Егерь оценивающе оглядел окрестности, затем сунул бинокль за отворот куртки.
      – Следующий участок придется пересечь особенно медленно, – шепнул он своему спутнику. – Все дело вон в тех трех самках слева. Все следующие сорок ярдов мы будем целиком у них на виду, пока не доберемся вон до того небольшенького ручейка.
      Охотник – бывший армейский полковник, – не поднимая головы, согласно кивнул. Он вполне доверял мнению егеря: если Дэнни говорит, что это единственный путь вперед, значит, так оно и есть. Он поражался, что им вообще удалось подобраться столь близко. Вот уже час они медленно пробираются между разрозненными табунками самок и телят благородного оленя. Ему казалось каким-то волшебством, что их до сих пор не заметили, больше того – даже не учуяли, несмотря на слабый ветерок, то меняющий направление, то стихающий, то поднимающийся вновь. Малейшего дуновения, донесшего до особенно чувствительного носа хотя бы одной из самок запах человека, было бы достаточно, чтобы она резко бросилась прочь, увлекая за собой всех оленей на сотни ярдов окрест.
      Даже если охота окончится ничем, отметил про себя Полковник, это будет самая трудная и потрясающая из всех охот, что были у него за многие годы. Он осторожно приподнял голову и осмотрел покрытый болотной травой голый участок, который им предстояло пересечь. Укрыться там было вообще невозможно, и они будут полностью на виду у олених, пасущихся чуть выше по склону холма слева от них. Место было совсем открытым – оленихи наверняка их заметят. Животные продолжали мирно пастись и, похоже, не ощущали присутствия человека, но они находились едва ни в полутораста ярдах и мгновенно заметили бы любое неожиданное движение. Полковник понимал, что их с Дэнни перемещение должно быть таким медлительным и осторожным, чтобы стать почти неуловимым для глаза, – им придется распластаться на земле и буквально пресмыкаться, словно неторопливо ползущие змеи. Егерь подал знак, кивнув головой, и скользнул вперед на открытое место. Полковник последовал за ним. Медленно, с бесконечной осторожностью двое мужчин дюйм за дюймом по-пластунски продвигались вперед. Полковник сосредоточил все внимание на егерских сапогах, что двигались в нескольких дюймах от его лица. Порой они застывали на месте, и Полковник в свою очередь лежал не шелохнувшись, пока они не возобновляли движение. Он догадывался, что, вероятно, какая-то из самок на этот миг отрывала голову от пастбища и оглядывалась вокруг в поисках малейших признаков опасности. Полковник знал, что собственную голову ему лучше не поднимать. Если их заметят, он сразу же поймет это и так: самка издаст короткое тревожное фырканье и пустится вскачь – и охота не удалась.
      Склон холма насквозь пропитался влагой из-за непрекращающейся октябрьской мороси, сеявшей всю прошлую неделю; оба мужчины промокли до нитки, хотя сейчас дождь поутих. Чтобы преодолеть пятьдесят ярдов до пологого углубления вдоль ручья, у них ушло больше двадцати минут, Полковник тяжело дышал от напряжения. Достигнув ручья, они на время скрылись из поля зрения оленей и приподнялись на четвереньки. Полковник все еще поражался, что их не заметили.
      Вода в ручье громко журчала, но егерь все равно заговорил шепотом:
      – Теперь бык ярдов за двести от нас, а может, и меньше. Мы поднимемся вверх по ручью ярдов на шестьдесят, вон до того бугорка справа – оттуда по нему можно будет выстрелить.
      И снова Полковник согласно кивнул и последовал за егерем вдоль ручья. Он не видел быка с тех пор, как два часа назад они начали охоту в полумиле отсюда вдоль по склону. Полковник был небольшого роста жилистым мужчиной в хорошей физической форме для своих пятидесяти трех лет, но, хотя его зрение и не утратило остроты, егерю пришлось точно указать ему, где лежит животное.
      Они добрались до пригорка. Егерь подал знак оставаться на месте, а сам прополз несколько ярдов вперед и почти тут же исчез среди травы и вереска. Полковник начал делать глубокие вдохи и выдохи и мысленно переключился на то, что ему предстояло сделать. Он увлекался охотой вот уже более тридцати лет, однако волнение и напряжение при этом никогда не становились меньше. Он по своей природе был охотником – он любил это дело. После ежегодной недельной охоты на оленей он возвращался в свой лондонский офис с неизменно обостренными чувствами, получив при этом отдых, который не могло ему дать никакое другое времяпрепровождение. Теперь, через несколько минут, если все пойдет хорошо, бык будет мертв, и он ощутит обычный душевный подъем с примесью грусти от того, что прервалась жизнь.
      Егерь возвратился так же бесшумно и незаметно, как и исчез.
      – Он лежит там же, где и лежал. Думаю, со стороны этого бугорка его вполне можно подстрелить.
      – Где он? – спросил Полковник. – Как расположен?
      – Он лежит вполоборота к нам, ярдах в ста сорока и чуть ниже нас по склону, – ответил егерь. – Если хотите, я попробую его вспугнуть, но лучше этого не делать. Нам придется быть очень осторожными. Прямо между нами и быком, ярдах в шестидесяти отсюда, пасутся самки с телятами. Ближняя олениха очень насторожена и готова удрать при малейшем испуге. Думаю, вы сможете его подстрелить и в таком положении.
      – Что за зверь?
      – Очень старый бык, наверно, это его последний год. У него только по семь ответвлений на рогах, очень некрасивая узкая голова, но для охоты он вполне годится. Весит где-то стоунов двенадцать, может быть, двенадцать с половиной. Как раз то, что подлежит отстрелу. Весь черный от торфа и выглядит измотанным до предела.
      Полковник был доволен. У него никогда не возникало желания застрелить оленя в расцвете сил ради роскошной трофейной головы. Гораздо большее удовольствие доставляло пристрелить старое животное с неказистой головой, доживающее свой век. То, что олень стар, было как раз той новостью, которую он хотел услышать. Он знал, что за смерть ожидает оленя, чьи зубы расшатаны или выпали вообще. Истощенное и ослабевшее от холода и голода животное, лишившись последних запасов энергии, вероятнее всего, ляжет на землю, чтобы принять смерть на жестоком зимнем морозе. Серое воронье будет тут как тут еще до того, как оно умрет, выклюет глаза и станет отщипывать куски от слабо подрагивающего в последней агонии тела. Гораздо лучше покончить все разом с помощью пули.
      Егерь достал из брезентового чехла «Ригби» и снял защитные пластиковые крышки с телескопического прицела. Затем очень тихо передернул затвор, дослав патрон 0,275 калибра из магазина в патронник, и поставил винтовку на предохранитель. Сто сорок ярдов – самое большее, насколько они могли приблизиться к этому оленю. Вполне приемлемое расстояние для грамотного стрелка, а вчера он видел Полковника в деле на огневом рубеже рядом с охотничьим домиком. Ничего не скажешь – молодец, по правде говоря, редкий молодец. Он способен сделать смертельный выстрел с такого расстояния, а может быть, даже и с большего. Тем не менее, егерь всегда подводил охотников к цели как можно ближе и никогда не давал даже лучшим из них стрелять с расстояния больше ста восмидесяти-двухсот ярдов. Егерь дал знак Полковнику двигаться следом за собой, и они медленно проползли последние несколько ярдов на пригорок.
      Постепенно взору Полковника открывался окружающий ландшафт. Прямо перед ним паслись оленихи с телятами. Ближняя, казалось, была совсем рядом. Подняв голову, она смотрела вниз вдоль склона. По-за ней он увидел старого быка, лежащего так, как описывал Дэнни. Нарочито замедленным движением егерь передал ему винтовку, и Полковник стал укладываться в положение, удобное для стрельбы.
      Неожиданно ближняя олениха резко повернула голову и уставилась прямо в его сторону. Полковник замер. Боже, она смотрит прямо на нас, подумал он, теперь она точно нас заметит. Казалось, нескончаемо долго человек и животное не отрывали взгляда друг от друга.
      Краем глаза олениха заметила едва уловимое движение и настороженно уставилась в сторону источника. Сейчас все было тихо, но что-то, что-то очень незначительное все же изменилось. Она испытывала сомнение и беспокойство. Опасность? Олениха не была уверена до конца. Она переступила с ноги на ногу, ее беспокойство передалось олененку, и он передвинулся поближе к матери. Та коротко взглянула на теленка и снова уставилась на то место, где, как ей показалось, что-то шевельнулось. Более молодая самка в десяти ярдах от нее озадаченно посмотрела на соседку и проследила, за ее взглядом; ничего не увидев, она через пару минут потеряла интерес. Теленок оказался сбит с толку и повертел головой туда-сюда. Через минуту-другую его мать отвернулась. Она снова принялась за траву, но мысли оленихи были заняты едой не до конца – она все еще была настороже.
      Когда самка наконец-то склонила голову к земле, Полковник с облегчением медленно выдохнул. С величайшей осторожностью он повел винтовкой в сторону оленя и взял его на прицел. Потом снял предохранитель. Тело животного было слегка развернуто в его сторону, сам олень смотрел вниз, вдоль холма. Полковник подвел перекрестье прицела к нижней части оленьей груди, рядом с правым плечом. Освещение становилось все лучше, и, когда он последний раз перед выстрелом набрал в себя воздух, сквозь облака прорвались солнечные лучи, и очертания оленьего тела в оптике стали еще резче. Годится, подумал Полковник. Он стал медленно выдыхать, а его палец на курке напрягся.
      На этот раз олениха не сомневалась ни мгновения. Она уловила вспышку света в том же самом месте – солнце отразилось в линзах оптического прицела. Сильно встревоженная, она громко фыркнула и сорвалась с места. Остальные самки бросились вслед за ней.
      Сознание Полковника отметило фырчание оленихи, но сейчас все его внимание было сосредоточено на быке, и он не знал, что делают остальные животные. Сквозь прицел он увидел, как олень резко повернул голову в его сторону. Полковник нажал на курок. Именно в тот же миг, когда он выстрелил, бык подался вперед, чтобы встать на ноги.
      Грохот выстрела был оглушительным. Перед Полковником зависло водяное облако из мельчайших капелек, взбитых с влажной травы газами из дульного среза. Какое-то время они с егерем ничего не видели. Буквально через полсекунды с небольшим до них донеслось безошибочное «бамп» ударившей в тело оленя пули. Водяная взвесь рассеялась, и они осмотрелись. Олени уже ускакали прочь.
      Старый бык только-только начал подниматься, как вдруг ощутил сильнейший удар с правой стороны тела, около фута за передней ногой. Удар чуть было не сбил его снова на землю. Звук винтовочного выстрела достиг его ушей меньше чем через четверть секунды. Ему уже не раз приходилось слышать его раньше, и неизменно этот звук предупреждал об опасности – человек. Оленю удалось удержаться на ногах. Ни один человек, попади в него такая же пуля, не смог бы даже пошевелиться, но благородный олень – поразительно крепкое животное. Глянув в ту сторону, откуда донесся звук, бык увидел поднявшееся из травы туманное облачко. В лишних свидетельствах опасности не было нужды – олень стремглав бросился вскачь.
      – Попали, Полковник! – Егерь смотрел в бинокль, как разбегаются животные. – Да, попали. Достаточно метко, но куда именно, сказать наверняка не могу. Если ранение в область сердца или легких, то он свалится через сотню ярдов, а то и раньше, но, думается, вы попали немного отступя. Лучше дайте-ка мне на всякий случай винтовку.
      – Этот старый хрыч дернулся, Дэнни! – После пережитого напряжения и молчания во время охоты Полковник неожиданно стал многословным: – Этот чертов бык пошевелился как раз тогда, когда я выстрелил! Проклятье! Еще бы хоть полсекунды – это все, что мне было нужно!
      Бык убегал. Он чувствовал непривычную слабость и нехватку воздуха, а его ноги слегка подкашивались. Но кровь разогнала адреналин по всему телу, и инстинкт самосохранения увлекал его вперед.
      Самки уже ускакали, быстро и без усилий преодолевая неровности земли, и олень устремился за ними. Через сотню ярдов стадо перетекло через край распадка и исчезло из виду. Дэнни вскочил на ноги.
      – Вставайте, Полковник, мы не должны его упустить. – Он помчался вперед, и Полковник следом за ним.
      Дэнни чуть-чуть не добежал до края распадка и, бросившись на землю перед травянистой кочкой, стал прилаживать винтовку к плечу. Он передернул затвор, выбросил пустую гильзу Полковника и заслал в патронник новый патрон. Несколько олених уже появились в их поле зрения. На приличном от охотников расстоянии олени быстро взбирались по дальнему склону распадка в сторону седловины на вершине холма. Полковник поравнялся с егерем.
      – Почему мы остановились? – отдуваясь, спросил он. – Не лучше ли будет не задерживаться?
      – Видите тех олених, Полковник? Это те же самые. Ваш бык либо упадет замертво на дне распадка, либо пойдет почти тем же путем, что и самки. Он для него будет самым легким, даже несмотря на то, что придется карабкаться вверх. Думаю, если вы не против, мне лучше выстрелить.
      Полковник улегся рядом с Дэнни и искоса бросил взгляд на егеря. Что он имел в виду, сказав, что ему лучше выстрелить? Отсюда?Стрелять с такого расстояния просто нелепо. Ради всего святого, о чем он говорит? Вне всякого сомнения, было бы лучше продолжить преследование оленя в надежде, что тот, ослабев, опустится на землю.
      Лицо егеря выражало спокойствие. Через несколько секунд его глаза сузились от напряженного внимания. Полковник проследил за его взглядом. Бык появился там, где и предсказывал Дэнни, он поднимался прямо напротив них по той же тропе, что и самки.
      – О, Господи, – пробормотал Полковник, – я его только подранил. Теперь он черт знает как далеко. Господи, какое несчастье!
      – Полковник, мне сейчас нужно сосредоточиться. – Дэнни упер винтовку в плечо и приник глазом к прицелу.
      Полковник снова скосил взгляд и посмотрел на егеря более внимательно. Не может же быть,чтобы тот всерьез собирался стрелять прямо отсюда?
      Бык находился ярдах в пятистах от них, изрядно поотстав от своих олених. Он чувствовал огромную слабость: место, куда попала пуля, уже полностью онемело, а из глубины желудка начинала подниматься тупая боль. Спускаясь в распадок, олень закашлялся, раз-другой споткнулся и чуть было не упал, но теперь, когда он поднимался вверх, удерживаться на ногах стало легче. Странное ощущение внутри тела придавало ему необходимый дополнительный страх. Хотелось прилечь и отдохнуть, но инстинкт гнал его вперед.
      Дэнни спустил курок. Со скоростью почти две тысячи миль в час пуля пронеслась над пустынным распадком. В пятистах ярдах от стрелка и чуть меньше чем через три четверти секунды она поразила цель.
      Старый бык так и не услышал выстрела. Вместо этого он ощутил второй сокрушительный удар в заднюю часть шеи, как раз над плечами, а затем – забвение. Эхо выстрела отразилось от склонов распадка и прогремело вниз, в сторону лесистой долины.
      Бык изогнулся и рухнул замертво. Полковник с трудом воспринимал случившееся.
      – Разрази меня гром, – выдохнул он, – в жизни не видел ничего подобного! Господи, он же был черт знает как далеко! Боже, и при этом он же еще и бежал! Черт побери, это был самый фантастический выстрел, который я когда-либо видел!
      Дэнни невозмутимо встал с земли. Он разрядил «Ригби», надел на прицел колпачки и засунул винтовку обратно в чехол.
      – Ох, Полковник, я в этом не разбираюсь, – с простоватым видом откликнулся егерь. – Может быть, мне просто чуть-чуть повезло. Тут никогда не угадаешь. Пойдемте, сэр, давайте-ка займемся вашим оленем.
      Полковник последовал за Дэнни, все еще поражаясь и не веря. Он и впрямь никогда в жизни не видел чего-либо подобного. Стрельбу по движущейся мишени с такого расстояния он расценил бы как какую-то сумасшедшую игру, не говоря уж о смертельном попадании с первого выстрела.
      Но несмотря на весь свой опыт, который кричал ему, что этот выстрел – чистая случайность, наблюдая за выражением лица егеря, когда тот стрелял, Полковник с абсолютной уверенностью мог сказать, что удача к этому выстрелу не имеет никакого отношения.

      – Мистер Эшер, весьма любезно с вашей стороны, что вы приехали сюда. Я просто очень благодарен вам, что вы тратите на меня свое драгоценное время. – Пожимая руку Роджеру Эшеру, Министр тепло улыбнулся.
      Он надеялся, что не переусердствовал. У него была склонность особенно приветливо здороваться с людьми, которых он не любил. Однажды один из его друзей указал ему на это. Он очень разозлился, однако понимая, что это правда, с тех пор был более осторожен. К счастью, он обладал достаточным личным обаянием, чтобы исключить всякие подозрения: лишь немногие смогли перед ним устоять. Обаяние как раз и являлось одним из факторов, внесших свою лепту в его успешную карьеру политика.
      Министр с неприязнью изучал лицо Эшера, однако за дружеской улыбкой не просматривалось и намека на его истинные чувства. Он понял, что зря беспокоится. Роджер Эшер привык к лести. По сути, он редко сталкивался с чем-либо иным – казалось, он ждет похвал и раболепия как чего-то само собой разумеющегося. Так случается с теми, предположил Министр, кто постоянно окружает себя подхалимами и подпевалами.
      – Весьма рад встрече, Министр, – прогудел Эшер.
      Министр вежливо указал на огромное удобное кресло. Эшер развалился на кожаной обивке, которая жалобно вздохнула под его гулливеровскими формами. Министр заметил, что Эшер вспотел. У него не укладывалось в сознании, как может человек довести себя до подобного состояния – нездоровый вид, огромный лишний вес, магнат являл собой живой памятник чрезмерным излишествам.
      – Стакан лимонада? Домашнего. Я нахожу этот напиток бодрящим.
      – Будет очень любезно с вашей стороны.
      Министр налил лимонад. Он уселся на стуле напротив Эшера и наблюдал, как огромный мужчина жадно припал к стакану. Министру стало любопытно – то ли грубые манеры помогли Эшеру сколотить свое громадное состояние, то ли состояние, когда оно есть, делает хорошие манеры необязательными? Вопрос, конечно, интересный. Наверняка Эшер лишь на словах следовал общепринятым нормам поведения. Его внешний облик соответствовал мировоззрению, и, вероятно, магната больше не заботило мнение людей о его личных привычках – если только какие-то мнения вообще его волновали. И все же не приходилось сомневаться, что Эшер с упоением дает консультации министрам и охотно общается накоротке с людьми, облеченными властью. Он принял приглашение приехать на встречу с почти неприличной поспешностью.
      – Надеюсь, долетели с удобствами? – Министр проявлял мнимую заботливость.
      Он знал, что Эшер прибыл из Нью-Йорка на собственном реактивном «Гольфстриме IV», который был пышно обустроен согласно личным сомнительным вкусам хозяина. Претенциозно – да, но вряд ли неудобно.
      – Спасибо, вполне удовлетворительно, – ответил Эшер, – хотя не могу сказать, что полеты доставляют мне особенное удовольствие. Меня это как-то не слишком волнует.
      Он сделал еще один глоток лимонада и отставил стакан. Шутки кончились, Министр мельком глянул на свои ногти и заговорил:
      – У правительства возникла довольно щекотливая проблема… – Он сделал паузу, как если бы подыскивал слова.
      Министр в точности знал, что он скажет дальше, но хотел произвести впечатление, что находится в легком замешательстве. Он знал, что обладает искусством правильно вести себя с людьми. Вопрос упирался лишь в правильность подхода к индивидууму. Министр ни на секунду не заблуждался в том, что этот человек – просто-напросто неотесанный чурбан. Эшер был исключительно удачлив – он был расчетливым и коварным махинатором.
      Что ж, можем сыграть на пару, подумал Министр. Самому ему пришлось проявить недюжинное искусство, чтобы удержаться во время радикальных перемен в политике в 80-е годы. Его привилегированное происхождение и образование уже не предопределяли продвижение вверх, как это было бы в старые времена. Старинная фамилия, Итон, Оксфорд… сегодня подобное воспитание считалось несколько архаичным и на это вежливо намекали. Министр исключил всякое упоминание об этих моментах и остался невредим. Теперь, при новом лидере, обозначился более гибкий и умеренный подход в делах. Это устраивало Министра, который предпочитал безудержному нахальству тонкость и умеренность. Он надеялся, что предстоящие весной 1992 года выборы закрепят этот новый подход уже официально.
      – Речь пойдет о деле, которое вызвало у правительства некоторые трудности, – продолжал он. – В настоящее время мы обеспокоены вопросом их устранения и считаем, что вы способны дать нам какой-то совет или высказать какие-то соображения по поводу мер, которые мы могли бы предпринять. – Министр знал, что Эшеру будет приятно услышать что-то в этом роде. Он взглянул на лицо магната и увидел на нем исключительное внимание. – Дело несколько деликатное, – наконец признался Министр, стараясь выказать еще большее замешательство.
      – Вы оказываете мне честь, Министр, полагая, что я мог бы вам помочь, – начал Эшер. – Естественно, я с превеликим желанием окажу вам помощь. Сочту за честь, – повторил он.
      Следовало сказать не «сочту за честь», а «весьма польщен», отметил про себя Министр. Просто магнат не видел тут разницы. Однако должен был отметить фразу «дело несколько деликатное». Эшер был не дурак и великолепно понимал, что фраза неизбежно означает, что дело является исключительно неделикатным. Что ж, пока все идет нормально, подумал Министр. Как он и ожидал, Эшер отнюдь не запротестовал при мысли, что его самого могут втянуть в предположительно сомнительные дела. Чтобы просто обезопасить себя, нужно убедиться, что человек его полностью понимает.
      – Мы пришли к вынужденному заключению, что теперь это дело требует самых решительных действий, – сказал Министр.
      На лице Эшера по-прежнему отсутствовали какие-либо признаки смятения или тревоги. Не может же он быть таким тупым, подумал Министр, значит, ему все ясно. Магнат понимающе кивал головой. Похоже, все будет даже легче, чем он предполагал. Министр решил обронить еще несколько тщательно выбранных фраз. Он чуть было не растерялся от того, что лишается удовольствия искусно пофехтовать словами с этим человеком.
      – Это проблема личностного характера, – произнес он и снова сделал паузу, чтобы смысл замечания дошел до собеседника.
      Прямолинейный ответ Эшера заставил его вздрогнуть.
      – Должно быть, есть немало личностей, существование которых представляет проблему для правительства. Насколько велика часть проблемы, создаваемая данной личностью? – Эшер грузно наклонился за лимонадом. – Хм-м, очень вкусно. Надо будет сказать моим людям, чтобы приготовили мне такой же. Полагаю, – продолжил он, – дело не сводится лишь к пустяковому неудобству?
      – Насколько я понимаю, – заключил Министр, с трудом сохраняя невозмутимость, – больше нет нужды ходить вокруг да около предмета обсуждения. Я всегда восхищался вашей проницательностью, чего не могу сказать обо всех остальных, с кем мне приходится общаться.
      Боже праведный, подумал Министр, ведь он же еще и кивает головой, он согласен!
      – Наверно, будет лучше всего перейти мне прямо к делу.
      Пятнадцатью минутами позже двое мужчин завершили свои переговоры и встали. Министр тепло пожал руку Эшера и рассыпался в благодарностях за содействие, которое тот обещал оказать. Встреча не могла пройти лучше. Эшер согласился все уладить. Сохранится видимость, что правительство тут ни при чем. Все будет… этот ужасный английский? Да – «обрубить концы».
      Когда магнат ушел, Министр, закрыв за ним дверь кабинета, прислонился к ней спиной. У него чуть было не закружилась голова при мысли о том, как все оказалось по-детски просто.

      Сэр Питер Дартингтон был заинтригован полученным приглашением. Заинтригован и, он должен был признаться себе, в какой-то мере польщен и возбужден. Конечно же, респектабельному бизнесмену вроде него возбуждение не к лицу. Пришлось себе об этом напомнить. Дартингтон придавал огромное значение собственной респектабельности – репутация далась ему тяжким трудом, и он был неимоверно горд своими достижениями.
      Да, подумал он, его жизнь сплошь состояла из работы, на которой было совсем немудрено сломать шею. В самом буквальном смысле. Он никогда не уставал рассказывать о своем скромном происхождении, о травме, изменившей его жизнь и о превращении отцовской компании «Дартингтон констракшн лимитед» в «Даркон интернэшонал пи-эл-си». Он знал, что легенда впечатляет и не сомневался в том, каким вдохновляющим примером она послужила для множества людей, которые поверили в то, что с помощью целеустремленности и напряженного труда преуспеть, подобно ему самому, способен каждый.
      Вдохновляющий пример – сколько раз он слышал этот эпитет в собственный адрес в разных выступлениях? Десятки, если не сотни. И в ответной речи он всегда пользовался одной и той же шуткой:
      – Полагаю, – говорил он, – вы могли бы назвать меня доотделанным потомственным строителем и в прямом и в переносном смысле. «Доотделка» – строительный термин, используемый обычно, когда речь идет о наложении последних штрихов после того, как собственно строительство уже завершено. Шпаклевка маленьких трещин, штукатурка, ну и тому подобное. Если хотите – приукрашивание. Что ж, могу вам сказать, что после несчастного случая, приключившегося со мной много лет назад, трещин, требующих ремонта, хватало, и я был оштукатурен почти с ног до головы. Однако вопрос, стал ли я в результате этого краше, вызывает некоторые сомнения.
      Эти слова неизменно вызывали смех.
      Дартингтон от природы был хорошим оратором, но он никогда не пытался скрывать свой сильный провинциальный акцент и редко шел на поводу у бытующего мнения о преуспевающем бизнесмене. Конечно, на какие-то уступки идти приходилось. Дартингтон рано понял, что в строительных игрищах для того, чтобы иметь хоть какой-то шанс на успех, нужно быть в определенной степени жестоким. Поначалу ему это не нравилось, но очень скоро он обнаружил, что способность принимать жесткие решения пришла к нему естественным образом. Однако он заботился о том, чтобы не снискать соответствующей репутации, и ему удавалось скрывать свое честолюбие за внешним отсутствием высокомерия и непритязательностью. Редко кто подставлял его по-крупному, а те, кто это делал, очень скоро обнаруживали, что он представляет собой на самом деле, и сильно сожалели о содеянном. Остальные встречали его по одежке. К Дартингтону относились с симпатией, и эта симпатия была всеобщей. Приглашений в гости и на деловые мероприятия он получал больше, чем мог принять.
      Но не принять данное приглашение было просто нельзя.
      – Мистер Роджер Эшер надеется, что вы, возможно, согласитесь провести уик-энд на борту «Принцессы Шахерезады», близ города Канны. – Личный секретарь Эшера продолжала объяснять, что, если сэр Питер найдет предложение приемлемым – в голосе женщины звучала абсолютная уверенность, что он найдет, – то для полета в Канны и обратно в его распоряжение будет предоставлен личный реактивный самолет мистера Эшера, а в аэропорту будет ожидать машина, чтобы доставить его на побережье.
      Дартингтон был застигнут врасплох и на мгновение потерял дар речи. Конечно же, он слышал об Эшере – кто же о нем не слышал, – но никогда с ним не встречался. Он что-то промямлил насчет необходимости справиться о назначенных встречах и спешно вызвал своего личного секретаря. Уик-энд оказался и впрямь свободным: жена собиралась отправиться в очередную поездку на свою любимую летнюю виллу, а перспектива оставаться дома и сидеть там сиднем в одиночестве вовсе его не прельщала. Все подходило одно к одному, и Дартингтон принял приглашение.
      Так что теперь он находился на этой здоровенной и чертовски безвкусной яхте и загорал на лежаке, а стюарды были готовы предупредить его малейшее желание. Дартингтон был в очередной раз удивлен тем, что на борту их с Эшером только двое – не считая, конечно, команды: целых одиннадцати человек, чтобы приглядеть за двумя пассажирами! Но это было ничто по сравнению с тем удивлением, которое он испытал, когда прошлым вечером Эшер после ужина отослал стюарда и приступил непосредственно к делу. И какому делу! У него до сих пор голова идет кругом. На редкость необычное предложение. Пит, мальчик мой, подумал про себя Дартингтон, здесь нужен будет глаз да глаз.
      – Утро доброе, Питер! – Дартингтон повернул голову и увидел одетого в халат Эшера, выходящего из салона. Гигант протопал по палубе и развалился в огромном кресле. – Выпьете еще? Эндрю! – проревел он в сторону дверей в салон. – Напитки для сэра Питера и для меня!
      – Доброе утро, Роджер, – ответил Дартингтон.
      Он решил не упоминать, что было уже давно за полдень. Сам он всегда был ранней пташкой. А еще он не хотел больше пить – этот бедный маленький Эндрю уже три раза приносил джин с тоником, и Дартингтон едва прикоснулся к каждому из стаканов. Он подумал, что, видимо, у молодого стюарда есть строгие инструкции менять их, как только начинает таять лед.
      Появился Эндрю с джином для Дартингтона и огромным бокалом апельсинового сока для Эшера, который, не произнося ни слова, тут же запрокинул его над головой. Дартингтон поблагодарил молодого человека, Эндрю улыбнулся в ответ и удалился.
      – Есть какие-нибудь дальнейшие мысли по поводу того, что мы обсуждали прошлым вечером? – Эшер вытер усы, оставшиеся от апельсинового сока.
      Дартингтон поднялся с лежака и направился к креслу в тени тента, на ходу взвешивая ответ.
      – Уверен, вы сами понимаете, Роджер, что в вопросах вроде этого я себя чувствую несколько не в своей тарелке. Я имею в виду… я никогда не имел ничего общего с делами подобного сорта.
      – Впрочем, как и я, мой милый друг, – весело заметил Эшер. – Я понимаю, что это неортодоксальный подход к делу. Но главное заключается в том, что делается это все ради национальных интересов. Я – патриот и знаю, что вы, конечно же, тоже. Это главное. Мы сделаем это, чтобы помочь своей стране.
      – Я принимаю ваши заверения, Роджер. На самом деле тут не могло быть и тени сомнений. Но почему бы этим пройдохам не сделать работу самим? Я имею в виду, почему бы им не поручить военной разведке или еще кому-то, чтобы те разобрались с этим делом? Я вообще не могу понять, почему они этого до сих пор не сделали.
      – Не думаю, что раскрою какие-то секреты, если сообщу вам, что они на самом деле рассматривали подобную возможность. Но тут возникает троякая проблема. Во-первых, на то, чтобы проникнуть в структуры, откуда можно будет нанести удар, потребуется долгое время на подготовку. Я полагаю, где-то больше года. Во-вторых, здесь играет свою роль не только отсутствие какой-либо гарантии успеха, но и полная неприемлемость для правительства возможного провала и последующего скандального разоблачения. Позорный провал – каким бы незначительным ни являлся при этом риск – вызвал бы неисчислимые бедствия. – Эшер выдержал паузу и сделал еще один большой глоток. – В-третьих, что, пожалуй, важнее всего, для правительств существует что-то вроде неписаного правила: никогда не преследовать конкретного человека. Они способны как угодно зверствовать в отношении целой страны, чем они зачастую и занимаются, но ни при каких условиях не могут открыто устраивать охоту за личностью. Могу вас заверить, всплыви это наружу, и даже в нашем конкретном случае разразился бы международный скандал. Полнейшая нелепость, но это так.
      Стоит упомянуть несколько примеров, когда дела чуть было не обернулись против тех, кто пренебрег этим правилом. Два наиболее очевидных случая касаются действий Соединенных Штатов. – Эшер начал загибать пальцы на руке. – Первый раз – когда они домогались у Панамы выдачи мистера Норьеги и усадили его за решетку, а второй раз – когда они обрушились на этого парня Каддафи и бомбили Ливию. Оба раза было видно, что нападения носят личностный характер; оба раза они были направлены против людей, чей арест или смещение ни у кого не вызвал бы сожаления. И в обоих случаях, – он сокрушенно покачал головой, – Соединенным Штатам инкриминировали нарушение государственного суверенитета, осуществление политики устрашения и все остальные идиотские несуразицы, до которых смогли додуматься эти человекообразные обезьяны из Организации Объединенных Наций. Проблема в том, – заключил он, – что девяносто процентов стран-членов ООН управляются тиранами и деспотами того или иного толка, которые не хотят создавать прецедент и в один прекрасный день обнаружить, что сами стали объектами подобного внимания. Вот почему они держатся друг за друга, и вот почему мудрые правительства не испытывают судьбу, пренебрегая неписаным правилом.
      Похоже, Эшер кончил говорить, но, чуть помолчав, он поделился как бы запоздалой мыслью:
      – Есть, конечно, пример государства, которое никогда не обращало на это правило никакого внимания и настойчиво охотилось за отдельными людьми, в основном террористами, совершившими тяжкие преступления против его народа. Я говорю, конечно, об Израиле. Думаю, Питер, мне вряд ли стоит особо подчеркивать, что в глазах международной общественности Израиль на протяжении многих лет был одной из самых изолированных стран в мире.
      Дартингтон поднялся на ноги и с хмурым выражением лица стал мерить палубу шагами.
      – Значит, вы говорите, Роджер, что, когда им нужно сделать какую-то грязную работу, они обращаются к кому-то вроде вас или меня, чтобы мы все уладили и сделали все за них?
      – Понятия не имею, – равнодушно ответил Эшер, – ибо до сих пор заняться чем-либо подобным мне не предлагали. Однако должен признать, да, такое случается.
      – А почему именно ко мне? – Ему хотелось спросить – почему именно к тебе?
      – Это легко объяснимо. К вам они не обратились. Они обратились ко мне. Они даже не знают, что я занимаюсь вашим прощупыванием. А вас я выбрал потому, что, во-первых, знаю вас как патриота, которому не безразлична его страна, а во-вторых, ваша фирма хорошо обосновалась в интересующем нас регионе и, следовательно, сможет обеспечить надлежащую помощь и базу для проведения операции. Третья причина немного сложнее, но считаю, что обязан объяснить, в чем тут дело. Это поможет вам понять, почему правительство оказалось замешанным в, как ни крути, откровенно противоправное с точки зрения международных законов дело.
      Эшер остановился и, прежде чем продолжить, на мгновение задумался.
      – Хотите верьте, хотите нет, а я полагаю, что большинство людей в это верит, но британское правительство очень тщательно следит, чтобы его действия не выходили за рамки законности. Этого требует народ. Порой это делает жизнь правительства весьма несладкой, но зато гарантирует отсутствие нареканий. Кроме того, если бы правительство старейшей парламентской демократии в мире было замечено в нарушении законов, можете себе представить, каким примером это могло бы послужить для менее щепетильных правительств. По крайней мере мы, британцы, когда нам это нужно, имеем больше моральных прав обличать действия тех, кто так или иначе преступил черту. Иногда эта позиция создает неудобства, но в целом выгода превышает ущерб. В свое время, как вы знаете, я был членом парламента и могу вас заверить, что так оно и есть.
      Однако правительство то и дело сталкивается с необходимостью действовать вопреки этому принципу. Именно так произошло в нашем случае. Давайте объясню как. – Эшер снова сделал паузу и осушил свой стакан. – Как известно, я являюсь ярым приверженцем Европейского сообщества. Мои газеты… – Посмотрев куда-то вдаль, он сделал неопределенный жест рукой, затем уперся взглядом в Дартингтона, который опять уселся в кресло и застыл в напряженной позе. – Думаю, вы согласитесь, что искренность моих убеждений в этом плане вне подозрений.
      Дартингтон согласно кивнул. Проевропейские настроения магната и впрямь не вызывали сомнений, но в то же время он не мог сообразить, куда тот клонит. Причем здесь ЕС?
      – Временами, – продолжал Эшер, – наши европейские партнеры бывают… скажем, крайне несговорчивы. Вам известно, что как раз сейчас мы находимся в завершающей стадии переговоров по договору, который будет подписан в Маастрихте через пару месяцев. Там есть несколько особенно сложных моментов, требующих решения. Большинство стран готово к более федералистскому подходу – для них слово имеет несколько иной оттенок, и поэтому они относятся к федерализму менее подозрительно, чем большая часть британцев. С моей точки зрения, правительство Англии четко уловило настроение страны и ту грань, через которую она не сможет переступить. Жаль, но, по моему личному мнению, правительство в действительности право, что отказывается ратовать за федерализм на данном этапе. Нет никакого смысла демонстрировать твердую приверженность вещам, которые позднее могут быть вообще отвергнуты народом или вызовут парламентский переворот во время предвыборной гонки. Время для подобных заявлений наступит позже, когда каждый сможет более ясно увидеть направление, по которому пошла Европа, и те выгоды, которые сулит федерализм. Но пока что все это неясно, и потому, как бы тем из нас, кто обладает истинным видением Европы, ни хотелось двигаться вперед побыстрее, более мудрые среди нас готовы ждать, пока мы не увлечем за собой весь народ своей страны. Но я уклоняюсь от темы. А все дело в том, что некоторые наши партнеры слишком настойчивы в вопросах быстрого продвижения в сторону принципов федерализма. В частности, одна из стран проявляет особую настойчивость. Возможно, вы догадываетесь какая.
      Французы, подумал Дартингтон, по всей видимости, это чертовы французы. Но они-то тут причем?
      – За последний год, – продолжал Эшер, – из-за международной ситуации французская торговля понесла известный урон. Вы уже наслышаны о ряде скандальных историй, но могу вас заверить, что всплывет еще не одна. Их торговый баланс был серьезно нарушен. Думаю, здесь будет ни к чему лишний раз говорить об исключительной беспардонности этой страны в отношении торговли. Проще всего сформулировать это так: в прошлом их уже уличали в том, что они готовы заключать торговые соглашения с любой страной, с любым режимом и о чем угодно. Вы, вне всяких сомнений, помните, с какой радостью они продали аргентинцам ракеты «Экзосет» во время войны на Фолклендах. К несчастью, сегодня они испытывают вполне определенные затруднения. Были заморожены один или два особенно крупных и выгодных контракта. Французы отчаянно хотят, чтобы эта ситуация изменилась. Но на их пути оказалась одна помеха – всего лишь одна. Теперь вы понимаете, к чему я клоню?
      Дартингтон начинал понимать.
      – Но каким образом в этом оказалось замешано правительство Великобритании?
      – Очень просто, – ответил Эшер. – Вполне очевидно, что у французов отсутствует достаточный опыт, чтобы устранить помеху самостоятельно. Им это известно, и это известно британскому правительству. Поэтому британское правительство пообещало убрать ее за них, а в ответ на это обещание они подпишут Маастрихтский договор по Европейскому сообществу на наших условиях. Наше правительство, в свою очередь, скрывает свои действия, пойдя по неофициальному пути и не привлекая к осуществлению операции военную разведку. Французы, конечно, не знают об этой части дела.
      – Но, как бы то ни было, – продолжал объяснять Эшер, – это подоплека всего. Собственно причиной возникновения самого проекта является сделка с Францией. Не думаю, чтобы в противном случае британское правительство проявило к этому делу какой-то особый интерес – в действительности существуют аргументы и за то, чтобы оставить все как есть. Но насущность Маастрихтского договора означает, что Британия сейчас твердо заинтересована в том, чтобы оказать французам эту услугу.
      – Мне так кажется, – предположил Эшер, удерживая взглядом глаза Дартингтона, – вы теперь тоже понимаете, почему я обратился именно к вам. Мне известно, что вы настроены проевропейски и в то же время вы – патриот. Эти два понятия не так уж несовместимы, как кое-кто пытается нас убедить. Надеюсь, что всех упомянутых мною причин достаточно, чтобы вы согласились примкнуть к нашему проекту. Для этого есть еще одна дополнительная причина, но, прежде чем о ней рассказать, мне необходимо ваше «добро».
      – Простите меня, Роджер, но для меня тут слегка многовато информации, чтобы сразу все ухватить. – Дартингтон отлично понимал, что рассуждения – не более чем навязчивая реклама. А эти откровенные попытки сыграть на старом добром патриотизме? В известной мере верно – он действительно был патриотом. Ну и где тут угроза? Но его природная осторожность подсказывала не поддаваться соблазну и не давать ответ слишком быстро. – Я могу какое-то время подумать?
      – Хорошая мысль, – согласился Эшер. – Весьма разумно. Пойдемте-ка слегка перекусим.
      Во время ленча оба в основном молчали. Эшер опрокидывал бокал за бокалом розовое шампанское и в процессе поглощения огромных кусков пищи редко делал достаточно долгие паузы, чтобы можно было что-то произнести. Дартингтон, напротив, к еде едва прикоснулся и полностью ушел в себя. Он усиленно размышлял, во что его могут втянуть. За всем этим он не мог не разглядеть известной логики. На самом деле речь Эшера о европейском единстве ничуть его не тронула. В отношении Европы он был прагматиком, а не энтузиастом. В личном плане он предпочел бы, чтобы Англия держалась подальше от все возрастающего влияния Брюсселя и Страсбурга. Дартингтон ничего не имел против французов и, конечно же, восхищался их отношением к бизнесу. Он не любил немцев, которых в целом считал тупыми, высокомерными и крикливыми, но, если приходилсь, мог с ними сотрудничать.
      А вот в плане бизнеса Дартингтон видел необходимость оставаться в сердце Европы. С точки зрения интересов его компании не могло быть и двух мнений: Европа оставалась единственным реальным путем для продвижения вперед. Он подчеркивал это во всех своих деловых речах, и, без сомнения, именно из них Эшер почерпнул информацию о его «евролюбии». С точки зрения самого Дартингтона, ЕС занималось просто-напросто взяточничеством. Вступайте в него – и у вас будет шанс побороться за контракты; не вступайте – и у вас не будет никаких шансов вообще. Лично он ненавидел коррупцию и отнес бы себя скорее к «евроскептикам». И бывали моменты – например, как только на экране телевизора появлялось одиозное лицо Жака Делора, – когда он чувствовал себя чуть ли не «евроненавистником» и готов был присоединиться к мнению, что отношение к Европе покойного маршала авиации сэра Артура Харриса было самым практичным.
      Что он действительно не переваривал, так это чуть ли не религиозную горячность, с которой проевропейски настроенные фанатики отдавались своему делу. Все они пользовались одной и той же лексикой и перемежали свои и без того до идиотизма бессвязные речи совершенно дурацкими метафорами. Все они, как и Эшер, употребляли возвышенные слова о «европейской мечте» или «европейском видении». Это не было ни мечтой, ни видением, считал Дартингтон. Он посмотрел эти слова в словаре. Одно из значений у них было общим и, в данном случае, более точным – «галлюцинация».
      Однако он должен был признать, что предложенные Эшером замыслы чем-то ему импонируют. Будет что рассказать своим внукам! Нет, решил он по размышлении, об этом он, видимо, не сможет рассказать никому. Но какова мысль! Уже сама по себе возбуждает! Опять это слово, но, черт подери, – почему бы и нет? Моложе он не становился, а в жизни каждого мужчины должно произойти что-то такое, о чем можно было бы потом вспоминать. Мальчишка-мастеровой, ужасно покалечившийся в восемнадцать лет в результате аварии на стройке, теперь собирался потрясти мир. До наступления уик-энда вся его энергия была направлена на то, как сохранить компанию в условиях глубокого спада, обрушившегося на строительную индустрию. Может быть, это именно то, что нужно, чтобы вытащить его из подавленного состояния…
      Мужчины закончили ленч незадолго до наступления трех часов и снова прошли на палубу. Эндрю разлил кофе из серебряной турки. Погода стояла умиротворяющая и даже расслабляла, и Дартингтон вдруг понял, что чувствует себя на седьмом небе. Что за жизнь, подумал он. Тебе уже шестьдесят, а тут вдруг подворачивается такое дело. Почему бы и нет!
      – О'кей, Роджер, я заинтересовался. Я очень захотел этим заняться. Думаю, что знаю, с чего следует начать.
      – Прекрасно! – прогудел Эшер. – Прекрасно! Если можно так выразиться, очень разумное и патриотическое решение.
      Он сделал паузу, и в его голосе появились торжественные ноты:
      – Теперь я могу вас конфиденциально заверить, что правительство не оставит вас в накладе.
      – Не понял. Мне показалось, вы упомянули о том, что правительство не знает о нашем разговоре.
      – Все верно. И официально они так ничего и не узнают о вашем участии – официально.И я это особенно подчеркиваю. Как бы то ни было, я уполномочен заключить соглашение от имени правительства.
      – Что вы имеете в виду?
      – Для всех нас сейчас тяжелые времена, – пояснил Эшер. – Вы уж извините, но я тут навел кое-какие справки. Да и в «Даркон» у меня кое-что вложено, – добавил он, пожав плечами. – Не секрет, что за последний год или около того строительный бизнес серьезно пострадал.
      – К чему вы клоните, Роджер? – Хладнокровия Дартингтона как не бывало, и лицо его приобрело сварливое выражение. – Мы пока что не идем с молотка, если вы это имеете в виду.
      – Нет-нет, Боже упаси, нет! – запротестовал Эшер. – Мой дорогой друг! Того и близко в мыслях не было. Я предлагаю совершенно другое решение ваших проблем. Потерпите, пожалуйста, и я все объясню.
      Эшер собрался с мыслями и ободряюще улыбнулся. Дартингтон продолжал подозрительно молчать.
      – Если я не ошибаюсь, то на текущий момент «Даркон» готовит в общей сложности девять заявок на подряд для крупных строительных контрактов по всему миру: три из них – в Соединенном Королевстве, еще два – в Европе, остальные – за океаном. Под крупными, – добавил он, – я подразумеваю контракты, стоимость каждого из которых превышает пятьдесят миллионов долларов США.
      У Дартингтона стала потихоньку отвисать челюсть, в то время как Эшер, которого теперь уже никто не прерывал, продолжал давить:
      – Любой из этих контрактов, если «Даркону» повезет с заявкой, позволит вашей компании некоторое время держаться на плаву. Вы бы тогда выжили. Если бы вас одарили двумяконтрактами, то будущее «Даркона» было бы прямо-таки розовым. Но конкуренция тут, конечно же, жестокая. – Эшер шумно допил свой кофе. – Скажу прямо, если наш замысел осуществится успешно, правительство гарантирует, что две из ваших заявок будут приняты. Конечно, никогда не исключена вероятность того, что вы сможете выиграть третий контракт, а то даже и четвертый – все по заслугам. Но я вам даю минимальные гарантии, что вашими станут по крайней мере два.
      Теперь челюсть Дартингтона опустилась куда-то в район грудной клетки. Он безмолвно глазел на Эшера и обдумывал потрясающее обещание, которое ему только что дали. Это должно быть именно обещанием. Магнат дал его послетого, как Дартингтон согласился, а не раньше. С какой бы стати ему это делать, если бы он не подразумевал именно то, что обещал, и если бы он не мог выполнить свое обещание? Значит, это правда.
      Эшер поднялся, ободряюще хлопнул Дартингтона по плечу и зашел внутрь салона, оставив изумленного гостя сидеть там, где он сидел.
 
      Тремя часами позже стюардесса «Гольфстрима IV» сообщила пилоту, что сэр Питер Дартингтон ведет себя довольно-таки странно. Немного необычно, сказала она. Каждые несколько минут мужчина, словно школьница, вдруг прыскал со смеху. Без всякой на то причины, уточнила она. Считает ли он, что с Дартингтоном все в порядке?
      Пилот посоветовал ей не беспокоиться. Босс часто оказывает на людей весьма странное воздействие.

      Эду Хауарду исполнилось сорок пять. Это был высокий, худощавый, темноглазый мужчина с тринадцатилетним опытом боевых действий за плечами: с 1966 по 1979 год он был кадровым офицером Королевской морской пехоты и диверсионной корабельной службы.
      Женился он в 1976-м. Очень скоро его жена, Клэр, стала на него давить, чтобы он оставил спецназ и нашел себе работу с большим окладом и как-то нормированным рабочим днем. Когда отец его друга из американских войск особого назначения предложил ему работу в Сити, Клэр заставила его согласиться. Крайне неохотно он подал в отставку и принял предложение.
      Хауард знал, что ему будет недоставать армии, но даже не представлял, какой смертельно тоскливой станет его жизнь. В Лондоне он чувствовал себя неуютно. В Сити никого не знал, понятия не имел о товарном бизнесе и никогда не управлял конторой. Через неделю праздного шатания он сообщил своему нанимателю, что тот выбрал неподходящего человека для такой работы, однако старика Зиглера это ничуть не смутило. На самом деле он был даже доволен – Хауард проявил честность и прямоту.
      – Эд, я тебя нанимал не за знание будущего рынка. Я нанял тебя за твои суждения и способность доводить дело до конца. Найди верных людей, разбирающихся в деле, и присматривай за их работой. Это все, что мне надо.
      Хауард подумал, что старик говорит искренне, но только до определенной степени. Он не упомянул еще одного мотива: ему хотелось, чтобы его сын Майк последовал примеру Хауарда. Старик Зиглер не раз говорил о своих надеждах, что сын наконец «перестанет гарцевать в мундире и устроит свою жизнь, занимаясь бизнесом».
      В течение последующих трех лет надежды старика по поводу Хауарда полностью оправдались. Хауард пропахал рынок, отыскал честолюбивого, но обиженного молодого торговца, который работал на крупную компанию, и убедил его перейти к себе. Торговец привел с собой команду. Хауард предоставил им свободу действий и установил щедрые премиальные; все это вылилось в напряженную работу и преданность, а после трехмесячной депрессии привело к началу исключительно удачной операции. Старик Зиглер был восхищен, а Хауард, к своему удивлению, обнаружил, что и впрямь достаточно здорово управляется с делом. Его торговая команда охотно – если не с облегчением – переложила на него все административные заботы.
      Относились к нему хорошо, платили еще лучше, но он так и не смог преодолеть свою нелюбовь к удушающим ограничениям Сити. Хауард терпел три года, а потом заявил своему хозяину, что хочет уйти. Старик был расстроен, но принял отставку.
      – Чем ты собираешься заняться, Эд?
      – Личная и общественная безопасность – советы компаниям и частным лицам по вопросам безопасности, постараюсь, чтобы они не очень страдали от домогательств террористов и похитителей заложников. Сегодня на все это большой спрос. А еще – это больше похоже на то, чему меня учили.
      – Майка тоже берешь к себе? – полуутверждающе предположил Зиглер-старший.
      Его сын последовал примеру Хауарда, но по прошествии некоторого времени старик понял, что Майк не создан для коммерции.
      – Я его не спрашивал, – ответил Хауард, – и не стал бы спрашивать без вашего на то благословения. Но, возможно, он захочет примкнуть, когда услышит об этом деле. Я не буду его просить, но, если он ко мне обратится, я приму его с распростертыми объятиями.
      Старик покорно вздохнул. Он пожелал Хауарду всего самого доброго, и они расстались искренними друзьями.
      Когда он сообщил Клэр, что распрощался с конторой, та пришла в ужас, а когда он поведал, чем собирается заняться взамен, она на почве этого прямо-таки рехнулась. Две недели она негодовала, разражаясь бранными тирадами по поводу и без повода, как последняя стерва. В конце концов ему это надоело, и он сказал, что ей лучше подыскать себе вместо него какой-нибудь «коврик, чтобы вытирать ноги», который станет сносить вспышки ее раздражения и при том обеспечит тот изнеженный образ жизни, к которому, опять же благодаря ему, она привыкла. Клэр заверещала и швырнула в него огромный нож для разделки мяса; тесак пролетел мимо и, разбив вдребезги кухонное окно, чуть было не обезглавил дымчатую белку, совершавшую налет на птичью кормушку снаружи. В ответ, чтобы охладить пыл жены, он спокойно вывернул ей на голову кастрюлю с остывшим супом гаспачо, а затем подошел к телефону и отменил ужин с гостями. Хауард никогда не любил гаспачо – он вызывал у него несварение.
      На следующий день дорогое платье Клэр забрали в химчистку, чтобы отчистить пятна от супа. Очень скоро Хауарда тоже «почистили» с помощью последовавшей за этим мерзкой процедуры развода. Отчасти из-за отвращения к публичным разбирательствам, отчасти из-за слабоватого адвоката он остался с пятьюдесятью процентами от дома в Фулеме, но со ста процентами выплаты от оставшегося долга по ипотечной ссуде – то есть фактически ни с чем. Его сбережения ушли на судебные издержки, изрядную выплату на обустройство Клэр и небольшенькую квартиру в Уондзуорте. Денег на то, чтобы вложить в новое дело, осталась капля.
      Именно Майк Зиглер, сын старика, помог ему тогда с финансами. Они вместе начали дело и набрали команду знакомых отставников – в основном бывших спецназовцев. Так родилась «Экс-эф секьюритиз». Майк Зиглер и его четверо ребят управлялись с американским и дальневосточным рынком из Лос-Анджелеса, в то время как Хауард и полдюжины остальных приглядывали за более обширным рынком в Европе, Африке и на Ближнем Востоке из лондонского офиса.
      Благодаря попытке похитить их богатого итальянского клиента успех к ним пришел быстро. Похитителям крупно не повезло – один из людей Хауарда в тот момент находился непосредственно рядом с клиентом. Попытка была пресечена весьма впечатляющим образом. Три похитителя с острова Сардиния были решительно обезоружены, а затем помещены на несколько недель в госпиталь, где они и находились до суда под усиленной полицейской охраной, которая в данной ситуации выглядела как-то нелепо. Даже если бы четверо вооруженных carabineriспали сутки напролет, напились в стельку или решились на то и другое одновременно, чего они, конечно же, не делали, злоумышленники были просто не в состоянии предпринять всякую попытку к бегству. На суде их адвокат особо упирал на то, что он назвал «чрезмерной степенью насилия», которому подверглись его подзащитные со стороны оперативника «Экс-эф секьюритиз» – этого душегуба, мистера Харриса. Ему не пришлось пояснять сказанное. Физическое состояние «жертв» неблагосклонности мистера Харриса – каждого ввезли в зал на кресле-каталке, у каждого были загипсованы обе руки и правая нога – говорило само за себя достаточно красноречиво.
      Однако оказалось, что судья не испытывает ни малейшего сочувствия по поводу постигшего их несчастья. Напротив, он с интересом выслушал свидетельские показания мистера Харриса. Вот человек, подумал судья, который все делает наверняка. Он с мудрым видом кивнул, когда Харрис простосердечно объяснил, что лучший способ не дать вооруженному человеку выстрелить – это сломать ему обе кисти рук; он опять кивнул, когда Харрис продолжил объяснение, что самый надежный способ не дать человеку скрыться до прибытия полиции – это выбить ему правое колено. Что и было, как поведал Харрис, просто и быстро сделано. Нет, он не помнит, чтобы засекал время, но на все про все ушло секунд пять или десять. Нет-нет, не на каждого, уточнил он, на всех троих вместе.
      Да уж, подумал судья. В том, что сообщил мистер Харрис, логика была непробиваемой. Он так и сказал в заключительном слове, добавив, что, по его мнению, мистер Харрис проявил разумную инициативу и оказал обществу весомую услугу, а те, кто подвергаются риску быть похищенными, поступят просто-напросто глупо, если не воспользуются услугами мистера Харриса и организации, на которую он работает.
      Процесс получил значительную огласку. Целый ряд видных граждан и организаций отнеслись к рекомендациям судьи вполне серьезно, и работа закипела. «Экс-эф секьюритиз» процветала. Был, правда, временный спад, когда Хауард и еще один из его людей провели шесть месяцев в турецкой тюрьме в Анкаре. Их арестовали по обвинению в передаче выкупа за похищенную жертву, но даже это обернулось на пользу фирме. Жертва, вместо того чтобы пополнить ряды исчезнувших промышленников, была освобождена и находилась в добром здравии. Компания, где работал этот человек, послала за Хауардом только после того, как похищение уже произошло, и сейчас должным образом его отблагодарила.
      Однако турецкие власти не проявили должного понимания. Тем не менее, несмотря на тот факт, что благодаря Хауарду деньги на выкуп были возвращены, а похитители арестованы и расстреляны, согласно местным полицейским правилам, Хауард и его коллега были осуждены за участие в незаконных сделках с преступниками. Компания жертвы очень высоко оценила то, что на суде Хауард молчал и помог им избежать обвинения; с тех пор все свои проблемы по вопросам безопасности она препоручала «Экс-эф секьюритиз».
      Называлась эта компания «Дартингтон констракшн лимитед», а позднее – «Даркон интернэшонал пи-эл-си». Сейчас Хауард находился в Кенте, в домашнем кабинете председателя совета директоров этой компании, и сидел за столом лицом к лицу с самим председателем.
      – Вы это серьезно, Питер? – поинтересовался Эд Хауард и понял, что уже знает ответ.
      В глазах Питера Дартингтона он увидел то целеустремленное выражение, которое уже не раз замечал и раньше. На какое-то время он усомнился – не сошел ли Дартингтон с ума. Его сотрудничество с сэром Питером было продолжительным и обоюдовыгодным, и Хауард подумал, что ему будет жаль, если придется потерять одного из своих самых лучших клиентов.
      – Серьезней некуда, Эд. Мне хотелось бы, чтобы вы изучили вопрос – скажем так, гипотетически – и дали мне знать, что вы по этому поводу думаете. Если вы действительно придете к выводу, что не стоит даже и начинать, тогда нам обоим придется забыть о том, что этот разговор вообще имел место; но если вы сочтете, что подобное осуществимо, то я хотел бы знать, как это можно было бы сделать и кто готов за это взяться. Вы не могли бы предоставить мне доклад, скажем, недельки так через две?
      Хауард задумчиво потер подбородок.
      – За две недели, Питер, глубоко не копнешь. Но я могу навести кое-какие справки общего плана и взвесить возможности. Откровенно говоря, мне не известно больше того, что пишется в газетах. Но для вас, да, я кое-что разузнаю.
      – Хорошо. Теперь, боюсь, вам придется следовать различным ограничениям. Первое: никто ничего не должен знать, поэтому, пожалуйста, не надо обращаться ни к кому из моих людей. Если же вам понадобится переговорить с кем-то из ваших, а я настаиваю, чтобы число тех, с кем вы будете консультироваться, было сведено до абсолютного минимума, то о моем участии в деле они не должны знать ни при каких обстоятельствах.– Дартингтон сделал паузу, чтобы прикурить сигарету. – Второе, и не менее важное: вы не должны обращаться к людям, которые могли бы передать все властям. Боюсь, что это полностью исключает какие-либо контакты по какой бы то ни было причине с теми друзьями, которые у вас, вероятно, есть в полиции и службах безопасности. Дело это исключительно неофициальное и таковым и должно оставаться. Глупо в данных обстоятельствах, но ничего не попишешь.
      А вот это с твоей стороны не очень умно, Питер, подумал Хауард. Последним небрежным замечанием ты засветился.
      – Питер, – произнес он вслух, – у меня пара вопросов. Во-первых, я так понимаю, что, если мне удастся представить удобоваримый план, вы захотите, чтобы я в действительности все организовал и претворил его в жизнь. Правильно?
      – Правильно.
      – Ладно. Это так, для справки, чтобы я был просто в курсе. Теперь второй момент. Затея сопряжена с огромнейшим риском. Она наверняка более рискованная, чем все, что мне приходилось делать раньше, и будет таковой для любого, кто согласится принять в ней участие. Вы понимаете, к чему я веду?
      – Не совсем. Но продолжайте.
      – Я хочу сказать, что после подобного дела ни один человек не смог бы вернуться к прежней жизни. У каждого, кто согласится в нем участвовать, должны на это иметься самые веские мотивы – ведь, случись что не так, все шансы за то, что в лучшем случае его просто пристрелят к ядреной матери. Мы здесь говорим о крупном деле, и, я надеюсь, вы простите мне подобные выражения. Каков наш бюджет?
      Прежде чем ответить, Дартингтон затянулся сигаретой и исподлобья уставился на Хауарда.
      – Эд, я уже сказал, что говорю серьезно. И я понимаю, что дело крупное. Если вы справитесь, я готов заплатить вам пять миллионов фунтов стерлингов.
      – Питер, боюсь, что этого будет недостаточно. – Хауард сделал паузу и всмотрелся в лицо Дартингтона. Не мелькнула ли на нем тень удивления? – Взгляните на это с другой стороны. Мне потребуется сколотить команду из самых высококлассных специалистов. Вместе эти люди, вероятно, смогли бы взять Английский банк, если не любой другой. Наверняка они смогли бы осуществить серию крупных краж, а потенциальный куш миллионов в десять, а то и больше разделить между собой. И в процессе этого они не будут подвергать себя риску быть убитыми. Ладно, любой, кого я выберу, будет законопослушен, так что они не станут заниматься чем-то вроде этого – в противном случае я бы их не нанимал. Но ведь и то, что вы просите их сделать, тоже не совсем законно.
      Не опуская взгляда, Дартингтон стряхнул пепел в небольшую серебряную пепельницу на столе.
      – Для начала, – продолжал Хауард, – я должен попросить пятьдесят тысяч только на подготовку доклада. Если окажется, что он обойдется дешевле, я вам сообщу. Если план вас удовлетворит и вы дадите «добро» на его осуществление, то речь пойдет о еще как минимум полумиллионе на непредвиденные расходы. Далее, будут еще и запланированные расходы. – Он снова сделал паузу; лицо Дартингтона оставалось безмятежным. – Только они одни могут достигнуть миллиона фунтов. И сверх всего этого – остается вопрос о вознаграждении. Повторяю, учитывая весь риск, оно должно быть стоящим для участников. Я посоветовал бы вам поискать, по крайней мере, десяток миллионов. Честно говоря, думаю, что за меньшее никто из профессионалов даже близко к делу не подойдет.
      Взгляд Дартингтона стал тяжелым, наконец он заговорил:
      – Я вполне понимаю вашу позицию, Эд. Мне ясно, что вы имеете в виду. О'кей. Принимайтесь за доклад. – На мгновение он задумался. – Я посмотрю, что тут можно сделать с финансами. Вы понимаете, – он ободряюще улыбнулся Хауарду, – десять миллионов фунтов – изрядная сумма, чтобы так вот с ходу ее выложить. Но я посмотрю, что тут можно придумать.
      Дартингтон сделал движение, чтобы встать, но Хауард остановил его, подняв руку:
      – Остался еще один маленький вопрос, Питер. В такого рода делах вас могут подстеречь неприятности самого неожиданного свойства. Вы уже указали на одну из них – безопасность. Я приветствую ваше желание, чтобы никто из ваших людей в этом больше не участвовал. На самом деле мне пришлось бы настоять на таком условии, не упомяни вы об этом сами. Что же касается лично вашего поведения в связи с данным проектом, вам придется вести двойную жизнь в собственной компании и даже в собственной семье. Никаких секретарей, никаких записей, никаких пометок, никаких следов – вообще ничего. То же самое касается и меня до тех пор, пока я не начну набирать команду. Ни-че-го. Вы улавливаете, о чем идет речь?
      Дартингтон согласно кивал головой.
      – Поэтому, – продолжил Хауард, – может быть, стоит начать работу именно так, как мы и планируем?
      Дартингтон сделал недоумевающее лицо. Хауард протянул руку.
      – Пленку, Питер. – Он раскрыл ладонь вверх. – Будьте добры, отдайте мне вашу пленку.
      Лицо Дартингтона быстро прояснилось от понимания, что же от него хотят. Правда, Хауард не мог сказать наверняка, был ли тот искренен, но Дартингтон открыл ящик стола и выключил аппарат, который бесшумно работал на протяжении всего разговора. Он достал кассету и со слегка виноватым видом передал ее Хауарду.
      – Все в порядке, Питер. В нормальных обстоятельствах это была бы обычная разумная предосторожность. Извините, что так уж вышло. На самом деле я рад видеть, что вы следуете моим советам на этот счет. Но ведь нашу встречу не назовешь ни нормальной, ни обыкновенной, не так ли? – Хауард ухмыльнулся и встал из-за стола. – Я буду у вас через две недели. Если я куда-то продвинусь, то приложу к докладу необходимые расценки и порядок оплаты. Я принесу доклад – в одном экземпляре, – чтобы вы его прочитали. Затем я его заберу и уничтожу. Что-нибудь еще?
      Больше вопросов не было. Дартингтон проводил Хауарда до автомобиля и, когда тот вырулил на покрытую гравием подъездную дорогу, прощально помахал ему рукой.
      Мысли Хауарда были лишь наполовину заняты управлением машиной, когда его «сааб» летел по шоссе М2 обратно в Лондон. Его мозг старался проникнуть в скрытый смысл встречи с Дартингтоном. Он заставил себя на какое-то время сосредоточиться не на том, что было произнесено вслух, а на том, чего Дартингтон не сказал.Оставь пока в стороне сам проект, убеждал он себя, сосредоточься на возможных причинах, которые движут Дартингтоном. Промышленник раскрыл защиту, когда сделал замечание, что глупо не иметь никаких дел со службами безопасности «в данных обстоятельствах». Еще он выглядел неуверенным при обсуждении финансовых вопросов. Ладно, десять миллионов – огромные деньги. Разве любой не задергался бы от такой цифры? Конечно, задергался бы. Но он не казался обеспокоенным – всего лишь неуверенным. И почему сам Дартингтон захотел принять участие в этом деле? Хауард знал, где осуществляются текущие операции «Даркона» и до каких пределов простираются интересы компании. При существующем положении вещей ничто не угрожало им до такой степени, чтобы оправдать акцию, которую затевал Дартингтон.
      Хауард подъехал к дому и поднялся в свою квартиру. Он налил себе виски и разжег небольшой огонь в камине. Усевшись в кресло, он стал не спеша взбалтывать кубики льда в стакане, наблюдая, как чернеет и корежится магнитофонная кассета. Пламя жарко полыхнуло, когда огонь добрался до самой пленки. Хауард продолжал размышлять, кто же стоит за сэром Питером. Правительство? Вероятно. Но что-то во всем этом не совсем чисто.
      Хауард подошел к столу, включил персональный компьютер и подождал, пока тот с гудением ожил. Когда компьютер запросил пароль, он набрал необходимый код и ввел команду, вызывающую программу для обработки текстов. Хауард открыл новый файл в оперативной памяти и подумал, что не станет доверять его машине. В процессе работы он станет держать его на трехсполовинойдюймовой дискете, которая все время будет находиться либо в сейфе, либо у него на теле. Компьютер высветил на экране: КОМУ –, и Хауард просто набрал: ПД. Ниже уже горело: ОТ КОГО – ЭХ, и курсор переместился в конец третьей строчки: ТЕМА –. Он набрал название и откинулся на спинку стула. Хауард подумал, что, даже если у него ничего не выйдет – а скорей всего так оно и будет, – его ожидает интереснейшее теоретическое упражнение. Он позволил себе мысленно расслабиться и перебрал в уме несколько источников информации из того множества, куда ему предстояло обратиться. Хауард уставился в окно, едва замечая нежное шевеление листьев вишни, что росла снаружи. Мысли его блуждали где-то очень далеко.
      На экране компьютера терпеливо мигал курсор, ожидая дальнейших указаний в конце трех напечатанных строк:

      КОМУ – ПД
      ОТ КОГО – ЭХ
      ТЕМА – УБИЙСТВО САДДАМА ХУССЕЙНА, ПРЕЗИДЕНТА ИРАКА.

      В течение последующих десяти дней Хауард тратил время на то, что сторонний наблюдатель расценил бы как праздное шатание. Сначала он выходил из квартиры только для того, чтобы совершить набеги на книжные магазины, и возвращался домой со стопками изданий о Ближнем Востоке, «войне в заливе» 1991 года и о Саддаме Хуссейне. Все покупки он оплачивал не кредитной карточкой, а наличными. Он часами сосредоточенно изучал материалы, помечая выдержки зеленым маркером и делая закладки.
      Его приятель из Би-би-си, который освещал «войну в заливе» из Тель-Авива, достал для него копии видеопленок из архивов корпорации со всеми репортажами о вторжении в Кувейт и о самом конфликте. Пленок было на десятки часов, многие из них повторяли друг друга, и Хауард потратил массу времени, нажимая на кнопку перемотки блока дистанционного управления видеомагнитофона и перескакивая с одного на другое в поисках интересующих материалов. Он уже начал жалеть, что не мог говорить с другом-репортером более конкретно и попросить у него лишь те отрывки, которые касались только самого Саддама, – Хауард намеренно сделал так, чтобы спектр его интересов казался как можно более обширным. Качество воспроизведения на «высокочувствительном» видеомагнитофоне не было особенно хорошим, а низкое быстродействие дистанционного блока выводило его из себя. Он пожалел, что у него не сохранился его старый «Бетамакс», который работал гораздо лучше и быстрее. Теперь телевизионный экран в квартире Хауарда демонстрировал знакомое лицо диктатора чуть ли не постоянно. Он внимательно изучал все, что касалось непосредственно Саддама, не пропуская ни одной детали в его внешности и том, что его окружало. Те редкие отрывки, где Хуссейн появлялся на публике, Хауард просмотрел особенно тщательно и чуть ли не каждый кадр в отдельности.
      Не меньше времени он провел в Британской библиотеке периодических изданий на Колиндейл-авеню, штудируя старые номера газет и периодики, делая пометки и заказывая фотокопии. А еще он съездил в Лонг-Акр и посетил фирму «Эдвард Станфорд лимитед», где купил все карты Ирака и Ближнего Востока, какие ему только удалось отыскать.
      К концу недели, после визита в доки Феликсстоу, в голове его начали складываться наметки плана, но он знал, что этого недостаточно. Во-первых, карты, которые ему удалось достать, оказались не очень подробными. Во-вторых, хоть он и прочитал о стране все, что можно, ему было далеко до специалиста по Ближнему Востоку – придется переговорить с Джонни Берном и узнать его мнение.
      Тут проблем не было. Он во всех случаях будет все с ним обсуждать по ходу дела. Третья задача казалась невыполнимой, и Хауард сомневался, что Джонни сможет чем-то ему помочь. Он начнет с карт – эта задача, похоже, самая простая, хотя и связана с определенным риском в плане безопасности. Хауард поднял трубку телефона и набрал домашний номер приятеля из 21-го подразделения специальной воздушно-десантной службы, который во время «войны в заливе» дежурил в Нортвуде.
      – Дерек? Эд Хауард. Ты не мог бы оказать мне услугу? – Хауард поведал правдоподобную историю о своем клиенте, а именно – компании, которая собирается участвовать в восстановительных работах в Кувейте и на севере Саудовской Аравии. – Проблема в том, как ни странно, что, похоже, невозможно достать подробные карты этого района, если не считать тактическую полетную карту масштаба 1:500 000 и оперативную навигационную карту 1:1 000 000, которые я добыл у «Станфорда». ТПК вроде ничего, но не настолько подробная, как мне нужно, и издана в 1981 году. ОНК более свежая – 1990 года, – но совсем мелкомасштабная. Вот я и подумал, нет ли в министерстве обороны чего-нибудь получше. У тебя есть идеи?
      Немного похмыкав и погмыкав, Дерек предложил Лондонский картографический центр, куда Хауард уже обращался, а затем упомянул Армейский картографический центр в Гилдфорде.
      – Сложность в том, что мне придется их заказывать, а потом посылать шофера, – объяснил он.
      – Я могу туда подъехать и забрать их сам, если это как-то поможет, – предложил Хауард. – Но они действительно свежие? Вот в чем вопрос.
      – Если совсем честно, я не знаю, что у них там есть. Вполне вероятно, что не больше, чем тебе удалось достать у «Станфорда» – ТПК и ОНК. Если у «Станфорда» нет ничего лучше, значит, этого просто не существует – все остальное у них есть.
      Хауард это знал. В «Станфорде» работали исключительно оперативно.
      – Значит, ничего новенького у МО нет. Никаких спутниковых карт, составленных для «войны в заливе»?
      – Ну… – в голосе Дерека зазвучало некоторое сомнение, – такими картами, конечно, пользовались, но они были очень строго засекречены и никоим образом не являются полными – их составляли для конкретных целей и районов. Теперь, когда война кончилась, их, должно быть, уже рассекретили, но они наверняка по-прежнему самые свежие, если не считать различных структурных изменений ландшафта – заслуги Королевских ВВС и ВВС США. Взорванные мосты, здания, ну, вобщем ты понимаешь. Да, но это все относится к Ираку, а ты сказал, что тебе нужны Кувейт и Саудовская Аравия. Кувейт, конечно, не тот, что был. Покрыт копотью от прощального фейерверка Саддама, новые проселки от гусениц наших танков, пулевые отверстия во дворцах, ну и тому подобное.
      Становится теплее, подумал Хауард.
      – Это уже больше похоже на дело. Что бы там ни было, я могу получить набор этих карт?
      – Они редки, как дерьмо деревянной лошадки. Но у меня они по-прежнему лежат, только вот где…
      Лотерея, подумал Хауард, теперь осторожней.
      – Есть хоть какой-то шанс одолжить их у тебя на денек-другой, просто сравнить с моими? – Его голос звучал легко и непринужденно.
      – Не вижу, почему бы и нет. Подъезжай ко мне на выпивку, и я отдам тебе весь набор. Думаю, он у меня в коробке на чердаке. Но я действительно хотел бы, чтобы ты их вернул.
      – Это просто здорово, Дерек! Нет проблем – я заброшу их тебе обратно в среду. Мне всего-то необходимо быстренько провести сравнение. По сути, я могу заскочить за ними прямо сейчас, если это удобно… Буду у тебя минут через пятнадцать?
      – Тогда что-нибудь без четверти восемь. Отлично. – Дерек повесил трубку.
      Хауард накинул куртку и вышел наружу, дискета надежно лежала в кармане.
      Часом позже он вернулся от Дерека с набором карт. Короткий взгляд на них подтвердил, что это как раз то, что ему нужно. Сначала он снимет с них ксерокопии, а в среду вернет Дереку. Одной проблемой меньше, но оставались еще две.
      Он решил сообразить что-нибудь, чтобы по-быстрому перекусить и посмотреть девятичасовой выпуск новостей Би-би-си. Потом он позвонит Джонни.

      – Ну и как я выгляжу?
      – Хм-м? Отлично, просто отлично. – Одетый по-домашнему, Джонни Берн сидел за столом лицом к окну и корпел над докладом, который должен был набросать к утру.
      – Эй, ты, канцелярская крыса, по крайней мере взгляни на меня!
      – Ох, прости, Джулиет, я слишком сосредоточился. – Джонни крутанулся на стуле и посмотрел на свою жиличку. – Ха, неплохо!
      Черт побери, подумал он, какое превращение! Он едва ее узнавал. Исчезли бесформенные джинсы и мешковатый, заляпанный краской пуловер, гладко зачесанные назад волосы и ненакрашенное лицо – очень даже миловидное и так, признал он про себя, – исчезло все, к чему он привык с тех пор, как три недели назад она переехала к нему и принялась за ремонт свободной комнаты. Если только она не была глубоко погружена в свои книги, то обычно ходила вся в краске, клейстере для обоев и еще в какой-то чертовщине. Она всегда пребывала… ну, в беспорядке что ли, хотя, благодарение Богу, никакого беспорядка в доме не создавала.
      Джулиет сразу же поразила его своей прямотой и приземленностью, когда откликнулась на объявление о сдаваемой комнате. Она была лишена глупого жеманства и претенциозности, и они быстро пришли к соглашению, что она может перебираться. Джонни подумал, что в действительности девушка оказалась очень хорошей жиличкой. Она всегда убирала за собой – кофе, сахар и тому подобные вещи; она не забивала холодильник таинственными упаковками с экзотическими продуктами; она помогала поддерживать в доме порядок, и в то же время женское присутствие ощущалось не очень сильно – так, несколько маленьких приятных штришков. Ее приятель, Марк, тоже не доставлял беспокойства – он заходил за ней лишь пару раз и никогда не задерживался больше чем на несколько минут. Но что было лучше всего, так это полное отсутствие паутинообразных гирлянд из колготок и других женских атрибутов, днем и ночью развешанных по всей ванной. Да, она оказалась отличной соседкой. Жить рядом с ней было просто – абсолютно без проблем. Он надеялся, что ей с ним так же легко, как и ему с ней. Иногда, вечерами, она даже собирала для него что-то на стол, когда видела, что он очень занят; то же самое раз или два делал и он. Между ними сложились легкие, хорошие, ничего не требующие, дружеские отношения. Но он никогда… ну никогда раньше не замечалее по-настоящему.
      Джонни решил, что сейчас она выглядит потрясающе. Простое, классического покроя неотрезное черное платье скромно подчеркивало линии стройной фигуры, которую он раньше как-то не замечал; ниспадающие до плеч темные волосы обрамляли лицо с легкими следами косметики, оттеняющими темные глаза… Господи, да она прекрасно выглядит. Сногсшибательно!
      – Вылазка в большой свет, а? И куда же он тебя ведет?
      – О, просто поужинать. Должен зайти за мной минут через двадцать, около девяти. – Она заметила выражение удивления на лице Джонни, появившееся, когда тот обернулся. Уголки ее губ тронула легкая усмешка, и она отвернулась прежде, чем молодой человек смог это заметить.
      – Тебе сделать что-нибудь выпить, Джонни?
      – Ум-м? Ох, да, спасибо, очень любезно с твоей стороны. Виски, пожалуйста, и пару кубиков льда, если там найдется. Эй, Джулиет, прости за мою неучтивость. Ты действительно прекрасно выглядишь. – Наливая спиртное, она бросила взгляд через плечо в его сторону и улыбнулась в ответ на комплимент.
      Он снова принялся за работу, постукивая карандашом по подбородку, тщетно вчитываясь в написанное. «Педики эти немцы!» – выругался он про себя – сосредоточенности как не бывало.
      Джулиет подошла со спиртным к столу. Она поставила стакан на поднос и задержалась рядом с его креслом.
      – Над чем это ты так усердно трудишься? – Она наклонилась вперед, разглядывая бумаги.
      – О, всего лишь доклад по вопросам безопасности для нашего немецкого клиента. Боюсь, ничего особенно интересного. – Помянув про себя Господа, он задумался, чем же она надушилась? Восхитительный, какой-то очень женственный аромат неожиданно привел его в смятение. Он посмотрел вверх и улыбнулся. – По правде говоря, достаточно скучный.
      –  По правде,скучный? – Она улыбнулась в ответ и, пока он прихлебнул неразбавленное виски, оперлась левой рукой о его плечо.
      Он поставил стакан, сдвинул кресло назад и, взглянув на нее, удобно устроил правую руку на ее талии. Рука обвивала талию как-то естественно, и ей там было хорошо. По правде, хорошо. «Осторожно, Джонни-мальчик, – предупредил он себя. – Вспомни свое золотое правило. Никогда не волочиться за жиличками. Это всегда кончается катастрофой».
      – Да, Джулиет, тебе было бы ну совсем не интересно. – Он заглянул в ее глаза, где затаилась шальная смешинка. – Проклятые скучные немцы. – Его рука сползла на бедро девушки.
      Бог мой, ведь она красивая!
      Рука Джулиет переместилась, и длинные ногти нежно пробежались по шее Джонни под густыми каштановыми волосами. Ее пальцы были ледяными от стакана с виски. Господи Иисусе! – только и смог подумать он. Эффект ее прикосновения был неожиданным, как удар электрического тока: словно мурашки пробежали вниз по его спине, и Джонни непроизвольно вздрогнул. До него снова донесся исходящий от девушки аромат. Когда он вновь заглянул ей в глаза, его улыбка слегка потухла. Их выражение как-то почти неуловимо изменилось. Пальцы Джулиет продолжали играть на его шее. Ощущение было исключительно эротичным. «Боже, что здесь происходит?» – Он позволил своей руке скользнуть ниже по внешней стороне ноги, лаская ее через тонкую ткань платья. Она слегка подалась к Джонни, и ее бедро мягко уперлось в его плечо. Рука молодого человека скользнула еще ниже.
      – М-м, Джулиет, знаешь что? Ты по-настоящему красивая. – Ее рот был слегка приоткрыт, и он увидел, как между губ мелькнул кончик языка. Господи, неужели это одна и та же девушка?
      – Ты – милый человек, Джонни Берн. И еще ты тоже красивый. – Ее пальцы, не переставая двигаться, скользнули ниже вдоль его груди – легкие, едва ощутимые прикосновения. Ноздри Джулиет слегка раздувались, губы приоткрылись чуть больше.
      Боже всемилостивый, мысленно вопрошал Джонни, ощущая прикосновения ее пальцев, да что же это происходит? В голове у него поплыло. Рука Джулиет теперь уже была под его рубашкой, ее пальцы выписывали нежные фигуры у него на груди. Спокойно, Джонни, не забывай золотое правило… Третья пуговица рубашки почему-то расстегнулась.
      Рука Джонни достигла нижней кромки платья и коснулась ее ноги. Это всего лишь ее икра, убеждал он себя. Как может быть нога такой немыслимо сексуальной? Сердце его громко стучало, и он знал, что глаза выдают его волнение. Рука Джонни медленно двинулась под юбку, вверх по ноге, и нащупала округлость левого колена. Боже милостивый, да она прекрасна!
      – Ты забыл о своем виски, Джонни. – Голос Джулиет был низким и хриплым.
      Когда он снова поднял голову, чтобы посмотреть ей в глаза, то увидел, что они подернулись поволокой, а зрачки почти полностью расширились.
      Его рука была теперь чуть выше колена – ласковая, нежно знакомящаяся. Казалось, эта стройная, упругая нога принадлежит другому миру. О, Господи, да это же шелк, а не нейлон! И этот аромат…
      – Похоже, я не смогу дотянуться до стакана. Мой путь преграждает прекрасная девушка… – Он с трудом управлял своим голосом, и его звуки, казалось, прогремели у него в ушах. Джонни терял контроль над собой. Сейчас ей бы надо отодвинуться, пока дела не зашли слишком далеко… Ее бедро… О, Боже!..
      Джулиет перегнулась вперед и поднесла стакан к его губам. Он сделал маленький глоток. Рука ее слегка дрожала – или это дрожали его губы? Немного виски перелилось через край стакана и побежало вниз по его лицу. Быстрым движением она наклонилась и нежно подобрала струйку с его подбородка губами и языком.
      Он был потрясен, неожиданно ощутив ее губы, и едва подавил стон. Что же это происходит, что происходит?.. Его рука теперь была с внутренней стороны ее бедра и изучала сквозь шелк нежные округлости ноги – крепкой, но такой податливой… Всевышний, ну пожалуйста, не дай ей отодвинуться именно сейчас… Губы Джулиет прощекотали по его щеке, пока она неторопливо распрямлялась. Джонни вновь уловил аромат, на этот раз смешанный с ее свежим дыханием… Он издал долгий глубокий вздох, его сопротивление таяло, глаза закрылись. Его рука скользнула выше и… О, небеса!.. Чулки. Не колготки… Удерживаемые небольшими изящными застежками… шелковистая мягкая голая кожа, такая прекрасная, нежная и теплая… Господи…
      Он почувствовал, как она задрожала, когда его рука стала ласкать верхнюю часть бедра, следуя вдоль маленькой кружевной подвязки. Должно быть, это просто приятный сон, такого просто не может быть… Его сила воли становилась все слабее и слабее… Джулиет не торопясь расстегнула его рубашку до конца и занялась пряжкой на поясе… Левая рука Джонни наконец протянулась вверх и запуталась в темных волосах на ее затылке, чтобы не дать сновидению улететь прочь; он полностью утратил контроль над собой и притянул ее лицо к своему… Их губы жадно слились друг с другом в порыве страсти, Джонни задрожал, когда ее правая рука стала нежно ласкать его, как бы уговаривая раскрепоститься. Шум в голове стал почти оглушительным, в мире больше ничего не существовало – было лишь это прекрасное дитя рая…
      Трясясь, словно в лихорадке, Джонни медленно встал, и, подчиняясь необоримой силе влечения, их тела нетерпеливо прильнули друг к другу. Он легко приподнял ее, и она прижалась к нему теснее, тыкаясь лицом в его шею и грудь, поха он нес ее в спальню и захлопывал за собой ногою дверь.
 
      – Господи Иисусе, Джули! – Голос Джонни звучал тихо, почти благоговейно. – Разве, черт побери, такое может быть? – Он лежал на спине, раздетый, посреди хаоса, который еще двадцать минут назад был тщательно заправленной постелью. Девушка, тоже обнаженная, лежала наполовину на нем, ее левые рука и нога были живописно переброшены через его тело, груди мягко прижаты к его груди. Едва заметные бисеринки пота протянулись вниз по спине к точеным округлостям ее ягодиц. Он прижал ее к себе, исходящий от нее аромат был по-прежнему дурманящим. До этого, словно оба подхваченные штормом, их тела бурно соединились. Теперь их дыхание успокоилось, устало прильнув друг к другу, они расслабленно лежали поперек кровати.
      Джулиет заглянула ему в глаза и улыбнулась.
      – Ну, я склонна считать, что может. Просто мы оба чувствуем одинаково. – Она счастливо рассмеялась и нетерпеливо приблизила к нему лицо.
      Медленно, благодарные друг другу, они поцеловались. Будь я проклят, изумленно подумал Джонни, до чего же она красивая… Голова его все еще кружилась от неожиданности случившегося. Кровать претерпела землетрясение, не поддающееся никакой оценке по шкале Рихтера: было вообще чертовски странно, как она не воспламенилась от накала страстей. Еще каких-то двадцать минут назад он едва удостаивал девушку взгляда, а сейчас… Он не думал, что когда-либо раньше испытывал столь могучее и непреодолимое чувство, как то, что захлестнуло его теперь. Какого черта я никогда не замечал ее раньше – я что, был слеп? Эта женщина просто-напросто напрочь вышибла его разум, он не в силах был сопротивляться. Фью-у!..
      – Джули, дорогая, ты прямо-таки динамит высшей пробы. Ты сразила меня просто наповал! Не знаю, что за дьявол мною овладел? До сих пор не знаю. Ты потрясающая женщина! – Его голос стал тише. – Ты такая милая, такая красивая… – Он прижал ее теснее и крепко обнял.
      Джулиет прикусила губу и подавила дрожь, возникшую в ответ на проявление его чувств. Не торопи события, подумала она, не так быстро…
      – Значит, это я во всем виновата? Старый ты козел, вот ты кто. А все эти твои правила о сексе с жиличками? Как насчет твоей руки, которая ласкала мою ногу? Ты имеешь хоть малейшее понятие, чего мне стоило просто стоять рядом, пытаясь не потерять над собой контроль, пока ты там этим занимался?
      Джонни ухмыльнулся и снова поцеловал ее. Джулиет лежала сверху и дразняще смотрела на его лицо, выражение которого опять стало серьезным. Он притянул ее вниз и так и держал, крепко прижимая к себе.
      – Джули, я правда так думаю. Ты… прекрасная, милая девушка. Просто раньше со мной никогдане происходило ничего подобного. – Его глаза загорелись и снова наполнились нежностью. – Ты такая красивая. Я никогда и не мечтал… я думаю, я… я имею в виду, ты ведь останешься, правда?
      О-го-го! – подумала она. Ее глаза тоже стали нежными, она улыбнулась, лицо ее просияло. Но тут, заметив его неожиданное беспокойство, она уткнулась в мускулистую грудь Джонни, чтобы тот не увидел ее реакцию. Заговорив, она почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы.
      – Ну пока куда-либо переезжать я вроде бы не планирую… – Снова закусив губу, она подумала, что это заявление могло бы быть преуменьшением века. – Ну конечно же, я останусь, большая ты прекрасивая обезьяна. – Джулиет проморгала глаза и, приподнявшись на одном локте, с шутливой серьезностью помахала пальцем перед его лицом: – Но при одном условии. Ты будешь нарушать это свое правило только со мной, понятно?
      – Годится! – счастливо согласился Джонни и, поцеловав девушку, вновь ощутил нежную свежесть ее губ. Тонкий аромат достиг его обоняния, и он глубоко втянул воздух носом: – М-м-м, Джули, чем это таким приятным ты надушилась? Ты уверена, что это не наркотик?
      Довольная, девушка издала легкий вздох.
      – Никакие это не духи, дорогой, – прошептала она мечтательно в его ухо. – Это просто я сама.
      Очарованный, он снова обнял ее покрепче. Она восхитительна, в который раз подумал он. Наверно, я сплю, наверно… Зазвонил телефон, и Джулиет беспокойно шевельнулась. Джонни состроил раздраженную гримасу.
      – Пусть себе звонит, чертова штука! Аппарат все запишет. – Он не мог вспомнить, включил ли автоответчик. Паршиво, если нет. Однако кто же это, черт побери, может быть?..
      – ГОСПОДИ! – Он сел в кровати и едва уловимым движением оказался на ногах.
      Пораженная, Джулиет обнаружила, что лежит, распластавшись на спине. Боже, подумала она, как быстро он двигается. Словно кошка…
      – Эй, Джули! Марк! Как насчет Марка?! Вот же дерьмово – несчастный простофиля будет здесь с минуты на минуту!
      – Успокойся, любимый. – Взорвавшись от смеха, она затянула его обратно в постель. Теперь настала его очередь удивляться. – Я сказала успокойся,Джонни, ну? Марк никуда не идет. По крайней мере, со мною уж точно. – Она хихикнула. – Все в порядке. Я позвонила ему сегодня днем на работу и дала отставку.
      – Сделала что? Тогда, какого… – На его лице постепенно отразилось понимание. – Ты хочешь сказать, что устроила весь этот… ты, маленькая волоокая развратница! – Джонни снова улегся, опершись на один локоть, его глаза медленно блуждали по стройной фигуре Джулиет.
      Свободной рукой он нежно накрыл ее грудь, приложил свои губы к губам девушки и притянул к себе, целуя ее глаза. Мысли Джулиет вновь разбежались в восхитительном беспорядке, когда он приблизил губы к ее уху, пробормотав между поцелуями:
      – И как давно ты замыслила этот план, милая, испорченная, правильная девчонка?
      Она прижалась к нему теснее. С самого начала, потрясающий ты мужик, хотела сказать она. Все было ясно с того самого момента, когда я впервые тебя увидела. Но мне нужно было разобраться, кто ты есть на самом деле, прежде чем совершить еще одну ошибку, и потому я носила старую мешковатую одежду и вела себя неинтересно, чтобы ты не обратил на меня внимания только за внешность… И ты был со мной таким милым, таким заботливым, таким искренним, добрым и хорошим… Твоя улыбка, глаза… Какая-то боль в их глубине, ты старше своего возраста и в то же время мальчишка – слегка обескураженный мальчишка, рассказывающий мне о своем правиле касательно жиличек… Вот как давно, мысленно закончила она. Но она знала, что никогда этого ему не скажет, ибо, поступи она так, и он, возможно, переменится…
      – Тебя устроил бы неожиданный приступ помешательства?
      – Нет, не устроил бы. А что бы случилось… ну, если бы ничего не случилось?
      – О, я бы просто сидела весь вечер рядом, стараясь выглядеть понесчастнее, и разглядывала твою спину, когда ты бы не видел, до тех пор пока ты не снизошел бы и не сводил бы меня поужинать сам. – Она снова хихикнула и нежно обвилась вокруг него. Через несколько секунд ее рука уже ласкала его затылок.
      – Джонни?
      – По-прежнему здесь, волоокая, – пробормотал он.
      – У тебя есть еще правила, которые мы могли бы нарушить? – Ее рука двинулась вниз.
      – Боюсь, что только одно. – Его руки ласкали ее плечи и спину, а потом пальцы легко пробежались вниз по позвоночнику. – Нарушим его снова?
      – Да, пожалуйста!
      Когда его руки и губы начали двигаться по ее телу, мысли Джулиет стали растворяться в волнах экстаза, и ей послышалось, что Джонни что-то нашептывает ей на странном, незнакомом языке. Она ничего не могла понять из того, что он говорил, но слова звучали так щемяще прекрасно, что каким-то образом она уловила – ей открывается его душа:
       – Ма шукани, ма шука аль-уйюн аль-мадахханиин, ашек эйлан ва даим аль-айям, ма шукани, ма шука патифа…
      Когда он вновь овладел ею, Джулиет дала волю слезам радости, теперь уже не сдерживаясь, она громко вскрикнула, когда стала с ним единым целым; наступило полное, безграничное затмение высочайшего свершения. В эти мгновения она осознала. Вскрикивая и содрогаясь в горячечном, всепоглощающем беспамятстве, она чувствовала, что сердце ее заходится от огромного счастья, какого она раньше никогда не испытывала. Наконец-то она полюбила. Совсем потеряв контроль над собой, впервые в жизни Джулиет Шелли была по уши влюблена.

      – Так почему они с этим мирятся? Почему они терпят его, позволяют навлекать на себя одну за одной катастрофы?
      – О, черт, Эд, это обширный вопрос – мы могли бы обсуждать его часами. Просто сказать, что он правит с помощью страха и лжи, убийств и дезинформации, было бы лишь половиной ответа. Это слишком упрощенно, хотя и ясно, что так. Именно излишнее упрощение отчасти объясняет, почему Запад совершал столь грубые ошибки на протяжении всех этих лет. – Джонни сделал паузу, чтобы затянуться сигаретой, и продолжал.
      Хауард позволял ему говорить, впитывая информацию. Он подумал, что Джонни хороший рассказчик и, совершенно очевидно, знает предмет. Работал магнитофон, и ему не нужно было ничего записывать самому – при необходимости он смог бы всегда прослушать то, что говорилось. Хауард обнаружил, что рассказ Джонни по-настоящему интересен не только с профессиональной точки зрения.
      – … поэтому, давай на минуту разберемся с вопросом о правде. Это ключевой момент, ибо недопонимание этого понятия весьма распространено. Представители Запада, в особенности мы, британцы, а с недавнего времени и американцы тоже, лгали, обжуливали и эксплуатировали этих людей годами – фактически с тех пор, как впервые с ними столкнулись. Они считают нас ворами, грабителями и лжецами, готовыми опрокинуть и уничтожить их культуру. И по большей части они правы. У нас принято считать арабов двуличными и отсталыми. Сложился некий стереотип одетого в нечто вроде грязной ночной рубашки, завшивевшего, злобного и вероломного жулика, который повсюду таскает кривой нож и выглядывает, в чью бы спину его всадить. Черт побери, да мы видим это во всех фильмах, не так ли? Значит, это должно быть правдой, ведь так? Конечно, то и дело появляется герой в чистом бурнусе, эдакий пустынный шейх. И конечно, нам нравится именно он. Почему? Потому, как мы считаем, что он исповедует западные моральные ценности, думает, как мы, и научился этому у нас. Засранцы! Мы не могли бы ошибаться сильнее. Сначала мыучились у него и у его народа, а не наоборот. Их культура гораздо старше и благороднее нашей. Черт возьми, да само понятие рыцарства – благородно вести игру и не добиваться победы любой ценой – родилось у арабов, а не здесь, в Англии, как мы наивно представляем. И они по-прежнему пытаются жить по этим канонам. Пытаются все, начиная от самого униженного и самого бедного. А продолжаем ли мы жить согласно этому кодексу? Черта с два!
      Поэтому, когда среди них поднимается кто-то подобный Саддаму – сильный мужчина – и обо всем об этом им говорит, они ему верят. Потом он им объясняет, как он собирается с этим поступить – какими славными будут победы над эксплуататорами, какой триумф ожидает арабскую культуру, ну и прочее в том же духе. И они ему верят. Они ему верят, потому что хотятверить. И это отчасти является ключом к разгадке: для араба правда чаще всего та, какой он эту правду хочетвидеть – они не делают ударения на беспристрастной аккуратности в оценке фактов, на том, что мы притворно подчеркиваем в отношениях с людьми. И если уж на то пошло, правдивы ли нашиполитики? Да лжецы они хреновы – большинство из них.
      Для араба все подчиняется исламу и понятию чести – даже правда, потому что честь для них и является правдой. А в их культуре присутствует столько тонкостей в этом вопросе…
      …просто чертовски стыдно, что так часто кажется, будто те, кто поднимается к вершинам власти, являются негодяями и монстрами, лишенными моральных устоев…
      Так уж устроен мир, парень, подумал Хауард. Тебе придется еще многому учиться, Джонни, даже в твои двадцать восемь. Но он продолжал сидеть и слушать, как Джонни расписывает огромные различия и сложности арабского мира. Хауард постепенно проникался тем истинным чувством привязанности и глубокого уважения, которое, несколько идеализируя, молодой человек безусловно испытывал к этим людям.
      – … о да, теперь он загоняет их в такие катастрофические ситуации и так часто, что большинство ненавидит его и боится; на самом деле большинство из них ненавидело его всегда. Но это не означает, что их образ мышления стал ближе к нашему и теперь они согласны, что мы были правы всю дорогу. Они наверняка будут рады, если он уйдет, но на его месте они захотят видеть кого-то еще, кого-то сильного, кто, как они надеются, сумеет добиться того, чего они хотят…
      …очень много сложностей возникает в Ираке из-за огромного несоответствия во взглядах на религию и культуру между тремя основными этническими группировками. Внутри одной страны они находятся дальше друг от друга, чем, например, мы когда-либо были от русских – даже в разгар холодной войны…
      Позже они перешли к специальным вопросам: военный потенциал, иерархия, административные детали и структуры. До сих пор Джонни не спрашивал, зачем ему все это нужно. Эд часто практиковал подобное со своими людьми из «Секьюритиз», выкачивая из них информацию, прежде чем компания устремлялась на новую территорию. Если Джонни что-то и испытывал, так это чувство легкого удивления, почему его никогда не спрашивали об этом раньше – просто Эд оставил эту часть мира на него.
      В час дня они прервались, чтобы перекусить. Хауард купил несколько сандвичей в угловом магазине, и они умяли их, распив по банке пива. Взглянув на часы, Хауард был поражен: они были заняты уже четыре часа, и за все это время он едва вымолвил пару слов, если не считать того, что он задал несколько вопросов и эпизодически направлял беседу в нужное русло. Двое мужчин, расслабившись, сидели в удобных креслах в квартире Хауарда. Неожиданно он подумал, что Джонни выглядит каким-то усталым. Усталым, но…
      Хауард присмотрелся внимательней. Молодой человек набросился на сандвичи с волчьим аппетитом, как будто он не ел целую неделю. Будь я проклят! – мысленно воскликнул он через несколько секунд, и в уголках его губ заиграла улыбка.
      – Джонни?
      – Угум?
      – Как ее зовут? – Теперь улыбка превратилась в ухмылку.
      – Что? Откуда… – начал юноша, уставившись на него.
      Будь я проклят! – снова подумал Хауард.
      Молодой Джонни натурально покраснел!
      – Давай, Джонни, выкладывай. Рассказывай все. Кто она? – Конец света! Мальчик чуть ли не побагровел! Хауард внутренне застонал. Только этого ему сейчас и не хватало.
      Джонни, конечно же, устал, но его восторг был слишком бурным. Он понял, что не в состоянии сдержаться и выплеснул все разом на пораженного Хауарда.
      – О, Боже, Эд, она прекрасна! Говорю тебе, она просто меня покорила! У меня ни разу раньше такого не было, чтобы кто-то смог так сразу сразить меня наповал… – Он продолжал изливать свои чувства еще несколько минут, потом запнулся и замолчал. Юноша смущенно улыбнулся, заметив забавное выражение на лице Хауарда. – Давай теперь продолжим, Эд. И не смотри так на меня. У меня это серьезно.
      Это-то я вижу, подумал Хауард. О да, это я и впрямь вижу.
      – Как давно ты с ней встретился?
      – Ну, вчера вечером, на самом деле…
      – ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ?!
      – Ну, я имел в виду, что до этого никогда по-настоящему не обращал на нее внимания. Я хотел сказать… да ты ее видел, на самом деле. Это моя новая жиличка.
      – Ну и задница же ты, Джонни! – Хауард разразился громким смехом. – Значит, после всей той лапши, которую он вешал нам на уши о своих правилах насчет жиличек, он же их и нарушает, и… ты имеешь в виду эту вечно измазанную краской маленькую нечесаную лахудру?
      – Эд!! – голос Джонни щелкнул словно кнут. Стальные мускулы на его плечах и шее напряглись, руки сжались в кулаки, глаза загорелись яростью. Еще мгновение, и он готов был ринуться в стремительную, смертельную схватку.
      Господи Иисусе! Притормози, Эд, скомандовал себе Хауард. Вышло до дурости хреново. Не будь так чертовски груб с мальчишкой.
      – Прости меня, Джонни. Я немного не так выразился. На самом деле я имел в виду другое. Ты должен признать, что у всей этой истории есть смешная сторона – ты и твое золотое правило. Но я прошу прощения. Так, значит, на этот раз у тебя наконец-то все серьезно, а? – Он улыбнулся, напряженность ушла.
      Джонни снова успокоился и опустил глаза.
      – Да. Серьезно, – начал он мечтательно, тихим голосом. – Мне с трудом в это верится, но так оно и есть. На этот раз – да. Я… я сказал ей вещи, которые раньше никогда никомуне говорил. Даже сейчас, думая об этом, я знаю, что по-прежнему чувствую то же самое и могу повторить слово в слово.
      – Что ты ей сказал, Джонни? – теперь уже мягко спросил Хауард.
      – Ну… – Джонни улыбнулся, – она не поняла ни единого слова. Но, думаю, смысл уловила.
      – Что значит «не поняла ни слова»?
      – Я говорил по-арабски. Отрывок из старинной арабской поэмы с некоторыми, э-э… собственными изменениями. Позже она заставила меня перевести.
      – Что ты ей сказал, Джонни? – снова мягко, но настойчиво спросил Хауард.
      – Я сказал, что люблю ее. Действительно люблю. А потом я предложил…
      – Продолжай. – Хауард вдруг почувствовал тошноту.
      – Ну, и она прямо тронулась. Я думал, она затискает меня до смерти. Тут она стала плакать и…
      – Джонни, что предложил?
      – Я предложил ей выйти за меня замуж…
      О, Господи! – мысленно воскликнул Хауард.
      – …и она сказала «да».
      Черт!! – С болезненным выдохом Хауард резко осел в кресле. Я в это не верю. Ради всего святого, не сейчас, когда он так нужен мне для другого… Твою мать!! – выругался он про себя.
      Огромным усилием воли Хауард взял себя в руки.
      – Джонни, послушай, я так рад за тебя. Чертяка, мои поздравления, парень!
      А теперь думай, приказал он себе. Как следует думай. И не пытайся его отговаривать – не сможешь.
      – Расскажи мне о ней. Чем она занимается?
      – И смех и грех – хорошо, что ты спросил. – Джонни снова воспарил в облака, со счастливым видом и горящими глазами он начал рассказывать о Джулиет. – До вчерашнего вечера я и сам не знал. Я думал, она студентка или что-то в этом роде. Что ж, по-своему так и есть. Но, по правде говоря, я никогда не уделял этому внимания. Так и не удосужился у нее раньше спросить. Она учится на курсах повышения квалификации. Скоро будет сдавать экзамены. О, она птица высокого полета, Эд!
      – Чем она занимается, Джонни?
      – Она сержант криминальной полиции. А собирается стать инспектором! ИКП – ну, ты знаешь. Ты только себе представь! Я – и женат на женщине-полисмене! Эй, Эд… с тобой все в порядке? Эд?
      Эд Хауард со стоном сполз в кресле еще ниже. Оцепенев, он так и лежал, откинувшись на спинку, с закрытыми глазами и вполне искренне верил, что вот-вот умрет.
 
      Джулиет Шелли очнулась от глубокого сна в час пятнадцать пополудни. Постепенно ее взгляд сфокусировался на окружающих предметах, и какое-то время она не могла сообразить, где же находится, но тут неожиданно нахлынули воспоминания обо всем происшедшем, и она издала долгий радостный вздох, а по ее лицу расплылась улыбка. Она сладостно потянулась и попыталась нащупать Джонни. Тут же ее охватило беспокойство, когда она сообразила, что того нет на месте. Джулиет увидела записку, пришпиленную к абажуру ночника, перегнулась за ней поперек кровати и развернула.

      Моя дорогая!
      Так хотелось быть рядом, чтобы только посмотреть, как ты будешь просыпаться, но звонок, на который я не ответил вчера вечером, был от моего босса – он оставил послание на автоответчике, и мне пришлось уйти, чтобы с ним повидаться. Вернусь сегодня вечером, вероятно, около шести.
      Мы отправимся с тобой поужинать и отметить событие, а завтра я хочу сводить тебя в скобяную лавку, чтобы выбрать самую прочную скобу для твоего безымянного пальца. И не носи больше это черное «мини», в котором ты была прошлым вечером, а то я сомневаюсь, что нам когда-либо удастся выйти из квартиры.
      С другой стороны, попробуй только его не носить!
      Я люблю тебя,
      Дж.

      Девушка прижала записку к груди, затем перевернулась и счастливо пискнула в подушку. Через какое-то время она выбралась из постели, едва не наткнувшись при этом на ведерко для льда с полупустой бутылкой шампанского. Джулиет сняла со светильника над кроватью рубашку Джонни, оказавшуюся там каким-то непонятным образом и – она хихикнула – так и висевшую со вчерашнего вечера. Она прижала ее к лицу и вдохнула мужской запах, затем надела на себя, оставив две верхние пуговицы незастегнутыми. Рубашка доставала ей до колен.
      Подойдя к окну, Джулиет широко распахнула занавески, и внутрь хлынуло октябрьское солнце. На другой стороне улицы рабочий на телескопической вышке уловил движение и обернулся. При виде полуодетой фигуры в окне не далее чем в пятнадцати футах от себя он чуть было не выронил мастерок, которым поправлял кирпичную кладку. Заметив взгляд, девушка одарила его лучезарной улыбкой и исчезла из виду.
      Везет же кому-то, оценивающе подумал каменщик, предположив, чем объясняется ее приподнятое состояние.
      Джулиет отправилась на кухню, где, неожиданно проголодавшись, приготовила себе салат с большим ломтем камамбера и взяла немного пресного печенья. Забрав тарелку в гостиную, она свернулась калачиком в большом кресле рядом с телефоном на столе и набрала номер своей лучшей подруги Джейни. Она подумала, что должна ну хоть с кем-то поделиться.
      В течение следующих полутора часов всякий, кто попытался бы дозвониться до квартиры, обнаружил, что телефон постоянно занят, а если бы кто-то случайно подключился к линии, то по понятным причинам решил бы, что подслушивает разговор между двумя девочками-подростками, а вовсе не рассудительными и уравновешенными деловыми женщинами, которым перевалило за двадцать пять. Нескрываемое счастье Джулиет было заразительным.
 
      Главный предмет долгого телефонного разговора Джулиет и Джейни по-прежнему сидел в кресле напротив Хауарда с задумчиво приподнятой бровью. Теперь он понимал первоначальную реакцию Эда – показавшуюся ему в тот момент необъяснимой – на свои новости.
      Хауард решил рассказать Джонни о проекте: другой альтернативы он не видел. Он больше не знал ни одного арабиста, которому мог бы так полно доверять, и никого, кто хотя бы близко мог сравниться с Джонни в организаторских способностях или умении подмечать детали. Он решил, что Джонни ему понадобится во всех случаях, даже если он примет участие только в подготовке и начальных фазах операции, а не собственно в проникновении в Ирак. Единственное, что вообще сейчас интересует Джонни, так это проникновение в… Остановись, сказал он себе. Не будь вульгарным. Ты не можешь винить парня.
      Хауард знал, что может быть уверен в молчании Джонни даже с девушкой, он знал также, что Джонни, как обычно, привнесет в проект – если тому дадут зеленый свет – свои двести процентов. У него была масса свидетельств необыкновенных способностей молодого человека концентрировать свое внимание на проблеме, отбрасывая все остальное. Черт побери, да взять хотя бы сегодняшнее утро, когда в течение четырех часов, пока они не прервались на сандвичи, он полностью сосредоточился на Хауарде и обсуждаемом предмете и ни разу не отвлекся и ничем не выказал, что его мысли находятся где-то еще. И это происходило в то утро, которое, скорее всего, было самым безумным и счастливым за всю его прошедшую жизнь, к тому же, как догадывался Хауард, после недолгого сна – если парень вообще спал сегодня.
      Да, он мог быть уверен, что Джонни посвятит проекту всю свою энергию, и еще он мог быть уверен, что тот оставит все при себе. Тем не менее, он чувствовал необходимость указать на более высокую, чем обычно, степень риска, привнесенную в безопасность проекта любовной связью Джонни.
      – О чем тебе придется подумать, Джонни, если ты способен еще минуточку меня потерпеть и не утратил ума аналитика, так это об имеющих здесь место двух отдельных факторах: один касается тебя, другой – ее. Во-первых, сейчас ты очень уязвим с эмоциональной стороны. Ты только что раскрылся перед своей любимой и впервые за долгое время – если не вообще первый раз в жизни – захочешь делиться с ней всеми своими мыслями. Всеми-всеми. Это вполне естественно, и я не стал бы ожидать чего-то иного. Единственное, что хочу сказать, тебе придется очень многое оставлять при себе и найти способ успокоить собственную совесть, если у тебя вдруг возникнет чувство вины за ту ложь, которой ты отгораживаешься от нее, особенно на столь ранней стадии ваших взаимоотношений. Уловил, к чему я клоню? Надеюсь, я не обидел тебя – просто я стараюсь следовать логике вещей.
      Джонни кивнул, его лицо было задумчивым. Хороший парень, подумал Хауард: юноша и впрямь сохранял способность аналитически мыслить и не давал воли эмоциям.
      – Отлично. Извини, что пришлось упомянуть об этом, но я знал, что ты поймешь меня. Теперь второе. Вполне очевидно, что она влюблена в тебя дальше некуда. Я очень рад за вас обоих – всех вам благ. Но большинство женщин в подобном состоянии неожиданно обнаруживают, что хотят знать абсолютно все о новом в их жизни человеке. Вы едва знакомы друг с другом – ей будет до смерти интересно узнать о тебе побольше. Она будет все это впитывать, задавать массу вопросов, цепляться за слова, заставлять тебя рассказывать. Она проявит жуткое любопытство к каждому мелкому факту, касающемуся тебя. В частности, чем ты занимаешься, притом во всех деталях. Я никоим образом не утверждаю, что она начнет за тобой шпионить или что-то в этом роде, но она проявит интерес буквально ко всему,что связано с твоей жизнью – даже к старым скучным пердунам вроде меня, с которыми ты вместе работаешь. Это только естественно. Тебе понятно?
      Джонни снова кивнул.
      – Что еще больше осложняет дело, так это то, что она, очевидно, очень яркая личность. Чтобы добиться ее положения в Департаменте уголовного розыска столичной полиции в таком молодом возрасте, нужно быть чертовски умной. Хотя, по здравом размышлении, я склонен взять свои слова обратно. – Хауард улыбнулся. – Не так уж чертовски она умна, если влюбилась в такую задницу, как ты.
      Джонни шутливо показал ему кулак, глаза его смеялись.
      – А если совсем серьезно, – продолжал Хауард, – то она не только умна, но благодаря своей подготовке и положению еще и исключительно наблюдательна. Я имею в виду, что хоть и знаю ее на уровне «привет-привет», но если она в двадцать пять сержант и вот-вот станет инспектором, то это – дошлая леди. По-настоящему дошлая. Тебе будет чертовски трудно обмануть ее в любом деле. И я подразумеваю действительно любоедело. Прости, но я не сомневаюсь, что об этой стороне вопроса ты пока что не задумывался. И еще раз прости, но ты не тот человек, которого трудно раскусить. Временами ты – как открытая книга. Черт возьми, да не надо далеко ходить за примером, не так ли? На твоем лице все было написано яснее ясного, фетюк ты мамин!
      Джонни покорно кивнул со смущенной улыбкой.
      – Не побоюсь сказать, что на самом деле твои открытость и искренность были отчасти именно теми качествами, которые ее в тебе привлекли. Да-да, я знаю, что ты парень до ужаса красивый, обаятельный и тому подобное. Но не забывай, что большую часть своей жизни эта женщина имеет дело с людьми иного порядка – лжецами, проходимцами, мошенниками, извращенцами и прочими отбросами общества. Она всех их встречала и умеет отличать признаки. В противном случае она не была бы там, где она есть. И вдруг ей встречается прямой, честный, по-настоящему хороший парень, без всяких подспудных или циничных мыслей в голове, наоборот, что-то вроде героя – готов спорить, она уже знакома с твоим армейским послужным списком, – да она просто обречена проявить интерес. Чертовскийинтерес! – Хауард прервался, чтобы допить из банки последний глоток пива. – Я не говорю, что она намеренно собирается посвятить себя поискам твоей ахиллесовой пяты, но она будет постоянно искать подтверждений того, что ты действительно такой хороший, как она думает. И если что-то не станет стыковаться, поверь мне, она это распознает.
      Просуммируем все это, и что мы получим? Большую потенциальную проблему – вот что мы получим. Тебе будет чрезвычайно трудно. Именно в то время, когда тебе впервые в жизни хочется перед кем-то открыться, ты будешь вынужден что-то недоговаривать – и тоже впервые. Тебе придется ее обманывать или думать, что это так, как раз тогда, когда этого меньше всего хочется. Тебе будет тяжко, дружочек. До охренения тяжко. Слушай, ты прости, что я говорю об этом так прямо – меньше всего я хотел бы, чтобы мои слова звучали покровительственно, но, вероятно, у меня это не вышло. Если так, то я искренне прошу прощения. Жаль, что мне не удалось сделать это получше. Возможно, мне вообще не стоило открывать рта.
      Какое-то время Джонни продолжал молчать, размышляя над анализом ситуации, который сделал Хауард. Он понимал логику его слов более чем ясно.
      – Да нет, Эд, ты прав. Слишком прав. Мне это не нравится, но отрицать я этого не могу. Я не слишком искусный обманщик друзей. Да и практики у меня такой, к счастью, не было, но я понимаю, что теперь мне придется этим заняться – во всяком случае в течение нескольких дней, пока мы со всем этим не разберемся и ты не закончишь доклад. Но в чем я действительно искушен, так это в разграничении своей жизни. При желании я могу забыть о своей работе, когда прихожу домой, так же как могу оставить дома личные пристрастия, когда занимаюсь работой. Ты мог видеть это сегодня утром. С этим ты должен согласиться. А в качестве прикрытия, я думаю, лучше всего было бы передать дело с Краутом Питеру, и пусть он его продолжает – доклад уже почти готов, – а я займусь обзором операций, осуществляемых одним из наших клиентов в Саудовской Аравии. Например, «Дарконом», он как раз для этого подходит…
      Лицо Хауарда оставалось абсолютно невозмутимым. Он вообще не упоминал в разговоре ни «Даркон», ни сэра Питера Дартингтона; Джонни не знал имени человека, который заказал доклад.
      Юноша продолжал говорить, не сознавая важности того, что он только что произнес:
      – …в любом случае, нам придется соприкоснуться с одним или двумя саудовскими концернами, если это дело раскрутится. Таким образом, я буду близок к правде, но не до конца, если ты понимаешь, что я имею в виду. Если она спросит, чем я занимаюсь, я смогу, глядя ей в глаза, ответить, что работаю над конфиденциальным проектом, имеющим кое-какое отношение к Саудовской Аравии, и в сущности своей это будет правдой. Я хочу не лгать ей лишний раз, где только это будет возможно. Но думаю, что не умру, если не скажу ей всей правды. Посмотрим, как только я почувствую себя неудобно или решу, что в чем-то допустил с ней прокол, я тут же дам тебе об этом знать. Дьявольщина, ты только подумай, – Джонни сокрушенно улыбнулся, – она сыграла надо мной неплохую шутку, не так ли? Ты тут обозвал ее нечесаной лахудрой, и я разозлился. Что ж, она и впрямь былачертовски неухоженной. Она была неинтересной, позволяла мне считать себя студенткой, вечно глядела куда-то в сторону… конечно же, она меня дурила. Господи, ты бы видел разницу вчера вечером! Говорю тебе, это было что-то потрясающее. Она выглядела на миллион долларов, Эд… – Джонни потерял нить разговора, погрузившись на какое-то время в приятные воспоминания, и Хауард дождался, пока тот не встряхнется.
      Мужчины прошлись по плану Хауарда гребнем с частыми зубьями, разбирая каждый его аспект. Раз или два Джонни присвистнул от восхищения идеями Хауарда и то и дело вставлял собственные предложения – снова оживленный, сосредоточенный, с присущей ему напористостью. Они проработали вопросы транспорта, маршрутов, методов, снаряжения, документов, административные детали, планы отступления и заметания следов, безопасности. Договорились и по поводу подходящих кандидатов для создания команды. С молчаливого согласия пока предполагалось, что сам Джонни в команду входить не будет. Отсюда возникала потребность по крайней мере в одном человеке, бегло говорящем по-арабски. Оставался открытым краеугольный вопрос о еще одном специалисте – ни у того, ни у другого человека с достаточным опытом в нужной области на примете не было.
      К половине шестого, потратив целый день на мозговой штурм проекта, Хауард решил объявить перерыв. Они отработали почти все вопросы, и Хауард имел теперь практически все материалы, необходимые для доклада Дартингтону. На самом деле они перелопатили гораздо больший пласт информации, но львиная доля оперативных деталей в любом случае из доклада будет исключена. Дартингтону вовсе ни к чему знать что-то сверх основных моментов.
      Хауард отпустил Джонни, затем сдвинул в сторону кресло, на котором до того сидел, и вскрыл паркет. Открыв маленький встроенный в пол сейф, он достал дискету, чтобы продолжить работу над докладом. После сегодняшней встречи, отметил он, к ней добавятся шесть полных кассет С90. Не хватало лишь одной существенной детали, но Хауард решил, что немного удивить Дартингтона совсем не помешает. Да, он оставит это маленькое хвостовое жало, чтобы просто посмотреть на реакцию Дартингтона.
      Компьютер ожил, и Хауард, загрузив файл с дискеты, запустил текстовую программу. Он начал печатать.
 
      В двух милях от его дома и четырьмя часами позже Джонни Берн и Джулиет Шелли, расслабившиеся и обессиленные, лежали в объятиях друг друга в темноте спальни. Их занятиям любовью предшествовал вечер, полный книжной романтики: цветы, канделябр со свечами, ужин, нежные взгляды…
      – Джонни? – звучит сонное бормотание сбоку от него.
      – М-м-м?
      – Ты взят под арест.
      – А? За что?
      – Изнасилование офицера полиции. Меня, – добавила она.
      – Меня спровоцировали.
      – Никаких смягчающих обстоятельств. Ты признаешь обвинение и приговор суда?
      – Это была ловушка, честно. И вообще, ты – не суд. Ох, ладно, я признаю себя виновным. Каков приговор, офицер?
      – Жизнь.
      – С тобой?
      – Да. – Она приподнялась и поцеловала его. – Джонни?
      – По-прежнему здесь.
      – А мы правда пойдем завтра в ювелирный магазин? – Она изогнулась и со счастливым видом потерлась носом о его шею.
      – Угу.
      – А в какой?
      – Потерпи, увидишь, носопырка. Если тебе уж так нужно знать, его содержит мой старый друг по армии.
      – Ты так мало говорил мне о том, как служил в армии. Я хочу услышать об этом все. – Она мечтательно зевнула, засыпая на ходу. – Я хочу знать о тебе все. Все-все-все. Каждую мельчайшую подробность. Каждую отдельную, наимельчайшую… – Джулиет замолчала, ее дыхание стало глубоким и ровным, и она уснула прямо в его объятиях.
      – Я люблю тебя, волоокая, – прошептал Джонни.

      Хауард сидел в тишине, пока Дартингтон вчитывался в тридцатистраничный доклад. В течение первых двадцати минут сэр Питер вообще воздержался от каких-либо комментариев, лишь после нескольких прочитанных страниц он пробормотал:
      – Ну и как там у вас, с домашней работой справились?
      Хауард был почти уверен, что Дартингтон лишь пролистает общие разделы, касающиеся истории Ирака, его географии, климата и народа, но тот читал с неизменным вниманием, видимо, поглощенный содержанием.
      Однако, поразмыслив, Хауард счел, что внимание, с которым Дартингтон изучал доклад, не так уж и удивительно: в конце концов, тот обошелся ему в пятьдесят тысяч фунтов. За половину этих денег он мог бы купить редкий экземпляр первого издания книги Лоуренса «Семь столпов мудрости», которая сама по себе оказалась бы здесь вполне уместной. К тому же он еще мог бы держать ее у себя, в то время как доклад ему придется вернуть Хауарду, как только его прочитает.
      Дартингтон, вероятно, сообразит, подумал Хауард, что доклад в равной степени написан для пользы как заказчика, так и исполнителя. В течение двухнедельных исследований Хауард прочитал и поглотил сотни страниц, касающихся данного предмета, включая четыре современные исторические работы, один роман, три книги о путешествиях, три солидные монографии по ближневосточной политике, две биографии и три наспех выпущенные книги, описывающие «войну в заливе» и то, что происходило непосредственно после нее. Он считал, что его усилия добиться некоторого понимания Ирака и тирана, который управлял его народом, оказались достаточно успешными, а задача отсеять и упорядочить существенные факты в форме доклада стала полезным упражнением. Да, он должен был бы сделать что-то вроде этого, даже если Дартингтон ни о чем бы его не попросил.
      Дартингтон наконец добрался до заключительного раздела. Его брови взлетели вверх, но он ничего не сказал. Вместо этого он медленно перевернул последнюю страницу и положил доклад перед собою на стол.
      – Да, – промолвил он, стрельнув в Хауарда бусинками глаз, – вы, конечно, справились с домашней работой. Как вы, возможно, догадываетесь, у меня есть несколько вопросов. Прежде всего, вы уверены насчет предыдущих покушений, о которых упоминаете? Неужели их было столько?
      – Нет. Почти наверняка их было большетех шести, о которых я упомянул в докладе. Единственная трудность заключается в том, чтобы установить, кто стоял за каждым из них. Некоторые, я почти уверен, были доморощенными: я имею в виду, что это были скорее всего отдельные инициативы самих иракцев, а не заговоры, инспирированные иностранными правительствами. Некоторые явно замышлялись за рубежом: израильский «моссад» – наиболее вероятный из главных героев. Израиль годами относился к Саддаму, как к величайшей угрозе своему существованию, и был бы рад от него избавиться. ЦРУ – еще одна возможность. Но что бы там ни было с этими попытками, ни один настоящий гражданин Израиля или Америки напрямую в них задействован не был – они просто обеспечили фонды, поддержку, организацию, оборудование и прочие моменты. По-настоящему грязная работа в каждом случае исполнялась – или скорее не исполнялась – гражданами Ирака, которые ненавидели Саддама. Но эти шесть попыток – лишь те, о которых я слышал; возможно, их было и больше. Я также не упоминал попытки, пресеченные на полпути, у которых вообще не было никаких шансов на успех. И все они были предприняты с момента окончания «войны в заливе». Я не включил в доклад более ранние из них и даже те, что готовились во время военных действий.
      – Хм-м. – Дартингтон выглядел озадаченным. – Я могу понять израильтян и некоторых иракцев, жаждущих сбросить Хуссейна, но американцы? Разве Джордж Буш не заявил публично, что его смещение – дело самих иракцев? Он что, солгал?
      – Не то чтобы так. Тут видятся три возможности. О первой могу только предполагать. Возможно, никаких заговоров, поддерживаемых ЦРУ, вообще не было. Что касается второй, то, если они и были, это могла быть инициатива ЦРУ – вполне вероятно, президент не отдавал приказа или же не знал о самом существовании заговора. И третья возможность: если это действительно был заговор ЦРУ, то, как я только что уже отмечал, в нем непосредственно не участвовал ни один цэрэушник – ни один гражданин США, так сказать, не держал палец на спусковом крючке. ЦРУ просто-напросто вступало в контакт с диссидентскими элементами в иракской армии или где-то еще и подбивало их на это обещаниями денег, защиты, власти, ну, вы знаете – обычные посулы. Поэтому в каком-то смысле Буш мог резонно утверждать, что фактически это сами иракцы пытаются убить Саддама, а вовсе не ЦРУ. Ну а поддержка иракских диссидентов, конечно же, полностью согласуется с декларируемой им политической линией.
      – Как вам удалось узнать об этих заговорах?
      – О, – Хауард сделал неопределенный жест, – я приложил ухо к земле, ну и… Вы, наверно, и сами видели признаки, но не придали им значения. Помните, как пару месяцев назад газеты сообщали о чистке в высших эшелонах иракской армии?
      – Да. Это было правдой?
      – Более чем. Многих старших офицеров пытали, колесовали и расстреляли. Саддам лично руководил этим и кое-кого расстрелял сам. То есть тех, кто не умер под пытками. Среди них были и заговорщики, планировавшие одно из покушений.
      – А как насчет тех, кто не имел отношения к заговору?
      – О, это типично для Саддама. Их тоже расстреляли. Он все время занимается подобными вещами, просто чтобы вселить ужас во всех окружающих и заставить их чувствовать себя беззащитными. Он сделает все что угодно и убьет кого угодно, лишь бы удержаться у власти. Я разбирал это в докладе – помните раздел о том, как он ведет себя с членами кабинета и даже членами собственной семьи. На самом деле, больше всего рискуют те, кто находится в его ближайшем окружении. Он избавился от многих своих самых лояльных соратников лишь на том основании, что те в определенной степени приобрели общественное признание и влияние, которые он расценил как личную угрозу. Он застрелил одного из членов кабинета прямо за кабинетным столом, на глазах у всех остальных – можете себе представить, какой это произвело эффект. Он знает, что террор является его наилучшим оружием и пользуется им без зазрения совести. На самом деле такое понятие, как совесть, ему абсолютно чуждо – он не понимает значения этого слова. Среди иракских иерархов дольше всех остаются в живых те, кто оказались рабски покорными, остались обезличенными и, как это ни странно может показаться, проявили определенную некомпетентность – в инициативе и компетентности других Хуссейн видит потенциальную угрозу. Будучи злобным и безжалостным психопатом, он, как я указывал, еще и параноик. Куда ни кинет взгляд, везде видит заговоры и козни. Это одна из причин, почему оказалось так трудно его убрать.
      – Так как же это сделать собираетесь вы? Вы вообще не вдаетесь в детали по этому поводу.
      – Боюсь, что намеренно. Будет безопасней, если оставить вас в неведении. Без всяких обид, если кто-то на вас выйдет, то я должен иметь возможность защитить свою спину. – Заметив, что Дартингтон вдруг почувствовал себя слегка неуютно, Хауард поспешил продолжить: – Я думаю, сразу после этой беседы мы должны еще раз поговорить о безопасности в целом. Я подкину вам несколько идей, как прикрыть себя. Надеюсь, это не понадобится, но береженого Бог бережет.
      Дартингтон, похоже, успокоился, но настойчиво переспросил:
      – Тем не менее, я все же должен спросить вас хотя бы об общей идее, как вы собираетесь это осуществить.
      Вопрос подтвердил мнение Хауарда, что Дартингтон не является главным застрельщиком операции. Он осторожно ответил:
      – Это будет небольшая команда. Мы станем действовать по принципу «бей-беги», используя скорее блеф и мошенничество, а не просто скрываясь и работая втихаря; хотя, естественно, все будет обставлено так, что по нашему появлению и исчезновению никто не догадается, кто мы такие. Извините, Питер, но я действительно не должен говорить вам больше того, что уже сказано.
      Дартингтон покорно кивнул головой. Он сменил тему.
      – А что там еще насчет этого дела, касательно всех этих двойников Саддама? Не осложнит ли это вашу операцию еще больше?
      – Вполне возможно. Согласно достоверным данным, у него имеются двенадцать двойников, которых время от времени используют для подмены. На сегодня их может быть и больше. Саддам посылает их то туда, то сюда, дабы «предстать перед народом», в то время как сам он пребывает в безопасности бункера под Багдадом, где его никто не достанет. Некоторые из них имеют с ним лишь отдаленное сходство, некоторые выглядят более убедительно. Есть двое, которые, как говорят, исключительно на него похожи – настолько, что лишь немногие способны уловить разницу. Например, вы помните кадры с Саддамом, беседующим с простыми солдатами на настоящей территории Кувейта сразу после вторжения?
      – Думаю, что да. Вы хотите сказать?..
      – Совершенно верно. Это был вовсе не Саддам. Это был один из его двойников – один из тех двух, похожих. Сам Саддам никогда бы не отправился куда-то, где он не чувствовал бы себя в полной безопасности. Более того, он никогда не позволяет обычным солдатам иметь оружие в своем присутствии на тот случай, если кто-то из них решит пальнуть в него в упор. А те солдаты были вооружены. И еще: сам Саддам всегда носит пистолет. Всегда. Он с ним не расстается ни на минуту. Человек в этом клипе не был вооружен.
      – Откуда вы узнали про этих двойников?
      – У меня есть приятель в СИС. Не беспокойтесь, – добавил он, когда на лице Дартингтона вдруг отразилась тревога, – я следовал вашему вердикту и ни словом не упомянул об операции. Разговор происходил давным-давно, во время «войны в заливе». Он рассказал мне о хирургах-косметологах.
      – Хирургах-косметологах?
      – О двоих из них. Оба были весьма квалифицированными, но оба оперировали, скажем так, на грани дозволенного. Один был немец, другой – швейцарец. Оба – каждый по отдельности – получили очень заманчивые предложения сделать пластические операции, как им сказали, европейским клиентам. Оба отправились во Францию, и оба там пропали. «Моссад» разнюхал, что их вывезли самолетом в Багдад. Позже иракский информатор – сам тоже врач – подтвердил «моссаду» эту информацию, и что интересно – хирурги оперировали в двух разных клиниках в одно и то же время. Таким образом, можно предположить, что прооперированы были тоже двое. Несколько позднее оба хирурга-косметолога исчезли. Больше ни об одном из них никто ничего не слышал. Все это четко совпадает по времени с возникновением слухов о двойниках Саддама, а вскоре после этого они и сами стали появляться вместо него. Полагают, что один из них особенно похож – очевидно, даже по голосу. Но им не разрешают носить личное оружие.
      Дартингтон покачал головой от удивления:
      – Так как же, черт побери, вы собираетесь добраться до Саддама?
      – В этом вся суть заключительного раздела доклада, – мягко ответил Хауард. – Я не смогу этого сделать без хорошей разведки. Без нее у меня не будет ни одного распроклятого шанса. Я же не могу просто так отправиться в Ирак и искать, где этот ублюдок, или взять с собой в Багдад армию и атаковать один из бесчисленных бункеров или туннелей в тщетной надежде, что Саддам скрывается именно там. Я должен знать, когда и где я буду иметь возможность к нему приблизиться. Мне необходима информация. Без нее мы с таким же успехом можем обо всем забыть – прямо сейчас и не сходя с места.
      – Значит ли это, что вы хотели бы переговорить с моим главным?
      – Питер, хватит дальше играть в прятки. Прежде всего, это не ваш стиль. Во-вторых, вы – богатый человек, но не настолько богатый, чтобы позволить себе выбросить одиннадцать миллионов фунтов – а ведь вы даже бровью не повели – на какие-то чудачества. Да и провести подобные расходы через свои гроссбухи вы тоже не сможете. Никакие действия Саддама не угрожают – по крайней мере в обозримом будущем – ни одной операции «Даркона» до такой степени, чтобы оправдать эту сумму. Это значит, что кто-то еще или какая-то другая организация платит по счетам. И этот кто-то – или что-то – должен быть порядочным, в противном случае вы бы не стали иметь с ними дела. Единственный кандидат, удовлетворяющий таким условиям, какого я могу себе только представить, – это правительство, но это всего лишь мое предположение. Я понимаю и то, почему они склонны не пользоваться «официальными каналами», и то, почему им нельзя себе позволить быть уличенными в помощи нам.
      – Послушайте, – продолжал Хауард, – я не хочу знать, кто это. Я даже не стану больше гадать. Все, что я хочу сказать – мне необходимо переговорить с парнем, который всем этим заправляет. Мне даже не нужно с ним встречаться – мы можем поговорить по телефону. Я задам ему лишь один вопрос, но задать его я должен непосредственно ему. Будет лучше, если вы не узнаете, что он мне скажет, боюсь, что обязан даже настоять на этом. Все очень просто: не зная, где будет находиться Саддам в какой-то определенный день, просто не будет ни малейшего шанса добраться до него и убрать. Мне нужны дата и место. Я сомневаюсь, что у вас есть доступ к такой информации. А ваш главный, возможно, способен ее предоставить, потому-то мне и нужно поговорить с ним напрямую. Давайте больше не будем ходить вокруг да около.
      В кабинете повисла долгая тишина, пока двое мужчин сверлили друг друга взглядом. Наконец Дартингтон пожал плечами:
      – Ладно, я так и думал, что раньше или позже вы, вероятно, догадаетесь. Вы правы – за этим стоит кое-кто еще. По вполне очевидным причинам я не могу сказать вам, кто они такие. Прежде мне придется перемолвиться с ними.
      – О'кей, – согласился Хауард. – Вот как мы это устроим. Чтобы обеспечить безопасность для нас обоих, пусть он позвонит мне по номеру, по которому меня нельзя будет выследить. Таким образом он не сможет узнать, кто я такой. Это будет переносной телефон. Не мой, а ваш – тот, которым вы пользуетесь только для исходящих звонков, чтобы никто из ваших обычных абонентов до меня не дозвонился. Попросите его позвонить мне по этому номеру утром любого понедельника между восемью и девятью часами. Я отвечу, назвавшись мистером Хатчером, пусть ваш главный представится как мистер Джетро. Пожалуйста, напомните ему, что разговоры по переносному телефону можно подслушать с помощью обычного радио с СВ/УКВ диапазонами, так что нам придется прибегнуть к эзоповскому языку.
      – Договорились, – согласился Дартингтон, – я все устрою.
      – Хорошо, – сказал Хауард. – Есть еще один момент, который, надеюсь, вас не очень обеспокоит. На определенном этапе я собираюсь обворовать этот дом.
      – Что? Ради всего святого, зачем? – Дартингтон был ошеломлен.
      – В основном, чтобы защитить вас. В определенных случаях я собираюсь использовать структуры «Даркона» в Саудовской Аравии как прикрытие. Для этого мне понадобится информация. Конечно, проще было бы, чтобы вы дали ее сами, но я ожидаю, что кто-то по ходу дела догадается об использовании «Даркона». Поэтому необходимо объяснение, каким образом была получена информация. Им будет кража. Я еще свяжусь с вами по телефону и назову дату. Было бы лучше, если бы в этот день вы отсюда уехали. Вероятно, вы сможете увезти леди Дартингтон в Лондон на весь вечер, скажем, в театр или куда-то еще. Но вы должны позаботиться, чтобы в вашем офисе знали, где вы находитесь. Я хочу, чтобы здесь, в вашем столе, вы оставили кое-какие документы. Мне придется немного набедокурить – ничего серьезного и только в кабинете, так чтобы леди Дартингтон не очень расстроилась, – и прихватить одну-две вещицы, может быть, вот этот видеомагнитофон, чтобы все выглядело реалистично. Нет нужды оставлять дом без присмотра. Пусть миссис Джефкот или кто-то еще обязательно здесь ночуют, если они это обычно делают в ваше отсутствие, но самих вас лучше бы здесь не было. Неплохо, чтобы тот, кто здесь останется, имел хорошие нервы и не был склонен к сердечным приступам и тому подобным вещам. Миссис Джефкот кажется вполне разумной и хладнокровной женщиной – я бы счел этот вариант идеальным. Еще было бы неплохо, если вот это окно останется незапертым, но не говорите об этом миссис Джефкот. Хотя, если она его и закроет, ничего страшного. – Хауард указал на одно из двух подъемных окон, выходящих в сад.
      – Как насчет охранной сигнализации?
      – Я знаю ее особенности, вы разве не помните? Тут проблем не будет. Когда я этого захочу, она не сработает.
      Дартингтон со всем согласился. Хауард перечислил, какие документы ему нужно оставить в столе, и Дартингтон сказал, что будет ждать звонка. Мужчины встали, Дартингтон передал Хауарду радиотелефон и доклад, и тот отправился в Лондон на своем «саабе».

