Рюрик

      - Разведка на пристань, - спокойно пояснил меченосец. - У них на борту Вышата. Он согласился помочь нам. А мы сейчас замедлим ход и будем ждать их сигнала.
      - Не подведет? - хрипло спросил Рюрик. Он старался не показывать свое волнение, но глаза его смотрели с тревогой, а пальцы были сжаты в кулаки.
      - Не должен, - ответил Дагар, но голос у него дрогнул. - Успокой душу свою, - тепло попросил он и убежденно добавил, глядя в глаза князя: - Все будет хорошо. А насильника, ты прав, пора заставить и ответ держать.
      Это были как раз те слова, которые только и могли успокоить князю душу. Волна благодарности к другу залила теплом его сердце, но слова сейчас были бы лишними, и он только крепко сжал в своей ладони руку Дагара. Отведя взор от понимающего взгляда друга,
      Рюрик заметил:
      - Ночь наступает, а как светло.
      Дагар что-то отвечал ему, Рюрик не всегда впопад поддакивал, но вряд ли слушал своего верного меченосца. Тревога вернулась, овладела всей его душой. Он боялся, как бы она не помешала ему в самый решительный момент.
      - Это хорошо, что мы войдем в город ночью. Меньше люда будет знать о смуте, - как можно мягче проговорил меченосец, и тут оба они слегка качнулись вперед.
      - Остановились... - догадался Дагар. - Смотри вперед. Сейчас должен быть сигнал от Вышаты. Сквозь туман факелы плохо будут видны, - подосадовал он.- Пошли на нос! - И Дагар увлек Рюрика в носовую часть ладьи.
      В напряженном ожидании начали вглядываться они в загадочную, парящую над рекой туманную мглу. Тихо плескалась вода. И не было уже того тревожного ощущения жуткого одиночества, которое иногда ни с того ни с сего проникает в душу, настойчиво предсказывая мрачный конец. Вдруг по лицу Рюрика пробежала волна свежего воздуха, и он облегченно вздохнул: боги с нами. Они не покинули нас! Они дали нам знак! Напряжение и усталость потихоньку стали исчезать.
      А вот и три огненных круга - пристань свободна, можно идти!
      Дагар дал команду, и молчаливый караван из сотни ладей дружно подошел к новгородской пристани.
      Стражу пристани быстро окружили, насильно засадили в ладью Рюрика и оставили под надежной охраной.
      Ратники, не мешкая по умело скрепленным настилам вывели коней и, оседлав их, под командованием сотников отправились в обусловленный заранее для каждого квартал города.
      Рюрик, Дагар, Гюрги, Ромульд и Вышата с двумя. сотнями дружинников направились к дому новгородского князя, что стоял на самой окраине города. Дорога к нему проходила через весь город. Новгород спал, накрытый серой мглистой дымкой тумана, и лишь конский топот гулко раздавался по бревенчатой мостовой, и этот гул будил в тесных опочивальнях тех ильменских словен, у кого были чуткими душа и уши.
      Осторожно миновали улицу кожевников: маленькие домики, огороженные частоколом, гляделись задиристо, несмотря на ночной покой. Узкие струйки дыма курились над их крышами и напоминали непотухающие костры дозорных: очаги в новгородских домах из-за постоянной сырости никогда не гасли.
      Спокойно миновали и улицу, где жили купцы. Дома здесь были велики и спесивы, частоколы - заносчиво высоки. У каждого купеческого двора уже находились люди Рюрика и на недоуменные вопросы новгородцев спокойно отвечали:
      - Выходить со двора запрещено! Спите!
      - Это чей двор? - с любопытством спросил Рюрик посла Гостомысла, указывая на просторный двор, огороженный высокой бревенчатой изгородью. Каков за ней был дом - оставалось только догадываться.
      - Сына первого посла, а рядом - дом его отца Полюдье - тихо ответил Вышата и посмотрел на Рюрика: вспомнил ли он одного из самых именитых в ильменских землях и богатейших купцов? Рюрик нахмурился; он словно бы наяву увидел скрестившиеся настороженные взгляды Полюды и Бэрина, ровно знали они про него какую-то тайну. Но тайна эта так и осталась с ними.
