История человеческой глупости

      "Исса шаловливее гончей Катулла. Исса чище голубиного поцелуя. Исса привлекательней любой девушки. Исса ценнее драгоценного камня из Индии. Исса восхищает Публия. Если она скулит, кажется, что она разговаривает; она сопереживает хозяину в горе и радости; кладет голову ему на шею и спит в такой же позе так, что ее дыхание не слышно. Она никогда не забывается; если ей надо выйти, слабым царапаньем она подает сигнал, чтобы ее выпустили. Чтобы память о ней сохранилась после смерти, Публий заказал ее портрет. И вот - портрет, который настолько достоверен, что, если их поставить рядом, не поймешь, где собака, где картина".
      (Гораций не настолько язвителен. Он снисходительно пишет о том, что в те времена влюбленные нежно и ласково называли друг друга "мой песик, моя собачка". Эта привычка оказалась долговечнее металла. Я не помню уже имени того средневекового рыцаря, который распорядился вышить на его шляпе белую свечу только потому, что его любимую звали Биянка. Белая свечка по-итальянски "канделла биянка". Но если мы отделим первый слог первого слова, получится кан делла Бианка", т. е. собака Биянки.)
      Век уходил за веком, рушились троны, исчезали целые народы, но в империи моды по-прежнему властвовала собака. Посвященная этому вопросу хроника была бы слишком длинной, да она и не относится к нашей теме. Здесь речь идет только об обществе чудаков. Комнатная собака и среди них сохранила свой ранг. Шутник-философ Вебер из Германии утверждал, что в 1805 году в Вене насчитывалось тридцать тысяч декоративных собак ("Демокрит", VI-й том). Строгий приказ обязывал слуг вежливо обращаться с собаками. С изнеженными господскими псами запрещалось разговаривать на "ты". Если резвящаяся в парке борзая поломала цветы, садовник имел право сказать ей только следующее: "Уйдите из парка, хозяин" ("Gangens raus, Ihr Gnaden"). Хулиганящего в комнате пуделя горничная могла утихомирить только так:
      "Ведите же себя прилично, мадемуазель Лизетт" ("So ruhens doch, Fraulein Lisette"). Всю ответственность за достоверность этих данных я перекладываю на Вебера. Что касается меня, я в них верю.
      ЧЕТЫРЕХНОГИЕ НАСЛЕДНИКИ
      О знаменитых собаках можно говорить еще долго. Не относятся к теме нашего разговора, и поэтому я и не рассказываю о них, гончие Фридриха Великого, особенно Бич, который спал в королевской постели и не соглашался мириться с тем, что ложиться приходится поздно ночью. Если увлеченный работой король допоздна сидел за письменным столом, Бич любыми способами старался выразить свое неодобрение, а если и это не помогало, он вспрыгивал на стол и вырывал гусиное перо из руки хозяина.
      Я не рассказал о Рато, знаменитой комнатной собаке Нинон де Ланкло260. Он следил даже за тем, чтобы хозяйка не испортила себе желудок. Даже в присутствии гостей он сидел за столом, как домашний врач. Рато не подавал ни звука, когда ели суп или простое жареное мясо, но если он чувствовал сильный запах пряностей, то немедленно издавал предупреждающее ворчание. Он зло облаивал кофе и скалил зубы на спиртные напитки. Нинон в такие моменты пересиливала себя и не поддавалась искушению.
      Не представляю я вам подробно и историю маленькой Фортуны. Это была собака императрицы Жозефины в то время, когда она вышла замуж за генерала Бонапарта. После свадьбы молодожены отправились в квартиру Жозефины на Рю Шантере, а там обнаружили собаку на привычном для нее месте, в постели, под одеялом. Оттуда она рычала на чужого господина и отказалась убраться из кровати. Так втроем они и провели брачную ночь.