      28 октября Хауард выехал из Лондона пораньше, как он и намеревался, и к восьми часам, в час пик, удачно пристроился к обычному для утра понедельника потоку машин на шоссе М25. Тысячи автомобилей бампер к бамперу неуклюже ползли вперед вместе с затерявшимся среди них «саабом». Даже в том маловероятном случае, если кто-то попытается отследить звонок, который он ожидал, не было никакой возможности отыскать его машину по этому сигналу. В 8.10 радиотелефон издал трель, и Хауард ответил:
      – Мистер Хатчер на проводе. Простите, с кем я говорю?
      – Это мистер Джетро. Я так понял, что вы хотите со мной поговорить.
      Хауард резко вздрогнул от ровного бестелесного металлического голоса, раздавшегося из телефона. Он сообразил, что «мистер Джетро» пользуется электронным устройством, искажающим голос.
      – Спасибо, что позвонили, мистер Джетро. Я полагаю, вы могли бы оказать мне помощь. Как вы знаете, меня попросили от вашего имени осуществить за границей одно дело. К сожалению, обстоятельства таковы, что у меня нет достаточной информации, чтобы действовать. За человеком, с которым мне нужно вступить в контакт, исключительно трудно уследить, и мне необходимо знать, где и когда я смогу с ним встретиться. Мне понадобится знать об этом загодя, по крайней мере, за два месяца, чтобы сделать все необходимые дорожные приготовления. Вы не могли бы рассказать мне подробней, как будет удобнее с ним договориться.
      – Мне понадобится некоторое время, чтобы отыскать информацию, которая вам требуется, мистер Хатчер. Я вам перезвоню. Возможно, на следующей неделе в то же время. Если нет, то неделей позже.
      – Большое вам спасибо. Буду ждать вашего звонка.
      – До свидания, мистер Хатчер.
      Телефон смолк, предоставив Хауарду пищу для размышлений за рулем «сааба». Несмотря на непродолжительность звонка и искаженный голос, Джетро заявил о себе как о сильном и облеченном властью человеке. Какое-то высокомерие – или ему просто показалось? Хауард инстинктивно невзлюбил этого человека и гадал, кем бы он мог быть. Либо человек был очень осторожен, либо его голос был хорошо известен. Хауард пожал плечами. Он не собирался докапываться, но теперь его душа была отчасти спокойна, что Джетро каким-то образом представлял правительство. Хауард свернул с M25 на ближайшую объездную дорогу и направился в Лондон. У него был назначен ленч с приятелем в «Клубе путешественников».
 
      Роджер Эшер положил телефонную трубку и выключил аппарат, искажающий голос. Этого он не предусмотрел. Это означает дополнительные телефонные звонки, а у него в голове и без того хватало жгучих проблем. Не помогал даже сильный озноб, который, похоже, ему так и не удалось стряхнуть.
      Он должен позвонить Министру, с которым по прошествии времени будет трудно связаться. Морока заключалась в том, что придется дозваниваться самому: он не мог рисковать, ведя такие разговоры через коммутатор фирмы. Он попробует сегодня вечером. Ну, а пока есть много других вещей, требующих неотложного внимания.
 
      В 12.45 к «Клубу путешественников» подкатило такси, и из машины вышел Хауард. Швейцар в холле сообщил ему, что гость уже прибыл и дожидается его в баре.
      Хауард прошел внутрь и радостно приветствовал приятеля:
      – Генри! Как здорово, что тебе удалось выбраться! Рад тебя видеть! – Мужчины крепко пожали друг другу руки, Хауард попросил подать выпивку себе и повторить гостю.
      Майору Генри Стоунеру было едва за пятьдесят, он стал у Хауарда первым командиром роты, когда тот попал в подразделение «42 коммандо» Королевской морской пехоты. Теперь Стоунер ушел в отставку и был секретарем лондонского отделения Национальной стрелковой ассоциации. Специалист по стрельбе из винтовки и хороший организатор, он проводил большую часть времени на стрельбищах в Бизли, помогая в организации различных национальных и международных встреч. Сам неплохой стрелок, как-то раз он был вторым в состязаниях за «Медаль Королевы». Но теперь, хоть он и не утратил меткости глаза, в основном его привлекали в качестве тренера юго-восточной региональной команды.
      За ленчем мужчины болтали о старых временах, при этом Стоунер не преминул напомнить Хауарду о грубых промашках, которые тот совершил много лет назад, будучи молоденьким новоиспеченным офицером. Хауард с улыбкой подумал, что порой отставные офицеры, ну точь-в-точь как родители, никак не могут признать, что ребенок уже вырос. Ему искренне нравился Стоунер, и он очень многому у него научился за первые два года службы в морской пехоте.
      В конце концов беседа, как собственно и ожидал Хауард, свернула на стрельбу из винтовки в Бизли. Настоящий энтузиаст, Стоунер не мог долго обходить излюбленную тему.
      – Сегодня, Эд, стрельба становится все в большей мере делом техники что ли. Надо как-нибудь вытащить тебя к нам на денек, чтобы ты смог увидеть, что происходит. Поразительно, какие новшества разработаны в этой области, насколько больше техники стало применяться за последнее время.
      – Ты не находишь, что в этом есть что-то досадное? Я хочу сказать, не выглядит ли это по-своему жалко, по сравнению со старыми временами, когда все зависело исключительно от мастерства и одаренности?
      – Ни капельки! Сегодня более чем когда-либо вопрос упирается в оттачивание этого мастерства. Даже великолепный «технарь» ничего не достигнет, если он еще и не чертовски хороший стрелок. Вопрос по-прежнему стоит так: либо в тебе действительно это есть, либо – нет. Тренеровками и практикой ты можешь добиться многого, но чтобы стать по-настоящему хорошим стрелком, ты должен по-прежнему иметь природные данные.
      – И каким же образом хорошие стрелки попадают в твое поле зрения? Ты что же, ездишь по всем подразделениям и приглядываешься к лучшим из снайперов?
      – На удивление странно, но нет. Хорошие армейские стрелки во всех случаях рано или поздно оказываются в Бизли, будучи посланными туда в составе команд от своих подразделений. А уж коль они там, отследить действительно обещающих можно достаточно быстро. Проблема в том, что армейские стрелковые нормативы угрожающе снизились. Я очень сильно встревожен этим, и не только я один. – Стоунер невесело покачал головой.
      – Как же так? Я думал, что применение этой новой винтовки SA-80 приведет к гораздо более высоким показателям, а не наоборот.
      – Какое-то время так и было, – ответил Стоунер. – Но улучшение показателей продемонстрировали именно те парни, которые изначально были обучены стрелять из винтовки SLR. Понимаешь, их научили основам. Те, кто приходит сейчас, ни с чем, кроме SA-80, никогда не работали. Предполагается, что из этого оружия и дурак может попасть, очевидно, поэтому теперь считается, что солдатам незачем заниматься стрелковой подготовкой столько, сколько раньше. Результаты, которые мы на сегодня видим… ну, если честно, чертовски удручающие. Я приведу тебе пример: недавно в Бизли мы организовали курсы для инструкторов по стрельбе. Ты знаешь – для офицеров и сержантов, которые потом возвращаются в свои части, чтобы проводить инструктажи и организовывать стрельбы. Предполагается, что это – лучшие стрелки в своих подразделениях. Из них из всех лишь один сумел положить серию со ста ярдов с кучностью меньше шести дюймов. И это из положения «лежа с упором». Половина этих педиков не знает даже, как пристреливать винтовку. Методика обучения вообще отсутствует, никого из них больше не обучают основам – как задерживать дыхание и так далее. Жалкое зрелище, которое служит дурным предзнаменованием дальнейшего снижения стрелковых нормативов в армии.
      В наши дни именно среди гражданских лиц чаще всего обнаруживаю самые поразительные открытия. Чаще всего они, конечно, тоже пробиваются в Бизли, если только стремятся туда, а это – самое главное. Есть несколько фантастических стрелков, которые никогда не служили в вооруженных силах. Чуть-чуть тренировки и «ноу-хау» – и они очень скоро становятся не хуже самых лучших метких армейских стрелков, а многие из них и превосходят их. Если взять сотню лучших стрелков страны, то из первых пятнадцати, вероятно, половина будет гражданскими, половина – военными. Остальные восемьдесят пять – преимущественно гражданские. Армия неуклонно отступает: те, кто действительно хоть что-то собой представляют, пришли, когда заниженные учебные нормативы уже стали скорее правилом, нежели исключением. Как только гражданские переходят к практике, они начинают общаться друг с другом, обмениваться опытом и знаниями и становятся еще более увлеченными. В Бизли царит изумительная атмосфера – люди из самых разных слоев общества с одной общей чертой: любовью к спорту. Если хотите, вот вам живой пример идеи премьер-министра о бесклассовом обществе.
      – Значит, помимо прочего, ты что-то вроде охотника за талантами, не так ли?
      – Что ж, каждый вроде меня получает удовольствие, разглядев талант и выпестовав его. Конечно, я стараюсь держать ухо востро. Полагаю, что за эти годы свою долю талантов я раскопал. То и дело я слышу о ком-то, кто по рассказам выглядит пострясающе. Я стараюсь уговорить его приехать и попытать счастья. Конечно, удается, к сожалению, не всегда.
      – То есть как?
      – Ну, например, недавно мой приятель рассказал мне о парнишке по фамилии Макдоналд – профессиональном охотнике на оленей. Все егери, конечно же, преотличные стрелки – они обязаны ими быть. Но этот, судя по рассказу, какой-то просто выдающийся. Я написал ему, попросив приехать на пробные стрельбы, однако его это, видите ли, не заинтересовало! Живет он, естественно, в Шотландии. Хотел бы я наложить на него лапу и посмотреть, на что он способен.
      – Расскажи мне о нем, – попросил Хауард.
 
      Министр опустил трубку и несколько минут продолжал сидеть, сосредоточенно размышляя. Он был встревожен тем, что Эшер позвонил ему домой, но полагал, что тут уж ничего не поделаешь. Эшер просто обязан быть предельно осторожным с телефоном, да и разговор их, даже если кто-то и подслушивал, с виду был абсолютно невинным. Но больше рисковать нельзя. Эшер сослужил свою службу в этом деле: теперь, когда у Министра есть телефонный номер «мистера Хатчера», он будет общаться с ним напрямую. Звучит многообещающе. Он знал, какого рода информация потребуется Хатчеру. Ну, а пока нужно многое сделать…
 
      В полдень 30 октября, через два дня после звонка Министру, Эшер получил письмо, доставленное курьером. Посыльный на мотоцикле отказался передать его одной из секретарш, утверждая, что должен вручить послание лично. Та попыталась объяснить, что это невозможно, но он настоял на своем.
      – Передайте мистеру Эшеру, что это касается мистера Джетро. – Голос курьера неразборчиво прозвучал из-под шлема, который он не удосужился снять.
      – Очень хорошо, но могу вас заверить, что это не меняет дела, – ответила секретарша, с трудом умудряясь не выказывать одновременно презрение и панику. Внутренне она содрогалась от страха перед разносом от Эшера, который и в лучшие-то времена бывал скор на расправу, а с некоторых пор пребывал в особенно мрачном расположении духа.
      Оказалось, что она ошибалась. Эшер тут же попросил ее впустить курьера, и тот, не произнеся ни слова и так и не сняв шлема, отдал конверт Эшеру и удалился. Эшер вскрыл его и сделал знак секретарше, чтобы та вышла. Через десять минут он вызвал ее по интеркому и распорядился подготовить «Гольфстрим» к вылету в Гибралтар рано утром следующего дня.
      – Гибралтар, сэр? Э-э… да, конечно. Не угодно, чтобы я предупредила Джозефа?
      – Нет, Джозеф со мной не едет.
      – Очень хорошо, сэр. – Посидев какое-то мгновение, она встряхнула головой и подумала, что это все равно что работать в сумасшедшем доме. Практически с каждым днем поступки шефа приобретали все более странный характер. Да, босс – настоящий оригинал.
      Оставшись в кабинете один, Эшер сжег послание от Министра в тяжелой стеклянной пепельнице.
 
      Четырьмя днями позже, находясь уже в двух тысячах миль к югу от своего офиса, Эшер положил трубку-телефон. Ещеодна перемена планов. На мгновение он усомнился – не морочит ли Министр ему голову, но отбросил эту мысль. В любом случае, учитывая, как идут дела, выбор у него не так уж велик. А вот потенциальная награда…
      Но это раздражало. В понедельник, 4 ноября, он должен был вернуться в Лондон, чтобы выступить там с речью, а на вторник у него назначена встреча в Нью-Йорке. Он потерял полтора дня, болтаясь без дела в Мадейре. Ну да ладно, тут уж ничего не попишешь. Он попросит сына выступить вместо себя. И черт с ней, со встречей в Нью-Йорке.
      А в особенности черт с этим проклятым ознобом, который по-прежнему отказывался исчезать. Больше витамина С – вот и весь ответ. Он нажал клавишу связи с камбузом:
      – Эндрю! Принеси мне еще кувшин с апельсиновым соком. – Он отключил связь, затем вызвал мостик: – Гас, так получилось, что я пока не собираюсь возвращаться домой. – Эшер бросил взгляд в окно и посмотрел на выход из порта. Море снаружи было почти зеркальным, стоял ласковый, подернутый дымкой день. – Тенерифе, – приказал Эшер. – Курс на Тенерифе.
      В четыре часа пополудни «Принцесса Шахерезада» покинула Фуншал и направилась на юг от Мадейры. Эшер, один на борту, не считая одиннадцати членов команды, работал в своем кабинете под главной палубой.

      Во вторник, 5 ноября, Дартингтон был весьма встревожен. Его глубоко потрясло основное событие, о котором сообщали утренние новости. Позвонив к себе в офис, он сказался нездоровым, после чего целый день не находил себе места, гадая, что же делать. Позвонить Хауарду? Нет. Это было бы слишком явно. После долгих размышлений он решил пока ничего не предпринимать.
      Вечером, незадолго до семи, по дороге к дому проревел мотоцикл. Жена Дартингтона открыла дверь на звонок; одетый в шлем мотоциклист передал ей конверт и с грохотом отбыл.
      Леди Дартингтон прошла в кабинет мужа.
      – Дорогой, только что тебе доставили вот это.
      – А? От кого же? – Сэр Питер разглядывал гладкий белый конверт, на котором были напечатаны лишь его имя и адрес.
      – Он не сказал. Самый обычный курьер, из этих, на мотоцикле, ну ты понимаешь.
      – Спасибо, дорогая.
      Жена Дартингтона вышла из комнаты, и тот вскрыл конверт. В письме, находившемся внутри, не было ни обратного адреса, ни даты, ни подписи – лишь шесть ровных строчек анонимной машинописи:

      Сэр Питер!
      Вполне понятно, что вы будете обеспокоены событиями, происшедшими за последние двадцать четыре часа. Настоящим подтверждается, что достигнутое с вами соглашение остается в силе и вам не о чем волноваться. Проект будет осуществляться согласно договоренности.

      Утро понедельника 4 ноября Хауард провел в «саабе» на шоссе M25 в ожидании телефонного звонка, но никто так и не позвонил. В следующий понедельник, 11-го, аппарат ожил в 8.32.
      – Мистер Хатчер слушает, – ответил он, как и раньше. – Простите, с кем я говорю?
      – Мистер Хатчер, я от мистера Джетро, я его помощник.
      Хауард был удивлен, услышав новый голос. На этот раз не было никаких электронных искажений. У говорившего был акцент английского школьника, речь его звучала холодно и самоуверенно.
      – Надеюсь, вы не будете возражать, что вместо мистера Джетро с вами связался я? – продолжил голос незнакомца.
      – Нет, все в порядке, – ответил Хауард. – Полагаю, мистер Джетро сообщил вам, что мне необходима кое-какая информация о зарубежном контракте, который я надеюсь заключить от его имени?
      – Сообщил. Запрос об информации вполне оправдан – связаться с данным клиентом не так-то просто. Однако он будет присутствовать на митинге в своем родном городе 28 апреля будущего года. Митинг будет многолюдным, но, я надеюсь, вы сможете туда попасть, чтобы переговорить с ним.
      Хауард торопливо соображал. Ему назвали место и дату – в точности то, что нужно, и это должна быть публичная встреча. Надо будет тщательно изучить карту Ирака, и, насколько он помнил, добраться до этого места будет не так уж и сложно. И тут его озарило: на одной из карт, которые он раздобыл у Дерека, был подробный план самого города. Точно!
      – Его родной город, 28 апреля. Спасибо. Есть что-нибудь еще, что, по вашему мнению, мне необходимо знать?
      – Возможно, на митинге будут присутствовать представители других фирм. Они будут там в качестве наблюдателей, никакого активного вмешательства. Пусть их присутствие вас не смущает. Это все, что я могу вам сказать.
      – Спасибо, полагаю, этого достаточно, чтобы двигаться вперед. Я, конечно, еще посмотрю, но думаю, что смогу присутствовать на митинге. Могу я предложить, чтобы либо вы, либо мистер Джетро продолжали мне по-прежнему звонить на случай, если возникнут еще какие-то неясности? Если ответа не будет, вы можете считать, что все идет по плану. Ну, а пока я буду очень признателен, если ни вы, ни мистер Джетро не будете упоминать о митинге при ком-то еще.
      – На этот счет нет нужды беспокоиться, мистер Хатчер. Один из нас позвонит вам через две недели, ну и далее с той же периодичностью. Спасибо за вашу помощь.
      Линия отключилась. Хауард кинул радиотелефон на соседнее сиденье и обратился мыслями к «помощнику» Джетро. Хауард считал, что парень был не просто ассистентом; это было правительство – почти вне всяких сомнений. Он подумывал, не спросить ли, почему правительство, обладая подобной информацией, не может сделать все самостоятельно? Как ни крути, разведданные с пылу, с жару. Наверняка было бы несложно ввести координаты в крылатую ракету и ударить ею по макушке Саддама, но это, конечно же, указало бы на прямое вмешательство правительства. Вот почему, вне всякого сомнения, вместо этого они наняли его.
      «Помощник» намекнул, что на «встрече» возможно дипломатическое присутствие, а сказав, чтобы Хауард не придавал этому значения, он вполне конкретно дал понять, что ему безразлично – будут ли они арестованы по ходу дела или даже убиты. «Фью, – присвистнул про себя Хауард, – серьезные ставки!»
      Лишь одно его слегка озадачило – дата. Надо будет посмотреть, что она означает. День армии? Нет, это будет 6 января. Годовщина революции? Нет, это 8 февраля. День партии Баас? Тоже нет – он будет аж 17 июля. Что-то связанное с Рамаданом? Нужно посмотреть, на какие числа приходится Рамадан в 1992 году. Он надеялся, что это не так: во время Рамадана всякая жизнь на земле замирает, а это усложнило бы дело.
      Хауард все еще слегка недоумевал по поводу даты, когда машина достигла объездного шоссе М40. На какое-то время он отбросил пустые гадания и, направившись в Лондон по Уэстерн-авеню, стал с грустью размышлять о закулисной интриге, затеянной правительством: не что иное, как упражнение по стряхиванию пушка с рыльца, чтобы никто не схватил за руку. «Непричастность» было бы слишком мягко сказано. Хауард называл это прятками под полами чьего-то плаща. Ну да ладно, у него было сильнейшее предчувствие, что теперь он обладает всей необходимой информацией. Операция началась. Перед ним зеленый свет – можно ехать. Говорите правительство? Придется, конечно же, очень внимательно присматривать за своими телами.

      В среду вечером Хауард нанес короткий визит Дартингтону в его доме в Кенте. Мужчины вышли прогуляться по саду.
      Очутившись вне дома, Хауард сообщил Дартингтону, что хочет договориться с ним о датах. Первая была назначена на следующий вторник, 19 ноября: Дартингтон согласился уехать на ночь в город и пообещал проследить, чтобы необходимые Хауарду документы остались лежать в столе в кабинете. Затем Хауард спросил, есть ли у него планы на отпуск в новом году.
      – Да, действительно есть. В марте мы на три недели уезжаем на Багамы. А что?
      – Я хотел бы, чтобы вы изменили сроки, Питер. Не могли бы вы переиграть все на последние три недели апреля? С девятого по тридцатое число? Это важно.
      – Черт побери, Эд, мы едем с кое-какими друзьями. Я не хочу их подвести. Насколько это важно на этот раз?
      – Очень. В это время, возможно, будет идти кое-какая проверка и возникнут некоторые вопросы по поводу одной из ваших зарубежных операций. Было бы лучше всего, если бы вас не оказалось на месте, чтобы на них не отвечать. Когда будете уезжать, скажите своим служащим, что хотите отдохнуть и не желаете, чтобы вас беспокоили, разве что в экстремальных случаях. Таким образом, они сочтут, что вы дали какие-то новые распоряжения, и не станут ни до чего допытываться. Когда же вы вернетесь, то сможете отрицать, что когда-либо вообще отдавали подобные распоряжения. Вы останетесь ни при чем, а мне это даст чуть больше времени. Можете это сделать?
      – Ох, ладно, посмотрим, что тут можно придумать.
      После того как Хауард уехал, Дартингтон какое-то время размышлял об услышанном. Он был отнюдь не дурак и тут же сообразил, что Хауард, должно быть, получил необходимую информацию и что согласно плану убийство должно совершиться где-то между этими числами. Да, решил он, это хорошая мысль – уйти на время событий в сторонку. Если задуматься – он даже вздрогнул, – то с некоторых пор идея провести две недели на яхте в Карибском море его не особо прельщала. Он отменит этот чертов рейс, даже если это обойдется в банковский депозит, и закажет себе отель. У него было абсолютно резонное оправдание перед женой и друзьями, и он сомневался, что те поднимут слишком большой шум. Только не после того, что случилось с Эшером.

      В четверг, 14 ноября, Хауард ожидал прибытия рейса 282 компании «Бритиш-Эйруэйз» из Лос-Анджелеса у четвертого терминала в аэропорту Хитроу. Справочная объявила по радио о пунктуальном приземлении самолета в 12.25, а через сорок минут в проходе появилась высокая поджарая фигура с огромным рюкзаком и портфелем.
      – Зигги! Рад тебя видеть!
      – Ка-ак дела-а, Эд? – Майк Зиглер горячо пожал руку Хауарда, и двое мужчин стали пробираться к выходу.
      Они забрали с автостоянки «сааб» и направились в сторону центрального Лондона. Зиглер, расположившийся на сиденье рядом с водителем, потянулся и зевнул. Хотя в Англии было уже за полдень, биологические часы американца пытались его убедить, что рассвет еще не наступал.
      – Эд, ты заставил меня просто сгорать от любопытства. – Ленивый тягучий голос Зиглера звучал совсем равнодушно, но Хауард, который знал его достаточно хорошо, понимал, что эта небрежная манера – напускная. Он мало что сообщил ему по телефону, просто сказав, что есть «новый интересный проект», из которого что-то может получиться. Когда Зиглер спросил его, насколькоинтересный, Хауард просто промолчал. Он знал, что американец не сможет устоять перед чем-то такиминтересным.
      Хауард мысленно вернулся к их первой с Зиглером встрече более двадцати лет назад. Его тогда послали в командировку по обмену опытом в Наземно-воздушно-морские десантные войска ВМС США, чтобы изучить подготовку в американских войсках специального назначения. Майк был молодым офицером спецназа, которому поручили встретить Хауарда в аэропорту Сан-Диего и отвезти его на базу в Коронадо.
      Хауард не ожидал, что его американские хозяева окажутся столь профессиональны в военной области. Спецназовцы тоже считали, что Британская диверсионная корабельная служба, БДКС, мало чем сможет им помочь в плане советов или опыта. И Хауарда и его хозяев впечатлил и приятно удивил тот факт, что они на поверку недооценили друг друга. Майк Зиглер – как позднее и его отец – стал верным другом Хауарда, а через несколько месяцев после этого сам приехал по обмену в Англию на базу БДКС в Пуле, Дорсет. С тех пор оба поддерживали регулярные контакты и часто навещали друг друга. Да, подумал Хауард, их дружба прошла долгий путь…
      – Слушай, Эд, – прервал Зиглер его воспоминания, – ты собираешься рассказать, на кой черт я тащился в эдакую даль?
      – Большое дело, Майк. – Хауард решил еще немного потянуть резину. Застоявшийся адреналин снова начинал поступать в кровь – все возвращалось на круги своя. – Я даю тебе возможность угадать.
      – Ладно, нас наняла королева, чтобы натаскать ее доберманов.
      – Даже близко не то. К тому же, она держит собак из породы корги.
      – Поговори со здешним послом США, он тебе расскажет о помеси добермана с аллигатором. Госдепартаменту пришлось покупать ему новую пару брюк для его лучшего костюма после того, как он заглянул в Букингемский дворец то ли на чашечку чая с сандвичами с огурцами, то ли на кружку холодного пива с пиццей. Я могу доказать. Это составило большую часть в дефиците бюджета США за 1990 год. Статья расходов: одна пара брюк для посла США в Великобритании. Разодраны в клочья.
      – Может быть, ему это на пользу. Как бы то ни было, попробуй еще раз. Я тебе дам подсказку. Кто у нас самый непопулярный человек в мире?
      – Это просто. Патрульный Мортон Клейнберг из лос-анджелесской дорожной полиции. На днях он меня штрафанул за превышение скорости. Ты даже представить себе не можешь, как я ненавижу этого человека.
      – Неверно, парень.
      Зиглер бросил острый взгляд на Хауарда. Тот был сосредоточен на дороге перед собой, но Зиглер заметил, что в его обычно бесстрастных глазах мерцает огонь, которого он в них не видел уже много лет. О-о, парень…
      – Старина Саддам? Мы собираемся нанести ему визит? Угадал?
      – В яблочко. Выбирай себе приз. Лохматый розовый медвежонок из плюша или пакет ассорти с ликером.
      – Ладно, скажи мне лучше вот что: меня приглашают в долю?
      – Мне еще нужно прикинуть.
      – Я подумаю над предложением. Конечно, у меня есть кое-какие условия. Во-первых, мне достанутся его коллекция программок соревнований по бейсболу и ключи от личных апартаментов в Багдаде. Ты начинаешь выплату национального долга Ирака, а доходы от нефти мы делим с тобой пополам.
      – Звучит справедливо. – Хауарду удалось сдержать улыбку. – Еще какие-то условия будут?
      – После этого ты пишешь письмо с соболезнованиями миссис Саддат. Я этого делать не буду.
      – Нет уж, Майк, по-честному, так по-честному – это твоя работа. Это у тебя есть университетское образование.
      – Не пойдет. Сразу можешь ставить на этом крест. Я возвращаюсь домой в Лос-Анджелес.
      – Хорошо. Только сначала давай-ка съездим и слегка перекусим, а? Остальные ребята уже ждут нас.
      Все оставшееся время от тридцатиминутной поездки в Лондон Хауард посвящал Зиглера в предысторию проекта. Как и с Берном, он не упомянул имени Дартингтона, но поделился своими подозрениями о том, кто стоит за всем этим предприятием. Выложив все факты, он обнаружил, что Зиглер согласен с его выводами. Американец испытывал то же беспокойство, что и он, по поводу безопасности операции и с облегчением услышал, что доклад, представленный Хауардом человеку, которого он назвал «предохранителем», не содержал всех оперативных подробностей плана покушения.
      – А как насчет этих двух ребят, говоривших по телефону? – спросил Зиглер. – Что за бирки висят на них?
      – Трудно сказать. Джетро определенно какая-то шишка. Должен быть, если такой человек как «предохранитель» у него в кармане. А вот второго парня, его помощника, мне в действительности трудно определить. Англичанин, хладнокровный и говорил вовсе не как чей бы то ни было помощник. Может быть, высокопоставленный гражданский служащий, но это почти наверняка означает, что он из разведки. Возможно, но я сомневаюсь. Нет, я полагаю, что он даже выше, чем Джетро. Конечно, Джетро может быть и просто самодовольным глупцом, которого попросили сделать первый звонок. Кто знает? Так или иначе, но правительство тут каким-то боком замешано. Я уверен, что в противном случае «предохранитель» не согласился бы иметь с ними что-то общее.
      – Да-а, полагаю, ты прав. О'кей, как насчет плана на игру? Каким образом мы собираемся это осуществить?
      – Об этом я расскажу, когда мы встретимся с остальными. Мы будем там в пределах нескольких минут. Ну, а пока я хотел бы прояснить с тобой пару вопросов до того, как мы приедем.
      – Валяй!
      – Во-первых, я хочу назначить своим заместителем Джонни Берна. В обычных условиях это был бы ты, но он знает эту часть мира, и мы собираемся воспользоваться его советами по многим вопросам. Кроме тебя, он пока единственный, кто еще знает, зачем все это затевается.
      – Нет проблем. Он хороший мальчик. С этим я смирюсь.
      – Во-вторых, ты должен знать, что он только что завел себе новую подружку – на этот раз все серьезно, и он очень эмоциально на все реагирует. Должен сказать, парень не нашел лучшего времени. Она может стать проблемой.
      – Каким образом?
      Когда Хауард объяснил, Зиглер закатил глаза и лишь бормотнул:
      – Вот, черт!
      – Между прочим, Майк, мы взяли с собой двух ребят, с которыми ты раньше не встречался.
      – А? Кто они?
      – Бывшие колонизаторы, – ответил Хауард, – Энди Денард и Крис Палмер.
      – Какая у них специальность?
      Хауард объяснил. Через десять минут «сааб» подъехал к его дому в Уэндзуорте. Хауард поставил машину на стоянку и вместе с Зиглером вошел в квартиру.
 
      – Я выбрал каждого из вас, потому что вы лучшие в своем деле из всех, кого я знаю. – Хауард обвел взглядом лица сидящих в комнате. За ним наблюдали семь пар глаз. – До сих пор только Джонни и Майк знали, о чем идет речь и что они участвуют в деле. Остальным просто сообщили, что дело крупное и обеспечит средствами на всю оставшуюся жизнь – я имею в виду роскошноеобеспечение – всех нас и что шансов на благополучный исход – процентов пятьдесят. Скажу даже более того – еще меньше шансов у нас после этого выйти из дела. И здесь речь идет не просто о тюрьме. Это боевая акция. Хочет ли кто-нибудь из вас выйти из дела?
      – Вы тут упомянули тюрьму, босс. Насколько это незаконно? – поинтересовался Боб Ашер – крепкий мужчина лет сорока с виду.
      Дело в том, что у него развилось чувство неприязни к тюрьмам – после того как несколько лет назад он провел вместе с Хауардом шесть месяцев в тюрьме Анкары. Питание там было просто отвратительным, и недостаток витаминов послужил причиной того, что он потерял чуть ли не все свои волосы: он был почти лыс. Как ни странно, он не стал выглядеть от этого старше – если не наоборот. Мощные челюсти придавали ему драчливый вид. Перед тем, как поступить на работу в «Экс-эф секьюритиз», он был сержантом 22-го полка специальной воздушно-десантной службы, СВДС.
      – Боюсь, нам придется нарушить одно или два маленьких правила здесь, в Великобритании, но ничего такого, чтобы слишком беспокоиться. Основные действия развернутся за границей. Если там, куда мы собираемся, кого-то из нас поймают, то он окажется полностью вне закона. Но мы попробуем попросить о снисхождении к провинившемуся.
      – О, Гос-споди, – скривился Ашер, – но нам не привыкать!
      – Спасибо, Боб, – улыбнувшись, поблагодарил Хауард. – Я постараюсь добиться твоего досрочного освобождения за примерное поведение.
      – Что касается меня, босс, то, если ты, Майк, и Джонни полагаете, что все в порядке, можете считать, что я в деле. – Заговоривший мужчина, Мел Харрис, выглядел взбудораженно: сидя на краешке стула, он наклонился вперед, примостив локти на коленях и сцепив руки перед собой. Во всех отношениях, кроме одного, внешность Мела была самой непримечательной, но его выдавали глаза. Они были пронзительно голубыми, и люди просто не могли не заметить их пронизывающий взгляд. Харрис об этом знал и носил дымчатые или черные очки, когда не хотел, чтобы на него обращали внимание. Как и Ашер, он был бывшим сержантом 22-го полка СВДС. Из тех, кого когда-либо встречал Хауард, у него была самая быстрая реакция – быстрее даже, чем у Берна. Именно его так жестоко недооценили три несостоявшихся сардинских похитителя.
      – Спасибо, Мел. Тони, как насчет тебя?
      – Я тоже в деле, босс, – отозвался Тони Акфорд, – мне не помешает небольшой отдых от моей женушки.
      Хауард ухмыльнулся. Акфорд был очень крупным мужчиной – бывший морской пехотинец, он напоминал небольших размеров великана. Прослужив пятнадцать лет в ДКС – морском эквиваленте СВДС, – он всегда отказывался от повышения. О лютом характере его крошечной жены-ирландки ходили легенды. Даже Акфорд, несмотря на огромную физическую силу и умение вести как вооруженный, так и рукопашный бой, не мог с ней справиться. Репутация Акфорда как крепкого мужчины так и не была восстановлена до конца после того, как однажды, поздно вечером, она объявилась в пивном баре в Пуле, где Акфорд с отделением морских пехотинцев «торжественно» отмечал завершение ими подготовки в ДКС. С потоками брани она набросилась на мужа, и после удара дамской сумочкой тот остался лежать на полу почти бездыханным.
      – Отлично, Тони, но что она с тобой сотворит, когда ты вернешься обратно, а?
      – Я привезу ей букетик цветов, босс. У них там найдутся цветы, там, куда мы едем?
      – Сомневаюсь. – Хауард обратился к последней паре мужчин: – Энди, Крис, как насчет вас?
      Энди Денард и Крис Палмер были единственными, кто не получал зарплату в «Экс-эф-секьюритиз». Телефонная беседа Хауарда с Денардом была еще более завуалирована, чем те, которые он провел с остальными, поскольку тот являлся гражданином Зимбабве. Хауарду с трудом удалось связаться с его домом в Борроудейле, северном пригороде Хараре. Именно Денард предложил прихватить с собой Палмера. Вероятно, Хауард, безгранично доверявший суждениям южноафриканца, и так бы на это согласился, но от него не ускользнуло случайно оброненное Денардом замечание, что его друг-механик не только обладает необходимой квалификацией, но еще и является «хорошим скаутом». Хауард моментально сообразил, что это означает: во время войны за независимость в Зимбабве Палмер служил в наводящем ужас подразделении «Зулусские скауты». Да и «необходимая квалификация» не останется невостребованной – Палмер был бортинженером.
      Кроме Хауарда, лишь Берн и Ашер встречались с Денардом, а Палмер вообще никому не был знаком, но Хауард почувствовал, что двух бывших родезийских спецназовцев остальные уже приняли. Их суховатый юмор, сдержанный, без выкрутасов стиль, похоже, пришлись ко двору. Денард был маленьким и жилистым, в то время как Палмер походил на опорного нападающего в регби. У обоих были загорелые лица, задубевшие за годы, проведенные под солнцем Африки.
      – Эд, на чем будем летать? – заговорил Денард. – Не придется ли мне позабавиться с F-16 или чем-нибудь не менее прелестным? Ты же знаешь, я уже ошалел кружить этих чертовых туристов для Ю-Эй-Си.
      – Сожалею, Энди, но никакой экзотики. На самом деле, если нам хоть чуть-чуть повезет, то боевых вылетов у нас вообще не будет.
      – Гадство. Я так и знал. Ну да ладно, все равно придется соглашаться. Растреклятый водитель такси – вот и все, что мне сегодня предлагают.
      – Это все, на что ты сегодня способен, задница, – проворчал Палмер. – Не беспокойтесь, ребята, я попридержу этого грошового коротышку.
      Хауард удовлетворенно обвел комнату взглядом. Как он и был почти наверняка уверен, войти в команду в принципе согласились все. Он знал, что деньги тут ни при чем. Сам Хауард, вероятно, был единственным, кто шел на это дело исключительно как наемник. Он ринулся в него, чтобы вырваться из этой квартиры и оставить что-то для себя после разорительных выплат на содержание Клэр. Так или иначе, но он считал, что наличие денег никого из них особенно не волнует. Но и ведьмы в виде бывшей жены у них в наличии не было. Возможно, они и могли позволить себе роскошь относиться к делу просто как к небольшому развлечению. Он не мог – для него это было действительно дело. Хотя так же вероятно, что кто-то из них мог смотреть на это и иначе. Было бы идиотизмом браться за подобное «за просто так».
      – О'кей, парни, значит, так. – Хауард несколькими сжатыми фразами кратко обрисовал ситуацию.
      Пару-тройку раз кто-то удивленно присвистнул, на лицах некоторых из присутствующих отразилось одобрение. Глаза Мела Харриса загорелись диким восторгом, он даже шлепнул кулаком одной руки о ладонь второй. Лишь лицо Тони Акфорда ничего не выражало, и он продолжал жевать жвачку.
      – Эта операция, – продолжал Хауард, – не будет иметь ничего общего с тем, чем нам приходилось заниматься в армии. У нас не будет ни тыла, ни поддержки. У нас не так много времени, чтобы действовать украдкой – вместо этого придется полагаться на хитрость. Нам придется практически блефовать и на пути туда, и на пути обратно. Мы будем нарушать почти все мыслимые военные правила. Это будет скорее не скрытая операция, а наглое ограбление. Но я думаю, что оно может сработать.
      – Как бы то ни было, начнем с первоочередного. – С этими словами Хауард извлек семь плотных конвертов и раздал каждому по конверту. – В этих конвертах по двадцать штук. Я хочу, чтобы каждый из вас потратил до половины этой суммы на покупку себе приличных колес. Ничего слишком яркого. Неприметные, респектабельные, надежные тачки. Проще всего купить подержанные, но не старше полутора-двух лет. Расплачиваться наличными, а регистрационные документы заполнять обязательно самим – на чужое имя. Продавцу скажете, что покупаете машину для подружки, или что-то там придумаете. Автомобили не должны к вам иметь никакого отношения, и вам следует их использовать не для обычной работы или отдыха, а только для выполнения заданий. Страховать отдельно их не надо: внесите в уже имеющиеся у вас договоры пункт о распространении страховки на все управляемые вами средства передвижения. Таким образом, все будет законно, но, когда мы покончим с делом, ничего, что связывало бы вас с этими машинами, не останется. Когда вы не будете ими пользоваться, оставляйте их на стоянках подальше от дома. С тем, как от них избавиться, мы разберемся позже.
      Джонни станет единственным исключением – для того, чем он будет заниматься, ему понадобится более солидный автомобиль. Он может потратить на него двадцать тысяч. Остальные деньги предназначены на непредвиденные расходы. И не сорить ими. Я потребую отчеты. Крис, я на тебя полагаюсь, держи этого маленького сварливого пилота подальше от казино и злачных мест, ладно?
      Палмер ухмыльнулся и отвесил Денарду шутливый подзатыльник.
      – Не беспокойтесь, с наступлением темноты я буду держать его под замком.
      Денард пробурчал что-то неприличное.
      – Теперь, у меня здесь еще конверты. – Хауард раздал их по кругу, на каждом значилось имя того, кому он предназначался. – Вскройте их.
      Внутри находились общие инструкции, персональное задание и дополнительные деньги. Их количество в каждом случае варьировалось в зависимости от предполагаемых расходов.
      – Мел, ты там увидишь, что на следующей неделе нам с тобой предстоит небольшое дельце. После этого вы с Энди должны сгонять в Штаты. Ты хорошо знаешь Техас, поэтому предлагаю, чтобы вы начали оттуда. Ваша задача – найти пилота-ковбоя, который был бы достаточно похож на Энди, чтобы пройти паспортный контроль. Меня не волнует, будет ли это жулик, контрабандист или кто-то там еще, но он должен быть грамотным летчиком и иметь действующую лицензию на коммерческие полеты и управление двухмоторным самолетом. Энди может проверить его летные качества, но я хотел бы, чтобы вы его оценили с той точки зрения, насколько он управляем сам. Нам не нужен ни пьяница, ни сорвиголова. Вы дадите ковбою аванс в десять тысяч долларов, пообещав выплатить остальные девяносто по окончании дела. Говорить с ним следует как можно меньше, и он не должен узнать ваши имена. Понадобится он нам не раньше конца марта. Годится?
      Мел Харрис кивнул, его глаза прямо-таки лучились от предвкушения.
      – Хорошо, – произнес Хауард и обернулся к Зиглеру: – Майк, ты тоже отправишься обратно в Штаты, но по другому делу. Ты раздобудешь сложную электронику, которая нам понадобится в ходе операции. Там будет легче ее достать, и ты знаешь, где что искать. Позднее Джонни тебе сообщит, куда ее переправить. Крис, первое, чем займешься ты, – это начнешь отращивать бороду.
      Светлые брови крепко сбитого родезийца слегка приподнялись, но он согласно кивнул головой.
      – Какое-то время ты будешь действовать в одиночку, – продолжал Хауард, – но твое задание не должно занять слишком много времени. Джонни придется уладить кое-какие коммерческие вопросы, а потом он тебе поможет. Твоя задача – найти, а затем арендовать или купить самолет. Восьмиместный или побольше, хорошую рабочую лошадку – что-то вроде «айлендера» или «твиноттера», приспособленных к грунтовым аэродромам и с достаточным запасом запчастей. Остальные специальные требования к самолету перечислены в твоей памятной записке. Если он не будет им удовлетворять, ты его дооборудуешь. Джонни возьмет на себя финансовую сторону дела, поскольку это самая большая статья наших расходов и мы не сможем расплатиться по ней наличными. Остается еще одно важное дело, которым я займусь сам. Проблема заключается в том, что наша команда недоукомплектована. Нам нужен еще один человек, специалист, обладающий мастерством, которого ни у кого из нас нет. Конечно, по крайней мере у двоих или троих оно есть, но это далеко от того, что нам будет необходимо. Кое-кто подходящий у меня на примете есть, но я к нему еще не обращался. – Затянувшись сигаретой, Хауард наблюдал, как собравшиеся пытаются определить, что же это за специалист, которого не нашлось бы среди них. Наконец он открыл секрет: – Нам нужен высококлассный снайпер. Самый лучший из всех, что есть.
      Все мужчины, кроме одного, понимающе закивали головами. Лишь Тони Акфорд медленно вчитывался в свой список поручений, после каждого прочитанного пункта складки на его лбу становились все глубже и глубже. Наконец гигант разразился возмущенной тирадой:
      – Босс, на кой, спрашивается, хрен нам вся эта параша, которую мы тут с Бобом должны достать? Я могу еще понять, на что сгодится магнитофон и учебные записи по арабскому языку – представляю, как это удобно уметь сказать по-арабски: «стой, твою мать, совсем смирно, прыщ кучерявый, а то я отчекрыжу твой сифилисный набалдашник». И, возможно, альпинистское снаряжение, и все эти блоки, и веревки нам бы тоже пригодились на случай, если бы мы собирались не подстрелить, а повесить того раздолбая, но на хрена ж нам шестнадцатифутовая надувная лодка, водонепроницаемые мешки, гидрокостюмы, весла и подвесной мотор посередь заскорузлой пустыни? А эти флаги и наклейки? А вот это – небольшой кусок свинца и… мешочек с гипсом? Сварочный аппарат? Гидравлический домкрат? Два кондиционера? А это – десять тонн шлакобетона в блоках? Четыре тонны«маргарина консервированного»? Химический туалет и туристское снаряжение? Сорокафутовый коммерческий холодильный контейнер и полуприцеп к трейлеру, прости Господи? Что за налет, черт возьми, мы собираемся совершить – турпоход в окрестности Багдада, где мы поставим бетонную палатку, как следует поджарим на маргарине верблюда, потом как следует его заморозим и приволочем эту гадость домой на буксире за надувной лодкой?
      Остальные уже буквально корчились от смеха, и под конец лицо Акфорда тоже расплылось в улыбке. Хауард предвидел, что именно этот список вызовет некоторое недоумение, и ожидал, что Акфорд взорвется.
      – Ак, ты забыл еще полторы тонны гороха, – сказал он. – Мы жарим верблюда во фритюре и съедаем его с горохом. Ну а уж потом – химический сортир.
      Хауард подождал, пока не стихнет смех, и начал объяснять.

      Утром в пятницу в офисе Дартингтона на столе его личного секретаря миссис Уэбстер зазвонил телефон: масляный обвораживающий голос поинтересовался, когда у него будет возможность увидеться с «Питом» Дартингтоном. Неодобрение преданной хозяину миссис Уэбстер выразилось в том тоне, каким она попыталась отделаться от звонившего, но тот оказался назойливым.
      – Голубушка, это важное дело, – вкрадчиво настаивал он.
      Миссис Уэбстер передернуло: она ненавидела, когда ее называли голубушкой.
      – Мне нужно на днях с ним повидаться, – продолжал абонент. – Или, если это будет удобней, я мог бы встретиться с ним у него дома. Жаль, но мне не удастся сделать это на уик-энд. У него не найдется немного свободного времени в понедельник или во вторник?
      – Сэр Питер – очень занятой человек, мистер… – Миссис Уэбстер подождала, не назовет ли тот себя, но ответом было молчание. Она продолжила: – Боюсь, что, пока не узнаю, зачем вы хотите с ним увидеться, не смогу назначить вам встречу. В любом случае, и в понедельник и во вторник у него очень плотный график.
      – Хорошо, тогда как насчет вечера во вторник? Девятнадцатого? Я мог бы подъехать к нему за город. Вечер вторника меня бы как раз устроил.
      – Не имеет никакого смысла, мистер… – Она снова сделала паузу в надежде услышать имя и на этот раз была вознаграждена.
      – Харрингтон, голубушка, Брайан Харрингтон. Зовите меня Брайан.
      – Так вот, мистер Харрингтон, боюсь, что рассчитывать на встречу с сэром Питером у него дома не имеет абсолютно никакого смысла. Вне офиса по служебным вопросам он не принимает. В любом случае… – Она смолкла и прикусила губу.
      – А что, во вторник его там не будет?
      – Мистер Харрингтон, – с усилием произнесла миссис Уэбстер, уходя от вопроса, раздраженная тем, что позволила себя смутить, – я советую вам написать сэру Питеру, указав при этом характер вашего дела. Можете быть уверены, что получите скорый ответ. Мистер Харрингтон?
      В трубке раздавались короткие гудки.
      С гримасой недовольства Дороти Уэбстер положила трубку на аппарат. Поразмышляв секунду, она встала со стула, тихо постучала в дверь кабинета и вошла внутрь. Дартингтон поднял голову и вопросительно посмотрел на нее.
      – Сэр Питер, извините, но только что я ответила на довольно странный телефонный звонок. Человек, назвавший себя Брайаном Харрингтоном, настаивал на встрече с вами по, как он сказал, важному делу.
      – Харрингтон? Я никого не знаю с такой фамилией. Что он хотел?
      – Он не сообщил, сэр. Он сказал, что, возможно, заглянет к вам домой, и упомянул о вечере будущего вторника. Я пыталась отделаться от него, как только могла.
      – Ладно, если он появится, я выставлю его вон. Спасибо, Дороти, что предупредили.
      – Боюсь, что как раз во вторник вечером, если вы помните, вы с леди Дартингтон остаетесь в Лондоне, сэр. Не угодно ли, чтобы я предупредила мистера и миссис Джефкотт о возможном посетителе?
      – Ох да. Хорошая мысль. Скажите Джефкотту, чтобы смотрел в оба и выставил его, если тот появится. И не волнуйтесь, Дороти, дома я получаю массу глупых звонков вроде этого и часто жалею, что вас нет рядом и некому их всех отвадить.
      Миссис Уэбстер улыбнулась и вернулась в приемную.
      Дартингтон наблюдал, как за ней закрылась дверь. Он сидел, постукивая авторучкой по зубам. Было, черт побери, яснее ясного, ктоименно звонил. Он подумал, что Хауард, видимо, вел себя с обходительностью носорога. Бедная Дороти. Однако она запомнит звонок и, когда настанет время, сумеет связать события необходимым образом.

      Что-то свербило на душе у Хауарда, пока он сидел, углубившись в карты Шотландии. Он купил полный набор топографических карт масштаба 1:50 000, изданных Управлением артиллерийской инструментальной разведки, и теперь методически их изучал. У него было две отправных точки – географическое название и фамилия. В указателе географических названий в атласе автомобильных дорог этого места не было, но фамилия подсказывала направление поисков.
      Он обнаружил искомое место на сорок первом листе третьей карты. На это ушло пятьдесят минут, после чего название неожиданно бросилось ему в глаза. Наверняка это оно – только пишется через «С», а вовсе не через «К», как сказал Генри Стоунер. Вот почему не удалось отыскать его в указателе – ему следовало бы догадаться. Хауард подробно изучил район. Дикий край, подумал он, гористый, величественный, безлюдный. Рядом с названием деревушки стоял знак ТФ, который заставил его снова обратиться к атласу для автолюбителей. Да, номер телефона там был – постоялый двор. Вероятно, с удобствами там не ахти, но сойдет и это. На короткое время Хауард испытал чувство удовлетворения от того, что отыскал все сам, – не будет нужды задавать лишние вопросы Стоунеру. Но все это без толку до тех пор, пока он не узнает самую малость – что-то такое, что позволит ему управлять этим парнем.
      Макдоналд. Где же он видел уже эту фамилию? Весьма распространенная фамилия в различных вариантах, о чем сегодня напоминали на каждом углу сотни вывесок неуютных ресторанов быстрого обслуживания. А в тех местах она вообще самая обычная – в этой части Шотландии чуть ли не каждый второй зовется Макдоналдом. И все же фамилия по-прежнему не давала ему покоя. Где-то он видел вполне конкретное упоминание о ней, тут-то и могла обнаружиться связь. Как давно это было? Недавно, в этом он был уверен. Почему он ее заметил? Этого он не помнил. Придется опять начинать с пустого места.
      У Хауарда сохранился список всей литературы, которую он заказывал. Собрав свои заметки, он снова отправился в Британскую библиотеку периодических изданий. Добравшись туда без пересадок по Северной линии метро, в 11.30 он углубился в кипу заказанных газет. В 16.35 он нашел заметку, которую уже встречал до этого. Хауард едва успел заказать фотокопии на следующий день, как в читальном зале прозвучал звонок, предупреждающий посетителей о закрытии через пятнадцать минут, в пять часов.
      На следующее утро, в субботу, ровно в десять часов, к открытию, Хауард снова был в библиотеке. Он заказал еще девять названий газет за определенные числа: четыре ежедневных и два еженедельных шотландских издания с общенациональными новостями и два ежедневных и одно еженедельное – с местными. Заметки об одной и той же истории были в трех из них, но наиболее подробная статья была опубликована в издаваемом в Абердине выпуске для Лохабера «Пресс энд джорнал». Хауард подумал было посмотреть остальные местные газеты, но решил, что лучше не надо. Он сделал кое-какие пометки и за изрядную сумму заказал экземпляр газеты со статьей, попросив переслать его себе домой по почте.
      Хауард покинул библиотеку незадолго до одиннадцати. Это была чистейшей воды удача – он нашел то, что искал. У него была полная уверенность, что этого хватит, чтобы склонить Макдоналда к сотрудничеству.

      Мел Харрис сдал недавно приобретенный «Гольф GT» на проселок и выключил подфарники. Вместе с Хауардом они опустили передние стекла и в течение десяти минут молча прислушивались, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Наконец Хауард кивнул, и они выбрались из машины. Хауард указал на большой дом по другую сторону поля; было три часа ночи, и там горел лишь наружный прожектор охраны. Оба мужчины натянули на себя комбинезоны и перчатки и извлекли из багажника объемистую черную спортивную сумку и тонкую металлическую трубку.
      – Босс, в этих детских ползунках я чувствую себя вылитым ряженым, – раздался шепот Харриса.
      – Пусть это тебя не волнует, – пробормотал Хауард. – Думай о тех восхищенных взглядах, которые будут бросать на тебя в каталажке, после того как нас арестуют за это небольшое каперство. Давай-ка, пошли.
      Харрис и Хауард проворно пересекли поле и перелезли через стену в огород с тыльной стороны дома. Огибая грядки, они бесшумно приблизились к нему и пробрались под окна кабинета со стороны фасада. Покрытая гравием дорога уходила вниз к сторожке у ворот. Джефкотт почти наверняка находится в ней, чтобы быть поближе к воротам, а вот миссис Джефкотт, вероятно, спит здесь, в главном здании. Хауард обследовал окно и поднял большой палец: щеколда была не заперта. Харрис, остававшийся в неведении о роли Дартингтона, закатил глаза, не одобряя беспечности хозяев, не удосужившихся как положено закрыть дом. Ну да ладно, подумал он, сэкономим на этом немного времени.
      Пока Хауард бесшумно сдвигал фрамугу вверх, Харрис извлек из трубки складной телескопический спиннинг. К его концу он прикрепил небольшую проволочную крестовину. На торчащие перпендикулярно удилищу проволочки он прилепил по комочку замазки. Затем он достал квадратный кусочек картона шесть на шесть дюймов, к которому с одной стороны была приклеена липкая лента с двусторонним покрытием, и прижал его другой стороной к замазке. Теперь рамка и замазка удерживали картон на конце удилища.
      Осторожно, так, чтобы не пересечь рукой линию окна, Хауард молча указал, где находится инфракрасный пассивный датчик охранной сигнализации. Харрис просунул удилище в окно картонкой вперед.
      Датчик помещался в углу комнаты, на той же стене, что и окно. Его угол обзора равнялся девяноста градусам, и он перекрывал всю комнату. В пределах четырех стен он мог засечь перемещение любого источника тепла, в том числе человеческого тела. Открыто или закрыто окно, определить он не мог, поскольку находился на той же стене и его «взгляд» проходил как раз мимо. Если бы у датчика были глаза, то единственным, что он увидел, был бы квадратный кусок картона, приближающийся прямо к нему. Поскольку излучение от картонки было нейтральным, его присутствие не регистрировалось. Липкая лента на лицевой стороне квадрата коснулась пластмассовой поверхности датчика и плотно прилипла к нему. Харрис плавно отвел удилище, которое освободилось от слабого захвата замазки. Теперь картонка плотно закрывала окошечко датчика, напрочь лишив его «зрения». Когда Харрис убрал удилище, Хауард засек время, и мужчины замерли снаружи. Через шесть минут Хауард кивнул и они бесшумно проникли в комнату.
      Какое-то время они постояли, прислушиваясь, но никаких звуков изнутри дома не доносилось. Две перекормленные собаки должны были сопеть себе под нос на кухне, в дальнем конце коридора, за холлом; миссис Джефкотт тоже спала в свободной комнате, двумя этажами выше.
      Харрис расстегнул спортивную сумку и достал оттуда плотные темные одеяла и пакет с большими плакатными кнопками. Работая вдвоем, они молча пришпилили одеяла на оба окна и на дверь, ведущую в холл. Когда они наконец задернули поверх одеял тяжелые портьеры, комната погрузилась в абсолютную темноту. Хауард включил маленький пальчиковый фонарик и подошел к столу. Проверив ящики, он достал из сумки небольшую фомку и без шума, не спеша вскрыл те два из них, что были заперты. Харрис, воспользовавшись своим фонариком, проверил, чтобы ни один комочек замазки не упал с картонки на сенсоре. Потом он включил стоявшую на краю стола фотокопировальную машину, и та тихо ожила. Хауард пролистал вынутые из стола три папки с документами и, найдя то, что нужно, извлек оттуда тридцать восемь страниц. Он положил первую из них на стеклянную подложку копировальщика и закрыл верхнюю крышку. Четвертым одеялом Харрис укрыл машину и руку Хауарда, лежавшую на зеленой кнопке «КОПИРОВАНИЕ». Как только одеяло было на месте, Хауард нажал кнопку.
      Шум от машины был почти не слышен, ни один луч света не пробивался наружу. Харрис убрал одеяло, и они повторяли процедуру до тех пор, пока все тридцать восемь страниц не были скопированы. Хауард кивнул, и Харрис выключил машину. Копии документов, как и несколько бланков с шапкой «Даркона» и фирменные конверты, были сложены в папку, которая, в свою очередь, последовала на дно спортивной сумки.
      Хауард проворно обыскал остальные ящики стола: карманный диктофон, камера и немного наличности были переправлены к папке в сумку. Харрис отсоединил от сети видеомагнитофон и факс Дартингтона. Оба перекочевали туда же. Пару серебряных подсвечников и две серебряные пепельницы – единственные в комнате явно ценные небольшие предметы – поставили на подоконник. В течение трех последующих минут мужчины тщательно перерывали комнату – тихо снимали с полок книги, открывали ящики и шкафы, создавая впечатление, что кто-то впопыхах занимался поисками ценностей.
      Удовлетворившись, Хауард рассыпал содержимое папок по полу. Аккуратная прежде комната теперь превратилась в убедительный бардак. Выключив фонарики, они сняли все одеяла и упаковали их вместе с кнопками в уже и так раздувшуюся сумку. Когда последний предмет оказался внутри ее, Хауард вылез из окна и, опустив сумку на землю, подхватил одетой в перчатку рукой подсвечники и пепельницы.
      Тем временем Харрис сложил удилище в трубку и передал его через окно Хауарду. Затем он подошел к датчику охранной сигнализации и снял картонку, проверив, чтобы на нем не осталось липкой ленты. Аккуратно сложив картонку, Харрис сунул ее во внутренний карман.
      Датчик немедленно среагировал на присутствие нарушителя. В конце холла прибор охранной сигнализации отдал бесшумную команду системе автоматического оповещения в шкафу неподалеку. Система стала набирать телефонный номер дежурной части фирмы, осуществляющей охрану.
      К тому времени, когда автонабор закончился, Харрис взобрался на подоконник и мягко спрыгнул на землю. Распрямившись, он опустил фрамугу и концом трубки с удилищем выбил осколок стекла рядом со щеколдой. Затем поднял фрамугу и оставил окно открытым.
      Ухватившись вдвоем за ручки сумки, которая изрядно потяжелела от барахла, похищенного из кабинета, Хауард и Харрис быстро вернулись по своим следам в огород и к стене, закрывавшей дом со стороны поля. Прежде чем через нее перелезть, Хауард выбросил подсвечники и пепельницы в грязь у ее основания.
 
      Миссис Джефкотт обладала чутким сном. Слабый звон разбитого стекла разбудил ее, и женщина подошла к окну. Ничего особенного она не увидела, но тем не менее набрала по телефону номер сторожки. Муж откликнулся после четвертого звонка.
      Выслушав сообщение жены, Джордж Джефкотт твердо и решительно приказал:
      – Мери, оставайся там, где находишься, – вниз не спускайся. Сирена сработает с пятиминутной задержкой. Мы не должны их спугнуть. Полиция уже на пути сюда. Пусть поймают их с поличным. – Он начал поспешно одеваться и двумя минутами позже покинул сторожку, прихватив с собой дробовик.
      Джефкотт отомкнул тяжелые металлические ворота и распахнул створки настежь для беспрепятственного проезда полицейских. Затем он поспешил к дому, придерживаясь травянистой обочины вдоль длинного покрытого гравием съезда.
      В то же самое время, когда миссис Джефкотт звонила мужу, полицейский участок, предупрежденный дежурной частью, направил ближайшую патрульную машину – та оказалась всего в трех милях от дома – к месту происшествия. Наряд, не включая ни мигалки, ни сирены, пронесся на скорости по дороге с задней стороны дома и проскочил мимо проселка, где по-прежнему стоял спрятанный серый «Гольф GT» Харриса. Через триста ярдов патрульная машина свернула направо к сторожке и еще раз направо, через ворота, на подъездную дорогу. Харрис и Хауард, пробиравшиеся по полю и находившиеся теперь ярдах в ста от своей машины, наблюдали, как проехала полиция. Они обменялись взглядами. С тех пор как сорок пять минут назад они покинули «гольф», ни один из них не произнес ни слова.
      Ровно через пять минут после того, как Харрис отлепил от датчика картонку, снаружи дома прозвучал громкий сигнал тревоги. Джордж Джефкотт, притаившийся с дробовиком в зарослях недалеко от разбитого окна, был озадачен тем, что оттуда никто не появился. В четверти мили от него, на другом конце протянувшегося за домом поля, так и не замеченный «Гольф GT» выехал с проселка. Полицейский патруль примчался к дому тридцатью секундами позже. Все улики, начиная со следов от кроссовок на грядках и кончая характером похищенных вещей, привели их к заключению, что виноваты «подростки» – эта точка зрения была подкреплена позже, когда утром Джефкотт обнаружил серебряные предметы, неловко оброненные возле стены у огорода.
      Харрис направился обратно в сторону Лондона. По пути он ненадолго заскочил на придорожную стоянку, чтобы Хауард смог выбросить в контейнер для мусора две почти неношенных пары кроссовок, два темно-синих комбинезона, полностью исправную камеру, диктофон и видеомагнитофон.

      Молодой агент по недвижимости едва смог поверить собственному счастью. Просто невероятно, думал он. Еще минуту назад он сидел в своем офисе, бил баклуши и мрачно размышлял о своем будущем, и тут с улицы заходит этот круглолицый парень и говорит, что хотел бы арендовать помещения, которые в реестрах фирмы числятся чуть ли не самыми бесперспективными. Невероятно!
      Конечно же, нежилые корпуса на Лаундиз-роуд на самом деле были в полном порядке. Просто-напросто это был случай, когда разработчик просчитался со сроками. Они были закончены в 1988 году – десять штук в один ряд. Прекрасный объект для сдачи в аренду – по крайней мере теоретически. Удобный выезд на шоссе М4 у развязки номер 16, хорошие, универсальные здания, где все предусмотрено. Проблема заключалась в спаде экономики. Только четыре из них были арендованы до того, как наступили тяжелые времена, ну а потом, как считал агент, сдать их было уже нельзя ни за какие посулы. Хозяин просто не желал посмотреть в лицо действительности: он отказался снизить арендную плату, несмотря на все советы, которые ему давали. Все могло бы пойти по другому, не возьми он в банке кредит под залог за постройки. Отспорив высокую арендную плату, ему удалось договориться с банковским менеджером о величине капитальных затрат на проект. Таким образом он избежал закрытия своей фирмы за неуплату долгов.
      Поначалу все шло нормально. Получая арендную плату за четыре сданных блока, застройщик смог соблюсти собственные финансовые интересы, и ему удалось договориться о переносе сроков основных выплат. Неприятности начались, когда один из съемщиков решил отказаться от здания. Вот когда, по мнению агента, хозяин повел себя действительно по-дурацки. У съемщика оставалось еще девять месяцев до истечения договора, но он попросил об освобождении от выплат. Застройщик запаниковал по поводу своих платежей банку и занял жесткую позицию по отношению к связанному контрактом съемщику, который был вынужден заплатить за аренду и в результате обанкротился. Агент по недвижимости умолял хозяина снизить арендную плату или договориться о компенсации, но тот и слышать об этом не хотел.
      Результат можно было предвидеть, не обращаясь к гадалке. Съемщик был самым слабым из четверых: разорившись, он остался должен застройщику еще за четыре месяца. Остальные съемщики тут же просекли конъюнктуру и, когда подошли сроки перезаключать договоры, не стали их возобновлять и были таковы. Теперь все десять зданий пустовали – Лаундиз-роуд обезлюдела. Ну и конечно же, появился новый владелец. Придурковатый застройщик и его в равной степени придурковатый банк исчезли из виду. Новый владелец подобрал здания за смехотворную сумму и нанял то же самое агентство по недвижимости, потому как оно хорошо знало эти строения. Новый хозяин оказался гораздо более сообразительным, но теперь сложность заключалась в том, что место стало пользоваться плохой репутацией. Естественно, что любой потенциальный арендатор вправе полюбопытствовать, а почему это все тут пустует? Ведь никто не любит быть первым, не так ли? Да и кто же в эти дни, в разгар экономического спада, будет снимать промышленные здания? Никто. Интерес вообще не проявлялся. Строения упорно продолжали пустовать.
      Так было до недавнего времени. Лишь пару дней назад объявился этот круглолицый парень, сообщил, что ему понравились помещения, и спросил, нельзя ли арендовать – подождите – не одно, не два, а целых три из них! Вот так вот. Лиха беда – начало! Он даже не заикнулся о величине арендной платы! Что ж, ладно, шесть фунтов за квадратный фут – это более приемлемо, чем десятка, которую драл прежний хозяин, да и учитывая низкую цену, уплаченную за здания, теперь, когда сданы три из них, новый владелец легко окупит затраты. А еще это может вызвать интерес и у других…
      Иметь дело с круглолицым мистером Брайсом было просто приятно. Ознакомившись с условиями сдачи и найма, он согласился со всеми пунктами договора. У него уже были готовы все необходимые поручительства от банка (которые при проверке оказались ну очень хорошими). Вдвоем они поехали на машине мистера Брайса осмотреть помещения и, ударив по рукам, вернулись обратно. Приятная тачка у мистера Брайса. Очень приятная. БМВ 325i – кожаные спортивные сиденья, компакт-диск, аудиосистема, летает как ракета. У мистера Брайса никаких проблем с денежками – тут уж все ясно. Как бы то ни было, а дело – в шляпе! Найм оформлен за рекордные два дня, а банковский чек погашен. Да и уплачено за шесть месяцев вперед вместо обычного квартала! Да уж, подумал агент по недвижимости, помахав на прощание мистеру Брайсу, в офисе сегодня предстоит поголовная пьянка.
 
      БМВ отъехал от конторы агента и направился из Суиндона в сторону развязки номер 16 и по шоссе М4 обратно в Лондон. Джонни Берн открыл рот и извлек из-за щек розовые резиновые подушечки. Затем он сложил их в целлофановый пакет и сунул его в бардачок, рядом с пузырьком с «пластиковой кожей». Он подумал, что с подушечками похож на пациента после болезненной процедуры у дантиста. Они раздували его щеки, но для всех, кто не знал, как он выглядит в нормальном состоянии, его лицо было просто более округлым. Затемненные контактные линзы не беспокоили глаза в той степени, как он опасался, – теперь он уже к ним привык. Не забыть бы их снять и расчесать волосы на привычный манер – без пробора. Он потер кончики пальцев о ремни безопасности, и с них стала слезать пленка из «пластиковой кожи».
      Три промышленных здания подходили как нельзя лучше. Ни одного съемщика в остальных семи, и расположены в конце тупика. Удобный выезд на М4, как раз необходимых размеров, и вряд ли кто их здесь побеспокоит.
      Для Берна неделя выдалась очень напряженной. Поездка в Лихтенштейн, создание там холдинговой компании и перевод на ее имя миллиона фунтов стерлингов с анонимного номерного счета в новый банк. Затем возвращение в Англию и создание еще трех компаний, зарегистрированных в Великобритании: по оптовой торговле пищевыми продуктами, транспортно-экспедиционной и просто торговой фирмы. Три разных юридическо-посреднических конторы оформили бумаги и зарегистрировали их в налоговом управлении, а три типографии отпечатали фирменные бланки и другую документацию. Затем последовали дальнейшие переводы денег – на этот раз со счета холдинговой компании в Лихтенштейне на вновь открытые счета в трех британских банках. Скоро между компаниями последует серия взаимных денежных операций, которая убедит банки, что те успешно торгуют между собой. Банковские менеджеры не увидят адреса двух остальных компаний, с которыми ведет дело одна из трех, и останутся в неведении, что на самом деле фирмы расположены в соседних друг с другом комнатах. Постепенно счет холдинговой компании в Лихтенштейне истощится. Конечно, ни одна из денежных операций не выдержала бы серьезной аудиторской проверки, но они и не должны были ей подвергаться. И мсье Брайс, и мсье Хатчер, и остальные директора исчезли бы прежде, чем дошло бы до этого.
      Ну а пока Джонни не следует забывать о прическе, контактных линзах, пластиковой коже и этих чертовых подушечках за щеками.
      Если бы Джулиет увидела его в подобном виде… о последствиях было непереносимо даже думать. При мысли о девушке он улыбнулся и обнаружил, что вдавил в пол педаль акселератора. Спокойней, Джонни, скомандовал он себе, отпуская педаль. Не гони. Я понимаю, что ты ждешь не дождешься встречи, но от того, что тебя штрафанут за превышение скорости, скорее ты ее не увидишь…

      В пятницу, 29-го ноября, Хауард прилетел в Эдинбург дневным рейсом из Хитроу. Получив багаж, он зашел в контору «Авиз» и завершил формальности по найму автомашины «форд-эскорт», которую заранее заказал по телефону. Хауард выехал из аэропорта и направился на север по трассе М90. Обогнув Перт по новой объездной дороге, он поехал по шоссе А9 в сторону Инвернесса. Часом позже он свернул возле Далуинни на А86 по направлению к Спин-Бриджу и Форт-Уильяму.
      День выдался холодным, порывы шквалистого северного ветра порою достигали такой силы, что едва не опрокидывали машину. Уже в 3.45 пополудни стало смеркаться, и задолго до того, как он прибудет на место, станет темно. Движение по шоссе почти отсутствовало, вокруг расстилался унылый ландшафт, а на отдаленных вершинах холмов за озером Лох-Лагган лежал снег. Через какое-то время они были уже неразличимы, а к тому моменту, когда Хауард добрался до Спин-Бриджа, небо стало почти совсем черным. В десяти милях к юго-западу, невидимая во тьме и за облаками, должна была находиться округлая вершина горы Бен-Невис.
      В пяти милях позади Спин-Бриджа он свернул на боковую дорогу к маленькой деревушке Карвейг, а еще через две мили дорога сузилась до однопутной, местами с разъездами, обозначенными белыми знаками восьмиугольной формы. Хауард ехал медленно и осторожно. По пути фары его машины зажигали глаза на темных мордах овец. Скопления животных располагались по травянистым обочинам, овцы проявляли безразличие к приближению автомобиля, так что пару раз ему пришлось остановиться и посигналить, чтобы прогнать их с самой дороги.
      Наконец чуть позже пяти он увидел в отдалении небольшую россыпь огней и десятью минутами позже прибыл в собственно Карвейг. Отыскать гостиницу не составило труда – она заметно выделялась среди двадцати или около того коттеджей и бунгало деревушки. Хауард поставил машину на стоянку, собрал сумки и позвонил в дверь.
      Появилась девушка лет восемнадцати с золотисто-каштановыми волосами, одетая в джинсы и толстый пуловер. У нее было хорошенькое лицо и мягкий мелодичный говор западного побережья.
      – Добрый вечер, чем могу вам помочь?
      – Меня зовут Хатчер, Эдвин Хатчер. Я звонил вам и заказывал комнату на пару суток. Надеюсь, ничто не изменилось?
      – Ох да, конечно же, мистер Хатчер, прошу прощения. Входите же! Я должна была догадаться, что это скорее всего вы! – Девушка улыбнулась и предложила помочь ему с сумками.
      Она суетилась вокруг и без умолку тараторила, чтобы он чувствовал себя как дома. Потом провела его в небольшенькую гостиную и вышла, чтобы приготовить чашку чая. Появилась женщина, улыбнувшись и вытерев руки о фартук, она подошла к нему и поздоровалась за руку. Она была небольшого роста, с ладной фигурой, на вид – лет сорока. Наверняка не старше, отметил Хауард.
      – Мистер Хатчер, добро пожаловать в Карвейг! Я – Мораг Камерон, мама Шилы.
      Именно ее голос ответил по телефону, когда Хауард позвонил, чтобы заказать комнату. Приятный голос, мягкий и нежный, звучал слегка удивленно от того, что кому-то пришло в голову провести уикэнд в ноябре в столь отдаленном месте. Теперь, когда Хауард ее увидел, он подумал, что она очень привлекательная женщина. Его пристальный оценивающий взгляд был встречен дружелюбной улыбкой. Семейное сходство между мамой и дочерью было потрясающим. Рукопожатие женщины оказалось твердым и неожиданно сильным. Хауард предположил, что она, должно быть, привыкла к постоянной грубой работе, зарабатывая себе на жизнь. Его остановка в гостинице несомненно внесет желанную лепту в семейные финансы.
      Мораг Камерон провела Хауарда наверх в его комнату, которая оказалась маленькой, но комфортабельной – отнюдь не спартанские условия, как он ожидал. Она была простенько обставлена, отделана в веселых тонах и вылизана до блеска. Хауард неожиданно подумал, что было бы неплохо провести в этом приятном месте летний отпуск. Прошло много лет с тех пор, как он последний раз был в Шотландии, и, когда он открыл окно и уловил неповторимый запах диких холмов с солоноватой примесью морского воздуха, на него нахлынули воспоминания. Он глубоко вдохнул и начал распаковываться.
      Через полчаса, приняв горячую ванну с потрясающе мягкой, чуть-чуть отдающей торфом водой, Хауард спустился в бар. Он подумал, что мог бы вполне обойтись и без этого. Бар еще пустовал – заполняться он начнет позднее. Хауард устроился с книгой в кресле – ни дать ни взять турист, отдыхающий после дня, проведенного за рулем.
      Вошла дочь Мораг и поинтересовалась, не хочет ли он чего-нибудь выпить. Она была явно довольна, когда Хауард выбрал дорогое солодовое виски. Он оправдался перед девушкой за то, что добавил в стакан толику воды, объяснив, что никогда бы не сделал этого там, на юге, где вода так отдает хлоркой, что убивает вкус хорошего виски. Шила улыбнулась.
      Какое-то время Хауард оставался единственным посетителем, и они мило болтали. Он знал, что рано или поздно ее любопытство возьмет верх, и был готов к ответу, когда она вежливо поинтересовалась, почему в конце ноября он выбрал именно Карвейг.
      Хауард поведал ей, что много лет назад он приезжал сюда вместе со своим отцом. В то время он был двенадцатилетним подростком. Отца пригласили на трехдневную оленью охоту в заповедник Глен-Карвейг, и он прихватил с собой сына, чтобы тот приобрел свой первый опыт. Мысль о шатании по долине между холмами претила мальчику, но в результате он получил одно из самых ярких впечатлений в жизни, которое так и не смог забыть. Он всегда мечтал побывать здесь снова, но только сейчас наконец-то смог сюда выбраться.
      – Так что, если хотите, это всего лишь своеобразная ностальгия.
      Его рассказ был лишь отчасти правдивым, и, конечно же, то, что было правдой, происходило где-то в других местах. Хауард достаточно хорошо запомнил подробности на карте, чтобы в случае необходимости назвать по именам отдельные вершины в Глен-Карвейге, но знал, что ступит на более скользкую почву, если девушка спросит его об именах людей.
      – Что ж, мистер Хатчер, очень приятно, когда возвращаются старые гости. Ох, извините, я вовсе не хотела сказать…
      Хауард рассмеялся.
      – Не волнуйтесь – вы абсолютно правы. Все это происходило очень давно – задолго до вашего рождения. На самом деле даже ваша мама в то время была еще только ребенком. Мне сорок пять, а уж ей никак столько не дашь. Судя по внешности, она гораздо моложе меня.
      Шила Камерон вновь постаралась сгладить неловкость, но, увидев, что Хауард искренне не придал ее словам ни малейшего значения, быстро прекратила попытки.
      Хауард сменил тему разговора.
      – Я тут все гадал: можно ли будет совершить прогулку по долине, например, завтра с утра? Я мог бы взять с собой сандвичи или что-то еще. Есть тут кто-то, у кого следовало бы спросить разрешение?
      – Ой, мистер Хатчер, да я уверена, что и так все будет отлично. Охотничий сезон сейчас уже закончился, а отстрел быков еще не начинался. Я уверена, что, пока вы будете оставаться на идущей вдоль долины дороге, все с вами будет в порядке. А я могла бы собрать вам с собой еды, если вы скажете, чего бы вам хотелось, – у нас есть немного хорошей ветчины, а еще есть масло или сыр.
      – Ветчина – звучит заманчиво. Было бы очень любезно с вашей стороны. Как мне туда добраться? Я смогу доехать до охотничьего домика на машине? Насколько мне помнится, он милях в двух от дороги, не так ли?
      Было именно так. Перед мысленным взором Хауарда ясно стояла карта этой части местности.
      – Да вы можете проехать туда на машине. Я уверена, что никому не будет дела, если вы оставите ее на день возле хижины. Дальше, вверх по долине, дорога очень плохая, и от вашей машины не будет толку. Это хорошая прогулка – от сторожки до верхней части долины вдоль реки миль десять. Ворота рядом с домом будут закрыты, но там есть пешеходные мостки через изгородь от оленей.
      – Просто замечательно. Но не стоит ли мне все-таки с кем-то переговорить, прежде чем отправиться в путь? Может быть, с егерем?
      – Ну, в сторожке вы можете встретиться с Дунканом, если только он сам не отправился в долину. Дункан Макрей – он работает охотоведом.
      На мгновение Хауард растерялся. Дункан Макрей? Это было не то имя. Неужели он перепутал место? Он стал судорожно соображать.
      – Для одного егеря лес в Глен-Карвейге был бы немного великоват, не правда ли? Я думал, что здесь работают по крайней мере двое.
      – Вы правы, их как раз двое. Но Дункан – главный егерь, а Дэнни работает лишь временно в период охотничьего сезона, ну и, конечно же, помогает с отстрелом быков.
      – Дэнни?
      – Дэнни Макдоналд. Он… он мой друг. – Девушка опустила глаза, затеребила тряпку и стала протирать несуществующую каплю на стойке бара. Слегка смущенная, она коротко взглянула в его сторону и отвела глаза.
      Но ты хотела бы, чтобы он был больше чем другом, не так ли? – констатировал про себя Хауард. О Боже! Неужели того, что Берн спутался с девчонкой из полиции еще не достаточно? Он бросил быстрый взгляд на ее левую руку и с облегчением увидел, что кольца там не было. Пока.
      – Хороший парень этот Дэнни?
      Все буквально выплеснулось из нее наружу. Девушка не смогла бы сдержать своих чувств, даже если бы очень захотела. Она была явно влюблена в Дэнни Макдоналда. Две семьи хорошо знали друг друга и дружили в течение многих лет. Когда Шиле было девять, произошла трагедия. Поздней дождливой ночью ее родители вместе с родителями Дэнни возвращались на машине после вечеринки в Форт-Уильяме, как вдруг из-за поворота однопутной дороги навстречу им вылетел фургон. Машиной управляла мама Дэнни. Она вильнула, пытаясь избежать столкновения, автомобиль вынесло с дороги, он пропахал крутой склон и, ударившись сорока футами ниже о скалы, загорелся. Мать Шилы выбросило из салона с переднего сиденья; отец Шилы и родители Дэнни погибли. Мораг Камерон со сломанными рукой и ногой выползла на шоссе, где ее полумертвую от холода и шока через два часа обнаружил проезжавший мимо водитель. Фургон и его водителя так никогда и не нашли.
      В то время Дэнни было восемнадцать, а его брату, Фергусу, шестнадцать. Дэнни учился в колледже в Эдинбурге, а Фергус как раз собирался туда поступать. Оба во время каникул работали помощниками у своего отца, который был главным егерем в Глен-Карвейге. Пришедший вместо Джона Макдоналда главный егерь стал сущей катастрофой. К счастью, он продержался только два года, пока управляющий заповедником не застал его в половине двенадцатого утра вусмерть пьяным дома в постели и не выгнал с работы. Но к тому времени Дэнни уже попал с этим человеком в крайне неприятную историю. Юноша раскусил его очень быстро, а происшедшей между ними драки оказалось достаточно, чтобы лишить Дэнни всякого шанса получить единственную работу, которую он по-настоящему когда-либо хотел, – работу своего отца. А когда было установлено, что в произошедшей ссоре Дэнни не виноват, то на должность уже был назначен Дункан Макрей. Дункан был хорошим егерем и достаточно мудрым человеком, чтобы рекомендовать Дэнни, который был егерем по призванию, на должность своего заместителя. С тех пор тот и занимал вторую позицию.
      Фергус, младший брат Дэнни, закончил колледж, стал квалифицированным инженером и переехал в Абердин, чтобы заняться нефтяным бизнесом в Северном море. Он съездил за границу, женился и едва наведывался домой. А вскоре произошла еще одна ужасная трагедия, после которой домой он уже никогда не вернется…
      Хауард не стал спрашивать у Шилы о несчастье, обрушившемся на Фергуса. Он увидел, что та расстроилась, и быстро переключил разговор снова на Дэнни. По мере того, что рассказывала девушка, в голове Хауарда стал вырисовываться портрет молодого шотландца. Целеустремленный, рассчитывающий только на свои силы, способный, стойкий и сильный – все это хорошие черты. Немногословный – необязательно плохо. Горячий нрав – не то чтобы хорошо.
      – Так чем же он занимается в межсезонье?
      – Ох, он работает в магазине спорттоваров у своего дяди в Форт-Уильяме. На самом деле, он сам управляется с торговлей. И дядя и тетя… ну, сегодня их уже ничто особенно не интересует. Там все делает Дэнни.
      Хауард догадывался о причинах отсутствия у дяди и тети интереса к делам и не стал вдаваться в подробности. Бич для столь многих горцев – пьянство. Эти длинные-длинные зимние ночи и лишь один собеседник – бутылка…
      – Он что, живет со своими дядей и тетей?
      – О нет. У него есть свой коттедж, который ему оставила бабушка.
      – А где это, здесь, в деревне? – Хауард подумал, что все равно должен был разузнать адрес, а тут ему было интересно посмотреть на реакцию.
      Прежде чем ответить, девушка как-то странно на него взглянула.
      – Нет, это внизу, по дороге на Спин-Бридж, – рассеянно сказала она. – А теперь, мистер Хатчер, – она выпрямилась и напустила на себя деловито-озабоченный вид, – пока не собрались посетители, мне лучше заняться вашим ужином. Что бы вам хотелось? У нас найдется прекрасная форель, которую я бы вам настоятельно порекомендовала.
      Свежая коричневатая форель оказалась и впрямь отменной, и Хауард заказал к ней бутылку белого вина. Ее принесла мать Шилы, поинтересовавшись, все ли его удовлетворяет.
      – Конечно же – да, миссис Камерон, – ответил он. – Это самое приятное место для отдыха. Лучшего просто не сыскать.
      Довольная его словами, она улыбнулась и собралась вернуться на кухню, но Хауард мягко окликнул ее:
      – Миссис Камерон, не хотите ли ненадолго составить мне компанию и выпить вина? Вы сегодня очень много потрудились, а я весь день провел в дороге. Может быть, вдвоем нам удастся немного развеяться?
      Мораг Камерон обернулась, на ее лице было написано удивление. Она изучала его темные, почти без выражения глаза. Неожиданно ей понравилось то, что она увидела.
      – Что ж, мистер Хатчер, очень мило с вашей стороны. Пожалуй, я приму приглашение. У меня как раз небольшенький перерыв перед тем, как начнет заполняться бар. Спасибо. – Мораг развязала фартук и присела за столик.
      Хауард налил ей вина в бокал. Женщина стала изучать его лицо. Приятный мужчина, подумала она. Но его так просто не поймешь. Сложная судьба… интересное лицо – эти темные глаза готовы выдать не слишком-то много. Посмотрев в них с холодным интересом, она поставила локти на стол и опустила подбородок на сцепленные руки.
      – Так поведайте мне, мистер Хатчер, что же вас сюда привело?
      Хауард мягким голосом начал рассказ. Он ответил на ее вопрос той же историей, которую уже сообщил Шиле. Затем он сменил тему, перескакивая с одного на другое, стал говорить о своих пристрастиях и расспрашивать о ее интересах.
      Они проболтали полчаса, как вдруг Мораг посмотрела на свои часы и вскочила из-за стола.
      – Ох, вы должны меня извинить, мистер Хатчер. Мне нужно заняться другими делами. Я понятия не имела, что уже так много времени. – Она протянула руку, и Хауард тоже поднялся. Она улыбнулась ему. – Спасибо за вино. Я получила удовольствие от нашей беседы.
      – И я тоже, миссис Камерон. И притом превеликое.
      – Спокойной вам ночи, мистер Хатчер. Надеюсь, что постель покажется вам удобной.
      Он взял ее за руку.
      – Спокойной ночи, миссис Камерон. Или могу я называть вас просто Мораг?
      Тень улыбки все еще продолжала играть на ее лице, но она так ничего и не ответила, повернулась и ушла.
      Хауард снова сел и осушил свой стакан. Десятью минутами позже он был наверху в своей комнате и пытался сосредоточиться на книге.
      Где-то через час в открытое окно до него стали доноситься звуки из расположенного внизу бара. Постепенно в нем собирались местные жители, чтобы отметить конец еще одной трудовой недели. К девяти часам, как прикинул Хауард, бар должен был быть полон – шум оттуда нарастал и стихать начал только ближе к закрытию. Хауард слышал голоса и шаги мужчин, исчезавших во тьме по дороге. Затем, чуть позднее, донесся звук закрываемого массивного засова на входных дверях. Наконец в половине двенадцатого наступила тишина.
      Хауард поднялся с постели и открыл дверь спальни. Выйдя наружу, он бесшумно направился в дальний конец покрытого ковровой дорожкой коридора, где рядом с лестницей находился запасной выход. Дверь была помечена: «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ». Он толкнул ее и шагнул внутрь. За ней было еще три двери, из-под одной из них струился свет. Где-то через минуту он погас. Хауард тихонько постучал в дверь, свет внутри вновь зажегся, и она открылась.
      На пороге, одетая в ночную рубашку, стояла Мораг Камерон, весь ее вид выражал крайнее изумление. В течение нескольких секунд, ничего не говоря, она просто смотрела на Хауарда. Женщина уже собиралась было что-то сказать, но его руки обняли ее стройное тело и притянули к себе. Его губы прильнули к ее губам, и на мгновение она была застигнута врасплох потрясающим ощущением физической близости. Сила и страсть его объятий на какое-то время лишили ее всяких мыслей, и она в течение показавшихся очень долгими секунд безуспешно пыталась подавить неожиданно возникшую собственную страсть. Затем она резко отстранилась и сделала шаг назад, ее глаза горели от негодования. Пощечина прозвучала словно щелчок кнута.
      Пораженная, она пристально всмотрелась ему в глаза – Хауард даже не шелохнулся. Ее рука заныла от сильного удара, но мужчина не подал ни малейшего вида, что даже ощутил его. Мораг быстро замахнулась еще для одной пощечины, и… она почувствовала, как его рука обхватила ее запястье. Поначалу она попыталась было освободить кисть, но с нарастающим изумлением обнаружила, что не может ею даже шевельнуть. Он поднес указательный палец свободной руки к своему рту, прося тишины, затем нежно коснулся им ее губ. Медленным ласкающим движением его пальцы пробежались по щеке и скользнули вниз вдоль шеи… задрожав, она закрыла глаза, и он отпустил пойманную кисть. Ее лицо теперь было нежно зажато между двумя ладонями, и она почувствовала, как он снова притянул ее к себе. Мораг обвила руками его шею и прижалась к нему всем телом, размягчаясь, тая, подчиняясь его силе… О Боже, ее еще никогда так не целовали…
      Они медленно опустились на ковер, позади них тихо щелкнула закрывшаяся дверь.
      Лежа под Хауардом, Мораг ощутила, как изнутри в ней медленно поднимается давно забытое чувство. Тихо застонав, она прижалась к нему еще крепче, утопив кончики пальцев в его спине. Она снова застонала, теперь уже громче, и ладонь Хауарда накрыла ее рот. Его губы коснулись ее уха, затем шеи, на нее стали накатывать и захлестывать непреодолимые волны удовольствия, этого чудесного, сладострастного чувства, которое она не испытывала уже столько лет… она извивалась и беззвучно стонала в его ладонь, дрожа и выгибая спину от острого желания… затем мягко осела, с влажной кожей, расслабленная, как никогда до этого… но он продолжал движения, и она снова стала отзываться – медленно и с приятным удивлением… такого не может быть… слившись воедино, они перевернулись, теперь она была сверху… вздымающиеся волны вновь обрушились на нее, на этот раз еще более сильно, невыносимо приятно… она испытывала чувство, что вот-вот умрет… и снова кончила… О Боже, это было так здорово, так прекрасно… но, Господи, он все еще движется, он что, вообще не собирается останавливаться… не знаю, смогу ли я выдержать это еще раз…
      Когда Мораг открыла глаза, то увидела, что он пристально смотрит на ее лицо. Она издала глубокий вздох удовлетворения. Его губы снова коснулись ее губ, на этот раз мягко и нежно, он прижал ее к себе, лаская тело и что-то нашептывая на ухо. Ее глаза сияли от удовлетворения, она опять нашла его губы и глубоко с любовью поцеловала. Он отнес ее к постели и, прежде чем уложить, откинул покрывало. Она протянула к нему руки, и он лег с нею рядом. Через какое-то время, нежно обнявшись, они заговорили, стараясь, чтобы голоса звучали шепотом и не разбудили Шилу в соседней комнате. Мораг почувствовала, что постепенно проваливается в сон, она свернулась калачиком в его объятиях, и последним ее воспоминанием было, как он шепчет, что никогда не видел такого прекрасного лица, как у нее…
      В пять утра Эд Хауард тихо поднялся с постели. Ветер утих: снаружи было мирно и покойно. Он поцеловал Мораг в лоб, она вздрогнула и улыбнулась во сне. С минуту он постоял рядом с постелью, разглядывая ее лицо, освещенное бледным светом луны, проникающим из окна. Ее лицо утратило озабоченное выражение и было теперь по-настоящему красивым, словно у молодой девушки. Боже, да она прекрасна…
      Выйдя так же бесшумно, как и появился, Хауард направился вдоль по коридору к своей комнате, его мысли находились в непривычном смятении.

      Двадцать девятого ноября исполнилась ровно неделя, как Денард и Харрис находились в Техасе. В своих с виду бесцельных скитаниях по южной части штата их взятый напрокат «крайслер» покрыл почти тысячу миль.
      Прилетев в Техас, они обосновались в мотеле на задворках Сан-Антонио, Харрис расстелил на столе в номере крупномасштабную авиационную карту южного Техаса и мексиканского припограничья.
      Увидев количество аэродромов, отмеченных на карте, Денард издал стон:
      – Го-осподи! Похоже, что взлетные полосы покрывают весь штат! Здесь что, у каждогоесть самолет?
      – Очень у многих, Энди. Расстояния тут большие, и все очень разбросано. На территории Техаса уместилось бы несколько Соединенных Королевств. Многие люди предпочитают скорее летать, нежели ездить – отсюда так много аэродромов. Думаю, самым правильным будет сделать ставку на южные районы и вести поиски здесь. Для начала давай-ка сосредоточимся на местах, находящихся в пределах досягаемости от мексиканской границы, но не далее ста миль от Сан-Антонио. А там ты продолжишь и подберешь кого-то, кто, с твоей точки зрения, будет того заслуживать.
      Часом позже Денард закончил разметку карты, покрыв ее с помощью маркеров разноцветными пятнами. Он подозвал Харриса.
      – Смотри, вот этот большой красный круг отмечает расстояние ровно в сто сухопутных миль от международного аэропорта Сан-Антонио. Внутри него есть два международных аэропорта – собственно Сан-Антонио и Остин. Их мы можем отбросить. Далее, есть еще пятнадцать крупных аэропортов с несколькими взлетными полосами и вспомогательными службами для приема больших самолетов. Пять из них – авиабазы ВВС США, и их можно не брать в расчет, остальные десять тоже слишком велики для того, что мы ищем, так что, думаю, их мы тоже можем смело оставить в покое. Наш парнишка, где бы он ни был, работает с площадки несколько меньших размеров.
      Теперь перейдем к тем аэродромам, что я пометил желтым. Технически они тоже относятся к крупным, но под эту классификацию автоматически подпадают все аэродромы с твердой взлетно-посадочной полосой длиннее трех тысяч футов. Некоторые из них представляют собой оживленные коммерческие аэропорты, обслуживающие небольшие города, а некоторые являются просто полосами возле ранчо или нефтяных разработок. Все они в той или иной степени способны принимать реактивные самолеты: никаких проблем с «лирджетами» и им подобными. Более крупные машины тоже могут легко на них садиться, но делают они это или нет – зависит от полетного обеспечения. Не будешь же ты в самом деле сажать что-то вроде 727-го на поле, где навигационное оборудование сводится к чулку на шесте, а единственным противопожарным средством является ведро с водой. Некоторые имеют хорошее оборудование для обеспечения полетов пассажирских машин среднего размера, а некоторые из них – просто взлетно-посадочные полосы. Внутри нашего стомильного круга под эту категорию подпадает шестьдесят один аэродром.
      И наконец, мы имеем категорию аэродромов, представляющую, пожалуй, наибольший интерес – взлетно-посадочные площадки небольших размеров. Ни одна из них не годится для больших самолетов: либо там грунтовое покрытие, либо, если даже полоса и бетонная, она короче трех тысяч футов. Многие из них являются частными, но некоторые используются авиаклубами, сельскохозяйственной авиацией для мелких грузовых перевозок и тому подобных дел. Некоторые указаны как заброшенные, но это вовсе не значит, что так оно и есть. Здесь у нас поистине широкий выбор – таких аэродромов целых двести сорок семь, и все они не далее ста миль отсюда.
      – На то, чтобы проверить такое количество, уйдет уйма времени, – нахмурился Харрис. – Нельзя ли как-то хоть чуть-чуть сузить круг поисков?
      – Можно, – ответил Денард. – Я предлагаю отсечь кое-какие специфические районы. Взгляни вот сюда на карту. Вот эти районы, обведенные синим, являются зонами полетов военной авиации. Большинство из них обозначено названиями авиабаз ВВС США, которые ими пользуются, такие, как Рэндолф здесь, в Сан-Антонио, и Рэндолф-вспомогательная – дальше к востоку. Западнее расположена база Лафпин, сама она вне нашего круга, но зона полетов с нее находится внутри него. Это не значит, что там вообще запрещено летать, но все полеты в зоне контролируются и подчиняются некоторым ограничениям – незначительным или строгим – в зависимости от того, как она используется военными. Думаю, нам не стоит усложнять себе жизнь поисками в этих районах. Так мы отсечем изрядную часть круга на востоке, юге и западе. Давай-ка начнем сверху, с севера.
      – О'кей, – согласился Харрис, – первый осмотр начнем завтра. – Он широко зевнул. – Ты соображаешь, что в Англии сейчас четыре часа утра? Я собираюсь немного соснуть.
 
      В течение последующих шести дней они посетили десятки аэродромов. Некоторые поразили их своими размерами и сложностью, остальные оказались почти полностью пустынными. Харрис взял шесть уроков по пилотажу у шести разных инструкторов, Денард заказал три получасовых чартерных рейса на легких самолетах, а два туристических полета они осуществили вместе. Однако, переговорив после этого с соответствующими владельцами самолетов или пилотами, они каждый раз оставались ни с чем. И хотя трое пилотов из тех, кто им повстречался, похоже, и проявили достаточный интерес к работе, остальные были явно удовлетворены своим положением. Харрис с Денардом вынуждены были признать, что и та более обещающая троица им не подходит: двое были ростом выше шести футов, а третьему было под шестьдесят.
      – Правду говорят об этом штате, – простонал Денард, когда они отъехали от аэродрома, в очередной раз вытащив пустой номер. – С тех пор как мы здесь, я не видел ни одной задницы моих размеров.
      – У нас полно времени, – успокоил его Харрис. – Должен же здесь найтись кто-то пониже, кому хочется получить сотню тысяч баксов задарма. Конечно, было бы проще, если бы ты не был таким хилозадым – у нас был бы более широкий выбор.
      После полудня в пятницу, двадцать девятого, они прибыли на аэродром в Лос-Морелос, в тридцати милях к северо-востоку от Остина. Огромные рекламные щиты у выхода на летное поле перечисляли услуги, предлагаемые множеством подрядчиков: чартерные рейсы, уроки пилотажа, обзорные полеты над реками Льяно и Колорадо, услуги по перевозке грузов, авиатакси – список был впечатляющим.
      – Выглядит обещающе, – пробормотал Харрис.
      – Ты это говоришь, наверно, уже в двадцатый раз.
      Харрис подрулил к зданию центра управления полетами и поставил «крайслер» на стоянку. Оба мужчины выбрались из машины и вошли внутрь помещения. Кроме диспетчера за стойкой и человека, который, развалившись в кресле, попивал кофе из пластикового стакана, там никого не было.
      Харрис приблизился к стойке.
      – Мы тут видели объявление, предлагающее полет над Колорадо. Это что, над Гранд-Каньоном?
      Диспетчер оказался вежливым и был рад помочь:
      – Нет, сэр, это другая река. Та Колорадо, что течет по Гранд-Каньону, находится в Аризоне. Но тут тоже очень красиво. Советую вам взглянуть.
      – Хорошо, – согласился Харрис. – Договариваться нужно загодя или найдется самолет, который сможет взять нас прямо сейчас?
      – Вам нужен Дан Вудз или его партнер – Джин Баркус. Полеты над реками – их епархия. Сейчас они оба в воздухе с экскурсантами, вернутся минут через двадцать. Через час у Дана еще один заказ от двух человек, так что места хватит для вас обоих.
      Харрис посмотрел на свои часы и передернул плечами при мысли о лишнем времени, которое придется потратить на ожидание. Денард поймал его взгляд с выражением «почему бы и нет?», и Харрис снова обернулся к диспетчеру. Они могли провести время, наблюдая, кто тут еще появится, – очевидно, что среди этих людей будут и пилоты. Он уже было собирался что-то сказать, как вдруг позади них раздался неторопливый голос:
      – Вам наверняка будет лучше всего спросить Рея Салливана. – Они повернулись и посмотрели на человека в кресле, который отставил стаканчик с кофе и не спеша поднялся на ноги. – Его контора вон там, сзади. Я вас провожу. Это недалеко. Все равно мне нужно туда сходить.
      Харрис с Денардом переглянулись, и Харрис произнес:
      – О'кей.
      Мужчина вывел их из здания центра, оставив диспетчера осуждающе хмуриться.
      – А чем занимается этот парень, Салливан? – поинтересовался Денард, когда они вышли за порог.
      В четверти мили от них расположился старый сборный ангар из гофрированного железа, а снаружи, рядом с ним, стояла двухмоторная «чессна». Красно-белая надпись крупными буквами на стене ангара гласила: «ЧАРТЕРНЫЕ АВИАРЕЙСЫ РЕЯ САЛЛИВАНА, ИНКОРПОРЕЙТЕД».
      – О, да практически всем, что только взбредет в голову. Ансамбль из одного человека, который рад подработать. Хороший пилот. Все материально-техническое обеспечение тоже осуществляет сам. Самолет старенький, но летает просто отлично.
      Харрис и Денард снова переглянулись, продолжая следовать за своим провожатым. Они подошли к ангару, и мужчина без стука открыл маленькую боковую дверь. В углу помещения находился небольшой стол с телефоном и грудой бумаг, остальная его часть была забита оборудованием. Место выглядело захламленным, и видно там никого не было.
      Провожатый повернулся в их сторону и снял шляпу:
      – Ну, что ж, я вас приветствую, ребята! Мило, что заглянули. Рей Салливан к вашим услугам, – ухмыльнулся он. – Извините за спектакль, но я не мог не воспользоваться случаем подработать.
      Харрис в который раз посмотрел на Денарда, и по его лицу стала медленно расплываться улыбка.
 
      Через девяносто минут они выкарабкались из «чессны», и, пока Салливан закреплял самолет на ночь, у них состоялся краткий разговор.
      – Ну и что ты о нем думаешь? – спросил Харрис. – Как ты оцениваешь его летные способности?
      – Вполне-вполне. И я узнавал по поводу его лицензии пилота. Она не просрочена и вполне годится для коммерческих полетов. Да и опыт у него богатый.
      – Думаю, он нам подойдет, – объявил Харрис, и глаза его довольно вспыхнули. – Похоже, ему не занимать спокойствия и невозмутимости, и он уже признавался, что найдет, куда потратить лишние бабки. Давай с ним поговорим.
      – Мел, этот пройдоха все же на пару дюймов выше меня ростом. Признаю, что кое-какое портретное сходство у нас есть, только я светловолос, а у него волосы темные, и он носит усы…
      – Вот что я тебе скажу, приятель, – поспешил перебить его Харрис. – Давай-ка пригласим парня выпить пива и там с ним поговорим. Мы можем проверить повнимательней его лицензию, чтобы убедиться, что он не блефует, и, если все будет в порядке, предложим ему кое-какую работу. Если он согласится, то завтра отправимся по магазинам. Я куплю тебе красивые ковбойские сапоги на высоких каблуках, десятигаллоновую шляпу и краску для волос. Ну, а ты можешь начинать отращивать усы. Ладно?
      Позже вечером довольный Рей Салливан, неожиданно разбогатев на десять тысяч долларов наличными, махал рукой вслед «крайслеру», отъехавшему от бара на задворках городка Гранит-Шолс. Только что два его новых друга – мистер Хоскинс и мистер Дакман – распланировали его будущее. Какое-то время он, как и прежде, будет обитать в Лос-Морелосе, никоим образом не привлекая к себе внимания слишком крупными тратами денег. Затем, после Рождества, он начнет сворачивать свое дело и продаст единственную собственность – «чессну». В середине марта он уедет из этой местности и временно снимет жилье близ Пасадены или Хьюстона. Оттуда он позвонит мистеру Дакману, и ему назовут дату в конце марта или в начале апреля, когда он должен будет прилететь в Лондон, в Англию. Через месяц после этого он будет свободен и сможет отправиться, куда ему заблагорассудится. На Дальний Восток, может быть…

      Облачившись в походную одежду, Хауард не спеша позавтракал. Мораг нигде не появлялась. Прихватив «пакетик» с провизией, собранный для него Шилой Камерон, он отправился на машине в Глен-Карвейг-Лодж. Хауард без труда нашел нужный поворот с шоссе и по щебенчатой дороге доехал вверх до самой сторожки. Вокруг никого не было. Поставив машину на стоянку, он переобулся в туристские башмаки и направился вверх по долине, взяв с собой карту и бинокль.
      Дорога постепенно повышалась, следуя извивам реки Карвейг. Через милю древние леса из шотландской сосны стали уступать место растущим более редко березам, затем и те как-то сразу сошли на нет, оставив лишь отдельные рябины на склонах и разбросанные вдоль берегов дубы и сосны. Река поднялась из-за недавних дождей, а ручьи, сбегавшие к ней с обеих сторон, белесо выделялись на фоне блеклых зелено-коричневых трав, мшаника и вереска и серо-черных обнаженных скал. Картина была неподвластна времени: величественные горы с округлыми вершинами, которые поднимались на две с половиной тысячи футов, были столь же стары, как мир.
      По склонам паслись несколько небольших стад оленей, и Хауард то и дело останавливался, чтобы посмотреть в бинокль. В конце года, как сейчас, никто из них уже не отваживался забираться слишком высоко. С наступлением холодов и исчезновением мух и мошкары, которые загоняли оленей к вершинам летом, животные постепенно спускались вниз, к зимним пастбищам, расположенным у подножия гор и вдоль речных берегов. Хауард видел, как олени с любопытством изучают человека: их зоркие глаза замечали его еще за милю с лишним – задолго до того, как он обнаруживал их сам. Ни одно из животных не проявляло особой тревоги в связи с его присутствием, хотя одно из стад ускакало прочь, как только он приблизился к нему на полмили. Перемещаясь вверх и от него без особых усилий и видимой поспешности, оно вскоре исчезло из виду.
      На то, чтобы достичь стойла в конце долины, где обрывалась дорога, у Хауарда ушло чуть меньше двух часов ходьбы быстрым широким шагом. Здесь же был огороженный загон, где во время охотничьего сезона содержались пони; само стойло было сложено из камня и покрыто ветхой проржавевшей крышей. Чтобы ее не снесло порывом ветра, сверху были переброшены куски толстой проволоки с тяжеленными обломками гранита на концах. Дождь шел теперь уже не переставая, и потихоньку стал опускаться туман. Хауард зашел внутрь стойла, чтобы перекусить сандвичами с мясом. Глядя наружу через неприкрытую дверь, он отметил, что многие сочли бы картину гнетущей: непроходящий дождь, низвергающийся на пустынные горы и долы. Однако Хауард, приятно расслабившись после ходьбы, находил ее восхитительной.
 
      Настойчивый стук в спальню постепенно проникал в сознание Мораг. Она стала потихоньку просыпаться и сладко потянулась. Стук раздался снова.
      – Мам? С тобой все в порядке? Уже пол-одиннадцатого. Мам?
      Мораг вздрогнула и окончательно проснулась. Взглянув на часы на тумбочке возле постели, она попыталась сесть и обнаружила, что едва может пошевелиться. «Боже, как мне благо», – подумала она, и на ее лице отразилась довольная улыбка.
      – Да, все хорошо, родная, – откликнулась она сонным голосом. – Просто я немного разоспалась. Переутомилась, видно. Через полчаса буду внизу.
      – Ладно. – Голос Шилы звучал немного неуверенно.
      Она подумала, что это непохоже на ее мать. Обычно та вставала с петухами и никогда не была соней. Что ж, маме это только на пользу, решила она, и спустилась по лестнице.
      Мораг слышала удаляющиеся шаги дочери. Она хихикнула. «Если бы она только знала… – подумала она и снова потянулась. – О Боже, как чертовски прекрасно я себя чувствую. Что за потрясающий мужчина…»
      Через несколько минут она заставила себя выбраться из постели и поначалу едва удержалась на ногах. Затем силы стали постепенно возвращаться, с мечтательным видом она прошлепала в ванную и включила горячую воду. Потом посмотрела в зеркало на свое лицо. Ее потрясла собственная улыбка. «О Боже, да на нем все написано! Я выгляжу… – Впервые за много лет она оценила себя. – Неплохо. Совсем неплохо. Особенно сегодня утром…» Мораг с наслаждением залезла в горячую воду и легла – удовлетворенная и полностью расслабленная. Казалось, ее тело источает свет.
      Двадцатью минутами позже она была готова. Надев пуловер со свободным высоким воротником, который скрыл следы от поцелуев на шее, Мораг спустилась по лестнице в кухню.
      Шила бросила на нее странный взгляд.
      – Мам, ты проспала, на тебя это непохоже. Но, я думаю, тебе это пошло на пользу. Ты выглядишь очень отдохнувшей.
      Мораг отвернулась, чтобы скрыть улыбку, и стала с нарочито озабоченным видом перекладывать в холодильник доставленные утром продукты.
      – Полагаю, Шила, мне это было необходимо. – «О Господи, как же это было мне необходимо, – подавляя смешок, подумала она про себя. – Если бы девонька только знала, но нет, ей знать об этом не нужно». – А теперь за дело: в баре ждут посетители. Давай-ка за ними поухаживаем. Кстати, о посетителях, – добавила она небрежно, – где у нас мистер Хатчер сегодня?
      – Ох, он сказал, что отправился вверх, в горную долину. Обещал быть попозже вечером.
      – Ну и хорошо, – мягко промолвила Мораг с отсутствующим видом.
      Шила взглянула на нее с любопытством. Похоже, ее мать находилась в несвойственном ей расслабленном состоянии: обычно она была такой резкой и деловитой. Девушка решилась задать вопрос – в конце концов, что она теряет?
      – Мам? – начала она вполголоса. – Как ты думаешь, я могла бы завтра днем отлучиться? – За спиной она плотно сжимала скрещенные пальцы. «Мамочка, скажи, пожалуйста, да, – беззвучно молилась она. – Ну, пожалуйста!»
      – Хорошо, дорогая, – рассеянно ответила Мораг, – не вижу, почему бы и нет. Да, – повторила она, выходя из кухни, – я уверена, тебе это пойдет на пользу.
      Шила изумленно смотрела в удаляющуюся спину матери. Все оказалось так просто. Она сказала «да» – только-то и всего. Она даже не спросила, куда собирается дочь, хотя обычно бывала такой строгой и дотошной. С приподнятыми от удивления бровями девушка последовала за матерью в бар.
      Двумя минутами позже, во время паузы между приготовлением напитков, Мораг улыбнулась дочери и как бы невзначай все же спросила:
      – Дорогая, а с кем ты завтра встречаешься?
      – Ну, с утра я звонила Дэнни по какому-то делу, и он спросил меня, не хотела ли бы я с ним прогуляться. Я надеюсь, ты не против? Просто прогуляться.
      «Пожалуйста, не передумай, мамочка, пожалуйста… Я так долго дожидалась дня, когда он меня об этом спросит».
      – Дэнни Макдоналд? – улыбаясь, переспросила Мораг. – Он приятный молодой человек. Н-да, он достаточно приятный. Все в порядке, дорогая.
      – Ох, мамуля, спасибо! – воскликнула Шила и, обвив мать руками, тесно прижалась к ней. – Спасибо!
 
      Хауард прикрыл дверь стойла и отправился обратно вниз, к своей машине. Дождь все не переставал, и вскоре он вымок до нитки. Обычно он терпеть не мог мокрую одежду, но сейчас она, похоже, ему не досаждала. Мысли Хауарда были очень далеко, пока он шагал по дороге, спускавшейся вдоль горной долины. Достигнув ее нижней части, он уже мог видеть сторожку.
      На двадцатимильную прогулку ушло четыре часа, включая привал, чтобы съесть сандвичи. Он глубоко наслаждался впечатлениями и вполне мог понять ту магнетическую притягательность, которую оказывало дикое и пустынное величие горной долины на людей вроде Макдоналда.
      Дойдя до сторожки, Хауард достал из машины сумку с сухой одеждой и переоделся, укрывшись под примыкающим к строению навесом для заготовки дров.
      Из-за стоящего невдалеке сарая появился человек – относительно невысокий коренастый мужчина лет под пятьдесят с широким добродушным лицом. Это был Дункан Макрей – старший егерь. Хауард представился как Эдуин Хатчер и объяснил свое присутствие, упомянув, в каком он восторге от прогулки, и выразив надежду, что никому не досадил этим. Макрей был радушен и обходителен и пригласил Хауарда к себе в коттедж на чашку чая. Хауард с удовольствием принял приглашение, и мужчины с полчаса проговорили о Шотландии в общем и об охоте в частности. В итоге Хауард извинился и покинул Макрея, рассыпаясь в благодарностях за гостеприимство хозяина.
      Вернувшись в Эскорт, он отправился по шоссе обратно в Карвейг. Хауард проехал через поселок, миновал постоялый двор и выехал на главную дорогу между Спин-Бриджем и Форт-Уильямом. Приехав в Форт-Уильям незадолго до двух часов, он оставил машину на автовокзале, а сам решил пройтись по городу.
      В рекламной части гостиничной телефонной книги указывались четыре спортивных магазина: сегодня утром он переписал адреса, мысленно исключив один из них, так как тот находился напротив автовокзала и не совсем на Хай-стрит. Хауард пересек шоссе, миновал «Александр-отель» и вышел на собственно Хай-стрит. На витрине первого по списку магазина демонстрировались кроссовки, спортивные костюмы, скейтборды и виндсерферы. За окном он мог видеть молодого человека и девушку, занимавшихся парой посетителей-подростков. Худощавому юноше было едва двадцать, его волосы были коротко острижены на затылке и по бокам, но спадали на лоб и глаза. Хауард направился по следующему адресу.
      Второй магазин находился в двухстах ярдах дальше по той же улице, его витрина была напичкана туристским снаряжением: сапоги, непромокаемая одежда, альпинистские принадлежности, рыболовные снасти, костыли, факелы, складные ножи, рюкзаки и палатки. Сокровищница для любителя свежего воздуха, подумал Хауард. Он двинулся к третьему магазину, оказавшемуся на поверку маленьким и исключительно для рыболовов. Стекло входной двери, как и заднее стекло решительно невпечатляющей витрины, было закрашено, так что заглянуть внутрь никто не мог, поэтому Хауард толкнул дверь и вошел в магазин. В ответ на просьбу Хауарда довольно угрюмый и необщительный мужчина лет шестидесяти показал ему подборку искусственных мушек для ловли форели. Хауард купил две штуки и вышел.
      Забрав свою машину, он вернулся ко второму магазину, остановившись в пятидесяти ярдах от него лицом к востоку, в сторону Спин-Бриджа, и приготовился ждать. Около половины пятого к магазину подкатил «вольво» повышенной проходимости. Водитель вышел из машины и исчез внутри магазина. Минут через пять он появился снова, за ним следовал подходивший под описание мужчина моложе тридцати лет, который нес коробки с охотничьими патронами двенадцатого калибра, по двести пятьдесят патронов в каждой. Он погрузил их в машину покупателя и, помахав вслед, вернулся в магазин. В пять часов мужчина вышел и запер за собой дверь на замок. Он прошел несколько ярдов по улице до бокового переулка, сел в голубую «тойоту-пикап» и двинулся с места.
      Хауард последовал за «тойотой» в сторону Спин-Бриджа, стараясь держаться как можно ближе к ней. В четырех милях от Форт-Уильяма «тойота» просигналила правый поворот и свернула на подъездную дорогу. Хауард притормозил, чтобы дать пикапу возможность повернуть, а когда проезжал мимо, фары «тойоты» ненадолго выхватили из темноты указатель с названием коттеджа. Хауард проехал по шоссе еще полмили, затем развернулся и направился обратно в Форт-Уильям. Он остановился возле бензоколонки при въезде в город и прошел через дворик к телефонной будке. В местной телефонной книге фамилия «Макдоналд Д.» стояла против ста восьмидесяти трех номеров; пятнадцать из них были номерами в Форт-Уильяме. Хауард быстро нашел тот, где адрес указывался как «Гленсайд-коттедж». Он снял трубку и набрал номер.

      Хауард хлопнул дверью телефонной будки и направил «эскорт» обратно в сторону Спин-Бриджа. Десятью минутами позже он свернул к коттеджу Макдоналда, вылез из машины и прошел по короткой дороге, покрытой щебнем, к парадному входу.
      Открывший дверь светловолосый мужчина, несмотря на толстый свитер и вельветовые штаны, скрывающие атлетическую фигуру, полностью соответствовал представлениям Хауарда о том, каким должен быть профессиональный охотник на оленей. Его пристальный взгляд встретился со взглядом Хауарда, и мужчины испытующе осмотрели друг друга. Хауарда поразила прозрачность серо-голубых глаз – возникало ощущение, что в них можно смотреть насквозь.
      – Мистер Макдоналд? Я – Питер Ханбури. Это я вам звонил. Вы любезны, что встретились со мной.
      – Дэнни Макдоналд. Очень приятно. Проходите, мистер Ханбури. – Они пожали друг другу руки, и Дэнни провел гостя в маленькую гостиную. – Присаживайтесь. Вам принести чашку чая?
      – Вы будете очень любезны. – Хауард с любопытством осмотрел комнату, когда Макдоналд исчез на кухне.
      Обстановка гостиной была незатейливой. Вдоль одной из стен, под окном, протянулся огромный верстак, почти полностью занятый инструментами, банками, бутылками и разрозненными запчастями. Никаких признаков женского присутствия, подумал Хауард. По крайней мере, пока. В стороне от верстака расположились два кресла, пустой столик, телевизор и старый радиотранслятор. В камине дымил уголь. Было ясно, что его только что разожгли – в комнате было холодно. На стенах висели увеличенные фотографии горных пейзажей, в которых Хауард узнал окрестности Глен-Карвейга. Единственный штрих, говоривший о хозяине, заключался в двух забранных в рамки черно-белых фотографиях на каминной полке. На одной из них были мужчина и женщина лет за тридцать и два маленьких мальчика лет шести и восьми, на другой – высоко в горах над долиной те же мальчики, но уже в подростковом возрасте, со счастливым видом улыбались в камеру.
      В дверях появился Макдоналд, держа в каждой руке по кружке с чаем.
      – Располагайтесь, мистер Ханбури. Пожалуйста, присаживайтесь.
      Хауард взял предложенную ему кружку и уселся в кресло.
      – Ну что ж, мистер Макдоналд, – начал он. – Как я уже сказал вам по телефону, иногда я сотрудничаю с американским журналом, который читается широкими кругами охотников и любителей оружия в Штатах. В основном я поставляю рассказы и забавные истории о стрельбе, охоте, больших облавах и тому подобном. Похоже, они пользуются успехом. Как бы то ни было, до меня дошли слухи о замечательном выстреле, который вы сделали в этом году, и подумал, что материал может послужить основой для статьи. Я готов заплатить пятьдесят фунтов за то, что вы мне расскажете.
      Пока Хауард говорил, Макдоналд оставался невозмутимым, но когда тот закончил, он согласно кивнул:
      – Что ж, не вижу в этом ничего плохого. Что конкретно вам хотелось бы узнать?
      – Я говорил с Полковником, и он рассказал мне о самой охоте. – Хауард лгал. Он никогда не встречался с Полковником и не был с ним знаком – он беседовал только со Стоунером. – Поэтому, может быть, вы просто поделитесь со мной, как вам удалось сделать этот выстрел. Должен сказать, в его устах это звучало как что-то невероятное, хотя он и не похож на человека, склонного к преувеличениям. Он был искренне потрясен.
      – Полковник – приятный джентльмен, – произнес Макдоналд, – да и сам он опытный стрелок. Ему просто чуть-чуть не повезло. Бык шевельнулся, как раз когда он изготовился к стрельбе, пуля прошла чуть сзади, мимо легких, и угодила в брюхо. Животное ускакало с остальными оленями, и не было никакой возможности подстрелить его, пока оно не оказалось в пятистах ярдах от нас.
      – Но почему вы все-таки стреляли с такого расстояния, да еще когда бык продолжал двигаться? – Сидя в кресле, Хауард наклонился вперед и пристально взглянул на Макдоналда.
      – Вопрос вполне резонный, мистер Ханбури, – ответил егерь, – но я был достаточно уверен в себе. Стрелять было не так уж и нужно, поскольку животное быстро почувствовало бы себя очень плохо и через короткое время залегло. Но мы смогли бы добраться до него лишь через час, а то и больше, а я не люблю смотреть, как животное страдает без надобности. Попасть в цель было гораздо легче, чем кажется. Этому способствовало несколько обстоятельств. Прежде всего – почти полное отсутствие ветра, а тот, что был, дул нам прямо в лицо. Например, при боковом ветре пять узлов на таком расстоянии до цели мне пришлось бы сделать на него поправку на целый фут. – Макдоналд сделал паузу, оценивая реакцию собеседника. Хауард понимающе кивал, и егерь продолжил: – Во-вторых, не составляло труда определить скорость животного. Олень двигался со скоростью миль семь-восемь в час, а это значит, что, учитывая крутизну склона, его вертикальная скорость была четыре фута в секунду. Пуля пролетает пятьсот ярдов чуть меньше, чем за три четверти секунды, поэтому, чтобы попасть в цель, упреждение должно было быть три фута.
      Хауард по-прежнему кивал, и Макдоналд продолжил:
      – Затем само расстояние. Обладая опытом, его можно определить достаточно точно, но при оценке на таком расстоянии ошибка плюс-минус пятьдесят ярдов даст отклонение пули по вертикали в целый фут, а то и более. В обычных условиях, если только вам не известна точная цифра, с такой дистанции не может быть уверенности даже в попадании в животное, не говоря уже о том, чтобы застрелить его наверняка.
      – Ну и? – поинтересовался Хауард. – Почему вы были так уверены, что вам это удастся?
      – Все предельно просто, – ответил Макдоналд. – Животное убегало прямо от нас вверх по склону и подставило свою спину почти целиком. Выстрел в любое место от начала шеи и приблизительно до восьмого позвонка – около одной трети спины – был бы смертельным. Вы понимаете, к чему я клоню? Вертикальное отклонение пули из-за небольшой ошибки при оценке расстояния не было принципиальным. Цель была узкой, но почти трех футов в высоту. Пуля 0,275 калибра, которую я использовал, из винтовки, пристрелянной на двести ярдов, опустится на таком расстоянии на пятьдесят дюймов ниже точки прицеливания – скажем, на четыре фута. Добавьте три фута упреждения на продолжающееся движение оленя, и все, что мне осталось сделать, так это прицелиться в точку в семи футах перед центром мишени. Вот я и прицелился пятью футами выше его головы. Как показало дальнейшее, мои расчеты оказалось верны: пуля угодила в основание шеи, как раз над плечом. Да, выстрел был хорош, но не настолько уж проблематичен. По крайней мере теоретически, – добавил он. – На практике все обстоит совсем по-другому.
      Хауард был озадачен.
      – Что вы имеете в виду?
      – Теория – это все очень здорово, – пояснил Макдоналд, – но вы вряд ли имели бы возможность усесться на склоне с карманным калькулятором и все это рассчитать. Конечно, полезно держать в голове цифры и факты, чтобы знать что к чему. Но спросите любого опытного стрелка, который должен принять моментальное решение о поправках на ветер, расстояние или движение цели, и он ответит, что все дело почти полностью заключается в инстинкте. Либо он у вас есть, либо нет. Если бы Полковник спросил меня в тот момент, на сколько выше головы животного я целюсь, я не смог бы ему ответить. Все это я рассчитал уже позже.
      – И все же вы были вполне уверены в себе?
      Макдоналд кивнул.
      – Ну да, был. – На мгновение он замолчал, разглядывая Хауарда. – Как бы то ни было, но, что касается самого выстрела, – это все. Если только вам что-нибудь не совсем ясно.
      Хауард ликовал. Егерь продемонстрировал, что, вне всяких сомнений, обладает и опытом и знаниями.
      – Нет, мистер Макдоналд, вы объяснили все очень доступно. Я все хорошо понял.
      – Я так и думал, мистер Ханбури. – Глаза Макдоналда сузились, он тоже наклонился вперед и испытующе посмотрел в лицо Хауарду. – Поэтому теперь вы мне, может быть, скажете, зачем вы здесь находитесь на самом деле? Из вас такой же журналист, как и из меня. Вы не назвали вашего американского журнала, вы не делали никаких пометок, пока я говорил, и оказалось, кроме техники стрельбы, вас больше ничто не интересует. Хороший рассказ – это немного больше, чем технические подробности, вам об этом скажет любой журналист. Сегодня вечером вы преследовали меня на машине, потом вы вернулись в город, чтобы, позвонив мне, приехать сюда снова. Некто, похожий по описанию на вас, остановился в гостинице в Карвейге и задавал вопросы обо мне и моем окружении. Думаю, мистер Ханбури – или мистер Хатчер, или как вас там еще зовут, – вам лучше объясниться.
      Пока Макдоналд говорил, Хауард изо всех сил старался оставаться невозмутимым, но больше сдерживаться он уже не мог. На его лице расплылась широченная улыбка.

