Вступление к книге полнилось невразумительными сентенциями, вроде "Учение без понимания способствует лишь умножению невзгод" или "Даже величайшим из великих доступно не все"...
      Ну просто замечательно!
      Я закрыл книгу и уставился в пустоту.
      Чем дольше я мурыжил проклятую книженцию, тем больше возникало у меня новых вопросов. Бывало, я засиживался над ней допоздна, читал при тусклом свете масляной лампы, пока не начинали болеть глаза, но продраться сквозь нагромождения двусмысленностей, намеков и всяческой зауми так и не мог.
      Прочесть книгу с начала до конца для меня было немыслимо. От этой затеи я отказался довольно быстро. Исходя из соображений собственного удобства, я начал с последних разделов, касавшихся механических аспектов гармонии. Таких, например, как воздействие на металлы с целью улучшения их характеристик. Во всяком случае, я мог попрактиковаться на гвоздях.
      С помощью кастрюли с водой и свечи в качестве нагревателя я сумел уяснить на практике, как можно воздействовать на погоду. Меня весьма смущали предостережения насчет того, что всякое вмешательство такого рода может иметь далеко идущие и трудно предсказуемые последствия. Дожди в одном месте отзываются засухами в другом, и все такое прочее... Кастрюля со свечой тут помогали мало. Разве что воздух в одном месте становился влажнее, а в другом суше.
      Итак, я сидел, привалившись к стене, старался вникнуть в смысл прочитанного и понимал лишь одно: кое-что недоступно даже для мастера гармонии.
      Неожиданно я услышал легкие шаги, и за отгораживавшую мой угол занавеску заглянула Дейрдре. Я смутился, поскольку сидел в одних подштанниках, однако сказал:
      - Заходи, Дейрдре.
      Она проскользнула внутрь и остановилась у самой занавески. Наброшенный на ее плечи халат не скрывал поношенной белой сорочки, а обычно ниспадавшие до плеч волосы были убраны назад.
      Я спустил ноги на пол и сел на топчане, как на стуле.
      - Ты был когда-то жрецом? - голос ее был, как всегда, мягок. Не робок, а просто мягок и тих.
      Я не ответил, и она, помолчав, присела на другой край топчана. До меня донесся едва уловимый запах роз.
      - Тебе не спится?
      Она кивнула:
      - Я тревожусь о папе.
      - Я тоже.
      - Знаю... - она придвинулась ко мне. - И он... все понимает, только говорить не хочет.
      Девушка положила тонкую руку мне на плечо.
      Я пытался унять дрожь. Мне уже давно не случалось обнимать девушку, очень давно.
      - Пожалуйста, останься у нас... я... все что хочешь... - Дейрдре придвинулась вплотную. Я чувствовал ее внутреннюю дрожь, вызванную не желанием, а решимостью.
      Глубоко вздохнув, я убрал ее руку с моего плеча.
      - Дейрдре, я сделаю для твоего отца все, что смогу... - у меня снова вырвался вздох. - Мне очень хотелось бы обнять тебя - очень! - и не только обнять, но это было бы нечестно по отношению и к тебе, и к мастеру Дестрину. А если ты будешь сидеть так близко, - добавил я с кривой усмешкой, - вряд ли я смогу вести себя достойно.
      Я говорил правду. Тело ее кружило голову. Однако она не питала ко мне никаких чувств и пришла ради отца.
      Девушка слегка отодвинулась. Слегка... кажется, настолько, чтобы я мог почувствовать ее признательность, но не подумал, будто она находит меня непривлекательным.
      - Спасибо! - сказала она от души. Некоторое время Дейрдре сидела молча, а потом спросила: - Откуда ты?
      - Из края столь дальнего, что, возможно, мне никогда не удастся туда вернуться.
      Она посмотрела на меня и открыла было рот, но так и не задала следующего вопроса. Однако я понял, что ей хотелось бы узнать больше.
      - Это можно назвать своего рода паломничеством, необходимым, чтобы найти путь в жизни. И кое-чему научиться.
      - И как, научился?
