В течение ночи немецкие автоматчики неоднократно пытались проникнуть в тыл десанта, но тоже каждый раз отбрасывались назад.
      Длительное время не было вестей от майора Алексенко. Наконец объявился и он. Майор сообщил, что вспомогательный десант задачу выполнил, нужная нам высота захвачена и одна из наших стрелковых дивизий соединилась с ним.
      А вот с десантом Главацкого части 11-го гвардейского стрелкового корпуса соединиться не смогли. За сутки они продвинулись всего на один-два километра. На второй день бои продолжались. С нашей стороны была введена дивизия второго эшелона. Противник тоже подбросил резервы. Немецкая авиация опять обрушилась на позиции, занятые десантом. Начался ожесточенный артиллерийский обстрел. Против десантников пошли танки. Бойцы Главацкого вынуждены были бить их только наверняка - боеприпасы подходили к концу.
      После полудня замысел врага определился вполне. Немцы стремились отрезать десант от моря, окружить и уничтожить его. И. Е. Петров приказал Главацкому прорываться навстречу 11-му корпусу. Десантники и на этот раз действовали очень решительно. К исходу дня они соединились с нашими главными силами, передали им захваченные высоты и были затем выведены в резерв 55-й гвардейской стрелковой дивизии.
      В итоге этих боев положение на правом фланге армии несколько улучшилось, но не настолько, как хотелось бы. Климент Ефремович нервничал. А тут еще одна из штурмовых эскадрилий Черноморского флота, взаимодействовавшая с 11-м гвардейским стрелковым корпусом, но ошибке сбросила бомбовый груз на своих. Обошлось, правда, без потерь. Мы с полковником Китаевым в то время находились на корпусном НП и не только наблюдали всю эту картину, а и сами побывали под ударом.
      15 января спозаранок отправились осмотреть захваченные морским десантом высоты. Солдаты только что начали там оборудование нового армейского НП отрыли щели, котлованы для пунктов управления. Работы шли в основном ночью.
      Здесь же встретили командира 11-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майора Аршинцева. Он тоже перенес наблюдательный пункт ближе к переднему краю и сам перебирался туда. У нас к нему вопросов не было, и Аршинцев, не задерживаясь, проследовал своим путем. А в 15 часов 30 минут его уже не стало. При очередном артналете противника в блиндаж, где находились сам генерал, командующий артиллерией корпуса полковник А. М. Антипов, начальник разведки подполковник П. П. Лобакин и помощник начальника оперативного отдела майор А. П. Меньшиков, произошло прямое попадание тяжелого снаряда. Накат не выдержал, снаряд разорвался внутри помещения. Вес, кроме тяжело раненного Меньшикова, погибли.
      В тот день вражеская артиллерия буквально неистовствовала. К вечеру, когда мы находились у Петрова, ею была разрушена и землянка Климента Ефремовича, при этом погиб стоявший у входа часовой. Наши тоже не остались в долгу: сильные артиллерийские и авиационные удары по боевым порядкам, пунктам управления и ближайшим тылам противника следовали один за другим. По ночам непрерывно действовал женский полк ночных бомбардировщиков У-2, входивший в состав 4-й воздушной армии.
      Много неприятностей Отдельной Приморской армии доставлял противник, укрепившийся в самой Керчи. С горы Митридат он отлично просматривал и простреливал весь Керченский пролив и значительную часть занимаемой армией территории полуострова. Сама гора, прилепившиеся к ней городские кварталы и ряд других населенных пунктов были превращены в сильный оборонительный район. В случае развития наступления Приморской армии в глубину Керченского полуострова и далее в центральный Крым этот район мог служить исходным пунктом для контрдействий врага по тылам наших войск.
      Организуя прорыв немецко-фашистской обороны в районе Керчи, командующий Приморской армией должен был как-то обезопасить свой фланг от возможных ударов противника со стороны Керчи. Он предусмотрел поэтому ликвидацию немецко-румынских войск, засевших в городе, для чего выделил некоторую часть своих сил. Успех, однако, не был достигнут, хотя бои на улицах Керчи носили ожесточенный характер.
      Доклады Отдельной Приморской армии в Ставку по обстановке на Керченском полуострове всегда были очень объективными, и неудачные действия войск в Керчи там не приукрашивались. Получая эти доклады, Ставка обеспокоилась, поскольку, как известно, бои в городе приводят, как правило, к большим потерям войск и затрудняют использование артиллерии, танков, авиации.
