно два "Камаза", она и Безус, преодолевали препятствия, поглядывая друг на дружку с молчаливым одобрением.
      Куда только вся Полежаевская запальчивость и нетерпеливость делась? Может у человека так круто характер круто поменяться? Народ чумел. Но не рассказывать же им, желторотым правду. Не поймут. За последние полтора года судьба не единожды попробовала Машу на зуб. Ветеранам настоящих битв не кажутся забавными игры в войнушку. Детские страхи ровесников отскакивали от Полежаевской души, как пушинки от асфальта. Ерунда какая!
      Марк безуспешно старался подражать Вовочке и рыжей язве. Ничего у парня не получалось. В стрессовых ситуациях наружу, как известно, лезут именно слабости вперемешку с пакостями. Марк нервничал и переживал, что не может обуздать себя. От огорчения, или даже зависти, не иначе - пытался хамить Маше и лучшему другу. Но вздрючить невозмутимых Вовочку с коротко стриженной Златовлаской не получилось. Они проигнорировали парочку выпадов, пригласили в школьное кафе.
      -Пошли, Бестия, выпьем молока, успокоишься.
      -Да ну вас!
      -Как хочешь.
      Обижаться Безус с Машей не стали все равно. Таковое их ненормальное поведение было расценено одноклассниками в корне не верно. Ребятишки решили, что за этих высокомерных выпендрежников просто давно "уплачено". Что оба уже "устроены в универ, вот и не дергаются".
      Итак, сдавая экзамены на четверки с пятерками, не спеша продвигаясь к финишу и попусту не дергаясь, Маша и Вовочка находились в стороне от лихорадки, охватившей их ровесников.
      -Безус, ты, безусловно - сверхчеловек!
      Нагло польстила Маша, когда они вдвоем грызли в школьном буфете сухарики с молоком. Нервничающий Марк уже улепетнул на консультацию в кабинет класснухи. Через пару дней предстоял пугающий всех до обморока, экзамен по английскому языку. Маша с Безусом не торопились. Не давиться же молоком. Желудок глупой спешки не любит. Белокурая Бестия на прощание обозвал друзей идиотами и был таков. Бедняжка.
      Вовочка выслушал красивый комплимент, основанный на игре слов, без улыбки. Ответил спокойно.
      -Согласен.
      В теплом молчании допили последние капли молока. Маша облизнула белые усики, нарисованные над губой. Глупо хихикнула. Вовочка зевнул и поднялся.
      -Ладно, пошли. Пора.
      Вот в примерно таком настроении, начинался Машин июнь.
 

* * *

 
      Браслет, так неудачно надетый, такую злую службу сослуживший, был водворен в коробку. Выбросить две золотые змеи у Маши рука не поднималась. Носить их - было трудно. Слишком ядовитые мысли лезли в голову.
      Переломив себя, дергаясь от унижения, Полежаева набрала номер ординаторской хирургического отделения онкодиспансера.
      -Алло. Можно услышать Матвея Андреевича?
      -Кто его спрашивает?
      -Мария Полежаева.
      -Один момент.
      Какие-то короткие шутки о кошках, гоняющихся за котом. И в трубке раздался глубокий, сильный голос господина хирурга.
      -Слушаю вас.
      -Матвей, нужно увидеться. Я хочу знать, как все произошло. Почему на меня вылили ушат грязи. И...
      -Сегодня я очень занят. Продиктуйте номер, по которому я могу перезвонить вам позже. А на работу мне больше набирать не нужно. Это ясно? Итак, я записываю.
      Маша проглотила пилюлю, не протестуя. Ладно. Пусть. Четко выговаривая цифры, произнесла номер, Матвей не стал уточнять и просить повторить еще раз, удостовериться, а верно ли записал. Просто повесил трубку, даже не попрощавшись. Маша прикусила губу. Ей стало совершенно ясно - доктор лжет, и перезванивать не будет. Что за гнусь?!
 

