Что же это со стороны женщины, если не флирт? Как рыцарь нуждался в госпоже, так женщина нуждалась во флирте, чтобы внести какие-то краски в свою серую жизнь. Известно, что в ту эпоху основой брака была не любовь, а семейный интерес. Родители не интересовались мнением дочери; они сами выбирали для нее мужа. Может быть, в таком браке женщина и находила мир и покой, но нет сомнений, что скучала она до смерти. Да и в том самом мире она тоже не всегда могла быть уверена. Вот несколько интересных примеров, как вел себя муж в тесном семейном кругу.
      Трудно представить более благородную любовь, чем та, которой в "Песнях о Нибелунгах" Зигфрид любил Кримгильду. И тем не менее, что произошло после известной сцены, когда Кримгильда оскорбила Брунгильду и нарушила тем самым покой вормсского двора? Кримгильда сама рассказывает Хагену, что сделал с нею Зигфрид:
      Ох, настрадалась я, - сказала королева.
      Он в наказание до синяков избил меня.
      Такая взбучка не была редкостью в семейном кругу. Герцогини не могли быть уверены, что муж не съездит по физиономии - с такими случаями мы сталкиваемся в хрониках даже не одного, а многих столетий. Рыцарь Швайнихен в своем необыкновенно ароматном дневнике повествует о сложном конфликте, возникшем между легницким герцогом и его супругой. Герцог устроил небольшой обед. Среди приглашенных была и некая госпожа К. Герцогиня не выносила госпожу К., поэтому отказалась от участия в обеде. Герцог рассвирепел и лично отправился в покои герцогини, чтобы потребовать объяснения. Рыцарь Швайнихен, камергер герцога, так рассказывает об этом прискорбном эпизоде:
      "Его превосходительство Герцог соблаговолил строго указать герцогине, что в связи с тем, что его превосходительство Герцог пригласил в гости много знатных господ, он хочет, чтобы Герцогиня немедленно вышла к столу. Ее превосходительство Герцогиня после многочисленных уверток наконец заявила, что она не хочет сидеть рядом с такой стервой, как госпожа К. На что его превосходительство Герцог страшно возмутился, начал обращаться к Герцогине на "ты" и сказал: "Запомни, госпожа К. - не стерва". И с этими словами так ударил Герцогиню по лицу, что та потеряла равновесие и я поддержал ее за руку. Его превосходительство Герцог хотел еще добавить Герцогине, но я захлопнул дверь перед его носом. За это его превосходительство Герцог разозлился на меня, сказал, что это не мое дело и муж может делать со своей женой все, что хочет".
      О последующих событиях скажем, что после длительных мирных переговоров и выдвижения различных условий герцогиня согласилась простить мужа и приняла участие в обеде, "несмотря на то, - говорит рыцарь Швайнихен, - что под глазом у ее превосходительства Герцогини расплылся большой синяк".
      Пощечина была, видимо, дана от души. Но этот герцогский шлепок был ерундой в сравнении с ударом, который кавалер Ля Тур-Ландри описывает в своем поучительном стихотворении, адресованном дочерям. Автор дошедшего до нас в рукописном виде произведения XIV века в 98 главах учит своих дочерей, как надо правильно и нравственно вести себя, иллюстрируя сказанное примерами и небольшими историями. Он все время напоминает дочерям о необходимости послушно вести себя, приведя в качестве примера историю женщины, которая постоянно противоречила мужу. Муж в конце концов рассвирепел, кулаком сбил жену с ног и, когда она лежала на земле, так ударил ее ногой в лицо, что сломал носовую кость. Из этой назидательной истории автор делает такой вывод: "Так из-за своего дерзкого характера женщина стала на всю жизнь уродкой. Было бы лучше, если бы она слушалась и помалкивала, ибо командовать должен муж, а украшение женщины - молчаливая покорность".