      Говоря обо всем этом, я хотел показать, что сообщениями о знаменитых собаках переполнены страницы истории. А вот о знаменитых кошках мы ничего не знаем. Если только не вспомнить любимую кошку Петрарки, но и ее кличка не сохранилась, есть только забальзамированное тело в аркуанском доме поэта. Недостаток славы в полной мере восполнила кошкам нежная любовь ушедших из мира сего хозяев.
      Мурлыкающее, ласкающееся животное особенно превзошло собак в получении наследства. В старых газетах практически каждую неделю можно было прочитать сообщения о чудаковатых стариках и старушках, которые называли своими наследниками кошек. Среди собак наследников было намного меньше. И очень редко получали наследство обезьяны, лошади, попугаи.
      Читатель качает головой и возмущается: как же может допускать закон, чтобы отличающиеся своими чудачествами люди так беззастенчиво издевались над серьезным институтом наследственного права?
      И здесь я должен стать на сторону чудаков. Журналисты только ради красного словца пишут, что наследником стала кошка. Ни в одной стране мира нет закона, по которому животное может получить наследство. Оставляющий наследство хозяин не хочет, чтобы после его смерти животные сдохли с голода, поэтому он заботится о них таким образом, что оставляет завещание, по которому наследник обязан заботиться о животных, на это он оставляет деньги. Одни больше, другие меньше. В 1931 году калифорнийка Мод Кейн в своем завещании оставила 50 тысяч долларов на содержание своей кошки. Достопочтимое животное обслуживали специальная повариха и служанка, но и таким образом наследники не могли истратить даже и проценты, набегавшие на сумму наследства. Помогла им решить проблему сама кошка: обожравшись вкусными блюдами, она получила ожирение сердца и сдохла.
      Я предупреждаю тревожащихся хозяев кошек, что в подобных ситуациях надо внимательно следить за соблюдением юридических формальностей, иначе завещание может быть признано недействительным. Образчиком может послужить завещание нюрнбергского адвоката Науфвилля, составленное 20 декабря 1784 года261. Вот точный перевод раздела, относящегося к кошкам:
      "Моей поварихе Анне Ростин я завещаю 25 флоринов и передаю в безвозмездное пользование квартиру на верхнем этаже моего дома. Она обязана ухаживать за 6 моими кошками, на что будет получать на каждую 12 крайцеров в неделю, то есть всего 1 флорин 12 крайцеров. Чтобы бедные животные зимой не мерзли, она должна получать на топливо 4 флорина на три месяца, то есть 12 флоринов в год. За присмотр и уход, а также за уборку помещений она должна получать еще 12 флоринов в год. Если какое-либо животное сдохнет, выплата денег на его содержание прекращается с конца данной недели. Мой дом нельзя продавать в течение 8 лет, потому что, по моим расчетам, за этот срок сдохнут все мои кошки. Если к этому моменту одна-две из них все-таки останутся в живых, пусть Анна Ростин возьмет их с собой в другую квартиру, за что на каждую из них в неделю ей причитается 24 крайцера. Она должна дать торжественную клятву, что три раза в сутки будет кормить кошек, а также в случае смерти одной из них не возьмет вместо нее другую, а доложит о случившемся душеприказчику с целью вычета из выплаты на содержание. Если она нарушит это обещание или нанесет ущерб дому, ее следует немедленно уволить и нанять на ее место другую. Я прошу фрейлейн Маргарету Р. и Кунигунду М., как знающих моих кошек, временами навещать их, и, если они заметят какой-либо непорядок, пусть немедленно известят об этом моих душеприказчиков. Если Анна Ростин в этом случае будет препятствовать им или употреблять непотребные слова, ее следует сразу же уволить и взять на ее место другую".
      Чувствуется, что документ составлен адвокатом с горячим сердцем, но холодной головой. Для показа горячего сердца я процитирую несколько строк из другого завещания. Оно составлено в марте 1828 года, в нем нашла свое отражение последняя воля пожилой и богатой английской дамы262.