      Назвав свое настоящее имя, Хауард сообщил Макдоналду, что хочет сделать тому интересное предложение. Он извинился за свою уловку, и Макдоналд согласно кивнул. Но прежде чем что-либо объяснять, сказал Хауард, он хотел бы установить, осуществимо ли оно в принципе.
      Макдоналд был слегка озадачен и заинтригован, но при этом утратил часть своей первоначальной осторожности.
      – Значит так, мистер Хауард, отныне, чтобы все было честно. Вы спрашиваете меня, возможно ли теоретически поразить цель диаметром шесть дюймов с расстояния приблизительно тысяча двести ярдов. Так?
      – Все верно.
      – Отлично. Ну что ж, ответ будет таков: теоретическиэто возможно. Высококлассная дальнобойная снайперская винтовка с оптическим прицелом и правильно пристрелянная на необходимое расстояние теоретически способна обеспечить разброс менее чем в половину дуговой минуты. Это означает, что на расстоянии ста ярдов ошибка составит меньше чем полдюйма. На расстоянии тысячи двухсот ярдов ошибка будет в двенадцать раз больше, так что серия выстрелов останется внутри круга диаметром шесть дюймов. Но на практике все не так просто. Возьмем хотя бы наиболее очевидное – предполагается, что со стороны самого стрелка ошибок при этом не будет вообще. Никаких дерганий, точное прицеливание, каменное спокойствие. А помимо этого существует еще масса самых разных вещей, которые необходимо будет принять во внимание.
      – Например?
      – Что ж, для начала предположим, что вы используете крупнокалиберную пулю с очень высокой начальной скоростью и очень высокой устойчивостью. Это значит, что она будет гораздо больше и быстрее стандартной натовской пули калибра 7,62 миллиметра. Как ни крути, вы будете просто вынуждены это сделать. Скорость стандартной натовской пули становится дозвуковой приблизительно через девятьсот ярдов – после этого она летит медленнее звука. Вам, наверно, знакомы проблемы, с которыми столкнулись пилоты при переходе через звуковой барьер, – их самолеты становились неустойчивыми как раз в момент перехода. То же самое и с пулей. Она становится неустойчивой, и точность стрельбы нарушается. Поэтому для стрельбы с таких расстояний вам понадобится очень мощный патрон, пуля которого и через тысячу двести ярдов продолжала бы лететь со сверхзвуковой скоростью.
      Но существуют и другие факторы, которые нужно принимать во внимание. Наименее значимые из них – влажность, температура и атмосферное давление. Начав с первого, можно сказать, что на изменения во влажности практически не стоит обращать внимания. Даже очень большие колебания влажности приводят к разбросу менее дюйма. Разница настолько мала, что ею можно почти пренебречь.
      А вот температура воздуха имеет гораздо большее значение. Разница всего лишь в один градус Цельсия при стрельбе на тысячу двести ярдов приведет к отклонению пули на целый дюйм. Таким образом, например, если стрелять утром и в полдень, когда разница температур может меняться на десять градусов и более, пуля отклонится на десять дюймов, что превысит размеры шестидюймовой мишени.
      – Так много? Я и понятия не имел.
      – Боюсь, что так. И я говорю об очень мощном оружии. У пули калибра 7,62 миллиметра, движущейся медленнее и меньших размеров, отклонение будет гораздо большим.
      – Черт возьми, я знал, что это влияет на точность, но чтобы до такой степени… – Хауард задумчиво потер подбородок.
      Он уже начинал жалеть, что не принял предложения Стоунера и не съездил в Бизли посмотреть, как стреляют снайперы.
      – К несчастью, это только начало, – продолжил Макдоналд. – Перейдем к атмосферному давлению. Оно зависит как от погоды, так и от высоты. Как вы понимаете, эти параметры взаимосвязаны. Чем больше высота, тем меньше давление – на этом принципе основана работа большинства альтиметров. С высотой все просто – ее можно узнать по карте и вычислить влияние по таблице. Грубо говоря, разница в высоте на сто футов, или в два миллибара атмосферного давления, при стрельбе с расстояния в тысячу двести ярдов вызовет отклонение точки попадания пули на один дюйм. Колебания давления из-за погодных условий часто достигают тридцати миллибар и больше, и нужно иметь хорошую карту, чтобы определить высоту с точностью до ста футов. Чем больше высота, тем меньше давление и разреженнее атмосфера, отсюда сопротивление воздуха становится меньше, и пуля не так быстро теряет скорость. Таким образом, сила тяжести окажет на пулю меньшее влияние, и та поразит цель выше, чем это произошло бы при меньшем барометрическом давлении и меньшей высоте. Вы успеваете следить за тем, что я говорю?
      – Да, пожалуй. – Хауард был потрясен.
      Ему стало очевидно, что Макдоналд не только прекрасно разбирается в предмете, но и помнит все данные и цифры наизусть.
      – Отлично. Таким образом, теоретически, если винтовка была пристреляна холодным днем, скажем, при температуре десять градусов Цельсия на стрельбище в южной части Англии, где высота над уровнем моря триста футов, вы не можете ожидать, что она поведет себя точно так же и здесь, в горах, в теплый день. При стрельбе с тысячи двухсот ярдов на высоте тысяча пятьсот футов и температуре двадцать градусов пуля уйдет где-то на два-три фута выше вашей шестидюймовой цели, то есть – в молоко. Конечно, при стрельбе на меньшие расстояния и поправки на эти факторы гораздо меньше, а ближе трехсот ярдов в любых обстоятельствах ими всеми можно пренебречь. Но даже в этом случае я говорю о специально разработанной снайперской пуле с исключительно высокой начальной скоростью. С натовским оружием промахи были бы много больше. Теперь-то вы начинаете понимать, как легко промахнуться мимо шестидюймовой цели?
      – Да, начинаю. – Хауард ощутил легкое беспокойство. Вопрос оказался гораздо сложнее, чем он ожидал.
      – Но это еще не все, – произнес Макдоналд. – Вы слышали что-нибудь об эффекте Магнуса?
      – Нет. Это что-то связанное с вращением Земли?
      Макдоналд рассмеялся.
      – Нет. К счастью, в отношении легкого оружия об этом беспокоиться не надо. Эффект Магнуса имеет отношение к вращению пули. Нарезка в стволе винтовки придает пуле вращение, которое обеспечивает ее устойчивость в полете. Обычно вращение правостороннее – другими словами, по часовой стрелке. В этом случае пуля стремится уйти вправо. К счастью, отклонение на определенном расстоянии является постоянным и вполне предсказуемым. Для тех пуль, о которых я веду речь, девиация из-за эффекта Магнуса на расстоянии тысяча двести ярдов составит около двух угловых минут. Это будет двадцать четыре дюйма – только-то и всего. Так что для компенсации вам придется целиться двумя футами левее.
      – Я и понятия об этом не имел, – нахмурившись, признался Хауард. – А как насчет выстрела сверху вниз?
      – Тут разница много меньше, чем вам казалось бы, – ответил Макдоналд. – О каком перепаде высот идет речь?
      – Ну, скажем так, исходный рубеж выше на двести футов. Довольно-таки намного, не так ли?
      – Согласен, с виду – намного. Но не для таких расстояний, как наше. Это не очень трудно подсчитать. Сейчас посмотрим… – Макдоналд на мгновение задумался, затем кивнул. – Верно. Это составит угол градуса два-три. Результат будет таков, что через тысячу двести ярдов пуля уйдет вверх дюймов на шесть. Я мог бы вычислить это точно, но разница будет не настолько велика, как могло бы показаться.
      – И то легче, – пробормотал Хауард.
      – Погодите радоваться, – прервал его Макдоналд, – дальше будет хуже. Есть еще два фактора, и оба много важней остальных. Из-за них происходят огромные отклонения, и именно они по-настоящему имеют значение. Я упоминал их, рассказывая о выстреле в оленя. Расстояние и ветер. Достаточно лишь слегканапутать хотя бы с одним из них, и все пойдет насмарку. Я приведу вам пример, по-прежнему подразумевая, что мы пользуемся нашим сверхмощным оружием. Конечно, расстояние обычно не является проблемой, поскольку подобная стрельба ведется на стрельбище, где вы знаете расстояние до мишени с точностью до ярда. Но это серьезный вопрос, если оно не известно вам точно – я подразумеваю, именно точно.Возьмем наше расстояние в тысячу двести ярдов и предположим, что при оценке вы ошиблись на сотню ярдов. В действительности для открытой местности это весьма аккуратная прикидка. Предположим, вы думаете, что до цели тысяча триста ярдов. Также предположим, что вы оценили скорость ветра в десять узлов справа налево, а на самом деле где-то между вами и целью ветер вытворяет что-то совсем другое, что на таком расстоянии не только возможно, но и происходит в действительности, особенно на неровной местности. Такое возможно даже на гладкой местности. Это можно наблюдать на море: в погожий на первый взгляд день отдельные порывы ветра вызывают рябь на поверхности ограниченных участков воды. Но, скажем, вы ошиблись при оценке скорости ветра в среднем на пять миль в час – не такая и большая ошибка для расстояния вроде нашего. Знаете, насколько вы при этом промахнетесь мимо вышей шестидюймовой мишени?
      – Да уж скажите, – мрачно попросил Хауард.
      – Пуля пройдет футах в шести выше и футах в четырех в стороне от цели. Вот насколько. Теперь вам ясно, что я имел в виду?
      – О Боже, – простонал Хауард. – Я понятия не имел, что все настолько плохо.
      – Конечно же, проблема не является неразрешимой, – сказал Макдоналд, – а для стрелков по мишеням она в действительности намного проще. Как я уже говорил, они знают расстояние до цели с точностью до последнего ярда. Кроме того, вдоль всего стрельбища устанавливаются флажки, указывающие на то, что происходит с ветром. И конечно же, спортсменам даются пристрелочные выстрелы, чтобы они могли проверить, верны ли их оценки. Обычно они делают один-два пробных выстрела непосредственно перед началом зачетных стрельб.
      – Ладно, – вымолвил Хауард, – давайте конкретней. Допустим, мы знаем высоту с точностью до ста футов, мы можем измерить атмосферное давление, температуру и влажность и на основании этих…
      – Секундочку, – прервал его Макдоналд. – Потребуется время, чтобы рассчитать все по таблицам и формулам. Возможно, на это уйдет минут двадцать.
      – От силы пять.
      – Бесполезно, если только вы не обсчитаете все возможные варианты заранее. А на это потребуется уже несколько дней. Но, как бы то ни было, вы не упомянули о расстоянии и ветре.
      – Возможно, нам и удастся установить один или два флажка. Не больше. Что же касается расстояния, то тут я не знаю. Допустим, мы сможем определить его с точностью до пятидесяти ярдов. Что вы на это скажете?
      – Такая оценка была бы весьма точной. Я вот не знаю… – Макдоналд глубоко задумался. – Может быть, для ветра нам удастся использовать «эффект миража», если только день окажется жарким…
      – «Эффект миража»? – перебил его Хауард. – Что вы имеете в виду?
      – Вы должны знать, что такое мираж. При таких больших расстояниях, как наше, любое тело, поднимающееся от земли между огневым рубежом и мишенью, слегка возмущает воздух и вызывает мерцающий эффект. Мишень как бы плавает, перемещаясь вверх и вниз. Может исчезнуть из виду ее нижняя часть. Конечно же, если день очень жаркий, то попасть в цель будет почти невозможно, но если эффект незначителен, то можно наблюдать, как мерцание смещается по ветру. Это очень удобно при оценке его скорости.
      – О! – На мгновение Хауард засомневался.
      А не будет ли, когда дойдет до дела, настолько жарко, что из-за миражей попасть в цель станет невозможно?
      – Как бы то ни было, – продолжал Макдоналд, – ради интереса предположим, что вы точно определили дистанцию и удачно прикинули скорость ветра. Как насчет пробных?
      – Что вы имеете в виду?
      – Сколько пристрелочных выстрелов сможет сделать стрелок, прежде чем поразить эту вашу шестидюймовую мишень?
      – Он не сможет их сделать.
      – Вы хотите сказать, ни одного вообще!
      – Верно.
      – Мистер Хауард, – снисходительно усмехнулся Макдоналд и покачал головой, – могу вам сказать прямо, что в подобных условиях, при малейшем ветерке и лишь приблизительно известном расстоянии, даже лучший стрелок в мире не имел бы ни малейшего шанса поразить цель первым выстрелом. Дай Бог, чтобы с первого раза он попал в мишень диаметром шесть футов,не говоря уже о шести дюймах.Я не преувеличиваю. Говорю вам честно – не выгорит. С помощью действительно опытного корректировщика, работающего рядом с ним и использующего специальную подзорную трубу, сделав необходимые поправки, он сможет поразить цель со второй, третьей или четвертой попытки. Но чтоб с первогораза? Никаких шансов!
      – Не могли бы мы как-то решить проблему с определением расстояния?
      – Ну что ж, если бы у нас был высокоточный дальномер – могли бы. Вы похожи на военного, в армии есть что-либо подобное? Лазерные прицелы? Помнится, я где-то о них слышал.
      – Первые образцы были предназначены для танков, – ответил Хауард. – Они очень тяжелые, и я не думаю, чтобы они могли попасть в руки гражданских лиц. На сегодня существует несколько модификаций и меньших размеров, но они предназначены только для подразделений специального назначения. – Мысленно он прокрутил варианты. Вероятно, через свои связи в Корабельной диверсионной службе он бы и смог достать этот прибор, но просить об этом он бы не отважился. Хауард понимал, что Дартингтон поступал правильно, настаивая на том, чтобы исключить любые контакты со спецслужбами. – Для данного конкретного дела я не смогу вам его достать. Думаю, от этой мысли придется отказаться. Нет ли еще каких-то способов?
      – Ну, если рядом с мишенью расположен предмет, высота которого вам точно известна, то с помощью проградуированного бинокля можно узнать его угловые размеры и довольно правильно определить расстояние до цели. Обычно пользуются средним ростом человека. Правда, ошибка в росте на один дюйм приведет к ошибке в определении расстояния ни мало ни много на двадцать ярдов. А чтобы достаточно точно определить такое расстояние, как у вас, понадобится что-то гораздо больше человека. Я сказал бы, что вы все равно столкнетесь с ошибкой ярдов в шестьдесят, а то и больше. На таком удалении от огневого рубежа пуля будет опускаться почти на дюйм, пролетая каждый лишний ярд дистанции. Ошибки на каких-то шестьярдов – не говоря уж о шестидесяти – вполне достаточно, чтобы промахнуться.
      – А нельзя ли как-то еще…
      – Погодите, у меня есть идея. Можно воспользоваться оптическим дальномером. Они великоваты, но достаточно точны – вероятная ошибка на таком расстоянии не превышает двух-трех ярдов. Работают на принципе разделения изображения. Вы засекаете вертикальный объект и, изменяя настройку, совмещаете его верхнюю и нижнюю границы так, чтобы вертикальная линия не нарушалась. Затем считываете значение расстояния по шкале. Да, это годится. Мне надо было подумать о них раньше.
      – Их не очень трудно раздобыть?
      – Один такой есть у моего дяди. Это старый морской инструмент, привезенный его отцом с войны. Я часто играл с ним, когда был помоложе. Это большая, тяжелая, неуклюжая штуковина, и хотя она и древняя, но работает. Или, по крайней мере, работала. Возможно, она у него еще сохранилась.
      – Хорошо, – облегченно сказал Хауард. – Теперь как у нас насчет ветра, в случае если не удастся использовать флажки?
      – Какое-то устройство для определения скорости ветра вам обязательно понадобится. Лучше всего тут подошел бы хороший метеорологический анемометр. Желательно даже несколько. Знаете, такие штуковины с тремя небольшими чашечками наверху, которые вращаются, если дует ветер. Вам придется расположить их вдоль траектории полета пули и к каждому приставить человека, который считывал бы показания скорости ветра и докладывал бы их вам по радио. Для этого можно взять небольшие переносные радиотелефоны. Так будет намного точнее, чем с флажками.
      – Отлично! – воскликнул Хауард. – Мой приятель – специалист по электронике. Я уверен, что он сможет достать два-три анемометра такого типа, которые сами будут передавать по радио данные о скорости ветра прямо на пульт. Мы не сможем приставить к ним людей – придется снимать показания дистанционно.
      – Что значит, вы не сможете приставить к ним людей? Почему нет?
      – Мистер Макдоналд, прежде чем я отвечу на этот вопрос, я хотел бы узнать одно-единственное. При наличии дальномера, анемометров, заранее составленных таблиц для температуры и так далее высмогли бы попасть в такую мишень с первого выстрела?
      На какое-то мгновение Макдоналд задумался, затем с любопытством искоса взглянул на Хауарда и осторожно ответил:
      – Да, мистер Хауард, думаю, что у меня есть все шансы. Я не могу вам гарантировать это – тут никто бы не смог, – но если погода окажется не слишком паршивой, то это вполне возможно. Сильный или порывистый ветер или проливной дождь, скрадывающий мишень, здорово осложнили бы дело. – Макдоналд в упор посмотрел на Хауарда и подался вперед. – Полагаю, во всем этом есть какой-то смысл. Может быть, вы с кем-то заключили пари, что подобное осуществимо, и преодолели такую массу сложностей, дабы отыскать и проверить меня? Но я догадываюсь, что это имеет какое-то отношение к тому парню из Бизли, который не перестает мне писать, пытаясь залучить в свою стрелковую команду. Ну что, я прав?
      Лицо Хауарда оставалось бесстрастным.
      – Что ж, – продолжал Макдоналд, – я не прочь поучаствовать в этом споре, если вы оплатите мои расходы: на самом деле, думаю, что принял бы подобный вызов даже с удовольствием. Конечно, мне будет необходимо иметь возможность оговорить марку винтовки и тип боеприпасов. Но, – предостерег он твердо, – если вашей главной целью является привлечь меня к регулярному участию в командных стрельбах, можете забыть об этом раз и навсегда – меня это не интересует. Я проявил терпение, мистер Хауард. Пожалуйста, теперь ваш черед объяснять. Что все это значит и что это за мистическая шестидюймовая мишень, в которую вы хотите, чтобы я попал?
      Продолжая удерживать взгляд Макдоналда, Хауард мягко ответил:
      – Все немного не так, мистер Макдоналд. Это не спор и не пари. Я вполне серьезен. На самом деле я предельно серьезен. Мишенью будет человек.
      – ЧТО?! – Макдоналд моментально вскочил на ноги с широко раскрытыми от недоверия глазами. Постепенно багровея от возмущения, он стал тыкать в Хауарда пальцем и, едва сдерживая голос, потребовал: – Ну, вы, сумасшедший, сию же минуту назовите мне хотя бы одну вескую причину, почему бы мне не обратиться прямиком в полицию и не заявить о том, что вы только что тут сказали?
      Голос Хауарда оставался ровным и тихим:
      – Мишенью будет Саддам Хуссейн.
      Кровь неожиданно отхлынула от лица Макдоналда, и, приоткрыв рот от шока, он быстро сел обратно. Хауард внимательно наблюдал, как противоречивые чувства, казалось, вот-вот раздерут Макдоналда на части. Лицо юноши представляло собой открытую книгу: в эти несколько секунд Хауард разглядел в характере егеря больше, чем за всю предыдущую часовую беседу. Мало-помалу серо-голубые глаза Макдоналда сменили цвет на пронзительно яркий голубой. Хауард вряд ли мог припомнить столь пристальный и тяжелый взгляд. Когда раздался голос егеря, он был чуть громче шепота:
      – Скажите мне, что вы не шутите. Скажите!
      – Я предельно серьезен, мистер Макдоналд. Это не шутка. И вы это знаете. Вы знаете, и я думаю, что есть три веских причины, почему вы не пойдете в полицию. – Взгляд Хауарда намеренно скользнул на фотографии.
      Макдоналд увидел, куда тот был направлен, его пальцы сжали подлокотники кресла, на руках и на лбу выступили вены. Его голос поднялся до тихого шипения, и он процедил сквозь сжатые зубы:
      – Ах ты ублюдок. Недоделанный ублюдок.Ты же ведь знал, верно? Да. Я сделаю это. Я это сделаю!

      Этой ночью Мораг лежала в своей постели, ее сердце колотилось от предчувствия. Придет ли он к ней в комнату еще раз? Или это была всего-навсего единственная ночь прекрасного помешательства? Испытывал ли он в действительности то, что говорил ей? Она решила, что да, испытывал. Должен был испытывать, должен…
      Она едва расслышала звук открывшейся двери. Затем как-то неожиданно он вдруг оказался рядом с ней, и вот уже стоял возле, уже наклонился поцеловать, когда она приподнялась, чтобы обнять его… «О Боже, – подумала она, – одно ощущение его рук, его тела, его спины…»
      Чуть позднее Мораг вновь поняла, что вот-вот потеряет контроль над собой. Она схватила его руку и, как и в предыдущую ночь, накрыла ею свой рот, после чего позволила волнам наслаждения захлестывать себя снова и снова, снова и снова…
 
      Хауард оставался с ней в постели до шести тридцати. Вернувшись к себе в комнату, он проспал до девяти, затем встал и собрал вещи, приготовившись к отъезду. Внизу Шила подала ему завтрак. Он заметил, что девушка проявляет беспокойство – она не спускала глаз с часов. Хауард было засомневался, уж не подслушала ли она их с Мораг, но, подумав, отверг эту мысль.
      – Что-то не так, Шила? – спросил он мягко.
      Девушка тут же вздрогнула.
      – О нет, мистер Хатчер, – поспешно ответила она, – не совсем… Просто хотела бы я знать, куда подевалась моя мама. Обычно она встает так рано, а я собиралась на сегодняшний день отлучиться…
      Девушка смущенно затихла.
      – Пожалуйста, не стоит вам задерживаться только из-за меня, – попросил он. – Если вам необходимо уйти, то я буду вполне рад посидеть здесь какое-то время и почитать газету. Я подожду, чтобы увидеться с вашей мамой до того, как уехать.
      Шила посмотрела на Хауарда. Ее первоначальная подозрительность к этому мужчине исчезла. Он был вежлив и внимателен – с нимвообще не возникало проблем. Она ощутила себя виноватой за то, что сообщила о нем Дэнни по телефону, но, по крайней мере, у нее появился предлог позвонить, и в результате теперь она с ним встретится…
      – Ну, если вы не возражаете… – улыбнулась она.
      – Тогда все, – улыбнулся он в свою очередь. – И спасибо вам большое за то, что так хорошо ухаживали за мной, – добавил он, поднимаясь, чтобы пожать ей руку. – Я действительно получил удовольствие от пребывания здесь. Большее, чем могу выразить словами. Надеюсь, что как-нибудь наведаюсь к вам снова.
      Вспыхнув, девушка попрощалась и поспешила прочь. Хауард проследил в окно, как она отъехала на своей «фиесте», затем развернулся и пошел наверх.
      Хауард постучал в дверь хозяйской комнаты. Когда он приоткрыл ее, Мораг потянулась и при виде его радостно улыбнулась, но тут же в панике привстала.
      – Эд! Ты что – спятил?! Шила же все узнает!
      Хауард сделал успокаивающий жест рукой и присел на край кровати.
      – Все в порядке. Шила уехала на целый день. В гостинице никого нет – только мы одни. – Он поцеловал ее. – Я пришел попрощаться. Мне пора уезжать.
      Она взяла его лицо в свои руки и глубоко заглянула ему в глаза.
      – Надеюсь, ты не думаешь, что я веду себя так со всеми постояльцами?
      – У тебя будут неприятности с моей стороны, если ты будешь этим заниматься, – усмехнувшись, ответил он. – Могу я как-нибудь приехать и повидать тебя снова?
      – У тебя будут неприятности с моей стороны, если ты не сможешь, – нежно сказала она. – До свидания, незнакомец.
      – До свидания, Мораг, – ответил он тихо.
      Они обнялись, тесно прижавшись друг к другу, и Хауард вышел из спальни.
 
      Глубоко погрузившись в размышления, Хауард доехал до Эдинбурга. Он сдал прокатный автомобиль и успел на челночный авиарейс до Лондона. Было воскресенье, первое декабря. Сидя в самолете, он понял, что не скоро забудет события этого уик-энда. После удачной вербовки Дэнни Макдоналда последнее главное звено в их плане встало на место; и еще была Мораг… Он осознавал, что с нею он подвергался глупейшему риску, что он с такой легкостью рисковал буквально всем. Хауард заставил себя признать, что с его стороны это было непрофессионально. Но что-то в ней было такое… что-то всесокрушающее…
      Утром в понедельник он приехал в Суиндон, где застал Боба Ашера за разборкой грузов, доставленных в блок № 8. Берн сидел за столом в боковом офисе и занимался бумажной работой. Из-за упакованных коробок и тарных ящиков, установленных ровными рядами, блок приобрел вид складского помещения. В углу расположился автопогрузчик, поставленный на подзарядку.
      Хауард пробрался к офису и зашел внутрь.
      – Утро доброе, Джонни. Как там наши дела?
      – Просто славно. Мы намного опережаем график. Вчера утром Мел и Энди вернулись из Техаса – похоже, они уже нашли себе подходящего пилота. – Берн рассказал ему о Салливане.
      – Звучит нормально. Какие-нибудь новости от Майка?
      – Никаких. Он вот уже неделю как в Штатах. Вероятно, у него загвоздка с этими навигационными приборами. Как у него с остальными делами – тут я не в курсе. Полагаю, он должен позвонить, если что-то у него не заладится. Куда вы продвинулись в Шотландии? Выглядите весьма бодрым.
      – Вообще без проблем. С Дэнни Макдоналдом порядок – действительно знает свое дело. Он даже лучше, чем я осмеливался надеяться. – Хауард воспроизвел подробности их встречи, опустив эпизод, когда Макдоналд потребовал от него назвать свое настоящее имя. – Он очень наблюдателен. Я почти открыто расспрашивал девушку в гостинице, при этом не сомневаясь, что она ему обо воем доложит. И я почти вплотную сидел на заднем бампере у его пикапа по дороге к коттеджу. Все же он сразу вычислил, что к чему, учитывая, что особых причин следить за наличием хвоста у него не было.
      Берн одобрительно кивнул головой:
      – Я в предвкушении встречи с парнишкой. Между прочим, когда позвонили Энди и Мел, я сказал, чтобы они присоединялись к Крису – тот все еще не найдет самолет.
      Хауард кивнул в свою очередь. Крис Палмер предупреждал его, что подходящий самолет может отыскаться не сразу, но при этом он был достаточно уверен, что это лишь вопрос времени.
      – А ты не смог бы поехать сам, чтобы помочь ему?
      Берн с сожалением покачал головой:
      – Очень жаль, но боюсь, что не выйдет. Я здесь полностью завязан. Управлять тремя компаниями одновременно оказалось не так просто, как я думал.
      – Мои глубочайшие соболезнования книжному червю, – ухмыльнулся Хауард. – Продолжай в том же духе. Ладно, пойду поговорю с остальными. Где Тони? У меня для него есть работа.
      – Соседняя дверь – блок номер девять. Он уже установил там свои металлообрабатывающие станки. Мы используем девятый блок как мастерскую, а этот оставили только для приема поставок и складирования. Тони занят глушителями для автоматов АК. Считает, что вполне с ними справится.
      – А в десятом что-нибудь уже есть?
      – Позже, на этой неделе, прибудет контейнер – туда мы его и поместим. Придется работать с ним in situ – прямо на трейлере. В десятом блоке есть подъемник, но он рассчитан только на десять тонн.
      – Отлично. Ладно, парень, возвращайся к своим официальным обязанностям! – Хауард покинул офис и подошел поговорить к Ашеру.
      – Все в порядке, босс? – живо поинтересовался тот с приближением Хауарда.
      – Боб, у меня для тебя найдется дополнительная работа. Сможешь соорудить что-то подобное? – Хауард передал ему заметки, касающиеся анемометров. – Подумай над этим и дай мне знать, если это можно принять за основу. Я должен сходить к Тони, чтобы переговорить с ним по поводу винтовки, которая нам понадобится.
      Он оставил Ашера изучать записи и прошел в соседнюю дверь. Там он обнаружил Акфорда в защитных очках, склонившегося над верстаком. Пятидюймовый стальной цилиндр вращался между зажимными патронами токарного станка, резец вгрызался в один из концов цилиндра, протачивая шейку.
      Когда тень Хауарда упала на верстак, Акфорд поднял взгляд и выключил станок.
      – Доброе утро, босс. Хорошо ли съездили на север?
      – Да, Тони, спасибо. Наш мальчик согласен. Он передал мне заявку на необходимые вещи. Как двигаются дела у тебя?
      – Отлично. Я уже изготовил один глушитель в качестве образца. Этот я только что начал. Хотите посмотреть, как он будет выглядеть в итоге? – Акфорд показал Хауарду законченную деталь. – Как я уже говорил, все проще простого. Вот этот конец развинчивается, а внутри находятся шумогасители. Другой конец крепится на ту же резьбу на стволе АК, что и стандартный компенсатор. Все, что нам останется сделать, это снять компенсатор и навинтить вместо него эту штуку. Я раздобыл учебный АК-47, чтобы показать вам, как все крепится. Купил его в одном из тех мест, где продаются копии оружия.
      Акфорд извлек автомат АК-47. Его ствол был залит сталью, а затвор просверлен и приварен таким образом, чтобы произвести выстрел стало невозможно. В таком виде он мог продаваться свободно, без сертификата на огнестрельное оружие, хотя внешне ничем не отличался от боевого автомата. Акфорд надавил небольшой металлический зажим на конце ствола и отвинтил полудюймовую манжету. Затем он навинтил готовый глушитель на освободившееся место.
      Хауард оглядел автомат.
      – Смотрится отлично, Тони. А такая резьба на конце ствола есть у всех АК?
      – Да, у АК-47, АКМ, АКМС – у большинства. Она есть даже у китайской модификации. У АК-74 ее, конечно, нет – он имеет свой собственный специальный компенсатор. АК производится в самых массовых количествах по всему миру. До сих пор первоначальный вид «автомата Калашникова образца 1947 года», названного так в честь советского конструктора, который его изобрел, остался во многом без изменений. Чтобы уменьшить вес, более поздние модели изготавливались из штампованной, а не катаной стали, а навинчивающийся компенсатор заменил простую манжету, его назначение – исключить увод ствола вверх и вправо при автоматической стрельбе. Это простое, но эффективное устройство. АКМС является модификацией со складным прикладом, предназначенной для советских десантных частей и танковых экипажей. Большинство из стран-участниц Варшавского договора и целый ряд других государств выпускают собственные модификации той же конструкции. АК-74 – более новая модификация – в отличие от старого АК-47 калибра 7,62 миллиметра этот стреляет меньшими пулями калибра 5,45 миллиметра. За пределами бывшего Советского Союза АК-74 большого распространения не получил: в подавляющем большинстве случаев АК-47 или АКМ оставались по-прежнему основным видом вооружения.
      – Сколько времени потребуется, чтобы закончить все восемь глушителей?
      – Каких-нибудь несколько часов, босс. С таким инструментом это делается просто. – Акфорд указал на остальное оборудование – штампы, гильотины, прессы, сверлильные и токарно-фрезерные станки. – Потом я займусь кое-какой модификацией отверстий для отвода газов – вот с ними, возможно, придется повозиться подольше. Закончу к следующему вечеру.
      – Хорошо. Только нам придется не забывать, что при ведении огня на близких дистанциях пули будут лететь быстрее звука и производить треск при стрельбе. Еще будет много лязга от движущихся механических частей. Но мы, по крайней мере, заглушим выхлопы из дульного среза. Как бы то ни было, но я достал описание снайперской винтовки, которая нам нужна. – Хауард передал ему листок бумаги.
      Акфорд стал его изучать.
      – «Экьюраси интернэшонал», а? Лучшего и не выберешь. Что мы собираемся приобрести – L96?
      «Экьюраси интернэшонал лимитед» разработала снайперскую винтовку L96, чтобы заменить ею состоявшую на вооружении британской армии устаревшую L42.
      – На самом деле нет. Сейчас существует еще лучшая, чем L92, модель второго поколения. Она называется AW. Но мы достанем ее спецмодификацию – «супер-магнум».
      AW была уже заказана шведской армией. И L96 и AW выпускались стандартного для НАТО калибра 7,62 миллиметра (0,308 дюйма «винчестер»). Этот калибр годился для точной снайперской работы на дистанции около восьмисот ярдов, но на расстояниях больше чем это возникали проблемы с траекторией, а убойная сила пули значительно падала. Вследствие этого «Экьюраси интернэшонал» разработала модификации винтовки «супер-магнум» более мощного калибра. Одной из них и была «лапуа-магнум» калибра 0,338 дюйма, стрелявшая на расстояния в тысячу ярдов исключительно мощным патроном с убойной силой почти в шесть раз больше, чем у патрона калибра 7,62 миллиметра. Некоторые спецподразделения уже воспользовались «супер-магнумами» этого калибра для работы на сверхдальних расстояниях.
      – Я слышал о винтовке «винчестер-магнум» калибра 0,338, но не о «лапуа-магнум», – сообщил Акфорд.
      – Я о ней слыхал, но до позавчерашнего дня почти ничего не знал, – ответил ему Хауард. – Она гораздо мощнее. Патрон для нее состоит из гильзы с обкатанной шейкой для «ригби» калибра 0,416 дюйма, сам он просто громадный и выстреливает пулю весом двести пятьдесят гранов со скоростью три тысячи футов в секунду.
      – Фью! Да она просто отобьет плечо, если выстрелишь больше двух раз. На каком расстоянии скорость пули становится меньше скорости звука?
      – Не меньше чем через тысячу триста или тысячу четыреста ярдов – по крайней мере ярдов на четыреста дальше, чем у калибра 7,62 миллиметра.
      Скорость пули у дульного среза три тысячи футов в секунду почти в три раза превышала скорость звука, но на большом расстоянии она быстро терялась из-за сопротивления воздуха, постепенно падая ниже 1 Маха – тысячи ста двадцати футов в секунду. Для тяжелой пули с большой скоростью и хорошими аэродинамическими характеристиками это происходило на большем расстоянии, чем у более традиционного оружия.
      – А не лучше ли, чтобы избежать шума, использовать что-то, что в пределах нужного расстояния летело бы с дозвуковой скоростью?
      – Мы с Дэнни это обсуждали. Тут он высказался весьма конкретно. Прежде всего, после прохождения звукового барьера пуля летит абы как, и из-за этого страдает точность. Кроме того, щелчок от пули, прилетевшей со сверхзвуковой скоростью, будет очень дезориентирующим и не дает никакого ключа к вопросу, откуда она прилетела. Пуля с дозвуковой скоростью при подлете будет издавать обычный вжикающий звук, да и траектория у нее будет хуже. Станет совершенно очевидно, что прилетела пуля, и вместо того, чтобы бить дезориентированным сверхзвуковым щелчком, кто-то, кто сохранит здравый смысл, начнет прислушиваться в ожидании звука выстрела. Мы говорили о глушителе для винтовки, но это совершенно исключено. В любом случае, у нее хороший компенсатор, который погасит львиную долю шума от выстрела. Мы будем достаточно далеко, чтобы задержка звука по времени была достаточно велика, да и сам звук выстрела на таком расстоянии будет не очень громким.
      – О'кей. Вы хотите, чтобы я оформил заказ? Подозреваю, это будет не так-то просто. Я знаю, что в «Экьюраси интернэшонал» весьма пекутся о безопасности. Они не станут продавать первому встречному. Мне придется воспользоваться дилерской карточкой нашей фирмы и, возможно, облечь это в форму запроса от правительства дружественного государства.
      Помимо прочего, «Экс-Эф секьюритиз» являлась официальным дилером по торговле оружием. Клиенты то и дело заказывали специализированное оружие для нужд безопасности, и, когда возникала необходимость, лицензия дилера, наряду с разрешением Департамента торговли и лицензией на экспорт промышленных товаров, позволяла Хауарду обеспечивать поставки.
      – Отлично. Используй Колумбию. Зигги все уладит, когда вернется, – он оказывает там кое-какие услуги местным властям с благословения британского правительства. Проблема наркотиков, ну, ты знаешь. Новое колумбийское правительство пытается прижать картели. Все продумай и скажи Джонни, чтобы он все оформил – он тоже в курсе дела. И не забудь, что нам нужны не одна, а две таких винтовки. Как ты думаешь, с остальной амуницией, которую он просит, сложностей не будет?
      Акфорд просмотрел список, вслух подтверждая выполнимость каждого пункта:
      – Сто патронов с пулей весом двести пятьдесят гран и цельнометаллической оболочкой обтекаемой формы – будет; пятьдесят бронебойно-зажигательных патронов – будет; портативный баллистический хронометр – будет; крепеж для оптического прицела – будет; боевой оптический прицел десять на сорок фирмы «Бош и Лемб» – будет. Ага, с этим проблем нет. На самом деле «Экьюраси» сама все установит и пристреляет винтовку к необходимым патронам, если я скажу им, что нужно все замерить и откалибровать. А что это за прицел? Я такого не знаю.
      – Очень хороший, с очень тонкой настройкой. Каждое деление при его настройке соответствует отклонению в четверть угловой минуты в отличие от более принятой половины, а то и целой минуты, как у большинства прицелов. При стрельбе на тысячу ярдов это означает отклонение пули на два с половиной дюйма на каждое деление вместо пяти и десяти соответственно. Этот прицел намного более точен.
      – Но ведь большой шаг при настройке прицела необходим из-за значительных отклонений траектории на таких дистанциях.
      – Только не с этой моделью. Ее полный диапазон превышает семьдесят делений – более чем достаточно. К тому же мы приблизительно знаем расстояние, на котором будем им пользоваться. Дэнни сможет сделать несколько пробных выстрелов прежде, чем мы отправимся в путь. И не забудь про две проградуированных подзорных трубы мощностью тридцать на шестьдесят, с переменным фокусным расстоянием и две небольших треноги.
      – О'кей, босс, сделаем.
      Хауард хлопнул его по спине и вернулся к первой двери, довольный тем, что дела, похоже, идут на лад. К нему подошел Ашер.
      – Босс, с анемометрами проблем не будет. Некоторые современные модели выдают показания в цифровом виде. Преобразовать их в радиосигналы совсем нетрудно. Мне хотелось бы, чтобы Крис, когда будет свободен, немного помог – возможно, у него найдется одна-другая идейка. В электронике он просто дока.
      – Прекрасно. Но запомни, они должны быть маленькими и неприметными, насколько это только возможно, а питания батареек при необходимости должно хватать на сорок восемь часов. Возьми немного эмали для моделей и выкрась их желто-зелеными маскировочными пятнами. И подбери рабочую радиочастоту, исключающую вероятность помех. Что-нибудь чуть выше обычного метрового диапазона для коммерческого вещания, но ниже, чем для международной радиосвязи, – скажем, что-то около ста десяти килогерц. Здесь тебе придется кое-что разузнать. Нам не нужно, чтобы на пролетающем мимо самолете или где-то еще недоумевали, что за странный электронный сигнал они поймали.
      – Ладно, я займусь этим. Эй, босс?
      – Да, Боб?
      – Ты не забыл Турцию? – ухмыльнулся Ашер.
      Хауард улыбнулся в ответ на невеселое упоминание о турецкой тюремной камере, которую он делил с Ашером в течение шести месяцев. Надежный, уравновешенный, бывший десантник оказался идеальным сокамерником: несмотря на жестокий режим и скудное питание, за все время он ни разу даже словом не возразил Хауарду. Большинство из заключенных были доведены до такого состояния, что вместо того, чтобы держаться вместе и поддерживать друг друга, грызлись, как крысы. Хауарду искренне нравился Ашер – подобное испытание делает человека либо другом, либо врагом на всю жизнь. Взаимное уважение между ними оставалось нерушимым.
      – Не беспокойся, Боб, – ответил Хауард со зловещей улыбкой. – Что бы ни случилось, могу гарантировать тебе только одно. Такого, как там, не будет, и больше ты не потеряешь ни одного волоса.
      Ашер расхохотался и шутливо ткнул его в плечо.
      – Ну, просто камень с души! – воскликнул он. – Хотя в данных обстоятельствах ты, возможно, и не совсем удачно выразился. На тот случай, если ты не заметил, – добавил он не без сарказма, – последний волос на моей голове уступил в неравной борьбе несколько лет назад.

      В четверг Палмер позвонил Берну из Дублина, чтобы сообщить об успешном завершении поисков подходящего самолета. Обычно невозмутимый родезиец восторженно живописал свою находку: самолет – двухмоторный «Пилат Бриттен-Норман айлендер BN2B-20» – недавно прошел капитальный ремонт и находится в отличном состоянии. Для BN2B-20 используются нестандартные навесные баки, но у этого они уже смонтированы, а это значит, что общая емкость топливных баков достигает 814 литров, а полезная нагрузка при полной заправке равна 966 фунтам, то есть 438 килограммам. Согласно ПВП (правилам визуальных полетов), при оптимальной с точки зрения экономичности крейсерской скорости 128 узлов это дает максимальную дальность полета 1075 морских миль.
      На «айлендере» уже есть почти все необходимое, включая автопилот. Единственное, что ему, Палмеру, оставалось доделать, так это снять задние кресла и установить прибор глобальной спутниковой навигации. Две дверцы по обе стороны хвостовой части фюзеляжа достаточно широки для громоздких грузов, а колеса из литой резины годятся для посадки на грунт в самых суровых условиях. «Айлендеры» были специально рассчитаны для укороченных взлета и посадки (УВП), так что BN2B2-20, для того чтобы сесть и взлететь, необходимо всего лишь двести пятьдесят метров.
      – Это почти то, что мы и хотели, Джонни, – сообщил Палмер, закончив перечислять характеристики «айлендера». – Думаю, нам надо пошевеливаться и поскорее сцапать его.
      Берн поздравил Палмера с находкой.
      – Отличная работа, Крис, – похвалил он. – Эд не нарадуется, когда услышит. Я приеду прямо сегодня, и мы оформим сделку.
      Поздним вечером того же дня Берн вылетел в Дублин. На следующее утро в облике мистера Брайса он вместе с Палмером отправился на встречу с хозяевами «айлендера» и запустил оформление перевода денег и перерегистрации прав на владение самолетом.

      Огромный тягач, сочлененный с платформой, свернул на Ландис-роуд и медленно доехал до ее конца. Раздалось громкое шипение тормозов, водитель грузовика спустился из кабины и позвонил в боковую дверь блока № 10. Из нее появился круглолицый мужчина в джинсах, представившийся как мистер Брайс. Между ним и водителем произошел краткий разговор, и «мистер Брайс» стал поднимать здоровенные вертикальные ворота блока, а шофер вернулся за баранку.
      Десятью минутами позже платформа была загнана в пустой просторный промышленный блок, а мистер Брайс закончил оформление накладных, расписавшись за саму платформу и ее груз – пустой сорокафутовый холодильный контейнер. Водитель грузовика отсоединил гидравлику, провода и шланги между тягачом и платформой и приподнял ее переднюю часть на опорных колесах. Прихватив подписанные документы, он забрался обратно в кабину и уехал.
      Мистер Брайс спустил створку ворот, скрыв платформу от посторонних взглядов. Он достал из-за щек подушечки и снова превратился в Джонни Берна. Выйдя через маленькую боковую дверь, он отправился за остальными.
      Ашер, Харрис и Хауард в молчании не спеша обошли вокруг большого желтого контейнера, водруженного на платформу. Внутри здания он казался огромным. Снаружи он был сорока футов в длину, восьми в ширину и восьми в высоту. Акфорд прошел к заднему концу контейнера и откинул приставную лестницу. Поднявшись вверх по ступенькам, он отпер две массивные грузовые двери и, распахнув их настежь, стал бормотать ругательства:
      – Педерасты! Они оставили эту чертову штуковину включенной. Здесь до охренения холодно. Придется подождать, пока она не нагреется, прежде чем я смогу приступить к работе. Я оставляю двери открытыми.
      – Вероятно, они думали, что мы сразу же начнем загрузку, Тони, – пояснил Хауард. – Их владельцы по возможности стараются, чтобы эти штуки не пустовали слишком долго.
      – Что поделаешь, уж здесь-то ей точно какое-то время придется постоять пустой. Как бы то ни было, ведь теперь-то она наша, не так ли? А когда я с ней разделаюсь, она повезет весьма необычный груз.
      – Времени у нас – вагон и маленькая тележка. Большинство из нас даже могут между делом вернуться к обычной работе в «Экс-эф», чтобы сохранять нужную видимость. В последующие месяца три не так уж и много нам придется сделать. Скоро Рождество, и каждый может, как обычно, взять выходные. Если вам потребуется какая-то помощь, то недели через две можете обратиться к Крису и Энди, когда они закончат переоборудование самолета. Да и к Майку тоже, когда он вернется из Штатов. И теребите меня, если столкнетесь с какими-то проблемами. Вы достали все необходимое?
      – Все на месте, босс. Никаких проблем не будет. – Акфорд спустился со ступенек и прошел к другому концу контейнера, чтобы осмотреть выступающую холодильную установку.
      – Здесь не так много места, как я думал, – нахмурился он и достал из кармана рулетку. – Холодильная установка занимает по ширине почти все пространство. Остается каких-то дюймов двадцать с каждой стороны. Я смогу прорезать проем в передней стене самое большее – дюймов восемнадцать. Хватит ли этого? Что у нас из вещей самое большое?
      Хауард задумался.
      – Пожалуй, домашний холодильник. Все остальное пройдет. Лучше посмотри, каким у тебя получится отверстие на самом деле, когда ты все прорежешь и закрепишь. Если холодильник окажется слишком велик, придется взять поменьше. Я предпочел бы не рисковать и не создавать шум, ломая его потом на части, хотя это и можно сделать при необходимости. Конечно, проход к задним дверям может оказаться свободным, но гарантий тут у нас нет.
      – Я начну завтра. К тому времени он прогреется. Я оставлю обогреватели здания включенными на ночь. Между прочим, босс, – добавил Акфорд, – я готов поработать и на Рождество, и на Новый год, если не закончу к тому времени. Жена отправится в свое ежегодное паломничество к родственникам в Дублин, а меня воротит от одной мысли ехать туда еще раз. Ненавижу просиживать задницу и наблюдать, как остальные напиваются в стельку и обжираются до тошноты. Да и не хочу я прерывать работу. Можете вы дать мне какую-то бумажку или подтверждение для жены, что я буду действительно занят?
      – Ладно, Тони. – Хауард улыбнулся. – Что-нибудь устроим. Только постарайся сделать всю шумную часть работы до праздников, ладно? Я не хочу, чтобы это место привлекало к себе слишком много внимания.
 
      На следующее утро, 10 декабря, Акфорд приступил к работе над контейнером. Отвинтив восемь огромных болтов, которые удерживали холодильную установку на месте, он отсоединил ее от передней стенки контейнера и оставил подвешенной на десятитонном кране.
      В течение последующих двух недель он сначала занялся внутренними соединительными панелями в глухом конце контейнера. Там были две панели из металлического сплава – чуть меньше трех футов в ширину и семи футов в высоту каждая, – разделенные трубами и вентилями, через которые холодный воздух поступал в контейнер. Изучив их поближе, он увидел, что по размерам они одинаковые – никакой разницы, какую выбирать. Акфорд решил работать с той, что справа, и аккуратно ее отсоединил. Оставив воздухопроводы на месте, он убрал теплоизоляционный материал, который был заложен между панелью и внешней стальной обшивкой контейнера.
      Снаружи Акфорд наметил на контейнере линию, где проходил край холодильной установки. На этой линии он просверлил два крошечных отверстия и вернулся внутрь. Там он тоже соединил их линией и просверлил остальные, размечая углы предполагаемого прохода. Затем он снова вышел наружу и соединил линиями все четыре отверстия. Закончив, он принес электропилу, вставил в нее фрезу с алмазным покрытием, закрепил патрон и очень осторожно начал резать стальную обшивку по намеченным линиям.
      Рождество наступило и прошло, Акфорд продолжал работу. Тони испытывал наслаждение – ему нравились покой и уединение. Благодаря тому, что никто его не отвлекал, работа двигалась гораздо быстрее, чем он предполагал. Во вторник, 31 декабря, он завершил переделку контейнера и прошел в блок № 8 за Берном, который ненадолго забежал туда за почтой.
      Берн внимательно изучил контейнер изнутри и снаружи. Наконец, после десяти минут тщательного осмотра он поднял вверх растопыренные руки:
      – Ладно, Тони, я сдаюсь. Я видел, как ты снимал холодильную установку, и я видел дырищу, которую ты прорезал в контейнере. Но будь я проклят, если здесь что-то теперь не так. Как это все устроено?
      – Пойдем-ка внутрь, босс, – усмехнулся Акфорд.
      Мужчины снова забрались в контейнер через задние двери, и Акфорд подвел Берна к глухой стенке.
      – Значит так. – Голос Тони отдался эхом в пустом контейнере. – Холодильная установка расположена снаружи, за этой стенкой. Вот эти воздуховоды за решеткой с виду в точности как обычные. Установка засасывает воздух, охлаждает его и закачивает внутрь через вон те трубы. Ее можно настроить как на свежий воздух, так и на рециркуляцию. Некоторые грузы, такие как цветочные луковицы, требуют свежий воздух, некоторые – нет. А теперь, видишь вот эту панель? – Он указал на правую панель, которая ничем не отличалась от левой и крепилась к стенке винтами. Акфорд достал отвертку. – Все винты фальшивые, кроме вот этих трех…
      Он выбрал три нужных винта, повернул каждый на девяносто градусов и потянул их на себя. Вся панель повернулась на петлях и плотно прилегла к боковой стене.
      – Ну, а теперь, – продолжал Тони, – ты можешь видеть проем, который я вырезал в наружной обшивке контейнера. Дверь подвешена на петли, закрепленные рядом с трубами, а четыре защелки вон там, в углу, держат ее закрытой. – Он указал на массивные петли возле труб и большие стальные защелки в углу между стенками контейнера. – Если защелки отпереть – дверь откроется наружу, образуя проем восемнадцати дюймов в ширину и семи футов в высоту. Сейчас я не буду ничего показывать, так как только что зашпаклевал и покрасил все снаружи.
      По ходу объяснений Акфорда Берн согласно кивал головой.
      – Щели между дверью и корпусом я заделал шпаклевкой, так что открываться она будет очень туго. Для облегчения дела я приварил к боковой стенке два крепких упора. Пара автомобильных домкратов, установленных враспор между дверью и вот этими стальными выступами, позволит вскрыть ее без труда. Я замаскировал их фальшивой трубой и шпаклевкой. Работает все отлично. Так что с люком покончено. Теперь… – Акфорд потянул панель обратно, и она плотно прикрылась. Он повернул три переделанных винта, закрепляя их на месте. – Так, давай-ка снова наружу.
      Они выбрались из контейнера и обошли его, чтобы осмотреть саму холодильную установку. Акфорд размотал кабель и подсоединил электропитание. Компрессор холодильника с шумом ожил.
      – Можешь найти какие-то отличия? – Перекрывая шум из компрессора, Акфорд указал на двигательную установку.
      – Нет, все выглядит как и прежде. Эй, выключи эту штуковину. Из-за нее я и самого себя на расслышу.
      Акфорд выдернул разъем.
      – Что ж, выглядит-то все без изменений, но устроено совсем по-другому. Так, давай-ка я объясню, как она работает. Прежде всего, это не обычный холодильный контейнер для морских перевозок – то, что они называют «рифер», – а транспортное устройство, предназначенное для грузовиков. Причиной, по которой мы его выбрали, является то, что у обычного рифера холодильная установка занимает всю торцевую часть – другими словами, прорезать дверь там было бы негде. Вот почему мы предпочли контейнер этого типа. У него так называемое «носовое крепление» – установка выступает вперед, но не занимает всю торцевую сторону, понятно? Но в принципе они точно такие же, как и настоящие риферы, и могут перевозиться на судах. У этого контейнера две силовые установки – дизельный двигатель для автономной работы и электромотор. Последний подключается к корабельному питанию для риферов точно так же. Напряжение составляет четыреста шестьдесят вольт. Можешь ли ты заметить в этой установке что-то необычное?
      Берн внимательно посмотрел и покачал головой:
      – По мне, так все выглядит вполне нормально. Но ведь я не специалист.
      – На самом деле изменений почти и нет, – сообщил Акфорд. – Компрессор, как ты уже слышал, работает по-прежнему, но я внес в него одну-две небольших переделки. Для начала я настроил его на подачу свежего воздуха, а не на работу по замкнутому циклу. – Он свинтил вентиляционную решетку установки, открывая взору ее внутреннее устройство. – Ну, а теперь ты что-нибудь видишь?
      Берн по-прежнему никак не мог догадаться.
      – Да не вижу я тут ничего такого. Всего лишь двигатель холодильника, испарители, трубы и всякие штуки.
      – Как ты полагаешь, что собой представляют вот эти две фиговины? – Акфорд указал на два небольших устройства, расположившиеся посреди узлов холодильной установки и соединенные с разными трубами, трубочками и проводами.
      – Ох, ну конечно же! Теперь мне понятно, что же я искал. Вот куда ты их засунул.
      – Сначала я хотел поместить их где-то внутри контейнера, но потом подумал, а почему бы и не здесь? Если только не искать их специально, ты их в жизни не заметишь. Есть и еще одно преимущество – ведь они будут подтекать в точности так же, как исправно работающая холодильная установка.
      – Понял. А термометр?
      – Вот здесь, снаружи. Я и сам доволен этой частью работы. – Акфорд поставил решетку и кожух на место и привинтил их. Через окошечко были видны регулятор термостата и шкала, показывающая температуру внутри контейнера. – Я всего лишь разобрал термостат и поменял местами настройку. Установленный на минус двадцать градусов по Цельсию, он на самом деле будет поддерживать температуру плюсдвадцать: вместо глубокой заморозки – нормальная комнатная температура. С термометром я тоже устроил так, что он будет показывать «холодно» вместо «тепло». Как видишь, сейчас он показывает минус двадцать два.
      – Ак, это гениально! Потрясающая работа! Если не знать, то в жизни не догадаешься. – Берн склонился поближе к стенке контейнера, рядом с холодильной установкой. – Дверную щель вообще невозможно заметить.
      Он провел по поверхности пальцем в поисках каких-либо неровностей металла.
      – Эй, босс, поосторожней – краска еще не высохла… – Акфорд ухмыльнулся, когда Берн отдернул перепачканную руку. – Ну вот, посмотри, что ты наделал. Пришел и все мне испортил. Придется перекрашивать.
      – Прости меня, Тони. – Он вытер руку о джинсы. – Я ведь ничего не сломал, не так ли?
      – Да нет, здесь главное, что шпаклевка уже схватилась. Чтобы подкрасить, потребуется какая-то пара минут.
      – Что ж, Эд будет просто доволен. Изумительная работа.
      – Он заедет посмотреть на следующей неделе. И можно будет начинать внутреннее обустройство и загрузку контейнера. Времени это займет немного. Недельку, может быть, две.
      – И это все? Что-то еще у нас после этого остается?
      – Только винтовка, когда ее доставят. Нужно будет вызвать нашего шотландца, чтобы я смог обсудить с ним детали. Кроме того, настает пора познакомиться с этим парнем.
      – Да, – согласился Берн. – Должен признаться, мне и самому будет любопытно с ним встретиться. Ладно, Тони, я предлагаю, чтобы ты несколько дней отдохнул. Ты это заслужил, да и делать пока что нечего.
      – Ага, – согласился Акфорд, – наверно, мне стоит уехать и встретить Новый год с папой и мамой. Взгляну, как там у них дела. Жена все еще в отъезде – в Ирландии.
      Когда Берн уехал, Акфорд подкрасил контейнер, запер помещение и отправился на запад по шоссе М4. Свернув на большую автостоянку в сервис-центре Ли-Деламир, он пересел из «воксхолл-астры» – купленной им за наличные – в собственную «хонду-сивик». Он снова выехал на шоссе и двадцатью минутами позже свернул к югу на шоссе M5. В пять часов вечера Акфорд подъезжал к дому своих родителей в Тантоне.
      Через семь часов все члены команды – за исключением Майка Зиглера, который по-прежнему находился в США, – каждый по-своему и в разных местах отметили наступление Нового года. Тони Акфорд пригласил своих родителей в местный паб, чтобы немного выпить; Мел Харрис с женой отправились на вечеринку, устроенную друзьями в Вустере; чуть севернее, в Манчестере, Боб Ашер находился в постели с подружкой – очаровательной блондинкой почти вдвое моложе его самого; Джонни Берн в своей лондонской квартире откупорил бутылку шампанского и поднял тост за будущее с новоиспеченным инспектором уголовной полиции Джулиет Шелли; Энди Денард притащил Криса Палмера на Трафальгарскую площадь, где на этот раз, в виде исключения, все обошлось без серьезных происшествий, связанных с пьянством и членовредительством, хотя Палмеру и пришлось угомонить разошедшегося пилота, когда тот попытался раздеться и нырнуть в один из фонтанов.
      Эд Хауард проводил полночный час в одиночестве у себя на квартире в Уондзуорте. Он сидел и размышлял с бокалом виски в руке, взгляд его темных глаз был отрешенным, а мысли блуждали где-то далеко. Когда по радио донесся последний удар Биг-Бена, он на мгновение задумался, каким же для него обернется год 1992-й? Легкая улыбка коснулась его губ, и Хауард поднял бокал. «За твое пятидесятилетие, Саддам, – произнес он про себя. – Мы отметим его с тобой – с тобой, мерзкий ублюдок! Мы придем и испортим тебе вечер».

      Утром в понедельник, 6 января 1992 года, Берн забрал почту из ящиков, расположенных во всех трех зданиях, и прошел во внутренний офис в блоке № 8.
      Он уселся за стол и стал разбирать письма. Большая часть корреспонденции оказалась опоздавшей еще к Рождеству. Там было несколько подложных писем, которые он сам себе регулярно отсылал из Лондона, чтобы у почтальона сложилось впечатление, будто компании вовсю работают, оставались еще банковские извещения за декабрь, три телефонных счета и квартальные счета за электричество для каждого здания.
      Его взгляд привлекло последнее письмо из стопки – оно было проштемпелевано в Портсмуте. Джонни вскрыл его: «Экьюраси интернэшонал» извещала «мистера Арндейла», что его заказ на две винтовки исполнен.
      Берн кликнул Акфорда:
      – Тони, боюсь, что это именно то место, куда кому-то из нас придется отправиться под своим настоящим именем. Я это сделаю сам. Мы не сможем забрать их без дилерского удостоверения «Экс-Эф секьюритиз». Ты говорил с ними раньше – можешь позвонить тому, с кем ты общался, и дать ему знать, чтобы он меня ждал?
      Акфорд сделал телефонный звонок, и Берн уехал из Лондона на своем «БМВ». На долговременной автостоянке аэропорта Хитроу он снял контактные линзы, достал из-за щек подушечки и, как обычно, пересел в свою «альфу-ромео», оставив «БМВ» на свободном месте неподалеку. Стоянка обходилась неимоверно дорого – один из автомобилей находился там постоянно, – но тысячи машин вокруг гарантировали анонимность. Берн снова выбрался на М4, вскоре съехал на М25, а затем свернул на МЗ к Саутхемптону и далее на М27 в сторону Портсмута.
      К четырем часам дня он уже снова пересел в «БМВ» и вернулся в Суиндон с двумя длинными узкими футлярами и небольшим тяжелым ящиком. Внутри блока № 8 вместе с Акфордом они их вскрыли.
      Глаза Акфорда расширились при виде двух больших винтовок.
      – Ох, парень! Это то, что я называю мастерством! – Он взял одну из тяжелых винтовок и передернул затвор. – Только попробуй. Никаких сомнений, для чего она была сделана.
      – Да, это – кое-что, – согласился Берн. – Но не слишком-то к ним привязывайся. Не забывай, что тебе предстоит сделать с одной из них.
      – Это будет актом вандализма, босс. Не уверен, что смогу себя заставить сделать это.
      – Лучший выход – заняться ею прямо сейчас. Вечером просверли казенник и привари боек. Завтра залей ствол. Ну, а потом можешь заняться подготовкой второй винтовки для нашего снайпера.
      – Но какой именно, босс? – взмолился Акфорд. – Они обе – произведения искусства.
      – Какие у них серийные номера? – Берн быстро проверил цифры, выгравированные на стволах оружия. – О'кей, это упрощает твою работу. Номера не только последовательные, но еще и кончаются соответственно на «8» и на «9». Это все решает. Вот тебе «девятка» – иди и начинай курочить ее прямо сейчас. Только изнутри, конечно. Сделай все чисто – лишь бы пройти инспекцию. Снаружи она по-прежнему должна выглядеть как боевая.
      С траурным видом Акфорд ушел вместе с винтовкой. Через несколько минут Берн, запиравший вторую винтовку и ящик с боеприпасами в сейф блока № 8, услышал завывания мощной дрели – Акфорд приступил к превращению новехонькой, похожей на произведение искусства винтовки в выглядящий смертоносным, но ни к чему не пригодный кусок металлолома.
      К утру среды работа была закончена. Акфорд передал теперь бесполезную винтовку Берну, который отправился на «БМВ» в Бирмингемскую инспекционную палату. Возвратившись после полудня, он вернул винтовку Акфорду.
      – Нормально, Тони, она прошла контроль. Я получил на нее сертификат небоеспособности. Теперь измени цифру «9» на «8», а я займусь бумагами для лицензии на экспорт.
      Берн уселся в офисе и стал заполнять три копии документа, необходимые для Управления торговли, и дополнительную форму для получения лицензии на экспорт промышленных товаров. Он внес туда подробные данные о винтовке и о представителе правительства Колумбии по торговле стрелковым оружием, с которым «Экс-Эф секьюритиз» регулярно вела официальные дела. Тем же вечером, по дороге обратно в Лондон, он отправил формы с необходимой сопровождающей документацией по почте.
      На оформление должно было уйти четыре недели, после чего будет получена лицензия, разрешающая экспорт изготовленной «Экьюраси интернэшонал» винтовки с серийным номером, оканчивающимся на «8». Небоеспособная же винтовка номер «9», серийный номер которой Акфорд аккуратно перегравировал на «8», будет отправлена самолетом дилеру в Колумбию. Таможня в Хитроу проведет текущий осмотр оружия, чтобы убедиться в правильности оформления документов: они отметят, что модель, серийный номер и калибр соответствуют указанным в бланке. Они не станут проверять, работает ли винтовка на самом деле. С какой стати? Кто же будет утруждать себя получением разрешения на экспорт оружия, которое небоеспособно и, таким образом, вообще не нуждается в лицензии? Прибытие винтовки озадачит колумбийского дилера, который немедленно обнаружит, что та непригодна. Берн позвонит торговцу, подтвердит, что произошла ошибка, и предложит отправить ее на металлолом. Что же касается британских властей, то для них винтовка номер «8» – та, что в порядке, – отправится на экспорт и таким образом будет вычеркнута из архивов Великобритании; в то же время «девятка» официально прекратит свое существование как боевое оружие – доказательством тому служил сертификат на ее небоеспособность. Все концы будут опущены в воду.
 
      Макдоналд прибыл в Лондон во вторник, 14 января, в спальном вагоне ночного поезда из Форт-Уильяма. Хауард забрал его с вокзала Кинг-кросс и отвез в Суиндон, где остальные члены команды, кроме Зиглера, сгорали от любопытства в ожидании встречи с егерем. Хауард представил всех по очереди, при этом поясняя, кто на чем специализируется.
      Последней очередь дошла до Акфорда.
      – Тони – наш оружейник. Он готов подогнать винтовку под твои требования, как только ты пожелаешь.
      Акфорд с Макдоналдом исчезли в дверях блока № 9, поглощенные беседой об оружии вообще и о крупнокалиберной винтовке «супер-магнум» в частности.
      Хауард дождался, когда они уйдут, и обратился к остальным:
      – Что ж, похоже, Тони с ним уже поладил. Что по поводу него думают остальные?
      – Вроде бы он ничего, – начал Харрис. – С виду – начеку и уравновешен, и, если, как ты утверждаешь, он умеет стрелять, что ж…
      – Он мне понравился, – вмешался Денард. – Он смотрит тебе прямо в глаза. Похоже, этот парень – прямой и без выкрутасов. Думаю, он вполне подходит.
      – Босс, но ведь он никогда не был в деле? – поинтересовался Ашер. – Как можно быть уверенным, что его нервы не сдадут во время операции? Да и выдержит ли он физически?
      – О, он прекрасно все выдержит, – заверил его Хауард. – Слабаки на такой работе, как у егерей, долго не удерживаются. Да и с нервами у него в порядке, судя по тому, что я видел. Это очень целеустремленный парень. У меня такое впечатление, что он вполне справится, несмотря даже на то, что вкус настоящего дела он почувствует впервые.
      Хауард сделал паузу, мысленно вернувшись к своему собственному первому опыту боевых действий. Он вспомнил одолевавшие его сомнения, как он выдержит самое тяжелое испытание – смотреть в глаза смерти и нести ее кому-то другому. Проблема заключалась в том, что предугадать наверняка, как поведет себя человек в подобной ситуации, было просто невозможно. Некоторые из самых мягких и очень неуверенных в себе людей проходили все это с честью – без паники, хладнокровно и дисциплинированно, в то время как некоторые с виду уверенные и способные солдаты просто разваливались на части. Это было непредсказуемо, но со временем приходило инстинктивное чувство – как поведет себя в деле тот или иной человек – часто еще задолго до того, как человек осознавал это сам. Хауард вновь посмотрел на Ашера и кивнул:
      – Да, Боб, думаю, что он справится. Ну, а теперь у меня для вас еще кое-какие новости. Возвращается Майк. Когда я разговаривал с ним по телефону, он был весьма доволен собой. Должно быть, ему удалось достать все, что нам нужно.
      – Даже приборы ночного видения? – спросил Берн. – Вот же бестия! Чтобы все это раздобыть, ему, наверно, не раз пришлось просить об одолжении.
      – Надеюсь, что не слишком многораз, – отозвался Хауард. – Хотя Майк достаточно опытен, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Он сказал, что с новыми приборами спутниковой навигации не будет никаких сложностей, так что, полагаю, их он тоже достал. Как бы то ни было, придется подождать, а там посмотрим. Когда он вернется, я собираюсь послать его вместе с Дэнни в Шотландию. Необходимо откалибровать и пристрелять винтовку. У Дэнни есть на примете одно местечко в Глен-Карвейге – высоко, среди холмов, где им никто не помешает. Это даст Майку шанс вычислить его и посмотреть, так ли он крепок, как кажется.
      Команда дружно, с пониманием и одобрением покивала головами и снова принялась за работу по обустройству холодильного контейнера.
      Зиглер прибыл на следующий день, пятнадцатого, и приехал в Суиндон прямо из аэропорта.
      – Я все достал, Эд. Можешь передать Джонни, чтобы встречал авиарейс с грузом на следующей неделе. Восемь шлемов для пилотов вертолета АН-64 «Апач» и четыре карманных калькулятора. Даже не вспотел.
      – Навигационные приборы смонтированы прямо в шлемах? Майк, это потрясающе! Как тебе удалось?
      – Не спрашивай, дружище. Не спрашивай. Давай будем просто считать, что моему старому знакомому пришлось сделать трудный выбор касательно его будущего, – усмехнулся Зиглер.
      Хауард пожал плечами.
      – Ладно-ладно, я ничего не хочу знать. А что там с этими калькуляторами?
      – «Навстар» – новейшая навигационная спутниковая система. Приборы невероятно компактны. Я ожидал что-то размером с коробку из-под обуви, а эти малышки умещаются в руке. Вот только настроены они на Q-код, но это уменьшило их габариты, а местоположение дается с точностью до ста метров в любой точке мира. Р-код имеет точность до десяти метров, но он строго закреплен только за военными. Еще одна сложность с Р-кодом заключается в том, что тебе понадобится, чтобы над горизонтом было четыре спутника, а не два, как это нужно для Q-кода. Как бы то ни было, но прибывают четыре комплекта.
      – Что ж, на поверку ты все-таки не совсем валял дурака. Мне тут привиделось, как ты где-то нежишься на солнышке. О'кей, у меня есть для тебя награда – отправишься на пару дней в небольшой, но приятный отпуск в Шотландию. Я как раз нашел человека, который покажет тебе достопримечательности. Иди и познакомься с ним.
 
      Было еще темно, когда на следующее воскресенье, 19 января, Зиглер и Макдоналд выехали в Шотландию на «форд-сьерре», принадлежащей Майку. Тщательно соблюдая правила, чтобы не привлечь внимание полиции, они ехали с постоянной скоростью в течение десяти часов, прежде чем достигли места назначения. Во время путешествия мужчины почти не разговаривали: первоначальные попытки Зиглера завязать легкий разговор наткнулись на односложные ответы. Он понял, что Макдоналд по своей природе чрезвычайный одиночка – человек, сквозь наружную оболочку которого будет очень трудно проникнуть.
      Они подъехали к коттеджу Макдоналда неподалеку от Форт-Уильяма в пять часов вечера. Макдоналд коротко переговорил по телефону с Дунканом Макри и принялся за приготовление еды.
      – Дункан сказал, что будет просто здорово, если мы завтра поднимемся к горному озеру, – сообщил он Зиглеру. – Мы можем воспользоваться одним из вездеходов «Аргокэт», если захотим.
      – Эй, Мак, а почему бы нам не прогуляться пешком? – небрежно спросил Зиглер. – Я не прочь поразмяться.
      Макдоналд стрельнул взглядом в его сторону.
      – Как хочешь, – ответил он. – Но до долины придется немного пройти, а имущества тащить на себе – изрядно.
      – Если ты не против, то и я тоже, – сообщил Зиглер. Наблюдая, как Макдоналд оценивающе на него смотрит, ему показалось, что он заметил на лице егеря некоторое колебание. И тут он понял. «Будь я проклят! – подумал он. – На самом деле скотч сомневается, в достаточно ли я хорошей форме для небольшой прогулки пешком!» Он ухмыльнулся: – Да, я чувствую, что разминка мне не повредит.
      Макдоналд кивнул, ничего не ответив. Лед между ними еще не треснул: егерь по-прежнему вел себя настороженно.
 
      На следующий день они вышли из коттеджа в шесть утра. В багажнике автомобиля лежали объемистый рюкзак и Н-образная рама, к которой были привязаны более крупные вещи. Оба груза весили почти по семьдесят фунтов. В рюкзаке самой большой вещью был огромный свинцовый аккумулятор; самой неуклюжей и хрупкой и тоже тяжелой был прикрепленный к раме вместе с футляром для винтовки трехфутовый металлический цилиндр с окулярами, массивной треногой и различными приспособлениями, выкрашенными серо-стальной краской для боевых кораблей.
      – Это старинный дальномер, – объяснил Макдоналд. – Принадлежит моему дядюшке.
      – Выглядит, как из музея, – проворчал Зиглер. – Ты уверен, что он работает?
      Они оставили «сьерру» возле сторожки. Было 6.30 – задолго до рассвета, – и январский воздух был холодным, бодрящим и неподвижным. Они вскинули на плечи тяжелую поклажу и во главе с Макдоналдом направились по тропе вверх по долине.
      Егерь начал с нормальной быстрой ходьбы. Через полмили, не обнаружив каких-либо признаков недовольства позади себя, он ускорил шаг. Зиглер поспевал за ним без всяких видимых усилий. Макдоналд слышал, что американец даже не запыхался, и снова увеличил темп. Через час и сорок пять минут, преодолев десять миль непрерывного, но пологого подъема, они достигли верхней части долины. Они поднялись на шестьсот футов, и теперь, на большей высоте, тропу покрывала снежная пороша. Ни тот, ни другой не собирался сдаваться, каждый упорно старался не уступить другому. Было по-прежнему темно.
      – Отсюда склон пойдет круче. Осталось миль пять. Местами земля немного жестковата, так что побереги коленки.
      – Нет проблем, Мак.
      По бездорожью их продвижение шло гораздо медленней – по мере подъема снежный покров становился все толще. Мужчины с трудом взбирались вверх по крутому склону, то и дело проваливаясь по колено в снег под тяжестью нелегкой поклажи. К тому времени, когда они достигли вершины, которая возвышалась на тысячу двести футов над стойлом для пони, где тремя неделями раньше Хауард ел свои сандвичи с мясом, оба чувствовали усталость от напряжения. Остаток пути проходил по наклонной волнистой местности. Макдоналд безошибочно выбирал дорогу среди неровностей, благополучно избегая торфяные ямы под снегом. Когда они наконец добрались до того места, высоко, среди гор, куда направлялись, было уже почти десять часов. Пятнадцатимильная дорога заняла у них три с половиной часа. Кому угодно потребовалась бы изрядная степень тренированности, чтобы пройти этот путь за такое время при свете дня и без поклажи – они же проделали его в темноте и с семьюдесятью фунтами за спиной у каждого.
      С наступлением рассвета Зиглер теперь смог рассмотреть окрестности, куда они пришли. Впереди лежало проточное озеро, протянувшееся на милю в длину. В основном свободная ото льда, окруженная снежными вершинами холмов, его гладкая чернильно-черная поверхность выделялась на фоне молчаливой белой местности. Он упивался ландшафтом.
      – И почему это я никогда не был здесь раньше? Это место просто прекрасно,Мак. Фантастика!
      Макдоналд глянул на него и улыбнулся.
      – Здесь, наверху, среди гор, мне и самому нравится.
      Мужчины начали распаковывать кое-что из снаряжения, в том числе аккумулятор, винтовку, баллистический хронометр и дальномер, который Макдоналд установил на треноге на травянистом взгорке со стороны озера. Зиглер отправился вдоль его берега вместе с деревянной рамкой для мишени и переговорным радиоустройством. Через сто шагов он развернулся и установил рамку вертикально, в то время как Макдоналд засек ее дальномером. Макдоналд отозвал его на четыре шага назад, сделал еще одну засечку, после чего объявил, что все нормально. Зиглер крепко воткнул шест рамки в землю. Ярко-желтая мишень была восемнадцати дюймов в ширину и пяти футов в высоту; в качестве прицельной метки в шести дюймах от ее нижнего края располагался крошечный полудюймовый квадрат черного цвета. Перед тем, как покинуть Суиндон, Зиглер спросил, почему мишени должны быть желтыми, а не более привычного белого цвета, – теперь покрытая снегом земля сделала причину очевидной. Он вернулся к огневому рубежу.
      Макдоналд выложил винтовку на травянистый взгорок, откинув у нее две передние опорные сошки. Ствол и казенник были обернуты в одеяло с электроподогревом, которое получало питание от аккумулятора. Прямо перед взгорком он установил хронометр – кольцевые датчики, мимо которых пролетит пуля, выдадут значение ее скорости – и начал заполнять мешок мелким гравием с берега озера.
      – То, что нужно для пристрелки, – ни малейшего ветерка, – отметил Дэнни. – Нам не понадобятся анемометры. – Он проверил барометр с термометром и сверился с тетрадью. Все ее страницы были испещрены цифрами. – Это баллистические таблицы для данной высоты и данных условий. Я собираюсь установить целик на дистанцию в тысячу двести ярдов. На расстоянии сто ярдов пуля попадет ровно на тридцать пять с половиной дюймов выше прицельной метки.
      Взяв термометр, он проверил температуру внутри винтовочного ствола, затем развернул одеяло и лег на огневой рубеж, используя мешок с гравием в качестве упора. Оба мужчины вставили себе беруши.
      Выстрел винтовки эхом отозвался в окружающих горах и прокатился над озером. Макдоналд передернул затвор, а Зиглер снял показания хронометра.
      – Две тысячи девятьсот сорок шесть футов в секунду, – объявил он.
      – Это очень хорошо, – довольно ответил Макдоналд. – Я выстрелю еще раз.
      Для второго выстрела показание скорости пули у дульного среза оказалось равным двум тысячам девятиста шестидесяти футам. Макдоналд был восхищен.
      – Завидное постоянство, и в точности согласуется с цифрами производителя – два-девять-пять-три. – Он положил винтовку и снова завернул в одеяло, чтобы уберечь ствол от переохлаждения на свежем январском воздухе.
      Мужчины прошли к мишени. Брови Зиглера взметнулись вверх, когда он увидел два пулевых отверстия, расположенные совсем рядом.
      – Вот это стрельба, Мак! – воскликнул он. – Разница в полдюйма! Поразительно для тяжелой винтовки.
      Макдоналд воспользовался рулеткой, чтобы измерить расстояние от места, откуда стрелял, до прицельной отметки. Оно составило тридцать четыре с половиной дюйма по вертикали и каких-то полдюйма влево от нее. Дэнни был явно доволен.
      – Что ж, вне всяких сомнений, «Экьюраси интернэшонал» знает свое дело. Эта винтовка собрана великолепно. При таких результатах на пристрелку уйдет не так уж много времени.
      Мужчины вернулись на огневой рубеж. Макдоналд снял два влагонепроницаемых колпачка с регулировочных барабанов оптического прицела. Он повернул на четыре щелчка вверх барабан вертикальной настройки и на два щелчка вправо – горизонтальной, после чего надел колпачки обратно на место.
      – Сделаю еще два выстрела для уверенности. Если все окажется нормально, мы можем сразу перейти на тысячу двести ярдов.
      Следующие два выстрела поразили мишень так, что Зиглеру лишь с помощью подзорной трубы удалось определить наличие двух отверстий, а не одного. Хронометр выдал показания начальной скорости пули, еще более близкие к средней величине, чем предыдущие.
      Когда они прошли вперед, чтобы осмотреть мишень, было ясно, что Макдоналд более чем доволен.
      – У меня никогда не было винтовки, которая пристреливалась бы так хорошо, – такая в первый раз. Просто поразительно. Взгляни – отверстия отстоят от прицельной метки ровно на тридцать пять с половиной дюймов. Теперь все, что мне остается сделать, так это настроить оптический прицел на восемь делений влево, чтобы учесть эффект Магнуса.
      – Ну что ж, – прокомментировал Зиглер, – тут дело не может быть только в винтовке. По моим понятиям, это по-настоящему фантастическая стрельба, Мак. Никогда не встречался с чем-либо подобным раньше.
      Они опять вернулись на огневой рубеж, и Зиглер собрал детали от второй рамки для мишени. Прихватив переговорное устройство, он легкой трусцой побежал вдоль берега озера, оставив Макдоналда на месте. Десятью минутами позже он приблизился к небольшому мысу, до которого, судя по карте, было около тысячи двухсот ярдов от огневого рубежа. Зиглер установил мишень: деревянную рамку четыре на четыре фута, туго обтянутую желтым холстом. В центре холста находилась прицельная метка – черный круг шести дюймов в диаметре. Он вызвал Макдоналда по радио и замер с мишенью, чтобы тот засек ее дальномером. Через минуту из переговорника донесся голос Дэнни:
      – У меня получается тысяча двести тридцать пять. Вернись на тридцать пять шагов назад, и я сделаю еще одну засечку.
      В пределах нескольких минут ножки рамки были заколочены в землю точно в тысяче двухстах ярдах от огневого рубежа. Зиглер укрылся за валуном в десяти ярдах от мишени и доложил, что он готов. В руке он держал электронный секундомер. Через тридцать секунд раздался сухой щелчок от пролетевшей пули, и Зиглер тут же пустил секундомер. Через полторы секунды прозвучал отдаленный взрыв, когда звук от выстрела достиг этого места. Он остановил секундомер и взялся за переговорник.
      – Мак? У меня 1,46 секунды. Это верно?
      – На такой высоте – да. Пуля летит 1,75 секунды, а звук доходит за 3,21. А это означает, что звук от выстрела запаздывает чуть меньше, чем на полторы секунды. Куда я там попал?
      Зиглер подошел к мишени. Сначала он не заметил никаких следов попадания, но тут он разглядел отверстие и тихонько присвистнул.
      – Господи, Мак, ты попал в черное. Клянусь Богом – с первого раза! Отверстие находится на семь часов и на самой границе круга.
      – Отлично. Я выстрелю еще три раза, чтобы иметь группу из четырех отверстий.
      Между выстрелами Макдоналд выжидал: если раньше он пользовался электроодеялом, чтобы винтовка не переохладилась, то теперь он не хотел, чтобы ствол слишком перегревался после выстрелов. Поглядывая на термометр, он каждый раз давал металлу остыть до шестидесяти градусов по Фаренгейту.
      Когда смолк звук последнего выстрела, Зиглер снова подошел к мишени. Четыре отверстия расположились с кучностью пять дюймов. Центр группы находился прямо под черным кругом, пятью дюймами ниже центра мишени и тремя дюймами левее.
      – Какая-то чертовщина, Мак, – доложил он по радио, – я знаю массу парней, которые были бы просто счастливы иметь такую кучность с расстояния двесотни ярдов, не говоря уж о двенадцати!Да, парень, это что-то невероятное!
      – Спасибо. Я собираюсь произвести кое-какую окончательную настройку и сделать еще три выстрела. Если повезет, этого будет достаточно. Теперь можешь заклеить все дырки. – Макдоналд отложил радио и еще раз снял защитные колпачки с оптического прицела. Он повернул барабан вертикальной настройки на два щелчка вверх, а горизонтальной – на один щелчок вправо, затем снова надел колпачки.
      Зиглер закрыл три пулевых отверстия полосками липкой бумаги и ретировался за валун. Когда Макдоналд снова выстрелил четыре раза американец вернулся к рамке. При виде результата у него отдела челюсть.
      – Мак, я просто не верю тому, что здесь увидел. Ты отстрелялся с кучностью три дюйма прямо в середину черного круга. На таком расстоянии это просто чертовски здорово. Полагаю, с этим мы покончили, верно?
      __ Да, завязываем! И впрямь все прошло очень здорово. – В голосе Макдоналда слышался явный восторг. – Эта винтовка чертовски хороша. Да и боеприпасы мне такие еще не встречались. Думаю, можно сказать, что в этом деле мы вступаем в долю.
      К тому времени, когда Зиглер присоединился к Макдоналду, тот уже упаковал рюкзак, а винтовка вновь находилась в безопасности в жестком, но с прокладками футляре, пристегнутом к Н-образной раме. С широченной улыбкой на лице американец сграбастал руку Макдоналда и стал с энтузиазмом ее трясти.
      – Мак, для скотча ты чертовски приятный малый. Это просто… черт, да просто у меня нет слов!
      – Ты и сам не так уж плох, Янк, – рассмеялся Макдоналд. – Но ты, наверно, имел в виду «скотт», а не «скотч». «Скотч» – это виски. – Он достал маленькую жестяную фляжку из кармана твидовой куртки. – Или, может быть, под словом «скотч» ты подразумевал вот это? Выпьешь чуток?
      Зиглер сделал глоток из фляжки. На бодрящем, чистом, морозном горном воздухе напиток показался ему самым лучшим из того, что он когда-либо пробовал. Он удовлетворенно крякнул и передал фляжку хозяину.
      Они вскинули поклажу на плечи, и, прежде чем тронуться в путь, Макдоналд обернулся к Зиглеру:
      – Майк, я не стал бы устраивать соревнование по скоростному спуску с гор, если ты того же мнения. Не хотелось бы подвергать винтовку тряске, рискуя сбить настройку прицела. Сам телескоп и крепеж очень прочные, но достаточно даже маленького смещения, чтобы вывести прибор из строя, а я не хочу рисковать. Тем более, что ты мне уже показал, какой ты накачанный парень. Мне хотелось бы как-нибудь сводить тебя в горы на оленью охоту. Тогда я смог бы увидеть, как стреляешь ты.С виду ты в этом капельку разбираешься.
      Зиглер громко расхохотался.
      – На самом деле, я привык считать, что могу чертовски ловко управляться с винтовкой, – но только до сегодняшнего дня. Скотч, меня бы даже в лигу твою не допустили. И я сочту за честь, если когда-нибудь пойду с тобой на оленью охоту. Ты чуть было не загнал меня насмерть по пути сюда.
      Лед был сломан. По дороге вниз мужчины непринужденно болтали, довольные успешной работой днем, восхищенные величием суровых зимних ландшафтов и случайным мельканием оленей в отдалении. Они травили истории и анекдоты: оба были от природы хорошими рассказчиками. Один из зиглеровских наиболее непристойных отчетов о пребывании во Вьетнаме – байка, где фигурировали глубокая выгребная яма, несколько диких свиней, сигнальный патрон и группа старших офицеров, – заставил Макдоналда хохотать до слез. К сторожке они возвратились задолго до пяти. Мужчины прошли пешком с тяжелой поклажей тридцать миль, но ни тот, ни другой не чувствовали особой усталости. Их дружба была скреплена печатью.
      На следующее утро Зиглер загрузил в «сьерру» винтовку и остальное оборудование, чтобы отправиться обратно на юг.
      Макдоналд помахал ему из дверей небольшого коттеджа.
      – Будь осторожен, Майк. Веди поаккуратней.
      – Ясное дело. Где-то через месяц увидимся снова. Было просто здорово познакомиться с тобой, Скотч!
      – С тобой тоже, Янк, – усмехнулся Макдоналд.

      – Налей себе выпить, Джонни. – Хауард сделал жест в сторону застекленного шкафчика в углу комнаты.
      – Спасибо. – Берн налил себе порцию виски и присел. – Что ж, вернемся к великому проекту. Пока все идет хорошо. – Он приподнял бокал.
      – Да, пока хорошо. До отъезда осталось сделать не так уж и много. Когда прибывает наш американский пилот?
      – Мел звонил ему вчера. Он прилетит сюда недели через три, чуть меньше, двадцать восьмого марта. Ему явно не терпится приехать.
      – Должно быть, его подгоняет мысль о девяноста тысячах долларов. Забавно, выходит, что я с ним скорее всего так никогда и не встречусь. Как там с визами?
      – Все на оформлении. Салливан поедет по документам «Даркона», которые мы для него уже сварганили. Остальные пусть выразят горячую признательность компании ПАП.
      «Пан-Арабиан петролеум» была еще одним клиентом «Экс-Эф секьюритиз». Берн воспользовался своим правом доступа в лондонский офис ПАП, чтобы разузнать достаточно подробностей об оформлении саудовских виз для ездивших туда сотрудников, и подготовил заявки от ПАП о приеме на работу остальных членов команды.
      – Думаешь, они все пройдут нормально?
      – Мы делали все очень тщательно – да иначе и нельзя. Получить визу в Саудовскую Аравию едва ли не сложнее, чем в любую другую страну. Никаких туристов – только bona fide бизнесмены и паломники в Мекку. Только так. У тебя должна быть железная причина для приезда и безукоризненные сопроводительные документы, включая полную медицинскую карту, где в том числе указан результат анализа на СПИД. Но ПАП и «Даркон» в этих местах весьма уважают, и их служащим никогда не чинили препятствий.
      – Хорошо. Кстати о «Дарконе», как насчет второго набора документов – тех, что предназначены для местного босса? С ним все в порядке?
      – С Тони Хьюзом? Да, с ним все превосходно. На него – ни тени подозрения. Факс, который я ему отослал, выглядит, как если бы он пришел от самого Дартингтона, – мы скопировали стиль старика из тех бумаг, что ты украл. У нас тут прошло небольшое соревнование, кто сможет лучше подделать подпись Дартингтона, – победил Боб. Что касается Хьюза, то Дартингтон поручил команде исследователей приехать и разобраться относительно нового конфиденциального проекта, а Хьюз должен обеспечить их всем необходимым. Я думал, что после этого он не станет совать свой нос во все щели, но как бы не так. После отправки факса я ему позвонил и рассказал, что нам от него понадобится. Он разрешит нам пользоваться старым лагерем для строителей, который нам нужен, и договорится относительно транспорта и других вещей, о которых я просил. С его точки зрения, тут все предельно честно.
      – Ты до этого с Хьюзом встречался? Он тебя не узнает?
      – Нет. Мы с ним только говорили по телефону. Единственные, кого он увидит, это мы с Крисом, а у нас будут фальшивые документы. Он поверит, что мы те, за кого себя выдали, – почему бы и нет? У него не будет ни малейших оснований подозревать, что мы проникли в страну под другими именами в качестве служащих другой компании.
      – Прекрасно. Как насчет договоренностей в Момбасе?
      – Все улажено. Местный агент знает, что нам потребуется. Он все достанет и подготовит, но он не в курсе, зачем все это нужно. Мел свяжется с ним из Джидды и проверит, чтобы все шло о'кей. В любом случае, если у агента что-то будет не так, у нас останется достаточно времени, чтобы разобраться с этим позже. А если случится худшее из худшего, у нас всегда есть увертка с «потерянным» паспортом, которая должна сработать в Судане.
      – Мне бы не хотелось это делать, если только и впрямь не будет выхода. А теперь слушай, Джонни. – Хауард хрустнул костяшками пальцев. – Наше время истекает. Скоро мы должны будем принять окончательное решение, едешь ли ты с нами или нет.
      Брови Берна удивленно взметнулись.
      – Эй, Эд, а я-то думал, что все уже решено. Я вполне готов. Теперь ты уже не можешь меня оставить.
      – Знаю, Джонни, знаю. И поверь, мне не хочется это делать. Но я не возьму тебя с собой, если ты на сто процентов не будешь уверен в том, что ты делаешь. Ведь у тебя есть еще обязательства по отношению к своей невесте.
      – Эд, я уверен. На все сто процентов. Кроме того, ведь я тебе нужен.
      – Джонни, в том-то и дело. Я не хочу, чтобы ты думал, будто ты незаменим. Ты лучше всех подходишь для этого дела, но незаменимым не являешься.
      Глаза Берна сузились от гнева. Он подался из кресла вперед.
      – Ты говорил с кем-то еще, не так ли? С кем? Ну давай, Эд, с кем?
      – Да, я говорил кое с кем еще. Он готов вступить в игру, если ты не сможешь. Я знаком с ним с очень давних пор – еще до того, как служил в ДКС.
      – Эд, кто он?
      – Джонни, это не имеет значения. Единственное, что я могу сказать: в случае нужды – он вполне справится. Он прекрасно говорит по-арабски – не так свободно, как ты, но вполне сойдет, – и у него есть еще одно преимущество. Он отлично стреляет из винтовки. Лучше, чем ты, я или даже Майк. Если по дороге туда с нашим шотландцем случится что-нибудь не то, он смог бы выполнить эту работу. Но, в любом случае, я предпочел бы тебя. Хочу сказать лишь одно: если ты делаешь это только для того, чтобы нас не подвести, то тогда не надо.
      – Ну и дерьмо же ты, Эд! Ты не посмеешь выкинуть меня сейчас, после всего того, что сделано! Этот твой парень, хотя бы кто он? Уж не хочешь ли ты сказать, что у него вообще нету связей, даже подружки?
      – На самом деле он женат. Впрочем, и Мел с Тони тоже.
      – Ну же, Эд, продолжай-продолжай! Ты читаешь мнелекции о моихобязательствах, а сам в то же время готов взять на мое место кого-то, кто женат?Ты еще скажи, что у него есть дети!
      – Что ж. – Хауард усмехнулся. – Ладно, я сдаюсь. А еще скажу, что очень рад это сделать. Но ты пойми, почему я так говорил. Я должен был быть уверен, что ты действительно этого хочешь.
      – И ты еще сомневался? – Берн широко улыбнулся – его гнев исчез так же быстро, как и появился.
      Хауард вполне здраво относился к мгновенным перепадам в настроении Берна, по крайней мере, тот ничего не скрывал – был прямодушен в проявлениях горячего нрава и своих эмоций. С Джонни Берном мы имели то, что видели. Ну что ж, подумал Хауард, настанет день, и ты угомонишься и научишься лучше владеть собой… может быть.

      Хлынул холодный мартовский дождь, а следом разразилась гроза необычайной силы. Неожиданный ливень застал спешащую пару врасплох, но они продолжали хохотать и шлепать по воде, уже сбегавшей вниз по тропе.
      И тут девушка поскользнулась и упала. Она вскрикнула, мужчина остановился и обернулся, а потом возвратился назад к девушке. Та сидела на придорожном камне, обхватив левое колено, – мокрая ткань ее джинсов была разорвана, и в этом месте дождевая вода смешивалась со струйкой крови. Сжав губы, она пыталась встать, но снова пошатнулась и опять вскрикнула. Мужчина успел подхватить девушку прежде, чем та упала второй раз, и поднял ее на руки. Она показалась ему очень маленькой и легкой.
      – Давай-ка я тебя отнесу, – сказал он. – Укроемся в этом стойле, пока нас совсем не смыло.
      – Ох, Дэнни, спасибо! – сквозь слезы поблагодарила Шила Камерон и закусила губу – боль в колене была очень острой. – Так глупо с моей стороны, да и идти-то осталось всего ничего…
      Не переставая шагать по размытой тропе, Дэнни Макдоналд коротко взглянул на девушку, которую нес у груди. Ее волосы, намокнув, облепили лицо и шею, и неожиданно она показалась ему такой молоденькой и беззащитной, какой он давно уже ее не помнил. Дэнни подошел к стойлу, откинул засов и распахнул двери. Укрывшись внутри от дождя, он усадил ее на груду тюков из прессованного сена и протер глаза от заливавшей их воды.
      – Чертова погода! – выругался он. – Вот это буря. Давай-ка теперь посмотрим на твою коленку.
      – Мама убьет меня за них, – простонала Шила, когда он извлек свой охотничий нож и осторожно расширил дыру на джинсах, чтобы осмотреть рану. Ее зубы стучали от холода, ею начинала овладевать дрожь.
      Дэнни посмотрел на лицо девушки. Он подумал, что она и впрямь замерзла.
      – Вот, – сказал он, снимая с себя твидовую куртку. – Она влажная, но все равно так будет теплее.
      Девушка дала укутать свои плечи.
      – А как же ты, Дэнни? Ты остался в одной рубашке, да и ту хоть выжимай…
      – Ох, со мной-то все будет в порядке, – ответил он и выглянул за дверь.
      Дождь низвергался сплошным потоком. Он захлопнул дверь и подкатил большой камень, чтобы подпереть ее изнутри.
      – Думаю, нам лучше переждать какое-то время здесь, пока не поутихнет дождь.
      Вниз до сторожки оставалось еще добрых четыре мили. Он еще раз посмотрел на девушку – та дрожала с ног до головы. Дэнни нахмурился.
      – Разожгу-ка я огонь, – решил он. – Это поможет чуть-чуть тебя пообсушить.
      Маленькое стойло было давно заброшенным коттеджем. Когда-то тут жили люди, но теперь вот уже в течение долгого времени его использовали только как склад и стойло для пони – временное укрытие посреди долины. К одной из стен примыкал старинный камин. Дэнни вытащил большую охапку из ближайшего тюка и стал доламывать трухлявые остатки мебели. Подожженная солома ярко вспыхнула, и вскоре, потрескивая и рассыпая искры, заполыхало и старое сухое дерево.
      – Вот так-то будет лучше, – улыбнулся он девушке, – если только в трубе не поселилась галка и не заткнула ее своим гнездом. – На короткое время стойло заполнилось дымом, но затем появилась тяга и клубы исчезли в трубе.
      – Ага, теперь огонь пошел, – сказал он, вновь поднимая Шилу. – Давай-ка перенесем тебя поближе к теплу.
      Он подтолкнул ногами пару тюков с соломой почти к самому камину и усадил девушку на один из них. Ее по-прежнему трясло от холода, хотя она плотно обхватила себя руками под курткой Дэнни.
      – Извини меня, Шила, – сказал он мягко, вновь наклонившись, чтобы осмотреть ее колено, – непростительная глупость с моей стороны: позволить, чтобы нас застала такая непогода. Я должен был заметить ее приближение. Ты промокла до нитки и, похоже, совсем замерзла. С тобой все в порядке?
      Девушка подняла взгляд и вымученно улыбнулась.
      – Твоей вины здесь не больше, чем моей, Дэнни, – сказала она, стуча зубами. – Ты такой заботливый, вот – отнес меня.
      Макдоналд пошуровал в камине, и пламя бешено разгорелось, но внутри дома было еще холодно, и Шейлу продолжала бить дрожь. Он уселся на соседний тюк и ласково обнял ее за плечи. Подогретая пламенем, их мокрая одежда стала парить. Ноздри ощутили сильный запах стойла и отсыревшего твида.
      Девушка прижалась к Дэнни – он всегда был для нее защитой. Она склонила голову ему на плечо, но сразу же подняла.
      – Дэнни, твоя рубашка совсем мокрая и противная. Сними ее и высуши.
      Какое-то мгновение он не сводил с нее взгляда, затем встал, снял рубашку и, встряхнув, повесил на низкое деревянное стропило неподалеку от камина. Все это время она не спускала с него глаз.
      – Послушай, – сказал он наконец, – ты должна сделать то же самое. Из того, что ты будешь высиживать в насквозь мокрой одежде, ничего хорошего не выйдет. Не беспокойся – я смотреть не буду. Отвернусь в другую сторону. Давай-ка все снимай и развесь сушиться, а потом набрось мою куртку. Так ты согреешься гораздо быстрее. Ну-ка, дай мне помочь тебе с ботинками.
      Дэнни развязал шнурки, снял с нее ботинки, затем стянул с ног носки. Его мысли вернулись на много лет назад, когда ему пришлось заниматься тем же самым, – тогда Шила была шестилетней девочкой и горько плакала, свалившись в ручей. Ему было пятнадцать, и он вытащил ее из воды. Теперь, как и тогда, он вывернул ее шерстяные носки и развесил их наверху. Ее ноги были ледяными, и он растер их, чтобы восстановить кровообращение. Потом встал и отвернулся.
      – Я не буду смотреть, – снова повторил он.
      Шила стала раздеваться прямо рядом с камином. Дэнни слышал, как она фыркнула от отвращения, когда стянула с себя мокрую рубашку и отбросила ее на тюк с соломой. Затем послышалось легкое восклицание, когда она с трудом стянула штанину через поврежденное колено, и явственная дрожь, когда она снова набросила его куртку. После этого она опять уселась на тюк.
      – Ой, солома колючая, – хихикнула девушка. – Ладно, Дэнни, можешь повернуться.
      Дэнни подумал, что теперь ее голос звучит более бодро. Он повернулся и увидел, что ее легкая фигурка утонула в куртке, из-под которой торчали протянутые к огню голые ноги. Сама куртка почти достигала ее колен. Огонь теперь разгорелся вовсю, но и съел уже половину старого приставного стола. Дэнни заглянул поверх торчащих стропил. Поперек опор были уложены несколько жердей из старого дерева, и Дэнни сдернул некоторые из них. Резкими ударами ноги он разломал их на куски и сложил поближе к огню. Он отжал рубашку и джинсы Шилы и развесил их по стропилам.
      В стойле явно теплело – дрожь девушки стихла.
      – Дэнни, когда ты последний раз стирал свою куртку? От нее такой запах, как будто кто-то в ней сдох!
      Дэнни ухмыльнулся, поглядывая на нее сверху вниз.
      – Девочка, а чего же ты хотела? Я не могу себе позволить вылизывать ее после каждого дня, проведенного в горах. Разве не так? Она пропиталась потом и кровью, испачкана торфяной жижей, овечьим и оленьим навозом…
      – Ох! – воскликнула Шила, сморщив нос. – Не будь таким противным! – Она тут же улыбнулась. – Подойди ко мне, присядь рядом и согревай меня!
      Дэнни сел и снова склонился над ее коленом.
      – Похоже, ничего страшного, – произнес он. – Можешь им пошевелить?
      Девушка распрямила колено, поморщилась, но согласно кивнула.
      – Все будет нормально. Всего лишь ушиб и царапина. Наверно, поболит немного, но, когда я согреюсь, все будет в порядке. – Шила посмотрела на него в упор. – Дэнни, спасибо тебе за то, что ты так заботишься обо мне, – мягко произнесла она.
      Макдоналд неуверенно улыбнулся и встал, чтобы подложить дров в камин, затем снова сел и уставился в огонь.
      – Шила, я как-то привык о тебе заботиться, – ответил он, – или, по крайней мере, надеюсь, что делал это.
      – Дэнни, ты не мог бы снова меня обнять? Я никак не согреюсь.
      Он выполнил ее просьбу, по-прежнему не отрывая взгляд от огня. Голова девушки опустилась на его обнаженное плечо. Дэнни ничего не сказал – неожиданно он ощутил неловкость и смутился. Она уже не была маленьким ребенком.
      – Дэнни, у тебя было много подружек?
      Вопрос его поразил.
      – Ох, Шила, ну-ка давай, выкладывай. С какой это стати ты меня спрашиваешь о таких вещах?
      – Ну, все равно же надо о чем-нибудь говорить. Мы всегда с тобой о чем-нибудь говорили, когда были маленькими. По крайней мере, когда я была маленькой. Ну да ладно, так много их было?
      – Ну, я… – Он снова замолчал и пожал плечами.
      – А серьезные увлечения были?
      – Шила! – запротестовал он. – Ты становишься слишком любопытной!
      – Ох, Дэнни, не будь таким скрытным! Мы же с тобой знаем друг друга всю свою жизнь! По крайней мере, мою жизнь, – добавила она вполголоса. – Ну и?
      – Ладно, если так уж хочешь знать, то ответ будет – да, у меня были одна или несколько подружек. Хотя в настоящий момент – ничего серьезного нет.
      Девушка примостилась еще чуть ближе к Дэнни.
      – А для меня всегда существовал один-единственный мужчина, – сказала она тихим голосом, едва различимым из-за потрескивания камина. Ее щека соскользнула с плеча Дэнни и мягко прижалась к его обнаженной груди. – Только я не думаю, что он об этом даже догадывается.
      И тут Дэнни Макдоналда словно ударило от осознания слов девушки, ему показалось, что в голове его неожиданно вспыхнул огонь. Его рука непроизвольно прижала ее крепче, когда он понял, насколько же был слеп. Он не заметил, что Шила почувствовала его реакцию – она приподняла голову и ищуще всматривалась в его глаза. Его спина напряглась, разум метался, пытаясь привести мысли в порядок. Он всегда думал о ней, просто как о маленькой девочке. Для него она была кем-то вроде малолетней сестры – намного моложе, такая маленькая и хрупкая, по-прежнему всего лишь девочка, маленький ребенок, к которому он был так привязан… Однако теперь, хотя она и не сказала ничего такого ни прямо, ни конкретно, инстинктивно он с абсолютной уверенностью осознал… насколько же был слеп…
      Дэнни медленно повернулся к девушке, на его лице отразилось понимание, наконец он заглянул в ее глаза, читая в них подтверждение. Не говоря ни слова, он взял ее лицо в свои ладони. Чисто по дружески он целовал ее и раньше, когда она была маленькой девочкой, но теперь расположенное так близко знакомое лицо принадлежало уже молодой женщине. Она уже больше не ребенок, о Боже, не ребенок… билось в его мозгу. Прикрыв глаза, она подставила свое лицо для поцелуя и, когда их губы встретились, обвила его руками за шею. Дэнни испытал мгновенное потрясение, когда куртка соскользнула с ее плеч и он ощутил ее обнаженное тело, тесно прижавшееся к его груди.
      Освободив правую руку, Дэнни осторожно достал из заднего кармана бриджей свой нож. Он открыл его одной рукой у нее за спиной – длинное острое лезвие отблескивало красным в свете пламени. Нож открылся с мягким щелчком. Дэнни дважды с силой полоснул им по тюку.
      Стальное лезвие глубоко вошло в солому, взрезав две красные веревочные петли, стягивающие тюк. Освобожденная от пут солома рассыпалась вокруг них. Дэнни отбросил нож, и тот со стуком отлетел к дверям. Он поднялся и потянул за собой Шилу. Они снова поцеловались, теперь уже горячо и страстно. Затем он наклонился, разворошил тюк и разбросал солому по каменному полу. Он быстро стащил с себя ботинки и остальную мокрую одежду и отбросил все в сторону. Посмотрев вверх, он увидел на фоне пламени похожую на эльфа фигурку девушки; переступив с ноги на ногу, она сняла трусики и, обнаженная, застыла над ним. Изящные линии ее тела явились для него откровением: неожиданно она стала самой красивой, самой любимой и самой желанной из всех женщин. Никакая не девочка и не подруга детства – отныне все изменилось раз и навсегда.
      Шила Камерон грациозно опустилась на жесткую солому рядом с Дэнни Макдоналдом. Позабыв обо всем на свете, потеряв от взаимного чувства головы, они приникли друг к другу. Снаружи по-прежнему лил дождь, который громко барабанил по ржавой крыше стойла; внутри к потолку поднимался пар от влажной одежды, развешенной на стропилах. Пламя в камине нетерпеливо гудело, отбрасывая красноватые блики на молодых влюбленных.
 
      Дэнни крепко обнимал лежащую на нем Шилу и поглаживал ее волосы и спину, пока не стихли всхлипывания девушки.
      – Шила, мне так жаль, мне так жаль…
      – Дэнни, что значит, тебе жаль, мой любимый? – спросила она тонким голоском. – О чем ты так жалеешь?
      – Это моя ошибка… Я не должен был так…
      – Дэнни, – мягко прервала его она, – я так хотела. И теперь я чувствую себя настоящей женщиной. И знаю о том, о чем все другие девушки…
      – Но я сделал тебе больно…
      – Только в начале и только чуть-чуть. А после этого…
      – Но ведь ты стонала…
      Шила приподняла голову и, широко улыбаясь, влажными глазами заглянула в его лицо.
      – Да, пожалуй, так и было, – медленно проговорила она, целуя его. – Но, Дэнни, любимый, это было от наслаждения, а не от боли!
      – Но почему же ты плачешь? – спросил он все еще с беспокойством и неуверенностью.
      – Я вовсе не плачу, – попыталась она разубедить его. – Но… но если даже и плачу, – выдавила она сквозь слезы, – то это потому, что я такая счастливая! – Она крепче прижалась к нему. – Никогда в жизни я еще не чувствовала себя такой счастливой!
      По выражению ее лица он понял, что это правда, и испытал огромное облегчение оттого, что не причинил ей боли. Дэнни крепко обнял девушку, нежно лаская и целуя ее. Она казалась ему такой крохотной, такой по-женски беззащитной и в то же время такой взрослой. Он ощутил прилив переполнявшей его нежности, что-то такое, чего он раньше не испытывал с другими девушками. И тут в глазах его мелькнула тень.
      – Шила, любимая, – медленно начал он, – малыш, я должен кое-что тебе сказать. Через несколько дней я уезжаю.
      Она резко вздернула голову, и ее встревоженные глаза поймали его взгляд.
      – Всего лишь на месяц или около того, – поспешно добавил он и увидел, как на ее лице тут же отразилось облегчение.
      – И куда же ты едешь? – спросила она.
      – За границу, на работу. Платят хорошо, – сообщил он.
      – Дэнни, а что ты там будешь делать?
      – Я не должен об этом рассказывать. Придется тебе поверить мне на слово.
      Она снова опустила голову и тихонько лежала у него на груди несколько минут.
      – Дэнни? – пробормотала она через какое-то время. – У тебя много подружек?
      Он улыбнулся.
      – Только одна, – ответил он, крепко прижав ее к себе. – Теперь в моей жизни существует только одна женщина. Просто раньше я никак не мог этого понять.

      Начиная с понедельника, 23 марта, и в течение недели сторонний наблюдатель смог бы отметить в районе Лаундиз-роуд более высокую активность по сравнению с той, что наблюдалась здесь ранее. Утром в понедельник в блок № 8 было доставлено шесть громоздких контейнеров для промышленных отходов. Они были расставлены в один ряд внутри заметно опустевшего без штабелей с ящиками блока. Когда грузовики, доставившие контейнеры, уехали, Ашер с помощью автопогрузчика стал загружать их металлоломом и прочим хламом. Весь лом поступал из блока № 9, где работали Акфорд и остальные члены команды. Сам Акфорд не выпускал из рук ацетиленовой горелки, превращая свои станки в неузнаваемые куски металла, команда же методично крушила все оставшееся оборудование и уничтожала все без исключения использованные материалы. Продукты их деятельности отправлялись в мусорные контейнеры, и через двадцать четыре часа блоки № 8 и № 9 были абсолютно пустыми и девственно чистыми. В блоке № 10 огромный холодильный контейнер по-прежнему покоился на своей платформе. К нему присоединился более скромный двадцатифутовый собрат, чья холодильная установка работала вовсю. В другом углу разместилось небольшое нагромождение оборудования, ожидавшего погрузки в самолет.
      Во вторник, 24-го, в середине дня вернулись грузовики, чтобы забрать мусорные контейнеры. Они отправились на муниципальную свалку графства, где содержимое контейнеров присоединилось к тысячам тонн другого обезличенного утиля и отходов.
      На следующее утро, в среду, оборудование для самолета перекочевало в автомобили Хауарда, Палмера и Ашера, после чего кавалькада выехала в аэропорт Саутхемптона. В аэропорту Палмер с Денардом проследили за погрузкой в «айлендер» абсолютно безобидных ящиков и коробок. Покинув самолет, они вернулись в Суиндон, где Хауард передал ключи от своего ровера Денарду, который оставил свою «тойоту-короллу» в Лондоне и приехал вместе с Палмером. Ровер исправно сослужил службу Хауарду, но больше он в нем не нуждался. Берн подвез Хауарда до дока на своих «БМВ» и «альфе-ромео», сделав уже привычную пересадку на долговременной стоянке в Хитроу. В тот же вечер, но позднее, из Форт-Уилльяма приехал Макдоналд и остановился на ночь в квартире Хауарда.
      Во вторник утром, 26-го, Берн отвез Хауарда с Макдоналдом обратно в Суиндон, где они и остались дожидаться Харриса внутри блока № 10. Тот приехал в десять часов на огромном тягаче «Вольво HGV». Все оставшиеся вещи аккуратно загрузили в контейнер. Последними пошли поддоны с продуктами, перевезенными на автопогрузчике из меньшего контейнера, где они хранились в замороженном виде. Двери большого контейнера закрыли и заперли. Харрис осторожно сдал «вольво» назад, состыковал его с платформой и подсоединил питание, гидравлику и воздушные шланги. Двигатель холодильной установки контейнера сильно шумел. Харрис забрал у Берна документы и вывел трейлер за ворота.
      Берн выключил холодильник меньшего контейнера, теперь пустого и больше не нужного, и прошел в офис, где по телефону договорился о том, чтобы контейнер забрала компания, которая сдала им его в аренду. Он сделал еще два звонка, один – в Лансинг-Линд, чтобы завтра утром забрали автопогрузчик, а второй – в фирму, занимающуюся расторжением договоров об аренде помещений.
      В то время, как Харрис вез контейнер на восток по шоссе М4, началась серия с виду безобидных событий, которые, однако, заставили бы инспектора полиции по профилактике преступлений рвать волосы на голове в отчаянии от общей беспечности некоторых водителей. Сразу после полудня в одном из жилых районов Бристоля неподалеку от железнодорожной станции Темпл-Мидз на улице остановилась «воксхолл-астра». Водитель – крупный широкоплечий мужчина – вылез из машины и ушел, оставив в ней незапертую дверь, приспущенное на четыре дюйма боковое стекло и ключи в замке зажигания. Дойдя до железнодорожной станции, Акфорд посмотрел время отправления поездов на Лондон и устроился там же в ожидании ближайшего. В Оксфорде невысокий светловолосый мужчина оставил «Ровер-820» приблизительно в том же состоянии между зоной отдыха и городской объездной дорогой. Денард сел в автобус в сторону центра города, затем дошел до станции и, как и Акфорд, доехал на ближайшем поезде до Паддингтонского вокзала. В это же время в менее благополучном районе на юго-востоке Лондона почти в полумиле друг от друга Палмер и Ашер бросили свои «Пежо-205» и «Форд-эскорт XR3» соответственно, а милях в десяти к северу, на другом берегу Темзы, «сьерра» Зиглера была оставлена у входа в пивной бар в Лейтонстоуне. Немного позднее Денард, вернувшийся в Лондон после того, как избавился от ровера Хауарда, вывел свою «тойоту» в сторону Уэмбли. Выбрав боковую улицу между стадионом и станцией метро, он оставил там машину, добрался на метро по Бейкерлоо-лайн до станции Чаринг-кросс, а оттуда на такси до своего отеля.
      Не считая странного исключения с «Пежо-205», который так и простоял нетронутым в течение почти двух суток, все остальные автомобили были угнаны в пределах нескольких часов с того момента, как их бросили. Сгоревший остов «эскорта» был найден более чем в ста милях от Лондона неподалеку от города Стоукон-Трент, по-видимому, угнанный молодыми любителями покататься. Ровер постигла почти та же участь восточнее Оксфорда. Остальные машины просто исчезли, будучи позднее перепроданы ничего не подозревающим покупателям, ни один из которых так никогда и не обнаружил, что предыстория его нового приобретения отличается от указанной в документах. Еще через неделю «Гольф GTi» Харриса и «БМВ» Берна обретут себе новые пристанища подобным же образом. Ни о каких кражах заявлено не было: полицейские управления Лондона и долины реки Темзы сочли странным, что никто не явился на опознание «эскорта» и «Ровера-820» – только эти две машины привлекли их внимание и то из-за пожаров, – но в ответ на их запросы в каждом случае выяснилось, что последние официальные хозяева машин продали их кому-то, кто не побеспокоился уведомить Центр регистрации транспортных средств о смене владельца. В обоих случаях возникало некоторое подозрение, что злополучные машины, вероятно, были использованы в неких преступных целях: какое-то время считалось, что заверения бывшего владельца «эскорта» – содержателя бара в Саут-Энде – в собственной невиновности более чем сомнительны. Однако улик никаких не было, и дело вскоре закрыли. Статистика по стране уже показывала тревожный рост числа преступлений, связанных с автомобилями. И «эскорт» и ровер превратились в еще две заурядные статистические единицы среди тысяч других, так и не раскрытых случаев.
      Харрис прибыл на портовый терминал Феликсстоу-Тринити в три часа пополудни. Доложившись судовым агентам и завершив оформление документов, он последний раз проверил дизель-генератор, чтобы убедиться в работоспособности холодильной установки независимо от наличия внешнего электропитания, и стал наблюдать, как контейнер с по-прежнему включенным компрессором подняли краном с платформы и перенесли в одно из четырнадцати тысяч наземных гнезд огромной складской территории. Харрис отправился в Лондон. По пути он задержался на придорожной стоянке, где отсоединил пустую платформу, снял с нее номер, после чего поехал дальше.
      В Феликсстоу судовые агенты представили в таможню Ее Величества обычную форму С88. Таможенный офицер быстро пробежался по списку содержимого, складывая в уме веса и объемы грузов мороженых продуктов, чтобы проверить, совпадает ли сумма с заявленным общим весом контейнера в двадцать шесть тонн. Они совпадали. Один только терминал Тринити обладал пропускной способностью в миллион контейнеров в год: количеством столь огромным, что по практическим причинам большинство из них – в особенности те, что покидали страну, а не ввозились, – попросту никогда не проверялись. Увидев, что среди содержимого контейнера нет ни мороженого мяса, ни иных продуктов, требующих обязательной проверки, офицер поставил печать на бланке и разрешил опломбировать груз. Отныне все перемещения контейнера направлялись компьютерной системой порта по контролю за перевозками. Один из сорока огромных портальных кранов на резиновых колесах отвез его на причал длиною в милю, у которого стояли на якоре ходившее под кипрским флагом судно «Манати» и еще пять контейнеровозов, направлявшихся в различные места. Через какое-то время дизель-генератор холодильной установки был отключен, и один из тринадцати гигантских портовых кранов «Панамакс» медленно поднял контейнер над причалом, перенес его по-над судном и с отработанной точностью посадил в гнезда на грузовой палубе, прямо рядом с корабельными надстройками. Палубная команда закрепила контейнер за петли с четырех сторон и подключила соединительный кабель к холодильной установке. Компрессор снова ожил, работая теперь от судового источника питания.
      Часа через два большинство из контейнеров, предназначенных для судна «Манати», следующего рейсом номер 56 в Восточную Африку, было погружено на борт. Их было восемьсот штук, установленных в двадцать рядов – по пять штук в высоту и по восемь в ширину каждый. «Манати» готовилась выйти в море на следующее утро, в пятницу, 27 марта.
      Если бы таможенный офицер решил проверить содержимое контейнера или взвесить его на мостовых весах, то с виду он не заметил бы ничего необычного. Вес совпал бы с указанным в документах, а открыв грузовые двери, таможенник увидел бы четыре поддона с замороженными овощами: два, расположенных вертикально, и два – горизонтально. Возможно, офицер подивился бы точности, с какой были установлены поддоны, хотя мог бы и рассудить, что такое размещение не способствует нормальной циркуляции холодного воздуха – поддоны занимали ровно семь футов четыре дюйма по ширине и поднимались прямо под потолок. Свободного пространства и по ширине и по высоте оставалось не больше дюйма. С виду деревянные поддоны казались стандартными, но на самом деле они были тщательно подогнаны так, чтобы никто не смог увидеть то, что находилось за ними. Не то чтобы таможенный офицер мог проявить к этому уж очень большой интерес – он вполне резонно решил бы, что позади находится почти все то же самое. Если бы у него был термометр, он заметил бы, что упаковки с овощами заморожены не так сильно, как следовало бы. Но, хотя на самом деле их температура и поднялась с минус двадцати до минус тринадцати градусов Цельсия, для невооруженого глаза видимой разницы не было. Скорее всего, если бы он это и обнаружил, то отнес бы на счет плотного складирования и как результат – слабой циркуляции холодного воздуха.
      Позади поддонов с овощами офицер нашел бы еще поддоны, на этот раз с консервированным маргарином, и тоже замороженным. Обычно в заморозке маргарина нужды не было, тем не менее иногда такое имело место, если груз был смешанным, как в данном случае, так что это тоже не было бы воспринято как что-то слишком странное. На самом же деле маргарин помогал держать овощи в охлажденном состоянии – он служил эффективным хладоагентом, изолирующим овощи от того, что было расположено ближе к глухому концу контейнера.
      За маргарином, в восьми футах от грузовых дверей, из невидимых за плотно составленными поддонами с продуктами, окрашенных в черное толстых изолирующих щитов была сделана переборка. Расположенная от пола до потолка и от стены до стены, она предотвращала охлаждение оставшихся тридцати футов контейнера от замороженного груза. Пол этой секции был покрыт однофутовым слоем из шлакобетонных блоков, единственным назначением которых было служить балластом. Бетонный пол вместе со стенами и потолком был устлан прорезиненным ковровым покрытием, эффективно обеспечивающим звукоизоляцию.
      Тридцатифутовое пространство было изрядно загромождено. Вдоль одной из стен лежали свертки с оборудованием и припасами, в основном упакованные в прочные водонепроницаемые мешки. Безусловно, таможенный офицер нашел бы содержимое всех этих узлов и сумок весьма интересным: в них находилась вся контрабанда, необходимая для операции, – винтовка, патроны, глушители для «Калашникова», спутниковые навигационные устройства, приборы ночного видения и другие необычные вещи. Вдоль другой стены расположились домашний холодильник, огнетушитель, пылесос и веник, походная плитка, чайник и котелки, стоящие на тумбочке, банки с водой и горючим, небольшой деревянный ящик с химическим туалетом внутри, столик и два складных брезентовых стула. В дальнем конце, возле вентиляционных труб, лежали еще два предмета, объяснившие бы таможеннику что к чему. Здесь, прямо на полу, были расстелены два матраса.
      После того, как контейнер слегка лязгнул о палубу судна и снова ожил компрессор, Эд Хауард потянулся, расстегнул молнию своего спального мешка и выбрался наружу. Несмотря на теплоизоляцию, мороженые продукты заметно охладили воздух внутри контейнера даже за то короткое время, что был отключен компрессор. Теперь, когда он был подсоединен к судовой сети, свежий воздух, поступающий снаружи, вскоре снова прогреет помещение. Два маленьких программируемых кондиционера исправно работали. Именно их установил Акфорд под кожухом холодильной установки, и именно их никак не мог обнаружить Берн, пока ему буквально не ткнули пальцем. Они так и будут поддерживать циркуляцию воздуха с постоянной температурой двадцать градусов Цельсия.
      – Боюсь, придется убивать время в том же духе еще двадцать четыре часа, – проворчал Хауард. – После этого мы будем в море. Завтра ночью можно начинать выбрасывать за борт лишние продукты и балласт и чуть-чуть расширить помещение.
      Он посмотрел вбок на своего попутчика.
      – Дэнни?
      Да будь я проклят, восхищенно подумал Хауард, вот это хладнокровие!
      Лежа внутри спального мешка на втором матрасе, Дэнни Макдоналд крепко спал.

      Все звуки терялись среди обычных металлических скрипов и стонов движущегося судна и шума компрессоров холодильных установок, а само судно «Манати» прокладывало себе путь на юг через воды Бискайского залива. Послышался легкий звон, похожий на не очень громкий хлопок вылетевшей заклепки. Краску на обшивке сорокафутового холодильного контейнера прочертила почти невидимая в темноте тонкая линия. Прилегающая к одному из углов контейнера часть стенки слегка приоткрылась, оставив щель дюймовой ширины. Люк, прорезанный Акфордом, был вскрыт.
      Внутри контейнера Хауард ослабил давление домкрата, осторожно приоткрыл дверцу рукой еще на пару дюймов и приник глазом к проему. Он надеялся, что непосредственно снаружи никого не окажется – хотя и небольшая, но вероятность этого была. Скорее же всего легкое движение и так осталось бы незамеченным, если только кто-то из членов команды не смотрел бы на люк в упор, когда тот вскрывали домкратом.
      Справа, с той стороны, куда открывалась небольшая щель, никого не было. Хауард увидел, что между контейнером и переборкой есть пространство футов семи шириной. Остальные контейнеры образовали по обе стороны сплошные стены, так что проход протянулся от борта до борта. Вместо того, чтобы открыть люк пошире, просунуть голову наружу и посмотреть, что делается слева, Хауард достал из кармана зеркальце и с его помощью убедился, что в проходе никого нет.
      Удовлетворенный, он вернулся к Макдоналду.
      – Лучше и быть не могло, – сообщил он тихо. – Места, чтобы открыть люк, предостаточно, более того, как я и надеялся, мы находимся на самом нижнем уровне – прямо на контейнерной палубе, а не торчим на самой верхотуре. Нам не придется спускать все вниз на веревке. Схожу-ка я проверю, что творится с другого конца, у грузовых дверей. Будет здорово, если мы сможем до них добраться снаружи, но я на это не рассчитываю. Вернусь минут через пять.
      Снаружи Хауард почти до конца закрыл дверцу и осмотрелся вокруг. Их контейнер был вторым от края и вплотную зажат между соседними. Сверху на них стояло еще по три контейнера, образуя сплошную стальную стену тридцати двух футов вышиной. Семь из восьми нижних контейнеров были холодильниками и подсоединялись кабелями к судовой электросети с помощью специальных разъемов для риферов. В обоих концах прохода между контейнерами и судовой переборкой находились узкие трапы, ведущие на главную палубу десятью футами ниже. Хауард спустился по одному из трапов и отошел от него на сорок футов. Никаких признаков жизни вокруг не было. Перегнувшись через борт и посмотрев вверх, он увидел, что поперечные ряды контейнеров разделены шестифутовыми проходами. Этого вполне хватало, чтобы они смогли открыть грузовые двери своего убежища. Хауард вернулся к люку и забрался назад в контейнер.
      – О'кей, Дэнни, они и впрямь устроили нам легкую жизнь. Мы сможем подобраться к дверям. Более того, нас там еще и никто не побеспокоит. В эту часть грузовой палубы нет прямого доступа. Полагаю, он им туда ни к чему. А теперь у нас масса дел, пока не рассвело. Я хочу выбросить за борт все лишнее, так чтобы мы смогли задраить люк и закрасить его снаружи. Отныне нам понадобятся только основные двери. Пойдем.
      Они вышли через люк и закрыли за собой дверцу. Внутренние защелки плотно встали на место – тонкие линии по периметру люка были единственными признаками его существования. Хауард начисто протер края дверцы полой куртки, затем с помощью ножа замазал щель быстросохнущей шпаклевкой, в то время как Макдоналд открыл маленькую банку с краской. Когда со шпаклевкой было покончено, Хауард аккуратно закрасил трещины – люк снова стал невидимым.
      Спустившись по трапу на главную палубу, двое мужчин бесшумно отошли в сторону. Хауард вскарабкался по мощной балке на грузовую палубу в том месте, куда открывались основные двери контейнера. Наблюдавший за ним Макдоналд увидел, как угловатая фигура Хауарда с легкостью скользнула вдоль балки и исчезла за краем контейнерной палубы. Хауард привязал тонкую альпинистскую веревку к крепежной петле одного из контейнеров и опустил свободный конец Макдоналду, тут же последовавшему за ним. Они вытащили веревку наверх и отвязали ее от петли. Проход между рядами контейнеров со стороны грузовых дверей, как и говорил Хауард, был футов шести в ширину. Ограждение у палубы отсутствовало – это была гладкая стальная платформа, протянувшаяся от правого до левого борта и нависавшая прямо над водой.
      Воспользовавшись клещами, Хауард перекусил проволоку таможенной пломбы на контейнере и положил ее в карман. Затем он распахнул двери настежь, плотно прижав створки к контейнерам, стоявшим по бокам.
      Упаковки с морожеными овощами заметно подтаяли за те сорок часов, что прошли с момента погрузки, но были по-прежнему холодными. Мужчины не могли нарадоваться на свои теплые прочные рукавицы, когда, разрезав толстые нейлоновые полосы, начали снимать упаковки с поддонов. Одну за другой десятикилограммовые упаковки с продуктами относили на край палубы и бросали за борт, в расположенное пятьюдесятью футами ниже море. Не послышалось ни одного всплеска – они терялись в общем шуме плывущего судна. Работая не спеша и без лишних движений, они потратили почти семь часов на то, чтобы избавиться от овощей и маргарина. К пяти часам утра за борт улетела последняя упаковка, а за ней и поддоны. Перед ними предстала голая стена из изолирующих щитов. Они были тоже разобраны и выброшены в море. Люк Акфорда был больше не нужен.
      – О'кей, Дэнни. На сегодня хватит. Снимать шлакоблоки начнем завтра. Залезай-ка внутрь, и давай перекусим.
      Закрыв за собой тяжелые двери, Хауард и Макдоналд снова очутились в контейнере.
      На то, чтобы выбросить шлакоблоки, они потратили еще две ночи, затем, сдвигая оборудование поочередно то к одной, то к другой стене, свернули прорезиненное ковровое покрытие. В конце концов у них осталось лишь походное снаряжение да непромокаемые мешки с контрабандными вещами. Благодаря добавившейся площади помещение стало казаться гораздо просторнее и не вызывало клаустрофобии. Хауард признался, что чувство замкнутого пространства, которое сам он просто не выносил, почти исчезло от одного сознания, что теперь у них есть два выхода – с обоих концов контейнера, – а не один. За трое суток они так и не заметили каких-либо признаков существования команды. Они знали, что дважды в сутки кто-то из членов команды должен проверять электроразъемы и нормальную работу установки, но так никого и не увидели и не услышали. Они закончили все дела задолго до намеченного Хауардом срока. Если бы основные двери контейнера оказались недоступными, им пришлось бы разгружать все через люк, и операция затянулась бы еще на несколько ночей.
      К концу третьих суток в открытом море Хауард и Макдоналд свыклись с необходимостью спать днем и бодрствовать в ночное время. Четвертую и пятую ночи Хауард провел вне контейнера, скрываясь в густых тенях главной палубы. Его целью было проследить за передвижениями членов команды и изучить их распорядок дня. Он воодушевился, увидев, что в то время, когда судно находится в море, ночная активность на нем сведена к минимуму, а обходы членами команды совершаются относительно редко и в определенное – а значит предсказуемое – время.
      Оставшись без дела на последующие дней десять или около того, Хауард извлек учебные пленки по арабскому и принялся пополнять свои весьма скудные познания в языке. У него были природные способности к языкам, но он не питал иллюзий, что сможет ввести кого-то в заблуждение более чем на несколько секунд – и то, если ограничится стандартным набором фраз. Хауард сосредоточился на правильном произношении – оно скорее чем что-либо могло выдать его, если ему вообще придется говорить. Он надеялся, что не придется.
      Хауард отвлекся от арабского языка и переключился мыслями на свое решение взять с собой в контейнер именно Макдоналда, а не кого-то другого. Очевиднее всего выбор пал бы на Тони Акфорда с его подготовкой в ДКС, но Тони должен был заниматься техническими вопросами, и отвлекать его было нельзя. Боб Ашер тоже вполне подошел бы, но пребывание в тюрьме Анкары не прошло даром: с тех пор он страдал – вполне понятно почему – своебразной клаустрофобией. Кроме того, он был на подхвате у Тони. У Мела Харриса была своя забота – приглядывать за Салливаном, в то время как два бывших колонизатора, Энди и Крис, должны были думать о самолете. Да и к тому же, рассудил Хауард, у этой пары скорее всего напрочь отсутствовал морской опыт. Джонни Берн был связан административной работой, а Майк Зиглер… Нет, он был прав, подумал Хауард, что решил выбрать себе в попутчики именно Макдоналда. И тот проявил себя совсем неплохо – похоже, его совсем не трогало, что их замуровали в этом чертовом стальном ящике.
      – Дэнни, как у тебя дела с таблицами? – поинтересовался Хауард на седьмую ночь.
      В то время, как Хауард наблюдал за распорядком дня команды, Макдоналд целиком окунулся в свою тетрадь с таблицами и траекториями и, пользуясь карманным калькулятором, делал в ней пометки.
      Он поднял взгляд на Хауарда.
      – Думаю, что почти закончил. Я очень тщательно просчитал все варианты, с которыми мы можем столкнуться, в том числе и некоторые крайние ситуации с погодой. Хотя очень сомнительно, чтобы мы нарвались на такие ужасные вещи, что я тут напридумывал. Я просто перепроверяю остальные варианты – наиболее вероятные.
      – Ладно, у меня для тебя есть подарок от Боба. Не знаю, будет ли от него толк, но я хотел бы, чтобы ты его опробовал. Посмотри, насколько это совпадает с твоими таблицами и записями.
      Макдоналд заинтересованно смотрел, как Хауард распаковал один из мешков и передал ему плоский прямоугольный футляр десять на двенадцать дюймов. Покрытый молотковой эмалью, он был меньше двух дюймов толщиной и весил какие-нибудь шесть с половиной фунтов. Хауард надавил на две защелки, и крышка футляра откинулась, демонстрируя небольшой экран. Он нажал расположенную справа кнопку включения – экран ожил, а прибор стал издавать тонкое гудение. Зеленый огонек под экраном указывал, что батарейка заряжена полностью.
      Хауард объяснил Макдоналду, как обращаться с устройством.
      – Это – переносной компьютер «Грид-386NX». Боб говорит, что он исключительно хорош. Министерство обороны закупило их целую кучу. Несмотря на маленький вес, они очень прочные. О данной модели мне известно не так уж и много, но если у тебя с ним выйдет заминка и понадобится помощь, то имей в виду, что кое-что в компьютерах я соображаю. Боб тут написал для тебя кое-какие инструкции – он говорит, что программа очень проста в обращении. Он видел, как ты бился со своими таблицами, и решил облегчить тебе жизнь. Майк отыскал и программу – она американская. Посмотри, что ты об этом думаешь?
      – Компьютер? Ты что, шутишь? – Макдоналд бросил недоверчивый взгляд на Хауарда. – Понимаешь, сегодня уже не первое апреля.
      – Никаких шуток, Дэнни. Но я не знаю, насколько он будет полезным. Баллистическая программа может оказаться не столь точной, как предполагается. Во всяком случае, попробуй.
      По мере того, как Макдоналд следовал простым инструкциям Ашера, его удивление оборачивалось восхищением. Начав со стандартной команды <С:>, он напечатал: <НАРБАЛ6. ИСП>, а затем нажал клавишу возврата. После короткой паузы экран на жидких кристаллах высветил название компьютерной программы: (НАРУЖНАЯ БАЛЛИСТИКА ЛЕГКОГО СТРЕЛКОВОГО ОРУЖИЯ). Почти тут же экран снова очистился, и название сменилось рядами и колонками цифр, дающими все статистические данные по типам боеприпасов вместе с полным набором погодных условий. Макдоналд увидел, что цифры уже соответствуют патрону калибра 0,338 для снайперской винтовки «Лапуа-магнум» и набору стандартных показаний температуры, высоты, влажности, дистанции, барометрического давления и силы ветра. По-прежнему следуя письменным указаниям Ашера, он обратился к странице в своей тетрадке, где приводились те же самые исходные данные. «А теперь просто нажми <СУМ>», – говорилось в инструкции Ашера. Макдоналд так и сделал. Экран моментально очистился и на нем появилось: <ПОЖАЛУЙСТА, ПОДОЖДИТЕ). Двумя секундами позже его заполнили несколько длинных колонок с цифрами. В первой колонке давались расстояния до цели от нуля до тысячи пятисот ярдов с промежутками через каждые сто ярдов; во второй и третьей указывались скорость пули в футах в секунду и ее ударная мощность для каждой дистанции; в четвертой – падение пули ниже дульного среза в дюймах, а в пятой – время ее полета для данной дистанции. В шестой и седьмой колонках давались превышение или понижение траектории относительно точки прицеливания в угловых минутах и дюймах соответственно, а в восьмой и девятой – поправки на боковой ветер, дующий со скоростью пять миль в час, и тоже в угловых минутах и дюймах.
      – Да будь я проклят, ты только взгляни сюда! – выдохнул Макдоналд.
      Он быстро сравнил поправки на превышение и ветер, рассчитанные за две секунды компьютером, с записями в своей тетрадке. Они совпадали почти в точности – наибольшее расхождение для расстояния в тысячу двести ярдов не превышало одного дюйма. Макдоналд склонен был думать, что ошибки закрались скорее в его бумажные выкладки, нежели в расчеты машины. Когда он сообразил, что может ввести любые значения для таких переменных, как температура или барометрическое давление, то тут же проверил все результаты, каждый раз сравнивая их с цифрами, которые часами напролет ему пришлось рассчитывать вручную. На все про все у него ушло каких-то полчаса – на все-все варианты, просчитанные им самим. Он то и дело бросал взгляды на Хауарда, и с каждым разом на его лице проступало все большее и большее осуждение.
      Наконец Хауард отреагировал на испепеляющий взор Макдоналда и, как бы извиняясь, поднял руки вверх.
      – Дэнни, я знаю, о чем ты думаешь. Ты недоумеваешь, почему мы не дали тебе эту машинку раньше и не избавили от всей этой нудной работы с таблицами. К твоему сведению, все хотели, чтобы ты получил ее сразу, – все, кроме меня и Майка. Мы с ним рассудили, что лучше всего будет, если ты составишь все свои таблицы до того, как воспользуешься компьютером, так, чтобы у тебя было с чем сравнивать. В противном случае ты вряд ли доверял бы ему до конца. И еще, я так подозреваю, что, поупражнявшись с таблицами, ты теперь знаком с оружием и его возможностями гораздо лучше, чем ты бы это сделал с помощью любого компьютера. Извини, дружок, но, надеюсь, ты понял, в чем тут смысл.
      Макдоналд поджал губы, размышляя, что ответить. Наконец он пожал плечами.
      – Наверно, ты прав. Я мог бы и не поверить. Не говоря уже о том, что даже сейчас мне как-то не верится. Поразительно – как это он так быстро? Думаю, нужно взять с собой и то и другое – и компьютер и мою тетрадь. Тогда, если эта штука сломается или сядет батарейка, у меня, по крайней мере, останутся мои записи. Да и на душе спокойнее, когда знаешь, что и там и там содержатся верные данные.
      – Это все, что я хотел услышать, – сказал Хауард. – А теперь продолжим, а то скоро опять стемнеет. Покажу тебе еще одну маленькую игрушку. Сейчас мы определим, где находимся, с точностью до ста ярдов. С помощью вот этой вот штуки, – добавил он, протягивая Дэнни маленькое устройство дюймов восьми в длину.
      Макдоналд повертел его в руках: он никак не мог решить – то ли это большой карманный калькулятор, то ли пульт дистанционного управления телевизором.
      – Это устройство спутниковой навигационной системы, – объяснил Хауард.