      Этого достаточно, наверное, для характеристики семейного очага, у которого жила женщина в эпоху рыцарства. Привязанная к грубому, пропахшему вином мужу женщина могла вздохнуть только тогда, когда муж уезжал на охоту, уходил в военный поход или на короткое время выезжал ко двору. Но в такие моменты особенно тяжелой казалась скучная, убивающая душу монотонность жизни в закрытом замке. Любовный контакт с кем-либо заключал в себе смертельную опасность, и вот тут-то на выручку приходил безобидный Frauendienst, и женщина сама с удовольствием распространяла и поддерживала этот специфический институт, который для нее был не чем иным, как изгоняющей скуку игрой в любовь, то есть самым настоящим флиртом.
      ЛЮБОВЬ ТРУБАДУРА
      Что только ни делал "услышанный" рыцарь в честь своей госпожи и для ее развлечения!
      Если он мог сочинять стихи, он возносил прелести и добродетели прекрасной дамы не только до небес, но и выше. Вот небольшая коллекция звучных сравнений, которыми рыцари Minne награждали своих повелительниц:
      "О, Утренняя Звезда, Майская Почка, Роса на Лилии, Райское Поле Цветов, Осенняя Гроздь Винограда, Сад Пряностей, Сторожевая Башня Радостей, Восторг Лета, Родник Счастья, Цветочный Лес, Любовное Гнездо Сердца, Долина Прелестей, Лечебный Источник Любви, Соловьиная Песня, Звуки Арфы Души, Цветок Пасхи, Запах Меда, Вечное Утешение, Груз Счастья, Цветочный Луг, Зернышко Сладкого Миндаля, Рай для Глаз" и т. д.
      Арно де Маруэль, трубадур из Прованса, настолько потерял голову от любви, что в поисках новых сравнений так воспевал госпожу своего сердца: "О, Зеркало Любви, Ключ к Славе, Мартовское Солнце, Апрельский Дождь, Майская Роза, Летняя Тень..."
      То, что я сказал чуть раньше о восхвалении выше небес, надо понимать в буквальном смысле. Один из знатных рыцарей, граф Рамбо из Оранжа, пел так: "Улыбка Любимой делает меня счастливее, чем если бы четыреста ангелов смеялись бы мне с небес. Во мне так много радости, что ею можно было бы развеселить тысячу грустных людей, и все мои родственники могли бы питаться ею, не получая никакой другой пищи... "
      Звонкие слова, но не пустые излияния, потому что трубадур был способен на такое неземное обожание. Мы знакомы с историей Жофре Руделя и графини из Триполиса. Эта история воспевалась не один раз. Нам известно такое количество романтических ее обработок - среди них и связанное с привидениями произведение Гейне, - что трезвомыслящий современный читатель не верит уже ни единому слову. А ведь в основе истории лежит действительный случай. Фридрих Диц354 разыскал первоисточник; с присущим старым хроникам лаконизмом в нем рассказывается:
      "Жофре Рудель, герцог Блайи, влюбился в графиню Триполиса, ни разу не видя ее, зная ее только по воспевающим ее доброту и добродетели рассказам возвращающихся из Антиохии паломников. Он начал писать ей чудесные стихи, а потом страсть настолько охватила его, что он принял христианство и на корабле отправился в путь. В пути его поджидала тяжелая болезнь. По прибытии в Триполис спутники сочли его умершим и временно оставили на каком-то постоялом дворе. Узнав о случившемся, графиня поспешила туда, присела на его постель и обняла его. Считавшийся мертвым кавалер пришел в себя, увидел графиню и возблагодарил Бога за то, что тот продлил ему жизнь до этого мгновения. После этого герцог скончался на руках у графини, которая распорядилась с почетом похоронить его в триполисском храме. Сама она, терзаясь болью, в тот же день ушла в монастырь".
      Диц собрал прочие относящиеся к тому периоду данные о герцоге Руделе, сравнил повествования хроник с дошедшими до нас стихами Руделя и на основании этого сделал вывод, что это действительный случай.