      "Завещаю моей любимой обезьянке Джоко пожизненную ренту в сумме 10 фунтов, которые могут расходоваться исключительно на ее содержание. На содержание моей верной собаки Шока и кота Тиба оставляю по пять фунтов стерлингов в качестве пожизненной ренты. Если один из них скончается, освободившаяся рента переходит на двух оставшихся, а в случае смерти одного из двух оставшихся, - на последнего. После его смерти вся рента завещается моей дочери Г., которой отдается предпочтение в сравнении с другими моими детьми, потому что я знаю, сколько хлопот и забот у нее в связи с содержанием большой семьи".
      Что значит сердце матери!
      СОБАЧЬИ КЛАДБИЩА В БОЛЬШИХ ГОРОДАХ
      Следует смириться с тем, что богини судеб животных сделали нити жизни человеческих любимцев короче, чем их хозяев. И это нормально, что оставшийся в живых скорбящий хозяин достойно похоронит скончавшегося. Но не у каждого есть свой парк, в котором можно поставить памятник, как это произошло с собакой Байрона, или воздвигнуть мраморный мавзолей, как это сделал в честь своей умершей таксы богач из Огайо по имени Фрэнк Каллагхэн. Поэтому просвещенные власти в больших городах с сочувственной заботой выделили участки под собачьи кладбища.
      Места под могилы недороги. На копенгагенском кладбище, например, они стоят 10 или 20 крон - в зависимости от размера. Если кто-то считает, что это слишком дорого, или думает, что память его будет недолговечной, может арендовать могилу за 1 или 2 кроны в год.
      Называются они везде одинаково: собачье кладбище. (Hundefriedhof. Cimitiere des chiens. Dog's cemetery.) Что ясно показывает, что после смерти верх одерживает собака. Кошки только благодаря своей ласковости "вымурлыкивают" любовь, а вот собаку делают достойной любви ее достоинства... Окоченение ласковых бархатистых лапок влечет за собой полное забвение. А вот память о достоинствах продолжает жить. Эти достоинства можно назвать вечными.
      На собачьих кладбищах могут быть похоронены и кошки, но кошачьих могил там очень и очень мало. На парижском собачьем кладбище посетитель с почтением останавливается перед надгробным памятником сенбернару Бэрри, который один спас жизнь сорока человек. А вот могилу какой-нибудь знаменитой кошки надо еще поискать. Можно, наверное, упомянуть только Кроумира, и то - из-за его хозяина, Хенри Рошфора263...
      Если уж мы оказались здесь, на собачьем кладбище в Аснье, посмотрим, как много известных имен бросается нам в глаза. Имен не собак, а их хозяев. Академию представляют Коппе, Салли Прадхсум, Ростан, Эмиль Фаже. Звезд театральной сцены представляет целое созвездие маленьких собачек и больших собак: самые известные среди хозяев - Режан и Клео де Меро.
      Против большей части эпитафий возражений быть не может. Короткое, теплое прощание с любимцем; иногда одна мудрая фраза, как, например, афоризм Паскаля: "Чем больше я общаюсь с людьми, тем больше люблю мою собаку". Посетитель, возможно, удивится только тогда, когда прочтет что-то вроде этой цитаты Ламартина (в прозаическом переводе):
      Приди, мой верный друг, утешение дней моих,
      Лизни мое заплаканное лицо,
      Положи сердце мне на сердце,
      И будем любить друг друга - ради любви.
      Если не считать вредное для здоровья лизание лица, неплоха и эта надпись, ведь ясно видно, что за грустью траура скрывается шаловливый гном ничего не воспринимающего всерьез французского характера.
      С грустной серьезностью выстраиваются зато перед нами надгробные памятники берлинского собачьего некрополя, украшенные зачастую и портретом покойного. Здесь можно встретить такие надписи: "Вот и опустили мы в землю-матушку нашу маленькую Веру, которая до последнего дыхания преданно служила нам. Символом ее жизни было: быть хорошей! С благодарностью! Твой господин и твоя госпожа". - Или другая: "Здесь покоится наша милая любимица, надежный друг и верный спутник. Она радовалась людям и радовала людей". - И даже: "Царство тебе Небесное, наш милый Милхен! Бог с тобой, верный друг!"