      Утром 7 апреля Харрис и Денард помахали вслед Салливану, вылетевшему из аэропорта в Саутхемптоне. Харрис остался весьма доволен. Во время пребывания в Лондоне американский пилот вел себя вполне достойно: он не ударился в беспробудное пьянство или нескончаемое хождение по вечеринкам и горел желанием исправно потрудиться. Он проверил полетное задание, которое показал ему Харрис, и даже предложил пару разумных изменений. План полета был подготовлен Денардом, который позднее признал, что предложения американца оказались толковыми, а до этого был очень осторожен, дабы ничем не выдать Салливану, что он и сам является пилотом. Они по-прежнему оставались единственными членами команды, которых тот видел.
      – Полагаю, наш парень вполне справится, – задумчиво пробормотал Харрис, пока они наблюдали, как «айлендер» карабкается ввысь и берет курс над морем, начиная первый из нескольких перелетов на пути в Саудовскую Аравию. – Няньчить ковбоя в Саудовской Аравии – еще та головная боль, но я не думаю, чтобы этот доставил нам особые хлопоты. Черт возьми, он и пьет-то не много – лишь изредка и то только пиво. Чего не могу сказать о тебе, Энди, маленький, ты, свихнувшийся педик.
      – Зови меня Супермен, – парировал Денард. – Я никогда не пью за штурвалом. Давай возвращаться в Лондон. За первое пиво плачу я. Последняя выпивка на какое-то время, – мрачно добавил он. – Чертовы саудовские законы!
      Тем же вечером четверо членов команды вылетели из Лондона в Саудовскую Аравию: рейсом номер ВА133 авиакомпании «Бритиш эруэйз» Берн, Денард, Палмер и Харрис отправились в Джидду. Зиглер, Акфорд и Ашер последовали за ними, вылетев на следующее утро в Эр-Риад рейсом ВА125. Все семеро въехали в Саудовскую Аравию под настоящими именами, пользуясь настоящими паспортами.
      Въезд в Саудовскую Аравию очень строго ограничен. Туристов туда не пускают – въезд разрешен лишь двум категориям прибывающих. К первой из них относятся паломники в Мекку и Медину – два священных города. Перемещения паломников ограничиваются этими городами и Джиддой, а время пребывания в стране – только периодом хаджа. Во вторую категорию входят законопослушные предприниматели, рабочие и их семьи; они пользуются относительной свободой передвижения – в зависимости от рода деятельности, – но ни одному иноверцу не разрешается посещать священные города.
      Ходатайство об оформлении въездной визы должно подтверждаться вескими доказательствами о найме на работу от фирмы-поручителя, целесообразность найма всегда тщательно проверяется ответственной стороной. То и дело саудовские власти, например посольство в Лондоне, перепроверяли компании, чтобы убедиться в подлинности заявки, но хорошо обоснованное ходатайство от солидной фирмы обычно гарантировало получение визы без особых проблем. Все семеро из команды Хауарда указали в ходатайствах, что являются служащими компании «Панарабиан-петролеум», в которой помимо семисот пятидесяти местных сотрудников в стране работало еще и сорок пять британцев, двенадцать американцев и восемьдесят пакистанцев. «ПАП» являлась корпорацией с очень высокой репутацией, а тот факт, что она целиком принадлежала саудовской королевской фамилии, ограждал ее деятельность от слишком частого вмешательства правительственных бюрократов.
      Берн, воспользовавшись положением советника по вопросам безопасности «ПАП», без труда состряпал соответствующие контракты о найме между фирмой и членами команды. Забравшись в базу данных компьютера «ПАП» в ее лондонском офисе, он занес в его память фальшивые сведения о себе и о шести остальных товарищах с пометкой немедленно обращаться лично к нему в случае каких-либо запросов. В течение последующих нескольких недель он внимательно отслеживал данные по персоналу. Когда из саудовского посольства не поступило никаких запросов, а ходатайства о визах были удовлетворены без каких-либо заковык (впрочем, как Берн и ожидал), он стер все фальшивые данные из памяти компьютера, не оставив «ПАП» никаких записей. Мысленно он отметил, что по возвращении окажет услугу отделу кадров, ужесточив его охрану, – на лишних «сотрудников» никто даже не обратил внимания.
      Поначалу иностранец, приехавший на работу в Саудовскую Аравию, получает гостевую визу, действительную до одного месяца. Если он намерен остаться дольше, то должен на каком-то этапе своего месячного пребывания в стране переоформить ее в деловую, или визу «на выезд и повторный въезд». Чтобы сделать это, необходимо подать еще одно заявление и сопроводить его еще одним письмом с ходатайством от фирмы-нанимателя. После этого выдается «икаама» – разрешение на работу. Обладатель «икаамы» – маленькой брошюрки в шесть страничек с коричневой обложкой – должен всегда иметь ее при себе. Свой паспорт с пометкой о выдаче «икаамы» он обычно сдает нанимателю. Без «икаамы» иностранец в Саудовской Аравии – никто. Чтобы покинуть страну, ему необходимо испросить выездную визу, – процедура занимает от четырех до шести дней.
      Таким образом, жизнь бизнесмена, приехавшего менее чем на месяц, во многом оказывается легче: у него остается паспорт и он носит с собой письмо нанимателя, где указываются характер и место работы предъявителя, определяющие разрешенные места поездок внутри страны.
      По прибытии в Джидду ранним утром 8 апреля Харрис и Денард доехали на такси прямо до отеля «Шератон» на шоссе Корниш, где и поселились в соединяющихся между собой номерах, забронированных Харрисом на их имя. При регистрации в гостинице они подали свои паспорта, проштемпелеванные в иммиграционной службе стандартными гостевыми печатями. В аэропорту не было никаких замечаний по поводу отпущенных Денардом усов или цвета волос, которые стали темнее, чем на фотографии в паспорте, не было и никаких неуклюжих попыток узнать, чем они будут заниматься. Согласно утверждениям в паспорте, Харрис был «порученцем», якобы работавшим на «Панарабиан петролеум», в то время как зимбабвийский паспорт Денарда определял своего хозяина рангом повыше – как «директора фирмы»: запись, оставшаяся с незапамятных времен, когда он управлял собственной чартерной авиакомпанией, пока его не разорила «Юнайтед эр-чартерз оф Зимбабве» и он не был вынужден скинуть ей же все за бесценок.
      Денард прошел прямиком в номер, откуда и не казал носа последующие три дня, получая еду через службу доставки в номер. Все доставлялось в номер Харриса, и он же подписывал счета, после чего необходимое забиралось через смежную дверь.
      – Осточертело до охренения! – был единственный комментарий Денарда, когда он 11 апреля выбрался из заточения.
      Берн (еще один «директор компании») и Палмер («инженер») поселились в другом отеле под названием «Марриотт». Утром, после завтрака, Берн позвонил Тони Хьюзу, старшему директору филиала «Даркона» в Саудовской Аравии. Хьюз ожидал звонка от «мистера Брайса» и выслал шофера, чтобы тот забрал из отеля его и «мистера Поттера». Когда они приехали в офис, Хьюз изучил предъявленные ими удостоверения сотрудников «Даркона», изготовленные Берном и указывающие, что он и Поттер являются, соответственно, геологом и изыскателем. Документы, отосланные Хьюзу по факсу Дартингтона, были написаны в убедительном тоне, подразумевающем важность и конфиденциальность, и теперь директор особо не любопытствовал.
      Хьюз был маленьким, энергичным мужчиной, и Берн вполне понимал, почему тот пользуется столь высокой степенью доверия со стороны Дартингтона. Похоже, его ничуть не обескуражил тот факт, что Дартингтон явно что-то затевает за его спиной на его же территории. По тому, как Хьюз отзывался о Дартингтоне, Берн скоро понял, что эти двое мужчин давние и близкие приятели и что Хьюз испытывает безмерное восхищение по отношению к своему боссу. Берн подумал о том, как удачно, что в инструкциях, пришедших по факсу якобы от Дартингтона, Хьюзу предписывалось ни в коем случае не упоминать о деле по телефону, за исключением разговоров непосредственно с мистером Брайсом.
      – Для вас все готово, Джим, – сообщил Хьюз, обращаясь к Берну. – В ваше пользование отдан старый строительный лагерь в Баданахе. Как я уже говорил вам, он пустует вот уже четыре месяца – с тех пор, как мы закончили замену покрытия шоссе вдоль Трансарабского нефтепровода. Я пригнал туда четыре машины, которые вы просили, и сейчас их проверяет пара наших механиков, чтобы транспорт был в хорошем состоянии. Остальной персонал состоит из трех охранников, дежурного по общим вопросам, завхоза и повара. Все, кроме повара, местные, а повар – из Пакистана. Кто-нибудь еще вам понадобится?
      – Нет, спасибо, – ответил Берн, про себя решив, что первое, что он сделает, так это предоставит местному персоналу трехнедельный оплачиваемый отпуск, чтобы избавиться от лишних глаз. Повара-пакистанца он оставит, но так, чтобы тот не высовывался дальше кухни. Берн подумал, что тот, вероятно, будет рад увидеть спины своих саудовских коллег – местные жители относились к цветным рабочим-иммигрантам как к людям второго сорта.
      – Тони, у нас прекрасное обеспечение. Как только прибудут остальные, большую часть времени мы будем проводить вне лагеря. Я попросил их прилететь прямо туда, чтобы они присоединились к нам сразу же по прибытии на место. Вы были исключительно любезны.
      Хьюз спросил у мужчин, не отужинают ли они у него дома вместе с ним и его женой, и, похоже, растерялся, когда Берн вежливо отказался, сославшись на то, что до отправки на север им предстоит выполнить большую подготовительную работу. Берн и Палмер откланялись и вернулись к себе в отель, где позднее к ним присоединились Зиглер, Акфорд и Ашер, прилетевшие местным рейсом из Эр-Риада.
      На следующий день, 9 апреля, Берн, Палмер, Акфорд и Ашер поднялись пораньше и отправились в международный аэропорт Джидды имени короля Абдул Азиза, откуда в 7.45 вылетели рейсом SV738 в город Арар – на самый север страны. Строительный лагерь «Даркона» находился в десяти милях от Баданаха вдоль по шоссе, идущему параллельно Трансарабскому нефтепроводу (ТАНу), ярдах в трехстах от самой дороги. Они приехали туда в 11.30 и, несмотря на дневную жару, стали устраиваться. Как и предвидел Берн, саудовцы из обслуживающего персонала были приятно обрадованы неожиданному трехнедельному отпуску и с готовностью исчезли.
      Зиглер, проводив всех до аэропорта, направился в бюро проката фирмы «Авис», где нанял самую большую из имевшихся в наличии автомашин. Это был крытый пикап «Додж-рэм-чарджер» со сдвоенной кабиной и очень вместительным задним отсеком. Зиглер направился через город на север. Он выбрался на шоссе и облегченно вздохнул, оставив позади сутолоку уличного движения, где на обычные дорожные правила, казалось, не обращают ни малейшего внимания. Он не спешил и вел машину медленно и осторожно. Вскоре после выезда из города показался стационарный полицейский пост, где Зиглер предъявил свой паспорт и разрешение от «ПАП» на поездки. Казалось, полицейские не собирались себя утруждать особо тщательным осмотром и были дружелюбны, когда Зиглер вежливо обратился к ним, используя те немногие арабские фразы, которые выучил, но он видел, как они сверху донизу обыскали пару машин, которыми управляли водители-пакистанцы. По мере продвижения на север поток машин уменьшился, а через час с небольшим езды, взяв левее, Зиглер продолжил путь по прибрежной автостраде в сторону города Янбо. Он прибыл туда в середине дня, почти тогда же, когда в пятистах милях северо-восточнее Берн с остальными рассаживался на ленч в лагере для строителей близ Баданаха.
      Приблизительно на том же расстоянии от Янбо, но северо-западнее от него, судно «Манати» почти завершило переход через Средиземное море. Крохотный приемник глобальной спутниковой системы навигации сообщил Хауарду, что судно находится на подходе к Порт-Саиду, у северного входа в Суэцкий канал.

      Утром 11-го Харрис ждал, когда Салливан посадит самолет в международном аэропорту имени короля Абдул Азиза. Техасец, прилетевший по своему паспорту с подготовленными Берном сопроводительными документами из «Даркона», прошел иммиграционный контроль без всякого труда. Дружелюбные и свободные манеры Салливана пришлись по душе представителям саудовских властей. Его сердечное, хотя и неверное лингвистически, «Ну, здрасьте и салям вам, старина!» заставило офицера иммиграционной службы улыбнуться. Потребовалось дополнительное оформление бумаг, чтобы завершить формальности по ввозу в страну «айлендера», но саудовцы привыкли к тому, что иностранные корпорации импортируют себе самолеты, так что и тут все прошло гладко. Салливан был человеком, который давно понял, что уважительное радушие легко ведет по жизни. Он был славным парнем и умело этим пользовался.
      Харрис повез его в «Шератон» на взятом напрокат автомобиле. Для начала беседы он поинтересовался у Салливана, хорошо ли тот долетел.
      – Вообще никаких проблем, – доложил техасец. – На самом деле путешествие было просто приятным. Дерьмодав! – неожиданно воскликнул он, пораженный тем, в какой опасной близости мимо них промчался нарушающий правила пикап «мазда». – Ты только посмотри, как ездят эти парни! Они что, устали от жизни, или как?
      Харрис грязно выругался вслед водителю, который продолжал гнать, ничего не замечая вокруг.
      – Как видишь, это не самое безопасное место в мире, – проворчал он Салливану. – На самом деле здесь чертовски просто схлопотать увечье на дорогах. – Чуть позже он сменил тему и начал рассказывать хорошо отрепетированную легенду, придуманную им для Салливана. – Послушай, Рей, произошло изменение плана. Босс временно отсутствует в городе. Вроде бы неожиданно. Я не знаю, когда он вернется, но он сказал, что это может затянуться на три-четыре недели. Какое-то время нам нечего будет делать, но мне сказали, чтобы мы с тобой были наготове. Нас поселили в «Шератоне». Мы должны оставаться в отеле и не дергаться, пока он не даст нам знать. Для тебя это как – нормально?
      – Командуешь ты, – ответил ему Салливан. – По мне – так нормально. Я исполню все, что ты ни скажешь.
      – Отлично! – Харрис продолжал сочинять дальше. – Я покончил с большей частью формальностей, но мне понадобятся твой паспорт и остальные документы для регистрации в отеле. Все без исключения. Ты не поверишь, какая тут бюрократия. По соображениям безопасности в этих отелях хотят видеть буквально все. Водительское удостоверение – уж как пить дать. Твое удостоверение пилота – тоже. Все это они держат у себя, пока мы не выпишемся. Я все улажу сам – мне знакома их тарабарщина.
      – О'кей. Вот мое портмоне – все находится в нем. – Он ухмыльнулся. – Надеюсь, что к концу работы этот старенький кошель будет выглядеть чуток потолще с девяноста тысячами баксов внутри, а? А пока я могу и подождать. Я вообщене собираюсь задавать никакихвопросов.
      – Спасибо, – поблагодарил Харрис. – Вот тебе ключ от номера – шестой этаж. Там уже все готово – когда мы туда приедем, подымайся прямо наверх, а я займусь остальным. Заказывай все, что пожелаешь, на счет номера – он будет оплачен.
      Через несколько минут они подъехали к отелю. Салливан поднялся на шестой этаж и устроился в номере. Этим утром он был освобожден Денардом, который теперь тихо ждал за соседней дверью в номере Харриса – его небольшая летная сумка была собрана и наготове. Харрис дал Салливану десять минут на то, чтобы добраться до номера, затем позвонил от администратора Денарду, сказав, чтобы тот спускался.
      Денард прошел мимо регистратуры прямиком к машине Харриса. Через пять минут Харрис присоединился к Денарду и, прежде чем отвезти того в аэропорт, передал ему портмоне Салливана. Воспользовавшись содержимым портмоне, Денард зарегистрировал полетный маршрут в Эль-Ваджх – маленький городок на берегу Красного моря, в двухстах милях севернее Янбо. Харрис не стал дожидаться, чтобы посмотреть, как тот будет взлетать.

      Ночью 11 апреля Хауард с Макдоналдом освободили контейнер почти дочиста. Хауард все чаще и чаще сверялся с крошечным навигационным прибором. Маленькое отверстие, высверленное Акфордом в потолке контейнера, позволяло просовывать через него проволочную антенну и снимать показания, не выходя наружу. Хауард рассчитал, что, как и ожидалось, они будут приблизительно в том районе, в каком он хотел, на следующую ночь, 12-го числа.
      В шесть часов вечера 12 апреля, надев черные гидроизоляционные костюмы из неопрена, мужчины вышли наружу. Работая быстро и споро, они начали опорожнять контейнер, складывая то, что им понадобится, на узком промежутке грузовой палубы рядом с дверями контейнера. Все остальное пошло за борт. Самый большой всплеск произвел домашний холодильник, в котором они хранили во время путешествия еду. Оба не подозревали, что один из членов команды делает вечерний обход главной палубы с часовым опозданием как раз в десяти футах под ними. Холодильник пролетел прямо рядом с его головой. Будь камера, как изначально, белого цвета, матрос, возможно, и заметил бы достаточно, чтобы решить, что тут что-то не так, но, поскольку Акфорд перекрасил холодильник в матово-черный цвет, у матроса лишь мелькнуло ощущение, будто позади что-то пролетело в темноте. Матрос остановился, нахмурился и быстро глянул за борт, как раз чтобы увидеть слегка необычные завихрения черной воды внизу, но решил, что ему показалось. Он продолжил обход оставшейся части маршрута. Через двадцать минут он был уже у себя в каюте и думать забыл о случившемся.
      Хауард воспользовался пылесосом, чтобы убрать последние следы их пребывания в помещении. Закончив уборку, он выдернул шнур из розетки позади алюминиевой панели, рядом с тем местом, где раньше стоял холодильник. Закрыв панель, он напоследок осветил пустой контейнер фонариком и вышел на палубу. Захлопнув створки грузовых дверей, Хауард повернулся к Макдоналду, который склонился над переносной плиткой, поставленной на палубе. На плитке грелась маленькая накрытая кастрюлька с четырьмя унциями свинца. Когда металл расплавился, Макдоналд осторожно вылил его в гипсовую форму, снятую Хауардом с настоящей таможенной пломбы. Хауард пропустил настоящую пломбировочную проволоку – теперь она стала немного короче из-за того, что ее перекусывали, – через проушины засова на дверях и окунул ее в форму так, чтобы она застыла в затвердевающем свинце. Макдоналд плеснул на металл чуть-чуть воды, чтобы тот быстрей охладился. Убедившись, что пломба на месте, мужчины вышвырнули плитку, пылесос и оставшуюся мелочь за край палубы. Оба в последний раз облегчились в химический туалет, и он тоже последовал за борт. Они были счастливы видеть его полет. Тошнотворный запах от устройства, несмотря на свежий воздух, подавемый компрессором и кондиционерами, был постоянным и неприятным фактором, преследовавшим их предыдущие две недели. Это была последняя вещь, пошедшая на выброс. Хауард взглянул на часы – 19.56 по местному времени.
      Пятнадцать минут спустя с помощью блока и веревки они спустили все свое оборудование на главную палубу. Остро осознавая, что теперь наступило время, когда они подвергались наибольшему риску быть обнаруженными, Хауард и Макдоналд поспешно перетаскали огромные прорезиненные мешки и другие вещи к кормовому ограждению «Манати». Здоровенная гидравлическая кормовая лебедка судна под зеленым в масляных пятнах тяжелым брезентом обеспечивала что-то вроде укрытия. Позади нее они стали распаковывать самый громоздкий и тяжелый мешок. Внутри него находилась шестнадцатифутовая надувная лодка «Джемини». Макдоналд начал надувать ее секции воздухом, используя полный баллон для акваланга, в то время как Хауард бесшумно вернулся к контейнеру. Теперь форма была на ощупь холодной, и он обколол гипс и плеснул на свежезастывший свинец водой. Хауард быстро осмотрел в свете фонарика то, что получилось, – годится. После этого он выбросил в воду кусочки гипса и, вернувшись к Макдоналду, помог тому накачать лодку до конца.
      Хауард привязал двухсотфутовую веревку к мощной стальной опоре с левого борта судна. Оставив двадцать футов веревки, он закрепил этот короткий конец за левую уключину «Джемини». Макдоналд повторил ту же операцию с правого борта. Затем они взгромоздили «Джемини» на ограждение кормой вперед и спихнули ее вниз.
      Резиновая лодка повисла на двух веревках носом кверху футах в двенадцати ниже палубного ограждения, ее днище прижалось к корме судна. Воспользовавшись третьей веревкой, привязанной к центральной опоре, Хауард спустился к раскачивающейся «Джемини» на альпинистской связке. Он отстегнул карабин связки от веревки и прикрепился к кольцу в центральной скамейке лодки. Встав на транец «Джемини», он просигналил Макдоналду, и тот стал спускать ему грузы, используя все ту же центральную веревку. Хауард по очереди ловил каждую вещь, подхватывал на руки и крепко привязывал к днищу «Джемини» с помощью нейлоновой ленты. Самый тяжелый груз – сорокасильный подвесной мотор – они спустили первым. За ним последовали канистры с топливом и емкости с водой, затем – девять прочных прорезиненных мешков с продуктами, одеждой и другим снаряжением. Наконец Макдоналд жестами показал Хауарду, чтобы тот был особенно осторожен, и спустил большую снайперскую винтовку, уложенную в противоударный и влагозащитный футляр. Хауард улыбнулся, осторожно принимая оружие. Он знал, что это далеко не самая хрупкая вещь среди всего груза, но понимал беспокойство Макдоналда о том, чтобы оптический прицел не подвергался лишним ударам. Егерь демонстрировал верное отношение к инструменту своей новой профессии.
      Как только весь груз был надежно принайтован внутри «Джемини», Хауард взобрался обратно. Вдвоем с Макдоналдом они начали стравливать боковые веревки, пользуясь опорами как кнехтами, пока транец лодки не коснулся воды. Вода под кормой «Манати» бурлила и пузырилась от вращения судового винта. В какой-то момент Хауард даже испугался, что «Джемини» опрокинется, но когда они сдали остатки веревки, то увидели, что с резиновой лодкой все в порядке и она равномерно идет на буксире в пятидесяти ярдах от кормы судна.
      Хауард подогнал на Макдоналде надувной спасательный жилет и пристегнул кольцо от альпинистской связки шотландца к одной из буксирных веревок. Макдоналд перелез через ограждение. Хауард с помощью третьей веревки притормаживал движение Макдоналда и наблюдал, как тот медленно спускается вдоль буксира в сторону «Джемини».
      Хауард предупреждал Макдоналда быть осторожным, чтобы его не ударило, когда он коснется воды, но мощь потока застала Макдоналда врасплох – его моментально затянуло под воду и с силой припечатало к резиновому корпусу «Джемини». Придя в себя, он зацепился рукой за борт и перекинул тело в лодку, кашляя и отплевываясь от морской воды. Он отстегнул свою связку от буксирной веревки и прикрепил ее к свободному кольцу. Ухватившись за веревку, которую он использовал как тормоз во время спуска, Макдоналд привязал ее к носовому кольцу «Джемини». На судне Хауард выбрал слабину и привязал другой ее конец к опоре. Затем он освободил правую и левую буксирные веревки и дал им соскользнуть в море. Теперь «Джемини» тащило только на одной центральной веревке. Наконец, Хауард частично подкачал свой спасжилет и обрубил последнюю буксировочную веревку, которая, освободившись, скользнула прочь. Быстро срезав остатки веревки с опоры, он выкинул ее за борт и прыгнул туда же сам.
      Хауард обхватил себя руками, приготовившись к сильному удару о поверхность сорока футами ниже, но бурлящая кильватерная струя за кормой «Манати» оказалась неожиданно мягкой. Войдя в воду, он тут же открыл клапан маленького газового баллона и до конца надул свой спасательный жилет. После нескольких секунд сомнений, что он, должно быть, просчитался и его затягивает под винт судна, Хауард вынырнул на поверхность. С полминуты или около того его покрутило в водоворотах, после чего волны постепенно стихли. Море было спокойным. Сориентировавшись по удаляющимся огням «Манати», Хауард поплыл прямо в противоположную сторону. Уже через пару минут он разглядел зеленоватое мерцание сигнального фонарика на носу «Джемини» и помигал своим, чтобы его заметил Макдоналд. Дэнни перегнулся через борт и помог Хауарду забраться в лодку. Три болтающихся в воде каната были втянуты на «Джемини», отсоединены от колец и сложены в носовой части.
      Распаковав навесной мотор, Хауард осторожно установил его в зажим на корме и подсоединил бензопровод.
      – Если этот педик не заведется, нам предстоит чертовски долгая гребля, – заметил он Макдоналду, заправляя двигатель и установив его на половину мощности. – Впервые в жизни занимаюсь подобными вещами без запасного движка, но у нас просто не было свободного места. Аравийское побережье милях в семидесяти пяти отсюда, вон в той стороне, – добавил он, взглянув на ручной компас и указав на восток.
      Сорокасильный двигатель завелся с третьего рывка за стартерный тросик.
      – Слава Богу, – пробормотал Хауард. – Если бы он не завелся, я бы просто прибил Тони.
      Он снова сверился с компасом и осмотрел ночное небо. «W» созвездия Кассиопеи указывало на ясно видимую Полярную звезду, положение которой подтвердило направление на север. Пока он ее разглядывал, ему показалось, что та мигнула, как если бы на мгновение ее закрыла какая-то тень. Крошечный клочок облака в чистом небе, подумал он. А может быть, спутник? Хауард развернул «Джемини» на восток и прибавил газу. По легкой зыби, прикинул он, лодка будет делать узлов пятнадцать. Так что, если повезет, скажем, пять часов пути. Было 22.00 по местному времени. Если хорошая погода сохранится, то приплывут они часам к трем утра. И если им действительно повезет, то даже не придется пережидать дневное время.
      Макдоналд, выросший на западном побережье Шотландии, не был новичком в обращении с маломерными судами. Ему доводилось плавать при любой погоде, в любое время дня и ночи на самых разных лодках. Однако сейчас, когда они отправились в путь почти с середины Красного моря на утлом шестнадцатифутовом суденышке, он ощутил такое одиночество и такую беззащитность, каких не испытывал еще никогда в жизни. На короткое время он вспомнил о доме, о юной Шиле… таких далеких… Совсем иной мир, другой образ жизни. Дэнни огляделся вокруг – ничего. Ничего, кроме огней морского судна «Манати», постепенно растворяющихся в ночи по мере того, как оно на всех парах уходило от них на юг.
 
      Они шли быстрее, чем ожидал Хауард. По его подсчетам, после первого часа «Джемини» покрыл пятнадцать миль. В 23.00 он остановился, чтобы свериться с прибором спутниковой навигации, но тот ничего не показал. Для вычисления координат было необходимо, чтобы над горизонтом находились два из пятнадцати спутников «Навстар», обращавшихся вокруг Земли. Ничего страшного, подумал он, нам еще плыть да плыть. Пока маловероятно, что они могут врезаться в берег. В последующие два часа море на их пути оказалось менее спокойным, и в 1.00 Хауард предпочел не рисковать с измерениями, чтобы не намочить прибор. Он полагал, что, несмотря на погоду, они прошли еще двадцать миль, покрыв тем самым почти полпути. Вскоре после 1.30 ветер совсем стих и Хауард пустил двигатель на полный газ. Он придерживался заданной скорости двадцать узлов до 3.00. По его расчетам к этому времени они находились милях в десяти от Аравийского побережья. Хауард остановился, чтобы определить точные координаты. Прибор показал 36°542 восточной долготы и 25°312 северной широты. Посветив фонариком на карту, он тут же обнаружил, что южный ветер снес их на несколько миль севернее, чем ожидалось. Они находились прямо перед южной оконечностью острова Шейбара – лишь в нескольких милях от берега. При дневном свете остров был бы отчетливо виден.
      Хауард поспешно махнул Макдоналду, чтобы тот распаковал ящик с глушителем для навесного мотора. Он решил не ставить его на место прямо сейчас, но передумал, когда через несколько минут Дэнни заметил приближающийся к ним с юга огонек. Хауард направился к северу, прочь от него, но тот продолжал приближаться, пока не оказался в каких-то двух милях от них. Луч вспыхнувшего прожектора ощупал темноту. Патруль саудовской береговой охраны или военный корабль, мрачно подумал Хауард, – время линять.
      Они установили глушитель и, едва передвигаясь, подошли к берегу. Свет судна продолжал приближаться, и Хауард никак не мог решить – то ли это случайность, то ли их засекли радаром. Он счел последнее маловероятным, так как отклика на экранах радаров корпус «Джемини» почти не давал. Впереди показался скалистый мыс, и Хауард мягко подвел к нему лодку с помощью едва слышно урчащего двигателя. Макдоналд ухватился за каменный выступ и подтянул лодку к берегу, в то время как Хауард развернул широкую маскировочную сеть и целиком накрыл ею судно и их самих.
      Они успели как раз вовремя. Луч прожектора осветил целиком теперь уже бесформенные очертания «Джемини». Мужчины затаили дыхание – луч скользнул дальше. Под густой имитирующей морские водоросли сетью все, что находилось в «Джемини», приобрело матово-черный цвет. Даже с расстояния в сто ярдов и с мощным фонарем в руках невозможно было бы определить, что эта бесформенная груда вообще имеет какое-то отношение к плавучим средствам. Чужой корабль продолжал двигаться мимо на запад, затем на юг, пока его огни наконец не исчезли из виду. Хауард свернул сеть и подал знак Макдоналду отпустить скалу.
      Милей дальше они достигли восточной оконечности острова Шейбара. Здесь Хауард повернул на север через узкий пролив и стал пробираться между островками небольшого архипелага в сторону основного побережья.
      В 3.55 они коснулись земли. Хауард не стал тут же вытаскивать «Джемини» из воды – берег был слишком ровным и пустынным. Если придется пережидать дневное время, то либо «Джемини», либо они сами могут быть обнаружены, да и корабль береговой охраны мог вернуться в любой момент. Медленно и почти бесшумно пройдя около мили вдоль берега, они наткнулись на маленький заливчик с крутыми скалистыми склонами, обеспечивавшими хорошее укрытие. Хауард решил, что это именно то, что нужно, – чуть больше, чем просто расщелина в прибрежных скалах. Если только кто-то не встанет на самый край небольшого утеса в пятнадцати футах над заливом, то лодку вообще невозможно увидеть. Со стороны же моря «Джемини» будет находиться в глубокой тени.
      Хауард выпрыгнул из лодки, оставив Макдоналда привязывать ее к скале. Взобравшись по невысокому склону, он тут же был вознагражден отдаленным рокотом, а еще через пять минут ближе чем в полумиле от них промелькнули фары проехавшего мимо грузовика. Хорошо, подумал Хауард, – береговое шоссе проходило рядом. Он вернулся к лодке и вместе с Дэнни стал освобождать ее от грузов.
      Стянув с себя водонепроницаемые комбинезоны, они вытерлись насухо и облачились в черные шорты, черные футболки, ветровки, вязаные подшлемники и сапоги для пустыни. Затем Хауард отправился к шоссе, прихватив с собой небольшую нейлоновую сумку.
      Не переставая оглядываться и прислушиваясь, не едет ли кто-то по шоссе, он воткнул вдоль обочины три небольших сигнальных флажка в четырехстах ярдах один от другого: два желтых по краям и один оранжевый посередине. Хауард вернулся к заливчику. Макдоналд уже выложил все содержимое «Джемини» и занимался тем, что спускал воздух из лодки.
 
      В 4.40 Хауард нетерпеливо наблюдал за приближением еще одной пары огней. Время шло, и чуть меньше чем через час будет светло. Фары автомобиля пересекли место, где был установлен первый желтый флажок. Автомобильный клаксон издал три долгих и один короткий гудок. Возле оранжевого флажка он снова просигналил – три коротких, один длинный. После этого машина остановилась и выключила свет.
      Это был Зиглер на «додж-рэм-чарджере». Вот уже третьи сутки ночь за ночью он проводил под открытым небом, мотаясь туда и обратно по шоссе вечером после заката и утром перед восходом солнца. Довольные встречей с ним, Хауард и Макдоналд обрадовались еще больше, когда увидели, что он прихватил с собой огромный термос с горячим кофе. Шагая впереди «доджа», Хауард показал Зиглеру, где съезжать с шоссе и как подъехать к берегу. К 5.15 мужчины втроем погрузили все оборудование в машину и, снова выехав на шоссе, отправились по нему на север.
      Было 6.45, когда они прибыли в Эль-Ваджх. Ожидавший их Денард получил «добро» на полет в 7.30. Зиглер подвел «додж» к самолету для перегрузки оборудования, после чего отогнал машину на стоянку при аэропорте. Заперев дверцы, он сунул ключи в карман и пешком возвратился к самолету. Ровно в 8.00 «айлендер» взлетел и взял курс на северо-восток, к Арару.

      – Эд, извини, но с оружием пока что невезуха, – доложил Берн, наблюдая, как Хауард с Макдоналдом набросились на огромные тарелки с едой. Мужчины сидели втроем за столом в кухонном помещении баданахского лагеря, была середина дня. – А вот со всем остальным, похоже, нормально. Мы с Бобом подыскали кое-какое медицинское снаряжение и поснимали все что можно с лагерной «скорой». Тони с Крисом для убедительности смонтировали еще кое-что – думаю, две наши лжесанитарные машины проверку выдержат.
      – А что представляют собой сами машины? – поинтересовался Хауард сквозь полный рот, набитый горячим карри и лепешками чапатти.
      После путешествия они с Макдоналдом оголодали до смерти, и улыбающийся повар-пакистанец приготовил для них обильный ленч.
      – Лучше и быть не может. Все четыре – одинаковые и почти что новенькие. Всего по две тысячи миль на спидометрах, кроме одной, та прошла десять. Выбирай любую – без разницы. Все равно мы уже раскурочили одну на запчасти – практически разули ее догола. С механикой должны бы закончить дня через два, а потом мы их перекрасим.
      – Хорошо. Я приду и посмотрю на все через минутку. М-м-м, как вкусно! Жить две недели в консервной банке и питаться консервами – удовольствие не для меня. – Хауард подчистил тарелку кусочком чапатти. – Думаю, нам лучше оставить мысль раздобыть оружие здесь – можно напроситься на неприятности, да мы на это особо и не рассчитывали. Что-нибудь захватим, когда попадем в Ирак. Между прочим, у кого-нибудь были сложности с саудовскими иммиграционными властями?
      – Нет, ничего такого не было. Ну, если только у Энди, но по мелочи. Да и то не с иммиграционной службой, а с таможней. Они обнаружили в его ручной клади экземпляр журнала «Пентхауз» и поэтому решили перерыть все его остальные шмотки. Ну, и мои заодно, поскольку мы были вместе. Конечно же, у нас все было чисто. Ты бы видел лицо Мела – готов поклясться, он заранее знал, чем это все кончится. Они с Крисом стояли сбоку и делали вид, что нас не знают. А потом чуть не надорвали от смеха свои чертовы животы. Хорошо еще, никто не прихватил с собой спиртного для оттяжки в свободное время.
      Вздохнув, Хауард подумал, что как раз Денарду только и не хватало засветиться. Ладно, пока что обошлось.
      – Как там Мел со своим подопечным? – спросил он.
      – Вообще без проблем. Я говорил с ним сегодня утром. Очевидно, с Салливаном и впрямь легко управляться: спокойный, не дергается – никаких сложностей. Ты знаешь, Мел все еще переживает, что ему пришлось остаться.
      – Ничего не поделаешь. – Хауард пожал плечами. – Он все знал с самого начала. Выбор был между ним и Бобом, а Боб ни бе ни ме по-арабски. А наставнику Салливана, если что не так, язык может понадобиться. У Мела очень важная задача – помимо всего прочего, он будет прикрывать наши спины. Порядок, – заключил он со счастливым видом, – я наелся. Пойдем-ка глянем, как там дела.
      Они пошагали в лагерную мастерскую. Под «тойотой-лендкрузером», загнанной на эстакаду, работал Тони Акфорд, ему помогал Боб Ашер. Рядом находились еще две таких же машины и лишенный колес остов четвертой, которую разобрали на запчасти.
      – Как дела, Тони? – Хауард подошел поближе, чтобы рассмотреть, чем тот занят.
      – Отлично, босс. Никаких проблем. Иди сюда – посмотри, что я тут придумал и теперь осуществляю. Я немного переделываю выхлопную трубу на этой машине. Поставил в кабину вот этот рычажок; повернув его, можно пустить выхлопные газы в обход глушителя, понятно? Когда он в этом положении, звук будет, как будто прогорел глушитель. Что-то вроде трещетки. Мы сможем включать и выключать ее по желанию.
      Хауард поразмышлял и кивнул головой.
      – Хорошая идея – мне нравится. Со второй машиной сделаешь то же самое?
      – Я считал, что хватит и одной, но, если хочешь, я могу переделать обе.
      – Думаю, что одной будет достаточно. Как насчет электрики?
      – Ну, это-то не долго – совсем простая работа. Всего лишь закрепить на крышах фары. Между прочим, ты привез инфракрасные фильтры? Мне, наверно, придется менять крепление для прожекторов.
      – Они в одном из мешков, – ответил Хауард. – Майк и Дэнни как раз их распаковывают. Вам чем-то помочь?
      – Ты не подсобишь нам вот с этим зажимом? Мне нужно закрепить его как можно точнее. Если из этой дыры попрет слишком много дерьма, да еще и не туда, куда надо, может засориться воздушный фильтр.
 
      Джулиет Шелли целиком погрузилась в работу, чтобы отвлечь свои мысли от Джонни. Это был ее предпоследний день на старой работе. Оставалось еще только завтра. В субботу и воскресенье она будет предоставлена сама себе, а в понедельник, 18-го, она уже доложится на новом месте в Нью-Скотленд-Ярде. Ну а пока она намеревалась сдать свой старый письменный стол в хорошем порядке.
      Она подумала, что это будет довольно грустное расставание. У них тут подобралась неплохая команда. Вчера вечером ее вытащили на прощальную пирушку. Кое-кто из них слегка перебрал со спиртным, но в целом все прошло очень мило. Даже суперинтендант присоединился к вечеринке. Это надо было где-то записать – она никогда не считала его общительным, но он оказался сама любезность. Кое-кто из ребят был, как бы это… ну, возможно, они чуть-чуть не рассчитали собственные силы и немного забыли о благоразумии. Джулиет надеялась, что суперинтендант не станет пенять им за это впоследствии. Даже агенту сыскной полиции Форду. Гэвин Форд и впрямь выставил себя дураком. Джулиет видела, как суперинтендант тихонько перемолвился с новым сержантом, и тот вскоре отправил Форда восвояси. Послужит уроком этой неотесанной деревенщине.
      Она прибрала на столе и надела китель, чтобы идти домой. Еще один день, а потом – новое испытание, новая жизнь. Новая жизнь…
      Пока автобус медленно полз сквозь сутолоку вечернего потока транспорта, она размышляла о своем будущем с Джонни. Как ей не хватает его! Его нету каких-то восемь дней, а она уже смертельно соскучилась. Что с ней происходит? Еще две недели, возможно, три… она никогда больше не позволит ему уезжать и оставлять ее одну. Никогда! Она достала портмоне и, наверно, уже в сотый раз стала разглядывать фотографию. Всего лишь один взгляд на его лицо заставил ее сердце забиться чуть-чуть быстрее. Абсурд какой-то!
      Автобус подъехал к ее остановке, и она сошла на тротуар. Вместо того, чтобы прямиком направиться в квартиру, Джулиет свернула за угол, в сторону магазинов. Химчистка, слава Богу, еще была открыта.
      Поискав квитанцию, она с раздражением поняла, что где-то ее оставила.
      – Простите, но, похоже, я потеряла квитанцию. Фамилия – Шелли. Я приходила сегодня утром. Черная юбка.
      – Ваш адрес, милочка?
      Джулиет назвала адрес, и приемщик вышел за юбкой.
      Когда он вернулся и передал сверток, она тут же его развернула, чтобы посмотреть, вывелось ли на юбке пятно. Пятно вывелось. Слава Богу, еще раз подумала она. Если бы оно не вывелось, Форда она бы просто убила. Плеснул «Кровавой Мэри» по всей юбке – сверху донизу. Она принюхалась: ни малейшего запаха – ни соевого соуса, ни перечной приправы.
      – Спасибо огромное! Сколько я вам должна?
      – Это будет два фунта шестьдесят центов, милочка. А вторую вещь забрать не хотите? Это будет еще два сорок.
      – Что еще за вещь?
      Приемщик передал ей сетку с голубыми джинсами.
      – На квитанции тот же адрес, милочка.
      Джулиет заглянула в квитанцию – там стояла фамилия «Берн». Джинсы Джонни.
      – Да, я заберу их. Это – моего жениха. – Она расплатилась и вышла из химчистки.
      По пути домой Джулиет слегка размахивала сумкой в такт собственным шагам. Какой глупенький, думала она. Почему все мужчины такие ленивые? Лень воспользоваться даже стиральной машиной. Курам насмех: отдавать джинсы в химчистку – слишком накладно. Глупенький. Она улыбнулась сама себе.
      Джулиет вошла в квартиру и сняла китель. В спальне она достала юбку и джинсы из тонких пластиковых пакетов и открыла дверцы платяного шкафа. Она уже было собралась развесить одежду, но тут же заметила на джинсах отметину пятна – прямо на ягодице. Джулиет нахмурилась – вот же болван. Неужели он не знает, что в химчистке нужно предупреждать о характере пятен, если они есть? Как бы то ни было, мог бы и сам запросто его вывести. Она отнесла джинсы на кухню и пошарила в тумбочке под раковиной в поисках тюбиков с пятновыводителем. Оранжевый тюбик был от масляных и жирных пятен, желтый – от клея и жвачки, белый – от ржавчины, а светло-зеленый – от фломастеров… ага, вот он где. Темно-зеленый тюбик. Именно то, что ей нужно.
      Джулиет начала отчищать пятно. Пятью минутами позже она подняла джинсы перед собой и удовлетворенно их оглядела. Пятно исчезло.
 
      У Хауарда и остальных оставалась еще уйма времени. Дата их прибытия в Саудовскую Аравию во многом определялась расписанием еженедельных рейсов контейнеровозов по маршруту Феликстоу–Восточная Африка. Хауард решил оставить в запасе дополнительное время на случай осложнений в Суэце или неожиданного отставания от графика в самой Аравии. Эти соображения перевесили его желание оставаться здесь как можно меньше – неожиданный визит Хьюза или заведенная по здешним порядкам очередная проверка местной полицией могли все расстроить. Они не собирались покидать Баданах до 25 апреля.
      Денард взял с собой Хауарда и Зиглера пролететься 17-го числа. Они выбрали пятницу – магометанскую «джуму» – день, когда всякая деловая активность сведена до минимума. Денард зарегистрировался на местный исследовательский полет на запад, в район шоссе, идущего вдоль Трансарабского нефтепровода, – именно туда и лежал их путь. В шестидесяти милях от Арара они пролетели над взлетно-посадочной полосой Эль-Джаламид – признаков жизни там почти не было. Движение по шоссе вдоль ТАНа было очень оживленным. Это была основная автострада, пролегающая через безлюдную пустыню из Иордании в государства на берегу Персидского залива, и огромные грузовики грохотали по ней днем и ночью. Все они, как сообщил Хауарду Берн, были с саудовскими номерами. Саудовское правительство, которое частенько издавало деспотичные законы и меняло правила, как ему заблагорассудится, издало указ, согласно которому все перевозки внутри Королевства должны осуществляться местными подрядчиками.
      Местность была монотонной и почти совсем однообразной: миля за милей покрытого разбросанными валунами каменистого безлюдья. Хауард заметил необычный зеленоватый оттенок на поверхности пустыни: этой зимой прошли обильные дожди и находившиеся в долгой спячке цветы и растения на короткое время вернулись к жизни. Далеко-далеко на юге мелькнуло начало огромного песчаного моря самой пустыни Нефуд.
      В пятнадцати милях за Эль-Джаламидом Денард указал на темный прогал в пустыне милях в двух к северу от шоссе.
      – Полоса Эль-Мира, – сообщил он Хауарду через ларингофоны.
      Хауард всматривался в правый иллюминатор, пока Денард сделал круг над полосой. Та выглядела заброшенной.
      – Собираешься здесь сесть?
      – Не-а. Только взгляну. Если карта не врет, твой проселок находится в каких-то нескольких милях отсюда. Эта полоса может оказаться лучшим местом для посадки, если понадобится. На шоссе было бы лучше, но оно слишком оживленное – кто-нибудь нас заметит.
      – Да уж, наверное, – согласился Хауард.
      Удовлетворенный, что полоса Эль-Мира им подходит, Денард снова поднялся выше и полетел на запад. Почти сразу же он указал на грунтовый проселок, уходящий на север от шоссе ТАНа.
      – Думаю, это он. Как ты считаешь?
      – Поднимись чуть повыше, Энди. Я хочу как следует осмотреть район, чтобы убедиться, что это именно тот проселок. На карте их полным-полно, а еще больше, вероятно, даже не обозначено.
      Денард поднял «айлендер» до одиннадцати тысяч футов. Несколько минут Хауард потратил на изучение карты и сравнение ее с почти безликой панорамой под ними. Он оказался прав. Земля была изрезана множеством дорог, видимых с воздуха, но лишь немногие оказались отмечены на его карте.
      – Порядок, Энди, я почти наверняка уверен, что это та самая. Опустись-ка пониже, убедимся еще раз и оставим метку. Твое мнение: как далеко ты смог бы отклониться на север?
      – На доступной радарам высоте миль на пять, на десять, прежде чем кто-то начнет задавать вопросы. На таком расстоянии я еще смогу объяснить, что отклонение было случайным. Но все зависит от того, кто за нами присматривает и насколько серьезно их волнует этот район. Я могу опуститься ниже лучей радаров, но если в воздухе будет АВАКС, то он нас засечет, и тогда наш маневр наверняка будет расценен как нарушение. Да и дежурным службы контроля за полетами не нравится, когда люди исчезают с экранов их локаторов. А дежурные здесь все военные и очень суровые. Полагаю, после прошлогодних событий это вполне объяснимо. Конечно, я могу оставаться так низко, что нас потеряет даже АВАКС. Видишь, на карте отмечен уэд – долина пересохшей реки. Это – уэд Эль-Мира. Если я полечу по-над ним, то смогу держаться довольно-таки низко – ниже окружающего рельефа. Но если я буду лететь на такой высоте, тебе от этого не будет никакого толку. Ты не сможешь ни определиться по карте, ни увидеть проселок. И вот такой-то маневр уж точно заставит АВАКС почесать у себя в затылке. После этого мне придется ответить на кое-какие вопросы.
      – Вполне справедливо. Держись на высоте, которую никто не сочтет подозрительной, и следуй вдоль проселка так далеко, насколько ты считаешь, это не вызовет нареканий. В конце концов, мы осуществляем исследовательский полет. Если возникнут какие-то вопросы, мы сможем отговориться именно этим.
      Еще через десять минут Хауард был удовлетворен. Денард пролетел вдоль дороги на север достаточно далеко, чтобы он увидел, что та ведет в направлении, указанном на карте. Денард развернул самолет обратно на юг и направился вдоль проселка к тому месту, где тот выходил на автостраду вдоль ТАНа. Хауард обернулся в хвост самолета и подал Зиглеру сигнал приготовиться. Зиглер достал из сумки три пластиковых банки и приоткрыл заднюю грузовую дверь.
      – О'кей, Энди, – произнес Хауард, – мы готовы к разметке, как только ты скажешь. Зайди к перекрестку с запада вдоль шоссе. Выбери момент, когда в движении по шоссе появится промежуток, и опустись так низко, как только сможешь. Дашь Майку отсчет: «один» – за четыреста ярдов до перекрестка, «два» – сам перекресток и «три» – в четырехстах ярдах после него. Ладно?
      – Сделаем. – Денард покружил с минуту, пока не увидел, что на шоссе относительно свободно.
      Тогда он бросил «айлендер» в крутое пике. Он выровнялся на высоте сто футов, затем снизился до десяти, и самолет понесся, едва не задевая поверхности шоссе. Еще секундой позже Денард крикнул:
      – Один!
      Зиглер выкинул в дверь одну из банок и взял в руку вторую. Через восемь секунд, по команде «два», он сбросил еще одну банку, а еще через восемь секунд, по команде «три», третью.
      Денард навалился на штурвал, и самолет стал круто забирать вверх. От такого высшего пилотажа Хауард начал испытывать легкое подташнивание. Когда они вновь поднялись на две тысячи футов, Хауард посмотрел вниз.
      В тех местах, где банки лопнули от удара об асфальт, вдоль по шоссе расположились три кляксы ярко-белого цвета. Их ни с чем не перепутаешь – даже в темноте. Средняя клякса растеклась как раз у того перекрестка, откуда начинался проселок, ведущий на север в Ирак.
      – О'кей, Энди, порядок. Пора расходиться по домам.
 
      Все утро ушло на приготовления к покраске автомашин. Третий «лендкрузер» был песочно-бежевым, и они решили оставить его, как есть. Все равно он был резервным и оставался в распоряжении Денарда и Палмера. Берн, Ашер, Хауард и Макдоналд обклеивали липкой лентой стекла, хром и другие поверхности двух «лендкрузеров», не подлежащие окраске, в то время как Акфорд наладил краскопульт и опробовал его на остове раскуроченной машины.
      Наконец все было готово. Все, кроме Акфорда, вышли, закрыв за собой двери, чтобы внутрь не надуло частицы пыли и песка. Тони еще раз поправил защитные очки и респиратор и начал напылять краску. Без всякой вентиляции в мастерской скоро стало жарко, как в печке, и Акфорд взмок от пота. Через сорок минут он вышел наружу, быстро прикрыв за собой двери. Внутри два «лендкрузера» сверкали свежей белой краской.
      Они оставили машины сушиться на двадцать четыре часа, после чего вскрыли мастерскую, дабы проинспектировать труды Акфорда. Белая краска смотрелась безукоризненно.
      – О-о, прекраснаяработа, Тони! – воскликнул Ашер с преувеличенным восхищением. – Просто блистательно! Какой способный мальчик. Ты упустил свое призвание, приятель. И чего это тебя понесло в море? Они что, использовали тебя просто как балласт, или тебе постоянно поручали красить трюмы?
      – Пошел в зад, маленький лысый хрен! – ухмыльнувшись, огрызнулся Акфорд. – Работа сделана так, что не придерешься. Только взгляни – идеально! Кстати, кто-то изъявлял желание потрудиться. Мог бы нанести следующий слой, когда мы закончим переделки.
      – Я уж было подумал, что ты так и не попросишь. Давай-ка добавим в краску чуть больше олифы. Ты промыл краскопульт?
      – Конечно, промыл. Ладно, иди вон туда и попрактикуйся.
      Акфорд проследил, как в машины было аккуратно вмонтировано несколько панелей, снял часть молдингов и целиком задний бампер. Когда команда закончила свою часть работы, Ашера оставили наносить второй слой краски. На следующий день, когда двери открылись, машины предстали перед ними в преображенном виде – теперь они были зеленого защитного цвета. Когда команда стала отдирать от краски куски липкой ленты и бумагу, Акфорд заволновался.
      – Поосторожней с краской! Верхний слой непрочный. Пленку с краски надо снимать вот так. Дэнни, поаккуратней, это тебе, дружочек, не селедку чистить!
      Когда вся лента и бумага были удалены, они внимательно изучили «лендкрузеры». Заявив, что он удовлетворен осмотром, Хауард извлек из кармана листок с рукописными пометками.
      – Так, – сказал он, – давайте нанесем последние штрихи.
      Они стали обходить вокруг «лендкрузеров», сверяясь с записями в бумажке. Мощными ударами были разбиты стекла двух задних подфарников. Третий был убран, лампочки вывинчены. Передние подфарники ожидала та же участь, а в одном из боковых стекол после удара молотком появилась звездообразная трещина. Берн достал из объемистого пакета переводные картинки с арабскими буквами и крестами красного цвета. Он отделил их от бумажной основы и прилепил на капоты, передние и торцевые дверцы. С мигалками на крышах «лендкрузеры» теперь походили на видавшие виды полувоенные санитарные машины в жалком состоянии.
      – Так, ребята, – скомандовал Акфорд, раздавая окружающим огромные кисти, – хватит ломать. Пришло время нанести верхний слой. Начинайте красить.
      Зиглер изучил стоящую перед ним банку с жидкостью.
      – Тони, что это за чертовщина? Выглядит ужасно непотребно.
      – Непотребное и есть, дружочек, – радушно подтвердил Акфорд. – Это прелестная смесь из отработанного двигательного масла и солидола. А теперь приступайте. Все окрашенные детали. Не очень толстым слоем и подальше от стекол – мы ведь хотим через них что-то увидеть, не так ли?
      Двадцатью минутами позже два зеленых «лендкрузера» были покрыты тонким слоем грязного масла.
      – Так, – сказал Хауард, – мы еще должны немного потренироваться в вождении этих штуковин. Джонни, мы с тобой первые. Шесть кругов вокруг лагеря: три круга – ведущий я, затем три круга – ты. После нас – Майк и Дэнни. За ними – Боб и Тони. И не вздумайте их разбить.
      – С виду они и так уже разбиты, – пробормотал Дэнни.
      По периметру лагерь опоясывала грунтовая дорога где-то с милю длиной. Две автомашины подняли клубы пыли и песка и быстро растворились в их круговерти. Под конец, когда Ашер и Акфорд въехали в лагерь после последнего круга, Тони перевел рычажок в кабине, и утробный рев незаглушенного двигателя произвел такой грохот, что пакистанский повар выскочил из своего жилища узнать, что еще стряслось. Берн быстренько препроводил его обратно, успокоив, что все в порядке.
      – Черт побери, – пробормотал впечатленный Хауард, – даже у менятакое ощущение, что эти колымаги не протянут и десяти миль. И под всем этим дерьмом скрываются новехонькие автомобили!
      – Я рад, что их здесь не видит Тони Хьюз, – поделился Берн. – Бедного малого хватил бы удар.
      – Боюсь, небольшой шок его ожидает в любом случае. Но не сейчас, я надеюсь.
      Они снова заперли «лендкрузеры» на ночь в мастерской. Была вторая половина четверга, 23 апреля. На следующую ночь, если все пойдет по плану, они пересекут границу Ирака.

      Баданах они покинули с наступлением сумерек. Хауард про себя отметил, что по каким-то причинам сам выезд на операцию всегда заставляет его нервничать больше остальных этапов. Просто нелепо, думал он. Все, что им предстояло сделать, так это проехать каких-то семьдесят миль по шоссе вдоль ТАНа, пока они не увидят пятна краски, а затем – свернуть на проселок. Что может быть проще? Но риск быть обнаруженными все же был. Случайный полицейский патруль, хоть Джонни и уверяет, что они здесь крайне редки; донос водителя трейлера, проехавшего по шоссе, что две странных, мерзко выглядящих санитарных машины с заляпанными номерами проследовали в таком-то направлении; а может быть, какая-то особо усердная дорожная бригада, которая соскребла краску с дороги… Достаточно какой-то толики невезения, чтобы месяцы работы и планирования пошли прахом. Потерпеть неудачу позже, когда они по крайней мере попытались бы, – другое дело.
      Но испытать поражение сейчас – это было бы так… унизительно!Хауард терпеть не мог проигрывать даже в малом. Человек, подверженный острому чувству соперничества, он редко терпел неудачи, за что бы ни брался… «Пожалуйста, только не сейчас, только не так…» – Хауард разозлился на собственные мысли и постарался их отбросить. Без всякой надобности он сверился с навигационным прибором уже в четвертый раз.
      Берн, находившийся на водительском сиденье рядом с Хауардом, заметил напряжение своего пассажира, но ничего не сказал. Он понимал всю тяжесть ответственности, которая лежала на его старшем товарище. Что касалось его самого, то Берн испытывал лишь острое возбуждение, чувство предвкушения – то, чего он не ощущал уже очень давно. Он мельком вспомнил о Джулиет, и его сердце при этом, как всегда, екнуло. Он постарался представить ее лицо, но образ получился каким-то смутным. Это его поразило. Прошло каких-то полмесяца с тех пор, как он с ней попрощался, пообещав, что пробудет в отъезде три, от силы четыре недели. Их свадьба была назначена на субботу, 23 мая, – всего лишь через месяц. Но было что-то иное в этих подернутых дымкой глазах, когда они прощались, что-то, говорившее ему о том, что она отныне испытывает к нему какое-то недоверие. Джонни нахмурился при этом воспоминании. Как она могла что-то узнать? Он был очень скрупулезен в предосторожностях. Две его жизни – в качестве «мистера Брайса» и Джонни Берна – велись абсолютно раздельно и лишь ненадолго ежедневно накладывались одна на другую в безликости долговременной автостоянки в Хитроу, где он менял машины. Между ними не было никакой связи, которую она смогла бы обнаружить. Джулиет ничего не знала ни о Брайсе, ни о «БМВ», ни о его другой работе. Должно быть, он сам себе все навоображал. Должно быть, выражение на ее лице означало беспокойство вкупе с огорчением от того, что какое-то время они не увидятся. Да, именно так – беспокойство. Он отбросил эти мысли и взглянул на спидометр «лендкрузера».
      – Эд, по спидометру мы отъехали от Баданаха на шестьдесят миль. Как наши дела?
      – Эль-Джаламид появится в любую минуту. Поворот находится милях в пятнадцати после него.
      В задней части «лендкрузера», лежа на санитарных носилках, Дэнни Макдоналд тоже предавался размышлениям. То и дело он приподнимал голову, чтобы всмотреться в темноту, протянувшуюся впереди. К собственному удивлению, он осознал, что для него именно это и есть настоящая жизнь. Ему нравились эти люди. Их жизнь отстояла от его на световые годы – этот странный военный жаргон, то, как каждый из них, похоже, знал, о чем думает другой, прежде чем тот вымолвит слово, их профессионализм, – но он понимал, что у него с ними есть и много общего. Как и он, они были крепкими, здоровыми, уравновешенными и полагались лишь на собственные силы. Неожиданно ему пришло в голову, что он ни разу не замечал ни у кого из них ни малейших признаков плохого настроения. Они должны были ощущать напряжение – он и сам его чувствовал, – но никакого недовольства, ни намека на раздражение не было. Находиться с ними вместе было приятно. Хорошая команда. Но в то же время, как ни странно, они не были по-настоящему коллективистами, не более, чем он сам. Это были личности. Возможно, именно поэтому из них вышла столь незаурядная комбинация – каждый был вполне способен побеспокоится о себе сам, но они решили быть вместе, тем самым приумножив свои таланты. Не один лидер с группой бездумных исполнителей, а шесть сильных характеров – девять, считая Мела, Энди и Криса, – каждый из которых (кроме, как он считал, его самого) смог бы руководить операцией с момента, когда был утвержден план.
      Дэнни перебрал по очереди каждого из своих соратников. Огромный, рассудительный Тони Акфорд – уверенный в себе, спокойный, добродушный и дружелюбный мужчина и, хотя при таких ручищах этого можно было ожидать меньше всего, поразительно ловкий, терпеливый и умелый работник. Боб Ашер, этот маленький жилистый непоседа со сверкающей лысиной, обычно собранный и спокойный, но с неожиданными вспышками искрящегося юмора, тоже оказался любезным и заботливым – не он ли побеспокоился о Дэнни и о его бесконечных таблицах и взял на себя труд раздобыть и настроить для него маленький компьютер? Дэнни уже знал о том, что Боб побывал вместе с Эдом Хауардом в турецкой тюрьме, но он был озадачен, услышав, как остальные то и дело поминают Ашера как «телезвезду». Как-то он поинтересовался, что они имеют в виду, и был поражен, узнав, что Боб был одним из тех двоих человек, которые первыми проникли через верхнее окно Иранского посольства на Принсез-Гейт в Лондоне во время успешной операции специальной воздушно-десантной службы по освобождению сотрудников посольства в 1979 году. С тех пор телевидение десятки раз прокручивало кадры в стиле «вспышка-трах-бах», живописующие эти события, и Дэнни часто задумывался об их участниках – кем они были, что они собой представляют. Теперь он мог считать одного из этих людей своим другом. Да, Боб и Тони были ему ближе всех по духу.
      Мела Харриса по-настоящему глубоко он так и не понял – неугомонный, живой характер, никогда не может подолгу усидеть на месте, его маленькие горящие глаза все время стреляли по сторонам. Дэнни подозревал, что из всей компании Харрис был самым взрывным, хотя сам он потверждений тому и не видел. Зато, как он понял, их видели сардинские похитители…
      Энди Денард и Крис Палмер были своеобразной командой в команде. Энди был неутомимым хохмачом, но Дэнни знал от Хауарда, что это мужественный и опытнейший пилот с холодным и расчетливым умом, скрывавшимся за клоунским поведением. Ну и, конечно же, Крис – несгибаемый, исключительно надежный, такой же, как и Тони, хладнокровный профессионал.
      Джонни Берн, по разумению Дэнни, был несколько иным. Так же, как в Меле Харрисе, в нем было трудно разобраться. В Джонни было что-то такое, чего Макдоналду никак не удавалось ухватить. Из них из всех Хауард, похоже, полагался на Берна больше всего. Дэнни это удивляло – он скорее ожидал, что естественным «номером два» в руководстве операцией был бы Майк Зиглер.
      Во время морского путешествия Хауард немного рассказал Дэнни об армейских заслугах Берна. Будучи молодым командиром взвода во время войны на Фолклендах, в ночь перед штурмом горы Лонгдон Джонни со своим взводом наткнулся на необозначенное аргентинское минное поле. Это было сплошное невезение. Его сержант подорвался на мине и потерял ногу. Увидев это, другой солдат запаниковал и, бросившись бежать, подорвался на второй мине и тоже лишился ноги. Находившийся рядом третий солдат, оставшийся, как и положено, на месте, был тяжело ранен осколками мины. Взводный санитар, капрал, отважно попытавшийся пробраться вперед, чтобы помочь раненым, подорвался на третьей мине и, в свою очередь, тоже остался без ноги. За какие-то две минуты у Джонни на руках неожиданно оказалось четверо страшно изувеченных солдат. Он хладнокровно взвалил на себя сержанта и вывел взвод с минного поля обратно, при этом все шли точно след в след за своим командиром. Не успели они скрыться за безопасным скалистым выступом, как взлетевшие ракеты залили равнину светом и полдюжины аргентинских пулеметных гнезд на холме перед ними начали поливать свинцом открытое пространство. Джонни Берн трижды в одиночку возвращался на минное поле, чтобы вынести оттуда раненых. Он организовал группу с носилками, чтобы обеспечить эвакуацию раненых в полевой госпиталь, затем, проведя с остатками взвода предбоевую напутственную беседу, повел их в сокрушительную атаку на вражеские позиции.
      Хауард узнал об этой операции. Всегда в поисках новых талантов для работы в «Экс-эф секьюритиз», он переговорил кое с кем из солдат Берна, когда те возвратились с Фолклендов. Помимо того, что они отдавали должное неимоверной храбрости своего командира, все они сходились в одном – он буквально ужаснул их своей свирепостью во время самой атаки на аргентинские позиции. И в то же время… когда аргентинцы сдались, Берн взял двенадцать пленных и проявил к ним милосердие, запретив своим разъяренным людям применять какие-либо крутые ответные меры и позаботившись об аргентинских раненых…
      Что можно сказать о таком человеке, недоумевал Дэнни. Сложный человек, во многом подчиняющийся настроению и собственным пристрастиям, храбрый мужчина. И все же… Вот оно! Неожиданно Дэнни осенило, что в душе Джонни Берна по-прежнему оставалось что-то от маленького мальчишки. Казалось, что каким-то образом он так до конца и не вырос. Было что-то подкупающее в его энтузиазме, в его способности целиком окунаться в работу.
      Непредсказуемый? Нет. Таким он быть не мог. Эд Хауард никогда бы не выбрал кого-то, в ком не был бы уверен.
      Дэнни мог ясно себе представить, почему выбор пал и на Майка. Майк был одним из самых впечатляющих мужчин, когда-либо встречавшихся Макдоналду, – настоящая энергостанция, атлетичный, хладнокровный, с чувством юмора, блестящий солдат. Во время ночных тренировок за пределами баданахского лагеря именно Майк мог раствориться и вновь материализоваться прямо из воздуха. Именно его выбрал Эд, чтобы натаскать и обучить Дэнни кое-каким приемам ведения огневого и рукопашного боя. Понаблюдав, как Майк выполняет учебные приемы, Дэнни понял, что никогда еще не видел никого, кто так полно владел бы собственным телом, так уверенно и точно им управлял. Да, он был впечатляющим мужчиной. Впечатляющим и внушающим страх. Настоящий боец – с головы до пят. И приятный, обаятельный человек.
      Сам Эд Хауард, продолжал размышлять Дэнни, представлял собой полную загадку. Никто никогда не смог бы распознать, о чем он думает. Как можно разобраться, что прячется за этими темными, ничего не выражающими глазами, в этой расчетливой и умной голове? Хауард был чем-то вроде организационного гения, и, возможно, самым лучшим – а уж самым опытным наверняка – солдатом из них из всех. Остальные о нем рассказывали не слишком много, хотя Зиглер как-то обмолвился, что Хауард служил с ним вместе в последние дни войны во Вьетнаме и был дважды награжден боевыми наградами США за храбрость, проявленную во время выполнения различных заданий. Он точно не говорил, что это были за задания, тем не менее новость обескуражила Дэнни. Какого черта британские солдаты делали во Вьетнаме? Он впервые слышал о подобных вещах и не знал, верить ему в это или нет. Но было не очень похоже, чтобы Майк шутил.
      И все-таки, что же происходит в голове Хауарда? Дэнни снова перевернулся на живот и уставился в затылок Хауарда. Он сомневался, что кто-то сможет когда-нибудь вычислить этого человека или разгадать его мысли. По своей природе Хауард был самым замкнутым и одиноким из них. Дэнни подумал, что в этом есть что-то печальное. Возможно, это от неумения сходиться с людьми иначе, чем на профессиональной основе. Он видел квартиру Хауарда в Лондоне. Она была исключительно безликой – ни малейшей подсказки к личности живущего в ней человека. А может, у него вообще нет никакой личной жизни…
      Дэнни оставил свои рассуждения. Он знал, что его сотоварищи именно те люди, кого он хотел бы видеть рядом в тяжелую минуту. Ему льстило, что ониостановили свой выбор именно на неми приняли его в свой круг. Его первоначальные сомнения и подозрительность улетучились. Дэнни Макдоналд еще раз вспомнил о предстоящем ему деле, и снова его душа наполнилась опаляющим гневом. Теперь уже скоро. Каких-то лишь несколько дней… Глаза его яростно сверкнули в темноте, прежде чем он улегся обратно и попытался успокоиться.
      Мысли Зиглера, находившегося на переднем пассажирском сиденье второй машины, о своем друге Эдварде не многим отличались от рассуждений Макдоналда. «Что же тебе предстоит, Эд, после этого дела? Что же будет с каждым из нас после такого? Всем нам придется измениться. Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь…»
      Акфорд, сидевший за баранкой, прервал череду мыслей Зиглера:
      – Я должен как-нибудь съездить в Штаты. Ты знаешь, всегда хотелось, но как-то все не выходило. Может, начать с Нью-Йорка, чтобы осчастливить женушку? Она сама ирландка и не устает твердить, как там много кругом ирландцев. Как ты думаешь, мне там понравится?
      – Наверняка, Тони, если ты любишь большие города, – легко согласился Зиглер. Про себя он подумал, что Акфорд возненавидит Нью-Йорк, возможно, даже больше его самого. Он был бы гораздо более счастлив, живя просто на ферме где-то на Среднем Западе. Предпочтительно с полным набором сломанной сельхозтехники для починки. – Да-а, Нью-Йорк – славный город. Если ты любишь города, конечно, – повторил он с нажимом.
      – О-о… – Акфорд уловил намек. Несколько секунд он прокручивал его в голове, не переставая работать челюстями над пластинкой жвачки. – Ладно, может, я и задержусь там на пару дней. А потом уеду и подальше – погляжу на остальную страну.
      – Вот это уже на что-то похоже. Значит, так – если ты действительно приедешь, дай мне знать. Что-нибудь придумаем. Может, отправимся в поход на каноэ, немного порыбачим. Как насчет этого?
      – Заметано, приятель. Ну-ка, пристегнись. – Передняя машина притормозила, и Акфорд весь напрягся. Вскоре после этого посередине дороги появилось большое белое пятно краски. – Думаю, мы приехали. Приборы ночного видения готовы?
      – Ага.
      Обе машины съехали с дороги после второго пятна. Свернувший первым Берн тут же загасил все огни и, прежде чем остановиться, проехал еще с четверть мили по проселку, чтобы их наверняка не заметили с шоссе. Настроение Хауарда поднялось. Он передал Берну летный шлем, на лицевой части которого выступали два похожих на искусственные глаза оптических устройства. Берн надел шлем, подправил ремешок на подбородке и включил оптику. Хауард рядом, а Зиглер и Акфорд во второй машине сделали то же самое.
      Окружающая местность стала ясно видна в темноте. Приборы ночного видения (ПНВ) улавливали крошечное количество имевшегося света и усиливали его в пятьдесят тысяч раз – ночь превратилась в поразительно отчетливый день.
      – Давай попробуем с инфракрасными прожекторами, – предложил Хауарду Берн.
      Он щелкнул тумблером на приборном щитке. Акфорд снабдил каждый «лендкрузер» дополнительным набором фар. Они были полностью закрыты фильтрами черного цвета, которые не пропускали видимый свет. Через фильтры проникали только невидимые инфракрасные волны. ПНВ были чувствительны как к инфракрасному, так и к видимому излучению, поэтому наблюдаемая в них картина эффектно преобразилась. Какой бы хорошей ни была видимость до этого, теперь создавалось впечатление, как если бы наступил яркий солнечный день, с той лишь разницей, что ПНВ давали зелено-белое изображение.
      Для невооруженного глаза машины в темноте были невидимы, однако для их пассажиров, отлично все видевших с помощью своих фотоумножителей, различать проселок и двигаться по нему с разумной скоростью оказалось пустяшным делом. Они тронулись в путь на север. Впереди, в пятидесяти милях от них, лежала иракская граница.
 
      – Вот там, впереди – свет. – Голос Берна напрягся.
      – Вижу, – ответил Хауард. – Притормози. Подползи поближе. – Он еще раз снял показания с навигационного прибора.
      Тот выдал 39°402 восточной долготы и 32°042 северной широты. В зависимости от того, какую выбрать линию на карте, они либо чуть-чуть не доехали, либо уже чуть-чуть переехали реальную иракскую границу. Все равно карта этих мест была столь приблизительной, что и сами линии могли быть нанесены неточно… но свет горел километрах в трех впереди. Это означало, что его источник находится внутри Ирака – какую линию ни выбирай.
      Вот уже десять миль, миновав последнюю развилку, они передвигались более медленно и осторожно. Эта часть дороги была отвратительна – ею явно никто не пользовался очень долгое время. Похоже, ею не занимались со времен Всемирного потопа. Весьма подходящее выражение, подумал Хауард. Сезонные потоки воды местами напрочь смыли целые участки проселка. Десятью милями раньше им едва удалось обнаружить развилку дорог. Ее заметил Зиглер из задней машины и посигналил ИК-прожекторами. Они остановились на несколько минут, чтобы посовещаться, и Хауард решил, что Зиглер прав. Левое ответвление несколько миль шло на север, затем начинало загибаться к западу, поворачивало обратно на юг и опять выходило на шоссе ТАНа возле Тураифа, рядом с иорданской границей. Отнюдь не там, куда они хотели попасть. Они повернули направо в сторону границы с Ираком.
      Машины крались по направлению к свету с почти бесшумно работающими двигателями. Не доезжая с километр, Хауард подал знак Берну еще раз остановиться. Они вылезли из машины и стали всматриваться в сторону света, пытаясь поточнее разглядеть, что же это такое.
      Хауард ощутил прикосновение к плечу – из второй машины к ним присоединился Зиглер.
      – Движение, – шепнул он на ухо Хауарду. – Видишь вон тот слабый огонек слева? Думаю, это – сигарета. Основной источник света качается на ветру. Полагаю – газовый фонарь, висящий снаружи. Слева, чуть в стороне от дороги, находится здание. Возможно, охраняемый пост.
      – Согласен. Ладно, подъедем немного поближе.
      Хауард, Берн и Зиглер говорили на эту тему еще перед выездом. Они понятия не имели, будет ли в этом месте пограничный пост или нет, а если будет, то чей – саудовский, иракский или и тот и другой вместе. Они решили, что если на него наткнутся, то оценят ситуацию и будут действовать по обстоятельствам. Зиглер рассмотрел наиболее вероятную возможность.
      – Нет, вы только взгляните на это Богом проклятое место, – говорил он, тыча пальцем в карту там, где проселок пересекал границу. – Прямо-таки тепленькое местечко, а? Есть где поразвлечься, ночная жизнь идет вовсю. Мечта каждого военного!
      – К чему ты клонишь, Майк? – спросил его Джонни.
      – Если бы ты был важным иракским генералом, то кого бы ты послал служить в такое тоскливое место? Я скажу тебе кого: настоящих засранцев. Ты послал бы их сюда для того, чтобы они не смогли что-то изгадить где-нибудь еще. Чтобы они не мешались под ногами. С глаз – долой, из сердца – вон. Ты послал бы туда кого-то, о ком не хочется даже вспоминать, верно?
      Хауард уловил мысль.
      – Думаю, что ты прав. Это действительно бессмысленная служба. И несут ее неопытные или никчемные солдаты. Моральный дух падает. День за днем, ночь за ночью ничего не происходит. Дисциплина – низкая, боеготовность – почти нулевая, снаряжение – лишь самое основное. Не думаю, что мы столкнемся с особыми трудностями, но дело не в этом. Мы должны, черт побери, еще сделать так, чтобы нас наверняка никто не увидел.
      – О'кей, – прошептал Хауард, уже сейчас вспоминая тот разговор. – Почти то, что мы и ожидали. И еще шанс разжиться кое-каким оружием. Этим займутся трое из нас. Мы подъедем на машинах ярдов на четыреста-пятьсот поближе. Затем – Джонни остается с машинами. Я иду и устраиваю что-то вроде диверсии. Майк, ты берешь Тони или Боба и смотришь, какими стволами можно разжиться у них в оружейке. Как ты полагаешь, сколько тебе нужно времени? Одного часа хватит?
      – Давай назначим диверсию ровно на 22.00, – ответил Зиглер. – Приятная круглая цифра. К этому времени я управлюсь. Встретимся в пятистах ярдах за постом.
      – Отлично. Джонни, приблизительно в 21.45 ты очень медленно подъедешь к заставе настолько близко, насколько это будет безопасно. Проедешь мимо с потушенным светом, когда произойдет диверсия. У кого-нибудь есть что-то еще?
      – Эд, – шепнул Зиглер. – Ты не будешь против, если я возьму с собой Дэнни?
      Хауард бросил на него взгляд и улыбнулся.
      – Отличная мысль. Это даст ему ощущение, что он является неотъемлемой частью коллектива. Да и в работе своей он привык подбираться к цели так, чтобы остаться незамеченным, не так ли?
      – Как раз об этом я и подумал, – ответил Зиглер. Он подошел к машине Хауарда и зашептал в окошко: – Мак, босс выбрал нас с тобою, чтобы проскользнуть на пограничный пост и немножко его ограбить.
      Неожиданно для себя Макдоналд почувствовал, что польщен тем, что выбрали его.
 
      Задача Хауарда оказалась простой. Приблизившись к пограничному посту, он отчетливо разглядел с помощью ПНВ главное здание. Перед домом стоял здоровый грузовик. Снаружи, яркий через оптику ПНВ, светил одинокий газовый фонарь. Под ним на деревянной скамейке, сгорбившись, сидел единственный часовой. Закутавшись от холодного ночного воздуха толстой шинелью, он уткнул голову в грудь. Человек выглядел полусонным и явно не настороже. Хауард посмотрел влево. За основным зданием стояло еще одно, поменьше, а третье – длинное низкое строение – находилось рядом с ним. Размеры зданий и грузовика говорили о том, что численность личного состава заставы равна взводу, а возможно, и немного меньше.
      Ярдах в ста дальше и левее Хауард увидел то, что искал. Там находилась площадка, огороженная низкими стенами и без крыши. Пятиминутное наблюдение подтвердило, что она не охраняется. Хауард медленно подполз к проему в стене и заглянул внутрь. «Годится, – подумал он. – Вот вам готовая диверсия». Он достал из кармана кусачки и принялся за работу.
 
      Зиглер двигался сквозь темноту словно призрак. Следуя за ним, Дэнни ощущал исключительную уверенность. Он быстро овладел основными сигналами, подаваемыми руками, и техникой передвижения в темноте, которой его обучил Зиглер неподалеку от баданахского лагеря. И, как отметил Хауард, в вопросах бесшумного и скрытого перемещения он был отнюдь не новичок. Мужчины приблизились к задней стене основного здания. С другой стороны одинокий часовой съежился под шинелью на скамейке. Зиглер жестом уложил Макдоналда на землю и, проделав последние несколько ярдов в одиночку, подобрался под боковую стену. Сдвинув с лица ПНВ, он заглянул в окно. Внутри находились стол со стулом. Из середины комнаты исходил тусклый свет от керосинового нагревателя. На стуле спал мужчина с погонами иракского лейтенанта, его лицо было покрыто многодневной щетиной, сдвинутый набекрень берет закрывал глаза. «Вот индюк», – подумал Зиглер. Деревянная перегородка отделяла кабинет командира заставы от остальной части здания, где, как предполагал Зиглер, находилось хранилище. Он вернулся к Макдоналду. Заглядывать в окно второго здания не было необходимости – доносившийся оттуда дружный хор храпящих солдат подсказал им, что это казарменное помещение. В третьем здании располагались кухня и столовая. Внутри его находилось шесть человек, раскидавшихся вокруг еще одного керосинового нагревателя. Это был очередной караульный наряд.
      – О'кей, Дэнни, – прошептал Зиглер в темноте. – Существуют три возможности. Либо солдаты, свободные от службы, держат оружие при себе в казарме, либо оно заперто на складе в основном здании в помещении за кабинетом командира, либо и то и другое вместе. Я склоняюсь к третьему варианту – запасное оружие должно храниться в здании. Давай-ка посмотрим.
      Задняя дверь хранилища была не заперта, и Зиглеру не пришлось ее даже взламывать. Он натянул пару шерстяных носков поверх своих сапог, чтобы те не стучали по деревянным половицам. Прибор ночного видения позволял ему видеть все внутри склада так же ясно, как если бы комната была освещена слабой лампочкой накаливания. В длинной пирамиде вдоль стены стояли две дюжины автоматов АКМ и АКМС. Рядом на полу располагался штабель из четырнадцатидюймовых металлических коробок зеленого цвета, в точности похожих на увеличенных размеров банки из-под сардин. В другой пирамиде находились шесть воронкообразных направляющих труб для ручных противотанковых гранатометов РПГ-7, под ними лежало несколько деревянных ящиков с реактивными гранатами. В третьей пирамиде стояли четыре легких пулемета РПД, шесть РПК и один средний пулемет Горюнова со снятыми сошками, которые валялись тут же на полу. Еще в трех ящиках оказались ручные осколочные гранаты, а в одном – самом большом – противотанковые мины.
      Действуя очень тихо, Зиглер передал шесть АКМСов Макдоналду, который тут же сложил их один к одному прямо на землю. Проверив надписи на русском, сделанные черной краской на тяжелых банках с «сардинами», Зиглер передал шесть из них вслед за автоматами. Он проигнорировал пирамиду с пулеметами, а вместо этого выбрал один из РПГ-7 и ящик с реактивными гранатами. Проверив мины, он с облегчением отметил, что ящик полон – значит, дорога не заминирована. Наконец, поднатужившись, он поднял один из ящиков с ручными гранатами.
      Громко скрипнула половица, и Зиглер застыл на месте. Проклятье! Он был зол на себя, мысли лихорадочно метались в голове. Почти тут же он сообразил, что звук донесся из-за тонкой перегородки, а не из-под его ноги. Лейтенант потянулся и поерзал на стуле. Больше звуков не было, и Зиглер, подождав для верности еще пару минут, на цыпочках вынес ящик с гранатами. Бесконечно медленно он прикрыл за собой дверь.
      Вскоре после этого Зиглер с Макдоналдом уложили в один рюкзак коробки с патронами, а во второй – ручные и реактивные гранаты – длинный ящик с последними немного торчал наружу. Связав АКМСы вместе так, чтобы они не клацали друг о друга, Зиглер забросил за спину один из рюкзаков и сверился с часами. У них еще было чуть меньше двадцати минут. Оставалось сделать последнее – вылить бутылку воды в бензобак грузовика. Макдоналд, нагруженный вторым рюкзаком, последовал за Зиглером в темноту.
      Через девятнадцать с половиной минут почти одновременно произошло сразу несколько событий. Во-первых, в кабинете зазвенел небольшой будильник. Лейтенант зевнул и проснулся, а часовой снаружи дернулся и стал виновато оглядываться – не заметил ли его кто-нибудь спящим на посту. И в этот момент из-за здания донеслось глухое «ву-у-умпф!»
      Часовой неуверенно встал. Посмотрев в разные стороны, он постучал в дверь командирского кабинета. Сделав это, он неожиданно ощутил запах гари, а небо начало светлеть от багровых отблесков. Тревожно заголосив, часовой ввалился в дверь как раз в тот момент, когда оттуда появился лейтенант, – мужчины столкнулись и оба упали. Лейтенант выругался, вскочил на ноги и побежал вокруг здания. Представшая глазам офицера картина заставила его моментально застыть на месте. Из груди его вырвался вопль ярости и страха. Солдат во втором здании по тревоге подняли ото сна. В темноте и сумятице они с руганью устроили свалку в поисках своих сапог и оружия и начали выскакивать из казармы в ночь – только было уже не похоже, что на дворе темное время суток.
 
      Работа Хауарда оказалась простой. На складе горюче-смазочных материалов находились двадцать шесть сорокапятигаллонных бочек с бензином и керосином и одна бочка с двигательным маслом. Одна полупустая бочка с керосином лежала на козлах, ее сливное отверстие было закрыто завинчивающейся пробкой. Бочки с бензином были поставлены на попа, к одной из них, как и к единственной бочке с маслом, была прикреплена ручная помпа. С помощью кусачек на двадцати стоячих бочках Хауард ослабил затычки, но доставать их не стал. В 21.50 он начал выкачивать масло и бензин на бетонный пол. Когда обе бочки с помпами опустели, он отвинтил пробку с бочки с керосином. Горючее забулькало на залитый бензином пол, стекая через четырехдюймовое сливное отверстие в стене в бетонный отстойный желоб, проходивший снаружи хранилища. Отстойник переполнился, но Хауард, стоя в пяти ярдах от него, продолжал ждать.
      Ровно за восемь секунд до 22.00 он включил свою зажигалку и поднес ее к куску ветоши, предварительно смоченной в керосине. Затем он швырнул горящий ком в отстойник и бесшумно поспешил прочь в темноту.
      Пламя пробежало из отстойника обратно через сливную дыру и с громким «ву-у-умпф!» – звуком, который услышал часовой, – подожгло горючее внутри стен. Но это было ничто по сравнению с теми звуками, которые раздались вскоре.
      Пламя яростно облизнуло бочки. Бочка из-под вылитого бензина, наполнившаяся парами горючего, а значит, самая взрывоопасная, рванула первой. Неимоверный грохот расколол тишину ночи, когда взорвалась воздушно-бензиновая смесь, осколки бочки прочертили небо. Часть из них пробила три ближайшие бочки, содержимое которых, вылившись на бетон, усилило огненный шабаш. Секундой позже начали взрываться и остальные емкости. Шесть бочек с оставшимися наглухо закрытыми пробками взорвались последними. Прошло почти пять минут, прежде чем последняя из них взлетела на воздух, продемонстрировав впечатляющее зрелище – огненный фонтан взметнувшихся ввысь горящих потоков бензина.
      К 21.45, за пятнадцать минут до того, как должна была произойти диверсия, Берн и Акфорд осторожно подогнали машины на пару сотен ярдов от зданий. В ожидании они замерли на месте. Как только Берн увидел первую вспышку, он завел двигатель своей машины, шум которого потонул в реве пламени и грохоте последовавших взрывов. Акфорд в задней машине сделал то же самое. Они ждали, когда появятся солдаты, чтобы посмотреть, чем же те займутся. Берн понимал, что момент начала движения требует очень тщательной прикидки.
      По прошествии целых недель или даже месяцев смертельной скуки и бездействия наконец-то произошло что-то такое, что привлекло и удерживало внимание несчастных иракских солдат, посланных на эту Богом забытую пограничную заставу. Любой огонь завораживает – только-только проснувшиеся солдаты вначале просто стояли и глазели на него. Затем, возбужденно переговариваясь, они стали передвигаться поближе к нему, чтобы было теплее.
      Ругаясь, угрожая и стараясь перекричать рев бушующего пламени, лейтенант сделал тщетную попытку заставить своих людей хоть как-то действовать. Единственным ответом на его призывы послужила бурная, полная ехидства тирада от огромного полуодетого, но теперь уже совсем проснувшегося капрала о том, что если он, лейтенант, жаждет пойти и помочиться на этот вулканический огонь из того бесполезного собачьего зиббапод названием ручная помпа, который является единственным противопожарным средством в этом престижном военном заведении, то тогда это его, лейтенанта, привилегия. Он, капрал, тогда помолится за его, лейтенанта, славное будущее в раю в легендарном окружении прекрасных, пухлых и заботливых служанок, шелковых занавесок, чистой проточной воды, обильных яств, изысканных фруктов и прочего в том же духе.
      Лейтенант сдался. Грызя ногти от отчаяния перед возможными последствиями после того, как начальство узнает об этой катастрофе (он почти сразу же решил не докладывать о ней несколько дней, пока не заметет следы), лейтенант мрачно отступил в сторону и наблюдал, как то немногое, что оставалось от его до сих пор непримечательной карьеры, возносилось в небеса вместе с огромными клубами густого черного дыма.
      Если бы он, или кто-то из его солдат, обернулся назад ровно в 22.05, то, возможно, как раз заметил бы, как темные силуэты двух изрядно испачканных санитарных машин проследовали мимо по дороге, ведущей на север, не далее чем в тридцати ярдах от них.
      Но никто так и не обернулся. Две машины проскользнули дальше, оставшись незамеченными.
      Команда Хауарда была в Ираке.

      Джон Кируин бросил взгляд на верхнюю консоль слева от стола, на которой зажегся световой сигнал «тревога». Световая точка рядом с центром круглого экрана мигала в такт вращению сканирующего луча. Подтверждающий сигнал о наличии стартового следа ракеты со спутника вспомогательной спутниковой системы обнаружения, рассеянно подумал Кируин: строго говоря, пока что это еще не его епархия. Сигналом должен был уже заниматься НОРАД, и ему достаточно скоро сообщат, необходимо ли дальнейшее его изучение. Кируин набрал код на клавиатуре консоли, чтобы запустить стандартную программу для анализа следа, и вернулся к работе с основным экраном, где он заканчивал составление оценки результатов бомбового удара, ОРБ, по иракскому ядерному объекту в Эль-Атире.
      Головоломка с Эль-Атиром целиком поглотила Кируина, который со времен серьезных неудач во время «войны в заливе» потратил сотни часов на просчитывание и улучшение других программ по ОРБ. В случае с Эль-Атиром, составляя подробный анализ состояния наземных объектов, он был поставлен в сложные условия, его анализ спутниковых разведданных сравнивался с результатами непосредственного осмотра местности. Кируин не знал, какова была оценка наблюдателей, и не должен был ее узнать до вынесения собственного заключения. Все происходило одновременно и в реальном масштабе времени. Кируин бился над этим уже четыре часа и должен был вот-вот закончить.
      Он с удовольствием принял вызов, и ему нравилось то, как у него все выходит. К работе он относился серьезно. Собственно, как и все его коллеги по Национальному бюро разведки (НБР), отметил он, но ему никак не удавалось, подобно им, работать в непринужденном, шутливом стиле, оставаясь при этом исключительно преданными своему делу. Он знал, что все они – на редкость способные и талантливые люди, как знал и то, что сам он тоже хорош в своем роде. У него все получалось как-то естественно. В своей приверженности к работе он не видел ничего примечательного и не считал, что обладает каким-то особым талантом. Единственной меркой для него служило то очевидное уважение, которое проявляли к нему его соратники, порой его даже удивляло, что они относятся к нему, как к ровне. Да, конечно, все снова и снова он выдавал результаты, которые вызывали у них восхищение. Но когда это происходило, он относил все на счет счастливых озарений, и для него не было выше награды, чем небрежные, весьма сдержанные комплименты коллег и как результат – возникающее при этом чувство товарищества. Ему было особенно приятно сознавать, что его признавали своим, «одним из команды».
      Кируин был бы поражен и сбит с толку, узнай он, что остальные считают его даже по их меркам кем-то вроде вундеркинда – он бы этого просто не понял. С его точки зрения, он ничем не отличался от них, только ему хотелось бы с большей непринужденностью участвовать в затеваемых ими в свободное время – а порой и на дежурстве – дружеских пикировках. Если у него и были недостатки, то одним из них, возможно, была излишняя серьезность, но она компенсировалась его скромностью и прямодушием, за что он был искренне любим и уважаем в коллективе.
      Однако у Кируина был один тайный пунктик, он даже поделился им со своим боссом Уолтером Соренсеном при собеседовании перед поступлением на работу в НБР. Он приходил в ужас при мысли, что кто-нибудь может дать ему кличку «Радар». Он и на самом деле поразительно походил на актера, исполнявшего соответствующую роль в популярном бесконечном телесериале: крошечного роста, круглолицый, в маленьких круглых очках, со слегка гнусавым голосом. Он искренне поведал Соренсену о своих опасениях и страхах, и тот отчетливо понял, что в действительности беспокоит нервного юношу. Кируин, по мнению Соренсена, был из тех молодых людей, что отчасти страдали комплексом неполноценности. Он еще раз просмотрел его конфиденциальные характеристики с блестящими отзывами ученых, которые осторожно направляли рост молодого человека. Кируин принадлежал к числу самородков. Соренсен, будучи хорошим организатором, отлично знал, как выжать из своих подчиненных максимум. За день до выхода Кируина на новое место работы Соренсен коротко переговорил с его будущими коллегами. Он кратко рассказал о квалификации Кируина, что не могло не произвести должного впечатления на сотрудников. В конце же беседы он добавил:
      – И сделайте, ребята, мне и ему одолжение, а? Он – славный молодой парнишка, и не стоит его слишком подначивать. Он на самом деле не переносит, когда его называют Радаром, как того парня в телесериале. Если только я кого-то из вас уличу в этом, то можете быть уверены – поимею в задницу. И я не шучу.
      Так что Кируина не подначивали, а сам он последовал совету Соренсена и сменил оправу – очки у него теперь были квадратными. Все это происходило семь лет назад. С тех пор уверенность Кируина в себе неизмеримо возросла. Он играл важную роль в разработке аналитических методов Национального бюро разведки. Когда кто-то впервые заметил в его присутствии, что Соренсен слегка напоминает моржа, он громко расхохотался. По иронии судьбы после этого кличка «Морж» прилипла к Соренсену, который знал об этом, но не обращал внимания, а Кируина так ни разу никто и не назвал Радаром.
      Установка монитора вспомогательной оборонительной спутниковой системы обнаружения, действующей в реальном масштабе времени, была одной из идей Кируина. Это было четыре года назад, и в то время Кируина еще удивило, что Соренсен лично принял в этом участие.
      – Не наше это дело, Джон, – с серьезным видом сказал тогда Морж. – Реальное время – не наше дело. Мы ограничиваемся вещами средней и большой продолжительности. Анализом в реальном масштабе времени и оценкой быстротекущих ситуаций занимается НОРАД. Они для этого и существуют. У нас же – более интересная работа: вычислить позже то, на что у них не хватило времени.
      Наверно, уже в полусотый раз Морж ударился в чтение одной из своих любимых лекций с обычным загибанием пальцев, терпеливо объясняя новоиспеченному аналитику назначение Национального бюро разведки США.
      Старый славный Морж, думал Кируин, вот уже почти три года, как я в НБР, а ты по-прежнему относишься ко мне так, как если бы это был мой первый день. Но все же Кируин повторил попытку:
      – Вы абсолютно правы, Уолтер, но меня волнует задержка во времени. Вспомните, что случается каждый раз, когда приходит подтверждение о старте? Каждый раз, когда Советы запускают спутник или проводят учебные стрельбы? Звучит истошный вопль о моментальном анализе. Окей, насколько я знаю, у ребят из НОРАДа этот вопль звучит тоже, но в основном они обращаются к нам просто так – узнать, есть ли у нас какие-то подробности или нет. Они считают, что мы те самые ребята, которые могут дать им эти подробности, вот поэтому они и вопят на нас. Конечно же, когда это происходит, подставляю свой зад не я… – Кируин намеренно позволил концу фразы повиснуть в воздухе, он знал, что уже завладел вниманием Уолтера Соренсена.
      Это было больным местом Моржа – очень больным. Он был терпеливым человеком, но буквально выходил из себя, когда был вынужден втолковывать каждому способному поднять трубку «треклятому погоняле», что его управление не только не отвечает за краткосрочный анализ, но еще даже не знает, что получено подтверждение старта, – НОРАД еще не дошел до той стадии обработки данных, когда информация передается дальше. Моржу никогда не нравилось, когда создавалось впечатление, что он не в курсе происходящего.
      – Треклятые погонялы, – ворчал Соренсен, используя заезженное выражение для названия чиновников, которые докучали ему своим любопытством. Каждый раз, когда он опускал трубку после подобного разговора, звучало одно и то же: – Треклятые погонялы!
      – Уолтер, мне это видится следующим образом, – продолжал Кируин. – Если бы у нас здесь был хотя бы один дисплей с информацией в реальном времени, скажем, с данными со спутника вспомогательной системы обнаружения, мы бы тут же узнавали, что что-то происходит. Нам не пришлось бы тратить на это много времени. ДСП была бы идеальна. Ведь весь сыр-бор возникает из-за подтверждающих сигналов именно этой системы. Я мог бы составить программу быстрого анализа, которая дала бы нам общую схему происходящего. Черт возьми, да у меня уйдет не больше нескольких секунд на каждый старт, и мы знаем, что с девяноста пятью процентами из них НОРАД разбирается сам и данные о них так до нас и не доходят. Мы всего лишь потратим немного времени на оставшиеся пять. Мы ничего не потеряем – на самом деле, может быть, даже выиграем часок-другой, если потом с сигналом все равно придется работать. А у вас найдется, что ответить этим хамам.
      Казалось, Соренсен задумался. Идея была заманчивой. Он потеребил свои огромные обвислые усы и наконец согласился:
      – Ладно, попробуем. Один экран и над твоим столом. Это твое дитя. Установишь все сам. Я и знать не хочу о его существовании, пока не раздастся очередной вопль. Выход только на один спутник, о'кей? Я не хочу, чтобы ты развлекался со стереоизображением, используя два спутника для расчета траекторий или чего-то в том же духе. Этим должен заниматься НОРАД. Один-единственный спутник. И послушай меня, сынок, – добавил он, угрожающе покачивая пальцем, – не дай Бог, если я застану тебя пялящимся на эту чертову штуковину день напролет вместо того, чтобы выполнять свои непосредственные обязанности.
      – Ни в коем случае! – воскликнул счастливый Кируин. – Она будет просто стоять и ждать, когда понадобятся готовые ответы для погонял. Раз или два в месяц, если дела пойдут в том же духе.
      Но получилось по-другому. Вскоре после установки монитора вспомогательной системы обнаружения на рабочем месте Кируина летом 1988 года в Национальное бюро разведки неожиданно поступили инструкции отложить в сторону значительную часть обычных заданий. Кируина и еще пятерых аналитиков сорвали с работы по Восточному блоку и перебросили в отдел Ближнего Востока. Будучи привлеченными к анализу иракской программы ядерных исследований, они в течение месяца трудились буквально сутки напролет, чтобы выдать свое заключение. Кируин не припоминал другой такой работы со столь высокой степенью срочности и приоритетности – все остальное, казалось, отошло на задний план. К ним поступали кое-какие данные от Центрального разведывательного управления и масса слухов, казалось, со всего света – некоторые из них впоследствии весьма пригодились. Подготовка заключения была завершена в начале сентября 1988 года. В нем содержался вывод о том, что иракская ядерная программа продвинулась достаточно далеко, и давался прогноз о практическом создании ядерного оружия к 1994 году. После этого страсти немного поутихли.
      Но не надолго. Двумя неделями позже снова пришла инструкция – пополнить отчет свежими данными и уточнить детали. Кируин это предвидел: заключение пестрело ссылками на нехватку времени, на то, что, мол, отчет всего лишь предварительный, что непрерывно поступают новые данные – бу-бу-бу, бу-бу-бу, бу-бу-бу. Кируин подумал, что, как бы то ни было, но старине Моржу придется со всем этим еще помыкаться. Вы не можете просто изменить орбиты двух KH-11 и ждать немедленного ответа на вопросы по новым районам, над которыми те начнут летать. Верно – спутники «Ки-хоул» и раньше совершали рутинные пролеты над Ираком, но существовал предел тому, что могла извлечь маленькая команда из данных, добытых по этому району, да и архивно-информационное обеспечение у них было тоже ограничено. Кроме того, эти ребята в основном были заняты слежением за ходом ирано-иракского конфликта – кто-то даже прозвал их «соопекунами по наследству». Но это была не их промашха – они всего лишь выполняли приказы.
      Итак, вновь пришло распоряжение: на этот раз уже на шесть месяцев работы. Орбиты «Ки-хоул» должны быть сдвинуты для максимального охвата иракской территории. Одного прохода в день было явно недостаточно. Кируин сделал грубые расчеты, насколько это сократит время жизни спутников из-за дополнительных расходов топлива. Получилось, что почти вдвое: в среднем до семисот пятидесяти дней на каждую «птичку». Да и «птички» к тому же были совсем не маленькие – KH-11 относились к числу самых крупных из тех семи тысяч разномастных объектов, что болтались на орбите. Будучи шестидесяти четырех футов в длину и тридцати тысяч фунтов весом каждый, спутники серии KH-11 произвели революцию в возможностях НБР присматривать за Советским Союзом. Долгое время, пока бывший офицер-наблюдатель из Центрального оперативного отдела не продал Советам экземпляр инструкций по эксплуатации, те не знали даже, для чего эти спутники предназначены. Они знали, что те там есть,но понятия не имели для чего. Казалось, что от них не поступает никаких сигналов: в отличие от своих предшественников из серии KH-9 они, похоже, вообще не испускали какого-либо излучения. Связь с KH-11 была весьма хитроумной: «Ки-хоул» посылал узконаправленный сигнал не прямо на Землю, а вверх, в космос, на геостационарный спутник связи. Таким образом, с виду KH-11 был электронным мертвецом, и Советы не удосуживались прятать свои секретные штучки, когда тот проходил у них над головой. Но принципиальным достижением, реализованным в KH-11, явилось то, что он мог передавать данные в реальном масштабе времени. Предыдущие спутники «Ки-хоул» сбрасывали возвращаемые на Землю капсулы с фотопленкой, которые потом подбирались для дальнейшей обработки и анализа. Спутники же KH-11 самостоятельно переводили информацию в цифровой код и отсылали ее с помощью электронных средств, таким образом материалы были готовы для немедленного анализа без каких-либо проволочек или ожидания.
      Итак, два KH-11 были обречены на сожжение ради сбора данных об Ираке. На изменение склонения их орбиты и перемещение перигея дальше к югу, чтобы тот приходился над нужной широтой, ушло четыре дня. Теперь нижняя точка эллиптической орбиты была в двухстах пяти километрах от поверхности, что позволяло подробно рассмотреть все объекты. Но и это их не удовлетворило, и они хотели, чтобы спутники на каждом витке еще и «подныривали». Это означало снижение перигея до ста пятидесяти километров над конкретной целью для максимального разрешения ее изображения с последующим возвращением на обычную орбиту благодаря эффекту «уйди-уйди». Ракетчики подняли перигей с трехсот до трехсот пятидесяти километров, но Кируин сомневался, что это поможет намного увеличить продолжительность жизни спутников. Все упиралось в запас топлива. Из-за того, что один проход в день сочли недостаточным, возникала необходимость «подтолкнуть» спутник, как только его орбита смещалась в сторону, чтобы он проходил над районом цели на каждом витке.
      Кируин подумал, что схематически траектория KH-11 сильно напоминает клубок шерсти. Каждый раз, когда нить делает оборот вокруг клубка, она чуть-чуть смещается в сторону. Земля находится в центре клубка, а отверстия наверху и внизу соответствуют северному и южному полюсам. Нить совершает более дюжины оборотов в сутки над различными районами, но только раз в сутки, в одно и то же время, она проходит над одним и тем же местом. Для того, чтобы нить проходила над нужным районом более часто, было необходимо ее «подталкивать», дабы компенсировать смещение, возникающее из-за вращения Земли. Период обращения спутника, движущегося со скоростью шесть километров в секунду, составляет девяносто минут, что означает шестнадцать витков в сутки. Шестнадцать включений двигателей каждые сутки! Это приведет к огромным расходам гидразинового топлива и сократит время жизни спутника. Но пока эти два спутника будут существовать, они, конечно же, добудут массу сведений. А что же будет, когда они исчерпают свои ресурсы? На замену отработавшим взовьются ввысь еще два «Титана-4С» с новыми спутниками. Дорогое предприятие.
      – В этих игрищах время – деньги, – объяснил Морж, и он совсем не шутил. – Вам, ребята, нужно как можно полнее использовать эти игрушки, пока они не сломались.
      Кируину и его команде действительно удалось раскрутить дело на полную катушку, чтобы выполнить задание. Было собрано гораздо больше подробной информации. У них появилась возможность быть более избирательными в своих поисках данных еще за несколько месяцев.
      Во втором докладе анализировались несколько сооружений, не подвергавшихся ранее детальному рассмотрению, и огромное количество агентурных разведданных из ЦРУ для перекрестной проверки результатов. Предварительный вердикт, представленный Моржом, как и было приказано, в середине работы, гласил, что Ирак способен создать ядерную бомбу к 1993 году. Окончательный же вердикт (Кируин позднее упрекал себя в том, что не сообразил заранее, что он отнюдь не окончательный) приблизил срок к 1992 году.
      Бах! – и все закрутилось по новой, теперь уже с грифом «высшая приоритетность». На все про все им дали сто дней. Требовались конкретные ответы на вопросы, допускалось высказывание дополнительных соображений в индивидуальном порядке. К работе подключились третий KH-11 и еще шесть аналитиков. Вскоре на подмогу всем им ожидался KH-12. Кируин значительно продвинулся по службе. Все это время вспомогательный монитор торчал на краю его рабочего места, эпизодически вспыхивая сигналами, подтверждающими старты ракет. Но в этот период он по большей части оставлял его без внимания, а Морж обращался с «погонялами» крайне жестко, ликующе размахивая у них перед носом непосредственным приказом министра обороны Дика Чейни, когда те начинали возмущаться.
      Кируин наконец-то отстоял свою точку зрения, что методика отслеживания требует пересмотра, и предложил оценивать развитие таких стран третьего мира, как Ирак, по несколько иным параметрам, нежели те, что были приняты для разваливающихся супердержав вроде Советского Союза. Морж предоставил ему полную свободу действий. Сам же Соренсен имел долгие беседы с ветеранами ЦРУ, возвращаясь к тем дням, когда советская ядерная промышленность находилась в младенческом возрасте. Привлеченные гражданские ученые внесли свой вклад, указав на легкодоступные разработки в области современных технологий, и как результат бедные старые рыцари плаща и кинжала получили еще больше зацепок и нитей для раскрутки вопроса. Некоторым корпорациям в Европе жестоко надрали уши за то, что они натворили, а среди якобы респектабельных промышленников будет еще немало покрасневших лиц. Среди членов правительств, возможно, тоже…
      Все происходило с обескураживающей быстротой, вспоминал Кируин, и превратилось, беспорно, в самую увлекательную работу из всех, что ему когда-либо доводилось выполнять.
      К октябрю 1989 года окончательный доклад был закончен. Его оценки последних строительных объектов в Ираке расширили область исследований, и окончательный документ содержал множество соображений самого Кируина. Март 1991-го, говорилось в докладе, возможно, февраль. К этому времени у Ирака будет первая собственная ядерная бомба. Чуть больше чем через год.
      Кируин осознал, насколько серьезно все это было воспринято, когда изменилась орбита спутника, с которым был связан его монитор. Господи, теперь тот не проходил даже над восточной частью СССР. С его экрана исчезла Камчатка. Теперь спутники вспомогательной оборонной программы использовались совсем в другой игре. И еще одно: отныне они не делали снимков – они просто отслеживали в инфракрасном диапазоне яркие автографы, оставляемые ракетами, и фиксировали места запусков. После обнаружения старта спутники визуально сопровождали боеголовку, а на основе данных, полученных от нескольких из них, в пределах шести секунд строилось трехмерное изображение, дающее ее траекторию и вероятную цель.
      Спутники слежения были геостационарными, то есть неподвижными относительно поверхности Земли, и поэтому всегда наблюдали за одним и тем же районом, сообщая данные о своем участке каждые десять секунд. Чтобы оставаться над одним и тем же местом, им приходилось летать по гораздо более высоким орбитам. Спутник, связанный с монитором Кируина, был тринадцатым по счету из запущенных и до недавнего времени оставался геостационарен относительно Синьцзяна на северо-западе Китая. Оттуда, с расстояния тридцати восьми тысяч километров, превышающего орбиту KH-11 в сто с лишним раз, он был способен разглядеть почти половину земной поверхности, включая весь Советский Союз, страны Варшавского Договора, Китай и Дальний Восток. Но с тех пор, как Национальное бюро разведки представило доклад по Ираку, он был сдвинут почти на три тысячи миль к западу и теперь висел… угадайте где? Правильно – над Персидским заливом. Где-то там, наверху, были разбросаны еще такие же спутники, обеспечивающие трехмерные изображения и для работы НОРАД.
      За последние год-два в Ираке было зафиксировано лишь несколько стартов. Анализ показал, что это были пробные запуски ракет типа СС-1, «Скад-Б», «Аль-Аббас» и «Аль-Хуссейн». Засечь их было непросто, но спутниковая система обнаружения была хорошей системой. Облачный покров являлся основным препятствием: различить что-то размером с межконтинентальную баллистическую ракету, для чего, собственно, и были созданы спутники этой серии, сквозь тонкие облака и уж тем более на выходе из них еще можно было рассчитывать, но «Скад-Б» были гораздо меньших размеров. Их тепловое излучение составляло меньше одного процента от излучения межконтинентальных баллистических ракет, и, конечно же, они не достигали таких высот. Не так-то просто было их засечь, особенно в облаках, но Кируину все равно это удавалось и не однажды. Практика оказалась полезной. Раздел доклада по системам доставки включал информацию о тренировочных запусках ракет «Скад», и хотя большая часть точных данных была получена из НОРАД, в какой-то степени это утешило начальство. Конструкция ракеты «Скад», куда ни ткни, была паршивой – воистину кусок металлолома в свободном полете с чертовски неточной системой наведения эпохи каменного века. Однако прицепите к ней ядерную боеголовку и…
      Обращаясь к прошлому, Кируин заключил, что начальство, должно быть, понимало, что затевает Ирак. Его утешало то, что оно обладало предвидением. Даже Морж признал, что «погонялы» сообразили что к чему. Кувейт, «Щит в пустыне»… затем сама «Буря в пустыне». Вот уж была потеха! Когда Морж застукал младших сотрудников, толпившихся вокруг монитора Кируина, который транслировал «живой» старт «Скада», то чуть было не приказал отключить прибор и избавиться от него. В экране, работающем в реальном масштабе времени, было что-то завораживающее. Кируин и сам им увлекся.
      Он снова стал прокручивать события в голове. Когда случается старт, все происходит так быстро! Вжик – и вверх устремляется «Скад». В пределах десяти секунд со спутника приходит первое «бип». Последующие сигналы поступают каждые десять секунд. Центр оповещения главного командования НОРАД, погребенный глубоко под горами Шайенн в штате Колорадо, должен дать подтверждение и сообщить о траектории ракеты и вероятной цели через одну минуту после момента старта – время, необходимое при отсутствии облачного покрова. Облака увеличивали срок на дополнительный промежуток, пока ракета не пройдет сквозь них. Разведывательные спутники посылали данные на специальные ретрансляционные космические станции, которые направляли информацию непосредственно в НОРАД. После того, как там рассчитывали траекторию, цифры передавались на спутник военной системы космической связи «Милсат», который в свою очередь ретранслировал их в Центральный пункт связи в Персидском заливе. Через три с половиной минуты с момента старта полевые командиры получали необходимую информацию, а уже через девяносто секунд после этого – всего каких-то пять минут с момента старта – ее получали сами батареи ракет «Пэтриот» в Израиле или Саудовской Аравии. Время полета «Скада» составляло менее восьми минут, так что у батарей «Пэтриотов» оставалось самое большее три минуты, чтобы засечь и сбить приближающуюся ракету. Те, кто служил на этих батареях, спали в сапогах и с одним закрытым глазом. Если вообще спали.
      Проблема с «Пэтриотами» заключалась в том, что они предназначались для нормальных целей, а не для металлолома вроде «Скадов» или их модификаций «Аль-Аббас» и «Аль-Хуссейн». Эти паршивые «Скады» начинали рассыпаться на нисходящей части траектории на высоте пятнадцать – двадцать километров и падали на землю, развалившись на три, а то и большее количество частей. У них отваливались хвостовые отсеки, отрывались стабилизаторы, и даже сам корпус ракеты иногда мог разломиться пополам. Стандартная процедура перехвата заключалась в пуске двух антиракет «Пэтриот ПВО-2» по каждой цели, поэтому очень часто четыре или большее число ракет устремлялись вверх при появлении в воздухе каждого «Скада»: две из них преследовали боеголовку, а остальные попарно гонялись за всеми отвалившимися частями, причем иногда – вплоть до самой поверхности Земли. В одну из ночей было запущено тридцать пять «ПВО-2» против всего лишь семи «Скадов». Миллион баксов за каждый старт! Кончилось все тем, что обломки как «Пэтриотов», так и «Скадов», рассыпавшись на обширной территории, причинили больший материальный ущерб, чем это сделали бы собственно боеголовки. В Израиле с началом применения «Пэтриотов» потери в живой силе возросли практически на шестьдесят процентов на каждый «Скад», а масштабы разрушений утроились.
      «Рэйтеон корпорейшен» – производитель «Пэтриотов» – в какой-то мере предвидела возникновение этой проблемы по результатам пробных стрельб по аналогичным целям на полигоне Уайт-Сэндз в пустыне Аризоны, но никому и в голову не могло прийти, насколько непрочными и ненадежными окажутся эти иракские «Скады». «Рэйтеон» нашла решение проблемы исключительно быстро и уже через двадцать четыре часа отослала дополнительное оборудование в район Персидского залива. Теперь операторы «Пэтриотов» могли переводить систему из автоматического режима в ручной, что позволяло им наводить антиракеты на цель с наиболее устойчивой траекторией – носовую часть с боеголовкой, – хотя при этом и требовалось изрядное присутствие духа, чтобы выбрать единственный обломок из нескольких за каких-то, может быть, сорок секунд до того, как все это упадет тебе за шиворот.
      Лишь однажды произошла настоящая трагедия – катастрофический случай, когда «Скад» накрыл ресторанчик на авиабазе в Дахране, убив при этом двадцать восемь отдыхавших военнослужащих США. «Пэтриоты» не сбили «Скад» – но тут уж ничьей вины не было. Незадача произошла при определении «зоны прикрытия» – ЗП. У каждой батареи «Пэтриотов» была своя строго определенная зона, которую она защищала. Существовал предел для ее размеров – если бы она была слишком велика, осуществить удачный перехват стало бы почти невозможно. Поэтому любой «Скад», направляющийся за пределы ЗП, игнорировался. Размеры зоны прикрытия зависели от траектории атакующей ракеты: если та приближалась по низкой траектории, то зона могла быть больше, так как это означало, что «Скад» летит не так быстро, но если он падал почти вертикально и с большой скоростью, у «Пэтриота» оставалось меньше времени для перехвата. Ракета, уничтожившая ресторанчик, прилетела по исключительно сложной траектории, и оградить весь район от подобных случайностей не представлялось возможным. Ресторанчик располагался в каких-то пятнадцати метрахот зоны прикрытия. Исключительное невезение – находись батарея «Пэтриотов» лишь на пятнадцать метров поближе…
      В целом же, подумал Кируин, «Рэйтеон» на удивление удачно справилась с разработкой системы «Пэтриот». Ведь поначалу, напомнил он себе, она не являлась противоракетной – «ПВО-1» предназначалась для борьбы с самолетами. И только когда до начальства дошло, на что она способна, было приказано усовершенствовать ее системы наведения для нужд ПРО. В целом «ПВО-2» получилась действительно очень хорошей – она показала, что может быть сделано. Ничего, что существуют недостатки, – уже само по себе обладание столь весомым оружием имело важное политическое значение. Система «Пэтриот» в какой-то степени успокоила израильское общественное мнение и явилась основным аргументом против участия в войне самого Израиля.
      Здесь Кируин ошибался. Настоящей причиной того, что Израиль остался в стороне, являлось создание преемницы «Пэтриот» – системы «Эрроу». В отличие от более ограниченной системы «Пэтриот», способной поразить цель на расстоянии десять-двадцать и на высоте менее пяти километров, система «Эрроу» должна была сбивать цели в ста километрах от старта и на высоте сорок километров. Проблема заключалась в том, что она была весьма дорогой. Израильтянам было не по карману разработать ее самим. Израильское правительство отчаянно торговалось с Соединенными Штатами, требуя оказать финансовую и техническую помощь. Но тут США были вынуждены проявлять предельную осторожность: Договор по ОСВ 1972 года запрещал «передачу технологий», и они не могли засветиться, передавая информацию. А вот финансирование и обязательство купить «Эрроу» – другое дело, и США гарантировали Израилю и то и другое. Именно это и заставляло израильтян сидеть тихо, а вовсе не «Пэтриот».
      Кируин вздохнул. Теперь все вернулось в норму или почти вернулось. Ближний Восток по-прежнему оставался приоритетным районом, но сейчас они выполняли задачи, связанные в основном со слежением, просто наблюдая за перемещениями войск и стратегическими объектами. Оценить результаты бомбового удара по ядерному объекту в Эль-Атире оказалось и приятным разнообразием, и одновременно вызовом. Информация со спутника KH-12 была высококачественной – интересно, будет ли на должном уровне его доклад? Он был уверен, что будет.
      Кируин подозвал одного из младших сотрудников.
      – О'кей, Питер, думаю, с этим у нас покончено. Причеши отдельные документы и отошли все куда следует.
      Подчиненный кивнул и принялся за перепечатку отчета, чтобы отдать его на подпись Моржу.
      Кируин потер глаза, откинулся в кресле и зевнул. За стенами здания на улицах Вашингтона должен был стоять солнечный весенний день. Кируин находился на службе с шести утра. Если повезет, то через полчаса он освободится и сможет провести оставшуюся половину дня на воздухе вместе с ребенком и Кэрри. Он вытянул руки вверх и покрутил туда-сюда головой, разгоняя чувство усталости в шее.
      Его внимание вновь привлек мигающий огонек на мониторе, связанном со спутником. Шла обработка данных. Кируин посмотрел на цифры и нахмурился. Будь я проклят, подумал он, быстро набрав запрос с требованием дополнительной информации о полученном сигнале.
      – Уолтер, – позвал он через плечо, – тут подтверждение старта на мониторе. Западный Ирак. Похоже на запуск «Скада». Хотите взглянуть?
      Соренсен встал из-за стола и подошел поближе.
      – Что значит «Скада»? Ты с ума сошел? Слава Богу, эта чертова война кончилась. – Он изучил данные, и его лоб прорезали глубокие морщины.
      – Да, но взгляните на координаты места запуска. – Кируин пробежал пальцами по клавиатуре, и на экране под наложенной картой района появились дополнительные цифры. – Прямо на границе – даже не верится.
      – Насколько излучение совпадает по характеристикам? – спросил Соренсен, пристально вглядываясь в экран и теребя усы.
      – Совпадает с параметрами излучения «Скада» на волне четыре и три десятых микрометра, на волне два и семь десятых интенсивность излучения, может быть, чуть-чуть поменьше.
      Коротковолновые инфракрасные датчики на разведывательном спутнике обычно следили за этими длинами волн: относительная интенсивность двух сигналов в этом диапазоне давала аналитикам огромное количество информации. Исходя из нее, можно было установить тип запущенной ракеты. Разное горючее в сочетании с особенностями ракеты давало строго индивидуальную картину. Как только ЦРУ узнавало тип горючего, можно было без труда определить тип ракеты.
      – Где он сейчас?
      Кируин набрал запрос. Через несколько секунд сигнал на экране обновился. Кируин заморгал от удивления.
      – Черт, он не сдвинулся с места! Может быть, испытания двигателя?
      Лицо Соренсена расплылось в усмешке:
      – Испытания двигателя, так тебя в задницу! Взгляни на новые цифры для волны два и семь десятых микрометра. Выше, правильно? Тебе это что-нибудь говорит? Испытания двигателя? Здесь? На границе? Хочешь кое-что услышать, зазнайка? Ты засек не что иное, как «нефтяную бадью»! Никогда бы не подумал, что ты можешь попасться на это. Эй, ребята! – загудел Морж, ообернувшись к присутствующим в комнате. Те с удивлением подняли головы и стали наблюдать, как он, призвав на помощь все свои актерские способности, заговорил с нарочитым южным акцентом: – Тут вот мальчик Джонни раздобыл себе «нефтяную бадью»! Ну и все время уговаривал меня на нее полюбоваться! Как вамэто нравится? – Он хлопнул Кируина по плечу. – Отличная работа, мальчик Джонни, продолжай в том же духе, ты понял?
      Усмехаясь, Соренсен прошаркал к себе под бурные аплодисменты аналитиков. Мимо него порхнул шарик из скомканной бумаги и отскочил от головы Кируина. Тот застенчиво поднял взгляд и увидел добродушно ухмыляющиеся лица своих коллег.
      – Эй, парни, хватит! – улыбнулся он в ответ. – Ладно, каждый может немного ошибиться.
      – Классно, Джон! – похвалил его один из младших аналитиков.
      – Отлично сработано, – поддержал другой.
      – Ладно-ладно, все в порядке. Вам что, больше нечего делать? Ну хватит, а?
      Кируин не просто так стал аналитиком. Сейчас он понимал, что разрядка сняла рабочее напряжение. Это случалось не так уж и часто, и беззлобное подтрунивание, пусть даже в его собственный адрес, всем пошло только на пользу. Он еще раз улыбнулся и снова принялся за работу.
      По прошествии пятнадцати минут Кируин все еще ощущал недовольство собой из-за допущенной ошибки. Кроме того, что-то тут было не так. Какого черта иракцы в мирное время затеяли эту старую уловку с «нефтяной бадьей», да еще и на самой границе? Он снова подумал о прошедшей войне, когда подобная тактика применялась для того, чтобы сбить с цели штурмовики «Фолкон F-16» во время бомбовых рейдов на позиции «Скадов». Наряду с батареями «Пэтриотов», ожидавших «Скады» в конце пути и приводившихся в действие после их запуска, в воздухе уже находились F-16 в сопровождении «Уайлд-уизл F-III», оборудованных навесной системой шумоподавления радаров ALQ-131 ЕСМ. За ними в свою очередь следовали самолеты-заправщики.
      Кируин считал, что все последующие промахи происходили из-за того, что в воздухе было слишком много радиоболтовни. В деле радиоперехвата иракцы оказались гораздо опытнее, чем думали союзники, и, хотя экраны их радаров ослеплялись радиопротиводействием, установленным на F-111, они могли предсказывать налеты F-16 по радиопереговорам. Иракцы даже расшифровали коды, обозначающие цели, и знали, какой куда убирать «Скад» задолго до нанесения удара с F-16. К тому времени, когда тот прилетал, – от стартовых установок и след простыл. Обычно их прятали под мостами и виадуками, а там, где они стояли раньше, оставлялись макеты и бочки с горящей соляркой – «нефтяная бадья», – на тепловое излучение которых датчики F-16 и направляли атаки. Множество «удачных» бомбовых рейдов заканчивалось уничтожением всего лишь ложных целей. «Нефтяная бадья», – еще раз повторил про себя Кируин. Вот и он теперь попался на ту же уловку.
      Но было ли это уловкой? Да и зачем? И почему из всех мест именно граница с Саудовской Аравией? Какой тут смысл? Раздраженный Кируин решил разобраться во всем повнимательней. Он набрал с основного терминала запрос о траекториях KH-11 или KH-12, которые прошли над нужным районом совсем недавно. На большом экране на фоне карты района появилась диаграмма траекторий различных спутников серии «Ки-хоул». То, что нужно, подумал Кируин, – KH-12 прошел над этим местом каких-то пять минут назад. Информация уже должна быть получена через спутники связи и наземную ретрансляционную станцию, а цифровой сигнал сейчас декодировался компьютером и пересылался в архивы. Компьютеру потребуется несколько минут, чтобы отыскать в архивах изображение с необходимыми координатами. Кируин решил, что это его устраивает. Он быстренько посмотрит, что же там происходит, а потом отправится домой к сыну и Кэрри.
      Задумавшись, он откинулся в кресле, затем снова склонился над столом. Пока он ждет, можно для сравнения затребовать парочку снимков, сделанных во время более ранних проходов. Кируин набрал еще один запрос. Предыдущий проход совершил KH-11 за двадцать минут до того, это вполне ему подходило. Кируин вызвал изображение. Еще более ранний проход произошел сорок пять минут назад, но это было достаточно далеко к востоку, и снимки местности с необходимыми координатами не годились для сравнения. Следующий до этого удачный проход был два часа назад, но Кируин вызвал и его для подстраховки. Внизу, в подвале, гигантский стационарный компьютер шуршал магнитными пленками с банками данных и перебирал изображения с различными координатами. Через одну минуту и тридцать пять секунд на экране у Кируина появился результат предпоследнего прохода. Хорошо, подумал он, облачный покров отсутствует. Идеальная картинка. С минуту он подстраивал аппаратуру на максимальную четкость изображения, переводимого из инфракрасного в обычное, и наконец удовлетворился.
      С виду – Богом забытая дыра. Прямо посреди пустыни. Единственное, что заслуживало внимания, так это небольшое скопление зданий в центре экрана, расположенное рядом с грунтовой дорогой, протянувшейся сверху донизу по всему изображению. Неподалеку от зданий находилось что-то вроде складского помещения. Возле основного здания стоял грузовик. Крохотный военный пост для Микки-Мауса. Конечно же – пограничная застава. И к тому же полузаброшенная. Неудивительно, размышлял он, ведь кругом ничего нет на многие мили – видимость присутствия.
 
      Лампочка под консолью с монитором мигнула, подавая сигнал, что готовы результаты прохода двухчасовой давности. Он вывел их на экран. Невооруженным глазом найти разницу между изображениями не удалось. Кируин запустил обычную программу, которая должна была наложить картинки друг на друга и выделить несовпадения. Он мог воочию оценить то колоссальное быстродействие компьютера, которое было необходимо, чтобы выполнить эту на первый взгляд простую задачу. Предел разрешения инфракрасного изображения составлял шесть дюймов. Это означало, что все предметы меньше детского мячика уже не были видны. Популярные слухи о том, что находящиеся в космосе спутники способны читать автомобильные номера с высоты сотен миль, совершенно не соответствовали действительности. Да и смысла различать подобные детали особенно не было – шестидюймового разрешения хватало, чтобы с известной точностью идентифицировать такие небольшие объекты, как автомашины, особенно с помощью современной компьютерной увеличительной техники. Каждый квадратный фут поверхности земли был представлен на экране четырьмя элементами изображения – серыми точками с шестнадцатью степенями яркости. Для каждого участка размером сто на сто ярдов это означало треть миллиона точек. Для каждой квадратной мили – площади, приблизительно равной той, что разглядывал Кируин, – их количество превышало сто миллионов. И каждый элемент изображения нужно было сравнить с соответствующим элементом предыдущей картинки – нелегкая задача. При этом необходимо было выровнять колебания температуры между проходами спутников – некоторые тела охлаждались или нагревались быстрее, чем остальные, и оттенки серого цвета приводились к соответствующему уровню. Но и это было не самой трудной задачей: компьютер должен был учитывать еще и разницу между углами обзора для каждого прохода спутника – изображения делались под углом, а не вертикально, и углы эти каждый раз менялись в зависимости от траектории. При этом также выравнивались отличия из-за топографических помех на местности.
      Кируин наблюдал, как две картинки наложились одна на другую и компьютер стал пробовать их совместить. Сжимая и растягивая изображения во все стороны с помощью электроники, машина добилась полного совпадения размеров изображений, и тогда началось компенсационное сравнение. По мере того, как элементы изображений совпадали, картина на экране медленно менялась. Постепенно точки исчезали и экран становился все более и более пустым. Наконец на нем почти ничего не осталось, кроме двух крошечных скоплений элементов в самом верху экрана и еще двух – ближе к его центру. Кируин запустил следующую сравнительную программу, чтобы оценить аномальные расхождения между изображениями количественно. Компьютер оценил их в шестьдесят процентов – слишком много, чтобы пренебречь. Что-то там было. Кируин вновь вывел изображение на экран целиком и увеличил верхний аномальный район. Вот они! Небольшая настройка по контрасту – и они стали отчетливо видны. Два автомобиля. Они были там во время более раннего прохода, но отсутствовали при последующем.
      Он уже знал, что именно обнаружит во втором скоплении ближе к центру: снова два автомобиля, но на этот раз – на втором изображении, а не на первом. Почти наверняка те же самые. Кируин тщетно пытался понять, почему за полтора часа машины продвинулись лишь на четыреста ярдов или около того. На втором изображении они находились в каких-то двухстах ярдах от пограничного поста.
      Индикаторная лампочка под консолью снова мигнула – теперь уже последнее изображение, полученное после прохода KH-12, где должен был бы находиться источник тепла, который засекла вспомогательная система, было готово для вывода на экран. Кируин отдал команду распечатать изображения, которые он сравнил, и изображения, где машины были вычленены отдельно. Он также запросил цифровые данные о реальном инфракрасном излучении от автомобилей. Затем он вызвал последнее изображение, оставив предыдущие два на мониторе. Картина появилась на экране.
      Кируин сразу же увидел пламя от своей «нефтяной бадьи». Она была похожа на маленький красивый фонарик. Очевидно, склад горюче-смазочных материалов возле заставы. Возгорание горючего. Какая-то задница закурила на посту рядом со складом ГСМ. Только-то и всего, подумал он с неприязнью. Кируин принялся увеличивать контрастность и делал это до тех пор, пока экран почти не почернел и на нем не остался лишь район, непосредственно прилегавший к пожару. Он продолжал настройку, пока даже нагревшиеся объекты рядом с огнем не исчезли с экрана, оставив лишь сам источник тепла. В процессе подстройки создавалось впечатление, что пламя как бы утихает. Затем Кируин вернул изображение к норме через двадцатипроцентные промежутки контрастности. Он запросил набор из распечаток изображений для каждого промежуточного значения вместе с цифровыми данными о тепловом излучении. Распечатки должны были дать информацию о пожаре и его воздействии на прилегающую к нему территорию радиусом до ста ярдов. Судя по тому, что он увидел, собственно зданиям пограничного поста ничто не угрожало. Кируин пробежался по клавиатуре, дав команду об окончании работ, и стал наводить порядок на столе, готовясь к уходу.
      Через десять минут, переговорив с Соренсеном и поставив подпись на своем докладе по Эль-Атиру, он собрал распечатки и вернулся к своему столу. Он посмотрит распечатки завтра, если будет время. Кируин положил их в тумбочку с текущими документами, стоявшую рядом с его рабочим местом.
      И только тут он заметил, что его рабочий экран все еще включен. Оказалось, вместо команды «закончить работу» он набрал команду «сравнить». Кируин понял, что, должно быть, устал: решение задачи с Эль-Атиром потребовало огромной сосредоточенности. Ему не стоило отвлекаться на эту чертову «нефтяную бадью». Теперь его экран высветил сравнение между тремя изображениями.
      Там было пламя пожара – обширная россыпь белых элементов изображения, отсутствующая на двух предыдущих картинках. Были там и два крошечных скопления элементов вверху экрана, и та пара находилась вблизи его центра – два автомобиля в разных местах. И… это было уже интересно – они появились снова, но теперь уже в самом низу экрана. Машины уезжали от пожара. Почему? Он быстро сверился с электронным журналом, чтобы узнать время, когда спутник передал первое указание на пожар. Это давало время его начала с точностью до десяти секунд. На экране высветились цифры: ровно в 15.00 по восточноамериканскому времени. Это значило в 22.00 по иракскому. Круглая цифра. Даже слишком уж круглая, чтобы оказаться случайной. Умысел?
      Нахмурившись, Кируин сравнил показатели времени проходов разведспутников над погранзаставой. Первый из них, KH-11, прошел над заставой в 20.13 по иракскому времени. Второй, еще один KH-11, был там в 21.48, а третий, KH-12, пролетел уже после начала пожара, в 22.12. Кируин задумался над тем, что получалось. Две машины находились в шестистах ярдах от пограничного поста в 20.13. К 21.48 они подъехали на расстояние менее двухсот ярдов от поста. Затем, в 22.12, после того, как начался пожар, они уже были в пятистах ярдах от поста, но по другую сторону от него. Кируин просмотрел данные об автомобилях. Они были одинаковыми – небольшие и с прямоугольными контурами. Не грузовики. Судя по жалкому состоянию грунтовой дороги, скорее всего это – полноприводные вездеходы. Но что-то в них было необычное. Данные спектрального анализа указывали на то, что их фары были включены – об этом говорили и тени, отбрасываемые предметами. И все же что-то с этими тенями было не совсем так. Он снова взглянул на результаты анализа. Тени проявлялись в инфракрасном диапазоне, но их не было в диапазоне более коротких волн видимого света! Инфракрасные прожекторы!
      Совсем хмурый, Кируин изучил наложенную на изображение общую карту местности. Грунтовая дорога была лишь едва обозначена. Как он и предполагал, она вела из ниоткуда в никуда. Кируин медленно встал и подошел к столу Соренсена.
      – Уолтер, у меня тут получаются какие-то странные вещи. Может быть, ребята из оперативного отдела в Лэнгли разъяснят нам, в чем тут дело. Вы не могли бы подойти и посмотреть?
      Морж как раз заканчивал проверку доклада Кируина по оценке результатов бомбового удара.
      – Одну минутку, сынок, дай мне с этим покончить. – Он открыл последнюю страницу и закивал головой, когда дошел до заключительных абзацев доклада, содержавших оценки и выводы.
      Закончив читать, он поднял доклад и позвал младшего аналитика:
      – Питер, все отлично. Отправляй с курьером в отдел наблюдения на сравнение результатов. Давай, живее! – Он обернулся к Кируину: – Отличная работа этот твой доклад. Очень тщательный. Будет интересно посмотреть, насколько он совпадет с визуальными отчетами. Так что ты там говорил насчет операций ЦРУ? Что там еще они затевают?
      Вдвоем они направились к установке Кируина, и тот стал объяснять, что же произошло:
      – Да все эта «нефтяная бадья» с пожаром. Был тут какой-то подозрительный душок, ну я и копнул поглубже.
      – Знаешь, что мне в тебе нравится, Джон? – с улыбкой прервал его Морж. – В тебе есть дух соперничества. Ты органически не способен переносить поражения. Ты никогда не сдаешься, ни на каплю, ведь правда?
      Кируин был вынужден согласиться. По натуре он был мягким и скромным человеком, но, тем не менее, ему были присущи такое упрямство и такая настойчивость, которые просто поражали людей, впервые с ним сталкивавшихся. Он никогда не сдавался до тех пор, пока не был уверен, что у него имеется тот или иной ответ на вопрос. Необъясненные данные откладывались в его голове на день, иногда на месяц в ожидании свежей информации, которая позволила бы ему взглянуть на старую головоломку под новым углом. Уолтер Соренсен знал это и неоднократно имел случай убедиться, насколько ценной для его отдела оказывалась настойчивость Кируина.
      – Уолтер, просто у меня появилось какое-то беспокойство, вот и все. Смотрите. – Кируин пробежался по данным и вывел на экран самое позднее из трех изображений вместе с наложенной картой района. – Вот он пожар, так? Это изображение получено во время прохода KH-12, меньше чем через пятнадцать минут после начала пожара. Согласно данным вспомогательной системы, начался он ровно в десять часов вечера по иракскому времени. Склад горюче-смазочных материалов возле вот этой маленькой иракской погранзаставы. Двадцать-тридцать бочек с бензином, керосином и, возможно, чуть-чуть лигроина. Ничего необычного, за исключением времени возгорания – ровнехонько 22.00. Слишком красивая цифра, чтобы оказаться случайной. А теперь вот – пара предыдущих картинок со спутников KH-11. – Кируин вывел на экран два более ранних изображения и запустил программу сравнения. – Один был там в 8.13 вечера, другой – в 9.48. Теперь не обращайте внимания на пожар, а посмотрите вот на эти три пары скоплений элементов изображения.
      На экране постепенно проявились три группы точек.
      – Парочка автомашин?
      – Верно. По моим соображениям – два полноприводных автомобиля повышенной проходимости. Но обратите внимание на время. За сто минут до начала пожара они находились вот здесь, наверху, ярдах в пятистах от заставы. – Кируин указал на скопление точек возле верхнего края экрана. – За двенадцать минут до пожара они были уже ярдах в двухстах от зданий. Затем, через тринадцать минут после начала пожара, они пересекли границу и были уже вот здесь, внизу. Теперь взгляните сюда. – Кируин выложил бумаги со спектральным анализом теней, отбрасываемых рельефом в свете автомобильных фар. – Расплывчато, не очень убедительно, но я-то готов держать пари, что они пользуются инфракрасными прожекторами, а не обычными фарами. Ну и о чем это может говорить?
      – Если ты прав, это говорит о какой-то тайне, – ответил Соренсен. – Если,– добавил он с нажимом и посмотрел на результаты спектрального анализа. Про себя он согласился – инфракрасные источники света, вне всяких сомнений. – Ну и какова же твоя версия?
      – Ночью два автомобиля приближаются к границе. Вот здесь они сбрасывают нескольких ребят. В то время, как машины остаются ждать, эти ребята проникают на заставу. За пятнадцать минут до условленного времени машины осторожно подкрадываются поближе к заставе. В 22.00, как и планировалось, совершается диверсия в форме поджога склада с горючим. В суматохе машины, не включая обычных фар, проскакивают мимо и ждут вот здесь, по другую сторону заставы, чтобы подобрать диверсантов. Вероятно, иракские пограничники вообще их не заметили – взгляните, никаких признаков погони. Грузовик так и не сдвинулся с места.
      – Да, похоже. Разве что там должен быть свет от пожара. Кто-то бы их обязательно засек.
      – Необязательно. Должно быть, все пограничники пытались справиться с огнем. А может быть, и грузовик тоже был выведен из строя. Послушайте, Уолтер, я хотел бы связаться с Лэнгли, чтобы они дали нам знать, известно ли им что-нибудь о происходящем. Я полагаю, они об этом ничего не знают. Иначе мы получили бы от них какое-то необычное предупреждение, например – смотреть в другую сторону. Во всяком случае, делами ЦРУ здесь не пахнет. Поэтому я хотел бы получить у вас добро на запрос кое-каких записей из банков данных по полетам самолетов Е-8А. Мы знаем, что сейчас у них в воздухе дежурят разведчики Е-8А, которые следят за перемещениями войск на севере Ирака. Может быть, еще фотографии, сделанные с TR-1. Разрешите мне посмотреть, что они раздобыли. Может статься, у них что-то есть.
      – Попридержи коней, торопыга, – возразил Морж, – что-то тебя заносит. Ну и что из того, что какие-то парни перебежали через границу? Я вовсе не склонен винить этих несчастных сукиных сынов. Ты бы не захотел на их месте сделать то же самое? Скоро их поймают. Возможно, даже не причинив им вреда. Если только они уже не отправились прямиком в саудовскую полицию и не попросили политического убежища. Удачи им.
      – Простите, Уолтер, я забыл кое-что объяснить. Моя вина. Эти изображения перевернуты. В верху экрана находится юг, а не север.
      Морж бросил на него озадаченный взгляд.
      – Ты хочешь сказать…
      – Да. Эти ребята, кто бы они там ни были, рванули в Ирак, а не из него. А теперь, кто, черт побери, мог пойти на это? Думаю, тут следует разобраться. Разрешите мне переговорить с Лэнгли.
      Брови Уолтера Соренсена плотно сошлись от напряжения. Он потеребил усы.
      – Да-а, – протянул он, – кто же, черт побери, мог пойти на такое сумасшедшее дело? – Погрузившись в глубокую задумчивость, он какое-то время изучал изображение. Затем ткнул пальцем в экран: – Давай разберемся!

