Допрос Иванова добавил еще три фамилии. Владислав, не тратя времени зря, прямо из машины по телефону дал команду бросить их в разработку.
Пока внизу делал свою часть работы компьютер, Салин с Решетниковым ждали, как рыбаки, забросившие удочки в незнакомый пруд. Есть рыба или нет, неизвестно. Сиди и жди первой поклевки.
Решетников тяжко выдохнул.
— А без компьютера что-то просматривается?
— Угу, — кивнул Салин, дочитывая лист до конца.
— Поделись. Только попроще. Я сейчас, как Винни Пух.
Салин оторвал удивленный взгляд от бумаг. Хмурый Решетников сосредоточенно ковырял пальцем в ухе, став на секунды похож на всем известного плюшевого философа.
— В голове опилки. Длинные слова меня только расстраивают, — процитировал Решетников.
Салин хмыкнул.
— Оказывается, Глеб Лобов успешно пропиарил тридцать шесть региональных избирательных кампаний. В тридцати двух случаях полученный административный ресурс Матоянц использовал для размещения своих разработок.
— Вот так прямо ушки и торчат? — Решетников подозрительно прищурился.
— Ну, явно, конечно, нет. Прикрытие эшелонировано, прямых связей с холдингом нет. А горизонтальные так запутаны…
Телефон на столе тихо запиликал. Салин снял трубку.
— Да, Владислав. — Выслушав, он поджал губы. — Поднимайся.
Решетников покосился на напарника. Владислав попросил минимум два часа на обработку информации, а прошло не более сорока минут. Только и хватило, чтобы попить кофе, почитать газетку в туалете да начать интеллектуальную разминку перед «мозговым штурмом».
— Скороходов умер. Сейчас услышим подробности, — медленно произнес Салин.
Решетников свернул штопором газетку и швырнул в корзину под столом.
Владислав постучал в уже наполовину раскрытую дверь. Вошел, замер, ожидая разрешения сесть.
Салин молча указал на кресло по правую руку от себя. Владислав сел, раскрыв на коленях папку. Лицо, как всегда, оставалось непроницаемым, только слегка трепетали ноздри после бега вверх по лестнице.
— Итак, откуда взялся еще один труп? — спросил Салин, откатываясь вместе с креслом от стола.
— В Дамаске Скороходов почувствовал себя плохо. Посольский врач диагностировал гипертонический криз и предынфарктное состояние. От госпитализации Скороходов отказался. Находился на вилле, арендуемой посольством, под присмотром фельдшера. Вчера ночью состояние резко ухудшилось, случился второй криз. И в результате… — Владислав бросил взгляд в записи, — диффузорного инфаркта задней стенки Скороходов скончался по дороге в госпиталь. Информация о смерти получена от трех независимых источников: из МИДа, от «соседей» и из холдинга «Союз».
Решетников переглянулся с Салиным, помотал на пальцах невидимую ниточку и с горькой иронией произнес:
— Что-то малохольный пэгэушник нынче пошел. Принял на грудь в самолете, вышел на солнцепек, прочел телеграммку — и инфаркт. Раньше такого не случалось… Ему же поплохело после телеграммы о смерти Матоянца, так? — обратился он к Владиславу.
— Да. Информацию по Матоянцу передал чиновник посольства, встречавший Скороходова.
— Хор мальчиков-туберкулезников при ткацкой фабрике, а не разведка, — в сердцах проворчал Решетников. — Что ты по этому поводу думаешь, Виктор Николаевич?
Салин покачал кресло.
— Уже ничего. Спросить, с каким заданием Матоянц послал Скороходова на Ближний Восток, больше не у кого.
— С такими темпами скоро вообще не у кого ничего не спросишь. Братская могила, а не контора.
Салин ответил кислой улыбочкой.
— Что еще, Владислав? — спросил он.
Владислав переложил бумаги в своей папке, развернул на столе таблицу из двух склеенных скотчем листов.
