Рюрик

      - Управляет?! - удивленно переспросил Рюрик и возмущенно повел плечами. - Разве боги управляют, а не помогают нам?
      - Да... - скорее самому себе, чем Рюрику, ответил Верцин и, спохватившись, пояснил: - Но ты слишком молод, чтобы постичь это. Да, Рюрик, - грустно заметил вождь, - боги нами управляют, и мы бессильны против их воли.
      - Значит, и исход борьбы нашего племени с германцами тоже зависит от воли Христа, либо Йогве, либо Святовита? - В голосе Рюрика слышались горечь и насмешка. Вождь не понял, над кем - над ним или над богами, - и потому грозно потребовал:
      - Не глумись над тем, чего не постиг!
      - А я не верю тому, что ты сказал, - горячо возразил Рюрик и вскочил. По-твоему получается все легко и просто: германцы - христиане, и они дерутся с нами потому, что мы признаем Святовита и не почитаем их бога. Стало быть, если я признаю наконец Христа главным богом, то германцы сразу же прекратят со мной биться? Так, да?
      - Да, - с уверенностью подтвердил Верцин и ласково улыбнулся Рюрику, радуясь, что князь так быстро все понял.
      Но у Рюрика был готов другой дерзкий вопрос:
      - А ежели я захочу почитать сразу иудейского и мусульманского бога? Ведь они тоже боги-люди, да? Вера в них обоих совместима?
      Верцин изумленно раскрыл рот и ахнул:
      - Рюрик! Я знал, что ты своеволен, но не предполагал, что в такой мере...
      - Хорошо, мой вождь, - с болью согласился Рюрик, видя, как страдает старый рикдаг [Рикдаг (кельт.) - хороший вождь, справедливый предводитель.], и веря.его душевному потрясению. - Я подумаю над твоими словами. Но я не могу поверить, что германцы вытесняют нас из Рарожского песочья только из-за того, что мы другой веры...
      - Но это так, - убежденно перебил вождь князя и горячо посоветовал: Посмотри, как живут меж собой христианские государства! Они же не воюют!
      Рюрик усмехнулся и отрицательно покачал головой. Настороженность и недоверие не оставляли его.
      - Рюрик, нас так мало, а мы все время льем кровь... Наши древние... Вождь поперхнулся и замолчал на мгновение, но затем взял князя за руку и спокойно продолжил: - Наши праотцы завещали нам долгую жизнь без войн друг с другом, а мы что делаем?
      - Уж не причаститься ли нам с германским королем из одной чаши? - не унимался, язвил Рюрик и осторожно высвободил свою руку из рук вождя.
      Вождь не обиделся. Он смотрел поверх головы мятежного военачальника своих рарогов с горечью. Ему казалось, что он видит, как по пыльным дорогам бесконечной вереницей тянутся деревянные повозки согнанных с обжитых мест соплеменников; развеваются неспокойными ветрами вдоль берегов туманного залива густые, черные клубы дыма от горящих изб, ибо свои жилища рароги, как и другие славяне, покидая, предают огню. Вождь как будто наяву услышал пронзительные крики детей и птиц; протяжный, горестный плач женщин, а затем перед его взором предстали темные, обветренные лица старых гриденей-дружинников, терпеливо укладывающих повозки в долгий путь, и фанатичные, с особым блеском глаза жрецов, тонкие губы которых беспрестанно нашептывали: "Не покидай нас, Святовит! Дай силу нашим душам и телам!"
      "...Да, князь, вряд ли кто в молодости бывает терпелив и мудр", беспомощно подумал вождь и удрученно пробормотал:
      - Пожалуй, и все племя вот так же яростно, как и ты, верит и будет верить в Святовита и не сменит веру свою на веру в Христа.
      - Я не могу ручаться за все племя, вождь, - немного подумав, сказал князь, - это дело каждого, кто имеет душу. - Он проговорил это растерянно и отвернулся от Верцина, боясь, что тот заметит его душевную боль.
      - Как верно ты заметил про душу! - восхищенно, но тихо воскликнул вождь и понял, за что Рюрика любят на Рарожском побережье. "Нет, он, наверное, не так уж и фанатичен, как кажется, - подумал вождь. - Здесь дело в другом. Просто он не может, не умеет сдаваться сразу, без боя".