      - Того самого, что послом к вам во Рарог приезжал, тебя с поклоном звал, - пояснил Вышата.
      - А-а! - протянул Рюрик. - И какой же у него сын? - поинтересовался он.
      - Зело молод, но самостоятельный хозяин, - уважительно отозвался Вышата о Полюде-младшем.
      - Вот как! - протянул Рюрик. - А старший никуда нынче не отправился за товаром? - ехидно спросил он у посла Гостомысла и презрительно усмехнулся.
      - Да не должон, - протянул Вышата, не приняв его слов к душе. Он указал на другой большой дом за высоким частоколом: - А сие дом Домослава. У него тоже сын подрос. Здоровенный, высоченный, скоро самостоятельным будет, пояснил Вышата, желая рассказами о знатных людях своего города смягчить злую решимость варяжского князя.
      - У Вадима служит? - резко спросил Рюрик, понимая причину словоохотливости посла Гостомысла.
      - Таким богатым людям, как Домослав да Полюда, ни к чему отдавати своих сыновей во дружину, - охотно ответил Вышата. - А у вас разве не так? спросил он, заглядывая Рюрику в лицо.
      Рюрик промолчал. А вот и знакомый двор Гостомысла. Сам дом остался в стороне от пути Рюрика. Возле ворот уже стояли дружинники Рюрика. Неизвестно только, дома ли новгородский посадник.
      "Ох, посадник, новгородский думник, - зло подумал про себя Рюрик. - Ох и задал ты задачу, разрешить которую приходится мечом..." Но через мгновение князь понял, что мыслями этими он скорее оправдывает себя, чем осуждает именитого боярина. Внезапно и ему пришла в голову та же мысль, которая не давала покоя Аскольду в знаменитый вечер на совете словенских старейшин: "Почему же они позвали именно меня? Почему не Юббе? А?" Он повернулся к Вышате и хотел было в упор спросить его об этом, но вовремя спохватился: спрашивать-то об этом надо только Гостомысла! Рюрик закусил губу и отвернулся от посла посадника.
      Так в молчании миновали они и рыночную площадь, сиротливую, неуютную, подернутую пеленой сгущавшегося тумана. Наблюдая за часто меняющимся выражением лица заморского пришельца, Вышата иногда порывался что-то сказать, но, видя отчуждение варяжского князя, не силил больше себя. Он во всем положился на Святовита и мысленно повторял молитву о милости врага...
      Миновали центр города, улицу плотников, дворы которых были украшены резными наличниками. Рюрик молча подивился на деревянные узоры, напоминавшие еловые лапы, но Вышате ничего не сказал...
      Самой последней на этом тревожном пути была улица кузнецов, дома которых и кузни были огорожены низкими частоколами и, казалось, спокойно спали вместе со своими хозяевами в эту сырую, холодную ночь.
      Рюрик вспомнил своих кузнецов-оружейииков: Абрама, его сына, быстроглазого, шустрого Давида, и глубоко задумался. Как чутко угадывали иудеи все его мятежные думы! Как вовремя и бескорыстно оказывали они ему помощь! И какой гурьбой пришли они на пристань провожать князя и весь род его, отбывающий в Ильменскую Словению. Сколько даров принесли они рарожскому князю, зная, что у словен есть свои оружейннки-викинги и вряд ли евреи пригодятся Рюрику. Князь смущенно смотрел на смуглолицую и кареглазую толпу, излучавшую неподдельную скорбь, и едва не расплакался сам. Сколько было подозрений, сомнений, сколько было разногласий, но все это осталось позади. Главное, не было предательства. Абрам понял состояние князя и приказал детям общины передать Рюрику, его женам, дочери и военачальникам рарожского князя дары - металлические мечи, секиры и подсвечники.
      - Абрам, если мне там будет туго, я пришлю за тобой! - воскликнул наконец Рюрик и с трудом оторвался от плачущего иудея. Абрам долго и грустно кивал в ответ головой...