— Первый результат, Виктор Николаевич. На основных фигурантов пока структура не просматривается. А на Лобова — картинка пошла. Я взял на себя инициативу, затормозил работу по остальным, а Лобова бросил в глубокий просчет по всем позициям.
Салин снял очки, вялыми пальцами помял переносицу. С тревогой подумал, что еще даже не полдень, усталость совершенно вечерняя, ватная, давящая.
Времена настали бешеные, время двигалось в рваном темпе, поспевать за его безумными скачками становилось все труднее. Когда время рвет вожжи, приходится все больше полномочий отдавать исполнителям. Опасно, но ничего не поделаешь. Пока доложат по цепочке, пока перепроверишь информацию, родишь ценное указание да спустишь его вниз через все запруды согласований и увязок, время прошло и надобность в решении уже отпала. Тех, кто пытался работать по старинке, давно затоптали в асфальт. Жестокое время. Не умеешь держать темп, не хватает сил бежать ноздря в ноздрю с конкурентами, лучше отскочи в сторону. А как сойти с дистанции, когда такие ставки? Хочешь — не хочешь, а беги, держи темп и работай локтями.
Сегодня они с подачи Владислава совместили серьезный разговор с Ивановым со «взломом объекта». Вроде бы время сэкономили, информашку сорвали прямо с пылу с жару, а оборотная сторона — усталость. Тревожный симптом. Как сбитое дыхание у боксера. Первый признак грядущего нокаута.
Салин успокаивал себя здравой мыслью, что не один он мучается, а значит коллективный разум вскоре возмутится и приструнит взбеленившееся время.
В независимой России чиновников стало в три раза больше, чем в приснопамятном застойном Союзе. И если эта многомиллионная армия усидчивых посредственностей скажет «тп-р-ру», как ни понукай, а телега Российской империи с места не сдвинется. Оно им надо — гореть на работе? За перестройку свалили мумифицированный первый эшелон, подрались за образовавшиеся вакансии, расселись, у кого где получилось, восстановили связи и завязали новые, нарастили подрастраченные жиры, сколотили состояньица, домишек по всему миру понастроили, детишек на хлебные должности пристроили — и все, хватит в революции играть. Великая Бюрократическая революция завершилась, ура! Им, сытым и вальяжным, не пристало галопом прыгать. Настало их сытое время. Пришла пора руководить солидно и неспешно, как в золотые времена Брежнева.
Салин с затаенной завистью посмотрел на Владислава. Никаких признаков утомления, хотя далеко не молод. В глазах стальной огонек.
«Настанет день, когда он все сделает сам и не сочтет нужным доложить?» — ледяной ящеркой скользнула мысль.
— Докладывай, — устало произнес Салин, прикрывая веки.
Прошуршала бумага, Владислав передвинул таблицу ближе к себе.
— Обозначились следующие узлы. Первый. Через агентство Глеба Лобова апробировались методики воздействия на коллективное сознание. Это по линии лаборатории Мещерякова. Прямых контактов не было. Агентство «Pro-PR» в ходе президентских выборов от СБП курировал Подседерцев. Как вы знаете, СБП возбуждало дело в отношении Мещерякова.
Тогда изымались все материалы из лаборатории. Связь Матоянц–Мещеряков–Лобов не установил бы только ленивый.
Салин приоткрыл глаза, обменялся с Решетниковым взглядом.
— Мещеряков и Подседерцев, земля им пухом, отыгрались, — сухо произнес Решетников. — Но ты все равно покопай. Инициативных дураков у нас меньше не стало, хоть СБП и разогнали. Вербовочных подходов к Лобову не установил?
— Нет. Пока — нет, — тут же поправил себя Владислав.
— Еще какой узелок нашел?
— В прошлом году жена Матоянца рождественские каникулы провела в Швейцарии. Встречалась с дочерью, находившейся в пансионе в Ла-шо-де-Фон. Двадцатого декабря двухместный номер в гостинице Невшталя, это соседний городок, был оплачен по карточке «Виза», принадлежащей Глебу Лобову.
