Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Рюрик

ModernLib.Net / Исторические приключения / Петреченко Галина / Рюрик - Чтение (стр. 12)
Автор: Петреченко Галина
Жанр: Исторические приключения

 

 


      Гуси кружили по поляне, поднимая пыль. Гогот и шум их заразили даже дворовых собак, которые тоже подняли громкий лай и беготню. Внезапно вожак застыл в центре поляны, высоко подняв голову, будто обдумывал причину беспокойства стаи. Но вот он вытянул свою могучую шею в сторону восточного леса и надрывно загоготал. И тут же вся стая гусей вслед за вожаком, вы? строившись ровным полукругом, загоготала, вытянув шеи в ту сторону, что и вожак.
      Из всех дверей огромного княжеского дома высыпали слуги. Казалось, проснулся не только дом князя. Казалось, проснулась вся земля Рарожского побережья и чего-то ждала. Руцина тоже выскочила на крыльцо и" увидев, что Вожанка уже стоит с девочкой возле дверей, опустилась перед дочерью на колени, ощупывала ее тревожно руками и все повторяла:
      - Тебя не обидели гуси? Ты не испугалась? И тут девочка громко и горько заплакала. Дагар смотрел на встревоженную Руцину и прижавшуюся к ней Рюриковну и не знал, чем помочь этим двум таким дорогим для него существам. Коснуться на людях Руцины он не решился. Нежно и бережно могучие руки знаменитого меченосца подхватили маленькую княжну и ласково прижали к груди. Руцина вспыхнула, но ничего не сказала. Ее глаза благодарно и смущенно смотрели на Дагара. Тот все понял и еще заботливее прижал девочку к себе.
      Но вот на красном крыльце дома появился князь, и все затихли. Рюрик оглядел двор, неистово надрывающихся гусей и нахмурился. Сквозь толпу слуг протиснулся Бэрин и, торопясь, направился к князю. Дагар наблюдал за Рюриком и верховным жрецом, стоя возле Руцины и не опуская княжну с рук. Рюрик заметил их, нахмурился, но тут внимание его отвлек взволнованный Бэрин, который сразу же увлек князя в дом.
      И долго еще толпа рарогов обсуждала странноеповедение гусей, и долго еще беспокоились чуткие птицы, то затихая, то вновь встревоженно мечась по поляне.
      А в полдень того же дня еще одно событие потрясло жителей поселения. Из грабовой рощи на тропу, что вела к ключу, выкатился клубок змей, и одна из них смертельно укусила гончара, шедшего к ключу за водой.
      Улица гончаров - в трауре, а во всем селении рарогов - уныние и растерянная задумчивость.
      К вечеру же на улице оружейников заблеяли овцы. И не одна, и не две, а все сразу. Жрецы еще больше обеспокоились. И всю ночь они приносили жертвы богу Велесу, прося его отвести беду от рарогов. Всю ночь творил молитвы Святовиту Бэрин, вспоминая подходящие предвещания. Вспотевший, грузный, ходил он от окна к окну и с ужасом пришел к мысли, что даже перед неожиданным нападением германцев ничего подобного с живьем не происходило. А что это были знаки, и знаки грозные, вещие, он был в этом уверен. Может, это он, бог иудеев, готовя нас к новым испытаниям, предупреждает нас: "Ждите, должно свершиться..." Вот только что должно свершиться? Пока Бэрин этого не знал. Что же он должен сказать вождю и князю? К чему готовить соплеменников? Ведь к утру они ждут от него толкования... И тут он вспомнил: гуси гоготали в сторону ольхового леса, на восток. Святовит всемилостив! Восточный ольховый лес! Это же... Нет! Врагов оттуда быть не должно! А улица гончаров? Она на северо-востоке. Так, так, верховный жрец... А улица оружейников? Юго-восточная! Итак, верховный жрец, вести идут с востока!.. Но почему такие злые? (c)т кого такие вести идут с востока? Вот вопросы, на которые надо завтра утром дать ответ князю, вождю и всему племени... Ну, верховный жрец, думай! И Бэрин, заметно оживившись, вспоминая подробности прошедшего рокового дня, стал разгадывать предзнаменование...
