Полученные разведкой данные наводили на размышления. Противник, очевидно, ожидал наступления с нашей стороны и готовился к его отражению. Немецкие наставники финских политиков уже не доверяли им, видимо, столь беспредельно, как прежде. Об этом свидетельствовал приведенный выше эпизод с немецким батальоном, уничтоженным атакой 94-го полка. Можно было полагать, что и финны не собирались прекращать войну, если выводили дивизии в состав глубоких резервов.
      Однако они прислали в Москву для переговоров делегацию в составе Ю. Паасикиви, К. Энкеля и О. Энкеля, чтобы получить с нашей стороны более подробное толкование советских условий перемирия. Переговоры вел В. М. Молотов, который накануне вызвал меня, сообщив, что я буду принимать участие в этих переговорах и что мне нужно быть готовым и явиться завтра к нему в кабинет к 10.00 в гражданской одежде.
      Все было бы хорошо: я на память точно знал положение сторон на фронте, имел полное представление по ряду военных вопросов, которых могли касаться в ходе работы. Но я не имел... штатского костюма! Сегодняшнему читателю это покажется странным. Но до войны мы как-то не помышляли о таком платье, да и не принято было тогда ходить вне службы в гражданской одежде. В молодости мы и в театр ходили с наганом и шашкой на боку и гордились этим. В войну же тем более было просто неуместным думать о штатском костюме. А вот сейчас он понадобился... Выручил Народный комиссар иностранных дел. Он распорядился срочно сшить мне черную тройку. Прибыл степенный мужчина с манерами мага-волшебника, обмерил меня с ног до головы и за одну ночь без примерки изготовил костюм...
      Финской стороне подробно были разъяснены условия перемирия. В конце марта финская делегация отбыла на родину. Но шли дни и недели, а оттуда не было ответа...
      Ознакомление с войсками и штабами Карельского фронта показало К. А. Мерецкову, что нужно учить и тех и других современным методам ведения наступательных операций и боя.
      Генеральный штаб проявлял особое беспокойство относительно органов управления войсками, поскольку твердо и непрерывно руководить наступлением на широком фронте в условиях Заполярья или Карелии было далеко не простым делом. Когда К. А. Мерецков был в Москве, ему прямо об этом сказали. Он не забыл этого и в апреле - мае 1944 г. развернул очень широкое и основательное обучение войск наступлению. Учились все - и строевики и штабные командиры, начиная со взвода, кончая фронтовым звеном.
      Можно сказать много добрых слов в адрес К. А. Мерецкова и его боевых товарищей, проявивших огромную настойчивость в деле подготовки войск. Эта учеба, беспокойная и трудная, сберегла нам много человеческих жизней в последующих боях. 19 апреля финское правительство ответило, что не может принять условия перемирия, предложенные Советским Союзом. В Финляндии взяла верх реакционная часть правительства - Рюти, Таннер и другие, призвавшие на помощь представителей фашистской Германии.
      Отказ финского правительства вынуждал Ставку и Генеральный штаб пересмотреть вопрос о том, кого следует громить в первую очередь - немцев или финнов. На очередном докладе по обстановке на фронтах А. И. Антонов обмолвился в удобной форме на эту тему, сказав, что теперь, после отказа финнов от условий перемирия, следует, пожалуй, начать не с немецко-фашистских войск, а с более слабой финской армии. Верховный Главнокомандующий согласился с этим. Однако он приказал создать и поддерживать у противника видимость, что советское командование преследует цель овладеть районом Петсамо. Это, по мнению И. В. Сталина, могло усыпить бдительность финнов и ослабить их готовность к отражению ударов советских войск в районе Петрозаводска и под Ленинградом.
      В Генштабе был разработан несложный замысел мероприятий по дезинформации противника. Он предусматривал демонстрацию подготовки советского наступления в районе Петсамо с высадкой десантов Северного флота на прилегающее морское побережье Норвегии. 20 апреля все необходимые распоряжения по плану дезинформации были отданы командующими Карельским фронтом и Северным флотом. На самом же деле все наши помыслы обращались уже к той части северного фланга фронта, где располагались финские войска.
      На совести реакционных политиков Финляндии Рюти, Таннера и иже с ними, не пожелавших принять гуманные условия перемирия с СССР, лежат тысячи жизней финских и советских воинов, павших в сражениях летом 1944 г.
