И мы охотно извиним ее женскую слабость - боязнь мышей.
      Из огня да в полымя
      Современный мир, как известно, заворожен визуальными образами, современная культура утратила словесные приоритеты, стала изобразительной, апеллирующей к глазу куда в большей степени, чем к сознанию. Главнейший нынешний источник информации - телевидение, оно приучило мир глядеть на экран с картинками, скорее чем думать. Зрительное впечатление куда важнее сейчас, нежели аналитическое размышление, выраженное словесно: и действует сильнее, и времени меньше требует для реакции. Современная культура иконична, пиктографична, она оперирует знаками не абстрактными, как буквы, а непосредственно воспринимаемыми на элементарно чувственном уровне. Когда вы видите на экране трупы убитых бомбами афганских детей, то этого как бы уже достаточно для вывода, и вывод этот будет склоняться не на сторону Америки, а скорее на сторону тех, кто спровоцировал ее на военные действия. Как писал лефтистский поэт Пабло Неруда: «А по улице кровь детей текла просто, как кровь детей». Прочитав такое, кто будет размышлять о подлинных мотивах и перипетиях гражданской войны в Испании? Но это по крайней мере стихи мощные.
      Среди визуальных имиджей нынешней афганской войны на первое место, после недавнего хита - мусульман, бреющих бороды, - вышли фотографии афганских женщин, снимающих свои традиционные одежды; в Советском Союзе это одеяние в свое время называлось паранджа, здесь и сейчас это называется бурка. Пишут об этом и картинок помещают так много, что создается впечатление, будто это едва ли не главная победа и чуть ли не конечная цель войны. Чрезвычайно популярной темой было также включение женщин в афганскую делегацию, обсуждавшую в Германии проекты мирного урегулирования. На этом настаивали как на непременном условии - настаивали, понятно, не сами афганцы. Женщины действительно появились: Сима Вали, уже двадцать три года живущая в Соединенных Штатах, Рона Пансури из Германии, дочь бывшего афганского королевского посла, и Амена Сафи Афзали - от Северного Альянса; в отличие от первых двух эта в разговоры с журналистами не вступает и никаких комментариев не делает.
      Более обнадеживает другое - появление если не женского движения, то смелых женщин в самом Афганистане. Героиня дня сейчас - Сорайя Парлика. О ней подробно написал журнал Тайм от 3 декабря. Вот некоторые сведения оттуда:
      Афганская феминистка, 57-летняя Сорайя Парлика, знакома с превратностями жизни. Еще в 1979 году она была арестована и подвергнута пыткам за организацию подпольной группы, выступавшей против тогдашнего афганского диктатора Амина (которого позднее убрали его же советские покровители). Она возглавляла афганский Красный Полумесяц до того, как моджахеды взяли Кабул в 1992 году. Сейчас она возникла как лидер пока не широкого, но растущего подпольного движения афганских женщин. По освобождении Кабула от талибов она выступила с планом демонстрации женщин, снявших бурки, у здания ООН в Кабуле и с требованием включения женщин в будущее правительство Афганистана, но полиция сказала, что не гарантирует безопасность демонстрации.
      Во времена Талибана она организовала подпольную сеть тайных школ для девочек в частных квартирах по всему городу.
      «Мы вели сотни предметов - математику, кройку и шитье, обучение компьютеру, учили музыке, английскому языку, - говорит Сорайя Парлика. - Обучение стоило родителям один доллар в месяц за каждый предмет. Девочки носили книжки спрятанными в их бурках. Вы удивитесь, узнав, сколько одиннадцатилетних девочек в Кабуле свободно говорят по-английски».
      Конечно, Сорайя Парлика - замечательная женщина, да и девочки, подпольно обучавшиеся грамоте, заслуживают восхищения. Конечно, культуру не убить - она живуча не менее, чем религия, и с этим фактом придется считаться фундаменталистам всего мира (если они вообще научатся с чем-либо считаться). Но трудно уже сейчас говорить о сколько-нибудь заметных признаках женской эмансипации в Афганистане.
