Современная электронная библиотека ModernLib.Net

История человеческой глупости

ModernLib.Net / История / Рат-Вег Иштван / История человеческой глупости - Чтение (стр. 3)
Автор: Рат-Вег Иштван
Жанр: История

 

 


      В других случаях он не был столь щепетилен. Как-то на маскараде в Версале один из господ придворных нарядился адвокатом: в мантию и парик. На его груди висела табличка, на которой был написан Guatrain. Согласно этому четверостишию (котрену) сей адвокат вел дело, предметом которого являлась защита утверждения "Людовик - величайший среди людей", и он, адвокат, абсолютно уверен, что выиграет процесс.
      Подлиза подал свой опус королю, и тот выразил удовлетворение по поводу остроумной идеи.
      Угодническая литература никогда не процветала так, как при Людовике XIV. Поистине стоило бы собрать из нее пару томов как интересный документ о человеке. Чтобы не отстать от поэтов, некий придворный печатник Коломбар издал свой труд об охотничьих трофеях короля. В результате тщательного изучения и прилежного исследования автор установил, что на момент сдачи рукописи в печать король подстрелил 104 оленя, 27 диких козлов, 57 зайцев и даже 50 диких кабанов и 4 волка. Точными расчетами он установил также, что, охотясь, король проскакал 3 255 миль.
      * * *
      Менее затейливым проявлением сервилизма было подражательство. Думать, как думает властитель, поступать наподобие того, как поступает властитель, даже из внешности его подхватить какую-то черту и этим приблизиться к своему кумиру.
      Когда Мария Антуанетта наконец-то оказалась в преддверии материнских радостей, придворные дамы со скоростью бегущего пламени ввели моду благословенного положения. Они нарядились в такие юбки, которые с помощью ловко положенных подушечек представляли их обладательниц как бы в интересном положении. Ослепленные успехом, они пошли дальше: старались подправить подушечки согласно развитию состояния королевы, то есть размер вспучивания юбки менялся по срокам беременности королевы: Quart de terme, demiterme и т. д. (юбка четверти сроков, середины сроков и так до полного срока).
      Первым делом крохотного дофина, вступившего в этот феодальный мир, было позабыться в пеленках перед лицом собравшегося сановного света. Он еще не знал, что уже стал рыцарем ордена Святого Людовика и обладателем нескольких полков. Двор растроганно аплодировал высочайшему биологическому процессу, а на другой день в парижских цехах лихорадочно производили краску самого новомодного цвета - caca dauphin. Это не анекдот, а факт из истории моды.
      Вокруг одного из самых волнующих инцидентов версальского двора возникла великая тревога. Этот случай стал известен в истории двора под названием "Фистула Людовика XIV". Я передам его кратко, опустив излишние подробности. "Король-Солнце" страдал фистулой. При этом не с самой своей солнечной стороны. Более того. После многих бесплодных попыток лечения мазями он, наконец, согласился на операцию. 18 ноября 1686 года операция состоялась-таки в присутствии мадам Ментенон и военного министра де Лувуа. Она была удачной и с точки зрения больного, и с точки зрения врачей. Первый хирург получил дворянство и денежную премию в 300000 ливров, остальные три врача по 40-60-80 тысяч ливров, а четыре фармацевта по 12000 каждый.
      Можно представить себе то волнение, которое пробежало по нервам версальского двора до, во время и после операции. Несколько месяцев тогда только и говорили, что о ней. У кого приключилась такая же болячка, был счастлив. Врачи проделывали и над ними королевскую операцию (operation du Roi), и королю представлялся доклад о состоянии оного господина. Это была несоизмеримая награда, высоко возносившая счастливчика на темном фоне всеобщей зависти. А у кого не было фистулы, те тайно приходили к хирургам, предлагая большие деньги, если им сделают королевскую операцию. Дионис, один из знаменитейших хирургов Парижа, насчитал тридцать таких господ, все они страстно требовали, чтобы им прооперировали пустое место. Врачи не брались за лжеоперации, на что сии господа страшно серчали, говоря, какое, мол, дело врачам-то, поди, не им больно, так пусть не умничают, было б вокруг чего огород городить33.