      Князь в это время находился в доме вождя. Они решали, сколько скота нужно принести в жертву богам, чтобы умилостивить их. А что боги требуют жертв - в этом никто не сомневался.
      Старая Унжа не могла настаивать на том, чтобы беседа вождя и князя проходила в ее присутствии, но она приказала, чтобы слуги не входили в комнату, где совещались ее сын и зять. Она сама приносила им горячую еду и вкусное ягодное питье, сама заботливо суетилась возле очага. Наконец, не выдержав, глухо и удрученно проговорила:
      - Рюрик, я думаю... весть была богами послана нынче непростая.
      - Я тоже так думаю, - ответил князь и вопросительно посмотрел на нее, зная, что у старых людей особое чутье.
      Глубоко и тяжело вздохнула в ответ вдова Верцина. Она взяла убрус со скамьи, накинула на плечи н съежилась под ним как от холода. Убедившись, что сын и зять смотрят на нее во все глаза и ждут откровения, она низким голосом сказала:
      - Мне который раз снится один и тот же сон... Рюрик вздрогнул, вспомнив свой сон о ласточке под крышей. Он приснился ему более десяти лет назад, но время от времени князь вспоминал его, и эти воспоминания были так свежи, как будто сон приснился ему только вчера. "Уж не пророчество ли то начинает сбываться?" - горько подумал князь, но вопрос задать побоялся.
      Вдова угадала угрюмую задумчивость Рюрика и, кивнув головой, начала свой рассказ:
      - Будто мы идем далеко-далеко... и будто у всех у нас длинные волосы, и мы путаемся в них. А дорога луной освещена... Волосы не дают нам идти, и мы пытаемся их расчесать, но не можем. И тогда мы стали стричь их друг у друга.
      Рюрик, внимательно слушавший вдову, вздрогнул и обреченно произнес;
      - Значит, надо готовиться к большой и трудной дороге... Но куда?
      - Это сегодня ночью узнает Бэрин, - с горестной безысходностью ответила Унжа. Ее высохшее тело, укрытое серым убрусом, как бы растворилось в вечерних сумерках, и князю стало отчего-то жутко.
      Олаф удивленно переводил взгляд с матери на Рюрика и обратно, но ничего не понимал. Ему казалось, что мать и князь уже заранее о чем-то договорились и вот теперь разыгрывают его. Но, внимательно вглядевшись в отрешенное лицо князя и в горестную позу матери, он понял, что происходит что-то важное, ужасное, с чем ему, молодому вождю, еще не приходилось сталкиваться.
      - А мне почему-то ничего не снится! - Он хотел сказать это весело, но вышло как-то растерянно и не к месту, и юный вождь засмущался своей так некстати прорвавшейся удали.
      Ни князь, ни мать ничего ему не ответили... А в это время первая жена князя рарогов Руцина, сидя на ложе в своей одрине, растерянно и сердито вопрошала себя: "Ну что, Руцина?.. Ты - первая жена рарожского князя, ты прежде всего свейка! Как ты растолкуешь все то, что случилось? Пора тебе по всем разобраться! И прежде всего, как тебе, первая, но нелюбимая теперь жена князя, жить дальше?"
      Страх за дочь прошел не сразу. Рюриковна давно уже спала, а Руцина, уложив ее, все никак не могла успокоиться. Она понимала, что князь оставил ее в своем доме только из-за дочери. Год уже, как Рюрик женился на Эфанде и убрал стражу от одрины Руцины. Это было немое дозволение жить свободно. Оскорбленная до глубины души, Руцина тогда целую неделю не выходила из своей одрины. Она то проклинала князя, то билась головой о стену, то звала его. Она болела им. Потом она стала молиться - и к ней не сразу, но пришло успокоение. И она примирилась - ей так казалось. Но когда она увидела счастливую улыбку Эфанды, проходящей по двору рядом с Рюриком, то она решила убить ее. И вновь заболела. И только молитва вернула ей спокойствие духа. Однажды она стояла на коленях всю ночь и просила у Бога смерти. И когда глаза ее от слез опухли так, что она не могла уже поднять веки, то вспыхнул яркий свет, и она увидела Его. И Он сказал: "Терпи. Все пройдет. Ты будешь счастлива. Прости и забудь". И Руцина упала и не помнила больше ничего. Очнулась она на ложе. Старый Руги сидел рядом с ее ложем. В изголовье ложа стоял он, Рюрик. И она простила его и простилась с ним. Она сама отослала его к Эфанде. И вот прошел год. И ей уже приятно, что другой мужчина смотрит на нее влюбленными глазами. Она женщина, а он так привязан к ней, и она так нужна ему... Но когда совсем недавно она увидела, как Рюрик вел Эфанду к жреческой обрядовой поляне на откровения с богами, то поняла силу их любви. Эфанда шла своей летящей походкой, слегка опираясь на крепкую руку князя, и что-то тихо говорила ему. Рюрик в ответ улыбнулся ей, и суровое лицо его преобразилось: оно посветлело, помолодело, стало нежным.