      - Хорошо, князь, - вдруг решившись, твердо сказал вождь. - Ты можешь поступать так, как подсказывает тебе твое сердце, а вот я немногие оставшиеся мне годы хочу прожить, испытывая богов.
      - Испытывая бо-гов?! - оторопело переспросил Рюрик и неожиданно для себя взял в свои ладони старую смуглую руку вождя. - Возможно ли это? Только огромное почтение, с которым Рюрик с детства относился к знаменитому на все побережье залива вождю, помешало ему больно сжать эту морщинистую, побывавшую в стольких сражениях руку и закричать на все селение:
      "Что ты говоришь, вождь племени рарогов? Опомнись! Ведь это... Это же начало... конца!"
      - Но я не предам тебя, мой князь, - горячо прошептал старый Верцин, освобождая свою руку из сильных рук Рюрика. - Не предам! - убежденно повторил он, - И не смотри на меня так. Не надо! Я душою... чую, что должен са-ам испытать... богов! Всех! Будь то Христос, Йогве или Святовит! Всех-всех! Понимаешь? Я сам должен понять, кто из богов сильнее...
      Рюрик отшатнулся от вождя.
      Верцин следил за каждым жестом князя, знал цену его чувствам, но не смог остановиться в своем неизъяснимом стремлении высказать все, что обязан пережить сам.
      - Какой из богов сильнее?! - снова оторопело переспросил Рюрик вождя, нахмурив брови. - Значит, и... и всем нам надо служить тому народу, у которого самый сильный бог, так, мой вождь? - Он сузил глаза и не отрываясь смотрел в побледневшее лицо вождя.
      - Не смотри на меня так, Рюрик, - снова с горечью попросил старый Верцин и пояснил, усмиряя свой и княжий гнев: - Я не виноват, что под закат лет своих вдруг засомневался в своем боге. Но знаешь об этом только ты! - с болью предупредил вождь, затем встал, положил обе руки на плечи молодого князя и добавил с той беспомощностью и безнадежностью, которые появляются только при безысходности: - Я обязан сказать тебе это. Я вождь - и сомневаюсь!.. Но не это для тебя страшно. Я тебя не предам. Я до последнего вздоха буду предан твоему делу. А вот дружина и друиды [Друиды - кельтское название языческих жрецов] - это наши раны, - горячо прошептал он в лицо князю.
      Рюрик вновь отпрянул от вождя, словно кто-то толкнул его в грудь.
      - Постой, не уходи! Горько слышать правду, но у нас с тобой нет другого выхода, - жестко проговорил Верцин, силой заставляя Рюрика оставаться на месте.- Выслушай все до конца.
      Рюрик поник. Опустил плечи. Не было никакого желания ощущать прикосновение рук человека, который так глубоко ранил его душу. Но Верцин был настойчив. Он упорно держал свои руки на плечах упрямого князя и, уже не щадя ни себя, ни князя, проговорил:
      - Страх мне внушают друиды и дружина, но запрещать миссионерам быть среди них бесполезно. А посему я позволил им вести беседы с друидами, дружинниками и даже с твоими женами и наложницами.
      Рюрик вырвался из цепких рук старого вождя и в запальчивости крикнул ему в лицо:
      - Ни за что больше не подойду ни к одной из них!
      - Это твое дело, - не улыбнувшись, прошептал Верцин. - Мое дело предупредить тебя.
      Рюрик в нерешительности постоял возле вождя, затем рванулся к выходу, но через некоторое время опять оказался рядом с Верцином.
      - А верховный жрец? - выпалил он, и старый рикдаг его понял.
      - Бэрин все ведает и внял моей истине, - спокойно ответил вождь, вглядываясь в тревожное лицо молодого князя.
      Рюрик вновь задохнулся от нахлынувшего прилива негодования.
      Верцин понял его и как можно ласковее проговорил:
      - Бэрин, как и я, ручается только за себя, но не за друидов. Этих "ясновидцев" ты знаешь не хуже меня, Рюрик.
