Мерси Рэйборн (№1) - Час печали

Робби принес Хессу фруктовый напиток и закрыл за собой дверь. Хессу в голову дул кондиционер, а из-за напитка зубы разболелись так, будто их выдирали клещами. Теперь, просматривая чеки и другие бумаги Лаэл, Хесс пытался найти связь с тем, что видел в доме Джанет Кейн. Тщетно. Единственное совпадение – адрес фирмы, продающей минеральную воду. Однако, позвонив туда, Хесс узнал, что поставка осуществлялась разными путями. Менеджер считал вполне возможным, что один и тот же водитель привозил воду в оба дома. Все новые водители поначалу заменяют более опытных агентов по доставке. Но, увы, сейчас уже нельзя установить, как производился развоз год или даже полгода назад, потому что раз в квартал все маршруты за неделю сводились в общее расписание. Узнать его можно по такому-то телефону. Хесс поблагодарил менеджера за терпение. Именно оно всегда выручало Хесса как на работе, так и в жизни.

Хесс немало удивился, обнаружив в коробке с различными бумагами дневник Лаэл. На желтой бумажке, приклеенной к обложке, ее муж написал: "Я никогда не заглядывал сюда, но вы прочитайте дневник, если это поможет делу. Р.Д."

Он открыл последнюю запись, сделанную красивым, аккуратным почерком Лаэл:

"2 июня. Днем осталась одна дома. Такое не часто бывает. Робби с детьми ушли к морю кататься на досках, а я отказалась. Слишком жарко, кажется, прямо печешься на солнце. Иногда мне нравится оставаться одной в доме. Только я. Кондиционер выключен, окна открыты. Передо мной бутылка любимого джина. Ни разговоров, ни шума. Ничего. Около часа я наслаждаюсь, а потом начинаю скучать по семье. Наверное, сама не могу долго себя развлекать. Конечно, это проблема, знаю, но я сделала свой выбор: воспитывать детей, а не развиваться самой. Робби говорит, что дети – не оправдание. С другой стороны, Робби никогда не жаловался на то, что у меня недостает "индивидуальности", на то, что я до конца не сформировалась как личность. Иногда я не понимаю, за что он любит меня. Вот сегодня, например, смотрю на весь этот рай, окружающий меня, и сожалею, что не заслуживаю его. Интересно, вправду ли существует карма и действительно ли есть особая справедливость? Ведь тогда однажды ты лишишься всего, чего не заслужил. И еще одно: если ты имеешь больше, чем заслужил, то почему бы и не отнять у тебя больше, чем ты имеешь? Ладно, хватит, уже прилично выпито и выкурено. Последняя затяжка, и я закругляюсь. До новых встреч! Спасибо, Господи, за все те блага, что Ты дал мне. Мне нравится моя жизнь!"

Хесс закрыл дневник, положив свои большие пальцы поверх кожаного переплета. Ему вдруг безумно захотелось выкурить сигаретку, однако врачи запретили курить после операции на легком. Первые две недели без курева казались Хессу невыносимыми, однако он всегда находил выход из затруднительного положения. Каждый раз, когда у него возникало желание курить, он проводил рукой по шраму, идущему от плеча до ребер. Пятидесяти лет курения было достаточно, чтобы заработать рак. Хесс начал в пятнадцать, следуя примеру своего брата. Он понимал, что если бы бросил лет тридцать назад, то, возможно, избавил бы себя от ужасной боли и сохранил пару лет жизни. Однако теперь это не имело никакого значения.

Тим подумал о шраме под рубашкой и посмотрел на фотографию Лаэл Джилсон. Он представил себе, как Лаэл, связанная веревкой, перекинута через ветвь дуба. Вот она висит вниз головой, мягкий изгиб ее тела чуть различим во тьме, руки заведены за спину и крепко связаны, кровь течет из горла и капает на землю. А волосы эти две женщины собрали сами. Нет, это не случайно! Он искал именно их, хотел именно их, притом хотел непреодолимо! Собранные волосы что-то означают. Теперь Хесс проигрывал в голове сцену с Джанет Кейн, потом с ними обеими...