      "Откуда в этой венетке столько музыки? Она словно сплетена из солнечных лучей!" - изумленно отметила про себя Руцина и поняла, что эту-то солнечность в Эфанде наверняка и приметил Рюрик, ее-то и не хватало Руцине даже в те мгновения, когда Рюрик целиком принадлежал ей. Ее страстность и тянула к ней князя, и отталкивала от нее. Между ними всегда шел спор. И в этом споре побежденной оказалась она, пламенная Руц! Уймись, Руцина, благодари Христа за то счастье, которое дал тебе твой Рюрик! Такого и у него уже не будет ни с одной женщиной. И она вновь и вновь обращалась сердцем к тому изречению, которое так успокаивало ее: "Бог дал, но время шло, и Бог взял..." А роптать на Бога - великий грех... Все происходит с нами только по воле Божьей. Но слезы обиды навертывались ей на глаза, и что-то сжимало грудь. И вновь ей помогала молитва. Ведь уныние - великий грех, и христианка должна бороться с этой своей слабостью. И она была благодарна Дагару за его ненавязчивое внимание; за то, что он оказывался рядом тогда, когда ей это больше всего было нужно. Никогда и никто не сможет сравниться с ее Рюриком, но ее еще любят, и она еще чувствует себя любимой женщиной.
      Да, нынешнее предзнаменование... Она вспомнила, как нежно прижал к себе Дагар маленькую Рюриковну, и сердце ее наполнилось благодарностью к суровому меченосцу. Сказать ему, что вход в ее одрину уже целый год не охраняется? Нет! Он должен об этом узнать сам! Но как?.. Не посылать же к нему девку-служанку! Господи, спаси и сохрани меня! О чем я? Ведь то, о чем я сейчас подумала, это грешно?! Но разве грешно быте любимой и любить? Оставь все до завтра, Руцина! Будет новый день, со светом уйдут ночные страхи. Все прояснится!..
      * * *
      А еще через три дня дозорные принесли князю весть:
      - Прибыли купцы от ильменских словен. Хотят видеть вождя. Рюрик распорядился:
      - Оповестите вождя и главного жреца. Встречать гостей будем в моем доме после полудня...
      Длинные столы в княжеской гридне обильно заставлены блюдами с едой. В высоких глиняных кувшинах, украшенных синими и белыми полосками и нехитрым орнаментом, настойки медовые и ягодные. Рароги в обычной своей одежде, только черные узкие повязки вокруг головы и черные сустуги говорят о смерти Олега и других воинов-дружинников.
      После полудня распахнулись тяжелые двери гридни, и старый Руги. стоявший справа от двери, торжественно назвал первого гостя:
      - Князь ильменских словен Вадим!
      В гридню вошел лет тридцати пяти, среднего роста, крупноголовый, бородатый витязь и, оглядев хозяев, поклонился им поясным поклоном. Одет он был в теплую домотканую с длинными рукавами серую рубаху, подпоясанную узорным кушаком, украшенную возле шеи металлическими пластинками. Коричневые порты его были заправлены в высокие кожаные сапоги. По виду и не скажешь, что князь. Но уверенность, с какой держался он, и его повелительный взгляд выдавали в нем знатного воина.