      Она поплотнее запахнула халат, напомнив мне, что в мастерской довольно холодно и в Фенарде все еще зима.
      - Порой, - признался я, - мне кажется, что я так и не смогу научиться некоторым вещам. А раньше мне казалось, что это так просто
      Дейрдре кивком предложила мне продолжать.
      - Я оставил работу с деревом, будучи учеником, и сомневался, что когда-нибудь снова займусь этим делом. Оно казалось мне... ну... скучным. С какой стати меня должно волновать, нет ли где перекоса и прилажены ли штыри к пазами
      - А теперь тебе это, вроде бы, нравится! Бывает, я стою, смотрю на тебя за работой, а ты меня даже не замечаешь. Дед был такой же.
      Почувствовав, как учащенно забилось мое сердце, я облизал внезапно пересохшие губы и пробормотал:
      - Тебе лучше уйти.
      - Спасибо, - сказала она еще раз, вставая, и по ее лицу промелькнула едва заметная, тронутая печалью усмешка.
      Девушка ушла. Что было бы плохого, возьми я предложенное ею. Но все, что я слышал от отца и Тэлрина, все, что читал, убеждало в верности моего поступка. Насладиться Дейрдре - значило обмануть ее и, что важнее, обмануть себя. Однако сердце мое продолжало биться слишком быстро и тело ныло. Во сне мне являлись и золотоволосая девушка, и черноволосая женщина, и даже рыжая. Проснулся я в поту, совершенно разбитым, но зато с ясным сознанием того, что следует сделать.
      XLII
      - Скажи Джирео, чтобы отступил на сотню родов, - бросает через плечо командир отряда - стройная молодая женщина. Ее туго перевязанные шнурами длинные волосы убраны под капюшон кавалерийского плаща. Тело ее само приноравливается к углу наклона, когда конь начинает спуск по длинному склону, ведущему к Треугольнику Демона - месту схождения рубежей Фритауна, Хидлена и Кифриена.
      - Сотню родов?
      - Вдвое дальше, чем он находится сейчас.
      - Но если они предпримут атаку с тыла, мы не сможем...
      - Сможем. Он большой мальчик.
      - Но...
      Ее рука касается рукояти клинка:
      - Исполняй! - негромкий, но властный голос женщины разносится по окутанной предрассветным туманом дороге.
      Мужчина качает головой, но поворачивает коня и едет вверх по склону.
      Через некоторое время боец по имени Джирео останавливает своего мерина рядом с темноволосой женщиной, уже скинувшей и убравшей в седельную суму свой плащ.
      Рослый воин прожигает ее взглядом.
      Ее глаза пронзают висящую впереди завесу тумана.
      Он открывает рот.
      - Тихо!
      Ее окрик ударяет его, как копье.
      Джирео скрежещет зубами.
      - Регулярная галлоская кавалерия, - бормочет командир. - Проклятые упыри, - она снова всматривается в туман. - Чародей... Далековато от Галлоса.
      Женщина выхватывает клинок и убыстряет шаг коня.
      - Вели остальным сомкнуть ряды. Только тихо.
      Джирео придерживает коня. Взгляд - на других бойцов, взгляд - на командира... Скоро они спускаются на равнину, и мягкая глина дороги заглушает стук копыт кифриенских кавалеристов.
      Впереди, то окутываясь ползущим с Малых Рассветных Отрогов туманом, то снова появляясь, мерцает светящаяся точка.
      Джирео ищет взглядом командира, но та уже исчезла в тумане. Он хмурится, но не извлекает меча из ножен.
      Кифриенский отряд спускается с холма.
      Топот копыт возвещает о приближении одного всадника. - Сомкнуть ряды! - приказ ударяет иэ тумана, как стальной хлыст, и даже Джирео мгновенно повинуется.
      Предводительница отряда проносится мимо двух первых шеренг.
      - Вперед!
      Кифриенские воины, словно нехотя, переходят на рысь,
      Дюжина галлосцев едва успевает вскочить в седла, когда из тумана на них налетает кифриенский отряд.