      В замысел операций на северном фланге советско-германского фронта была заложена идея последовательного разгрома противника. Теперь, после 20 апреля, первые удары советских войск должны были обрушиться на финскую армию. В Генеральном штабе полагали, что войска финнов, хуже вооруженные и подготовленные, чем немецкие, понесут поражение в относительно короткий срок.
      Разгром финских войск, по нашим расчетам, должен был существенно ослабить положение 20-й немецкой горной армии, занимавшей фронт в Заполярье. Южный фланг немецкого участка обороны неминуемо оголялся и открывал большие возможности для наших последующих ударов. Возникала перспектива изоляции основных сил противника от путей отхода к западным портам Финляндии и в глубину норвежской территории.
      Такой порядок действий исходил из сложившейся тогда обстановки. На финском участке фронта быстрее всего могли быть поставлены под удар основные жизненные центры Финляндии, до которых были самые короткие расстояния. Здесь располагались главные силы финских войск. С разгромом их рушилась вся система финской обороны. Для наступления могли быть привлечены два фронта Ленинградский и Карельский, Балтийский флот и озерные флотилии, большое количество авиации.
      Правда, укрепления противника здесь были весьма серьезными. На Карельском перешейке они представлялись долговременными сооружениями пресловутой линии Маннергейма, вновь восстановленной противником, и разного рода многими другими искусно оборудованными инженерными препятствиями. Мощные укрепления имелись и на свирском участке фронта. Все это предстояло прорывать, но у советского командования имелись достаточные для этого силы и средства.
      В конечном счете было решено на Карельском перешейке операции проводить Ленинградскому фронту во взаимодействии с Балтийским флотом и дальней авиацией, на свирско-петрозаводском участке - Карельскому фронту с подчинением ему озерных военных флотилий.
      Первый удар по главным силам противника должен был нанести Ленинградский фронт. Его задача состояла в том, чтобы прорвать финскую оборону в направлении Выборга и создать угрозу вторжения советских войск в глубину Финляндии к основным политическим и экономическим центрам, в том числе Хельсинки. На второстепенном направлении фронту предстояло частью сил выйти на Сортавалу и по северному берегу Ладоги нацелиться в тыл противнику, оборонявшемуся в Карелии. Для проведения операций Ленинградскому фронту передавалась из резерва Ставки 21-я армия, которой с конца апреля стал командовать бывший начальник штаба Ленинградского фронта генерал-полковник Д. Н. Гусев.
      Имея в тылу советские войска, финны перед Карельским фронтом едва ли могли чувствовать себя уверенно. В этот момент и должно было начинаться наступление войск К. А. Мерецкова.
      В свою очередь планы операций Карельского фронта предусматривали главный удар на свирском участке. Здесь была сосредоточена 7-я армия со значительными средствами усиления, позволявшими, по нашим расчетам, с ходу форсировать полноводную Свирь. Прорыв на север вдоль восточного берега Ладожского озера обеспечивал наступавшим здесь советским войскам выгодное фланговое положение относительно финской обороны в районе Петрозаводска с перспективой выхода ей в тыл. Соображения были тщательно продуманы, работа над планами продолжалась весь апрель, а с привлечением командований фронтов - и май.
      В конце марта 1944 г., когда Генштаб развернул работу над планами операций на северном фланге советско-германского фронта, в Москве стояли погожие весенние дни. Для нас же, генштабистов, время было, прямо скажу, горячим. Тогда 1-й и 2-й Украинские фронты громили группы армий противника "Северная Украина" и "Юг" на правом берегу Днепра, гнали их за Прут и Серет. 3-й Украинский фронт нацелился на Одессу. Работы, понятно, было по горло, и нам не удавалось даже вдохнуть живительный воздух весны полной грудью. Я был счастливее моих товарищей, поскольку каждый день с А. И. Антоновым совершал недолгие поездки на автомашине в Кремль да более продолжительные - на "ближнюю" дачу И. В. Сталина в Кунцево.
      Выезжать к Верховному Главнокомандующему мне приходилось иногда и в одиночку, поскольку И. В. Сталин нередко интересовался состоянием работы над той или иной операцией или требовалось срочно заменить карты, которые лежали у него на столе. Вот так было и в конце марта. А. И. Антонов передал мне приказание И. В. Сталина через три часа прибыть на "ближнюю". "Хозяин хочет еще раз посмотреть карты с замыслом операций на северном фланге,- добавил он,свезите их ему". Я собрал нужные материалы, внимательно просмотрел их и к назначенному времени отправился в Кунцево. По пути продумал еще раз соображения Генштаба, которые Верховный Главнокомандующий в основном уже одобрил.
