Рюрик

      Рюрик хмурился, слушая рассказ про обиженного словенина, и распорядился, не посмотрев на Гостомысла:
      - Мой мудрый Дагар! Разбери спор этих людей и накажи того, кто больше выгоды извлек из долгой ссоры. Суд будешь вершить при собрании всех самостоятельных хозяев Новгорода. А пока надо выделить питание для семьи пострадавшего словенина, - хмуро проговорил князь и спросил Гостомысла: - У крыльца, что ли, ждет обиженный-то?
      Посадник удивился догадливости сына и под общий смех сознался:
      - Ждеть бедовый у твоего крыльца... Истец ушел довольный, неся в корзине вяленую рыбу, отварную конину, несколько десятков яиц да небольшой мешочек муки...
      Дагар занялся поисками виновного не торопясь.
      Взял в помощь несколько дружинников из своей тысячи и объяснил им, как надо установить слежку. Дружинники погоревали немного: не хотелось ввязываться в ссору словен, но делать нечего - правду надо защищать, не то повсюду верх возьмут зло и жадность. Разделились варяги на группы, надели на себя крестьянские одежды, подрезали волосы и, став "словенами", ходили по селению и слушали вести о той и другой семье.
      Целое лето присматривались дружинники к спорщикам и проведали следующее: виноват в ссоре тот, кто потребовал себе ценную шкуру при дележе. У того и сыновей - пятеро, и дела они свои справляют в три раза быстрей и оборотистей, чем первый, но всегда им всего мало и всегда с кем-нибудь да задираются. Сыновья все взрослые, но в самостоятельные хозяева никак не выберутся. То для одного лошади не хватает, то для другого сохи нет - так и не получается свое отдельное хозяйство. Злит это их, мучает, а как достичь блага миром - не ведают. Вот и пускают в ход то кулаки здоровенные, то дубинки. На днях такую драку, напившись медовухи, устроили, что ратникам Дагара пришлось применять те способы защиты, которым обучал когда-то их Рюрик.
      Раскидали драчунов в разные стороны, скрутили им руки и строго наказали молчать. Послали к старейшине села за подводой, погрузили всех и повезли в Новгород вместе с отцом, зачинщиком всех бед. Односельчане приоткрыли рты, когда узнали, что пришельцы-крестьяне оказались варягами-россами Рюрика, которые будут вершить суд над бедовой семьей. Чуть ли не всем селением хотели сразу повалить в город, но старейшина сказал, что о суде "дозорный известит особо, когда какой-то там Дагар во всем разберется сам". Односельчане покачали головами и стали обсуждать новость. Единства в суждении не было. Кто обвинял первого, кто второго, кто-то понимал, что виноваты оба: чегой-то им вздумалось одного зверя ловить? Неужто никто не догадался уступить!.. И так горел спор до тех пор, пока не приехал дозорный и не сказал:
      - Завтра суд над семьей Ерошки.
      И заторопились в путь все самостоятельные хозяева селения. Всем надо было знать, чего стоит Рюрикова правда.
      В Новгороде же по поводу столь шумного события тоже суждений хватало, и всякий, кто мог думе верный ход определить, молвил недолго, но обстоятельно. А чаще всего глаголить начинали с одного, да кончали другим...
      И вот на той же поляне, освещенной, как и в то памятное лето, когда нарекли Рюрика великим князем, четырьмя небольшими кострами, кто на шкурах, кто на бревнышках заседали самостоятельные хозяева Новгорода и селения Волхова, две семьи которого прославились на весь край своей жестокой ссорой.
      В центре поляны стоял стол, за которым сидели Дагар и его два основных помощника. По правую сторону от стола стоял Ерошка с сыновьями, по левую сторону-истец Фока со своим старшим сыном.
      Суд начал вести сам Рюрик.