      Я прощаюсь с блеском версальского двора. Прощаюсь с красными каблуками башмаков, с пеной шелков на придворных дамах и кружевными оборками мужских рубашек.
      Не я, а Скаррон34 говорит так:
      Que sur elles blanche chemise
      N'est point que de mois en mois mise,
      Et qu'elles prennent seulement
      Le linge blane pour I'anament.
      (Хотя в рубашках белых щеголяют,
      по месяцу порой их не меняют.
      Им белое ведь нужно напоказ,
      Чтоб пыль пускать и для отвода глаз.)
      Скаррон, конечно, был прав. Версальских дам нельзя было обвинить в чрезмерной чистоплотности. Ведь именно в эту эпоху изобрели длинную ручку-скребок grattoir, которую делали из золота или слоновой кости. Прическа, сооруженная на много дней и недель, вся клееная и переклееная, гумусом покрывала кожу головы, создавая условия для развития той или иной живности. Этикет помог делу тем, что сделал grattoir (скребок для почесываний) терпимым при дворе. Его дозволялось засовывать под прическу и слегка почесывать подвергавшиеся атаке места.
      Когда в Бирме еще правили короли, они носили такой титул: "Король королей, которому послушны все остальные владыки; управляющий временами года, полновластный повелитель приливов и отливов, младший брат Солнца, владеющий двадцатью четырьмя зонтиками".
      У князей Суматры тоже были симпатичные титулы: "Господин Вселенной, излучающий свет, как Солнце, кого бог создал таким совершенным, как полная Луна, чьи глаза сияют, как Полярная звезда, кто, встав во весь рост, затмит всю империю, чьи ноги излучают дивный аромат и так далее".
      Что касается последнего свойства, то, как мы знаем, Генрих IV был знаменит именно его противоположностью, так он и довольствовался скромным обращением sire.
      Персидский шах, турецкий султан, индийский махараджа требовали, чтобы к их имени добавлялась длинная гирлянда пышных цветистых титулов.
      Погоня за титулами из Азии перекинулась в Европу. Наиболее благоприятная к тому почва оказалась при дворах малых немецких княжеств. Интересно, что титульная лихорадка вспыхнула даже не вокруг личности царствующих особ, а скорее в среде дворянства, затем распалила и тщеславие буржуазных кругов. Владетельные герцоги довольствовались Durchlaucht (сиятельство), которое позднее поднялось на градус выше и превратилось в Allerdurchlauchtigster. Короли сверх всего требовали величания Grossmachligster (Всевластнейший). В царствование императора Леопольда II появилась "Hitularbuch" ("Книга титулов"), согласно которой немецкому императору, помимо этих двух титулований, полагался еще и титул Unuberwindlichster (Непобедимейший).
      В середине XV века графы были Wohlgeboren (Прекраснородными), им пришлось ждать целых два столетия, пока они не поднялись до титула Hochgeboren (Высокородные). Интересно, что соединение этих двух титулов означало нечто меньшее. Титул высоко- и прекраснородный (Hochwohlgeboren) полагался по рангу более низкому барону. Если это был имперский барон, то его титул удлинялся и превращался в Reichsfreyhochwohlgeborner.
      Среднее дворянство также придерживалось, так сказать, моды на узкие штаны до колен, на которые поначалу уходило двадцать пять аршин сукна, потом разгулявшийся вкус поднял количество аршин до восьмидесяти, девяноста, ста тридцати.
      Геттингенский декан Самуэль Баур проследил, как изменялись дворянские титулы на протяжении трех столетий35. Некоторые из них почти невозможно перевести. Мы еще понимаем, что титулы Ehebar, Wohledler, Hochedler, Hochedlergeborner, Hochwohlgeborner по-венгерски означают Глубокочтимый, Истинноблагородный, Высокоблагородный, Высокоблагороднейшего рождения, Высокои Прекраснородный. Труднее перевести эпитеты Ehrenvester и Gestrenger. Первое означает кого-то такого, кто поддерживает свою честь и порядочность; последнее имеет оттенок крепостной зависимости и выражает, насколько рад подвластный тому, что у него строгий господин.