Решетников саркастически крякнул. Салин глаз не открыл, а еще крепче сжал веки.
— И как долго они там кувыркались? — спросил Решетников.
— Номер был снят на двое суток, — бесстрастным голосом ответил Владислав. — На следующий день Лобов снял номер в Сент-Морице, куда вернулась жена Матоянца. В списках пассажиров, вылетивших из Берна в Париж двадцать девятого числа, есть фамилии Матоянц и Лобов. Нина Матоянц остановилась в гостинице «Леже». Глеб Лобов, предположительно, проживал в квартире своей знакомой Моники Вио. Данные уточняются. Есть информация, что они взаимообразно предоставляют друг другу жилье. В это время, по четырнадцатое января включительно, Моника Вио находилась в Москве.
— Амур, тужур, — протянул Решетников. — Домой эта Анна Каренина к елке вернулась? Или в Парижах холостяковала?
— Вернулась тридцать первого числа. Дневным рейсом «Трансаэро». Глеб Лобов остался в Париже.
— От тоски, слава богу, не помер. Оно и понятно, Париж — не Нижний Тагил, — вставил Решетников. — Где они еще засветились?
— Судя по распечатке звонков с ее мобильного, связь продолжалась в Москве до мая-месяца. С тех пор звонки в офис и на основной из мобильный Лобова прекратились.
— Потряси подружек, Владислав. Быть такого не может, чтобы баба бабе не похвасталась.
— Список составлен, могу начать работу прямо сейчас.
— И начни, друг мой! — Решетников завозился в кресле, как разбуженный медведь в берлоге. — Так, с любовью разобрались. С деньгами у Лобова как? На одном этом политическом дурилове особо не разжиреешь.
— Я вычислил его основной источник.
Владислав произнес фразу бесстрастно, но так, что Салин, встревожившись, распахнул глаза.
— Кто?
— Иосиф Михайлович Загрядский.
Решетников медленно откинулся на спинку кресла. Покосился на Салина.
— Перехват, — почти по слогам произнес Решетников.
— Это третий узелок, — машинально уточнил Салин.
Ему очень не понравилось, что в горле вдруг сделалось до рези сухо, а слева под ложечкой тупо выстрелила боль.
— Какая, на хрен, разница, — процедил Решетников. — Перехват классический.
Первый раз фамилия Загрядский мелькнула в последнем деле, которое Салин с Решетниковым расследовали в качестве функционеров КПК. Лебединая песня получилась в духе того полублатного-полупопсового перестроечного времечка.
Тогда, как голодные тараканы из-за печки, на свет повылазила всякая мелкая сволочь с комсомольскими значками, синими перстнями на пальцах, майорскими звездами на васильковых и малиновых погонах. Сбились в стаи, наплевав на разницу в социальном статусе, и принялись жадно хапать все подряд. Их загребущие ручки дотянулись даже да святая святых — Гохрана страны. Аппетиты у ошалевших от перестроечного безвластия были таковы, что первый же выброс неучтенных алмазов поверг в шок международный рынок. Запаниковала даже могущественная Де Бирс
, спешно делегировавшая в Москву своего полпреда. Разговор с полпредом прошел на повышенных тонах, но в духе полного взаимопонимания. Ведь речь шла, без шуток, о нарушении договоренностей, на которых стоит мир.
Пришлось партийной «инстанции» выйти из засады и окучить дубиной охальников. «Гласность», объявленная генсеком, дошла до предела маразма, и историю долго полоскали в газетах. Впрочем, если изучать историю по газетам, ни черта не поймешь. Надо соотносить прочитанное в многотиражке с бумажками, помеченными соответствующими грифами секретности.
А в них, совсекретных материалах «дела Гохрана», мелькнула фамилия Загрядского. Мелькнула золотой рыбкой в неводе и пропала. Как и сам ее владелец. Добраться до «мозгового центра» авантюры тогда не сложилось, а там и мятежный август подоспел. Дело кануло в мутные воды Леты. И концы в воду.