      Окинув хмурым взглядом собравшийся люд, он заговорил глухим хворым голосом:
      - Второе лето идет молва от Волхова до Новгорода, что две семьи словенские лад потеряли во время охоты на куницу. Вы все ведаете, что потребовал один из них, а что другой, когда увидали, что их стрелы смертельно пронзили одного и того же быстрого зверька. Вы все ведаете, чем закончился их спор. Я дал наказ военачальнику меченосцев Дагару разобраться в войне соседей и наказать того, кто имел большую выгоду от долгой ссоры, и прекратить месть. Дагар разобрался в деле и нынче изречет свое решение. Рюрик поклонился народу и отошел к столу, из-за которого тотчас же вышел знаменитый меченосец рарогов.
      - Я буду спрошать спорщиков, а вы памятуйте их ответы, - сказал Дагар.
      Народ закивал головами, а кое-кто проговорил:
      - Верно! Во-во! Давай при нас!..
      - Войдя в лес, помянули ли вы бога Велеса? - спросил Дагар сначала Ерошку, а затем Фоку.
      - Да! Да! Да! - ответили оба, чем порадовали заседателей.
      - Почему же вы оба в лесу не вспомнили его заветов: уступи добычу тому, кто больше в ней нуждается, либо оставь добычу на месте - бог Велес сам найдет, кому ее отдать? - жестко проговорил Дагар, оглядывая волховчан.
      Ни тот, ни другой на это ничего не могли сказать.
      - Вы не ведали про заветы бога Велеса? - угрюмо спросил Дагар.
      - Ведали! - так же угрюмо отозвались спорщики.
      - Но не последовали им, - нахмурившись, сделал вывод Дагар и объявил свое первое решение: - И за это оба заплатите по две гривны серебра в общинную казну вашего селения.
      По рядам заседателей пронесся одобрительный гул.
      - Далее! - воскликнул Дагар и поднял руку, восстанавливая тишину. Почему вы оба разгласили ссору своим семьям? Разве не глаголет Лель своими заветами: потуши пожар гнева в себе сам и не оброни нигде его искру? - яро спросил он волховчан, оглядывая их.
      - Глаголет! - хмуро пробубнили спорщики, ожидая суровой меры наказания. Заседатели затихли.
      - За то, что не последовали заветам Леля, заплатите оба в общинную казну своего селения еще по три гривны серебра, - объявил знатный варяжский дружинник свое второе решение.
      Заседатели на сей раз молча восприняли решение Дагара и, затаив дыхание, приготовились внимать самому страшному.
      - Селянин Ерошка! - резко зазвенел голос варяга-меченосца. - Ты ведал, что у селянина Фоки только один взрослый сын и трое малых? - спросил Дагар зачинщика ссоры, презрительно окинув его быстрым взглядом.
      - Ведал... - шепотом ответил еще минуту назад бравый Ерошка, но его услышали.
      - И все твои пять сыновей, - спокойно спросил Дагар и, указывая на здоровых словен, повесивших свои буйные головы, презрительно добавил: Постоянно задирались то с Фокой, то с его сыновьями, не оставляя в покое и малых. Так я глаголю или нет, селянин Ерошка? - грозно спросил Дагар волховчанина.
      Ерошка заплакал.
      Заседатели возмущенно зашумели.
      - Я спрашиваю: понятно, селянин Ерошка? - громко спросил Дагар.
      Ерошка заплакал еще сильней.
      - Полно мокроту-то разводить! - закричали заседатели. - Ране бы слезы-то лил!
      - Чаю, гривны жаль...
      - Копил-копил, бедный, для сыновей, а тут все и отдать придется... раздавались сочувственные возгласы односельчан.
      Дагар поднял руку. Заседатели затихли.
      - Селянин Ерошка, чьи руки первыми ударили в драке: твоих сыновей или Фоки?
      - Ну да, Фошки! Где ему! Тако мы и дадим ему упредить! - не выдержал один из сыновей Ерошки.
      Все возмущенно загудели, а кое-где послышался и смех:
      - Выдал отца, дурья башка...
      - Вот и выплачу все из твоих гривен! - рявкнул на прыткого буяна Ерошка. Все замахали руками:
      - Хватит их спрошать!
      - Хватит! Будя!
      - Хватит! Довольно!..
      - Видати, каков гусь! - кричали новгородцы.
      - Оглашай решение, Дагар! - приказал Рюрик, вняв настроению заседателей.