      Такое сверхъестественное обожание свидетельствует, что множество странных поступков, о которых я собираюсь рассказать, вызваны в рыцарях не помутнением ума, как у Дон Кихота. Они всерьез переживали все это, всерьез действовали, а окружающие всерьез воспринимали сообщения о гротескных поступках.
      Таких серьезных обожателей легко было оплести сетью рыцарского флирта. В большинстве случаев дама немного ломалась, притворялась, заставляла упрашивать себя, как этого требовали нормы поведения, а потом посвящала в свои рыцари изнывающего кавалера и сообщала, какими поступками он должен доказать свою любовь. Бывали случаи, когда госпожа с поистине садистской жестокостью сама определяла тяжелейшие условия, а мечтательный фанатик без возражений принимал их. Здесь уже флирт охлаждался до уровня самого бессердечного кокетства.
      Энтони Мери рассказывает историю трех рыцарей и испытания сорочкой. Три рыцаря искали милость одной дамы. Наконец она решила, что одарит любовью того из трех претендентов, кто на ближайшем рыцарском турнире будет выступать в ее сорочке. Да, но надеть ее надо не под доспехи и не на них, а на голое тело, без всяких доспехов. Это было равнозначно смерти. В лучшем случае рыцарь мог рассчитывать, что он упадет на землю полумертвым, исколотым копьями. Двое из трех претендентов приняли мудрое решение и отказались. Но третий согласился на испытание, настолько поглупел он от любви и рыцарской чести. Итогом турнира, естественно, стало то, что к даме его доставили израненным, обливающимся кровью. Он был едва жив, но глаза его полыхали счастьем. Как это было принято, госпожа устроила большой пир. Существовала еще одна традиция, согласно которой дама независимо от ранга сама должна была обслуживать гостей, оказывая тем самым честь герою. По этому случаю она надела поверх платья перепачканную кровью сорочку и в ней хлопотала вокруг гостей.
      Ношение сорочки на рыцарских турнирах было привычным зрелищем; естественно, рыцарь носил ее поверх доспехов. В те времена она считалась талисманом, защищала рыцаря и придавала ему силы. Сегодня мы назвали бы это фетишизмом. Действительно, именно на это указывает описанный Вольфрамом фон Эшенбахом случай с отважным Гамуре, который надевал поверх доспехов сорочку обожаемой Эрцелойд не только на рыцарских турнирах, но и в сражениях. Рыцарь Куки отправил своей любимой собственную рубаху и попросил, чтобы она спала в ней. Намного позже Брантом355 в посвященной красивым ножкам главе своей книги вспоминает о странной традиции. Он заявляет, что был лично знаком со знатными господами, которые, прежде чем начать носить новые шелковые чулки, отправляли их своим любимым с Просьбой поносить их дней восемь-десять. "После этого, -пишет знаменитый коллекционер сплетен, - они начинали носить чулки сами, получая от этого огромное физическое и моральное наслаждение".