      Хауард решил, что, прежде чем делать остановку, нужно отъехать от заставы как можно подальше. К счастью, необходимая дорога легко просматривалась: ответвлений встречалось много, но было видно, что ни по одному из них ничто похожее на тяжелый грузовик, который они видели на заставе, за недавнее время не проезжало. Периодические проверки координат с помощью навигационного прибора подтверждали, что они движутся в нужном направлении. Дорога стала отклоняться к северо-востоку. Местами она была серьезно повреждена, то и дело на пути попадались глубокие рытвины и колдобины, но Хауард отмечал, что продвижение вперед идет даже лучше, чем он предполагал.
      У Макдоналда, которого жестоко швыряло между стенками в задней части «лендкрузера», было несколько иное мнение. Он ворчал и поругивался, безуспешно пытаясь упрятать с глаз долой украденное оружие и сделать так, чтобы оно не гремело. Через двадцать минут он сдался и решил, что, возможно, гораздо безопаснее, если гранаты и ракеты к РПГ останутся в ящиках, а не будут свободно перекатываться и подпрыгивать на полу машины. Он сосредоточился на попытке установить на автоматы АКМС глушители, которые изготовил Акфорд. Уперевшись ногами в потолок машины, он ухитрился навинтить три глушителя, однако даже не рискнул осуществить более тонкую работу по установке пламягасителей. Помимо всего прочего, было слишком темно, и Дэнни не видел того, что делал. Ему было интересно, как движутся дела у Ашера, который занимался тем же, чем и он, но в другом автомобиле.
      Сидевший за рулем Берн первым увидел опорную мачту. Он остановил машину за четверть мили до нее.
      – Там проходит линия электропередачи.
      – Ладно, дай-ка я проверю, – откликнулся Хауард. Навигационный прибор подтвердил их местонахождение – они проехали почти двадцать миль. – Там вполне может быть движение. На карте указано, что основное шоссе проходит вдоль опор.
      Берн выключил двигатель и вместе с Хауардом выбрался наружу. Из второй машины к ним присоединился Зиглер.
      – Как считаете, они подняли тревогу или нет? – поинтересовался он.
      – Никаких признаков погони, – отозвался Хауард. – Я пообрывал антенные провода, и это даст нам какое-то время на случай, если они попытаются о чем-то сообщить. Ты застопорил этот грузовик, так что они не смогли бы нас преследовать, даже если бы захотели. Но меня волнует не это.
      – Ага, – согласился Зиглер, – но я высматривал всю дорогу – никаких признаков движения в воздухе не было.
      Они понимали, что самая большая угроза на этом отрезке пути исходила для них от патрульных вертолетов. Ми-24, или, как его прозвали, «вислозадый», был машиной, вселяющей ужас. Афганские маджахеды узнали об этом ценой собственных жизней за время долгой борьбы против советских оккупантов. «Вислозадый» нес тяжелое вооружение и мощную броню, его было почти невозможно сбить, и на нем стояли сложнейшие радарные и оптические устройства для выискивания целей. Они знали, что у Хуссейна «вислозадые» есть. Почти невероятно, но после «войны в Заливе» ему позволили ими пользоваться, правда, вылетали они в основном на подавление любых признаков недовольства в северных горах Курдистана и южных топях Месопотамии. Хауард горячо надеялся, что здесь, в западном Ираке, эти вертолеты не размещаются. Случайное присутствие «вислозадого» в этой пустынной части страны неминуемо позволило бы обнаружить их команду. Две одинокие машины, движущиеся так поздно ночью, подверглись бы проверке, и на этом все было бы кончено. Когда они выедут на основную дорогу дальше к северу, у них будет больше шансов остаться незамеченными.
      – Ничего подозрительного. Давайте поспешим. Я хочу, если получится, проехать Рутбу до полуночи.
      Через двадцать миль Хауард снова остановился – они подъехали к пересечению с основным шоссе, где должны были повернуть на север, в сторону Рутбы. Они отогнали машины подальше от дороги в пологий уэд, дав возможность Макдоналду и Ашеру пристроить оружие. Направляющий ствол РПГ-7 был помещен под матрасом лежака в переднем автомобиле. Макдоналд сам вспорол ножом матрас и засунул туда ракеты. «Бардачки» обоих автомобилей были заполнены гранатами, всем были розданы автоматы, и каждый спрятал под свое сиденье дооснащенный глушителем и пламягасителем АКМС.
      – У кого-нибудь есть консервный нож? – поинтересовался Акфорд. – Хочу немного полакомиться этими здоровущими русскими сардинами.
      На то, чтобы вскрыть тяжелые металлические коробки с помощью ножовки, ушло десять минут. Внутри каждой коробки находилось по семьсот патронов 7,62x39 мм к автоматам АК. Патроны были розданы – каждый получил по шесть тридцатизарядных рожков. Остальное было спрятано под лежаки. Прежде чем отправиться дальше, они закопали пустые ящики и коробки и еще раз убедились в отсутствии какого-либо движения по шоссе.
      Начиная от перекрестка, дорога на север в сторону Рутбы заметно улучшилась, а через тридцать миль, когда они совсем быстро добрались до перекрестка с основной дорогой на южный аэродром Рутбы, она стала вполне приличной. Аэродром находился в десяти милях к востоку, и шоссе от него до самого городка Рутба местами имело даже твердое покрытие. Хауард вздохнул с облегчением. Они убрали приборы спутниковой навигации и включили фары – пришла пора действовать под видом санитарных машин.
      Первые признаки жизни они заметили лишь за восемь миль до Рутбы – в их сторону по шоссе приближались четыре группы огней. О том, чтобы как-то от них скрыться, не могло быть и речи.
      – Похоже, военные, – проворчал Хауард.
      – Ну и что, ты считаешь, нам следует делать? – спросил Берн.
      – Мигни фарами, дай пару гудков, бодренько помаши ручкой и выкрикни что-нибудь патриотическое по-арабски.
      Берн подчинился. Все, кто ехали в четырех автомобилях, едва обратили на них внимание, когда пронеслись мимо в обратном направлении. После этой встречи у Макдоналда сохранилось лишь мимолетное впечатление о безразличных, угрюмых лицах солдат, плотно закутанных и замотанных от холода.
      – Ишь ты, Господи, у них еще и «лендроверы»! – пробормотал Хауард. – Наверно, смена караула, едут на аэродром. Как бы то ни было, но приятно узнать, что, похоже, никакой тревоги из-за нас не подняли.
      В отдалении, там, где и положено, появились огни Рутбы. Создавалось впечатление, что город практически заброшен. Электричество там отсутствовало, и Хауард сделал предположение, что единственный хорошо освещенный район в миле к востоку от шоссе – это военная часть со своим автономным генератором. Проезжая через пустынный город, они услышали позади себя рокочущие звуки – это Акфорд решил опробовать свое устройство с глушителем. Хауард усмехнулся про себя. Никому, кто услышит этот рокот, даже в голову не придет, что это едет группа убийц, пытающихся незамеченными пересечь Ирак.
      Первым главным шоссе, которое им повстречалось, была дорога № 10 – старая автомагистраль между Багдадом и Иорданией.
      Они свернули по ней налево, а где-то в миле от города – направо и выехали на шоссе, которое должно было провести их мимо авиабаз с буквенными обозначениями H2 и H1 в Киркук. Через две мили, как раз когда они решили, что все в порядке, они наткнулись на первое препятствие.
      Остатки автомобильной эстакады, пересекавшей их шоссе поверху, валялись разбросанными по всей проезжей части. Видимых попыток хоть как-то расчистить завал заметно не было. Огромные глыбы бетона лежали там же, где и упали, а сама магистраль с обеих сторон обрывалась прямо в воздухе. Все шоссе прямо перед ними перегородил обгоревший остов большого грузовика, водитель которого, очевидно, не знал, что эстакада обвалилась, и сорвался через край.
      – Черт! – выругался Хауард. – Джонни, ты не видишь объезда?
      – Должен быть какой-то. Хотя эта дорога из Иордании подвергалась самым крутым «санкциям» союзников. – Пока он объяснял, они заметили, что с запада по верхней автостраде приближаются огни машины. Огоньки исчезли из виду, когда она свернула с шоссе и спустилась с насыпи по другую сторону от них. Они наблюдали, как машина проехала мимо провала за сгоревшим грузовиком и вновь выбралась наверх уже на восточную часть автострады. Выехав на дорогу, она покатила дальше в сторону Багдада.
      – Ладно, давайте отъедем назад и поищем, как объехать эти развалины.
      Пятью минутами позже они взобрались на насыпь, пересекли автостраду и тут же спустились на другую сторону. Снова выехав на дорогу, что вела в Киркук, они отправились дальше.
      – Думаете, этот мост был взорван бомбой? – спросил Макдоналд.
      – Несколькими бомбами, сказал бы я, – ответил Берн. – Во время «войны в заливе» это шоссе значилось как «Аллея Скадов». Вдоль нее разъезжали стартовые установки и запускали ракеты неподалеку от мостов и эстакад вроде этой. Запустив «Скад», иракцы оставляли на виду ложную установку, а настоящую прятали под мостом, чтобы ее не засекли бомбардировщики. Прошло порядочно времени, пока до союзников дошло, что происходит. Надеюсь, когда этот мост обвалился, под ним как раз находился «Скад».
      Хауард сосредоточился на карте.
      – Милях в двадцати пяти отсюда, вдоль по этой дороге, находится авиабаза Н2. Мы доедем до Т-образного перекрестка. Если свернем налево, то попадем прямиком на базу. Поэтому мы свернем направо, проедем мимо нефтяной насосной станции и обогнем базу. Правый поворот после станции выведет нас обратно на основное шоссе.
      – Почему авиабаза называется Н2? – спросил Макдоналд.
      – Понятия не имею, – ответил Хауард. – Но так обозначено на карте.
      По мере приближения к базе движение становилось все более оживленным. Берн действовал, как и раньше, он сигналил и приветственно махал рукой, и на них не обращали внимания, очевидно, воспринимая как вполне естественную часть окружающей обстановки. Хауард полагал, что лишь немногие иракцы в действительности знали, чем занимаются остальные и почему они здесь находятся несмотря на столь поздний час. И всех, кого они до сих пор встречали, похоже, это мало волновало. Вероятность угодить в комендантский час существовала всегда, но он надеялся, что право двух санитарных машин с включенными мигалками на передвижение никто не станет подвергать сомнению. Из того немногого, что они успели увидеть в этой стране, у них создалось впечатление мрачного, безысходного бардака.
      Впереди замерцали огни авиабазы Н2.
      – Вот что, Джонни, когда повернем направо, включи-ка мигалки снова. Я не знаю, что творится на этой насосной станции, но там может быть охрана.
      Предосторожность оказалась излишней. От «насосной станции» осталась лишь груда камней. На дороге поблизости от нее зияли воронки – Берн едва успел вовремя заметить первую из них. Ее размеров вполне хватило бы, чтобы у «лендкрузера» отвалилось колесо или полетела передняя подвеска.
      – Недолет, – процедил Берн, тут же снизив скорость. – Похоже, союзники здесь изрядно потрудились.
      – Вся страна выглядит какой-то поломанной, – заметил Макдоналд. – Такое впечатление, что больше здесь вообще ничто не работает.
      – Не говори раньше времени, – возразил Хауард. – Теперь мы сделаем петлю, а это снова приведет нас совсем близко к базе. Остается надеятся, что там не слишком оживленно.
      Они сделали круг вокруг базы, чтобы не проезжать прямо мимо нее. Впереди снова показались огни.
      – У них включены посадочные огни, – заключил Берн. – Предполагается, что все военные полеты запрещены. Как вы думаете…
      Раздался рев, и огни идущего на посадку огромного транспортного самолета проплыли низко у них над головами. Все трое инстинктивно пригнулись и выругались от неожиданности.
      – Черт! Что это было? – воскликнул Берн.
      – Большой транспорт. Я не смог распознать. Больше чем С-130. «Антонов»? Не знаю. – Хауард уставился вслед огням самолета, опускавшегося на посадочную полосу. – Как бы то ни было, особо задерживаться, чтобы узнать, не стоит. Скоро будет правый поворот.
      – Когда мы вернемся домой, напомни, чтобы я выразил протест в адрес ООН по поводу нарушения ими собственных резолюций, касающихся Саддама, – сказал Берн. – О'кей, вот и поворот.
      Они свернули на правое ответвление и вскоре снова выбрались на открытое шоссе.
      – До авиабазы H1 чуть меньше шестидесяти миль. Если все будет нормально, мы доберемся туда в пределах часа. Скажем, в 1.45.
      Оставшаяся часть дороги до базы H1 была почти идеально прямой. Из того немногого, что удавалось разглядеть по сторонам, в основном это была безликая и безлюдная пустыня, покрытая валунами и щебнем, со случайными вкраплениями зарослей низкорослого кустарника. Движение было редким, и они быстро продвигались вперед.
      За десять миль до базы Хауард приказал остановиться. Они отъехали подальше от дороги и погасили свет.
 
      – Наверно, стоит дозаправить баки. – Хауард надел прибор ночного видения и осмотрел горизонт.
      В поле зрения ничего особенного не было.
      В каждый из баков вошло почти по три полных канистры бензина. Довольные, что в машинах прибавится дополнительное свободное место, они выбросили пустые емкости. Хауард еще раз осмотрел горизонт через прибор ночного видения, и они выехали на дорогу.
      Вскоре тьму на горизонте прорезали огни авиабазы H1.
      – Если повезет, мы могли бы проскочить прямо мимо нее… – начал Хауард. – Дорога исключительно прямая, и…
      Впереди, ярдах в шестистах от них, на дороге появился мигающий свет. Вспыхнуло несколько прожекторов.
      – Джонни, врубай сирены! Мигалки – тоже, все врубай! Я – назад, к Дэнни. – Хауард нырнул за спинку сидения и поспешно натянул белый халат. Дэнни уже лежал на носилках, накрывшись одеялом. – Так, Дэнни, время принять лекарство. Когда я скажу, надкуси капсулу посильней, закрой глаза, начинай громко стонать.
      В заднем автомобиле Зиглер делал то же самое, что и Хауард, а на носилках был Ашер. Сирены обеих санитарных машин пронзительно завывали в ночном воздухе, а Акфорд еще добавил шуму, отключив глушитель на выхлопной трубе. Машины подлетели к перегородившему дорогу кордону и с визгом затормозили. Появились бегущие фигуры, и Берн выскользнул наружу, возбужденно жестикулируя и тараторя по арабски. К нему приблизился офицер, и Берн, продолжая тараторить, накинулся на беднягу, не давая ему никакой возможности вставить хотя бы слово. Берн потащил иракца вокруг «санитарки» к задней части машины.
      –  Начал,Дэнни, – прошептал Хауард в ухо Макдоналду, как раз перед тем, как открылись задние дверцы.
      Дэнни с силой надкусил капсулу и стал издавать убедительные стоны. Капсула словно взорвалась между зубами, и он обнаружил, что ярко-красная жидкость брызжет изо рта прямо ему на грудь. Дэнни попытался сжать губы, но жидкость продолжала пузыриться наружу, и он снова застонал.
      В то время, как Берн вместе с офицером обходили санитарный фургон, Хауард что-то бормотал себе под нос. Как только дверца открылась, он обернулся и прорычал в ее сторону один из двух монологов, которые в свое время с великими мучениями затвердил под руководством Берна. Его арабский был совершенным.
      – Закройте дверь, недоумок! – гневно выкрикнул он. – Вы что, не видите, что тут тяжело раненный? И уберите с дороги своих людей, иначе смерть этого несчастного будет на вашей совести!
      Вида крови, извергающейся изо рта пациента, вкупе с резким отпором со стороны «доктора» для офицера оказалось более чем достаточно, и он отпрянул, захлопнув дверцу. Берн при этом не повел и бровью. Продолжая бестолково тараторить, он потащил офицера ко второй машине. Берн распахнул дверцу фургона и развернул офицера так, чтобы тот видел происходящее внутри. Зиглер в белом халате и со стетоскопом на шее пытался удержать на носилках Ашера. Из-под одеяла торчала его левая окровавленная нога. Из сплошного месива раны в середине голени под ужасным углом выпирал обломок берцовой кости. Огромный кусок рваного мяса свободно свисал с покалеченной конечности.
      Офицеру хватило за глаза. Не способный соображать под вой сирен и рев «прогоревшего» глушителя второй санитарной машины, водитель которой с безумным видом то и дело нетерпеливо перегазовывал, он высвободился от Берна и бросился бежать. Отчаянно махая своим людям, офицер заорал, чтобы те освободили дорогу и пропустили санитарные машины. Берн вернулся к передку своей машины и, стоя в свете фар, прокричал что-то невразумительное вслед офицеру, а потом начал понукать солдат, чтобы те поторапливались.
      – Джонни, не переигрывай, мальчик, – проворчал Хауард, наблюдая, как Берн ломает комедию, и чувствуя, что и сам стал плохо соображать от всего этого шума.
      Машины, перегородившие дорогу, были поспешно убраны. Берн вскочил обратно за руль и рванул с места так, что завизжали шины. Вторая «санитарка» с оглушительным ревом последовала за первой. Проезжая мимо солдат, Берн не прекращал кричать, высунувшись из окна. Он продолжал представление, пока они не отъехали на триста ярдов от кордона и не скрылись из виду за поворотом дороги. Еще через пару миль он выключил сирену и мигалки. Ехавший позади Акфорд сделал то же самое и включил глушитель.
      – Ну, слава Богу! – воскликнул Берн. – Эта чертова сирена чуть не свела меня с ума. А что касается выхлопной трубы Тони… Дэнни, с тобой все о'кей?
      – Со мной все в порядке, – откликнулся Макдоналд. – По крайней мере, мне так кажется, – добавил он с отвращением. – Что за чертовщина была в этой капсуле? Эта красная мерзость заляпала все на свете.
      – Обыкновенная «шипучка», дружочек, – ответил Хауард. – Можешь купить в любом магазине, где есть товары с «сюрпризом».
      В задней машине Ашер отдирал с себя пластиковую «рану» вместе с торчащей «костью», а Зиглер протирал большие пятна «крови».
      – Боб, я вот думаю, а не сделать ли нам в следующий раз ранение в живот? – начал рассуждать Зиглер. – После того, как ты отмахивался от меня там, на носилках, мне что-то не терпится вывалить эту литровую банку с козлиной требухой на твое брюхо. Будет обидно, если мы протаскаем ее с собой от самого Баданаха и так и не используем, а?
      – Хрен тебе, – огрызнулся Ашер. – Следующая очередь – Тони.
      – Нет уж, спасибо, – возразил Акфорд, сосредоточенно перемалывая во рту жвачку. – Мне и за рулем хорошо.

      Джон Кируин был очень занят. Вместе с Уолтером Соренсеном они быстро определили первейшую проблему, с которой предстоит столкнуться, – приоритетность заданий. Строго говоря, Национальное бюро разведки существовало для того, чтобы работать со спутниками и расшифровывать и анализировать видеоинформацию, которую те поставляли. Его директор, ДНБР, отчитывался непосредственно перед министром обороны Диком Чейни, но свободы выбора в определении заданий у него не было. Центральное разведывательное управление – вот кто определял задания и решал, куда должны смотреть спутники и другие аппараты, занимающиеся сбором разведывательных данных.
      Соренсен переговорил с директором – Мартином Фейгой. Учитывая, что в Ираке была ночь и ничего особенного там больше не происходило, Фейга дал ему семь часов на то, чтобы раскопать какую-то информацию.
      – Уолтер, даю вам срок до шести ноль-ноль по иракскому времени, – сказал ему явно заинтересовавшийся директор. – Это значит двадцать три ноль-ноль по восточноамериканскому. Если к этому сроку у вас ничего не получится, боюсь, нам придется вернуться к обычным дневным операциям.
      Хотя Фейга и не произнес этого вслух, он надеялся, что Соренсен и его команда в действительности обнаружат что-нибудь этакое, – тот факт, что им удалось раскрыть что-то такое, что упустили все остальные, усилил бы позиции Национального бюро разведки. ЦРУ наверняка не знало об этом набеге на Ирак, и то, что бюро обнаружило его первым, уже само по себе играло им на руку. Бюджет Национального бюро разведки находился под угрозой: предпринимались попытки урезать его в 1993 году на восемнадцать процентов, и успех в подобном мероприятии явился бы отнюдь не лишним аргументом в споре против сокращения ассигнований.
      – Спасибо, господин директор, – поблагодарил Соренсен. – Могу ли я получить у вас разрешение озадачить не только наши птички KH, но и самолеты с Джей-СТАРС?
      Фейга задумался.
      – Ладно, давайте. Полагаю, их экипажи не будут возражать. Но запомните на будущее, что этим ребятам мы окажемся кое-чем обязанными.
      Во время «войны в заливе» два прибывших в последний момент самолета Е-8А, оборудованные системой Джей-СТАРС, проявили себя с наилучшей стороны. Для наблюдения за наземным движением Е-8А с Джей-СТАРС были тем же самым, что Е-3 с АВАКС для наблюдения за воздушным, – их радарные устройства могли засечь перемещения наземных транспортных средств на расстоянии до двухсот миль. В отличие от самолетов с АВАКС с их огромными вращающимися тарелками антенн сверху, у самолетов с Джей-СТАРС были большие ковшеобразные антенны, подвешенные под фюзеляжем. Система находилась в экспериментальной стадии – испытания прототипов еще не закончились, – как вдруг кто-то заметил их потенциальные возможности. Два прототипа с экипажами из гражданских ученых срочно перегнали в район Персидского залива и поставили на дежурство. Управлявшие ими доктора наук и профессура оплачивались по высшим ставкам, но потраченные деньги с лихвой окупили себя. Оба самолета с Джей-СТАРС так и остались в районе залива для наблюдательных целей, а их экипажи по-прежнему состояли в основном из гражданских лиц.
      В первой же инструкции для Джей-СТАРС Кируин указал район поисков и отдал распоряжение засечь и отслеживать путь двух автомобилей, покинувших пограничную заставу. Для Джей-СТАРС это оказалось относительно легкой задачей. Район, обозначенный Кируином, был фактически безлюдным, и обслуживающие команды быстро доложили, что обнаружены цели в сорока милях к югу от Рутбы. Теперь, когда стали известны приблизительная скорость и направление движения машин, Кируин запрограммировал KH-12 на проход «с щелчком». Это был тот самый KH-12, который заснял пожар на заставе в 22.12 по иракскому времени. По приказу компьютера включился его гидразиновый двигатель, и в 23.41 спутник спикировал до высоты сто пятьдесят километров, его камеры с геликоидальным сканированием завращались со сверхвысокой частотой. Ко времени осуществления прохода Джей-СТАРС доложил, что машины приближаются к городу Рутба, а до этого разминулись с еще четырьмя автомобилями того же типа, направлявшимися к югу – в противоположную сторону. Кируин сопоставил полученные время и местоположение с предыдущими, а в 23.47 на его большом экране появилось изображение.
      Мысленно он поблагодарил свою счастливую звезду за то, что ночь оставалась по-прежнему ясной и безоблачной. «Щелчок» уменьшил высоту прохода спутника почти вдвое, так что изображение машин получилось гораздо более четким, чем на довольно-таки размытых предыдущих картинках, и не оставляло желать лучшего. Кируин включил электронное увеличение и приказал компьютеру оптимизировать картину на экране. Анализ теней показал, что на машинах теперь включены не ИК-прожекторы, а обычные фары. Все верно, подумал он. Вероятно, это было связано с дорожным движением – ехать по шоссе с выключенным светом было бы самым лучшим способом привлечьк себе внимание, а не избежать его. Удовлетворенный, он отослал изображение в оперативную память в качестве шаблона для последующих сравнений.
      Пока их действия слишком прямолинейны, подумал Кируин. Они сами облегчили его задачу. Пустынный район, отсутствие других движущихся объектов… но что произойдет, когда они остановятся или наткнутся на другие автомашины? И что они замышляют? А еще важнее – кто они и откуда сюда попали.
      Кируин решил, что какое-то время ничем больше не может помочь в процессе отслеживания машин. Джей-СТАРС играл тут принципиальную роль, и, если самолет потеряет автомашины, Кируину останется надеятся только на удачу и попытаться засечь их снова с помощью KH-11 или KH-12. Он подозвал к себе коллегу и объяснил ситуацию.
      – Джерри, я хочу, чтобы ты внимательно следил за развитием событий. – Джерри Фридман, аналитик 2-го класса, был его помощником. – У меня теперь есть хорошее шаблонное изображение машин – используй его. Пусть KH-11 совершают обычные полеты, а вот от KH-12 я хочу иметь снимки со «щелчком» на каждом проходе. Уолтер сказал, что, если понадобится, мы можем задействовать еще один KH-12. Дашь мне знать, если машины направятся в большой город или попадут в интенсивное дорожное движение, и мы вызовем второй спутник.
      Итак, Кируин перепоручил отслеживание маршрута Фридману. Питер Станнард, аналитик 3-го класса, занялся докладами с Джей-СТАРС и передавал информацию Джерри. Молоденький Питер справлялся нормально. Другой младший аналитик занимался распечатками, а еще один аналитик 2-го класса, Джим Мортон, составлял детальный маршрут движения машин. Джим был аккуратным и собранным аналитиком – как раз то, что нужно для такой работы. Все и вся находились на своих местах – самое время немного покопаться в предшествующих событиях.
      Работая в одиночку, Кируин принялся перелопачивать данные, полученные после предыдущих проходов спутников «Ки-хоул». В архивном отделе тысячи миль магнитной пленки хранили рутинные данные, полученные спутниками со всех концов света. Одной из самых важных способностей, которой обладало Национальное бюро разведки, была возможность сравнивать вновь поступающие изображения со старыми. Все сводится к простому поиску необходимого изображения, сказал сам себе Кируин.
      Отрегулировав увеличение так, чтобы экран показывал северо-запад Саудовской Аравии, Кируин стал изучать наложенную на изображение карту. Он отметил на экране координаты погранзаставы и последующего местонахождения машин. Для большей наглядности они мигали, как и указанные рядом дата и время. О'кей. Поездка от границы до Рутбы заняла меньше двух часов, при этом машины передвигались отнюдь не по бездорожью. Кируин всмотрелся в дорогу и дорожную сеть к югу от границы с саудовской стороны. Если они пользовались основными трассами, существовало два места, откуда они могли приехать: либо из Тураифа, находившегося в самом углу на западе страны, рядом с иорданской границей, либо из Эль-Миры, которая действительно напоминала скорее просто «место», обозначенное на карте. В обоих случаях скорость их передвижения определяла, что машины должны были находиться на одной из этих дорог по крайней мере за час до того, как в 20.13 их впервые обнаружили возле границы. Так какая там есть информация о районе в 19.13?
      Не прошло и семи минут, как он получил ответ. Используя хранившееся в памяти шаблонное изображение, компьютер проверил громадное количество данных с двух спутников KH-11, прошедших над районом в 19.17 и в 19.35, и показал, что в 19.35 машины находились в десяти милях к северу от Эль-Миры. Картинка была не очень хорошей, но больше по дорогам никто не двигался, и, насколько мог судить Кируин, это были именно они. Отлично. Где они могли находиться до этого? Двигались ли они поперек страны через пустыню или ехали по шоссе вдоль нефтепровода? Мысленно он пока отверг первое предположение и приказал компьютеру поискать в архивных материалах данные о шоссе вдоль Трансарабского нефтепровода. Ну конечно же – снова они! В 19.04 едут по дороге из Арара.
      Десятью минутами позже на Кируина свалилась первая большая удача. KH-11 засек автомашины в тот момент, когда те выезжали из лагеря в Баданахе неподалеку от Арара. Предыдущий проход спутника над лагерем продемонстрировал лишь одно отличие. На дороге, шедшей вокруг лагеря, стоял самолет – двухмоторный моноплан, который после сравнения с эталоном компьютер идентифицировал как «Бриттен-Норман айлендер». Кируин проверил результат еще одного прохода за предыдущий день. В лагере для строителей самолета не было, но в нескольких милях от поселка, в аэропорту Арара, он был и стоял там на бетонной площадке.
      Кируин откинулся в кресле и протер глаза. В Ираке было 00.45, в Вашингтоне – 17.45. Он находился на дежурстве почти двенадцать часов, и он устал. Кируин подумал над тем, что ему удалось обнаружить, и сделал выводы. Он поднялся с кресла и подошел к столу Соренсена.
      – Уолтер, можем мы заставить Лэнгли, кое-что для нас сделать? – Он рассказал о том, что у него получилось. – Может быть, им удастся что-нибудь раскопать об этом самолете, да и о лагере тоже? Похоже на поселок для строителей. Возможно, кому-то удастся установить, что это за самолет и откуда он прилетел.
      Морж задумчиво потеребил усы и покачал головой.
      – Джон, ради тебя я попробую, но что-то я сомневаюсь, что к установленному директором сроку мы куда-то продвинемся. У нас осталось около пяти часов. Подумай сам: даже если Лэнгли попытается нам помочь – взгляни на часы. У них там, в Аравии, уже за полночь. Думаешь, у них есть возможность вытащить из постели какого-нибудь парня из саудовской службы контроля за полетами и учинить ему допрос «с пристрастием» о каком-то крошечном разнесчастном самолетишке, о котором он, возможно, и слыхом не слыхивал? Мне кажется, тут нет ни малейшего шанса. Лучше всего было бы попытаться отследить все в обратном порядке с помощью архивов. Проверь этот аэропорт. Посмотри, сколько рейсов туда прибывает. Полагаю, что единицы. Может быть, что-то найдешь в записях системы АВАКС.
      От перспективы разбираться с архивами АВАКСа Кируин издал внутренний стон. Он прикинул варианты. Похоже, никаких обходных путей тут не найдется. Все упиралось в самолет. Ладно, как долго он находился в аэропорту? Ну, это – просто. Он может узнать это с помощью архива, собранного спутниками «Ки-хоул». По одной проверке каждый день в обратном порядке, скажем, около 18.00. Не так уж и сложно. Он начал набирать на клавиатуре команды.
      Через полчаса Кируин заметил, что положение самолета до 17 апреля слегка отличается от положения в последующие дни. Тот куда-то улетал на один день. Запросить АВАКС? Нет, пока не стоит. В конце концов, самолет по-прежнему находился на том же месте. Он подождал еще пару минут, пока не появились затребованные им результаты проходов спутников за несколько предыдущих дней. Наконец информация за 12 апреля показала, что самолета в аэропорту нет. Кируин проверил обстановку двумя днями раньше, но самолетом нигде и не пахло. Отлично, значит, он прилетел в течение 13-го.
      – Джон? – Это был Джим Мортон, который ненадолго оторвался от составления маршрута, чтобы посмотреть расписание полетов в Арар и из него. – Регулярных рейсов очень немного. Четыре рейса в неделю из Риала и один рейс в неделю из Джидды. Я посмотрел информацию об этом месте в банке данных – там практически ничего нет. Я охарактеризовал бы его как второстепенный форпост, просто перевалочный пункт рядом с автомагистралью.
      – Спасибо, Джим, – поблагодарил Кируин.
      Толку от этих сведений было немного, но теперь он знал достаточно, чтобы обратиться к записям АВАКСа – если только у них были таковые за это число. Он решил поручить это кому-то еще и проверить, как развиваются события в настоящее время. Время в Ираке близилось к 1.45. Куда же направляются эти парни? Он подошел к рабочему месту Джерри.
      – Джон, Джей-СТАРС потерял их в заторе! – Голос молодого Питера Станнарда звенел от напряжения.
      – О'кей. Как давно?
      – Только что, с минуту назад! Они докладывают, что затор стационарный и что-то перегораживает дорогу, возможно, другие автомобили. Все смешалось, и они не уверены.
      – Скажи им продолжать наблюдение за этой точкой, пока не начнет снова двигаться. Возможно, они нарвались на дорожный кордон или что-то в этом роде. Либо они снова двинутся дальше, либо наша работа закончена.
      Со вздохом Кируин решил, что архивы АВАКСа придется проверять самому. Ему претила сама мысль об этом, поскольку процесс получения данных занимал гораздо больше времени, чем это требовалось с архивами «Ки-хоул». Более старая база данных АВАКСа требовала более конкретных запросов. Вы не могли просто сказать: «Предоставить все подробности о полетах легких самолетов в – или из – Арар с их курсами по компасу за 13 апреля». Вы должны были сообщить точное направление полета и тип самолета. Кируин решил, что самое время модернизировать процедуру запросов. У него уйдет по крайней мере тридцать минут на то, чтобы ввести и получить информацию. Но отрывать Джерри и Питера от их работы он сейчас не мог. Еще раз вздохнув, Кируин начал стучать по клавиатуре компьютера.
      Но нашел необходимое только через пятнадцать минут. Самолет, подходивший под описание «айлендера», был отслежен дежурным АВАКСом утром 13-го. Он летел курсом 035 градусов и направлялся в Арар. Вполне понятно, что в тот момент никто не обратил на него внимания, да и АВАКС вылетел на дежурство, когда тот уже находился в воздухе.
      Ничего страшного – у него есть курс «айлендера». Кируин ввел цифры в компьютер, и на экране на фоне карты замигал предположительный маршрут самолета. Приблизительно в этом направлении находились два аэродрома: Сакака, расположившаяся в каких-то семидесяти милях от Арара, а еще дальше на берегу Красного моря – Эль-Ваджх. Сначала он решил попробовать с Эль-Ваджхом. Он запросил компьютер о вероятном времени вылета самолета, учитывая его скорость, определенную АВАКСом, и тот выдал цифры 8.05. Журнал дежурства спутников «Ки-хоул» указал, что KH-12 совершил проход над Эль-Ваджхом в 7.43. Его это устраивало, и Кируин вызвал изображение на экран.
      Ему повезло сразу по трем позициям. Во-первых, во время запланированного прохода над Киркуком KH-12 «подщелкнули» до высоты сто шестьдесят пять километров, и над Эль-Ваджхом он пролетел достаточно низко. Во-вторых, облачный покров отсутствовал, и картинка была хорошей. Третьим элементом удачи было даже не то, что самолет показался на аэродроме Эль-Ваджха как на ладони, а то, что прямо рядом с ним стоял автомобиль.
      Кируин отогнал накопившуюся усталость. Машина была видна очень отчетливо, и изображение было качественным. Это был большой пикап, заднее грузовое отделение которого, как он предположил, было покрыто брезентом. Откуда он мог приехать? Кируин изучил карту и решил довериться предчувствию, что пикап приехал с юга по шоссе, идущему вдоль побережья.
      – Джон? – Ход его мыслей был прерван. Это оказался Джерри. – Думаю, у нас тут возникла проблема.
      Кируин с тревогой посмотрел в его сторону.
      – Откуда? Джей-СТАРС не смог засечь их снова после дорожного кордона?
      – Да нет, не то. Мы их засекли, и они продолжают двигаться по той же дороге. Проблема в том, что они въезжают в город под названием Хадита. Да, на самом деле он состоит из трех городов, но это название произносится проще остальных. Там есть еще Бени-как-то и Хакла-что-то. Мы остановились на Хадите, – объяснил он, коверкая названия.
      – Ну и?
      – Ну, насколько я понимаю, у них есть три возможных варианта. Либо они направятся на северо-запад – а там, кроме сирийской границы, ничего нет, и я считаю, что они туда не поедут, – либо они направятся на юго-восток, в Багдад – я уже думал об этом, но зачем им ехать таким путем? Если бы они собирались добраться до Багдада, то поехали бы по основной автомагистрали, не так ли?
      Кируин обдумал положение.
      – Ладно, и каков же третий вариант?
      – Они продолжают двигаться в том же направлении – на восток. А это значит, что им придется пересекать Евфрат.
      – Так в чем же проблема?
      – Пойди и посмотри на снимок с изображением этого моста.
 
      – Джонни, подъезжаем к Эль-Хаклании. Осталось миль пять. – Хауард выключил прибор спутниковой навигации и тревожно всматривался в дорогу впереди.
      – Обычная процедура?
      – Включи мигалки, а сирены – только в случае каких-то осложнений. Поезжай через город, а милях в трех после него свернешь налево в сторону Бени-Дахира. Там будет большой мост через реку, который выходит на шоссе в Байджи.
      – Окей.
      В Эль-Хакланию они въехали в 2.30 – город был пуст. Санитарные машины мчались по молчаливым улицам, и Хауард приказал выключить мигалки. Они свернули на шоссе, ведущее в Бени-Дахир, а через три мили въехали в еще один небольшой городишко. К этому времени они уже спустились с плато в долину реки, и воздух стал заметно теплее, хотя в целом было по-прежнему холодно. Городок был окружен деревьями, садами и полями. Дорога бежала вдоль левого берега Евфрата. После сухости пустыни воздух казался влажным, через окна в машину проникал едкий запах людей и животных. Хауард сморщил нос, но обратил внимание, что Берн глубоко вдыхает этот воздух с явным удовольствием.
      – Скоро по правую руку должен появиться мост. – Хауард сверился с навигационным прибором. Они находились в точке с координатами 34°062 северной широты и 42°232 восточной долготы. – Ага, вот и он… Вот же дерьмо!
      Берн остановил «лендкрузер». Они сидели в тишине, уставившись на открывшуюся перед ними картину. Огромный мост был разрушен. Центральный пролет обвалился целиком, и один его конец торчал прямо из воды. Главная опора на дальней стороне завалилась набок. Посередине моста зиял провал шириною в двести ярдов.
      – Эд, а еще хоть какие-то мосты здесь есть?
      – Были. Как показано на карте, остальные три разрушены точно. Возможно, по этому ударили последним.
      – Ну, и что будем делать?
      – Следующий мост вниз по течению в двадцати милях отсюда и расположен прямо рядом с армейской базой. Я не хочу рисковать до тех пор, пока в этом действительно не возникнет необходимости. Да и мост этот, возможно, тоже разрушен.
      – А вверх по течению?
      – Милях в пяти к северу отсюда находится большая плотина гидроэлектростанции. За нею на протяжении сорока миль ничего нет, в основном из-за плотины и искусственного водохранилища.
      – А нельзя ли переехать по плотине?
      – Она должна иметь сильную охрану. Кроме того, ты заметил в округе хотя бы один огонек? Ни одного. Готов поспорить, что она тоже разрушена. Нет, здесь должен быть какой-то паром или временная переправа. Продолжай медленно двигаться дальше, а я буду их высматривать. Если здесь ничего не окажется, тогда двинемся к плотине.
      Не проехав и мили, Хауард увидел понтонный паром. Они остановились и выключили свет. К ним присоединился Зиглер, и они стали изучать паром с помощью биноклей. Тот выглядел безлюдным.
      – Должен же там кто-то дежурить, – прорычал Зиглер, поигрывая своим АК. – Думаю, что я просто пойду и разбужу его.
      Через десять минут по световому сигналу Зиглера два «лендкрузера» мягко скользнули вниз по илистому съезду к пристани. Зиглер помахал им, чтобы заезжали прямо на большой плавучий понтон, причаленный к ее краю. Сам он стоял на коленях, при этом одно его колено упиралось в грудь разбуженного иракского капрала, к зубам которого был приставлен глушитель АКМСа. Хауард, а следом и остальные вылезли из автомобилей.
      – Это – капрал Абдул, – доверительно сообщил Зиглер. – Он любезно согласился быть нашим гидом во время вечерней прогулки по Евфрату. Не так ли, Абдул? – Зиглер ухмыльнулся иракскому солдату, не понявшему ни единого слова из того, что ему говорили. Смесь страха и ненависти исказила его лицо, но страх явно одерживал победу. – Правильно, Абдул. Полагаю, мне стоит передать тебя на попечение моего друга Джонни. Вы отлично поладите. Будь пай-мальчиком и делай то, что он тебе скажет, ты слышал? – Он обернулся к Берну. – Ты смотри, приглядывай за этим Абдулом. Тот еще тип. У него был большой острый штык, который он хотел мне показать. Для большей сохранности я отправил штык в воду.
      Берн схватил капрала и грубо поставил его на ноги. Заговорив с иракцем тихим, напористым, полным угрозы тоном, Берн не отступал от него ни на шаг, пока тот пятился в заднюю часть парома и готовился завести дизельный двигатель.
      Затрещал стартер, и двигатель завелся. Берн просигналил остальным, что они отчаливают. Паром закачался на волнах ленивого течения огромной реки, направляясь к противоположному берегу по черной маслянистой воде. Хауард и Ашер разглядывали оставшийся за кормой западный берег – не хватился ли кто-то исчезнувшего парома, – но ничего не заметили.
      У противоположного берега они причалили к пирсу, и машины быстро скользнули на берег. Берн обратился к Хауарду так, чтобы слышали остальные:
      – Эд, отгони машины чуть подальше от берега, я только скажу пару слов нашему капралу.
      Автомашины съехали с причала и взобрались по склону на берег. Наверху Хауард остановился в ожидании. Через пару минут Берн уселся к нему в машину.
      – Все в порядке? – спросил Хауард, когда они тронулись на восток.
      – Нормально. На самом деле его звали не Абдул. – Берн сделал паузу и добавил: – Его звали Хамуд. Хамуд Назир. До чего был мерзкий тип!
      Макдоналд, сидевший сзади, отметил, что Берн употребил прошедшее время. Он вздрогнул и взглянул в торцевое окно. Увидеть ничего не удалось – паром уже пропал из виду.
      Однако интуиция ему подсказывала, что тело капрала Хамуда Назира присоединилось к массе всякой всячины в водах Евфрата, которые могучая река медленно несла к Багдаду.
 
      Глаза Кируина покраснели от усталости, но его любопытство теперь пересилило все мысли об отдыхе. Он засек пикап южнее от города на прибрежном шоссе. Два последовательных прохода АВАКСа в 4.47 и 5.05, совершенные 13 апреля, показали, что в первые утренние часы в течение, по крайней мере, восемнадцати минут пикап оставался неподвижным в непримечательном с виду месте милях в семидесяти к югу от Эль-Ваджха.
      Но, кроме пикапа, там ничего не было. Или было? По какой-то причине машина остановилась. Чтобы встретиться с другим автомобилем прямо на шоссе? Нет. Даже намека на другую машину тоже не было. Кроме того, пикап отъехал от шоссе на несколько сотен ярдов в сторону…
      Ну конечно же! Море!
      Но никаких признаков лодки там тоже не было. Ничего, кроме яркого крохотного пятнышка из двух элементов изображения, указывавшего на источник тепла и присутствовавшего на более раннем снимке. Неподалеку от пикапа. Что-то очень маленькое, что-то настолько маленькое, что было почти неразличимо. Даже компьютер воспринял этот сигнал как аберрацию. Кируин задумался. Что-то меньше фута в поперечнике? Меньше одного фута!Бесполезно. Это было бы так же нелепо, как если бы пытаться невооруженным глазом рассмотреть дробинку с расстояния в целую милю. Бесполезно!
      Но источник тепла там определенно был. Человек? Нет, такого не может быть. Спутниковых снимков с разрешением, позволяющим засечь отдельного человека, пока что просто не существовало.Кроме того, объект, чем бы он там не являлся, был слишком горячим – слишком горячим, чтобы быть человеком, но в то же время достаточно холодным, чтобы это был открытый огонь…
      Двигатель! Это должен быть двигатель!
      Набросившись на клавиатуру, Кируин запросил данные с KH-12, прошедшего за тридцать минут до пары KH-11. Грызя ногти, он сидел и ждал, когда же появится информация. Пошло изображение, и Кируин уставился в экран. На нем было море – сплошной серый цвет, – более теплое, чем земная поверхность. Он внимательно все изучил. Нет, ничего там нет. Проклятье. Кируин подстроил изображение.
      И тут он увидел. Крохотная яркая точка. И она находилась в семистах ярдах от берега. Это значит…
      Ну конечно же, деревянная или надувная лодка и не должна быть видна – разница температур была слишком небольшой, особенно если лодка охлаждается брызгами. А вот навесной мотор…
      Да, это тот же объект. Это был двигатель!И теперьу него было с чем поработать!
      Через полчаса Кируин откинул голову назад и издал торжествующий вопль. На него уставились изумленные аналитики, и работа Национального бюро разведки временно приостановилась.
      Уолтер Соренсен, несмотря на собственную усталость, вскочил на ноги и поспешил к столу Кируина. Вслед ему поворачивались головы – из присутствующих никто еще ни разу не видел, чтобы Морж когда-нибудь ускорил свою неторопливую, размеренную походку. Теперь же он бежал! Пусть это были какие-то несколько ярдов, но Морж их определенно пробежал!
      – Уолтер, я их засек! Я их засек! – Кируин принялся лихорадочно объяснять; его высокий, срывающийся от волнения голос перекрывал неожиданно поднявшийся гвалт.
      По мере того, как он взахлеб выстреливал слова, остальные аналитики потихоньку покидали свои места и собирались вокруг его стола, чтобы услышать, из-за чего весь этот сыр-бор. Кируин рассказал им о пожаре на складе и о своих подозрениях, об автомобилях и о том, как он их отследил обратно до границы, о самолете, обнаруженном в строительном лагере, а потом – на аэродроме в Араре. Он объяснил им, как на основании данных АВАКСа отследил самолет до Эль-Ваджха. Затем он рассказал о пикапе и о том, как сканнеры KH-11 засекли его возле прибрежного шоссе. И наконец – как ему удалось добраться до крошечной двухэлементной «горячей» точки, одиноко движущейся в открытом море…
      Уолтер Соренсен слушал Кируина, испытывая гордость за подчиненного. Это был один из егомальчиков. Под накативший на него гул возбужденных голосов остальных аналитиков он задумался о том, чего достиг Кируин. Он, Уолтер Соренсен, обучал молодого Джона Кируина. И вот теперь новичок – о'кей, возможно совсем уже не новичок – растолковывал все окружающим, преподав им урок, который когда-нибудь войдет в учебники. Ломкий голос Кируина по-прежнему прорывался сквозь общий шум, когда он перешел к техническим подробностям и начал выводить на экран изображения, чтобы проиллюстрировать свой рассказ.
      Морж отметил, что сам он слушает Кируина лишь вполуха. Да, тут уж никуда не денешься. Просто-напросто Джону Кируину удалось нечто экстраординарное, что-то, что, возможно, делало его лучшим из них из всех. Парень смог отследить весь маршрут – в основном с помощью интуиции, – начиная от внутреннего Ирака, через всю Саудовскую Аравию и до самого Красного моря. При этом, имея дело с промежутком времени в две недели и обширнейшими пространствами, он отследил цели, которые в обычной ситуации были бы расценены как слишком маленькие, чтобы вообще заслуживать какого-либо внимания. И сделал он это с помощью простых архивных данных, а не тех, что получают после специальных проходов спутников.
      Ну ладно, прикинул Соренсен, в юности он и сам бы смог провернуть часть этой работы. Только не последний этап. Он снова задумался о происходящих событиях. Да уж, директору это должно понравиться!
      Кируин отследил в море крошечную, какой-то фут в поперечнике, цель на протяжении целых семидесяти пяти миль!
      Наконец-то после всех этих лет у Соренсена было что-то такое, что заставит ребят из Лэнгли сесть и отвесить челюсть. Ох, ребята, и еще как отвесите! Он мог дать им маршрут, время, направление движения и грубое описание автомобилей, лагерь, из которого они выехали, самолет – он мог дать им многое.
      Но самое главное – и это было лучше всего – он мог дать им это чертово огромное судно-контейнеровоз.

      Хауард первым обнаружил складское помещение, которое находилось в двадцати милях от перекрестка в Хадите. Он так бы его и не заметил, если бы не поворот. Лениво взглянув вдоль боковой дороги, он увидел колючую проволоку и лагерную вышку. Хауард принял решение.
      – Ну-ка, сверни туда, Джонни.
      Они свернули с шоссе и издали осмотрели постройки.
      – Никакого движения, – прокомментировал Зиглер. – Хотя в четыре часа утра это вряд ли удивительно.
      – Движение может начаться очень скоро, – сказал Хауард. – До рассвета осталось каких-то два часа. Думаю, нам стоит взглянуть на это место и посмотреть, кто тут есть. Более укромной точки нам не найти, да и подъезжать слишком близко к Байджи мне бы не хотелось.
      Они тихо подогнали «лендкрузеры» к караулке возле ворот – за ними ничто не шелохнулось. Берн вылез из машины и, закричав по-арабски, затряс створки ворот. Изнутри помещения донеслись звуки, свидетельствующие о каком-то движении, и перед ними появился небритый полусонный старик. С минуту или около того Берн с ним мирно болтал, а затем неожиданно достал свой АК. Старик побледнел, в ужасе что-то забормотал и поспешил открывать ворота.
      Машины проехали внутрь, а Берн заставил старика закрыть створки на замок и отдать ему ключ. Он подтолкнул иракца к задней дверце второй «санитарки» и запихал его в машину.
      – Пригляди за ним, Боб. Надо осмотреть склад. Подумать только, он охраняет пустое помещение!
      Склад представлял собой огромное здание из железобетона. Как и сказал им сторож, в нем было пусто, и сейчас он охранял его в одиночку. Берн прикинул, что арабу лет шестьдесят, но выглядел он гораздо старше. Он был ужасно испуган и являл собой жалкое зрелище. В то время, как Макдоналд вместе с Хауардом откатили в стороны огромные створки складских ворот, он сидел в задней части «лендкрузера» и молча трясся от страха.
      Как только машины оказались внутри, недоступные постороннему взгляду, Берн объяснил ситуацию:
      – Все почти идеально. Как сообщил наш общий друг, здание пустует уже больше года – почти с самой войны. Он и двое его сыновей работают здесь сторожами. Сыновья должны сменить его на рассвете, а с наступлением темноты он опять заступит на дежурство. Он сторожит здесь каждую ночь, но ни разу даже близко никого не замечал. Здание принадлежит одной из государственных сельскохозяйственных компаний – обычно они использовали его под продовольственный склад. Старик даже невооружен. Так что с ним у нас сложностей не будет.
      – Верно, – согласился Хауард. – Самое время чуть-чуть осмотреть машины, что-нибудь съесть и немного отдохнуть. Потрудились мы на славу. Но главное – прежде всего. – Он извлек пачку сигарет. – Огоньку ни у кого не найдется?

      Настроение Тони Крессуэлла было препоганым. Мало того, что ему не нравилось, когда его будили в три часа, ворчал он про себя, а тут еще после затянувшегося вечера. Еще больше ему не нравилось, как это прозвучало. А звучало это, как общая паника. Что там, черт побери, происходит? Может быть, вторжение? Или кто-то швырнул ядерную бомбу? Или что там еще? Бог его знает. Как-то это все подозрительно. Но, должно быть, что-то важное. Крессуэлл выругался про себя. Он собирался уйти в очередной отпуск, который начинался с завтрашнего дня, но теперь, подумал он мрачно, можно было смело с ним распрощаться.
      Улизнуть не было никакой возможности. Заместитель директора ЦРУ по разведке ЗД(Р), высказался вполне недвусмысленно и категорично. Да еще орал при этом, как помешанный.
      – Живо поднимай свою задницу, и чтобы все там лично проверил! – вопил ЗД(Р) по телефону.
      Ему там у себя хорошо, зло подумал Крессуэлл, – в Лэнгли сейчас было только девять часов вечера… Черт, лишнее подтверждение. Должно быть, что-то важное – чтобы заместитель директора звонил ему сам, да еще после окончания рабочего времени!
      Так и есть. Ладно, начнет он с того, что испортит воскресное утро еще нескольким людям, начиная с посла и дальше. Да, начнет он с посла и сейчас же. Ему понадобится, чтобы тот распорядился насчет самолета и поставил в известность местную полицию и таможню. Крессуэлл снял трубку и вызвал коммутатор.
      – Соедините меня с послом.
      – Вы можете воспользоваться прямой линией, мистер Крессуэлл. Но вы уверены, что…
      – Выполняйте! Сейчас же! А когда мы закончим разговор, соедините меня с управляющим полетами компании «Америкэн эрлайнз» в международном аэропорту Джомо Кениатта. Ну, а если вы хоть чуть-чуть соображаете, то отыщите его домашний телефон и отловите его дома. – Понасажают на коммутаторе всяких дурищ! Таким надо вставлять фитиль в задницу.
      Крессуэлл сунул пятерню в волосы и стал ожидать, когда его соединят с послом. Он зевнул. Что-то с миром этим утром происходило не то, но он никак не мог уловить поточнее, что именно. Похмелье? Да, не то чтобы совсем, так…
      Кофе! Вот в чем дело. Ему необходима чашка кофе.
      Через десять минут, ожидая звонка из «Америкэн эрлайнз», Крессуэлл чувствовал себя уже почти по-человечески. И все, что для этого понадобилось – это чашка кофе. Он часто сожалел, что по утрам не всегда может сразу собраться. Это у него сохранилось еще с детства. Как он завидовал тем ребятам, которые могли с улыбкой на лице выскочить из постели и были тут же готовы приняться за что угодно. Мысленно он вернулся к своему разговору с послом, сомневаясь, не проявил ли излишнюю непочтительность. Непочтительные разговоры с послами не приводят ни к чему хорошему, даже если ты глава всей местной резидентуры ЦРУ. Не нагрубил ли он ему? Крессуэлл решил, что нет. Возможно, он вел себя слишком настойчиво. Надо будет потом извиниться, сославшись на исключительность ситуации. С послом все будет о'кей – он парень покладистый.
      Раздался телефонный звонок – это было руководство авиакомпании. Представившись и сообщив о своих полномочиях, Крессуэлл поведал изумленному чиновнику, что он от того хочет. Через четверть часа он уже был на пути в аэропорт. Движение отсутствовало, и восьмимильная дорога заняло у него двенадцать минут.
      В 4.05 утра «Боинг-747» компании «Америкэн эрлайнз» оторвался от взлетной полосы и стал плавно подниматься в предрассветное небо Найроби. Медленно развернувшись, он взял курс на юго-восток, в Момбасу.
      В салоне первого класса Харри Крессуэлл принялся за горячий завтрак, не обращая внимания на озадаченные взгляды стюарда. Резидент очень надеялся, что будет на месте до того, как это чертово судно причалит и его покинет хоть один пассажир или что-то из грузов.
      Стюард пришел к твердому убеждению, что мир сошел с ума. Целый 747-й, дивился он, ради одного-единственного пассажира! Кем же, черт побери, должен быть этот парень?
 
      – Джон, они определенно сделали остановку. Джей-СТАРС не видит никаких перемещений вот уже двадцать минут.
      Кируин решил, что в голосе Питера Станнарда звучит беспокойство. Или это просто усталость? Все они испытывали усталость. Было 9.25 вечера, и они находились на дежурстве уже больше пятнадцати часов. Может быть, парни в этих автомашинах испытывают то же самое? Да, пожалуй, что так, подумал он. В Ираке сейчас 4.25 утра – наверно, они отдыхают. Он надеялся, что это так.
      – Питер, получи от Джей-СТАРС точные координаты места, где они остановились. Джерри, посмотри, что покажет следующий проход спутника, и сравни с архивными данными. Они могли остановиться, чтобы переждать дневное время.
      – У меня уже есть снимок из архива, – сообщил Фридман, – Взгляни, голая пустыня, не считая вот этого большого здания чуть в стороне от шоссе. Может, они свернули к нему.
      Кируин понимал, что сейчас он ответить не сможет. Но местонахождение здания в точности совпадало с координатами точки, где Джей-СТАРС засек остановку машин. Он внимательно рассмотрел изображение на экране Фридмана. Оно было сделано под углом со склонением к северу. С южной стороны, рядом с дорогой, там находится небольшой домишко, а вокруг района – что-то вроде изгороди. И больше ничего.
      – Какова высота здания? – поинтересовался он.
      – О'кей. Когда будет следующий проход KH?
      – Через десять минут. Второй KH-12, проход со «щелчком».
      – Хорошо, – промолвил Кируин. – Сделай вертикальный снимок и боковой с южным склонением – со стороны шоссе.
      Снимки поступили через пятнадцать минут. Вертикальный показал, что возле здания машин нет и они за ним не прячутся. На боковом же с торцевой стороны строения были видны большие ворота – достаточно широкие, чтобы туда въехала машина. Их створки были закрыты.
      Кируин обратился за советом к Соренсену.
      – Я считаю, они затаились в здании и пережидают дневное время. Они ехали без остановок почти четырнадцать часов. Но все равно я хочу, чтобы Джей-СТАРС подежурил еще пару часиков на тот случай, если остановка временная. Мы можем попросить их об этом, или это связано с какими-то сложностями?
      – Джон, – удивленно улыбнулся Морж, – сейчас ты находишься в таком положении, когда можешь просить все, что угодно. Попроси ты даже личный самолет президента США, и то, наверно, получил бы и его.
      Кируин выглядел озадаченным. Морж опять улыбнулся и продолжил:
      – Около часа назад я позвонил нашему директору и рассказал о том, что ты тут обнаружил. Могу тебя заверить, директор теперь самый счастливый человек на свете. Только что он сам позвонил мне. Он протряс свою задницу по всему Вашингтону, и теперь руководство Лэнгли сгорает от ревности. Директор ЦРУ просто сходит с ума. Он хотел бы услышать, почему, черт возьми, ЦРУ не узнало об этом первым. Он вставил фитиль своему заместителю по разведке, а тот до посинения орал на своих людей в Эр-Риаде и Найроби. Ну и еще в паре десятков мест. Сейчас они рыщут по всей округе, пытаясь что-то разузнать о самолете и судне-контейнеровозе. До нашего директора дошел слух из Министерства обороны, что кто-то из ЦРУ заказал персональный «Боинг-747» только для того, чтобы переместить свою задницу в Момбасу. Совет национальной безопасности собирается на экстренное заседание через… – Соренсен сверился с часами, – через полчаса, а советник президента по вопросам национальной безопасности уже говорил с самим президентом. Да уж, как я понимаю, ты вызвал в этом городе, скажем прямо, целый переполох.
      Кируин был совсем сбит с толку:
      – Но почему? Что все это значит?
      Прежде чем ответить, Морж какое-то время разглядывал его.
      – Полагаю, ты был слишком занят отслеживанием, чтобы кое о чем призадуматься. – Он провел пальцем по своим усам и сверкнул глазами на Кируина. – А вот наш директор, напротив, все как следует обдумал. Он выдвинул кое-какие предположения, совсем неплохие, и я с ним вполне согласен. Очевидно, что эти ребята – нелегалы. Они проникли в Саудовскую Аравию со стороны моря, а затем – в Ирак, нарушив границу. Они должны быть очень опытными и очень целеустремленными. Они рискуют своими жизнями. С точки зрения директора, затеяно что-то весьма крупное. По-настоящемукрупное. – На мгновение Морж остановился и сурово поджал губы. – Как ты думаешь, зачем – или, может, вернее сказать за кем– они туда отправились?
      Последовала долгая пауза, прежде чем до Кируина дошло, куда клонит Соренсен.
      – О-оу, – произнес он с запинкой. – Вот об этом-то я не подумал. Фью-у!
      – Вот именно, – подтвердил Морж. – Именно, что фью-у.

      Харри Крессуэлл понятия не имел, с кем говорил посол, но, вероятно, это был кто-то влиятельный. Возможно, министр иностранных дел Кении. Но кто бы это ни был, а президента Мои уже поставили об этом в известность, подумал Крессуэлл. Ничто мало-мальски значимое без его ведома в этой стране не происходило. Как бы то ни было, но должный эффект это произвело.
      По прибытии в Момбасу Крессуэлла ожидал главный инспектор кенийской полиции, который мигом доставил его прямо в доки. Они приехали на место в 5.30 утра с первыми признаками наступающего дня. Порт был оцеплен, повсюду виднелись кенийские солдаты – неулыбчивые, подозрительно поглядывавшие люди с заряженными автоматами. И было похоже, что они готовы применить их без колебаний. В акватории порта прожекторы трех патрульных катеров описывали круги по воде, в то время как судно «Манати» медленно подходило к причалу.
      Тремя часами позднее в кондиционируемом кабинете начальника порта Крессуэлл опустил трубку телефона и какое-то время продолжал сидеть, размышляя. По сравнению с их предыдущим разговором, сарказм заместителя директора ЦРУ стал чуть менее убийственным. Должно быть, первоначальный доклад Крессуэлла о результатах допроса капитана «Манати» немного его успокоил. Не то чтобы у него было о чем особенно докладывать, но он смог детально описать маршрут судна. ЗД(Р) знал, что, прежде чем направиться в Момбасу, судно заходило и разгружалось в Порт-Судане и Джибути, но это было все, что он знал. Новость, что оно вышло из Феликсстоуна, Англия, и по пути, кроме Суэца, больше нигде не останавливалось, похоже, дало ему кое-какую пищу для размышлений.
      – Есть ли какие-то следы их пребывания на борту?
      – Продолжаем поиски, сэр. Около сотни кенийских копов перекапывают судно, а несколько подразделений таможенников вскрывают все контейнеры. Я не сказал им, что птички уже упорхнули, – они могли потерять интерес. Капитан призывает все мыслимые кары на головы полицейских за то, что те перерыли всю его каюту, и, судя по тому, что мне отсюда видно, они не намерены отступать.
      – Что ж, позвони мне, как только что-нибудь обнаружите.
      – Непременно, сэр.
      Крессуэлл выглянул из окна, и при виде кромешного ада, творившегося на причале, его брови полезли вверх. Было бы бессмысленно вмешиваться и пытаться придать поискам более упорядоченный характер. Кроме того, со стороны это, может, и выглядело как раскурочивание судна, но на самом деле эти африканские бандиты поспешно разгружали контейнеры. Судно опустело уже почти на половину. Крессуэлл видел, как из середины чернокожей толпы главный инспектор Роберт Мванза раздает приказы и руководит операцией. Его действия были по своему весьма эффективны.
      Честно говоря, Крессуэлл не думал, что им удастся что-либо найти. Парни, которых они разыскивают, уже улизнули, не так ли? Так какой смысл сейчас их здесь искать? Но тут уж кто знает…
      В дверь постучали, и в комнату вошел молоденький полицейский.
      – Виноват, сэр. Главный инспектор сказала приходить.
      – Сейчас буду. – Крессуэлл вышел из кабинета и поспешил вниз по лестнице.
      Когда он открыл входную дверь и очутился под лучами яркого утреннего солнца, раздавшийся по причалу лязг контейнеров хлестнул по его ушам, словно отзвуки канонады. Крессуэлл прошел к тому месту, где склонившийся над столом Роберт Мванза перебирал стопку документов.
      – Как дела, главный инспектор?
      Мванза пальцем указал через плечо на большой желтый контейнер-рефрежератор.
      – Вот этот – пустой.
      – Это необычно?
      – Таможня говорит, что да, но не то, чтобы такого не бывает. Случается, они уходят пустыми, если владельцы не могут найти груз в оба конца.
      – А что говорится в накладных?
      – Именно это я и пытаюсь узнать, мистер Крессуэлл. – Мванза продолжал перебирать стопки бумаг.
      Крессуэлл подошел к контейнеру. Возле открытых дверей стояли четыре таможенника и с усердием изучали пломбу Британской таможни. Вход охранял старавшийся выглядеть значительным полицейский постовой. Охраняя пустой контейнер, он смотрелся несколько нелепо. Крессуэлл приблизился к таможенным чиновникам.
      – Пломба в порядке?
      Один из них поднял голову и утвердительно кивнул:
      – Да, сэр.
      Крессуэлл сунул голову внутрь контейнера. Пусто – хоть шаром покати. Он медленно обошел контейнер вокруг, разглядывая его снаружи. С противоположной стороны контейнера шумно работал компрессор. Очевидно, тут имелась комбинированная силовая установка.
      Минуточку! А зачем эта чертова штука работает? Ведь тут же – пусто, так? Какой-то идиот включил ее по ошибке? Он решительно направился к Мванзе.
      – Кто-то по ошибке включил холодильную установку.
      Мванза на мгновение оторвался от бумаг, но ничего не ответил, продолжив поиски необходимой накладной.
      Крессуэлл снова вернулся к контейнеру и обошел его с дальней стороны.
      – Кто-нибудь знает, как выключить эту штуку? – Ответом ему послужили пустые взгляды.
      Крессуэлл пожал плечами. Отлично. Ну и пусть. С какой стати он должен беспокоиться о расходе горючего и о том, что контейнер продолжает охлаж…
      Минутку, черт побери, ну-ка, минуточку! Он не был холодным!Крессуэлл просунул руку внутрь и пощупал стенку. Она вовсе не была холодной. Он снова подбежал к противоположному концу контейнера. Компрессор по-прежнему работал, из него даже подтекал конденсат, а датчик температуры показывал… минус двадцать!
      Крессуэлл поспешил обратно к столу.
      – Инспектор! Похоже, здесь кое-что найдется!
      – Конечно же, мистер Крессуэлл. Я тоже так думаю. – Мванза помахал листком бумаги. – Оказывается, имело место мошенничество. В накладной говорится, что этот контейнер покинул Феликсстоун с грузом замороженных продуктов.
      В течение следующих тридцати минут Крессуэлл, расстроенный из-за задержки, вышагивал туда и обратно в ожидании, когда полицейские снимут с контейнера отпечатки пальцев. Отпечатки нашлись, но оказалось, что они принадлежат Крессуэллу, который оставил их, ощупывая стенки. Мванза одарил его холодным взглядом, но ничего не сказал.
      Наконец полицейские закончили. Теперь, вооружившись отвертками, они расползлись внутри контейнера и принялись снимать обшивку. Через пять минут была отвинчена фальшивая панель и обнаружен люк. Изнутри послышались звонкие удары, когда полный энтузиазма полицейский атаковал его с помощью кувалды. Ожидавший снаружи Крессуэлл увидел, как трескается дотоле ровный слой краски, и в 9.02 утра люк неожиданно распахнулся на петлях настежь.
      Пройдет еще около часа, прежде чем инженер доложит о существовании двух кондиционеров, смонтированных внутри кожуха холодильной установки, и объяснит, каким образом перенастроен термостат контейнера.
      Крессуэлл не стал дожидаться инженера. Как только распахнулся люк, он бросился к зданию портовой администрации. Перепрыгивая одним махом через три ступеньки, он добежал до кабинета начальника порта, сорвал с телефона трубку и начал набирать номер.
 
      В 3.09 по восточноамериканскому времени в кабинете ЗД(Р) в Лэнгли, штат Вирджиния, зазвонил телефон. Заместитель директора щелкнул выключателем, сонно поднялся с дивана и поднял трубку.
      Услышав доклад Крессуэлла, он тут же забыл об усталости.
      – Слава тебе, Господи, – пробормотал он, дав отбой разговору. – Дальше пусть все это дерьмо разгребает Лондон.
      Чего он не мог знать в этот момент, так это того, что через каких-то шесть часов все это дело вновь отфутболят прямиком к нему.

      Экстренное заседание Британского объединенного комитета по разведке закончилось, и его участники начали потихоньку расходиться. Когда комиссар Лондонской полиции уже было направился к дверям, к нему приблизился элегантный седовласый мужчина в клубном галстуке.
      – Комиссар, могу я вам кое-что предложить?
      Комиссар с интересом посмотрел на заговорившего.
      – Да, мистер Гудейл. Я буду рад услышать о ваших идеях.
      Макс Гудейл улыбнулся.
      – Прежде всего, я хотел бы сказать, что глубоко сожалею о том, как обернулось все это дело с Ирландской республиканской армией. Ни я, ни, думаю, большинство из моих коллег по «пятерке» не подозревали, что дискуссии примут столь желчный и публичный характер.
      Комиссар согласно кивнул. Недавняя передача ответственности за проведение антитеррористических операций внутри страны из рук полиции в руки MI-5 была болезненно воспринята его ведомством – задевалась честь мундира, и многие из тех, кто служил во внутренних органах, чувствовали себя оскорбленными и униженными.
      – Очень приятно, мистер Гудейл, что вы рассматриваете этот вопрос подобным образом. Я и сам считаю, что его можно было решить гораздо лучшим способом.
      – Мне кажется очень важным, чтобы между нашими организациями не было ненужного соперничества. Я говорю это потому, что, возможно, мы сможем оказать вам помощь в тех или иных вопросах, касающихся этого нового задания. – Заместитель директора MI-5 внимательно изучал лицо комиссара в поисках каких-либо признаков обиды. Как он и ожидал, таковые отсутствовали. Комиссар отличался недюжинным умом, и Гудейл понимал, что тот, как и он сам, был выше мелких межведомственных склок. Он продолжил: – Естественно, что бы мы ни делали, весь процесс расследования остается полностью под вашим контролем. Просто в нашем распоряжении есть разнообразные возможности, которые могут вам пригодиться. Я был бы рад предложить их. В конце концов, ни вы, ни мы пока не знаем, с чем имеем дело.
      – Мистер Гудейл, – произнес комиссар, – это очень щедрое предложение, и я весьма высоко оценил форму, в которой вы его сделали. – Он улыбнулся разведчику. – Думаю, это прекрасная идея, и я с удовольствием ее подхвачу. Могу я спросить, улажен ли этот вопрос с вашим генеральным директором?
      – Пока нет, – ответил Гудейл, – но я уверен, что он полностью одобрит это предложение. В качестве первого шага, если можно, мне хотелось бы встретиться с офицером, на которого вы планируете возложить руководство этим расследованием. Мы с ним могли бы начать с самого начала.
      – Хорошая мысль, – согласился комиссар. – Может, я вас подброшу до Ярда? Там мы смогли бы вместе посвятить его во все подробности за завтраком.
      – С вашей стороны это было бы очень любезно, – поблагодарил Гудейл.
      Они вышли из здания в сторону машины комиссара. Молодцеватый сержант полиции отдал честь и открыл им задние дверцы. Гудейл махнул своему шоферу ехать следом. Мужчины удобно откинулись на сиденье, и полицейский «ягуар» помчался на бешеной скорости по почти пустынным улицам. Они обсудили необычный характер задания, которое только что было поручено полиции.
      – Я собираюсь скинуть это дело участку SO11, – сообщил комиссар. – По крайней мере на первый взгляд похоже, что это дело криминально-следственного отдела. Конечно, им будут оказывать помощь и остальные подразделения – включая, как вы любезно предложили, ваше собственное. Знаете, – улыбнулся он, – даже если бы вы мне это и не предложили, я, вероятно, все равно бы к вам обратился, как только начал бы обмозговывать это дело.
      – Что ж, – рассмеялся Гудейл, – приятно сознавать, что мы оба мыслим в одном направлении. Будем надеяться, что вместе нам удастся чего-то добиться. Могу я поинтересоваться, кто из офицеров возглавит операцию?
      – Начальник участка SO11. Один из лучших, если не самыйлучший. Джоунз. Патрик Джоунз.
      – Я его знаю, – сообщил заместитель директора MI-5. – По вполне очевидным причинам наши пути пересекались и раньше. Мы с ним хорошо сработались.
      – Если там есть хоть что-то, что можно найти, Джоунз это отыщет, – заверил комиссар.

      – Тогда – ладно, джентльмены. Так мы и поступим. – Начальник участка Патрик Джоунз склонился над столом и обвел взглядом лица присутствующих в комнате. Его взор остановился на небольшом, коренастом мужчине с редеющими рыжими волосами и близко посаженными глазами. – Хьюи, я хочу, чтобы ты съездил по тому адресу в Суиндон. Когда приедешь туда, действуй в контакте с местной полицией из Тэмз-Валли. На пятки им не наступай, но я хочу, чтобы они ясно поняли, что приказ идет сверху и расследование ведется централизованно из Лондона. Если на этот счет будут какие-то обиды, скажи им, чтобы связались со своим начальством в Кидлингтоне. Главный констебль будет в курсе и успокоит всех недовольных. Скорее всего, по этому адресу никого не окажется – тогда взламывай двери. Тщательно все обыщи – я хочу взять на анализ каждую пылинку. Узнай, кто там бывал, кто является владельцем. Поспрашивай в округе и разузнай, не видел ли кто-нибудь людей, пользовавшихся этим местом. Если оно сдано в аренду, свяжись с агентом по найму и выуди все подробности. Имена, описания внешности, род занятий. Кто осуществлял отправление и доставку? Почта, уборка мусора, молоко? Хватай любого, кто видел кого-то из тамошних обитателей. О'кей?
      Делавший пометки суперинтендант Хьюи Картер поднял голову и кивнул. Он начинал понимать, что, судя по количеству людей, привлекаемых на помощь, дело обещает быть крупным. Как будто у него своих забот мало, с недовольством подумал он. Первое, что надо будет предпринять, – это позвонить своей новоиспеченной помощнице и передать ей все остальные дела. Это позволит сосредоточиться на полученном задании. Да, решил он, неплохая идея. Боевое крещение для скороспелой помощницы. Посмотрим, как поведет себя ребенок в его отсутствие. Однако ребенок опытный, похоже, или, по крайней мере, с виду такой. Скорее опытный, прикинул он, если сумела продвинуться по службе так быстро. Что ж, скоро он будет знать, чего она стоит.
      Теперь начальник уже обращался к ученого вида высокому блондину в очках с массивной оправой:
      – Пол, я хочу, чтобы твоя команда занялась банками. Начни с центральных отделений основных коммерческих банков и узнай, где у этой конторы был открыт счет. Когда ты его найдешь, возьми копии банковских подтверждений, копии всех чеков из филиалов, выписки о межбанковских операциях – кому и от кого проходили платежи. Сними копии с писем, присланных банку, – там тоже что-то может всплыть. Обойди и переговори с людьми, которые имели с ними дело. Поезжай в их официально зарегистрированную контору и хватай там кого ни попадя. Узнай, кто проводит аудиторские проверки их счетов, и тоже тащи их сюда. Опять же, мне нужны имена и описание внешнего вида подозреваемых. С этим все ясно?
      Главный инспектор подразделения по борьбе с мошенничеством Пол Халлам согласно кивнул. Распоряжение выглядело заманчиво. Он обожал вытаскивать из постели респектабальных граждан по воскресным утрам.
      Джоунз обратился к темноволосому мужчине, похожему на бывшего боксера в среднем весе, кем он и являлся на самом деле.
      – Джерри, я хочу, чтобы ты и твои ребята разобрались с этим самолетом. Все, что у нас есть, это британский регистрационный номер. Пусть кто-то из твоей команды поработает с номером и узнает, где они купили самолет. Был ли он перерегистрирован? Если да, то на кого? Остальные пусть отследят его путь обратно из Саудовской Аравии. Он прибыл туда… – Джоунз сверился с пометками, – …одиннадцатого апреля. Добавь пару-тройку, может быть, четыре дня на дорогу и узнай, откуда они вылетели. Начни с аэродромов на юге Англии. Обратись за помощью к кому-нибудь в Управлении гражданской авиации. Найди тех, кто видел самолет, а самое главное – узнай, кто его пилотировал. Имя, описание внешности.
      – Слушаюсь. – Про себя инспектор уголовной полиции Джерри Уиллсон искренне сомневался, что сможет получить удовольствие от рыскания по гражданским аэродромам в воскресный день, но его нижняя челюсть решительно выступила вперед. Как и Халлам, он всеми фибрами души жаждал заставить кого-то еще пострадать за очередной испорченный уик-энд. Управление гражданской авиации будет первым в его телефонном списке.
      – Теперь я хотел бы представить вам мистера Гудейла. Мистер Гудейл из Службы безопасности – MI-5. – Кое-кто из присутствующих бросил на начальника участка изумленный взгляд. Джерри Уиллсон открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Джоунз продолжил: – Предлагаю, чтобы каждый из вас как следует подумал, что ему может понадобиться от мистера Гудейла с точки зрения поддержки как людьми, так и оперативно-техническим обеспечением. Все вы так или иначе уже работали с «пятеркой». Мистер Гудейл остается в Лондоне, а между нашим и его офисами будет установлена дежурная линия связи. Координацию всех действий мы с ним будем осуществлять совместно. – Джоунз подождал, пока сказанное дойдет до сознания присутствующих.
      Поняв, что Гудейл, должно быть, является высокопоставленным сотрудником MI-5, они стали разглядывать его с новым интересом. Увидев это, Джоунз утвердительно кивнул, однако истинный ранг Гудейла раскрывать не стал.
      – Как я уже сказал, – продолжил он, – координацию мы будем осуществлять вдвоем. Комиссар лично проинструктировал меня, что операция проводится совместно. К каждой из ваших групп будет прикреплен человек из Службы безопасности. И вы должны в полной мере использовать предлагаемую ими помощь. Я хочу, чтобы сотрудничество между вами было максимальным. Надеюсь, вы поняли. А еще, – сказал он в завершение, – мне нужны результаты. И нужны они мне как можно скорее.
 
      В течение последующих нескольких часов результаты не заставили себя ждать. Предварительная работа оказалась несложной. Информация из накладной на контейнер привела их в Суиндон по адресу на Лаундиз-роуд, а компания, сдавшая контейнер в аренду, подтвердила, что тот был доставлен в блок № 10. Вскоре команда из дюжины экспертов уже обшаривала здание в поисках малейших вещественных доказательств. В то же время у ошеломленного молодого агента по недвижимости, чья фирма была предупредительно указана на щите с объявлением «Сдается в наем» в начале Лаундиз-роуд, бесцеремонно прервали затянувшееся по случаю воскресенья пребывание в постели с очередной подружкой, после чего он был подвергнут серии интенсивных допросов со стороны двух неулыбчивых решительно настроенных офицеров уголовной полиции. Он быстро понял, что это вовсе не неудачная шутка и что с ним вообще не шутят, и рассказал им все, что знал. Команда криминалистов расширила район поисков на блоки № 8 и № 9, а приметы мистера «Брайса» и его голубого «БМВ 325i» с левосторонним управлением были разосланы по участкам.
      Агент по недвижимости описал автомобиль весьма подробно. Он сообщил, что это был голубой четырехдверный лимузин с ручной коробкой переключения скоростей и серебристо-серыми кожаными сиденьями и что кузов у него был новой модели 1991 года, а не такой, как раньше. Единственной деталью, которую он упустил, оказался номерной знак, поэтому одному из людей Хьюи Картера было поручено достать полный список автомобилей с соответствующими характеристиками у главного дистрибьютора фирмы «БМВ» в Бракнелле. Торговцы быстро представили распечатку с номерами шасси и двигателей всех этих автомобилей. Из двух тысяч шестисот девяти автомобилей «БМВ» с правосторонним расположением руля, произведенных в 1991 году, сто семь штук были голубыми четырехдверными лимузинами с серыми сиденьями. Центр регистрации водителей и транспортных средств в Суонси сопоставил номера шасси с фамилиями автовладельцев – оказалось, что ни одна из этих машин на имя мистера Брайса не зарегистрирована. Полицейские подразделения по всей стране получили этот список и приказ произвести его проверку в экстренном порядке. По ходу повальной проверки все автовладельцы опрашивались у себя дома. Из тех семидесяти девяти человек, которых полиция застала на месте, пятеро были достаточно похожи на «мистера Брайса», и их препроводили в местные участки для дальнейшего выяснения личности. Еще двенадцать водителей были задержаны прямо на дорогах. Одиннадцать из них, отпущенные после необычно долгих расспросов, возмущенно грозились обратиться в Управление по надзору за полицией с заявлением о нарушении их покоя. Двенадцатый присоединился к пятерке, ожидавшей окончательного установления их личности. Шесть наборов фотографий были отосланы по факсу в Суиндон, но при взгляде на каждую из них молодой агент по недвижимости отрицательно качал головой.
      Из оставшихся шестнадцати владельцев «БМВ» четырнадцать находились в отпусках или командировках. В каждом случае опрошенные соседи были твердо уверены, что под описание «мистера Брайса» не подходит ни сам владелец, ни – в случае, когда им являлась женщина, – ее муж или знакомый.
      Два последних автомобиля оказались самыми интересными. Об угоне одного было заявлено в середине января, а другой был продан, но так и не перерегистрирован на имя нового владельца.
      – Взгляни-ка на дату, Трев, – сказал суперинтендант Хьюи Картер. – Машина украдена в январе. Агент говорит, что пухлолицый ездил на ней еще в ноябре. Это не та машина. А второй парень дал описание покупателя своей?
      – Да, сэр, но весьма расплывчатое, – ответил сержант Тревор Смит. – Он один из тех растяп, которые ни черта не способны запомнить толком. Говорит, что это был просто мужчина то ли под тридцать, то ли за тридцать. «С виду – самый обычный», – вот и все, что он сказал.
      – Ты не пробовал дать ему описание примет пухлолицего?
      – Да, но он не уверен. Неблагодатная почва.
      – Не обращай внимания. Машина должна быть той самой. – Картер принял решение. – О'кей, разошлем ее регистрационный номер по местам. Посмотрим, что из этого выйдет.
      Как окажется впоследствии, это был тупиковый вариант. Будучи украден, принадлежавший Берну «БМВ» полностью поменял свой внешний вид и к тому времени находился уже в Италии. Он не был больше голубым, а его новый хозяин так и остался в блаженном неведении по поводу запутанной истории своего приобретения.
      Главный инспектор Халлам поначалу тоже добился успеха. Банк Барклиз охотно представил все отчеты о работе торгово-транспортной компании, созданной Берном. Это открыло существование еще двух фиктивных компаний. Халлам тут же снарядил группу следователей для проверки каждой из них и вскоре окунулся в родную стихию, радостно отдавая приказы доставить на допрос несчастных и ни в чем не повинных бухгалтеров и поверенных и сравнить их отпечатки пальцев с найденными на документах. Когда обнаружились основные платежи из лихтенштейнского банка, он доложил обо всем коммандеру Джоунзу.
      Поджав губы, Патрик Джоунз забарабанил пальцами по крышке стола.
      – Пол, видимо, это придется отложить до завтра. Мы не имеем права чего-то домогаться от зарубежной организации только потому, что я так хочу. Но я еще посмотрю, что тут можно устроить. – Он опустил телефонную трубку и нахмурился. Лихтенштейн – конечно, там кто-то что-то и сможет припомнить, но толку от этого скорее всего не будет. До сих пор пухлолицый заметал следы весьма искусно. Джоунз был уверен, что поиски с автомобилем никуда не приведут. Что касалось трех промышленных зданий, то, судя по докладу Хьюи Картера, в них было хоть шаром покати. Абсолютно никаких улик: место пахло дезинфекцией и было явно вылизано подчистую. Единственное, что им удалось обнаружить, – маленькое пятнышко желтой краски на полу одного из блоков. Вероятней всего, оно совпадет по составу с краской контейнера. Хьюи Картер пришел в возбуждение, когда отпечатки пальцев, обнаруженные на дверной ручке, совпали с хранившимися в картотеке отпечатками пальцев некоего автоугонщика, и совершил набег на квартиру подозреваемого. Оказалось, что бывший вор работает по договору с дезинфекционной компанией. Его начальник подтвердил, что они производили уборку всех трех помещений, но никого из их обитателей сам он так и не видел.
      Банки и агентство недвижимости помогали всем, чем только могли, но на представленных ими документах были отпечатки пальцев лишь самих банковских служащих и молодого агента. Все они клятвенно заверяли, что во время подписания договоров по найму и других соглашений пухлолицый был без перчаток. Какое-то невидимое покрытие на пальцах? Возможно.
      Вот же черт, размышлял Джоунз. Должен же этот парень хоть где-то оскользнуться! Хьюи Картер что-нибудь да найдет. Должен же был хоть кто-то видеть, что происходило на Лаундиз-роуд. Вероятней всего, кто-то из тех многочисленных людей, которые осуществляли непосредственные поставки. Хьюи уже беседовал с водителем, доставившим контейнер, но оказалось, что тот видел только… пухлолицего. Не мог этот парень работать в одиночку – должны были быть и другие. Водитель говорил, что на стоянке рядом с блоком он видел еще несколько машин, хотя и не запомнил, каких именно.
      Остальные, должно быть, прятались внутри. Пухлолицый был просто фасадом. Это значит – он не боялся, что его увидят. Почему? Ясное дело – грим. Лицо? Контактные линзы, крашеные волосы, возможно… подушечки за щеками. Да, подушечки. Речь? Нейтральная – ни то ни се. Безликая. То ли выпускник средней школы, то ли кто угодно. Может быть, даже иностранец, хорошо говорящий по-английски. Человек с заурядной внешностью, среднего роста, иногда – в костюме, иногда – в рабочей одежде… Абсолютно безнадежное дело, если только Хьюи не найдет еще какого-то свидетеля или Пол не откопает что-то в банковских записях. Проблема заключалась в том, что через банковские книги проходило не так уж много платежей. Помимо обычных счетов за свет и телефон там фигурировали лишь операции между тремя фиктивными компаниями и банком в Лихтенштейне. Но как насчет всего того оборудования, необходимого для переделки контейнера? А товары, которые в него потом загрузили? Все это нужно было где-то купить. Наличные, мрачно подумал Джоунз. О да, пухлолицый хорошо замел за собой следы.
      Зазвонил телефон – это был инспектор Уиллсон.
      – Шеф, мы отследили самолет. Аэропорт в Саутгемптоне. Он вылетел оттуда седьмого апреля. И мы отследили его до Ирландии, откуда они его пригнали.
      – Есть какие-нибудь приметы, имена? – Джоунз подался вперед из кресла.
      – Вообще-то, шеф, я надеюсь, что вы сможете дернуть за кое-какие ниточки в Гарде в Дублине. Попросите, чтобы они переговорили с предыдущими владельцами самолета. Понимаете, было бы лучше, если бы вопросы исходили от них.
      – Считай, что все уже сделано, – с теплотой в голосе заверил Джоунз. – Как там насчет пилота?
      – Лучшую новость я приберег напоследок. Мы подняли записи в регистрационном журнале аэропорта. Его зовут Салливан. Гражданин США, удостоверение коммерческого пилота. У нас есть его адрес, номер паспорта – все-все данные. На «айлендере» он улетел один. Я запросил данные в иммиграционной службе и авиакомпаниях, и те сообщили, когда он въехал в Соединенное Королевство. Сейчас отошлю вам подробный отчет по факсу.
      – Отличная работа, Джерри!
      – Спасибо, шеф.
      – И не называй меня шефом.
      – Слушаюсь, шеф.
      Джоунз закатил глаза и с ухмылкой повесил трубку. Это– уже кое-что, подумал он. Хоть какая-то конкретная информация. И, что более важно, ему теперь было что докладывать. Он взглянул на часы – 2.10 пополудни. Не так уж плохо для работы в течение чуть больше половины дня. Он откинулся на спинку кресла и стал ожидать, когда придет факс.
 
      Рапорт Джоунза о ходе событий был быстро передан вверх по команде. Подробные данные о Салливане немедленно сообщили в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли, и в 9.25 утра по восточноамериканскому времени они легли на стол заместителя директора ЦРУ (по разведке). Последний был отнюдь не рад, узнав, что в деле, которое, как он считал, благополучно сбагрили в Лондон, замешан гражданин США. У тех, кто общался с ним в течение последующего часа, не осталось ни малейшего сомнения в том, как он недоволен.
      Отослав краткий запрос в ФБР, чтобы оно помогло им получить полное досье на Салливана, ЗД(Р) обратил свое негодование на Джеймса Анселла – начальника ближневосточного отдела.
      – Что себе думает этот идиот в Эр-Риаде? Почему он больше не докладывает об этом самолете?
      – Вы имеете в виду Кеннингза?
      – Да, Кеннингза. Какого черта он там просиживает свою задницу? Вы могли бы заставить его хоть чуть-чуть пошевеливаться? Я хочу, чтобы самолет был найден, и побыстрее!
      Видя несдержанность заместителя директора, Анселл недовольно приподнял брови. Он не переносил, когда на него кричали. Если это будет продолжаться, он обратится с жалобой через голову начальства к самому директору ЦРУ. Смерив своего шефа холодным взглядом, он ответил:
      – Элвин Кеннингз – хороший сотрудник. Начнем с того, как ему удалось раздобыть регистрационную отметку о прибытии самолета. Могу вас заверить на собственном опыте, что внушить саудовцам такое понятие, как «безотлагательно», вообще невозможно, особенно когда им не ясны видимые причины запроса. А вы сами сказали, что на данном этапе и речи не может быть о том, чтобы посвящать их в суть дела.
      Да, отметил про себя Анселл, до сих пор Кеннингз справлялся отлично. Рассудив грамотно, он верно угадал, через какое место «айлендер» прибыл в Саудовскую Аравию, и сосредоточил свои поиски в Джидде. Чтобы получить информацию за столь короткое время, ему наверняка пришлось попросить не об одном одолжении.
      – Ладно, – подумав, сказал заместитель директора ЦРУ. – Поторопите его с этим самолетом, сделаете? С меня не слезает Скаукрофт, а это значит, что с него не слезает президент.
      Анселл ничего не ответил. Про себя он подумал, что было бы абсолютно ни к чему ужесточать предыдущие приказы, отосланные им в Эр-Риад. Кеннингз и так его не подведет.

      К несчастью для Элвина Кеннингза, «айлендер» исчез почти за двадцать часов до начала его поисков. Денард покинул Баданах вскоре после наступления темноты, зарегистрировав в середине дня маршрут полета в службе управления полетами Арара. В качестве места назначения он указал город Табук, находившийся в трехстах милях к юго-востоку через пустыню Нефуд.
      Взлетев в 19.00, через час после того, как Хауард и санитарные машины покинули лагерь, он поднялся до высоты десять тысяч футов и лег на курс 204 градуса, указанный им в диспетчерской Арара. Через полчаса равномерного полета, резонно рассудив, что к тому времени интерес Арара к его продвижению уменьшился, он выключил все бортовые огни, снизил высоту и заскользил низко над землей на север, возвращаясь обратно почти по собственному следу.
      Пустыня была ровной и однообразной, но полет в темноте на высоте порою меньше ста футов с помощью одного лишь компаса являлся испытанием как на хладнокровие, так и на мастерство. Еще через полчаса Денард взмок от пота, но не отваживался подняться выше, опасаясь, что исчезновение самолета с экранов радаров было замечено и уже начались его поиски.
      На самом деле ему не стоило волноваться. Как только оператор в диспетчерской убедился, что «айлендер» следует правильным курсом, он отправился отдыхать. Никаких полетов больше не ожидалось, и он знал, что в случае каких-то непредвиденных обстоятельств его разбудят по тревоге. По всем стандартам аэродром в Араре не был оживленным.
      Денард мелькнул над шоссе вдоль Трансарабского нефтепровода и со скоростью девяносто узлов устремился к северу, в сторону иракской границы. У водителя огромного грузовика, направлявшегося в Объединенные Арабские Эмираты, создалось смутное впечатление, что что-то проревело в темноте над его головой, но, будучи полусонным, он пришел к заключению, что, должно быть, это ему приснилось. Денард включил прибор спутниковой навигации, развернул самолет и приземлился на шоссе, позади удалявшегося грузовика. Движения на дороге не было. Денард сверился с картой – он сбился с курса только на две мили. Он снова поднялся в воздух. Пролетев на бреющем полете восемнадцать минут, Денард включил переносной радиотелефон, работающий в диапазоне УКВ, и произнес только два слова: «Включите свет».
      Через десять секунд он увидел узкий луч. Тот находился чуть правее в миле от него. Тонкий лучик поднялся не более чем на сто пятьдесят футов и потерялся во мраке пустыни, но его пятисекундной вспышки Денарду было достаточно. Он накренил самолет на правый борт и направил его прямо на то место, откуда мелькнул луч. Через сорок секунд он пролетел над двумя параллельными линиями огней на поверхности земли. Сбавив обороты и выпустив закрылки, он совершил круг на малой скорости и посадил «айлендер» между линиями. Самолет мягко стукнул о землю большими резиновыми колесами и покатил до конца импровизированной посадочной площадки.
      Там, сидя в третьем «лендкрузере», Денарда ожидал Палмер. За два дня до этого они разведали окрестности и определили место для посадочной полосы и его точные координаты. Оно находилось среди голой пустыни в Уэд-эль-Убайид, милях в тридцати к северо-востоку от Эль-Джаламида и в двадцати милях от границы с Ираком.
      Денард был измотан напряжением от бреющего полета. У Палмера оказался наготове термос со свежезаваренным чаем, и Денард, сидя в машине, выпил две чашки одну за другой, в то время как бортинженер окончательно отключал системы самолета, накрывал чехлами гондолы двигателей и заякоривал «айлендер» на случай ветра.
      – Крис, это моя работа, а не твоя, – заметил Денард, когда Палмер вернулся в машину. – Да, не позавидуешь тебе с этой поездкой. Чертовски скучная страна.
      – Зато никаких проблем, парень, – откликнулся Палмер. – Эй, Энди, чтобы вел себя тут прилично!
      – Ага, непременно, – не без сарказма пообещал Денард. – Да и что тут такого я мог бы натворить?
      – Зная тебя, я боюсь даже загадывать, – усмехнулся Палмер. – Документы с собой не забыл?
      Денард передал ему бумажник Салливана со всеми документами внутри.
      – А теперь отваливай. Езжай осторожно и не столкнись по дороге с каким-нибудь верблюдом.
      – А ты не лохмать шерсть у заблудившихся коз во время полета. Увидимся через пару дней.
      Денард выбрался из машины и направился к палатке, установленной Палмером. Больше всего он хотел как следует выспаться. Завтра, зевая подумал он, можно будет сбрить усы и смыть краску с волос. Нужды походить на Салливана больше не было.
      Палмер завел машину и отправился на юг в сторону шоссе, что протянулось вдоль нефтепровода. Для езды в темноте по пересеченной местности он надел прибор ночного видения.
      К шоссе Палмер подъехал в 22.11, как раз в тот момент, когда Берн уже провел санитарные машины мимо погранзаставы, а иракские пограничники грелись у огня, вспыхнувшего после диверсии Хауарда. Высоко над головой Палмера спутник KH-12 незаметно прошел по орбите, которая меньше чем через минуту вывела его к пожару. Аппарат автоматически зарегистрировал «лендкрузер» в тот момент, когда Палмер выезжал на основную дорогу. Изображение будет занесено в гигантский архивный банк данных, но так и останется невостребованным.
      Палмер настроился на долгую дорогу в Джидду. Она займет у него восемнадцать часов.

      – Войдите! – В дверь постучали два раза, мягко и вежливо, как и любил заместитель директора ЦРУ по разведке. Он продолжал просматривать бумаги, не поднимая взгляда на вошедшего в кабинет.
      – Досье из ФБР на Салливана, сэр.
      После этих слов ЗД(Р) взглянул на посетителя уже с интересом. Стоявший перед ним молодой агент протянул тонкую папку с бумагами.
      – Ну и? Расскажите мне только суть.
      Слегка заикаясь от волнения, молодой агент Джим Халси начал доклад:
      – Об-бъект з-зовут Рэй Эдуин Салливан, родился 15 д-декабря 1945 года, возраст – 46 лет, гражд-данин США, н-номер карты социального обеспечения…
      – Да-да-да, но не могли бы вы коснуться более важных деталей?
      – П-простите, сэр. – Халси прочистил горло и продолжил: – Объект неженат, единственные родственники – сестра в Айове и дядя с тетей в Вермонте. До недавнего времени проживал в Гранит-Шоулз, штат Техас, в одиночку осуществлял чартерные операции в окрестностях аэродрома в Лос-Морелосе. В январе объект свернул это дело и продал свою двухмоторную «чессну». 14 марта в 15.10 объект вылетел рейсом № 1632 компании «Дельта-эрлайнз» из Хьюстона, штат Техас, в Атланту, штат Джорджия. Там он пересел на отправляющийся в 19.20 рейс «Дельты» № 10 до Лондона, Гатуик, куда и прибыл в 8.10 28-го числа. Этот Лондон в Англии, сэр.
      – Я знаю. Привлекался ли к ответственности за нарушения закона?
      – Обвинение в незаконном хранении наркотиков, сэр, давным-давно – в 1967-м. Десять граммов марихуаны.
      – И это все? Какие-нибудь сведения о службе в армии?
      – Нет, сэр. Мы этим как раз занимаемся.
      – Они беседовали с, э-э, дядей или тетей?
      – Пока что им не удалось их отыскать, сэр. Но они поговорили с его сестрой. Она утверждает, что он – легкомысленный, безответственный и ленивый тип, живущий за счет своего обаяния. В двадцать с небольшим лет он, видимо, тяжело переболел астмой, что, возможно, и объясняет его освобождение от военной службы. Еще она… – Халси заколебался, и ЗД(Р) подал ему знак продолжать. – Еще сестра говорит, и я тут согласен с нею, что он – всеобщий любимчик, но в то же время – всего лишь мелкая сошка, эдакий перекати-поле.
      – Что? А не заодно ли она с ним?
      – Очевидно, нет, сэр. Семь лет назад он занял у нее три с половиной тысячи долларов, недостающих для покупки самолета, и так и не вернул эти деньги. С тех пор они друг с другом не разговаривают. Когда поинтересовались ее мнением, не может ли брат быть вовлечен в крупную преступную организацию, в ответ она просто расхохоталась.
      – Хм-м. Что-нибудь еще о его финансовом положении?
      – Копии банковских деклараций за последние пять лет, сэр. Никакого иного имущества, кроме «чессны». Ему едва удавалось оплачивать свои счета, и то с опозданием.
      – И ничего больше?
      – Нет, сэр. Оставить досье вам, сэр?
      – Спасибо. Вы свободны, агент, э-э…
      – Халси, сэр.
      – Спасибо, Халси.
      Молодой человек удалился, оставив заместителя директора уныло размышлять над делом Рэя Салливана. Это было совсем не то, что он ожидал. И впрямь, столько неприятностей из-за какой-то мелкой сошки. Ладно, черт побери, уж он тогда позаботится, чтобы Салливан жалел об этом всю свою оставшуюся жизнь. Если только он засветит свою задницу здесь, в Штатах, или в любом другом месте, где ЦРУ сможет наложить на него руку, он об этом пожалеет. Ох, парень, как ты об этом пожалеешь!
      Было лишь одно утешение, мысль о котором слегка подняла настроение ЗД(Р). Никудышный, беспечный человек не мог быть посвящен в детали, а уж тем более осуществить постановку столь крупного международного спектакля. В этой операции Салливан должен быть никем – просто-напросто статистом. Возможно, всего лишь козлом отпущения. Он даже не заметал за собой следы, как это делали, согласно только что поступившим донесениям из Лондона, все остальные. Очень может быть, что больше американцев тут не замешано. Было похоже, что операция все же спланирована в Великобритании. Отлично, подумал ЗД(Р). Пусть англичане сами и расхлебывают.

      Мел Харрис опустил трубку и нахмурился. Дозвониться оказалось достаточно просто, даже проще, чем он ожидал. Проблема заключалась в другом. Почему Пейтел не ответил лично? Он был заранее предупрежден о звонке и обещал быть у себя всю вторую половину дня. Кроме него, в воскресенье там никого не должно быть. Что-то тут не так. Пейтел никогда не нанимал для работы в офисе африканцев – только индийцев, да и то по большей части родственников. Так почему по телефону ответил голос с африканским акцентом?
      Разговор состоялся короткий, и Харрис не выдал никакой информации, но ему не понравилась мягкая манера, с которой голос сообщил, что мистера Пейтела нет на месте, и вежливо поинтересовался, кто его спрашивает. Харрис поспешно нажал на рычаг телефона.
      Если Пейтела арестовали, то что он знает? Ничего, подумал Харрис. Все, что было у индийца, так это список вещей для подготовки контейнера к обратному рейсу. Пейтел был процветающим торговцем, и достать указанные в списке товары для него не составляло труда. Когда ему пообещали вознаграждение в тридцать тысяч долларов, он охотно взялся за дело и не стал задавать никаких вопросов. С точки зрения Пейтела, контейнер был просто контейнером, а все припасы и оборудование, которые его попросили достать, были вполне безобидными, хотя и являли собой довольно-таки странную смесь. Нет, подумал Харрис, ничего такого Пейтел раскрыть не мог. Но если он быларестован… Харрис решил, что судить однозначно он сейчас не может. Он попробует позвонить туда еще раз, возможно, завтра. Скоро здесь будет Палмер с документами Салливана, и они смогут отпустить американца. По крайней мере, одной заботой меньше, и наконец-то он сможет выбраться из этого растреклятого отеля. Харрис без устали мерил шагами комнату, жадно затягиваясь сигаретой. Его встревожил телефонный разговор. Пожалуй, верно, что он решил все проверить еще раз, подумал он.
 
      В тысяче шестистах милях к югу от отеля в Джидде в офисе Пейтела в Момбасе главный инспектор Роберт Мванза отодвинул от себя телефонный аппарат. Как и Харрис, он хмурился. Итак, этот индиец, Пейтел, сказал правду про «мистера Хармона», хотя звонивший и не назвал своего имени. Тот факт, что этот мистер бросил трубку, говорит сам за себя. Английский акцент, как и утверждал Пейтел. Не американский. Тогда откуда интерес, проявленный американцами? Мысленно он пробежал по списку, который показал ему Пейтел. Совершенно очевидно, что большинство из вещей предназначено, чтобы приспособить контейнер для проживания двух человек. Но зачем тогда остальные предметы – резиновая лодка, гидрокомбинезоны, канаты и прочее снаряжение? Чем дольше Мванза размышлял, тем больше убеждался, что этот американец, Крессуэл, намеренно его обманывал. Это была отнюдь не «просто контрабанда». Он решил приложить к своему рапорту жалобу. Хотя бы так, подумал Мванза, кто бы и что бы тут ни замышлял, ему удалось положить всему этому конец.

      – Элвин?
      – Да, кто говорит?
      – Джонатан Митчелл. Я звоню неофициально, но, по-моему, тут у меня неплохая мысль – что, если мы объединим свои усилия?
      Кеннингз тут же насторожился. Он хорошо знал Митчелла, и тот ему нравился, но «добро» из Лэнгли на сотрудничество в этом вопросе еще не поступило. Он изобразил удивление:
      – Джонатан, мне кажется, я вас не совсем понимаю.
      – Ох, Элвин, не надо. – Голос на другом конце линии был серьезным, англичанин не шутил. – Хватит притворяться. Самолет.
      Кеннингз все еще не сдавался.
      – Что вы имеете в виду?
      – Ну, хорошо же, – вздохнул Митчелл, – если вам так уж неймется, я вам скажу. Я знаю, где он. Я имею в виду – «айлендер». Или, по крайней мере, – уточнил он, – я знаю, где он должен будет быть.
      – Что?! – Возглас Кеннингза отчетливо прогрохотал в трубке. – Как вам удалось? Где он?
      На другом конце провода воцарилась столь же отчетливая тишина.
      – О'кей, – устало согласился Кеннингз, – каковы будут условия?
      – Очень простые. У вас есть транспорт. Правительство Ее Величества пока не обеспечивает нас персональными самолетами. Вы вкладываете в дело свои крылья, а я – свою информацию.
      Кеннингз недоумевал, как, черт возьми, Митчелл разнюхал, что он раздобыл себе «Лирджет»? Ладно, это неважно. Сделка была честной. Он капитулировал.
      – О'кей, по рукам. Я встречу вас минут через двадцать в международном аэропорту имени короля Халйда, возле касс «Американ эрлайнз».
      – Отлично. До встречи.
      Через сорок минут два главных представителя Британской разведывательной службы и Центрального разведывательного управления США в Саудовской Аравии сидели в крохотном реактивном самолете, который готовился в вылету из Эр-Риада. Кеннингз повернулся к англичанину:
      – О'кей, Джонатан, расскажите, как вы его обнаружили?
      – На самом деле – просто. Мои люди в посольстве обзвонили все аэропорты и аэродромы страны. Нам повезло в местечке под названием Табук.
      – Что?! Я говорил с ними меньше часа назад. Они мне ничего не сообщили. А почему мы собрались в Арар, если он в Табуке?
      – В Табуке его тоже нет. Возможно, в это трудно поверить, но к данному времени самолет опаздывает с прилетом в Табук уже более чем на пятнадцать часов, а они так и не доложили о его исчезновении. Они хватились самолета только после моего запроса.
      – Задницы несчастные! – тепло отозвался Кеннингз о диспетчерах. – Так почему в Арар?
      – По двум причинам. Во-первых, именно оттуда он вылетел вчера в 19.00. Во-вторых, именно там он базировался в течение последних двух недель. Или во всяком случае в этом районе.
      – ЧТО!? – Вот уже в третий раз за последний час обычно сдержанный Кеннингз взрывался от возмущения. В Лэнгли должны были знать об этом. И не удосужились его известить. Ну погодите же, дайте только ему…
      Митчелл наблюдал за лицом Кеннингза и, похоже, разделял его чувства. Он правильно полагал, что факт существования самолета выплыл на свет через ЦРУ.
      – Старина, вероятно, это просто тот самый случай, когда принцип «достаточной информации» был применен ошибочно. Если вам будет приятно, то мне тоже об этом никто не сообщил. Пришлось вытрясти информацию из Арара после разговора с Табуком. Оказалось, они закрыты до завтрашнего дня. Вытащил к телефону отдыхавшего от смены диспетчера. После того, как я немного его разговорил, оказалось, он и впрямь весьма полезный парень.
      Кеннингз слушал только вполуха. Он кипел от злости из-за того, что его заставили охотиться за химерами, в то время как в Лэнгли с самого начала знали, куда его посылать. Он стряхнул с себя эти мысли и сменил тему разговора.
      – Джонатан, расскажите мне об этой компании, о «Дарконе». Как у них дела?
      – А почему вы спрашиваете?
      – Потому что по документам на въезд в Джидду «айлендер» – их самолет. Я позвонил парню по фамилии Хьюз – он здесь главный от «Даркона», – но он сказал, что ничего об этом не знает. Утверждает, что здесь, должно быть, какая-то ошибка. У них и так есть один – небольшой одномоторный самолет.
      Неожиданно Митчелл задумался.
      – Тогда все это принимает другой оборот, – нахмурившись, сообщил он.
      – Каким образом?
      – А таким, что, видимо, пару дней назад «айлендер» получил из Арара разрешение на временное базирование в лагере для строителей прямо рядом с шоссе. Место называется Баданах. Мой источник в Араре сообщил, что пилот и его друзья живут именно там. А лагерь, как оказалось, принадлежит «Даркону».
      – Что ж, – ответил Кеннингз, – думаю, первое, что нам лучше всего сделать, – взглянуть на этот лагерь, как вы считаете? После этого нам стоило бы возвратиться обратно и еще раз поболтать с милейшим мистером Хьюзом о его сотрудниках. Думаю, что ему предстоит многое нам объяснить.
      – У меня есть идея получше, – возразил Митчелл. – Давайте позвоним ему сейчас. Сэкономим немного времени. В этой штуке ведь есть телефон, не так ли?
      Воспользовавшись радиотелефоном «Лирджета», Митчелл позвонил в офис Хьюза, поймав того как раз перед уходом домой.
      Хьюз, похоже, был искренне растерян и возмущен, но стоял на том, что приехавшие в командировку являлись bona fide, со всеми причитающимися документами из Лондона, подписанными самим сэром Питером Дартингтоном.
      – Мистер Хьюз, – сказал Митчелл, – я собираюсь прямо сейчас подослать к вам одного из своих людей из посольства. С ним вместе будет… – Митчелл бросил взгляд на Кеннингза, который кивнул в ответ, – …кто-то из посольства Соединенных Штатов. Буду очень признателен, если вы им окажете максимальную помощь.
      Хьюз пообещал, что окажет.
      – И еще одно, мистер Хьюз. Вы говорите, что они попросили в пользование четыре автомобиля – вы уверены, что цифра верна?
      Хьюз подтвердил, что верна.
      – Хорошо. Я бы хотел, чтобы вы прямо тут же написали заявление в саудовскую полицию. Сообщите им, что эти машины были украдены, и опишите приметы людей, которых вы видели. Где-то через час я буду в Баданахе и позвоню вам с подтверждением о пропаже автомобилей. – Митчелл закончил разговор и повернулся к Кеннингзу. – Пусть полиция поработает ногами, а?
      Цэрэушник рассмеялся.
      – Изящный штрих, Джонатан, – признал он. – Мне это нравится. Мне это очень даже нравится.

      Тони Хьюз был зол и растерян, но это не помешало ему быстро связать воедино обстоятельства посылки «лендкрузеров» в Баданах и полученные из Англии факсы. Он сделал по три копии каждого из документов: одну – для полиции, а две остальные – для собиравшихся подъехать людей из американского и британского посольств. Ожидая прибытия полиции, он заказал международный телефонный разговор с лондонским офисом своего друга и коллеги сэра Питера Дартингтона, но, как оказалось, лишь только для того, чтобы услышать от секретаря, что тот находится за границей и связаться с ним невозможно. Хьюз уже было собрался попросить, чтобы его соединили с Дороти Уэбстер, личным секретарем Дартингтона, намереваясь напрямую узнать, где именно тот находится, как тут постучали в дверь и на пороге показался щеголеватый сержант саудовской полиции. Положив трубку, Хьюз встал из-за стола и вежливо поздоровался с офицером.
      Количество случаев нарушения закона в Саудовской Аравии относительно невелико. Происходит так в основном из-за того, что степень их раскрываемости полицией весьма велика, а наказание, даже за незначительное преступление, может оказаться исключительно суровым. Случаи же воровства или краж со взломом вообще крайне редки. Столкнувшись с перспективой, будучи пойманным, публично лишиться кисти правой руки, потенциальный преступник приходит к выводу, что даже очень заманчивый куш от предполагаемого преступления не стоит подобного риска. Не говоря уже о мучениях от подобного наказания – достаточно устрашающего само по себе, – потеря не левой руки, а правойобрекает на двойной позор в глазах общества. Правой рукой пользуются для еды, в то время как левую оставляют для ухода за той частью тела, соприкосновение которой с пищей, пусть даже опосредованное, расценивается как крайне нежелательное. Всякий, кто совершит ошибку, передав или приняв еду левой рукой, виновен в наитягчайшем грехе, который никогда не будет ни прощен, ни забыт. Любому тут же становилось совершенно очевидно, что натворил человек, лишенный правой руки, и даже в том весьма маловероятном случае, когда считалось, что он понес достаточную кару за свое преступление, сотрапезником он оставался крайне неугодным.
      Получив от начальства указание провести предварительное расследование по делу о краже ни много ни мало четырех автомобилей, полицейский сержант был настроен весьма серьезно. В ходе двадцатиминутного допроса Хьюз поведал все, что ему было известно, и передал подготовленные им сведения о «мистере Брайсе» и «мистере Поттере». Когда сержант услышал, что Брайс и Поттер въехали в страну по фальшивым приглашениям, выдавая себя за сотрудников «Даркона», его лицо приняло еще более серьезное выражение. Удовлетворившись тем, что получил все подробности касательно данного дела, он поблагодарил Хьюза и откланялся. Было ровно 17.00.
      Саудовская полиция не теряла времени даром. Описания двух мужчин и четырех автомобилей были разосланы для ознакомления в полицейские участки и переданы патрульным машинам по всему королевству. Хьюз хорошо описал приметы обоих мужчин, но видел он их только с измененной внешностью. Берн при этом держал за щеками подушечки, а в глаза у него были вставлены тонированные контактные линзы «мистера Брайса», а Палмера украшала густая борода, которую он специально отращивал для этой цели с самого ноября и, естественно, тут же сбрил, как только они прибыли в Баданах. Они въехали в Саудовскую Аравию по своим собственным паспортам и под настоящими именами – без всякого грима, – и лица на фотографиях, которые они представили для получения виз, весьма отдаленно напоминали лица тех двух мужчин, которых видел Хьюз. Таким образом, от фотографий на визах было мало толку, и позднее Хьюз так и не сможет опознать тех, кто на них был изображен.
      На самом деле, раскрывая сержанту подробности, Хьюз сделал еще одну роковую, но вполне объяснимую ошибку. Несмотря на то, что во время их встречи с Палмером две недели назад тот произнес всего каких-то пару слов, Хьюзу оказалось этого достаточно, чтобы увериться, будто бородач говорит с южноафриканским акцентом. Он усиленно подчеркивал этот момент в разговоре с сержантом, и неудивительно, что полиция не перепроверила его показания. Но, что еще более примечательно, этот факт не вызвал никаких сомнений ни у британских, ни у американских властей. На допросе предыдущих владельцев «айлендера» ирландская Гарда выяснила про «южноафриканский акцент» Палмера, и лишнее свидетельство со стороны Хьюза только усилило их заблуждение. На самом деле тонкая разница между акцентом южноафриканцев английского происхождения (но не африканеров ) и акцентом белых зимбабвийцев все же есть. Если бы Хьюз об этом знал и смог бы отличить эту разницу, то истинная личность Палмера была бы раскрыта, и очень быстро, с помощью записей в саудовской иммиграционной службе. И случилось бы это по той простой причине, что в данное время в Саудовской Аравии находились только три гражданина Зимбабве – еще одним из них был Денард, а третьей была няня, нанятая женой управляющего американской нефтяной компании.
 
      В этот день Палмеру повезло дважды. Как раз в то время, когда сержант был срочно направлен в офис Хьюза, Палмер, почти завершивший долгую поездку с севера, где он оставил Денарда и «айлендер», прошел обычную проверку у поста дорожной полиции при подъезде к Джидде. Скучающие и безразличные дежурные полицейские не обратили ни малейшего внимания на дружелюбное приветствие со стороны массивного водителя «лендкрузера», сосредоточив все свое внимание на следовавшем прямо за ним грузовом пикапе с пятью индийскими рабочими-иммигрантами. Как оказалось, один из индийцев забыл свою «икааму», и поэтому, когда через сорок минут на пост пришла ориентировка на украденный «лендкрузер», полицейские все еще разбирались с задержанным пикапом и его пассажирами. К тому времени они напрочь забыли о «лендкрузере», проехавшем мимо поста, а выдохшийся после девятисотмильного марафона Палмер уже добрался до отеля «Шератон» в Джидде и отдыхал в его холле, потягивая из большого бокала прохладительный напиток.
      В Саудовской Аравии дорожная полиция является структурой, независимой от полиции «по борьбе с преступлениями», но в данном случае по тревоге были подняты оба подразделения, получившие приказ разыскать двух мужчин с соответствующими приметами. Прибыв в Баданах, Элвин Кеннингз и Джонатан Митчелл обнаружили, что в лагере для строителей, кроме одиноко сидевшего в своей комнате пакистанского повара, никого нет. Они быстро сообразили, что тот является безвинно подставленным лицом, но тем не менее стали выуживать из несчастного мужчины информацию об обитателях лагеря. Моментально почувствовав, что влип во что-то крайне неприятное, сильно разнервничавшийся пакистанец просто сгорал от желания помочь. Он засыпал обоих разведчиков деталями и подробностями, однако из-за своей жажды доставить приятное так и не понял, что лживая информация хуже, чем вообще никакой. Отвечая на вопросы, на которые он либо не знал, либо забыл ответы, пакистанец говорил то, что, по его разумению, хотели услышать допрашивающие. Результат, как вскоре убедился Кеннингз, вылился в поток ничего не значащих частностей, многие из которых просто придумывались и сбивали с толку. То, что у повара оказалась слабая память на лица, тоже не добавило ясности, и его описания восьми мужчин, которых он видел в лагере, в конце концов также оказались бесполезными. Кеннингз отвел Митчелла в сторону.
      – С этим парнем мы никуда не продвинемся. От избытка желания помочь он просто водит нас за нос. Единственно полезная информация, которую он выдал, это то, что их было восемь человек, все белые, и что прошлой ночью они все покинули лагерь на трех автомашинах и самолете. Я считаю, можно положиться и на его слова о том, что две машины были перекрашены под санитарные, а двигатель одной из них, как он сказал, «ну очень страшно ревел». Это те две, что сейчас находятся в Ираке. Третья тоже наверняка уехала, но тут следует предположить, что она по-прежнему находится в Саудовской Аравии. Четвертой должна быть та груда металлолома в мастерской – полагаю, они раскурочили ее на запчасти. Предлагаю ограничить наш доклад сообщением, что теперь мы разыскиваем восемь белых мужчин, три автомобиля и один самолет. Если предположить, что Салливан все еще находится при самолете, остается семь мужчин в трех машинах, две из которых, как нам известно, внутри Ирака. Думаю, обнародовав помимо этого что-то еще, мы лишь добавим огня к общей сумятице.
      – Вы правы, – согласился Митчелл. – Схожу позвоню Хьюзу, чтобы тот так и заявил в полицию. Будем надеятся, что они засекут эту третью машину.
      Митчелл позвонил Хьюзу, который быстро передал информацию в саудовскую полицию. Круг поисков был соответственно расширен, и был отдан приказ произвести расследование относительно всех белых служащих «Даркона». Если бы Кеннингз и Митчелл были непосредственно связаны с полицией, то они посоветовали бы не ограничивать следствие только сотрудниками «Даркона», но разведчики понимали, что любое явное вмешательство с их стороны чревато дипломатическими осложнениями и еще больше запутает ситуацию. В данном случае гораздо лучше, если дело останется сугубо уголовным и касающимся лишь компании «Даркон», заявившей о крупной краже. Предположение же Хьюза и полиции о том, что преступники действовали под видом служащих компании, было вполне объяснимо.
      Загвоздка заключалась в том, что предположение это было ложным.

      В конце концов, усталость все же одолела Джона Кируина. Отследив надувную лодку до контейнеровоза и убедившись, что два автомобиля в Ираке действительно остановились переждать дневные часы, он передал дежурство сменщику и отправился в комнату отдыха. Уставший до предела, он свалился на диван и прохрапел десять часов кряду.
      Разбуженный запахом кофе и тихим говором сотрудников Национального бюро разведки, входивших и выходивших из комнаты для короткого отдыха, Кируин направился в мужской туалет, чтобы освежиться и привести себя в порядок. Прихватив по пути оттуда чашку кофе, он возвратился в центр управления.
      Сменщик встретил его удивленным взглядом.
      – О, Джон, привет. Не ожидал, что ты вернешься так скоро.
      – Не смог оставаться в стороне, – улыбнулся Кируин. – Как там у нас дела?
      Джек Фикс со вздохом поморщился:
      – Что касается здания, где, как мы полагаем, залегли эти парни, то тут сообщить вообще нечего. Я-таки надеюсь, что ты прав и они по-прежнему там. Но проблема не в этом. Кто-то там, в верхах, кипятится по поводу этого самолета. Я так полагаю, что в Лэнгли не могут его отыскать.
      – Значит, мы засекли его в Баданахе вчера в, э-э, 18.30 по местному времени, не так ли? Все, что необходимо сделать, это поднять записи АВАКСа с того момента и посмотреть, куда он делся. Это займет время, но мы сможем его найти.
      – В том-то и дело, Джон. Кто-то там выяснил, что он вылетел из Баданаха в 19.00 по направлению в Табук. – Фиск указал города на карте. – Но он там так и не объявился. Я попробовал разобраться с помощью записей АВАКСа. И конечно же, оказалось, что все это происходило еще до объявления тревоги. Прошлой ночью в воздухе не было ни одного самолета с АВАКСом – все они приземлились в 18.00.
      Кируин скривил лицо:
      – Ну, и что ты пытался сделать?
      – Почти безнадежно, Джон, это действительно так. Самолет мог улететь на сотни миль в любом направлении. У него мог просто отказать двигатель, или он разбился, или с ним могло случиться что-то еще. Он может находиться где угодно. Это все равно, что искать пылинку на футбольном поле, а то и хуже того.
      Кируин понимал. Когда он осуществлял отслеживание объектов, которое и привело его к самому контейнеровозу, в каждом случае он, по крайней мере, приблизительно знал, где следует искать. Фиск был прав. Найти «айлендер» они могут лишь по счастливой случайности.
      – Есть какие-то гипотезы?
      – У меня тут имеется одна прикидка, – ответил Фиск. – Я предположил, что пропал он намеренно. В конце концов, если самолет разбился, то он окажется вне игры и в дальнейшем большого интереса не составит. Основываясь же на предположении, что он по-прежнему цел и невредим, единственным местом, где мы можем его поискать, остается заявленный пилотом маршрут на Табук. Но это все, что я могу предложить.
      – Думаю, ты прав. И куда же он мог улететь?
      – По моим предположениям, он скрытно вернулся и затаился в какой-то низине прямо в пустыне. Он мог даже перелететь в Ирак.
      Кируин задумался. Взвесив все факты, он согласился с Фиском.
      – Ты не пробовал использовать Джей-СТАРС?
      – Час назад я попросил их разок прочесать вот это место. – Фиск обозначил район на карте – участок пустыни к югу от погранзаставы, выбранный им наугад. – Но потом я занервничал. Если мы будем отвлекать их от наблюдения за этим зданием, машины смогут уехать незамеченными, а мы так ничего и не узнаем. Даже если предположить, что самолет отлетел на какую-то сотню миль, чтобы появился хоть какой-то шанс его обнаружить, потребуется два-три дня непрерывного картографирования с помощью радаров.
      – Согласен, – промолвил Кируин. – Тут мы рисковать не можем. Итак, остается только попробовать с…
      – …KH-11 и KH-12. – Фиск подавил зевок. – Если только, – добавил он, – самолет не взлетит снова и в этом случае его не засечет АВАКС. Надеюсь, ты не против, но я приказал от твоего имени, чтобы теперь АВАКСы несли дежурство круглосуточно.
      – Ты абсолютно прав, – успокоил его Кируин. – Что ж, думаю, нам лучше заняться спутниками и посмотреть, не сможем ли мы разглядеть самолет на архивных снимках. Черт возьми, разве не так мы впервые засекли два автомобиля? Нужно использовать вчерашние архивные материалы, скажем, с 18.00 до 23.00 по местному времени. Просматривать что-то более позднее нет никакого смысла – к тому времени двигатели самолета уже остынут и обнаружить его будет слишком трудно. – Он принял решение. – О'кей, было бы также неплохо бросить на это дело команду из младших сотрудников. Это будет самая скучная работа из всего, что когда-либо выпадало на их долю. Придется одну за одной вызвать из памяти компьютера тысячи изображений и с каждым провести сравнительный анализ на присутствие самолета. На то, чтобы все это перелопатить, могут уйти многие дни, и это учитывая, что у нас нет снимков всей территории. Будем надеяться, самолет прервет наши поиски, сдвинувшись с места. Между прочим, – поинтересовался он, – ты не знаешь, где Уолтер?
      – Ах да, я как раз хотел тебе сказать, – воскликнул Фиск. – Где-то с час тому назад он сюда залетал. Никогда еще не видел его таким нарядным – парадный костюм, лучший галстук. Сообщил, что его вызвали на внеочередное заседание Совета по национальной безопасности, назначенное на 11.00.
      Боже правый, подумал Кируин. Морж – и заседание СНБ! Он, который вечно хаял «погонял», теперь, похоже, сам стал одним их них!