      Согласно описи Баура дворянские титулы развивались так:
      1446 ehrbarer junker
      1460 gestrenger herr
      1569 ehrenvester
      1577 ehrenvest und ehrbar
      1590 edler, ehrenvester und gestrenger junker
      1600 wohledler, gestrenger, grossunstiger junker
      1624 wohledler, gestrenger, vester und mannhafter grossgunstiger junker, machtiger forderer
      1676 hochedelgeborner, wohlgeborner, gestrenger, vester und mannhafter, grossgunstiger junker, machtiger forderer
      1706 hochwohlgeborner и как выше
      1707 hochwohlgeborner, gnadiger и как выше
      От частого употребления блеск титулов потускнел. И, подобно тому, как горожанки гонялись за поношенными платьями придворных дам, буржуазия с радостью украшала себя потертыми титулами. Господин советник отныне входил в зал заседаний магистрата как Прекраснородный, даже если был горбат и хром. К осыпавшимся с дворян титулам приделывали новые приставки в бюргерском духе и гордо обмахивались ими, как собственными павлиньими перьями.
      Я уже упоминал "Книгу титулов" конца XVIII века. В ней также давались советы, как адресовать письма, посылаемые лицам разных рангов и положения. Например, бургомистру свободного имперского города следовало писать так:
      "Прекраснородному, Строжайшему, Славнейшему, Много- и Высокоученому, Велико- и Любомудрому господину Бургомистру там-то и там-то".
      Придворного врача следовало приветствовать так:
      "Высокородному, Многоопытнейшему, Честнейшему, Высокоученому господину N.N., известнейшему Доктору медицинских наук, вместе с тем Высоконазначенному врачу княжеского двора".
      Как при толкании железнодорожного состава один вагон передает толчок другому, так передавалась и погоня за титулами в буржуазном обществе: сверху вниз, вплоть до камердинера и сапожника.
      Студента следовало величать Благородным и Многоученым господином N.N., "который хлопочет вокруг мудрости". Книготорговец, парикмахер, ювелир - все претендовали на эпитет "знатный". К имени портного следовало добавлять "честный" и "осторожный" (dem ehrenvesten und vorsichtigen Meister schneider zux). Сапожник тоже мог бы потребовать себе эпитет "осторожный", но в силу какого-то едва заметного различия он был не "честный", а "уважаемый" (ehrengeachter). Герцогский камердинер, которому не пристало похвастать своим ремеслом, получал обращение "благоназначенный" (wohlbestalltet).
      Женщины, конечно, не могли претендовать на помпезные титулы в мужском духе. Но они очень просто вышли из положения: к своему имени присоединяли название должности, профессии, ремесла своих мужей и становились докторшами, учительшами, генеральшами, советницами. Это еще ничего. Но вагон, получивший толчок, катился дальше. Появились госпожи супруги сборщичихи налогов, придворные трубачихи, дворцовые гусарихи, конные объездчихи, придворные пуговичничихи, конные лесничихи, господские пушкарихи (Frau einrehmerin, hoftromneterin, kommerhusarin. landreiterin, hofknopfmacherin, reitende forsterin, leibbuchsensparrerin).
      Женская потребность в титулах была непоколебима, как бетон, и продержалась несколько столетий. Давно иссохли и облезли титульные галуны на мужских костюмах, но женщины упрямо продолжали кичиться своими титулами.
      МИРАЖИ СЕМЕЙНОГО ДРЕВА
      Из одного лондонского архива вышел на свет интересный документ. Он содержал родословную англо-саксонских королей, восходящую к Адаму. Безусловно, по Библии мы все произошли от Адама, только ни один бедняк не в состоянии назвать по имени тьму предков от сына к отцу. Большим господином надо быть, чтобы держать науку у себя на службе. Когда-то над такими призрачными семейными древами ломали голову целые армии ученых, феодалы щедро платили им за труды, результаты исследований открывались миру в виде помпезных книг.