Второй раз фамилия Загрядского появилась в разработках, которые Салин с Решетниковым вели под «крышей» фонда «Новая политика». Многоопытные расследователи темных дел и исследователи потемок человеческой подлости, Салин и Решетников особо не удивились. История, как известно, повторяется. В данном случае она изначально была фарсом, а спустя пять лет приняла форму полного бреда. Идею Загрядского использовали еще раз, но с рассейским размахом и куражом временщиков. Даже код ей присвоили ухарский — «Артель». Бог с ним, что дважды наступили на свои же грабли, так и плагиатом не погнушались.
Точно такую же операцию прокрутили в восьмидесятых. Совершенно другие люди. Поэтому и кодовое название ей присвоили пристойное — «СистемаСоюз». В некоторых документах писали еще короче, но многозначительнее: «СС—ХХI».
Оперативная обстановка
Фонд «Новая политика»
Сов. секретно
Согласно списку
Аналитическая записка
Термины, активно внедряемые в СМИ для анализа российской экономики, следует отнести к средствам психологической войны. Выдернутые из контекста западной экономики, они не описывают реальность, а служат для управляемого внедрения в массовое сознание химеры, искажающей адекватное восприятие реальности. Фактически же, нет никакого деления на «белую», «серую» и «черную» экономики. В России существует лишь экономика колониального типа.
Основной капитал, управляющий экономическими процессами в России, находится за границей, базовыми отраслями стали добывающие отрасли, гипертрофированными темпами откачивающие природные богатства на нужды развития мировой, а не отечественной экономики. Российские банки не являются финансовыми инструментами рынка, а существуют в качестве каналов связи с «русскими деньгами» за границей.
Население страны искусственно разделено на меньшинство, обслуживающее экономику колониального типа, и большинство, удерживающее запредельно изношенные производственные фонды и другие объекты (в частности — военные объекты) страны от техногенной катастрофы.
Во избежание риска «перегрева» мировой экономики «русские деньги» за рубежом вложены в отрасли, ориентированные на сохранение социальной стабильности на постсоветском пространстве, в основном — продукты питания и товары народного потребления, включая предметы роскоши.
Принцип функционирования российской колониальной экономики
Представляет собой четырехтактовую модель.
Первый такт: счет оффшорной фирмы — > «легальная» фирма-производитель — > российская фирма-импортер — > контрабандный ввоз либо с нарушением таможенного законодательства с целью получения «неучтенного товара», — реализация с сокрытием большей части прибыли от налогообложения.
Товарная масса контрабандной продукции, по данным российских правоохранительных органов, в точности совпадает с денежной массой, выплачиваемой «черным валютным налом» работникам фирм, обслуживающих колониальную экономику. Именно на них, преуспевающих на фоне общей нищеты, прежде всего и ориентирована контрабанда и незаконный сбыт предметов ширпотреба и роскоши.
Долларовая масса «черного нала», циркулирующая в стране на протяжении многих лет, остается неизменной — примерно сто миллионов долларов. Подобная стабильность говорит о том, что она используется для кассовых операций в финансовой системе колониальной экономики.
Для аккумуляции долларового «нала» запускается второй такт:
— финансирование производства наркотиков — > контрабанда — > реализация за наличные (вариант: стратегические отрасли криминалитета — торговля оружием и выпуск алкогольной продукции).
третий такт:
— передача «черного нала» через систему «отмыва» на выплату зарплаты «в конвертах».
четвертый такт:
— безналичный взаимозачет на счетах оффшорных фирм и полная легализация капитала.
Государственные контролирующие и правоохранительные органы не в силах ничего противопоставить данной схеме. И даже не ввиду вопиющей коррумпированности и утрате профессионализма, а потому что изначально рассматривались именно как часть колониальной экономики, как надзиратели за ней не «де юре», а «де факто». Более того, сломать механизм колониальной экономики означает ввергнуть страну в экономический и социальный хаос, отбросить ее на уровень натурального обмена. Относительная социальная стабильность сохраняется исключительно благодаря бесперебойной работе вышеописанной модели.
