Бригадир державы (№9) - Турецкий ятаган

– Может быть, тебе помочь помыть спину? – вежливо предложил я мерзким вибрирующим голосом.

– Нет, спасибо, я как-нибудь сама, – ответила она. – Тебе будет неприятно.

– Ерунда, мне это совсем не трудно, а тебе самой неудобно, – включился я в извечную игру, проходящую между мужчиной и женщиной, когда все и так понятно, но прямо говорить стыдно, и обе стороны, начинают юлить и стараются казаться бесстрастными и пристойными.

– Нет, мне будет стыдно, ты увидишь, что я совсем некрасивая…

– Ты! – страстно воскликнул я, – Ты?! Некрасивая!!! Да как ты можешь такое говорить! Ты замечательная!

– Нет, это неправда! Ты меня обманываешь! – так же горячо, как и я восхитился, запротестовала она. Алена, по национальной русской традиции, одновременно боялась сглазить хорошее, но и не желала просто так терять свою законную долю восторга и восхищения.

Ох уж, эти наши невинные половые игры, без которых, почему-то, беднеет аромат чувств и исчезает пленительная прелесть любовной прелюдии! Не хочу грешить на тупую глобальную американизацию, которая масскультурой и дебильными киносказками навязывает свои, примитивные для меня модели отношений между людьми, но мне кажется, между предложением: «пойдем, сделаем секс» и «я тебя люблю и хочу», такое же различие, как между Богом и червяком.

– Алена, у тебя совершенно необыкновенные глаза, а какие у тебя прекрасные волосы! – убежденно говорил я, впрочем, замечая и имея в виду не только эти, но и многие другие ее достоинства. – Ты не волнуйся, я не буду на тебя смотреть, к тому же, тут всё равно темно…

– Правда? – легко поверила она. – Ты обещаешь?

– Конечно, – еще легче, чем она поверила лжи, обманул я. – Посмотри, у меня закрыты глаза.

Она посмотрела, убедилась, что я иду к ней, широко расставив руки и крепко зажмурив глаза, поэтому, когда наши губы случайно встретились, и сама прикрыла веки.

Впоследствии я так и не понял, кто из нас больше ждал этой минуты. Женщина, способная, защищая друга, пронзить противника клинком, не могла быть ординарной натурой. Конечно, не о какой средневековой забитости во всем, что касалось Алены, не могло быть и речи. Одно дело соблюдать общепринятые правила игры и отдавать дань традициям, совсем другое в полной мере раскрыться, когда от тебя этого ждут и не вынуждают скрываться за маской условностей.

Не знаю, женской или какой-то другой интуицией она поняла, что я не стремлюсь использовать ее как наложницу или красивую вещь, а вполне искренне стремлюсь дать больше, чем беру.

Безусловно, и это я понял сразу, какой-то любовный опыт у нее уже был. Однако очень небольшой и скорее негативный. В этом не было ничего необычного. Это было время, насилия над женщиной. В эту эпоху мужчины старались попасть только в женскую плоть, но никак не в ее душу. Мне кажется, Алена сумела оценить разницу отношения к себе и, как и я, не жалела себя.

– Откуда ты только такой взялся! – устало шептала она, когда, обессиленные, мы отдыхали друг от друга и от любовных спазмов.

Единственно, о чем я жалел той ночью, – о своих недавних ранениях. Если бы не они, нам на долю выпало бы еще несколько волшебных дней и ночей!

Усталые и опустошенные, мы заснули глубоко за полночь. В нашей землянке было тепло и душно, раскаленные камни печи медленно остывали, отдавая маленькому помещению свое избыточное тепло. Мы, без одежды, обнявшись, спали на лавке, забыв и о близкой опасности и о непонятном будущем. Великая сила любовных объятий оберегала нас той прекрасной ночью.

Только я открыл глаза, как сразу же полностью вернулся в реальность. Сработал уже появившийся звериный инстинкт чувствовать приближающуюся опасность. Недалеко, почти над головой по мерзлой земле негромко цокали лошадиные копыта. Я тронул шелковистое плечо подруги и ощутил, что и она проснулась.

– Слышишь? – спросил я. – Одевайся!