      Князь опустил руки и горько усмехнулся:
      - Ну и благословил же ты меня, рикдаг! Через три дня в помощь ко мне прибудет войско фризов, а я словно пакля... Я не знаю, что буду говорить им!
      С этими словами Рюрик рухнул на колени у ног старого вождя. Верцин вздрогнул, вскинул руки на плечи молодого князя, ласково погладил их, коснулся пальцами головы.
      - Бедный мальчик! - прошептал Верцин, глядя на Рюрика. - На твою долю, чую, выпало самое тяжкое княжение, но ты... должен выдержать это божье испытание! - пророчески потребовал вождь.
      В ответ князь издал звук, напоминающий глухое рычание, и еще ниже склонил голову...
      * * *
      Три следующих дня Рюрик жил как на углях. В нем пылало все: и душа, яростно сопротивляющаяся услышанному; и ум, кричащий о невозможности подчинения исподволь подкрадывающейся силе и корчащийся в поисках выхода; и сердце, горящее ярче смоляного факела. "Зачем же ты здесь будешь нужен, князь, - напряженно размышлял он, - ежели придет другая, более сильная духом рать и сметет тебя?.. Меня сомнут?.. Меня?.. Нет! Этого не будет никогда!.. Сходить к Руцине и выведать у нее все, что она знает о миссионерах?" промелькнула мысль, но в следующее же мгновение в нем взыграла гордыня. Князь метался в своей маленькой спальне, как зверь в клетке, не зная, что надо сделать, чтобы избежать беды...
      Три бессонные ночи сделали лицо князя серым, взгляд - мрачным, душу злой, а ноги - бессильными. И только ум продолжал буйствовать и сопротивляться. Ум предлагал сначала один вариант действий, а затем желчно отвергал его по той простой причина, что план этот основывался на убийстве, но Рюрик мог убить врага только в битве с ним. Убить же за веру? Только за то, что кто-то пытается его вовлечь в другую веру?.. Нет, этого сделать он не сможет. У него рука не поднимется. И пусть живут эти проклятые миссионеры, пусть глаголят о своих заповедях и житии святых, пусть любые толки идут из их уст - не убивать же их за это! Но... и... слушать их бредни он тоже не станет. Да, не станет, хотя где-то в глубине души чувствует, что их правда где-то рядом, она почти ощутима. Стоит только едва напрячь память, и он уже утвердительно кивнет головой, согласившись с их притчей о добре и зле. Да, кивнет головой. Да, согласится, но тут же отвергнет, ибо это не им выстраданная притча. "И ни к чему меня предостерегать, советовать, чтоб я берег свои силы и силы своей дружины... Мне нельзя медлить! У меня одна беда - германцы! И я должен их одолеть! Вот тогда и посмотрим, чей бог будет сильней... Пусть хитрят, пусть ловчат, но я разобью их, этих ненасытных грабителей! - кричал князь в своей маленькой, глухой одрине. - Я положу конец их разбою на нашей земле!" - клятвенно заверил он себя, не переставая метаться.
      Он ходил от окна к постели, отшвыривая ногой мешавший ему табурет, снова ставил его в центр одрины и злился на себя за свою неприкаянность. Нет, нет, никаких сомнений не должно быть! Не может быть! Он теперь же у себя в селении уничтожит улицу иудеев. Это они, они во всем виноваты! Их не видно и не слышно, но все в них нуждаются; лучший товар - у них, но кто слышал хоть раз, о чем молит иудей своего Бога? Никто! Предатели! Встретятся - кланяются низко, на вопросы отвечают словоохотливо, всегда угодливы, терпеливы, во всем и всегда умелы, а в душе?! Никогда у них на языке не бывает того, что происходит в душе. "Ну и народ!.. Сильный народ! вдруг сделал вывод князь и, ошеломленный, застыл на месте. - А когда они появились у нас?.. Давно!.. Отец говорил - задолго до появления свеев. Смиренны, сметливы, хорошие купцы и мореходы... С великим городом Волином связь держали... А мой дед по линии матери... кем был? - с испугом вдруг спросил самого себя князь и облегченно вздохнул: - Нет, он был свеем. Да-да, он из рода северных готов... - Рюрик вытер пот со лба, - Так как же быть?.. - прошептал он и сел на табурет. Рванул ворот рубахи - зазвенела тяжелая серебряная цепь... - Нет, мериться силой с их Богом он не будет. Он просто забудет о нем, и все! Нет никакого Иогве! И нет никакого Христа! Есть только Свя-то-вит! И все! Но если так будет угодно Святовиту, то мы померимся силой! - зловеще изрек Рюрик и недобро усмехнулся. - Не подвел бы Юббе! Вот дело, угодное Святовиту!.."