      В связи с этим И. Е. Петрову и Климову - К. Е. Ворошилову была послана телеграмма, в которой отмечалось, что Приморская армия имеет значительное преимущество над противником в численности войск, в артиллерии, в танках и в авиации. Но, подчеркивалось, "эти преимущества армия теряет, ввязавшись в уличные бои в городе, где противник укрепился, где приходится вести затяжные наступательные бои за каждую улицу и за каждый дом и где нет условий для эффективного использования всех имеющихся средств усиления.
      Такую тактику командования армии Ставка считает в корне неправильной, выгодной для противника и совершенно невыгодной для нас.
      Ставка считает, что главные усилия армии должны быть направлены для действий против противника в открытом поле, где имеется полная возможность эффективно использовать все армейские средства усиления.
      Разговоры о том, что невозможно прорвать сильную оборону противника в открытом поле, лишены всяких оснований, ибо даже такая оборона, какую имели немцы под Ленинградом, втрое сильнейшая, чем оборона немцев под Керчью, оказалась прорванной благодаря умелому руководству... Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
      1. Перенести основные боевые действия войск армии в открытое поле.
      2. Действия в городе ограничить операциями, имеющими вспомогательную роль в отношении действий главных сил армии в открытом поле.
      3. Исходя из этих указаний, перегруппировать силы и представить свои соображения о плане дальнейших действий в Генеральный штаб не позже 28.1.44 г.".
      Подписали телеграмму И. В. Сталин и А. И. Антонов.
      Мы находились на плацдарме уже более месяца. Все это время продолжалась подготовка основной операции по освобождению Крыма: накапливались боеприпасы, вводилось в строй пополнение, во вторых эшелонах не прекращалась боевая учеба войск. И вдруг в Варениковскую прибыл специальный поезд, а с ним - новый командующий Отдельной Приморской армией генерал А. И. Еременко. Без всякого уведомления представителя Ставки, не говоря уже о запросе его мнения по такому немаловажному вопросу, И. Е. Петров был освобожден от должности, зачислялся в распоряжение Ставки и вызывался в Москву.
      А вскоре затем позвонил А. II. Антонов и передал мне приказание тоже выехать в Ставку с докладом о положении дел под Керчью. Видимо, события последних дней сильно обеспокоили Сталина. Климент Ефремович оставался на месте.
      Докладывал я в присутствии только членов Ставки да А. И. Антонова. Петрова не пригласили. Сталин усомнился было в целесообразности проведенной Приморской армией частной операции. Я постарался, как мог, мотивировать ее необходимость.
      Когда речь пошла о делах в Приморской армии, Верховный вспомнил наш протокол с десятью подписями:
      - Колхоз какой-то. Вы там не голосовали случайно?.. Ворошилову такое можно еще простить - он не штабник, а вы-то обязаны знать порядок.- Затем, обращаясь уже к Антонову, кивнул в мою сторону: - Надо его как-то наказать за это.
      Антонов промолчал.
      Еще раз вернувшись к операции по освобождению Крыма, Сталин приказал вызвать в Ставку А. М. Василевского и К. Е. Ворошилова для окончательного решения всех вопросов по ее плану, а потом Клименту Ефремовичу поехать на главное направление к Ф. И. Толбухину и там на месте, с участием Александра Михайловича, отработать взаимодействие войск.
      О Петрове не было обронено ни звука. Размышляя потом над этим, мы в Генштабе пришли к выводу, что ограниченные результаты частной операции и раздоры с командованием флота посеяли у Сталина сомнения в отношении Ивана Ефимовича. Его заменили перед самым началом большой операции, когда Отдельная Приморская армия, по существу, была уже подготовлена к ней. Воспользоваться плодами своего труда И. Е. Петрову не пришлось, а операция прошла успешно.
      В мае, после освобождения Крыма, многие из участников операции были награждены. При этом И. В. Сталин опять вспомнил наш злополучный протокол. Обнаружив в списках представленных к наградам мою фамилию, он сказал А. И. Антонову:
      - Награду Штеменко снизим на одну ступень, чтобы знал наперед, как правильно подписывать документы.