      Журнал Тайм приводит кодекс запретов, наложенных талибами на женщин. Им не разрешалось:
      Громко разговаривать и смеяться,
      Ездить на велосипеде или мотоцикле,
      Показывать лодыжки,
      Носить обувь, издающую звук при ходьбе, и употреблять косметику,
      Выходить из дома без сопровождения мужчины,
      Посещать школу,
      Разговаривать с неблизкородственными мужчинами,
      Работать вне дома (исключения были сделаны для некоторых докторов и медсестер).
      Какие из этих запретов сняты - неясно. Неясно вернее, решатся ли афганские женщины в целом скинуть древний наряд, вообще бросить вызов любым архаическим запретам. К тому же политический лидер Северного Альянса Раббани, вернувшись в Кабул, подтвердил свое решительное мнение в пользу ношения бурки. Конечно, несколько снимков улыбающихся женщин без паранджи в западных иллюстрированных журналах появилось. Визуальный образ нового Афганистана явлен городу и миру - а что еще надо? Картинка есть, и ладно.
      Не будем, однако, гиперболизировать расфасованную наивность западной масс-медии. Простаки на Западе, конечно, есть, но все-таки не они делают погоду. Уже даже американские феминистки - народ, поражающей своей святой инфантильностью, - кое-что поняли и не спешат кричать «Хуррэй!» Одна из ведущих феминисток Джэйн Смайли пишет в Нью-Йорк Таймс Мэгэзин от 2 декабря:
      Лица афганских женщин напомнили мне, что мы, феминистки, не так сейчас наивны, как были тридцать лет назад. Тогда нам были в новинку моральные сложности и потенциальный риск освобождения женщин. Мы не знали, что наше желание самим определять свою жизнь вызовет консервативную реакцию, что нас обвинят в разрушении семьи, в уничтожении самой ткани американской жизни. Мы не знали, сколь многие мужчины будут сопротивляться идее разделения власти и как упорно будет это сопротивление. И мы не знали также, что наши идеи не обладают универсальной ценностью, что женщины в разных частях мира имеют разные нужды и должны избирать другие способы своего освобождения. Лица афганок напомнили мне, что женское освобождение - опасное дело.
      Это искренние и честные слова, но главный пункт в этом перечислении все же отсутствует, главный вопрос не задан: а во всем ли мире нуждаются женщины в освобождении?
      Речь отнюдь не только об Афганистане. Именно там некоторое движение в сторону модернизации женской жизни просто необходимо: в стране около двух миллионов вдов, им просто нельзя не работать, запрет талибов на работу обрекал их на нищенское существование - буквально: просить милостыню не запрещалось. Ну а чтобы работу получше приобрести, так и грамота не помешает. Какие-то сдвиги здесь непременно будут. Но не следует забывать, с чего начался антикоммунистический бунт 1979 года, вызвавший советское вмешательство: он начался именно из-за женских школ, оскорблявших фундаменталистскую чистоту. В Херате учительницам бунтовщики отрубали руки.
      Вот еще одна выразительная иллюстрация к теме женских нужд афганок - статья Алессандры Стэнли в Нью-Йорк Таймс от 27 ноября:
      До 11 сентября наиболее шумным защитником Талибана в Соединенных Штатах была женщина - Лаили Хелмс, 38 лет. Она афгано-американка, чьи деды были министрами при свергнутом короле Заир Шахе. Она замужем за племянником Ричарда Хелмса, бывшего главы ЦРУ. На Западе с детства: сначала в Париже, с трех лет в Америке, но вернулась в Афганистан с родителями, когда ей было 9, а через несколько лет возвратилась в Нью-Джерси.
      В 22 года она стала главой организации Друзья Афганистана, поддерживавшей моджахедов в их борьбе против советского вторжения. В 1988 вместе с мужем поехала в Пешавар как член интернациональной миссии помощи. Своей заслугой Лаили Хелмс считает то, что она уговорила потом талибов допускать в Афганистан на гуманитарную работу женщин из западных стран без мужей или сопровождающих лиц мужского пола, что требовалось буквой закона.
