Валентин их в лицо не знал, а они его узнали, наверное, по описаниям дружков, имевших несчастье лично познакомиться с Валей Смерть врагам.
      — Привет, пучеглазые, — приветствовал их Валентин, не сбавляя шага.
      Один соображал чуть быстрее. Стал приподниматься.
      Но Валентин уже подошел вплотную. Воткнул жесткий палец в мякоть над ключицей, заставив быка сесть на место.
      — Ты что-то хотел сказать? — спросил он, заглядывая в полные боли и ненависти глаза. — Что-то типа «туда нельзя»?
      Бык надулся кровью, но промолчал.
      Валентин вытащил палец, глубоко ушедший под ключичную кость. Им же ткнул во второго быка.
      — Может, ты мне хочешь что-то сказать?
      Слов для чемпиона МВД по рукопашному бою не нашлось.
      — Готовьтесь, пучеглазые, через десять минут поговорим.
      Валентин распахнул дверь и вошел в палату.
      Родику как герою войны и труда братва организовала отдельную палату с индивидуальной капельницей и уткой. Только сестру милосердия в белом чепчике и томиком Тургенева на коленях не додумались подогнать.
      В палате тускло светил ночник. Металлические блики растеклись по штанге капельницы. Раствор в пластиковом мешочке казался сгустком света.
      Ростом и габаритами Родик не вышел, если бы не торчащая из складки перевязанная нога, можно было решить, что под одеялом никого нет. Просто ушел пациент, плохо заправив постель.
      Валентин подошел к высокой кровати на колесиках, щелкнул тумблером на панели над изголовьем.
      В лицо Родику ударил яркий свет. Он поморщился, став еще больше похожим на подленького гнома.
      — Овца поганая, затопчи фазу! — прохрипел он.
      — Я тебе кислород затопчу, баран, — на полном серьезе пообещал Валентин.
      Веки у Родика мелко задрожали, потом нехотя разлепились.
      На Валентина уставились мутные от наркоза глазки. Несмотря на наркоз в крови и мозгах, соображал Родик куда быстрее своих охранников.
      Лицо замерло. Потом дрогнуло. Глазки лихорадочно забегали. Родик искал выход из западни. И не нашел.
      На лице стала проступать обреченность. Уголки размазанных губ потянулись к подбородку.
      Валентин молчал и, не скрывая брезгливости, следил, как лицо Родика превращается в маску карлика, приговоренного к четвертованию.
      — Что пялишься, мент? — со слабым вызовом в голосе произнес наконец Родик. — Я ничего не скажу.
      Валентин посмотрел на его забинтованную ногу. Вытянул к ней руку, разлапив сильные пальцы.
      Родик инстинктивно дернул ногой и тихо взвизгнул от боли.
      Валентин провел рукой над телом Родика и опустил ладонь ему на лицо.
      — Была бы нужда, Родя, ты бы уже в прямом эфире «Эха Москвы» всех с ботвой сдавал.
      Валентин сжал пальцы. Кожа на лице у Родика оказалась тонкой и мерзко липкой, как у резиновой маски.
      Родик терпел не долго, заскулил и стал жадно сосать воздух через зазор между пальцами Валентина.
      — Молчи, Родя, молчи дальше, — зло прошептал ему в ухо Валентин. — Только вся проблема в том, что тебе не поверят, хоть ты и весь из себя блатной. А мне, менту поганому, поверят! Скажу, что ты всех сдал, значит, так и было.
      Он отнял руку, вытер пальцы об одеяло.
      Родик громко всхлипнул.
      — Суки вы все, — прогнусавил он. — В параше вас топить надо!
      Валентин усмехнулся.
      — У тебя какой разряд по плаванию, дятел? Через час сам в заплыв уйдешь боевым тюленем. Пока! Вынырнешь из очка, звони.
      Он направился к двери. Развернулся.
      По сморщенному лицу Родика текли крупные слезы.
      — А это идея, — пробормотал Смертин.