      В это время во дворе княжеского дома что-то произошло. Но Рюрик не стал вслушиваться. Он всем своим существом почувствовал, что там, во дворе, все успокоилось и успокоилось так, как бывает, когда собираются все его приближенные - военачальники, их жены и дети, чтобы послушать песни Хетты.
      Так и есть. Вот раздались мелодичные, такие родные и теплые звуки кантеле, и что-то встрепенулось в душе князя. Он почувствовал, что злость и неуемность не исчезли, но переместились в те далекие закоулки его души, о которых он боялся и думать. Он сам поразился этой неприятной новости, но понял, что груз его души теперь не просто тяжел, а еще и неразрешим. "Неужели так будет тянуться всю жизнь? Помоги, Святовит!" - чуть слышно прошептал князь и встал с табурета.
      Рюрик подошел к окну и вгляделся в происходящее на поляне. Там полукругом сидели дружинники и слушали пение его второй жены. Хетта не звала его и пела не о нем. Он это знал. Она пела о смелом соколе, о соколятах, еще не умеющих летать... И пусть поет... Вот если бы Руцина!.. Все знали, что сердцем Рюрика владеет только она. Идти к ней прямо сейчас?.. Можно, но нет сил...
      Он стоял у окна и не шевелился.
      Но любимая жена есть любимая жена. И ей дозволено все. Она может даже пройти на мужскую половину княжеского дома, если там нет гостей. И рыжеволосая Руцина решительно направилась к своему повелителю, чувствуя необычность и опасность происходящего. Укрепили ее в желании увидеть мужа и речи мудрого Верцина, который с тревогой говорил о смуте в душе князя.
      - Не смей боле оставлять молодого мужа одного! - советовал ей встревоженный вождь, - Ты жена его! И самая любимая! - Верцин знал, как самолюбива Руцина. - Бди его вседенно и всенощно! Слушай все, о чем он будет кричать и стонать! Пусть кричит до хрипоты, а ты молчи и не перечь ему! напутствовал вождь княжескую жену, и та не могла ему не повиноваться.
      Но, подойдя к спальне своего мужа, Руцина оробела вдруг и с трудом открыла скрипучую дверь. Рюрик стоял сгорбившись у окна и, не чувствуя духоты, мрачно смотрел на заполненную людьми поляну. Он не оглянулся на скрип двери и не вздрогнул, когда Руцина приблизилась к нему и положила обе руки на его спину, прижалась к ней щекой, поцеловала.
      Рюрик закрыл глаза и поблагодарил Святовита за то, что бог понял его тайное желание.
      Да, он ждал ее. И это чудо, что она почувствовала его зов и сама пришла в мужскую половину дома. Да, он устал. Устал от бед, свалившихся на его двадцатилетнюю голову. Да, признать он может многое: и то, что жрецы могут изменить; и то, что племя его бедно, и то, что дружине его не хватает оружия, коней, но свое бессилие перед надвигающейся бедой - приходом новых богов - он признать не может! Уйти, спрятаться от этих дум в двадцать лет это так естественно!
      - Как хорошо, Руц, что ты пришла... - сказал он тихо, поворачиваясь к ней покорно, как ребенок. Затем обнял ее как-то по-стариковски, почему-то поцеловал в лоб, страдальчески глянул в глаза, а в следующее мгновенье уже лежал с ней на ложе и безропотно отдавался ее горячим ласкам.
      * * *
      - Ну, в последний раз! - громко скомандовал Рюрик, потный, раскрасневшийся, но, казалось, ничуть не уставший. - Тысячникам! Приготовить своих воинов!
      Первыми выходят лучники! - приказал он и зорко проследил за тем, как выполнялась его воля.