      Лондонская находка, по всей вероятности, была создана по произведению английского писателя Стейтьера. Согбенный ученый польстил королю Якову I36 развесистым деревом, у основания которого усадил Адама. Испанский историк Пруденцио де Сандоваль хотел отвоевать происхождение "от Адама" для испанских королей и в книге, написанной для Карла V37, не щадя трудов, описал сто двадцать поколений, пока добрался до его предка. Подобное же усердие водило пером и шведа Мессения, ученого-историка; это с его помощью шведские короли взобрались на самые верхние ветви семейного дерева адамитов.
      Однако все это шито белыми нитками. Тут не Адам был важен. Если от поколения к поколению удалось бы дойти до Авраама, оттуда уже легко, взяв Евангелие от Матфея, проследить и выяснить родство со святым Иосифом, то есть с самим Иисусом.
      Забывшие о хорошем вкусе господа дали материал для V сатиры Буало, в которой он выразил свои опасения: а вдруг прямая линия происхождения где-то дала трещину? Ведь если принять во внимание нечаянную слабость супружеской верности, столь часто подвергаемой искушениям38...
      ВЕТХОЗАВЕТНЫЕ ПРЕДКИ
      Славе английских, испанских и шведских королей позавидовала старофранцузская семья Левис. Это был знатный, богатый род. В истории Франции они заявили о себе уже в начале XVII века, и затем на протяжении столетий маршалы, послы, губернаторы умножали славу семьи, которая позднее возвысилась до герцогского титула. Но, не довольствуясь громким именем, выпадающим порой и на долю других, пригласили генеалога, и он разыскал, что их герцогский род происходит от ветхозаветного рода Леви. Сходство имен было налицо, а поиск дополнительных данных - это уже игрушки для ученого, сведущего в истории. Да и кто бы посмел в те времена оспаривать достоверность сведений?
      С того времени все Левисы неслыханно возгордились своим библейским происхождением.
      Леди Морган в своей книге о французских впечатлениях (Лондон, 1818) рассказывает, что герцоги Левисы принимали ее в своем замке. В одном из залов висело большое живописное полотно, на котором была изображена дева Мария, а перед ней на коленях - один из Левисов со снятой шляпой. Изо рта Марии, согласно старой манере в живописи, извивались в его сторону слова, словно Мария говорила:
      - Наденьте шляпу, кузен! (топ cousin, couvrez vous)
      Когда один из герцогов Левис садился в карету, чтобы ехать на мессу в собор Парижской Богоматери, он всякий раз громко кричал кучеру: "К моей двоюродной бабушке, кучер!" (Chez та cousine, coucher)39.
      Бароны Пон не были столь притязательны. Они считали своим предком Понтия Пилата. Однажды встретились старейшины обоих родов. Глава семьи Левис с мягким укором поднес главе семьи Пон распятие: "Видите, барон, как Ваш родственник обошелся с моим?"40.
      Семейному полотну Левисов есть достойная парная картина в имении семейства Круа - на ней изображен всемирный потоп. Из волн высовывается рука, сжимающая дворянскую грамоту, рядом с ней -тонущий, из его рта уже известным манером на извивающейся ленте написано: "спасите бумаги семьи Круа" (sauvez les titres de la maison de Croy)41.
      Французское семейство Жессе также претендовало на библейское происхождение. Составитель их родового древа строил всю генеалогическую пирамиду на сходстве имен. В Евангелии от Матфея сказано: "Овид родил Иессея, Иессей родил Давида царя" (I, 5-6). Ради большей достоверности в 1668 году герб семьи Жессе и бумаги были предъявлены официальной комиссии. Комиссия после обстоятельного исследования подготовила подробный и витиеватый отчет, склоняясь к тому, что дело это достоверное, и родственные связи семьи с царем Давидом вполне достоверны42.