Ужасающие зрелища! Хесс научился прощать себе эту слабость к воображаемым сценам. Нередко его огорчала привычка воображать подобные кошмары, хотя она помогала ему как детективу. Но Хесс уже не мог избавиться от увиденного, равно как и от своих впечатлений. Память – расплата за мастерство полицейского.

В целом Тим считал, что характер и склонности даны нам от рождения. Он еще не встречал человека, которому полностью удалось бы создать себя. Поэтому Хесс был уверен в том, что правильно понимает истинную природу зла. Оно появлялось на свет вместе с личностью.

Через некоторое время Робби провел Хесса в спальню, находившуюся этажом выше. Из окон открывался чудесный вид на запад и на юг. Одна из стен была зеркальной и отражала тот же вид, только перевернутый. В зеркале Хесс увидел остров Каталина, лежащий далеко отсюда.

– Вы ведь хотите узнать ее? – нарушил молчание Робби. – Увы, я не могу передать вам ее образ. Не могу рассказать о ней в двух-трех словах, показать несколько фотографий и объяснить, какая она.

Джилсон говорил о жене как о живой. "Он так и не смирился с ее смертью, не принял ее", – подумал Хесс. На месте Робби он, наверное, вел бы себя так же. Ему очень хотелось ошибиться, хотелось верить, что Лаэл и Джанет не мертвы...

Хесс и Робби стояли на балконе. Дневной бриз пробирал Тима до костей.

– Я пытаюсь найти что-то общее между вашей женой и второй женщиной, Джанет Кейн. Может, их жизни как-то связаны? Почему похититель выбрал именно их?

– Из-за их красоты.

– А что лучше всего в вашей жене?

– Лицо. Осанка.

– А в ее характере?

– Жизнерадостность. Она... была счастлива и не скрывала этого. Я никогда не встречал такого веселого, открытого человека! Мне повезло, что я стал ее мужем. Она обожала все, что окружало ее, а рядом с ней и другие начинали любить жизнь. Но Лаэл всегда помнила о конце. Она не была глупой, легкомысленной и пустой. Но не была и мрачной, циничной, не искала во всем плохое. Лаэл не упускает возможности чему-нибудь порадоваться.

Хесс задумался над его словами. Прошло полгода, а Робби еще сбивается с прошедшего на настоящее время, говоря о пропавшей жене. Именно неопределенность ломает людей, и Хесс нередко наблюдал это. Если тело найдено, ты знаешь наверняка, что человек мертв. Конечно, это горе. Но с горем со временем справляются. А неизвестность и тайна разъедают душу, как кислота.

Джилсон обернулся и посмотрел на Хесса. Его лицо было злым и решительным: казалось, сейчас он способен на любой поступок.

– Я почуял его! – взволнованно воскликнул Робби.

Сердце Хесса учащенно забилось.

– Я другим копам не говорил, потому что они меня не спрашивали. Знаете парня по фамилии Кемп? Из-за таких паршивцев люди и ненавидят полицейских. Так вот, Лаэл исчезла в четверг вечером. В пятницу утром нашли машину и вызвали меня. Когда я сел, чтобы перегнать ее, то почувствовал его запах.

– Преступника? Ну?!

– Легкий, почти выветрившийся запах одеколона или лосьона после бритья. Очень слабый. Но я запомнил! Учуял гада! Если когда-нибудь встречу его – убью!

Хесс кивнул:

– Я бы тоже не прочь. Только вот в тюрьме несладко.

– Я готов потом отсидеть. Оно того стоит. Я бы все отдал, лишь бы продырявить ему голову.

– Мечтать приятнее, чем убивать на самом деле.

Хесс взглянул на запад и увидел дома, желтеющие предгорья, чистые заасфальтированные дороги и резкие очертания синего океана, уходящего за горизонт. Робби все еще оставался в раю, только его Ева ушла.