      Главный судья поднял руку, и воцарилась тишина.
      - В долгой тяжкой ссоре виновны оба, - четко и внятно проговорил Дагар и сурово продолжил: - За это они и заплатят. Но в большей доле виноват селянин Ерошка, - провозгласил свое решение Дагар и продолжил: - И все его пять сыновей будут наказаны так: десять гривен серебра они внесут в казну своего селения, десять гривен отдадут семье Фоки за гибель урожая, двадцать гривен внесут в казну дружины Рюрика за то, что великий князь назначил по их делу суд и отвлек дружинников от ратных дел, - громко перечислял первый меченосец и оглядел притихших заседателей. - В случае же дальнейшей ссоры, ежели будет установлен единственный виновник, - медленно продолжал Дагар в напряженной тишине, - то зачинщика насильно переселим в холодные края, к дикому зверю поближе. А старейшина селения окажет помощь нам и проследит за выплатой серебра ответчиком, - завершил знатный меченосец свою правую речь и оглядел хмурым взглядом еще раз заседателей. Все молчали.
      - Верно ли свершил я суд? - спросил у заседателей немного погодя Дагар.
      Мужчины-заседатели угрюмо оглядели варяжского меченосца, истца, ответчика с ватагой сыновей и громко, хором ответили:
      - Да! Да! Да!
      - Чтите заветы наших богов, ибо мудрость их всеобъемлюща и всегда поможет свершить верный поступок! - сказал на прощание Дагар и поклонился заседателям...
      И пошла с тех пор молва, что правда Рюрика сильна, но дорога и заставляет блюсти себя и чтить богов с их заветами. И поутихли на время буйные головы; и не перечили больше сыновья отцам своим, и призадумались девицы о своеволии душ своих и неразборчивых умыкиваниях с сыновьями Ерошки под пушистыми ветвями ракитника. А другие юнцы призадумались: не пойти ли в дружину варяжскую? Вроде ожил князь, поход, глаголят, на север затевает: чудь заволочская, что к Камням ближе живет, что-то тревогу бьет. Кто-то там ее беспокоит, а она - Рюрика...
      * * *
      И ушел великий князь в свой последний поход. Надо выручать племя родственное. Надо отогнать врагов от земли чуди заволочской. Лето там короткое, и потому надо теплом и вернуться.
      И кликнул Рюрик своих верных друзей.
      И откликнулись на зов хворого предводителя все. Но все по-разному: кто с недоумением, кто с участием, а кто и с тревогой.
      И вот уже объединенные дружины с онежским ополчением под предводительством Рюрика идут на север.
      ...А ветры дуют суровые, а дороги ведут в Камени дальние, но князь сидит твердо в седле своего верного коня и думу думает о судьбе своей. Первой думой в голове князя - коварный враг. С этой думой не расстается никогда. Не всегда, правда, князь ведает, как одолеть врага, но друзья верные с подмогой тут как тут. Дагар богат опытом фризового налета. Чуткий Гюрги силен в разведке. Храбрый Олаф несокрушим в защите. А смекалистые весяне знают все тайные тропы врагов. И разбил великий князь врагов коварных возле Камней Северных раз, и разбил другой...
      Но думы... ай-яй-яй, какие думы в голову идут! Коль пленниц забрал, то надо самых красивых в наложницы отобрать... Князь улыбается: друзья вывели черноглазых, стройных, задиристо-пугливых мадьярок... Нет, крутит князь головой, в жены, говорит, ни одна не годится. Эфанда мне всех дороже! А вот в наложницы (смеется бедовый, будто и не хворый), возьму, говорит, всех! Князья малые удивляются, про себя напоминают да про новгородского владыку. Хмурится Рюрик. Вспоминает недавний разговор с Гостомыслом и почему-то вдруг темнеет душой. Отвернулся от девиц, нехотя поехал к войсковому старейшине посмотреть на добро, что отвоевал у врага, и дал наказ: часть его выделить для посадника... А душа все кипела и чего-то ждала...
      Это было на обратном пути.