      Снял с пояса мобильный. Пропиликал набором номера. Громко, чтобы слышали за дверью, произнес:
      — Рудаков? Валя говорит. Собери мужиков. Да, весь отдел. Работа подвалила.
      — Валя, ты что, сбрендил? — раздался из трубки голос жены. — Вы там опять нажрались?
      — Не твое дело, — точно в текст сценария попал Валентин.
      Он отключил связь. Помахал на прощанье Родику и вышел из палаты.

* * *

      Временно конфискованный «фольксваген» радостно мигнул фарами и щелкнул электрозамком. Валентин, поигрывая брелоком на связке ключей, подошел к машине.
      — Твою маму! — простонал он.
      Капот сильно накренило влево.
      Валентин потыкал носком ботинка дряблую шину. Осмотрел стоянку машин. Сорвать зло было не на ком. И позвать на помощь тоже.
      — А есть ли у этого пентюха запаска, я и не знаю, — вслух произнес Смертин.
      Подошел к багажнику, распахнул крышку. Заглянуть внутрь не успел.
      Шею обожгла жгучая боль, и через мгновенье молния лопнула прямо в мозгу…

* * *

       Вне очереди
       Секретно
       т. Салину В.Н.
      Захват объекта Могильщик прошел успешно. Продолжаю активные мероприятия в отношении установленных лиц из окружения объекта Агитатор.
      Расконсервировал спецобъект Лагуна для сбора и фильтрации задержанных.
Владислав

* * *

      Открыв глаза, он подумал, что все-таки попал в госпиталь. Вокруг пахло лекарствами и особенной, стерильной больничной чистотой.
      Стены были покрыты белым кафелем. Чистые плитки бликовали от яркого света.
      — Этот в норме, — раздалось откуда-то вне поля зрения Валентин Смертин.
      Он уже окончательно пришел в себя и понял, что лежит на спине, а руки и ноги намертво привязаны к металлическим дужкам.
      — Док, это ты про меня? — спросил Валентин.
      Над ним склонилось лицо в очках. Рот и нос закрывала марлевая маска.
      — Про тебя, друг мой. — Этот голос Смертину не понравился. Механический какой-то, без тепла.
      Лицо врача исчезло, и его место заняла физиономия другого мужчины.
      Поначалу Валентин не сразу определил его возраст. Путался между седым ежиком волос и гладкой молодо выглядевшей кожей лица.
      «За сорок», — почему-то решил Валентин.
      По глазам мужчины вообще ничего прочитать было невозможно. Два стальных шарика, а не глаза. Серые, непроницаемые и холодные.
      — Взяли, — скомандовал мужчина.
      Под спиной у Валентина что-то щелкнуло. Насильно тело согнули пополам. И он оказался сидячим в кресле на колесах.
      Валентин с удивлением осмотрел комнату. То, что представлялось операционной, на поверку оказалось процедурным кабинетиком. Но кроме обычных стеклянных столиков и шкафчиков, в кабинете стоял письменный стол. И видеокамера на штативе.
      — Догадался, где ты, или пояснить? — спросил мужчина.
      Смертин попробовал на крепкость путы на руках и ногах. Широкие ремни из толстой кожи даже не пошевелились.
      — Вижу, догадался.
      — Мучить будешь? — усмехнулся ему в лицо Валентин.
      Мужчина отрицательно покачал головой.
      — Нет нужды. Ты уже все сказал. — Он ткнул пальцем в сгиб локтя Валентина. След от укола ответил тягучей болью. — Чистосердечно и без выкрутасов.
      Валентин покусал нижнюю губу. Лихорадочно стал соображать, что же мог выболтать и как это скажется.
      Мужчина следил за его потугами с непроницаемым лицом. Только металлом отсвечивали зрачки.
      — В Рязань ты не поедешь, это главное, — смилостивился мужчина.
      Валентин на секунду сжался, как от удара, а потом обмяк.