      И синим карандашом сделал жирную пометку.
      С 14 по 23 мая 1944 года мне снова довелось быть в Крыму. На сей раз в качестве представителя Ставки я должен был помочь в разработке плана обороны полуострова, очищенного от противника, и организовать вывод в резерв Верховного Главнокомандования 2-й гвардейской и 51-й армий. Дело было срочным, поскольку на 22-23 мая в Ставке намечалось обсуждение плана "Багратион" операции по разгрому вражеских войск в Белоруссии и в отношении резервов нужно было иметь точные данные.
      Работать, как всегда, приходилось от зари до зари, которые в мае почти сходятся. Особенно сложно было с перевозкой войск. На сосредоточение их автотранспортом к железнодорожным станциям не хватало горючего. Распределением вагонов и паровозов в Крыму всецело распоряжался тогда заместитель наркома внутренние дел Серов. Брать их у него приходилось с боя. Основные станции погрузки находились в районах Херсона и Снигиревки, куда войска следовали преимущественно пешим порядком. Генералы и офицеры моей группы организовали прикрытие этих станций с воздуха, позаботились о сохранности переправ через Днепр.
      Оборона Крыма всецело возлагалась теперь на Отдельную Приморскую армию. С ее новым командующим генералом К. С. Мельником мы уточнили до деталей подготовленный штабом армии план. Очень много помог нам при этом начальник штаба 4-го Украинского фронта генерал С. С. Бирюзов. Для прикрытия западной и южной части побережья Крыма от Турецкого вала до Керченского пролива общей протяженностью свыше 700 километров имелось всего десять дивизий, две стрелковые бригады и одна бригада танковая. Здесь было над чем поломать голову.
      Встретилась и другого рода трудность - из Отдельной Приморской армии начали растаскивать кадры. Из трех командиров корпусов два получили новые назначения. Были отозваны также и командующий артиллерией, начальник отдела укомплектования. Вот-вот должны были убыть армейский интендант, начальник продовольственного снабжения, начальник штаба тыла, начальник разведотдела. С ведома Ставки мы прекратили это, а на вакантные должности немедленно были назначены заместители убывших. Почти все они оказались людьми опытными, хорошо знающими свое дело.
      Побывали мы и в Севастополе у командующего Черноморским флотом адмирала Ф. С. Октябрьского. Согласовали вопросы взаимодействия сухопутных войск с флотом.
      Предмет особых забот составляли немногочисленные части ПВО. Враг ведь не прекратил еще авиационные налеты на Крым. Случались дни, когда он одновременно бомбил железнодорожные станции Джанкой, Курман-Кемельчи, Биюк-Ойлар, Ташлык-Таир, Евпаторию. Правда, результаты этих бомбардировок были весьма незначительны.
      Как-то вместе с С. С. Бирюзовым и И. Н. Рыжковым я собрался лететь из Сарабуза в район Сапун-горы, где располагался штаб Отдельной Приморской армии. Бирюзов рекомендовал заглянуть по пути на мыс Херсонес; там разыгрался финал битвы за Крым. Полетели мы на трех самолетах У-2. Погода стояла отличная, противника в воздухе не было. Внизу по дорогам медленно тащились серо-зеленые колонны пленных, бежали наши грузовики. Вдруг за Бахчисараем самолет Бирюзова неожиданно стал снижаться. Выждав, когда он благополучно сел прямо на поле, мы тоже сделали круг и приземлились рядом. Выяснилось, что отказал мотор. Делать было нечего: оставили самолет и пешком направились к шоссе. Там остановили машину Отдельной Приморской армии и на ней добрались на Херсонес, где нас уже поджидал К. С. Мельник.
      Перед нами предстало поле недавнего побоища. Мыс буквально был забит немецкими танками, автомашинами, пушками, минометами. Повсюду - следы огня советской артиллерии и авиации. В балках и на обрывистых береговых склонах множество складов с различными запасами. Трупы людей убраны, но в воздухе стоял смрад. Насколько хватало глаз, море было покрыто вздувшимися и лопнувшими от жары конскими тушами, медленно переваливавшимися на волнах. Противник сам уничтожил всех своих лошадей, дотянув до края нашей земли...
      Вскоре мы вернулись в Москву. Там нас ждали новые неотложные дела, связанные с подготовкой операции "Багратион".