      Ну, а как сейчас, князь? Не очень еще туго? Да, словене! Не живется нам мирно! Наверное, потому что нас слишком много... Рюрик хмуро огляделся по сторонам и, сделав усилие, вернулся в мрачную новгородскую действительность. Он вгляделся во мглу и увидел, что почти у каждого двора, у каждого дома новгородского селения стояли его воины, ожидая решительных событий... Ну вот и пересекли город от западной стены до восточной, от одних ворот до других; что же дале? Рюрик волновался, не выдаст ли Вышата. Но посол Гостомысла не подвел: просигналил условленными знаками дозорным постам, восточные ворота Новгорода медленно открылись, и дружина Рюрика беспрепятственно вступила на дорогу, ведущую к дому новгородского князя.
      Двести всадников пришпорили коней и понеслись прямо ко двору Вадима...
      * * *
      - Кто там? - Сонный голос княжеского слуги звучал досадливо, но не громко: знал, что будить просто так хозяина нельзя.
      - Веско, - соврал Вышата, изменив голос,
      - Ну, и чаго надоти? - невозмутимо и все так же сонно спросил слуга.
      - Подними князя! Дело срочное! И отвори ворота! - грозно приказали в ответ.
      - Ба-а! - протянул слуга, так и не узнавший голоса. - Прямо и ворота! Неужто в калитку не уберешься? - проворчал слуга и глянул в маленькую дырочку, расположенную в калитке.
      - Да я на коне! - крикнул на слугу Вышата. - Отворяй, немедля!
      Слуга глянул в другую дырочку, расположенную в частоколе, убедился, что "Веско" один и действительно на коне, и отворил ворота...
      Только и успел, что ахнуть слуга, как ему заткнули рот и скрутили руки. Двор быстро заполнили варяжские ратники, а слуга таращил на них испуганные глаза.
      По знаку одного из них - видно, что не простой ратник, ему развязали руки и освободили от кляпа рот.
      "Да вы чьи? - хрипло спросил он и с любопытством оглядел незнакомца. Где Веско-то? А я чую: голос будто его и не его, а не пойму спросонья...
      - Вадим спит? - перебил его незнакомый военачальник. Слуга на миг задумался: говорить аль не говорить. Так худо и не так все равно худо. Убьют все едино.
      - Нет! - закричал он что есть силы, но ему опять заткнули рот и пригрозили.
      - Не кричи без нужды! - шепотом потребовал все тот же витязь. Сигналишь хозяину? Молодец! - похвалил его Рюрик. - Значит, тот спит.
      - Дом окружен, князь, - услышал слуга и вытаращил глаза на стоявших около него людей. "Говорят по-словенски, а вроде и не наши - кто же это?" ломал он себе голову.
      - Благодарю, Дагар, - услышал ответ слуга и подумал, что такого имени он не ведает.
      - Вышата! - тихо позвал варяжский князь. - Надо, чтоб Вадим поднялся и вышел на крыльцо. Заставь вот его это сделать. - Рюрик указал рукой на слугу. Слуга не сразу узнал посла новгородского воеводы, так тот изменился в лице и даже как будто постарел.
      - Простя, - устало обратился Вышата к слуге новгородского князя. Разбуди Вадима. Скажи, что Веско от варягов приехал.
      - Да что ты заладил: Веско да Веско. Где Веско-то? Неужто я слепой? Давно бы увидел его. Где он, Веско-то? - тихо бубнил озадаченный Простя, глядя по сторонам и оттягивая решающий момент.
      - Он... сейчас будет здесь, он чуть задержался в пути, - запинаясь, выговорил Вышата, не отводя от Ва-димова слуги горячего взора воспаленных глаз. - Иди, разбуди Вадима, - настойчиво попросил его Вышата.
      - Не пойду! - отказался слуга и Окончательно убедился, что все случившееся не ночной сон. - И ничего не скажу! - решительно заявил он.
      - Почему? - удивился Вышата.
      - Услуга врагу моего хозяина есть предательство, - нашел в себе силы ответить Простя, презрительно при этом взглянув на Вышату, и хмуро добавил: - Будите сами, а я вам во сием деле не помощник.
      Вышата принял упрек молча и беспомощно посмотрел на Рюрика с Дагаром.
      - Взять его под стражу, - распорядился Рюрик, который слышал разговор и не удивился его результату. Он отвернулся от них и тихо спросил друга:
      - Дагар, есть ли в этом жилище запасные выходы?