      В некоторых хозяевах таилась поэтическая жилка, которая проявлялась в минуты траура:
      Ich denke dein, du bleibst mir unvergessen;
      Was du mir warst, das kann nur ich ermessen.
      (Я думаю о тебе, незабываемый мой,
      Только я знаю, чем ты был для меня.)
      Или:
      Ich dachte hin und dachte her,
      Das Gluck fur euch zu werben;
      Nur an das eine dacht ich nicht,
      Das ihr mir konntet sterben!
      (Я думал и так, и сяк,
      Как сделать счастливой тебя,
      Не думал я только о том,
      Что однажды похороню тебя.)
      Собачье кладбище в Лондоне (Гайд-парк, Виктория-гэйт) открылось в 1880 году, а к 1915 году оно уже было заполнено. Пришлось открывать новое кладбище в Хантингдоншире. Характерно, что на старом кладбище тлеют останки одной-единственной кошки. Краткий обзор эпитафий: "С грустными воспоминаниями нашему милому маленькому Джеку, который любил и которого мы любили". - "Моя собака Ба-Ба. Никогда я тебя не забуду, и никто мне тебя не заменит". - "Джо Фоллетт. Не просто собака: человеческое существо". - "Все-таки мы уснули, хозяйский сынок!" - "Наша кроткая маленькая и милая Бленхейм, Джейн. Ты принесла в нашу жизнь луч солнца и унесла его с собой!" Есть там и стихи:
      Hearts growing older,
      Love never colder,
      Never forgotten shall thou be.
      (Стареет сердце,
      Но не остывает, зовет,
      Я не забуду тебя никогда.)
      Период моторизации родил еще одно кладбище в Хилденборо, неподалеку от лондонского шоссе. Там похоронены те собаки и кошки, которые оказались задавленными автомобилем или мотоциклом. Чтобы утешить кошек, приведу две относящиеся к ним эпитафии:
      "Гингер, старый кот. Погиб 31 июля 1932 года, его переехал пятитонный грузовик". - "Зачем девушки и коты уходят из дома? Бобби выскользнул из дома номер шесть по Лондон-роуд, попал под машину и спит здесь вечным сном".
      ГАРЕМ ЛОРДА БАЛТИМОРА
      Фредерик Калверт (Calvert), барон Балтимор, принял решение полностью изолировать себя от мира и делать то, что ему возблагоразумится. Он отказался от всех должностей и санов, к чему его обязывал его ранг и огромное состояние (с годовым доходом в сорок тысяч фунтов), не появлялся даже в королевском дворце. Но жизнь по собственному разумению он построил не так, как его соотечественник, Лорд Бриджуотер. Он окружил себя не бульдогами, а девушками. Причем достаточно необычным образом. Он много путешествовал на Востоке, познакомился с секретами гаремной жизни и решил основать гарем в Лондоне. На окраине города он построил великолепный дворец и оборудовал его с роскошью, присущей стамбульскому гарему. Он собрал группу очаровательных девушек, которые добровольно, на договорных началах, согласились на роль одалисок. По договору они должны были жить во дворце по точно разработанным правилам. Главным правилом было то, что, как и настоящие жены в гареме, они не имели права покинуть замкнутый мир гарема, ни на минуту не могли получить увольнительную. Надзор вместо евнухов осуществляли старухи. Девушки получали в гареме все, что им хотелось. Если какая-то из них надоедала лорду, он, в отличие от стамбульского порядка, не приказывал зашить ее в мешок и бросить в Темзу, а отпускал с богатым приданым.
      Общество было возмущено и неистовствовало, когда история эта приобрела известность. Но лорда общественное мнение волновало меньше всего, он как раз и имел одной из главных целей настроить общество против себя. Власти вмешаться не могли, ибо не существовало параграфа, запрещающего содержание гарема, а без этого представитель властей не мог перешагнуть порог дома английского гражданина. Балтимор хорошо знал, что он делает; он заранее выяснил, что его поступок не нарушает никаких существующих английских законов.