      Глава 12. "Багратион"
      Итоги зимнего наступления 1943 года и прогнозы на будущее. - Разделение Западного фронта. - И. Д. Черняховский и. П. Е. Петров. - Оперативная маскировка. - Г. К. Жуков координирует деятельность 1-го и 2-го Белорусских фронтов. - А. М. Василевский на 3-м Белорусском и. 1-м Прибалтийском фронтах. - Артиллерия и танки в Белорусской операции.-Удары с воздуха. - Особенности управления войсками. - Конец - делу венец.
      Ломая все старые теоретические представления о влиянии на боевые действия зимы и весенней распутицы, наши войска в результате решительного наступления к середине апреля 1944 года вышли на рубеж Чудского озера и реки Великой, на подступы к Витебску, Орше, Могилеву, Жлобину, пробились к Ковелю. Главные силы Украинских фронтов вырвались на просторы древней волынской земли и в предгорья Карпат, овладели Тернополем и Черновицами, нацелились на Яссы и Кишинев. Вскрылись направления на Люблин, Львов и Бухарест, позволив Советской Армии воздействовать на фланги и тылы основных группировок противника.
      Все это расценивалось в Генеральном штабе весьма положительно. Однако мы не сомневались, что сопротивление врага, несмотря на то что он понес большие потери и остро нуждался в восстановлении сил, не только не ослабнет, а станет еще более ожесточенным. Нужно было наращивать наши удары, не позволяя гитлеровским генералам перегруппировать силы и организовать прочную оборону.
      В общем выгодное для нас оперативно-стратегическое положение, сложившееся к лету 1944 года, оставалось все же весьма сложным. Продолжать наступление на Украине и в Молдавии пока не представлялось возможным, поскольку на львовском, ясском и кишиневском участках фронта столкнулись мощные и почти равные по силам группировки войск. Все шесть наших танковых армий были втянуты здесь в борьбу против основной массы немецких танков. Войска устали, снабжение их нуждалось в серьезном улучшении. Внезапность действий исключалась. Если бы на этих. направлениях мы попытались наступать немедленно, нам предстояла бы длительная кровопролитная борьба в невыгодных условиях и с сомнительным исходом.
      Не сулил пока больших перспектив и выход наших войск непосредственно к границам Прибалтики. Здесь тоже нельзя было рассчитывать на внезапность действий. Противник ожидал наступления крупных сил Советской Армии и принимал необходимые меры для его отражения. Он располагал преимуществами маневра по внутренним операционным линиям - хорошо развитой железнодорожной сети и шоссе, в то время как для наших танков существовало много препятствий. Местность явно не благоприятствовала нам. Серьезные трудности возникали и в смысле сосредоточения войск, их снабжения. Ставка была убеждена, что в сложившейся обстановке Прибалтика не может быть главным направлением наших усилий.
      Не сулил многого и Север. Там разгром противника мог привести только к выводу из войны Финляндии. Но при этом не создавалось опасного положения непосредственно для Германии.
      Несколько иная обстановка складывалась на западном направлении севернее и южнее Полесья, Образовавшийся в ходе боевых действий так называемый "Белорусский балкон" прикрывал путь нашей армии на Варшаву. Он мог служить плацдармом для фланговых ударов противника в случае наступления советских войск к границам Восточной Пруссии и в равной мере yгрожал нашему флангу и тылу на юго-западном направлении - контрдействиями отсюда могло быть сорвано наступление на Львов и в Венгрию. Кроме того, из Белоруссии можно было осуществлять авиационные налеты на Москву. Наконец, войска противника, занимавшие "Белорусский балкон" и имевшие возможность быстро маневрировать по хорошо развитым железнодорожным линиям и шоссейным дорогам, сковали здесь весьма крупные силы Советской Армии. Все эти обстоятельства, естественно, заставляли рассматривать наступление в Белоруссии с целью разгрома располагавшейся там крупной группировки противника как важнейшую нашу задачу.
      Решать ее мы уже пробовали, но безуспешно. Неоднократные попытки Западного фронта наступать в районе Витебска и Орши были малорезультативными, а оплачивались они очень дорогой ценой. "Белорусский балкон" оборонялся прочно.