* * *

 
      Незаметно и без лишнего пустословия разрешилась история с квартирой. Илья Ильич "поговорил" с Геночкой. Ни внучка, ни Леночка так и не узнали подробностей. Просто имела место следующая цепь событий.
      Пункт первый.
      Маша, внезапно, до жути огорченная мамиными слезами, поведала деду про выкрутасы отчима. На кухне поздно вечером чаевничали. Илья Ильич выслушал внучку молча. Маша сгоряча вывалила все сразу. И про звонки Геночкиной подружки, и про его теперешние территориальные амбиции.
      -Что теперь, дед? Как ты думаешь? Мне Диман набирает раз в неделю. Делами моими интересуется. Может, его о помощи попросить? А?
      -Держись в стороне от друзей Макса. Это моя единственная к тебе просьба.
      -От всех? А как же Буров?
      -Михаил - единственный порядочный человек во всей этой камарилье. С ним общайся, на здоровье.
      -Да ну?
      -Хамишь?
      Маша хлопнула ладонью по бедру. Больно. Быть синяку.
      -А что тогда? Смотреть, как маму заставят размениваться? Да у нее же хоромы не царские. Что она получит? Малосемейку в лучшем случае. Это на двоих с пацаном.
      Дед поднялся, попросил как порядочный сказочник.
      -Не грузись, золотце. Ложись спать. Утро вечера мудреней.
      Маша не слишком поверила. Но спорить не стала. Кто его знает, деда? Он часто оказывается прав, хоть и не понятно как.
      Пункт второй.
      Три дня спустя, позвонила Леночка. Заливаясь теперь уже слезами счастья. Ведь внезапно Геночка пошел на попятный. То есть, развод не отменяется, суд через месяц, но из квартиры благоверный уже выписался. Сам. Леночка поверить не могла в такую неожиданную доброту бывшего супруга. Леночка плакала и благодарила Илью Ильича. Почему его? Информация просочилась с вражеской стороны. В последнем разговоре с женой, собирая вещички, Геночка зло обмолвился, что змея подколодная - это Маша - и главный удав - ее предок, твари распоследние! Нехристи, убивцы и бандиты. Как только земля носит подобных моральных уродов!
      Дальше, впервые за все время, Леночка позвонила и пригласила Илью Ильича к трубке. Полежаева ушам не поверила.
      -Дед, это мама. Тебя!
      Леночка долго и путано благодарила. Потом пообщалась пару минут с дочкой. Попросила обоих, и Машеньку и Илью Ильича прийти на день рождения Артурчика. Откланялась... Секундой позже, положив трубку, Маша ворвалась на кухню. Взвизгнула от переизбытка чувств.
      -Уа! А!!!
      -Индейский клич? Одобряю. А вот соседям он вряд ли по душе.
      -Дед?
      Спаситель смотрел невинно, аки ангел, далекий от человеческих переживаний. Причины внучкиного потрясения не понимал категорически. Бросил кроткий взгляд поверх глянцевых страниц свежего штатовского журнала: военного, разумеется. Вздохнул, взмахнул невидимыми белоснежными крыльями, поправил скособочившийся нимб и вновь делом занялся.
      -Дед?
      Никакой реакции. Сидит себе, карандашиком интересные места подчеркивает, ничего объяснять не спешит.
      -Дед??
      Продолжая прикидываться небесным созданием, которое понапрасну тревожат, от важных занятий отвлекают, дед удивленно приподнял бровь.
      -Что такое?
      -Дед! Ты... Ты... Дед!
      Маша с визгом бросилась на шею к предку. Расцеловала в обе щеки. Грудью легла на стол, перемяла драгоценный (с курьером доставляли!) номер журнала. Илья Ильич знаки щенячьего восторга и телячьи нежности принял снисходительно.
      -Понятия не имею о чем речь.
      -Дед.
      -Впал в маразм, ничего не помню.
      -Дед, ну дед?!
      Принялась канючить Маша. Зря. Мартышкин труд. Разжалобить Илью Ильича было невозможно в принципе.
      Пункт третий.
      Тайна осталась нераскрытой. Артурчику на первый год его жизни, Илья Ильич подарил серебряную ложечку и пластмассовые кубики с буквами русского алфавита.
      Леночка носилась вокруг дорогих гостей. Маша чувствовала себя неловко, мама явно перебирала с восторгами и благодарностями. Но понемножку волна сошла на нет. Леночка притомилась. Присела рядышком. Пошли обычные разговоры. Про зубки Артурчика, про то, что он - вот способный малыш - на горшок просится. Пытается самостоятельно передвигаться уже не на четвереньках, а как положено двуногому прямоходящему существу - на задних конечностях. Но пока смешно получается, всего два-три шажка вдоль дивана. Скоро, в сентябре, собирается Леночка вернуться на работу. Сынулю в ясельную группу в своем же садике пристроит. Место ей заведующая обещала. Так что, жизнь налаживается. Все идет своим чередом. Пацанчик слушал взрослых, лез на руки к Маше и много смеялся. А под конец вечера - учудил. Напрудил на колени дорогого гостя. Намочил благодетеля, не постеснялся. Ох! Ах! Леночка опять начала метаться, кудахтать, извиняться. Илья Ильич попросил сердечно.
      -Успокойтесь, дорогая. Джинсы они и есть джинсы. Ничего им не сделается. Дома застираю.
      Маша, переодевая оконфузившегося братишку, хохотала.
      -Так тебе и надо, дед. А то мы все по сто раз описанные, а ты в стороне. Нехорошо, честное слово. Правда, Артурчик? Правда, родной? Ты ведь нарочно? Молодец!
      Леночка шутливого тона дочери не приняла, расстроилась всерьез, еле-еле ее успокоили. С помощью тети Дуси. Соседка, тоже приглашенная на маленький семейный праздник, обняла Леночку, увела на кухню, начала утешать. У нее это быстро получилось. Через пять минут все вместе ели торт и щебетали о разных разностях.
      Маша, впервые за последние полтора года, была абсолютно счастлива!
 