      - Нет, - ответил меченосец, разведавший уже все выходы из большого дома Вадима.
      - Тогда действуй, как договорились, - приказал ему Рюрик, а сам повернулся к Вышате. - Подсобишь? - мрачно спросил он. Посол молча кивнул.
      Дагар взял с собой ратников и тихонько взошел с ними по ступенькам высокого крыльца. Рюрик приказал закрыть ворота двора. По его же приказу к крыльцу подтащили какой-то тяжелый мешок.
      Простю, которого отвели к забору, удивило, что кони возле крыльца стоят беспокойно, подергивают боками и подфыркивают. "Чтой-то кони копытами об землю бьют? Покойника, что ли, чуют?.."
      Он отыскал глазами князя и наткнулся на его понимающий взгляд. Зачем-то кивнул ему и удивился на самого себя: ведал ведь, что витязь отвечать не станет, а кнвнулось... Рюрик действительно отвел взор от слуги Вадима и понял, почему тот ему по сердцу: "Ведь наверняка мой старик вел бы себя так же. Молодец, Простя!"
      Решив, что с Дагаром ушло мало людей, он послал еще два десятка воинов в дом Вадима. Меченосец в это время шел по длинному коридору, осторожно отворяя каждую встречающуюся на пути дверь и заглядывая в клети. Дружинники следовали за ним. Наконец Дагар достиг княжеской гридни, тихонько открыл ее дверь и увидел странную картину: прямо за длинными столами, сидя и лежа на широких беседах, спали дружинники Вадима. Стол был заставлен кубками, глиняной и деревянной посудой с остатками пищи. Стойкий запах медовухи стоял в комнате.
      Видимо, новгородский князь коротал вечер с друзьями. Дагар пересчитал Вадимовых ратников: двадцать шесть.
      - Не будить, пока не найдем Вадима! - шепотом распорядился Дагар, обрадовавшись пополнению, направленному предусмотрительным Рюриком. Он оставил возле дверей гридни десяток людей, а с остальными отправился дальше...
      Вадим спал в одрине. Дагар приоткрыл дубовую дверь и смутился: новгородский князь спал в объятиях обнаженной молодой красавицы. Меченосец сразу представил себя в жарких объятиях Руцины (редки их встречи, но если уж им суждено будет быть вместе, то Дагар не отпустит от себя свою любимую ни на шаг. Ну и что же, что она теперь другому богу молится?..) Он подавил вздох и нерешительно оглянулся на своего помощника.
      - Самое время! - шепнул Ромульд меченосцу, и тот, справившись с невесть откуда взявшейся робостью, решительно направился к ложу новгородца.
      - Пробудись, Вадим! - громко крикнул он и постучал мечом о деревянный край одра. Вадим с женой не шелохнулись.
      - Князь, проснись! - повторил громко Ромульд, который уже стоял у изголовья ложа супругов с другой стороны.
      Вадим медленно повел тяжелой головой и, чуть приподняв ее, снова опустил на высокие подушки.
      - Князь, да пробудись же! - грозно потребовал Дагар и резко потянул подушку из-под головы Вадима.
      Тот сразу вскочил.
      - Кто посмел?! - хрипло закричал было он и онемел на полуслове: что такое? Вся одрина заполнена синеголовыми воинами...
      - Оденься, снарядись как воин и выходи без буйства во двор: там тебя ждет Веско, - грозно потребовал Дагар и еще раз внушительно добавил: - Без буйства!
      - Нет! - дико закричал Вадим, разбудив криком жену. - Он не мог меня опередить! Нет! Не верю!
      - Не кричи! - властно прикрикнул на него Дагар. -Весь двор занят нашими людьми.
      - А-а! - закричала жена Вадима: она то пряталась в меховые покрывала, то выглядывала из-под них и все кричала: - Откуда здесь синеголовые? Вадим! Спаси, спаси меня!
      - Не кричи! - строго приказал ей Ромульд и тихо посоветовал: - Встань и оденься. - Он подал ей длинное, украшенное красивой цветной вышивкой серое полотняное платье и поторопил: - Быстрее! У нас дел нынче много!