      ...Большое поле возле грабовой рощи, на многих стволах которой были оставлены роковые отметины (роща должна была быть выкорчевана и сожжена, земля вспахана, чтобы принять в свое лоно зерно, но вождь приказал ее не трогать и срока не определил), - заполнила семитысячная дружина. Пятый день подряд воины - рароги, волохи и фризы - учились сражаться объединенными силами, и все это время Юббе наблюдал за Рюриком и поражался быстроте его мыслей и точности в действиях, умению заставить бывалых служилых дружинников выполнять сложные упражнения на конях с мечами и секирами. Пятый день Юббе видел, как слаженно действуют тысячники Рюрика и как изнуряет учение ополченцев.
      Ополчением, состоящим из двух тысяч соплеменников Рюрика, командовал коренастый, чуть сутуловатый Ромульд - один из самых близких и знатных друзей князя. Он был ровесником отца Рюрика и верно служил отцу и сыну. Когда князем стал Рюрик, Ромульд первым сказал, что будет до конца дней своих находиться в дружине. Обучать ополченцев правилам боя Ромульду помогал черноглазый, быстрый на ногу и на руку Гюрги, сын Всеволода, который тоже был соратником и другом отца Рюрика.
      На Ромульда и Гюрги Рюрик надеялся, как на самого себя: знал, что они смогут сберечь силы ополченцев, научат правильно поднимать руку с мечом, секирой или копьем, чтобы не перетрудить плечи и кисти рук. Пока же ополченцы, добровольно истязая себя, махали мечами что было сил, и Ромульд и Гюрги не знали, как унять их злую прыть.
      Рюрик, заметив растерянность своих военачальников, подозвал к себе Ромульда и, глядя на разошедшихся ополченцев, которые в течение всех пяти дней учебы не хотели отстать в ловкости от дружинников, улыбнувшись, проговорил:
      - Милый Ромульд, так дело не пойдет. Они измотают себя, а во время битвы не смогут поднять рук. Распусти их по домам.
      Ромульд улыбнулся, но не забыл приосаниться: Юббе был рядом, взгляд его - проницателен, а посему не надо, чтоб он заметил усталость бывалого воина.
      - Попробую. А завтра как с ними быть? - задержав дыхание, проговорил Ромульд и перевел взгляд с Рюрика на Юббе. Фриз доброжелательно смотрел на того и другого. Ныне он был одет скромно: кожаная сустуга плотно облегала его крепкое мускулистое тело, красные полотняные штаны туго облегали упругие ноги, на голове - серая шерстяная вязанка. Но вся осанка, острый взгляд и особенно ловкие руки выдавали в нем хваткого рикса неуемных пиратов-фризов.
      - Пригласи их на учебу позже дружины на полдня. Надо, чтобы они не видели ловкости дружинников, - посоветовал молодой рикс и перехватил потеплевшие взгляды Ромульда и знатного фриза.
      - Хорошо! - кивнул головой Ромульд, тронул коня и, поклонившись князьям, рысцой поскакал к ополченцам. Собрав сотников, он передал им приказ всем разойтись по домам. Каково же было удивление князей, когда никто из ополченцев не подчинился приказу. Растерявшиеся сотники беспомощно и недоуменно поглядывали на черноволосого Гюрги. Тот, недоуменно пожав плечами, нахмурился, сосредоточенно соображая, как он может помочь Ромульду.
      - Не хотим срама на свою голову! - крикнул рыжий взмокший венет хриплым от натуги голосом. - Биться, так биться умеючи! - добавил он и взмахнул тяжелым мечом в воздухе.
      - Вот именно, умеючи! - успокаиваясь, проговорил Ромульд. - А ты еще не умеешь, - мягко, но настойчиво добавил он.
      - А коли отправишь меня домой - я опять за соху возьмусь и когда же буду учиться держать в руках меч? - спросил упрямый венет.
      Ромульд призадумался. Ополченцы зашумели, загалдели, хотя лица у всех были уставшие, мокрые от пота и грязные.
      - Вождь и тот на учениях бывает!