Алена скользнула по мне горячим со сна телом и скоро едва слышно зашуршала одеждой. Я как был, голым, подкрался к дверям и застыл на месте с ятаганом в руке. Шаги сначала отдалились, потом опять стали приближаться. У меня начали зябнуть ноги, от щелястой, халтурной двери несло зимним холодом. Я ждал, когда Алена оденется, и был напряжен, как натянутая тетива. Слишком просто, оказалось, взять нас здесь голенькими и тепленькими. Наконец, девушка тронула меня рукой и прошептала:

– Оделась.

Я наклонился на звук ее голоса и безошибочно поцеловал в губы. Она ответила и на мгновение прижалась ко мне шершавой одеждой.

– Я быстро, – пообещал я и принялся искать разбросанную в спешке раздевания одежду.

Хорошо, что помещение было крохотное, иначе я бы еще долго шарил в полной темноте по земляному полу. В конце концов, не без моральных потерь, мне удалось полностью одеться и встать возле двери рядом с Аленой. Она сразу же прильнула ко мне, и я обнял ее за плечи. Конечно, время для объятий было не самое подходящее, но после того, что между нами было, не показать своего отношения к девушке я просто не мог. Впрочем, пока все было спокойно. Кто ходит над нами, можно было только гадать. Осторожность, с которой неведомый гость или гости бродили вокруг землянки, могла говорить о чем угодно: незнании здешнего места, неуверенности в своих силах, или, напротив, хитрости.

Человеческих шагов слышно не было. Гостей выдавали только удары лошадиных подков о замерзшую землю.

– Как ты думаешь, кто это? – спросила шепотом Алена.

– Пока не пойму, – ответил я и заодно поцеловал ее где-то за ухом.

– А они не найдут Воронка?

Я был еще не в курсе, что наш жеребец уже получил имя, на вопрос не ответил, только пожал плечами.

– А как ты думаешь, – начала спрашивать она, но я сжал ее руку, и девушка затихла.

– Здесь давно никто не живет, деревня-то сгорела дотла, – негромко сказал какой-то мужчина. – Должно быть, они в другом месте.

Я почувствовал, как сжалась и напряглась Алена, но ничего у нее не спросил. Даже шептать было опасно, незваные гости были совсем близко, едва ли не в нескольких шагах от нас.

– Холодно-то как сегодня, – сказа другой человек, – хорошо хоть надели зимние кафтаны, а то бы совсем замерзли.

Мне показалось, что этот голос я уже где-то слышал.

– Тятя, – прошептала Алена, – и Ванюша!

И, вырвавшись из моих рук, закричала:

– Тятя, я здесь! Здесь я, тятя!

– Погоди, ты куда! – едва успел сказать я, но она уже распахнула дверь и выскочила наружу.

– Алена! Дочка! – воскликнул человек, голос которого показался мне знакомым. Потом удивленно воскликнул: – Ты почему так вырядилась?

– Тятя, тятенька! – не отвечая, захлебывалась слезами девушка. – Голубчик ты мой, тятенька!

Ждать больше было нечего, и я тоже вышел из землянки. Ночь была еще в своем праве: луна уже зашли и темень была эфиопская. Только на чистом, холодном небе празднично сияли звезды, и прямо надо мной на фоне великолепной вселенной стояли, обнявшись, два темных силуэта.

– Дочурка, – бормотал Арсений.

– Тятя, – отвечала Алена.

– Что вы там мерзнете, заходите у нас здесь тепло, – кашлянув, чтобы на меня обратили внимание, позвал я.

– Тятя, это Алексей, это он меня спас, – оторвавшись от отца, представила меня Алена.

– Это ты, что ли, знакомец? – спросил меня Арсений.

– Я самый, входите, я сейчас засвечу лучину.

Гости спустились вниз, и остались у порога, ждали, когда я разгребу золу, в поисках тлеющего уголька.

– Алена, проводи гостей к лавке, – попросил я девушку. – Я сейчас, только раздую огонь.

Пока девушка вела спотыкающегося на ровном месте отца к нашему недавнему ложу любви, я, с тревогой за нее, подумал, что строгому отцу явно не понравится, что мы с его дочерью все это время спали в одной постели. И еще было очень нехорошо, что мы с девушкой не успели придумать правдоподобную версию наших целомудренных отношений. Впрочем, пока обретшим друг друга родственникам было не до разборок девичьего поведения.