      НОЙ - ПРЕДОК ГАБСБУРГОВ?
      Библейских предков чуть было не установили официально и для Габсбургов.
      Был у императора Максимилиана придворный историк Йоганн Штаб, по латыни Стабиус. Это был большой ученый муж, даже поэзией кокетничал и небезуспешно. В 1502 году венская коллегия пиитов торжественно увенчала его лаврами. Своей карьерой он был обязан императорской милости и постарался отблагодарить благодетеля. Он составил семейное древо и в качестве предка Габсбургов указал сына Ноя, Хама, а затем точно и мотивированно вывел историю рода от отца к сыну. Император потратил немалую сумму на изыскание старинных корней династии и был не против, когда ученые обогащали историю императорского дома то одним, то другим святым.
      Однако Ной как предок? Очень подозрительно. И он подумал: самый лучший путь - прямой. Доверил решение вопроса теологическому факультету венского университета.
      Господам факультетским стало жарко. Понапрасну проклинали они Стабиуса, что навлек на их головы такую беду -уйти от решения, как казалось, было невозможно. На их счастье, пока решение затягивалось, император умер. Его наследника не волновало библейское происхождение, и шедевр Стабиуса потихоньку осел в архиве43.
      Впрочем, производство семейных древ вылилось в популярное литературное ремесло. Им можно было зарабатывать деньги. Над составлением генеалогии бранденбургского дома трудилось 59 писателей! Они разрабатывали этот материал с неслыханным прилежанием, разыскивая данные по забытым архивам и хроникам, списывая надписи с могильных памятников. Готовой работе дали чудесный заголовок: "Бранденбургская кедровая роща".
      БУРБОНСКАЯ КРОВЬ НАПОЛЕОНА
      В погоне за почетным семейным древом никогда не останавливало даже то, что высокое происхождение бывало результатом любви, неосвященной законом. Как известно, "царская кровь не позорит".
      Это оправдание породило неслыханно бурлескную генеалогическую таблицу, которой старались угодить Наполеону сервильные трудяги-ремесленники от генеалогии.
      Ученый отталкивался от легенды о железной маске.
      В те времена ходила легенда, что таинственный узник Бастилии, который мог показываться своим тюремщикам только в железной маске, был никто иной, как брат-близнец Людовика XIV. Его бросили в Бастилию потому, что он родился на свет двумя минутами раньше Людовика, таким образом, трон, собственно говоря, полагался ему. Барон Гляйшен даже пошел дальше: по его мнению, человек в железной маске и был сам престолонаследник, а Людовик происходил от связи королевы с Мазарини; после смерти любовники подменили детей. Незаконного протащили на трон, а законного короля бросили в тюрьму и заковали в железную маску, чтобы никто и никогда больше не видел его лица и семейного сходства с Бурбонами.
      Согласно одной из версий таинственным узником был итальянский граф Эрком Маттиоли, посол герцога Мантуанского в Париже. Благородный граф совершил какой-то чудовищный акт шпионажа, настолько взбесивший короля, что тот в обход международного права велел схватить Маттиоли и заключить его в крепость Пинероль. Затем графа перевели в тюрьму на остров Сент-Маргерит и наконец бросили в Бастилию, где он в 1703 году и умер. Железная маска, собственно говоря, была шелковой маской и означала некоторую привилегию: так ему не нужно было все время сидеть в комнате, а можно было выходить на прогулку во двор, но только надев маску. Щекотливость дела оправдывала некоторую предусмотрительность.
      Наполеона ученый-генеалог следующим образом привел в связь с железной маской: на острове Сент-Маргерит дочь коменданта пожалела бедного узника, жалость обернулась любовью, а любовь - ребенком, мальчиком. Ребенка надо было удалить. Доверенные люди отвезли его на Корсику и там воспитали. Ребенок носил имя матери - Бонапарт (Bonapart). На остальное уже не требовалось много фантазии. Из Bonapart сделали Bonaparte, а затем итализированное Buonaparte. Потомки этого мальчика и были Бонапарты, короче: Наполеон приходится правнуком "железной маске", то есть законному королю Франции, стало быть, он не узурпирует трон, а осуществляет свои права как кровный потомок короля-узника.