* * *

 
      Через неделю после дня рождения сынули, Леночка внезапно решила крестить мальчишку.
      -Дед, она с ума съехала. Сама до последнего времени в нехристях прожила, меня в стороне от веры воспитала, в церковь не ходили ни разу, сколько помню! Вдруг - финт, разворот на сто восемьдесят градусов.
      -Золотце, не говори в таком тоне о маме. Не хорошо.
      -Ладно. Пусть она не спятила. Просто, с чего это? Как думаешь?
      Илья Ильич плечами пожимать не стал. Объяснил неторопливо.
      -Ей грустно. Она чувствует себя брошенной. Пойми. Начала с этой тетей Дусей вместе ходить в храм. Ради Бога. Пусть. Вера дает утешение. Тебе и мне это кажется диким?
      -Да.
      Маша даже подскочила, отвечая. Но коварный дед всегда имел про запас аргумент.
      -Угу. А кто чуть что, в этой самой квартире, вопит: "Ах, Боже мой!" Ну?
      Маша поковыряла тапочкой линолеум, огрызнулась.
      -Просто присказка такая.
      -В самом деле?
      Что ему ответить? Ушла в комнату, влезла на диван. Взяла на руки серого мишку, прижала к груди. Задумалась. Перед глазами встала холодная апрельская ночь. Темнота. Голос отчима невдалеке. Она сама - в разорванной рубашке, выбегающая на дорогу. Что делать, что? Паника, отчаяние и, перебивающая все это, непонятная, безумная надежда, на помощь свыше. И просьба, обращенная непонятно к кому? О, Господи, пожалуйста. Помоги!!!
      Вот так.
      Разумеется, медведи ни коим образом не напоминали божьих посланцев...
      Верно?
      Как странно они вошли в ее жизнь, как странно исчезли, один за другим.
      Матвей... Маша, удивляясь себе - вот дурочка - простила его. Он был прекрасным врачом, умницей и красавцем, но не стоил той боли, которую принес ей и Максу. Слабак. Даже объясниться не решился. Заглянуть ей в глаза и выдавить из себя несколько слов. Сказать, как и почему браслет оказался у Макса! Нет. Для такого поступка характер нужен.
      Макс... Сможет ли она когда-нибудь простить саму себя? Минутная трусость пополам с растерянностью. Дальше обрыв. Серый рыцарь со стальными глазами - Макс ворвался в историю Машиной жизни, прочертил огненную дугу - в цвет своей иномарки. И разбился на ней же. На любимой яркой игрушке. Макс. Макс. Столько силы, таланта, ума - все исчезло.
      Мишка... Мишка? Этот был самым настоящим. Никаких поз. Никаких масок. Спокойная уверенность в себе. Хорошие мозги. Невероятное, от Бога данное, умение дружить. И вот он-то никогда не простит ей Макса. Это точно. Маша рассказала ему, все. Все, как было. Вернее, как она могла себе представить происшедшее, несколько дней спустя после похорон.
      Буров зашел поздравить апрельскую девочку. Еще пошутил невесело, что момент, само собой не подходящий, но жизнь никто не отменял, а Маша постарела на год. Вдруг именинница выдернула свою ладонь из Мишкиной пятерни. Отошла к окну. Торопливо, захлебываясь, рассказала, что и как. Ждала поддержки и утешения. Уверений в том, что не слишком виновата. Просто судьба. А натолкнулась на стену. Мишка, зажмурившись, выслушал. Не сказал ни словечка в ответ. Решил, что девушка лжет? Выгораживает себя? Отставил в сторону пустую чашку. Поднялся. Подхватил с вешалки пальто. Скомкал в руке. Даже одеваться в квартире не стал. Затошнило его от Маши. Худо ему стало в ее обществе. Вышел за дверь? Нет, вырвался прочь из Машиной жизни.
 