      Южнее Полесья дело шло лучше: наши войска значительно продвинулись вперед и вышли на люблинское и львовское направления, однако силы их истощились. Развитие удара здесь было возможно лишь при условии подхода крупных резервов из глубины страны и местных перегруппировок.
      Следовательно, чего-либо радужного в Белоруссии и на Западной Украине на первый взгляд тоже не вырисовывалось. Но при более внимательном изучении обстановки напрашивались все же некоторые обнадеживающие выводы. Генштаб считал, что главная причина наших неудач севернее Полесья заключалась не столько в прочности вражеских позиций, сколько в грубых нарушениях некоторыми командирами и штабами правил организации, обеспечения и ведения наступления. Этого можно и нужно было избежать в будущем. Что же касается львовского направления, то там, повторяю, для достижения цели требовалось прежде всего усиление и пополнение войск 1-го Украинского фронта.
      Особое место в расчетах Генерального штаба занимала обстановка в тылу противника. Для Белоруссии она была характерна мощным партизанским движением. Против гитлеровцев действовала здесь 150-тысячная армия белорусских партизан и подпольщиков, лишивших противника большой территории. Целые районы республики жили по законам Советской власти. В Генштабе полагали опереться на организованность партизанских сил, руководимых партийными органами (в рядах белорусских партизан насчитывалось более 11 тысяч коммунистов и 31 тысяча комсомольцев) , на прочную связь их с нашими фронтами. Планомерно и активно действовали и литовские партизаны. Партизаны и подпольщики Белоруссии и Литвы могли дезорганизовать оперативный тыл, особенно военные сообщения группы армий "Центр", нанести врагу большой урон.
      Анализ сложившейся стратегической обстановки все более убеждал нас в том, что успех летней кампании 1944 года надо искать именно в Белоруссии и на Западной Украине. Крупная победа в этом районе позволяла наиболее коротким путем вывести советские войска на жизненно важные для третьего рейха рубежи. А вместе с тем создавались и более выгодные условия для нанесения мощных ударов по войскам противника на всех других направлениях, в первую очередь на южном, где уже сложилась сильная группировка наших войск.
      Особое значение приобретал вопрос о сроках и порядке действий. Противник не должен был получить времени на подготовку резервов, восстановление своих потрепанных дивизий и упрочение обороны на важнейших направлениях. Начинать летнее наступление следовало без длительной паузы, и в то же время требовалось иметь в виду необходимость больших перегруппировок войск.
      Эти предварительные соображения Генштаба получили затем кон-кретное воплощение в замысле летней кампании и плане ее, а также в целом ряде организационных мероприятий.
      Наиболее заметным из последних было разукрупнение Западного фронта. Предварительно на место выезжала авторитетная комиссия ГКО. От Генштаба в ней принимали участие начальник разведки Ф. Ф. Кузнецов и начальник Оперативного управления. Комиссия внимательно разобралась в причинах неудач фронта и представила обстоятельный доклад с практическими предложениями. Помимо ряда субъективных причин были выявлены и объективные. Зимой 1944 года Западный фронт имел в своем составе пять общевойсковых армий, а в общей сложности 33 стрелковые дивизии, три артиллерийские, две пушечные, две зенитно-артиллерийские и одну минометную. Кроме того, у него была воздушная армия и находились в подчинении танковый корпус, девять отдельных танковых и восемь артиллерийских бригад, одна бригада гвардейских минометов, два укрепленных района и другие специальные соединения и части. Решать свои задачи фронту приходилось на четырех операционных направлениях - витебском, богушевском, оршанском и могилевском, в результате чего усилия распылялись, а маневр войсками из-за крайней ограниченности рокадных дорог был скован. Противник обладал хорошими дорогами, связывавшими Витебск, Оршу, Могилев, что позволяло ему быстро перебрасывать подкрепления на угрожаемое направление и парировать наши удары.
      На основании итогов работы комиссии Ставка решила разделить Западный фронт на два - 2-й и 3-й Белорусские фронты - и тем приблизить управление к войскам, сделать его более действенным. Одновременно предполагалось усилить оба новых фронта резервами.
