Генеральный штаб в годы войны

      Владелец дома, в котором помещался штаб, оказался членом этого штаба, носил титул барона, служил в гитлеровской армии, но, по его словам, пять раз сидел в гестапо и столько же раз оттуда освобождался. Членом штаба являлся также некий принц, тоже служивший в немецко-фашистской армии в чине обер-лейтенанта. Прошлое целого ряда других лиц было столь же двусмысленным. Обнаружилось, что никто из них не имел связи с группами Сопротивления на предприятиях или с повстанческим движением. Выходило, что руководство организации не располагало поддержкой народа, но тем не менее заранее замышляло, когда придет освобождение извне, перехватить власть в свои руки. Было установлено также, что некоторые члены группы распускают клеветнические слухи о советских воинах с намерением подорвать престиж Красной Армии в глазах населения.
      Потом открылось еще более серьезное обстоятельство: указанная организация была создана не без ведома и помощи американского разведчика Аллена Даллеса. Руководители организации заручились поддержкой представляемой Даллесом державы с целью возглавить в Вене, освобожденной Красной Армией, местные демократические круги и забрать в свои руки руководство движением Сопротивления. В дальнейшем предполагалось в соответствии с американскими интересами укрепить позиции консервативных группировок в Австрии и обеспечить себе доступ к управлению страной. Заговорщики намеревались также "отлучить" коммунистов от движения Сопротивления-Деятели этой организации установили контакт с французскими и английскими правительственными кругами, причем везде требовали признания ее "единственным представителем всех австрийских партий, групп Сопротивления и вообще австрийского народа"{59}. Визит двух руководителей названной группы к советскому коменданту Вены потребовался для того, чтобы по принципу: куй железо, пока горячо - добиться от нас признания "заслуг" группы и, так сказать, законности ее притязаний на руководящее положение в австрийской столице и стране в целом. Для этого они и назвали себя центральным комитетом движения Сопротивления Австрии. Но советский комендант разобрался в существе вопроса, хотя и других дел и забот у него было по горло.
      Визитеры упомянули, кстати, и о том, что в составе их организации имелась военная группа во главе с майором Карлом Соколлом, вскользь коснулись и вопроса о восстании, которое, по их выражению, "сорвалось".
      После этого разговора стало ясно, почему не удалось поднять восстание в Вене тем антифашистам, кто рисковал жизнью, переходя линию фронта, чтобы установить связь с советским командованием. Они, видимо, стали жертвой своего доверия к руководителям группы, которые преследовали цели, далеко не совпадавшие с интересами истинных борцов Сопротивления...
      Во второй половине апреля 1945 г., когда приближалось начало решающего наступления на Берлин, события в Австрии характеризовались нормализацией жизни страны. В те дни к нам, в Генштаб, шли уже документы не. только военно-оперативного, но в равной мере и политического характера. С освобождением Вены там создались более прочные основания для деятельности австрийских демократических организаций. Карл Реннер начал практические мероприятия по созданию Временного правительства. Он с большой политической ловкостью использовал особенности военной обстановки и не скупился на посулы и торжественные обещания в отношении будущего. Показательно в этом аспекте письмо К. Реннера к И. В. Сталину от 15 апреля.
      Читая первые строки этого письма, мы в Генштабе не могли сдержать улыбки: Реннер, стремясь подчеркнуть свою причастность к революционному движению, прежде всего сообщил о личных связях, как он выразился, "со многими русскими передовыми революционными борцами". Связи оказались очень характерными: если с В. И. Лениным он имел только встречу на одной из конференций, то с Троцким и Рязановым у Реннера было длительное знакомство. "Мне не удавалось, однако, до сих пор познакомиться с Вами лично, дорогой товарищ", - писал Реннер, употребляя особо близкое нам слово "товарищ" и тем самым намекая на идейную, так сказать, "близость" со Сталиным, хотя тот в свое время в книге "Марксизм и национальный вопрос" камня на камне не оставил от реннеровских концепций по национальному вопросу.