      Многие верили этой ужасной чепухе. Функ Брентано сообщает текст афиши, в которой предупреждали роялистов по случаю вандомского восстания, чтобы они не верили слухам:
      "Неправда, что Наполеон - отпрыск Бурбонов и потому имеет право на трон!"44
      А что же говорил на это сам Наполеон?
      - Глупости, - говорил он, - если кого-то интересует, с каких пор ведет происхождение род Бонапартов, я скажу: с 18 брюмера.
      ЕЩЕ ОДНА НЕЗАКОННАЯ ПРАМАТЕРЬ
      Одним из самых нескромных делателей генеалогических древ был Антуан дю Пине (1515 - 1584), впрочем, один из самых ученых писателей своего века. Среди его многочисленных книг особенно большой успех выпал на долю переводов Плиния.
      Дю Пине было поручено составить для знатного семейства Агу соответствующую генеалогию. Ученый взял за исходную точку волка в семейном гербе. Он сочинил к этому волку никогда не существовавшую Померанскую империю, еще менее существовавшую королевну Вальдуг и никогда не жившего на свете молодого человека по имени Хуго. Любовь, ребенок - это мы уже знаем. Далее ребенка тайно отсылают с нянькой к кормилице, но по дороге на опушке леса из рук няньки ребенка выхватывает волк и уволакивает его к себе в логово, где кормит его наравне со своими волчатами. На другой день король охотится в тех краях, подстреливает волка, находит ребенка. Все выясняется, отцовское благословение, последующий брак. Ребенок вырастает, женится на дочери византийского императора, рожденный в этом браке ребенок идет зятем семью русских царей и так далее, вплоть до саксонца Детра, а то и дальше.
      Семья Агу с радостью приняла это приключенческое древо. Не так отнесся к нему Пьер Бейль45, который выступил с грозными нападками на лжеученого, выдумывающего сказки, словно старая бабка, и называет это недостойным звания ученого.
      А если бы он еще прочитал щекотливую повесть46 известного в XVII веке историка Саксо Грамматикуса47 о знатной девице, которую во время прогулки похитил медведь! Словом, безобразный зверюга утащил девицу в свою берлогу и держал там несколько месяцев, кормил-поил, а меж тем - любовь и так далее. Охотники подстрелили медведя, воротили домой девицу, которая через пару месяцев произвела на свет нормального, только немного лохматого мальчика. Мальчик получил имя Бьерн (медведь), вырос в большущего мужчину, пробился в вожди племени. Он был справедливым вождем. Это подтверждается тем, что, когда Бьерн узнал, кто убил медведя, он казнил этих охотников со словами: "Правда, я обязан им и благодарен за спасение матери, но мне надо отомстить за смерть отца ".
      От потомков этого вождя пошли датские короли.
      ВНУКИ ПРЕКРАСНОЙ МЕЛУЗИНЫ
      Самую, без сомнения, сумасбродную генеалогию смастерил Этьен де Люзиньян. Это ученый-историк (1537-1590) был дальним родственником авторитетной французской семьи Люзиньян. На их родовом гербе фигурировала Сирена, в левой руке держащая зеркало, правой расчесывающая волосы.
      Сирена изображает ту самую прекрасную Мелузину, с которой мы знакомы не только по средневековому рыцарскому роману Жана д'Арраса, но и по названию венгерской парусиновой ткани. Мелузина была феей, она влюбилась в бретонского королевича, стала его женой, но взяла с него слово, что по субботним дням он будет предоставлять ей свободу и не станет доискиваться, что она делает, по субботам закрываясь в своей комнате. Муж некоторое время держал слово, они жили счастливо, народили детей. Однажды разобрало его любопытство и подглядел он в замочную скважину: жена сидела в купальной лохани - наполовину женщина, наполовину змея. Это у нее было как следствие какого-то таинственного заклятия феи. Женщина, за которой подглядели, тут же опять обратилась в фею, совсем как Лоэнгрин в рыцаря Грааля. Так вот, от детей этой феи и королевича и произошли графы Люзиньян и Сассенаж - по крайней мере, так расшифровал историк-родственник.