Например, для ликвидации социальной напряженности из-за невыплат зарплат бюджетникам и пенсий, концерн-экспортер, контролирующий данный регион, закупает необходимое количество наличных на «черном рынке» и перебрасывает их для выплат зарплаты «в конвертах» своим сотрудникам. Покупательский спрос населения насыщается за счет товаров, произведенных или импортированных с нарушением законодательства. Концерн расплачивается с продавцом «черного нала» за счет безналичных средств, находящихся на оффшорном счету.
На махинации концерна с налогами в таком случае государственные органы вынуждены смотреть сквозь пальцы. Крупные криминальные объединения остаются неприкосновенными, так как являются неотъемлемой частью «промышленно-финансовой системы» колониальной экономики.
Данная схема создавалась в конце восьмидесятых годов по прямому указанию органов ЦК КПСС как средство сохранения контроля за страной в условиях смены режима и либерализации общественной жизни.
…По заявлению госсекретаря Бурбулиса, придя к власти, группировка Ельцина обнаружила, что кроме символов государственной власти она не получила ничего. Рычаги управления страной оказались вне их досягаемости.
Процесс «приватизации» вылился в драматический эксперимент по срочному созданию собственного сектора в уже сложившейся экономике колониального типа. Только окончательная узурпация власти Ельциным в 1993 году позволила правящей группировке получить доступ к национальным богатствам страны. К этому моменту относится проведение операции «Артель», во многом скопированной с операции «Система-Союз», осуществленной конкурирующей группировкой в конце восьмидесятых годов.
В 1993 году Центробанк, Сбербанк и Промстройбанк профинансировали на несколько лет вперед золотодобычу старательских артелей. Артели получили право добытое золото использовать для изготовления ювелирных изделий, монет, оформления оружия и т. п. и в таком виде экспортировать за границу. Затем три указанных банка выкупили большую часть золотого резерва страны и «провели» его как изделия артелей, разрешенные к вывозу из страны. Только по официальным отчетам было вывезено золота на сто сорок два миллиона долларов. Операция прикрывалась ФСБ, СБП и прокуратурой. Считается, что возвышение Павла Бородина напрямую связано с активным вывозом драгметаллов из Якутии и последующим размещением активов через «фирмы друзей» в иностранных банках.
Активы оформлялись на счетах частных (чаще — подставных) лиц. Часть средств в виде инвестиций вернулась в Россию: торговый комплекс «Охотный ряд», гостиницы «Мариотт», «Славянская», «Шаратон», торговые сети «Три кита» и «Перекресток». В Европе и Юго-Восточной Азии на средства от вывоза золотого резерва России были открыты тридцать два банка, включившиеся в обслуживание экономики колониального типа по выше описанной схеме «четырехтактного цикла».
Большая часть активов рассредоточена по банкам Юго-Восточной Азии.
Следом была предпринята неуклюжая попытка закрепиться в регионе, вспомним неудавшуюся сделку по продаже современных истребителей Малайзии.
В свете вышеописанного «четырехтактового цикла» место основного вложения капитала правящей группировки выглядит более чем показательно. Банки Тайланда, Сингапура, Малайзии и Гонконга не только обслуживают экономику этого бурно развивающегося региона, но традиционно служат клиринговым центром для операций с незаконной торговлей наркотиками.
Доминирующую роль в наркобизнесе данного региона занимает Китай, полностью контролирующий сбор и обработку сырья через этнических китайцев — «хуацяо», проживающих в странах «золотого треугольника». Существует мнение, что львиную долю инвестиций в реформируемую экономику Китай получает за счет наркоторговли. Во всяком случае, резкие колебания цены золота на биржах региона эксперты традиционно связывают с акциями по отмыву «наркодолларов», осуществляемыми Китаем.
Мощное вливание «русского» финансового капитала не могло не привести к «перегреву» рынка. И так далекий от стабильности, финансовый рынок региона рухнул, что дистабилизировало мировую финансовую систему. Кризис рикошетом ударил по России, став одним из факторов дефолта 1998 года.