      Впрочем, в письме Реннера не так-то просто было отделить искренность его восхищения освободительной миссией Красной Армии от явно своекорыстной лести. Вот что он тогда писал:
      "Красная Армия во время ее наступления застала меня и мою семью в моем местожительстве Глогниц (вблизи Винер-Нейштадта), где я вместе с моими товарищами по партии, преисполненный доверия, ожидал ее прихода. Местное командование отнеслось ко мне с глубоким уважением, немедленно взяло меня под свою защиту и предоставило мне снова полную свободу действия, от которой я вынужден был отказаться с болью в душе во время фашизма Дольфуса и Гитлера. За все это я от своего имени и от имени рабочего класса Австрии искреннейшим образом покорнейше благодарю Красную Армию и Вас, ее покрытого славой Верховного Главнокомандующего" .
      Далее Реннер довольно откровенно предлагал передать ему руководство страной. "Судьбе было угодно,- писал он,- чтобы я оказался первым из оставшихся в стране членов центрального комитета социал-демократической партии, получившим снова свободу действия. При этом имеется то счастливое обстоятельство, что я, как последний президент бывшего свободного народного представительства, могу считать себя вправе выступать от имени австрийского народа. Еще одно мое преимущество состоит в том, что я, как первый канцлер Австрийской республики, был облечен доверием в деле преобразования государственных основ в организации общественного управления и поэтому мне можно оказать доверие в начинании и возглавлении дела пробуждения Австрии".
      Отметив, что он получил от войск Толбухина необходимую помощь, К. Реннер писал: "Без помощи Красной Армии не был бы возможен ни один мой шаг. А поэтому не только я, но и вся будущая "Вторая республика Австрии" и ее рабочий класс обязаны будем долгие годы благодарить Вас, господин маршал, и Вашу победоносную армию".
      Последующая часть письма К. Реннера от 15 апреля 1945 г. состояла из разного рода просьб. В частности, он писал тогда: "Гитлеровский режим обрек нас здесь на абсолютную беспомощность. Беспомощными мы будем стоять у ворот великих держав, когда осуществится преобразование Европы. Уже сегодня я прошу Вашего благосклонного внимания к Австрии на совете великих и, поскольку трагические обстоятельства допускают, прошу Вас взять нас под Вашу могущественную защиту. Нам угрожает в настоящее время голод и эпидемия, нам угрожает при переговорах с соседями потеря территории. В наших каменистых Альпах мы имеем уже сейчас очень мало пахотной земли, она доставляет нам только скудное повседневное пропитание. Если мы лишимся еще части нашей территории, мы не сможем жить".
      Продолжая далее свою мысль, К. Реннер боднул наших союзников: "Победители не могут иметь намерение осудить нас на беспомощное существование. Запад, однако, как показал это 1919 год, проявляет недостаточно интереса, чтобы обеспечить нам предпосылки самостоятельности".
      В конце письма было сделано политическое заявление: "...Благодаря поразительному расцвету могущества России наш народ полностью разгадал лживость двадцатилетней национал-социалистской пропаганды и преисполнен удивления перед грандиозными успехами Советского Союза. В особенности стало беспредельным доверие австрийского рабочего класса к советским республикам. Австрийские социал-демократы по-братски договорятся с коммунистической партией и будут совместно работать на равных правах при воссоздании республики".
      Говоря об отношении австрийского рабочего класса и подавляющего большинства австрийского народа к Советскому Союзу, Реннер, вне всякого сомнения, верно отразил тогдашние настроения в Австрии.
      И. В. Сталин ответил К. Реннеру: "Благодарю Вас, многоуважаемый товарищ, за Ваше послание от 15 апреля. Можете не сомневаться, что Ваша забота о независимости, целостности и благополучии Австрии является также моей заботой". Он заверил, что готов оказать Австрии любую помощь по мере сил и возможностей.
      В конце апреля было создано Временное правительство Австрии во главе с К. Реннером. В его состав вошли и коммунисты. При содействии СССР 15 мая 1955 г. в Вене был подписан Государственный договор, закрепивший нейтралитет и независимость Австрии.
      Сразу же после освобождения Вены пришлось решать вопрос об управлении городом. Казалось бы - это далекое от Генштаба дело, но в тот период Генштаб занимался и такими проблемами. Мы знали, что из семимиллионного населения Австрии в Вене проживало около полутора миллионов человек и заботиться об их пропитании и прочих нуждах придется на первых порах нашим военным властям.