      — Но на экскурсию я тебя свожу. Взяли мы тебя первым, а на «конвейер» поставили в последнюю очередь. Ты проспал самое интересное.
      Мужчина круто развернул кресло, комната закружилась у Валентина в глазах.
      Рывком — кресло замерло на месте, и взгляд Вальки Смертина уткнулся в дверь.
      Вид двери ему не понравился. Хоть и выкрашена белой красочкой, но абсолютно тюремная дверь. С глазком и «кормушкой».
      Он закинул голову, попытавшись посмотреть на мужчину.
      — Ты — фээсбэшник или наш? — спросил Смертин.
      — Какая тебе разница.
      Мужчина подтолкнул кресло к двери. Нажал кнопку звонка. Внутри двери громко лязгнул засов.
      В коридор можно было попасть только через тамбур. Дверь за ними захлопнулась, а другая — еще не открылась. В узком пространстве громко гудел мощный компрессор, нагнетая воздушную пробку. У Валентина сразу же заломило в ушах.
      Компрессор после звонка мужчины заглох и врубился вновь, как только они пересекли порог.
      В коридоре стояла вязкая тишина. Вдоль тянулся ряд дверей, но из-за них не доносилось ни звука. Как понял Валентин, из-за воздушной пробки в тамбуре.
      Он закинул голову. Потолок был сводчатый, высокий. Походил на подвальный в старом купеческом доме. Во всяком случае, холод в коридоре стоял, как в глубоком погребе.
      — Осмотрелся? Тогда поехали.
      Мужчина покатил Валентина по коридору.
      — Здесь у нас раздевалка и душевая. — Он указал на первую дверь. — Тебя взяли чисто и чистеньким, поэтому отмывать не пришлось.
      Кресло подъехало к следующей двери.
      — Досмотровая. Здесь клиентов опознают и осматривают на предмет дальнейшего использования. В зависимости от состояния, направляют к соответствующему специалисту. Тебя сразу определили к доку на химический допрос.
      Он подкатил кресло к третьей двери. Нажал кнопку. Спустя несколько секунд в двери щелкнул запор.
      Валентин Смертин против своей воли въехал в тамбур. Приказал себе расслабиться и приготовиться к самому худшему. Но тело не послушалось. Пальцы намертво вцепились в дужки подлокотников. Нервная дрожь из них колючими муравьями побежала к плечам, скользнула по груди и рассыпалась по всему телу.
      Каким-то уголком сознания, не отравленным неизвестным наркотиком, Смертин осознавал, что он уже не Валька Смерть врагам, а полное ничтожество. Кукла, прикованная к инвалидному креслу. А остальная, бОльшая часть сознания тупо считала, что все это сон, лишь дурной сон. Стоит открыть глаза, и все вернется на свои места.
      Смертин крепко зажмурился. Открыл глаза. Мир ничуть не изменился. По-прежнему был диким, вывернутым наизнанку отражением привычного, того, что существовал там, наверху. Где шел дождь, гуляли красивые женщины, в дорогих тачках разъезжали бандиты, а опера скакали за ними следом на убитых оперативных «Жигулях».
      Но дверь перед носом Валентина была совершенно реальной. Он зацепился взглядом за защелку «кормушки», чтобы не свалиться в пропасть обморока.
      Из-за спины вынырнула рука, крепкие пальцы отбросили защелку и толкнули внутрь «кормушку».
      Из камеры хлынули спертый запах пота и звуки.
      Их Валентин узнал. Они были оттуда. Из Верхнего мира.
      Когда в УБОПе прессовали особо упертых клиентов, звуки раздавались такие же. Словно живьем разделывали бессловесную тварь.
      — Смотри, — приказал мужчина, сунув голову Смертина в окошко «кормушки».
      Женщина в кожаном костюме — жилетка на голое тело и облегающие джинсы — профессионально и четко месила закованного в наручники мужчину, ничком скрючившего у ее ног.
      Валентин всмотрелся и понял — не театр. Бьет без дураков.