Можно бы воскликнуть: "Как несправедливо!" Только за свою жизнь Хесс уже миллион раз повторял эту фразу. Истина успела обесцениться.

8

Колеску занял свое привычное место за прилавком и посмотрел сквозь пыльное окно. На стекле он прочитал надоевшую надпись "Автомастерская Прэта" и взглянул на часы. Осталось двадцать минут. Он слышал, как Прэт и Гарри возились с очередной машиной и как время от времени хихикала Лидия, жена Прэта. Каждый день за полчаса до закрытия они начинали заливаться пивом и болтать о том о сем. Разговор сопровождался характерным звуком открывающихся банок: чччт, чччт. Вся беседа сводилась к обсуждению двух тем: автомобили и женские тела.

Колеску продавал запчасти, а в конце рабочего дня собирал и считал все вырученные деньги. Он выполнил свои прямые обязанности, насчитав 14 баксов наличными и 220 – чеками. Колеску записал прибыль и номера чеков на депозитном бланке и дважды перепроверил общую сумму.

– Привет-привет, Мэтти!

Это закудахтала Лидия, мягко подкрадываясь к Колеску и кладя ему руку на плечо так, будто они сто лет знакомы. Она позволяла себе всячески коверкать его имя, полный вариант которого звучал как Матаморос, а краткий – Морос. Лидия явно не довольствовалась этим и постоянно играла словами. Сначала она звала Колеску Матамата. Из энциклопедии он узнал, что матамата – это южноамериканская речная черепаха, которая своеобразно ловит рыбу. Она открывает огромную пасть и глотает добычу, плывущую по течению. Колеску попросил больше так не называть его. Лидия повиновалась.

– Как там твои беседы?

– Очень хорошо.

– Они же не собираются закладывать тебя соседям?

– Думаю, нет.

– Надеюсь, они не сделают этого, – сказала Лидия, вновь кладя руку на плечо Мороса. – Трудновато, наверное, жить, когда под носом снуют копы и вечно мутят воду.

Интересно, вода – это напоминание о матамате? Лидию сразу и не поймешь.

– Я верю в лучшее, – сказал Колеску.

– И я восхищаюсь твоим оптимизмом! Ты сам решаешь все проблемы, тащишь свою ношу, ни на кого ее не взваливая. Ты единственный здесь, кто никогда не жалуется.

– Ты тоже не жалуешься.

Лидия закатила глаза и покачала головой.

– Мне есть с кем посоветоваться.

С Лидией всегда было так. Временами ее поведение казалось игривым и двусмысленным, а через минуту она вдруг становилась резкой и сдержанной. Лидия никогда не выказывала доверия мужу и Гарри, при этом подчеркивая свое особое отношение к Колеску.

Теперь она стояла рядом с ним. Ее полная грудь казалась очень тяжелой в обтягивающих топах, которые она обычно носила. Лидия нередко будто невзначай касалась этой выдающейся частью тела спины Мороса. А еще пробегала пальцами по клейкой ленте, обмотанной вокруг его груди. Время от времени Лидия легонько царапала ее, будто она мешала ей так же, как и самому Моросу.

Несколько месяцев назад Лидия заметила, что Колеску заматывает отрастающую грудь. А также что накладывает на соски туалетную бумагу, чтобы не оторвать их вместе со скотчем.

Колеску тогда разозлился на Лидию за ее бестактность, на себя за свое упущение, на Прэта и Гарри за их любовь к сплетням. Однако, несмотря на все опасения Мороса, Лидия больше ни разу не вспомнила о его бюсте. Только поскребывала ленту своим ноготком, не говоря ни слова.

– Сообщи мне и Прэту, если надо будет дать показания или что-нибудь в этом роде, – сказана она.

Лидия всегда называла мужа по фамилии, а не по имени – Марвис. Она желала быть полезной! Будто отзывы пьяницы-механика (притом бывшего угонщика автомобилей) и его жены помогут Моросу предстать перед законом в лучшем свете! У Лидии было тонкое смуглое тело, сильно вздернутый нос и гладкие темные волосы, сквозь которые просматривались чуть великоватые уши.