      Это произошло с рыцарем Гильомом де Балауном. Королевой своего сердца он выбрал госпожу Жавэк. Та вняла его мольбам и по всем правилам посвятила его в свои рыцари. Какое-то время игра в любовь и дальше шла по всем правилам. Но в один прекрасный день Балаун услышал историю поссорившейся, а потом помирившейся влюбленной пары; от героя этой истории он узнал интимные подробности того, насколько сладко примирение. Кавалеру Балауну очень понравилась история, и он так захотел испытать сладость примирения, что решил попробовать это со своей дамой. Для начала, правда, надо было поссориться. Эту задачу славный рыцарь своим тяжелым умом решил таким образом, что, когда госпожа прислала ему письмо, он просто-напросто выбросил из квартиры того, кто это письмо доставил. Тогда госпожа лично приехала на квартиру к рыцарю, чтобы узнать, в чем дело. Кавалер великолепно сыграл роль оскорбленного мужчины и госпожу также выбросил. Этим должен был закончиться первый акт любовной интриги. Но в дальнейшем комедия переросла в драму, ибо госпожа Жавэк и слышать больше не хотела о грубом воздыхателе, и когда позже тот виновато, с извинениями явился в замок, в ответ она также распорядилась выбросить его. Несчастный Балаун, потерпев такую неудачу в своих экспериментах по изучению любви, обратился за помощью к посреднику. Он попросил одного из друзей заступиться за него перед разгневанной дамой, объяснить ей настоящие причины игры в ссору и каким-нибудь образом исправить положение. Друг уехал и вернулся с ответом: "Хорошо, госпожа простит, но в наказание кавалер Балаун пусть вырвет у себя ноготь на мизинце и пришлет его в сопровождении стихотворения, бичующего его глупость". Ничто не прольет более яркий свет на дурацкую романтику эпохи рыцарства, чем то, что произошло вслед за этим: рыцарь Балаун распорядился немедленно доставить хирурга, приказал вырвать себе ноготь на мизинце и со слезами на глазах от боли и от счастья примирения написал требуемое стихотворение. А потом вместе с другом отправился в замок. Дама ожидала их в воротах, трубадур бросился на колени, протянул ей свой ноготь и стихотворение, дама, плача, приняла их, а рыцарь ценой ногтя смог насладиться прелестью поцелуя примирения. Текст молящей о прощении песни нашел и опубликовал Сент-Палай.
      Зная такие случаи, мы легче можем понять балладу Шиллера о брошенной львам перчатке, которую рыцарь, правда, вынес от них, но после этого бросил ее в лицо даме. Эту историю, как известно, первым описал Брантом, и, может быть, такое произошло и в действительности, потому что Брантом для достоверности приводит еще один случай из собственной практики, когда дама потребовала от рыцаря, чтобы тот в доказательство своей любви пронзил кинжалом собственную руку. Кавалер готов был пойти на это, и Брантому пришлось применить силу, чтобы помешать безумному поступку. Вспоминает он и случай с кавалером Жэнле, который безмятежно прогуливался с дамой; они были как раз на мосту через Сену, когда в даму вселился дьявол садистского флирта, она бросила в реку свой дорогой кружевной платочек и попросила рыцаря прыгнуть за ним и достать его из воды. Напрасно кавалер объяснял, что он не умеет плавать, дама обозвала его трусом, после чего тот в отчаянии как был, бросился в воду. К счастью, поблизости была лодка, и влюбленного безумца успели своевременно вытащить на берег.
      ЛЮБОВЬ И РЫЦАРСКИЙ ТУРНИР
      Восторженные признания трубадуров для дамы являлись только тайными радостями флирта, потому что в те времена считалось неприличным, если поэт в своих песнях назовет воспеваемую им даму по имени. (Если ее можно было узнать, ничего страшного, главное, чтобы соблюдались внешние приличия.)
      Песни трубадуров были лишь скромной закуской на кухне флирта. Открытый доступ к богатому столу открывался перед дамами, когда их избранник в их честь выходил на рыцарский турнир.
      Если бы наш современник с помощью новейшей техники мог бы догнать где-то в космосе картину с изображением событий тех давних лет, он не сумел бы понять происходящее на таком турнире. На возвышении муж сидел рядом с женой и спокойно наблюдал, как на арене какой-то рыцарь ломает копья в честь его собственной жены. Больше того, бывали случаи, когда муж тоже дрался на арене, причем, может быть, во славу той дамы, которая была женой рыцаря его собственной жены. Дурацкая история, и понять ее можно лишь в том случае, если мы знакомы с элементами вышеупомянутого Frauendienst и знаем, что рыцарские турниры проводились главным образом в честь женщины. Больше любого своего боевого подвига рыцарь гордился тем, что имеет право назвать себя слугой женщины. (Французы посвящали себя в "Serviteurs d"Amour".)