      Женщина остановилась. Мотнула головой, отбросив на спину волосы, свитые в тугие шнурки. Мыском острого сапожка повернула лицо мужчины к свету.
      — Киконин, встать!
      Мужчина свалил свою голову с острия сапожка.
      — Не могу, — булькнув горлом, выдавил он. — Ты мне ребро, курва, сломала.
      Женщина выдохнула.
      Короткий удар сапожка гулко вошел в ребра мужчины.
      Он взвыл, сжался в комок, забился лицом о колени.
      Когда стихли хрипы и стоны мужчины, женщина поинтересовалась:
      — Это ребро или другое?
      — А-а-а! — на одной ноте затянул мужчина, пытаясь отползти подальше от ее сапог.
      Сапожки процокали влево, женщина скрылась из глаз Валентина. Вернулась, неся в руке короткую дубинку.
      Мужчина, заслышав приближающиеся шаги, перевернулся на живот, подтянул ноги, попробовал встать на колени. Женщина остановила его, поставив ногу ему на шею.
      — Я передумала, Кика. Вставать не надо. — Она гибко наклонилась, ткнула в лицо мужчины дубинку. — Хочешь, я тебя трахну этой штукой, мальчик? — елейным голосом спросила она. — По глазам вижу, хочешь.
      Валентин откатился назад. Мужчина захлопнул «кормушку». Оттуда все же успел вырваться протяжный вой.
      — Дальше неинтересно, — тем же неживым голосом произнес мужчина.
      Он выволок кресло с Валентином в коридор. Закрыл дверь. Резиновые прокладки в пазах сразу же надулись — заработал компрессор.
      — Дальше ничего интересного, — повторил мужчина. — Она его вырубит. Потом мазок «апизатрона» по анусу. Полнота ощущений гарантируется. Ничего не было, а впечатлений на всю жизнь. Хочешь спросить, почему девка его прессует? — Мужчина перехватил вопросительный взгляд Смертина. — Психологический портрет соответствует. Эпилептоидно-паранояльный комплекс, как у всех боевиков. Круты и постоянно отслеживают пространство вокруг себя в поисках врага. Если его нет, выдумывают. Но подсознательно боятся женщин. Подозрительность же сказывается на потенции. Да и по развитию они на уровне пятнадцатилетних. Мамки еще бояться, но уже характер показывают. Если женщина такого сломит, он всю жизнь ее на руках носить будет и сапожки ее лизать. — Он кивнул на дверь. — Через десять минут это как раз и произойдет.
      Валентин пошевелил кистями в кожаных тисках. Мужчина холодно усмехнулся.
      — Это же Кика из команды Модного, не узнал? Или тебе его жалко вдруг стало?
      — Кто ты? — спросил Валентин.
      — Не важно.
      Мужчина развернул кресло и толкнул его к следующей двери.
      — Здесь у нас исповедальня. После химического допроса перепроверяем данные обычным способом. Но уже точно знаем, врет клиент или нет. Он врет — мы не верим, но выхватываем то, что он не успел выболтать на химдопросе. А Кика после Наташки как запоет! Любо-дорого будет послушать.
      Он открыл дверь, первым прошел в тамбур. Заглянул в «кормушку». Лишь потом вкатил Смертина.
      — Это тебе многое прояснит.
      Он сунул голову Валентина в амбразуру «кормушки».
      Внутри камера выглядела совершенно обычным кабинетом для допросов, как в Бутырке. Канцелярский стол и привинченный к полу перед ним табурет. К табурету прикован наручниками человек. Лампа светила ему точно в лицо.
      Смертин узнал его без труда. Сталкивался в агентстве Глеба.
      Сейчас шеф службы безопасности активно и с чувством топил своего хозяина и кормильца. Следователю даже не требовалось подгонять вопросами. Правый рукав рубашки у шефа безопасности был закатан до локтя.