* * *

 
      Почти два месяца прошло с той "беседы" прежде чем Полежаева решилась на звонок. В девять вечера, в воскресенье, набрала Мишкин номер. Приготовилась отчаянно протарабанить начало речи. Нечто вроде просьбы не бросаться трубкой, а выслушать ее - глупую девочку, причину стольких несчастий... Она хотела оправдаться в глазах Бурова. Вдохнула полную грудь воздуха. Ну, пора? И услышала знакомый Светкин голос.
      -Алло? Говорите же, вас не слышно.
      -...
      Маша оцепенела. Не может быть. Нет. Студентка помирилась с Мишкой? Пришла к нему в гости? Или?
      -Алло? Алло?
      Выдавить из себя несколько слов стоило огромных усилий.
      -Добрый вечер. Пригласите, пожалуйста, Михаила.
      -Ага. Позвонила все-таки. Это ведь ты, Машка. Да?
      Отпираться было бесполезно. Пришлось подтвердить.
      -Да.
      Голос у Светика был почти праздничным. Точно она предвкушала немаленькое удовольствие.
      -Я говорила Мишке, что ты обязательно всплывешь. Начнешь блеять про свою невинность. Нет, Машка, номер не пройдет.
      -Я не с тобой собиралась поговорить. Я звоню не тебе.
      -А это уже все равно, барашек наш золотой. Мы с Мишкой два дня назад расписались. Так что ты звонишь в наше семейное гнездо. Придется тебе забыть этот номер. Поняла?
      -Света...
      Бывшая подружка перебила не дослушав.
      -Больше никогда не смей беспокоить ни меня, ни моего мужа. НИКОГДА!
      В ухо забились гудки - острые и колючие, точно гвоздики. Маша осторожно положила трубку на рычаг. Аут!
      Что такое происходит в ее жизни? Она заколдована? Проклята?
      При мысли о том, что именно и под каким соусом могла Светлана изложить Бурову, Машу передернуло.
      Мишка. Мишка. Медведь. Как он мог поверить?
      Легко.
      Вздрюченный гибелью друга, уже рассерженный на Машу - с какой стати он был должен играть роль ее адвоката? В ухо Мишке влили не один стакан яда, капля за каплей. Огорченного и несчастного мужчину, гладили по шерстке, утешали. С ним, надо называть вещи своими именами - занимались сексом. Уж в постельных талантах Светика можно было не сомневаться. Вот и результат.
      Мишка... Ты же самый рассудительный и спокойный из всех медведей. Как ты мог проглотить и переварить столько лжи?
      Как?
      Маша обняла себя за плечи, съежилась. Вопрос имел ответ. Светик фанатично верила в свои слова. Она свидетельствовала и обвиняла с жаром очевидца. Она говорила правду! Что с того, что свою собственную?
      Мишка...
      Мишка.
      Кто теперь для него золотоволосая девочка?
      Беспринципная и жестокая потаскуха? Дура? Врунья?
      Все вместе.
      Оптом в розницу.
 