      В Генеральном штабе считали, что задачи управления Веной могли решить военные власти, в частности военный комендант. Мы предложили кандидатуру генерала А. В. Благодатова - заместителя командующего 57-й армией. Связались по телефону с Ф. И. Толбухиным, который разделил это мнение, а затем и подтвердил его в одном из документов в Ставку. Но Верховное Главнокомандование с соображениями Генштаба и командования фронта не согласилось: нам разъяснили, что наше предложение не учитывало необходимости решения внутренних вопросов жизни Австрии, в том числе Вены, самими австрийцами. Наличие в столице только советской военной власти находилось бы в противоречии с нашей политикой и правительственным заявлением по Австрии. Кроме того, военная власть не сумела бы развить инициативу населения по восстановлению условий нормальной жизни города в той степени, как это могла сделать авторитетная, знающая до тонкости местные условия австрийская магистратура. А в этом - в инициативе и нормализации жизни народа - заключалась сущность советской политики в освобожденной Австрии.
      Именно поэтому члены Советского правительства и Ставки Верховного Главнокомандования, собравшись на очередное совещание в Кремле, категорически высказались за выдвижение гражданского руководителя Вены из самих австрийцев. Но так как относительно конкретной кандидатуры бургомистра Вены не было никаких предложений ни у Толбухина, ни у Реннера, начавшего формировать Временное правительство Австрии, то из Ставки послали Толбухину по телеграфу такое предписание: "Вену нельзя оставлять без бургомистра. Пусть австрийские авторитетные люди сговорятся насчет кандидатуры, а Вы дайте санкции". Так был решен вопрос о самоуправлении Вены и участии австрийских властей в выборе бургомистра. Спустя некоторое время им стал бывший генерал Кернер. Его выдвижение одобрили самые различные слои австрийского населения. Кернер был социал-демократом и в свое время не принял нацистской диктатуры, откровенно об этом высказался и был арестован гитлеровцами. До момента освобождения Вены советскими войсками он находился в заключении. Будучи в тюрьме, Кернер проявил себя как патриот Австрии и антифашист. По натуре это был человек очень деятельный, весьма сведущий не только в военном деле, но и в сложных политических проблемах. В Вене он пользовался большим уважением. "Слывет честным человеком",- докладывал о нем генерал А. В. Благодатов, военный комендант Вены, который работал впоследствии в тесной связи с бургомистром.
      Особенно активно пришлось сотрудничать с бургомистром генерал-полковнику А. И. Шебунину - заместителю Толбухина по тылу. Старый коммунист, прошедший большую жизненную и военную школу, он был хорошим организатором служб войскового тыла, и в Вене это пригодилось. Шебунин наладил снабжение венцев продовольствием, а Кернер, оказавшийся тоже отличным хозяйственником, всячески помогал советским коллегам.
      В освобожденной Вене на первых порах установился такой порядок, что министры австрийского Временного правительства довольно часто обсуждали с нашим командованием и Военным советом фронта, как лучше решать неотложные дела. Конечно, австрийцы многое просили, и обычно их просьбы были обоснованными и удовлетворялись. В Вене и по стране развернулись восстановительные работы. Строители, забросившие в военные годы свой инструмент, опять взялись за дело. В Вене советский комендант нередко навещал строительные площадки, беседовал с рабочими, помогал местным властям автотранспортом, а кое-где и рабочей силой.
      Генералу Шебунину приходилось решать и самые щекотливые вопросы, по части которых он был большой знаток и редко допускал какие-либо огрехи. Но не менее дотошный Кернер даже у Шебунина обнаружил однажды промах. Речь шла о снабжении горожан солью. Шебунин подсчитал, сколько соли нужно венцам, и отдал распоряжение доставить ее в Вену. Но спустя некоторое время Кернер попросил еще соли. Шебунин в недоумении запросил бургомистра, пытаясь понять, в чем дело, но вынужден был признать свою ошибку: оказалось, что не учли соль, необходимую для хлебопечения, о чем новый венский бургомистр не забыл. Факт вроде бы мелкий, но и он свидетельствовал о добрых деловых отношениях между представителями советского командования и австрийскими властями в только что освобожденной от фашистов Вене...
      Советское командование немало сделало для восстановления нормальной жизни австрийского народа, освобожденного из-под гитлеровского гос-подства. Хочу в заключение подчеркнуть, что все это происходило тогда, когда советские люди сами жили на полуголодном пайке среди руин разрушенного врагом хозяйства наших западных районов.