      В 17.55, пока Палмер заказывал второй бокал прохладительного в холле «Шератона», Харрис находился возле стойки регистратуры, собираясь оформить выписку из отеля – собственную и Салливана, который все еще был наверху, в своем номере. К стойке приблизились два офицера полиции и потребовали временно отлучившегося дежурного администратора. Харрис услышал, как старший из полицейских попросил показать им регистрационную книгу отеля. В обычной ситуации он едва ли обратил бы на это внимание, но, учитывая подозрительные обстоятельства, не позволившие ему связаться сегодня днем с мистером Пейтелом в Момбасе, он проявил повышенную настороженность и навострил уши. Харрис достаточно понимал по-арабски, чтобы разобрать кое-что из того, о чем говорили офицеры, но тревожный звонок в его голове раздался лишь после того, как он уловил слово «Даркон». Затем он увидел, как один из полицейских передал через стойку фотографию и спросил администратора, не встречался ли ему этот человек. Как бы невзначай Харрис пододвинулся поближе, чтобы взглянуть на снимок.
      У него упало сердце. На фотографии, хоть и не очень хорошей, можно было вполне узнать Салливана. Харрису как раз хватило времени разобрать написанные арабской вязью первые три буквы имени американца и исключить все сомнения, прежде чем дежурный администратор с сожалением покачал головой и передал фото обратно полицейским.
      Харрис быстро соображал. Он поблагодарил Бога, что принял соответствующие предосторожности и зарегистрировал второй номер на имя Денарда, с которым они числились служащими компании «Панарабиан-петролеум», а не «Даркона». Администратор не опознал лицо на фотографии, и это было еще одним благословением свыше. И еще было здорово, подумал Харрис, что он-таки настоял и заставил американца сбрить по приезде усы.
      Но тот факт, что они засветились, тем не менее оставался фактом. Расплатившись по обоим счетам и забрав паспорт Денарда и свои документы, он присоединился к Палмеру. Тихим торопливым шепотом он поведал о своих худших подозрениях:
      – Крис, у нас неприятности. Полиция разыскивает Салливана – я только что видел, как они предъявили в регистратуру его фотографию. К сожалению, нужно так понимать, что мы тоже находимся в розыске. Я еще вчера заподозрил неладное, когда не смог связаться с нашим партнером в Момбасе, который должен был проследить за холодильным контейнером и снарядить его в обратную дорогу.
      – Гад! – только и сказал Палмер. – Ну и что теперь делать?
      – Так, давай-ка взглянем на положительные стороны дела. Во-первых, твоя поездка не пропала даром. Босс был прав, настаивая на предосторожностях. Это значит, что мы должны позволить Салливану уехать, я имею в виду – уехать сейчас же.В общем-то, свое он уже отработал – по-настоящему нам от него были нужны лишь документы для Энди. Перегнать потом самолет из страны было бы неплохо, но, возможно, это и не главное. Полагаю, его придется разбить. Таким образом, первое, что я сделаю, – это верну Салливану его документы и отвезу его в аэропорт. Там ему придется испытать судьбу. Но, по крайней мере, ему не известны наши имена. Самый большой вред, который он может нанести в случае своего ареста, это дать описание нашей с Энди внешности: мы – единственные, с кем он знаком.
      – О'кей, – засомневался Палмер, – но как нам быть с машинами? Вдруг им известны номера?
      – Наверняка, – подтвердил Харрис. – А это значит, что твой стоящий на виду у всех «лендкрузер» может оказаться «горячим». Мы должны считать, что так оно и есть. Вот что я собираюсь сделать. Я отвезу Салливана в аэропорт на такси и возьму там напрокат другой автомобиль – «лендкрузер» того же цвета, если получится. Затем я поставлю его номера на твою машину, чтобы мы могли ею пользоваться и дальше. Я не хочу, чтобы на спидометре прокатного автомобиля был большой пробег – это может привлечь внимание. Во всех случаях, скорее всего, мы его бросим, а это снова выводит их на меня – я собираюсь расплатиться собственной кредитной карточкой. Использовать же твою машину под чужими номерами будет лучше еще и потому, что мы всегда сможем прихватить их с собой, если ее тоже придется оставить.
      – Но, если ты просто-напросто поменяешь номера машин местами, то «горячей» станет уже взятая напрокат машина. Какой в этом толк?
      – А-а, – протянул Харрис, – на этот счет у меня есть одна мыслишка.
      Быстро обрисовав свой план, он забрал у Палмера документы Салливана и направился вверх по лестнице.
      Пройдя мимо своей двери, Харрис нырнул в подсобку и осмотрелся вокруг. На полу стояла сумка с инструментами, принадлежащая сантехнику. Открыв ее, он извлек ручную дрель, слесарную ножовку, отвертку и переложил все к себе в портфель. Его взгляд скользнул по обширной поверхности рабочего стола, покрытого тонким листом беловатого пластика. С помощью кухонного ножа Харрис отрезал большой кусок и разломал его на две части, чтобы те поместились в портфель. Затем он вернулся в свой номер, чтобы забрать техасца, который закончил сборы и был готов к отправке. Мужчины спустились в холл с вещами. Обойдя регистратуру стороной, Харрис быстро направил Салливана наружу, чтобы найти такси. Палмер находился позади них, но американец так и остался в неведении по поводу его присутствия.
      По пути в аэропорт Харрис сообщил изумленному Салливану, что работы свернуты, но что ему все равно заплатят согласно договоренности. Он передал Салливану клочок бумаги с адресом бельгийскго банка, который, получив соответствующие указания, включая цифровой код, написанный внизу на бумажке, переведет телеграфом девяносто тысяч долларов в любую точку мира.
      Харрис решил, что обязан дать жизнерадостному техасцу кое-какие пояснения.
      – Вот что, Рей, – зашептал он так, чтобы их не подслушал водитель, – в аэропорту у тебя, возможно, возникнут неприятности. Не высовывайся и не привлекай к себе излишнее внимание. Дело в том, что в отеле на протяжении всего времени ты жил под чужим именем. Я верю, что ты сейчас не пойдешь и не настучишь на меня. Но могут быть неприятности. Ты меня понял?
      Рей Салливан скривил лицо.
      – Считаю, что за девяносто тысяч баксов какой-то прокол просто обязан был случиться. Не беспокойся, Митч, я буду вести себя тихо, как мышка. Но мне думается, – добавил он сухо, – Митч Хоскинс – это не совсем то имя, которым тебя наградила твоя дражайшая мамочка, не так ли?
      Харрис ухмыльнулся и обошел вопрос стороной.
      – Если тебя и впрямь задержат, то какое-то время тебе будет весьма жарко. Но все, что тебе нужно делать, – это твердить, что все это время ты безвылазно находился в отеле и даже понятия не имеешь, из-за чего весь сыр-бор. В отеле найдется множество свидетелей, которые тебя опознают и все подтвердят. Единственное, о чем я хотел бы тебя попросить, – опиши меня как можно более расплывчато, если тебя об этом спросят.
      – Нет проблем, Митч. Слушай, было приятно с тобой познакомиться. Хотелось бы мне знать, что все это значит, но, подозреваю, вопросов тут лучше не задавать.
      Харрис вновь усмехнулся. Ему искренне нравилась непосредственность техасца.
      – Это было бы вредно для твоего здоровья, Рей. Но в один прекрасный день ты, возможно, об этом прочитаешь. И, между прочим, если бы я был на твоем месте, то, пожалуй, не стал бы возвращаться в Штаты. Если полицейские разыскивают тебя здесь, то весьма вероятно, что и там ты им тоже понадобишься.
      – Ха, настолько паршиво? Но ты не беспокойся. Я в любом случае не планировал возвращаться. Только вот остается вопрос с кое-какими деньгами, которые я задолжал своей сестрице, но, я полагаю, их можно будет ей переслать. Думаю, – Салливан непроизвольно пожевал губу, – я отправлюсь на восток. Всегда мечтал совершить путешествие в Таиланд.
      Они подъехали к аэропорту, и Харрис расплатился за такси. Он распрощался с Салливаном, который исчез в направлении билетной кассы. Харрис сразу же прошел к бюро проката фирмы «Авис» и поинтересовался, какие автомобили есть в наличии. Клерк начал быстро перечислять длинный список.
      – У вас есть «тойота» модели «лендкрузер»? – перебил его Харрис. – Меня бы она вполне устроила. Но я хочу, чтобы машина была светлого цвета. Темная краска не так хорошо отражает тепло.
      Клерк одарил его странным взглядом, но подтвердил, что, конечно же, такая машина у них имеется. Харрис тут же расплатился, использовав свою кредитную карточку.
      Войдя в сектор автостоянки, принадлежавший «Авис», он отыскал автомобиль кремового цвета и завел его. Отъехав на небольшое расстояние, до сектора для личного автотранспорта, Харрис нашел свободное место и задом припарковал «лендкрузер», поставив его почти вплотную к бамперу машины из соседнего ряда. Выбравшись наружу и прихватив с собой портфель, он обогнул автомобиль и присел за его задней частью. Скрытый от посторонних взглядов между двумя машинами, он открыл портфель, достал отвертку и отвинтил задний номерной знак.
      Вернувшись в машину, Харрис выпилил из пластика прямоугольник под размеры знака. Осторожно, так, чтобы хрупкий материал пластины не треснул, он просверлил в ней два отверстия под винты, также совпадавшие с отверстиями на знаке. Затем, используя маркер с водостойкой черной краской, он изобразил на пластике убедительную копию номера. Закончив, Харрис сравнил обе пластины. Не так и плохо, оценил он про себя собственные труды, копия не выдержит внимательного осмотра, но вполне годится для того, что он задумал. У Харриса мелькнула мысль о том риске, на который они идут, и он даже засомневался, не будет ли все-таки безопасней воспользоваться прокатным автомобилем. Нет, решил он, все верно. Если им придется бросить машину, то его вычислят по фамилии, указанной в договоре о найме. Километраж на спидометре прокатного автомобиля – еще одна проблема. Подмена номеров – единственное решение.
      Он снова вылез наружу и прикрепил винтами фальшивый номер взамен настоящего. Затем вывел машину с места стоянки, а потом загнал ее туда же, но капотом вперед, так чтобы не была видна передняя часть автомобиля. После этого он повторил с передним номерным знаком ту же процедуру, что и с задним. Сложив в портфель два настоящих номерных знака и документы на прокатный автомобиль, Харрис запер машину и вернулся к терминалу аэропорта, где поймал такси, которое отвезло его в «Шератон».
 
      Палмер неприметно слонялся вокруг автостоянки у отеля, приглядывая за своим автомобилем.
      – Никаких признаков интереса к машине, – сообщил он Харрису.
      Харрис решил покончить со всеми делами разом. В то время, как Палмер стоял на стреме, он занялся машиной, заменив «горячие» номерные знаки на снятые с прокатного «лендкрузера». Он благодарил Бога за то, что та часть автостоянки, где Палмер приткнул свою машину, лишь едва освещена. Работа заняла минут пять, но оба мужчины вздохнули с облегчением, когда она была завершена. Теперь их «лендкрузер» мог вполне сойти за взятый на прокат. Более внимательное знакомство с техпаспортом открыло бы странное несоответствие цвета машины с указанным в документах – кремовый, а не бежевый, – но после путешествия Палмера ее кузов был достаточно пыльным, чтобы определить его истинный цвет. Оба мужчины вернулись в отель, где наскоро перекусили перед тем, как отправиться в длинную дорогу, чтобы снова присоединиться к Денарду.
      Они покинули «Шератон» в 19.25. Харрису стало бы легче на душе, знай он о том, что к тому времени Салливан уже прошел паспортный контроль и ожидал объявления на посадку на рейс авиакомпании «Саудиа» номер SV 384, вылетающий в Бангкок. Самолет отправлялся в 21.10.
      Харрис волновался зря. Из-за административного недосмотра саудовская полиция не известила иммиграционные власти, чтобы те задержали Салливана. Эта ошибка, обнаруженная двенадцать часов спустя, стоила места виновному в ней лейтенанту полиции.
      Она способствовала и тому, что Рей Салливан вышел чистым из воды.

      Разговаривая по телефону с борта «Лирджета» с британским посольством в Эр-Риаде, Джонатан Митчелл отдал распоряжение сообщить о возможности прямого соучастия «Даркона» в «контору». Он подчеркнул последнее слово, и сотрудник разведки, который перед этим допрашивал Хьюза, в точности понял, что тот имел в виду. Этот человек немедленно передал по факсу копии предоставленных документов в штаб-квартиру разведывательной службы в Лондон, откуда их быстро переправили коммандеру Джоунзу в Нью-Скотленд-Ярд.
      Джоунз прочитал факсы – теперь уже факсы копий факсов, – представленные Хьюзом в качестве доказательства, что он действовал по приказу. Увидев подпись в конце, Джоунз нахмурился. Он знал о Дартингтоне. Тот слыл выдающимся и весьма уважаемым промышленником, и было крайне трудно поверить, что такой человек, как он, мог быть замешан в этом деле. Но свидетельства, лежавшие перед ним, оказались вполне однозначными. Джоунз позвонил своему административному помощнику, и через несколько секунд сержант Майк Арчер появился в дверях.
      – Майк, я хочу, чтобы ты связался с главным инспектором Халламом. Скажи ему от моего имени, чтобы его ребята продолжали распутывать эти банковские операции, а для него у меня есть другая работа, которой он должен заняться лично.
      Арчер покинул кабинет, а Джоунз продолжал размышлять о последствиях, которые могли возникнуть в результате того, что он собирался предпринять. Да, подумал он, для такой работы Пол Халлам именно тот, кто нужен. Он привык вести следствие среди богатых и сильных мира сего и обладал почти безошибочным нюхом на ложь или полуправду. Он был также исключительно осмотрителен. Что ж, несомненно, этим делом должен заняться именно он. Зазвонил телефон. Это был Халлам, сообщивший, что прибудет через пятнадцать минут.
      Пока Джоунз обрисовывал то, что ему было известно, Халлам молча сидел и слушал. По его светлым глазам за стеклами в массивной оправе было невозможно догадаться, о чем он думает. Джоунз передал ему бумаги и закончил инструктаж:
      – Пол, будь очень осторожен. Не должно быть никакой утечки. Ни среди его персонала, ни среди кого-то еще. Я не хочу, чтобы меня обвинили в распускании слухов о Дартингтоне или о его компании.
      – Все понятно, сэр. Я что-нибудь придумаю, чтобы обойтись без его людей. – Он поднялся и, взглянув на часы, вышел. Время как раз перевалило за четыре часа дня.
      Через тринадцать минут Халлам прибыл в центральный офис «Даркона» и в 4.20 оказался у дверей Дороти Уэбстер. Он постучал и, не ожидая ответа, вошел внутрь. Миссис Уэбстер была поражена и начала было протестовать, но он оборвал ее, предъявив свое служебное удостоверение:
      – Главный инспектор Пол Халлам, мадам, Лондонская сыскная полиция. Будьте любезны, мне хотелось бы знать, не могу ли я немедленно встретиться с сэром Питером Дартингтоном?
      Миссис Уэбстер была слишком растеряна, чтобы собраться с мыслями. Скажите на милость, как этот полицейский мог проникнуть сюда таким образом, что ее не оповестили? Не задумываясь, она тут же выдала свою стандартную фразу:
      – Офицер, боюсь, что это невозможно, если встреча не назначена. Могу я узнать, по какому вы делу?
      Халлам про себя дал быструю оценку стоявшей перед ним леди средних лет. Та заняла оборонительную позицию, но это было вполне естественно – он застал ее абсолютно врасплох.
      – Могу я спросить вас, мадам, как долго вы здесь работаете?
      Дороти Уэбстер заморгала от неожиданного вопроса, затем распрямилась во весь рост и гордо заявила:
      – Я работаю личным секретарем сэра Питера вот уже двадцать пять лет.
      Все верно, подумал Халлам. Он оказался прав. Отношение этой женщины к своей работе можно было охарактеризовать одним словом – преданность. Сейчас она будет крайне сдержанной и осторожной. Как бы он ее ни упрашивал – все будет без толку. Единственное, что теперь остается, это наплести ей историю, которую она не отважится никому рассказать – в особенности своему боссу.
      – Простите, мадам, но это очень, э-э, личноедело, касающееся некой молодой леди. Боюсь, крайне важно, чтобы я переговорил с сэром Питером безотлагательно. – Халлам намеренно принял несвойственный ему смущенный вид. Он потупил обычно твердый взгляд, а когда снова поднял глаза, увидел на лице Дороти Уэбстер, в какой шок он ее поверг. Щеки Дороти Уэбстер стали пунцовыми, а губы застыли в безмолвном «о!». Халлам посмотрел на нее с извиняющимся видом и сделал движение к дверям, ведущим в личный кабинет Дартингтона. – Теперь вы не возражаете, если я туда зайду?
      Дороти Уэбстер пришла в себя.
      – В этом нет никакого смысла, офицер. Сэра Питера сегодня в офисе не будет.
      Наступил черед Халлама быть застигнутым врасплох, но он продолжал давить:
      – Простите, вы не подскажете, где я мог бы сегодня его застать?
      Дороти Уэбстер не сдавалась без борьбы. Как этот человек только посмел, думала она, прийти сюда и заявлять о ее шефе такие вещи, произнести которые не поворачивался язык?
      – Офицер, боюсь, что это невозможно. Сэр Питер оставил недвусмысленное распоряжение, чтобы я не раскрывала его местопребывания ни при каких обстоятельствах.
      – Боюсь, вынужден настоять, мадам. – Светлые глаза Халлама на мгновение встретились со взглядом миссис Уэбстер, затем он понизил голос и заговорил доверительным тоном: – Не для протокола, вы же понимаете, мы считаем, что предъявленное обвинение является ложным. Нам хотелось бы прояснить это дело как можно скорее. Таким образом мы смогли бы избежать нежелательной огласки.
      Дороти Уэбстер сломалась. Перспектива публичного скандала была немыслимой. Конечно же, сэр Питер сможет все прояснить. Совершенно очевидно, что произошла какая-то нелепая ошибка. Она уселась за стол и начала писать адрес. Не произнеся ни слова, она отдала листок бумаги Халламу.
      Ох, черт, подумал Халлам, когда прочитал адрес. Эти хреновы Багамы!

      – Итак, джентльмены, прежде займемся теми фактами, которые нам известны. – Брент Скаукрофт, советник президента Буша по вопросам национальной безопасности, оглядел сидящих за столом и начал подводить итоги: – В начале декабря прошлого года мужчина с южноафриканским акцентом приобретает в Ирландии легкомоторный самолет – «Бриттен-Норман айлендер». С помощью предыдущих хозяев он перегоняет его в Саутхемптон, в Англию, где тот остается сидеть на земле в течение четырех месяцев. Было замечено, что кто-то, похожий по описанию на «южноафриканца», приходил к самолету, занимаясь его ремонтом; было также замечено, что время от времени там появлялись еще пять-шесть мужчин, личности которых не установлены. Тем временем «англичанин», возможно в гриме, создает фальшивые корпорации и арендует промышленные здания в южной Англии на денежные средства, поступившие через различные счета в британских банках из банка в Лихтенштейне. «Англичанин» – единственный человек, которого видели возле и внутри строений все свидетели. Туда доставляется контейнер для морских перевозок. Его переоборудуют и снабжают дополнительной дверью, новыми энергоразъемами и кондиционерами – все это было замаскировано. Контейнер отправляется на судне в Момбасу, в Кению, с декларированным грузом замороженных овощей. А пока все это происходит, пилот из Техаса по фамилии Салливан продает свою авиачартерную фирму и вылетает в Англию, куда и прибывает 28 марта. 7 апреля он улетает из Англии на «айлендере». 8 апреля «англичанин» и «южноафриканец» появляются в Саудовской Аравии в офисе британской строительной компании «Даркон Интернэшонал», имея на руках предписание предоставить в их распоряжение один из старых строительных поселков компании на севере страны, в Баданахе. Предписание подписано главой корпорации сэром Питером Дартингтоном. В соответствии с указаниями Дартингтона в Баданах для этих людей перегоняют четыре автомобиля повышенной проходимости. 11 апреля «айлендер» прибывает в Джидду, в Саудовскую Аравию. Пилот перелетает в Эль-Ваджх, где остается на два дня, затем 13 апреля он перебирается в Арар. В Араре он находится до 23 апреля, на этой стадии он получает разрешение базировать самолет в строительном лагере в нескольких милях от города вдоль по шоссе. В самом лагере видели восьмерых мужчин – ни одного удовлетворительного описания их внешности нет. Там они занимались автомобилями, перекрасив два из них под военные санитарные машины, а еще одну разобрав на запчасти. Вчера вечером, 25 апреля, три рабочих автомобиля, самолет и все восемь мужчин исчезли. Пилот самолета зарегистрировал полетный маршрут на Табук, диспетчеры наблюдали, как самолет лег на правильный курс, но в месте назначения он так и не объявился. Сегодня утром, 26 апреля, – то есть вчера поздно вечером по нашему времени, – контейнер прибыл в Момбасу, но оказался пустым. Никто из членов экипажа судна во время плавания ничего необычного не заметил.
      – Таковы известные факты, – подытожил Скаукрофт. – Все они были установлены в результате следствия, проведенного на местах сотрудниками ФБР, ЦРУ и британской полиции и разведки. Теперь давайте перейдем к предположениям. – Он взглянул на лица сидящих вокруг стола. – Должен сказать, что, по словам Национального бюро разведки, как я понял, девяносто девять процентов за то, что они верны. Предположения эти следующие. Два или более человека прячутся внутри морского контейнера с момента его отправки из Англии. В ночь с 12 на 13 апреля, во время прохода на юг через Красное море, они опустошают контейнер и, покинув судно, направляются на резиновой лодке с подвесным мотором – вероятно, с контрабандным снаряжением на борту – в сторону побережья Саудовской Аравии. Ранним утром 13-го они высадились на берег, где их тут же подобрал сообщник, который отвез прибывших на своем пикапе в Эль-Ваджх. Там они пересели в «айлендер» и улетели в Арар, доехав потом по шоссе до Баданаха. Вчера вечером, 25 апреля, две санитарные машины выехали на север; двигаясь по пересеченной местности, они достигли границы с Ираком, где совершили диверсию и поджог на иракской заставе. Они проникают в Ирак и едут на северо-восток по шоссе на Киркук. Сегодня утром, еще до наступления дня по иракскому времени, они затаились в огромном складском помещении к востоку от Хадиты, где и находятся по сей час. Тем временем третья машина и самолет исчезли в неизвестном направлении и до сих пор не обнаружены.
      – Теперь вот что, – продолжил Скаукрофт, – я сказал, что все это – предположения. Я по-прежнему вынужден относить их к этой категории, поскольку недостаточно осведомлен по поводу технических возможностей Национального бюро разведки, чтобы знать наверняка, возможно ли получить столь подробную и надежную информацию лишь на основании спутниковых фотографий и изображений на экранах радаров. Думается, – добавил он с кислой миной, – что если бюро разведки способно следовать тенью за столь малочисленной и незначительной группой людей на тысячемильные расстояния да еще с такой точностью регистрировать их деятельность, то, помимо всего прочего, нам стоило бы найти применение этой технологии для решения кое-каких проблем по поддержанию правопорядка у себя дома. Но это так, к слову. Уверен, что, прежде чем продолжить наши гадания по поводу того, что затеяли эти люди, вы все хотели бы послушать директора Национального бюро разведки. Я попросил его взять с собой на это заседание начальника отдела этого ведомства, в котором изначально и вытащили всю эту историю на свет. Господин директор, буду очень признателен вам, если мистер Соренсен объяснит нам, как же это было сделано.
      Все головы повернулись в сторону крупного мужчины с огромными обвислыми усами. Морж выглядел смущенным и, прежде чем заговорить, прочистил горло. Но тут он, похоже, передумал и наклонился, чтобы что-то прошептать сидевшему рядом мужчине.
      Мартин Фейга, директор НБР, улыбнулся вопросу Соренсена и ответил так, чтобы услышали все присутствующие:
      – Да, Уолтер, можете быть уверены, что необходимый допуск к секретным данным у всех этих джентльменов есть.
      На Моржа было брошено несколько неприязненньгх взглядов, а одетый в серый костюм болезненного вида мужчина с жабьим лицом злобно нахмурился, глядя в его сторону с дальнего конца стола. Морж узнал в нем Дугласа Лонгмайра – помощника министра финансов.
      Десятью минутами позже Морж закончил подробные объяснения и начал подводить итоги:
      – Таким образом, джентльмены, первоначально все было обнаружено по чистой случайности. Однако должен сказать, что отслеживание было проведено на высочайшем уровне, и заслуга в этом в огромной степени принадлежит одному из моих аналитиков. При обычном ходе событий на столь незначительный с виду случай, вероятно, не обратили бы внимания, но обстоятельства сложились так, что у нас произошло относительное затишье и директор счел возможным провести дальнейшее расследование. – Морж потеребил усы и обратился к советнику президента: – Возможно, у вас есть какие-то вопросы, сэр?..
      Брент Скаукрофт покачал головой и огляделся вокруг:
      – Джентльмены, у кого-нибудь есть вопросы к мистеру Соренсену или директору НБР?
      – Разрешите мне, господин председатель? – заговорил человек, сидевший слева от Скаукрофта.
      – Пожалуйста, Джон.
      Подавшись из кресла вперед, заместитель госсекретаря США Джон Келли сцепил пальцы и в упор посмотрел на Соренсена.
      – Ввиду того, к чему все это может привести, – а я надеюсь, мы вскоре перейдем к обсуждению и этого вопроса, – возможны серьезные нарекания на зарубежную политику США. В этой связи мы в министерстве считаем существенно важным добраться до этих людей и положить конец их деятельности. Думаю, что президент, – он бросил взгляд на Скаукрофта, который кивнул ему в ответ, – в этом вопросе с нами единодушен. К несчастью, оказалось так, что эти люди внутри Ирака временно для нас недосягаемы, и пока они там, мы просто не можем до них добраться. Поэтому нам остаются лишь два пути, по которым можно вести дальнейшее расследование. Первый, хотя и очевидный, может не дать ничего: допросить сэра Питера Дартингтона и выяснить, что ему об этом известно. Если он в этом замешан, вероятно, у него найдется способ отозвать своих людей обратно. Второй, как вы говорите, трудноосуществим: отыскать самолет. Опять же, пилот может быть на связи со своими сообщниками и нам удастся убедить его остановить их. Вопрос у меня следующий: как вы считаете, каковы ваши шансы отыскать самолет?
      Прежде чем ответить, Морж энергичней обычного пощипал свои усы.
      – Боюсь, что очень небольшие, сэр, если только он снова не взлетит, и в этом случае его почти тут же засекут самолеты с системой АВАКС. Проблема заключается в том, что, пока он на земле, мы не знаем, где искать. До сих пор мы отслеживали этих людей, каждый раз приблизительно зная, куда смотреть. Даже это оказалось достаточно трудным. Наибольшие шансы появились бы при использовании системы Е-8А Джей-СТАРС для радарного картографирования. Но мы не отваживаемся снять самолеты, оборудованные Джей-СТАРС, с наблюдения за зданием. Конечно, будь в нашем распоряжении побольше Джей-СТАРС… – Незаконченная фраза повисла в воздухе, и Соренсен сокрушенно покачал головой.
      – Дельное пожелание, джентльмены. – Комментарий исходил от мужчины мощного телосложения с ежиком серо-стальных волос, одетым в форму генерала ВВС США. Он бросил одобрительный взгляд в сторону Соренсена. – Мы то и дело настаиваем на дополнительном производстве Джей-СТАРС. Они, вне всяких сомнений, продемонстрировали свою ценность как во время «войны в заливе» в 1991 году, так и сейчас.
      – Спасибо, генерал Бернсайд, – ровным голосом поблагодарил Скаукрофт заместителя председателя Объединенного комитета начальников штабов. – Ваше замечание принято к сведению. К сожалению, в настоящее время мы должны довольствоваться тем, что у нас есть.
      – Можно мне сказать, сэр? – перебил его Морж. – Когда я говорил о том, что мы сможем засечь самолет, как только он сдвинется с места… понимаете, возможно, к тому времени будет слишком поздно что-либо предпринять. Если этот самолет затаился, то, может статься, он ожидает, пока те, кто на автомобилях, не выполнят задачу и не направятся домой. Самолет может быть для них средством улизнуть оттуда, и я склонен был бы считать, что он притаится, как мышь, до тех пор, пока его не вызовут.
      Сидевший напротив него Роберт Гейтс, директор Центрального разведывательного управления, поднял вверх указательный палец и вымолвил:
      – ЦРУ согласно с данной оценкой.
      – Думаю, – вмешался Скаукрофт, кивнув директору ЦРУ, – что тогда мы подошли к обсуждению возможных причин, которые движут этими людьми. Если только, – добавил он, – не будет еще каких-то вопросов, касающихся технических подробностей?
      Вопросов не было, и Морж встал, чтобы уйти.
      – Нет-нет, мистер Соренсен, пожалуйста, останьтесь, – остановил его Скаукрофт, – возможно, у нас к вам возникнут дополнительные вопросы.
      Морж снова сел на место.
      – До сих пор, – продолжил Скаукрофт, – мы скорее ходили вокруг да около, но я чувствовал, что в наших рассуждениях очень важно наверняка исключить возможность ошибки. Независимо друг от друга НБР, ЦРУ и госдепартамент пришли к одинаковым выводам. К настоящему времени, вероятно, и остальные присутствующие сделали то же самое. Похоже, иной разумной причины, по которой столь хорошо организованная и обеспеченная команда людей находилась бы на территории Ирака, просто не существует. Короче говоря, мы считаем, что они задействованы в покушении на жизнь Саддама Хуссейна.
      С дальнего конца стола донесся изумленный вздох похожего на жабу Лонгмайра, а со стороны генерала Бернсайда послышалось ворчливое: «Черт побери, давно бы пора». Заместитель госсекретаря Келли готов был пронзить Бернсайда взглядом. Генерал широко улыбнулся Моржу, который спрятал усмешку под усами.
      – Это не относится к делу, генерал, – твердо заявил Скаукрофт. – Вопрос заключается в том, как нам овладеть ситуацией? Президент хотел бы услышать наши рекомендации.
      Чарлза Бернсайда нельзя было сбрасывать со счетов. Служи он на флоте, его непременно наградили бы кличкой Бортовой Залп, но поскольку он был генералом ВВС, то получил более ласковое прозвище – Большая Бомбочка. В отсутствие тихоголосого министра обороны Дика Чейни, который, будь он на заседании, выступал бы от имени министерства обороны, Бернсайд настойчиво гнул свое:
      – Говорю вам, пусть их себе продолжают. Вы должны были позволить нам покончить с этим делом еще в прошлом году, когда у нас была возможность. Самое время, чтобы кто-то расправился с этим сукиным сыном. И удачи этим ребятам!
      – Резрешите, господин председатель, – вмешался ледяным тоном заместитель госсекретаря Джон Келли. – Здесь существуют кое-какие моменты международной политики, которые генерал Бернсайд, возможно, недооценивает…
      – Политика, шмолитика, – перебил Бернсайд. – Да вы только взгляните, куда эта ваша политика нас завела. А никуда – вот куда. Сначала нам говорят истратить шестьдесят миллиардов долларов на то, чтобы избавиться от этого ублюдка Саддама, потом, в последнюю минуту, эти малахольные сукины дети из госдепа похерили все дело, а теперь этот скаредный педерастишко из казначейства, что сидит вон там, в конце стола, будет еще урезать нам военные расходы!
      – Господин председатель! – протестующе пискнул высоким голосом вскочивший с кресла Лонгмайр. – Это недопустимо, не позволяйте генералу Бернсайду говорить в столь неуважительной…
      – Задница! – прорычал ухмыляющийся Бернсайд.
      – Господа! Господа! – Скаукрофт тоже встал с места и успокаивающе приподнял руки. – Пожалуйста!
      Помощник министра финансов с оскорбленным выражением на жабьем лице опустился обратно в кресло. Бернсайд подмигнул Соренсену, у которого от невероятности происходящего отвисла челюсть. Скаукрофт дождался, когда стихнут приглушенные пересуды за столом, и обратился к Келли:
      – Джон, думаю, что будет лучше, если вы объясните ситуацию, какой ее видит госдепартамент. Должен сказать, – Скаукрофт бросил предупреждающий взгляд в сторону Бернсайда, – что президент полностью согласен с оценками этого ведомства. Джон?
      Келли начал говорить, с трудом сдерживая негодование по поводу непочтительного вмешательства Бернсайда.
      – Если говорить упрощенно – на карту поставлено будущее Ирака как государства. По существу, Ирак состоит из трех отдельных государств в государстве. Без сильного руководства из центра он, вне всяких сомнений, распадется – возможно, очень быстро. На севере курды постараются создать независимый Курдистан. Магометане-шииты на юге тоже отделятся и, скорее всего, попытаются построить государство на базе Басры – древней провинции Оттоманской империи. Ну а меньшинству магометан-суннитов придется довольствоваться тем, что останется в центральной части Ирака. Однако суть в том, что ни одному из этих трех новообразований, вероятно, не удастся выжить как отдельному самостоятельному государству. Просто-напросто слишком сильно будут задеты интересы соседних держав. Я имею в виду главным образом Турцию и Сирию, но, возможно, прежде всего стоит говорить об Иране. Все эти три государства были бы втянуты в вакуум, образовавшийся при распаде сегодняшнего Ирака.
      – Давайте разберемся с каждой страной по очереди, – продолжал Келли. – У Турции хватает своих внутренних проблем с десятью миллионами этнических курдов, живущих на ее территории. Турецкое правительство вряд ли будет поощрять возникновение нового и почти наверняка враждебного соседнего государства, откуда будут исходить политические, а возможно, вооруженные нападки на Турцию. Действия Сирии частично зависели бы от поведения Ирана. Сирийцы ненавидят режим Саддама Хуссейна и давно жаждут поглотить Ирак, создать «большую» Сирию. Режим президента Асада во многих отношениях столь же нелицеприятен, сколь и режим Хуссейна. За одним исключением – Ливан. Асад не решился на интервенцию, подобную той, что предпринял Ирак, но нет никаких сомнений, что Сирия не преминет воспользоваться развалом иракского государства как оправданием для вторжения. Правящие партии как в Сирии, так и в Ираке называют себя «Баас». И та и другая смоделированы по образу нацистской, но это не мешает им ненавидеть друг друга. Совершенно очевидно лишь одно: Асад наверняка не потерпит какого-либо вмешательства со стороны Ирана. К сожалению, подобное вмешательство Ирана, на наш взгляд, неизбежно.
      Для пущего эффекта Келли сделал паузу и затем продолжил:
      – Вот уже многие годы Иран и Ирак уравновешивают друг друга в борьбе за власть на Ближнем Востоке. Вспомните, какой «удобной» – хотя это и не совсем подходящее слово – была война между этими двумя странами. В результате же распада Иран весьма просто останется доминирующей экономической и военной силой в Персидском заливе, и никто ничего не сможет с ним поделать. Вначале иранское вмешательство будет носить тот же характер, что и у турок. У Ирана свои проблемы с курдами – их количество внутри страны тоже велико. Фактически – около пяти миллионов. По причинам, схожим с турецкими, Иран будет сильно сопротивляться созданию любого независимого курдского государства. Вторым вероятным шагом Ирана, пока внимание мировой общественности будет отвлечено на курдский вопрос, станет возобновление споров по поводу территориальной принадлежности различных с виду незначительных островов в Персидском заливе. Ну а третьим – в то время как все остальное будет идти своим чередом – явится слишком хорошо знакомый экспорт исламского фундаментализма в оставшиеся центральные и южные районы Ирака и за его пределы. Господа, возможно, кое-кому из вас покажется, что я тут нарисовал уж слишком мрачную картину и что иранский экстремизм в перспективе не так уж страшен, как это было какой-то год или два назад. Вслед за смертью аятоллы Хомейни и вступлением в должность президента Рафсанджани действительно видно,что Иран выказывает признаки более разумного подхода в отношениях с Западом. Я подчеркиваю слово «видно». Могу вас заверить, джентльмены, что это поверхностная видимость. Более того, полнота власти Рафсанджани в лучшем случае сомнительна. Приверженцы жесткого курса по-прежнему обладают огромным влиянием. Так может ли кто-либо из вас, – спросил Келли, обводя глазами сидящих вокруг стола и приберегая особенно пристальный взгляд для генерала Бернсайда, – со всей откровенностью сказать, что будет рад увидеть, как Иран становится неодолимой и доминирующей державой на Ближнем Востоке в целом и в районе Персидского залива в частности, со всеми вытекающими отсюда последствиями?
      В помещении стояла тишина. Келли еще раз медленно обвел взглядом лица присутствующих – все взоры были обращены на него.
      – То-то же. Таким образом, мы должны признать, что продолжение существования иракского государства является крайне важным для сохранения баланса сил, а следовательно, и стабильности – пусть даже нелегкой – в этом регионе. К сожалению, в настоящее время лишь один человек способен гарантировать единство Ирака. Несмотря на то, что он нам весьма не нравится, и несмотря на присущую ему жестокость, даже по отношению к собственному народу, Саддам Хуссейн безусловно является сильнейшей личностью в стране. В конце концов, он избавился от всех своих потенциальных соперников. Больше там никого нет. Заверяю вас, господа, – произнес Келли с нажимом, – что дело обстоит именно так. Я знаю этого человека и имел с ним личные контакты на протяжении многих лет. Если Саддам уйдет, Ирак развалится почти наверняка. Отсюда следует, – продолжал он, – что это покушение на его жизнь – если это действительно покушение – в корне противоречит национальным интересам Соединенных Штатов и всего Запада. Здесь поставлен на карту мир в регионе, а возможно, и во всем мире. Вот почему эти люди так опасны. Вот почему, если это только возможно, они должны быть остановлены. Таким образом, существует лишь один что-то значащий вопрос, на который мы должны ответить: как это сделать?
      – Мы можем предупредить Саддама. – Все головы повернулись к новому оратору. Им оказался Дуглас Лонгмайр. Он пожал плечами в ответ на презрительные взгляды отдельных из присутствующих. – Почему бы и нет? Все, что нам нужно сделать, это подмигнуть их парню, Алану, э-э, как его там, ну, иракскому представителю в ООН. Тот передаст предупреждение Саддаму. Все так просто.
      – Господин председатель? – попросил слова Роберт Гейтс, директор ЦРУ. – К сожалению, все не такпросто. С одной стороны, господин аль-Анбари вряд ли отнесется с необходимым доверием к подобному предостережению, даже если попытаться организовать все так, чтобы оно было передано через нейтральных людей. Да и нет у нас, к сожалению, нейтральных людей, на которых можно было бы положиться как в том, что они убедят иракцев в достоверности предупреждения, так и в том, что они в то же время не раскроют его истинного источника. А это подводит нас еще к одному фактору, который не стоит упускать из виду. – Директор ЦРУ сделал короткую паузу и, подчеркивая свою мысль, пристукнул по столу указательным пальцем. – Оказание любой поддержки – чем в конечном итоге и будет подобное предупреждение – официальному врагу Соединенных Штатов – каковым по-прежнему является Саддам – было бы расценено, как акт предательства. Если вы думаете, что у нас было недостаточно неприятностей с делом об «Иран-контрас» и его последствиями, то только представьте себе, какая поднимется вонь как у нас дома, так и за рубежом, если вдруг обнаружится, что мы непосредственно во что-то вмешались ради спасения жизни Саддама!
      Скаукрофт, избегая жабий взгляд Лонгмайра, прочистил горло:
      – Думаю, мы должны исключить всякую мысль о предупреждении, – поспешно пробормотал он. – У кого-нибудь еще есть предложения получше?
      – Все, что нам остается, господин председатель, это надеяться, что покушение окажется неудачным. – На этот раз заговорил директор Федерального бюро расследований. – До сих пор этим людям везло. Учитывая состав персонала, который они набрали, я поражен, что им удалось зайти так далеко. Мы разузнали о пилоте. Он просто никто, совершенно никчемная личность. Похоже, лидер этой команды, кто бы он ни был, пользовался низкими критериями при подборе своих сообщников. Более того, главный инициатор заговора оказывается британским промышленником – человеком, который вряд ли достаточно сведущ в искусстве боевой авантюры. Думаю, можно вполне обоснованно надеяться, что и он сам и люди, им набранные, еще натворят ошибок. Дальнейшее следствие раскроет еще больше фактов, возможно, достаточно для того, чтобы все это остановить. Может статься, в конце концов, что это не более чем любительская операция, которая лишь по чистой случайности достигла столь неожиданной степени успеха.
      Успокаивающая речь директора ФБР не убедила Соренсена. Искоса взглянув на своего начальника, он заметил, что Фейга тоже отнесся к ней скептически. У обоих уже сложилось впечатление об этой команде. Тот факт, что даже само их существование было обнаружено лишь по чистой случайности, уже говорил сам за себя. До сих пор они не совершили ни одной ошибки, по крайней мере, ни одной из тех, что можно было избежать.
      – Есть один способ их остановить. Способ, который гарантирует это. – Все головы разом обернулись к обладателю хриплого голоса.
      Им был генерал Бернсайд. Насупив брови, он глубоко задумался. Почти самому себе он добавил:
      – Да, сделать это было бы можно.
      – Господин генерал, объясните, пожалуйста, что у вас на уме? – вежливо попросил Скаукрофт.
      – В настоящий момент, – начал четко докладывать Бернсайд, – корабль ВМФ США «Миссури» несет боевое дежурство в северной части Персидского залива. Если Национальное бюро разведки может дать мне точные координаты здания, в котором запрятались эти парни, я могу их немедленно передать на «Миссури». Необходимое перепрограммирование оружия будет завершено в пределах пятнадцати минут. Начиная с этого момента все будет зависеть от точного расстояния до цели: по грубой прикидке по карте – это, вроде бы, миль пятьсот. Таким образом, время полета – час или около того. Хочу сказать, что что-то не более чем через семьдесят пять минут с настоящего момента… – он посмотрел на свои часы – …да, скажем, около 19.45 по иракскому времени, я мог бы гарантировать, что две крылатых ракеты морского базирования «BGM-109C Томагавк» залетели бы в окна этого здания и разнесли бы на кусочки и его и тех, кто в нем находится.
      Целых полминуты в комнате стояла мертвая тишина. Советник президента по вопросам национальной безопасности вгляделся в лица сидящих вокруг стола. Несогласных он не увидел.
      Скаукрофт медленно поднял трубку стоявшего перед ним красного телефонного аппарата. Коротко переговорив, он передал трубку Бернсайду. Морж завороженно наблюдал, как генерал вслушивается в голос на другом конце провода.
      – Слушаюсь, господин президент, – наконец произнес Бернсайд. – Я отдам приказ о запуске немедленно.

      – Питер, там тебя хочет видеть кто-то из консульства.
      – А? – Брови сэра Питера Дартингтона слегка приподнялись, и он сдвинул солнцезащитные очки на лоб. – Что ему надо? – Он поставил бокал с пуншем «плантатор» на расположенный сбоку столик и поднял спинку шезлонга. Усевшись прямо, он посмотрел на свою жену.
      – Он не сказал, дорогой. Я оставила его в кабинете.
      Сунув ноги в шлепанцы и натянув на себя рубашку, Дартингтон недовольно проворчал:
      – Как они, черт возьми, вообще узнали, что я здесь?
      – Дорогой, полагаю, им сообщили об этом в твоем офисе. Ты не хочешь спросить его, не останется ли он с нами на ленч?
      – Нет. – Хмурясь из-за прерванного отдыха и продолжая ворчать, Дартингтон исчез в вилле.
      Он нашел посетителя в рабочем кабинете.
      – Сэр Питер Дартингтон? – При появлении промышленника мужчина встал.
      Он был в легком светло-сером костюме, высокий лоб придавал его лицу ученый вид.
      – Да, – холодно ответил ему Дартингтон. – Чем могу быть полезен?
      – Меня зовут Смит – сержант уголовной полиции Смит. Я прикреплен к британскому консульству в Нассау. – Смит извлек удостоверение, но Дартингтон раздраженно отмахнулся, и тот продолжил: – Мои коллеги в Лондоне попросили меня принять участие в расследовании по делу, касающемуся национальной безопасности, и мы надеемся, что вы окажетесь способны оказать нам помощь.
      – Дело о безопасности? А нельзя ли с этим подождать, пока я не вернусь в Лондон? – Дартингтон был настороже.
      – Боюсь, что нет, сэр. – Мужчина открыл свой портфель и извлек оттуда тонкую стопку документов. Он взял верхнюю страницу и передал ее Дартингтону.
      – Сэр, пожалуйста, не могли бы вы определить, ваша это подпись или нет?
      Дартингтон снова нахмурился.
      – Минуточку, мне понадобятся очки. Куда же, черт их… а, вот они. – Он сгреб со стола очки для чтения и водрузил их на нос.
      Смит пристально следил за выражением лица сэра Питера, пока тот всматривался в документ.
      – Да, это моя подп… – Лицо Дартингтона вдруг изменилось. – Одну минутку, что за чертовщина? Это конфиденциальный док… – По мере того, как он вчитывался в копию факса, отосланного Берном Хьюзу, лицо его становилось все более хмурым. Неожиданно он разразился серией громких восклицаний, переходящих из одного в другое: – Я этого никогда не посылал! Какого черта, что все это значит?! Это фальшивка! Откуда, черт побери, она взялась?!
      Смит продолжал внимательно изучать выражение недоумения и негодования на лице Дартингтона, пока протесты наконец не стихли. Не скрывалось ли за ним что-то еще? Все так же молча, он разглядывал промышленника.
      Не прочитав и половины документа, Дартингтон как-то сразу слишком хорошо осознал, что тот ему предвещает. Он был крайне напуган. Инстинктивное возмущение послужило удачной маскировкой для его страха. Это дало ему несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Он уселся в кресло и метнул взгляд на посетителя.
      – Сержант Смит, думаю, вам лучше объяснить, что все это значит?
      На самом деле, Смит вовсе не был сержантом полиции. Будучи офицером британской разведки, он был тщательно ознакомлен с делом, а главный инспектор Пол Халлам непосредственно его проинструктировал, как подступиться к Дартингтону. Смит был умным и наблюдательным человеком, но у него не было опыта дознания в работе с такими людьми, как сэр Питер. Будь на его месте Холлам, тот бы почти наверняка засек то мимолетное мгновение, когда Дартингтон сообразил, в какую неприятность он влип, – Смит же это упустил. Тем не менее, он видел на лице Дартингтона нечто такое, что слабо согласовывалось с поведением человека, которого вроде бы загнали в угол. Это было выражение уверенности. Смит подумал, что Дартингтон, видно, что-то припас в рукаве.
      Смит был прав. Совсем неожиданно на Дартингтона снизошло прозрение – каким же умницей оказался Хауард. Он уже предвидел, что последует дальше.
      – Сэр Питер, вам не трудно взглянуть в верхнюю часть документа? Там вы увидите серию цифр и букв.
      – Да-да, – согласился Дартингтон.
      – Это опознавательный код и телефонный номер аппарата, с которого был послан факс. Пожалуйста, не могли бы вы его сравнить с кодом и номером вот этого факса? – Смит извлек из стопки еще документ и передал его сэру Питеру.
      Дартингтон просмотрел текст. Это был более ранний факс, на этот раз отосланный им лично и тоже Хьюзу.
      – Послушайте, где вы достали эти документы? Я требую объяснения!
      – Сэр Питер, пожалуйста, будьте добры сравнить номера и коды.
      – Они одинаковые. Даты и время – разные, но все остальное – одинаковое.
      – Действительно, одинаковое. Оба документа и в самом деле были посланы с одного и того же аппарата. Каждая модель обладает индивидуальной системой записи и передачи своих кодов. Факсы были посланы с аппарата «Кэнонфакс-220». Вы отрицаете, что посылали эти документы?
      – Конечно, отрицаю! То есть нет, не отрицаю. Я посылал более ранний – я его помню. Но вот этот – более поздний – подделка.
      – Повторяю, сэр Питер, эти документы были отосланы с одного и того же аппарата?
      Дартингтон нахмурился. Самое время выглядеть действительно озадаченным, подумал он и стал демонстративно сравнивать документы. Какое-то время он сидел, явно ломая над чем-то голову. Затем с криком «Минуточку!» он вскочил на ноги и подошел к столу. Достав из него «ежедневник», он по пути к креслу пролистал страницы. Сравнив еще раз даты на факсах, он посмотрел на Смита.
      – Это все объясняет, – сообщил Дартингтон, с улыбкой усаживаясь обратно и с интересом разглядывая Смита.
      Настала очередь разведчика выглядеть растерянным. Все происходило совсем не так, как он ожидал.
      – Сэр Питер, просветите меня, пожалуйста.
      – В ночь на 19 ноября прошлого года мой дом в Кенте был обворован. Подростки. Среди прочих украденных вещей были некоторые документы и факсимильный аппарат – этот самый аппарат. На поддельном факсе стоит дата – 2 декабря. Ясно, что аппарат попал в плохие руки. Указанный же здесь номер телефона ничего не значит – его приходится вводить вручную. Все это говорит лишь о том, что вор не изменил настройку. Думаю, вы получили свой ответ. – Он издал легкий вздох притворного облегчения. – А теперь, – продолжил он, придав голосу жесткие нотки, – будьте уж так любезны, расскажите, и побыстрее, что все это значит? Что там еще стряслось и что по этому поводу предпринимают ваши люди?
      Смит находился в полной растерянности. Он нацарапал дату кражи на клочке бумаги и мысленно сделал пометку устроить Лондону выволочку за то, что те не проверяют факты. Затем он поднял взгляд на промышленника.
      – Сэр Питер, как оказалось, мы должны принести свои извинения, впрочем, как и дать объяснение. Возможно, вы поймете всю тяжесть ситуации, если я сообщу вам, что, оказывается, люди, ответственные за посылку этих документов, воспользовавшись средствами, затребованными в этом факсе, проникли в Саудовскую Аравию и осуществляют что-то вроде, ну, скажем, террористической операции.
      Дартингтон распрямил спину – его изумление было искренним. Сбитый с толку Смит совершил ошибку, которой избежал бы Халлам: он не рассказал всей правды. Сообщи он Дартингтону, до какой степени уже продвинулось следствие, тот наверняка выказал бы тревогу. Если бы он пошел дальше и дал понять, что установлены личности членов команды… но он этого не сделал, и Дартингтону удалось удержать себя в руках.
      – Понимаю, – медленно произнес он, сохраняя на лице маску озабоченности. – Боже праведный! Это, конечно же, все объясняет. Послушайте, мне крайне жаль, что я был не особенно вежлив с вами. Но я и понятия не имел. Надеюсь, вы схватите этих людей. Могу ли я что-то сделать, чтобы помочь…
      – Спасибо, сэр Питер. Вы очень любезны, что проявили такое понимание. Но, как вы уже оценили, мы не можем тут слишком деликатничать. – Смит поднялся на ноги. – Еще раз мои извинения за то, что побеспокоил вас со столь неприятными вещами.
      – Ничего-ничего, сержант. – Дартингтон проводил Смита до дверей и пожелал тому всего доброго.
      Он стоял на крыльце виллы, пока Смит усаживался в машину. Даже слепому ясно, какой ты сержант полиции, подумал Дартингтон. Да у тебя на лбу написано, что ты из разведки!
      Джулиан Смит не торопясь удалялся от виллы, раздосадованный тем, как прошло дознание. Он не поверил ни единому слову из того, что сказал Дартингтон. Да, говорил он бойко и убедительно, все так. Но эта чертова история с кражей факсимильного аппарата явно шита белыми нитками. Он не сомневался, что при проверке все подтвердится, но уж слишком гладко все получалось. Не стоит расстраиваться, решил он. У него хватило времени, чтобы кое-что сделать на вилле, ну а телефонная линия уже прослушивалась. Два скрытых микрофона и записи телефонных разговоров что-нибудь да откроют.
 
      Форштевень огромного боевого корабля разрезал спокойные воды в северной части Персидского залива. За кормой далеко в темноту уходило кипящее фосфоресцирующее свечение. Четыре турбины, развивающие мощность двести двенадцать [тысяч] лошадиных сил, увлекали корабль на север со скоростью тридцать узлов.
      На его мостике, почти в ста футах над поверхностью моря, капитан корабля ощущал прилив надежды, последовавший вслед за приказом, полученным десять минут назад. Возможно, он означал временную отсрочку. Оставалось каких-то три недели до тех пор, когда его корабль – один из четырех самых больших линейных кораблей в мире – должен был отправиться домой и встать на консервацию. «Нью-Джерси» первым постигла эта участь; «Айова» – самый старый из четырех – был следующим; ну а вскоре за ними последовал «Висконсин». Еще каких-то три недели – и наступит очередь линкора ВМФ США «Миссури». Неужели это и впрямь его последний поход?
      А вдруг нет? Это было немыслимо. «Миссури» представлял собой ни больше ни меньше, как живую плавучую историю. И это была великая и гордая история как для него, так и для его трех кораблей-братьев. Не считая злосчастных японских линкоров класса «Ямато», они были самыми быстроходными и самыми тяжеловооруженными из когда-либо построенных боевых кораблей. Ничто не могло противостоять их колоссальной мощи. Капитан в который раз стал вспоминать их блестящее прошлое. Встав в строй в 1943–44-ом годах – почти полвека назад, – четверка доблестно сражалась против японцев на Тихом океане. Когда в конце второй мировой войны Япония капитулировала, сама церемония капитуляции происходила на палубе линкора ВМФ США «Миссури». В конце сороковых годов три из четырех гигантских кораблей были отправлены в запас – считалось, что время линкоров миновало. Только «Миссури» поддерживался в боевом состоянии, и то лишь в основном благодаря связанным с ним историческим событиям. В 1959 году его три корабля-брата были расконсервированы для бомбардировки береговых укреплений во время войны в Корее, а сам «Миссури» был еще и флагманским кораблем командующего Седьмым флотом. В конце Корейской войны они были опять законсервированы, на этот раз – все четверо, и, как утверждали умники, это было определенно их концом.
      Оказалось, что умники ошибались. Капитан мог вспомнить с незамутненной ясностью, как он увидел корабль, которым сейчас командовал, в первый раз. Даже тогда у него было странное чувство, что его судьба будет каким-то образом связана с ним. Он был новоиспеченным лейтенантом (младшим) на борту эсминца, когда в конце 1967 года услышал, что «Миссури» собираются расконсервировать для использования в войне во Вьетнаме. Новость наполнила молодого морского офицера странным возбуждением, а шестью месяцами позже он был временно прикреплен к боевому экипажу линкора. В ночь перед встречей с кораблем он не мог уснуть. На следующее утро на рассвете он взглянул на море – и увидел его почти перед собой. У него перехватило дух. Величественный, внушающий благоговение… он не мог подобрать слов, чтобы описать корабль. Он видел огромный опознавательный номер «63» на его борту, видел три трехствольные башни шестнадцатидюймовых орудий главного калибра, десять двуствольных башен пятидюймовых орудий вспомогательного, впитывал в себя каждую деталь корабля.
      Тогдашнее знакомство оказалось непродолжительным, а всего лишь через два года он с грустью узнал, что «Миссури» в очередной раз отправляется в запас. Присвоение ему звания полного лейтенанта и две нашивки на рукаве последовали двумя годами позже, в 1970-м, а еще через пять лет он стал капитан-лейтенантом.
      В 1981 году, через год после присвоения ему звания капитана 3-го ранга и назначения на штабную должность в военно-морское министерство, по коридорам пошли слухи, что новый министр обороны Каспар Уайнбергер рассматривает вопрос о еще одной расконсервации всех четырех линкоров класса «Айова». Новость вызвала чувство изумления, но постепенно стали просачиваться подробности замысла. Первым должны были переоснастить «Нью-Джерси», за ним шли «Айова», «Миссури» и «Висконсин». Шестнадцатидюймовые орудия оставлялись на месте. Хотя их давно сняли с производства и технически они устарели, в арсеналах по-прежнему хранились тридцать четыре запасных ствола и более двадцати тысяч снарядов. Новое вооружение можно было разместить на относительно небольшом пространстве за счет демонтажа восьми из двадцати пятидюймовых орудий, чья роль в качестве противосамолетной системы значительно снизилась. Все переоснащение, включая обновление помещений и вспомогательных служб, модернизацию всей электроники и системы связи, замену двигателей и перестройку палубы кормовой части под вертолетную площадку на всех четырех кораблях, обошлось флоту дешевле, чем постройка одного нового фрегата. В звании капитана 1-го ранга и в ожидании назначения на должность в действующем флоте второй раз он присутствовал на спуске «Миссури» на воду в июле 1987 года, когда линкор должен был войти в состав Тихоокеанского флота США. И снова у него возникло сильное ощущение, что где-то там впереди его судьба переплетется с судьбой корабля.
      Он оказался прав. Теперь капитан с гордостью вспоминал тот день, когда после всех этих лет с момента первой встречи с «Миссури» корабль был вверен ему под командование. Это был самый лучший день в его жизни. Он командовал кораблем во время «войны в заливе» в 1991-м, где «Миссури» с «Висконсином» сыграли важную роль. Но скоро все должно подойти к концу. А не может ли так быть, что этот боевой приказ прибавит сроку жизни престарелому джентльмену?
      Капитан встряхнулся, чтобы вернуться к действительности, и произнес в переговорник:
      – Орудийный босс? Доложите о ходе подготовки.
      – Еще две минуты до готовности, сэр, – ответил ему капитан 3-го ранга Джеймс Бойд – офицер боевой части «Миссури».
      – Доложите, когда будет полная готовность. – Капитан отвернулся в сторону и сам себе улыбнулся в темноте мостика.
      С тех пор, как десять минут назад он отдал приказ «боевая тревога», на борту царила атмосфера едва сдерживаемого возбуждения. Капитан мысленно представил, как тысяча шестьсот человек все разом приходят в движение. Неужели этот сигнал прозвучал на «Миссури» в последний раз?
      Он задумался о приказе, который получил от Объединенного комитета начальников штабов. Странный приказ. Все же это лучше, чем ничего. Он надеялся, что за приказом скрывается что-то важное. Да, так и должно бы быть, если согласно ему они перенацеливают целых четыреракеты. Капитан пристально посмотрел на четыре приземистых кожуха на верхней палубе «Миссури», между двумя его трубами. Под каждым кожухом скрывалось по четыре пусковых трубы, всего их было шестнадцать. По одной трубе из каждой стартовой установки сегодня ночью опустеет…
      – КРМБ готовы, сэр, – донесся голос Бойда.
      – Радио? У нас есть подтверждение приказа о запуске?
      – Так точно, сэр, – ответил офицер связи.
      – Приступить к запуску!
      После срабатывания бустерного реактивного двигателя в первой пусковой трубе тонкая цилиндрическая ракета вылетела горизонтально над морем, оставляя за собой белый шлейф из частиц отработанного горючего. Трех тысяч четырехсот пятидесяти фунтов весом, двадцати одного фута в длину и двадцати дюймов в диаметре, ракета, казалось, на мгновение зависла в воздухе, стоя на хвосте, затем медленно пошла вверх, все набирая и набирая скорость. Через полсекунды после вылета из пусковой трубы в центральной части ракеты раскрылась и встала на место пара коротких обрубленных крыльев, а в хвосте появились четыре небольших стабилизатора. В нижней части ракеты, ближе к ее концу, распахнулся воздухозаборник, подавший воздух в жидкостный реактивный двигатель «Уильямс-Р107», который ожил и стал увеличивать тягу. Ракета, казалось, вздрогнула, как бы приходя в себя, – заработала спутниковая система наведения. Отработал и отстрелился бустер. На высоте пятьсот футов ракета «Томагавк BGM-109C» наклонила нос и помчалась на северо-запад по заранее запрограммированному курсу. Из переговорника вновь донесся голос Бойда:
      – Ракеты стартовали в 18.52. Время в полете – пятьдесят пять минут. Предполагаемое время одновременного достижения цели – 19.47 по местному времени.
      Запуск всех четырех крылатых ракет был осуществлен менее чем за тридцать секунд. Капитан со смешанным выражением гордости и грусти на лице смотрел по-над морем, как они исчезают в ночи.

      – Майк, как там у нас с уличным движением? – Эд Хауард поднял взгляд на подошедшего Зиглера.
      – Хуже, чем в Нью-Йорке в час пик во время какого-нибудь государственного визита. Никогда еще не видел столько разного дерьма на одной распроклятой дороге. Должно быть, там передислоцируется целая дивизия – бампер к бамперу, и так миля за милей! – Зиглер присел рядом и налил себе чашку кофе. – Тьфу, да он совсем холодный. – Американец, поморщившись, отставил чашку. – А как там наши гости?
      – Напуганы до смерти. Джонни продолжает их обрабатывать. – Хауард ткнул пальцем в сторону группки людей, сбившихся в дальнем углу складского помещения.
      Старик уже преодолел страх. Теперь он смирился с неизбежностью смерти. Он слыхал об американахс бесчувственными сердцами и знал, что пощады ему не ждать. Он испытывал горечь за своих двух сыновей – он так желал, чтобы они не пришли, чтобы хотя бы разочек не стали подменять его на дежурстве. Но они пришли – его хорошие, обязательные сыновья, – и теперь старик знал, что их всех должны убить. Таков был образ жизни этих людей – так он слыхал. Его внуки останутся без отцов, без деда, женщины – без своих мужей… Он скорбел об этом. Они были нищими, и у них ничего не было. Эта работа – охрана здания – явилась чудом, и теперь, в отличие от других, у них было немного денег, чтобы как-то прожить. И вот всему наступит конец. Он не испытывал гнева – только горечь. Он не мог их ненавидеть, этих американов,в особенности того, что говорил, как настоящий араб. Разве не дал он ему и его сыновьям еды и кофе? Как давно он последний раз пил настоящий кофе? И разве они плохо с ним обращались? Разве этот американне был с ним вежлив? Разве не относился он с уважением к его возрасту? Возможно ли было его ненавидеть? Этот мужчина был воином и делал то, что ему положено было делать. Судьба неотвратима: он – старый человек, и его сыновья – все трое – скоро умрут.
      –  Саиб,– произнес Джонни Берн. – Старик, мы собираемся скоро уходить отсюда. Возможно, через час…
      –  Сайди,я – саиб.Я – ничтожество, – ответил старик. – Но мои сыновья, они… – он указал на двух молодых мужчин, сидевших прикованными наручниками к стальной решетке, – … они молоды. Они хорошие сыновья. Они почитают своего отца. Они много работают. У них есть женщины и дети. Я теперь никто, я уже старик. Я – ничтожество. Убейте меня – мои дни сочтены. Это Божья воля. Но если, послушав веление сердца, вы захотите пощадить моих сыновей – Всевышний наверняка улыбнется вам в этой жизни.
      – Старик, между нами нет личной вражды. – Голос Берна звучал ровно и холодно.
      – Я это знаю, сайди.Вы с нами хорошо обращались. Но вы собираетесь убить нас. Этого следовало ожидать. Я прошу только за жизнь своих сыновей.
      Дэнни Макдоналд сидел чуть-чуть поодаль, наблюдая и прислушиваясь к разговору. Он думал, что понял некоторые слова – немного, но, как бы то ни было, достаточно, чтобы разобрать, о чем говорит старик. Вслед за первоначальным леденящим страхом он, похоже, смирился с судьбой и принял ее неизбежность. Когда они только схватили его, в грязном рубище, худого и костлявого, с поседевшей раньше времени всклокоченной бородой, он являл собой жалкое зрелище. Однако теперь… Дэнни видел, что даже перед лицом смерти каким-то образом на того сошло глубокое душевное успокоение. Он с отвращением понимал, что, когда команда пойдет дальше, старика и его сыновей ожидает смерть. Им не позволят остаться в живых и, возможно, поднять тревогу… Дэнни видел суровое выражение на лице Джонни Берна. Неумолимое и пугающее выражение. Он не мог больше смотреть на все это. Дэнни поднялся и подошел к Хауарду с Зиглером.
      – Эд? Можно, я кое о чем спрошу?
      – Валяй.
      – Убивать этих трех сторожей, старика и его сыновей, действительно необходимо?
      Эд Хауард с любопытством взглянул на Макдоналда.
      – Что ты хочешь сказать, Дэнни? – осторожно поинтересовался он, его черные глаза ничего не выражали.
      – Послушай, Эд, я же не тупой. Я же знаю, что сделал Джонни с тем солдатом на пароме. Я мог бы и сказать. Вы собираетесь повторить то же самое и здесь, ведь так? Называется – никаких свидетелей, не так ли?
      – Присядь-ка, Дэнни. – Не спуская своего пронзительного взгляда с лица Макдоналда, Хауард подождал, пока тот усядется. – Ты ведь знал правила игры, когда подписывался на это дело? Мы не в состоянии позволить себе, чтобы кто-то имел возможность нас выдать. И ты это знаешь. Джонни это знает, все мы это знаем. Да, Джонни убил того солдата. И мне не пришлось ему об этом говорить. Он и сам знал, что это нужно было сделать. Для справки: ему это было вовсе не в радость, несмотря даже на то, что солдат тот был исключительно мерзким типом и пытался продырявить Майка своим штыком. Поэтому мне нет нужды говорить Джонни, как поступить с этой троицей. – Хауард сделал паузу. – Но тебе я кое-что скажу. – Он подался вперед, его темные глаза на неулыбчивом лице были по-прежнему прикованы к Макдоналду. – Мы несобираемся их убивать.
      – Как ты ска… Тогда почему же Джонни всю дорогу на них давил?
      – Дэнни, – вздохнул Хауард, – все мы сегодня немного поспали, не так ли?
      – Да, но какое отношение это имеет к…
      – У каждого из нас было несколько часов, – перебил его Хауард. – Двое – на посту, четверо отдыхают. Мы все немного отдохнули. Все, – повторил он, доставая сигарету, – кроме Джонни. Вскоре после того, как сегодня утром на замену старику пришли его сыновья, он обратился ко мне и сказал, что хочет кое-что попробовать. Это была его идея.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Оставить их в живых была идея Джонни, а не моя. Он сказал, что, если ему удастся, поговорив с ними, установить отношения, основанные на взаимном уважении, будет меньше шансов на то, что они возненавидят нас и поднимут тревогу. Но это самое взаимоуважение должно в значительной степени основываться на их страхе перед нами. Вот почему Джонни все это время так их накачивал. Когда он сообщит, что их оставят в живых, они станут испытывать к нам чувство благодарности. Очень часто то же самое начинает испытывать жертва по отношению к своему похитителю. Случай с девицей Херст в Америке типичен в этом смысле. Она начала испытывать такое непреодолимое чувство благодарности к своему похитителю, когда тот сохранил ей жизнь, и в то же время была так обижена на свою семью и власти за то, что те ничего не предприняли для ее спасения, что даже стала соучастницей его последующих преступлений. Это – хорошо известный психологический трюк, Дэнни. Все, чего старается добиться Джонни, это ужать процесс обработки до двенадцати часов вместо обычных нескольких суток или недель. Вот почему он так и не поспал.
      Макдоналд ничего не ответил. То, что рассказал Хауард, для него оказалось полной неожиданностью. У него сложилось совершенно превратное мнение о Берне. Голова Дэнни слегка пошла кругом.
      Хауард продолжал объяснять:
      – …Есть и еще одно обстоятельство, которое мы бросим на чашу весов, чтобы гарантировать их молчание, – доверительно сообщил он.
      – Джонни пригрозит, что, если они заговорят, мы вернемся и перебьем их?
      – И это тоже, но в несколько иной форме. В большей степени это будет вопросом доверия и чести. Но я имел в виду другое. Мы собираемся дать им кое-какие деньги. Достаточно много денег, – добавил он.
      – Хочешь сказать, что мы купим их молчание?
      – Нет. Это было бы абсолютно безрезультатно. Вероятней всего, с гордым человеком это даже имело бы обратный эффект, каким бы нищим тот ни был. Деньги примут форму компенсации за тот вред, что мы причинили старику, его сыновьям и его людям. Никаких обещаний. Он это поймет и примет деньги. А это в свою очередь, – Хауард усмехнулся, – сделает еще менее вероятным то, что он сам или его сыновья обратятся к иракским властям. Он будет понимать, что те вытрясут из него все, что он знает, и, вероятно, не очень-то будут при этом церемониться. Если он к ним обратится, то рано или поздно они обнаружат деньги. А это будет означать конец и его самого и всехего родственников.
      – О-о, – только и выдавил Макдоналд.
      – Теперь ты доволен? – поинтересовался Хауард. – Хорошо. Тогда займемся другими делами. Сейчас почти семь часов – я хотел бы убраться отсюда как можно скорее, но у нас задержка с шоссе. Этот здоровенный конвой, похоже, бесконечен. Я собираюсь подождать до восьми. Если к тому времени колонна не пройдет, придется подгадать какой-то промежуток и, забыв о шоссе, двигаться весь оставшийся путь по пересеченной местности.
      – Не нравится мне это, – проворчал Зиглер.
      – А почему бы и нет? – спросил Макдоналд. – Разве вдали от основной дороги мы не будем в большей безопасности?
      – Возрастает вероятность быть замеченными, – ответил Хауард. – Гораздо сложнее блефовать так, как это было прошлой ночью. Чем может заниматься пара санитарных машин, разъезжая по проселкам? Люди сочтут это странным. Нет, я хочу использовать шоссе, насколько это возможно. Как бы то ни было, – добавил он, поднявшись на ноги, – будем считать, что отправимся самое позднее в 20.00. Дэнни, сходи и дай знать Тони, ладно? Майк, сообрази какую-нибудь горячую похлебку. Поедим минут через пятнадцать.
      Макдоналд кивнул и пошел будить Акфорда. Зиглер обернулся к Хауарду и тихо спросил:
      – Думаешь, он может нас подвести?
      Сунув в рот еще одну сигарету, Хауард прикурил от предыдущей.
      – Майк, я не знаю. Не думаю. Но это дело с солдатом прошлой ночью, должно быть, выбило его из колеи. Возможно, с ним придется немного понянчиться. Так что пусть он думает, что мы не убьем эту троицу благодаря душевной доброте Джонни. Вот почему я не назвал ему истинной причины. Если сторожа исчезнут, то на нас наверняка начнется охота. Один пропавший солдат никого не удивит – они просто решат, что тот дезертировал. Но вот три неожиданно потерявшихся здесь сторожа? Слишком много для совпадения. Пойдем, я хочу еще разок взглянуть на конвой.
 
      Две пары крылатых ракет с промежутком девяносто секунд между ними достигли линии побережья. Первые две ракеты держали курс на восток, в то время как две вторые взяли чуть западнее. Восточная пара направилась прямо к дельте реки Шатт-эль-Араб, водному пути, служившему ирано-иракской границей. Когда ракеты сбросили высоту полета с пятисот до ста футов, включились их системы отслеживания рельефа местности, ТЕРКОМ, которые просканировали территорию под собой и внесли небольшие поправки в инерциальные системы наведения. Поначалу ракеты не привлекли особого внимания, но их присутствие было отмечено иранскими солдатами в Абадане и Хорремшехре, когда те пролетали над руинами огромных нефтеперерабатывающих заводов и нефтехранилищ. Будучи не совсем уверены в природе шума и грохота у себя над головой, иранские командиры на какое-то время привели подразделения в повышенную боевую готовность. Однако они отдали строгие приказы открывать огонь только в случае непосредственного нападения, поэтому никаких действий так и не было предпринято. Ракеты продолжили полет вдоль Шатт-эль-Араба и вошли в воздушное пространство Ирака сразу за восточной окраиной иракского города Басра. Здесь по тревоге были подняты уже войска Ирака – солдаты из бронетанковой дивизии Республиканской гвардии «Хаммураби» начали бесцельно палить в освещенное прожекторами ночное небо. К тому времени, когда поднялась стрельба, ракеты, двигавшиеся неизменно над водой со скоростью пятьсот пятьдесят миль в час, уже давно улетели.
      Вторая пара ракет шла по-над водами залива Хавр-абд-Аллах, предварительно обогнув с севера остров Бубиян и войдя в горловину хаврана границе с Кувейтом. Двадцатью милями дальше они свернули над руслом Шатт-эль-Басры, которое вывело их, как и предыдущую пару, к Басре, но на этот раз с западной стороны. Пройдя между гражданским аэропортом и военной авиабазой Басра-Уэст, они вызвали временный переполох, но толком опять же ничего предпринято не было. В результате вновь раздалось лишь несколько выстрелов в небо из стрелкового и противовоздушного оружия, и то лишь тогда, когда ракеты давно улетели. Достигнув начала русла, они вышли над открытыми водами Хавр-эль-Хаммара и свернули почти строго на запад в сторону города Насирия.
      Восточная пара ракет подлетела к началу Шатт-эль-Араба у слияния двух великих рек. Выбрав правую из них, они полетели над рекой Нахр-эль-Диджлах – Тигром – в сторону Багдада.

      – Тони? Говорит Питер. Тебе не трудно поточнее объяснить мне, какого черта там у тебя происходит?
      – Питер! Я так рад слышать тебя! – Тони Хьюз, знавший голос Дартингтона, явно испытал облегчение. – Где ты находишься?
      – Я сейчас в отпуске. Звоню тебе с Багамских островов. Только что у меня была полиция с невероятной историей о каких-то людях, которые подделали несколько документов «Даркона», в том числе с моей подписью, чтобы воспользоваться нашим имуществом в Саудовской Аравии. Что означает вся эта чертовщина и кто эти люди? Что они там натворили?
      Хьюз поведал все, что ему было известно, упомянув о беседах с «людьми из службы безопасности британского и американского посольств». Дартингтон то и дело перебивал его вопросами. Выдав всю информацию, какую только мог, Хьюз в конце сообщил:
      – И это все, что я знаю. Все, похоже, восприняли дело очень серьезно, но это и неудивительно. Я очень сожалею по поводу случившегося, но все документы выглядели, как настоящие, а твоя личная подпись на них убедила меня окончательно.
      Какое-то время Дартингтон оставался безмолвным. Ну и наглый же пройдоха этот Хауард, не без восхищения думал он. Сэр Питер придал своему голосу выражение озабоченности:
      – Послушай, Тони, я хочу, чтобы ты всячески помогал посольству, а еще – заяви обо всем в местную полицию…
      – Питер, уже сделано.
      – Хорошо. Я жутко зол по этому поводу, – вырвалось у Дартингтона. – Не на тебя, – добавил он поспешно, – твоей вины тут нет. Мне показали копию факса, который ты получил, – он действительно выглядел как подлинный. Но мне перебили отдых, и мне ненавистна мысль, что эти люди выставили нас дураками и стащили наши же вещи у нас из-под носа. Как же мне хочется, чтобы этих козлов поймали! – произнес он с подчеркнутым нажимом. – Делай все, что потребуется, чтобы помочь их схватить, ладно? Ты был прав, когда сказал, что все это очень серьезно. Очевидно, они террористы или кто-то в том же духе.
      – Я так и думал, что все это как-то связано с подобными вещами. Ребята из посольства не говорили вслух, но мне кажется, что бы эти люди ни затевали, здесь это у них не очень-то выйдет.
      – Да, мне тоже так кажется. – Голос сэра Питера был угрюмым. – Но все равно оказывай какую только можно помощь в их поимке. Позвони мне сюда, если узнаешь что-то новенькое. – Дартингтон продиктовал свой телефонный номер и дал отбой.
      – Что-нибудь не так, дорогой? – В комнату вплыла леди Дартингтон.
      – Похоже на то. Какие-то преступники, выдавая себя за сотрудников «Даркона», совершили то ли мошенничество, то ли что-то еще в Саудовской Аравии. Боже, – страстно пророкотал он, – будь я проклят, если какой-то козел сделает из меня дурака и ему сойдут с рук подобные штучки! – Он развернулся на пятках и громко протопал из комнаты.
      Леди Дартингтон не могла не заметить признаков буйного гнева у собственного мужа. Она решила промолчать. Господи, подумала она, теперь весь остаток недели у него будет мерзкое настроение.
      Если бы она могла видеть лицо Дартингтона, когда тот вышел из комнаты, то была бы несколько сбита с толку. Сэр Питер улыбался от уха до уха.
 
      Находившийся в нескольких милях от виллы Джулиан Смит вздохнул и выключил магнитофон. Проклятье, подумал разведчик, я как-то все же надеялся, что он себя выдаст. Наверно, он все-таки ни при чем. А может быть, он просто гораздо хитрее, чем кажется с виду.
 
      – Джонни? – Эд Хауард окликнул Берна, который по-прежнему продолжал сидеть рядом со скрючившимися фигурами трех арабов в дальнем углу склада. – Жратва на столе.
      Берн повернул голову и медленно кивнул Хауарду.
      – Эд, я буду минут через пять. Я сейчас как раз собирался объяснить им ситуацию.
      Через несколько мгновений из угла неожиданно донеслись возбужденные голоса. Макдоналд поднял взгляд от кастрюли с густым супом, который он разливал по выставленным в ряд котелкам. В сумрачном свете дальнего конца складского помещения Джонни Берн снимал наручники с двух молодых мужчин. Не успев освободиться, они вскочили на ноги, стали энергично трясти его за руки и многословно выражать свою признательность. Наконец-то он им сказал, подумал Макдоналд. Молодые арабы излучали улыбки и без умолку что-то тараторили. Через минуту они подбежали к остальным и, по-прежнему широко улыбаясь, настойчиво пожали руки всем членам команды.
      Взгляд Макдоналда вернулся снова в угол. В колеблющемся пламени свечи он увидел, как старик медленно встает на ноги. Медленно и торжественно он сказал что-то Берну, руки обоих мужчин тесно переплелись в знак понимания. Свеча на мгновение вспыхнула ярче, осветив фигуры неверным светом. Макдоналд подумал, что, если бы не суровое окружение и военная одежда Берна, сцена вполне походила бы на библейскую, что-то вроде одной из тех старинных картин, которые висели по стенам сторожки в Карвейге. Взгляд Макдоналда превлекло лицо старика. Лицо это было неподвластно времени. Линии морщин каким-то образом разгладились, а ранее согбенная фигура распрямилась. При всей неухоженности тощего старика Макдоналд был поражен тем достоинством, с каким может держаться человек.
      Быстро поев из котелка, Хауард взглянул на часы. Было 19.25.
      – Ребята, оставьте порцию для Боба. Я только схожу за ним и посмотрю, что там творится с конвоем. Начинайте паковаться и будьте готовы к отъезду.
 
      Пройдя над городом Насирия, две крылатые ракеты, следовавшие по западному маршруту, полетели над руслом Евфрата. Выше по течению, около города Самава, они оставили реку и направились дальше на запад над безжизненными пространствами каменистой пустыни к югу от города Неджеф. У системы наведения ТЕРКОМ возникли некоторые проблемы с неучтенными радарными сигналами от растущих в долине Евфрата деревьев, однако данные с их бортовых спутниковых систем навигации подтвердили, что они находятся на верном пути. У ТЕРКОМа также стали происходить сбои над ровной, ничем не примечательной поверхностью пустыни, и вновь спутниковые системы постоянно обеспечивали точнейшие данные о местонахождении ракет. Оставив Неджеф в двадцати милях к востоку от себя, они безошибочно направились к солоноватым водам Бухейрат-эр-Раззазы – огромного озера милях в пятидесяти к юго-западу от Багдада. Шестисотфунтовая тяга турбореактивных двигателей «Уильямс-Р107» на мгновение снизилась, и ракеты сбросили высоту, заскользив в ста футах над водой. Через четыре минуты, достигнув северной оконечности сорокамильного озера, они снова взмыли вверх. Ракеты взяли слегка влево, чтобы обойти стороной разбомбленный ядерный комплекс и военную базу в Маджарре, а затем направились на северо-северо-запад в промежуток между городами Мухаммади и Рамади. Низко просвистев над автотрассой Багдад–Амман, они пересекли Евфрат и взяли курс на север.
      Другая пара ракет проследовала вдоль русла Тигриса до города Амара. Там они оставили петляющую реку и взяли немного восточней, между Тигром и иранской границей. Это был малонаселенный район, и лишь немногие расслышали, как ракеты пронеслись в ночи. Да и те, кто что-то расслышал, ошибочно предположили, что это были самолеты ВВС Ирака, возвращавшиеся из еще одного бомбардировочного рейда в районе южных топей. Ракеты обогнули Багдад, сделав вокруг города большую петлю, и пересекли Тигр еще раз возле поселка Тармия, к юго-востоку от города Баакуба. Это была наиболее рискованная часть маршрута: их полет проходил над густонаселенными сельскохозяйственными районами с высокой концентрацией военных баз и аэродромов. Вновь звучали сигналы тревоги, и опять заградительный огонь был столь же неэффективен, как и раньше. По мере удаления от Тигра площади обработанных полей постепенно уменьшались. Теперь ракеты направились почти строго на запад и, проревев низко над землей, вышли к южной оконечности Бухейрат-аз-Тартара. Они достигли залива в юго-восточной части большого озера в тот самый момент, когда западная пара пересекла Евфрат.
      Теперь четыре ракеты находились в семидесяти милях от цели и постепенно сходились. Западная пара снизила скорость – она опережала график на двенадцать секунд. Было 19.41. Вся четверка должна была нанести одновременный удар в 19.49 – ровно через восемь минут.
 
      Распахнулась небольшая боковая дверь, и в складское помещение вошел вернувшийся Хауард.
      – Конвой определенно прошел. Десять минут назад проехала последняя машина. Давайте трогаться.
      Используя ПНВ и ИК-прожекторы, Хауард с Акфордом вывели «лендкрузеры» к сторожке у ворот в ограде. Ворчащий Ашер, недовольный тем, что ему не дали закончить ужин, помог Берну и троим арабам закрыть огромные двери склада. После этого все они прошли к воротам, и Ашер, забравшись в заднюю часть второго автомобиля, возобновил священнодействие над содержимым своего котелка. Возле ворот Берн начал что-то говорить арабам тихим настойчивым голосом. Закончив, он еще раз пожал им всем руки. С трудом отвязавшись от бурных выражений благодарности со стороны арабов, он устроился рядом с Хауардом, который пересел на переднее пассажирское сиденье. Сыновья старика по настоянию Берна заспешили вдоль шоссе домой. Старик же должен был остаться дежурить на ночь, как будто ничего не случилось.
      Хауард повернулся к Берну:
      – Джонни, ты уверен, что сможешь вести машину?
      – Со мной все в порядке.
      – О'кей, тогда покатили.
 
      Все четыре ракеты, теперь уже за две минуты до нанесения удара, включили свои радиолокационные системы обзорно-сравнительного метода наведения головных частей. Компьютер каждой ракеты, изучив местность впереди, сравнил ее с цифровым изображением, введенным в память. Взрыватели на каждой боеголовке были приведены в боевое положение – ракеты почти завершили свое путешествие. Одна за другой их системы наведения распознавали цель и захватывали ее.
 
      Старик проследил, как уехали оба автомобиля, и закрыл за ними ворота. Он подумал, что это была славная ночь, и возблагодарил Аллаха за ниспосланное избавление. Эти американыоказались вовсе не такими, как его убеждали. Это были благородные мужчины, и они уважительно отнеслись к нему и к его сыновьям. И теперь он был богачом – немыслимые деньги, которые они вручили ему с соответствующими вежливыми извинениями за причиненные неудобства и беспокойство, рисовали поистине светлое будущее.
      Он будет осторожен с этими деньгами, впрочем, как и его сыновья, тратя их медленно, не вызывая подозрений. Самое обычное хвастовство было бы смертельным. В то же время быть пойманным за сокрытие такого богатства – тоже не мудро. Да и на себе хранить такие деньги небезопасно. Нет, подумал он, надо их спрятать и прямо сейчас же. Он знал место для тайника. За сторожкой лежал огромный валун с небольшой трещинкой у основания, скрытой чахлой растительностью и плоским камнем. Валун находился внутри проволочного заграждения, так что случайно обнаружить эти деньги никто не сможет. Да, подумал он, надо спрятать их сейчас же. Подойдя к валуну, он развел руками сухие стебли и встал на колени, чтобы сдвинуть плоский камень.
      Это занятие спасло старику жизнь. Что-то с громким ревом пронеслось в темноте над его головой, и ночь неожиданно превратилась в день, а весь мир вокруг, похоже, начал разваливаться. Оглушенный и контуженный взрывом двухсотшестидесятичетырехфунтового заряда, он так и не услышал, как почти одновременно прилетели оставшиеся три ракеты. Небольшой осколок от разлетавшихся обломков здания вскользь задел его по голове, и старик потерял сознание.
      Через пять минут он был найден взволнованными сыновьями, которые поспешили вернуться, чтобы узнать, остался ли отец в живых. Придя в себя, он открыл глаза, и его потрясенному взору предстали дымящиеся руины на месте склада и поваленная взрывной волной сторожка.
      Старик еще будет не раз рассказывать историю о том, как он пережил ужасающий воздушный налет, но ни он, ни его сыновья никогда никому не откроют, как же так случилось, что он укрылся за огромным валуном как раз в тот самый момент, когда упали бомбы.
 
      – Господи Иисусе! Ты видел? – Берн резко нажал на тормоз, остановив машину.
      Послышался аналогичный визг шин, и второй «лендкрузер» затормозил рядом. Все шестеро мужчин обернулись, чтобы посмотреть на происходящее.
      Хауард увидел в бинокль, что склад, находившийся в миле от них, рассыпался в прах. Он слегка наклонил голову и прислушался.
      – Черт побери, что это было? – спросил Берн, в его сдавленном голосе звучало явное удивление.
      – Я слышал три или четыре последовательных взрыва с очень небольшими промежутками, – отозвался Зиглер из соседней машины.
      – И я тоже, – поддержал его Хауард. – Но давайте-ка лучше двигаться. Думаю, расстояние между нами и этим местом лучше было бы немного увеличить.
      Они снова тронулись в путь. Некоторое время в передней машине царило молчание. Первым его нарушил Берн:
      – Мне кажется, что это был удар с воздуха.
      – Я тоже так думаю, – согласился Хауард. – Слишком мощные взрывы для танковых или артиллерийских снарядов, да и отголосков самих выстрелов мы не слышали. Но я не слышал и звука самолетов, а ты?
      – Мне кажется, что-то я слышал, но наверняка сказать не могу. Возможно, мы не расслышали их из-за шума наших двигателей, ну а уж когда пошли грохотать сами взрывы… Должно быть, это были все-таки бомбы. А ты как считаешь?
      – Не знаю, – вздохнул Хауард, беспокойно нахмурив брови. – Но что бы это ни было – это плохие новости. Никакое это, к черту, не совпадение, это уж точно.
      – Все-таки совпадение, – не согласился Берн. – Если бы им были нужны мы, они не стали бы сразу бомбить это место. Они бы для начала послали вертолеты, а в придачу заблокировали бы еще и шоссе. А может быть, – добавил он, – они и впрямь заблокировали шоссе. Тебе не кажется, что нам стоит кое-что прикинуть и, возможно, съехать с шоссе?
      – Нет, это ничего не меняет. Не на шоссе мы будем выглядеть еще подозрительней, и если они уже не подняли в воздух вертолеты, то скоро их поднимут. Если мы оставим шоссе слишком рано, то очень скоро превратимся в куриц-наседок.
      – А как насчет того конвоя, что впереди нас?
      – Сейчас хвост должен быть, по крайней мере, милях в пяти-десяти отсюда, – ответил Хауард. – Они, вероятно, слышали взрывы, но, готов поспорить, вряд ли кто-то из них станет останавливаться. Просто у них есть приказ – продолжать движение. От них вовсе не ждут проявлений инициативы, и они не станут возвращаться, чтобы посмотреть, что тут произошло. А кроме того, они, вероятно, считают, что это – обычное учебное бомбометание или что-то в этом роде. В конце концов, склад находился в уединенном месте. Сомневаюсь, что они вообще будут задаваться какими-то вопросами.
      – Надеюсь, ты прав.
      – Даже если я и не прав, факт бомбежки все равно имеет место, – мрачно констатировал Хауард. – Но мы все же можем обратить присутствие этого конвоя в свою пользу. Мы можем его догнать и, пристроившись в хвосте, проследовать, как и планировали, почти до самой взлетной полосы рядом с Тартаром. Если мы встретим дорожный пост, то проедем его как составная часть общей колонны. У машин в конвое включены только подфарники. Если мы сделаем то же самое, то замыкающим колонну вовсе не обязательно даже догадываться о нашем существовании.
      Берн кивнул и увеличил скорость. Через пятнадцать минут они догнали конвой. Берн с облегчением увидел, что длинная линия огоньков впереди по-прежнему продолжает двигаться. Он перешел на неторопливую езду, сохраняя дистанцию четыреста ярдов до последней автомашины. При такой скорости, подумал он, у них уйдет лишний час на то, чтобы добраться до поворота.
      В темноте рядом с Берном напряженно размышлял Хауард. Что-то в этом воздушном налете было не так, думал он. Даже очень не так, если серьезно разобраться.

      Самолеты с системой Джей-СТАРС доложили о длинном автомобильном конвое и стали отслеживать его продвижение. Поначалу Кируин обеспокоился, что два автомобиля смогут выскользнуть из большого здания и затеряться среди сотен других машин.
      Но затем он исключил эту возможность, посчитав, что люди из этих автомобилей меньше всего хотели бы повстречаться с такой штукой, как целая дивизия Ирака. Они станут ждать, пока не пройдет конвой.
      Соренсен вернулся чуть позже 12.30 прямо с заседания Совета по национальной безопасности и выглядел взволнованным. Все еще в своем лучшем костюме, он поспешил к столу Кируина.
      – Джон, ты уверен, что эти машины по-прежнему внутри здания?
      – Да, уж более чем, Уолтер.
      – Так. Я хочу, чтобы в течение последующих двадцати минут вы буквально не спускали глаз с этого здания. В прямом смысле. И еще я хочу иметь его хороший снимок, сделанный первым же спутником, который пройдет над ним после 13.00. Это будет 20.00 по иракскому времени. Договорились?
      – Ясное дело. – Кируин начал вводить команды в компьютер, программируя KH-11 на проход со «щелчком» в 13.05.
      Он поднял глаза на Моржа, который с озабоченным выражением лица по-прежнему стоял рядом. Кируин с любопытством вперил в него взгляд:
      – Уолтер, как прошло заседание?
      – Не спрашивай, Джон. Не спрашивай. – Морж неприязненно покачал головой. – Чертовы погонялы! – выругался он, направляясь к своему столу.
      Пряча улыбку, Кируин снова неторопливо повернулся к монитору.
      – В 12.42 Джей-СТАРС засекли движение возле здания.
      Морж вскочил с места и поспешно снова подошел к Кируину.
      – Ты уверен?
      – Ну. Посмотрите сами – два автомобиля. Они остановились вон там, возле домика.
      Морж сосредоточенно всматривался в экран.
      – Может быть, очень может быть, – выдохнул он.
      – Уолтер, никаких «может быть». Это точно те самые автомобили.
      – Я не это имел в виду. А теперь неотступно продолжай наблюдения.
      Пятью минутами позже они увидели, как машины тронулись с места.
      – Сукины дети! – широко улыбаясь, воскликнул Морж, когда экран показал, что автомобили отъехали от склада. – Им-таки удалось это сделать! И чертовски вовремя удалось!
      – Уолтер, что вы имеете в виду? – Кируин явно был преисполнен любопытства. – Вы не могли бы мне объяснить, что тут происходит?
      – Джонни, мальчик, не обращай внимания, – ответил Морж. – Твое дело продолжать наблюдение за этими машинами. – Он сверился с часами. – Ну а теперь взгляни-ка еще разок на то здание.
      Через двадцать секунд изображение склада на экране растворилось в мареве точек. Показалось, прошло немало времени, прежде чем оно прояснилось. А когда это наконец произошло – здание исчезло.
      – Оно… оно взорвалось! – воскликнул Кируин. – Даже не верится! – Голос его неожиданно дрогнул: – Взяло – и взорвалось! Чертовщина какая-то!
      – Вот именно, – подтвердил Морж. – И если тебе пора бы все-таки заняться отслеживанием автомобилей, то мне нужно сделать один звонок. Мне это начинает нравиться, – добавил он, – так утереть нос этим чертовым погонялам! Ох, парень! – Посмеиваясь, он потопал к своему месту.
      Широко открыв рот, Кируин проводил начальника взглядом, затем медленно отвернулся и стал вводить программу слежения за передвижением автомашин.
 
      Выехав из Джидды, Харрис и Палмер первые полтора часа непринужденно болтали, и сидевший на месте пассажира Палмер старался расслабиться от напряжения, вызванного угрожающей близостью опасности в «Шератоне». Они исчерпали обсуждение того, каким образом властям удалось их обнаружить, но в конце его находились столь же далеко от каких-то определенных выводов, как и в начале, так что решили его прекратить. Харрису не терпелось узнать, как все прошло в Баданахе, и Палмер посвятил его в подробности. Постепенно гиганта стала одолевать усталость, и он сказал, едва подавив зевок:
      – Мел, если ты не против, я хотел бы прикорнуть пару часиков, а? Это была чертовски долгая и нудная поездка, и предыдущей ночью я поспал каких-то два часа во время остановок по пути. Сам-то ты как, нормально?
      – Со мной все в порядке. Последние пару недель я только и делал, что просиживал задницу, – наотдыхался более чем. Отправляйся спать. Нужно ли тут чего-то опасаться по дороге?
      – Да, кое-чего. – Палмер снова зевнул. – Во-первых, смотри за верблюдами. Это чертовски тупые создания. Я чуть было не сбил одного по дороге возле места под названием Тайма. Они шатаются поперек шоссе и, похоже, напрочь лишены чувства опасности. Но хуже всего то, что они такого же цвета, как эта чертова пустыня, и их очень трудно заметить. Я видел одну машину в Хулайфе с верблюдом на водительском сиденье. Должно быть, она врезалась в него на полной скорости. Чертова скотина развалилась от удара и пробила лобовое стекло. Веришь, было трудно отличить, какие останки принадлежали верблюду, а какие – водителю. – Он скривил рот. – А вонь там стояла такая, что…
      – Ты бы лучше перебрался на заднее сиденье – мало ли что, – с усмешкой посоветовал Харрис.
      – А что, может, и переберусь, – согласился Палмер. – Да, и еще приглядывай за этими хлюпиками, разъезжающими на маленьких белых пикапах «мазда». Они тоже мечутся поперек шоссе.
      – Я уже видел несколько примеров такой езды, – сообщил Харрис. – Но кого ты называешь «хлюпиками»?
      – Обычно мы так называли террористов в Родезии, прежде чем она стала народным раем Зимбабве, – полным сарказма голосом ответил Палмер. – Когда ты такого подстрелишь, он вроде как хлюпает. Ну а эти, в пикапах, наверно, тоже бы хлюпали, – туманно объяснил он. – Ладно, я собираюсь поспать. Вот эти три клавиши на приемнике – программы «Би-би-си уорлд сервис», а крайняя справа – «Радио Израиль». На Би-би-си придется время от времени подстраиваться – у них немного гуляет частота волны. Разбудишь меня часа через два, если устанешь.
 
      В 21.05, как раз когда самолет на Бангкок с Салливаном на борту пошел на взлет, а окна третьего «лендкрузера» задребезжали от могучего храпа Палмера, Хауард засек нужный поворот направо. Они только что пересекли Уэд-аз-Тартар – реку, впадавшую в огромное внутреннее озеро, над которым полтора часа назад пролетела восточная пара крылатых ракет. Дорога выглядела сносной, а навигационный прибор подтвердил правильность их местонахождения. Санитарные машины свернули с основного шоссе, а хвостовые огни конвоя стали удаляться вперед, постепенно исчезая в темноте.
      – Ну вот, – сказал Хауард, – теперь последний отрезок пути. Поначалу он будет совсем безлюдным, но, чем ближе мы будем к Тигру, тем больше риск, что кто-то нас заметит.
      Все незакрепленные предметы в машинах были тщательно сложены или привязаны во избежание лязга и клацанья. На скорости двадцать пять миль в час с тихо урчащими на малых оборотах двигателями «санитарки» были почти бесшумными. Через какое-то время начала поскрипывать одна из задних рессор первого автомобиля. Берн остановился, и Акфорд плеснул на нее из канистры изрядную дозу масла. Начиная с этого момента, они двигались почти беззвучно. Уже в ста ярдах от них вряд ли кто-то смог бы услышать, как они проезжают мимо, если только не приложил бы ухо к земле. Когда они миновали редкие признаки человеческого жилья, их то и дело приветствовал хор собачьих голосов, но Берн знал, что этим псам нужно совсем немного, чтобы они начали либо выть, либо лаять. Правда, изредка собак с проклятиями забрасывали камнями пытающиеся уснуть жители, но обычно они не обращали на них никакого внимания, относясь к ним как к «нечистым» животным.
      Хауард прикинул, что к 23.00 команда находилась не более чем в десяти милях от места назначения. Он приказал быть предельно внимательными, машины притормозили и едва ползли вперед. Признаки цивилизации стали появляться все чаще, и в 23.20, когда они одолели небольшой подъем, вдалеке показался двигавшийся слева направо свет то ли просто машины, то ли трейлера, направлявшегося на юг, в сторону Багдада.
      – Я бы сказал, это милях в трех отсюда, – прошептал Берн.
      – Угу. Этот пустынный каменистый участок должен начинаться почти сразу по левую сторону от дороги – где-то в полумиле отсюда. – На этот раз Хауард воспользовался крупномасштабной картой, сделанной со спутника, на которой местность изображалась со всеми подробностями. Проведя лучом пальцевого фонарика по всем извивам дороги на карте, он увидел в тускло-зеленом свете, что они совсем рядом с тем местом, которое он выбрал в качестве укрытия. Тремя минутами позже он резко скомандовал – Здесь!
      Берн медленно свернул с дороги налево и стал осторожно пробираться между камнями и чахлым кустарником вверх по склону. Второй «лендкрузер» двигался следом. Через десять минут в четырехстах ярдах от них на фоне неба появился силуэт какого-то строения. Хауард выбрался из машины, и к нему присоединился Зиглер. Не говоря ни слова, мужчины быстро и бесшумно ушли в темноту.
      Двадцатью минутами позже они возвратились. Хауард принял решение:
      – Джонни, это то, что нужно. Нет смысла ехать дальше к каменоломням – мы вполне можем спрятать машины в этом загоне. Там только голые стены – никакой крыши. Абсолютно заброшенное место, никаких признаков недавнего посещения. Случайные кучки овечьего помета, и ничего больше. Давай-ка двигаться.
 
      – Нет, Уолтер, они точно остановились. – Кируин был категоричен. – Первый раз они остановились вот здесь… – Он указал точку на экране с наложенной на изображение крупномасштабной картой – …А затем проехали еще. Каких-то несколько сотен ярдов. Сейчас они стоят уже тридцать минут, а машины находятся за чем-то вроде ограды. Я уверен, что эта остановка – запланированная. В течение последнего часа они двигались очень медленно. У них там уже полпервого ночи.
      Морж задумчиво погладил усы и согласно кивнул:
      – Они находятся в миле от главной автотрассы север–юг. Видимо, они решили сегодня ночью уже никуда не ехать. Может статься, завтра утром они двинутся на Багдад. – Он начал было прикидывать возможные варианты, но решил, что от его гаданий проку будет немного. – Ладно, что это там за город рядом? Как раз по другую сторону автострады?
      На экране название указано не было, и Кируин посмотрел его по карте.
      – Называется Тикрит. Вам это что-нибудь говорит?
      – Не-а. Сообщу-ка я лучше директору. Может быть, он скажет что-то толковое. Ну а ты пока не спускай с них глаз.
 
      – О'кей, – тихим голосом объявил Хауард, – мы отправляемся. Джонни, обязательно проверь склон до дороги, не остались ли там следы от колес, и замети их, пока будет еще темно. И поспи хоть немного, слышишь? Выглядишь ты, друг, как выжатый лимон.
      – Я успею поспать утром, Эд. Увидимся часиков через тридцать шесть, ладно? И всадите разок этому ублюдку лично от меня.
      – Сделаем. – Хауард усмехнулся, его зубы смутно белели в темноте.
      Остальные помогли Хауарду, Макдоналду и Зиглеру закинуть на плечи тяжелую поклажу. Макдоналд едва не шатался под огромным весом. Сто двадцать фунтов, и ни унцией меньше, подумал он. Коротко махнув на прощанье, трое мужчин отправились в путь. Их тела согнулись под громоздкой ношей; медленно, но упорно, они двигались вниз по склону в сторону автострады.
      Берн проследил за их уходом, а затем обратился к Акфорду и Ашеру:
      – Окей, ребята, приступим. У нас до утра полно работы, но начнем мы с того, что выбросим все лишнее дерьмо из автомашин.
 
      – Как вы сказали, Тикрит? – Директор Национального бюро разведки с интересом взглянул на Моржа.
      – Да, сэр. Буквально в пяти милях от него. Они расположились довольно далеко от шоссе – наверху, среди камней. Там какие-то старые стены или ограда, и они спрятались за нею.
      Какое-то время задумчиво помолчав, Мартин Фейга медленно произнес:
      – Уолтер, похоже, я знаю, что они собираются делать. Думаю, теперь вы можете расслабиться. Эти машины не сдвинутся с места до послезавтра. Сделайте мне несколько снимков со спутников. Я хотел бы иметь изображение всего города, включая то место, где спрятаны автомобили. Через час состоится еще одно внеочередное заседание Совета по безопасности и они захотят иметь все свежие данные о том, что происходит.
      – Сэр, вам понадобятся копии снимков, сделанных самолетами с Джей-СТАРС?
      – Нет, не думаю. Неспециалисту в них слишком сложно разобраться. Снимков с KH будет достаточно. Вы не смогли бы подготовить их полный набор через полчаса?
      – Нет проблем, сэр. – Морж поднялся, собравшись идти. Поколебавшись мгновение, он все-таки выпалил вопрос, который не давал ему покоя: – Сэр, простите, что я вас спрашиваю, но, как вы думаете, они посоветуют нанести еще один удар крылатыми ракетами?
      Какое-то время Фейга пристально вглядывался в лицо Соренсена.
      – Уолтер, – мягко поинтересовался он, – уж не испытываете ли вы часом симпатию к этим людям, ну как?
      Соренсен был пойман врасплох. Прежде чем отвечать, он, как всегда, потеребил усы и прочистил горло.
      – Извините, сэр, просто все это выглядит вроде как неправильно,ну, вы знаете, что я хочу сказать. А этот парнишка, э-э, я имею в виду Кируина, когда он увидел, что произошло, он посмотрел на меня, как на какого-то монстра или того хуже.
      – Уолтер, это решение принимали не вы. – Голос директора НБР стал жестким. – И если подобное решение будет принято вновь, то уж никак ни вам, ни вашим подчиненным оценивать или подвергать сомнению его правильность. Зарубите это себе на носу! – Фейга бросил на Моржа холодный взгляд, как бы убеждаясь, что до того дошел смысл его слов. После этого он заговорил более спокойно: – Но если вы так уж хотите знать, я весьма сомневаюсь, что это повторится второй раз. Если я не ошибаюсь и эти люди действительно добрались туда, куда хотели, существует одна очень веская причина, по которой еще один ракетный удар привел бы на данном этапе к обратному результату. Больше я ничего не скажу – возможно, вы и сами все сообразите, если поразмыслите.
      Морж пробормотал извинения и покинул кабинет. Как только он очутился за дверями, на его лице расцвела ухмылка. Соренсен не подозревал о том, что такая же улыбка расцвела в этот момент и на лице оставшегося в одиночестве директора Национального бюро разведки.
 
      Усердный труд вкупе со щедрыми возлияниями уайт-спирита из пятигаллонной канистры одолели-таки маслянистое месиво, покрывавшее машины, и накопившаяся на кузовах грязь постепенно стала отставать. Верхний же слой дополнительно разбавленной маслом краски защитного цвета так по настоящему и не застыл, и отмывать его оказалось даже легче, чем предполагали Акфорд с Ашером.
      Когда оба «лендкрузера» приняли достаточно чистый вид, мужчины вымыли их водой со стиральным порошком. Наконец они смыли пену чистой водой, в которую Акфорд добавил немножко парафина.
      – Добавка парафина – старая шоферская хитрость, – поделился он. – Гораздо лучше, чем все эти новомодные полирующие средства с разными наворотами. Да и дешевле тоже. Скоро наши крошки будут опять смотреться как новенькие. Вот отполируем их замшей, и тогда сам увидишь.
      Покончив с этим, они освободили салоны и навели порядок внутри машин. Все медицинское оборудование, за исключением короба со средствами для оказания неотложной помощи, было снято и сложено в кучу в углу загона. Лежаки были уже убраны, а необходимость в батареях баллонов с кислородом и остальных вещах теперь тоже отпала. В то время, как Ашер отправился сменить стоявшего на часах Берна, Акфорд принялся распаковывать огромный ящик, находившийся до этого под одним из лежаков. Внутри него были сложены различные запчасти, снятые с четвертого автомобиля. Вместе с Берном они заменили разбитые подфарники и треснувшие оконные стекла, поставили на колеса диски и тщательно привели в порядок приборные панели. Инфракрасные фильтры на фарах остались на месте, а красные стекла «мигалок» были заменены на голубые. В задней части каждого автомобиля к вертикальным зажимам прикрепили длинные штыри, после чего Акфорд извлек плоский сверток, в котором находились по два комплекта новых номерных знаков и самоклеющейся пленки с другой символикой и два больших флага.
      – Тони, флаги мы закрепим перед самым отъездом, – остановил Акфорда Берн. – Если кому-то вздумается пролететь над нами, то они могут привлечь внимание. Давай-ка наклеим картинки и надписи, а потом растянем маскировочные сетки и набросаем на них сверху эти чахлые кустики. – Он посмотрел на часы – было ровно 4.00. – Славно мы потрудились. Интересно, как там дела у наших?
      – О, с ними все будет в порядке, босс, – не задумываясь, отозвался Акфорд. – Дерьмо дерьмом, – добавил он, выплевывая жвачку, которую жевал, – но вонь от этого уайт-спирита вызывает у меня зверскую жажду. Как ты насчет чайку?
      – Тони, не наглей. Ты же знаешь, нам нельзя рисковать и разжигать огонь. Придется подождать до рассвета.
      – Не-а, – со смешком возразил Акфорд. – Зря я что ли таскаю с собой термос? У меня все уже готово.
      – Тогда конечно, – согласился Берн.
      Акфорд налил чай обоим, и какое-то время они сидели и просто отдыхали.
      – Бедный старина Боб, – посочувствовал Берн, наливая себе еще одну чашку. – Сначала ему не дают толком доужинать, теперь он пролетает с чаем.
      – Не в том месте, не в то время, босс, – откликнулся Акфорд. – Не беспокойся, от него не убудет, если он немного потерпит. Не хватало еще, чтобы этот тип пил на посту. Разве не так?

      Хауард слегка беспокоился, как они будут пересекать автостраду, но, как оказалось, им удалось это сделать без приключений. В темноте под насыпью они наблюдали за движением на автостраде и прислушивались в ожидании паузы подольше. Через короткое время наступил момент, когда не стало видно никаких автомобильных огней и ничто не нарушало тишину. Все вместе они выбрались на шоссе и быстро его пересекли, исчезнув под прикрытием нескольких пальм на противоположной стороне.
      Благодаря приборам ночного видения их глазам представилась картина, разительно отличная от заброшенных каменистых россыпей, среди которых остались машины. Это был район обрабатываемых угодий с садами, полями и рассеянными там и тут скоплениями домов. Там были рощи пальмовых деревьев – Макдоналд, шагавший вслед за Хауардом, обратил внимание, что они тем гуще, чем ближе к домам. Ночь казалась более теплой, чем предыдущая, и Дэнни решил, что так происходит потому, что, спустившись в долину Тигра, они оказались на гораздо меньшей высоте. Следующий день обещал быть очень жарким, с температурой, возможно, даже выше той, к которой они уже привыкли в Баданахе. Неудивительно, что иракцы всячески культивируют пальмы, подумал он, не только из-за обильного урожая фиников, но и из-за прохладной тени, которую те дают.
      По пути к городу они разглядели лишь восемь человек. Первым оказался старик, который неожиданно появился из дверного проема хижины и отошел от нее на какое-то расстояние, чтобы облегчиться. Чуть дальше они прошли мимо шестерых мужчин, сидевших вокруг догорающего костра ярдах в пятидесяти от тропы, которые вели негромкий разговор. Последним, кого они встретили, был одинокий юноша, спешивший им навстречу по тропе. У них было достаточно времени, чтобы скрыться в боковых зарослях. Когда парнишка приблизился, Макдоналд разглядел его через ПНВ более внимательно. Тот двигался явно украдкой, и в то же время в его поведении сквозила определенная уверенность. Дэнни решил, что парень, вероятно, спешит на тайное свидание с возлюбленной. Еще он подумал, что у мальчика, должно быть, крепкие нервы: из рассказов Берна егерь знал, что в этих местах всякие отношения с мужчиной до замужества весьма чреваты неприятностями – отец любой иракской девушки отнесся бы к ним более чем серьезно.
      Через полтора часа они пересекли железнодорожную магистраль и еще одно широкое шоссе и вышли к окраине города. Хауард решил обогнуть его с юга. Постепенно местность перед ними стала повышаться. К 3.00 они достигли вершины пологого склона, протянувшегося вверх к югу от Тикрита. С гребня они могли видеть город, раскинувшийся под ними, а милях в десяти за ним – огоньки военной авиабазы Сахра. Справа от них, за гребнем, у основания крутого обрыва, протекал Тигр, а на другой стороне реки был еще один аэродром – Тикрит-Ист.
      Ближайшие дома самого города находились чуть больше, чем в какой-то полумиле. Останавливаясь все чаще и чаще, чтобы свериться с навигационным прибором и картой, Хауард повел их вдоль гребня поближе к городу. Сам гребень склона был лишен строений, и на нем почти отсутствовали обработанные участки земли. Изредка им попадались под ноги неровные травянистые места, но в основном поверхность покрывал редкий кустарник. Их взору предстало большое открытое пространство. Расположенное как раз на границе города, с трех сторон оно было ограничено зданиями. Макдоналду оно показалось чем-то вроде очень большой городской площади – почти арена, подумал он. На другой стороне этой площади, ближе к центру города, возвышалось монолитное сооружение, подсвеченное прожекторами. На обращенной к площади лицевой стороне было что-то изображено, но Макдоналд не смог различить что именно, так как яркий свет ослепил приборы ночного видения.
      Хауард опять остановился. Макдоналд увидел, как тот по компасу взял направление на площадь, а потом на путепровод, по которому автострада север–юг пересекала железную дорогу. Третья засечка по отдаленным огням авиабазы Сахра подтвердила правильность их местонахождения.
      – О'кей, – зашептал Хауард Макдоналду с Зиглером, – по моим подсчетам, мы почти на месте. Мак, наладь дальномер и дай мне точное расстояние до той освещенной стены.
      С облегчением мужчины освободились от своей тяжкой ноши. Установив короткую треногу, Макдоналд собрал дальномер, вставив в него маленькую батарейку для лампочки, освещающей шкалу. Он стал медленно поворачивать инструмент на опорной площадке, пока стена не оказалась в объективе. При обычном ночном освещении было бы слишком темно, чтобы достаточно ясно разглядеть сквозь линзы дальномера цель, пригодную для получения точных данных, но ярко освещенная стена четко сфокусировалась в оптике. С изумлением Макдоналд увидел, что изображение на стене представляет собой портрет – он моментально узнал улыбающееся, добродушное с виду лицо Саддама Хуссейна. Выставив делитель изображения по краю стены, он стал вращать ручку настройки до тех пор, пока линии в объективе не совпали. Затем снял показания.
      – Тысяча двести девяносто, – прошептал он Хауарду.
      – Хорошо, – ответил тот. – Годится для нашей основной позиции. Майкл, вместе с Дэнни подыщите наилучшую точку в пределах двадцати ярдов отсюда и по направлению к стене, а я вернусь ярдов на сто пятьдесят вверх по склону и выберу место для вспомогательной.
      Какое-то время Зиглер лазил по округе непосредственно перед тем местом, где они остановились, словно собака, обнюхивающая свою территорию. Несколько раз он припадал к земле и ложился, проверяя сектор обзора площади вниз вдоль пологого склона. Наконец он решил, что нашел подходящую точку, и позвал Макдоналда. Тот подошел к Зиглеру и тоже улегся, чтобы проверить видимость. Дэнни удовлетворенно кивнул. Они вернулись за вещами и перетащили их на несколько ярдов, к выбранному месту. Затем они распаковали большой мешок для земли, две саперные лопатки и начали копать.

      Хмурясь, Брент Скаукрофт барабанил пальцами по крышке стола.
      – Значит, англичане так-таки ничего не добились от этого Дартингтона?
      – Видимо, нет, господин председатель, – ответил Роберт Гейтс, директор ЦРУ. – Его допросила британская разведка на Багамах, где он проводит сейчас свой отпуск. Если хотите, у меня есть подробный отчет об этом, но достаточно будет сказать, что у него оказалось вполне правдоподобное объяснение происхождению документов, которые, похоже, изобличали его в причастности к делу. Более того, он находился там еще до того, как это все началось, или, по крайней мере, до того, как эти люди впервые появились в Саудовской Аравии. Как показывают записи телефонной компании на Багамах, за все это время он ни разу не звонил за рубеж и ему оттуда звонков не поступало. До сегодняшнего дня, во всяком случае. – Гейтс прервался, чтобы сделать глоток воды из стоявшего перед ним стакана. – Сегодняшний разговор прослушивался британскими спецслужбами – Дартингтон вызывал свой центральный офис в Саудовской Аравии. Беседа убедительно продемонстрировала, что он в достаточной степени сбит с толку оборотом событий и не менее разгневан. Оперативник установил на его вилле подслушивающие устройства, и последующие разговоры показали, что как его жена, так и различные гости стали жертвами плохого настроения хозяина. Во время одной из бесед его жена доверительно поведала знакомой, что он жутко расстроен происшедшим и что ей едва удалось отговорить мужа от немедленного возвращения домой. Я слышал записи всех разговоров и должен сказать, что, похоже, Дартингтон и на самом деле непричастен к этой истории. Однако ни мы в ЦРУ, ни англичане не уверены в этом полностью. Они будут продолжать следить за каждым его движением.
      – Хм-м, – задумчиво произнес Скаукрофт. – Ладно, держите меня, пожалуйста, в курсе. – Он обернулся к Мартину Фейге. – У Национального бюро разведки есть какие-то новости относительно того, куда добрались эти люди?
      Фейга выложил на стол огромную составную фотографию Тикрита. Присутствующие сгрудились вокруг нее. Красный кружок отмечал местонахождение автомашин. Быстро пробежавшись по хронологии событий, Фейга взглянул на свои часы и закончил краткий обзор:
      – Что касается данного момента, то машины пребывают в неподвижности вот уже два с половиной часа. И по моим оценкам, – добавил он, – они там и останутся в течение, вероятно, последующих шести часов.
      Скаукрофт резко вскинул голову от фотографии:
      – Почему вы так считаете?
      – Потому что Тикрит – родина Саддама. Ну а послезавтра, я имею в виду 28-го, будет его день рождения. Очень может быть, что в этот день он появится в городе на публике, дабы укрепить свой имидж. Во всяком случае, – Фейга пожал плечами, – похоже, что эти люди откуда-то знают, что он появится.
      Взглянув через стол на Фейгу, Гейтс согласно кивнул и снова вступил в разговор:
      – Я поддерживаю эту точку зрения. Торжества уже проходили в предыдущие годы, а сегодня вечером Иракское агентство новостей сообщило, что в этом году они состоятся вновь. Они, правда, не упомянули, что Саддам посетит какое-либо конкретное мероприятие, да и мы сами не слышали ничего такого, что заставило бы нас поверить, будто он отправится в Тикрит. Перемещения Саддама, – вероятно, самый строгоохраняемый секрет в Ираке. Там никогда не объявляют загодя, где и когда он появится. Возможно, эти люди действуют по наитию, но я повторю вам то, что уже говорил на последнем заседании: я в это не верю. И было бы исключительно интересно узнать, откуда они получили информацию.
      – Какое это имеет значение? – спросил Скаукрофт. – Если мы знаем, где они находятся и что на этот раз они не собираются оттуда уезжать, то почему бы нам не нанести еще один ракетный удар?
      – Последний раз он не достиг цели, – пропищал гнусавый голос Дугласа Лонгмайра. – Абсолютно пустая трата двенадцати миллионов долла…
      – Идиот, удар достигцели! – взревел генерал Бернсайд. – Все четыре ракеты поразили цель согласно графику и в точности, как планировалось. Здание было уничтожено. А вероятность того, что эти люди его покинут еще до прилета ракет, существовала всегда – тут уже мы были абсолютно бессильны. Господин председатель, – обернулся он к Скаукрофту, – нельзя ли вас попросить, чтобы министерство финансов ограничило свои высказывания вопросами, относящимися к его компетенции? А тот факт, что мистер Квакмайр,как оказалось, некомпетентен вообще ни в каких вопросах, безусловно означает, что этот дурак должен сидеть и держать свою чертову пасть все время закрытой, – с сарказмом подытожил Бернсайд и перевел свой немигающий взор в сторону Лонгмайра.
      Рот на жабьем лице помощника министра финансов уже было протестующе открылся, но тут чиновник ощутил на себе всю силу стального взгляда генерала – он осел в своем кресле и так ничего и не сказал.
      Мартин Фейга и Роберт Гейтс с трудом сдерживали веселье. Брент Скаукрофт с усталым выражением лица открыл было рот, чтобы вмешаться:
      – Э-э…
      – Разрешите, господин председатель? – Фейга перебил Скаукрофта, прежде чем тот успел что-либо вымолвить. – Я уже рассматривал вопрос о повторном нанесении ракетного удара. Если коротко, то боюсь, что мы уже опоздали. Если мы не ошибаемся в своих оценках и Тикрит – то самое место, где будет предпринята попытка, то тогда возникают некоторые сомнения, что эти люди сидят возле машин и просто ждут, когда наступит послезавтра. – Он увидел, как на другой стороне стола генерал Бернсайд вдруг понимающе закивал головой. – Убийцы, – продолжил Фейга, – вероятно, уже заняли позицию для ведения огня. Машины они с собой не возьмут, а отследить со спутника отдельного человека у нас нет никакой возможности. Ракетный удар уничтожит автомобили, но не самих убийц и не предотвратит покушение. Эти люди настроены решительно. Единственным наиболее вероятным исходом того, что они лишатся средств к отступлению, будет то, что их всех последовательно отловят. Теперь мы уже знаем, что один из их числа, а именно пилот, является американским гражданином. Кто готов поручиться, что больше американцев там нет? И каковы будут последствия, если их поймают и проведут строем перед иракскими телевизионными камерами?
      Скаукрофт быстро сообразил, какими страшными обвинениями разразилась бы в этом случае пропаганда недругов США. Он с ужасом посмотрел на директора Национального бюро разведки, который намеренно оставил свой вопрос висеть в воздухе. Несколько мгновений все молчали.
      Тишину нарушил Бернсайд, его голос звучал спокойно и негромко:
      – Мистер Фейга, конечно же, прав. Команда собственно убийц уже оставила машины. Сейчас в Ираке раннее утро – они уже заняли позицию и готовы к завтрашнему дню. Они должны были оставить кого-то караулить автомобили до их возвращения. Если только, конечно, они не бросили их совсем и не намерены скрыться с помощью других средств.
      – Вы меня убедили, – мрачно сказал Скаукрофт. – Итак, господа, что бы вы порекомендовали сказать президенту?
      – Думаю, что самым лучшим для президента, – посоветовал Фейга, – было бы молить Бога, чтобы покушение по какой-либо причине провалилось сейчас и чтобы убийцам удалось сбежать оттуда потом.
      – Прямиком в Саудовскую Аравию, – добавил Гейтс, – где мы сможем наконец-то их схватить.

      Они закончили обустройство первого из двух укрытий, пока еще было темно. Только после того, как Хауард полностью убедился, что оно отвечает всем требованиям, они переместились чуть выше по склону на вторую позицию. Хауард с Макдоналдом приступили к работе, в то время как Зиглер отправился устанавливать анемометры.
      Он вернулся через час, но нашел подходящие места лишь для двух приборов из трех на расстоянии четыреста пятьдесят и восемьсот ярдов от ближайшего к арене укрытия. Первое из крошечных устройств Зиглер установил на верхней ветви высокого усыпанного колючками дерева, а второе – у вершины электрического столба, находившегося так близко к арене, что идти дальше он уже не отважился.
      – Проклятые колючки, – проворчал американец, берясь за лопату, чтобы помочь остальным. – Весь исцарапался, как черт знает кто. Ты уж прости меня, Дэнни, но удобного места для третьего анемометра там не нашлось, а просто поставить его на земле не было бы никакого проку – кто-нибудь мог бы запросто его обнаружить.
      – Правильно, – согласился Макдоналд, – да и все равно возле земли он не показал бы истинную силу ветра. Их нужно приподнимать на несколько футов. Ладно, придется обойтись только двумя.
      К тому времени, когда они закончили копать второе укрытие, а затем накрыли и замаскировали его кустарником, появились первые проблески рассвета. Уничтожив все видимые признаки своего присутствия, мужчины спустились вниз по склону к первому укрытию, ближе к арене.
      Макдоналд готов был поклясться, что не смог бы отыскать его, если бы они не оставили у входного лаза крошечный пальчиковый фонарик. Щель, которую они откопали, была теперь совсем не видна. Выкопанный грунт загружался в мешок и раз за разом уносился и разбрасывался там, где жухлый кустарник рос погуще. Какое-то количество земли было оставлено для крыши укрытия. Потоптавшись сверху, они проверили ее на прочность – было такое впечатление, что она ничуть не податливей, чем окружающая поверхность. Затем они завершили маскировку дерном и все теми же колючими кустами.
      В то время, как Хауард с Макдоналдом заползли внутрь, Зиглер остался снаружи и облазил прилегающий район, заметая следы от обуви и убирая все признаки того, что здесь кто-то побывал. Наконец он сунул в карман фонарик и тоже пролез в укрытие. Прежде чем закрыть за собой лаз, он высунулся из щели и замел свои следы на тонком песчаном слое земли перед входом.
      Макдоналд признался себе, что подустал. Работа была и впрямь нелегкой, но ведь он всю жизнь тяжко трудился и привык к этому. Здесь было кое-что еще – напряжение. Он полулежал, откинувшись на спину, когда первые лучи света стали проникать сквозь смотровые щели, и ему пришлось сделать мысленное усилие, чтобы напомнить себе, что все это – реальность, что он действительно находится в глубочайшем вражеском тылу. Сказывалось ли на нем психологическое напряжение предварительного этапа? Он заставил себя проанализировать свои ощущения. Да, решил он, я немного напуган. С другой стороны, напомнил он себе, чисто по-человечески было бы в равной степени странно, если бы я ничуть не боялся той ситуации, в которую ввязался. Заговор, похоже, продолжал осуществляться уже сам по себе, события приняли неотвратимый и неизбежный характер, делая его самого бессильным и беспомощым. Ему было интересно, испытывают ли остальные те же чувства, что и он.
      Он взглянул на своих товарищей. Зиглер уже спал в углублении у ног Макдоналда. Он лежал спокойно и тихо, совсем не двигаясь. И как только человеку удается полностью расслабиться в такой момент? Дэнни чувствовал, что сам не сможет сейчас уснуть, даже если постарается, и это несмотря на накатывавшие волны огромной усталости. Рядом с ним на животе, всматриваясь в одну из смотровых щелей со стороны арены, неподвижно лежал Хауард. Он первым заступил на дежурство. Каждую минуту или около того он будет перекатываться так, чтобы смотреть в боковые и задние щели, перекрывавшие все возможные подходы к укрытию. Он выглядел, словно из преисподней, – на лице, покрытом черно-коричневыми полосами маскировочного крема, в бледно-оранжевых лучах зари поблескивали глаза, а его голову и шею прикрывал темно-зеленый арабский шимаг.Макдоналд знал, что и сам он выглядит не менее странно.
      – Дэнни, постарайся немного поспать, – прошептал Хауард, даже не шевельнув головой. – Потом станет слишком жарко. Когда солнце встанет, здесь будет хуже, чем в пекле.
      – Я попробую. – Макдоналд снова откинулся на спину и стал рассматривать потолок укрытия в нескольких дюймах от своего лица.
      Он подумал, что мысль использовать лежаки для постройки укрытий была поистине гениальной. Прочные стальные и алюминиевые стержни от носилок и разобранные каталки были очень неудобны для переноски. Теперь же они превратились в надежные перекрытия, поддерживающие толстую полиэтиленовую пленку, на которую был насыпан слой грунта толщиной в один фут.
      Однако лежаки были отнюдь не самой тяжелой поклажей из того, что они принесли на себе. Макдоналд удивился при виде единственной, но действительно тяжелой ноши: десяти галлонов воды. Сто фунтов чистого веса – более четверти общего веса груза. Но как Хауард, так и Зиглер настояли на своем.
      – В состоянии покоя человек может обойтись одной-двумя пинтами воды, – объяснил Хауард. – Но если ограничиться этим количеством на жаре, начинается обезвоживание организма. Чтобы оставаться в хорошей форме, необходимо выпивать до восьми пинт в день, в зависимости от физической нагрузки. Еще больше – на сильной жаре и если много двигаешься. И нам нельзя брать с собой припасы из расчета только на полтора дня. Возможно, нам придется отсутствовать два-три дня, а то и больше, если возникнут осложнения и у нас не будет возможности тронуться с места.
      Еда – вся в холодном виде, поскольку готовить никакой возможности тоже не было, – места занимала относительно немного и по весу составляла лишь незначительную часть того, что весила вода. Затем – на каждого по автомату АК с патронами и по паре гранат, которые, как искренне надеялся Макдоналд, им не понадобятся. Завершало список все остальное оборудование: дальномер, подзорная труба с градуировкой, анемометры, маленький компьютер с запасными батарейками, 35-миллиметровая фотокамера с автоматическим приводом и широкоугольным объективом и, конечно же… снайперская винтовка. Лежа на дне укрытия, Макдоналд ощущал под боком прикосновение ее защитного футляра. В нагрудном кармане у него лежал плоский кошелек с десятью патронами к винтовке.
      – Дэнни, на обратном пути твой груз будет гораздо легче, – подтрунивал Ашер, помогая Макдоналду с его поклажей, – тебе придется тащить только девять патронов.
      Дэнни улыбнулся воспоминанию. Как там еще говорил Боб? Не переставай улыбаться– вот чему он учил. Превращай все в шутку. Не воспринимай события излишне серьезно, всегда находи в них смешную сторону – это единственный способ выжить. Боб был прав. Юмор, каким бы он ни был черным, являлся лекарством от страха даже в случае катастрофы. Макдоналд подумал, что теперь он стал понимать это немного лучше. Потихоньку он начал расслабляться, и не прошло и двадцати минут, как его уже сморил сон.
 
      – Ой, здравствуйте, сэр! Вот уж не ожидала, что вы так скоро вернетесь! – Инспектор уголовной полиции Джулиет Шелли с удивлением смотрела на вошедшего в комнату Хьюи Картера.
      Тот выглядел измотанным, помятым и больным.
      – Какое-то время от меня там будет требоваться не слишком-то многое, – зевая, объяснил суперинтендант. – Поиски кота в мешке, если угодно. Пошло оно все к черту! Как тут дела у вас?
      – О, достаточно спокойно. По-настоящему – вообще никаких проблем. – Она заколебалась, подбирая слова, прежде чем продолжить. – Сэр, вы выглядите уставшим. Почему бы вам не сходить домой и немного не поспать? Я вполне тут справлюсь сама.
      – Не могу, – коротко ответил Картер. – Должен дежурить здесь у телефона, чтобы тут же отреагировать в случае, если обнаружится что-то еще. Но на какое-то время я, наверно, все-таки завалюсь на диван в соседней комнате, – сдался он. – Позовите меня, если я вдруг понадоблюсь, ладно?
      – Сэр, принесу-ка я вам чашечку кофе, – решительно произнесла Джулиет, поднимаясь из-за стола. – Что-нибудь еще к нему хотите?
      – О, спасибо. Может быть, печенье или что-то в этом духе.
      Джулиет вышла из комнаты. Ну конечно, как же, печенье, сердито думала она, спускаясь вниз по лестнице в буфет при участке. Наверняка и не ел-то толком все эти двадцать четыре часа. Влетев в буфет, она сделала заказ.
      Не прошло и пяти минут, а она уже поднялась наверх в кабинет Сартера с подносом в руках. Суперинтендант сидел на диване и расслаблял шнурки на ботинках. Он изумленно посмотрел на Джулиет, когда та пододвинула к нему журнальный столик и поставила на него поднос.
      – Черт возьми, Джулиет, я…
      – Давайте-давайте, сэр, заглотите все это. Похоже, вам это более чем необходимо.
      Картер опустил взгляд на тарелку с беконом, яичницей, сосисками и помидором, затем вновь перевел его на свою подчиненную, которая возвышалась над ним с суровым выражением лица. Неожиданно он осознал, насколько на самом деле проголодался. Махнув Джулиет, чтобы та присаживалась в кресло напротив, он начал есть. В перерывах между поглощением пищи он ворчливо жаловался, как в течение предыдущих суток его водили за нос.
      – Верите ли, хоть бы одна чертова зацепка! Они оставили это место чистым, словно его черти вылизали. Ну почти чистым. Сплошная потеря времени и ни черта больше.
      – Сэр, а что за паника вокруг всего этого? – с интересом спросила Джулиет.
      – Террористическая группа – так нам сказали, – невнятно ответил Картер, прожевывая сосиску с яйцом. – Ха! – фыркнул он. – Какая, в задницу, террористическая группа? Это какой же террорист станет готовить операцию здесь, а потом отправляться на Ближний Восток? Да и с какой стати нам дергаться, если они пойдут и взорвут королевский дворец или что там они еще собираются сделать в Саудовской Аравии? Пусть арабы сами разбираются с этим делом, сказал бы я. Проучить мерзавцев как следует. Пусть бы отведали собственные пилюли, – продолжал брюзжать он, размахивая ножом. Дожевав, он отхлебнул кофе и снова переключил внимание на тарелку с едой.
      – В Саудовской Аравии? – удивленно переспросила Джулиет. Она ощутила приступ тревоги. Туда поехал Джонни. Она надеялась, что с ним все будет в порядке и он не угодит в какую-нибудь смертельную религиозную разборку. – А почему именно там?
      – Спроси что полегче, девочка, – ответил Картер, делая еще один глоток кофе. – Все, что нам известно, так это то, что восьмого апреля там объявились двое мужчин, выдававших себя за строителей. Один – англичанин, второй – южноафриканец. Были там и другие, включая американского пилота и каких-то типов, которые пробрались туда в контейнере для морских перевозок, представляете? А перед этим они воспользовались зданиями в Суиндоне…
      Джулиет перестала слушать. Мысли ее метались. Эта дата – 8 апреля. Англичанин и остальные. Джонни улетел 7 апреля – он должен был прибыть на место утром 8-го…
      – …Как бы то ни было, – продолжал говорить Картер, – будь я проклят, если я знаю. Все это чертовски загадочно, и мне понятно не больше вашего.
      Джулиет отчаянно пыталась разобраться. Мысли ее вернулись вспять в поисках несоответствий, чего-то неправильного. Но она тут же сказала себе, что ее неожиданный приступ подозрительности выглядит просто нелепо. Ладно, Джонни особо не распространялся о своей работе, но мысль о том, что он может быть вовлечен во что-то незаконное… а уж терроризм!Да никогда в жизни! Она заставила свой голос оставаться спокойным.
      – Вы сказали, что они оставили свою базу здесь чистой – никаких зацепок?
      – Почти как стеклышко. Никаких следов, никаких волос, никаких волокон – ничего. Только два пятнышка краски на полу.
      – Краски? – Джулиет постаралась, чтобы слово слетело с губ как можно более непринужденно, в желудке было ощущение, будто он налился свинцом.
      – Ага. Должно быть, они оставили – место до этого никому не сдавали, понятно? Они были первыми съемщиками. Вероятно, это краска для контейнера.
      – Что вы имеете в виду? – еле слышно спросила она.
      – Ну, морского контейнера, который они использовали для переправки своих сообщников в Саудовскую Аравию, – объяснил Картер, пережевывая ломтик бекона. – Очевидно, они прорезали в нем дополнительную дверь и потом зашпаклевали ее. Закрасили щели краской, ну, вы понимаете. Желтой краской, которая скорее всего совпадет по составу с образцами соскобов с контейнера, когда мы их получим.
      Голова у Джулиет шла кругом. Костяшки пальцев побелели, когда она с силой вцепилась в подлокотники кресла, пустой взгляд был прикован к редеющим рыжеватым волосам на макушке Картера, который снова склонился над тарелкой. С усилием она поднялась из кресла, затем, покачнувшись, на мгновение застыла.
      – Извините, сэр, – вымолвила она. Собственный голос показался ей сдавленным и незнакомым, в ушах отдавался громкий гул, и она подумала, что, наверно, вот-вот лишится чувств. – Я должна выйти в соседний кабинет и кое-что там закончить. – Она повернулась, держась за спинку кресла, и заставила себя направить ноги в сторону двери. Та, казалось, находилась в миле от нее, в самом конце темного тоннеля.
      Джулиет ухватилась за дверную ручку и повернула ее. Затем она двинулась в соседнюю комнату, едва расслышав голос окликнувшего ее Картера:
      – Спасибо за завтрак. Эй, Джулиет? С меня причитается!
      Джулиет доковыляла до своего стола и рухнула в кресло. Она уставилась на голую стену ничего не видящим взглядом, ее разум оцепенел от шока. Желтая краска, тупо подумала она. Это пятно на джинсах Джонни, сданных в химчистку. Пятно, которое там так и не смогли вывести. Это была желтая краска.
 