      Вадим не шевелился. Он сидел сгорбленный, обреченно свесив голову.
      - Не заставляй нас силою облачать тебя, - брезгливо сказал Дагар новгородскому князю, вспомнив его грязную клевету. "Придумать такое не может нормальный человек. Ведь ты - князь! Весь на виду! Как только ты смог додуматься до такого?!" - ярость вскипела в Дагаре.
      - Словене глаголили нам о твоей храбрости, а ты, яко последний трус, жалеешь самого себя! - презрительно прикрикнул на него Дагар и приказал своим дружинникам: - Наденьте в последний раз на новгородского князя его доспехи!
      Вадим вскочил и бросился на рарога с кулаками.
      - Варяжская пиявка! - прохрипел он. - Я тебе покажу "в последний раз!" - но роковые слова он прокричал уже со скрученными руками...
      Солнце едва выглядывало из-за мохнатых сосен, когда Вадим и его красавица жена были выведены на крыльцо их дома. Новгородский князь запрокинул голову и в последний раз увидел серое, с голубыми прожилками небо, первые длинные косые лучи солнца, тянувшиеся с восточной стороны горизонта до его крыльца, просыпающийся мрачный лес, соседствующий с его домом, сидящего на старой сосне надрывно каркающего ворона и подавил вздох. Опустить глаза ниже, на незваных гостей, не захотел.
      - Прими слебника своего, которого ты послал на верную гибель! - бросил ему Рюрик, ожидая, когда новгородский князь посмотрит в его сторону.
      От неожиданности Вадим вздрогнул, глянул вниз и в ужасе отпрянул: на крыльце прямо у него под ногами лежало обезглавленное тело Веска.
      - Кто не бережет преданных ему людей, тот не бережет себя! - гневно крикнул ему Рюрик и зло добавил: - А теперь при всех сам повтори клевету, которой ты решил испоганить имя мое!
      Вадим вскинул голову, сделав невольно шаг назад, но наткнулся на плотно стоявших сзади него воинов Дагара и стал медленно спускаться вниз со ступеньки на ступеньку, пряча взгляд от варяжского предводителя.
      - Нет! Не пущу! Не отдам! - метнулась за ним жена и повисла на его плечах, захлебываясь слезами.
      Вадим зашатался. Он с трудом разжал ее руки, но она снова как безумная обвила его шею руками и застонала, чуя скорый неминуемый конец своего любимого мужа.
      - Уведи ее! - закричал Вадим, обращаясь к варягу. - Только изверги так пытают людей! - Он словно силу обрел от этого нового испытания и уже смело посмотрел в глаза Рюрику.
      Рюрик взмахнул рукой, и два дружинника с силой оторвали от Вадима его жену, которая извивалась, яростно отбиваясь от них, и рвалась к мужу.
      - За что ты его так? - презрительно глядя на соперника, спросил Вадим, указывая на тело Веска.
      - За неумение выбирать себе хозяина! - почти рыча, ответил варяг и с трудом перевел дыхание. - Какую смерть выбираешь, наветчик: в бою или через повешение? - еще злее спросил новгородского князя Рюрик, когда тот тяжело спустился с крыльца.
      Вадим вскинул голову. В глазах его загорелась надежда.
      - В бою! - прокричал он в ответ ненавистному русичу. - Не было такого, чтоб Вадим отказался от боя! Меч! Секиру! - сорвавшимся голосом потребовал он.
      Два всадника, два разъяренных князя бились не на жизнь - на смерть. Другого исхода и быть не должно. Дозволялись любые приемы, уловки, боевые крики, но не смена вышедшего из строя оружия. Дружинники, отступив к частоколу, затаили дыхание.
      Рюрик всегда держал руки с оружием на коротком взмахе. Он знал, что эти удары особенно верны и злы. Помня урок, полученный им в битве с Аскольдом, приучил своего коня не бояться диких выкриков и наскоков. Несмотря на обуявшую Рюрика ярость, глаза его сами собой искали ошибки в боевой выучке противника. Напрасно. Новгородец был и силен и ловок. Битва, по всему, предстояла трудная.