      ...Неширокая асфальтированная дорога к даче, отделившись влево от забитого повозками и автомашинами Минского шоссе, бежит зигзагами сначала по опушке, затем по тихому смешанному лесу и заканчивается у зеленого деревянного забора с широкими, тоже деревянными воротами. Сразу за ними опять лес. Справа могучие сосны. Слева хоровод тонких белоствольных березок, за ними снова сосны. Кое-где хмуроватыми пятнами маячат ели. На извилистой лесной дороге от ворот участка ко входу в здание дачи обычно не замечалось никакой охраны. Не видно ее и у дачи. Охрана была у ворот, а в лесу, окружавшем дачу, она несла свою службу скрытно, незаметно.
      Въехав на территорию дачи, я невольно залюбовался спокойной красотой подмосковной природы. Но дорога была короткой, очарование длилось недолго.
      Невысокая двухэтажная дача с двускатной крышей за лесом почти неприметна. Она тоже зеленая и возникает сразу, как только автомашина круто вывертывает из царства деревьев на круг у главного входа в дом. Летом здесь бьет фонтан в небольшом каменном бассейне. А кругом опять стеной сосны...
      Я вылез из машины и с пузатым от карт портфелем в руках направился в дом. Начальник охраны встретился на пороге и, зная меня в лицо, пригласил раздеться и проходить.
      ...Переступив порог, посетитель попадал через небольшой тамбур в прихожую. Здесь он мог раздеться, привести себя в порядок и подготовиться, если нужно, к предстоящей беседе. Справа вдоль стены - незатейливая деревянная вешалка персон на двадцать с надежными никелированными крючками. К услугам посетителей высокое зеркало и набор щеток для одежды и обуви. На полу во всю прихожую шерстяной ковер с замысловатым цветным узором. Однако первое, что бросалось в глаза каждому, кто приходил сюда, это две большие карты на стене: одна - с линией фронта и другая - с условными обозначениями великих строек социализма. Из прихожей без доклада направлялись к И. В. Сталину.
      Во внутренние помещения дачи отсюда можно было попасть через три двери. Прямо - в столовую и через нее налево в спальню И. В. Сталина. Направо - в неширокий длинный коридор, где по правую руку располагались две жилые комнаты. Одна из них служила в прошлом детской и потом была приспособлена под кабинет. Другая, тех же размеров и формы, но потемнее, предназначалась для гостей. По другую сторону коридора находилась длинная открытая веранда. Никакой мебели на веранде не было, кроме передвижной вешалки для посетителей, которую переносили в прихожую, если не хватало той, что была там, да стоял широкий и низкий диван.
      Работал И. В. Сталин, как правило, в одной большой и светлой комнате слева от прихожей. Здесь был большой широкий стол, где хорошо размещались военные карты, стоял такой же, как и в других помещениях, диван.
      Вдоль короткой стены дачи была крытая веранда с большим ковром на полу и широким диваном того же серо-зеленого, приятного для глаз цвета. В углу веранды слева от входа стояла железная лопата с отполированной руками деревянной ручкой и хранился в большом шкафу прочий садовый и огородный инвентарь. И. В. Сталин любил ухаживать за розами, яблонями, посаженными по берегу пруда, развел небольшой лимонарий и даже выращивал... арбузы.
      Местом торжеств и приемов являлся большой зал-столовая. Сюда попадали сразу из прихожей. Украшений тут никаких не было, только в проемах между окнами висели два больших портрета - В. И. Ленина и А. М. Горького.
      Посредине зала почти в три четверти его длины стоял широкий полированный стол. У входа - небольшой салонный рояль красного дерева. В 1945 г. рядом с роялем поставили уже известный читателю подарок американцев - автоматический проигрыватель грампластинок. Обстановка зала дополнялась двумя диванами небольшим с зеркалом на спинке и большим, того самого типа и цвета, которые стояли, пожалуй, во всех жилых и нежилых помещениях дачи. На этом диване в столовой И. В. Сталин и скончался 5 марта 1953 г.