      Аристократическое лондонское общество, которое и так было возмущено презрительным отношением к нему со стороны Балтимора, разработало стратегический план. Родственников одалиски по имени Сара Вудрок уговорили обвинить лорда в похищении женщины. Об этом, конечно, не было и речи, но целью заявления вовсе и не было добиться наказания лорда. Цель заключалась в том, чтобы сделать тщательно скрываемые тайны гарема достоянием общественности. Уголовного процесса нельзя было избежать. Балтимор-паша должен был предстать перед судом. Судебное заседание состоялось 26 марта 1768 года. Судья понимал, конечно, цель заявления, потому что дал разрешение на то, чтобы материалы заседания стенографировались и были бы затем изданы. Книга вышла - к превеликой радости лондонского общества ("The Trial of Frederick Calvert, Esqu; Baron of Baltimore, for a Rape on the Body of Sarah Woodrock etc." Published by Permission of the Judge. Taken in Shorthand by Joseph Gurney. ("Уголовный процесс по обвинению благородного Фредерика Калверта, барона Балтимора, в похищении Сары Вудрок и т. д." Издано по разрешению судьи. Стенографическую запись вел Джозеф Гурней. Лондон, 1768)).
      Обвинение оказалось беспочвенным, лорда оправдали. Но у него пропала тяга к жизни в лондонском дворце. Он продал его вместе со всем содержимым, оставив себе лишь дам из гарема, и в большой обиде переехал в Вену. Здесь его ждал новый сюрприз: шеф полиции официально поинтересовался, которая из дам является законной женой лорда; На это Балтимор ответил, что он не останется в стране, где власти суют нос в личные дела джентльменов. Он переехал в Неаполь и там через несколько лет скончался в возрасте 36 лет. Гарем свой он, видимо, успел распустить, ибо скандальная хроника им больше не занималась.
      Если кто-нибудь скажет, что этот странный англичанин был умным человеком, я спорить с этим не стану. Более того, подкреплю эту мысль дополнительными сведениями. У Балтимора были и писательские способности. Он написал книгу о своих путешествиях по Востоку, а также издал поэтический сборник на нескольких языках: "Gaudia poetica, in latina, anglica et gallica lingua composita" ("Поэтические радости, написанные на латинском, английском и французском языках"). Я включил его в ряды других чудаков, потому что в его поступках явно ощущается agon, соревновательный дух: стремление выделиться из серого, несмотря на всю роскошь, однообразия английского аристократического общества. Вместе с этим он наслаждался и собственной странной игрой. Потому что, собственно говоря, он играл. "Игра Венеры..." - можно было бы сказать об этом.
      ЧУДАК ЖЕНИТСЯ
      Аристократ с такими слабыми моральными устоями составляет исключение. Зато частыми были случаи, когда богатый и знатный джентльмен, руководствуясь внезапным порывом, женился на хористке, танцовщице, цирковой наезднице. И какой бы скандальный привкус ни был у такого брачного приключения, сразу после свадьбы молодую жену признают леди точно так же, как если бы на ее пеленках была бы вышита корона с девятью венцами.
      Лорд Икс провел бессонную ночь в своем загородном замке. Это расстроило его. Что-то надо было делать. Лорд решил жениться. Причем побыстрее, чтобы не затягивать историю. Чтобы не затруднять себя излишними хлопотами, он решил, что будет лучше всего, если он женится на первой незамужней даме, которая попадется ему на глаза. Он вызывает звонком слугу; дает ему приказ найти незамужнюю девушку. Слуга направляет к хозяину экономку. Лорд командует ей: одеться как следует, они идут в церковь, он женится на ней. Экономка думает, что хозяин сошел с ума. Она уходит и продолжает заниматься своими делами. Через полчаса лорд вновь звонит в колокольчик: одета ли уже экономка? Нет, она занимается своими делами. Тогда пусть слуга приведет другую незамужнюю женщину. В этот раз слуга натыкается на одну из служанок, он направляет ее к хозяину. Приказ тот же самый, у служанки хватает ума послушаться, она одевается и через час, как леди, переходит из помещений для слуг во внутренние покои. Архенхольц лично знал занимающего высокий государственный пост человека, который произошел от этого брака.