      Вадим делал смелые наезды; сокрушительно обрушивал на ненавистного соперника град длинных ударов. Но Рюрик с честью выдерживал их, переходя в быструю атаку и изматывая врага своими методами борьбы.
      Храпели кони, вздымая клубы пыли: надсадно вскрякивали соперники, подстегивая и без того лютую ненависть друг к другу, глухим звоном отзывались в ушах дружинников удары мечей...
      - ...За Сигура! - крикнул вдруг Рюрик, и ратники услышали страшный вопль Вадима. Варяжский князь всадил свою меткую секиру прямо в открытую шею новгородца, на мгновение не защищенную им: Рюрик обманным движением заманил Вадима влево, и враг раскрыл себя. Новгородец выронил меч и, тяжело раненный, нагнулся над конем, невольным движением ног сильно пришпорив его. Конь рванулся, и послушный натянутой уздечке, помчал своего всадника, повернул его открытой спиной к сопернику.
      - А это за Триара! - И Рюрик метнул в спину Вадима меч.
      Новгородский князь, запрокинув назад голову, с искаженным лицом минуту ещё оставался сидеть в седле, но вот его тело рухнуло на землю. И стало совсем тихо. Слышны были только горькие всхлипы жены новгородца, упавшей на землю, и тяжелое дыхание варяжского князя.
      * * *
      Два дня и две ночи не могли успокоиться новгородцы. Сполох был как на потерявшей управление ладье во время Злой бури на Варяжском море. Что делать? Как быть? Как снести Рюриковы обиды? Вадима убил, его верных дружинников, ночевавших в доме новгородского князя в ту роковую ночь, тоже убил. С Гостомыслом говорил гневно - не по чину. Грозил суровой расправой каждому, кто по убиенным плакать да причитать станет. Ходит по городу лютый. Пристань закрыл. Ряды торговые тоже закрыл. Никакую речь слушать не желает. Чего-то еще затевает, а чего - никому не ведомо...
      Но миновали грозные дни. Туманится Новгород, но не кричит уже, а лишь тихонько шепчется. Волхвы по погоде, деревам и зверью распознать хотят, чего от Рюрика новгородцам ждать-ожидать можно.
      Вот Ведун с силой согнул ствол ветлы и резко отпустил его. Дерево не сломалось, спокойно разогнулось, опустив длинные ветви вдоль ствола и не хлестнув по лицу старца.
      - Ишь ты! - удивленно проворчал он, мотнув длинной седой бородой. - А ну-ка, бобра попытаю, - решил Ведун и, постучав деревянной клюкой по берегу, омытому водой Волхова, прислушался. Приплыл старый большой бобр; покрутил седоусой мокрой головой под протянутой к нему морщинистой рукой Ведуна, обнажил крепкие еще клыки и окинул старца спокойным любопытным взором; затем еще раз покрутил усатой мордой, уже не показывая своих астрагалов, и... уплыл восвояси.
      - Ишь ты! - обрадованно воскликнул любимец Святовита и в раздумье добавил: - Видно, правда, поутих ярый!..
      - Поутих, поутих ярый, буйства-то прекратил, - поведал он новгородскому владыке, греясь у горящего очага в его гридне, и растерянно добавил: - А вот глаза все равно на людей не поднимает: в себе, видно, смуту чует. И рать зачем-то опять проверяет.
      Гостомысл тяжело вздохнул, подошел к старику, поцеловал его в седую голову и глухо проговорил:
      - Благодарствую за вести! Иди смиром! И да поможет ему Святовит." Он сунул в руку Ведуна увесистую гривну. - Возьми, отче! Ежели понадобится еще... для твоих собратьев, то не таись, проси...
      Гостомысл устало сел на беседу: второй месяц как на раскаленных углях живет: то ли спит, то ли не спит, то ли ест, то ли не ест - сам не знает: брусничную воду, правда, попивает - голову поддерживает. Ведун сочувственно вздохнул, благодарно принял дар, склонил голову пред владыкой Новгорода и бесшумно удалился в свою клеть...
      * * *
      А новгородские старухи и старики длинными весенними вечерами допоздна сидели возле окон со своими присмиревшими внуками и сказывали были и небыли о знаменитом князе русичей Рюрике.