      Предводительница опережает своих бойцов. Клинок ее сверкает как молния, хотя света, казалось бы, маловато, чтобы отражаться от холодной стали.
      Звучат громкие крики, брань и лязг стали. Но кричат лишь кифриенцы. Галлосцы бьются молча.
      Через некоторое время все стихает. Кифриенский отряд останавливается возле все еще мерцающего в тумане брошенного костра. Они потеряли двух человек и одного коня. Вокруг лагеря разбросаны тела дюжины воинов в пурпурно-серых мундирах Галлоса.
      - Джирео, собери оружие и навьючь на одного из галлосских коней, приказывает женщина-командир, остановившись возле костра.
      - Сама собирай.
      Женщина вздыхает, но меч ее уже извлечен из ножен.
      - Ты предпочитаешь умереть в седле или на земле?
      Джирео пожимает плечами.
      - В честной схватке на земле тебе не выстоять! - бросает он и соскакивает с гнедого мерина.
      Она улыбается и тоже спешивается.
      Он кидается вперед прежде, чем ее ноги касаются земли.
      Она нырком уходит от его выпада. Клинки скрещиваются. Трижды звенит сталь.
      Меч выпадает из его руки, колени подгибаются, из горла фонтаном хлещет кровь
      - ...Сука...
      Тело Джирео еще содрогается, а она уже снова сидит в седле.
      - Хистер! Собери галлосское оружие.
      Худощавый бородатый мужчина переводит взгляд с распростертого на земле здоровяка на сидящую в седле стройную женщину и торопливо спешивается.
      Двое других переглядываются.
      "...видал, как она ловко мечом машет?"
      "...семерых галлосцев положила..."
      "...Прикончит, и моргнуть не успеешь..."
      Некоторое время солдаты перешептываются, потом командир прокашливается, и все стихает.
      - Едем!
      XLIII
      Поскольку то, что я собирался сделать, требовало знания Фенарда, мне нужен был человек местный и притом лично заинтересованный в благополучном исходе дела. Подходил по этим статьям только Бреттель.
      - Леррис, вот уж кого не чаял видеть! Неужто ты уже закончил то кресло?
      Бреттель встретил меня приветливой улыбкой.
      - Можно подумать, что ты заказал мне его два года назад. Хорошая работа требует времени, - откликнулся я с ответной улыбкой.
      - Подожди меня в гостиной, - сказал он, окинув меня внимательным взглядом. - Я отдам Арте кое-какие распоряжения и приду. Захочешь пить, Далта принесет тебе соку.
      Он, переваливаясь на коротких ножках, поспешил к лесопилке, а я, утерев лоб, спешился и привязал Гэрлока к столбу.
      Подойдя к дверям длинного одноэтажного дома, я постучал в дверь бронзовым молотком. Открыла мне молодая женщина, с голубыми, как очищенное дождем небо, глазами, кожей, более нежной, чем шелк, и фигурой храмовой статуи, но ростом едва достигавшая моего плеча. Завидев ее, я не мог сдержать улыбки.
      - Чем могу быть полезна? - спросила она. - Хозяин лесопилки находится в главном здании...
      - Я Леррис, подмастерье Дестрина. Бреттель просил меня подождать в гостиной. А ты Далта?
      - Я Далта.
      Она улыбнулась.
      - Он намекал на возможность попить соку.
      - Я отведу тебя в гостиную.
      Что она и сделала, после чего подала мне сок, да не в кружке, а в самом настоящем стеклянном бокале.
      - Ты плохо выглядишь, Леррис, словно побывал в аду, - заметил Бреттель, входя в гостиную. Он тоже держал в руках стеклянный бокал, но от него шел пар. Комнату заполнил аромат пряного сидра
      - Примерно так я себя и чувствую.
      - Хочешь попросить меня о чем-то необычном?
      Я кивнул.
      - Только не говори мне, будто хочешь жениться на Дейрдре.
      - Нет. Это было бы неправильно для нас обоих. Но речь пойдет о ней.
      Бреттель сделал глоток сидра - очень маленький для столь кряжистого, широкоплечего мужчины - и посмотрел на меня выжидающе.