      Годовой доход мистера Хоу составлял 10 тысяч фунтов. Прекрасная юная девушка по имени мисс Маллет полюбила в нем не только деньги, но и мужчину и вышла за него замуж. После свадьбы молодого мужа обуяли сомнения, по любви ли вышла за него замуж его жена. После недолгих раздумий он встал из-за обеденного стола со словами, что у него важное дело в Сити. Жена ждала, ждала, а муж все не возвращался.
      Заранее расскажу финал истории: перерыв между свадьбой и первой брачной ночью составил ровно семнадцать лет.
      Хоу никуда не уезжал. На той же улице он снял комнату у медника и лет десять жил в ней под чужим именем. Никто не знал его, потому что в Лондон он приехал недавно. Целыми днями он ничего не делал, только выходил в одно кафе прочесть газету. Однажды в одной из газет он наткнулся на собственное имя: жена обратилась в парламент с просьбой начать процесс по объявлению его умершим. Хладнокровного человека это не взволновало, больше того, позже он с удовлетворением прочитал в газете, что его объявили умершим. Он ждал, что произойдет дальше. А дальше ничего не произошло. Его жена не вышла вновь замуж. В его жизни изменилось только то, что в конце десятого года он поменял квартиру. Упрямый покойник добился своего и в том же доме, где жила жена, получил меблированную комнату. И семь лет он играл в прятки по соседству с женой с такой выдержкой и ловкостью, что никто не разгадал его тайны. Через семнадцать лет, в годовщину того дня, когда исчез муж, жене доставили письмо. Анонимный автор просил ее, чтобы по очень важному делу она пришла в 10 часов утра следующего дня в парк Сент-Джеймс, в такое-то и такое-то место. Любопытная женщина в сопровождении своей старшей сестры пошла в парк. Спустя какое-то время появляется мистер Хоу, как ни в чем не бывало приветствует самым естественным образом свою жену, заявляет, что он завершил свое дело в Сити, и вежливо предлагает руку. Миссис Хоу принимает во внимание вышесказанное, берет супруга под руку и с потерявшимся, но нашедшимся барашком идет домой продолжать семейную жизнь264.
      Странная семейная жилка проявляется и в случае, который произошел с жившим одиноко лондонским миллионером по имени Лоуэлл. В семидесятилетнем возрасте он пришел к выводу, что рожден для того, чтобы разрушать женские сердца, и начал вращаться в женском обществе. Рядом с ним, видимо, бывали и более молодые мужчины, потому что у одной из входящих в состав компании девушек произошло недоразумение с добродетелью. В делах о признании отцовства суд обычно считал решающим доказательством показания матери-одиночки. Оказавшись в затруднительной ситуации, девушка решилась пойти на не совсем нравственный поступок: она подала в суд на старика Лоуэлла. Результат превзошел все ожидания. Тщеславный старец даже не пытался защищаться, он признал ребенка своим и заплатил деньги. После этого осмелели все оказавшиеся в подобной ситуации местные дамы, они бросились на легкую добычу и всегда добивались аналогичного результата. За два года мистер Лоуэлл решениями суда был признал отцом шестидесяти двух детей265.
      ЛИХОРАДКА СПОРОВ
      Я вновь должен сослаться на spleen. Это слово по-английски означает, собственно говоря, селезенку. Когда-то считали, что меланхолия рождается в селезенке. Это слово начали использовать для определения меланхолии, и его значение постепенно расширилось: оно стало означать скуку, хандру, уныние, плохое настроение в целом и т. д. Естественно, к сплину склонны только богатые люди, бедняку некогда вешать голову.
      Другое характерное английское качество - whim. Оно совпадает по смыслу с немецким Grille, то есть означает какой-то "заскок". Этим словом называют человека, одержимого какой-то причудливой, претендующей на оригинальность идеей.