      Служба эта принималась настолько всерьез, что госпожа сама провожала каждый раз рыцаря на арену, держа в руке тонкую цепочку или шелковую ленту, прикрепленную к узде коня.
      В 1468 году в честь супруги Карла Смелого при бургундском дворе был устроен большой рыцарский турнир. Рыцари следовали один за другим, и вдруг на арене появилась странная процессия. Впереди на небольшой белой лошади восседал карлик, за ним слуги волокли огромный замок. Сделанное из дерева сооружение имело четыре башни, соединенные высокими крепостными стенами. Стены начинались от самой земли, так что нельзя было рассмотреть, что скрывается в замке. Карлик остановился перед балюстрадой, за которой расположились дамы, и начал читать петицию, звучавшую следующим образом:
      "Ваши Высочества герцогини и милостивые государыни! Рыцарь, являющийся пленником своей госпожи, шлет вам нижайший поклон. Он заточен в этом замке, и лишь доброта и милость госпожи могут освободить его. Именно поэтому он обращается к вам, высокочтимые и милостивые герцогини и прочие дамы, с просьбой обсудить его петицию. Может быть, среди вас окажется и та, которая разрешит рыцарю выйти из замка. Рыцарь надеется, что, посоветовавшись, вы выпустите его из тягостной неволи, ибо в противном случае он не сможет принять участие в турнире" и т. д.
      Их Высочества герцогини и прочие дамы приняли решение выпустить рыцаря из неволи. После этого карлик огромным ключом открыл ворота деревянной тюрьмы-замка, и, к приятному удивлению дам, оттуда выехал некий рыцарь по имени Росси, в полном снаряжении, верхом на богато украшенном скакуне.
      В ходе турнира рыцарь носил на шлеме или пике залог любви, полученный от дамы. Залог этот был каким-либо предметом дамского туалета: лента, шарф, перо, браслет или другая деталь женской экипировки. Они и были знаменитыми талисманами, известными в эпоху рыцарства под названиями "faveurs" или "emprises d'amour". Иногда в пылу битвы "faveur" отрывался; в этом случае дама с трибуны бросала рыцарю другой. В одном рыцарском романе повествуется о случае, когда в свирепом единоборстве господа рыцари один за другим теряли свои значки, а дамы в волнении бросали им на арену все новые и новые талисманы, срывая со своих тел то, что попадало под руку. Так что, когда турнир закончился, они в ужасе обнаружили, что сидят перед хохочущей публикой обнаженные до неприличия.
      Муж в свою очередь обязан был радоваться, если рыцарь его жены одерживал победу, даже если при этом он сам бывал выбит из седла. Такой была мода, и ничего против нее нельзя было сделать. А законы моды нам известны. Если по ее команде юбка должна была удлиниться, она не успокаивалась до тех пор, пока не обрастала шлейфом; если же мода диктовала юбке, что той следует стать шире, она мгновенно превращалась в кринолин356.
      Так выродилась и мода на "Frauendienst". Прекрасной традицией была клятва рыцаря защищать женщину, прекрасен, хотя немного и причудлив институт странствующих рыцарей, которые отправлялись куда глаза глядят, чтобы защитить лишенных законных прав сирот и вдов; однако диктатура моды быстро испортила это прекрасное начинание. Однообразие рыцарских турниров не удовлетворяло беспокойные души. Для завоевания благосклонности дам надо было придумать что-нибудь новенькое.
      Так, новым считалось, если в честь благородной дамы рыцарь усложнял для самого себя правила турнира. Некоторые оставляли открытыми кисть, руку или ногу, демонстрируя тем самым, что его личный ангел-хранитель лучше всяких доспехов защитит открытую часть тела. Во времена герцога Сентре в Париж прибыл неизвестный рыцарь. Согласно данному им обету на правой руке выше локтя и на правой ноге на щиколотке он носил золотые браслеты, соединенные длинной золотой цепью. И от подобного юродства не отказывались, если даже речь шла о серьезной битве. Фруассар357 в своей хронике вспоминает юных английских рыцарей, которые в 1336 голу пришли воевать на французскую землю. Каждый из них завязал себе один глаз, в таком виде они отправлялись в бой, потому что у себя на родине они дали клятву своим прекрасным дамам, что будут сражаться с завязанным глазом, пока каким-нибудь героическим поступком не докажут свою храбрость.