      Рюрик с любопытством оглядывал незнакомый пейзаж и откровенно поражался всему, что впервые видел в этом легендарном краю. Давно сказывали ему жрецы, что первые жители Земли пришли отсюда, с этих холодных каменистых берегов, и обживали эти места люди необычайной красоты: высокие, сильные, с открытыми и красивыми лицами. Наверное, Дагар и его род пошли от этих первых людей, невольно подумал Рюрик и оглянулся на своего верного меченосца, могучей силе которого по-доброму завидовал всю свою жизнь. Но Дагар, увлеченный дикой прелестью окружающей природы, не обратил внимания на улыбающегося князя и только изумленно покачал головой, с интересом разглядывая огромные серые валуны.
      - Смотри, какие валуны! Один из них, вот этот, похож на наш Камень Одина, ты вспоминаешь о нем? - спросил Дагар и увидел в ответ грустную улыбку на лице князя.
      - Давай приложим руки на память о себе к этим камням, - вдруг предложил меченосец Рюрику и потянул коня за узду, останавливая его.
      Они сошли с коней, приложили к валуну разгоряченные руки и вдруг почувствовали, что вовсе это не валун, а серая рассыпчатая земля, и при соприкосновении с ней форма ее тотчас же изменилась.
      Дагар и Рюрик отпрянули от непонятной глыбы и застыли в изумлении.
      - Так это не камни? - прошептал князь и еще раз потянулся к огромной куче земли, местами сохранявшей очертания валуна.
      - Прямо-таки диво дивное, - поражение протянул Дагар и невольно потянулся посмотреть на валун с обратной стороны, желая и там прикоснуться к нему рукой. Гонимый любопытством, он обошел валун со всех сторон и убедился, что весь он состоит из какой-то странной земли. Внешне она напоминает холодный камень, но стоит до нее дотронуться рукой, как она рассыпалась, и рассыпалась не рыхлой землей, а осколками, похожими на камни, но и они в свою очередь при прикосновении к ним легко распадались на множество мельчайших крупинок. Дагар тщательно растер эти крупинки в своих больших ладонях, затем понюхал их и даже лизнул.
      - Вкусно? - засмеялся Рюрик.
      - Странная земля, - удивленно ответил Дагар, улыбаясь, и заметил: - Мой дед был когда-то в этих краях и сказывал мне об этих сказочных валунах. Я не верил его россказням, смеялся над ним, а теперь вот придется смеяться над самим собой.
      - А почему ты решил, что они сказочные? - удивился в свою очередь Рюрик.
      - Да мой дед говорил, что после прикосновения к этим валунам он вылечил свои руки от ран и долгие годы не болел никакими болезнями. Может, попробуешь, натрешь себе грудь, а я помогу тебе спину натереть этой чудесной землей?
      Рюрик грустно улыбнулся. Дружина далеко, на привале у озера, - ничего не увидит. Не засмеет. Ведь. у них, рарогов, в особой вере всегда были вода и небо. Иначе зачем красить волосы в синий цвет? А тут - чудодейственная земля. Он в нерешительности потоптался возле коня, несмело глянул в лицо Дагара, а затем все же завернул за валун. Там, за валуном, его никто не увидит. Дагар понял его и остался стоять на густом, ярком зеленом мху возле тропы, протоптанной редкими путниками. Он любовался на могучие сосны, как гигантские свечи стоящие меж каменьев; на густо-зеленые мхи и лишайники, полянами окружавшие сказочные ели с широкими разлапистыми ветвями; на березы с корявыми, изогнутыми во все стороны света белыми стволами. Казалось, эти корчившиеся березы о чем-то вещали витязю, но Дагар не понимал их языка. "Вот ежели бы Руцина увидела их", - подумал могучий меченосец и вздрогнул: ему показалось, что там, за валуном, что-то произошло с его князем. Бросив поводья, он метнулся за валун и не ошибся.
      Лежа голой спиной на рыхлой земле, смертельно бледный Рюрик уставился широко раскрытыми глазами в одну точку.
      - Что случилось? - с ужасом спросил Дагар, сознавая, что Рюрик вряд ли его слышит.