      - Ты знаешь, что Дестрина точит недуг? - начал я.
      - Да, это сразу видно.
      - А я не смогу поддерживать его дела в порядке слишком долго.
      - Не могу сказать, что удивлен, - буркнул Бреттель, однако помрачнел.
      - Послушай, я не собираюсь покидать его скоро. Я пришел попросить об одолжении, но не для себя.
      Он сделал еще глоток, и на его лицо вернулось обычное выражение.
      - А почему ты просишь меня?
      Я решил, что ходить вокруг да около ни к чему.
      - Мне нужно подготовить себе смену - найти для Дестрина подходящего ученика. Такого, чтобы он чувствовал дерево, но был постарше того возраста, когда обычно поступают в обучение. Для того, чтобы он подходил для Дейрдре.
      - Да, просьба серьезная. А кто, собственно говоря, назначил тебя опекуном Дестрина?
      - Наверное, я сам. Не скажу, что мне удалось сделать его мастерскую очень прибыльной, но все же... Бросить его я не могу, однако придет время... - я пожал плечами.
      - Почему же ты не можешь остаться?
      - Пока могу. Но рано или поздно, быть может, скоро...
      - Загадочный ты малый, Леррис. И с какой стати я должен этим заниматься? - проворчал лесопильщик. Однако он был добрым человеком, глубоко порядочным во всех отношениях, и я решил ему открыться.
      - Что ты знаешь об Отшельничьем?
      Бреттель кивнул, без видимого удивления:
      - Да, я сразу приметил в тебе что-то такое... Ты помогаешь Дестрину?
      - Как могу, - ответил я, поняв, что он имеет в виду. - Кое-что не под силу никому.
      - А почему ты так о нем заботишься?
      - Он хороший человек. Мастер не ахти какой, но человек хороший. И он терзается из-за того, что не может обеспечить будущее Дейрдре.
      Бреггель почесал левое ухо и сделал еще глоток, на сей раз основательный.
      - А есть у тебя соображения насчет того, где откопать такого необычного ученика?
      - А как насчет кого-нибудь из младших сыновей владельцев делянок или лесосек, откуда ты получаешь древесину?
      - Может быть... А ему обязательно быть старше нее?
      - Нет, но он не должен быть слишком юным. Желательно, чтобы это был человек мягкосердечный, но упорный, если такое возможно... - я закрыл рот, испугавшись, что выложил слишком много.
      - Боишься, что я проболтаюсь? - хмыкнул Бреттель.
      - Вроде того, - признался я.
      - Это естественно, - усмехнулся лесопильщик. - Но я уже говорил тебе, что Дейрдре мне не чужая, и откуда бы ты ни явился, хоть из самого ада, мыслишь ты правильно. Знаю я пару мальцов, которые могут подойти... - он хохотнул и добавил: - А родители еще сочтут, что им сделали одолжение.
      Пока Бреттель думал, я допил сок.
      - Я дам знать, - сказал он, провожая меня к двери.
      Спустя восьмидневку явился Бострик.
      Этот долговязый нескладный малый поначалу робел в моем присутствии, что твой перепел, однако эта робость чудесным образом сочеталась в нем с бычьим упорством. А главное - он умел слушать и чувствовать дерево. Работая на лесной делянке, он порой выпиливал из дерева выразительные фигурки людей и животных.
      Дестрин продолжал хмыкать, а Дейрдре стала варить еще больше своего славного ячменного супа. Хотя работы ей вроде бы и прибавилось, но она стала чаще улыбаться.
      Мне по-прежнему снились золотоволосые девушки и черноволосые женщины. Просыпаясь в поту, я частенько задавался вопросом, почему так часто вижу во сне Кристал? Бострик же, для которого мы поставили в мастерской новый топчан, спал спокойно и крепко.
      XLIV
      Дестрина все время знобило, он боролся с приступами кашля, а когда речь заходила о Бострике, обычно говорил:
      - С ним все в порядке, Леррис. Парень как парень.