      Рюрик, Эфанда, Олаф, Бэрин, Ромул, Эбон и Дагар, встречавшие в гридне гостей, молча ответили ему поклоном. Гость подошел ближе к Эфанде и еще раз ей поклонился, сказав:
      - Как солнце, прекрасна молодая жена князя рарогов! - Он перевел взгляд на князя, стоящего рядом с княгиней, задержал его на черной головной повязке и сочувственно произнес: - Чту память погибшего смертию храбрых брата князя рарогов Олега! Чту память погибших дружинников!
      Хозяева опять склонили Головы, а старый слуга хриплым от волнения голосом объявил нового гостя:
      - Посол ильменских словен купец Домослав. Домослав оказался высоким седоголовым человеком с умным, добрым лицом. Одет он был в коричневую корзну и такого же цвета порты, заправленные в сапоги. Он поклонился хозяевам, дал им разглядеть себя, а затем молча встал возле Вадима.
      - Посол ильменских словен купец Полюда. Новый гость тоже был высок и седоголов, но гораздо уже в плечах, чем Домослав. Одет он был так же, как и другие словене.
      Полюда поклонился хозяевам, задержал свой проницательный взгляд на князе рарогов, словно пытаясь решить что-то важное для себя, и вдруг улыбнулся Рюрику так светло и открыто, что в гридне сразу стало уютнее.
      - Передаю рарогам-русичам низкий поклон от старейшины ильменских словен Гостомысла! - сказал Полюда, с затаенным интересом глянул на князя рарогов и тут же перевел взгляд на верховного жреца племени. Бэрин поймал этот взгляд, но не дал послу втянуть себя в опасную игру - отвел свой взор в сторону. Послы еще раз поклонились. Хозяева ответили им также поясным поклоном. Разговор дальше пошел на словенском языке, и повел его самый знатный из русичей;
      - На земле рарогов вас приветствуют: верховный жрец племени Бэрин, вождь племени Олаф, наши послы Ромульд и Эбон, военачальник Дагар... - А когда Рюрик назвал имя своей младшей жены, все радостно улыбнулись. Ответив сдержанной улыбкой гостям, Рюрик продолжил:
      - Мы рады принять поклон от гордого Гостомысла. Он не в первый раз посылает к нам своих послов, вот только не знаем, что мы ответим им нынче...
      Вадим, Домослав и Полюда поняли намек князя рарогов на изгнание Геторикса, но промолчали.
      Рюрик, убедившись, что гости все поняли, но вызова не приняли, указал рукой на кадь и священный серебряный котелок.
      - Прошу дорогих гостей совершить омовение. Первым подошел к кади с водой Бэрин. Он омыл в ней руки, вытер их льняным полотенцем и торжественно направился к котелку, что неизменно стоял на серебряной треноге в правом почетном углу княжеской гридни. Гости последовали примеру жреца. Когда все оказали честь священному котелку как символу тепла, семейного очага и хлебосольства, Бэрин взмахнул длинными рукавами своей рубахи и торжественно молвил:
      - Да согреют животворные лучи солнца встречу родственных племен! Гостям явно понравилось такое доброе начало.
      - Прошу всех за стол, отведать пищу нашего народа, - сдержанно пригласил Рюрик и первым подошел к столу.
      "Сначала за столом едят и пьют, - вспомнил вдруг князь рарогов веселый совет отца, - и только потом решают дела", - и невольно грустно улыбнулся.
      И тут рикс поймал на себе снисходительный взгляд Вадима - князя ильменских словен. Рюрик не выдержал и ответил ему таким же взглядом. "Я понимаю, почему ты так задоришься: тобою недовольны ильменские бояре, подумал Рюрик и первым опустил глаза. - Как, впрочем, и мною - наши друиды... Наши доли одинаковы и в снисхождении упражняться не надо бы..."
      Тем временем Руги и двое дворовых слуг молча обслуживали трапезников. За холодными закусками: отварным мясом, яйцами диких и домашних птиц, пшеничными лепешками - последовали горячие блюда: жареное и тушеное мясо, речная и морская рыба. Каждый брал то, что ему по вкусу.
      За едой разговор пошел веселее. Бэрин первым решился спросить:
      - Так что же хотят от нас ильменские словене? Вадим остановил взгляд на Домославе: говорить князю можно было только после старших по возрасту. Тот начал беседу, путая рарожскую и словенскую речь.