* * *

      Ванечка прислал десяток новых стихов. Маша читала их, не торопясь, на кухне. Сначала про себя, потом вслух. Одно понравилось особенно.
 
      -Жизнь это танец
      На болотных кочках.
      Святой, засранец,
      Я и ты - равны
      В одном. И это совершенно точно.
      В зрачках у нас
      не разглядеть луны.
      В зрачках у нас,
      увы, тумана хлопья.
      В зрачках у нас
      все пыль, да зеркала.
      Жизнь это бой.
      Мечи, ножи и копья.
      Все в ход идет. А под ногами мгла.
      Тысячелетий бездна, суетливо
      И с чавканьем, глотающая нас.
      Бульварное одно мы любим чтиво.
      Оно как мы, вульгарно. В самый раз.
      Жизнь это путь.
      А что за ним?
      Мы тонем.
      В блевоте с воплями, икая и молясь.
      По небу в колеснице душу кони
      Уносят прочь. И каждому из нас
      Дано промчаться над болотной сценой.
      Над теми, кто кривляется и лжет.
      Жизнь это смерть.
      Мы платим ей изменой.
 
      Эквилибристы. Главное - расчет.
 

* * *

 

Глава четвертая.

 
      Снявши голову, по волосам не плачут.
 

* * *

 
      Серый медвежонок спал на Машиной подушке. На шее вместо истрепанной старой золотистой, появилась вчера новая - ярко зеленая с серебром ленточка. Аккуратно завязанная сложным плоским узлом - дед постарался. Всякие разные галстуки и способы их фиксации для Маши оставались пока тайной за семью печатями.
      -Эй, рота подъем!
      Полежаева вздохнула, раз, другой и осталась лежать, только одеяло натянула на голову, с макушкой.
      -Водой оболью!
      -Садист.
      -Точно. А заодно старый маразматик.
      Маша высунула нос из-под одеяла. Заныла просительно, умильно.
      -Ну, еще пол часика. Ради Бога.
      -Господь здесь ни при чем. Вставай, золотце. Пора.
      -Сколько времени?
      -Шесть.
      -О, мамочка моя.
      Илья Ильич пропел ехидно.
      -А кто канючил, заполночь? Мол, фильму досмотрю? Ужасно в ентой рольке, мол Джека я люблю?
      -Не помню такого.
      Дед поменял ритм.
      -С утра, как штык, с кровати прыг?
      -Ох.
      Маша не была расположена к языковым играм. Ей и в более бодром расположении духа никогда не удавалось подхватить и достойно развить фразу. То ли дело Царевич, тот с дедом в легкую перебрасывается рифмами. К обоюдному удовольствию. Жаль, что телефонные разговоры слишком дорогое удовольствие и случаются редко. Первый раз Царевич позвонил в апреле, с днем рождения поздравил. Маше тогда было не до праздников. Жизнь, щедро заляпанная черной краской, не способствует буйному веселью. Цветы в сердце не распускаются. Даже если твои близкие люди из шкуры вон лезут. Маша с Царевичем и тремя фразами не перебросилась. Сухо поблагодарила, повесила трубку, вернулась в комнату. Настойчивый юноша перезвонил через минуту. И почти пол часа проговорил с Ильей Ильичом. С тех пор дед и юный обожатель его внучки прониклись взаимным восхищением, легко переходили на поэтический стиль. Дружба была заочной, но светлой, полной обоюдного удовольствия от каждой минуты общения. Маша сразу поняла, кого именно дед был бы просто счастлив видеть рядом с милой деточкой. Не сейчас, разумеется, а позже, лет через несколько. Ни национальность, ни далекое место обитания предполагаемого зятя, старика не огорчали. Чудны дела твои, о Господи.
      -Что?
      Опомнилась задумчивая девушка. Илья Ильич передразнил.
      -Что? Что?
      Затем продолжал с воодушевлением.
      -Не ноя жалобно, на близких не сердясь? Не слышу, милая, оглох наверно. Ась?
      -Я. Я это была. Смотрела фильм до часу ночи. Каюсь. Осознала. Поднимаюсь.
      -То-то же.
      Тиран исчез на кухне. Загремел кастрюлями. Прокричал издали.
      -Леночка уже звонила. Встречаемся у нее дома, через час с четвертью, так что, не копайся!
      Маша ответила старому зануде длинной цитатой, Бог знает из кого. Речь шла о долге, что навис над головой. Дед не проникся. Чтобы произвести на него впечатление заученных красивых выражений явно было недостаточно. Ох. Что за гадость - недосып? Что за гнусь? Упираясь ладонями в постель, приподнялась. Помотала лохматой головой. Сварганенная из остатков шевелюры коротенькая забавная стрижка с косо сбритым затылком и пушистой макушкой, сильно обросла. Потеряла форму. Но Маша не торопилась идти к парикмахеру. Лень матушка! И так сойдет. Вполне современная растрепанность. Посмотрела на медвежонка.