      Понятно уже, что тот, кто впал в сплин и хочет от него освободиться, попадает под обманчивое влияние вима. Он согласен на любой экспансивный поступок, только бы вырваться из трясины сплина, хотя бы на время. Так вспыхивает лихорадка споров, пари.
      Если кто-то играет на скачках, это еще не свидетельствует о том, что он дурак. Эта игра для него - как участие в ярмарке надежд, в прекрасной обстановке, в остроте переживаний. О распухшей селезенке и усохшем мозге можно говорить только в том случае, если кто-то переживает столь желанное волнение, рискуя ради этого крупной суммой, а то и всем состоянием.
      Летописцы скачек увековечили самый необыкновенный случай. Его герой был потомком древнейшего рода, о чем свидетельствует и его блестящее имя: Henry Weysford Charles Plantagenet, Marquess of Hastings.
      Семь лет он блистал на скачках. Вначале выигрывал. Не менее тридцати тысяч в год, по его словам. Потом колесо фортуны сделало еще более стремительный оборот: на Цесаревиче на одних единственных скачках он извлек из карманов букмекеров 75 тысяч фунтов. Но потом счастье отвернулось от него. Фаворитом Дерби был Хермит, жеребец некоего Генри Чэплина. Лорд Хастингс поставил против Хермита, рискнув 100 тысячами фунтов. И Хермит доставил ему столь желанные волнения, придя к финишу первым. Сто тысяч фунтов - огромное состояние даже по английским понятиям -разделили между собой букмекеры.
      Я не случайно упомянул кличку жеребца и имя его хозяина. Копытами Хермита в уши лорда Хастингса стучался рок. У Чэплина была очаровательная невеста, леди Флоренс Пэйдж. Хастингс похитил ее самым низким образом. Под предлогом необходимости совершить какую-то покупку она вошла в один магазин, и пока жених ожидал ее у входа, она выскользнула через заднюю дверь. Затем она вскочила в карету соблазнителя, и они ускакали. Прошло три года. Столько лет должно было исполниться лошади, чтобы она могла участвовать в Дерби. Судьба помогла появиться на свет Хермиту, и через три года он отомстил.
      Осенью того же года лорд Хастингс на ньюмаркетских скачках проиграл 50 тысяч фунтов. Теперь уже ему хватало волнений, которые были связаны с продажей на аукционе его конюшни, замка, поместья. Он даже поседел раньше времени, а потом вообще стал инвалидом. На последние в его жизни скачки его привезли в кресле на колесиках, но никто уже не заговаривал о бывшем герое скачек. Он скончался 11 ноября 1868 года возрасте двадцати шести лет266.
      Страсть заключать пари охватывает не только посетителей ипподромов. Она может вспыхнуть где угодно и когда угодно. Хандрящий человек всегда готов заключить пари. Даже для самого незначительного спора существует популярная фраза: "I lay any thing" (спорим на что угодно). Спорили, например, на сколько осколков рассыплется большое зеркало в трактире, если разбить его. Выигрывал тот, чье предположение оказывалось ближе к истине. Фокс, один из крупнейших государственных мужей Англии, заключил в клубе пари на 1000 фунтов. Их должен был получить тот, кто ближе других угадает номер фиакра, который первым проедет под окнами клуба. (Правда, позже состояние Фокса было намного меньше размера его долгов.)
      Еще один томящийся тоской джентльмен поспорил, что в течение года каждую ночь он будет проводить в другом доме. Он выдержал три месяца, потом сдался и заплатил. Более забавное пари было заключено в 1773 году: за три часа надо было проскакать верхом на коне сорок английских миль, выпить три бутылки вина и "развязать пояс у трёх девушек". Этот необычный олимпийский вид спорта выиграл тренированный чемпион. Мы не знаем подробностей, которые, наверняка, были интересными, но нет сомнений, что земля еще не носила на себе более глупого человека, уплатившего пятьдесят гиней за то, чтобы другой выпил вино и т. д.