      С момента прихода талибов к власти мисс Хелмс стала осуществлять неофициальную миссию связи этого движения с Западом, публично защищая их политику и, как она сказала в недавнем интервью, в частном порядке убеждая их взять более умеренный курс.
      После 11 сентября стала получать враждебные письма, в одном из которых было написано: «садись на самолет, надевай паранджу и лети к талибам!» - что она и сделала, - добавляет Алессандра Стэнли. Сейчас Лаили Хелмс в Пешаваре - и уже три недели работает как консультант новостной программы телекомпании Эй-Би-Си.
      Она так объясняет мотивы своей службы талибам: в 1992 она приехала в Кабул, когда там главенствовал Ахмед Шах Массуд, позднее военный лидер Северного Альянса, убитый за два дня до событий 11 сентября. Ужаснувшись увиденному, она стала на сторону талибов как меньшего зла.
      До сих пор она утверждает, что Талибан не был в союзе с Аль Каидой, но что лидер талибов мулла Омар слишком щепетилен, чтобы нарушить древние законы трибалистского гостеприимства. «Все, с кем я говорила в Талибане, были за то, что выдать бин Ладена, но Мулла Омар не мог пойти на это по указанной причине. В США этого не могут понять».
      Наиболее интересными в этой информации представляются два момента: во-первых, нравы сегодняшних союзников Америки, в сравнении с которыми Лаили Хелмс сочла талибов наименьшим злом, и, во-вторых, сама мисс Хелмс - женщина, выросшая на Западе, породнившаяся с элитной американской семьей - и ставшая на сторону талибов. Ей для этого даже бурку надеть не понадобилось. Что бы ни говорили по этому поводу феминистки, но женская душа - сложная структура, и нельзя ее свести к элементарным нуждам социальной эмансипации.
      Было бы полезно посмотреть на актуальные сегодняшние вопросы под углом зрения не идеологического, геополитического или, как теперь некоторые позволяют себе думать, цивилизационного противостояния, а в контексте не то что сексуальном, а, скажем так, гендерном.
      В Америке есть очень выдающаяся женщина - искусствовед и культурфилософ Камилла Палья, инициатор интеллектуального движения, получившего имя постфеминизм. Ее мэсседж имел успех, сейчас среди многих продвинутых женщин стало даже модным причислять себя к постфеминисткам. Главная мысль Пальи в этом отношении - необходимость осознания женщинами своей именно сексуальной силы скорее, чем борьба за всяческие права, которая необходима - и Палья этого не отрицает, - но явно недостаточна. Женщины должны осознать свою доминирующую роль в неизбежной, как закон природы, сексуальной войне. Ибо отношение полов - это, прежде всего, если не единственным образом, - соперничество, борьба за преобладание. У женщин ей все основания быть в этой войне победительницами, да так, собственно, всегда и было, на протяжении всей истории человечества. Феминистская идеология, провозглашающая женщину прежде всего жертвой, - наивное заблуждение.
      У Камиллы Пальи буквально сотни страниц посвящены доказательству этого тезиса, а писатель она чрезвычайно красноречивый и темпераментный. Можно открыть любую ее книгу на любой странице - и найти соответствующее высказывание. Открываю наугад книгу Пальи «Соблазнительницы и бродяги» (Vamps and Tramps) - сборник ее статей, выступлений, интервью - на стр. 240. Читаем:
      Я ненавижу современный феминизм с его главенствующей идеей женщины-жертвы. Мне эта идея отвратительна. Я убеждена, что женщина - господствующий пол, о'кэй? И каждый знает это, знает, что через всю историю мировой культуры женщина господствовала над мужчиной. Все, кроме феминисток, знают это. И я думаю, что это абсолютно извращенная мысль - считать, что история есть ничто другое как мужское насилие над женщинами-жертвами. Это смешно, о'кэй? Они хотят сделать женщину слабенькой крошкой, хотят унизить ее. Сделать женщину жертвой? Это абсурд! То, что происходит между полами, как я это вижу, - это война. Я воинственная персона. Я верю, что война, сражения формируют нашу личность. Все великие художники в каком-то смысле воевали со своей религией, со своей культурой, со своими семьями, с другими художниками. Этот конфликт, эта агрессивность - центр моей системы.