      - У нас опять нет лада между племенами, - проговорил Домослав и перевел свой озабоченный взгляд с Вадима на Рюрика. - Помнится, лет десять тому назад мы отпустили с миром Геторикса, который так и не смог унять наших бояревей, но порядок на краях земли нашей навел, - говорил он с тем добродушием к искренностью, какие сразу вызывают у слушателей ответную симпатию. Вот и Рюрик поверил ему, но тут он глянул на Бэрина и насторожился: верховный жрец сидел как-то отрешенно от того, что происходило за столом. Это-неприятно поразило Рюрика.
      А Домослав между тем продолжал:
      - Нынче вот замучился Гостомысл разбирать кровавые распри соплеменников, да и набеги норманнов и финнов участились.
      - Что же Вадим бездействует? - спросил вдруг Бэрин и посмотрел на своего князя. - Вот наш Рюрик не дремлеть, хоть и имает трех женовей.
      Эфанда вспыхнула, но не произнесла ни слова. Ее дело молча наблюдать за переговорами, ничего не забыть и не спутать. Ее задача - не забыть те хитрые уловки, к которым прибегают в разговоре словене, чтобы от того не пострадали интересы ее мужа.
      - А что же викинги? - спросил Рюрик, остановив свой взгляд на Домославе. - Ходят слухи, что викинги поселились на землях словен. Али весть не верна?
      Домослав почувствовал осуждение в словах Рюрика и помолчал некоторое время, соображая, что ответить.
      - Два лета назад были изгнаны и оне, - схитрил он. И того понимания, что возникло в начале беседы, как не бывало.
      Наступила тяжелая тишина.
      Домослав понял, что сейчас на него обрушится лавина гневных вопросов, и приготовился к отпору.
      Но тут в разговор вступил Бэрин.
      - Зело богато живете, дорогие гости! - вызывающе заметил он. - За последние двенадцать лет двух защитников выгоняете! - Друид солнца возмущенно развел Руками. - Ведь всем надо платить!
      - По займам не бегали, - степенно ответил Домослав и успокаивающе взглянул на горячего Вадима: мол буря быстра, да не страшна.
      - Так за что же вы изгнали скандинавов? - упрямо добивался Рюрик, довольный тем, как верховный жрец повернул разговор.
      - Их думы вышли за пределы Ильменя, - уже спокойнее сказал Словении и только сейчас едва заметно кивнул Вадиму: успокой свое, яко золото, горящее сердце! Дело должно идти миром!
      Вадим смирился и промолчал, а Домослав вновь стал открытым и добродушным:
      - Скандинавы приплыли к нам сами. Лихие и отважные, они сначала пришлися нам по душе, - сказал он, а так как все молча внимали ему, то посол уже смело продолжил: - Мы научились у них орудийному делу и приноровились снаряжать ополчение по их укладу. За десять лет их бытия на наших землях мы многое переняли от них, но заметили, что со своим главным занятием - охраною наших краев от норманнов и финнов - оне не справляшеся. - Домослав оживился, видя, что его внимательно слушают, и горячо пояснил: - Росяти по рекам ко Днепру зачастили, на юга заглядываются, ну мы их и... - Посол красноречиво взмахнул рукой и, встретившись с понимающим взглядом главного жреца рарогов, сдержанно улыбнулся. - Вот за сие-то и изгнали мы скандинавов, благо те малочисленны были.
      - И два года вы охраняли свои земли сами? - насмешливо и с горечью спросил Рюрик. От верных людей он знал, что викинги-варяги создали не одно поселение у словен и не все они вернулись в родные края.
      Бэрин метнул на него пытливый взор и понял, что князь рарогов уже решился. И тут он до конца проник в смысл знаков, которые посланы были рарогам их богами. Да, с востока пришли гости, и пришли они именно за тобой, князь. И вот ты уже улыбаешься им. И они уже друзья тебе. Да, никак, ты учуял родную кровь, хоть и не ведаешь, почему Гостомысл зовет тебя княжить в земли ильменских словен.
      На мгновение жрец закрыл глаза: не свершиться его намерениям. Уйдет Рюрик, и его, верховного жреца, кончится сила. Друиды постараются даже память о нем стереть у соплеменников. Они запретят проповедникам приходить в поселение, да и самих иудеев, пожалуй, изгонят...