      Работа по нормализации жизни освобожденных от гитлеровских оккупантов стран одновременно с руководством боевыми действиями войск давалась далеко не просто. Она требовала постоянного и предельного напряжения сил участвующих в ней людей. Ф. И. Толбухину, А. С. Желтову и другим руководящим работникам фронта нужно было иметь железные нервы и утроенное внимание, чтобы разобраться в хитросплетениях местных проблем. Особенно трудно приходилось Федору Ивановичу, здоровье которого и так не было крепким. Почти всегда, когда Генштаб докладывал обстановку на фронтах и доходил до 3-го Украинского, И. В. Сталин или кто-либо из присутствующих в Ставке обязательно спрашивал о самочувствии командующего. Не были здоровяками и многие другие наши маршалы и генералы, систематически переносившие колоссальные перегрузки. Но в годы войны они меньше всего думали о собственном здоровье.
      Воины 3-го Украинского фронта до конца войны вели бои на территории Австрии против укрепившихся в горах западной части страны гитлеровских войск. Здесь находилась вторая по силе после группы армий "Центр" группировка противника, насчитывавшая почти 450 тыс. человек. На этих рубежах и пришел к советскому солдату час долгожданной победы. Но около 26 тыс. солдат и офицеров не дожили до того светлого дня, приблизив полное освобождение Австрии ценою своей жизни...
      Глава 11. Направление второстепенное
      Что такое второстепенное направление. - Финны просят перемирия и отказываются от него. - К. А. Мерецков на Карельском фронте. - Неофициальные переговоры в Москве. - Готовим наступление. - Разгром. - Официальные переговоры. - Освобождение Заполярья и северной части Норвегии. - Остров Борнхольм.
      Есть у военных такое понятие - направление главного удара. Здесь решаются основные задачи войны, операции или боя, сюда направляется более всего сил и средств, к тому же лучших, ему уделяется особенное внимание. Любой солдат, офицер или военачальник стремится на главное направление. На второстепенном - задачи поскромнее, сил и средств поменьше, внимания - тоже. А воевать здесь не легче, даже, пожалуй, труднее.
      Так было и на северном фланге советско-германского фронта, протянувшемся почти на 1600 км. Незримо делит его Полярный круг на две неравные и несхожие части. Карелия - край тихих зорь, вековых лесов и чистых светлых озер. Заполярье - это тундра, скалистые бесплодные плоскогорья с безлесными холмами, вытянутые к морю озера и бурные реки. Длинная ночь сменяется непрерывным днем. Сурова природа - даже солнце бессильно растопить пятна вечной мерзлоты. Но мурманский берег, омываемый теплым течением, весь год напролет трудится, отправляя и принимая корабли.
      Оба эти непохожие друг на друга края - соседи, и каждый по-своему богат: лес, рыба, металлы...
      Гитлеровское командование учло в своих военных планах экономическую важность и большое стратегическое значение этого театра для нашей страны. Оно правильно оценило роль наших морских коммуникаций и железной дороги к Мурманску. Поэтому с самого начала войны, в конце июля 1941 г., на северном фланге советско-германского фронта развернулось широкое наступление противника на всех доступных для этого направлениях.
      К незамерзающему побережью Баренцева моря, к Мурманску и Беломорью устремилась 20-я - так называемая Лапландская армия немцев, специально обученная боевым действиям в особых условиях Севера. По узким неудобным дорогам Карелии наступали финские войска. Враг рвался вперед, надеясь овладеть Заполярьем и шедшими к нему железнодорожными путями.
      Соотношение сил на сухопутном участке Северного фронта оказалось тогда на стороне противника. В результате жестоких боев и ценой больших потерь немецко-финским войскам удалось оттеснить наши силы и значительно продвинуться вперед, подойти вплотную к Ухте и Ругозеру, захватить Медвежьегорск и Петрозаводск, форсировать Свирь и создать плацдарм на ее южном берегу. На этом рубеже наступление противника было остановлено. С тех пор и вплоть до июня 1944 г. начальник направления этого фронта генерал М. А. Красковец изо дня в день подтверждал почти неизменную линию переднего края советских войск.