      «Глешка им нужен, а не я. Значит, до очной ставки запрут в камере. Уже неплохо. Что-нибудь придумаем…»
      Додумать мысль до конца он не успел, его резко потянуло назад и выбросило в коридор. Хлопнули закрывшиеся двери.
      Замелькали другие, однообразно безликие.
      — Все то же самое. Исповедальни и процедурные, — прокомментировал мужчина.
      Он подогнал кресло к предпоследней двери.
      — А вот здесь у нас начинается дорога на небеса.
      Мужчина распахнул одну дверь, затем другую и вкатил Валю Смертина в скупо освещенную камеру.
      Пахло здесь несносно. Тухлятиной и свежей кровью.
      Кровью была обильно полита куча опилок в центре камеры. Луч света с потолка словно специально освещал только ее.
      Валентин обратил внимание, что в камере холоднее даже чем в коридоре, продуваемом сквозняком.
      Мужчина загнал кресло в дальний, самый темный угол. Сам прошелся по камере, обходя сально блестящие пятна крови.
      — Здесь редко кто молчит, — заговорил он на ходу. — Случается, даже «химия» дока не действует. А тут пробивает.
      Валентин заставил себя вспомнить, что в Чечне к таким интерьерам — выстуженные руины и кровь — притерпелся довольно быстро. Стало немного легче. Но нездоровая аура, сконцентрированная в камере, продолжала отравлять и подтачивать волю.
      — Декорации способствуют, наверно, — через силу бодрясь, произнес Смертин. — Много ума не надо, кабанчика подрезать да кровью все обрызгать. А клиента впечатляет.
      Мужчина остановился. Черный комбинезон с накладными карманами подчеркивал волчью поджарость фигуры.
      — Кабанчика? Неплохая мысль.
      Он скользнул вбок и исчез в густой тени.
      Раздался лязг открывшейся двери. Скрипнув колесами, в камеру въехало кресло.
      Мужчина подогнал его к куче опилок. Луч света упал на голову человека в кресле.
      По всем описаниям, это был Басурман, правая рука Модного.
      Басурман исподлобья уставился на кучу опилок.
      Открылась дверь, через которую ввезли Смертина.
      Еще один мужчина в черном комбезе вкатил своего клиента.
      Увидев его, Смертин едва сдержался.
      В кресле восседал Туркан, законный вор, посаженный сходкой курировать центр Москвы. Несмотря на туберкулезную худобу, спину Туркан держал прямо. Смертину вспомнилась строчка из ориентировки на Туркана — «при ходьбе держит спину прямой». Особая примета, значит. Но на все многочисленные описания татуировок, шрамов и порезов, разреза глаз и родинок с бородавками, перечисления адресов и близких связей взять Туркана еще никому не удалось. Просто не давали.
      А тут спеленали, как Буратино, и привезли.
      «У чьих же я отморозков?», — в который раз задал себе вопрос Смертин.
      Он мысленно прикинул объем работы, помножил на степень ее профессионализма и пришел к выводу, что отморозки ни к одной из известных ему силовых структур принадлежать не могли. А работала именно структура, а не банда Робин Гуда, это очевидный факт. Как куча опилок на полу.
      Туркана поставили лицом к Басурману.
      Басурман медленно поднял голову, посмотрел на Туркана и вдруг зашелся дребезжащим нервным смехом.
      — Что, папа, не удалось на чужой елде в рай въехать? — Он страшно оскалил зубы. — Эх, я бы тебе кадык выгрыз! Я же видел по телику, как ты всех заложил, падла! Всех продал, всех!! Слышь, вертухаи, вы пленку с его допросом на сходку подкиньте, там его воры на куски порвут. Вам даже мараться не придется.
      — Цыц, сучонок! — сиплым голосом прикрикнул на него Туркан.
      Басурман рванулся в кресле. Но ремни не пустили. Он завыл, извиваясь всем телом, как червяк, стиснутый с двух сторон. Конструкция кресла была явно рассчитана и на таких седоков, оно даже не покачнулось.