      Домослав понял, что с этой минуты все решает только князь рарогов, и, не взглянув больше ни на главного жреца, ни на молодого рарожского вождя, ни на других знатных рарогов, отвечал Рюрику и говорил только с ним.
      - Нам ничего другого не оставалось, - вещал посол, не спуская глаз с князя, - но сейчас мы устали от раздоров и распрей. Нам необходим третейский судья. Рюрик, тобе кланяемся в пояс.
      Домослав, приложив обе руки к груди, встал и низко поклонился князю рарогов. Бэрин, хотя и ожидал этого, вздрогнул и опрокинул кубок.
      Рюрик же растерялся и не поверил своим ушам. Как! Словене его зовут! рядить! сородичей! в качестве третейского судьи?
      - Двенадцать лет назад... - гневно начал он, взглянув на юного Олафа. Тот не понял князя и едва заметно пожал плечами.
      Домослав тяжело вздохнул: он ждал, что об этом пойдет речь, и не дал князю договорить.
      - Вернулся Геторикс?! Сие боле не повторится! - Он поднял правую руку вверх и торжественно произнес: - В твоем племени, Рюрик, словен больше, чем ты ведаешь! Да и других народов в нем много - и влахов, и евреев, и кельтов, и русций... да всех и не перечислить! Но твое племя едино - и ты до сих пор непобедим. Если же объединить наши - рарогов и словен - племена, то не будет врага, который бы не убоялся нас. Ведома нам мечта твоя - объединить все словенские племена. Так и начни свое благое дело с нас!..
      Рюрик так резко вскочил после этих его слов, что табурет из-под него отлетел в сторону. Опершись ладонями о стол и глядя прямо гостям в глаза, он возбужденно и горько заговорил:
      - Какой рикс не мечтает о благих делах? Но я-то ведаю, чем кончаются благие начинания. И я хорошо помню, как рыдал Геторикс двенадцать лет тому назад, и не хочу оказаться на его месте!
      Домослав вытянул вперед руку, словно успокаивая князя, и, растерявшись, замолчал.
      Эфанда вспыхнула и ласково положила свою руку Рюрику на ладонь. Князь не принял трепетной поддержки жены. Он повернулся к Бэрину:
      - Жрец бога солнца, ответь послам ильменских словен: я не принимаю их поклона!
      Бэрин поднял тяжелые веки, медленно и мрачно оглядел гостей, Рюрика и глухо проговорил:
      - Князь рарогов должен быть стоек! - Затем он встал, вскинул обе руки вверх и торжественно произнес: - Да услышит вас Святовит и благословит на терпение и понимание бед ваших!
      Рюрик круто развернулся в сторону друида солнца и гневно спросил его:
      - Разве наши беды, набеги германцев, не тяжелее их бед?
      Лицо Бэрина стало спокойным.
      - Сядь, Рюрик, сядь, - ласково сказал он князю. Од и сам не мог понять, что им движет в эту минуту. Рюрик молча повиновался.
      - Когда-то наши племена жили за Хвалисьским морем [Хвалисьское (Хвалынское, Хвалисское) - Каспийское море], но оттуда их вытеснили дикие авары, - печально проговорил друид солнца и перевел взгляд с Рюрика на Вадима. Вадим недоуменно вскинул брови, но вопроса не задал, а Бэрин продолжил: - Тогда они перебрались на Танаис и Борисфен, но оттуда их изгнали аланоскифы. - Голос жреца сел. Все выжидательно замолкли. Бэрин глубоко вздохнул и горделиво произнес: - Но и, оставаясь верными духу погибших предков, наши воины не покончили с собой на их могилах, а пришла сюда, на эти туманные земли и острова, где жили рутены, курши, вагры, рароги и еще многие словене, и вот уже десять колеи их терпеливо осваивают эти земли. И все эти годы они жестоко боролись с врагами, защищая и себя, и те племена, которые исконно жили здесь. И мы стали едины. Кровь рарогов и кровь словен - это единая кровь. И враги у нас одни и те же! Рюрик! - обратился он к князю, и в голосе его зазвенели металл и скорбь. - Назови мне народ, который, не борясь и не кочуя, прожил бы многие века на своей исконной земле!