      Стабилизация фронта отнюдь не означала тихую, безмятежную жизнь. Как на Карельском фронте, так и на участке 7-й отдельной армии между Онежским и Ладожским озерами, на Карельском перешейке, где обороняли город на Неве войска Ленинградского фронта, шли постоянные бои местного значения, державшие противника в непрерывном напряжении, не позволявшие ему снимать отсюда силы для использования на главных направлениях.
      Неспокойное Баренцево море денно и нощно бороздили корабли Северного флота, проводя транспорты союзников, обеспечивая оборону северных рубежей страны с моря и авиацией с воздуха, на Ладожском и Онежском озерах успешно действовали наши озерные военные флотилии.
      Большие и неудобные для человека пространства как бы поглощали здесь людей и технику. Привычные оперативные понятия о плотности насыщения фронта войсками, исчисляемой, как известно, количеством километров на одну дивизию и числом танков, орудий и минометов на километр фронта, на этом театре выражались формулой, где первая цифра нередко переваливала за сотню, а количество орудий и танков на километр исчислялось однозначными цифрами. Так, на 1600 км фронта в самое лучшее время приходилось всего 22 расчетные дивизии (более 73 км на одну дивизию). Многочисленные безлюдные участки местности контролировались только отдельными отрядами и патрулями.
      Танкам здесь негде было развернуться, и применялись они мало, за исключением некоторых направлений, где местность позволяла ограниченно использовать их, и то после сложного технического и инженерного обеспечения.
      Оборона на северном фланге осуществлялась по принципу действий на широком фронте. Сил и средств у Карельского фронта было немного. Ему приходилось изворачиваться, часто обращаться за помощью к Ставке. "Вечным просителем" называл этот фронт Верховный Главнокомандующий. Он понимал условия борьбы, сочувствовал, но войск не давал, постоянно помня о других, главных направлениях войны.
      Войска здесь располагались очагами по отдельным направлениям, локтевой связи обычно не имели. Часто батальон, рота, а то и взвод, оторванные от других сил, удерживали в течение длительного времени высоты, дороги через леса, болота и горы или иные важные объекты. Они делали это в условиях зимней стужи и полярной ночи, карельских снегов и голых северных скал, непроходимых топей и нетерпимого летнего гнуса, по-хозяйски опираясь на островки сухой земли среди кочкарника и стремнин, устраиваясь поприкладистей для стрельбы и поудобнее для рукопашного удара. Снабжать всем необходимым войска в таких условиях втройне было сложнее.
      После того как наступление противника на северном фланге советско-германского фронта в 1941 г. было надежно остановлено, Ставка и Генеральный штаб не баловали этот театр военных действий особым вниманием. Все помыслы их были направлены к тому, чтобы нанести поражение немецко-фашистским войскам на основных стратегических направлениях: там решался исход второй мировой войны и находился ключ от логова фашистского зверя. Нужно было сломить вермахт, как главную силу фашизма. Тогда с сателлитами Германии, в том числе и Финляндией, полагали в Ставке, должно было произойти то, что бывает с ветвями, когда падает срубленное под корень дерево.
      В конце 1943 г. уже не оставалось сомнений, что перелом в ходе войны закреплен прочно. Под Курском произошло окончательное крушение расчетов гитлеровского командования вернуть себе инициативу. Немецко-фашистская наступательная стратегия полностью провалилась.
      Победы Советских Вооруженных Сил открыли глаза политикам и военачальникам многих стран на ближайшие перспективы войны. Повысили активность наши союзники. Они высадили войска на Апеннинском полуострове. Италия вышла из войны на стороне фашистской Германии. Во многих странах Европы, оккупированных немецко-фашистскими захватчиками, шире развернулось движение Сопротивления. Теперь на земле и на море в основном наступали силы антигитлеровской коалиции.
      Тегеранская конференция "большой тройки", как звали в то время Ф. Рузвельта, И. В. Сталина и У. Черчилля, представлявших три великие союзные державы, приняла важнейшие решения о втором фронте и последующих операциях.