      Когда странствующий рыцарь в символизирующем его цветущую молодость боевом снаряжении зеленого цвета отправлялся на поиски приключений, он действительно мог совершать те глупости, над изображением которых смеется, качая головой, сегодняшний читатель "Дон Кихота" Сервантеса. Но вряд ли он знает, что все это в эпоху рыцарства так и происходило - с кровавой серьезностью.
      Со временем судьба беззащитных женщин была оттеснена на задний план. Странствующий рыцарь стремился сделать более громкой славу своей госпожи. Это свершалось следующим образом: оказавшись на территории других рыцарей, он рассылал вызов, приглашая всех рыцарей на битву "ради любви к своей даме" (pour I'amour de sa dame). Такое письмо было полно любезностей. Вызывающий на битву просил противника представить его милости своей дамы, а также желал ему насладиться с его дамой всеми радостями любви. После обмена любезностями они сходились в схватке и пытались проломить друг другу череп pour I'amour de sa dame.
      Победитель не довольствовался одной славой. Рыцарские традиции узаконили и сделали обязательным и странное условие, согласно которому побежденный рыцарь должен был явиться к даме победителя и предложить ей себя в рабы. Невыполнение этого условия было равнозначно исключению из рыцарских рядов. Неаполитанская королева Иоанна оказала честь одному знатному господину из Мантуи, пригласив его на танец во время бала во дворце. Благородный рыцарь пришел в восторг от такой чести и немедленно дал обет: он отправляется незамедлительно в чужие страны и не вернется до тех пор, пока не пришлет королеве двух побежденных рыцарей. Ему удалось выполнить задачу, но королева, как это было принято, милостиво приняла пленных рыцарей и вернула им свободу.
      Об одном еще более нелепом случае рассказывает Вулсон де ла Коломбьер. Некий рыцарь дал обет завладеть портретами тридцати дам, чьих кавалеров он победит в поединках. Этот достойный предшественник Дон Кихота распорядился нарисовать на его щите портрет обожаемой дамы и отправился на поиски приключений. Каждого встречающегося ему рыцаря, который не соглашался признать, что его дама не так прекрасна, как нарисованная на щите госпожа, он вызывал на поединок. Побежденный рыцарь обязан был разрешить, чтобы портрет его дамы был нарисован на щите победителя. По слухам, рыцарю удалось за один год собрать тридцать портретов.
      Всю эту дикую бессмыслицу нельзя записать на счет одних только рыцарей. Как ни опьяняла их безбрежная романтика, они не были бы так одурманены ею, если бы их не поощряли на это женщины. Женщинам приятно было изгонявшее скуку обожание, которое приятно тешило их тщеславие. Госпожа соседнего замка, может быть, и выше по рангу, зато мой рыцарь собрал больше портретов, в большем количестве стран носил мои цвета и совершал более знаменитые глупости. Провансальский граф Рене, король Неаполя и Сицилии, также был большим любителем турниров, устраиваемых в честь прекрасных дам. На его гербе была изображена жаровня, полная горящих углей. Этим он хотел выразить страстную любовь к даме своего сердца. Все это прекрасно, сравнение очень даже мило, но что же было мехами, которые поддерживали жар в сердцах рыцарей?
      О настоящей любви не могло быть и речи, ибо любящая женщина боится за своего любимого, и уж, если и приходилось отпускать его на серьезную войну, она не будет добавлять себе волнений, отправляя его на авантюрные приключения, где легко можно сломать шею.
      Роль мехов в данной ситуации играл все тот же флирт.