      Рюрик метнул хмурый взгляд на жреца и пожал плечами.
      - Я не ведаю такого народа, - почти беззвучно ответил он.
      - И никто не ведает, - продолжил Бэрин. - Но если ты откажешь ильменским словенам, то в беде окажутся сразу два родственных народа: один -от горделивой, но неравной борьбы с набирающим силы врагом германцами, а другой - от братоубийственных распрей. Рюрик оценил суровую правду Бэрина. но сразу сдаться не мог и не хотел.
      - Что ты предлагаешь? - спросил он не столько жреца, сколько самого себя.
      - Нужно помочь друг другу, - просто ответил Бэрин. - И даже Камень Одина тебе то же рече, - улыбнувшись, добавил он.
      Гости зашевелились, довольные поддержкой друида, но последнее слово оставалось все же за Рюриком.
      Бэрин сел на место, тяжело вздохнул и уставился на Рюрика: "Ты же все чуял! Там... ведь там же истоки твоей крови! Ну! Сказать?! Нет! Пусть Гостомысл сам... Ох, бояре, ильменские мешки, ну держитесь!.. А Полюда хорош! Крепкий посол!" - хмуро думал Бэрин и ждал ответа от князя.
      Рюрик, тяжело обдумывая ответ, уловил все: напряжение поз и взглядов жреца и Полюды, их обоюдную недоговоренность, какую-то затаенность и... свою неожиданную тягу к Восточной Словении, но тело сковала непонятная нерешительность, и он смолчал.
      Эфанда не знала, куда деть влажные от волнения руки. Дагар напряженно ждал княжеского решения.
      Рюрик молчал. Ему опять вспомнился этот сон - разоренное гнездо ласточки и грозный знак - подстреленный хворый сокол... Князь рарогов уперся взглядом в столешницу и тяжело молчал.
      Гости и хозяева боялись обмолвиться словом.
      Ромульд настороженно вглядывался в Рюрика. Он хотел по выражению его лица понять, на что решится сейчас князь. Вряд ли жизнь ставила перед ним задачу труднее.
      Эбон благодарен был Бэрину за прекрасную речь и знал, что других слов больше не потребуется.
      Олаф с беспокойством вдруг ощутил огромную пустоту, пугающую своей неизвестностью. Он весь сжался. Рюрик нужен ему. Рядом с ним спокойно и уверенно. И тут же почувствовал облегчение. Пока Рюрик здесь - не он, Олаф, вождь племени, а князь. Не будет князя рядом, с ним, Олафом, начнут считаться, его воля будет решать судьбу племени.
      Эфанда сжала руку брата, взывая молящим взором к терпению: "Не говорите никто и ничего. Он не сделает плохо, я это знаю".
      Гости перехватили скрестившиеся взгляды брата в сестры и снова устремили свое внимание на князя.
      Бэрин и Полгода не сводили друг с друга тревожных глаз.
      Рюрик наконец поднял голову. Он встал. Вид у него был строгий и решительный.
      - Мы прибудем к вам всею дружиной и всем народом племени моего, - глухо проговорил он и глянул: разгоряченным взглядом на Гостомыслова посла.
      Домослав облегченно вздохнул.
      Вадим сжал руки и убрал их со стола.
      А князь рарогов с горечью продолжил, едва взглянув на своего верховного жреца:
      - Те, кто живет в середине наших земель, останутся на месте. Германцы к ним вряд ли будут наведываться; пути к ним лежат через дрягвы. Покидая свои жилища, мы предадим их огню, и так будет положен конец нашей жизни в Рарожье. Жаль, что Камень Одина брать с собой нельзя... - Затем Рюрик перевел взгляд на Домослава и спросил: - Я слышал, что многие у вас молятся богу-человеку. Не будут ли они чинить козни нашим жрецам?
      Словенские послы переглянулись и разом посмотрели на верховного жреца. Они надеялись прочесть в его взгляде интерес или хотя бы волнение, однако большие серые глаза Бэрина были только грустны.
      - Ты прав, - тихо ответил за своих советников Домослав. - Но ведь и у вас есть те, кто верит в Иисуса Христа. Однако большинство наших людей поклоняется тем же богам, что и ваши.