      Начало 1944 г. было для Красной Армии благоприятным. В зимней кампании она взломала оборону гитлеровских войск под Ленинградом, на Правобережной Украине и в Крыму. Славные победы краснозвездных воинов были важны не только сами по себе - они означали на этот раз крушение оборонительной стратегии гитлеровского вермахта на советско-германском фронте и открывали новый период в ходе войны. Теперь всем мыслящим людям стало видно, что Советский Союз в состоянии своими силами разбить врага на собственной территории, освободить оккупированные народы Европы и осуществить полный разгром гитлеровской Германии.
      Однако эта перспектива, радующая народы всего мира, по-своему пугала наших союзников и врагов. Боязнь потерять моральный и политический престиж заставила правящие круги США и Великобритании по-деловому развернуть подготовку к открытию второго фронта.
      В стане фашистской Германии произошло очередное серьезное ослабление его прочности: заколебалась Финляндия.
      Смятение в лагере финских приспешников Гитлера Генеральный штаб почувствовал в середине февраля 1944 г., когда Ленинградский и Волховский фронты нанесли тяжелое поражение осаждавшей Ленинград с 1941 г. 18-й армии противника. Советские войска освободили Новгород и Лугу. Ленинградцы вышли на реку Нарва, за которой высился город того же названия, превращенный в мощный узел немецко-фашистской обороны. Часть войск Ленинградского (впоследствии 3-й Прибалтийский) фронта нацелилась на Псков и Остров.
      Финское правительство поняло, что вслед за разгромом немецко-фашистских войск под Ленинградом и Новгородом последует наступление Красной Армии против Финляндии. Для противодействия ему достаточных сил у финнов не было, гитлеровские войска сами терпели жестокие поражения на главных направлениях и большой поддержки оказать не могли. Тогда-то, в середине февраля 1944 г., финны и начали искать контакты с нашим послом в Швеции А. М. Коллонтай. Целью поисков был выход Финляндии из войны, из гитлеровской коалиции. Финское правительство направило в Швецию выдающегося деятеля Финляндии Ю. К. Паасикиви, известного своими прогрессивными взглядами. Как представитель Финляндии он должен был выяснить условия Советского правительства относительно прекращения войны.
      Финские руководители, однако, не переставали при этом надеяться, что военное счастье еще улыбнется им, и, направляя Ю. Паасикиви в Швецию, стремились оттянуть время неминуемой в будущем капитуляции.
      Тогда же, в начале февраля, в советской Ставке уже было решено, что с выходом Волховского фронта на подступы к Пскову и Острову его войска будут переданы в состав Ленинградского и 2-го Прибалтийского фронтов, а штаб и другие органы управления подлежат перемещению на Карельский фронт, где и станут выполнять функции по руководству войсками. Такой маневр был очень нужен. Штаб бывшего Волховского фронта являлся сколоченным коллективом, хорошо знавшим условия войны на севере, обладавшим опытом руководства крупными наступательными операциями. Этого опыта не было у штаба, который имелся до того на Карельском фронте.
      13 февраля Волховский фронт был упразднен, а командующего фронтом генерала К. А. Мерецкова пригласили в Ставку. И. В. Сталин предложил ему принять должность командующего Карельским фронтом. После недолгих переговоров Кирилл Афанасьевич, который, как и все, мечтал о направлении главного удара, согласился занять этот пост. Верховный Главнокомандующий коротко обрисовал политическое положение Финляндии и заметил, что лично он не верит в быстрый выход ее из войны. Сталин приказал Мерецкову поскорее убыть на фронт и обратить особое внимание на разведку противника. Был еще один особый совет: поскольку Финляндия затеяла переговоры о перемирии, И. В. Сталин рекомендовал разгромить в первую очередь гитлеровские войска.
      Наряду с проведением этих организационных мероприятий были предприняты некоторые меры, так сказать, психологического нажима на финнов, побуждавшие их к переговорам.
      Около полуночи 14 февраля И. В. Сталин приказал Генштабу передать командующему Ленинградским фронтом генералу Л. А. Говорову, что необходимо овладеть городом Нарва не позднее 17 февраля, "Этого требует обстановка, как военная, так и политическая,- подчеркивал Сталин.- Это сейчас самое главное. Требую от Вас принятия всех необходимых мер для освобождения Нарвы не позже указанного срока".
      Смысл депеши был понятен, поскольку освобождение южного берега Финского залива от гитлеровских войск создавало дополнительный фактор, неблагоприятно влиявший на военное положение Страны Суоми. Нужно заметить, что немцы отлично понимали значение Нарвы и упорно ее удерживали.