      Второй этаж дачи хозяин посещал редко. Там были две большие светлые комнаты. Первая из них служила гостиной и приемной, вторая - спальней. В этих комнатах в августе 1942 г. останавливался У. Черчилль, когда в первый, раз посетил Москву. В своих мемуарах он называет эту дачу государственной дачей No 7 и вспоминает о своем пребывании здесь с удовольствием.
      Имелась на даче и большая кухня. О ней, может быть, не следовало и говорить, если бы она тоже не отражала быта и привычек хозяина дачи. На кухне кроме обычной плиты, где готовились простые, здоровые блюда, имелась специальная шашлычная печь. И - самое примечательное - за деревянной перегородкой была большая русская печь, в которой пекли хлеб. Кроме того, по рассказам работавших здесь людей, Сталин, когда уж очень донимал его радикулит, приходил сюда, раздевался, клал на горячие кирпичи широкую доску и, кряхтя, залезал на нее "лечиться".
      ...Прихожая была пуста. Стояла глубокая тишина. Я открыл дверь в столовую. Никого... Потолкался на месте, кашлянул в кулак, чтобы привлечь к себе внимание обитателей дома. Опять никого... Вот тебе и вызов для доклада! Не было еще случая, чтобы И. В. Сталин не принимал человека, если вызывал к себе.
      Неожиданно открылась дверь направо, ведшая в коридор, и появилась фигура в овчинном тулупе до пят с высоко поднятым воротником. Из-под полы тулупа виднелись поднятые вверх носы больших черных валенок, подшитых толстым войлоком.
      Фигура, от которой исходил крепкий запах леса, похлопала рукавами тулупа и сказала голосом И. В. Сталина: "Сейчас, товарищ Штеменко, пройдите в кабинет. Я буду через минуту..."
      Теперь все стало ясно: Сталин имел обыкновение отдыхать в зимние дни на веранде. Он лежал там в валенках, меховой шапке-ушанке, плотно завернувшись в широкий овчинный тулуп. Оказывается, я попал как раз в такое время.
      Вскоре Верховный Главнокомандующий в привычном сером костюме военного покроя, в мягких сапогах и с неизменной трубкой в руке уже слушал мой доклад. Просмотрев карты, он задал несколько вопросов относительно условии маневра войсками и материальными средствами на северном фланге советско-германского фронта. Я ответил, не забывая, что И. В. Сталин хорошо знает театр еще со времен советско-финляндской войны.
      Верховный Главнокомандующий не перебивал, а потом, прохаживаясь по кабинету, стал рассуждать о последовательности операций советских войск. Я записывал в рабочую тетрадь смысл его рассуждений, который сводился к тому, что если Ленинградскому фронту предстояло провести несколько одновременных операций на Карельском перешейке, то Карельскому фронту на огромных пространствах севера придется проводить две такие операции, причем последовательно: сперва - против финнов, потом - против немецко-фашистских войск.
      И. В. Сталин подошел к камину, подбросил несколько поленьев в уже угасавшее пламя. Затем сказал, что нам, однако, нельзя ни в коем случае ослаблять северный участок Карельского фронта против 20-й Лапландской армии немцев. Нужно держать там наши войска в полной готовности к немедленному удару, не давая врагу возможности сманеврировать частью сил на юг. Теперь, на данной стадии войны, советское Верховное Главнокомандование может себе позволить такое резервирование сил. Мы в состоянии накопить войска и материальные средства, необходимые для успеха намеченной операции против финнов, другими путями, тем более что в условиях бездорожья на северной местности любой маневр является далеко не простым делом. К тому же и финны теперь уже не те, что ранее: они подорваны во всех отношениях и ищут мира.
      Я вспомнил этот короткий эпизод потому, что последующая разработка планов операций Карельского фронта проходила с учетом замечаний, высказанных Верховным Главнокомандующим. Он повторил их К. А. Мерецкову, когда тот в конце мая 1944 г. был вызван в Ставку. К. А. Мерецкову приказали ни в коем случае не ослаблять сил, расположенных против немецких войск, памятуя, что они могут в любое время потребоваться для разгрома противостоящего врага.
      - А Генштаб, - сказал тогда Верховный Главнокомандующий, - должен напоминать товарищу Мерецкову это мое требование и следить, чтобы оно было выполнено.