      По способностям - в этом я был убежден - Бострик мог стать лучшим мастером, чем Пэрлот, но ему недоставало уверенности, которая дается со временем и опытом.
      Сперва я заставил его делать разделочные доски, но лишь несколько штук и только затем, чтобы он меньше боялся работы. Его вещицы получились на славу, и две из них были куплены, как только мы выставили их в витрине лавки.
      Потом я уговорил жившего по соседству галантерейщика Райсона заказать отделанный кедром ларь для хранения мотков шерсти.
      Работа над ним заняла уйму времени, поскольку я поручал Бострику многое из того, что сам сделал бы очень быстро.
      - Почему ты не делаешь это сам, наставник? - удивлялся Бострик. - Я работаю втрое дольше, и мне очень трудно добиться того, чтобы все было ровно и красиво.
      - Мне тоже было трудно, - отвечал я. - Тебе нужно поскорее учиться, я ведь не останусь здесь навсегда.
      - Но если ты уйдешь, почтенный мастер, у кого же я научусь? - спросил он глубоко почтительным тоном.
      - Я не мастер. Я просто умелый подмастерье.
      - Понятно, почтенный подмастерье.
      Со своей копной непослушных рыжих волос, веснушками и кустистыми бровями Бострик походил на пастушью собаку, да и в характере его имелось нечто подобное.
      - Это я понял. Но чего ты от меня добиваешься сейчас, почтенный подмастерье, увы, не уразумел.
      Я не смог удержаться от смешка.
      - Прости... ты прав. Учение - дело нелегкое.
      Взяв кронциркули, я показал ему, что именно требуется, а потом проследил за его работой, подавая совет, когда в этом возникала нужда. И стараясь не смеяться.
      В конечном счете все получилось как надо. Райсон остался доволен и заказал еще один ларь, попросив изготовить его к осени, ко времени получения шерстяных изделий из Монтгрена.
      Правда, не обходилось и без промашек. Порой Бострик допускал оплошности, и, по правде сказать, тут была и моя вина. Опыта у него было всего ничего, а я слишком на него наседал. Кресло, заказанное Весселем, вышло не ахти, но мы отослали это вполне добротное изделие сестрам Храма, а второе, для заказчика, я изготовил сам.
      Дейрдре сшила подушечку для сиденья, отчего изделие стало выглядеть еще более впечатляюще, а я взял это на заметку, решив, что в будущем надо будет почаще поручать ей подобную работу. Прекрасно, если она и Бострик смогут стать настоящими партнерами.
      После этого я предложил Бострику самостоятельно смастерить скамью под стать тем, какие Дестрин делал для таверны "Рог", едва ли не самой низкопробной распивочной в Фенарде. Именно такого рода работа, несложная и дешевая, обеспечивала Дестрину скромный, но устойчивый заработок.
      Сам Дестрин, услышав это, по своему обычаю похмыкал, однако возражать не стал.
      Тем временем я, стремясь усовершенствовать навыки Бострика, сделал набросок детского столика, выбрав для этого самый незамысловатый рисунок из невероятно богатой книги образцов Дормана. Я довольно долго водил по нему пальцем и объяснял что к чему, и наконец Бострик кивнул.
      Столик получился неплохим, хотя и простоял в витрине больше восьмидневки, прежде чем галантерейщик Райсон купил его за два серебреника, да еще и прикупил к нему пару стульев. Полагаю, причиной тому была погода: дороги замело снегом, что сделало невозможным ожидавшийся к празднику подвоз серебряных изделий из Кифриена, а Райсону нужен был новогодний подарок для своих младшеньких.
      Я часть своей доли отложил, часть пустил на материал для сундука на приданое Дейрдре (кто еще сделает ей такой подарок!), а Бострик купил себе сапоги.
      Однако то, что столик продался далеко не сразу, мне не понравилось. Мы не могли ставить свои доходы в зависимость от погоды.
      Потерев подбородок, я посмотрел на белый дуб, предназначавшийся для углового шкафа. Дерево было столь чистым, что работа с ним не допускала ни малейшей оплошности.