      Так говорит Камилла Палья в документальном фильме, снятом немкой Моникой Тройт - женщиной тоже по-своему знаменитой: тема ее фильмов - разоблачение половой, в том числе гомосексуальной, мифологии. Но вот более взвешенное, теоретически сформулированное высказывание из ее книги «Сексуальные маски» (любимый мой текст):
      Все великое в западной культуре возникло в борьбе с природой. Запад, а не Восток сумел увидеть пугающую брутальность природного процесса, оскорбление, бросаемое разуму тяжелым, слепым ворочанием природы. ... Аполлонический принцип, в его холодной абсолютности, - мужская четкая линия, проведенная в огражение от бесчеловечной громады женщины-природы. ... Мифологическое отождествление женщины с природой - правильно ... Миф североамериканских индейцев о зубастом влагалище (vagina dentata) - ужасающе правильная транскрипция женской мощи и мужских страхов. Метафорически любое влагалище обладает невидимыми зубами, ибо мужчина извлекает из него меньше, чем вводит. ...Сексуальный акт - это своего рода истощение мужской энергии женской самодовлеющей полнотой. Латентный женский вампиризм - не социальная аберрация, а продолжение материнской функции.
      Своеобразие позиции Пальи в том, что она видит половую войну как войну за культуру - и становится на сторону мужского начала как преимущественно культуротворческого, - но при этом призывает не забывать о первозданной женской мощи, делающей, когда о ней помнят, пустыми все феминистские разговоры о слабых женщинах - жертвах мужской патриархальной культуры. Она видит бытие как схватку гигантов, Мужчины и Женщины с большой буквы, то есть в чертах мифа, а не как прогрессирующую эволюцию гуманитарных завоеваний, вроде прав человека. Конечно, эта позиция культурно провокативная, и далеко не всеми разделяемая, ибо политически некорректна.
      Наиболее интересным в противостоянии Пальи феминисткам традиционного образца является то, что они в сущности не противятся ее пониманию культуры как победы мужского начала над женским: они только по-иному оценивают этот процесс и, естественно, этот результат. Там, где Палья видит великие достижения, там феминистки старого толка ощущают крах и культурный провал, обесценивающий так называемую патриархальную культуру как таковую.
      Приведем один пример из современной художественной литературы.
      Есть сейчас в Англии очень приятный писатель Дэвид Лодж. В его романе Nice Work героиня - высоколобая феминистка, университетский преподаватель, женщина эрудированная и толковая, но идеологически индоктринированная, что делает ее персонажем, так сказать, ирои-комическим. Она занимается модной сейчас академической дисциплиной под названием «женские исследования» (по-русски это вызывает ассоциации скорее гинекологические). Один из ее курсов - история английского романа середины 19 века, так называемого индустриального романа. И вот как она его трактует в своей лекции:
      Интересно, что многие индустриальные романы написаны женщинами. В этих работах идеологические противоречия либерального гуманизма средних классов в их отношении к Индустриальной революции принимают специфически сексуальный характер.
      Вряд ли нужно специально указывать на тот общеизвестный факт, что индустриальный капитализм фаллоцентричен. Изобретатели, инженеры, заводовладельцы и банкиры - все, кто создает производство и управляет им, - все они мужчины. Самая общеупотребительная метонимия промышленности - фабричная труба - метафорически являет также фаллический символ. Характерные образы индустриального пейзажа или города девятнадцатого века: высокие трубы, дырявящие небо, извергающие клубы черного дыма, здания, сотрясаемые ритмической вибрацией мощных машин, железнодорожный поезд, победительно мчащийся сквозь покорную сельскую местность, - все эти образы насыщены мужской сексуальностью доминирующего и деструктивного типа.