      - Не пойдем домой!- кричали они. Рюрик, видя затруднение Ромульда, подъехал к нему на коне и громко крикнул:
      - Други мои, дорогие и надобные в деле! Опустите длани свои, положите мечи и слушайте меня!
      Ополченцы притихли. Нехотя положили мечи на землю у ног и уставились на Рюрика.
      - Дорогие мои! - воскликнул Рюрик, приложив руку к груди, и поклонился ополченцам.
      Ополченцы устыдились и совсем затихли, внимая словам молодого князя.
      - Когда вы работаете не щадя себя, ваши мышцы превращаются в ядовитых змей для вас, - громко проговорил Рюрик.
      - Как это?! - в ужасе загудели ополченцы.
      - Так, - ответил князь. - Руки и ноги ваши должны постепенно наращивать силу и ловкость. Если же перетрудить их в короткий срок - они из друзей ваших стану г врагами вашими, - горячо предупредил князь.
      - Тогда зачем же позвали нас? - недоумевал рыжий венет.
      - Да! - поддержали его другие.
      - Вы нам очень нужны. И вы сможете помочь нам, когда не хватит дружинников, - просто объяснил князь. - Сразу в бой вас пускать не будем. Вы придете на помощь только в самый тяжелый час. Понятно?
      - Понятно! Понятно! - раздались кое-где успокоенные голоса.
      - А сейчас идите домой! Отдыхайте! Меча нынче в руки больше не берите! Берегите силы! Все! Не мешайте лучникам! - скомандовал Рюрик и оглянулся на Юббе. Тот увлеченно распоряжался лучниками, и князь загорелся. Метко стрелять научил его отец. С первого выстрела попадал на лету в любую птицу! Вырос в Дружине. С младых ногтей отец брал его всюду с собой... Оставив Ромульда, Рюрик натянул поводья, и конь быстро помчал его к лучникам.
      - Молодец, Юббе! Хорошо получился бой врассыпную! - воскликнул, подъезжая, Рюрик. Он видел, как из сотни, состоящей из плотно прижавшихся друг к другу воинов, выбежали лучники и рассыпались на десятки, стрелки натянули луки в руках.
      - Не стрелять! - хрипло крикнул им фриз. - Берегите стрелы!
      Стрелки опустили луки. Одеты они были легко: кожаные сустуги надеты были прямо на голые тела, короткие красные штаны не доходили до колен. Ноги почти у всех обуты в кожаные сандалии.
      Рюрик улыбался, глядя на лучников.
      - Каков бег у них? - спросил он фриза.
      - Как у оленя, бегущего от волка! - пошутил Юббе. Говорить по-славянски он стал заметно лучше.
      Шутка понравилась Рюрику, и он впервые за пять дней учения громко рассмеялся.
      - Этих тоже пора по домам отпускать, - просмеявшись, предложил Рюрик.
      - Сейчас отпущу, - ответил знатный фриз и тронул было коня, но увидел быстро несущихся в их сторону трех всадников и в ожидании остановился.
      Рюрик перехватил выжидательный взгляд своего сподвижника и удивился:
      - Это еще в честь чего?!
      - Сейчас узнаем, - едва успел договорить фриз, как сторожевые послы с пристани уже осадили коней.
      - Рюрик! - запыхавшись, проговорил один из них. - К вечеру прибудет войско, возвращающееся от ильменских словен!
      - Что-о?! - в один голос вскричали Рюрик и Юббе.
      - Возвращается дружина из ильменских словен!. Их изгнали бояре! повторил старший сторожевой посол.
      - Чем они прогневали Гостомысла? - вырвалось у Рюрика.
      - Пока ничего не знаем, - ответил посол и развел руками.
      - Хорошо! Я буду на пристани к их прибытию. - В голосе Рюрика легко угадывались удивление и растерянность. Он кивнул послам, и те, развернув коней, помчались к дому вождя венетов-рарогов.
      - Вот это весть! А? - воскликнул фриз. Он тоже был не в силах сдержать удивления и присвистнул.- Что ни живу, впервые... такое слышу!