      Рассматривался вопрос и об усилении Белорусского фронта. Предварительно Верховный Главнокомандующий запросил на этот счет мнение ряда командующих фронтами и с некоторыми из них имел личный разговор по ВЧ. Такая беседа состоялась, в частности, с командующим Белорусским (впоследствии 1-м Белорусским) фронтом генералом армии К. К. Рокоссовским, войска которого находились на бобруйском направлении. Рокоссовский высказался за передачу ему из состава 1-го Украинского фронта армий, оказавшихся в Полесье и под Ковелем. По его мнению, это должно было улучшить взаимодействие и маневр при наступлении на бобруйском и люблинском направлениях. После очень критического разбора всех "за" и "против" Ставка согласилась с ним. Одновременно было решено включить в состав 2-го Белорусского фронта 50-ю армию с 1-го Белорусского фронта. Командовать новыми фронтами назначались генерал-полковник И. Д. Черняховский (3-й Белорусский) и генерал-полковник И. Е. Петров. Распределение между ними стрелковых дивизий, артиллерии, танков, авиации и всего военного имущества бывшего Западного фронта должно было производиться при участии представителя Ставки.
      В качестве такового я выехал из Москвы вместе с моим товарищем по академии Иваном Даниловичем Черняховским. К вечеру 14 апреля мы прибыли в местечко Красное, где до того располагался командный пункт Западного фронта. Там нас уже поджидал Иван Ефимович Петров. Он был известен в наших Вооруженных Силах как вдумчивый, осторожный и в высшей степени гуманный руководитель с весьма широкой эрудицией и большим войсковым опытом. Имя его неразрывно связывалось с героической обороной Одессы и Севастополя.
      В отличие от Петрова И. Д. Черняховский тогда еще не пользовался широкой популярностью. Но он отлично зарекомендовал себя на посту командующего армией, имел основательную оперативную подготовку, превосходно знал артиллерию и танковые войска. Был молод (38 лет), энергичен, требователен и всей душой отдавался своему суровому и трудному делу.
      Мы сразу же приступили к работе и в течение нескольких дней решили все организационные вопросы. Управление бывшего Западного фронта целиком перешло к Черняховскому, и он оставил свой КП в Красном, а И. Е. Петрову пришлось формировать фронтовой аппарат заново и перебираться в район Мстиславля.
      Перед тем мы втроем тщательно разобрались в обстановке и оценили возможности каждого из фронтов. Было ясно, что разгром витебской, оршанской и могилевской группировок противника следовало осуществлять одновременно. Требовалось также тесное взаимодействие с 1-м Белорусским фронтом, в задачу которого входила ликвидация противника в районе Бобруйска. Эти четыре группировки составляли единое целое, входили в состав главных сил группы армий "Центр" и являлись хребтом гитлеровской обороны в Белоруссии.
      Вся мощь неприятельских войск концентрировалась здесь в основном в тактической зоне, что вообще было характерно для немецкой обороны того периода. Практически это означало, что при прорыве позиций врага надо иметь большое количество артиллерии, с тем чтобы надежно подавить и разбить его именно в тактической зоне. Однако нужно было воздействовать и на резервы в глубине, какими бы слабыми они ни являлись. Поэтому мы обсуждали и вариант глубокого удара сильным танковым кулаком в направлении Борисова, Минска, чтобы сокрушить резервы противника до того, как он введет их в бой. Такой удар, по нашим прогнозам, должен был играть решающую роль для развития операции в высоких темпах на всех, в том числе и бобруйском, направлениях.
      Но танковой армии ни один из трех Белорусских фронтов не имел. Ее надо было просить у Ставки. Условились, с такой просьбой обратится И. Д. Черняховский, а Генштаб поддержит его.
      После того как было решено, где сосредоточить главные усилия в летнюю кампанию 1944 года, на повестку дня сразу встал вопрос о сроках действий. Ориентировочные расчеты показали, что до начала наступления в Белоруссии понадобится некоторая оперативная пауза для перегруппировки войск, накопления и подвоза необходимых материальных средств, особенно боеприпасов и горючего. Было ясно, что все это неминуемо вызовет огромное напряжение в работе железных дорог. Транспортные трудности являлись тоже одной из причин неизбежности перехода к временной обороне.
      Оборона рассматривалась Генеральным штабом, как и прежде, не как самоцель, а как вынужденная мера, которая позволит нам хорошо подготовиться к решительному наступлению. Предполагалось также, что переход к обороне на всем советско-германском фронте в сочетании с оперативной маскировкой дезориентирует противника относительно истинных намерений советского командования.