      Вся эта генеалогия построена на одном-единственном факте: семейство проживало в замке Люзиньян, и, если верить преданию, всякий раз, когда в семье кто-то умирал, появлялась фея Мелузина и с жалобными стонами носилась вокруг замка. Кстати, предание о Мелузине уходит корнями в языческие времена, когда богиней родов была Люцина; роженицы взывали к ней жалобными криками: "Mater Lucina - mere lucine", а уж последнее вскоре превратилось в melusine.
      При всем том герб мог быть очень красив: серебряная лохань с лазоревым обручем, а в ней манящее обнаженное тело сирены...
      Не всякий дворянский герб был столь живописен. Французский король Карл IX48 ввел во дворянство мужа своей няньки. Герб нового дворянина вышел таким: на красном поле серебряная корова с короной между рогов. Символ так символ.
      В 1430 году венгерский король Жигмонд даровал дворянское звание придворному цирюльнику Михаю Даби. Рисунок для герба выбирал сам новоиспеченный дворянин: три коренных зуба, четвертый как-то заносчиво поднимает рука, протянутая с верхушки геральдического щита.
      Еще нагляднее и неожиданнее был герб возведенного во дворянство Иштвана Варальяи, гражданина города Хуста. Габор Батори наградил его за особые заслуги: Варальяи с поразительной ловкостью выполнял операцию, с помощью которой в табунах обычно охлаждают излишний пыл жеребцов. Герб выглядел так: на голубом поле правая рука, поднявшая для удара деревянный молоток, а под ней вполне достоверный рисунок жеребиного украшения, бывшего объектом операции49.
      УЧЕНАЯ АРИСТОКРАТИЯ
      В XVI и XVII веках немецкие университеты тысячами штамповали магистров и докторов наук, они-то и образовали новое сословие - ученую аристократию. Ученые мужи пользовались большим уважением; князья ценили их, народ ломал перед ними шапки. И они крепко уверовали в себя; никогда ученые не задирали нос так высоко, как в ту пору. Только вот беда: новая аристократия не могла сослаться на такие знатные, покрытые патиной50 имена, как старая, дворянская. Они отправились на штурм бессмертия под грузом простых, даже презираемых в обществе имен своих родителей, и уж, конечно, эти имена звучали жесточайшей какофонией по отношению к драгоценным латинским текстам:
      Schurtzfleisch und Lammerschwanz!
      (Шурцфляйш и Ламмершванц!)
      С такими именами нельзя взобраться на Олимп, Музы просто вышвырнут оттуда. Итак, надо было изыскивать способ пригладить эти лохматые имена и придать им вид, приемлемый в салонах.
      Один из таких способов был крайне примитивен: к немецкому имени добавляли латинское окончание -ус. Так Конрад Самуэль Шурцфляйшиус, ученый, преподаватель Виттенбергского университета освободился от позорного признака своего низкого происхождения; окончание -ус позволило ему стать достойным членом благородного сословия ученых.
      Авторы научных книг пользовались этой наклейкой -ус несколько веков и действительно добились уважения к своим именам: в обществе стали считать, что, если фамилия оканчивается на -ус, то это наверняка человек ученый; простым смертным это не дозволялось. На обложках книг, при цитировании работ имена ученых писались исключительно с окончанием на -ус, оно не только элегантно звучало, но и имело практическое значение, потому что такое имя можно было просклонять. Если кого-то звали, например, просто Буллингер, то это имя в латинских текстах было обречено на вечную застылость как неподвижный номинатив, а вот Буллингерус, напротив, обладал приятной гибкостью и в склонении уже звучал с такого рода разнообразием: Буллингерум, Буллингери, Буллингеро. Более того, если в научной литературе встречались имена нескольких представителей этого семейства, то их тоже можно было склонять всех вместе: Буллингерос, Буллингерорум.