      ДОН КИХОТ ЛЮБВИ ЭПОХИ РЫЦАРСТВА
      До нас дошла невероятно интересная рукопись XIII века. В ней рассказывает о своей жизни рыцарь Ульрих фон Лихтенштейн. Естественно, он делает это не собственноручно, ибо славный рыцарь хотя и сочинял прекрасные любовные песни и входил в число лучших миннезингеров своего времени, писать не умел. Историю своей жизни, как и свои песни, он диктовал писцу.
      Официальная история культуры с некоторым пренебрежением проходит мимо мемуаров кавалера Ульриха и уделяет им очень и очень мало внимания. Почему? Потому что рыцарь Ульрих был самым абсолютным, а точнее, самым примитивным почитателем женщин, какого только видел свет. Он был реальным предшественником рожденного фантазией Дон Кихота. Серьезная, бородатая наука стесняется заниматься пресловутым героем любовных авантюр. А ведь она не права, ибо на какие бы крайности ни шел ослепленный любовью рыцарь, крайности эти были рождены модой своего времени, а моду нельзя обходить, рисуя портрет эпохи.
      При изучении истории флирта приключения рыцаря Ульриха вообще являются бесценным кладом. Перед нами открывается подробное и полное описание флирта, сделанное в странном и малоизвестном произведении. Это - приложение к теоретическому анализу флирта, то есть средневековый флирт на практике.
      Рукопись хранится в Мюнхенской государственной библиотеке. Ее название: "Frauendienst". Что это означает, мы уже знаем358.
      Ульрих фон Лихтенштейн был богатым господином из Штирии359. Его биография связана и с венгерской историей. В 1246 году он принимал участие в битве при Лайте против короля Белы IV360 и очень живо описывает, как было найдено тело австрийского герцога Фридриха, нашедшего смерть от венгерского оружия. Рыцарь Ульрих скончался в 1276 году. Надгробие на его могиле сохранилось, оно известно тем, что на нем якобы выбита самая старинная запись на немецком языке.
      Биографы обычно начинают характеристику героя такой банальной фразой: "Уже в юности у него определились наклонности, определившие дальнейшее течение его жизни" и т. д. Эту фразу великолепно можно использовать в отношении рыцаря Ульриха, ибо уже в юности он влюбился в одну знатную даму, постоянно крутился возле нее, и, бывая в качестве благородного пажа в ее покоях, он всегда выпивал воду, в которой обожаемая дама мыла руки.
      О какой даме идет речь, выяснить с абсолютной точностью нельзя. Из биографии ясно только, что это была дама очень высокого ранга; по, некоторым данным можно было сделать вывод, что речь шла о жене правящего в те времена австрийского герцога Леопольда.
      Когда кавалера Ульриха в Вене посвятили в рыцари, он посчитал, что пришло время предложить, как это и было принято тогда, свою службу даме сердца. Но рыцарь не имел возможности так легко приблизиться к ней, как паж, поэтому ему пришлось искать посредника. Посредничество взяла на себя одна из его теток, которая была подругой дамы высокого ранга. Начался обмен посланиями. Рыцарь Ульрих направлял даме песни собственного сочинения; та принимала песни, даже хвалила их, но всегда отвечала, что рыцарь ей не нужен, и господин Ульрих пусть даже не мечтает, что его услуги будут приняты. Другими словами, госпожа уверенно следовала правилам флирта: отталкивать, но при этом и поощрять, дабы несчастный влюбленный постоянно терзался сомнениями.
      Гордая госпожа однажды так заявила его тетушке: "Если бы твой племянник и был бы равен мне по рангу, все равно он не был бы мне нужен, потому что у него очень некрасиво выпирает верхняя губа". Дело в том, что природа наградила господина Ульриха толстой верхней губой, которая по размеру была в два раза больше нормальной.