      – Господин президент, премьер-министр Мейджор на проводе.
      – Спасибо. – Президент Джордж Буш на мгновение задумался и поднял трубку. – Джон? Говорит Джордж. Как вы там поживаете?
      – Спасибо, господин президент, у меня все очень хорошо. А как идут дела у вас?
      – Отлично, – ответил президент, – отлично. Э-э, послушайте, Джон, у нас тут серьезная проблема в связи с этими событиями в Ираке, с этими, э-э, людьми, пытающимися убить Саддама. Ваши люди посвятили вас в суть дела?
      – Да, посвятили. Оно может поставить нас в весьма неловкое положение.
      Весьма неловкое, подумал президент. Можно, конечно, назвать и так. Катастрофа, черт побери, вот как было бы точнее.
      – Да уж, как вы говорите, неловкое. Послушайте, мои люди утверждают, что мы ничего не можем сделать, чтобы остановить их. Они для нас недосягаемы. Нам остается надеяться на две вещи: во-первых, что они-таки не добьются своего, а во-вторых, что вашим людям удастся что-то вытащить из того парня, ну, главы корпорации. Убедить, чтобы он отозвал их. У вас есть какие-то успехи в этом направлении?
      – С сэром Питером Дартингтоном? Его допрашивали. Оказалось, что он тут ни при чем. Это уважаемый бизнесмен.
      Господи, подумал президент. Как же, уважаемый бизнесмен! Как будто это делает его сразу чистым.
      – Конечно же, уважаемый. Но, Джон, ваши люди хотя бы слегка, э-э, взяли его в оборот? Надавили на него? Вы понимаете, что я имею в виду. Мы не можем себе позволить ходить тут вокруг да около.
      – Нет, господин президент, – настойчиво ответил Мейджор. – Мы этого не сделали. Тут не тот случай. Это вызвало бы скандал.
      – Черт побери, но если заговор против Саддама окажется успешным, разразится более чем просто скандал! – раздраженно возразил президент.
      Неуклонный, как бы само собой разумеющийся формализм Мейджора в обращении начинал действовать ему на нервы.
      – Я могу понять ваше огорчение, господин президент, и разделяю его. Если можно, я вернулся бы к первому из упомянутых вами пунктов – вопросу о вероятности их успеха. Во-первых, полагаю, мы можем считать этих людей в высшей степени профессионалами. До сих пор они не оставили никаких свидетельств того, кто они такие, если не считать известного вам пилота. Мнение полиции таково, что эти люди способны на очень и очень многое и спланировали свои действия самым тщательным образом. У нас существует точка зрения, что кое-какие шансы на успех у них есть.
      Британский премьер-министр дал возможность президенту направить разговор в нужную сторону.
      – Видите ли, Джон, – медленно начал он, – нас озадачил тот факт, что эти парни, похоже, уверены в завтрашнем появлении Саддама в Тикрите. Мы не знаем, откуда они могли получить такую информацию… – Прежде чем продолжить, президент сделал, как он надеялся, приглашающую к ответу паузу. – …У нас никто – ни в ЦРУ, ни в госдепартаменте, ни где-либо еще – не знает ничего конкретного о перемещениях диктатора. Я специально у них справлялся. – Он снова сделал паузу и осторожно добавил: – Не может ли кто-то из вашей разведки подтвердить, что он там действительно будет?
      – Насколько мне известно, о передвижениях Саддама у нас тоже никто ничего не знает.
      Да, не сработало, подумал президент. Он с неохотой решил чуть подтолкнуть премьер-министра дальше:
      – Понимаете, Джон, вопрос весь в том, как нам поступить в сложившейся ситуации, чтобы нанесенный ущерб был минимальным? Если иракцы их схватят, дело примет поистине паршивый оборот. Как оказывается, в нем замешан гражданин США и, по крайней мере, один из, э-э, ваших людей. – Президент сделал легкое, но очевидное ударение на двух последних словах.
      На этот раз уловка сработала. Премьер-министр откликнулся незамедлительно, в его голосе сквозили нотки раздражения:
      – Господин президент, в этом деле вполне могут быть замешаны британские подданные, но могу вас заверить, что они не являются «моими людьми». Кто бы они ни были, они не состоят на службе у правительства Ее Величества, если вы подразумеваете именно это. И мне не хотелось бы, чтобы вы думали, что они могли бы ими быть.
      – Джон, я, конечно же, имел в виду не это, – примирительно сказал президент. – Со своей стороны категорически вас заверяю, что правительство Соединенных Штатов не стоит за этим покушением на Саддама.
      Какое-то время на другом конце провода Джон Мейджор оставался безмолвным. Ах вот как, подумал он, теперь понятно, зачем был нужен этот телефонный звонок. Президент в самом деле подозревает, что тут замешано правительство Великобритании, и хочет получить либо подтверждение, либо отрицание этого факта. Несколько секунд он усиленно размышлял, после чего промолвил:
      – Господин президент, со своей стороны я могу вам дать аналогичные заверения. Эти люди никоим образом не связаны с британским правительством – как официально, так и неофициально.
      Какое-то мгновение президент еще колебался. Но ему дал честное слово сам премьер-министр Великобритании.
      – Ну что ж, Джон, интересно все-таки знать, кто же они такие. В процессе обсуждения мы тут прикидывали возможность того, что это как-то связано с Южной Африкой, поскольку налицо участие южноафриканца. Но нам не ясен смысл этого. С какой стати им рисковать и организовывать заговор в Англии, если все можно было гораздо проще устроить у себя дома? Да и вообще, насколько нам известно, до сих пор у них не было каких-то особых пристрастий к Хуссейну. Еще одним возможным вариантом мог бы быть Израиль, но с израильтянами у нас налажены, э-э, контакты, и мы бы об этом знали. И, как и с южноафриканцами, трудно понять, зачем им было идти на все эти ухищрения в Англии, если можно было гораздо проще и с гораздо меньшим риском осуществить все из Израиля. Мы просто теряемся в догадках, кто бы это могли быть. У вас есть какие-то мысли по этому поводу?
      Он опять пытается меня поймать, подумал премьер-министр и ответил лишенным всяких эмоций голосом:
      – Боюсь, что нет, господин президент. Мы тоже не знаем, кто бы это могли быть.
      Дальше давить было бы уже слишком. Президент отметил раздражение в голосе премьер-министра и некоторую сдержанность в его ответах. Буш решил, что самое время слегка разрядить напряжение.
      – Ну что же, Джон, тогда, похоже, в настоящее время от нас зависит не так уж и много. Как-то так вышло, что мы с вами не общались со времени вашего переизбрания девятого числа. Мои поздравления. Вы получили мою телеграмму?
      – Конечно же, получил. Очень любезно с вашей стороны. Должен сказать, исход выборов оказался очень приятным.
      Да уж более чем, подумал президент. Голос премьер-министра зазвучал гораздо спокойнее, и Буш продолжил:
      – Мы тут все вам очень завидуем, Джон. У вас теперь не будет капать над головой еще пять лет, в то время как у нас куча проблем. Так хотелось бы, чтобы мои перевыборы были уже позади. Как раз сейчас на меня идут особенно сильные нападки со стороны оппозиции. В нужный момент я обязательно воспользуюсь вашими подсказками. Вы, безусловно, провели кампанию в лучшем стиле.
      Премьер-министр был явно доволен и польщен:
      – Вы очень любезны, Джордж. Нам сопутствовало удачное развитие событий. Мы добились того, чего хотели, в Маастрихте, и теперь Европейское сообщество движется в верном направлении. Похоже, для нас все складывается очень хорошо. Уверен, что и у вас все тоже будет в порядке. Если вам это поможет, то мой личный опыт показал, что кандидаты от оппозиции привлекают гораздо больше внимания, нежели голосов. Как бы то ни было, желаю вам аналогичного успеха этой осенью.
      – Спасибо, Джон. Вскоре мы с вами еще побеседуем.
      Джордж Буш опустил трубку и мысленно пробежался по основным моментам телефонного разговора. Он пришел к выводу, что раскусить Мейджора оказалось не так-то просто. С виду тот выглядел достаточно прямолинейным – иногда вплоть до банальности, – но распознать, что он думает на самом деле, было очень трудно. Сказал ли он ему правду?
      Президент Соединенных Штатов вздохнул и решил, что все-таки сказал.
 
      Проснувшись, Макдоналд услышал тихое «хлоп». Он вздрогнул и уже собрался было сесть, но тут же вспомнил о низком потолке. Он слегка повернул голову и увидел скорчившегося возле одной из боковых щелей Зиглера с рогаткой в руке. Послышалось мекание и топот какого-то улепетывавшего прочь животного.
      – Чертовы козы, – процедил американец.
      В укрытии было душно и не хватало воздуха. Горизонтальные смотровые щели представляли собой единственную вентиляционную систему. Хауард по-прежнему не спал и лежал все в том же положении. Макдоналд взглянул на часы. Он проспал пять часов – был почти полдень. Зиглер передал ему пластмассовую бутыль с водой.
      – Спасибо, Майк, – прошептал егерь, отвинчивая пробку, и сделал глоток тепловатой воды. У нее был привкус пластика. – Какие еще козы?
      – Проклятые животные пасутся вдоль гребня холма. Целое стадо. Проблема в том, что там, где пасется стадо коз, может находиться и пастух. Я пуляю в их задницы, и если кто-то за ними приглядывает, то подумает, что здесь осиное гнездо или что-то еще, и отгонит стадо подальше. – Зарядив рогатку еще одной свинцовой картечиной, Зиглер натянул резинку и прицелился. После выстрела раздалось очередное мекание. Макдоналд увидел, как тощая белая коза, подскочив, отбежала ярдов на тридцать и снова принялась за траву.
      – Дэнни? – шепотом позвал Хауард. – Думаю, какое-то время Майк и сам справится с натиском мародерствующих коз-убийц. – Он улыбнулся и указал на переднюю смотровую щель. – Там внизу что-то происходит.
      Макдоналд перевернулся на живот и взглянул через щель в сторону арены. Там появились признаки какой-то активности. Достав свой бинокль, он стал изучать окрестность.
      По всей окружности огромного поля люди были заняты установкой флагштоков и прикрепляли на них полотнища. Здания вокруг были украшены большими государственными флагами Ирака, в том числе и здание на противоположной стороне за стеной с портретом Хуссейна. Несколько здоровенных грузовиков остановились в центре арены. Люди выгружали из них более короткие шесты и разносили их в разные точки площади.
      – Зачем эти маленькие шесты, которые они выгружают? – спросил Макдоналд.
      – Похоже, это маркеры для того, чтобы завтрашняя аудитория располагалась стройными рядами. Но ты взгляни на противоположную сторону, прямо перед портретом Саддама. Лучше через подзорную трубу.
      Макдоналд приник к окуляру. Его взору открылась картина местности, увеличенной в шестьдесят раз. Как раз перед самой стеной с портретом с большегрузных машин снимались секции огромного деревянного помоста, которые тут же устанавливались. Команда солдат свинчивала их друг с другом, и постепенно помост обретал свои очертания. Офицер, стоявший перед ним, руководил сборкой и следил, чтобы платформа оказалась точно по центру. Пока Макдоналд наблюдал за происходящим, на помост была поднята более скромная конструкция белого цвета, которую расположили в середине платформы. Макдоналд увидел, как ее части были собраны вместе и люди начали устанавливать по углам невысокие столбики, а затем натянули между ними толстый белый канат. Наконец появились четыре солдата с приставной лестницей из трех ступенек и установили ее с тыльной стороны.
      Дэнни передал трубу обратно Хауарду, который тут же принялся разглядывать, как солдаты укрепляют лестницу.
      – Годится, – тихо произнес он. – Почетная трибуна. Да к тому же почти на нужном расстоянии. Если стена находится от нас в тысяче двухстах девяноста ярдах, то до трибуны будет ярдов тысяча двести пятьдесят. То, что нужно. Давай-ка, определи до нее точное расстояние.
      Прилаживать громоздкий цилиндр дальномера к смотровой щели было неблагодарным занятием, но не прошло и десяти минут, как Макдоналд надежно установил его на треногу и приник к окулярам в центре торцевой части. Он сфокусировал раздвоенное изображение на передней стенке белой трибуны и начал вращать настройку. Постепенно две половинки изображения совместились, и он посмотрел на показания прибора.
      – Одна тысяча двести сорок два ярда.
      Они снова разобрали дальномер и отложили его в сторону.
      Макдоналд достал крошечный переносной компьютер и включил его. Практика в Баданахе и последующие наставления Ашера сделали его специалистом в программах по баллистике.
      – Так, давай немножко попрактикуемся, – произнес Хауард. – Скорость ветра… – Он посмотрел на небольшую приборную панель рядом с собой – один узел, справа налево. Барометр: девятьсот восемьдесят девять миллибар. Влажность: восемьдесят процентов. Температура воздуха: тридцать один градус.
      – Температуру в градусах Фаренгейта, пожалуйста, – попросил Макдоналд, вводя остальную информацию.
      – Извини, восемьдесят шесть.
      Макдоналд закончил ввод и нажал клавишу «SUM». Не прошло и пары секунд, как на экране загорелся ответ. Он прочитал данные для тысяча двухсот сорока ярдов.
      – Если я оставлю прицел неизменным после пристрелки, которую я делал на тысячу двести ярдов, пуля уйдет на двадцать девять дюймов ниже и на десять дюймов левее. Поэтому необходимо перевести на десять делений вверх барабан регулировки превышения и на три деления вправо регулировку упреждения.
      – Хорошо, – похвалил Хауард. – Это совпадает с твоими записями вычислений?
      – Мои вычисления сделаны для промежутков между расстояниями до цели только через каждые двадцать пять ярдов, а не через пять, как это делает компьютер. – Макдоналд пролистнул свою тетрадь и нашел страницу с погодными данными, наиболее близкими к тем, что они замерили. – Да, соответствующие числа совпадают. Все правильно.
      – Ну что ж, Дэнни, считай, что мы уже в деле, – произнес Хауард со злорадной усмешкой.
      Сзади них опять раздалось сухое «хлоп» рогатки.
      – Чертовы козы, – пробурчал Зиглер.

      На него снова нашел приступ слепой ярости.
      Чем сильнее становилась ярость, тем больше она помрачала его ум, а чем больше помрачался его ум, тем сильнее становилась ярость. Это была безжалостная спираль, ведущая в пропасть к буйному помешательству. В своих худших проявлениях ярость становилась неуправляемой, она почти лишала рассудка и заставляла крушить все и вся, что только попадало в его поле зрения.
      Все еще сдерживая себя, мужчина злобно сверкнул глазами на столовый прибор, расставленный перед ним на длинном столе, затем на оцепеневшего от страха слугу, стоявшего в конце комнаты. Жалкое, ничтожное создание, подумал он. Все они – ничтожества!
      Тлеющая убийственная злоба разгоралась в его голове, и наконец ярость одолела все сдерживающие барьеры. Резким взмахом руки он смел со стола блюда, тарелки, бокалы и бутылки. Эхо звона бьющегося хрусталя и фарфора стихло, и взгляд холодных черных глаз угрожающе застыл на фигуре у стены. Его бездонная глубина завораживала. Ровный леденящий душу голос был полон смертельной угрозы.
      – Убирайся.
      – Ваше превосходительство, – с дрожью и страхом прозвучало в ответ, – мне навести поря…
      – УБИРАЙСЯ! – Мужчина грохнул тяжелым кулаком по столу.
      С побагровевшим и трясущимся от гнева лицом он встал со стула. Перепуганный слуга уже не нуждался в дальнейших указаниях. С жалобным криком он выскользнул из комнаты, не забыв прикрыть за собой массивную дверь.
      Оставшись в одиночестве, мужчина свирепо пнул свой стул так, что тот взвился в воздух. Словно пойманный зверь, он начал метаться по комнате, пытаясь избавиться от охватившего его чувства. Он знал, что ярость каждый раз возникала от одной и той же мысли, как только он задумывался об этом человеке. Человеке, который солгал ему и предал его. Единственном иностранце, которому он доверял и которого считал повинным во всех своих унижениях.
       Келли.Лжец и предатель Келли. Само имя повергало мужчину в темную пучину бешенства. Он оскалил зубы и в который раз прорычал это имя в пустую комнату. Келли! Он был другом Келли и откликался на его просьбы. Он был добросовестным и перед Келли и перед Соединенными Штатами. А они его предали. С тех пор он много раз клялся себе, что Келли еще будет молить его о пощаде, как это делали многие до него. И вот тогда…
      Рука мужчины нащупала пистолет на бедре. Он достал его из кобуры. Лязг затвора отозвался от стен, когда он его передернул. Келли! Неожиданно он прицелился и два раза выстрелил в сторону массивной деревянной двери. Грохот оказался оглушающе громким. Одна из пуль срикошетила от стены из армированного бетона в изысканный серебряный кофейник на дальнем конце стола и, пробив в нем дыру, опрокинула его на пол. Мужчина не обратил на это внимания. На столе образовалась лужица кофе, начавшего потихоньку стекать на пол.
      Теперь сюда никто не войдет, подумал он. После того, как прозвучали эти выстрелы, никто не отважится войти. Слух о стрельбе разнесется очень быстро. Повсюду люди будут дрожать от страха, съежившись от его гнева, словно высохшие крысы, а их кишечники будут опорожняться от одной мысли, что их сюда пошлют первыми. Запуганные…
      Это хорошо, подумал мужчина. Пусть толпа живет в страхе. Это помогает держать ее в узде. И пусть Келли доставят к нему, когда наступит час расплаты. Но ею не станет милосердная пуля – для Келли это будет бесконечная сумасшедшая боль, долгая и медленная смерть от душераздирающих пыток.
      После стрельбы он почувствовал некоторое облегчение. Рассеянно он достал патрон из патронника пистолета и вставил его в магазин, добавив туда еще два патрона из ящика в столе, чтобы заменить те, которыми он выстрелил. Его мысли отвлеклись. Завтра…
      Завтра. Должно быть, наверху, на улицах, сейчас уже темно. Завтра будет важный день. Обстоятельства вынудили его действовать, но, как это случалось всегда, он обернет все в свою пользу. Вынудили, подумал он злобно. Перед ним стояла единственная альтернатива: либо это будут иранцы, либо сирийцы. Он ненавидел и тех и других, но сирийцев все-таки больше.
      Пакт о ненападении. Ему не оставалось ничего другого, как проявить инициативу. Экономика находилась в отчаянном состоянии. Необходимо было заключить соглашение с кем-то из них, прежде чем они, объединившись, не раздавят его в лепешку. Завтра иранский прислужник поставит свою подпись. Демонстрация силы произведет на него должное впечатление, и у него не останется никаких сомнений, чем это может кончиться. Да и многие месяцы подготовительной работы и переговоров не должны пройти даром. Он поставит подпись.
      Но при этом ни самому приспешнику, ни его хозяевам в Тегеране доверять нельзя. Доверять им нельзя никогда! Они всегда постараются или обмануть, или схитрить, или… Да. Это тоже было возможно. Возможность существования заговора никогда не исключалась. Заговорщики были повсюду… Что ж, он уже принял меры предосторожности на завтра. Это было так просто. Если заговор существовал, он провалится, как и все предыдущие. Неужели они считают, что он настолько глуп? Что ж, они убедятся как раз в обратном. И убедятся они в этом завтра. Завтра…
      В глубине лабиринта из бункеров под улицами Багдада Саддам Хуссейн продолжал одиноко выхаживать в полумраке комнаты.
 
      Наконец-то, ко всеобщему облегчению, температура в укрытии начала падать. Холодный ночной воздух отобрал тепло у земли и у настила. Внутри укрытия стало опять вполне сносно. Хауард в конце концов решил отдохнуть и теперь спал, лежа в углублении, а Зиглер занял его место рядом с Макдоналдом. Внизу, в городе, движение в основном тоже стихло. Огни горели по-прежнему, а на задворках были видны маленькие костры среди разбросанных лагерных стоянок солдат, участвовавших в подготовительных работах на арене. Ближайшая из них находилась в шестистах ярдах от них вниз по склону.
      Целый день они смотрели, как кто-то приезжал или уезжал. Наблюдалась постоянная активность. Потоки людей текли по шоссе под линией электропередач и мимо опоры, на которой был установлен второй анемометр. Мужчины внимательно следили из укрытия за происходящим – никто из тех, кто проходил мимо, так и не обратил внимания на три крошечные вращающиеся чашечки прибора высоко у них над головами. Теперь Зиглер был по этому поводу спокоен.
      – Обычно люди вверх не смотрят, Дэнни. Они смотрят либо прямо перед собой, либо вниз. Они его не заметят, а если и заметят, то подумают, что так и должно быть.
      Макдоналд видел в этом определенный резон. Королевские олени вели себя очень похоже – они тоже были склонны смотреть вниз с холма. Вероятность того, что они тебя заметят, была гораздо меньше, если ты находился над ними на холме.
      По большей части день прошел в постоянном напряжении и настороженности. Дэнни чувствовал, что остальные испытывают то же самое, хотя это не помешало им урвать несколько часов нерегулярного сна между дежурствами. Жизнь в столь ограниченном пространстве и в столь примитивных условиях, что говорить, способствует взаимному узнаванию, размышлял он. Эти герметичные пластиковые пакеты – слава Богу, что они прихватили их с собой. В глубокой норе рядом с ногами Хауарда их скопилось уже предостаточно. Если бы не пакеты, запах был бы…
      – Ш-ш-ш. – Тихое шипение Зиглера сразу же привело Дэнни в состояние повышенной готовности.
      Обернувшись, он увидел, как американец пристально вглядывается в левую смотровую щель, и пододвинулся поближе, чтобы проследить за его взглядом. Зиглер протянул через него руку. Его пальцы обхватили ушную мочку Хауарда и слегка ее сжали. Хауард моментально проснулся и схватил свой АК с глушителем. Все трое стали смотреть через щель.
      Патруль из дюжины иракских солдат двигался вдоль вершины гребня в их направлении. Через прибор ночного видения Макдоналд смог лишь различить фигуры ярдах в четырехстах от них. По мере их приближения становился слышен топот сапог по жесткой земле. Патруль остановился ярдах в двухстах пятидесяти от них, голоса солдат были едва различимы. Через какое-то время старший наряда снова двинулся дальше, направляясь вниз по склону и… прямо в сторону укрытия. Восемь человек – четверо остались на месте.
      Они подходили все ближе и ближе. Пятьдесят ярдов, сорок. Они должны были пройти прямо над укрытием. Они его обнаружат. Макдоналд задержал дыхание и сжал свой автомат. Хауард скорчился возле входного лаза, готовый к прыжку. Двадцать ярдов, десять…
      Восемь человек прошли как раз рядом с боковой смотровой щелью. Камешек, задетый сапогом, свалился внутрь укрытия и был остановлен рюкзаком Макдоналда. Наконец патруль прошел мимо. Макдоналд наблюдал, как они скрылись внизу, в направлении лагерных стоянок.
      Тридцать минут они следили за четырьмя оставшимися солдатами, чьи силуэты выделялись на фоне неба вдоль линии гребня. В укрытие доносились тихие голоса мужчин. Вспыхнул огонек спички, и затлела сигарета. Трое солдат уселись на землю, а четвертый какое-то время бродил поблизости, собирая ветки кустарника и колючки. Зажглась еще одна спичка, и Макдоналд увидел, как разжигают костер. Пламя разгорелось. Свет от костра осветил лица четырех мужчин, усевшихся вокруг огня.
      Прошел час – трое солдат раскрутили одеяла и легли. Четвертый оставался сидеть до тех пор, пока головешки в костре не начали темнеть. Затем он поднялся на ноги и стал ходить туда-сюда, стараясь разогнать озноб.
      – Дэнни. – Шепот Хауарда был едва слышен. – Ты останешься здесь, а мы с Майком пойдем разберемся с этими ребятами.
      – Но ведь они же нас не видели.
      – Нет, но если они останутся здесь до утра, то могут нас увидеть, когда ты начнешь палить из своей винтовки. А уж когда настанет время уходить, они нас увидят наверняка.
      – Но разве их не хватятся? Или кто-то придет их сменить?
      – Мы не можем рисковать. Будь иракская армия хоть наполовину боеспособна, я ответил бы: да, их должны хватиться. Но ты только взгляни на них – это же пушечное мясо. Нет, я не сомневаюсь, что какое-то время о них никто и не вспомнит. Они ни с кем не связаны по радио – просто у них его нет как такового. Я предполагаю, что им дан приказ оставаться здесь, пока завтра все не окончится. Вероятно, они даже не знают, что сюда собирается приехать их большой босс.
      Макдоналд неуверенно кивнул, и мужчины приготовились уходить. Зиглер бесшумно вытолкнул заглушку, прикрывавшую лаз, и выбрался наружу, Хауард последовал за ним. Макдоналд не упускал их из виду, когда они начали удаляться от укрытия, по-змеиному переползая вверх по склону. Но, даже пользуясь ПНВ, уже через десяток ярдов он потерял их среди растительности. Какая-то часть его мозга отметила, что с этими людьми было бы классно поохотиться в горах…
      Почти полчаса Макдоналд нетерпеливо наблюдал за часовым на гребне холма. Через каждые несколько минут солдат возвращался, чтобы подбросить в костер дров и посидеть возле огня, затем он опять вставал и начинал расхаживать туда-сюда.
      Казалось, какая-то тень мелькнула за спиной бодрствующего часового, и Макдоналд увидел, как тот бесшумно свалился на землю. Трое солдат, укутавшиеся в свои одеяла, даже не шевельнулись. Затем меньше чем через минуту Макдоналд подумал, что заметил какое-то легкое движение. А потом опять ничего – ни единого звука, ни одного видимого движения. Макдоналд ожидал услышать тихое покашливание АК с глушителем, но ничего подобного не было.
      Его сердце громко стучало. Что же там могло случиться? Неожиданно он почувствовал себя одиноким, таким одиноким и беззащитным, каким он ощущал себя в резиновой лодке посереди Красного моря. Что, если Эд или Майк ранен или убит? Или это случилось с обоими? Как он справится в одиночку? Ему пришлось ждать долгие нелегкие минуты. Пятнадцать. Двадцать. Тридцать. Сорок! Должно быть, что-то не так. Почему у них ушло так много времени, чтобы вернуться обратно, если им не надо беспокоиться о том, что их заметит патруль? Почему они не…
      – Дэнни. – Голова Макдоналда резко повернулась в ту сторону, откуда донесся голос.
      Он увидел, как в десяти ярдах от укрытия из зарослей появился Зиглер и стал приближаться к нему. За ним следовал Хауард. В считанные секунды они замели следы на земле рядом с укрытием и оба нырнули внутрь.
      – Что случилось? – сиплым шепотом спросил Макдоналд.
      – Мы о них позаботились, – лаконично ответил Эд.
      Взгляд Макдоналда скользнул по огромному охотничьему ножу на ремне у Хауарда.
      – Почему вы так долго?
      – Потом пришлось заняться небольшой уборкой, – спокойно объяснил Зиглер. – Мы же не могли так и оставить их лежать там вместе со всеми своими вещами, не так ли? А потом нужно было уничтожить все следы, убедиться, что там вообще ничего не осталось, ну и тому подобное.
      – А куда вы дели тела?
      – Ну-у… – протянул Зиглер. – Скажем, так… Я надеюсь, наши планы не изменятся и нам не придется воспользоваться запасным укрытием. Там сейчас, так сказать, полна коробочка, но запах будет не очень сильным, поскольку солнце придет туда только утром.
      – Значит, второе укрытие все-таки оказалось кстати, – промолвил Макдоналд, выдавив улыбку. – Я рад, что эти сверхурочные земляные работы не обернулись пустой тратой времени и сил.
      Зиглер как-то странно поглядел на Макдоналда и повернулся к Хауарду:
      – Эд, знаешь, о чем я подумал?
      – О чем?
      – Похоже, в конце концов нам все-таки удастся сделать из этого «скотча» настоящего солдата, – ответил Зиглер.
      – Майк, я и сам подумал о том же, – сказал Хауард.

      – Уолтер, Джей-СТАРС наблюдает массовое передвижение транспорта в сторону Тикрита.
      – Как это выглядит? – Морж присоединился к Кируину, сидевшему перед большим экраном.
      – В течение последнего часа к городу стекаются машины с брезентовым верхом – в основном грузовики. Начиная с… чуть раньше 7.00 по иракскому времени. Никакой бронетехники. По моим предположениям – большое количество солдат. Возможно, они собираются, чтобы принять участие в каком-то параде. Скажите, – немного отвлекся от темы Кируин, – это верно, что сегодня день рождения Саддама?
      – Так мне сказали, Джон. Что говорится в последних донесениях?
      – Вот здесь, вверху, на севере. Вот это – аэродром. Северная авиабаза Сахра-Тикрит. АВАКС доложила об активизации полетов на вертолетах в этом районе с час назад или около того, но приблизительно через полчаса там все стихло. Затем, двадцать минут назад, с юга туда прилетел один вертолет. Без сопровождения. Он по-прежнему находится на земле. Там была еще крупная колонна бронетехники. Сразу же после приземления вертолета она двинулась на юг, к городу. Понятно?
      Морж не отводил взгляд от экрана. Разобраться в изображении было крайне трудно, но у Кируина была более богатая практика, и по мере его объяснений картина приобретала для Моржа все больший смысл. Он согласно кивнул.
      – Есть еще вторая, меньшая по размерам, группа транспорта – легкая бронетехника и автомобили, – движущаяся с юга по автостраде вот в этом месте, – сообщил Кируин. – Похоже, они, как по команде, все устремились к городу. Вы не думаете, что назревают какие-то события?
      – Я не знаю, Джон, но похоже на то. Нам известно, что это за бронетехника?
      – Идущая с севера тяжелая техника состоит из ОБТ – основных боевых танков. Т-54, Т-55, Т-62 – вы знаете. Может быть, даже Т-72. Более легкие машины, идущие с юга, скорее всего БТР-70 и БРДМ-2. Легкая броня, не гусеницы, а колеса. Вот такие дела. С ними едут несколько джипов и автомобилей.
      – О'кей. Я хочу, чтобы, начиная с этого момента, все летающие там спутники проходили по низким траекториям. Проследи, куда направляется вся эта техника, и не спускай с нее глаз. Я хочу иметь распечатки снимков после каждого прохода. Уяснил?
      – Сделаем, – пообещал Кируин. – Знаете, Уолтер, мы бы увидели гораздо больше, если бы там пролетел и TR-1.
      – Боюсь, тут нет никакой возможности. Я уже заикался об этом. ВВС сказали, что я, должно быть, сошел с ума. Им не хочется, чтобы их чертову штуку сбили, и тут я могу понять их позицию. Помнишь доклады об установках СА-4? Так вот, в них указано, что одна из них находится как раз в Самарре, прямо у шоссе из Тикрита. А сбить TR-1 противосамолетной ракетой СА-4 не составит труда. Думаю, что от этой мысли придется отказаться.
      Продолжая приглядывать за основным экраном, Кируин начал вводить в компьютер команды о снижении траекторий соответствующих спутников. Не прошло и десяти минут, как он снова подозвал Моржа:
      – Похоже, вся бронетехника сосредотачивается на вот этом открытом участке на краю города, вот здесь, внизу, – сообщил он, захлебываясь от возбуждения.
      Ничего не ответив, Морж стал пристально всматриваться в экран. Потихоньку позади него начали собираться остальные аналитики. По мере скопления техники в одном месте электронное изображение на экране становилось все более и более сложным. Все присутствующие чувствовали, что назревают какие-то очень важные события. Никто не разговаривал.
      – Эй! – неожиданно воскликнул Кируин, нарушив тишину своим высоким голосом. – Тот вертолет снова поднялся в воздух. И он тоже летит в сторону города!
 
      Трое мужчин в укрытии услышали рев танковых двигателей и лязгающий скрежет гусениц задолго до того, как увидели сами танки. К тому времени внизу на арене собрались уже тысячи людей. В основном это были пехотинцы, которых доставили на грузовиках, десятками выстроившихся на обширных стоянках по всему городу. Теперь солдаты стояли в многочисленных шеренгах по периметру арены лицом к платформе и белой трибуне. Между подразделениями, в середине арены, было отведено место для гражданских лиц, которое тоже постепенно заполнялось – жители Тикрита послушно откликнулись на настойчивые призывы из громкоговорителей, предлагающие принять участие в предстоящих торжествах.
      Широкое пространство вокруг платформы и возле портрета так и осталось пустым. Назойливый рокот приближавшейся колонны бронетехники стал еще громче. На арене появился небольшой конвой из колесных разведывательно-диверсионных бронемашин БРДМ и занял место на дальней правой стороне. Хауард был удивлен, увидев среди БРДМ черный лимузин – тот был пропущен вперед и остановился перед строем бронемашин. На капоте лимузина развевался крохотный вымпел, но он был слишком мал, чтобы Хауард смог определить, чей же это флаг.
      Небольшое подразделение из пятидесяти решительного вида солдат распоряжалось перемещениями на арене. Наблюдая за ними в подзорную трубу, Хауард неожиданно сообразил, что из всех военнослужащих, присутствующих здесь, только эти солдаты имели личное оружие.
      – Президентская охрана, – еле выдохнул он. – Свершилось! Дэнни, приготовься.
      Рев и грохот танков стали почти оглушающими. Макдоналд извлек из футляра огромную винтовку и пристроил ее так, чтобы дульный срез высовывался из передней смотровой щели укрытия. Из нагрудного кармана он достал кошелек с патронами и положил его рядом со стволом винтовки. Пробежавшись вместе с Хауардом по показаниям приборов, он быстро ввел данные в компьютер.
      В восемь часов утра было все еще относительно прохладно.
      – Девятнадцать по Цельсию, – прошептал Хауард, – но теплеет. Дэнни, поставь на двадцать. Это шестьдесят девять по Фаренгейту, но лучше поставь на семьдесят.
      – Ветер?
      – Ни дуновения. Полный штиль!
      Макдоналд закончил вводить показания. Компьютер выдал траекторию. Дэнни начал регулировать телескопический прицел. Хауард вставлял пленку в фотокамеру с широкоугольным объективом, установленную на невысоком штативе.
      Строй танков прогрохотал на арену и рассыпался веером по обеим сторонам. Недавно призванные солдаты шарахнулись от них толпой, внеся сумятицу среди гражданских в центре поля. Спектакль с прибытием танков оказался впечатляющим зрелищем даже для трех мужчин, находившихся в укрытии за тысячу ярдов от сцены. Им оставалось только догадываться, как это выглядело для солдат и гражданских, скопившихся на самой арене. Вскоре перепахивающие сухую землю гусеницы танков подняли густое облако пыли, которое скрыло вид на происходящее. Казалось, рычание двигателей продолжалось еще долгие минуты, затем мало-помалу оно начало стихать. Лязг гусениц прекратился, и двигатели перешли на холостой ход; один за другим они начали глохнуть. Постепенно воздух очистился, и мужчины в укрытии осмотрелись вокруг.
      Танки и бронетранспортеры охватили кольцом огромное скопление народа. Макдоналд мог лишь догадываться о количестве людей в толпе – десять тысяч человек, прикидывал он, а то и побольше. Он было принялся пересчитывать танки, но тут до его слуха донесся стрекочущий шум.
      – Вертолет на подлете! – Голос Хауарда звенел от напряжения.
      Над городом скользнул большой вертолет. Сделав крутой вираж над ареной, он завис в воздухе и начал медленно опускаться на свободное пространство справа от платформы. На высоте сотни футов от земли его винты стали поднимать пыль, и картину снова заволокло пылью. Как раз перед тем, как вертолет скрылся в им же поднятом облаке пыли, Хауард успел заметить, что многочисленные пехотинцы и гражданские схватились за свои головные уборы, а их одежда трепещет в воздушном потоке, поднятом лопастями винта. Затем двигатель вертолета начал затихать, и пыль понемногу осела.

      Хауард увидел, что дверца стоявшего чуть правее от вертолета лимузина открылась. Из нее вышел небольшенький мужчина в черных ниспадающих одеждах и тюрбане и зашагал в сторону вертолета в сопровождении адъютанта и двух человек из Амн-аль-Хасс – личной охраны президента Ирака.
      – Похож на иранского аятоллу, – пробормотал Хауард. – Что это он тут делает? Я считал, что иранцы с Саддамом – смертельные враги.
      Иранец подошел к вертолету и остановился вне круга, описываемого лопастями, в ожидании, когда те остановятся. До укрытия доносился шум вращавшегося по инерции винта. Наконец лопасти замерли и плавно обвисли. Дверца вертолета открылась, и из нее спустилась дородная фигура мужчины в оливково-зеленой форме и черном берете. За ним появились еще трое в форме. Начальник караула скомандовал своим людям «смирно» и отдал честь. Коротко ответив на приветствие, дородный мужчина прошел мимо и приблизился к иранцу. Между ними последовало длительное рукопожатие, которые завершились недолгим формальным объятием. Вместе с сопровождающими лицами иранец последовал за дородным мужчиной в нескольких шагах позади него.
      Хауард плотно прижался глазом к подзорной трубе, наблюдая за перемещениями новоприбывшего. До сих пор он множество раз видел это лицо на фотографиях и кадрах кинохроники и сейчас, воочию глядя на его обладателя, испытывал чувство нереальности. Но на самом деле все происходило в действительности. Вот он, этот ублюдок, прямо перед ними.
      – О'кей, это он, – со злостью прошептал Хауард Макдоналду. – Вон тот, впереди. Дождись, пока он не поднимется на трибуну. Зигги, у тебя все чисто?
      Зиглер контролировал укрытие с тыла. Его взгляд быстро перемещался от одной смотровой щели к другой, чтобы в последний раз убедиться в отсутствии незваных гостей.
      – Да, чисто, – коротко ответил он. – Действуйте.
      Макдоналд уже просунул ствол винтовки дальше в щель. Потихоньку он устроился, заняв положение для стрельбы. Он оттянул затвор винтовки и дослал патрон в патронник, мягко подтолкнув большим пальцем огромную гильзу. Встав в казеннике на место, она сухо щелкнула. Макдоналд закрыл затвор. Его дыхание стало медленным и спокойным.
      – Мне нужна абсолютная тишина, и чтобы ни малейших движений, – потребовал он у Хауарда с Зиглером. – Я должен сосредоточиться.
      Массивная фигура иракского президента появилась на платформе и направилась к трибуне в центре. Собравшаяся внизу толпа смолкла. Президент начал не спеша подниматься по ступеням. Иранец со своим адъютантом заняли место на платформе по правую сторону от трибуны, а окружение президента – по левую. Два старших иракских адъютанта, стоя на платформе, о чем-то тихо переговаривались. Саддам Хуссейн достиг верхней ступени трибуны и встал по стойке смирно. Он поднял правую руку, отдавая честь в ответ на приветствия войск, находившихся внизу.
      Неожиданно на лице приникшего к подзорной трубе Хауарда отразилось беспокойство:
      – Тут что-то не пра…
      Винтовочный выстрел встряхнул укрытие. Это Макдоналд уже нажал на спусковой крючок, из-за чего подзорная труба подпрыгнула и изображение перед глазами Хауарда дернулось. Макдоналд поспешно перезаряжал винтовку.
      – Я сказал – тихо, черт побери! – гневно крикнул он Хауарду. – Проверь попадание!
      Тяжелой пуле понадобилось почти две секунды, чтобы пересечь открытое пространство и достигнуть цели. Шумно зажужжал моторчик фотокамеры, включенный Хауардом. Оба, и Хауард и Макдоналд, каждый приник к своей оптике. Вдруг они увидели, что массивную фигуру какой-то невидимой силой резко приподняло кверху. Тело перевернуло в воздухе и отбросило назад, после чего оно замертво свалилось возле ступеней трибуны.
      Люди на платформе застыли, оцепенев от шока. Один из адъютантов Хуссейна выхватил пистолет и держал его на весу, готовый открыть стрельбу. Остальные даже не пытались что-либо сделать и только дико осматривались по сторонам. В толпе раздались первые тревожные крики и вопли.
      «Трах!» Большая винтовка выстрелила снова. Хауард и Зиглер были застигнуты врасплох. Им показалось, что шотландец во всю мочь проорал что-то вроде «Аллах!»
      – Какого черта… – Хауард в бешенстве обернулся к Макдоналду, который по-прежнему не отрывал взгляда от оптического прицела. – Ради всего святого, прекрати! Какого хрена ты это сделал?
      Макдоналд, ничего не замечая вокруг, продолжал всматриваться в прицел. Он увидел, что вторая пуля попала адъютанту с пистолетом в нижнюю часть живота. Неожиданно согнувшись пополам, мужчина повалился вниз и стал корчиться на платформе. Теперь глаза шотландца загорелись триумфом.
      – Мак, ради всего святого! – взмолился Хауард. – Прекрати немедленно. Сейчас же остановись! Говорю тебе, это был не Саддам! Это был не он!
      Макдоналд повернулся на голос.
      – Что ты хочешь сказать? Он мертв! Я всадил ему точнехонько посреди груди с первого же выстрела! Да посмотри же сам!
      Внизу под ними арена превратилась в кромешный ад. Люди в толпе с криками и воплями метались из стороны в сторону, охваченные паникой и растерянностью. Президентская охрана в не меньшей панике и растерянности открыла беспорядочный огонь по толпе. Их дезориентировал хлопок, сопровождавший переход через звуковой барьер первой пули Макдоналда, а к тому времени, когда арены достиг звук самого выстрела, вокруг уже поднялся тревожный хор голосов, и отдаленный щелчок винтовки потонул в общем шуме. Люди из окружения Саддама попрыгали с платформы, оставив тела своего лидера и его адъютанта лежать там, где они упали. Массивный мужчина в черном берете лежал неподвижно; раненый адъютант слегка шевелился. Два телохранителя сгребли иранца и прижали к земле, руки дипломата были безжалостно завернуты за спину, а лицо уткнулось в пыль. Охранники продолжали стрельбу, и разбегавшиеся в ужасе военные и гражданские оставляли за собой убитых и раненых – мужчин и женщин.
      «БУМ!» Земля вздрогнула, и из ствола Т-72, стоявшего на арене справа, вылетел черно-серый дым. Стодвадцатипятимиллиметровый снаряд просвистел над перепуганной до смерти толпой и невооруженными солдатами. Стрельба озиравшихся в замешательстве охранников стала реже.
      «БУМ!» Т-72 выпустил второй снаряд. Толпа и солдаты распластались в пыли на арене. Огонь со стороны охранников прекратился. До укрытия донеслось рокочущее эхо двух разрывов, а затем все стихло.
      – О'кей, уматываем отсюда к ядреной матери, – спокойно произнес Зиглер. – Я не горю желанием ошиваться здесь дальше и досматривать эти чертовы торжества.
      – Нет! – оборвал его Хауард, не отрываясь от трубы. – Подождем. Говорю вам, это был не Саддам! Это был двойник!
      – Какой еще к черту двойник? – удивился Макдоналд.
      – У него не было пистолета, – пояснил Хауард. – Этот гад всегда ходит с пистолетом. Его еще ни разу не видели без оружия. Практически это его визитная карточка. Должно быть, этот был двойником. Придется подождать.
      – Вот тварь, – только и промолвил Зиглер.
      Теперь все трое повернулись к щели и наблюдали за происходящим. На краю арены у стоявших позади танка Т-72 гусеничных бронемашин БМП-1 с лязгом распахнулись тяжелые стальные двери, и оттуда посыпались люди. Это была еще сотня охранников из Амн-аль-Хасс. Построившись в колонну, они бегом направились к почетной трибуне. Охранники проложили себе путь через толпу, втаптывая в землю тех, кто уже лежал, и достигли середины арены. Командир подразделения выкрикнул резкую команду. Его люди рассыпались веером, направив свое оружие на охранников из первого подразделения, стоявших вокруг платформы. Офицер пролаял еще какие-то приказы, и солдаты из первоначальной охраны медленно сложили оружие и подняли руки.
      Второе подразделение охранников набросилось на первое. Оружие было отобрано, а его хозяев грубыми пинками согнали в шеренгу и поставили на колени в пыль. Все протесты стихли под глухими ударами ружейных прикладов.
      – Похоже, смена караула в Букингемском дворце проходит элегантней, – прокомментировал Зиглер. – Эти задницы так и не сообразили, что же случилось.
      Теперь все люди из первоначального подразделения Амн-аль-Хасс стояли на коленях, а новоприбывшие охранники заняли их посты. Удовлетворенный наведенным порядком, командир рявкнул очередную команду. В сопровождении шести человек он быстрым шагом снова вернулся на край арены и, остановившись перед Т-72, замер по стойке смирно.
      Башенный люк танка медленно откинулся кверху, и из него подтянулся находившийся внутри мужчина. Показалось лицо под черным беретом, искаженное яростью и гневом.
      Саддам Хуссейн тяжело спрыгнул с танка и тщательно отряхнул от пыли форменную рубашку. Несколько секунд он стоял возле танка, злобно озираясь по сторонам мерцающим взглядом. Медленно-медленно расстегнув кобуру на поясе, он достал автоматический пистолет и передернул затвор. Кругом воцарилась звенящая тишина. Звук передергиваемого затвора, похоже, донесся до всех, кто был на арене, – несколько голов, приподнявшихся, чтобы взглянуть на происходящее, в страхе зарылись обратно в пыль. Начальник охраны и его люди сникли под угрожающим взглядом тирана. Хуссейн взмахнул пистолетом, чтобы они расступились, и размеренным шагом двинулся к платформе. Охрана пристроилась по сторонам, и он с чванливым видом вышагивал через по-прежнему распростершуюся на земле толпу. Некоторые сами в отчаянии расползались с его пути, а тех, кто окаменел от страха, отбрасывали в стороны ноги и приклады охранников.
      Саддам воспользовался моментом. Он затягивал действо, отлично понимая, какой ужасающий эффект произвело его появление. И Хауарду, и Макдоналду, и Зиглеру казалось, что, кроме диктатора, на арене никого не осталоеь. Вид этого человека производил колоссальное, неизгладимое впечатление. Они знали, как и все, кто находился на арене, что на этот раз никаких сомнений в его личности быть не может.
      Саддам Хуссейн подошел к платформе и остановился. Он коротко взглянул на своего мертвого двойника, а затем на раненого адъютанта, который был все еще жив и стонал в агонии, заливаясь кровью. Диктатор отвернулся от обоих и бросил какое-то приказание начальнику охраны.
      Двое солдат бесцеремонно подняли с земли иранского дипломата и потащили к иракскому президенту. Они бросили его ничком у ног Саддама. Иранец попытался встать, но тут же был снова сбит на землю ударом приклада. Черный тюрбан слетел с его головы и мягко закувыркался в пыли. Саддам поднял пистолет и выстрелил иранцу в затылок. Тело оттащили в сторону.
      Следующим стал командир первого подразделения охранников. Извивающегося и что-то булькающего в ужасе и отчаянии, его тоже распростерли перед президентом. Приподнявшись, он на мгновение заглянул в глаза Хуссейна и обмяк. Пистолет Саддама снова выстрелил, и офицер свалился замертво.
      Один за другим охранники из первого подразделения выводились на казнь. Макдоналд сообразил, что Саддам не собирается сходить с места. Каждого человека, подлежащего расстрелу, подтаскивали прямо туда, где стоял палач. Почти неуловимым движением Макдоналд изготовился к стрельбе. Хауард с Зиглером, почувствовав, что шотландец вот-вот выстрелит, боялись шелохнуться и завороженно наблюдали за происходящим.
      Макдоналд пристально всмотрелся в оптический прицел. Фигура Саддама слегка подрагивала – эффект миража из-за постепенно возраставшей жары был теперь более ощутимым. Краешком глаза он отметил, что дрожание поднимавшегося воздуха смещается внизу картинки чуть-чуть влево. Очень слабый ветерок, подумал он. Инстинктивно Макдоналд прицелился на фут правее. Он сделал медленный выдох. Перекрестье оптического прицела совпало с правым краем фигуры Саддама Хуссейна и застыло в полной неподвижности. Макдоналд спустил курок.
      Отдача от огромной винтовки в очередной раз ударила в плечо Макдоналда, и пуля устремилась к цели – мимо двух анемометров, над толпой распростертых на земле иракцев она летела по направлению к тирану.
      Что заставило пулю пойти ниже, так и осталось не ясно. То ли это был неожиданный порыв ветра, отклонивший траекторию, то ли крохотная разница в весе пули или порохового заряда, то ли искажение изображения в прицеле из-за миража, дрогнула ли чуть-чуть рука самого стрелка, разогрелся ли ствол винтовки после первых двух выстрелов – Макдоналд так никогда и не узнает.
      Слегка расставив ноги, Саддам Хуссейн неподвижно стоял у переднего края платформы. Готовясь выстрелить в человека, лежавшего у его ног, он протянул вниз сжимавшую пистолет правую руку. Винтовочная пуля угодила в ствол пистолета Саддама и вскользь срикошетила от металла. Пистолет выбило из руки, а пуля, отлетев вбок, попала Саддаму в нижнюю часть тазовой кости. Кость в том месте, куда ударила пуля, была раздроблена, а ее мелкие осколки вместе с самой пулей отлетели назад через гениталии, почти напрочь оторвав пенис и яички.
      Саддам издал истошный вопль и тяжело осел. Вес тела, пришедшийся на раздробленную кость, вызвал моментальную агонию, и он упал спиной на платформу, подтянув колени и зажав руки между ног. Кровь текла на деревянный настил сквозь порванные брюки. Стоявшие рядом в ужасе отшатнулись, а человек, которого чуть было уже не казнили, изо всех сил поспешно пополз прочь. И тут, когда президент, крича от боли, разлегся на платформе, характер его повреждений открылся для обозрения всем присутствующим.
      Лишь какую-то секунду мертвую тишину нарушали только жалобные вопли Саддама, а затем начался кромешный ад. И снова шум поднялся как раз вовремя, чтобы заглушить звук самого винтовочного выстрела, к тому моменту достигшего толпы. Приговоренные люди из первого подразделения Амн-аль-Хасс, увидев шанс на спасение, вырвались от своих пребывавших в шоке мучителей и кинулись к оружию. Второе подразделение пришло в себя достаточно вовремя, чтобы пристрелить несколько человек, но многим удалось схватить свои АК и направить их на противника. Возле платформы разразилось полномасштабное сражение между двумя группами охранников. Начальника охраны убили одним из первых, а вместе с ним умерла последняя видимость порядка. Менее чем через минуту около шестидесяти охранников лежало убитыми и ранеными. Еще большее количество людей пострадало в толпе от перекрестного огня. У охранников, паливших из своих «Калашниковых» длинными нескончаемыми очередями, стали кончаться патроны, и они бросились в яростный рукопашный бой.
      Среди беспомощно наблюдавших за всем этим солдат находилось подразделение иракских артиллеристов. Это было все, что осталось после «войны в заливе» 1991 года от трех полных артиллерийских дивизий, практически стертых с лица земли американскими бомбардировщиками Б-52 в дни, предшествовавшие наземному наступлению союзников. Они оказались беспомощными и тогда в Кувейте, сидя внутри бункеров, которые считались надежным укрытием, в ожидании приказа открыть огонь из своих гаубиц Д-30, но рокочущий гром Б-52 доказал бесполезность жалких защитных сооружений. В одном из подразделений погибло более девяноста процентов личного состава. Оставшиеся в живых – обессиленные, оглохшие, сильно контуженные – были не многим лучше зомби. Их боевой дух был сломлен: они были опустошенными и ожесточившимися и в большинстве своем страдали психическими расстройствами. Их собрали в одно подразделение, но даже вливание в виде офицеров Республиканской гвардии Ирака, произведенное после войны, чтобы восстановить моральный дух и дисциплину, имело мало успеха. Ужас и отвращение людей к войне остались, а невысказанная ненависть солдат сфокусировалась на одном человеке, которого они считали повинным в собственных несчастьях и страданиях всей страны. У Саддама была своя мудрость, когда он не позволял солдатам иметь оружие во время мероприятий, подобных сегодняшнему.
      Вместе с тысячами жителей Тикрита эти люди в панике рассеялись, когда выстрелы президентской охраны начали косить толпу. Привыкнув к постоянно оглушающему, варварскому существованию, лишенные права распоряжаться собственной жизнью, они безропотно подчинились бы любому проявлению власти. Это были фаталисты, пешки, не способные на самостоятельные действия.
      Пребывая в шоке, раздавленные происшедшими за какие-то несколько минут событиями, они, вероятно, вели бы себя также инертно, как и привыкли, и не оказали бы сопротивления, даже если бы их самих начали по одному выводить на казнь. Однако на этот раз все оборачивалось совершенно иначе. Они видели это собственными глазами. Зрелище сражавшихся между собой людей из элитной охраны Саддама было само по себе поразительным, но в их мозг врезалась и другая незабываемая картина. Это вид самого диктатора, в агонии лежавшего на помосте и самым очевидным образом лишенного признаков его мужской гордости, что было представлено на всеобщее обозрение. Они пораскрывали рты в полном неверии. И тут раздалось хихиканье молодого капрала.
      Буквально через мгновение, заходясь от смеха, к нему присоединились остальные солдаты. Смех перешел в истерику. Слезы безумного веселья и ярости охватили ряды солдат. Где-то глубоко внутри этих людей разгорелась искорка мужества, которую даже они сами считали давно загашенной. Так долго и глубоко скрываемая тлеющая ярость бурно вырвалась наружу. Поначалу медленно, а затем в едином порыве они поднялись с земли и в смертельном броске устремились на людей из Амн-аль-Хасс.
      Оставшиеся в живых охранники вряд ли заметили их приближение – они были смяты в считанные секунды. Погребенные под огромным количеством орущих, рычащих и обезумевших солдат, они были забиты и замордованы насмерть. Не прошло и двух минут, как в живых не осталось ни одного охранника. Затем солдаты обратили свой гнев на колонны бронетехники и пошли на штурм стоявших в ряд машин. Они облепили броню и стали выволакивать наружу тех, кто находился внутри.
      Жители Тикрита тоже поднялись на ноги. Ошельмованные, ограбленные, голодные и доведенные до нищеты политикой правителя, поднявшегося к вершинам власти из их заштатного городка, они тоже увидели униженного и беспомощно лежавшего на помосте диктатора. Предатель Тикрита! Они набросились на него со всей яростью, накопившейся в их сердцах.
      Хауард с Макдоналдом и Зиглером не отрываясь наблюдали за происходящим, не в силах оторвать взгляды от неожиданно накатившей волны насилия. Находясь чуть больше чем в полумиле от арены, они ощущали некую отстраненность от событий, толчок которым был дан именно ими, но в то же время безумие происходящего внизу было почти осязаемым.
      – Какого черта они там творят? – пробормотал Хауард скорее для себя, нежели для остальных.
      Небольшая группа гражданских захватила армейский джип и подогнала его к центру арены. Вскоре он был окружен толпой возбужденно кричавших и размахивавших руками людей. Примерно через минуту толпа расступилась, освобождая проезд для джипа, который тронулся с места. Машина дернулась, и чья-то глотка издала истошный нечеловеческий вопль. Секунду или две мужчины в укрытии ничего не могли рассмотреть. До них донесся рев скандирующей толпы:
       – Саххль! Саххлъ! Саххль!
      Джип выехал из скопления людей и начал огибать арену. За ним привязанное за ноги веревкой по земле волочилось все еще живое тело Саддама Хуссейна.
      – Господи! – выдохнул Макдоналд.
      С открытыми ртами они наблюдали, как кричащую фигуру на скорости тащили по твердой земле, как она подпрыгивала, обдираясь о камни, а ее кровь тут же мешалась с пылью.
      – Пора уходить, – произнес Хауард.
      Трое мужчин принялись спешно рассовывать по рюкзакам необходимое снаряжение. Вдалеке по-прежнему раздавались выкрики неиствующей толпы. Осторожно укладывая винтовку в футляр, Макдоналд заставил себя сосредоточиться. Сунув в карман три стреляных гильзы, он повернулся, чтобы помочь Хауарду. Зиглер выполз из укрытия и прикрывал тылы.
      Собираясь как можно быстрее, они потратили очень немного времени, чтобы упаковать то немногое, что должно было еще понадобиться: оружие, остатки воды, приборы ночного видения, отснятую фотопленку. Остальное снаряжение было брошено там, где лежало. Они стали поспешно отходить, направляясь к своим автомобилям.
      Поднявшаяся пыль почти скрыла арену, и трое мужчин ушли, так и не обернувшись. От всего увиденного Макдоналд ощущал в голове полнейший хаос. Он послушно следовал за Хауардом и Зиглером, пробиравшимися через пальмовые сады.
      Позади предсмертные крики Саддама Хуссейна, казалось, взмыли ввысь над неистовым ревом толпы, а затем стихли.

      В Вашингтоне было 1.35, когда со спутника поступило первое необычное изображение. KH-12 прошел над Тикритом шестью минутами раньше, в 8.29 по местному времени. Кируин, смотревший на экран Джей-СТАРС, наблюдал за прибытием вертолета. После этого на экране ничего не происходило, кроме передвижения небольшой машины, вероятно джипа, делавшего круги по открытому пространству, на котором скопилась бронетехника.
      Снимок с KH-12 был необычен тем, что указывал на наличие сильных источников тепла на арене наряду с некоторым искажением изображения из-за дыма. Сравнив его с картинкой, полученной двадцатью минутами раньше, после прохода KH-12, Кируин провел анализ источников тепла.
      – Уолтер, совершенно точно там горят шесть единиц бронетехники! – быстро проговорил он, повысив голос. – Вот, посмотрите, это маленький джип. Видите все эти машины? Они строго выстроены в ряд. Вот это – вертолет, а вот это похоже на что-то вроде штабного автомобиля. Все остальное – бронетехника: танки, разведывательные машины, БТРы – конвой, который Джей-СТАРС засекла на подходе к городу. И все находится в строю. Все, кроме джипа. Должно быть, это тот самый, который все ездил и ездил кругами по этому полю. Зачем он это делает? И если даже все нормально, то тогда какого черта горят эти шесть машин?
      Уолтер Соренсен усиленно размышлял. Что-то там произошло – тут не могло быть сомнений. Но вот что именно?
      – О'кей, Джон, давай-ка все обмозгуем. Двадцать минут назад мы имели обычную картину – машины стоят рядком и все выглядит просто отлично. Прилетает вертолет. Скажем, с Саддамом на борту. Саддам вылезает, чтобы осмотреть войска или зачем-то еще. А через пятнадцать минут начинается черт-те что. Этот проклятый джип неожиданно начинает кружить по полю, а шесть танков начинают гореть. Что там происходит?
      – Должно быть, они его убили или попытались это сделать, – вдохновенно ответил Кируин. – Что же еще такое могло случиться? И более того, – добавил он, – в настоящее время данные об арене отличаются от информации, полученной при более ранних проходах. Возможно, это как-то связано с дымом от горящих машин, но я так не думаю. Я был слегка озадачен этими данными, но считаю: то, что мы видели раньше, было большим скоплением людей на этой площади. Все, как и машины, выстроены в шеренги. Возможно, это пехотинцы и их очень много. Сейчас у нас есть другие данные. Я бы сказал, что там по-прежнему масса людей, но они уже больше не в строю. Торжества сорваны. Мое мнение – там царит полный хаос.
      – Согласен. Предположим, ты прав насчет людей. Вероятно, они в панике. Шесть горящих танков – тут любой запаникует. И этот джип, носящийся по кругу. Мы имеем три элемента, свидетельствующих о хаосе. Поэтому попытка убить Саддама, возможно, действительно имела место. Остается ответить лишь на два вопроса, не так ли? – По-прежнему не отрываясь от экрана, Морж очень тихо, почти про себя, спросил: – Первый: каким образом горстке европейцев удалось этого добиться? Второй, и более важный: остался ли Саддам в живых?
      – Уолтер, он мертв, – ответил Кируин без колебаний.
      Морж с любопытством посмотрел на молодого человека:
      – Откуда такая уверенность?
      – Вертолет. Он не взлетел. Да и все остальное не двинулось с места. Один только джип, наматывающий круги. Если бы Саддам был жив, он бы быстрехонько оттуда убрался, как только начались неприятности, ведь так? Ни одно средство передвижения оттуда не отправилось. Он мертв. Они сделали это! – Голос Кируина поднялся до возбужденного крика.
      Со всех сторон послышались несдерживаемые возгласы остальных аналитиков.
      Морж поднял руки:
      – ТИХО! – рявкнул он. – Черт побери, это еще не повод для торжества! Будь я проклят, если кто-то выразит сожаление по поводу смерти этого сукиного сына, но тут на карту поставлены гораздо более серьезные вещи…
      – Спасибо, Уолтер. – Морж резко обернулся, и все взгляды обратились на фигуру человека, который незамеченным вошел в комнату. Это был директор Национального бюро разведки. Кируин вскочил на ноги и вместе со всеми застыл по стойке смирно. – Мистер Соренсен прав, – холодно отчеканил Мартин Фейга. – Это еще не обязательно повод для торжества. – Он повернулся к Кируину: – Вы отлично поработали, молодой человек. Впрочем, как и все остальные, – добавил он, оглядев всех присутствующих. Его голос стал жестким: – Но в данном случае вы должны держать свои личные симпатии и мнения при себе. И уж конечно, как уже сказал мистер Соренсен, здесь на карту поставлены более важные соображения. И мне не нужны новые нарушения правил поведения. Вам это ясно?
      Со стороны аналитиков послышалось смущенное бормотание: «Да, сэр» и «Извините, сэр».
      Густо покрасневший Морж промямлил:
      – Это больше не повторится, сэр.
      – Хорошо, – сказал директор. – А теперь у вас все еще масса работы. У всех. Я хочу, чтобы вы по-прежнему следовали тенью за этими людьми. И я уверен, что вы их не упустите. До сих пор вы справлялись чертовски хорошо, и я горжусь вами. Я знаю, что могу положиться на вас в этом деле. Ну а теперь – за работу! И, пожалуйста, больше без этих дурацких штучек. – Фейга резко повернулся и покинул комнату.
      Присутствующие молча проводили его взглядами.
      Не прошло и десяти минут, как пристыженные аналитики уже честно силились сосредоточиться на своих экранах, а Уолтер Соренсен все еще пытался решить: то ли его отдел со всего маху огрели по горбу, то ли со всего маху ободряюще шлепнули по спине.

      По пути обратно к автомобилям трое мужчин почти ничего не предпринимали, чтобы избежать посторонних взглядов. При ярком дневном свете в этом не было смысла, и Хауард решил, что скорость будет важнее скрытности. Одетые в грязные и мятые арабские одежды, они несли рюкзаки переброшенными через плечо, а не за спиной. АКМСы со сложенными прикладами скрывались под просторными накидками. Единственным крупным предметом была винтовка Дэнни. Макдоналд шел без рюкзака, с футляром на одном плече, скрытым связкой кольев, так что со стороны все вместе походило просто на дрова.
      Людей по пути они встретили совсем немного. Хауард полагал, что большинство населения подчинилось приказу и отправилось в Тикрит на чествования Саддама. Редкие группы женщин и детей провожали спешащих мимо мужчин безразличными взглядами, и никто не делал попыток остановить их или что-то спросить. Женщины, убиравшие урожай с арбузной бахчи, даже помахали им вслед.
      Как и прежде, главное беспокойство Хауарда вызывал переход через автостраду север – юг. Это был единственный раз, когда он задержался, чтобы наверняка убедиться в том, что их никто не увидит. Никакого движения на шоссе не было, и они пересекли его беспрепятственно и незаметно.
      В 9.15 они были уже на подходе к спрятанным автомобилям. Хауард достал портативное радиопереговорное устройство и произнес в него одно-единственное слово – салааса,что по-арабски означает «три». Ответ Берна арбаа,«четыре», прозвучал почти сразу же. Через пять минут, одолев подъем, они приблизились к стенам загона. Войдя внутрь, Хауард просто выставил вверх оба больших пальца, и это сказало Берну и остальным все, что те хотели бы знать, – тройку мужчин встретили широкими улыбками и крепкими рукопожатиями. Ашер остался дежурить на посту, в то время как Берн направил их к трем большим бадьям с чистой водой. Скинув грязную одежду, они принялись смывать с себя пыль, накопившуюся за тридцать часов пребывания в укрытии возле Тикрита.
      – Что ж, я думаю, на территории этой страны кому-то пора развесить объявления: «ТРЕБУЕТСЯ НОВЫЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ», – пробормотал Зиглер с улыбкой, поливая себя водой. – Правда, должен отметить, я сильно сомневаюсь, что хоть кому-то уже известно, кто же возьмется за эту работу. Уж больно скверно кончил Саддам. Просто счастье, что там не было миссис Хуссейн и она ничего не видела.
      – Так что же там случилось? – нетерпеливо спросил Берн, раскладывая три комплекта чистой одежды.
      – Так вот, для начала наш Скотч всадил парню пулю точнехонько в «тикалку». Но сложность оказалась в том, что это был не настоящий Саддам, понимаешь? Тут Мак слегка разгулялся, – доверительно признался Зиглер, поморщившись при воспоминании и стрельнув взглядом в сторону Макдоналда. – Издав боевой клич, он уже ради собственного интереса шлепнул еще одного парня, стоявшего неподалеку. Но, как бы то ни было, – продолжал он, – вокруг поднялся чертовский шум, и телохранители начали поливать толпу из своих АК. Затем один из танков жвахнул у них над головами парочкой сверхмощных снарядов, чтобы народ чуть-чуть успокоился. Тут выскакивают еще телохранители и арестовывают первых. Задницы они, ну да ладно. – Зиглер неодобрительно покачал головой. – А теперь угадай, кто потом вылез из танка? Старина Саддам собственной персоной! И поверь мне, на сей раз в этом не было никаких сомнений. От злости он чуть ли не писал кипятком, как ты сам понимаешь. А поэтому тут он начинает сам править бал и принимается собственноручно расстреливать кое-кого из ребят из своего пистолета. Первым он шлепнул иранского муллу, что попахивает дипломатическим инцидентом, а затем перешел на собственных людей. Вот тут-то Мак и дал ему жару.
      – Дэнни убил его с первого выстрела? – Глаза Берна сияли.
      – Не совсем, – ухмыльнулся Зиглер. – Но могу тебя заверить – он сделал ему ампутацию из ампутаций!
      – Что? – переспросил пораженный Берн.
      – Ага, – ответил Зиглер. – Он отстрелил ему все его мужские прелести. По-настоящему скверный конец. Ох, парень, как же бедняга орал! Как раз в этот момент толпа решила, что она ну никак не может остаться в стороне. Солдаты, гражданские – масса людей – прямо-таки посходили с ума. Они смели охранников и набросились на танки. Затем они схватили джип и, привязав Саддама к буксировочному крюку машины, немножко потаскали его по кругу, так чтобы все желающие смогли полюбоваться на ювелирную работу Мака. Мне почему-то кажется, что они все-таки слегка недолюбливали своего босса. После этого мы решили, что пора бы и честь знать, и отправились восвояси. – Зиглер сделал паузу, наклонившись, чтобы ополоснуть ноги. – Но вот что я тебе скажу, – заговорил он снова, – выпрыгивать из танка, когда уже пристрелили двоих твоих парней, со стороны любого человека было бы чертовски глупо. Осмелюсь утверждать, что Саддам решил, что его телохранители к тому времени полностью овладели ситуацией, и не мог при этом ошибиться более страшно. Его жестоко обманули, впрочем, поделом.
      – Эй, вы там, двое, пошевеливайтесь, – позвал их Хауард, насухо вытираясь полотенцем и надевая свежую рубашку, – хватит базарить, нам пора уходить. Джонни, Ак, снимите с машин маскировочные сети и прикрепите флаги.
      К 9.30 все шестеро, одетые в обычные гражданские брюки и рубашки, были готовы к отъезду. Перед этим Макдоналд, Зиглер и Хауард атаковали электробритвами свою двухнедельную щетину, наблюдая, как уже побрившиеся Берн, Акфорд и Ашер снимали сети с обоих «лендкрузеров». Лишившись грязи и верхнего слоя краски защитного цвета, автомобили словно возродились и выглядели почти как новенькие.
      Рассевшись по местам, они завели двигатели и съехали вниз по склону, повернув затем налево, в сторону автострады, идущей мимо Тикрита. Теперь, когда всякая необходимость скрываться полностью отпала, они прибавили скорость. Выехав на автостраду в 9.45, они повернули на север в сторону Бейджи.
 
      За семь временных поясов от них, в Вашингтоне, Джон Кируин облегченно вздохнул, когда локаторы Джей-СТАРС снова засекли передвижение машин.

      Пустынное шоссе действовало на нервы – не было видно вообще ни одной машины. Берн, сидевший за рулем первого автомобиля, испытывал явное напряжение. По прошествии какого-то времени он-таки поинтересовался у Хауарда:
      – Как ты считаешь, через сколько они что-то поднимут в воздух?
      – Невозможно предсказать. – Хауард пожал плечами. – На наше счастье, все сейчас настолько смешалось, что они находятся в состоянии полного паралича. Мы видели, как перед прибытием президентского вертолета там кружило несколько штурмовиков Ми-24, но они исчезли еще до появления Саддама. Я подозреваю, что у них есть приказ держаться подальше, пока он оттуда не отбудет. Возможно, их вообще не поднимут. Скорее всего, и шоссе пустует по той же причине. Кто знает? Как бы то ни было, но, судя по тому, что мы видели, транспорт из Тикрита вряд ли двинется с места. Его захватили солдаты. К тому же некоторые из машин они подожгли. С нашей точки зрения, лучшего и быть не может. Возможно, пройдет немало времени, прежде чем будет восстановлено хоть какое-то подобие порядка.
      – Мы уже отъехали от Тикрита почти на тридцать миль. Скоро будем в Бейджи… О Господи! – воскликнул Берн, когда они выехали из-за поворота шоссе. – Только посмотри на это!
      В двухстах ярдах впереди дорога была полностью перегорожена военными машинами и барьерами. Вооруженные солдаты вскочили на ноги и направили автоматы на приближавшиеся «лендкрузеры». Ни малейшей возможности прорваться не было.
      – Гады! – выругался Хауард. – «Красные береты».
      – Республиканская гвардия, – подтвердил Берн. – И не меньше сотни, так их мать! Ладно, ты пойдешь или я?
      – Очередь моя, – ответил Хауард, – но было бы лучше, если бы ты пошел со мной, так, на всякий случай. Дэнни, остаешься в машине.
      Подкатив почти к самому барьеру, «лендкрузеры» остановились. Хауард с Берном не спеша выбрались наружу и увидели нацеленные им в грудь ряды автоматов и пулеметов.
 
      – Уолтер, они допрыгались! – безнадежно простонал Кируин. – Господи, на этот раз – точно допрыгались. Взгляните!
      Морж посмотрел на экран. Происшедшее было очевидным. Две машины нарвались на крупный дорожный кордон.
      – Джон, сделай снимки со спутника, – попросил он мягко. – Мне необходимо столько подробностей, сколько ты сможешь наскрести.
      Он продолжал пристально всматриваться в экран. Кируин идентифицировал остальной транспорт, и то, что это военные, не вызывало сомнений. Легкая бронетехника, грузовики – и в большом количестве. Кируин был прав. На этот раз они сами сунули свои головы прямо в петлю.
      – Чертовы дураки! – в сердцах выругался Морж.
 
      Майор Хассан Омар раздраженно поднял взгляд на бесцеремонно ввалившегося в его командирскую палатку лейтенанта.
      –  Шу турид?– набросился он на подчиненного.
      –  Гарб,– вызывающе ответил офицер, ткнув большим пальцем в сторону дороги. – Таэль.
      – Что значит иностранцы? Какие еще иностранцы? И встань как положено, будь ты проклят! Не забывай, с кем разговариваешь!
      –  Инглизи.Говорят по-английски. Они требуют вас… сэр, – осклабившись, протянул лейтенант Салех Масуд.
      Удивленный, майор встал из-за стола. Поправив свой красный берет, он последовал за подчиненным под открытое солнце. Двое мужчин европейского типа небрежно прислонились к первому автомобилю. Один из них нетерпеливо барабанил пальцами по капоту, а другой демонстративно поглядывал на свои часы. Майор ухмыльнулся.
      – Ну и дурак же ты, – презрительно сказал он. – Ты что, никогда не видел такие машины раньше? – Лейтенант замялся, и майор с издевкой продолжил: – Ты проверил у них документы? Нет? Что, даже такая безделица недоступна твоим мозгам? Ну что ж, – он брезгливо махнул рукой, – возвращайся на свой пост, дубина. Я сделаю это сам. И приведи себя в порядок!
      Лейтенант Салех Масуд зло взглянул на начальника и двинулся прочь, что-то ворча себе под нос.
      Майор подошел к автомобилям и обратился к старшему из двух мужчин.
      –  Сабаа аль-хейр,– поздоровался он. – Доброе утро!
      Высокий мужчина жестом предложил своему спутнику говорить от имени обоих.
      –  Сабаа эн-нуур,– свободно ответил тот, затем вежливо выразил надежду, что майор пребывает в добром здравии, и наконец представил себя и своего коллегу.
      – Поздравляю со столь прекрасным владением нашим языком, сейид Берн, – сказал офицер по-арабски. – Это намного упростит наше общение. Могу я проверить ваши документы и документы ваших коллег?
      – Ну конечно же, майор, – ответил Берн и продолжил тоже на арабском: – Вся необходимая документация в другой машине. Думаю, вы убедитесь, что она в полном порядке. Если вас не затруднит… – Сделав приглашающий жест, он прошел с офицером ко второму автомобилю.
      Зиглер опустил оконное стекло и одарил майора лучезарной улыбкой.
      – Привет, – поздоровался американец.
      Майор, похоже, на мгновение растерялся.
      – Майк, документы, – напомнил Берн по-английски.
      – О, конечно, – ответил Зиглер и полез под приборный щиток.
      Он извлек папку с документами и передал ее через окно.
      Майор начал просматривать бумаги из папки, лицо его оставалось бесстрастным. Три солдата с автоматами наготове стояли за его спиной, по-прежнему с подозрением наблюдая за иностранцами. Взгляд Зиглера перебегал с одного из них на другого. Его рука обхватила АКМС, лежавший под сиденьем.
      – Так откуда вы сегодня едете, сейид Берн? – как само собой разумеющееся спросил офицер.
      – Со стороны Багдада, майор, – ответил Берн.
      – Джонни, что он там говорит? – непринужденным тоном поинтересовался Зиглер, по-прежнему сохраняя на лице улыбку.
      – Что ж, мистер Берн, – вежливо произнес Хассан Омар, неожиданно перейдя на чистейший английский, – к вашему несчастью, я не только говорю на вашем языке, но еще и читаю. Более того, недавно я уже имел случай проверять подобные бумаги. Так уж вышло, что несколько недель назад сюда, в Ирак, наведывался мистер Кей, и, насколько я припоминаю, он вел себя очень назойливо. Но, к моему сожалению, его документы оказались в порядке. Грустно, – добавил он, – но ваши полномочия, скажем так, не совсем того калибра, что были у мистера Кея. Эти бумаги не дают вам права находиться в этой части страны. – Он посмотрел на Берна с нескрываемым интересом. – Итак, мистер Берн?
      Зиглер видел, что, пока майор говорил, Хауард как бы невзначай, дюйм за дюймом, подошел поближе, перекрывая поле зрения трем солдатам за спиной офицера. Рука майора потянулась к кобуре на поясе.
      – Не надо, майор, – прорычал Зиглер, выставив глушитель своего АКМСа поверх нижней кромки автомобильного окна. – У меня здесь автомат с глушителем. И отнюдь не игрушечный. Только попробуй дернуться. – Он улыбнулся еще шире при виде ошарашенного выражения на лице майора – тот был застигнут врасплох.
      Прежде чем офицер смог отреагировать, Хауард обратился к нему из-за спины тихим, вежливым голосом:
      – О'кей, майор. Как говорит мой коллега – никаких резких движений. Мы все вооружены и при необходимости без колебаний откроем огонь. Продолжай как ни в чем не бывало просматривать бумаги и слушай меня внимательно. Все будем делать поэтапно. Тебе понятно?
      – Да, – сдавленно прошептал Хассан Омар.
      – Отлично. Для начала попробуем что-нибудь очень простенькое. По моему знаку ты не спеша и непринужденно повернешься. Затем я хочу, чтобы ты отослал этих трех солдат, находящихся прямо за нами. Скажи им, чтобы возвращались по своим постам. И не вздумай их предупредить – как вы уже убедились, мистер Берн прекрасно владеет арабским. Одно его слово – и мистер Зиглер вас пристрелит. Ну что, ты готов, майор?
      – Да.
      – Отлично. Выполняй.
      Майор повернул к солдатам лицо, похожее на ничего не выражающую маску.
      – Вы, трое, – прокаркал он по-арабски, – возвращайтесь на свои места.
      Солдаты подчинились.
      – Прекрасно, майор, – похвалил Хауард. – Ну а теперь следующее, что мы сделаем, – это медленно подойдем к первой машине. Мистер Зиглер будет держать тебя на прицеле отсюда, а мистер Макдоналд, как тебе, вероятно, видно, – из передней машины. У него тоже АК с глушителем. Видишь его?
      – Вижу, – ответил майор.
      Он ясно видел Макдоналда, но откуда ему было знать, что тот не в курсе происходящего. На самом деле АКМС егеря по-прежнему был спрятан подальше от глаз под сиденьем.
      – Прекрасно. Мы только дойдем до машины, а потом я хочу, чтобы ты встал спиной к передней дверце, со стороны пассажирского сиденья. Понятно?
      Майор кивнул, и они прошли несколько ярдов между машинами. Хауард наклонил голову и сказал через заднее окошко:
      – Дэнни, держи затылок майора под прицелом своего АК. Если Джонни скажет «огонь», пристрели его немедленно. А теперь, майор, – распрямляясь, он улыбнулся, в его голосе звучали дружеские нотки, – мы попробуем исполнить кое-что посложнее. Сейчас я объясню поточнее, что ты должен сделать.
      Поначалу Макдоналду едва не стало дурно после того, как к нему обратился Хауард. Он осторожно извлек свой автомат и незаметно пристроил его чуть ниже окна, направив в спину иракскому офицеру. Он стал слушать, как Хауард наставляет майора, то и дело прерываясь, чтобы убедиться, что тому все понятно.
      Майор все еще пребывал в состоянии шока, а настойчивый монолог Хауарда не оставлял много времени на размышления. Он лишь согласно кивал головой. Под конец он все же собрался с мыслями и заявил:
      – Вы не можете надеяться на то, что после всего этого вам удастся уйти.
      Губы Хауарда продолжали улыбаться, но глаза говорили другое. Он впился взглядом в глаза офицера.
      – Нам терять нечего, майор. И ты это знаешь. Если понадобится, мы готовы умереть. Я уверен, тебе понятно, – угрюмо заметил он, – что, с нашей точки зрения, смерть будет бесконечно предпочтительней, нежели плен. Но если мы умрем, раньше это произойдет с тобой. В этом вовсе нет необходимости, если ты в точности исполнишь то, что я сказал. Ты понял?
      – Я понял.
      – Отлично. Отдай приказания.
      – Вы уверены, что вам нужен именно тот офицер…
      – Он слишком подозрителен. И я хочу, чтобы он был там, где я смогу за ним приглядеть. Сейчас же вызови его и отдай необходимые приказания.
      Майор отчасти стряхнул охватившее его оцепенение. Ткнув пальцем в солдата возле барьера, он приказал:
      – Отправляйся за лейтенантом Салехом Масудом и скажи, чтобы он немедленно явился ко мне. – Солдат послушно потрусил прочь, а двумя минутами позже вернулся вместе с недовольно выглядевшим лейтенантом.
      По мере того, как майор объяснял, что ему нужно, лицо Масуда темнело от негодования. Дважды он пытался возражать. Майор, оказавшийся пойманным между необходимостью действовать под угрозой смерти и дерзостью своего подчиненного, под конец вышел из себя и наорал на лейтенанта, чтобы тот ему не перечил:
      – Попридержи свой язык! Делай, как приказано! Иди и подготовь машины! Выполняй!
      Лейтенант открыл было рот, чтобы возразить последний раз, но, увидев искаженное гневом лицо командира, решил, что лучше этого не делать. Повернувшись на месте, он зашагал прочь.
      – Джонни, все было в порядке? – спросил Хауард.
      – Все в точности, как ты просил, – ответил Берн.
      – Прекрасно, – сказал Хауард. – О'кей, майор. Пока что у тебя получается неплохо. Дальше мы поступим следующим образом. Мистер Берн поведет машину, а ты будешь сидеть впереди, рядом с ним. Мы с мистером Макдоналдом будем находиться сзади. Скажи своему лейтенанту, что наша машина поедет первой. Сам он пусть едет на БРДМ вслед за нами. Дальше пойдет вторая машина, а замыкать все будут два грузовика. Ясно?
      – Как скажете.
      – Именно так, как я сказал! – взорвался Хауард, в его глазах сверкнула сталь. – Когда они будут готовы, вызовите командиров машин и сообщите им, чтб мы собираемся делать. И чтоб это звучало убедительно. Таким образом все мы останемся жить-поживать и добра наживать.
      Через десять минут небольшой конвой был подготовлен. Акфорд сдал на несколько ярдов назад, и разведывательно-диверсионная бронемашина БРДМ-2 заняла свое место между двумя «лендкрузерами». Два грузовика – по пятнадцать «красных беретов» в каждом – пристроились один за другим в конец колонны. Лейтенант Салех Масуд, еще один офицер и два сержанта подошли с докладом, и майор начал короткий инструктаж.
      – Эти иностранцы, – сообщил он, – имеют полномочия проследовать до иорданской границы возле Требила и покинуть пределы Ирака. Я принял решение, – ему удалось придать своему голосу легкий оттенок значительности, – что в соответствии с существующим порядком мы обеспечим им стандартный конвой сопровождения до границы, чтобы не допустить их отклонения от предписанного маршрута и создания тем самым угрозы национальной безопасности Ирака. Я поеду впереди, в их машине. Остальной конвой будет двигаться в том же порядке, как машины расположены сейчас. Лейтенант Азиз Али, – продолжил он, повернувшись ко второму офицеру, – ты останешься здесь за старшего. Порядок тебе известен. – Офицер энергично кивнул. – Мы вернемся завтра утром, – сказал в заключение майор, – а сейчас уберите заграждение, и мы отправимся в путь.
      Лейтенант Азиз Али, польщенный неожиданным доверием, тут же начал выкрикивать распоряжения стоявшим у барьеров солдатам. Непроизвольно улыбнувшись при мысли, что Салеху Масуду, которого он недолюбливал, предстоит провести больше суток взаперти раскаленной и неудобной БРДМ, офицер с радостью принял командование. Заграждение было сдвинуто в сторону, и конвой тронулся с места вслед за передним «лендкрузером». Когда они проезжали мимо барьеров, сияющий Азиз Али выкрикнул замечание в адрес своего сослуживца, сидевшего внутри БРДМ. Солдаты, что стояли рядом, расхохотались.
      – Я полагаю, – обратился Зиглер к Акфорду, управлявшему машиной, которая следовала за БРДМ, – нам пожелали по-арабски «всего доброго».
      – Скорее это звучало как «туда вам и дорога», – возразил Ашер. – Господи, – добавил он, испуская протяжный вздох, – хотел бы я действительно думать, что мы и впрямь прорвались.
 
      Джон Кируин изучал увеличенное компьютером изображение дорожного кордона, полученное с KH-12, как на экране Джей-СТАРС произошло движение. На мгновение там все смешалось, а затем стали отчетливо видны пять машин, удалявшихся от остального скопления техники. Одна бронемашина, два покрытых тентом грузовика и два автомобиля поменьше, решил он. Изображение было недостаточно четким, и Кируин не мог утверждать наверняка, но, прикинув все за и против, он пришел к выводу, что небольшие машины навряд ли могут быть «лендкрузерами». С какой стати одна из них ехала бы первой? Нет, подумал он, это не они.
      Он сосредоточился на распечатке снимка со спутника десятиминутной давности. Два «лендкрузера» были отчетливо видны на шоссе прямо перед заграждением. Они не сделали никакой попытки объехать его, и в то же время было очевидно, что они через него не прорывались.
      Должно быть, их арестовали, подумал Кируин. Но как они могли так легко сдаться после всего того, что уже сделали? В этом не было никакого смысла. Никакого…
      – Джерри? Отследи-ка эти пять машин на экране Джей-СТАРС, ладно?
      Кируин снова принялся изучать фотографию. В Ираке сейчас 10.37. Это в первый раз «лендкрузеры» появились при дневном свете. Днем раньше что-то мешало разглядеть их между стенами загона. И лишь сравнив изображения в инфракрасном и видимом спектрах, он сообразил, в чем тут дело. Маскировочные сети. Они, конечно же, пропускали инфракрасное излучение. Но все равно после первой ночи, в первое утро после их прибытия в Тикрит, в машинах что-то неуловимо изменилось – даже сквозь маскировочные сети, даже с остывшими двигателями. Кируин обратился к Соренсену.
      – Уолтер, в донесениях говорилось, что санитарные машины выкрашены в защитный цвет, верно?
      – Так сообщил агент.
      – Что ж, я знаю, что различать цвета по спутниковым снимкам мы не можем, но, как я полагаю, иракская бронемашина тоже защитного цвета, и уж, по крайней мере, я могу в точности сказать, что эти два автомобиля не могут быть того же цвета. У них другой спектр отражения.
      – А может быть, иракская бронетехника окрашена не в зеленый защитный цвет, а в песочный? Возможно, это все объясняет. Я не знаю. Нам известно, какого цвета иракская бронетехника? Я как-то никогда этим раньше не интересовался.
      – Это не играет роли, – ответил Кируин. – Если даже она и правду песочного цвета, все равно наши «санитарки» еще светлее, взгляните на снимок!
      Соренсен поизучал фотографию и вздохнул.
      – Джон, разница совсем небольшая.
      – Но она есть, – настаивал Кируин. – Я думаю, они их перекрасили.
      – А если даже и так? И вообще, как ты, черт подери, собираешься перекрашивать машины посередь этой Богом проклятой пустыни? Ну а если серьезно, то зачем им это понадобилось?
      Кируин уже закусил удила:
      – Уверен, эти парни что-то приберегли в рукаве. Иначе с какой стати они бы выехали прямиком на кордон, да еще при дневном свете? Наверняка они поступили бы, как и раньше, и, прежде чем улизнуть, дождались бы темноты. Эй! – вскрикнул он, ударив кулаком одной руки в ладонь другой, его глаза загорелись. – Теперь я знаю точно! Я думаю, они смыли второй слой краски!
      – Джон, – спокойно сказал Морж, – ты только вдумайся. Ну какой им смысл разъезжать на обычных незамаскированных автомобилях? Подумай сам. Их бы тогда наверняка обнаружили, ведь так?
      Кируин проигнорировал рассуждения Моржа.
      – Уолтер, в Баданах ездил человек ЦРУ из Риада, не так ли? И именно он сообщил о том, что машины были защитного цвета, верно? Дайте мне поговорить с ним. Дайте я ему позвоню прямо сейчас!
      Морж бросил на Кируина покорный взгляд.
      – О'кей, Джон. Как ты захочешь. Но я не понимаю, какое это может иметь значение?
      Кируин сграбастал телефон и спешно переговорил с оператором на коммутаторе Национального бюро разведки, заказав сверхсрочный разговор с посольством США в Эр-Риаде. В ожидании звонка он возбужденно прокричал Фридману:
      – Джерри, не спускай глаз с этих машин! Это они! Я знаю, это они!
      Не прошло и десяти минут, как Кируин говорил непосредственно с находившимся в Риаде Элвином Кеннинзом. Поначалу цэрэушник вообще не мог понять смысла этого звонка и проявил некоторое нетерпение, когда Кируин стал настойчиво его расспрашивать о мастерской в баданахском лагере. Да, отвечал Кеннингз, он видел несколько банок из-под краски. Нет, он знает, что «лендкрузеры» были защитного цвета, потому что так сказал ему пакистанский повар. О'кей, ну конечно же, в мастерской остались пятна краски. Как он уже говорил – зеленого защитного цвета. Но… так, дайте-ка подумать, на остове четвертой машины кто-то опробовал краскопульт… Да, именно так…
      Кируин опустил трубку, на лице его было написано удивление.
      – Белая краска. Уолтер, глянцево-белая. Какому сумасшедшему придет в голову пользоваться в Ираке белыми машинами?..
      Уолтер Соренсен и Джон Кируин уставились друг на друга от неожиданного осознания.
      – Будь я проклят, – выдохнул Морж, растягивая рот в широченной ухмылке. – У этих мужиков шарики и впрямь не только между ног! Если только вообще им найдутся равные! Устроили чертов маскарад, выдавая себя за инспекторскую группу ООН!

      Майор Хассан Омар молча предавался невеселым размышлениям, сжавшись на переднем сиденье «лендкрузера». Он уже оправился от первоначального шока и понял, правда, слишком поздно, что должен был каким-то образом попытаться не допустить то, что произошло. Но этот долговязый англичанин, Хауард, не дал ему времени сообразить. А второй, Берн, свободно владел арабским – любая попытка как-то предупредить солдат окончилась бы его собственной смертью. Или все-таки нет? Он обдумал этот вопрос и решил, что все-таки да. Эти люди вели себя крайне решительно. У него не оставалось сомнений, что их слова не расходятся с делом. Да и прав был Хауард – попади они в плен, их ожидала поистине незавидная участь. В руках Мухабарат – иракской службы безопасности – им пришлось бы испытать немыслимые муки и принять долгую страшную смерть. Майор сморщился от отвращения. Ничего, кроме презрения, он к методам Мухабарат не испытывал. Животные, гневно подумал он, развратные животные на службе у своего деспотичного хозяина.
      Майор ненавидел и Саддама Хуссейна, и его режим. Как и его сослуживцы, вслух он выражал неискренние знаки любви к Саддаму, произнося необходимые заверения в верности до гроба, которые, как это все понимали, были абсолютно пустыми. Все ненавидели Саддама, он был в этом уверен, – все, кроме идиотов, доносчиков, убийц, карьеристов и тех, кто потеряли право называться людьми. Людей вроде этого бешеного пса – Салеха Масуда, который никогда не поднялся бы выше пехотного капрала, если бы не его рабская преданность партии Баас и если бы он повсюду не трубил ритуальные громкие фразы об одобрении репрессивного режима Саддама, не повторял его абсурдных заверений в победе накануне очередного катастрофического поражения.
      Майору было любопытно, кем же все-таки были эти шпионы и чем они здесь занимались? И откуда у них автомобили ООН? Наверно, они украли их в Багдаде. Машины выглядели как настоящие. Нарисовать черные буквы «UN» на боковых и задней дверцах было бы достаточно просто, но не изготовить голубые флаги с соответствующей белой эмблемой. И потом состояние самих машин… Да, эти люди, должно быть, из Багдада, как и сказал Берн.
      Или все-таки не оттуда? Дорога была перекрыта… на всем протяжении в сторону юга, до самой Самарры. Одному Богу известно зачем. Рота под командованием майора была направлена в район электростанции в Бейджи, чтобы закрыть шоссе для движения всякого транспорта. Еще одна рота из их полка с той же целью была послана в Самарру. Остальные же подразделения дивизии Товакалиа Республиканской гвардии продолжали разбираться с этими презренными курдами. Но как шпионам удалось проехать по заблокированному и с севера и с юга шоссе? Приехать из самого Багдада они не могли – их бы остановили в Самарре. А это значит, что они выехали на шоссе где-то севернее Самарры – скажем, у Эд-Даура или… – Боже всесильный! – У Тикрита!
      От мысли, что это могло означать, у майора отхлынула кровь от лица. Если это правда, то прежде всего объясняло смысл установки дорожных кордонов. Надо быть тугодумом, выругал он себя, чтобы не сообразить этого раньше. Как всегда, он лишь выполнил приказ, не интересуясь, зачем и почему он это делает. Он давным-давно оставил попытки понять смысл некоторых действий, которые поручались ему и его людям. Теперь он усиленно размышлял. Сегодняшние торжества… вот в чем дело. Саддам лично должен был приехать в Тикрит – свой родной город. Это было единственным объяснением. Значит ли это, что шпионы… Боже всемилостивый, они же, наверно, пытались убить президента! Он искоса бросил внимательный взгляд на Берна. По лицу мужчины блуждала улыбка, глаза лучились, и майор ощутил, как от него исходит чувство уверенности и успеха. Неужели это правда…
      Ход его мыслей был нарушен голосом сидевшего сзади Хауарда:
      – Майор, что тут произошло? – Он указал на руины огромного здания чуть в стороне от шоссе, окруженные полуповаленной изгородью из колючей проволоки.
      – Что? Э-э… Я не знаю. Полагаю, последствия войны. А почему вы спросили?
      – Просто так. Думал, что ты, может быть, в курсе. – Хауард улыбнулся.
      На мгновение обернувшись, Берн поймал его взгляд и подмигнул. Оба мужчины заметили небольшую группу людей, стоявших рядом с разрушенным складом, и узнали легкую фигуру старика, жестикулирующего перед ними. Значит, старикан-таки спасся, подумал Хауард. Что же, будь счастлив в этой жизни.
      Майор неверно истолковал их обмен взглядами и сердито нахмурился:
      – Не понимаю, почему вы находите смешным то, что ваши ВВС разрушили так много построек в моей стране?
      – Поверь мне, майор, мы не находим это смешным. – Теперь Хауард нахмурился и сам. Воспоминание об инциденте вновь заставило его задуматься, что же означала атака на склад. – Просто я подумал, что ты, возможно, что-то знаешь именно об этом здании.
      – Так вот, я незнаю! – огрызнулся майор. – Да и с какой стати? Информация о подобных вещах доходит до нас редко.
      Отлично, подумал Хауард. Майор явно испытывал сильнейшее негодование по поводу ограниченности информации, которую он получал. Это означало, что, вероятней всего, ему ничего не известно и об исчезновении часового с понтонного парома возле Хадиты На самом деле он, видимо, не знал даже о том, что сам мост в этом месте разрушен. Переправа являлась следующим опасным пунктом, местом, где машины и эскорт будут вынуждены остановиться, местом, где майор мог бы что-то предпринять, знай он о нем заранее.
      Так уж случилось, что майор действительно не был в курсе и ничего не знал о состоянии моста в Хадите. Если бы это было не так, он, вероятно, смог бы выработать какой-то план действий. Для себя он уже решил, что не собирается позволить этим шпионам уйти после всего, что они натворили. Шпионы? Убийцы? Кем бы они ни были, он признавался себе, что испытывает перед ними тайное восхищение. Совершенно очевидно, что это исключительно незаурядные люди, высокие профессионалы. Если им удалось избавиться от Саддама, то, с его точки зрения, они оказали Ираку несомненную услугу. Тем не менее, им нельзя позволить сбежать. Как бы он ни ненавидел Хуссейна, майор был человеком чести и патриотом. История его страны – а уж если на то пошло, и всего Ближнего Востока – была не более чем нескончаемым сказанием о вмешательстве в дела и о жестокой эксплуатации его народа выходцами с Запада. То, чем занимались эти люди, было лишним примером подобного вмешательства. И это было нетерпимо. Майор уже решил, что он сделает. Когда они остановятся в Требиле, возле границы с Иорданией, у него появится шанс кое-что осуществить.
      Не прошло и получаса, как майор был застигнут врасплох, когда Берн круто свернул с шоссе и «лендкрузер» стал пробираться вниз, в сторону Евфрата.
      – Что вы делаете? – спросил он остальных.
      – Мост разрушен, майор. Взорван. Придется воспользоваться паромом.
      Вскоре после этого они подъехали к спуску, и майор убедился в том, что Берн был прав.
      – Как вы узнали про мост?
      – Аэрофотоснимки, майор.
      – Ясно.
      Они выехали на пристань, расположенную в конце спуска.
      – Медленно выйди из машины, майор, и встань рядом с дверцей, – скомандовал Хауард. – Если лейтенант или кто-то из твоих солдат появятся из своих машин, прикажи им вернуться обратно.
      Лейтенант Салех Масуд решил не упускать возможности поразмять ноги. Но не успел он спуститься с БРДМ, как его командир грубо приказал ему залезать обратно. Громко выражая свое недовольство, младший офицер все же подчинился. Майор сдержал улыбку. В БРДМ сейчас было, как в печке, – именно то, что надо для строптивого подчиненного.
      Понтонный паром находился на противоположном берегу, и им пришлось ждать минут пятнадцать, пока он не подплыл. В отличие от той ночи, когда они воспользовались им в предыдущий раз, теперь паром обслуживался не одним-единственным солдатом, а целым дневным нарядом из пяти армейских саперов под командованием сержанта. Сержанту хватило одного взгляда на майора в красном берете, чтобы тут же встать по стойке смирно, а затем заботливо расставить машины на борту огромной посудины.
      – В разговоры с ним не вступать, майор, – предупредил Хауард. – Ограничься приказом переправить нас на ту сторону.
      Сержант был слегка удивлен присутствием автомобилей ООН, но тем не менее не собирался задавать какие-либо вопросы каменнолицему майору Республиканской гвардии, пролаявшему ему короткий приказ. У него и так хватало неприятностей из-за того, что пару дней назад один из его капралов, как обнаружилось, по всей видимости, дезертировал.
      Переправа прошла без происшествий. Ранее пустынные деревни на противоположном берегу – Хадита, Бени-Дахир и Хаклания – теперь кишели людьми. Майор был поражен, когда Хауард включил сирену, фары и мигалку на крыше – теперь уже голубую, а не красную; Акфорд во второй машине ООН сделал то же самое. Огни и сирены достигли желаемого эффекта. Люди поспешно расступались с дороги, провожая безразличными взглядами необычный конвой.
      В 13.30 они выехали на пустынное шоссе, ведущее в Рутбу, возвращаясь по тому же пути, который они преодолели три ночи назад. Из-за присутствия тихоходных грузовиков они продвигались медленнее чем раньше, но в целом Хауард оставался доволен. Самой большой потенциальной проблемой, подумал он, будет, конечно же, майор. Мужчина явно оправился от потрясения, и за ним нужен глаз да глаз.

      – Ты абсолютно в этом уверен? – Директор Национального бюро разведки внимательно изучал лицо Кируина.
      – Более чем, сэр. Можно, я покажу вам, что у меня есть на данный момент?
      – Да, пожалуйста. – Фейга склонился над столом, на котором Кируин разложил распечатки фотографий, полученных со спутников «Ки-хоул».
      – Вот здесь они возле дорожного кордона, сэр. На этой фотографии можно увидеть, что спектр отражения автомобилей отличен от спектра иракской бронемашины. И хотя, как говорит мистер Соренсен, разница небольшая, мы проверили у агента ЦРУ, ездившего в баданахский лагерь, и он подтвердил, что там пользовались белой краской. – Кируин сделал паузу. Фейга ободряюще взглянул на него, и Кируин продолжил: – Мы следили за ними от дорожного кордона, используя Джей-СТАРС. На той стадии у нас не было подтверждения, но затем они остановились возле реки, и мы получили второй снимок со спутника. Сравнительный анализ подтвердил совпадение параметров. Это они, и у них есть армейское сопровождение. С тех пор мы продолжаем отслеживать их путь.
      – Откуда вы знаете, что их просто не арестовали?
      – По двум причинам, сэр. Во-первых, если бы это было так, то почему они выбрали эту дорогу? Я склонен считать, что скорее их повезли бы в Багдад, а эта дорога ведет в Иорданию. Во-вторых, они возвращаются в точности по тому же пути, по которому сюда и приехали. Слишком много для совпадения. Это наверняка они.
      – А вы согласны с этим, Уолтер? – Фейга повернулся к Соренсену в ожидании ответа.
      – Да, сэр, согласен. Поначалу я сомневался, но это все объясняет.
      – Что ж, – кивнул Мартин Фейга, – думаю, вы правы, что они выдают себя за инспекцию ООН. С одной стороны, я просто не представляю, как еще они могли убедить иракских военных в том, что у них есть какое-то дело, объясняющее хотя бы само пребываниев Ираке. За одно это их бы наверняка арестовали, а то и расстреляли бы на месте. Но существует и вторая причина, по которой они сменили свой прежний внешний вид санитарных машин. Они нарушают старейшее правило всех военных учебников, а этого они бы никогда не сделали, будь у них выбор, и не выступили бы теперь в совершенно ином качестве.
      – То есть как, сэр? – спросил Кируин. – Какое правило?
      – Ты никогда не служил, Кируин, а поэтому, полагаю, вполне понятно, почему ты его не знаешь, – ответил директор Национального бюро разведки. – Оно простое. Если ты выполняешь задание на вражеской территории, коротким ли или долгим оно является, будь это диверсия – как в данном случае – или чистая разведка, проводись оно на земле, на воде или в воздухе, правило всегда одно и то же. Ты никогда, никогдане должен уходить тем же путем, по которому пришел. Нужно всегда возвращаться другим маршрутом. В противном случае ты просто сам напрашиваешься на то, чтобы тебе устроили засаду. – Фейга указал на спутниковые фотографии и кивнул еще раз. – Эти люди знают об этом, возможно, лучше, чем кто бы то ни было другой. Они не стали бы рисковать, возвращаясь той же дорогой, если бы не выдавали себя теперь за кого-то совершенно другого. И, по-моему, все подтверждается. Идея с ООН верна – все совпадает.
      – Как вы справедливо отметили, сэр, – сказал Кируин, – об армейской службе я знаю весьма немного, но мне кажется, что по отношению к этим людям у меня уже появилось какое-то чутье. С самого начала они вели себя крайне неортодоксально. На протяжении всего времени они выкидывают такие коленца, которые не могут не изумлять. И то, что вы сказали о нарушении ими железного армейского правила, лишний раз меня в этом убеждает.
      Фейга рассмеялся.
      – Еще раз должен сказать тебе, Кируин, ты чертовски хорошо справился с этим делом. И вы, Уолтер, тоже – все, кто в этом участвовал. С этой оценкой я и выйду на заседание СНБ. Когда они услышат об этом маскараде с ООН, их, надо думать, хватит удар. Полагаю, мне нет нужды говорить вам, какой поднялся бы шум, всплыви все это наружу. Что, похоже, практически неизбежно, судя по тому, как обстоят дела, – добавил он. – Как бы то ни было, спасибо, обоим спасибо. И продолжайте в том же духе.
      Покидая кабинет директора, Джон Кируин сиял от удовольствия. В устах Мартина Фейги прозвучавшее было высокой наградой.

      Высокий, худощавый мужчина, сгорбившись, сидел в торце длинного стола. Его лицо под рыжими, выкрашенными хной волосами было испещрено уродливыми оспинами. Его взгляд ощупывал лица коллег, без устали перебегая с одного на другое. Он обратил внимание, что глаза у них тоже неспокойны. Все они явно нервничали, выглядели неуверенными и даже… да, испуганными. Все, кроме бывшего министра иностранных дел с восковым лицом и пенсне на носу, сидевшего в середине стола по левую руку от него, – тот казался, как всегда, загадочным и улыбался. Хотя, постойте, уж не испарина ли выступила у него на лбу? Неужели даже он так же перепуган, как и остальные? Ну, конечно же, так, подумал рыжеволосый мужчина. Все они буквально остолбенели, когда он каких-то пять минут назад обнародовал новость. Ощущение глубокого ужаса обволокло зал заседаний, словно сгустившийся туман. Но сейчас было не время предаваться пустым словопрениям о душевном состоянии кого-то из его коллег. Он должен, подобно змее, ударить стремительно и сильно – не дать им возможности подумать или затеять споры. Это было его единственной надеждой. Сейчас он не должен проявить слабость. Если это ему удастся…
      Он уже добился половины успеха. Он уже сел в Кресло – Кресло, которое до этого никто не осмеливался занять. Сам факт, что он сидел в этом Кресле, безусловно, произвел на них впечатление. Каждый, кто заходил в зал, в ужасе застывал на месте с открытым ртом, увидев, что он находится именно в нем – во главе длинного стола. Они тут же безошибочно понимали, что это должно означать.
      Все было вполне оправданно, решил рыжеволосый мужчина. Будучи вице-президентом, он автоматически становился преемником, тем, кто по праву должен был занять Кресло, когда, как это сейчас и произошло, наступит время. Но, узнай кто-то из них об этой новости первым, все становилось отнюдь не таким очевидным, и возможно, что он, Иззат Ибрагим, вовсе и не сидел бы сейчас в этом Кресле. Уж кто-нибудь из них да захватил бы его – скорее всего, эта полудохлая гиена – заместитель президента.
      Но Саади Тумах Аббас, бывший военный министр, недавно назначенный советником президента по вопросам обороны и подчиняющийся лично главе государства, узнав о случившемся, пришел за дальнейшими распоряжениями именно к нему, вице-президенту. Иззат был уверен, что в один прекрасный день так и будет. Разве не он всячески обхаживал и улещивал этого человека и поощрял его деятельность? Разве не дал он ему убедиться, что влияние вице-президента кое-чего да стоит? И разве этот олух, в конце концов, не поверил во все это? Да, так и случилось. Кроме того, лояльность Саади Тумаха была подкреплена еще одним самым хитрым образом – ему намекнули на здоровье вице-президента. Мол, он, Иззат Ибрагим, вице-президент Ирака, заместитель Совета революционного командования и заместитель главнокомандующего вооруженными силами страны, совсем плох. Скоро он ляжет на операцию. Наступит день, и ему придется отойти от дел, а вот тогда…
      О да, это была та заманчивая награда, которая по теперешнему разумению Саади Тумаха вот-вот будет у него в руках. Ха, подумал Иззат Ибрагим, он был вовсе не такплох. Операция была уже назначена – через несколько недель он слетает в Иорданию и вернется оттуда в полном здравии. И тогда Саади Тумах Аббас поймет что почем. На самом деле, кое-какой урок ему преподнесут прямо сейчас. Это сделают остальные, именно они всадят в спину нож. Иззат Ибрагим обратился непосредственно к жертве:
      – Брат Саади, услышав ваше сообщение, мы были все потрясены. Вы не могли бы добавить к сказанному что-то еще?
      Военный советник президента беспомощно огляделся по сторонам.
      – Пока не могу, брат Иззат Ибрагим, – вымолвил он. – Подробности все еще не очень ясны… – Он начал повторять часть уже прозвучавшей информации.
      Иззат Ибрагим подумал, что Саади, видимо, ошибочно думает, что это придаст лишнюю значимость его персоне. Что ж, сейчас-то он как раз и убедится, чего стоит на самом деле. Иззат уже видел, что по крайней мере двое из находившихся за столом уже давно готовы буквально взорваться. Первым был сидевший слева от него преемник Саади Тумаха на посту министра обороны, хинзирХуссейн Камил Хассан аль-Маджид. По выражению его лица Иззат мог видеть, что тот пребывает в бешенстве из-за того, что ему не сообщили обо всем этом раньше. Вторым был сидевший справа заместитель президента, гиена Таха Ясин Рамадан. Из этих двоих Рамадан опаснее, подумал Иззат, но тут он такой не один. Кто из них взорвется первым?
      Вперив испепеляющий взгляд в оратора, гиена Таха грохнул кулаком по столу, заставив того замолчать:
      – Значит ли это, что вам больше нечего нам сообщить? Что, совершено убийство нашего дорогого президента, а после этого там вспыхнул бунт? Бунт?И не где-нибудь, а в Тикрите?Есть какие-то подтверждения случившемуся? И что в связи с этим предпринимается?
      – И почему об этом немедленно не сообщили мне?! – Выкрик, полный угрозы, прозвучал из уст Хуссейна Камила, министра обороны и зятя Саддама Хуссейна.
      Иззат еще раз вгляделся в выражение его лица и понял, что ошибался. На этом похожем на свиное рыло лице читалось главное – паника, тщетно скрываемая за напускным гневом. И гнев этот был не более чем попыткой продемонстрировать свою значимость. Министра всего трясло – он был явно перепуган.
      Саади Тумах Аббас старался найти убедительные ответы, но проявил угнетающую несостоятельность – ответов у него не было. В течение последующих минут со стороны сидевших за столом на него обрушился еще целый град вопросов и упреков. Иззат Ибрагим молчал; удовлетворенно отстранившись, он позволил, чтобы человека превратили в объект всеобщего озлобления, которое явилось следствием их растерянности. Из Саади Тумаха Аббаса сделали отбивную.
      Наконец наступило временное затишье. Иззат Ибрагим поднял вверх обе руки.
      – Братья, соратники по Совету революционного командования, как это ни прискорбно, но с чувством величайшей горечи мы должны сделать вывод, что все сказанное в докладе, каким бы неполным он ни был, должно быть, правда. На какое-то время мы должны подавить в себе это страшное горе и признать тот факт, что наш любимый брат и вождь Саддам Хуссейн стал жертвой подлого и предательского заговора. Я могу подтвердить вам, что сегодня утром президент отправился в Тикрит. – Иззат сделал паузу, наслаждаясь ненавидящими и завистливыми взглядами тех, кого не посвящали в подобные дела. – Но он не вернулся в Багдад, как это было запланировано. Его вертолет так и не объявился, а нам сообщили, что машина действительно уничтожена. Как уже говорил тут брат Саади Тумах Аббас, попытки связаться с находящимся в Тикрите командиром подразделения личной президентской охраны оказались безуспешными. Однако нашлись очевидцы утренних событий. Командир третьего полка Мединской дивизии Республиканской гвардии, спасая жизнь, сбежал оттуда вместе с частью своих офицеров. Похоже, что, увидев происходящее, они дезертировали. Старшие чины Мухабарат провели допрос этих людей. Они… скажем так, не теряли времени, чтобы выудить всю информацию. Прежде чем быть казненными по моему настоянию за измену, все допрашиваемые дали одни и те же показания. Тикрит охвачен смутой. Командиру Мединской дивизии приказано проследовать туда как можно быстрее и, используя поддержку вертолетов ВВС, подавить восстание. Согласно моим распоряжениям, город блокирован. Вся информация оттуда будет поступать лично через командира дивизии и непосредственно в Совет.
      Иззат позволил себе еще раз взглянуть в сторону похожего на борова министра обороны Хуссейна Камила. Тот, похоже, потерял дар речи от ярости, услышав, что данную ему власть над вооруженными силами кто-то явно узурпировал. Обнажив желтоватые зубы, Иззат одарил его пародией на улыбку:
      – Я уверен, брат Хуссейн Камил, в данном случае вы простите, что я воспользовался своей властью заместителя главнокомандующего вооруженными силами без предварительного согласования с вами. Необходимы были срочные действия, а попытки связаться с вами в середине дня оказались, э-э… безуспешными. Похоже, вы временно отсутствовали в министерстве – я, конечно, понимаю, вы были заняты другими важными делами на… улице Хулайфа. – Иззат обнажил свои зубы еще больше – его ухмылка из угрожающей превратилась в откровенно издевательскую.
      Ему было известно, и где был Хуссейн Камил, и с кем. Да, он знал, в чью кормушку сунулось свиное рыло. Хуссейн Камил тут же смертельно побледнел. Его рот приоткрылся, затем резко захлопнулся, и Иззат увидел, как министр нервно сглотнул. О да, подумал Иззат, все еще улыбаясь, это была та самая пикантная подробность, о которой не знал даже этот психопат Кусей, второй сын Саддама Хуссейна и глава Мухабарат. Никто просто не отваживался сказать ему, что его жена-шлюха завела шашни с его же собственным зятем. А вот ему, Иззату, об этом сообщили…
      Остальные не вымолвили ни слова. На нескольких лицах отразилось мимолетное любопытство в попытке осознать важность этой обрывочной информации. Наконец Хуссейну Камилу удалось ответить:
      – Вы, несомненно, поступили верно, предприняв срочные действия, брат Иззат Ибрагим, – пролепетал он.
      – Спасибо, – промурлыкал Иззат Ибрагим. Еще раз сверкнув желтыми зубами, он обратился к остальным: – Итак. Вопрос, который мы должны задать себе теперь, прост. Что еще следует предпринять, дабы избежать дальнейших волнений на местах и общего кризиса? Ответ, по крайней мере с моей точки зрения, столь же прост. Должна существовать преемственность власти. В это смутное, трагическое время нашей великой нации будет необходима самая сильная власть. Не может быть никаких сомнений, что в дальнейшем должны быть предприняты все меры по подавлению любого недовольства, откуда бы оно ни исходило. Возможно, придется применять весьма жесткие и крутые меры. В это страшное время, какими бы осиротевшими мы все себя ни чувствовали, меня утешает лишь одно: что все вы, братья, собравшиеся за этим столом, готовы безоговорочно употребить весь свой авторитет и совершить поистине героические усилия в оказании самой всесторонней поддержки властям, чего бы ни потребовали обстоятельства. – Вот оно, подумал Иззат. Он произнес это вслух. Невозможно, чтобы кто-то не ухватил скрытый смысл его слов. Даже Саади Тумах Аббас должен был сообразить, что это неприкрытая заявка на пока что вакантное место президента. Хищно сгорбившись во главе стола, Иззат горящим взглядом пристально всматривался в лица своих коллег.
      Однако первые признаки несогласия появились с совершенно неожиданной стороны.
      – Полагаю, что никто из нас, брат вице-президент, – насмешливо произнес министр внутренних дел, – не собирается оспаривать, что понадобится сильная власть. Вопрос просто в том, чтобы определить области политики, где эту силу и чей опыт в этом деле следует применять.
      Иззат немного растерялся. Он предвидел символические возражения со стороны Тахи Ясина Рамадана, но не подобный сюрприз. Али Хассан аль-Маджид был двоюродным братом Саддама, и Иззат ясно понимал, чтотот подразумевает за своим замечанием. Из всех присутствующих этот раболепствующий пес продемонстрировал, вероятно, самый беспринципный и эффективный подход в решении тех задач, которые на него возлагались. Его послужной список был впечатляющим и внушал ужас. Именно он приказал осуществить газовые атаки на позиции курдов в 87–88-м годах, и именно его Саддам назначил губернатором Кувейта после вторжения туда в 90-м. Вместе со своим приспешником Алаа Хуссейном Али он нес главную ответственность за грабежи и насилие в «девятнадцатой провинции» Ирака. С тех пор Али Хассан аль-Маджид в качестве министра внутренних дел руководил операциями по подавлению волнений среди курдов на севере и среди шиитов в южных топях, и его жестокость приносила успех. Если кому-то и передавать полномочия на подавление дальнейших внутренних беспорядков, то, пожалуй, именно ему. Значит ли это, подумал Иззат, что он высказал собственную заявку на власть? Нет, у него не выйдет. Пес нажил себе слишком много врагов и слишком многих заставил себя бояться – эти люди ополчатся против него и никогда не допустят, чтобы он дорвался до абсолютной власти. Разозлившись на высокомерие Али Хассана аль-Маджида и подчеркнутое ехидство, с которым тот сделал ударение в обращении « вице-президент», Иззат тем не менее удержался от гневной отповеди и решил отдать его на расправу остальным.
      Гиена Таха Ясин Рамадан не заставил себя ждать:
      – Наш брат министр внутренних дел, – прорычал он, – в одном отношении прав: отправление власти безусловно требует компетентности. Но опыт, приобретенный лишь во внутренних делах, вряд ли сформирует соответствующую базу для сложной политики правительства. Нас со всех сторон обложили враги, которые, несомненно, не преминут воспользоваться катастрофой, обрушившейся сегодня на Ирак. Сила и непоколебимая приверженность принципам, заложенным нашим выдающимся братом Саддамом Хуссейном – да пребудет с ним в раю Аллах, – сыграют, конечно же, существенную роль. Они будут важны в наших взаимоотношениях с алчными иностранцами, которые и по сей день имеют на нас виды. Как напоминал нам сам Саддам каких-то три дня назад, Ирак столкнулся с беспрецедентным посягательством на его суверенитет. И тут власти Ирака должны поступать, невзирая на лица. Опыт и исключительная твердость, чтобы дать суровый отпор всем нашим врагам – не только внутренним, но и внешним, – вот залог нашего выживания.
      Иззат моргнул от изумления. Выступление гиены сыграло ему на руку. Таха так старался перекрыть Али Хассану аль-Маджиду все пути к власти, что даже не упомянул о собственных притязаниях. Более того, он не сказал ни слова, чтобы как-то подорвать позиции самого Иззата. Что ж, основные игроки высказались – теперь наверняка все устроится без дальнейших обсуждений! Его назначение будет поддержано!
      – Наш брат Таха хорошо сказал. – Пораженный Иззат резко повернул голову, чтобы посмотреть на нового оратора. На вежливом лице сидевшего в середине стола бывшего министра иностранных дел – ныне заместителя примьер-министра – под массивными очками блуждала широкая улыбка. – Кто-то мог даже подумать, что своим красноречивым выступлением в защиту власти, имеющей опыт в международных делах, он чуть ли не предлагает на пост президента мою кандидатуру. – Тарик Азиз хихикнул над собственной шуткой, и глаза Иззата сузились от подозрения. К чему клонит эта старая хитрая лиса? – Естественно, будь мне даже оказана подобная честь, я бы отказался. – Лицо Тарика Азиза стало более серьезным. – Да-да, мои братья, я бы отклонил это в высшей степени почетное предложение. Ибо, по чести говоря, уверен, что на какое-то время кабинет президента должен остаться пустым.
      Иззат Ибрагим лишился дара речи. Вокруг стола послышались возгласы удивления и замешательства. Краешком глаза Иззат заметил, как гиена Таха откинулся в кресле с выражением удовлетворения и самодовольства. Да эти же двое спелись! Западня! Предательство! Но чего же они добиваются на самом деле? На желтоватых щеках Иззата проступила краска – неравномерные красные пятна подчеркнули глубокие оспины, несмотря на все его усилия скрыть замешательство.
      – На данном этапе любые намерения, касающиеся замены президента, были бы не только преждевременны, – продолжал Тарик Азиз, – но и более того – решение о подобном назначении вызвало бы катастрофу. При этом спешу отметить, – он обезоруживающе улыбнулся, – что этим я вовсе не хочу сказать, что среди присутствующих в зале не нашлось бы достойных кандидатов. Отнюдь нет. Я счастлив признать, что многие среди вас, многоуважаемые братья, смогли бы более чем успешно понести дальше тяжкое бремя, накладываемое на хозяина этого великого кабинета, который еще совсем недавно занимал наш любимый брат Саддам Хуссейн. Нет, причина, по которой мы не должны искать нового президента, более серьезна и в то же время до очевидности проста.
      Теперь Иззат растерялся окончательно. К чему, во имя Аллаха, клонит эта усмешливая лиса Тарик Азиз?
      – Любые перемены или даже видимостьперемен – пусть даже самых незначительных – были бы исключительно катастрофическими, – с пафосом объявил Тарик Азиз. – Это явилось бы признаком слабости, чем не преминули бы воспользоваться наши враги. Неважно, каким бы сильным ни оказался новый президент, неважно, как бы он ни был умен, тут пострадал бы авторитет самого президентства.Если бы стало известно, что наш брат Саддам убит, это явилось бы указанием на то, что уязвим не просто президент, а институт президентства– и уязвим смертельно. Если же, к примеру, объявить, что он был смещен – за какие-то промахи, что недостойно перед великой памятью о нем, – это было бы воспринято как внутренние разногласия, а следовательно, нестабильность нашего Совета. В обоих случаях по власти в Ираке будет нанесен такой удар, от которого она вряд ли оправится. Существует достаточно врагов, которые только и ждут, как бы воспользоваться подобными новостями, появись они на свет. Таким образом, все должно оставаться как и прежде. Никаких видимых перемен.
      – Но это же абсурд! – взорвался Иззат Ибрагим, все так тщательно сдерживаемые им эмоции разом выплеснулись наружу. Он сердито ткнул костлявым пальцем в сторону Тарика Азиза: – Каким это еще образом вы сможете жить, как прежде, если самого Саддама теперь уже нет в живых?
      Улыбка бывшего министра иностранных дел даже не потускнела. Он повернулся к Тахе Ясину Рамадану:
      – Таха, брат мой, – спросил он, – сколько тягютову нас еще осталось?
      Бросив взгляд на Иззата Ибрагима, гиена криво усмехнулся – он заметил, как сильно побледнело рябое лицо под рыжеватыми волосами.
      – Девять человек, – ответил он. – Из этих девяти пятеро, – он поднял правую руку с растопыренными пальцами, – имеют лишь отдаленное сходство с нашим незабвенным братом и вождем. Все они время от времени использовались для выездов на автомобиле, дабы вознаградить людей случайным коротким лицезрением их любимого президента. Еще двоих, – он отогнул два пальца на левой руке, – можно было использовать для исполнения более сложных поручений, и их снимали в коротких фильмах о посещении Саддамом военных баз. Снимать крупным планом не разрешалось, а солдаты, попадавшие в кадр, в каждом случае были переодетыми сотрудниками Амн-аль-Хасс. Эти клипы служили полезному делу – демонстрировали, что власть предержащие не боятся выходить в народ. – Гиена сделал паузу, отогнув еще два пальца. – Оставшиеся двое являются самыми лучшими и наиболее убедительными. Их отбирали особо, чтобы подвергнуть специальной… ильм аль-джиряхаоперации. Первый их них, тягютБакр Абдулла…
      – Мертв, – почти прошипел Иззат Ибрагим. – Сегодня утром его застрелили вместе с президентом.
      Лицо Тахи исказилось, наступила его очередь побледнеть.
      – Откуда вам это известно?
      – Оттуда же, – фыркнул Иззат, постукивая костяшками пальцев по столу, – откуда я узнал о покушении. Конечно же, из допросов свидетелей. Будьте любезны, объясните, к чему все эти упоминания о тягютах?Какой прок от них может быть сейчас? Их надо просто уничтожить.
      – Как раз наоборот, – резко возразил гиена, беря себя в руки. – Сейчас они так жизненно важны для безопасности Ирака, как никогда прежде. – Он пронзил взглядом Иззата Ибрагима. – Сегодня утром мы с заместителем министра, – Таха вежливо поклонился в сторону Тарика Азиза, который с улыбкой кивнул в ответ, – заподозрили, что стряслась какая-то беда. Из Тикрита не вернулась иностранная делегация дипломатов, и до нас стали доходить слухи… слухи, которые, к несчастью, в точности подтвердились. У нас была возможность коротко обсудить положение дел до начала этого заседания.
      Так вот оно что, подумал Иззат Ибрагим, в груди у него поднимались ярость и тревога. Эти двое составили заговор! У него было страшное предчувствие, что он догадывается об их замыслах.
      – Новость о тягютеБакре Абдулле весьма прискорбна, – продолжал гиена, – но со временем в случае необходимости ему несомненно найдется замена. Ключевым моментом является то, что последний из этого списка, тягютМухсен Хашим, остается в нашем распоряжении. Он самый лучший из всех.
      – Так что же вы конкретно предлагаете? – Иззат был теперь уже уверен, что ответ ему известен.
      – Все очень просто. Не будет никакого заявления об убийстве. Не будет никакого заявления о смене президента. На самом деле не последует никакого заявления вообще. Вместо этого необходимо как можно скорее организовать съемки фильма о торжествах. Для его завершения должно хватить двух-трех дней. Главную роль в этом фильме сыграет Мухсен Хашим. Это будет самая сложная роль из всех, что ему приходилось исполнять раньше. Но я знаю, что он с ней справится – в соответствии с прямыми указаниями нашего незабвенного брата Саддама Хуссейна я лично руководил обучением этого тягюта.Наш безвременно ушедший брат был обеспокоен огромным количеством публичных появлений, которых от него ожидали, и испытывал все возрастающую потребность использовать вместо себя тягютовв случаях, когда в его личном присутствии не было особой необходимости. Таким образом, все останется в точности, как и прежде. Лишь несколько человек за пределами этого зала, не считая предателей, повинных в сегодняшних событиях, узнают когда-нибудь правду. Изменники вместе со всеми очевидцами и теми, до кого дошли какие-либо слухи, будут уничтожены. Когда с ними будет покончено, в свою очередь будут уничтожены те, кто вел допросы во время следствия. Этот тягютзаймет место президента.
      Иззат Ибрагим был потрясен. Случилось немыслимое: его надежды прибрать власть к рукам были коварным образом – и надо отметить, мастерски – разбиты вдребезги. Он стал быстро соображать. Возможно, еще не все потеряно. Тягютне будет столь же хорошо защищен, как президент…
      – Вы хотите сказать, что этот тягютбудет присутствовать на заседаниях Совета? Что он станет одним из нас?
      – Ну конечно же, нет, – презрительно откликнулся гиена. – Он будет всего лишь получать от нас указания. Он будет делать то, что ему скажут.
      – Могу я спросить, – процедил Иззат, – кто же, по-вашему, будет отдавать ему эти указания?
      – Это не играет никакой роли, – раздраженно ответил гиена. – Приказы будут, конечно же, важны по сути, а не по тому, кто их будет давать тягютуот имени Совета. Все, что потребуется, – это просто передать ему точные указания, где и когда ему нужно появиться и что он при этом должен будет делать, – только-то и всего. Однако, если в этом есть что-то такое, чему вы по непонятным причинам придаете столь большое значение, брат Иззат Ибрагим, – Таха едва сдержал смешок, а в голосе его зазвучали победные нотки, – может, стоит внести предложение, чтобы эту обязанность вы взяли на себя?
      От смертельного оскорбления, таившегося в словах Ясина Рамадана, зал выжидающе замер в молчании. На мгновение Иззату Ибрагиму показалось, что он ослышался; затем, преодолевая неверие, он постепенно осознал, что его одурачили, заставив не только придать излишнее значение чисто лакейским обязанностям, но, хуже того, ему предложили, чтобы он эти обязанности сам же и исполнял! Мертвенно-бледное рябое лицо Иззата посинело от ярости, похожие на клешни руки вцепились в край стола. Его до безумия свирепый взгляд, казалось, испепелит Таху; наконец из него выплеснулась гневная отповедь:
      – Абсолютно нелепая идея! Бред больного воображения! Из этого ничего не выйдет! Я так понимаю, часть этого плана предполагает, что тягютбудет носить с собой еще и табанью– президентский пистолет?
      – Нет! – рявкнул Таха, ударив кулаком по столу. – Только не это! Существующее правило не должно нарушаться. Этот тягютдолжен осознать, что он всего лишь слуга Совета. Ни в коем случае нельзя даже намеком дать ему понять, что он является ключевой фигурой в безопасности Ирака, и нельзя допускать, чтобы мысли слуги выходили за рамки его положения. Возможно, по прошествии нескольких месяцев, если он продемонстрирует полнейшую управляемость, и только по решению Совета ему будет разрешено носить табаньюв особых случаях, когда мы сочтем это правильным или необходимым для сохранения образа. Что же касается первого пункта вашего обвинения, братИззат Ибрагим, то, если хотите, я коротко отвечу. Этот план гораздо менее нелеп, нежели любая другая предложенная альтернатива. Ваша первая реакция на него, – он пренебрежительно отмахнулся, – чисто рефлекторная. Я же, напротив, изучил данный вопрос самым тщательным образом. Этот план сработает. Необходимо сделать так,чтобы он сработал. Наш брат Тарик Азиз уже объяснял, почему нам не остается иного выбора. Если этот план провалится, то тогда мы все, все до последнего… – гиена, теперь уже полностью овладев собой, медленно обвел зал недобрым взглядом, – …обречены.
      Проигравший Иззат Ибрагим неотрывно смотрел на Таху Ясина Рамадана. В маленьких немигающих глазках не было ничего, кроме ненависти.

      Лейтенант Салех Масуд готов был взорваться от бешенства. Несмотря на то, что солнце сейчас уже быстро опускалось, внутри бронированной машины БРДМ было по-прежнему жарко, как в печке, и ему не дали никакой возможности ни отдохнуть, ни поесть, да ничего ему не дали. Он подумал, что охране в грузовиках позади ничуть не лучше, чем ему самому. Его водителю уж точно не лучше, о чем тот все время нудно и напоминал. Пронзительный голос водителя действовал лейтенанту на нервы, и он, наконец не выдержав, зло прикрикнул на солдата, чтобы тот замолчал.
      Но водитель был, конечно же, прав. С какой стати они, Республиканская гвардия, должны быть няньками при этих ненавистных иностранцах? Их надо было бы запереть в кутузку и оставить там гнить. Вместо этого они их сопровождают, они им помогают– этим людям, что стараются унизить Ирак, как только могут! Да, рассуждал лейтенант, если уж его водитель подобного мнения, то что же говорить об остальных. Если дело дойдет еще до одной стычки с этим высокомерным майором, люди будут на его, лейтенанта, стороне.
      Да будь он проклят, этот майор, возмущенно подумал он. Именно такие, как он, разъезжают с удобствами в машинах иностранцев, в то время как их люди трясутся в вытряхивающих душу грохочущих жестянках. Особенно в этих БРДМ. Кто бы ни был этот идиот из России, который спроектировал эту штуку так, что у нее практически отсутствовала всякая амортизация, а все лишнее тепло от двигателя вместо атмосферы поступало внутрь машины, он, Салех Масуд, очень бы хотел, чтобы этот урод попался ему в руки. Будь проклят этот русский, будь проклят этот майор и десять тысяч раз будьте прокляты эти презренные иностранцы! Лейтенант принял решение. Еще полчаса – это все, что он им даст. Если по прошествии этого времени они не остановятся передохнуть, тогда остановится он.Именно так. Он откажется ехать дальше. Чума на этого майора – он скажет все, что думает про него. Да, у него, Салеха Масуда, найдется пара-другая слов, чтобы высказаться по этому поводу. Он стал перебирать в голове соответствующие выражения.
      К этому времени лейтенант уже настолько привык бездумно следовать за передним автомобилем и был так увлечен сочинением уничижительной речи в адрес своего командира, что совершенно не обратил внимания, когда Берн свернул с основной автострады, ведущей в Требил и Иорданию. Конвой почти достиг Рутбы, и Берн сделал резкий поворот, двинувшись по знакомой дороге мимо обвалившегося путепровода и через сам город. Он направился на юг, в сторону границы с Саудовской Аравией, по тому же пути, по которому они ехали сюда. Лейтенант, глядя на БРДМ, предположил по поводу путепровода, что это была диверсия, но он так и не удосужился обратить внимание на направление, в котором они двигались. Он посматривал на часы. Еще двадцать минут, подумал Салех Масуд. После этого, черт побери, он просто-напросто остановится.