      Да, Рюрик действительно не слышал голоса меченосца правой руки, но в его ушах звенел чужой и до боли обидный голос. Этот голос исходил от какого-то странного, но такого знакомого ему уже человека, виденного как-то во сне. И было это так давно, там, в Рароге... Но он точно помнит, что это уже было... Было это видение! Но только тогда ему показалось, что он спал... А сейчас?.. "Вот Дагар: он взволнованно трогает меня за плечо, тревожно заглядывает в глаза... Нет, это явь!.. А где же тот? С черноволосой головой?.. Куда он делся?.. И кто он?.. Он сказал, что скоро я увижу своего отца... Как я могу его увидеть, ежели его сожгли? И еще... он сказал, что сначала... я потеряю... самое дорогое в моей жизни... Эфанду?.. Но почему?! Почему я должен ее потерять? И откуда он это знает? Не мечись передо мной, Дагар! Да, я здоров... Я видел... Кого? Я не знаю... Нет, не кудесника... Я кричал? Что? "Почему?" Да, почему именно Эфанду я должен буду потерять? Так кого же я видел? Не знаю, Дагар... Его лицо было странным: грустное, чужое, но какая сила исходила от него... Бог?!
      - Но какой? Христос?! Зачем я ему нужен?" - хмуро рассуждал Рюрик и отрицательно качал головой.
      - Ты должен был давно принять на веру его учение, - тихо, но убежденно посоветовал Дагар, помогая Рюрику одеться. - Ведь не случайно же столько народов уже поклоняется ему! - грустно воскликнул знатный меченосец.
      - Твоими устами... Руцина глаголет, - едва слышно возразил Дагару Рюрик и, не отряхая рук от земли, пошел к своему коню...
      Всю дорогу к озеру князь хмуро молчал и пытался сам определить вехи своей дальнейшей судьбы.
      "Неужели в учении Христа есть что-то такое, чего не ведают наши жрецы?.. - спрашивал себя князь и сам себе отвечал: - Они же ведают все, что связывает нас, людей, с нашей природой, и ни разу не ошиблись в своих предсказаниях! "Дух жизни искру жизни раздувал, чтобы огонь души не угасал", - так любил объяснять Бэрин силу Святовита нам, рарогам, и мы чуем эту силу. А сколько среди нас, людей, похожих своими проявлениями на характеры деревьев! Вон Дагар! Он родился в тот месяц, когда мощные дубы набирали соки из земли и солнечного света с неба. Это за неделю до конца первого месяца весны. А я родился на следующий день, и природа наградила меня совсем другим характером, В эту неделю, как правило, сил набирается орешник. И, как орешник, я часто слаб, но умею быть и сильным - а в итоге я всегда разный. Так разве, получив такое наследство от Святовита, можно его исправить верой в учение Христа?.. Померить силой богов?.. Это уже пытался сделать наш достославный Верцин, но я так и не знаю, с верой в каких богов он ушел в другую жизнь... Но я сознательно ухожу от Христа! И... его ли я видел сегодня?.. Как странно он протянул ко мне руку, но не подошел... Так он чужой для меня, или я чужой для него?.. Что я должен понять из этой встречи? Что?.. Что Бог - един для всех?.. А как же наши Святовит, Перун, Радогост, Сварог? Их нет? Столько лет были, помогали нам, а теперь их не должно быть?.. Кто это сказал?! Ты изучил меня, Христос, если это был ты, но... я не могу поверить, что все: и землю, и небо, и солнце, и воду, и все, что растет, и все, что живет, - создал ты один! Прости мне мой грех, но я не верю!.." Рюрик глубоко вздохнул, поглядел на небо и ласково погладил по гриве коня...
      * * *
      Теплым ярким осенним днем Новгород ликовал. Все жители вышли встречать дружину, вернувшуюся с долгожданной шумной победой, и с полудня толпились у северных ворот города.