Когда я, наконец, смог раздуть угольки и поджечь сначала бересту, а от нее лучину, страсти от нежданной встречи немного улеглись. Отец и дочь принялись засыпать друг друга бессвязными вопросами, не дожидаясь на них ответов. Молчаливый Ванюша мялся возле дверей, не рискуя присоединиться к счастливым родственникам, а я присел на теплый камень печки.

– Ой, дядя Алеша, – оторвавшись от отца, воскликнула Алена, – вы же там запачкаетесь! Тятя, вы знаете, как дядю Алешу сильно ранили! Он только сейчас смог встать!

Только спустя несколько секунд, я понял, о каком таком раненном «дяде» толкует сообразительная девица. Ход оказался почти беспроигрышный и сразу же давал ответ на многие последующие вопросы.

– Ванюша, – обратилась она к спутнику Арсения, – помоги дяде Алеше дойти до лавки, а то он упадет!

Парень тотчас бросился помогать. Мне пришлось подыгрывать и изображать тяжело раненного. Поднялась общая суета, и в нашей берлоге стало совсем тесно. Когда страсти немного улеглись, я задал гостям важный в данной ситуации вопрос, как они сумели нас найти.

– Крестьяне сказал, что здесь живут чужие, – ответил Арсений.

– Какие еще крестьяне? – не понял я. – Откуда они узнали?

– Обыкновенные крестьяне, деревня их верстах в четырех, прямиком за лесом. Их помещик пропал, мужиков отправили его искать, вот они чужих и увидели. Мы когда там были, и про вас спрашивали, они и сказали, что тут два незнакомых мужика объявились. А вон, оно что оказалось, понятно теперь, что это за мужики!

– Тятя, это дядя Алеша мне такую одежду нашел, чтобы меня стрельцы не поймали! – вмешалась в разговор Алена. – Я уж как не хотела мужское надевать, плакала, стыда боялась, а он велел вашим именем, я и не посмела ослушаться!

Отец выслушал объяснение, строго посмотрел сначала на дочь, потом на меня, но никак не прокомментировал недостойное женской чести переодевание.

– Стрельцы еще по дорогам ездят? – Задал я следующий злободневный вопрос.

– Ездят, – вмешался в разговор Ванюша, – сегодня три раза встречались. Выходит, это они по вашу душу?

– По нашу. Нужно отсюда срочно убираться, а то если вы узнали о том, что мы здесь прячемся, то и стрельцам могут донести.

– Никто не посмеет мою дочь обидеть! Я, чай, не последний человек в Москве! – опять завел старую песню Арсений. – Не стану я от них прятаться!

– Ну и ладно, тогда поезжайте с богом, – чтобы опять не начинать глупую дискуссию, согласился я. – А если дьяка или его людей встретите, передавайте привет. А куда, кстати, делся Зосим?

– Зосим мне больше не товарищ, а тебе, Алена, не жених! – сердито сказал посадский. – Он от тебя, дочка, отступился, как, – Арсений задумался, подыскивая подходящий эпитет, но ничего особенно уничижительного не придумал, и кончил стандартно, – как басурман. Не нужен мне такой зять!

– А что сталось с тем приказчиком, который за деньги помогал дьяку похитить Алену? – спросил я, чтобы разобраться в ситуации, тот ли это был парень, с которым у нее была любовь или ее бывший любовник присутствующий здесь Ванюша.

– Гришка-то? А что с ним сделаешь, прогнал взашей со двора, и вся недолга. А вот Иван молодец, – он одобрительно посмотрел на своего спутника, – Иван не испугался, сам вызвался мне помогать!

– Ясно, – сказал я, без особого удовольствия оглядывая соперника. – Значит, вы только вдвоем приехали Алену спасать?

– А то! Мал золотник, да дорог! – неизвестно к чему привел поговорку Арсений. – У нас не пошалишь!

С папашей все было ясно, а вот мой амурный предшественник вызывал ревнивый интерес. Парень держался скромно, не высовывался и не смотрел на Алену жадными глазами, однако я чувствовал, как он напряжен и подозрителен. Думаю, что его Аленины придумки с «дядей Алешей» и моим тяжелым ранением совсем не убедили. Это он скоро подтвердил вопросом:

– А вас куда ранили? – как бы между прочим спросил Ванюша.