      Для женщин-романисток, таким образом, промышленность индустрия обладала многосторонней завораживающей силой. На уровне сознания она являла Другое, чужое - мужской мир работы, в котором им не было места. На бессознательном уровне это было то, чем они желали восполнить свою собственную кастрированность, свое чувство неполноты.
      В последних словах - отнесение к известному психоаналитическому сюжету, говорящему о присущей женщине так называемой зависти к пенису - чувству обделенности от отсутствия визуально выделенного полового органа. Но пойнт не здесь: главное - в понимании культуры, в данной случае индустриальной цивилизации, - как мужского достижения, ставящего женщин, как и самую природу, в подчиненное положение.
      И вот тут мы должны припомнить одну деталь из вышеприведенного высказывания Камиллы Палья: о том, что это Запад, а не Восток воспротивился природе и сделал опыт ее покорения как некоего метафизически-женского начала. Нельзя не заметить - и как раз в связи с последними, самыми актуальными событиями! - что Востоку точно так же, как Западу, этот бунт свойствен, - только он принимает формы не культурной сублимации, а прямого физического покорения женщины, не метафорического, а фактического ее закабаления.
      Это и есть то, что мы видим у талибов, вообще в Афганистане, вообще в мусульманском фундаментализме. Закабаление женщин в нем есть своего рода форма культуры - как бунта против подавляющей силы первозданной Матери, попытки вырваться из ее удушающих объятий. Эта культура в ее первой потенции, так сказать, несублимированная культура, если вообще такая формула не есть противоречие в определении. (По-нынешнему - нет, ибо культурой сейчас принято называть прежде всего наличный образ жизни, сущее, а не должное.)
      В общем в каком-то смысле получается, что мусульманское отношение к женщине строится по той же схеме, что и западная борьба с природой в цивилизационной практике и, что важнее, в культурном основополагающем мифе. Разнствуют, получается, внешние формы, а не глубинное содержание. Но культура, с другой стороны, и есть внешняя форма как таковая.
      Что касается России, то, по общему убеждению отечественных религиозных философов, ей предназначена провиденциальная роль быть неким целостным Востоко-Западом, В исторической практике это обернулось тем, что, приняв западную модель технологической цивилизации, она при этом сохранила восточную традицию закабаления женщин, включив их именно в индустриальный процесс, не говоря уже о том, что не редкость видеть в России женщин-чернорабочих.
      И если уж мы ввели этот сюжет в сексуальную символику, то нелишне посмотреть, что можно извлечь для его понимания в текстах первосвященника психоанализа. У Фрейда в работе «Недовольство культурой» есть одно любопытное подстрочное примечание:
      Для первобытного человека было как будто обычным при встрече с огнем тушить его струей своей мочи, находя в этом детское наслаждение. Существующие легенды не позволяют сомневаться в первоначальном фаллическом толковании взвивающихся ввысь языков пламени. ... Тот, кто первый отказался от этого наслаждения, кто пощадил огонь, тот смог унести его с собой и поставить себе на службу. Он укротил огонь природы тем, что затушил огонь своего собственного сексуального возбуждения. Это большая победа цивилизации стала как бы наградой за то, что человек превозмог свой инстинкт. В дальнейшем женщина как бы была избрана в качестве хранительницы плененного и закрепленного в домашнем очаге огня, потому что она по своему анатомическому строению не могла поддаться соблазну наслаждения такого рода.
      Женщине, таким образом, находится место в сложной сексуальной символике культуры, - она хранительница огня.
      Феминистки, однако, не сдаются: им недостаточно хранить огонь, им хочется тушить его. Одним из примечательных этапов феминизма стала борьба за допущение женщин к таким профессиям, как пожарный. Интересно, как бы оценил этот сюжет основатель психоанализа?
      Но как пример вечной женственности в духе Камиллы Пальи можно привести реплику кинозвезды Бет Дэвис о другой кинозвезде - ненавидимой ею Джоан Кроуфорд: Если я увижу эту суку, объятую пламенем, я даже не помочусь на нее.

032900