      Когда тетушка передала эти слова, господин Ульрих недолго терзался сомнениями. Он приказал запрячь коня и поскакал в Грац. Там он разыскал лучшего хирурга и предложил ему большие деньги, если он поможет освободиться от излишества на губе. Хирург согласился сделать операцию и успешно ее проделал. Наркоз в те времена не был известен, и хирург хотел связать ремнями рыцаря, ибо боялся, что тот завертится от боли, скальпель сорвется и весь труд пойдет насмарку. Кроткий мещанин, конечно, не был знаком с рыцарским уставом и с "Frauendienst". Настоящий рыцарь не упустит возможности продемонстрировать, что ради дамы он способен без звука перенести любую боль. Господин Ульрих не разрешил связать себя; он как был, сел на скамью и не издал ни звука, когда лекарь отхватил у него полгубы.
      Результат: операция прошла успешно, от страшной губы не осталось и следа. Но несчастный пациент полгода лежал в Граце, пока рана полностью зажила. За это время от него остались кожа да кости. Он не мог ни есть, ни пить; губу постоянно мазали какой-то дурно пахнущей мазью, и что бы он ни брал в рот, его сразу тошнило, потому что зеленая мазь попадала в питье или пищу, а с ними - в рот. "Тело мое страдало, - писал неисправимый влюбленный, - но сердце было полно счастья ".
      Весть о пластической операции дошла и до дамы, которая написала письмо тетушке. В письме она сообщала, что на короткий срок выезжает из замка и направляется в один город. Она будет рада увидеть там и тетушку. "Можешь привезти с собой и племянника, но только для того, чтобы я могла увидеть его исправленную губу; ни для чего другого".
      Так приближалось великое мгновение, когда рыцарь Ульрих мог наконец живым словом выразить свои чувства обожаемой женщине, которую в своих записках он всегда называл Доброй, Чистой и Милой. Приближалось мгновение, приближалась и госпожа, причем верхом на коне, в одиночестве, опередив свиту. И вот уже рыцарь Ульрих скачет рядом с ней, но дама, естественно, отворачивает от него коня, как будто ей неприятно было общество кавалера. Несчастный не подозревал, что ее манерничание было чистой воды флиртом. Он был в такой панике, что язык у него отнялся и он не мог вымолвить ни слова. От стыда он приотстал от дамы, потом вновь нагнал ее, но язык по-прежнему не слушался его. Пять раз повторял он свой маневр, и всегда с тем же результатом. Конная прогулка закончилась, возможность осталась неиспользованной. Единственное, что осмелился сделать господин Ульрих в конце путешествия, - он приблизился к госпоже, чтобы помочь ей сойти с лошади.
      И тогда случилось удивительное.
      Добрая, Чистая, Милая милостиво приняла помощь и спорхнула с лошади, но, порхая, она изловчилась вырвать из прически рыцаря, державшего коня, добрый клок волос и шепнула ему: "Это тебе за трусость!"
      Неприятно ныла кожа на голове, а неопытный рыцарь пытался разобраться в непонятном событии. И так как он уже потерял веру в силу своего живого слова, он вновь прибег к письменным посланиям. В длинном стихотворении он выразил свои чувства, а услужливая тетушка доставила весточку адресату. И вновь последовало неожиданное событие: господину Ульриху ответили. Но невезение не оставляет того, к кому оно привязалось. Господин Ульрих не умел читать, а его писец был в другом городе. Десять дней грел на своей груди непрочитанное письмо несчастный влюбленный, десять дней он топтался у порога счастья, пока наконец не вернулся поверенный в тайну писец. И тогда выяснилось, что бедный рыцарь грел на своей груди змею. Послание оказалось стихотворением, совсем коротким стишком, но каждая строка была ядом для начинавшего уже надеяться влюбленного. Сочинила его наверняка сама знатная дама, которая выразила в стихотворении мысль, что тот, кто мечтает о запретном плоде, изменяет самому себе.
      Wer wunscht, was er nicht soll
      Der hat sich selbst versaget Wohl.
      (Кто мечтает о запретном,
      Изменяет сам себе.)