      Рюрик облегченно вздохнул, не поняв причины печали верховного жреца, и властно заявил:
      - Вот и отлично! Бэрин, ты мне тоже там будешь нужен! - Он широко улыбнулся друиду солнца и, отпуская всех из-за стола, сказал: - Все остальное решим завтра...
      Часть вторая
      НОВАЯ ЖИЗНЬ
      СОВЕТ СТАРЕЙШИН
      В эту теплую, ясную осень 6370 года от сотворения мира [6370 год от сотворения мира означает 862 год от Рождества Христова] тесный бревнотканый Новгород бурлил, как никогда.
      Второй день под предводительством именитого новгородского посадника Гостомысла заседал совет старейшин всех союзных финских и северных славянских племен: ильменских словен, кривичей, полочан, дреговичей, дулебов, чуди, веси и мери. Второй день из уст в уста передавали досужие новгородские сказители как слышанное и виденное, так и еще только задуманное, недосказанное да и втрое преувеличенное. И больше всего слухов приходилось на долю варягов-россов, что прибыли недавно из-за далекого моря Варяжского, да на своего посадника Гостомысла.
      Гостомысл, шестидесятилетний боярин с проницательным взором умных серых глаз, высоким лбом, закрытым редкими седыми кудрями, крупным, властно очерченным ртом, мясистым, но аккуратным носом, с укладистой поседевшей бородой и раскрасневшимся от досады и жары лицом в который раз пытался утихомирить шумных старейшин:
      - Думу! Думу о земле держати надо бы, а не о животах своех! - зло прокричал он, глядя на советников-старейшин страдальческим взглядом.
      - Нет! Ты мне, Гостомысле, душу не мути, - прервал посадника старейшина кривичей, приземистый, широкоплечий, со скуластым лицом и зеленоватыми глазами пожилой человек по имени Лешко, и шумно встал со своего места. - Я что буде глаголити своему роду-племени? Теперь оне что же - никто? Теперь всеми делами ведают россы? Варязи - хозяева? - яростно спросил он и, переведя дух, грозно пояснил: - Да кривичи заманят меня в кирбы! [Кирбы (слав.) - топи, болота] Оттуда ни одна русалка не вызволить меня на свет божий! Ты же ведаешь наши места! - Лешко со злобой глянул на гостей-варягов, на Гостомысла и так же шумно, как встал, уселся на свое место.
      Советники засмеялись, а Гостомысл, распоясав от жары меховую перегибу [Перегиба (слав.) - вид верхней парадной теплой одежды у славян] и вытерев потный лоб, хмуро ответил:
      - Передай своим кривичам, Лешко, что от нападок норманнов, финнов и прочих соседей твои отважные соплеменники пусть сами ся сохраняють. И союзная казна нашего края не будет выделяти вам ни одной гривны для покупки оружия! Управляйтесь сами как можете? Сможете потопите всех пиратов во своих болотах - топите! - Посадник махнул на Лешко рукой и сердито отвернулся от него,
      - А лягушки где квакать будут? - смеясь, спросил старейшина дреговичей Мстислав, сидящий крайним на правом конце беседы, занятой советниками.
      Лешко круто развернулся вправо, в сторону Мстислава, отчего его сустуга задела соседа слева, старейшину полочан, боярина Золотоношу. Последний возмущенно отпихнул от себя полу сустуги Лешко и пробубнил:
      - Я ведь не варязи-россе, чего махаешься? Советники засмеялись: кто громко, кто - сузив глаза, зло, тихо, а кто лишь хихикнул в рукав сустуги, с любопытством оглянувшись при этом на пришельцев.
      - Что смех одолевает людей? - искренне возмутился Лешко. - Вам хорошо! Вы ведаете, что такое норманны и финны! Вы бились со скандинавами! Вы плавали ко грекам! Вас били булгары и буртасы! Вы чуете, что надо сказать своим соплеменникам! А мне каково? Наши кривичи как чуть - так вглубь сховаються во болота и - все! Николи оне и не сражашеся! - горько сознался Лешко и растерянно развел руками. - Судите сами, прав я или нет. - Он тяжело вздохнул и сел на место.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30