– В грудь, пулями! – вместо меня ответила Алена. – Я их сама ножом выковыряла!

Сказала она это чуть быстрее, чем нужно, во всяком случае, я почувствовал за нее неловкость. Такая поспешность походила на оправдание.

– Дядя Алеша, покажите раны, пусть они посмотрят!

– Что там смотреть, раны как раны, – недовольно ответил я, но, увидев ее умоляющий взгляд, смирился. – Ладно, смотрите.

– Кто ж это тебя так? – воскликнул Арсений, увидев свежие шрамы, едва затянутые розовой кожей.

– Какой-то сумасшедший. Ему не понравилось, что мы здесь живем.

– Это не тот ли помещик, что пропал? – спросил сообразительный Ванюша. – Мужики говорили, что он эту деревню считает своей.

– Может быть, мне он не представлялся.

О судьбе пропавшего психа Алена ничего не сказала, и я понял, что говорить о своем участии в его судьбе она не хочет и тоже предпочел промолчать. Вместо этого спросил:

– Ну, и что вы думаете делать дальше?

– А что нам делать? Поедем домой. Аленка-то в мужеском платье, кто ее в таком наряде узнает. А ты с нами или как?

– Нет, у меня свои дела, – ответил я, встретив просящий взгляд девушки. – Все равно, я бы вам советовал где-нибудь переждать, пока Алену ищут. Если ее узнают, то вам голов не сносить. Дьяк вас так просто не отпустит. Видно, очень ему ваша дочь приглянулась. Сами посудите, на какой риск пошел, если столько стрельцов и слуг на розыски послал.

Арсений озадаченно посмотрел на меня, потом на дочь.

– Аленка, ты как? Он, случаем, тебя не снасильничал?

– Тятя, как вы такое можете даже подумать! – взвилась девушка. – Да неужели я б такое непотребство над собой допустила! Мне легче в прорубь головой, чем девичью честь потерять!

– Дьяк, чтобы своего добиться, Алену голодом морил, когда я ее спасал, она уже совсем оголодала, – внес и я свою лепту в защиту девичьей чести.

Кажется, нам поверили, во всяком случае, новых вопросов по этому поводу не возникло.

– Так что же делать? – растерянно спросил Арсений. – И так плохо, и сяк – никак? Где нам от него, ирода, укрыться?

Вопрос был такой сложный, что все надолго задумались.

– А если пешком через леса пойти? – первым предложил свой вариант приказчик. – Леса тут густые, ищи иголку в стоге сена!

Все тут же посмотрели на меня, как на арбитра.

– Не получится, – с сожалением сказал я. – У Алены сапоги не по ноге, он даже сюда еле дошла, а в лесу разом обезножит. Если, конечно, вы ее на руках понесете…

Спасатели переглянулись, но энтузиазма не проявили.

Отец на всякий случай уточнил:

– Дочка, может, все-таки сама дойдешь?

Девушка покосилась на меня и отрицательно покачала головой.

– А если попробовать… – начал говорить Арсений, но так и не сказал, что именно, стал усилено чесать затылок. – Да, дела!

– Может нам пока тут пожить? – сказал Ванюша. – Не год же они ее искать будут!

– Можно, поживите, – согласился я. – Только смотрите, как бы вас в деревне не хватились. Не ровен час, скажут стрельцам или сами придут вас здесь искать, да всех и накроют. Мужики-то знают, что вы сюда направились?

– Знают, и боярыня тамошняя, у которой муж пропал – знает. Вот незадача-то!

В этот момент меня осенила хорошая мысль:

– Тогда пускай Алена пока здесь поживет, а вы возвращайтесь в деревню и скажите, что здесь никого нет. А дня через два-три возвращайтесь. Может быть, к этому времени ее уже разыскивать перестанут.

– Как это поживет? – не понял тятя. – Одна?

– Конечно, что тут такого. Я бы помог, да сами видите, хвораю, мне лекаря искать нужно.

– Как же девчонке одной оставаться? – встревожился Арсений. – Мало ли что может случиться! Ты уж, Алексей, сколько помогал, и еще помоги, а я тебя своей благодарностью не оставлю!

– Да я бы всей душой, только у меня своих дел невпроворот, да и есть тут нечего, – с сожалением сказал я и для полной убедительности даже развел руками. – Мы на одной репе который день сидим. И лечиться мне нужно, я, почитай, с лавки еле встал.