      Однако воистину странно, что никому не приходило в голову, какое ужасное варварство приклеивать латинское -УС к немецкому имени и протаскивать это чудище в единую гармонию текстов, написанных на. языке классиков, даже если эти тексты и писались уже почти на кухонной латыни. Простые немецкие фамилии еще как-то проходили. Галлерус, Геснерус, Моллерус, Хоппелиус, Моргофиус, Герхардус, Форстерус и еще многие сотни латинизированных немецких имен постепенно стали привычными, и даже современный читатель вполне мирится с ними, даже не замечая всей их гротескности. Но уже Буксторфиус, Нирембергиус, Равенспергиус, Швенкфельдиус, Пуфендорфиус звучат куда более цветисто; что же касается фрейбургского профессора математики Шреккефухсиуса, то его имя можно выставлять вместо пугала на винограднике.
      Обладатели скрежещущих германских имен и сами понимали, что -ус не делает их имена очень уж музыкальными, поэтому они стали прибегать к другому способу: переводили свои "железные" имена на благородные греческий и латынь. Так, грубая волосатая германская личинка превращалась в классически нарядную бабочку. Замечательный Ламмершванц преподавал в Йенском университете логику и этику уже как Каспарус Арнурус; ученый Риндфлайш стал доктором Букретиусом, а Бродкорб из Померании подписывал свои работы звучным именем Артокофинус. Вот небольшая коллекция прочих личинок, превратившихся в бабочек:
      Оэколампидус - прежде Хаусшайн
      Меланхтон - прежде Шварцерд
      Апианус - прежде Биневитц
      Коперникус - прежде Кепперник
      Ангелократор - прежде Энгельбарт
      Архимагриус - прежде Кюхенмайстер
      Ликостенес - прежде Вольфхарт
      Опсопоэус - прежде Кох
      Осиандер - прежде Хозенэндерле
      Пеларгус - прежде Шторх
      Сидерократес - прежде Айзенменгер
      Авенариус - прежде Хаберманн
      Камерариус - прежде Каммермайстер
      Парсимониус - прежде Карг
      Пиериус - прежде Бирнфельд
      Урсисалиус - прежде Биршпрунг
      Маллеолус - прежде Хеммерлинг
      Пеперикорнус - прежде Пфеффернкорн
      Дурашливой модой увлеклись и другие народы. Так, швейцарец латинизировал свое славное французское имя Chavin на Calvinus, из бельгийского Байера стал Вирус, из польского Стойински - Статориус, из французского Уврие -Операриус, из английского Бриджу отер - Аквапонтанус.
      Список можно дополнить сотнями, а то и тысячами имен. Против этой странной моды не помогла даже убийственная сатира "Epislolae obscurorum virorum" ("Письма черноголовых мужчин"), вонзившая жало в классицизированные имена. В этих пресловутых письмах используются, например, такие имена: Маммотректус Бунтемантеллус (Пестроплащевый Сиськохвататель), Пультрониус Кулътифрекс (Ножеделатель), Пардорманиус Форнасифицис (Печкоделатель Пукатель) и т. д. Хорошо еще, что сам изобретатель книгопечатания Иоганн Генефлейм51 не попал в этот список. Живи он на сто лет позднее, то, может быть, сейчас в школах ученикам пришлось бы зубрить какое-нибудь Иоганнес Ансерикарносус или что-то вроде этого вместо бессмертного имени Гутенберг.
      СЕМЕЙНЫЕ ИСТОРИИ НОВОГО БЛАГОРОДНОГО СОСЛОВИЯ
      Итак, новая аристократия приобрела благозвучные имена, но по-прежнему сильно отставала от старой в другом: не хватало генеалогических древ.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40