      Заключалось пари, умрет заболевший Иосиф II или нет. Спорили, утонет ли упавший в Темзу человек или же выплывет, и злобно кричали при этом с моста на спасателей в лодке: не трогайте его, мы заключили пари!
      С одним иностранцем по имени Карачиоли случилось, что в Лондоне он отправился на верховую прогулку, и лошадь понесла его. Отчаянно дергая уздечку, он вдруг услышал, что вслед за ним скачут несколько английских джентльменов, которые кричали на ходу:
      - Сломает шею!
      - Не сломает!
      - Спорим на что угодно!
      - Пятьдесят гиней!
      - Согласен!
      Взбесившийся конь мчался все быстрее; перепуганный всадник уже и сам был готов поспорить, что сломает себе шею. Вдруг - луч надежды: перед ним появился шлагбаум. Возле него - таможенные чиновники, которые наверняка задержат, остановят коня. Напрасная надежда; из адского экс-корта уже издали прокричали: "Пари! Пропустите его!" И его, конечно, пропустили, он оказался за шлагбаумом, свалился с коня, потерял сознание, но шею не сломал.
      Свифт однажды ехал в карете в Виндзор в обществе лорда Оксфорда. Дорожное однообразие они скрасили пари. Они поспорили: кому из них удастся быстрее насчитать тридцать куриц, клюющих корм вдоль дороги. Каждый из них считал кур только с той стороны, где сидел. Еще одно условие: кошка или старуха сразу стоили тридцать кур. По дороге их нагнал лорд Болингброк, пересел к ним в карету и начал объяснять Оксфорду один важный и сложный политический вопрос. Тот слушал с внимательным выражением лица, кивал головой, но вдруг закричал: "Свифт! Кошка с правой стороны! Я выиграл!"
      Что еще более странно, чем эти странные пари: согласно старинному английскому праву, судья может определить, кто же выиграл в споре. Когда таинственный кавалер Эон приехал в Лондон и там ходил в женском платье, но фехтовал и дрался, как мужчина, падкое на сплетни аристократическое общество чуть не заболело от любопытства: мужчина ли эта женщина, или женщина ли этот. мужчина. I lay any things, -говорили на обеих сторонах, и сумма пари, заключаемых в отношении пола кавалера д'Эона267, поднялась до миллиона фунтов. Лучше всего было бы получить ответ от самого кавалера, но тот настолько возмутился, что пригрозил любопытствующим мечом и дубиной, а потом оставил Лондон и вернулся во Францию. Один из спорщиков решил все-таки довести дело до конца и подал в суд. В июле 1777 года дело попало на рассмотрение к судье лорду Мансфилду. Заявитель привел с собой двух явно фальшивых свидетелей, которые показывали, что кавалер является женщиной. Ответчик доказывал, что такое пари аморально и потому не имеет силы. Судья обругал обе стороны, но заявил, что существующие законы не запрещают никаких пари. Жюри вынесло решение в пользу заявителя, и ответчик вынужден был выплатить проигранные 700 фунтов268.
      Более серьезным испытанием для суда было пари, которое англиканский священник Б. Гильберт заключил с баронетом М. Сайксом. В одной компании речь зашла о Наполеоне. Баронет настаивал, что этот человек долго уже не протянет, так много у него врагов, и так много опасностей его окружает. Слово за слово, а потом баронет предложил следующее пари: пусть ему заплатят сразу 100 гиней, а он каждый день, пока Наполеон жив, будет платить по одной гинее. Гильберт честно выдержал условие и на следующий день отправил баронету 100 гиней. А баронет выплачивал ему ежедневно по одной гинее, пока не кончились эти сто гиней, больше того, он платил и позже, целых три года. После чего ему надоело выплачивать эту ренту, и он передал дело в суд. Суд, руководствуясь высокими побуждениями, признал пари недействительным. Нельзя терпеть, чтобы интересы английских граждан были связаны с продлением жизни врага Англии, -заявил судья. - Но нельзя позволить также, чтобы в результате таких пари родился бы заговор против Бонапарта269.