      Одновременно шло планирование операций на Ленинградском фронте, который, как известно, переходил в наступление первым. К началу активных действий против финнов произошли большие изменения в составе фронта. Как уже сказано, после расформирования Волховского фронта ряд армий последнего был передан в подчинение Л. А. Говорову. Полоса Ленинградского фронта в связи с этим значительно увеличилась, причем армии левого фланга на псковско-островском направлении пытались прорвать оборону противника. Успеха достичь не удалось. 15 апреля 1944 г. командующий Ленинградским фронтом в свойственном ему откровенном и прямом тоне доложил об этом Ставке, указав, что операция свернулась из-за недостатка сил и средств. Ставка посчитала нужным разделить Ленинградский фронт, образовав из 42, 67 и 54-й армий самостоятельный 3-й Прибалтийский фронт, командовать которым стал генерал-полковник И. И. Масленников. Таким образом, Л. А. Говоров и его штаб, возглавляемый с 28 апреля генералом М. М. Поповым, получили возможность полностью сосредоточиться на операциях против финнов. Кстати, под Нарвой наши удары тогда тоже не привели к освобождению города.
      Май в штабе Ленинградского фронта проходил в большой и напряженной работе по уточнению планов действий, согласованию усилий с флотом, сосредоточению войск и материальных средств. Командующий побывал в Москве, план операций рассматривала Ставка и утвердила его. Работа на фронте проходила очень планомерно благодаря твердости и пунктуальности Л. А. Говорова и инициативе отлично знавшего район операций нового начальника штаба М. М. Попова.
      В начале июня Ставка утвердила и план операции Карельского фронта. Мне не довелось участвовать в этом мероприятии, поскольку пришлось выехать на 2-й Белорусский фронт для контроля за подготовкой к главной битве 1944 г. в Белоруссии. А 10 июня гром орудий на Карельском перешейке возвестил о начале наступления Ленинградского фронта.
      Сложные физико-географические условия Карельского перешейка и три мощные оборонительные полосы с многочисленными позициями, возведенные противником, серьезно ограничивали возможности Ленинградского фронта в отношении маневра силами и средствами в ходе наступления. Поэтому замысел операции предполагал фронтальный удар с прорывом вражеской обороны на приморском фланге, где осуществлялось тесное взаимодействие сухопутных войск с Балтийским флотом на протяжении всего наступления. Развитие операции в глубину предусматривалось за счет эшелонирования сил армий и крупных резервов во фронтовом звене. Выборг предполагали взять на девятый-десятый день операции.
      В операции Ленинградского фронта обеспечивалось решительное превосходство сил и средств наступающих войск над обороной противника. Общее соотношение сил было в нашу пользу по пехоте - в 2 раза, артиллерии и танкам - почти в 6, авиации - в 3 раза. В полосе 21-й армии, которая наносила главный удар, сосредоточили большую часть войск и боевой техники, находившихся на Карельском перешейке. Здесь, кроме того, наступала еще и 23-я армия. На участке же прорыва шириной в 12,5 км соотношение сил было еще более внушительным, особенно по артиллерии.
      Операция на Ленинградском фронте проходила планомерно, хотя и требовала от войск и штабов большого напряжения. Воины проявили героизм и сметку в полной мере и в 19 часов 20 июня, как и планировалось, штурмом овладели старинным городом-крепостью Выборгом. В тот же день войска 23-й армии Ленинградского фронта, наступавшие по восточной половине Карельского полуострова, вышли на Вуоксинскую водную систему. Назревали вторжение наших армий на территорию Финляндии за Выборгом и выход их по западному берегу Ладожского озера в тыл противнику, оборонявшемуся в Карелии.
      Враг пытался остановить войска Ленинградского фронта, упорно обороняя каждую позицию и укрепление. Однако оборона решительно ломалась. На девятый день советского наступления финское военное командование вынуждено было заявить своему правительству о военной катастрофе, нависшей над страной. Правительство уполномочило начальника генерального штаба генерала Хайнрикса обратиться к Гитлеру с просьбой о срочной помощи шестью немецкими дивизиями. Гитлер обещал помочь, потребовав за это усилить сопротивление на Вуоксе. Финны принялись скрести резервы по всем сусекам и решились перебросить на выборгское направление несколько дивизий из Южной Карелии, что значительно ослабило их оборону перед Карельским фронтом. Помощь Гитлера, однако, ограничивалась одной-единственной пехотной дивизией и некоторыми частями усиления. Стало ясно, что Финляндия должна рассчитывать впредь только на свои силы.