      Туркан завертел седой головой, как лунь на ветке. Двое в черном стояли неподвижно позади своих кресел.
      — Эй, нехристь, дай лоб перекрестить! — с трудом выдавил Туркан.
      — Тебя черт вилами перекрестит, — ответил мужчина, что привез Смертина.
      Громко ударил выстрел. Из головы Басурмана выбило липкий ком и швырнуло в лицо Туркану.
      Туркан завизжал, затряс головой, пытаясь стряхнуть с себя липкую массу.
      Мужчина что привез Смертина, сунул пистолет в кобуру, сноровисто расстегнул ремни и свалил безжизненное тело Басурмана на кучу опилок.
      Оперся руками о дужки кресла Туркана.
      — Что, голос прорезался?! — крикнул он ему в лицо. — А ты думал, мы в «Петрах», где тебя каждая вошь знает? Нет, Туркан, здесь на твой закон клали с пробором.
      Он выпрямился. Кивнул конвоиру Туркана.
      — Назад на допрос. Будет волынку тянуть, еще раз к доку — и сразу сюда.
      Туркана выкатили из камеры.
      Мужчина постоял, разглядывая судорожно подрагивающее тело Басурмана.
      Хрустя бутсами по бетонному полу, подошел к Смертину.
      Валентин обмер и плотно сжал веки. Он вдруг отчетливо почувствовал затылком дырку в высокой спинке кресла. Через нее сочился студеный сквозняк и жег кожу.
      Т а к умирать Смертин не хотел.
      Он до хруста в желваках сцепил зубы, чтобы не заорать от страха, когда кресло стронулось с места и медленно покатилось вперед.
      Сквозь веки просочился розовый свет — кресло въехало под лампу. А потом сделалось темно.
      Валентин пошевелил пальцами, чтобы выяснить, жив он или нет. Пальцы двигались. И сердце еще билось. Только плохо. Вяло и с перебоями.
      Он судорожно вздохнул, когда понял, что из камеры они выехали и теперь проклятое кресло катится по мрачному коридору. Куда-то под уклон. К мерному урчанию чего-то большого и мощного. Звук напоминал автоклав.
      Скрипнули петли двери, веки лизнул яркий свет.
      Мимо кресла проскрипели бутсы. Сквозь мерный гул вращающегося агрегата послышался голос мужчины. Он с кем-то разговаривал, не заботясь, слышит Смертин или нет.
      — Сколько успели обработать? — донеслось до Валентина.
      — Полностью — шестерых, Владислав, — ответил незнакомый голос. — Восемь дозревают. И еще там — трое. Только начали с ними работать.
      — Забери из ликвидационной еще одного, — распорядился Владислав. — С него переходите на препарат «А». У нас еще восемь человек на конвейере, зашьетесь.
      — Тогда давай я «аннушку» и этим троим вкачу. Что останется, прокрутим в барабане. Так быстрее получится.
      — Хорошо. Действуй. Да, одну ванну я на часок займу.
      — Как скажешь, Владислав.
      Бутсы прохрустели по бетону, приближаясь к коляске.
      Владислав больно похлопал Смертина по щекам, заставив открыть глаза.
      Смертин увидел вытянутый зал, похожий на котельную. Только вместо котлов в нем стояли три автоклава, медленно проворачивающие овальные тела контейнеров. Вдоль автоклавов прохаживался человек в комбинезоне. Роста он был небольшого, круглый и видом напоминал прораба.
      — Здесь наша экскурсия заканчивается. В этом зале мы утилизируем трупы. — Владислав указал на вращающиеся контейнеры. — Внутри культура бактерий, разогретая до нужной температуры. Бактерии жрут все, из чего состоит человек. При обычной температуре они не опасны, а примерно при ста двадцати градусах становятся активны. Через час от человека остаются только коронки и зубные протезы. Но их мы изымаем заранее.
      Он внимательно всмотрелся в лицо Смертина.
      — Что-то хочешь спросить?