      Вздохнув, я выглянул в окно. Утро стояло пасмурное, каким и должно быть зимнее утро в Фенарде.
      Положив еще одно полено в очаг, я бросил:
      - Скоро вернусь.
      Дестрин безмолвно натянул на себя теплую фуфайку.
      - Будь добр, не задерживайся, почтенный подмастерье, - пробормотал Бострик насмешливо-жалобным тоном.
      Я вышел на холодную улиц, закрыл за собой дверь и зашагал по направлению к рыночной площади. В прохладном и влажном воздухе я уловил какую-то напряженность. К тому же из-за полного безветрия над Фенардом висел едкий запах дыма. Солнце скрылось за бесформенными серыми облаками.
      Раздавшийся позади перестук колес кареты заставил меня отступить в сторону, к кирпичной стене лавки.
      Мое внимание привлек не столько блеск золоченого дерева, сколько ударивший по моим чувствам дух хаоса. Мимо меня, влекомая двумя исполинскими белыми жеребцами, медленно прокатила карета Белого мага. Впервые я видел ее прошлой осенью по дороге из Фритауна. Позади кареты на гнедых конях скакали те же два стража, а на козлах сидел тот же возница с лицом мертвеца.
      В окне кареты четко вырисовывался профиль женщины с прикрытым вуалью лицом. Я запомнил ее еще по гостинице в Хаулетте. Экипаж уже катил дальше, когда я, совершенно непроизвольно, потянулся чувствами к пассажирам.
      И ощутил в ответ удар стального хлыста, столь острый и резкий, что пошатнулся от боли. Следуя наставлениям Джастина, я укрылся за защитными чарами и даже заставил себя внешне спокойно продолжить путь к площади.
      Возгласы кучера разносились по улице, отдаваясь эхом от кирпича и камня.
      А я едва не схватился за голову, задумавшись о троих, сидевших в карете.
      Из них я знал только двоих.
      Миновав открытые, тронутые ржавчиной рыночные ворота, я двинулся дальше в сторону дворца и увидел, как ворота закрылись за вкатившейся в них каретой.
      Сокрушенно покачав головой, я повернул обратно к Дестрину. А сокрушаться было отчего - стоило мне забыть о самоконтроле, как я себя обнаруживал. Теперь Антонин знает, что в Фенарде находится по меньшей мере один Мастер гармонии. Мимолетность нашего соприкосновения, равно как машинальность и презрительность его реакции, позволяли надеяться, что он не признает во мне выходца с Отшельничьего.
      Впрочем, мне только и оставалось, что надеяться. Надеяться, работать по дереву и учиться. Во всяком случае, скуке в моей нынешней жизни места не было.
      Облака над головой оставались серыми, но моих щек коснулось едва уловимое дуновение ветерка.
      XLV
      "Мастерская Пэрлота" - значилось на искусно выполненной вывеске. Буквы, вырезанные в старинном храмовом стиле, были окрашены в черное, а саму доску покрывал совершенно прозрачный, без обычного золотистого оттенка лак, позволявший видеть фактуру красного дуба.
      Утренний туман бусинками осел на моем плаще, когда я привязал Гэрлока к столбу перед мастерской. Зима затянулась дольше обычного, а холодная весна пролилась такими дождями, что затопило конюшню. Конечно, в этом была и моя вина - я поленился прочистить дренажную канаву. Выгребать навоз, сбивать сосульки и копаться в снежной жиже, в то время как дождь хлещет по спине и шее, - вот уж истинное удовольствие! Как, впрочем, и мыться после этого без горячей воды.
      - Ты, кажется, любишь принимать холодные ванны, почтенный подмастерье, - заметил Бострик обычным своим учтивым тоном и с невозмутимой физиономией.
      - Если хочешь, можешь ко мне присоединиться, - столь же невозмутимо предложил я.
      Вспоминая подтрунивание Бострика и радуясь долгожданному приходу весны, я рассматривал выставленные на витрине изделия - прежде всего кресло для гостиной столь оригинального образца, каких я не видел даже на рисунках дядюшки Сардита. Легкие изгибы ножек позволяли ему выглядеть легким и изящным при действительной основательности и прочности.