– Дядя Алеша, останьтесь, – дрожащим голосом попросила девушка. – Мне одной страшно! Заставьте за себя Бога молить!

– И, правда, останьтесь, – присоединился к остальным Ванюша. – Пищу мы вам оставим. Куда вы с такими ранами пойдете! Не ровен час, не дойдете! А здесь Алена за вами присмотрит.

– Оно-то конечно, – задумчиво сказал я, не зная, на что решиться, – с одной стороны по совести надо, а с другой как бы чего не вышло.

– Оставайся! – взмолился Арсений. – Что тебе два дня!

– Лучше три, – сказал я. – Чтобы было надежнее. Только вы сразу сейчас и уезжайте, чтобы подозрений не было.

– Мы что, мы понимаем! – обрадовались моей сговорчивости гости. – Сейчас и поедем!

– Ладно, счастливого пути. Так через три дня я вас жду! А мне лечь нужно, а то я совсем силу потерял. Посплю, чуток может полегчает.

Гости намек поняли и., пока я вновь не начал артачиться, заспешили со сборами. Грустная, напуганная новым расставанием Алена пошла их провожать, а я спешно разделся и улегся на лавку. Вскоре зацокали о мерзлую землю копыта, а в дверях появилась коварная красавица.

– Ну, ты и придумал! – весело закричала она и, сбросив с себя одежду, нырнула ко мне под тулуп. – Я больше всего на свете боялась, что мы расстанемся. Неужели еще целых три дня мы будем вместе!

Сначала, пока были заняты губы, я ничего не отвечал, потом все-таки успел сказать:

– Я так по тебе соскучился! Думал, они никогда не уедут!

Больше на эту тему мы разговаривали. Следующие несколько часов мы обменивались только междометиями…

Глава 13

Правильно говорят: дуракам и влюбленным счастье. А так как мы были одновременно и теми, и другими, получилось, что нам повезло вдвойне. Во-первых, установилась теплая, солнечная погода, во-вторых, в те три дня, что мы жили страстями, нас никто не убил. Меня так захлестнули чувства, что я и думать забыл о какой-то осторожности. Алена тоже не проявляла никакого интереса к внешнему миру и вся сосредоточилась на наших отношениях.

Однако все в жизни когда-нибудь кончается, подошли к концу и наши пасторальные каникулы. В лихорадке торопливой любви и «взаимопроникновения», мы очень сблизились. Алена все больше удивляла меня своей непонятно откуда берущейся душевной глубиной и гибкостью. Мне было неясно, откуда у этой девочки, прожившей всю свою короткую жизнь во внутренних покоях строгого родительского дома, было так много внутренней свободы и независимости.

Первое впечатление о ней как о красивой, но заурядной простушке прошло довольно быстро. Теперь Алена порой даже пугала своими неожиданными, своеобразными, если не сказать парадоксальными суждениями о смысле жизни, религии, вере, человеческих отношениях. Впрочем, все это вполне органично соседствовало в ней с определенной наивностью, свойственной людям ее времени. Несмотря на то, что у меня уже давно прошло снисходительно-покровительственное отношение к людям прошлого, я все-таки считал, что кое в чем мы их интеллектуально обогнали.

Тем более удивительно, когда в самые неподходящие для талантливых людей эпохи удается столкнуться с такими, как моя нынешняя подруга, яркими, незаурядными личностями.

Время неумолимо приближало нашу разлуку. Мы старались обходить эту тему в разговорах, но оба остро чувствовали, что скоро наше короткое счастье кончится.

Наконец прошел и наш последний день, хитростью украденный у судьбы и обстоятельств. Напоследок, не жалея дров, я жарко натопил печь, и мы отдались теплому банному блаженству. Завершался последний вечер нашего сладострастного затворничества.

– Алена, не представляю, как мы будем жить дальше, – сказал я, когда мы отдыхали на нашей ставшей родной лавке.

Все время, с того самого вечера, когда произошло наше сближение, разговоров о будущем мы старательно избегали. Наверное, оба интуитивно чувствовали, что стоит нам вернуться в неприглядную реальность, как тотчас исчезнет очарование сказки, в которую мы попали исключительно собственными усилиями, и мы, не заботясь о завтрашнем дне, всеми силами пытались дать друг другу все, что имели.