      Условия перемирия, предъявленные финнам со стороны Советского Союза, были минимальными. Они предусматривали разрыв отношений с Германией и интернирование немецких войск в Финляндии. При этом СССР предлагал помочь, если интернирование гитлеровских войск окажется для Финляндии непосильной задачей. Одним из требований СССР был отвод финских войск за границу 1940 г. и восстановление последней. Советские военнопленные и пленные союзных нам армий подлежали немедленному возврату. Решение всех других вопросов оставлялось до переговоров в Москве.
      Пока шли сложные дипломатические переговоры, К. А. Мерецков, а вслед за ним и штаб прибыли в Беломорск, где находился командный пункт Карельского фронта. По своему характеру новый командующий был очень общительным и деятельным человеком. Он легко вошел в курс дела. Генерал-полковник В. А. Фролов, ранее командовавший фронтом, не посчитал для себя зазорным принять должность заместителя у Мерецкова и быстро ознакомил Кирилла Афанасьевича с положением войск и особенностями их действий.
      Членом Военного совета фронта являлся генерал-лейтенант Т. Ф. Штыков, один из опытнейших политработников, всего полтора месяца как прибывший на этот фронт. Он тоже пока осваивал обстановку и охотно сопровождал командующего в поездках по войскам. Штабом фронта руководил немолодой уже генерал-лейтенант Б. А. Пигаревич, хорошо знавший штабную работу, но не обладавший, к сожалению, опытом организации и управления крупными наступательными операциями, да еще в таких сложных условиях, как на Карельском фронте. Впоследствии ему пришлось сдать должность начальника штаба фронта более энергичному и лучше подготовленному во всех отношениях генералу А. Н. Крутикову. До этого момента Крутиков успешно командовал 7-й отдельной армией, вошедшей с весны 1944 г. в состав Карельского фронта.
      Хорошие отношения сложились у К. А. Мерецкова и с командармами. 14-й армией на севере командовал генерал-лейтенант В. И. Щербаков, 19-й генерал-лейтенант Г. К. Козлов, 26-й - генерал-майор Л. С. Сквирский, 32-й генерал-лейтенант Ф. Д. Гореленко, 7-й армией командовал с сентября 1944 г. генерал-лейтенант В. А. Глуздовский.
      Кирилл Афанасьевич побывал и на Северном флоте, который взаимодействовал с фронтом на приморском участке немалого протяжения. Командовал североморцами в то время контр-адмирал Арсений Григорьевич Головко, удивительный человек по разнообразию дарований, отзывчивости к людям, уму и душевной теплоте. Он вступил в должность командующего Северным флотом в июле 1940 г. и в свои тридцать четыре года стал выдающимся флотоводцем, умевшим оценить обстановку и принять обоснованное решение в считанные минуты. За разум, горячее и доброе сердце его любили и уважали все, кто с ним рядом сражался или работал.
      Изучая фронт, К. А. Мерецков помнил личное задание Верховного Главнокомандующего по разведке. И. В. Сталин не любил опозданий с докладами или проволочек, с чем приходилось очень считаться. Особенно нелегко было от неожиданных вопросов Верховного Главнокомандующего, которые он частенько задавал. В марте разведывательная деятельность войск Карельского фронта дала важные результаты. Взятые пленные показали, что 20-я Лапландская армия немцев, состоявшая из корпусов "Норвегия", 36-го армейского и 18-го горного, приняла новое, ухтинское направление за счет расширения полосы обороны 18-го горного корпуса. Выявилось, что некоторые дивизии финнов отведены в тыл. Видимо, создавались резервы.
      Усиленная разведка давала возможность установить слабые места в обороне противника и нанести ему чувствительные удары. 20 марта, например, командир 94-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии, находившейся на кандалакшском направлении, установил, что перед ним появилось до батальона немцев, которые успели создать лишь снежные окопы. Командир полка принял решение разгромить противника, пока тот не успел закрепиться. Комдив решение утвердил. В тот же день полк нанес короткий стремительный удар по немецкому батальону, окружил его и разгромил. Пленные рассказали, что батальон был выдвинут из резерва, чтобы помешать русским строить дорогу в направлении Алакуртти.