      В отличие от своего строптивого подчиненного майор Хассам Омар сразу же сообразил что к чему. Все произошло без предупреждения. Хауард и Берн до этого не вели никаких обсуждений и ничем не дали понять, что дорога на Требил будет оставлена. В конце концов, для шпионов было бы только логичным постараться покинуть страну.
      Теперь же они неожиданно направились на юг – прямым ходом в никуда. Майор стал поспешно прикидывать, что он мог бы предпринять. Теперь его план по аресту шпионов во время остановки в Требиле рухнул. Придется придумать что-то еще. Он тут же решил ничем не выдавать, что думает, будто что-то идет не так. Возможно, тогда они не будут начеку. Если бы они поняли, что он знает об изменении маршрута, то заподозрили бы, что он что-то замышляет. Нет, выходом будет притвориться, будто бы он ни о чем не догадывается. Может быть, до этого дурня Салеха Масуда наконец-то дойдет, что происходит. В этом случае он, наверно, что-нибудь да предпримет. Например, пальнет по машине из своей пушки КПТВ калибра 14,5 миллиметра. Если так, то и ему, майору, не поздоровится.
      Но что там затеяли эти шпионы? Мужчина по имени Хауард передал тому, которого звали Берн, летный шлем. Шлем был каким-то странным на вид – к нему было прикреплено устройство, похожее на бинокль. Одевая шлем, Берн отщелкнул бинокль кверху, чтобы тот не перекрывал ему поле зрения. Ну конечно же – прибор ночного видения! И при этом инглезина время отвлекся…
      Сидевший позади Берна Хауард внимательно следил за майором. Когда они свернули с шоссе, на лице иракца ничего не отразилось, но Хауард уже достаточно убедился в способности майора оставаться невозмутимым, чтобы заподозрить, что тот, вероятно, догадался, куда они направляются. Пока он доставал свой шлем с ПНВ, готовясь к наступлению темноты, ему пришло в голову, что так или иначе майор все равно очень скоро все узнает. Они проехали поворот на аэродром Рутба-Саут, и через милю-другую началась грунтовая дорога. Хауард передал второй шлем с ПНВ Макдоналду, а еще один протянул вперед Берну.
      Берн как раз надевал шлем, когда почти одновременно произошли два события. Первым, которое он не заметил, потому что сосредоточился на своем шлеме, было то, что ехавшая сзади БРДМ затормозила. Поглядывай Берн в зеркало заднего обзора, он бы, конечно, это увидел.
      Вторым событием явилось то, что майор, понимая, что, по всей видимости, это единственный его шанс вывести из равновесия этих иностранцев и поднять тревогу среди своих солдат в грузовиках позади, неожиданно вцепился в рулевое колесо. Для занятого шлемом Берна это оказалось полной неожиданностью. Однако Хауард был наготове. Он сильно ударил майора по шее ребром ладони, и офицер рухнул без сознания на колени к Берну. Быстро пришедший в себя Берн, грубо отпихнул неподвижного иракца обратно на сиденье.
      Все закончилось меньше чем за четыре секунды, но за это время «лендкрузер» отъехал от остального конвоя почти на семьдесят ярдов. Хауард и Берн обнаружили это одновременно, и последний резко нажал на тормоз.
      – Назад, Джонни. Медленно. Неприятности. Дэнни, будь готов быстро выскочить наружу, когда я скажу.
      Зиглер, Акфорд и Ашер, зажатые между БРДМ и передним грузовиком, сразу же поняли, что случилось что-то не то.
      – Не сейчас, – коротко бросил Зиглер, – подождем, пока не выяснится, в чем там дело.
      Лейтенант Салех Масуд уже вылез из БРДМ. Он заметил, что головной автомобиль остановился не сразу, а продолжал движение, пока водитель не увидел в зеркале заднего вида, что огни конвоя отстали. Теперь водитель, вероятно, сдаст машину назад, чтобы посмотреть, что произошло. Вот тут-то он, Салех Масуд, и вправит майору мозги.
      Ну а пока, решил лейтенант, он позаботится, чтобы этим иностранцам тоже не показалось мало. Он подошел ко второму «лендкрузеру».
      – Выметайтесь из машины! – угрожающе рявкнул он на Зиглера, красноречиво ткнув большим пальцем.
      Зиглер поднял свой АКМС и прострелил лейтенанту шею. Он коротко повел локтем, делая знак Акфорду с Ашером.
      – Наружу, быстро! – приказал он им.
      Все трое вынырнули из машины и откатились в сторону, оставив тело лейтенанта лежать возле автомобиля.
      Сидевший в кабине первого грузовика сержант был ветераном ирано-иракской войны. Он услышал, как тихо кашлянул автомат с глушителем и чуть громче лязгнул возвратный механизм, а затем увидел, что лейтенант свалился замертво. Сержант отреагировал мгновенно. Крикнув своим людям в кузове: «Из машины!», он и сам спрыгнул с подножки, на ходу заряжая свой АК-47. Он уже собрался было стрелять, но тут услышал возглас на английском. Что-то ярко сверкнуло у него под ногами, и он тоже упал мертвым.
      Крик «Гранату!», который он услышал перед смертью, исходил от Акфорда. Все трое почти одновременно швырнули по гранате в сторону грузовиков. Первая взорвалась между передними колесами ближайшей машины, убив при этом сержанта и воспламенив двигатель. Вторая взорвалась рядом с задним бортом этого же грузовика, скосив троих вылезавших солдат и еще четверых ранив. Третья граната, брошенная Зиглером по последней машине, так и не взорвалась.
      Акфорд и Ашер начали поливать грузовики огнем из автоматов. Многим солдатам так и не удалось выбраться наружу, но тринадцать гвардейцев из второй машины, которая не была повреждена гранатами и находилась чуть дальше вдоль дороги, попрыгали на землю и открыли ответный огонь. Зиглер тщательно прицелился по четырем фарам грузовиков и расстрелял их, погрузив окружающую местность в темноту. Теперь свет исходил только от БРДМ, да и то в другую сторону.
      После взрыва первой гранаты водитель БРДМ, несмотря на свое незначительное положение, проявил завидную прыть и инициативу. Подтянувшись назад и вверх из кресла, он схватился за ручки установленной в башенке пушки КПТВ и, не целясь, открыл огонь. Пушка была направлена прямо вперед вдоль дороги, и первые три снаряда из двадцати выпущенных угодили точнехонько в пятившийся «лендкрузер» Хауарда. Машина сползла с дороги и, опрокинувшись на бок, загорелась.
      Макдоналд почувствовал страшный толчок в правую руку – удар был настолько сильным, что заставил его выронить автомат. Сразу же после этого ему показалось, что мир перевернулся, и он полетел вниз, ударившись головой. Его спас шлем с ПНВ. Он выкарабкался через свою дверцу, которая теперь открывалась в небо.
      В то время, как Макдоналд выбирался наружу через верх, Хауард нырнул в заднюю часть автомобиля и пинком распахнул багажную дверцу. Реактивный противотанковый гранатомет РПГ-7 лежал под задним сиденьем. Схватив его, Хауард выкатился на землю и прицелился в БРДМ. Раздался оглушительный грохот выстрела, и почти сразу же за ним последовал взрыв пробившей тонкую броню ракеты. Лобовую часть бронемашины снесло напрочь, прожекторы погасли, а внутри нее занялось пламя. Водитель БРДМ погиб мгновенно.
      Джонни Берн оказался менее везучим. Хотя первая пуля, прошившая насквозь руку Макдоналда, его и не задела, следующая – попала. Она угодила Берну в голень. Ему показалось, что нога тут же отнялась. Последняя из трех крупнокалиберных пуль ударила в заднее колесо и разнесла его вдребезги – именно поэтому машина потеряла управление и перевернулась на водительскую сторону. Когда это случилось, бесчувственное тело майора снова свалилось на Берна, на этот раз придавив его сверху. Машина уже загорелась.
      Макдоналд ощутил крайнюю беспомощность. Он не мог стрелять из своего АК, боясь попасть в Зиглера, Акфорда или Ашера, которые находились в самой гуще оглушающей перестрелки с остатками иракских гвардейцев. Злобный свист автоматных пуль над головой никак не давал ему сориентироваться. Макдоналд никогда еще не испытывал столь противоречивых и страшных ощущений. Распластавшись на земле, он повернул голову, чтобы посмотреть, чем заняты Хауард с Берном, и последовать их примеру. Макдоналд увидел, как Хауард сделал перебежку по флангу.
      Дэнни вдруг сообразил, что Берна нигде не видно. Позади него разгорался «лендкрузер». Неожиданно до него дошло, что Берн, должно быть, все еще внутри. Макдоналд рванулся к машине и нырнул в заднюю дверцу. Он отыскал придавленного Берна и здоровой рукой отчаянным усилием стащил майора с раненой ноги Джонни.
      – Спасибо, Дэнни! – хрипло прокричал Берн, перекрывая доносившийся снаружи грохот, когда совместными усилиями им удалось полностью освободиться от потерявшего сознание офицера.
      С трудом выкарабкавшись из-за рулевого колеса, Берн вслед за Макдоналдом стал подтягиваться к задней дверце. Оказавшись снаружи, они попадали на землю и отползли подальше от теперь уже вовсю полыхавшей подбитой машины.
      – Что будем делать, Джонни? – прокричал Макдоналд.
      – Мы не очень-то многое можем в данной ситуации, – морщась, ответил Берн. – Да и ногу мне охренячили. Лучше будет остаться здесь и посмотреть, что происходит.
      Оба надвинули на глаза ПНВ и стали изучать окрестности.
      У Акфорда кончились гранаты, и он по-пластунски добрался до своей машины, чтобы пополнить запас. Не успел он открыть дверцу и наклониться вперед, чтобы схватить гранаты, как совсем рядом раздались щелчки пуль, и он ощутил сильнейший удар по шлему. Дерьмово, в первый момент подумал он, но тут же сообразил, что не так все и плохо – раз он по-прежнему может соображать. Значит, все должно быть о'кей. Отползая от автомобиля, он выдернул чеку из первой гранаты и, тщательно примерившись, запустил ее в сторону автоматных вспышек неподалеку от второго грузовика.
      – Граната! – предупреждающе прокричал он, а откуда-то справа Ашер, не обращая ни на что внимания, продолжал вести огонь.
      Увидев, что Ашер и Акфорд расположились на правом фланге, Хауард направился левее, где, как он знал, должен был находиться Зиглер. Постепенно перекрестный огонь из четырех стволов начал брать свое. Иракцы, не видевшие в темноте, растерянные, усталые и застигнутые врасплох, конечно же, не могли сравниться с противником. Один за другим они выходили из строя. Из тридцати пяти человек в живых теперь оставались только восемь.
      Одним из восьми был сержант со второго грузовика. Опытный боец, как и его сослуживец с передней машины, он решил немного выиграть время. Засев в укрытии, он стал прикидывать, какую лучше выбрать тактику огня. Очень скоро он понял, что противник у них – серьезней некуда. Что же, очень хорошо, подумал он. В этом случае лучше всего была бы прицельная стрельба очередями из одной точки. Он хорошо видел автоматные вспышки, но каждый раз они появлялись в новом месте – стрелки постоянно перемещались. Ни один из противников ни разу не открывал огонь из одного и того же места дважды. «Выстрелил – сменил позицию, – сказал сам себе сержант, – вот что они делают». Каждый раз стрелявший перемещался лишь на несколько футов, но этого было достаточно, чтобы он не мог засечь их позиции и накрыть огнем. Он увидел, как один из них подобрался к машине и открыл дверцу – сержант был готов поклясться, что попал в человека, но тот снова вернулся в строй, правда, где он находился теперь, сказать уже было трудно.
      Неожиданно со стороны горевшего «лендкрузера» раздался громкий взрыв. Огонь добрался до бензобака. Майор Омар погиб, так и не придя в сознание. Яркая вспышка взрыва на мгновение высветила картину происходящего – ровно настолько, чтобы сержант заметил движение одного из противников. Он выпустил длинную очередь из своего АК-47. Тот, по кому он стрелял, конвульсивно дернулся и замер без движения. Готов, успел подумать сержант, и тут же ощутил серию сильнейших ударов по собственному телу. Во рту появился солоноватый привкус, голова неожиданно стала легкой, и шум вокруг него начал куда-то пропадать. Сержант так и не сообразил, что же произошло, и, когда он испускал последний вздох, лицо его выглядело удивленным.
      Перестрелка стихла – последний иракский солдат был мертв.
      – Майк? – начал перекличку Хауард.
      – Здесь. Я в порядке.
      – Джонни?
      – Здесь, – напряженным голосом отозвался Берн. – Ранен под правое колено.
      – Тяжело?
      – Кость, вроде, цела.
      – Хорошо. Дэнни?
      – Здесь. Ранен в левое предплечье.
      – Тони?
      – Здесь. Вмятина на шлеме, но содержимое пока в порядке.
      – Боб?
      Наступило долгое молчание.
      – Думаю, он где-то здесь, босс, – наконец произнес Акфорд.
      – О'кей, похоже, мы выкрутились. Майк, займись делом. Посмотри, осталась ли хоть какая-то из машин на ходу. – Хауард подошел к Тони, стоявшему на коленях рядом с телом Боба.
      В грудь и голову Ашера угодило три пули. Умер он мгновенно.
      – Вот же невезуха! – воскликнул Акфорд. – Босс, мы ведь почти прорвались…

      Взглянув на экран с изображением картины, полученной со спутника «Ки-хоул», Кируин похолодел. Машины оставались без движения уже десять минут – фотография была получена во время прохода спутника каких-то три минуты назад, и она недвусмысленно показывала, что же произошло.
      По какой-то причине игра с иракцами пошла в открытую. «Инспекторы ООН» совершенно очевидно вступили с ними в бой: бронемашина, то ли БТР, то ли БРДМ, была подбита – Кируин мог сказать это по тепловому излучению. Эта штуковина горела. Точно так же горел и один из больших грузовиков. Но… то же самое было и с одним из автомобилей ООН. Помимо пожара, с ним случилось что-то еще – его очертания были не совсем такими, как прежде. Но все же это автомобиль ООН – остальные машины конвоя были опознаны. Возможно, он просто перевернулся. Тут Кируин был не совсем уверен.
      Проделать такой путь, подумал он, только ради того, чтобы потерпеть неудачу. Его охватил огромный прилив симпатии к этим людям. Он понимал, что рано или поздно их схватят – это было неизбежно. Как только они пересекут границу с Саудовской Аравией, все пути будут тут же отрезаны. Но тогда они остались бы по крайней мере живы, в то время как теперь…
      Кируин гадал, все ли они погибли? Для них это было бы лучше, чем, скажем, плен. Одному Богу известно, какая страшная судьба была бы им уготована, попади они в руки иракской тайной полиции – пытки, публичные унижения по телевидению, снова пытки, земной ад иракской тюрьмы, возможно, даже жестокая казнь… ему было непереносимо даже думать об этом. Нет, пришел к мрачному выводу Кируин, лучше бы они погибли.
      А вдруг все совсем иначе? Вдруг они перестреляли иракцев?! Скоро он все узнает. Все будет зависеть от того, какая из машин тронется с места – будет ли это другой «лендкрузер» или второй грузовик. С виду только они из пяти машин не были повреждены. Одна из машин должна начать движение. Если это будет грузовик или там появится еще какой-то автомобиль, значит, иракцы победили. Если же это окажется «лендкрузер»…
      – Джон! Джей-СТАРС показала перемещение! – выкрикнул Джерри Фридман.
      – Грузовик или «лендкрузер»? – нетерпеливо потребовал Кируин.
      – Грузовик.
      – О-ох. – Худшие опасения Кируина подтвердились. Он осел в кресле.
      – Движется по проселку, направляется на юг, – сообщил Фридман.
      – Юг? Ты сказал на юг?Ты уверен в этом?
      – Да, наверняка.
      – Следи за этим грузовиком! – взвизгнул Кируин.
      Они это сделали, подумал он. Если бы это были иракцы, они не поехали бы на юг, в сторону границы. Слава Богу! Каким-то образом этим парням снова удалось прорваться.
 
      – Этот сволочной грузовик ни черта не слушается руля, – сообщил Акфорд, стараясь перекричать шум двигателя.
      – Со спущенным передним колесом что хочешь не послушается, – отозвался Хауард.
      Он слабо улыбнулся, скрывая свою тревогу. Второй «лендкрузер» отказался заводиться. Открыв его капот, Акфорд вскоре увидел почему. В него угодило несколько пуль из иракских автоматов: распределитель зажигания и аккумулятор были разбиты, а весь двигатель был заляпан кислотой и тормозной жидкостью. Они освободили испорченную машину от всех своих пожитков, и Зиглер вылил на сиденья их последнюю канистру с бензином. Затем он бросил туда обрывок горящей ветоши. Теперь, уже в миле от них, «лендкрузер» все еще продолжал гореть. Хауард увидел вспышку в боковом зеркальце, когда тот наконец взорвался. Он благодарил Бога, что, несмотря на простреленный скат, второй грузовик оказался на ходу.
      Хауард не желал оставаться на месте побоища ни минутой дольше, чем это было бы действительно необходимо. То, что фары грузовика не работали, не играло роли – они и так не понадобились бы. Акфорд избавился от своего поврежденного шлема с ПНВ, но, воспользовавшись шлемом Берна, прекрасно все видел и без света.
      – Тони, постарайся отъехать отсюда как можно подальше, – сказал Хауард. – Я хочу, чтобы расстояние между нами и этими обломками было по возможности больше.
      – Босс, я стараюсь изо всех сил. Гадская штуковина!
      Услышав стук по крыше кабины, Хауард обернулся и увидел голову Зиглера, торчащую из-под брезентового полога над кузовом.
      – Эд, Энди уже в пути. Он взлетел. Дашь нам для него координаты?
      – Пока нет, Майк. Ему сюда добираться добрых тридцать минут. А мы пока отъедем еще на несколько миль и приглядим подходящее место для посадки самолета.
      – О'кей.
      – Как там Джонни и Дэнни?
      – С Дэнни все о'кей. Большая дырища, но насквозь через мякоть. Кровотечение не очень сильное. А вот насчет Джонни я не уверен. Я наложил ему жгут, но крови он потерял прилично. Надо бы где-то остановиться и осмотреть его как следует. Он по-прежнему не чувствует ногу.
      – Кости точно в порядке?
      – Насколько я могу судить, болтаясь в темноте в этом кузове.
      – Вам всем придется немного потрястись. Я пока боюсь останавливаться.
      – О'кей. – Голова Зиглера исчезла за пологом.
      Поразмышляв, Хауард принял еще одно решение и снова высунул голову в окно кабины.
      – Майк?
      – Ну? – отозвался вновь появившийся Зиглер.
      – В кузове есть убитые иракцы?
      – Ага, двое, так и не смогли выбраться из грузовика. Я как раз собирался скинуть их через задний борт.
      – Не надо. Они нам еще пригодятся.
      – Случилось что-то особенное?
      – Я абсолютно уверен, что в Саудовской Аравии мы засветились, – ответил Хауард. – Вероятно, по прибытии нам придется разбить самолет и выбираться как-то еще.
      – Поскуда! – воскликнул Зиглер. – Почему ты так думаешь?
      – Воздушный налет на склад, – пояснил Хауард. – Я уверен, это были не иракцы.
 
      Полковник ВВС Ирака, командовавший авиабазой Рутба-Саут, удивленно поднял голову на неожиданный громкий стук в дверь.
      – Войдите, – отозвался он.
      В распахнувшейся настежь двери появился взволнованный армейский капитан.
      – Сэр, мы имеем налицо мятеж!
      – Что? Объяснитесь, капитан!
      Офицер начал объяснять. Он сказал, что возвращался в Рутбу, но тут, милях в двух от поворота на авиабазу, заметил, как что-то горит. Затем последовал взрыв, и он решил узнать, в чем там дело. Там он увидел машины и тела солдат. Все они были убиты.
      Полковник был растерян и зол.
      – Кому понадобилось там что-то? – спросил он. – На этой неделе туда не планировалось никакого конвоя!
      – Не могу знать, сэр, – ответил капитан. – Но Республиканская гвардия никогда не ставит нас в известность о своих перемещениях заранее.
      Полковник знал. Для него это было больным вопросом. Как он может контролировать ход событий в этом районе, возмущался командующий базой, если ему не сообщают подобных вещей? Но… Минуточку!
      – Капитан, вы сказали Республиканская гвардия?
      – Так точно, сэр. Человек двадцать-тридцать. Все убиты.
      О Боже, подумал полковник, вскакивая из-за стола. Он ринулся из кабинета, и капитан поспешил за ним. Это было серьезнейшее ЧП! И если он по этому поводу ничего не предпримет…
      – Капитан, немедленно объявите общую тревогу!
      Полковник подбежал к своему автомобилю и помчался через взлетное поле к зданию управления полетами. По всей авиабазе зажглись прожектора охраны и завыли сирены. Джип подлетел к диспетчерской башне. Дежурная смена повскакивала с мест и открыла здание. Полковник бегом проследовал за ними вверх по лестнице. Он уже решил, что надо делать.
      – Свяжитесь по радио с авиабазой НЗ! Я хочу говорить с полковником Суба Али! Немедленно!
      – Слушаюсь, сэр, – ответил дежурный офицер, отдавая честь, и быстро удалился.
      Да, подумал полковник, авиабаза НЗ будет решением вопроса. Здесь, в Рутба-Саут, кроме транспортных самолетов, у них ничего не было. А на авиабазе НЗ, в каких-то сорока милях к западу отсюда, имелась эскадрилья боевых вертолетов Ми-24А, «вислозадых». Положение требовало не меньшего.
 
      – Джон, АВАКС засекла «айлендер»! – окликнул Кируина Питер Станнард. – Он взлетел и пересек границу – на север, в Ирак!
      – Дай мне схему его движения. Я хочу знать, как долго ему лететь до цели. – Кируин этого ожидал, но что-то в глубине сознания не давало ему покоя.
      Он сообщил Станнарду координаты грузовика, который теперь стоял на месте. Понятно, что было найдено удобное место для посадки. Но как, недоумевал он, на самом самолете узнали, когда им точно взлетать? И откуда они знают, в какое им место лететь? Оно не могло быть оговорено заранее. Люди в грузовике теперь действовали в чрезвычайной ситуации. Кируин был уверен, что в противном случае они не попросили бы «айлендер» вторгаться в воздушное пространство Ирака.
      Пока Станнард запрашивал самолет Е-3 АВАКС, Кируин отправился переговорить с Соренсеном.
      – Уолтер, отдел ЭЛИНТ абсолютно уверен, что из этого района не было радиопередач?
      – Они говорят, что следили за этим. Ничего не было.
      – Вообще ничего?
      – Обычный радиообмен на арабском, что и следовало ожидать. В этом районе расположено несколько авиабаз, но ребята могут отличить каждую из них.
      – Можно проверить еще раз? Вдруг там было что-то и за пределами авиабаз. Мы знаем точный маршрут и местонахождение грузовика в данный момент – он остановился в ожидании самолета.
      Морж поднял трубку телефона и переговорил с дежурным отдела электронной разведки, отвечающим за радиоперехват. Выслушав пространный ответ, он поблагодарил сотрудника ЭЛИНТ и повесил трубку.
      – Ничего, Джон, хотя несколько минут назад прошел какой-то радиосигнал на арабском откуда-то юго-западней авиабазы Рутба-Саут, а потом наблюдался оживленный радиообмен между оперативными центрами в самой Рутбе и авиабазой НЗ.
      – О чем они говорили?
      – Рутба запросила поддержку с воздуха. Возможно, в связи с этими событиями. Полагаю, что бой между нашими парнями и иракскими солдатами трудно было не заметить.
      – Я не это имел в виду. Я хотел сказать про радиопередачу с грузовика. Попросите у них запись и английский перевод разговора.
      Морж кивнул и быстро поднял трубку еще раз.
      – Понимаю, о чем ты думаешь. Ты считаешь, что они переговариваются на арабском?.. О, Эдди, – обратился он в трубку, – это опять Уолтер. Слушай, Эдди, мы полагаем, что они могли говорить по радио и на арабском. Ты не мог бы достать нам перевод радиоперехвата из места, о котором я только что тебе говорил, из пустыни к югу от Рутбы? И копию записи разговора. Да. И попроси вашего эксперта по языку проанализировать обороты речи, ладно? – Он положил трубку на место. – Обещал все сделать и как можно быстрее.
 
      Энди Денард вел самолет так низко, как только отваживался. Курсом 350° по магнитному компасу он мелькнул над границей с Ираком, направляясь прямо к тому месту, где, согласно последнему сообщению, находилась команда. Через десять минут Харрис, сидевший рядом в кресле пилота, еще раз проверил координаты, и Денард слегка изменил курс до 342°, сделав поправку на перемещение грузовика.
      Денарду было ясно, что команде уже известно о том, что их дальнейшие планы нарушились. Разговор между Берном и Харрисом по радио был сведен к минимуму – Берн не сообщил, как прошла операция, а Харрис не стал спрашивать. Должно быть, они уже сообразили, что засветились. Денарду было интересно, как они это узнали.
      – Мел, как у них настроение? – напряженно спросил он, не сводя глаз с местности перед ними.
      – Трудно сказать, когда Джонни говорит по-арабски, а я пытаюсь вспомнить, что это значит. Не знаю. Нервничают, конечно. Но и я тоже нервничаю от твоей манеры летать.
      – Не беспокойся, парень. Скоро будем на месте. Минут через десять.
      – К тому времени я постарею на десять лет!
      – Парень, закрой глаза и думай о титьках.
      – Прямо сейчас не получится, – ответил Харрис. – И не вздумай сам заняться этим!
      Денард расхохотался. Бросив взгляд на его лицо, Харрис увидел, что, пожалуй, впервые глаза пилота при этом не смеялись. Гадство, подумал он мрачно. Если Энди считает, что это серьезно, значит, дела действительно ни к черту.
 
      Ми-24А, «вислозадый», почти добрался до указанного места. Пилот ВВС Ирака пребывал в замешательстве. Какого черта устроили всю эту шумиху по поводу Республиканской гвардии? Чем вообще они здесь занимались, пока их всех не перебили? Пилоту все это не нравилось. Тут пахло серьезным мятежом, а мятежи ничего не сулят, кроме неприятностей. Пилоту нравилась спокойная жизнь. Авиабаза НЗ была приятным, мирным местом. Или, по крайней мере, являлась таковым до настоящего времени. Не то что там, на юге, в Насирии или Басре. Недавно он выполнял задание на авиабазе в Таллине, близ Насирии. Вместе с остальными ему поручили работу, которая совсем не пришлась ему по вкусу. Изо дня в день летать над этими проклятыми болотами и расстреливать гражданское население было удовольствием не для него. На самом деле ему было ненавистно это занятие, и он испытал огромное облегчение, когда его перевели два месяца назад на авиабазу НЗ. Не то чтобы он питал особые пристрастия к людям на болотах – у него на это не было времени. Просто то, что ему приказывали выполнять, отнюдь не было благородным делом, в особенности по отношению к храбрым людям.
      Да, этим «болотным людям» смелости было не занимать. Иногда их безрассудная храбрость доходила просто до идиотизма. Разве они не понимали, что сопротивление бессмысленно? В конечном итоге, им было просто нечего противопоставить режиму. И все же они продолжали сопротивляться. Многие из них открывали ответный огонь, когда он скользил над ними на бреющем полете. Наверняка они знали, что стрелять по «вислозадому» из автоматов и пулеметов абсолютно без толку. Вертолет Ми-24А обладал самой мощной броней в мире. Сбить его огнем из легкого стрелкового оружия было попросту невозможно. Он чувствовал себя в полной безопасности, когда пули рикошетили от броневых плит – его это даже развлекало. Он припомнил выражение ужаса на лице новоиспеченного второго пилота во время его первого боевого вылета. Он, пилот, решил немного поразвлечься, специально сделав так, что вертолет завис прямо перед несколькими бойцами из сопротивления и превратился в легкую мишень. С каким визгом тогда рикошетили пули! Новый второй пилот вопил от страха, пока наконец-то не вспомнил, чему его учили, и не сообразил, что он в полной безопасности. Пилот улыбнулся воспоминаниям. Ход его мыслей был прерван штурманом-стрелком.
      – Подходим к цели. Один километр.
      Пилот заметил почти все сразу. Четыре горящих автомобиля, как и докладывали. Два из них уже почти сгорели дотла. Пилот сделал круг над пожарищем. Повсюду разметались тела солдат – это была настоящая бойня. Куда подевались преступники? В каком направлении скрылись?
      – «Флир» что-нибудь показывает? – спросил он в свой микрофон.
      Изучив изображение на экране прибора, наблюдатель доложил:
      – Ничего, кроме подлетающего с юга самолета. Дистанция двадцать две мили. И еще инфракрасный радар показывает необычный след автомобиля, уходящий в ту же сторону. Недавно отсюда уехала машина. Похоже, у нее повреждено колесо.
      – Самолет? Летит с юга? Ты уверен? Какого типа?
      – Пока не могу сказать. Сигнал поступает нестабильно. Он очень низко летит.
      – Разберемся, – решил пилот. – В той стороне нет авиабаз, да и в том секторе никакие полеты не запланированы. А в машине могут находиться мятежники, повинные в этой бойне.
      «Вислозадый» сделал крутой вираж и начал набирать скорость, направляясь вдоль колеи почти строго на юг.
 
      Макдоналд начинал ощущать в руке адскую боль. Рядом с ним на земле лежал Берн, его нога была задрана кверху, пока Зиглер перевязывал ему рану. Макдоналд видел, как лицо Джонни перекосилось от боли – рана Берна явно была тяжелее его собственной. Саудовский госпиталь с последующим долгим заточением в тюрьме, тупо размышлял Макдоналд, – вот и все, что может ожидать впереди их обоих. А ведь они были так близки к успеху.
      – Босс, – позвал Акфорд, – мне кажется, я слышу самолет.
      – Верно, – ответил Хауард. – Теперь зажигай огни.
 
      – Осталось мили три, Мел. Начинай высматривать огни.
      – Пока ничего не вижу.
      – Сейчас поднимусь чуть повыше.
      – Слава Тебе, Господи! – воскликнул Харрис.
      Денард потянул штурвал на себя и поднялся до двухсот футов. Не прошло и двух минут, как они увидели на земле линию горящих факелов. Денард заложил вираж и пошел на посадку. Харрис ощутил резкий толчок, когда колеса сильно ударились о жесткую поверхность. Они были на земле. Харрис отстегнул ремни и приготовился спрыгнуть с самолета. Не выключая моторы, «айлендер» остановился на месте.
 
      – Самолет только что приземлился, – доложил передний наблюдатель Ми-24. – Легкий двухмоторный самолет. Машина стоит неподалеку.
      – Расстояние?
      – Два километра.
      Пилот обратился к штурману-стрелку:
      – Атакую машину. Выпусти одну АТ-3. Затем будь готов атаковать самолет из носовой двенадцатимиллиметровой пушки. Немножко поразвлечемся.
      Штурман-стрелок изготовил к бою одну из четырех противотанковых ракет АТ-3, висевшую под правым крылом, и захватил цель. Он подождал, пока они не оказались в километре от нее, а затем выстрелил. Ракета соскользнула с направляющей консоли в ночь.
 
      Макдоналд совершенно не слышал ракеты, как вдруг в сорока ярдах у него за спиной грузовик растворился в пелене огня. Силой взрыва Дэнни бросило на землю. Когда он, слегка оглушенный, снова сел, в темноте над его головой что-то прогремело. Он надвинул на глаза прибор ночного видения.
      – Вертолет! – простонал Берн, хватаясь за свой АК и пытаясь приподняться, чтобы открыть огонь. – «Вислозадый»! Дэнни! Возьми снайперскую винтовку и всади в него несколько бронебойных пуль! Это единственное, что может его взять!
      – Не выйдет! – прокричал в ответ Дэнни. – Она сгорела вместе с «лендкрузером»!
      Харрис только-только успел выпрыгнуть из «айлендера», как тут же увидел, что грузовик со вспышкой разметало напрочь. Грохот взрыва достиг его ушей через треть секунды, но рев двигателей «айлендера» заглушал стрекот вертолета над головой. В свете горящей машины он увидел Акфорда и Зиглера, стрелявших из автоматов по какой-то воздушной цели. Он не стал выжидать и бросился им на подмогу.
      – Что там еще такое?! – заорал он, подбегая к ним.
      – Думаю, «вислозадый», так его мать! – прокричал Акфорд.
      Неожиданно Харрис заметил его сквозь свой ПНВ. Вертолет развернулся и возвращался обратно. Он заходил на «айлендер».
      – Для меня есть какое-то оружие?
      – Вон там, позади, возле Джонни и Мака! И принеси еще патронов! – взмолился Акфорд.
      Харрис кинулся в сторону раненых.
      Денард не стал терять время. Прибавив обороты двигателей, он тронул «айлендер» с места. Через ПНВ он мельком увидел вертолет и понял, что является удобной наземной целью. И еще он знал, что в воздухе ему пришлось бы не легче. Два трехсотсильных двигателя «Лайкаминг 10-540-К1В5» взревели, и самолет, управляемый Денардом, побежал вдоль полосы; меняя обороты и фокусничая с рулевым пером, он заставил самолет сделать серию немыслимых пируэтов. Это было все, что он мог предпринять. Оставалось полагаться на то, что вертолет уничтожат другие. Сам он был бессилен.
      Увидев отчаянные попытки самолета увернуться от огня, пилот «вислозадого» улыбнулся. Игра становилась более захватывающей, чем он предполагал. В борт вертолета застучали пули – как в старые добрые времена, подумал пилот. Не обращая на них внимания, он заставил вертолет зависнуть на месте, чтобы в стационарном положении вести огонь из носовой пушки калибра 12,7 миллиметра. Так будет интересней, чем просто выстрелить 57-миллиметровой ракетой. Хорошая стрелковая практика. А потом он покончит с этими идиотами, палившими по нему из автоматов. Под его ногами мерно застрекотала носовая пушка.
 
      Харрис добежал до Хауарда, как раз заряжавшего РПГ-7.
      – Дай его мне! – прокричал он. – Я хорошо знаком с РПГ! Будешь у меня заряжающим.
      Кивнув, Хауард сунул противотанковое оружие ему в руки. Приложив РПГ к плечу, Харрис прицелился в Ми-24А, который завис в двухстах ярдах от них, и выстрелил.
      Второй пилот вертолета увидел неожиданную вспышку неподалеку от обломков автомобиля и на короткий миг уловил взглядом, как что-то пронеслось мимо них в темноту.
      – Ракета! – истошно заорал он.
      Пилот ничего не заметил – он сосредоточился на самолете, который оказался не такой уж простой целью, выписывая по земле сумасшедшие вензеля и виляя то туда, то сюда.
      – Какая ракета? – спросил он.
      – Она едва в нас не попала! Точно вам говорю!
      Пилот нахмурился. Ситуация принимала иной оборот. Придется с этим разобраться, и безотлагательно. Он подал ручку управления вперед и прибавил обороты, чтобы вывести вертолет из режима зависания. Не успел он это сделать, как вторая реактивная граната попала в пуленепробиваемое стекло кабины совсем рядом с ним. Кумулятивный заряд в передней части реактивной гранаты был создан, чтобы прожигать прочнейшую броню толщиной до шести дюймов, а потому он пробил в прочном стекле аккуратное полудюймовое отверстие и взорвался. Через окно внутрь кабины устремился поток раскаленной добела металлической плазмы. Взорвавшись с ослепительной вспышкой, он моментально убил весь экипаж. «Вислозадый» дернулся и резко клюнул носом вниз. Упав с неба, словно подбитая птица, он ударился оземь и тут же вспыхнул ярким пламенем.
      В течение нескольких секунд Харрис и Хауард оставались стоять на коленях, молча уставившись на полыхавшие обломки вертолета. Харрис заговорил первым:
      – Босс, ты так чертовски быстро перезарядил, – пробормотал он.
      – Мел, уж если на то пошло, это ты чертовски хорошо выстрелил, – ответил Хауард.
      Вдвоем они наблюдали, как «айлендер» перестал вертеться и покатил обратно в их сторону. Хауард медленно встал на ноги.
      – Пойдем. Пора нам двигаться дальше. Похоже, сегодняшней ночью я нахлебался столько, что уже сыт по горло.

      Кируин следил за разворотом событий южнее Рутбы с момента их начала. Переводчик с арабского из отдела ЭЛИНТ сообщил им, что затребованный вертолет был типа Ми-24А, называемый «вислозадым». Кируин с ужасом наблюдал, как он появился сразу же после приземления «айлендера». А потом он исчез. Разобраться, что же там произошло, было невозможно, и он собрался подождать еще двадцать пять минут до очередного прохода спутника.
      Но что бы там ни случилось, было совершенно очевидно, что вертолет им удалось сбить. Перед этим Морж вкратце сообщил ему тактико-технические данные «вислозадого», при этом добавив:
      – На этот раз, Джонни, думаю, им действительно настал конец.
      Но конца не настало. Только что самолет снова поднялся в воздух. Он находился всего лишь в тридцати пяти милях от границы. Что они собираются делать, когда пересекут ее?
      Кируин решил, что у них есть две возможности. Либо они полетят прямо в надежде покинуть воздушное пространство Саудовской Аравии и, возможно, перелететь в Иорданию, либо приземлятся и снова двинутся на автомашине. Кируин по очереди рассмотрел оба варианта. Первый он отмел почти сразу же. Самолет надолго пропадал с диспетчерских экранов, и его пилот, Салливан, отлично понимал, что ему придется давать какие-то объяснения, даже если он не догадывался – а он должен был догадываться – о размахе охоты, которая на него будет устроена. У них не было зарегистрировано никакого полетного плана. Нет, они не могли реально рассчитывать на то, что им удастся скрыться, просто улетев из Саудовской Аравии.
      А значит, у них не было иного выбора, кроме как приземлиться. Вопрос был: где? Кируин решил, что «айлендер» должен бы вернуться туда, откуда взлетел. В то место, где их ожидает третья машина. Сложность еще состояла в том, что АВАКС засекла самолет не сразу после взлета. У Кируина имелась схема его маршрута с момента обнаружения, и он переориентировал Джей-СТАРС, следившую за наземными передвижениями, на предполагаемый район. Джей-СТАРС ничего не засекла. Он сказал операторам продолжать поиски вдоль маршрута самолета, но пока те так ничего и не обнаружили. Но это неважно. Когда «айлендер» опустится на землю, он отследит путь «лендкрузера» от места посадки. Возможно, минут через двадцать полетного времени.
      Кируин перемотал кассету, полученную из ЭЛИНТ, и еще раз стал слушать разговор на арабском. Он был прав. Первый голос, который, как определила ЭЛИНТ, говорил из района, где находился грузовик, звучал напряженно. Кируина это не удивило. Эксперт-филолог отметил, что говоривший владел арабским в совершенстве, но акцент его был не саудовским. Он так и не смог сказать каким, но склонялся к точке зрения, что человек этот, несмотря на свободную речь, вероятно, все же не был арабом. А вот с его собеседником, говорившим из самолета, было все ясно: он отвечал более скованно, и аналитик тут же определил, что он – англичанин. Его выдавало плохое произношение гортанных звуков. Как сказал аналитик, лишь немногим англичанам или американцам удавалось совладать с задненебными арабскими консонантами. По его мнению, говоривший, скорее всего, выучил язык во время службы в Бахрейне или в Омане.
      Кируин вздохнул. На самом деле, это было неважно. Настоящей причиной, из-за которой он хотел иметь эту пленку, было желание услышать голоса этих людей. Он хотел хотя бы послушать, как они разговаривают. После того, как он провел столько времени, идя за ними буквально по пятам, Кируину было безумно интересно наконец-то услышать двоих из них.
      Он перемотал пленку в четвертый раз и снова включил воспроизведение. «Кто вы? – мысленно вопрошал он, пока голос первого мужчины сквозь потрескивания доносился из динамика. – Я никогда вас не встречу, но я отдал бы все, чтобы только узнать, кто же вы такие…»

      – Эд, осталось восемь минут. Сейчас я начну подъем.
      Хауард искоса посмотрел на Денарда. Лицо пилота было очень бледным и напряженным. На лбу выступила испарина, и говорил он сквозь стиснутые зубы. Ему показалось, что Денард ведет самолет чуть более неуклюже, чем ему запомнилось, а ведь они сейчас летели выше, чем в тот раз, когда проводили разведку. На мгновение нахмурившись, Хауард крутанулся в кресле и прокричал указания сидевшим позади. Двигатели прибавили тягу, и «айлендер» стал увеличивать высоту. Хауард снова обратился к Денарду:
      – Значит так, Энди. Настрой автопилот и сходи в хвост – подгони свой парашют.
      – Нет смысла, Эд.
      – А? Что значит, нету смысла?
      – Я ранен. – Денард закашлялся.
      Хауард был потрясен. Теперь лицо Денарда превратилось в болезненную маску.
      – О Боже, Энди! Почему же ты не сказал? Куда? Как сильно?
      – Куда-то в кишки. Потеря крови. Не чувствую ноги. Разве ты не заметил? Я не пользовался педалями управления с момента взлета. – Денард сделал слабую попытку улыбнуться, но снова сморщил лицо. – Со мной все ясно, Эд.
      – Энди, мы поставим тебя на ноги! Не сдавайся так сразу! Мы что-нибудь сможем придумать!
      – Нет! – Голос Денарда неожиданно сорвался на крик. Он снова закашлялся – по подбородку стекло немного крови. С огромным усилием выдавливая слова, он сказал на этот раз почти шепотом – Автопилот раздолбан. Пробовал миль десять назад. Эта сраная «вертушка» достала и его и меня, обоих. Ты и остальные – уматывайте. Я подам сигнал.
      – Энди, ну пожалуйста,давай! Мы же можем тогда приземлиться! Я доставлю тебя в госпиталь! Ну не могу я так вот тебя здесь бросить!
      – Нет, Эд, – прошептал Денард. Хауард напряженно подался к нему, чтобы лучше расслышать. – Мысль о тюрьме никогда мне не нравилась. Дерьмовая арабская еда. И никаких баб. Я все равно там не выживу. Иди. Тут все мои документы. Передай привет Крису.
      Оцепенев от горя, Хауард поплелся в хвост самолета и начал готовиться к прыжку. Сначала Боб, теперь вот и Энди. Стоила ли вся затея такой цены? Его начали одолевать старые, знакомые сомнения. Двигаясь, словно автомат, Хауард закончил подгонку парашюта. Сначала он надеялся, что прыгать не придется, но теперь тот факт, что они прокололись, не оставил никакого выбора. Рассказ Харриса о том, как они с Палмером чуть было не влипли в Джидде, только убедил его в этом. Они собрали с тела Ашера все документы, удостоверяющие личность. Теперь в кармане Хауарда лежали документы Денарда.
      Он поднял взгляд – все были готовы. Он видел по их лицам, что никто из них пока не понял, что же случилось с Денардом. Зиглер открыл большой грузовой люк, и ночной воздух ворвался в самолет. Команда начала выкидывать все оружие и остальные компрометирующие предметы – невидимые в темноте, они падали вниз, в пустыню.
      Хауард ждал сигнала от Денарда; когда тот подал его, он нервно сжал плечо Макдоналда. Шотландец поплотнее зажмурил глаза и шагнул в люк. Медленно сосчитав до трех, он дернул за вытяжное кольцо. После него Хауард и Зиглер помогли выбраться из самолета раненому Берну. Затем быстро проследовали Зиглер, Харрис и Акфорд. Хауард последний раз повернулся к Денарду – они молча посмотрели друг на друга, и Хауард исчез в люке.
      Пока он плавно скользил под парашютом в сторону земли, рокочущий звук двигателей удалявшегося «айлендера» постепенно затих в ночи.

      Кируин был озадачен. Заставив себя оторваться от полученного со спутника снимка горевших грузовика и вертолета, он переключил внимание на схему полета «айлендера», предоставленную АВАКС. Самолет летел не по тому маршруту, по которому прилетел. Он не собирался возвращаться туда, откуда взлетел. Где он теперь приземлится? Он пожал плечами – это было не важно. Где бы он ни приземлился, там будет автомашина, и Джей-СТАРС сможет следить за ней до тех пор, пока не будет принято решение ее перехватить. Возможно, саудовские ВВС, несущие ответственность за осуществление воздушных полетов в небе королевства, уже видят самолет на экранах своих радаров.
      Кируин недоумевал, почему на этот раз «айлендер» не предпринимал никаких видимых усилий, чтобы лететь скрытно. Согласно донесениям АВАКС, высота его полета сейчас была десять тысяч футов, в то время как раньше он летал только на бреющем полете, и даже у АВАКС возникли проблемы со слежением.
      Информация на экране Кируина обновилась. Теперь «айлендер» уже пересек автотрассу, идущую вдоль Трансарабского нефтепровода. Он ожидал, что самолет приземлится раньше, чтобы встретиться с машиной, но тот устремился прямиком в пустыню Нефуд – одно из величайших песчаных морей в мире. Куда он собирался лететь? Саудовские ВВС, наверно, уже вылетели на его перехват. Они пошлют истребители-перехватчики, возможно, вертолеты… Это было первой глупейшей ошибкой, которую совершили эти парни.
      Неожиданно инстинкт подсказал Кируину, что тут он в чем-то не прав. Эти люди просто не совершалиошибок. Самолет, должно быть, пуст. Им нельзя оставаться на борту. Но, кроме «айлендера», то место, где горели грузовик и вертолет, ничто не покидало – они просто обязаныулететь из Ирака на самолете! И все же он так и не приземлился, чтобы их выпустить. Это означало, что…
      – Джерри! – закричал Кируин. – Направь Джей-СТАРС следить за наземными передвижениями вдоль всего маршрута самолета с момента пересечения границы с Ираком! Я хочу знать о всяком передвижении по пересеченной местности! Начинайте от шоссе вдоль нефтепровода! Они спрыгнули!
      Не прошло и нескольких минут, как они засекли то, что нужно. При этом они едва не опоздали. Кируин лишний раз убедился, как грамотно ведет себя команда. Джей-СТАРС обнаружила их как раз вовремя: ее радар засек автомобиль, выезжающий из Эль-Миры – заброшенной взлетной полосы, расположенной менее чем в трех милях от ТАН. Каких-то пять минут, и он бы превратился просто в еще одну машину на оживленном шоссе. Операторы Джей-СТАРС высказались вполне определенно – машина находилась достаточно близко от них, будучи на территории Саудовской Аравии, а не по ту сторону границы, в Ираке, чтобы опознать ее наверняка. Кируин и сам мог в этом убедиться: изображение, полученное от Джей-СТАРС, совпадало с параметрами «лендкрузера». Третья машина наконец-то вылезла из подполья.
 
      Семеро мужчин в «лендкрузере» были молчаливы и подавлены. Сообщение Хауарда о Денарде явилось для них тяжелым ударом. Харрис и Акфорд втиснулись на переднее пассажирское сиденье. Сидевший за рулем Палмер с угрюмым видом старался вести машину по гудронному шоссе как можно более мягко и ровно. Он понимал, что для тех, кто находился за его спиной, непереносимы даже небольшая тряска и резкие рывки, а Хауард пока исключил остановки.
      Макдоналд сидел в багажном отделении в конце салона вместе с Зиглером, который собирался обработать рану в предплечье егеря. Им было тесновато среди багажа команды, но Макдоналд чувствовал себя вполне удобно. Укол, который сделал ему американец, уже притупил боль, и он начинал ощущать какую-то необычную отстраненность и легкость в голове. Интересно, что он мне ввел, рассеянно подумал Дэнни.
      – О'кей, Мак, теперь боли не будет, но общая чувствительность останется, – сообщил американец, срезая с раны повязку. – Я собираюсь вычистить это месиво. Но если честно, выглядит она у тебя не так уж и плохо.
      Макдоналд безразлично посмотрел на рану. Большая пуля прошла прямо через мускулы на внутренней стороне предплечья и оставила огромную дыру, которая сейчас была полна крови и вдавленных в нее обрывков одежды. Рука была холодной и онемела. Зиглер разбил ампулу с антисептиком в чашку, зажатую между колен, и начал промокать рану смоченным в нем тампоном. Постепенно грязь и засохшая кровь размякли и начали отставать. Макдоналд сидел расслабленный и отчужденный. Он никак не мог понять, почему ему не больно. Странное ощущение – он все чувствовал, но каким-то образом это ничего не значило.
      – Майк, что за чертовщину ты мне всадил?
      – Морфин, – ухмыльнулся Зиглер. – Десять миллиграммов сульфата морфина. На какое-то время ты «улетишь». Постарайся по возможности воспользоваться случаем – больше ты его у меня не получишь. Когда действие его ослабеет, будешь перебиваться «колесами». Не хочу, чтобы из тебя получился наркоман. – Зиглер изучил чистую рану и удовлетворенно кивнул: – О'кей, годится. Теперь я тебя перевяжу. Сиди смирно.
      Пока Зиглер накладывал свежую повязку, мысли Макдоналда стали разбегаться. Это ощущение, спокойно отметил он, было болью. Да, должно быть, это боль. Просто она не казалась чем-то ужасно важным. В его мысли вплелись картины Глен-Карвейга, и он начал уплывать вверх над высокими холмами.
      Берн лежал поперек заднего сиденья, поврежденная нога была на коленях у Хауарда. Когда они отыскали Джонни после приземления с парашютом, он был почти без сознания, и Хауард, не теряя времени, наложил выше колена жгут и поставил ему капельницу. Пластиковая полулитровая бутылка с раствором заменителя плазмы была подвешена за крючок для одежды между дверцами автомобиля. Трубка от нее шла к катетеру, вставленному в вену в локтевой впадине. Давление у Берна стабилизировалось, но он был очень бледен. Вскоре после погрузки в «лендкрузер» он все-таки отключился, и теперь Хауард воспользовался его полубессознательным состоянием, чтобы заняться ногой. Действуя по возможности быстро, он промыл рану и наложил повязку. Рана была паршивой. Хауард не мог сказать с уверенностью, но, похоже, была повреждена артерия в задней части икроножной мышцы. Если это действительно так, то Берну необходима хирургическая помощь в ближайшие двадцать четыре часа, иначе он может лишиться ноги. По крайней мере, остановилось кровотечение. Хауарду оставалось только гадать, сколько же крови потерял Берн. Пинты две, а то и больше – парень находился в глубоком шоке. У Хауарда уныло вытянулось лицо. Предстояло каким-то образом восстанавливать Берна, чтобы тот смог одолеть путь от зала ожидания в аэропорту до самолета, не показавшись при этом слишком больным и неспособным перенести полет. Он знал, что Берн очень стойкий парень, но дела складывались не очень-то обещающе.
 
      После того, как Хауард покинул «айлендер», смертельно раненый Денард из последних сил отрегулировал триммеры руля и элеронов самолета. Теперь машина летела прямо и почти на одной высоте, не требуя поправок курса. Теряя способность видеть, Денард все же не сводил глаз со шкалы измерителя вертикального перемещения, показывавшего скорость подъема или спуска, и выставил управление так, что самолет терял за минуту сто пятьдесят футов высоты. Тут же, над этим прибором, так же в поле зрения Денарда, располагался альтиметр – он показывал десять тысяч футов над уровнем моря, что означало семь тысяч над поверхностью земли. Теоретически должно пройти сорок пять минут, прежде чем «айлендер» уткнется в землю, но потеря отработанного горючего, а следовательно, уменьшение веса самолета могли немного продлить этот срок. Он пытался думать, хотя сознание быстро угасало. Не забыл ли он сделать что-нибудь еще? Возможно…
      Денард погиб через семнадцать минут после того, как самолет пересек шоссе вдоль Трансарабского нефтепровода. «Айлендер» продолжал полет сам по себе, постепенно, как и предполагалось, теряя высоту. Через десять минут он неожиданно наткнулся на нисходящий поток воздуха и слегка клюнул носом. Этого толчка оказалось достаточно, чтобы бесчувственное тело Денарда изменило положение в кресле пилота. Вскоре после ранения он отстегнул ремни, чтобы ослабить болезненные ощущения. Теперь же не сдерживаемое ремнями тело, ударившись о рулевую колонку, наклонило ее вперед и послало самолет в крутое пике. Вскоре «айлендер» начал еще и вращаться. Кувыркаясь в сторону земли, он падал почти целую минуту. Никем не замеченный, кроме операторов самолета АВАКС, «айлендер» врезался в землю в отдаленном районе пустыни к северо-западу от города Сакака и загорелся.
      Самолет ВВС США АВАКС передал информацию о катастрофе непосредственно саудовскому руководству, контролирующему авиаполеты, и то организовало совместную операцию армии и ВВС для расследования инцидента. Первые вертолеты прибыли на место происшествия через три четверти часа. К этому времени пламя в основном уже стихло само по себе. Погасив догорающий самолет, саудовские следователи начали копаться в обломках.
      Они отыскали останки трех человек: Денарда и двоих иракских солдат из грузовика. Лишь на следующий день они обнаружили, что там было и четвертое тело – останки Ашера. Все четверо обгорели до неузнаваемости.
      Заключение саудовской полиции не было окончательным, но наличие пулевых повреждений и маршрут самолета перевесили в пользу версии, что четверо мужчин были подвергнуты обстрелу при попытке сбежать из Ирака. Полиция предположила, что пилот, который явно погиб за штурвалом, являлся тем, кого они разыскивали, – Реем Салливаном.

      Макдоналд то погружался, то всплывал из полусна-полуяви, в то время как «лендкрузер» продолжал свою гонку через ночь. Джонни понятия не имел, где они находятся и даже как долго они уже едут по шоссе. Равномерное шуршание шин по гудрону действовало убаюкивающе, и он был рад препоручить заботу о себе кому-то другому.
      Ближе к полуночи действие морфина начало ослабевать, и он почувствовал в руке пульсирующую боль. Поначалу она была относительно терпимой, но становилась все сильней и сильней, пока где-то к двум часам ночи он не обнаружил, что не может больше уснуть. Рука разболелась нестерпимо.
      – Майк, где это мы едем? – шепотом обратился он к Зиглеру, опасаясь разбудить Берна.
      Зиглер пропустил вопрос мимо ушей и вместо ответа спросил:
      – Как твоя рука, Мак?
      – Паршиво, – признался Макдоналд.
      – Неудивительно, – сказал Зиглер, роясь в аптечке в поисках упаковки с таблетками. – Пуля-то была четырнадцать с половиной. Это значит, почти полдюйма – дыра получилась изрядная. Ты и так молодец, что сумел продержаться так долго без лишнего обезболивающего. Пальцами пошевелить можешь?
      – Чуть-чуть, но от этого больно.
      – С тобой все будет нормально. Давай-ка, – Зиглер протянул ему вместе с водой две маленькие таблетки и капсулу побольше, – прими вот это.
      Макдоналд проглотил лекарства, запив их глотком из бутылки.
      – Что это такое? – поинтересовался он.
      – В капсуле был магнален, это – антибиотик. В таблетках – петидин, пятьдесят миллиграмов. Это – болеутоляющее, по силе действия оно ступеньки на две послабее, чем морфин, но все равно очень сильное. Должно снять боль еще на несколько часов. К тому времени, когда мы доберемся до Джидды, я хочу, чтобы ты спустился еще на две-три ступеньки и принял ДФ118, или копроксамол. Не хватало, чтобы ты начал носиться по аэровокзалу, словно принявший «дозу» наркоман.
      – Как скажете, доктор, – произнес Макдоналд с кривой улыбкой. – Через сколько они подействуют?
      – Минут через десять-пятнадцать.
      – Где мы сейчас?
      – Понятия не имею, – ответил Зиглер. – Я всего лишь часть багажа – такая же, как и ты, а за штурвалом у нас Мел. Богом проклятый скучнющий кусок пустыни – вот все, что я знаю.
      – Осложнений пока никаких?
      – Нет, все спокойно. Скажем, так – относительно спокойно. Полицейский патруль, ну одна из этих машин с широкой зеленой полосой, сел нам на хвост возле местечка Эль-Джауф, но, увидев наши номерные знаки, они, вероятно, потеряли интерес. Мел сменил их еще в Джидде. Хорошо еще Джонни лежит на сиденье, да и нас с тобой на полу не видно – если бы копы заметили в одной машине семь человек, они бы наверняка заинтересовались и остановили бы нас для досмотра.
 
      – Они приближаются к Эль-Кулибе, – доложил Кируин Соренсену. – Интересно знать, по какой дороге они отправятся дальше.
      – Ну и каковы возможные варианты?
      – Либо они поедут, не сворачивая, на Табук, а затем на Дубу, к побережью Красного моря, либо свернут налево в сторону Шураифа, Медины и Джидды. Я не стал бы загадывать, что они будут делать дальше. Пытаться предсказывать поступки этих ребят – бесполезное занятие.
      – Ладно, дашь мне знать, какую дорогу они выберут. Об этом хотят знать в Лэнгли – они их будут брать.
      – О'кей, – сказал Кируин с оттенком сожаления. – Но меня удивляет одна вещь. Ведь они пользуются машиной, которая находится в розыске. Саудовским властям известен ее регистрационный номер. Я поражаюсь, как их до сих пор не остановили?
      – Вероятно, полиция прекратила поиски на ночь, – предположил Соренсен.
      – Похоже, так, – покорно согласился Кируин.
 
      – Джонатан? Это Элвин Кеннингз.
      – Привет, Элвин! – поздоровался Митчелл в трубку телефона. – Что новенького? Куда они уже добрались?
      – Я только что закончил разговор с Лэнгли. От Эль-Кулибы они направились по дороге на Табук. А оттуда они могут двинуться лишь в двух направлениях. Либо продолжат путь к побережью, либо свернут налево, в сторону Медины. В обоих случаях они у нас в кармане. Думаю, нам пора выезжать. Если получится, мы хотим добраться до них раньше полицейских.
      Митчелл нахмурился.
      – Перемена планов, а? Почему?
      – Приказ сверху. При первой возможности задержать и установить их личности. В зависимости от того, кто они такие, нам должны сказать, как поступить дальше.
      – Элвин, не сочтите за труд, скажите почему? – продолжал допытываться Митчелл.
      – Джонатан, я удивлен, что вам об этом не сообщили. В Лэнгли убеждены, что эти люди являются агентами, э-э, некоего правительства. Цэрэушники хотят знать, какого именно, хотя на этот счет у них есть свое твердое мнение. При сложившихся обстоятельствах я и впрямь крайнеудивлен, что вам ничего не сказали.
      – Что… вы хотите сказать, что ЦРУ желает все замять из-за того, что эти парни работают на дружественное правительство?
      – Что-то вроде того, – ответил Кеннингз. – Президент не убежден, а вот в Лэнгли уверены. Если заместитель директора по разведке прав, существует опасность, что Вашингтон тоже приплетут к делу из-за тесных связей с этим самым правительством.
      Митчелл начинал злиться – Кеннингз говорил какими-то загадками.
      – Каким этим? Чье же это правительство, по их мнению?
      – Ваше, Джонатан, – медленно произнес Кеннингз. – Британское.
      – О Боже! – простонал Митчелл. – Всемогущий Боже!

      Джеймс Анселл, глава ближневосточного отдела ЦРУ, молча ожидал, когда заместитель директора по разведке прочитает копии только что поступивших газетных заметок с последними новостями. От напряжения на щеках заместителя появились желваки.
      – Тут все дословно? – спросил он.
      – Почти слово в слово, сэр.
      – Это сообщение Иранского агентства новостей очень конкретно, – сказал заместитель директора. – И оно согласуется с тем, что мы знаем об этой команде убийц и их передвижениях. Тут говорится, что Саддам был застрелен. Не просто убит, а именно застрелен. Они утверждают, что его застрелили вчера в восемь часов утра по местному времени. При этом был убит и один из иранцев – их дипломат. С какой стати иранцам говорить, что он был застрелен, и называть точное время, если это неправда? Его могли бы взорвать, зарезать, отравить – вообще, сделать все что угодно. – Заместитель директора по разведке сделал паузу, пытаясь мысленно охватить имевшиеся факты. – Подтверждается ли это чем-то еще, кроме того, что все это в точности совпадает с перемещениями ударной группы?
      Анселл кивнул.
      – Как оказалось, это совпадает со слухами об исчезновении недавно назначенного в Ирак посла Ирана. На вчерашний вечер у него была назначена встреча в шведском посольстве в Багдаде, но он так и не появился. Поначалу иранское посольство, похоже, само терялось в догадках. Затем между ним и Тегераном последовал бурный радиообмен через спутник связи КОМИНТ – наши шифровальщики над этим еще работают. Думаю, к сообщению надо отнестись серьезно.
      – Но ведь есть и другое сообщение, – фыркнул заместитель директора. – Вот, взгляните сюда. Иракское правительство полностью все отрицает. Мол, нелепые слухи, говорят они. Были переданы кадры, где Саддам председательствует на заседании Совета революционного командования – иными словами, иракского кабинета министров. Еще есть сообщения о торжествах по случаю его дня рождения, прошедших по всему Ираку. Они отрицают всю эту историю как полный нонсенс.
      – Как раз то, чего и следовало ожидать от Иракского агентства новостей, – ответил Анселл. – Из того, что они передали за последние десять лет, я не могу припомнить ни единого слова правды. Все, что они говорят, – чистейшая пропаганда. Взгляните на это под иным углом. Если Саддам действительноубит, они вряд ли об этом кому-то расскажут, по крайней мере, не сразу. И, во всяком случае, не раньше, чем будет объявлен наследник. В противном случае могли бы возникнуть массовые гражданские беспорядки, а то и восстания. Власть имущие Ирака захотели бы утаить на какое-то время информацию, пока новый президент не укрепит свою власть и полностью не овладеет ситуацией.
      – Хм-м, – промычал заместитель директора. – Что ж, должен признать, что склонен с вами согласиться. Решающим доводом служит то, что все это в точности совпадает с докладами Национального бюро разведки о перемещениях ударной группы.
      – Меня они тоже убедили, – согласился Анселл. – Если бы не они, не думаю, что я стал бы придавать всему этому столь большое значение.
      Заместитель директора задумчиво уставился в окно.
      – Почему называют восемь утра? – поинтересовался он. – Странное время для убийства, не правда ли? Какого черта, Саддам что, затеял парад вместо завтрака?
      – Жара, – пожал плечами Анселл.
      – Что?
      – Тикрит расположен в низине, в долине Тигра, – начал объяснять Анселл. – Где-то после десяти утра там становится нестерпимо жарко и влажно. Если вам предстоит физическая работа вне дома, вы должны ее сделать пораньше, до наступления жары, иначе вам придется дожидаться, когда она спадет, почти до самых сумерек. Полагаю, Саддаму были вовсе не нужны телерепортажи о том, как все его солдаты попадали от солнечного удара.
      – О, понятно-понятно, – безучастно произнес заместитель директора. – Что ж, спасибо за работу, Джеймс. Мне следует передать это директору. Полагаю, он захочет поделиться всем этим с президентом.
 
      – Господин президент, премьер-министр Мейджор на проводе.
      – Спасибо. – Президент поднял трубку. – Джон? Это Джордж. Извините, что разбудил.
      – Все в порядке, господин президент, – сонно ответил Джон Мейджор. Он лег поздно и то только для того, чтобы через полчаса его разбудил телефон. – Чем могу быть полезен?
      – Джон, вам должно быть известно, что Иранское агентство новостей сообщило о том, что вчера утром застрелили Саддама Хуссейна. Мои люди склонны считать это правдой.
      – О, – воскликнул Мейджор, сразу же проснувшись. – Насколько они уверены?
      – Сказать наверняка они не могут, но все совпадает с данными слежения со спутников за теми людьми, что прорвались в Ирак. Мы следили за каждым их шагом, и по времени все сходится точно. Вопрос в том, что нам теперь с этим делать? С дипломатической стороны мы должны приготовиться к распаду Ирака. С практической – думаю, нам нужно решить, как поступить с убийцами. Буду рад услышать ваши соображения.
      Джон Мейджор привел свои мысли в порядок и облек их в словесную форму:
      – С дипломатической точки зрения все будет явно неладно. Если Саддам мертв, я думаю, многое будет зависеть от того, кто захватит власть. Если это будет еще один сильный человек, то распада можно было бы избежать.
      – Возможно, и так, – протянул президент, – но мы не питаем на сей счет особых надежд. Мы не думаем, чтобы там оставался кто-то еще столь же сильный. Интересно, что Багдад все отрицает. Если бы там был сильный человек, способный на то, чтобы захватить власть, он, вероятно, давно бы уже это сделал.
      – Как вы думаете, кто придет к власти?
      – Если не считать двух сыновей Саддама, Удаи и Кусай, – а они просто головорезы, – мы думаем, существуют четыре основных претендента. Первой серьезной кандидатурой является сводный брат Саддама Барзан, который находится в Швейцарии в качестве постоянного представителя Ирака в миссии ООН. В нормальной ситуации следовало бы ожидать, что именно он захватит власть, но Барзан находится за пределами страны, а это отнюдь не повышает его шансы. Что вы думаете по этому поводу?
      – Я согласен с вашими выводами, – ответил премьер-министр. – Совершить успешный переворот из-за границы удается крайне редко.
      – Что вы имеете в виду? – сердито переспросил президент. – Что на сей раз все-таки сработало?
      – О, я понимаю, – сказал Мейджор. – Вы думаете, что за этим стоит Барзан?
      – Ну, конечно же, не думаю! – раздраженно выпалил Буш. – Я хотел сказать… Черт возьми, мы ни к чему так не придем. Давайте пройдемся по списку кандидатов. Следующий претендент – Тарик Азиз, министр иностранных дел во время войны, а ныне заместитель премьер-министра. Мы не думаем, что он обладает достаточной силой или так крепок, что способен сокрушить своих соперников. Третьим по счету идет Таха Ясин Рамадан, заместитель президента. Он очень пронырлив – возможно, пронырливее, чем все остальные, – но именно поэтому его положение нам видится сомнительным. Что вы могли бы сказать об этих двоих?
      – Ну что же, – медленно произнес Мейджор, – я маловато знаю о Тахе Ясине, но я бы не спешил списывать со счетов Тарика Азиза. Он тоже умный человек. Помнится, когда я был министром иностранных дел…
      – Да-да-да, – перебил его Буш. – Я тоже вспоминаю, как был директором ЦРУ, но это не имеет никакого отношения к нашему делу. Давайте продолжим. Четвертым претендентом является Иззат Ибрагим, вице-президент Саддама. Он сторонник крутых мер и находится в идеальном положении. Мы считаем, что именно он захватит власть. Вы со мною согласны?
      – Не совсем, – ответил Мейджор. – Конечно же, он сторонник крутых мер, но мне кажется, что он слишком серая личность, чтобы долго удержаться в этом кресле. И еще – поступают сообщения, что у него очень слабое здоровье.
      – С таким заключением, Джон, мы пойдем с вами рука об руку, – заявил президент. – Я и сам точно такого же мнения. Мы не думаем, что он долго протянет. В то же время, как вы считаете, останется ли Ирак единым, если командовать будет Иззат?
      – Не исключено, – ответил премьер-министр, – несмотря даже на то, что он был не более чем лакеем Саддама. Он был абсолютно предан Хуссейну, и, вероятно, можно рассчитывать, что будет пользоваться теми же методами для того, чтобы удержаться у власти и сохранить в целости страну. Если выдержит.
      – О'кей, – заключил президент, – ради простоты дела будем считать, что долго не выдержит. Но тогда мы столкнемся с проблемой междоусобиц на Ближнем Востоке, которые начнутся в результате распада Ирака. Нам придется иметь дело с тремя государствами-осколками – курдами на севере, суннитами в центре и болотными арабами на юге. Мы не думаем, чтобы долго просуществовало хотя бы одно из них.
      – Шииты, – поправил Мейджор. – Мы всегда должны помнить, что болотных арабов надо называть шиитами – по их вероисповеданию. Называть их болотными арабами – звучит слишком жалостливо. Если люди начнут думать о них, как о безобидных жертвах, общественное мнение вынудит нас принять какие-то меры по защите их от Саддама. Слово же «шиит» приобрело себе плохую репутацию – люди думают о шиитах как о фанатиках, и никто не заставит нас пошевелить даже пальцем, чтобы оказать им помощь.
      – О'кей, пусть будут шииты, если вам так хочется, – проворчал Буш, разозлившись на то, что премьер-министр его еще и поучает. – Но это лишний раз усугубляет затронутую мной проблему. Иранцы – тоже шииты, и они используют это как оправдание своей интервенции. Нам видится, что иранское вторжение – это главная угроза. Его последствия будут ужасными.
      – Дела в Иране не столь плохи, как это было раньше, – возразил Мейджор. – Недавно они провели выборы, на которых победили «умеренные», а это – приятные новости. Господин Рафсаджани укрепил свою власть, а сам он далек от экстремистов. Мы не думаем, что они будут просто продолжать свою прежнюю политику, насаждая повсюду терроризм и революции.
      – В этом плане мы не столь оптимистичны, – сказал президент. – Мы предполагаем, что их отношение к различным вопросам изменится очень незначительно либо не изменится вообще.
      – Ну-у, сделав подобное предположение, мне думается, вы поступаете совсем не мудро. Мне как-то не верится, что это говорите вы, господин президент. Я чувствую, что сейчас обстановка в Иране гораздо более многообещающая, нежели при Хомейни.
      – Тогда нам придется просто каждому остаться при своем мнении, – заявил Буш. – Эти проклятые аятоллы и сторонники твердой линии по-прежнему обладают огромным влиянием. Я хотел бы поговорить с вами о едином подходе к проблеме Ирана. Если коротко, я считаю, мы должны выступить единым фронтом. Думаю, мы должны предложить Рафсаджани свою поддержку. Противопоставляя себя Хомейни, мы ничего не достигли, а поэтому более дружественный подход, возможно, сработает лучше с его наследником. Улучшив отношения с Ираном, мы смогли бы их убедить, что умеренность вознаграждается.
      – Это похоже на очень разумный подход, господин президент, – согласился Мейджор. – В самом деле, очень разумный. Наверно, мой министр иностранных дел и ваш госсекретарь могли бы вместе пошевелить мозгами и выйти потом наверх с соответствующими рекомендациями.
      – Отлично, – воскликнул Буш. – Теперь мы должны также решить, как нам быть с этими убийцами. ЦРУ в скором времени должно их поймать. Вопрос в том, что нам с ними делать?
      Буш подумал, что ответ Мейджора мог бы многое раскрыть.
      – Я предлагаю, чтобы этим делом занялась саудовская полиция, – просто ответил премьер-министр.
      Президент был изумлен.
      – Что? Вы хотите сказать, просто передать их саудовским властям?
      – Да, – подтвердил Мейджор. – Эти люди нарушили саудовские законы. Я не думаю, что нам стоит вмешиваться.
      – Вы понимаете, что у нас есть записи их радиопереговоров и два голоса говорят с английским акцентом?
      – Я по-прежнему считаю, что нам не надо вмешиваться, – твердо повторил Мейджор. – Помимо всего прочего, если их осудят там, вероятность того, что подробности их похождений проникнут в прессу и вызовут шум, будет гораздо меньше. Саудовский суд навряд ли захочет услышать полный отчет об их преступных деяниях, как это сделал бы западный суд. Вы только представьте, во что мог бы превратить эту историю их защитник. Нет, я думаю, что определенно было бы лучше арестовать и судить их там. Возможно, если приговоры окажутся слишком суровыми, мы попросим об их смягчении. Например, если их приговорят к смерти, мы попросим заменить ее на пожизненное заключение. Но чтобы я просил о полном помиловании для людей, которые нарушили столько законов, сколько их ухитрились нарушить эти парни, не может быть и речи. Это лишь разозлило бы саудовцев.
      – Что ж, со своей стороны, я могу сказать, что ну просто очень хотел бы узнать, кто же стоит за этим делом, – с чувством произнес Буш. – Это означает массу дополнительных хлопот для множества сотрудников, а ситуация в регионе и без того достаточно плохая, чтобы там еще появлялись какие-то люди, которые по своему усмотрению расправляются с главами государств, какими бы те ни были паршивыми.
      Премьер-министр тщательно взвесил свой ответ.
      – Узнать, кто за этим стоит, было бы безусловно интересно, – медленно начал он, – конечно же, интересно. – Он шумно прокашлялся. – Но того, что сделано, не поправишь. Я думаю, самое большее, что мы можем сделать, это позволить восторжествовать справедливости.
      – Что ж, пора отпустить вас обратно в постель. Было весьма полезно побеседовать с вами.
      – Тогда спокойной ночи, господин президент, – с облегчением попрощался премьер-министр, оставшись не совсем уверенным, что их разговор хоть что-то прояснил.
      Джордж Буш опустил трубку. Он также испытывал некоторое недоумение по поводу того, как прошел диалог. Про себя он решил больше не звонить Джону Мейджору по ночам. Очевидно, тот был не в лучшей форме после того, как его неожиданно разбудили. Президент гадал по поводу последней части их разговора. Возможно, в ЦРУ, в конце концов, не так уж и не правы. Если так, то тогда Мейджор просто бессердечный сукин сын, впрочем, как и ловкий. О'кей, подумал он, если британский премьер-министр счастлив позволить, чтобы его же агенты сгнили в саудовской тюрьме, то так тому и быть.

      Тревожные мысли не давали Хауарду покоя – за все это время он так и не уснул. Оставалось несколько звеньев головоломки, которые ну никак не хотели становиться на место. Его подозрения по поводу воздушного налета на склад переросли в уверенность – не оставалось и тени сомнений, что каким-то образом их-таки выследили. Трудность заключалась в том, чтобы точно определить, как много о них известно.
      – Майк? – обратился он к Зиглеру. – Что ты знаешь о возможностях воздушной разведки?
      – Какой именно – аэрофотосъемки или чего-то еще?
      – Наверно, чего-то еще. Взгляни, мы предполагали, что саудовские радары засекут самолет. При этом мы надеялись, что, когда тот разобьется, они решат, будто бы нам настал конец. А что, если за нами следит более хитроумная система?
      – Ты имеешь в виду АВАКС? Да, вполне возможно. У саудовцев АВАКС есть.
      – Майк, я грешу не на них.
      Скрытый смысл сказанного Хауардом медленно дошел до Зиглера.
      – Черт! – воскликнул американец. Он сел, выпрямляясь, насколько позволяло ограниченное пространство багажного отделения «лендкрузера». – Думаешь, наши?
      – Да, боюсь, что так. Другого объяснения я просто не вижу. Думаю, за нами следили по пятам почти с самого начала. И по какой-то причине ведут себя по отношению к нам отнюдь не дружественно. Склад – достаточное тому свидетельство. Вопрос следующий: если они используют АВАКС – что он может? Может ли он следить за автомашинами?
      – Нет, не думаю, – задумчиво ответил Зиглер. – Дьявольщина, Эд, похоже, ты прав. Я должен был додуматься до этого сам. Все сходится. Уж больно точным был удар по складу. Это были либо бомбы с лазерным наведением, либо крылатые ракеты. А у иракцев нет ни того, ни другого.
      – Вот и я так решил, – подтвердил Хауард. – Но вернемся к моему вопросу. Способны ли наши вооруженные силы отслеживать машины? Возможно ли, что за нами следили всю дорогу? И не следят ли они за нами прямо сейчас? У меня такое чувство – следили и следят. Иного способа узнать, что мы находились в том здании, я просто не вижу.
      – Я не знаком с последними разработками, но во время «войны в заливе» у них что-то было для наблюдения за передвижением иракских танков. Система, похожая на АВАКС. Если они могли следить за танками…
      Хауард уже принял решение.
      – О'кей. Во всех случаях мы сыгрыем наверняка. Будем считать, что они сейчас нас видят на каком-то там своем экране. Вот что нам нужно будет сделать.
 
      – Уолтер, они как раз проезжают через Эль-Ваджх, – сообщил Кируин. – Они там не останавливаются. Где сейчас ребята из ЦРУ?
      – Пусть они тебя не волнуют, – ответил Морж. – Все, что ты должен делать, это не спускать глаз с «лендкрузера» на экране. У них там уже рассвело, и скоро на шоссе появятся другие машины.
      – Это не проблема. Они теперь так близко, что Джей-СТАРС висит у них практически над головой. Машина никуда не денется даже при наличии дорожного движения.
      Кируин наблюдал, как «лендкрузер» продолжал нестись по прибрежному шоссе на юг в сторону Янбу и Джидды. Он гадал, что же собираются предпринять эти люди. Остановятся ли они там, где высадились на берег, и не уйдут ли на лодке снова в море? Если так, то куда они намерены плыть? Так им не убежать. Или же они поедут прямо до самой Джидды? Кируину так хотелось бы это знать. Где-то там, дальше, их ждала засада ЦРУ, да и саудовская полиция тоже.
      Отъехав двадцать миль от Эль-Ваджха, «лендкрузер» резко остановился и тут же продолжил путь. Не больше десяти секунд, подумал Кируин. Вероятно, смена водителей. Пустой участок шоссе – поблизости никаких машин. Новый водитель вел автомобиль не так быстро. До того места, где они высадились из резиновой лодки на участок берега, к которому шоссе подходило особенно близко, оставалось еще пятьдесят миль. Это была следующая интересная точка маршрута – остановятся ли они там? Кируин откинулся на спинку и стал ждать.
      Через сорок пять минут, вздрогнув, он выпрямился в кресле. «Лендкрузер» остановилсяв точке высадки. Свернув с шоссе, он направился к морю. Они собиралисьвоспользоваться лодкой снова. Да, возле берега машина определенно остановилась, и к ней не приближался никакой другой транспорт.
      Не прошло и пяти минут, как информацию ретранслировали в американское посольство в Эр-Риаде, откуда ее передали Кеннингзу, ехавшему по шоссе чуть севернее Янбу. Посмотрев на карту, Кеннингз выругался – до того места, где остановился «лендкрузер», ему оставался по крайней мере час езды. Они вполне смогут уплыть до тех пор, пока он туда доберется. Но на самом деле это ничего не меняет, успокоил он себя, вероятно, по-своему оно и к лучшему. Милях в двадцати от берега стоял корабль ВМС США – фрегат класса FFG-7. На его борту находились два готовых к вылету вертолета Сикорского SH-60B, «морской орел». Мимо нихне смогла бы пройти никакая резиновая лодка. Да и любые возможные осложнения с саудовской полицией в этом случае тоже исключались. Кеннингз вдавил ногой акселератор.
 
      Он не знал, что чуть больше часа назад перед самым въездом в Эль-Ваджх задняя дверца «лендкрузера» открылась. Из нее выкатился Зиглер, упакованный в несколько дополнительных слоев одежды, взятой из багажного отделения, и в последний из оставшихся авиационный шлем. «Лендкрузер» так и не остановился. Зиглер на скорости сорок миль в час сильно ударился об асфальт, а затем еще прокатился по шоссе, как ему показалось, целую минуту. На самом деле все произошло в считанные секунды. Поднявшись на ноги, он избавился от лишней одежды, верхние слои которой были теперь разодраны, и от чуть было не треснувшего шлема с прибором ночного видения. Зиглер решил, что если не считать головную боль и несколько ссадин, то он остался невредим. Помахав вслед удаляющемуся «лендкрузеру», он направился легкой трусцой по боковой дороге на северо-запад. До аэропорта Эль-Ваджх было шесть километров. Зиглер прикинул, что будет там не больше, чем через двадцать пять минут. Движения на дороге не было.
      Через двадцать миль после Эль-Ваджха, как и заметил Кируин на экране Джей-СТАРС, «лендкрузер» ненадолго остановился. Как он и предположил, водители действительно поменялись: за рулем оказался Харрис. Но вот чего Кируину не дано было знать, так это того, что за несколько секунд остановки все остальные члены команды покинули машину. Хауард и Акфорд вынесли Берна из автомобиля и положили его на землю рядом с дорогой, в то время как Палмер помог Макдоналду выгрузить весь багаж из задней части машины. Когда «лендкрузер» опустел, Харрис уехал дальше. Стоянка продлилась менее десяти секунд.
      Оттащив Берна и вещи подальше в сторону от дороги, они скрылись из виду в зарослях. Хауард возвратился к шоссе и воткнул в обочину два маленьких флажка: первый – в двухстах ярдах назад по дороге, а второй – напротив того места, где они спрятались. Усевшись на землю, они стали ждать.
      Зиглер прибыл в аэропорт в 6.45, приблизительно в то же время, когда остальные покинули «лендкрузер». Дойдя прямо до автостоянки, он уселся во взятый напрокат «додж-рэм-чарджер», на котором он подвозил Хауарда с Макдоналдом с места их высадки на берег. Зиглер завел машину и выехал со стоянки. Выбравшись на основную трассу через Эль-Ваджх, он затем направился по той же дороге, по которой чуть меньше получаса назад проехал «лендкрузер». В 7.18 он углядел первый из двух флажков и сбавил ход, а затем затормозил у второго. Бросив взгляд вдоль шоссе и увидев, что впереди и позади никого нет, он три раза нажал на клаксон. Выбравшись из кустов, Хауард и остальные поднесли Берна и багаж к машине. Разместившись в «додже», они продолжили путь на юг по направлению к Джидде.
      Харрис опережал их на добрых тридцать минут. Достигнув места на прибрежном шоссе, которое описал ему Хауард, он свернул с дороги и направил «лендкрузер» к морю. Там он остановил машину и выбрался наружу. Отвинтив номерные знаки, Харрис быстро побежал вдоль шоссе. Он хотел, чтобы «додж» догнал его как можно дальше от места высадки.
      Через полчаса Харрис был почти в пяти милях от брошенного «лендкрузера», двигаясь по участку дороги, за которым вряд ли кто наблюдал. Услышав позади сигнал пикапа, он оглянулся и приготовился запрыгнуть в машину. Пикап снизил скорость до пешеходной. Пропустив машину вперед, Харрис рванулся следом и нырнул в заднее отделение, отдуваясь после пробежки. Было 7.51.
      – Майк, он уже на борту, – сообщил Хауард.
      Прибавив скорость, Зиглер бросил взгляд на сидевшего сзади Хауарда.
      – Думаешь, нам удалось? – спросил он.
      – Надеюсь, что так, – ответил Хауард. – В любом случае, это выяснится, когда мы прибудем в Джидду, не так ли?
      Ровно через тридцать пять минут после того, в 8.26, «додж» проехал мимо огромного «шевроле-универсала», мчавшегося ему навстречу. Среди оживленного движения, ни в той, ни в другой машине не обратили друг на друга никакого внимания. В 8.52 «шевроле» прибыл к тому месту, где стоял «лендкрузер», – из него выбрались Элвин Кеннингз и два здоровенных морских пехотинца из американского посольства.
      – Тут никого нет, – зачем-то сообщил и так очевидное один из пехотинцев.
      Кеннингз пропустил его высказывание мимо ушей. Он рыскал биноклем по поверхности моря в поисках каких-то признаков лодки. Как далеко они могли уплыть? Он связался по радио с посольством и чуть больше чем через тридцать минут увидел над морем кружащий в отдалении вертолет.
      – «Морской орел» их засечет… – пробормотал он себе под нос и продолжил наблюдение.
      Ему пришлось прождать еще целый час до 10.32, прежде чем он получил сообщение, что ни радарные системы самого фрегата, ни его вертолеты не обнаружили никаких признаков лодки. Капитан фрегата был весьма категоричен: никакой лодки здесь нет. Элвин Кеннингз тут же сообразил, что команда, должно быть, поменяла машину и по-прежнему движется по шоссе, но ни он, ни находившийся в Вашингтоне за тысячи миль отсюда Джон Кируин так никогда и не узнают, что же все-таки произошло в действительности и как команда ухитрилась это сделать, не останавливаясь больше, чем на десять секунд.

      – Таким образом, джентльмены, получается, что эти люди временно ускользнули из сетей, расставленных им ЦРУ. – Закончив краткий доклад, директор отдела MI-6 разведывательной службы Великобритании оторвал взгляд от записей. Кое-кто слегка приподнял брови, но иной очевидной реакции от членов Объединенного комитета разведывательных служб не последовало.
      – Спасибо, сэр Артур, – поблагодарил координатор комитета. – Господа, прежде чем обсуждать какие-либо дальнейшие мероприятия по установлению личностей замешанных в этом деле людей и осуществлять их на деле, мне думается, было бы полезно рассмотреть возможные отголоски того, что произошло в Ираке. – Координатор, в прошлом сам директор британской разведки, на мгновение сделал паузу и всмотрелся в лица вокруг стола. – Прежде всего мы должны по возможности точнее установить, что же все-таки произошло. Свидетельства, как вы уже слышали от сэра Артура, неопровержимы: если вкратце, то, по мнению американских спецслужб, вчера утром президент Саддам Хуссейн был убит снайперской пулей. В радиопередаче Иранской службы новостей – которой в обычной ситуации, возможно, и не стоило бы особо доверять – были конкретно указаны время и место покушения. Оказалось, что эти данные в точности совпадают с наблюдениями, сделанными с американских, э-э, исследовательских спутников. Одного этого, я уверен, вы согласитесь, было бы более чем достаточно, чтобы считать их не заслуживающим внимания совпадением. Однако поступили и иные противоречивые сообщения. Среди них, конечно же, следует отметить новости, распространяемые самим Ираком. Официальное иракское радио в нескольких передачах отрицало сообщение из Ирана. Телевидение показало самого Саддама Хуссейна, председательствующего на заседании Совета революционного командования, а также сюжеты о торжествах по поводу его вчерашнего дня рождения, проходивших в различных городах по всему Ираку.
      С решительным видом сцепив пальцы, координатор набрал побольше воздуха и продолжил:
      – Теперь мы твердо убеждены, что эти сообщения из Ирака были намеренно сфальсифицированы. Возможно, это не было для вас сюрпризом, учитывая репутацию агентства, специализирующегося на пропагандистских фальшивках. Однако мы установили, что кадры с президентом взяты из старой кинохроники. В архивах Би-би-си уже был точно такой же клип – впервые его показали по британскому телевидению около шести месяцев тому назад. Отсюда следует вывод, что вчера фильм с Саддамом Хуссейном не снимался, а если и снимался, то его наверняка положили на полку. В дальнейшем меня поставили в известность, что телесюжеты о вчерашних торжествах, которые, как уверяют иракцы, проходили в Тикрите, на самом деле совершенно точно проходили не там.Сюжет был отснят в Эль-Махмудии, городке чуть южнее Багдада. Место было без колебаний опознано журналистом, который бывал там раньше. Я так понял, что журналист этот очень надежен и отвечает за свои слова. Думаю, комментарии здесь излишни, ибо факты говорят, что мы можем со спокойной душой не принимать во внимание сообщения из самого Ирака.
      У меня есть еще одно сообщение, не считаться с которым, на первый взгляд, гораздо сложнее. Оно помещено, – координатор поднял вверх газету, – в сегодняшней «Таймс». В статье довольно пространно рассказывается о вчерашнем празднике в Тикрите – в ней говорится о десятках тысяч людей, которые с криками «Мы любим Саддама!» промаршировали мимо трибуны в родном городе президента. Статья также утверждает, что сам Саддам в Тикрит не приехал в связи с опасениями, связанными с возможным покушением. Так вот, можно было бы воспринять это сообщение вполне серьезно, если бы не два факта. Во-первых, приславший его журналист сделал это из Каира. Он даже не был в Ираке, не говоря уж о самом Тикрите, а оставался в Египте. Во-вторых, он прямо признает, что источником информации послужила иракская газета «Эль-Джамария», которая, как вы, вероятно, знаете, является официальным органом правительства Ирака.
      Поэтому, я думаю, вы согласитесь, – продолжал координатор, – что в данном случае у нас есть все основания доверять сообщениям именно иранской прессы. Теперь я хотел бы перейти к политике правительства в этом вопросе. Сегодня рано утром у меня была встреча с премьер-министром и министром иностранных дел…
      Макс Гудейл, заместитель директора отдела MI-5 службы безопасности, позволил себе отвлечься, пока координатор говорил о новом, более терпимом подходе правительства к иранским вопросам. Он стал перебирать известные факты. Значит, это был снайпер, не так ли? Он услышал об этом впервые. Интересно. Гудейл мысленно вернулся к тому, что полиции не удалось найти практически ни одной улики по этому делу и по той сомнительной, по-прежнему недоказанной связи с ним сэра Питера Дартингтона. Мысли Гудейла начали разбегаться от обилия неясных моментов. Он решил, что ему необходимо узнать еще кое-какие вещи, и снова сосредоточился. Координатор как раз закруглялся с речью:
      – …Таковой, господа, и будет предполагаемая политика правительства Ее Величества. Если нет никаких замечаний, я хотел бы теперь обсудить наши действия относительно этих убийц.
      – Господин председатель, – взял слово Гудейл, – я думаю, всем нам было бы полезно составить хоть какое-то представление о людях, с которыми мы имеем тут дело. Уверен, что у каждого из нас есть свое собственное мнение, но думаю, что точка зрения командующего войсками специального назначения здесь была бы самой уместной.
      Координатор, похоже, слегка удивился, но согласно кивнул в ответ:
      – Да, мистер Гудейл, это было бы полезно. – Он повернулся к мужчине, сидевшему в дальнем конце стола. – Бригадир? Возможно, вы нас просветите на этот счет?
      Командующий войсками специального назначения был бывшим старшим офицером 22-го полка СВДС. Теперь он координировал действия всех подразделений спецназа как специальной воздушно-десантной службы, СВДС, так и специальной корабельно-диверсионной службы, СКДС, из своей штаб-квартиры в Лондоне. Обычно он не носил форму, говорил мало и по существу.
      – Судя по тому, чего им, похоже, удалось достичь, это люди очень большого калибра. Наверняка среди них есть бывшие военнослужащие, а еще вероятней – бывшие спецназовцы. Упомянутые люди действуют непредсказуемо, но весьма эффективно и обладают высоким потенциалом. Еще они, конечно же, весьма решительны, а также имеют сильную мотивацию. Должен признаться, что с чисто профессиональной точки зрения их способности вызывают у меня определенное восхищение. Но в этой истории есть одна вещь, которая ставит меня в тупик.
      – Ну и, бригадир? – не вытерпел координатор. – Что же это такое?
      – Это вопрос о том, где они раздобыли всю информацию. В мире существует не много людей, способных потянуть дело вроде этого. Большинство из тех, кому это по плечу, являются опытными солдатами или бывшими солдатами либо из СВДС, либо из СКДС. Но никто из них, – с ударением произнес бригадир, – не смог бы выполнить эту работу, не имея информации. Если бы об этом попросили нас самих, то мы бы, вероятно, справились. Но я должен подчеркнуть, что мы бы ничего не добились – а на самом деле даже не стали бы пробовать – без соответствующей информации. Под этим я подразумеваю точную и заблаговременную информацию о местонахождении Хуссейна. Ту самую информацию, которую, похоже, и впрямь имели эти люди. И было бы крайне интересно узнать, откуда они ее получили.
      Пока бригадир спокойно расписывал возможности своих людей, координатор недовольно морщился, теперь же ему не терпелось вернуть обсуждение ближе к делу.
      – Спасибо, бригадир. Я уверен, что, пока это дело не разрешится, всех нас будет мучить вопрос об их источнике информации. Теперь мы, наверно, могли бы перейти к обсуждению того, как поступить с этими людьми, когда их найдут. Прежде всего, я хотел бы сказать, хотя это ясно без всяких разговоров, что премьер-министр весьма озабочен тем, чтобы правительство Ее Величества было ограждено от любых незапланированных осложнений…
      Гудейл стал снова усиленно размышлять. Да, сказал он себе, в том-то все и дело – правительство безусловнодолжно быть ограждено от «осложнений». Мысленно он вернулся к словам бригадира. Он и сам уже не раз прикидывал, кто бы мог осуществить такую операцию. Бригадир лишь подтвердил его мысли. Гудейл сталкивался с подобными людьми, когда был помоложе. В действительности, он и сам когда-то подумывал пойти добровольцем в СВДС, но вместо этого оказался завербованным в более скрытный мир армейской разведки…
      Заседание Объединенного комитета разведывательных служб закончилось через полчаса, и Гудейл покинул здание, чтобы вернуться к себе в офис. Усаживаясь на заднее сиденье автомобиля, он ощущал, что какая-то мысль никак не дает ему покоя, что-то такое, что он запамятовал. Это было маленькое звено, заставившее его подумать: эти люди случайно не…
      – Джордж, – неожиданно окликнул он водителя, – план поменялся. Пожалуйста, вы не могли бы подвезти меня в Эджуэр?
      – Конечно, сэр. – Шофер с непроницаемым видом развернул машину и направил ее на север.
      Через три часа Гудейл вернулся в свой офис, в глазах у него появился особый блеск.
      Он подвинул к себе телефон и позвонил старому другу. Они поговорили несколько минут, и Гудейл задал один вопрос. Последовал ответ, который он и ожидал. Он сделал еще два звонка. В первом случае автоответчик сообщил, что тот, кого он пытался найти, в отъезде, а во втором – никто не ответил. Как он и ожидал. Ну-ну, подумал Гудейл. Спустившись в архив в цокольном этаже, он выбрал там шесть папок и вернулся с ними в кабинет. Усевшись за стол, он начал просматривать их одну за одной. Закончив читать, он откинулся в кресле и прикрыл глаза.
      Послышался стук в дверь, и в кабинет вошла секретарша. Она выглядела слегка смущенной.
      – Сэр? Вы не могли бы уделить мне минутку? У меня к вам, э-э, личный вопрос, это касается моей подруги.
      – Ну, конечно же, Джейни. Проходите, присаживайтесь.
      Молодая женщина успокоилась – босс был явно в хорошем настроении. Она поспешно выпалила свою историю:
      – Сэр, одна моя старинная подруга попала в беду. У нее есть приятель, понимаете, и я сказала ей, что, я думаю, вы наверняка знаете, как тут лучше поступить. Я хочу сказать, она не знает, кто вы такой, но ей известно, что я работаю в службе безопасности. Тут все нормально – она инспектор уголовной полиции. Этот ее приятель, ну, на самом деле он ее жених. Так вот, она считает, что он кое в чем замешан, и не знает, как ей быть. Она хотела бы поговорить с вами.
      Макс Гудейл улыбнулся.
      – Джейни, этого самого жениха, – произнес он и взглянул на одну из папок, лежавших на столе, – зовут случайно не Берн?

      – До полицейского поста при въезде в Джидду осталось только двадцать миль, босс, – сообщил Харрис из задней части салона.
      – О'кей, Мел. Как это обычно происходит? – спросил Хауард.
      – Обычно никаких проблем. Если этим парням улыбнуться и старательно что-то сказать на языке, то они, как правило, пропускают без досмотра.
      – Документы они проверяют?
      – Да. Паспорта, документы на машину, ну, в-общем, как обычно. Никаких проблем.
      – К сожалению, проблема есть.В двух паспортах – моем и Дэнни – нет саудовской визы. – Хауард на мгновение задумался. – Вот что я скажу: мы дадим им паспорта все вместе, стопкой, но вместо моих с Дэнни документов вложим в нее паспорта Энди и Боба. Есть опасность, что они начнут сличать фотографии, но, я думаю, это меньший риск, чем если бы они заметили отсутствие виз.
      – О'кей, босс.
      Хауард повернулся к Берну, лежавшему поперек сиденья просторного салона, его нога по-прежнему торчала вверх на коленях у Хауарда. Он легонько потряс раненого за плечо.
      – Джонни, пора просыпаться. Как ты себя чувствуешь?
      Берн открыл глаза. Он был все таким же бледным. Он то проваливался, то выплывал из беспокойного сна, просыпаясь от боли в ноге.
      – Слабость, – прохрипел он и потом, прокашлявшись, добавил: – Я чувствую какую-то легкость в голове, но боль уменьшилась. Не такая сильная, как была.
      – Хорошо, – похвалил Хауард.
      Обезболивающие средства явно делали свое дело. Ему пришлось вторично ввести Берну морфин сразу же после полуночи, но с тех пор тот держался на таблетках петидина, которые для поддержания сил запивал водой с глюкозой. Хуже всего ему было, когда каждые полчаса на несколько минут ослабляли жгут и кровь снова приливала к больной ноге. Час назад Хауард еще раз сменил повязку и отметил, что кровотечение прекратилось. Кроме того, в Берна теперь было влито семьсот миллилитров заменителя плазмы, а обе ноги были перетянуты жгутами, чтобы ограничить поступление в них крови. Лечение, похоже, пошло на пользу, но Берн был явно неспособен на какие-либо передвижения. Ему бы нужно быть на больничной койке, подумал Хауард. Что ж, тут уж ничего не поделаешь.
      – Слушай, Джонни. Мы приближаемся к полицейскому посту. Когда мы будем его проезжать, тебе придется сесть, чтобы выглядеть поестественней. Как ты думаешь, ты сможешь это сделать?
      – Конечно, – ответил Берн, приподнимаясь на локте. – Помоги мне, пожалуйста.
      – Не сейчас, Джонни. – Хауард жестом уложил его обратно. – Я не хочу, чтобы ты отрубился до того, как мы туда подъедем. Подождем до последней минуты. Так, это касается каждого, – объявил он, обращаясь к остальным: – Настало время привести себя в порядок. Пусть по вашим лицам пройдутся электробритвы, наденьте свежие рубашки. Мы должны выглядеть, как уважаемые граждане.
      – Пустой номер, – ухмыльнулся Акфорд. – Мы? Уважаемые? Да мы все выглядим так, будто только что свалили из тюрьмы.
      – Вот если мы не будем выглядеть соответствующе, тюрьма будет как раз тем местом, куда мы все и отправимся, – подал голос Харрис из задней части машины. Он порылся в сумках в поисках чистой одежды и стал передавать ее внутрь салона.
      Возле шлагбаума скопилась длинная очередь. Харрис и Палмер оба признали, что эта задержка самая неприятная в их жизни. Хауард их успокоил.
      – Послушайте, – сказал он, – им ведь неизвестно про этот пикап. Если они и ищут машину, то только «лендкрузер». И им неизвестно, кто мы такие и как мы выглядим. Имена, которые они знают, фальшивые, из «Даркона», а вовсе не наши собственные. Они даже не представляют, сколько нас. Думаю, все будет в порядке, если только они не станут сличать фотографии в паспортах.
      – А как насчет фотографии Боба? – спросил Харрис. – Среди нас ни одного лысого. Они сразу это заметят.
      – Фотография в его паспорте старая, – сказал Хауард. – Этот паспорт у него еще с тех времен, когда мы с ним коротали время в турецкой каталажке. Тогда у него еще были волосы. Не так чтобы много, но все-таки.
      Хауард помог Берну принять сидячее положение, когда они стали лишь третьими от начала очереди. Он видел, как Берн решительно стиснул челюсти, но через десять секунд после этого гримаса исказила его бледное лицо – кровь прилила к ноге и боль не замедлила вернуться. На лице Берна выступила испарина, и Хауард забеспокоился, как бы тот не потерял сознание.
      Зиглер ослепительно улыбнулся скучно выглядевшему полицейскому и постарался как можно правильней произнести арабские слова.
       – Ассалам алейкум,– поздоровался он. – Кайф хаалак?
      Он передал паспорта и документы на машину вместе со своими правами.
      Казалось, прошла целая вечность, пока полицейский проверял документы, многозначительно наклоняясь к машине и всматриваясь в каждое лицо. Каким-то образом Берну удалось улыбнуться, когда очередь дошла до него, но заговорить он даже не пытался. Затем полицейский исчез за машиной, чтобы заглянуть в багажное отделение, в котором вместе с Макдоналдом сидели Акфорд и Харрис. О Боже, подумал Хауард, он все-таки сличает фотографии.
      Неожиданно полицейский вернулся. Сквозь окошко он отдал документы Зиглеру и махнул, чтобы они проезжали. Когда машина трогалась с места, у Берна вырвался болезненный стон. Хауард бережно уложил его обратно, приподняв поврежденную ногу. Как только кровь отхлынула, Берн почти тут же ощутил облегчение.
      – Эд, – слабо пробормотал он, – я не знаю, смогу ли выдержать это еще раз. Вам лучше оставить меня здесь. Я никогда не дойду до самолета.
      Хауард собрался с мыслями.
      – Джонни, я собираюсь сделать тебе еще один укол морфина. Запомни, все, что от тебя требуется, – это не болтать лишнего. Ну и еще не заснуть. В аэропорту мы для тебя раздобудем инвалидное кресло.
      – Босс, а как насчет паспортов? – подал голос Харрис. – Запудрить мозги дорожному полицейскому – это одно, а вот попытаться обойти иммиграционный контроль – это совсем другое. Ни ты, ни Мак не имеете ничего общего с Энди или Бобом.
      – Я собираюсь переклеить фотографии. Ты, Майк и Тони сбросите нас в аэропорту. Затем отправитесь по магазинам. – Хауард сунул Харрису список покупок.
      Харрис понимающе кивнул.
      – Думаешь, это пройдет, босс?
      – Не-а. Ни малейшего шанса. – Хауард кисло улыбнулся. – Но по крайней мере, мне не придется провести еще пару недель в этом чертовом холодильном контейнере. Как бы то ни было, ты можешь предложить что-то получше?
      Прибыв в аэропорт, Хауард с Макдоналдом поспешили на поиски кабины для автоматической фотосъемки на паспорт, в то время как Зиглер и Палмер отправились за инвалидным креслом. Харрис отогнал машину на временную стоянку неподалеку от терминала и стал ждать там вместе с Берном и Акфордом. Было одиннадцать часов утра, и солнце припекало уже вовсю. Харрис оставил двигатель работать и включил кондиционер на полную мощность. Не прошло и десяти минут, как он увидел, что Палмер и Зиглер возвращаются вместе с креслом.
      – Роскошная модель, Джонни. – Зиглер весь сиял. – У него есть специальная подставка, так что ты сможешь держать ногу в приподнятом положении.
      Они перенесли Берна в кресло, и Палмер покатил его в сторону терминала. Зиглер забрался в салон машины позади Харриса и Акфорда.
      – О'кей, парни, поехали за покупками, а потом я сдам эту тачку обратно.
      – И мою тоже, – напомнил Харрис. – Но сначала мне нужно немного нагнать километраж. Мы оставим эту машину и поедем на моей, взятой напрокат.
      – Нет, – возразил Зиглер, – они будут останавливать все «лендкрузеры». Мы не можем так рисковать. Слушайте, мы с Тони проедем по магазинам, а ты пока можешь немного покружить на своей машине вокруг стоянки.
      Через полчаса вся команда собралась вместе в зале ожидания аэропорта. Зиглер с Акфордом присоединились последними после посещения торгового центра. Хауард купил для всех билеты на первые же подходящие рейсы. Он сам и Макдоналд должны были лететь другим рейсом – отдельно от остальных. Харрис поставил на «лендкрузер» настоящие номерные знаки и сдал его обратно в прокат с восемью милями пробега на спидометре. Служащий на приемке машин на столь маленький пробег никак не отреагировал. Фальшивые номера были разломаны на мелкие кусочки и выброшены в мусорный бачок. Туда же последовало все содержимое аптечек, за исключением петидина и копраксамола для Макдоналда и Берна. Зиглер передал Хауарду небольшую сумку с покупками и отправился сдавать свой «додж».
      Коротко переговорив с каждым членом команды, Хауард исчез в туалетной комнате и закрылся в кабинке. Он достал из сумки скальпель и аккуратно обвел лезвием фотографию в паспорте Ашера. При этом он надрезал тонкую прозрачную пластиковую пленку, покрывавшую страницу. Тем же скальпелем он начал срезать фотографию. Клей оказался крепким, и ему удалось поддеть лишь ее края. Этого было достаточно – новая фотография скроет то, что останется от старой. С помощью струбцины и набора отдельных литер он стал выдавливать на своей фотографии, сделанной фотоавтоматом, копию рельефного штампа британского паспортного бюро. Это был медленный процесс – он выдавливал по одной буковке, но через двадцать минут и со второй попытки – первую фотографию он испортил – Хауард остался вполне доволен плодами своих стараний. Правда, подделка была грубой и, вероятно, ни на секунду не ввела бы в заблуждение британского служащего иммиграционного контроля, но здесь она годилась. Наложив свою фотографию на частично снятую фотографию Ашера, он совместил выпуклые линии и слегка ее приклеил. Взяв затем кусок тонкой прозрачной самоклеющейся пленки, Хауард приблизительно обрезал ее под размер и наложил поверх фотографии на паспортную страничку, а затем обрезал пленку точно по размеру паспорта – заподлицо со страницей. Покинув кабинку, он подошел к электросушилке рядом с раковинами и минуты две подержал страницу в потоке горячего воздуха, после чего, положив раскрытый паспорт на ровную поверхность, сильно прижал его руками. Самоклеющаяся пленка, размягченная горячим воздухом, повторила выпуклый рисунок.
      Хауард осмотрел конечный результат. С паспорта Ашера на него смотрело его собственное лицо. Оставалось только надеяться, что саудовский чиновник не обратит внимание на несоответствие указанному в документе росту – Хауард был почти на четыре дюйма выше Ашера. Довольный, он приступил к аналогичной операции с паспортом Денарда и фотографией Дэнни.
      Хауард вышел в зал в 12.45 и отыскал сидевшего в одиночестве Макдоналда.
      – Дэнни, ребята улетели нормально?
      – Ну, – ответил Макдоналд со странным выражением лица.
      Он взглянул на Хауарда.
      – Как-то это неправильно, что мы уже распрощались с ними. Они чертовски хорошая компания! – воскликнул он и неожиданно с чувством добавил: – Я буду без них скучать.
      – Дэнни, мы должны были разделиться на каком-то этапе, – мягко сказал Хауард. – Если бы мы вернулись домой все вместе, это могло бы привлечь внимание. Особенно с двумя ранеными.
      – Почему мы летим последними? Джонни пустили первым, как подопытную свинку, чтобы посмотреть, удастся ли ему улететь?
      – Нет, – ответил Хауард. – Как раз наоборот. С ним и с его соответственно перевязанным «растяжением коленного сустава» все будет в порядке. Мел и Тони приглядят за ним в самолете. Ему будет достаточно удобно в первом классе, где можно держать ногу поднятой вверх. Они доставят его домой живым и без приключений – знаешь, ведь Мел еще и опытный медик. Что же касается нас с тобой, то мы со своими фальшивыми паспортами рискуем больше всех. И поэтому летим последними, чтобы дать остальным возможность уйти спокойно.
      – А как насчет паспортов на другом конце маршрута? Разве британскую службу этим обманешь?
      – А их и не надо будет обманывать, – ответил Хауард. – Как только мы сядем в самолет, я собираюсь разорвать эти фальшивки и спустить их в унитаз. Когда мы прибудем в Рим, мы немного подождем и пристроимся к очереди пассажиров, прибывших из какой-нибудь другой европейской страны. А затем мы пройдем итальянский контроль по нашим собственным паспортам. Будучи гражданами страны-члена ЕЭС, мы не нуждаемся в визе. В Риме я скажу тебе «до свидания», и ты улетишь ближайшим же рейсом в Соединенное Королевство. В твоем паспорте не будет абсолютно ничего такого, что указывало бы на то, что ты вообще покидал Европу. Давай, нам пора.
      Пока они шли к стойке иммиграционного контроля при выходе из зала ожидания, Макдоналду казалось, что все глаза в огромном здании аэропорта прикованы к нему. Он стрельнул взглядом в сторону Хауарда.
      – Дэнни, держись естественней, – непринужденно пробормотал тот.
      Полуоцепеневший Макдоналд подал паспорт Денарда. Он старался казаться веселым и беззаботным, но пока чиновник перелистывал страницы, его сердце чуть не выскочило из груди.
      Затем последовал глухой стук прикладываемой к странице печати, и офицер передал паспорт обратно пассажиру.
      – Спасибо, мистер Денард, – пророкотал он по-английски. – Надеюсь, вы получили удовольствие от пребывания в Саудовской Аравии.
      – Да уж, – сказал Макдоналд, неожиданно улыбнувшись. – Это было лучшее время за всю мою жизнь!

      Машина свернула с шоссе, ведущего в Спин-Бридж, на подъездную дорогу к коттеджу и остановилась. Из нее вышел заместитель директора отдела MI-5 и проследовал по дорожке к крыльцу. Постучав два раза, он стал ждать, лениво поглядывая на верстак, прислоненный под навесом к стене дома.
      Дверь открылась. В проеме стоял Дэнни Макдоналд, его рука висела на перевязи. На лице молодого человека отразилось изумление, а затем радость:
      – Вот это да, здравствуйте, сэр! Какой приятный сюрприз! Проходите, пожалуйста!
      – Спасибо, Дэнни, – поблагодарил Макс Гудейл.
      Он прошел за Макдоналдом в гостиную. Это была милая теплая комната. Прелестная молодая женщина с копной золотисто-каштановых волос деловито развешивала на карнизе пару веселеньких занавесок. При появлении Гудейла она спрыгнула со стула.
      – Сэр, я хотел бы познакомить вас со своей невестой Шейлой. – Макдоналд представил их друг другу.
      Шейла вспыхнула и улыбнулась.
      – Рад нашей встрече, дорогая, – сказал Гудейл, улыбнувшись в ответ. – И как же вам удалось отыскать этого юношу?
      – О, я живу здесь неподалеку, – ответила она. – В поселке Карвейг. У моей мамы там постоялый двор, а я ей помогаю.
      – Ага, значит, вы бросили работу и оставили маму в одиночку управляться со всеми делами, – шутливо подцепил ее Гудейл.
      – О нет, вовсе даже нет! – воскликнула Шейла защищаясь. – Мама уехала в отпуск – и, кстати, ей давно бы пора. Мама отдыхает первый раз за много лет. Взяла и вдруг решила уехать. Теперь гостиница закрыта на три недели.
      – Простите меня, дорогая, – извинился он. – На самом деле, я совсем не хотел вас уколоть. Вы уж меня извините. Наверно, она отправилась в приятное место?
      – О да, в Италию, – ответила Шейла, снова улыбнувшись. – Она поехала в Рим, и это честно заслуженный отдых. А теперь, – она приложила руку к горлу, – могу я предложить вам чашку чая?
      – Вы очень любезны, – поблагодарил Гудейл. – А потом, боюсь, мне придется переговорить с Дэнни один на один. Надеюсь, вы не обидитесь?
      Шейла была озадачена, но кивок со стороны Дэнни ее успокоил. Она ушла на кухню вскипятить чайник, а мужчины присели. Ожидая ее, Гудейл и Макдоналд коротко переговорили. Затем появилась Шейла с подносом в руках. Гудейл поблагодарил ее за радушие, и она вернулась на кухню, оставив мужчин наедине.
      Мужчины выжидательно посмотрели друг на друга. Молчание нарушил Гудейл:
      – Паршивая эта рана, Дэнни, – произнес он мягко. – Доктору уже показывал?
      Макдоналд неуверенно заерзал на стуле.
      – Всего лишь царапина, сэр, только-то и всего. – Он выдавил улыбку.
      – Насколько я слышал, это чертовски большая, здоровенная, в полдюйма дыра, а вовсе не царапина, – возразил Гудейл, его глаза неожиданно приобрели стальной цвет.
      Макдоналд побледнел.
      – Кто… кто, черт возьми, вам сказал это, сэр?
      – Вчера я виделся с твоим приятелем, – ответил Гудейл, его глаза ни на мгновение не отрывались от лица Дэнни. – С парнем по имени Джонни Берн. Он, правда, не назвал мне твоего имени, но я и так уже знал. А этот твой красивый загар, – не без ехидства добавил он, – лишнее тому подтверждение.
      Макдоналд был потрясен. Он бесшумно открыл и закрыл рот. Его голос, когда он его обрел, был едва слышен:
      – И много ли вы знаете?
      – Почти все. Надеюсь, об остальном ты мне расскажешь. – Взгляд Гудейла безжалостно сверлил Макдоналда.
      – Что со мной теперь будет? – медленно спросил он осевшим голосом.
      – Во многом это зависит от твоих ответов, Дэнни, – мягко пояснил Гудейл.
      – Но как вам удалось узнать? Что нас выдало?
      – Целый ряд совпадений. В основном, неудачный для вас расклад и чистая случайность. Но об этом – в свое время. Сначала я расскажу тебе одну историю. Возможно, ты меня поправишь, если я напутаю что-то в деталях.
      Макдоналд тупо кивнул.
      – Я никогда не слышал, как умер твой брат Фергус, – начал Гудейл, пристально взглянув на фотографию на камине, – но в прошлую среду я вспомнил кое-что из прочитанного в газетах, то, что я в свое время никак не связывал с тобой. Так вот, я отправился в библиотеку и полистал старые номера газет. Фергус был женат на девушке из Бахрейна, не так ли? – Макдоналд не стал возражать, и он продолжил: – Он уехал жить в Кувейт, где работал на нефтяную компанию. Там он женился и обосновался. Когда вторглись иракцы, он и его семья были взяты в плен. Его самого пытали, а жену и молоденькую дочь неоднократно избивали и насиловали прямо у него на глазах. Затем его разлучили с ними, а через два дня были найдены их изуродованные тела. Твой брат содержался как заложник в рамках программы Саддама Хуссейна «Живой щит» и в конце концов был освобожден вместе с остальными. Он умер месяца через три после этого, будучи сломленным человеком. Я все правильно понял?
      – Да, сэр, – хрипло ответил Макдоналд, в его голосе сквозила боль воспоминаний. И тут он не сдержался: – Я согласился сделать это только из-за того, что с ним случилось!
      – Я знаю, Дэнни, – сказал ласково Гудейл. – Эд Хауард ведь тоже знал об этом. Ведь именно так он тебя завербовал?
      – Да, – ответил Макдоналд. – Он сказал, что знает три причины, по которым я это сделаю. И я сразу же догадался, какие: Фергус, его жена и его дочь. – На его лице мелькнуло выражение непонимания, и он добавил: – А как вы узнали про Эда?
      – Мой знакомый по имени Генри Стоунер припомнил, что Хауард спрашивал у него про тебя. Ты слышал о Стоунере – он тебе писал и пытался заманить в свою команду по спортивной стрельбе.
      – Да.
      – Записи о посетителях в Британской библиотеке периодических изданий подтвердили эту связь. В ноябре прошлого года Хауард запрашивал те же материалы, что и я. Когда я позвонил Хауарду домой, автоответчик сообщил, что хозяин в отъезде. Я также позвонил и тебе сюда, но мне никто не ответил. А теперь, Дэнни, – Гудейл снова посмотрел ему прямо в глаза, – я хочу, чтобы ты ответил на мои вопросы. – Во-первых, что в точности произошло в Тикрите в тот день?
      – Разве Эд не сказал вам?
      – Я с ним не говорил – только с Берном. А я знаю, что Берна там не было: он сторожил машины. А теперь, пожалуйста, отвечай на вопрос.
      Дэнни Макдоналд начал говорить. Весь рассказ занял почти целый час – молодой человек описывал события живо и ярко, не упуекая малейших подробностей. Гудейл почти не перебивал. Из Дэнни выплескивались эмоции – его глаза засветились, когда он рассказывал о смерти Саддама Хуссейна, затем они потемнели, когда он с горечью вспоминал о гибели двух своих друзей.
      Когда он закончил, Гудейл наконец выразил вслух свое отношение к услышанному:
      – Можешь ты это хоть чем-то подтвердить? Несмотря на кое-какие слухи, дошедшие из Ирана, из самого Багдада не поступило ничего такого, что указывало бы на достоверность рассказанного тобою.
      Макдоналд, похоже, прикидывал что-то в уме. Наконец он согласно кивнул. Поднявшись, он подошел к тумбочке и, отомкнув ящик, извлек оттуда конверт с пачкой черно-белых фотографий. Он передал его Гудейлу.
      – У Эда была фотокамера на небольшом штативе. С длиннофокусным объективом и автоматической протяжкой пленки. Вот что он ею отснял.
      Одну за одной Гудейл начал внимательно просматривать фотографии. Они были потрясающими. Первые несколько снимков четко показывали гибель двойника Саддама и адъютанта; еще на нескольких снимках запечатлелось прибытие настоящего Саддама с последовавшим убийством иранского дипломата; и наконец, последние детально иллюстрировали смерть самого тирана. Гудейл оторвал от них взгляд.
      – Это прислал тебе Хауард?
      – Пришли сегодня днем по почте.
      Только тут Гудейл обратил внимание на итальянскую марку на конверте. Боже праведный, подумал он, неужели Эд Хауард и мать Шейлы… Он решил, что сейчас не время для подобных размышлений, и снова вперил взгляд в Макдоналда.
      – Дэнни, кем был второй мужчина, которого ты застрелил? Тот, что стоял на платформе за двойником Саддама?
      – Его звали Алаа Хуссейн Али, – медленно произнес Макдоналд. – Когда иракцы захватили Кувейт, он был полковником их тайной полиции Мухабарат. Саддам назначил его официальным премьер-министром Кувейта, так называемой девятнадцатой провинции Ирака. Он лично руководил пытками моего брата – Фергус рассказывал мне перед смертью и показал его фотографию. Я узнал его на платформе. – Голос Макдоналда стал жестким и твердым: – Я специально прицелился пониже, чтобы ублюдок помучился, и, клянусь Богом, так оно и вышло. Эд никогда не спрашивал, зачем я застрелил этого иракца, но, я думаю, он и так это знал. Третий человек, который находился с нами в укрытии, решил, что я спятил. Ему послышалось, что я завопил: «Аллах!» – вроде какого-нибудь религиозного фанатика. Я же прокричал имя ублюдка – Алаа.
      Прежде чем снова заговорить, Гудейл какое-то время помолчал.
      – Дэнни, мой следующий вопрос. Ты не стал упоминать никаких других имен. Ты лишь подтвердил, что знаком с Берном и Хауардом. Пожалуйста, назови мне остальных.
      Глаза Макдоналда потемнели, лицо приобрело выражение железной решимости.
      – Простите, сэр, но я не готов предать своих друзей. Вам придется узнавать их имена у кого-то другого.
      Гудейл оставался бесстрастным. Сам того не зная, Макдоналд дал ответ, который тот и хотел получить. Даже когда на карту было поставлено его собственное будущее, шотландец отказался выдать своих друзей.
      – И еще один вопрос, Дэнни. Я хочу, чтобы ты крепко подумал, прежде чем отвечать. – Сделав паузу, он подался вперед, глядя прямо на Макдоналда. – Знаешь ли ты, кто стоял за этой операцией? Кто тот человек, который завербовал Хауарда?
      – Нет. – Ответ последовал незамедлительно. – Эд никогда не говорил мне. Некоторые из нас как-то гадали, кто бы это мог быть. Все пришли к общему мнению, что за этим стоит британское правительство.
      Гудейл, похоже, был удовлетворен.
      – Хорошо, Дэнни, я тебе верю. Ты мне дал ответы, которые я и хотел получить. – Макдоналд выглядел озадаченным, но Гудейл продолжил: – Теперь я тебе скажу, что произойдет дальше и почему. Но прежде чем я это сделаю, прошу тебя дать мне честное слово, что больше ты никогда и никомуне расскажешь о том, что совершил. Ты прекратишь всякие гадания по поводу личности или организации, завербовавшей Хауарда для осуществления этой операции. Точно так же ты никогда больше не будешь обсуждать даже частично того, о чем мы сегодня говорили. Это понятно?
      Макдоналд кивнул.
      – Я даю вам слово, сэр, – просто сказал он.
      Гудейл склонил голову в знак одобрения.
      – Хорошо. Теперь так: можно было бы, конечно, отдать под суд и тебя, и Хауарда, и Берна, да и всех остальных. Между нами, вы совершили в нашей стране огромное количество преступлений. Список был бы длинным – незаконные операции с оружием, подлоги, воровство, мошенничество… я думаю, не стоит продолжать. Достаточно сказать, что после приговора вам пришлось бы провести в тюрьме многие-многие годы. И это я говорю только о преступлениях, совершенных вами лишь в нашей стране. Я понятно объясняю?
      – Да, сэр, – удрученно ответил Макдоналд.
      – Однако, – продолжал Гудейл, – любой защитник, будь он даже полуграмотным, максимально возможно использовал бы подоплеку всей этой истории и подробности о ваших похождениях за рубежом. Таким образом, все не может не выплыть наружу. Давно ушли те времена, когда подобные разбирательства можно было проводить в камере без утечки информации в газеты, не вызывая общественный интерес. А когда подробности станут достоянием гласности, нет ни тени сомнений, что поднимется неимоверная шумиха. Не говоря уже о, скорее всего, катастрофических дипломатических осложнениях с целым рядом других государств – в первую очередь с Саудовской Аравией. Отсюда мне совершенно ясно, что судить вас было бы совершенно бессмысленно. Тебе понятно, к чему я клоню?
      – Не совсем, сэр, – промямлил Макдоналд, теперь уже совершенно сбитый с толку.
      В конце концов, его будут судить или нет?
      – Все предельно просто, Дэнни. Если бы вся эта история выплыла наружу, а она бы все-таки непременно выплыла, то на следующий же день ты и твои коллеги в глазах общественного мнения стали бы национальными героями. А возможно, и интернациональными. Я не могу себе представить ни одного суда в этой стране, который уделил бы данному делу больше двух минут. Какими бы убедительными не были доказательства, представленные обвинением, суд не принял бы их во внимание и счел бы вас невиновными. В зале тут же начался бы всеобщий бедлам, где все до хрипоты поздравляли бы друг друга и стремились пожать ваши руки. И вряд ли во всей нашей стране нашлись бы мужчина или женщина, – вероятно, включая и самого судью, – добавил он сухо, – которые не испытывали бы к вам тех же самых чувств. Теперь ты понял? Каждый из вас убежит, как свободный шотландец, прости за выражение.
      – О! – только и смог вымолвить Макдоналд.
      – А посему, – с нажимом произнес Гудейл, – я намерен избавить британского налогоплательщика от расходов на никому не нужный процесс, результатом которого было бы не только предвзятое решение, но и ошибочное толкование законов справедливости, что в свою очередь могло бы воодушевить и другие горячие головы на аналогичные деяния где-нибудь еще. Конечно же, не совсем мое дело решать, то ли судить вас, то ли нет, но меня успокаивают три дополнительных обстоятельства. Во-первых, правительство дало понять, что хотело бы избежать лишних осложнений в этом вопросе. Во-вторых, вчера у меня была встреча с директором государственного обвинения. Я прихватил с собой кое-кого, лично заинтересованного в этом деле, и мы неофициально обсудили вопрос с генеральным прокурором, не упоминая имен. Прокурор высказался по этому поводу вполне категорично и подтвердил как мне, так и сопровождавшей меня персоне, что судебный процесс противоречил бы государственным интересам. И, наконец, третьим обстоятельством является то, что, кроме меня и еще одного человека, которого я брал с собой на встречу с генеральным прокурором, твое имя и имена твоих друзей больше никому не известны, а поэтому угроза утечки информации отсутствует, да и полицейское расследование прекращено приказом министра внутренних дел. Таким образом, – заключил Гудейл, – похоже, что ты и твои друзья сбежали из-под топора. На этот раз. Но больше никогда в жизни, никогда,я даже не подумаюзаниматься чем-либо подобным еще раз.
      Макдоналд был огорошен – Гудейл собирался его отпустить! Он прочистил горло:
      – Сэр, огромное вам спасибо, – еле выдавил он, его голос дрожал от благодарности и облегчения.
      Улыбнувшись в ответ, Гудейл расслабился.
      – Кстати, Джонни Берн передавал тебе привет. Его нога, конечно, уже не станет прежней, но ходить он будет. И могу тебя заверить, что, как только Джонни оправится, он пойдет прямиком и не сворачивая. Первая же его прогулка, – Гудейл издал легкий смешок, – окончится у церковного алтаря недельки эдак через две или три, хотя все чуть было не расстроилось к черту. Ты знаком с его невестой? Хотя нет, не думаю, – продолжил он, не дожидаясь ответа. – Она инспектор уголовной полиции Большого Лондона. Просто замечательная девушка. Знаешь, ведь она приходила ко мне. Наверно, это было для нее самым трудным выбором в жизни – либо выполнить свой долг офицера полиции, либо утаить то, что она знает о любимом человеке. Как известно, слишком много людей ошибаются в выборе. Она обнаружила, что Джонни как-то был в этом замешан. Но к тому времени, когда она пришла ко мне, я уже знал об этом. Это ее я брал с собой на встречу с прокурором. Когда я позднее встретился с Берном, он выглядел очень смирным. Представляю, какую она устроила ему выволочку – во всяком случае, теперь он будет вести себя пристойно.
      – А как вышли на Джонни вы? – спросил Макдоналд.
      – Как только я узнал про Хауарда, остальное было делом простейшей логики, – ответил Гудейл. – Среди людей, с которыми Хауард работал в своей охранной компании, Берн был для него самым очевидным кандидатом. Хотел бы я в один прекрасный день встретиться с самим Хауардом, но он оказался, скажем так… неуловимым. По крайней мере, до сих пор, – добавил он, снова подумав о матери Шейлы. – Наверно, Зиглер – другой, и возможно, что Харрис и Ашер… я еще не знаю. Американский летчик, Салливан, – не такая большая загадка. А южноафриканцы… но я не жду, что ты мне расскажешь, да и не хочу я этого. В следующем месяце я ухожу в отставку – на этот раз оно и к лучшему, – с ухмылкой сообщил он, – у меня теперь есть чем заняться на досуге: буду размышлять обо всем этом и пытаться сложить все воедино. Завораживающее занятие. Но это я так, не обращай внимания. Забудем об этом, ладно?
      Макдоналд чувствовал себя, как если бы с его плеч сняли огромный груз.
      – Сэр, я не знаю, что и сказать. Я вам очень признателен. Я…
      – Пустяки, Дэнни, пустяки, – просиял Гудейл. – Но, думаю, мне будет лучше прихватить эти фотографии, как ты считаешь? – Не дожидаясь ответа, он открыл свой портфель и, сунув в него конверт, щелкнул замками. – Не годится, если они попадут не в те руки, ведь правда? – Он снова улыбнулся. – И на твоем месте, – продолжил он, – я не стал бы оставлять эти три пустые гильзы на каминной доске. Они выглядят слишком мощными для охоты на оленей и могут вызвать лишние пересуды. В самом деле, довольно рискованно тащить столь своеобразные сувениры обратно через таможню. – Гудейл неодобрительно покачал головой. – Ну а теперь, – сказал он поднимаясь, – я должен ехать. Мои поздравления в связи с помолвкой – твоя Шейла просто очаровательная девушка. И я с огромным нетерпением жду нашей новой встречи в октябре во время ежегодной вылазки в горы. Но, – добавил он строго, – чтобы больше никакой стрельбы с дальних дистанций, понятно?
      Дэнни Макдоналд улыбнулся.
      – Это я вам тоже обещаю, Полковник.

      Сэр Питер Дартингтон сидел один в своем лондонском офисе, перебирая в голове необычайные события дня. Вторник, 5 мая 1992 года – этот день ему запомнится надолго.
      Первое событие произошло утром, когда он спустился по лестнице своего загородного дома в кабинет. Поверх стопки с почтой лежал простой конверт из плотной бумаги, пришедший на его имя из Италии. Вскрыв его и увидев набор фотографий, он грузно опустился в кресло. Никаким сомнениям не могло быть и места – на фотографиях значилось время, они явно были сделаны автоматической камерой. О боги, выдохнул он, Эд Хауард сделал это. Он это сделал! Сэр Питер торопливо запер фотографии в сейф и отправился в Лондон.
      Когда он прибыл в офис, обнаружилось второе выдающееся событие дня. Он сразу не понял, в чем причина эйфории, которую вызвало его появление. Все вокруг улыбались, каждый норовил пожать ему руку и поздравить. Сбитый с толку, он поинтересовался, из-за чего все это ликование. Дороти Уэбстер обрушилась на него с новостями. «Даркон» выиграл три крупных заказа из тех, за которые боролся. Не один, не два, а целых три!Он тоже ощутил восторг триумфа. Правда, он ощутил и легкий укол совести за то, каким образом ему достались еще два контракта, но лишь на мгновение.
      Дартингтон задумался о тех двух заказах, которые были ему обещаны в качестве платы за организацию покушения. Да, два из этих трех контрактов, должно быть, предоставлены в этой связи. Первый – расширение автострады на севере Англии – был очевидным, но Дартингтон ума не мог приложить, каким образом правительству удалось заполучить для него хотя бы еще один из остальных. Ладно, это неважно. Он открыл несколько бутылок шампанского, чтобы отметить удачу вместе с радовавшимся персоналом.
      Именно тогда и произошло третье событие. Дороти Уэбстер доложила о посетителе, который совершенно однозначно настоял на личнойвстрече с ним.
      – Сэр Питер, его зовут мистер Гудейл, и он показал мне удостоверение. Он из полиции.
      Дартингтон очень скоро узнал, кем в точности являлся мистер Гудейл. И был он отнюдь не полицейским. Посетитель сразу же перешел к делу – в результате Дартингтон остался крайне удрученным.
      Теперь он сидел в своем кресле, бокал с шампанским так и остался нетронутым на столе. После ухода полковника Гудейла сэру Питеру потребовалось кое-что покрепче – возле его локтя стоял теперь уже полупустой стакан чистого виски. Он вспоминал, что ему говорил этот небольшого роста, напористый человек из MI-5, чьи внимательные голубые глаза ничего никогда не упускали. Гудейл заставил его почувствовать себя мошкой, приколотой булавкой к доске. Эти глаза… Дартингтон не мог припомнить, когда он последний раз чувствовал бы себя столь же неуютно. «Даркон» все же получит эти три контракта, но вот MI-5…
      Он сидел, поглощенный размышлениями. Что там Гудейл сказал насчет контрактов?.. Какое-то время он был слишком потрясен, чтобы сосредоточиться, когда полковник сообщил, что ему известно о сделке. Уже уходя, Гудейл бросил:
      – И еще: на секунду задумайтесь об этих двух контрактах. Вы хотя бы отдаленно представляете, кто их вам подбросил?
      Да, так он и сказал. Что он имел в виду?
      Задавать этот вопрос не имело смысла. Вообще никакого смысла, размышлял Дартингтон, если только… Нет, это слишком нелепо. Если бы все обстояло именно так, то… Дартингтон быстро проиграл в уме все, что означал подобный расклад. Беспокойство, которое он ощущал, перешло в ужас, когда он сообразил, что такое объяснение было бы точным решением загадки – все факты тут же вставали на место. И еще был Эшер, после смерти уличенный в мошенничестве и надувательстве в особо крупных размерах. Обманщик… О боги, НЕТ! Это невозможно! Такого не может быть!
      Истина, неожиданно столь очевидная, ослепительной вспышкой озарила Дартингтона. Он осознал всю чудовищность того, что натворил. В отчаянии он спрятал лицо в ладонях.

      Министр ощущал себя на седьмом небе. Встреча с премьер-министром прошла даже лучше, чем он осмеливался мечтать. Сидя в машине по дороге домой, он позволил себе вернуться мыслями к словам щедрой похвалы, которыми засыпал его премьер-министр. Сердечные поздравления с успешным осуществлением заговора против Саддама Хуссейна, заверения о назначении в новый состав правительства…
      От Эшера, конечно же, пришлось избавиться. Жаль, подумал Министр, человек был полезен на протяжении многих лет. Омерзительное подобие человека, беспринципный и алчный выродок, но – полезный. Скандалы принимали угрожающие размеры: Эшер был замешан во всех видах финансовых махинаций и увяз в них по уши. Если бы его разоблачили… Нет, с этим надо было кончать, и Министр взял эту задачу на себя. «Несчастный случай на море» был его собственной идеей и осуществился как нельзя лучше – его люди не допустили ни одной ошибки, не оставили никаких ключей к разгадке. Дело еще больше запутали последовавшие за этим слухи.
      Дошло до того, что страховые компании отказывались выплачивать деньги, считая это самоубийством. По этому поводу премьер-министр также выразил свое удовлетворение и без колебаний подписал окончательное подтверждение о передаче двух строительных контрактов «Даркону». Да, у Министра имелись все основания для приподнятого настроения.
      «Мерседес» свернул на подъездную дорогу к роскошному дому Министра в пригороде громадного города. Водитель открыл перед ним дверцу, и жара с полной силой обрушилась на Министра, когда он вышел из прохлады автомобиля. Было необычайно жарко даже для этого времени года. Спустившийся со ступенек дома слуга в чалме подал ему поднос со стаканом и кувшином ледяного лимонада. Министр сделал освежающий глоток напитка, и в это же время в отдалении раздался призыв муэдзина на полуденную молитву. Улыбнувшись, он поставил стакан обратно. Отвечая в правительстве Ирана за сохранение обычаев ислама, он понимал, что ему не к лицу пропускать дневной намаз. К тому же следует прочитать особую молитву за душу невинно убиенного посла своей страны.

      Калибр: 0,338 «Лапуа-Магнум» (8,6 х 70 мм)
      Вес и тип пули: 250 гранов FMJBT
      Баллистические коэффиценты:
      0,662 (2953 + 2300 футов/сек)
      0,580 (2299 + 1700 футов/сек)
      0,522 (ниже 1700 футов/сек)
      Скорость у дульного среза: 2953 фута/сек
      Длина ствола: 27 дюймов
      Расстояние между осями прицела и отверстия ствола: 2 дюйма
      Дистанция пристрелки: 1200 ярдов
      Координаты: 34°352 с.ш., 43°422 в.д.
      Дата: 28 апреля 1992 года
      Время: 07.55 часов по местному (Багдад)
      Температура: 70° по Фаренгейту
      Высота над уровнем моря: 320 футов
      Барометрическое давление: 992 миллибара
      Относительная влажность: 83%

      1 миля – морская = 1,852 км.
      1 миля – сухопутная = 1,609 км.
      1 ярд = 91,44 см.
      1 фут = 30,48 см.
      1 дюйм = 2,54 см.
      1 стоун = 6,35 кг.
      1 фунт = 453,59 г.
      1 унция = 28,35 г.
      1 гран = 64,8 мг.
      1 галлон – США = 3,785 л.
      1 галлон – Великобритания = 4,546 л.
      1 пинта – США = 0,47 л.
      1 пинта – Великобритания = 0,57 л.
      1 узел = 1 миля/час = 1,852 км/час