      -Р-р-р!
      Он, разумеется, не ответил. Улыбался по-прежнему ласково, чуть сморщив забавную мордочку. Новая ленточка ему шла.
      -Дед?
      -Золотце...
      Сказал предок укоризненно, возникая в дверях. Вздохнул с упреком, закончил мысль.
      -Приличные барышни не орут, как оглашенные, через всю квартиру. Фи.
      -Дед.
      -Весь внимание.
      Маша села в постели. Новая, белая в зеленую клетку пижамка, ей ужасно нравилась. Представив себя со стороны, Полежаева хмыкнула с довольным видом, нашарила босой ногой шлепок. Дед повторил нетерпеливо.
      -Слушаю.
      -Дед, я тебя люблю!
      -Свежая новость. Что именно ты хочешь выманить из глупого счастливого маразматика? Признавайся сразу. Будем торговаться.
      Маша встала, подошла, обняла, чмокнула циничного предка в щеку.
      -Доброе утро.
      -Ну-ну.
      Так и остался при своих подозрениях Илья Ильич. С половником в одной руке и газетой в другой. Маша проскользнула мимо него, закрылась в туалете. Дед пожал плечами, пошел обратно, на кухню. Сегодня по графику, на камбузе было именно его дежурство. Значит, есть обоим родственникам, предстояло вермишель или кашу. Особого полета кулинарной фантазии от Ильи Ильича ждать не приходилось. Нет в мире совершенства.
      -Сколько у меня времени, до вылета из гнезда?
      -Пол часа. Максимум.
      -Да. Не густо.
      Маша наскоро приняла душ. Чередуя очень горячую воду и ледяную. Дед научил. Кое-как причесалась. Не слишком помогло. Рыжие волны легли, как им нравилось, в разные стороны. Выглянула из-за двери, выскользнула в полотенце, чтобы окончательно одеться уже в комнате.
      -Дед, не входи!
      -Так точно.
      Появилась на кухне через десять минут. В привычной униформе: джинсы, белая футболка. Дед, экипированный точно так же, накладывал в тарелки - вермишель, поливал ее томатным соусом, резал хлеб. Маша чмокнула предка в щеку.
      -Еще раз доброе утро!
      Голосом Иа из незабвенного мультика дед ответил.
      -Если оно для кого-нибудь доброе...
      Маша не удержалась от смешка.
      -Дед, ты в актеры должен был пойти!
      -Слушай, существо повышенной лохматости и вредности, садись - приступай к трапезе. Некогда нам ныне лясы точить. Опаздывать нехорошо.
      -Угу.
      -Кстати, тебе нужно надеть юбку. И косынку любую.
      -?
      -Такие правила. Даже если мы не будем заходить в храм, нехристи все же. На территории нужно появляться в подобающем виде!
      -О, Боже.
      -Так что дожевывай и выпрыгивай из штанов.
      -Зачем...
      -Занадом.
      Старательно прожевала и проглотила свою порцию. Поухаживала за поваром, положила его тарелку в мойку, вместе со своей. Шустро залила горячей водой, сполоснула.
      -Юный нехристь вместе с престарелым, в церкву собирались очумело.
      Маша застонала.
      -Только не это. Подняли в шесть утра, так еще и стишками пытать? Это перебор.
      Дед скроил печальную гримасу оскорбленного в лучших чувствах ценителя изящной словесности. Воздел очи к потолку, вздохнул. Вышел из кухни с видом горделиво-несчастным. Маша выскочила следом, стянула джинсы, торопливо влезла в школьную синюю юбочку, покрутилась перед зеркалом. Лохматое отражение выглядело забавно и все еще непривычно. Ну и что? Золотая коса осталась в прошлом. Отращивать ее заново Маша не собиралась, да и фиг получится, наверное. Ладно, не важно. Там поглядим. Полежаева подмигнула своему зеркальному двойнику. Экзамены будут сданы. Аттестат она получит. Поступать или не поступать учиться в ВУЗ? Это от нее тоже не убежит. Было бы желание. Пока его нет. Но уж больно дед убивается... Так и придется опять учиться. Елки зеленые.
      Жизнь вот-вот свернет на новую колею. Это после десяти лет школьной каторги? Без крошечной даже передышки? Нужно сделать выбор и действовать. А если совсем не хочется. Что тогда? Кстати, что же там рифмовал в предпоследнем послании Ванечка?
 