      На особом деревянном помосте, среди толпы встречающих бояр, стоял Гостомысл, возбужденный и заметно горделивый. Рядом - Власко, будто ведая, чем кончится этот памятный день, не сводил глаз со своего знаменитого, но такого беспокойного нынче отца. Вышата, Домослав, Полгода, Мстислав и Золотоноша, не скрывая довольства, оглядывались по сторонам и говорили друг другу:
      - Мы знали! Да, да, ведали! Давно надо было его великим князем наречь! Сразу бы толк в охранных делах был! - Они кланялись купцам, знатным боярам, без конца улыбались и оживленно глаголили друг с другом,
      Новгородские мужи-ремесленники с уважением поглядывали на помост, на оживленных знатнейших людей края и с нетерпением ожидали появления объединенной дружины.
      И вот настал момент: закричали глашатаи, заиграли рожки, задвигалась взбудораженная толпа.
      - Идут! Едут! - заорали мальчишки, снимая колпаки с голов и бросая их вверх.
      - Полоненных ведут! - крикнули глашатаи. - А телег-то сколь! Добра-то! - гудели купцы.
      - Ба! Девиц-то, девиц-то! Ну, князья не зря во поход сходили! довольные, восклицали ремесленники и потирали руки, с любопытством оглядываясь на высоко стоявших бояр.
      Гостомысл, слушая возгласы горожан, небрежно осматривал понурые, бледные лица пленных, идущих вдоль северной улицы Новгорода мрачной и злой гурьбой; довольным взором окинул он вереницу повозок, везущих захваченное добро, и с сильно бьющимся сердцем ждал появления Рюрика. Он улыбался, оживленно жестикулировал, хватал за рукав Власку. Пытаясь отвести проницательный взгляд сына от себя, указывал ему на народ и пленников; порой это ему удавалось, но через какое-то время новгородский владыка вновь ощущал похолодевшей спиной пронзительное внимание к себе своего наследника.
      "А-а! Все равно! Пусть видит! Многие лета молчал..." - подумал посадник и напрягся: в центре улицы появились первые четыре всадника, в одном из которых он безошибочно узнал Рюрика.
      - Едет! - прошептал Гостомысл и схватился за грудь. Где-то там, внутри, жгло, ломило и кололо. В глазах на мгновение все потемнело. Он взмахнул рукой и грузно покачнулся. - Жив! - произнес посадник одними губами и беспомощно опустился на скамью.
      Власко схватил отца за меховые полы перегибы и жестко приказал:
      - Терпи! Твой любимый... князь возвращается из похода, а ты валишься на спину!
      Домослав, давно беспокойно наблюдавший за посадником и его законным сыном, поспешил на помощь Власку. Подхватил под мышки посадника и, придерживая его на скамье одной рукой, другой поманил к себе Власко и зло прошептал ему на ухо:
      - Никто боле не должен знать, кем доводится Рюрик твоему отцу. Ты... понял это нонче и молчи! - угрожающе посоветовал он знаменитому богатырю.
      Кровь прилила к лицу Власка.
      - Вы... все заодно?! - прохрипел он в лицо знатного боярина. - Против меня?! - прошептал Власко и угрожающе протянул руку к вороту Домославовой перегибы.
      - Не играл бы во свое время княжьим-то шеломом! - увернувшись от злого рывка Власко, спокойно напомнил ему Домослав.
      - Я думал... - перебил его Власко и тут же замолчал: он думал, что княжий шлем всегда будет под рукой: захотел - надел, не по нраву - снял... Он отстранился от Домослава, отца и замолчал.
      В это время четыре всадника поравнялись с почетным помостом.
      Власко тяжело выпрямил спину.
      Домослав с трудом приподнял Гостомысла, и оба старика с видимой надменностью уставились на варяжских полководцев.
      Власко не захотел вглядываться в лица победителей и угрюмо смотрел мимо них.
      Рюрик осадил коня. Еще при въезде в город его дивила эта неожиданная парадность встречи. И сейчас, когда он увидел деревянный помост в центре улицы, а на нем всю новгородскую и союзную знать словенских племен, их настороженно застывшие лица, он не сразу понял, что все это значит.
      Волновались все. И заметнее всех - старик Гостомысл. Обернувшись в сторону Домослава и Золотоноши, затем в сторону Власка и уловив его ярость, но не ответив на нее и жестом, он слабым хриплым голосом проговорил:
      - Да восславим князя великого, Рюрика Новгородского, за победу над северным врагом!