      - Да, ни в годы княжения отца, ни позднее я такого тоже не слышал, глухо молвил Рюрик и тут же подумал: "Может, и эти воины вольются в мою дружину?" - а вслух произнес: - Строптивость ильменских бояр всем известна, но изгнание?! - Он пожал плечами, как-то странно повел головой, словно не желая принять и эту грозную весть, а затем вздохнул и обреченно изрек: - Ну и пора выдалась...
      Юббе понял по-своему горечь друга, отнеся его слона к тому, что пополнение волохов, влившихся в дружину рарогов, было слишком малочисленным, и ни о чем не спросил его. Немного помолчав, он предложил:
      - Я отпущу лучников, а ты езжай к конникам, посмотри - как там у них, а потом я подъеду к тебе.
      Знаменитый фриз заторопился, ему уже явно не терце. лось отбыть на пристань...
      У конницы учения проходили под предводительством сорокалетнего статного Дагара, одного из благоразумных и преданных тысячников Рюрика, унаследовавшего не только красивое с голубыми глазами лицо, но и прекрасное имя своего отца, происходившего из того знатного рода эстиев, богатые люди которого пьют кобылье молоко, а бедные и рабы пьют мед.
      Возле Дагара находились Аскольд и Дир со своими соплеменниками.
      - Повтори учение еще раз. Хочу видеть секироносцев первыми! - обратился Рюрик к знатному эстию, слегка поклонившись именитым волохам.
      Дагар кивнул головой и, окинув взглядом огромное войско конников, вооруженных кто мечами, а кто секирами, громко крикнул:
      - Секироносцы! К бою!
      Рюрик заметил, как в любопытном ожидании застыли лица военачальников-волохов.
      - Сколько их? - спросил Рюрик Дагара, оглядывая легкую, подвижную конницу секироносцев.
      - Всего тысяча, вместе с сотней ополченцев. - В голосе его чувствовалось недовольство.
      - Маловато, - хмуро подтвердил Рюрик, невольно перехватив выжидательный взгляд Аскольда, но ничего не сказал ему, подавив в себе какое-то странное чувство отчужденности.
      Секироносцы выстроились в две колонны по пятьсот воинов в каждой.
      - К бою! - четко скомандовал Дагар.
      Взметнулись секиры и, описав в воздухе круги, со свистом врезались в землю. Секироносцы, быстро спрыгнув с коней, ловкими, сильными рывками вытащили секиры из земли и, блеснув оголенными ногами, снова оказались верхом на конях, готовые повторить еще раз наступательное упражнение.
      - Довольно! - крикнул Рюрик, зная, что все устали. Секироносцы прижали древки своего боевого оружия к крупам коней, не смея вытереть пот с разгоряченных лиц.
      Рюрик внимательно оглядел боевых коней: далеко не на всех под седлами были полотняные покрывала, предохраняющие ноги воина и тела животных от пота.
      В таком виде в далекий поход не пойдешь: и кони и люди быстро станут калеками.
      - Дагар, ежели нынче к вечеру не все воины найдут покрытия для коней, скажи мне; мы с вождем соберем их у народа племени, - скорее попросил, чем приказал Рюрик.
      - Хорошо, а оборонительные упражнения будешь смотреть? - бодро спросил благородный Дагар, чуя, что за ними постоянно и настороженно наблюдают Аскольд с Диром.
      - Нет, распусти их по домам и выполни мою просьбу, - подтвердил свое распоряжение Рюрик, стараясь лишний раз не смотреть в сторону знатных волохов.
      Дагар, согласившись, кивнул головой и отъехал к секироносцам.
      Рюрик, Аскольд и Дир остались одни. Волохи, наблюдая за действиями Дагара, выжидали, скажет ли им что-нибудь князь рарогов. Но тот угрюмо молчал.
      - Как ты думаешь, князь, ежели все воины были бы так же легки и быстры, яко секироносцы, биться было б куда легче? - спросил, не выдержав, Аскольд, путаясь в славянских и романских словах. За неделю жизни среди венетов-рарогов он понял, что здесь говорят по крайней мере на шести языках, но венетский и славянский преобладают.
      - Легкая секира - завидное оружие в руках умелого воина, но она бессильна против тяжелого меча, а почти у всех соседних племен бойцы вооружены очень длинными мечами и тяжелыми медными щитами, - медленно выговаривая каждое слово, ответил Рюрик, пытаясь скрыть свое превосходство в знании ратного дела.