– Я буду жить, как жила раньше, сам знаешь, выбор у меня небольшой, – задумчиво глядя на горящую лучину, ответила девушка. Помолчав, добавила: – С человеком всегда остается его память…

– Ты понимаешь, мне очень хочется, чтобы ты была счастлива, – за неимением других реальных предложений, сказал я обычную банальность.

– Счастье, – повторила она за мной, помолчала, тихо и слепо улыбаясь, и, не глядя на меня, договорила: – Счастьем для меня будет носить нашего ребенка.

– Ребенка? – растерянно переспросил я. – Ты думаешь, у нас будет ребенок?

– А ты разве не знаешь, что от того, чем мы здесь занимаемся, рождаются дети? – возвращаясь к своей немного иронической манере, спросила она.

– Да, но откуда ты знаешь, что беременна? Разве это так быстро можно узнать? – растерянно промямлил я.

Об этом сопутствующем любви факторе я, по своей мужской тупости, даже не подумал.

– Я это чувствую, – улыбнулась Алена, – многие женщины такое сразу знают. Я даже на тебя теперь смотрю по-иному.

– Но, как же… – начал я, и как многие блудливые мужья, попавшие с подругами на стороне в «интересное положение», так и не сумел придумать, что сказать дальше.

Алена ласково посмотрела на меня и, улыбнувшись, проговорила:

– Это хорошо, что у нас родится ребенок. Только мне придётся выйти замуж, как же дитю расти без отца! Пойду хотя бы за Ванюшу. Чем он не муж? Красивый, кудрявый, песни играет. Тятя все равно мне в девках не позволит остаться.

– Но ведь ты его не любишь! – ревниво воскликнул я. – Ты меня любишь!

– Все равно ты мне в мужья не подходишь, – рассудительно продолжила Алена. – Мне муж нужен из наших, слободских, добытчик, а ты человек пришлый, да к тому же уже венчаный. У тебя своя дорога.

Парадоксально, но после ее слов, снимающих с меня ответственность за наше общее будущее, я вместо облегчения испытал обиду и разочарование. Самое неприятное было то, что я не знал, искренне она так считает, или говорит только для того, чтобы снять с меня чувство вины. Увы, так весело начавшееся приключение оканчивалось совсем не столь же приятно.

Проще всего мне было обидеться и встать в позу непонятого и неоцененного возлюбленного Однако я понимал, что Алена слишком непростая девушка и зря ничего не делает, поэтому остерегся переводить серьезный разговор в пошлую мелодраму.

– Алена, – сказал я, – я все понимаю, ты даже не представляешь, как ты права. Действительно, муж из меня получился бы не самый лучший. Дело даже не столько во мне. Так складываются обстоятельства, что я не смогу посвятить себя семье. У меня совсем другая дорога.

– Я уже поняла, что ты не от мира сего, – ответила она, – но все равно я благодарна судьбе, что встретила тебя.

– Знаешь, я тоже! Ты замечательный человек!

– Человек или женщина? – усмехнувшись, уточнила она.

Я не повелся на удобную перемену темы и продолжил говорить о нас с ней:

– И то, и другое. Не знаю, действительно ли ты беременна, но в любом случае, даже если ты выйдешь замуж, я постараюсь помогать тебе, чем смогу. Нас всех скоро ждут большие испытания, и я хочу предупредить тебя об этом заранее. В Москве будут большие перемены, скоро начнется общая смута. Постарайся как-то обезопасить себя и свою семью…

– Ты сказал – смута? – Она сразу поверила и выделила главное. – Будут бунты или смута?

– Все здесь будет: и бунты, и набеги, – тщательно подбирая слова, ответил я. – Плохо будет.

Девушка смотрела мне прямо в глаза, ожидая разъяснения.

– Хорошо, я тебе расскажу, – промолвил я и начал «предсказывать» близкое будущее страны. Этот специфический разговор было очень сложно переводить на старорусский. Многих понятий, о которых я пытался рассказать, еще просто не существовало в языке. Чтобы их объяснить, приходилось подбирать относительно близкие по смыслу слова, что неминуемо искажало общий смысл моего «пророчества». Она рассеяно слушала, и мне в какой-то момент показалось, что потеряла нить разговора.