      - Хоть бы жен своих скорее сюда привез: можа, добрее стал бы, осторожно шептали они: вдруг да услышат чужие уши! - А то на живого не похож князь-то. Все бледный, суровый да ярый какой-то ходит. Вот сел как-то в ладью, посадил с собою много бояр своих и поплыл по Волхову. Туды - сюды, туды - сюды, всех рабов своих примучил, всю воду в реке взбаламутил, а нашел ли чего - не сказал. Речи же горячие вел со своими людьми, да и наших многих допытывал. Видно, строить крепость у нас собирается...
      Каждый день сказания о делах варяжского князя росли и ширились, а Рюрик, как водится, о них ничего и не знал.
      - ...Вот месяц прошел после убийства Вадима, другой идет... Город наш заполнили родичи да ратники варяжского князя. Замкнулись все как-то в доме Вышаты и споры горячие завели. А Вышата ходит хмурый, исхудалый; видать, душою примолк. Волхвы как-то пытались подловить его, поспрашивать, что да как, да испугались одного взора его. Помутился взор у бедного. Ужели не пояснеет? - вздыхает сказитель и ждет ответного вздоха слушателей. И слушатели сочувственно вздыхают разом и разом глаголят: "Ай-яй, бедный Вышата!" -затем смиренно ждут продолжения сказа.
      - Не удалось и волхвам нашим (боги им, видно, не в помощь) распознать всю правду про Рюрика и его ратников. Стали они тогда по звездам гадать, на солнце поглядывать, видения от него ждать, да что-то не получили и видения. Тогда стали воду лить при луне. Но вода не пенилась, а лилась себе на бережок и даже прутик ракитовый в речку не смыла. А Ведун наш, тряся седой головой, все вспоминал какую-то совиную бойню и качал ветви ивы над рекой: ветви разгибались медленно, тихо шелестели и никакой беды не предвещали. Тогда кудесник речного бобра попытал. Когда ж это было, чтобы бобер человека в воде за руку не кусал?! Так ведь приплыл усатый при волхвах по зову Ведуна к указанному месту, покрутил хитрой мордой возле берега, обнюхал руку старца и даже зубов никому не показал! Вот диво так диво! - Сказитель многозначительно помолчал и продолжил: - "Все стихло, - заверил всех старец. - Все! ...Ждите теперь других дел от варяга: мирных да у строительных!" ...Вот какие ноне деяния творятся в Новгороде! - со вздохом сожаления заканчивал свою быль рассказчик и отводил взгляд -от слушателей...
      * * *
      А Рюрик тем временем созвал всех предводителей варяжских дружин: возмужалого, настороженного Ас-кольда и спокойного, добронравного Дира, сущего уже в своих годах Олафа и стареющего, мудрого Эбона, стойкого Ромульда и уравновешенного Гюрги, усадил их в просторной светлице Вышатова дома и сказал, не таясь:
      - Отныне из сих мест я никуда не уйду, но и город этот обживать не стану! Не по нраву он мне: уж больно туманно и сыро здесь. Я нашел другое место, там и срублю новый город. Где - увидите потом, - уточнил Рюрик и обвел властным взглядом присутствующих. - Главный торговый путь в этой земле будет теперь в наших руках! - решительно заявил князь и сделал паузу, давая всем время осмыслить сказанное, а затем повелительно продолжил: - В Ладоге посажу я Олафа. - В ответ на это решение князя раздался чей-то возглас удивления, и все посмотрели на бывшего рарожского вождя. Олаф заметно возмужал: ростом он стал с Рюрика, в плечах - намного шире его, окладистая борода обрамляла красивое сероглазое лицо, добавляя ему солидности. Все ведали их родственные связи, и потому, хотя кое-кому и желательно бы сидеть в обжитой крепости, все понимали, что другому там не быть. Аскольд бросил колючий взгляд на Рюрика, но и он ничего не сказал.
      Дир же вообще не поднял головы.
      Бывший же вождь рарогов зарделся: владеть прославившейся уже Ладогой это почетно, но сдержанность, воспитанная суровой Унжей, не позволила ему открыто выразить свою благодарность. Олаф встретился с горячим взглядом Рюрика и слегка кивнул князю.