      Ставка и Генеральный штаб внимательно следили за развитием событий. Вечером 18 июня при докладе положения на фронтах И. В. Сталин заметил, что время наступления войск Мерецкова приблизилось. Он велел А. И. Антонову еще раз обратить внимание Военного совета Карельского фронта на необходимость сохранить в неприкосновенности силы и средства против 20-й Лапландской армии. Алексей Иннокентьевич в 18.45 направил на Карельский фронт особую телеграмму. В ней говорилось: "Верховный Главнокомандующий приказал напомнить Вам его требование не ослаблять правого крыла и центра фронта и без разрешения Ставки не снимать оттуда дополнительно никаких сил и средств помимо разрешенных ранее Ставкой к переброске".
      Как мне известно, И. В. Сталин интересовался этим вопросом также на следующий день, когда уже завязались бои за Выборг. Он мысленно видел всю совокупность действий: и переброску сил противника на Карельский перешеек, и ослабление финских войск вследствие этого перед Карельским фронтом, и выход последнего на фланги главной группировки финнов, и вытекающие отсюда операции по окончательному разгрому финской армии, а затем и немецко-фашистских войск, попадающих в положение полуизоляции.
      В стане противника нарастало смятение. В стране приступили к мобилизации резервистов старших возрастов. На Карельский перешеек гнали пополнение и войска с других участков фронта.
      21 июня в разгар этих мероприятий противника двинулись вперед армии фронта К. А. Мерецкова. Начался разгром оккупантов в Карелии.
      По плану операции здесь тоже создавалось превосходство наших войск над врагом в силах и средствах. В 7-й армии, наносившей главный удар в направлении Питкяранты, оно было: по пехоте в 2 раза, артиллерии и танкам - почти в 6 раз, авиации - в 4,5 раза. С вынужденным отводом части сил противника на Карельский перешеек это превосходство значительно возросло.
      Сознавая неизбежность поражения, финны тем не менее делали все возможное, чтобы удержать свои позиции, отбить и остановить наше наступление. До начала операций советских войск в Карелии они отвели части, оборонявшие плацдарм на Свири, за реку, таким образом сократили свой фронт и прикрылись крупной водной преградой. Они упорно сражались на каждой укрепленной позиции и за весь Олонецкий район, буквально начиненный всякого рода инженерными сооружениями, прикрытыми мощным огнем. Более слабыми являлись позиции противника в районах Медвежьегорска и Петрозаводска, где наступали дивизии 32-й армии.
      Действия Карельского фронта принесли ощутимые результаты, 23 июня был освобожден Медвежьегорск. На следующий день и река Свирь на всем ее протяжении оказалась за спиной воинов 7-й армии генерала А. Н. Крутикова. Советские войска, ломая сопротивление противника, ворвались в Олонецкий укрепленный район и освободили город Олонец.
      Большую помощь оказали наступающим войскам корабли Ладожской и Онежской военных флотилий. 28 июня бойцы 32-й армии возвратили Родине столицу Карелии Петрозаводск. Москва салютовала в честь этого подвига.
      Тем не менее Ставка и Генеральный штаб неоднократно выражали недовольство действиями Карельского фронта. Было допущено много промахов в управлении войсками. Находившийся в полосе 7-й армии вспомогательный пункт управления со своими задачами не справился. На нем работала группа недостаточно опытных штабных командиров, которые не обеспечили должной непрерывности, твердости и оперативности руководства боевыми действиями двух армий, авиации и взаимодействующих с ними кораблей флотилий. В результате противник успевал отойти из-под нависавших над ним ударов. Получалось, что мы выталкивали, а не уничтожали врага, оставляя ему возможность ускользнуть и сохранить живую силу.
      Генштаб заметил недочеты управления войсками уже в первые дни наступления и дал знать об этом фронту, но дело не улучшилось. Мало того, при подходе войск фронта к государственной границе в районе Куолисмы две дивизии попали в тяжелое положение. На сложной пересеченной местности финны обволокли их мелкими группами, просачивались в отдельных местах в боевые порядки. У одной из дивизий оказались отрезанными пути подвоза. Некоторое время продовольствие и боеприпасы ей доставляли с помощью самолетов.