      Рюрик не поверил своим ушам.
      Дагар, Олаф, Кьят и Гюрги заскрежетали шлемами, покосившись на своего князя.
      Вся процессия дружинников затихла.
      - Три месяца тяжело билась дружина великого князя Рюрика с врагом то в Камнях высоких, то в снегах холодных! - чуть окрепшим, но все таким же взволнованным голосом продолжал Гостомысл, взяв при этом Власку за руку и сжав ее, насколько хватило сил.
      Власко удивился, Хмуро покосился на отца, но руки не вырвал.
      - Так прими, великий князь, в дар от Новгорода за доблесть, за расширение земель наших, соболиную сустугу, и да хранит бог Святовит твое дорогое здоровье! - хрипло прокричал Гостомысл.
      По рядам встречавших и прибывших пронесся одобрительный гул.
      Рюрик понял наконец все. Впервые здесь, у словен, ему не надо защищаться. Впервые надо принять славу и благодарность. Он слез с коня. Взволнованно одернул кольчугу, по привычке подтянул подлокотники и медленным тяжелым шагом направился к помосту.
      Народ загудел, закричал:
      - Слава великому князю Новгорода!
      - Храни его, Святовит!
      - Молодцы, варяженьки!
      Рюрик преодолел крутую лестницу и подошел к Гостомыслу.
      Бояре расступились перед ним, улыбаясь, но ревниво наблюдали за каждым жестом обоих правителей.
      И Гостомысл протянул дрожащие руки навстречу великому князю.
      - Славлю тебя за храбрость и победу, сын мой, - тихо и проникновенно проговорил он, глядя в пытливые глаза варяга, и все увидели, как по полному, но уже старому, а некогда такому горделивому и столь хитрому лицу новгородского посадника полились неудержимые слезы.
      Улыбки слетели с лиц бояр, и все уставились на Власку. В который раз они слышат из уст посадника это непонятно-ласковое "сын мой", но не по отношению к законному сыну, а по отношению к варягу. Что это: оговорка... или?.. Власко рванулся в сторону отца, но ему тут же преградил дорогу Полюда.
      Рюрик вгляделся в лицо Гостомысла, в ласковый взор его заплаканных глаз, в трепетные старческие руки, держащие драгоценную сустугу, и невольно прошептал:
      - Благодарю, отец! - Он наклонился к новгородскому владыке и ощутил на своем лице его мокрые губы.
      - Ты достоин этой награды! - прошептал опять Гостомысл, не замечая своих слез, и бережно вложил в руки Рюрика знатную одежду.
      Великий князь низко поклонился посаднику, затем так же низко поклонился и боярам и опять обратил внимание на затаенность и настороженность их поз и лиц.
      Власка не видно из-за Полюды. Домослав тесно прижался к Золотоноше и Полюде. Мстислав сделал шаг в направлении к знатному кривичу Лешку и тем самым дал понять варяжскому князю: немедленно спускайся вниз.
      Рюрик поклонился Мстиславу и быстро покинул помост.
      Народ шумел, кричал, бросал цветы на дорогу, а кто-то даже попытался надеть на голову Рюрика можжевеловый венок.
      Князь неловко отмахнулся.
      Человек не понял, в чем дело, подобрал венок и опять надел его на шлем князю.
      Рюрик перестал сопротивляться. Молча сел на коня, перекинув через круп соболиную сустугу. На вопрос Дагара: "Что случилось?" - едва слышно бросил: "Потом!" - и молча тронул коня.
      Вплоть до самого конца Северной улицы дружина Рюрика ехала медленно и торжественно, под ликующие возгласы толпы. Словенки, разодетые в нарядные сарафаны, пели в честь варягов заславные песни и водили хороводы, осыпая березовыми листьями победителей, явно не желая отпускать от себя видных мужчин.
      Но вот Северная улица закончилась узкими столами, заставленными бочонками с настойками, едой и деревянными резными кубками. Раздалась веселая команда, и дружинники шумной гурьбой окружили эти столы.
      - За великого князя Северной Руси! - воскликнул вдруг кто-то громким голосом, и Рюрику подали большой кубок с вином.