– Хорошо, – ответил Колеску.

– А что у нас сегодня с прибылью, Мэтти?

Он рассказал. Колеску удивлялся, как это вшивая бедная лавчонка вроде "Автомастерской Прэта" умудряется получать по две тысячи баксов в неделю? Суть бизнеса заключалась в работе с нерастаможенными машинами; ее выполняли Марвис и Гарри, а Колеску никогда не получит от этого больше доллара. Марвис и Гарри прокручивали все дела сами, а Моросу сразу сказали, что ему лучше заниматься магазином. Только. Он знал, что Прэт на короткой ноге с Элом Хольцем, поэтому ему и удалось получить работу. Прэт был на короткой ноге и с владельцами контрабандных автомобилей, поэтому Колеску всегда сомневался в искренности его дружбы с Хольцем.

– Почему бы тебе не пойти слегка развеяться? – проворковала Лидия. – Я сама отнесу деньги в банк.

Обычное дело – Колеску доверяли получение наличных и чеков в течение рабочего дня, но никогда не просили сдавать их на хранение. Морос понимал: подобная директива поступила шефу от агента Хольца. Ему становилось не по себе оттого, что Эл требовал от него полного доверия, но не собирался отвечать тем же.

Колеску поблагодарил Лидию и вышел попрощаться с боссом. Скрестив руки, Прэт стоял в ремонтном помещении, находившемся позади основного офиса. Он осматривал блестящую желтую "кобру" с черным капотом и хромированными деталями. Колеску слышал, что цена "кобры" – 80 000 баксов, мощность – 450 лошадиных сил, предельная скорость – примерно 180 миль в час. Ее нужно было регистрировать в Неваде, так как в Калифорнии это противоречило закону. На мгновение Колеску представил себя обладателем такой тачки. Вот он сидит за рулем с подружкой на соседнем сиденье и гонит на пределе по бескрайней пустыне! Быстрее всего на свете. Гарри вернулся, неся из холодильника две банки пива. Чччт, чччт...

– На следующей неделе одну и тебе откроем, – сказал Прэт.

– Я семь лет не брал в рот спиртного, – отозвался Морос.

– Ну ведь скоро все закончится? – спросил Гарри, заранее зная ответ.

Гарри прикидывался туповатым парнем, наивно полагая, что глупому человеку легче раскрывают секреты. Однако Колеску уже понял, что Гарри шустрее и ловчее гончей.

– Да, на будущей неделе.

– Это за тебя, дружище! – Гарри приподнял банку в честь Колеску и сделал глоток.

– Сегодня пятьсот четыре доллара, мистер Прэт. Работники из службы "Форд" обещали доставить модуль для "бронко" завтра утром.

– Спасибо, приятель.

Вернувшись в магазин, Морос увидел за окном Лидию с сигаретой в руках. Хотя помещение и так провоняло металлом, машинным маслом и растворителем, Прэт разрешал Лидии курить только на улице. Обычно она выносила наружу стальной дачный столик и два стула, обозначая свою территорию для курения. Под пепельницу Прэт приспособил цилиндр от поршня, но он давно переполнился, и теперь вся земля вокруг была усыпана окурками.

В поисках завтрака Колеску пошарил под кассой, но вспомнил, что оставил еду в рабочем отсеке. Проходя по короткому коридору, соединявшему лавку с мастерской, он услышал, как Гарри сказал что-то о сиськах. Затем раздался сдавленный злобный смешок.

Колеску сделал вид, что ничего не произошло, и взял свой завтрак с полки, над которой были наклеены фотографии сексапильных обнаженных женщин. Сегодня Морос положил ленч под изображение красивой брюнетки с обольстительной улыбкой. Сердце сильно стучало, и Колеску чувствовал его ритм под лентой на груди. Он кивнул мужчинам и вышел. За его спиной воцарилась тяжелая, неловкая тишина.

* * *

Он остановил машину у дома № 12 на улице Медоуларк и открыл гараж дистанционным ключом. Старый грузовичок пыхтел, медленно продвигаясь вперед. Минуту спустя Колеску оказался в прохладном помещении гаража за закрывающейся дверью.

Войдя в квартиру, Колеску включил лампу, дающую очень тусклый, слабый свет. В полумраке, за задернутыми шторами, он почувствовал себя спокойнее. Ему хотелось затенить сияние солнца и придать мягкость яркому дню.

Но лучи Калифорнии не желали оставлять человека наедине с его тайнами. Вспомнить хотя бы сегодняшнюю беседу с этими людьми. Как обстоят дела с твоим либидо... эрекция и последующая эякуляция... физическое возбуждение... изнасиловать ее бутылкой из-под коки!

Удивительно, как обращаются представители государственных организаций с простыми людьми! Унижают. Контролируют. Кастрируют. Они ничем не лучше румынской полиции, расстрелявшей его отца, только пользуются иными методами. У них в арсенале средства уничтожения пролонгированного действия. Обходятся без собак.

Проходя мимо книжного шкафа, Колеску бросил взгляд на многочисленные яйца – сокровища его матери. Большая часть их была раскрашена в пастельных тонах: светло-голубом, розовом и бледно-желтом. Оттенки казались Моросу неприятными и какими-то инфантильными. Худшими же из этих творений были яйца, украшенные кусочками кружев и всякими безделушками. В руках его матери роспись больше не была благородным народным искусством Румынии, а стала вульгарным и безвкусным выражением ее собственных внутренних проблем, в размышления над которыми Колеску не желал углубляться.

Он не стал зацикливаться на яйцах, зная, что ему в двадцать шесть лет есть о чем подумать в отличие от пожилой Хелен. Не в первый раз Колеску захотелось, чтобы мать жила чуть дальше от него. Колеску удручала мысль о возможном переезде матери к нему в дом.

Он отправился на кухню. Если полиция выдаст его и соседи начнут травлю, то Хелен обязательно заявится сюда защищать сына. Таков ее долг. Она будет бороться остервенело, как бульдог. Морос вздрогнул и остро ощутил приклеенный к груди скотч. Слава Богу, он все предусмотрел.

Морос сделал себе крепкую "Кровавую Мэри". Водка лежала в морозильнике, а остальные ингредиенты – в холодильнике. Он любил пить горячительные коктейли холодными.

Морос высыпал в стакан половину чайной ложки черного перца, положил соус табаско, добавил стебель сельдерея и взболтал готовую смесь. Напиток охлаждал и обжигал губы. Хорошо!

* * *

Поужинав и выпив еще два коктейля, Колеску позвонил Элу Хольцу на работу. Он знал, что жирный агент уже дома, но решил, что вежливее и удобнее оставить короткое сообщение на офисном автоответчике. Когда имеешь дело с законниками, старомодная формальность не помешает.

"Здравствуйте, мистер Хольц, вас беспокоит Матаморос Колеску. Я хотел бы поблагодарить вас за нашу вчерашнюю встречу. На следующей неделе я буду совсем свободен. Надеюсь, вы позволите мне вести привычный образ жизни и сохранить право на личную жизнь. Я останусь верен обещаниям, данным мною в прошлом, и буду жить так, как жил в последнее время. Отныне я никогда никому не причиню зла. Спасибо вам огромное. Очень хочу поговорить с вами. Всего доброго".

* * *

Повесив трубку, Колеску предался размышлениям о женщинах и своих сексуальных возможностях, и легкое возбуждение незамедлительно дало знать о себе. Однако секс в его сознании теперь был неразрывно связан с неприятными вещами. Мысли о сексе и о кастрации вечно находились рядом, как близнецы-братья, один из которых – красавчик, а другой – урод. Кастрация. От этого слова у Мороса кровь стыла в жилах. Не многие слова в английском языке обладают подобной силой воздействия.

Колеску провел собственное исследование на тему химической кастрации. Ему доставляло удовольствие чувствовать себя детективом, узнающим разные факты. "Депо-Провера" – торговое название ацетата медроксипрогестерона, фармацевтического варианта женского гормона прогестерона. Попав в организм мужчины, лекарство замедляло выработку мужских гормонов, при этом влияя на людей по-разному. У одних оно полностью подавляло половое влечение, у других – лишь уменьшало, у третьих – все оставалось по-прежнему или препарат оказывал самый незначительный эффект. Рецидивы наступали в 3 – 8% случаев в зависимости от статистики. Кроме того, от "Депо-Провера" росла грудь, выпадали волосы и наступал общий упадок сил.

Далеко не все из вышеупомянутых фактов были указаны в протокольном соглашении государственного департамента здравоохранения Калифорнии между лечебницей для душевнобольных преступников и заключенным-пациентом Матаморосом Колеску.

Три года назад его освободили, после чего вводили "Депо-Провера" каждую неделю. Моросу казалось странным спокойно сидеть и смотреть на смуглую медсестру, вставляющую иглу ему в руку, и болтать о спорте и погоде, пока та делает укол. Все это совершалось для того, чтобы избавить Мороса от непреодолимой и неистовой страсти, приносившей женщинам столько же боли, сколько ему удовольствия.

Колеску догадался, что люди, дающие ему лекарство, не знали наверняка, какой эффект оно окажет. Вот почему Морос и подписал бумагу, гарантирующую досрочное освобождение из Атаскадеро и более мягкие условия для дважды осужденного насильника. Привилегии подопытной крысы.

Однако самой важной причиной его химической кастрации стала нехватка мест в клиниках для душевнобольных. Морос отмотал свой срок и должен был "вернуться в общество". Ему предоставили право выбора: химическая или хирургическая кастрация. Химическая давала временный результат, хирургическая – вечный.

Вот забавно. А на что бы вы согласились, если бы вас заставили выбирать меньшее из двух зол?

В спальне Колеску снял рубашку. Он ненавидел серебристую ленту, натиравшую ему кожу и оставлявшую красные борозды. Ему внушало отвращение, что края моментально становились скользкими от пота и противная влага стекала по ребрам. Он не выносил этого запаха. Колеску пробовал носить корсет, но он придавал телу еще большую женоподобность.

Самым гнусным для Мороса было то, что через полгода применения "Депо-Провера" у него выросла грудь и кожа на лице стала мягче. Он ничего не мог поделать с кожей, но пытался спрятать "сиськи".

Трижды обмотать тело скотчем – и никто даже не заподозрит!

Однако без рубашки Колеску выглядел иначе. Он сорвал ленту, и кожа оттянулась вместе с ней, заметно покраснев. Скотч упал на пол, и его груди, такие же, как у девочки-подростка, оказались на виду. Существо, которое Морос привык называть собой, развивалось в каком-то неправильном направлении.

Удручающе неправильном.

Видя это, Морос думал о том, что с ним сотворили. Он уже не просто злился – он приходил в бешенство.

Колеску узнал еще кое-что о "Депо-Провера". Лекарство эффективно в 92% из 100% времени применения или в 100% из 92% времени. Его эффект непостоянен. Иногда, хоть и не часто, Колеску впадал в привычное состояние, испытывая гнев и похоть, как в старые времена. Это случалось примерно каждые два месяца.

Состояние длилось всего секунд десять. Порой несколько минут. Раньше Морос находился на пределе часами, затем ненадолго успокаивался и вновь оказывался на краю.

Ничего, в среду Колеску закончит хождение по мукам и отправится к новой цели, какой бы она ни была.

9

В лесу громко лаяли собаки. Мерси отметила, что Майк Макнолли похож на озадаченного жокея, которому поручили присмотреть за тремя лошадьми одновременно. Судя по лаю, его команда находилась в полумиле от места гибели Джанет Кейн.

Мерси посмотрела на яму, выкопанную Хессом, и представила себе, как, по его описанию, Джанет Кейн свисала с ветви дуба.

Как он догадался об этом до обнаружения зарубок на дереве? Мерси собиралась выяснить это и научиться так же хорошо ориентироваться на месте преступления.

Несколько минут она искала точку, откуда нужная ветвь была бы видна лучше всего. Теперь Мерси все стало ясно: ей бросился в глаза неглубокий разрез на коре дерева, оставшийся от веревки или, возможно, цепи. Последний раз она подтягивалась в академии. Теперь вновь пришлось это сделать.

Забравшись наверх, Мерси приготовилась поработать электропилой. Встав на цыпочки, она принялась за первую ветвь и сразу поняла, что купила не тот инструмент. Приобретенная ею большая пила с плоским лезвием не предназначалась для крепкой древесины. Мерси отдала за нее целых восемнадцать долларов! Это сулило внесение очередных растрат в платежную ведомость и очередную стычку с начальством. Сначала Мерси понадобился факс для машины. Потом дорогой бронежилет. Затем итальянский стилет (сделанный в Китае), который Мерси носила в сумке. Каждые выходные она слонялась в поисках магазинов уцененных и конфискованных товаров. Справедливости ради надо заметить, что многое Мерси оплачивала из своего кармана.

За один оборот цепи пила могла разрезать лишь одну десятитысячную часть дюйма. Через пять минут куртка Мерси валялась на земле, закатанные рукава покрылись древесными стружками, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу, а ветвь была распилена меньше чем наполовину.

К тому моменту, когда она наконец треснула, отломилась и упала, Мерси совершенно выдохлась. Теперь она не могла даже держать в руке оружие, а тем более стрелять.

Посмотрев на ветвь, Мерси разозлилась на себя. Сук был отломан слишком далеко от следа, а стоило пилить рядом с ним, при этом не захватывая его. Теперь вместо того, чтобы просто спилить нужный небольшой участок, придется спускаться на землю и либо пытаться удержать ветвь одной рукой, работая другой, либо все время стоять на ней. Если, конечно, она не собирается притащить всю двадцатифутовую громадину в лабораторию!

"Хесс же предупреждал тебя, глупая ты баба!"

Такие мелкие случаи открывали Мерси глаза на ее характер. "Ты тупа как пробка". В такие моменты ей хотелось стать совсем другой, полностью изменить свою личность, уровень интеллекта, взгляды, голос, имя. Мерси успокаивало только то, что ни чертова задница Макнолли, ни старый пердун Хесс, ни ее достопочтенный папаша – никто не видел ее позора, проявления абсолютной безответственности и всеобъемлющего идиотизма.

– В жизни тебе предстоит наделать еще больших глупостей, – пробурчала Мерси. – Если повезет, конечно.

Она спрыгнула на землю, и ее ботинки потонули в море листьев.

Вдруг солнечный луч упал на землю, и Мерси увидела блестящий диск, выглядывающий из-за листьев ее разломанной, неправильно отпиленной ветви.

Диск оказался обычной металлической крышкой от банки. Она была золотистого оттенка, с круглой красной прокладкой из резины по краям.

Крышка для закатки. Для хранения продуктов в банке. Для запасов на зиму.

Крышка, затерявшаяся в дубовых листьях и найденная случайно, по глупости!

Мерси встала на колени и начала возиться с железякой, как энтомолог с жуком. Она заложила волосы за уши. Сухие колючие листья впивались в ноги и локти. Металл не окислился. Резина оказалась целой.

Смотря на этот объект, Мерси ощущала, как по спине у нее пробегает мелкая дрожь. Самое блаженное чувство приходит от осознания того, что ты нашла важную улику, которая означает намного больше, чем просто свидетельство о преступлении. Это была улика, найденная самой Мерси, доказательство ее профессиональной состоятельности. Она убеждала в ее удачливости, подготовленности й сообразительности. "Не так уж ты и глупа, в конце-то концов!"

Мерси пошла к куртке, взяла из нее бумажный пакетик и снова опустилась на землю, держа ручку.

Она работала сосредоточенно и аккуратно, добираясь до предмета через кусочки камней и детрита, сквозь почву и крепкие корни.

Муравьи. Упавшие желуди. Тонкий слой перегноя. В воздухе жужжали осы и шершни. Солнце опустилось ниже, и его лучи пробивались сквозь ветви дуба, рисуя на земле причудливые узоры из света и тени. Мерси ожидала наткнуться на что-то твердое и полое.

Однако она не обнаружила никакой банки. В принципе это казалось логичным. Человек вполне способен потерять в спешке крышку, выронить ее впопыхах на землю, устланную листвой. Крышку, но никак не банку! Стоп! Во-первых, зачем вообще она нужна здесь, в лесу? Что делать с этим добром, пока мертвая и, вероятно, обнаженная красавица свисает с дерева, а кровь хлещет из нее, как из шланга?

Мерси представила себе разрезанное от уха до уха горло Джанет Кейн. Картина, описанная некогда Хессом, вызвала в ней смешанное чувство гнева и животного страха. Теперь Мерси мысленно вернулась в ночь предполагаемого убийства. Думая о своей внешности, она понимала, что и ее могли привязать к ветви вниз головой. Если бы преступник хотел, он расправился бы и с Мерси.

И все же у Рэйборн была пара преимуществ по сравнению с пропавшими жертвами: ствол девятимиллиметрового калибра в кобуре, еще одна небольшая пушка под боком да итальянский стилет в сумочке. Были бы умение и возможность ими воспользоваться!

Научиться владеть оружием проще, чем преодолеть психологический барьер. В первую очередь Мерси овладела навыком. И нервов у нее тоже хватило бы.

Однако, садясь в свою машину, она находилась бы в том же положении, что и другие...

Мерси не стала бы смотреть на заднее сиденье, зачем? Она не держала бы руку у курка, так как правой рукой скорее всего открывала бы машину. Кстати, Кейн и Джилсон были левшами или правшами? Надо выяснить. Затем Мерси сняла бы сумочку с плеча и кинула бы ее на соседнее кресло. В сумочке остались бы второй пистолет и стилет. Возможно, она даже взглянула бы на себя в зеркало заднего вида: Мерси видела, как многие женщины делают это. Да что скрывать, и сама пару раз грешила тем же.

А потом? Как он поступал с жертвами? Начинал душить? Приставлял пушку к голове? Вводил наркотик? Ударял чем-нибудь?

У Мерси заныло в висках и пробежал мороз по коже при мысли о том, как легко преступник мог справиться с ни о чем не подозревающей женщиной.

Мерси стояла под деревом, глядя на ветви, освещенные мягким солнцем. Она подумала, что какому-то маньяку, "удобряющему" почву человеческой кровью, банка с крышкой были совершенно ни к чему.

Но если он потерял эту штуку, то на ней остались его отпечатки, не так ли?

Лишь бы они нашлись!

Допиливая сук, Мерси Рэйборн молила Бога о том, чтобы он помог ей найти отпечатки. Затем она добралась до места Джилсон, залезла на дерево и сделала два надреза, первый – до рубца. Положив ветви в багажник, Мерси при помощи лупы осмотрела повреждения на коре. На краях "раны" и на живой мягкой древесной ткани она увидела оранжевые и черные волокна, вероятно, от веревки. Она обернула газетой места с оставшимися на них рубцами.

– Ну, Гильям, я несу тебе бекон, а ты поджаришь его!

* * *

Солнце почти опустилось за холмы, и океан розовел в лучах заката. Вечер дышал прохладой. Мерси стояла возле лагуны и наблюдала, как наверх поднимаются пузырьки воздуха: ныряльщики медленно и скрупулезно изучали дно. Один за другим мужчины в водолазных костюмах показывались на поверхности и, с трудом пробираясь сквозь густые заросли, вылезали на черный грязный берег. Они кивали и бодро махали Мерси, силясь не упасть в скользких ластах.