      Такие неудачи были тем досаднее, что в целом-то операции по разгрому финских пособников Гитлера проходили благоприятно. Ставка указала тогда Военному совету, что "последняя операция левого крыла Карельского фронта закончилась неудачно в значительной степени из-за плохой организации руководства и управления войсками. Одновременно Ставка отмечает засоренность фронтового аппарата бездеятельными и неспособными людьми". Она потребовала от Военного совета Карельского фронта решительного исправления отмеченных недостатков. Были сделаны перемещения некоторых руководящих лиц. Начальником штаба Карельского фронта, в частности, как уже было сказано, стал со 2 сентября 1944 г. генерал-лейтенант А. Н. Крутиков.
      Катастрофическое развитие событий на фронте вынудило финское правительство изменить политику. Перед лицом близкого военного разгрома пришлось искать пути выхода Финляндии из войны. Под нажимом обстоятельств подали в отставку президент Рюти и прежнее правительство. Новым президентом стал Маннергейм.
      Теперь и Гитлеру настало время бить тревогу, поскольку обозначились мрачные перспективы для немецко-фашистских войск в Финляндии. Чтобы выяснить положение на месте и нажать на финнов, в Хельсинки прибыл Кейтель. 17 августа президент заявил ему, что не считает себя связанным соглашением с германским правительством, которое подписал прежний президент Рюти.
      Через неделю советский посол в Швеции А. М. Коллонтай - выдающаяся женщина-дипломат - получила заявление финского правительства с просьбой к правительству СССР принять делегацию, договориться о перемирии и заключении мира. Ответ был таков: СССР примет финскую делегацию в том случае, если финны согласны выполнить следующие предварительные условия: публично заявить о разрыве отношений с Германией, предъявить требования о выводе Германией вооруженных сил из Финляндии в течение двух недель, но не позже 15 сентября; если Германия не выполнит требование о выводе войск, то разоружить немецкие силы и передать союзникам в качестве военнопленных.
      Предварительные условия были согласованы советской стороной с правительствами США и Великобритании.
      Ожидая ответа финского правительства, Ставка приказала наступление войск 7-й и 32-й армий Карельского фронта приостановить и перейти к обороне на достигнутых рубежах. В директиве по этому поводу особо подчеркивалось: "...Наступательных действий без разрешения Ставки не вести".
      ...Конец августа 1944 г. был на редкость погожим. И. В. Сталин, как и мы устававший от невероятного напряжения военных будней, предпочитал работать на даче. Там мы представляли доклады по обстановке и документы на подпись. Там нередко собирались и члены правительства.
      Хозяин дачи в короткие минуты отдыха был очень приветлив и любил показывать присутствующим дачный участок. Однажды И. В. Сталин, показывая на небольшой пригорок, свободный от деревьев, сказал, что здесь после войны будут расти арбузы. Мы с Антоновым переглянулись: дескать, Кунцево - не Кубань... Но вскоре после войны нам напомнили об арбузах. После авиационного парада в Тушино, который после неоднократных переносов из-за непогоды наконец состоялся, И. В. Сталин пригласил членов Политбюро ВКП (б) и руководство Военного министерства (тогда оно именовалось так) к себе на обед. Столы были накрыты на "ближней" даче в березовой аллее. Погода была превосходная, настроение у всех отличное. После обеда И. В. Сталин повел нас к небольшой горке, на которой действительно росло несколько десятков арбузов! Сталин неторопливо выбрал довольно крупный арбуз, понес его на стол и одним движением длинного ножа ловко рассек пополам. Арбуз оказался на диво красным и довольно сладким. Оставалось только удивляться, как в открытом грунте в условиях Подмосковья могли вызреть такие арбузы...
      2 сентября 1944 г. из президентской резиденции в Хельсинки пошло два различных послания: одно - в Берлин Гитлеру, другое - в Стокгольм советскому послу для передачи правительству СССР. В первом послании сообщалось, что Финляндия вынуждена выйти из войны и полна признательности своему союзнику немецкой армии. Во втором послании давался ответ на предварительные условия СССР, США и Великобритании и указывалось, что Финляндия сама проведет в жизнь добровольную эвакуацию или интернирование германских войск на южной части финской территории. Кроме того, предлагалось прервать военные действия и отвести войска на советско-финскую границу 1940 г.