      - Эй, ты!
      Заслышав хриплый оклик, я поднял глаза.
      Тощий парень чуть постарше моих лет, в потрепанной серой рубахе под кожаным фартуком и с прилипшими ко лбу опилками, уставился на меня исподлобья.
      - Да? - откликнулся я, выдерживая его взгляд.
      - Тебе чего?
      - Пригласи его в дом, Гриззард, - донесся голос из лавки.
      Гриззард несколько растерялся, и я вошел внутрь. В помещении стояло три стула, выполненных в элегантном хаморианском стиле, а между ними низенький столик. Признаться, предназначение таких столиков всегда оставалось для меня загадкой.
      Я бы назвал эти изделия добротным, высококачественным браком - они были слишком дороги для торговцев, но недостаточно хороши для знати. Смастерил их, скорее всего, не Пэрлот, а Гриззард. Сам мастер если и допускал оплошности, то не столь заметные.
      Красноватые угольки тлели в камине, испуская тепло, которое я ощутил в дверях. Пэрлот поднялся мне навстречу.
      Я поклонился.
      - Итак, мы встречаемся снова, Леррис. Или тебя следует называть "Мастер Леррис"? - промолвил он, остановившись у перегородки, отделявшей маленькие сени от мастерской.
      Я снова поклонился и сделал это от души. Он был настоящим мастером своего дела, и некоторые его изделия, вроде того выставленного в витрине кресла, не только не уступали работам дядюшки Сардита, но, возможно, выполнялись с большим вдохновением.
      - Не могу не выразить восхищения креслом для гостиной, - промолвил я. - Пожалуй, это лучшее такого рода изделие, какое мне случалось видеть.
      - Ты это искренне, парень? - спросил он.
      Я снова кивнул.
      - Гиззард, кончишь ты торчать тут, как болван? Делать, что ли, нечего? По-моему, детали комода еще не готовы.
      - Да, хозяин, - пробормотал Гриззард и с недоуменным видом направился к верстаку.
      - Может, присядешь? - обратился Пэрлот ко мне.
      - Только на минутку, почтеннейший.
      Я занял кресло, указанное Пэрлотом, а он сел напротив,
      - Ну так как, звать тебя мастером?
      - Никоим образом, почтеннейший. Ты ведь не знал меня и не видел моей работы. Любой недоучка из Фритауна или Спилдара...
      - Ты не таков, Леррис. Я видел твои изделия; они лучше, чем у любого подмастерья в Фенарде, и умение твое растет. Некоторые вещи сработаны на уровне мастера - скажем, кресло, сделанное тобой в прошлом году для Весселя.
      Должно быть, у меня поднялись брови.
      Пэрлот улыбнулся.
      - Он поинтересовался моим мнением. А я, узнав, сколько он заплатил, сказал, что он может считать эту штуковину украденной у Дестрина и что это - лучшая вещь в его доме, не исключая гарнитура для столовой моей работы.
      - Ты нам льстишь.
      - Нет. Не льщу. И Дестрин, бедняга, тут ни при чем. Это - твоя работа. Мне интересно знать, что ты собираешься делать дальше? Прибрать к рукам Дестринову мастерскую и лавку, а его самого оттереть в сторону?
      Голос его звучал безразлично, но темные глаза так в меня и впились.
      Я медленно покачал головой:
      - Порой мне хотелось бы поступить таким образом. Это самое простое решение, но нечестное и неправильное. Во многих отношениях. Я всего лишь подмастерье, и мне предстоит учиться и учиться.
      Гриззард пытался одновременно и работать, и подслушивать, что давалось ему с трудом.
      - Бострик никогда не достигнет твоего уровня, - заметил Пэрлот.
      - Со временем и с опытом он станет неплохим ремесленником.
      - Может быть, - улыбнулся мастер. - Но не недооценивай себя, молодой человек. Со времени своего приезда ты сильно изменился. Кроме того, есть большая разница между качеством твоих изделий и твоей души, - он расмеялся. - Бедный Дестрин, душа у него прекрасная, но... - Пэрлот пожал плечами.