      Аскольд понимающе кивнул.
      - А твоя разведка ныне была у германцев? - несмело спросил Дир. Ему тоже понравились ловкие секироносцы.
      Рюрик улыбнулся: смешнее вопроса не придумать.
      - Да. У них преобладают длинные мечи и плотные щиты, - спокойно ответил он и печально посмотрел на рыжего волоха. Дир понимающе кивнул в ответ и отвел пытливый взор от рарога.
      Секироносцы, отпущенные Дагаром, ровными рядами покидали поле. Рюрик посмотрел им вслед и увидел привычную картину: кони несли на своих спинах уставших, но довольных собой воинов. Их головы были обнажены, и длинные волосы, распущенные во время боя, были у всех одинаково забраны в пучки. Крепкие тела бойцов мерно покачивались в такт движению тел животных. Два цвета господствовали в их строю - красный цвет коротких холщовых штанов и коричневый цвет кожаных сустуг и короткой шерсти коней.
      Рюрик вздохнул. Аскольд улыбнулся. Дир со смутным любопытством смотрел на того и другого.
      - Ну, Дагар, а сейчас самое главное - оборонительные упражнения меченосцев, - спокойно обратился Рюрик к подъехавшему знатному эсту.
      - А он молодец! - тихо воскликнул Дир, обращаясь к Аскольду, указывая на князя венетов-рарогов.
      Аскольд ничего не ответил. Взгляд, который он бросил на своего сподвижника, был скор и колюч. Дир съежился и отвернулся от Аскольда.
      Дагар скомандовал, и оба романских военачальника застыли: среди этих двух тысяч меченосцев находились и две сотни тяжеловооруженных волохов.
      Меченосцы грузно восседали на конях, крупы которых были покрыты красными домоткаными полотнами.
      - В бой! - бросил клич Дагар и тронул своего коня, отъезжая на позицию, с которой удобно было наблюдать за боем.
      Разбитые на два лагеря меченосцы развернули коней и бросились в бой. Тяжело взметнулись мечи, заскрежетали щиты, послышались крики и вопли, возбуждающие воинов.
      Дагар и Рюрик, наблюдая за учебным боем, опытным взглядом сразу же определили, что не у каждого воина умный, боевой конь.
      - Слабы кони, - вздохнул знатный эстий. Рюрик кивнул головой и обнадеживающе ответил:
      - За семь ден до боя друиды будут поить их особым отваром трав. Кони должны войти в силу. Главный жрец мне это обещал.
      - Тогда есть надежда на успех, - облегченно вздохнул Дагар. - А как тебе... волохи? - осторожно спросил он, зная, что вопрос этот не будет слышен чуть отъехавшим в сторону от них Аскольду и Диру.
      - Которые? - улыбнулся Рюрик. - Те или эти? - Он указал сначала на бьющихся меченосцев, а затем плечом повел в сторону черного и рыжего волохов.
      Дагар засмеялся.
      - И те и эти, - уточнил он.
      - ...Молодцы, что прибыли. За одно за это я уже готов первую же сотню пленных быков принести в жертву богам! - бодро ответил Рюрик и вдруг поймал себя на мысли, что начинает ощущать тот прилив сил, который делает его князем, могущественным витязем и мудрым правителем. "Не расплескать бы силы эти по мелочам!.." - подумал он и сделал паузу, вслушиваясь в то, что происходит в его душе. "Учись... Следи за собой!.. Копи силы!.. Берегись!.." - четко и ясно прозвучал вдруг в ушах знатного рарога голос его отца.
      Рюрик сидел в седле как влитой, и удивленный Дагар заметил, что доставшийся князю в наследство от деда Сакровира щит не велик внуку, а, напротив, мал. "И совсем не молод наш князь... А в самый раз! И дружина любит своего предводителя!" - пронеслось в его голове.
      - На учениях волохи горячее наших, - тихо заметил Дагар, справившись со своим удивлением.
      - Вижу! Пора остановить бой! Пусть отдыхают! - твердо скомандовал Рюрик и тронул коня.