      Князь оглянулся на глашатая и узнал в нем молодого боярина, надевавшего на его голову можжевеловый венок.
      - Может, назовешь себя, красный молодец? - обратился к нему Рюрик, принимая кубок и думая: "А надо ли пить-то?" - и вгляделся в лицо глашатая. Лицо боярина - открытое, улыбающееся, приятное. Рюрик не мог сдержаться и улыбнулся человеку.
      - Домославич я, - ответил тот и бодро предложил: - Пей, наша брусничная только во здоровье идет! Яд мы в ее не пущаем, - все так же, улыбаясь, проговорил сын Домослава и первым осушил кубок.
      - Дагар! Выпьем за победу! - весело обратился Рюрик к другу, слегка покраснев.
      - Выпьем! - охотно согласился меченосец и приподнял кубок.
      Все полководцы шумно присоединились к великому князю и дружно осушили кубки.
      Закусывая, Рюрик заметил, как к Домославичу подошел высокий, тоже, видно, знатный, молодой словенский боярин и что-то шепнул ему на ухо.
      Тот поставил кубок, обернулся к Рюрику и тихо обронил:
      - Гостомысл... только что... умер...
      Рюрик поперхнулся и бросил кубок на землю.
      На торговой площади все замерло.
      НЕУЖЕЛИ КОНЕЦ
      Не хватало только болезни Эфанды! Все было у Рюрика, все он пережил; переломил себя, отстоял своего Святовита, примирил с собой Власка после смерти Гостомысла, заставил Бэрина снова творить молитвы, и вот новая напасть. Так теперь что за испытание послал ему Святовит? За что? Он ломал голову над заветами богов и ни в чем не находил оправдания их гнева на Эфанду. Она и мухи не обидела за всю жизнь! Так за что же ее? За что-о!..
      Второй месяц Рюрик не отходил от ее одра. Жар не проходил. Бредит все так же часто. Слабеет на глазах...
      И надо же было случиться грозе в то летнее утро, когда она с трехлетним Ингварем гуляла по лесу и собирала со своей служанкой целебные травы...
      Она верила, что все травы надо собирать только до полудня, пока луна-проказница не в полном сиянии и когда солнце облачками накрыто. А оказалось, не облачка, а огромные серые тучи нависли над лесом и разразились грозовым дождем... Эфанда схватила сына и накрыла его своим убрусом. Но дождь лил как из ведра, и она, сняв с себя верхнюю кофточку, накинула еще и ее на маленького сына. Стоя под огромной елью, Эфанда решила, что дождь быстро пройдет и они со служанкой как-нибудь доберутся до города по солнышку. Но не тут-то было.
      Неожиданно подул холодный ветер, и полил занудливый холодный дождь. Ветки ели отяжелели и пропускали ливень на несчастных женщин с плачущим ребенком на руках.
      - Пошли домой! - решилась Эфанда, окинув небо хмурым взглядом.
      Служанка выхватила у нее Ингваря, накрыла его еще и своим убрусом и, бросив корзину с травами, чавкая по лужам лаптями, не разбирая дороги, побежала к городу.
      - Батюшки, а сама-то как? Княгиня, сама-то, глаголю, как? - боязливо спрашивала себя служанка и оборачивалась постоянно на княгиню, но Эфанда ничего ей не отвечала. Пытаясь прикрыть от дождя рукой грудь, она молча спешила за служанкой.
      - Идешь? - спрашивала, иногда оборачиваясь к ней,словенка.
      - Иду, - хмуро отвечала Эфанда. - Лишь бы сын не намок! - твердила она беспрестанно, глядя на огромные лужи холодной дождевой воды, обойти которые было уже нельзя.
      - Он-то теплый! А вот ты-то вся ледяная небось, - со страхом восклицала молодая словенка. Она оглянулась на княгиню и ахнула: младшая жена великого князя шла по щиколотки в грязной воде; маленькие кожаные тапочки промокли и грозили вот-вот расползтись. - Батюшки-святы, - испугалась добрая словенка, - ведь промерзнет вся. И помочь нечем...