– Ты понимаешь, о чем я говорю? – спросил я.

Она не ответила, внимательно глядя на меня огромными глазами. Потом задала единственный вопрос:

– И долго продлится смута?

– Долго, восемь лет. Погибнет очень много людей, особенно в Москве. Попробуй уговорить отца переехать куда-нибудь на север.

– А кто останется здесь? – спросила она.

– Где здесь? В Москве? – не понял я. – Останутся те, кто здесь живет. Мало ли…

– А кто будет нас защищать? – спросила она.

Вопрос был хороший, но слов для ответа на него у меня не оказалось. Философских разговоров о патриотизме и долге перед отечеством при моем знании старорусского языка я бы просто не потянул.

– Знаешь что, – сказал я, увиливая от ответа, – пусть мужчины воюют, а женщины рожают детей.

И тут она сказала такое, после чего в чем-либо убеждать ее было бы, по меньшей мере, наивно. В моем вольном переводе это ее заявление звучит как настоящий афоризм:

– Мужчины в бою с врагом защищают честь, а женщины – будущее!

У меня от удивления отвисла челюсть:

– Алена, ты не метишь случайно в русские Жанны д'Арк?

– В кого мечу? – не поняла она.

– Хочешь стать святой или великомученицей, – доступными ее пониманию словами объяснил я.

– Нет, я святой никогда не стану, я большая грешница.

– Это еще как сказать… С такими взглядами ты запросто можешь стать национальной героиней!

Алена глубоко задумалась, и мы долго молчали. Потом она тихо, чтобы я не заметил, вздохнула:

– Скоро приедет тятя, мне нужно одеваться.

– Одевайся, – ответил я.

– Ты не можешь отсюда выйти?

– Хорошо, сейчас только сам оденусь, – без лишних разговоров согласился я.

Сказка должна была вот-вот кончиться, наступала новая реальность, в которой девушке одеваться при постороннем человеке было стыдно. Я это понял и не стал вышучивать ее совершенно, на первый взгляд, нелогичную просьбу. Тем более что и мне захотелось побыть одному.

Я вышел из землянки. Небо уже светлело, звезды погасли, и хорошо видны были только планеты солнечной системы. Яркая голубая Венера, будто в насмешку, подмигивала мне, пробираясь сквозь легкие перистые облачка. Просыпались первые утренние птицы. Какая-то неведомая птаха резко щелкала, словно прочищая перед утренним пением горло.

Я оседлал соскучившегося по человеческому вниманию Воронка, привязал его возле землянки и пошел к пруду. Над ним висела легкая туманная дымка. В воде плескалась проснувшаяся рыба. Начинался новый день, который, если все пойдет, как задумано, я уже проведу один, без Алены.

Заржал Гнедко, ему издалека откликнулась невидимая в потемках лошадь. Я пошел навстречу гостям.

Вскоре из полумрака выплыли два всадника. Я подождал, пока они подъедут, и первым поздоровался.

– Как Аленка, здорова? – спросил Арсений.

– Здорова, вас дожидается, – ответил я. – На дорогах спокойно?

– Вчера стрельцов не видели, – вмешался в разговор Ванюша. – Целый день в засаде сидел. Видать, дьяк утихомирился.

– Слышно, в Москве народ царевича Дмитрия ждет. Может быть, дьяк с дружиной туда уехал?

– Дай-то Бог, – сказал я, имея в виду отсутствие разъездов, а не свержение Бориса Годунова. – Вам главное до Москвы добраться.

– Девка моя не баловала? – спросил Арсений, когда мы приблизились к землянке.

– Нет, у вас очень хорошая дочь, вам можно только позавидовать, – искренне сказал я.

– А то! Моя, небось, кровь!

Из землянки в мужском платье вышла Алена и поклонилась. Все молчали, то ли по обычаю перед дорогой, то ли оттого, что нечего было сказать.

– Давайте, что ли, прощаться, – вздохнув, предложил Арсений. – Спасибо тебе, Алексей. Будешь в Москве, милости просим в гости. А может, все-таки поедешь с нами?

Я отрицательно покачал головой. Алена поклонилась и, не глядя на меня, села в седло. Мужчины последовали ее примеру.

– С Богом! – на прощанье сказал купец и тронул поводьями лошадь.