      - Не думаю, что можно хорошо работать с деревом, не имея гармонии в душе, - сказал я.
      - Я тоже, мой мальчик, так не думаю. Но самая распрекрасная душа не является гарантией хорошей работы. Иметь гармонию в душе и быть Мастером гармонии - не одно и то же, - он поднялся и неожиданно спросил: - А что бы ты добавил к тому креслу в витрине?
      - Ничего. Это твое творение. Другое дело, если бы мне удалось сделать что-то столь же прекрасное, но свое.
      - Ты и правда так думаешь?
      Я кивнул.
      - Ну что ж, Леррис, передай Дестрину мои наилучшие пожелания. И постарайся сделать что можешь, пока ты здесь.
      Поняв, что разговор окончен, я тоже встал, но перед тем, как выйти на весеннюю улицу, не торопясь, как следует рассмотрел кресло.
      Сказанное Пэрлотом насчет Бострика вызвало у меня беспокойство. Как бы ни хотелось мне этого избежать, но вскоре следовало поговорить с Бреттелем. Дестрин продолжал слабеть, и все мои усилия могли разве что продлить упадок,
      XLVI
      Из оливковой рощи доносятся трели незнакомой птицы. Легкие шаги пересекают посыпанный гравием двор перед кавалерийскими конюшнями.
      Над дверью конюшни чадит один-единственный укрепленный в держателе факел. Под ним тихо похрапывает юнец в зеленом мундире стражей самодержца.
      Замедлив шаги, женщина с распущенными по плечам длинными темными волосами смотрит на спящего. На ней простая крестьянская одежда, но за спиной - солдатский вещевой мешок, ремни которого врезаются в упругие мускулы плеч.
      Она тенью проскальзывает мимо часового в темноту конюшни и на ощупь считает стойла, пока не доходит до третьего.
      Конь фыркает.
      - Тихо, тихо, - шепчет она.
      В полной темноте женщина снимает заплечный мешок и вынимает оттуда два тяжелых пакета со взрывным порошком. Проверив пустые седельные сумы, она осторожно помещает в каждую из них по пакету с порохом и застегивает все застежки.
      Пройдя во тьме в дальний конец конюшни, она кладет вещевой мешок на пол. Найдут ли его здесь - не имеет значения. Поутру ее отряд выступает в поход против мятежников Фритауна.
      Еще более тихими шагами она выбирается наружу. Пересекает двор и возвращается в свою комнату. Там, не обращая внимания на лежащую на узкой койке светловолосую женщину, она зажигает свечу, сбрасывает крестьянскую блузу и юбку и погружается в ванну, куда заранее набрала холодной воды.
      - Кристал... посреди ночи... - бормочет блондинка, садясь и спуская ноги на пол.
      - Никогда больше... ни за что.
      - Ты о чем?
      - Неважно. Видишь там ножницы? - темноволосая указывает на свою койку.
      - Ну. А что?
      - Дай-ка их мне.
      - Но ты ведь не...
      - Да. Как я сказала, никогда больше, даже ради всего наилучшего.
      Насухо вытеревшись; она надевает линялое белье.
      - Но в этом нет смысла.
      - Есть. Как раз в этом-то и есть.
      Отрезанные черные локоны падают на пол, и ее губы растягиваются в улыбке.
      XLVII
      Свежий северный ветерок и распустившиеся на клумбах цветы делали прогулку достаточно приятной, невзирая на то, что Бострик шагал так неуклюже, что я все время опасался столкнуться с ним на ходу. Казалось, будто его длинные ноги вышагивают сами по себе, независимо от туловища.
      Ни на одной из улиц Фенарда не имелось таблички, хотя все они как-то назывались: Проспект, Ювелирная, Рыночная и так далее. Многие названия я запомнил, прислушиваясь к разговорам. Однако сомневаюсь, чтобы даже коренные жители Фенарда знали наименования всех его бесчисленных тупиков и проулков.