      Смертин не смог разлепить губ.
      — Поехали!
      Владислав втолкнул кресло в маленькую глухую комнатку. Прямо на полу вдоль стены лежали три черных мешка. Из-под каждого набежала лужица застывшей крови.
      Напротив у стены стояли две обычные ванны, только поднятые на распорках высоко над полом.
      Владислав подкатил кресло к ближней ванне. Смертин, перед тем как его развернули, успел увидеть, какая она неопрятная внутри, с желтыми разводами на облупившейся эмали.
      — А теперь смотри сюда.
      Владислав присел на корточки перед креслом. Достал из кармана пузырек, поболтал, взбив на донышке сухой порошок.
      — Иногда в полевых условиях требуется быстро избавиться от трупа. Расчленить, сжечь или закопать негде и некогда. И тогда в дело идет препарат «А». Модификация тех же бактерий, что работают в автоклаве. Только агрессивными они становятся уже при комнатной температуре.
      Он снял с пояса плоскую коробочку. Достал из нее шприц и флакончик.
      — Берем обычную воду. Разводим порошок. Бактерии оживают. Инъекция готова.
      Проговаривая это, Владислав ловкими и чуткими пальцами открыл флакон, втянул через иглу воду в шприц, через резиновую пробку на пузырьке перегнал воду внутрь, поболтал, растворяя порошок, втянул готовую смесь в шприц.
      Поднял на Смертина свои холодные стальные глаза.
      — Можно вколоть в вену. Можно впрыскивать в рот. Бактериям это без разницы. Но я предпочитаю делать инъекцию в брюшную полость. Так получается быстрее. Рыба гниет с головы, а человек с брюха. Ты меня слышишь?
      Смертин уже был далеко. Только каким-то осколком сознания, зацепившимся за эту реальность, осознавал, что между ног журчит горячая влага. Но ни стыда, ни неудобства он не ощутил.
      — На твой счет у меня никаких особых инструкций нет, — продолжил Владислав. — Значит, никто не станет пенять, если мы немного отклонимся от технологии. — Он свел глаза на острие иглы. — Понимаешь, все дело в наркотиках. Не вписался бы ты в эту грязь, пошел бы по ленте конвейера, как все. Им, мрази уголовной, можно, а тебе, брат, нельзя так мараться. Видишь ли, Смертин, у меня был один знакомый… Не уследил за сыном. Парень на какой-то тусовке первый раз в жизни укололся. Первый и последний. Через три месяца диагностировали СПИД. Пытался покончить с собой, откачали. Сейчас гниет заживо в клинике. У матери не выдержало сердце. Отец еще жив, но внутри давно умер.
      Владислав похлопал по дряблой щеке Смертина. Добился, чтобы взгляд у того сделался осмысленным.
      — Вот уже лучше. Я хочу, чтобы ты до конца был в полном сознании. Гнить заживо — это страшнее, чем пуля в затылок. Тебе еще повезло, ты сгниешь за час. А жижу мы сольем в канализацию.
      Он выпрямился и всадил шприц в живот Смертину.
      Владислав дождался, когда стихнут первые конвульсии боли, расстегнул ремни, подхватил налившееся дряблой тяжестью тело Смертина и опрокинул в ванну.
      Смертин завозился, скребя пальцами по гладкой эмали. С трудом поднял голову над краем.
      Владислав остановившимся взглядом уперся ему в лицо.
      Смертин хлебнул воздух распахнутым ртом. В голове вдруг сделалось до жути ясно. Хмарь выветрилась. И в живот вполз холодный слизняк ужаса.

* * *

       Вне очереди
       Секретно
       т. Салину В.Н.
      Активный сбор информации на объекта Агитатор окончил.
      Полученные данные переданы на обработку в аналитический центр.
      Группа готовит спецобъект Лагуна к консервации.
      Жду дальнейших указаний.
Владислав

Старые львы

Глава двадцать восьмая. «Девочкам из высшего общества трудно…»