      В середине апреля, при первом докладе этого предложения в Ставке, И. В. Сталин с ним не согласился. Он был настроен продолжать наступательные действия.
      - Подумаем еще,- сказал Верховный, хотя отлично знал, что многие командующие фронтами возражают против частных операций, как правило малоуспешных.
      Только на следующий день И. В. Сталин дал согласие перейти к обороне на северо-западном и западном направлениях. Директивы на сей счет были отданы 17 и 19 апреля. В отношении же остальных фронтов Верховный Главнокомандующий приказал не спешить и, как он выразился, "переводить их в оборону постепенно", по мере приостановки наступления. Практически они получили указание о переходе к обороне только 1-7 мая. Следует подчеркнуть, что во всех случаях содержание этих указаний было пронизано духом подготовки к наступлению. Ставка требовала:
      "1. Организовать тщательное повседневное наблюдение за противником с задачей выявить его систему обороны и огня вплоть до отдельной огневой точки, минометной и артиллерийской батареи. Все последующие изменения в положении противника своевременно учитывать и наносить на разведывательные схемы и схемы целей.
      2. В целях маскировки системы обороны, группировки своих огневых средств и накопления боеприпасов сократить огневую деятельность артиллерии, минометов и стрелкового оружия, назначив для ведения огня специально выделенные огневые средства. Все огневые позиции, пристрелянные противником, сменить.
      Ведение огня разрешить только с временных или запасных огневых позиций.
      Установить на единицу действующего вооружения, особенно крупного калибра (120-мм минометов, 122- и 152-мм гаубиц), жесткий суточный лимит расхода боеприпасов".
      Разработка общего оперативного замысла, а затем и плана действий в летней кампании 1944 года велась в Генеральном штабе на основе предложений командующих фронтами, которые знали обстановку до деталей.
      Военный совет 1-го Белорусского фронта видел свою задачу в разгроме немецко-фашистских войск, занимавших обширный район - Минск, Барановичи, Слоним, Брест, Ковель, Лунинец, Бобруйск. Но достижении цели операции намечался выход наших армий на рубеж Минск, Слоним, Брест, река Западный Буг, в результате чего прервались бы все основные железнодорожные и шоссейные рокады противника на глубину до 300 километров, а значит, и нарушилось бы взаимодействие его оперативных группировок на западном направлении.
      Операция предстояла сложная. По мнению командующего К. К. Рокоссовского, она не могла осуществляться одновременно всеми силами фронта, поскольку оборона противника восточное Минска являлась весьма устойчивой и прорывать ее в лоб было опрометчиво. Поэтому предлагалось проводить операцию в два этапа. На первом (продолжительностью до 12 дней) силами четырех армий левого крыла фронта предстояло как бы подрубить устойчивость вражеской обороны с юга. Для этого намечалось разгромить противостоящего противника и захватить позиции по восточному берегу реки Западный Буг на участке от Бреста до Владимир-Волынского, обойдя таким образом правый фланг группы армий "Центр". На втором же этапе мыслились уже одновременные действия всех войск фронта по разгрому бобруйской и минской группировок противника. Опираясь на захваченные позиции по Западному Бугу и обеспечивая свой левый фланг от контрударов с запада и северо-запада, левофланговые армии фронта должны были главными силами из района Бреста прорваться в тыл врага на Кобрин, Слоним, Столбцы. Одновременно с этим наносился бы и второй удар - правым крылом фронта из района Рогачев, Жлобин в общем направлении на Бобруйск, Минск. Для выполнения этих задач с учетом перегруппировок требовалось по крайней мере 30 дней. Успех же обходного маневра гарантировался только при условии усиления обходящего левого крыла фронта одной-двумя танковыми армиями.
      Такой замысел представлял значительный интерес и служил примером оригинального решения наступательной задачи на очень широком фронте. Перед командующим фронтом вставали весьма сложные вопросы руководства действиями войск на разобщенных Полесьем направлениях. В Генштабе даже думали, не разделить ли в связи с этим 1-й Белорусский фронт на два. Однако К. К. Рокоссовский сумел доказать, что действия по единому плану и с единым фронтовым командованием в данном районе более целесообразны. Он не сомневался, что в этом случае Полесье окажется фактором, не разъединяющим действия войск, а объединяющим их.