      -Мы тянули билеты по-разному.
      Кто - решительно. Кто - боясь.
      Были лезвия безопасные.
      Взмах короткий, и к черту связь.
      Не отрезана, а отхвачена
      Вместе с жизни солидным куском.
      И любая бумага оплачена:
      Потом, кровью, испугом, плевком,
      Кулаком, или мукой бессонницы.
      Мы тянули билеты свои -
      Кто до жути всерьез... (Были звонницы,
      значит, были и звонари!)
      Кто, смеясь, бесшабашно, доверчиво.
      В сумасшествии - безобразному,
      Подчинялись, ах не опрометчиво.
      Мы тянули билеты по-разному.
 

* * *

 
      Крещение Артурчика прошло вполне в духе времени, то есть по-дурацки. Имя, взятое не из святцев, батюшка своей властью поменял.
      -Андреем будет.
      Угодившая в крестные, донельзя гордая, тетя Дуся была с малышом на руках поставлена в длинном ряду прочих взрослых и детей. Маша и дед, в нарушение правил, ведь нехристи, а на территории храма пребывают - слонялись поблизости от пристройки, в которой все происходило. Священник торопился, перепуганные дети вопили, в каморке, где свершалось таинство было невыносимо душно. В самом конце церемонии, тете Дусе стало плохо. Она охнула и осела на пол, воздевая Артурчика над собой, чтобы не придавить. Рефлекс настоящей женщины сработал: спасти ребенка, называется. Только-только примолкнувшие малыши принялись орать с новой силой. Старушка, помогающая батюшке, хлопотала над лежащей тетей Дусей, брызгала ей в лицо святой водой. Батюшка, а что ему еще оставалось? - довел обряд до конца. Дожидавшиеся в коридорчике родители воссоединились с детьми и крестными. Леночка, охая, кинулась к малышу. Отцепила пальчик за пальчиком (Артурчик держался крепко) от пуговиц на кофте тети Дуси. Выбежала на улицу, пихнула развеселившегося сынулю Маше.