      - Что ты молчишь, Олаф? Надо поблагодарить князя за почетное поручение, - улыбнувшись, посоветовал Эбон.
      Олаф встал, вынул меч из ножен и приложил ручку его ко лбу.
      - Служу верой князю Рюрику! - громко произнес он клятву. Все военачальники, как по команде, тоже встали и на едином дыхании проговорили:
      - Согласны, князь, с твоим выбором! Ладога достойна Олафа.
      Все сели на свои места. Князь подождал, когда установится тишина, отыскал горячим взором возбужденные лица волохов и громко, четко выговаривая каждое слово, сказал:
      - Аскольд и Дир со своими дружинниками пока останутся со мной здесь, в Новгороде.
      Волохи недоуменно уставились на рарожского князя: Аскольд - подавшись вперед, Дир - не шелохнувшись.
      - Надо оставить заносчивых словен одних на южных границах: пусть научатся дорожить той силой, которую сами позвали, но опорочили, - со злой убедительностью проговорил Рюрик, выдержав долгий, пытливый взгляд Аскольда и, к удивлению своему, отметив молчаливое понимание Дира. - Вы мне так же дороги, как и погибшие мои братья! - горячо и искренне воскликнул князь, глядя в глаза волохам. Но Аскольд молчал. - И не ищите злого умысла в моих намерениях. Я хочу заставить словен чтить всех нас! - Последние слова Рюрик почти выкрикнул, желая сломить упрямое молчание Аскольда. Тот отпрянул назад и отвел, на мгновение смирившись, взгляд. Как вспышка молнии освещает темную клеть, так и слова эти оживили воспоминание, похороненное глубоко в душе черного волоха, и он смутился.
      Веско - посол от Вадима - как-то пожаловал на Свирь, в крепость Аскольда, и поведал ему об убийстве Рюриком Сигура и Триара, Аскольд испугался тогда, заволновался, но, хотя слова о коварстве рарожского князя были ему по сердцу, в такое злодейство его он поверить не смог. Посол новгородского князя долго всматривался в лицо Аскольда, пытаясь понять, какие же чувства вызвало в нем это страшное известие. На лице черного волоха трудно было что-либо прочесть. Аскольд не был бы Аскольдом, если бы поверил сказанному сразу. Он вытер пот со лба, откинув кудрявую черную прядь волос и обнажив при этом тускло сверкнувшую в свете факела серебряную тяжелую серьгу с агатом. Веско понял, что склонить его на свою сторону будет трудно: уж очень тяжело молчит, а что скрывается за этим молчанием - один Святовит ведает...
      - Вот видишь! - осторожно попытался Веско еще раз убедить Аскольда. Сначала Сигур и Триар, а потом и до вас, чужаков, очередь дойдет.
      - Молчи! - решительно прервал его Аскольд, и Веско не сразу понял, что означает это "молчи", а черноволосый волох встал, посмотрел в глаза Вадимову послу и тихо сказал: - Я подумаю.
      Веско обрадовался было, что так быстро уломал волоха, но Аскольд продолжил, глядя поверх его головы:
      - В месяц серпень Вадим получит от меня весть. А сейчас пошли, я тебе покажу своих наложниц, - улыбаясь, громко заговорил волох и обнял Веско за плечи. Взгляд же свой от посла прятал, ибо дума его была все о том же, злодействе: "Не мог Рюрик убить братьев. Меня и то спас от пыток жрецов, хоть и был ранен мною секирой. Вспыльчив князь, но не злобен и не коварен". В голове одно, а язык улещивает, отвлекает гостя; -Торопись-торопись, а то мои девоньки заждутся нас и уснут. Веселья не получится!
      - ...А наше дело одно - охрана богатого торгового пути из варяг в греки! - как сквозь густой туман донеслись до Аскольда слова Рюрика. - С остальным же пусть справляется Гостомысл с его воями, - заключил варяжский князь, и Аскольд на сей раз не мог с ним не согласиться.
      Военачальники встали, и все вместе хмуро, но решительно, повторив последний призыв князя, заключили его традиционно: