Мерси Рэйборн (№1) - Час печали

– Ты не подъехала к нему? Не опустила окно, чтобы предложить ему свою помощь или...

– Я же сказала, нет.

Доктор Кеш покивала.

– Хорошо, хорошо, Камала. Ты поможешь нашей художнице нарисовать портрет этого человека?

– Ладно. Я теперь ясно вижу его лицо.

6

Матаморос Колеску вел свой пикап по узким улочкам Ирвина, пока не въехал на территорию жилого комплекса Квейл-Крик. Дома, покрытые желтоватой штукатуркой и отделанные деревянными дощечками, стояли вокруг живописных холмов, засеянных газонной травой. Декоративные камни, разбросанные по холмам, создавали впечатление девственной природы. Дома располагались не в обычном строгом порядке, а хаотичными группами, что вызывало ощущение уединенности. Называлось все это "квартирные дома", а не просто "квартиры". Место напоминало гигантский улей.

Прожив здесь два месяца, Колеску четыре раза заблудился. Маленькие многочисленные улочки казались совершенно одинаковыми. Даже холмы походили один на другой. Теперь Матаморос мог даже с закрытыми глазами точно определить, где находится. Он жил в доме №12 по улице Медоуларк, в двухэтажном блоке строения "Б", в западной части северного квадрата Квейл-Крика.

Колеску припарковал пикап рядом с машиной своего агента. Он считал агента Эла Хольца редкостной свиньей, но в целом неплохим парнем, а главное – безобидным. Эл не носил оружия, хотя, как знал Колеску, хранил его в бардачке автомобиля.

Матаморос немного посидел в салоне под звуки работающего мотора. Грузовичок был старым и крошечным, зато кондиционер работал отменно. Колеску понимал: то, что должно случиться с ними сейчас, чрезвычайно важно, и, осознавая это, сильно потел. Ему очень хотелось приятных ощущений: он закрыл глаза и подставил лицо под струю прохладного воздуха.

Колеску был готов встретить в своем доме во время ленча кого угодно – агента, психолога, а может, даже и копа. При мысли о подобной перспективе он нервничал. Но, как осужденный преступник, освобожденный под честное слово, Колеску не имел права на частную жизнь. Американские бюрократы желали увидеть его в "домашней атмосфере", как называл это психолог.

Веской причиной визита столь высоких гостей было истечение его срока: он заканчивался ровно через восемь дней. Колеску провел два года в тюрьме штата, два – в лечебнице Атаскадеро, теперь три – условно. И в следующую среду он наконец станет свободным человеком!

Матаморос отключил двигатель и вышел. Августовское солнце было ярким, и он заслонил глаза от света. Колеску чуть пригнулся вперед, подходя к двери дома № 12. Он ощущал, как клейкая лента сжимает его тело, и очень надеялся, что никто никогда не заметит ее под летней майкой с надписью "Морос" на карманчике. К тому же в условиях освобождения под честное слово ничего не говорилось о скотче.

Недавно он вычитал в прессе, что в соответствии с новым законом копы обязаны сообщать людям о небезопасных личностях, проживающих рядом. Здесь, в округе Оранж, эта система называлась ЗОНА, то есть "Запомни и Отметь Насильника". Теперь, если ты привлекался по "половым" статьям и тебя отнесли к группе риска, оставалось лишь бежать из собственного дома.

Нет ничего унизительнее, чем быть выгнанным из квартиры чистенькими, холеными людишками, чей самый скверный поступок в жизни – мелкое жульничество с налогами.

Хольц стоял на кухне и по-свойски пил пиво. У этого толстого парня с быстрыми глазками была мерзкая привычка улыбаться, когда он сообщал дурные новости. Матаморос ни разу не видел стекла его очков чистыми. Хольц вел себя как закадычный друг Колеску, хотя дружеские отношения вовсе не связывали их.

– Морос! Как делишки?

– Прекрасно, Эл.

– Жарковато сегодня.

– Весьма.

– Карла будет с минуты на минуту.

Колеску с детства привык смотреть на себя со стороны, находясь в обществе других людей. Ему казалось, что он наблюдал за спектаклем, где играл главную роль. Герои пьесы говорили, а он отвечал им. Таким образом, Матаморос был и зрителем, и актером одновременно. Он некомфортно чувствовал себя в любой компании, но уже смирился с тем, что окружающих не выбирают. Особенно в семье, тюрьме или больнице.

На краткий момент Колеску увидел себя стоящим на кухне и разговаривающим с жирным Элом. "Да, вот он я, – думал Колеску, – коротенький и толстый, в синей футболке с коротким рукавом, на кармане – мое имя. Мне за двадцать. Волосы средней длины, черные и волнистые, лицо бледное, губы розовые и пухлые". Он бросил взгляд на свою стремительно растущую грудь – результат гормонального средства "Депо-Провера". Колеску обязали принимать его, что было частью наказания. Точнее, лечения, поправил себя Колеску, ведь здесь лечат именно химической кастрацией. И за восемь оставшихся дней "добрые" врачи доконают его.

– Эл, у меня новое яйцо!

– Давай-ка его сюда.

Колеску вышел из кухни и направился в темную гостиную. Он всегда наглухо закрывал шторы, особенно во время адского пекла южнокалифорнийского лета. У дальней стены комнаты стояло три книжных шкафа с зеркальным дном и внутренней подсветкой.

Колеску включил лампочки в средней секции.

– Еще одно яйцо эму. Синее, – торжественно объявил Колеску и указал Хольцу на предмет разговора.

Хольц нагнулся и почти коснулся носом полки.

– Мило.

– В последние дни она делает все больше и больше!

Речь шла о матери Колеску, Хелен. Роспись яиц была древним румынским искусством, и за свою жизнь Хелен украсила не одну сотню. Большая часть яиц осталась на полках Матамороса. Яйца разрисовывались самыми разнообразными цветами и во всевозможных стилях. Давние работы Хелен отличались простотой. Последние же она отделывала кружевами, оборочками, старомодными безделушками, кусочками пряжи и ткани, а с недавних пор даже пластмассовыми глазами с бегающими внутри шариками.

– Очень мило, – повторил Хольц.

– Это одно из моих любимых.

Колеску старался понравиться Элу, приверженцу так называемых семейных ценностей, поэтому говорил о матери часто и с любовью. По большому счету плевать он хотел на эти дурацкие расписные яйца. Они отдавали жуткой безвкусицей и кошмарной банальностью. Если бы Хелен не заплатила за шкаф, Колеску упаковал бы дурацкие поделки в коробку и отправил на чердак. Однако демонстрация "коллекции" и льстивые слова должны были впечатлить агента. Как говорил один санитар в Атаскадеро, муху проще привлечь медом. Правда, Колеску всегда сомневался в целесообразности и необходимости кого-то привлекать. В дверь позвонили.

– А, это, должно быть, Карла! – весело заметил Хольц.

Колеску пошел в прихожую и открыл дверь. Действительно, это была Карла, сияющая загорелая блондинка с множеством преждевременных морщин и белоснежными зубами. Матаморос никогда не понимал, почему женщины Калифорнии постоянно злоупотребляют солнцем.

– Привет, Морос!

– Здравствуйте, доктор Фонтана. Проходите, пожалуйста.

Карла кивнула и направилась в гостиную. Колеску казалось, что она следует за ним как тень. Доктор пожала руку Хольцу. Тот жадно впился в нее глазами, глядящими из-за замызганных стекол очков.

И снова началась пьеса. Колеску увидел, как он садится на диван, а двое визитеров – рядом, на стулья. Он наблюдал за своими немного кошачьими движениями. Усевшись, Колеску снял обувь и подогнул под себя ноги.

Хольц держал раскрытый блокнот, в который на памяти Матамороса ни разу не вписал ни буквы. В толстой правой руке он сжимал ручку.

Доктор Фонтана вынула из сумки диктофон, положила его на кофейный столик и лучезарно улыбнулась, обнажив свои прямо-таки галогенные зубы.

Хольц смотрел на Колеску.

Доктор Фонтана смотрела на Колеску.

Осторожно! Матаморос представил себе туман над рекой и то, как этот туман может скрыть истинные мысли человека.

– Думаю, нужно начать с общих вещей, мистер Колеску, – начала Карла. – Например, расскажите нам, как ваша работа и семья?

– Спасибо, все хорошо. Семья в порядке. А я занимаюсь розничной торговлей автомобильных запчастей, провожу много часов за компьютером. Работа несложная, и время бежит быстро.

* * *

Карла Фонтана прислушивалась к легкому акценту Колеску. В его интонации и манере строить фразы чувствовались румынские корни. Колеску приехал в США восьмилетним мальчиком, вместе с матерью, в поисках политического убежища. К десяти годам он убил в Анахейме больше десятка собак. Он приманивал их сухим кормом, а затем протыкал брюхо. Мать как-то открыла коробку, прикрепленную к раме велосипеда ее сына. В ней маленький Матаморос хранил отрубленные собачьи хвосты.

Карла слушала и задавала вопросы, снова слушала и старалась честно выполнять свою работу.

В глубине души ей было жаль Колеску, но вместе с тем она помнила о своем долге защищать округ от подобных ничтожеств. Интуиция подсказывала ей, что сейчас он безопасен и готов начать новую жизнь. Но разум возражал: "Он в группе повышенного риска, надо оповестить соседей".

* * *

Хольц держался беспристрастно во время беседы, но тоже сочувствовал парню. Он встречался с его матерью – Хелен оказалась злющей старой каргой. Неудивительно, что Матаморос вырос моральным уродом. Однако больше всего Хольца впечатлило то, что мужа Хелен расстреляли из пулемета румынские полицейские, а ее и шестилетнего Матамороса заставили смотреть на это. Когда мальчик бросился к телу отца, на него натравили собак. Так Хелен и ее покалеченный морально и физически сын получили политическое убежище в Соединенных Штатах.

Хольц слушал и задавал вопросы, снова слушал и пытался честно выполнять свою работу.

Нутро подсказывало ему, что Колеску не более безобиден, чем лесная поганка. Но мозг внушал, что эта поганка перестала быть ядовитой и сполна заплатила за все. Через неделю Матаморос станет свободным человеком, и нужно относиться к нему как к полноправному гражданину. Может, в Румынии тебя и отдадут на растерзание псам, а в Америке, если отмотал свое, можешь жить нормальной жизнью.

* * *

Колеску легко угадал их заключительные мысли: "осудить" Фонтаны и "оправдать" Хольца.

– Морос, ты по-прежнему навещаешь маму раз в неделю? – щебетал агент.

А Мороса не покидало ощущение театральности происходящего, он играл в пьесе и наблюдал за ней.

Колеску. Да, конечно. Она хочет жить здесь, со мной, но я не знаю, пойдет ли это ей и мне на пользу.

Фонтана. Что ты думаешь о ее идее? Давай поговорим.

Матаморос пожал плечами, вздохнул и снова пожал плечами. Он смахнул темный завиток волос со лба.

Колеску. Нужно почитать родителей.

Хольц. Нужно и себя самого почитать, Морос. Невозможно заботиться обо всех на свете. Мы уже это обсуждали. Твоей матери не стоит переезжать.

Колеску заерзал на диване, пытаясь вжаться в него поглубже. Он чувствовал себя котом, мягким и подвижным. Даже немного бесхарактерным.

Фонтана. Мы хотим сказать, что тебе не нужны лишние стрессовые факторы перед завершением условного срока.

Колеску. Действительно, какого черта?!

Он произнес это очень тихо. Временами стоит быть "искренним", как выражается Хольц.

Колеску посмотрел на Карлу. Он понимал, что Карла с удовольствием поджарила бы его на электрическом стуле. Хотя нет! Эта предпочла бы смертельную инъекцию – так аккуратнее, чище и современнее. К тому же этот способ не требует энергозатрат. А пока она пытается убить в нем мужчину своими варварскими медицинскими методами.

Фонтана. Как обстоят дела с твоим либидо, Морос?

Он почувствовал, как кровь прилила к его лицу. Последующий разговор наверняка будет унизительным.

Колеску. Оно исчезло из-за лекарства...

Фонтана. Исчезло или только снизилось?

Колеску. Ужасно... снизилось...

Хольц. Карла, мы знаем, что препарат "Депо-Провера" дает эффект в 92% случаев. В 90% наступает снижение сексуального влечения. Но исчезнуть либидо не может. Даже при хирургической кастрации половая...

Фонтана. Я в курсе. Иногда кастрированные мужчины совершали изнасилования.

Хольц. Вот именно.

Фонтана. А изнасилование связано не с сексом, а с гневом и агрессией.

Колеску. Трудно представить себе изнасилование без секса.

Повисла странная пауза. Казалось, Колеску перевел разговор в невыгодное ему самому русло.

Фонтана. Это почему?

Колеску. Я хотел сказать, что мое либидо заметно снизилось...

Фонтана. Насколько?

Морос представил, как разводит в стороны руки и показывает насколько. А потом сокращает дистанцию до сантиметра. Однако он осознавал, что подобный юмор тут не поймут, несмотря на всю демократичность американского общества.

Колеску. Вы даже вообразить не можете!

Фонтана. Часто ли ты испытываешь возбуждение, Морос?

Колеску. Однажды ночью мне приснился эротический сон, и... это произошло.

Фонтана. Эрекция и последующая эякуляция?

Колеску кивнул. Теперь он побагровел до кончиков ушей.

Хольц. Когда это было?

Колеску. В феврале прошлого года.

Фонтана. Единственный раз за три года лечения?

Колеску. Да.

Хольц. О, это соответствует самой лучшей статистике...

Фонтана. Я знакома со статистикой.

Матамороса их соперничество мучило больше, чем гормональное лечение. Хотя нет. Лечение скорее его доконает. Почему он, мужчина, должен заматывать грудь скотчем?

Фонтана. А когда ты увидел пожилую леди и хотел изнасиловать ее бутылкой из-под коки?

Колеску. Такие мысли меня больше не посещают.

Воцарилось молчание. Видимо, они ждали, что Морос что-нибудь добавит. Настоящие садисты!

Фонтана. А каково твоим соседям?

Колеску. Я их и пальцем ни разу не тронул. За семь лет не нарушил ни одного закона. Я примерный сосед. Безопасный парень с сиськами! Гормональный мутант! Урод! И это вы сделали меня таким! Вы этого и добивались!

Его лицо горело. Оно выражало боль, стыд и злость. Матаморос больше не мог сдерживаться.

Хольц. Морос, тебя беспокоит увеличение груди?

Колеску. Конечно, беспокоит, Эл!

Хольц. Спасибо за предельную честность.

Фонтана. А тебе откуда знать, честен ли он?

Эл печально кивнул головой.

Хольц. Еще по пивку, Морос?

Колеску встал, взял стакан Эла и вышел из комнаты. Звук приглушенных голосов преследовал его до самой кухни. Он думал о тумане над рекой и о том, как туман скрывает твои мысли и не позволяет чужим голосам достигать твоих ушей. Налив Хольцу пива, Матаморос вернулся в гостиную. Протянув агенту стакан, он снова сел.

Теперь спектакль окончен.

Хольц. Ну, пожалуй, все.

Фонтана. И я закончила. Остался, правда, один вопросик. Мистер Колеску, скажите, почему люди не должны знать о том, что вы дважды привлекались к ответственности за сексуальное нападение? Приведите мне хотя бы один аргумент в вашу пользу.

Он посмотрел на нее и откинул со лба волнистую прядь.

– Приведу два аргумента. Во-первых, я сожалею о содеянном. Во-вторых, я больше никогда никому не причиню зла. Я стал иным.

7

С утра пораньше пришли пустые отчеты о снятии денег из банкоматов. Хесс не был удивлен, ведь похититель явно не интересовался деньгами своих жертв. Разве что наличными, которые исчезли из сумочек. Но даже это могло положительно повлиять на решение о смертном приговоре, если дело будет раскрыто.

Тестирование почвы еще не завершилось. Хесс помогал Айку разобраться с противоугонными системами в машинах Кейн и Джилсон. У Джанет Кейн вообще не стояла сигнализация. Наклейка на окне извещала о том, что автомобиль защищен электронным замком и радиосигналом. А это означало, что можно с легкостью угнать тачку без ключа. Так что спокойно выбиваешь стекло и залезаешь внутрь.

С машиной Джилсон все обстояло иначе. Она была оборудована автоматическим замком и громкой сиреной, которая включалась, если дернуть за ручку двери. Сигнализация функционировала нормально, Хесс и Айк не обнаружили никаких сбоев. Возможно, кто-то и разорвал контакт, а затем сменил провода (без этого сигнализация не смогла бы вновь работать), только какой же смысл потерять столько времени, чтобы потом бросить машину?

Айк сконцентрировал внимание на маленькой детали. Его глаза сверкали, а тонкие светлые волосы непослушно падали на лоб, как у сосредоточенного на уроках мальчика. Хессу хотелось, чтобы к нему вернулась юность и он стал бы таким, как Айк.

– Это прокладка проводов и последовательный модуль, сэр. Механизм можно дезактивировать вот этим рычагом. Видите желтый провод и кнопку? Они отвечают за вход в автомобиль. Коричневая кнопка – для дверцы водителя, серая – для остальных дверей, черная – базовая.

– Ну и?

– Все отменно работает! Реле, переключатели, резисторы в отличном состоянии. Это означает две вещи. Во-первых, он мог заполучить ключи Джилсон, открыть автомобиль, а затем вернуть их. Это несложно сделать, например, работнику парковки. Но с другой стороны, тогда ему не понадобилась бы фомка, а мы нашли следы на окнах. Кстати, классная идея с ломом! Как она пришла вам в голову? Фомка – устаревшая штука, поэтому о ней никто и не вспоминает.

– Я тоже устаревший.

– Я рад этому. Итак, служащему на парковке человеку было бы легко провернуть операцию с ключами. А любому другому? Конечно же, нет. Дело в том, что эту систему чертовски трудно вывести из строя. Она сконструирована таким образом, чтобы даже взломщики кодов с ней не справились. Секретный номер меняется каждый раз, когда вставляется ключ в замок. Может, он принес специальное устройство, дезактивирующее сигнализацию, но почему он тогда просто не открыл дверь? Не понимаю!

Хесс кивнул, так как тоже не понимал.

– Значит, не было никакого устройства. Или оно не сработало.

– Но он и не взламывал сигнализацию. – Айк пожал плечами. – Хорошие воры, например, поднимают капот и вырубают сигнал, успевший прозвучать не больше раза-двух. Обычно они идут на дело в паре. Но так остались бы следы, а их нет. Ничто не указывает на применение силы, кроме царапин от лома. Видимо, этот парень выключал сигнализацию электронным путем, а затем применял фомку, чтобы открыть дверь. Только так он мог забраться в машину посреди парковки у супермаркета. Вокруг люди, охрана. А есть и два других решения нашей головоломки: жертва забыла включить сигнализацию или, зная своего похитителя, сама впустила его.

Хесс вздохнул. На секунду у него помутнело в глазах.

– Потрясающе, иногда люди о многом забывают...

– Аминь. Покончим с этим.

Хесс уже прочел бумаги о Джилсон и Кейн. При жизни эти две женщины не пересекались. Никаких общих друзей, разные работы. Города, где они росли, далеко отстояли друг от друга. Объединяли их разве что служба, отвечающая за газ и свет, и клуб автолюбителей, в который входили миллионы людей штата. Но Тим понимал, что везде может таиться что-то неизвестное: иногда точки соприкосновения все же существуют, но их очень непросто отыскать. Главное – понять жертв, влиться в их жизнь и посмотреть на все изнутри.

– А мог он соорудить особенное устройство? Своего рода универсальную электронную отмычку, подходящую для всех конструкций и моделей?

Брови и плечи Айка чуть приподнялись и вновь опустились.

– Да, такие подонки постоянно что-то изобретают. Только этим и занимаются. Нужно быть чертовым гением, чтобы их раскусить.

Айк положил модуль на пол и встряхнул головой, вновь пытаясь убрать с лица непослушные волосы.

– Я еще раз осмотрю все внутри, сэр.

– Удели максимум внимания месту за водительским сиденьем.

– Да, сэр.

Хесс посмотрел на разобранный "БМВ" Джанет Кейн.

– Сэр? Я хочу пожелать вам удачи во всем. Здорово, когда рядом такой устаревший парень, как вы.

Тим улыбнулся. Из-за химиотерапии ему казалось, что его губы слишком малы, а зубы огромны.

– Спасибо, Айк. Я рад быть здесь.

* * *

Он остановил машину у домика Джанет Кейн в Лагуна-Бич. Это было деревянное строение примерно 1930 года, белое, с серой отделкой. Перед затененной верандой располагался красивый цветник. У входной двери стояло два плетеных стула. На земле валялся свернутый садовый шланг с разбрызгивателем на конце. Газон был аккуратно выложен речными камнями, из-под которых пробивались ярко-красные лобелии и белые бурачки.

Хесс взял папки с делами о двух пропавших женщинах и вышел из автомобиля. В воздухе пахло цветами. Поднимаясь по ступенькам, Тим остановился и вновь взглянул на сад. Он был иссушен августовским солнцем и потихоньку погибал. Хесс включил шланг, взял почту Кейн из ящика и шагнул через порог.

Внутри он по-настоящему окунулся в жизнь Джанет. Все здесь свидетельствовало о ее вкусе: полы из твердой древесины, бледно-зеленые стены, немногочисленная, но шикарная французская мебель с витыми ножками, картины, скульптуры, масса книг по искусству, красный пластмассовый телевизор с семидюймовым экраном, маленькая, но светлая кухня, выложенная квадратиками черно-белой керамики, как у самого Хесса. Он заметил, что на кухне висит нарисованный план гостиной, а в гостиной – кухни. В деле говорилось, что Джанет была торговым представителем нью-йоркского издательства книг по искусству.

Хесс нажал кнопку на автоответчике и установил предельную громкость.

"Джанет, это Дейл. Мы только что получили заказ на 1500 экземпляров Сезанна, и во многом благодаря тебе. Захотелось сообщить тебе об этом первой. Скоро увидимся".

Хесса охватил гнев. Тот, кто расправился с Джанет, даже и не представлял себе, что она – творческая личность, жизнерадостная и неординарная. Мерзавец не видел ничего, кроме ее внешности. Возможно, поначалу не знал ее имени. Хесс посмотрел на фото в рамке, стоявшее на книжной полке, – Джанет Кейн с двумя подружками примерно ее возраста веселятся на какой-то вечеринке, возможно, по поводу открытия выставки или презентации. Джанет в центре. Наверное, самая смелая и рисковая в этой компании, смешливая, готовая к приключениям и авантюрам, открытая для всего нового.

"Здорово, Джан, это снова Пит. Просто проверка. Надеюсь, мы поужинаем в пятницу? Жду встречи. Оставайся на связи, пока".

Спальня пахла женщиной. Здесь было прохладно и темно, так как комната располагалась в тени деревьев. Кровать оставалась незаправленной. На ночном столике, рядом с часами, стояла чашка с недопитым кофе. Взгляд Хесса задержался на потолке. Кое-что привлекло его внимание. Он включил свет, затем выключил. К люстре Джанет Кейн подвесила светящиеся звезды из пластика: похожие бывают в детских комнатах. Ребенок в душе, человек с милым чувством юмора покинул этот дом навсегда. Хесс тяжело вздохнул.

"Привет, Кейн-милашка, это Сью-веселушка, ты дома, или как? Ну-ка подними трубочку. Поднимииии... Ну ладненько, значит, давай встретимся в кафе "Зулу" сегодня вечерком. Мне надо рассказать тебе о прошлом воскресенье. А еще я хочу послушать о твоем противном Пите. Целую тебя, дорогуша..."

"Салют, Джан, это Пит. Сегодня четверг, знаю, ты работаешь, но позвони мне. Нужно срочно решить насчет пятницы. Есть о чем поговорить. Пока".

"Джан, снова я, Пит. Звони сегодня на 555-4459. До связи!"

Рэйборн уже допросила Пита Картера. Судя по ее записям, он был опечален, потрясен и не попал под подозрение. По словам Пита, всю ту ночь он провел в местных барах. Рэйборн проверила информацию, и она подтвердилась. Пит пользовался популярностью – люди в округе очень хорошо знали его. Голос Картера на пленке звучал искренне, наверное, даже чересчур. Кто знает, может, поэтому Рэйборн и не заподозрила его с самого начала?

Хесс снова зажег свет, сел на кровать и просмотрел почту Кейн. Счета. Рекламные рассылки. Приглашения на мероприятия, связанные с искусством. Конверт с небрежно нацарапанным обратным адресом Пита Картера. В заметках Рэйборн также говорилось, что родители Кейн приехали сюда на следующий день после того, как Сью подала заявление об исчезновении подруги. Дом принадлежал Джанет. Хесс мельком подумал, оставила ли она завещание и могла ли предположить, что покинет этот мир раньше родителей.

"Где-то в самой глубине души я уверен, что они все еще живы".

Хесс старался верить в это. Однако количество крови, обнаруженной в лесу, было несовместимо с жизнью. Все решится в лаборатории после окончания теста. Образцы с места Джилсон вряд ли дадут вразумительные результаты: прошло слишком много времени. А вот земля с участка Кейн идеально подходит для исследований.

"Джанет, это Сэнди из "Прима принтерс". Твои карточки готовы и ждут тебя. Счастливо".

"Джанет Кейн? Звонит Брайан из "Ленс-Уайн-Сайт". Сегодня привезли твое любимое вино "Брунелло", по словам Стива, лучшее на свете. Оставили специально для тебя, если, конечно, тебя это еще интересует. Спасибо".

Хесс раздвинул створки шкафа и сразу почувствовал смешанный запах духов и кожи. Половина вещей была упакована в пластиковые пакеты из химчистки. Запестрели костюмы, брюки, нарядные платья и блузки, повседневная одежда. Несколько пар синих джинсов. В глубине шкафа висел кожаный корсаж с большими нержавеющими молниями. Все отделения для обуви заполняли туфли, босоножки, кроссовки... В специальной корзине лежали вещи для домашней стирки.

Хесс зашел в ванную комнату и заметил лекарства Джанет: просроченные антибиотики от кашля и мазь против сыпи. В душевой кабине он нашел мыло и средства для волос. Под раковиной Тим обнаружил вместительные бутылочки, которые Джанет вновь наполняла шампунем и кондиционером. Бережливая. Организованная. Экономная. Видимо, прекрасно справлялась со всем сама.

Конец сообщений.

Банковские извещения и чеки в картонной папке Хесс отыскал в другой спальне, точнее, в кабинете с кроватью для гостей. На текущем счете у Джанет лежало чуть больше 3000 долларов. На счете в сберегательном банке – 15 500 долларов, а на накопительном – 65 000 долларов. Да, для тридцатидвухлетней женщины дела у Кейн шли неплохо. Жила в хороших условиях. Пила дорогие вина. Откладывала деньги. У нее были друзья и хорошая работа. Поздно вечером решила пойти в супермаркет купить новый компакт-диск и молочко для снятия макияжа. Сходила!

Хесс просматривал чеки и записывал название гаража, где Джанет держала машину, имена ее парикмахера, садовника, водопроводчика, а также все, что казалось ему мало-мальски интересным и важным.

Он прочел в деле словесный портрет Джанет, данный торговцем обувью, последним из тех, кто видел Джанет: "Среднего роста, ни худая, ни полная, собранные на затылке темные волосы, черная юбка, белая блузка, двухдюймовый каблук". Конечно, он сразу же определил высоту каблука. Продавец заметил Джанет в 8.43. Хорошо одета. Одна. Мимо работника магазина за этот день прошли тысячи женщин, но он узнал Джанет по фото.

Хесс нашел описание Лаэл Джилсон, подтвержденное ее мужем, который в день ее исчезновения остался дома с детьми. Лаэл отправилась в супермаркет в синем шерстяном платье от Нордстром, в белых туфлях и с белой сумочкой. Волосы собраны белой заколкой. Белый шерстяной жакет она взяла с собой в машину.

И у нее собраны волосы!

Убрав счета и чеки, Хесс положил папку на место. Почту Хесс бросил на кухонный столик, рядом с пачкой "Паблишерз уикли" и набором, состоящим из кувшина, сахарницы, баночек для соли и перца. Все это было черно-белой окраски, "под коровку".

Кич.

Искусство.

Функциональная красота.

Высокие каблуки и собранные волосы.

Хесс прошел в гостиную, сел на большой красный диван, положил голову на руки и задумался о Джанет Кейн. Отдохнув, снова задумался. Черно-белый пол по непонятным причинам был ему неприятен.

На минуту Хесс переключился на самого себя, представляя, как в его организме умирают дурные клетки, а здоровые размножаются со стремительной скоростью. Доктор сказал, что сейчас беспрестанно идет битва за его жизнь.

Потом Тим Хесс встал, покинул дом и захлопнул за собой дверь. Он выключил воду в саду и пошел к машине по дорожке, обсаженной белыми и пурпурными цветами.

– Мы уже закрывались, – рассказывал служащий обувного магазина Дрю Аллен, двадцатидвухлетний студент местного колледжа. – Я почти закончил дела, и тут появилась она, так как ближайший выход к парковке лежит через наш магазин. Интересная женщина. Лицо очень красивое. Она оглянулась, увидела, что я смотрю на нее, и улыбнулась. Такое не часто случается. Большинству женщин не нравится, когда на них пялятся. А если тебе улыбается шикарная барышня, как такое забудешь? Я по крайней мере запомнил. Тогда я еще взглянул на часы – было ровно 8 часов 43 минуты. Вторник. На такой работе, как моя, часто фиксируешь какие-то мелочи. Я подумал, что всегда буду ждать ее в это время. Еще размечтался о том, как бы узнать, замужем ли она. Может, просто спросить? Но так ничего и не придумал. Теперь уж это не важно, правда?

Дрю Аллен не заметил никаких подозрительных людей.

Ничего особенного.

За исключением улыбки Джанет Кейн, за этот скучный рабочий день ничего интересного не произошло.

* * *

Робби Джилсон, в шортах и майке, открыл дверь и устало кивнул Хессу. Это был молодой мужчина приятной наружности, с короткой стрижкой, популярной среди серферов. Первая седина уже тронула его волосы на висках. Хесс заметил большие выпуклые мозоли на ногах Джилсона, появившиеся из-за многолетних занятий виндсерфингом. Робби был совладельцем компании по производству пляжной одежды. Компания называлась то ли "Чистый риск", то ли "Рискуй по полной!", Хесс точно не знал. Главное, у парня хватило мозгов не трогать машину жены!

– Дети в лагере до шести, – пояснил Робби.

Хесс не удивился, хотя и обрадовался тому, что муж Лаэл так быстро собрал вещи, о чем он его просил. Робби провел Хесса в библиотеку, напоминавшую холмистую местность. Рядом с высокими стеллажами и лестницами стоял огромный полированный стол, на котором располагались фотографии Джилсонов: Робби, Лаэл и детей. Хесс никогда не видел более милой семьи. Наверное, только такие приятные люди и могли жить в этом чудесном доме. Крепкая и дружная семья! Но как-то раз мама поступила легкомысленно: отправилась за покупками одна.