С молчаливого согласия МВФ его кредиты были пущены не на стабилизацию внутренней финансовой системы России, а на сохранение каналов финансирования экономики колониального типа.
…Следует вывод, что в настоящее время существуют два независимых финансовых центра, аккумулировавших сравнительно равный капитал, — примерно по двести миллиардов долларов. Первый создан на т. н. «золото Партии», второй — новой российской номенклатурой и приближенными к ним «олигархами».
Конкурентной борьбой этих «капиталов влияния» обусловлены многие, если не все политические и социальные процессы, идущие в стране
В последнее время отмечается резкое обострение конкурентной борьбы между звеньями «финансово-производственного цикла» колониальной экономики. Коррумпированная бюрократия вкладывает теневые доходы в бизнес, криминалитет расширяет свое влияние на стратегические отрасли, силовые структуры от бизнеса «крышевания» переходят к прямому захвату собственности и капитала, финансово-промышленные олигархии наступательно создают административный ресурс как средство защиты бизнеса, внедряя своих ставленников во все эшелоны государственного управления.
…Накал противостояния двух «капиталов влияния» способен привести к использованию самых диких способов воздействия на население, включая психотронные технологии и методы шокового воздействия из арсенала психологической войны…
…Ввиду глобальных катастрофических событий, ожидаемых в десятые-двадцатые годы наступающего века, контрольным сроком для окончательной победы одной из группировок экспертами признается 2008 год.
* * *
— За что боролись, на то и напоролись!
Решетников с трудом вытащил тело из кресла, вразвалочку стал прохаживаться по диагонали кабинета. Салин решил, что топтаться вдвоем будет неудобно и даже комично, и остался сидеть. Хотя нервная щекотка жгла икры. Хлынувшие в кровь стрессины требовали, чтобы их сожгли в движении.
Один Владислав остался демонстративно бесстрастным, даже позы не изменил.
«Счастье исполнителя, — подумал Салин. — Прокукарекал, а рассветет или нет — его не касается. Хотя, как посмотреть… Сгорим, его первого бросят в жесткую разработку. Ближайший помощник, информирован до предела. Вот и будут рвать информацию вместе с зубами».
Владислав как раз улыбнулся, продемонстрировал ряд идеальных зубов.
— Чем еще порадуешь? — спрятав неудовольствие, спросил Салин.
— Загрядский сейчас в пределах досягаемости.
Решетников остановился и круто развернулся на каблуках.
— Вынырнул, вражина? Он же лег на грунт, как только запустил «Артель».
— Как выясняется, не по своей воле. — Владислав переложил в папке листок. — Загрядский включил себя в число физических лиц, на которых открывались счета. И на этом погорел. На его счету в «Голден Сан Бэнк оф Гонконг» обнаружилось десять миллиардов долларов. Об их происхождении Загрядский информации, само собой, предоставить не смог. Или не захотел. По формальному признаку на него возбудили дело по неуплате налогов. Меру пресечения избрали не связанную с заключением под стражу. Но с девяносто пятого он фактически находился под домашним арестом.
— Кто сторожил? — спросил Решетников.
— Формально — силовая структура Генпрокуратуры. Фактически — Служба безопасности президента.
— Наш пострел везде успел, — хмыкнул Решетников.
Салин ответил ему понимающим взглядом.
— Три месяца назад ему было предъявлено обвинение в неуплате налогов и незаконном предпринимательстве. Суд дал восемь лет. Формально отбывает срок в ИТУ в Башкирии. Реально — расконвоирован, проживает на поселении. Для чего отстроил в поселке особняк со всеми удобствами.
— Одно радует, перед законом у нас все равны! — Решетников нервно хохотнул. — Что ты по этому поводу думаешь, Виктор Николаевич?
— Тактически убого, но стратегически абсолютно верно. — Салин покачался в кресле. — Они взяли под контроль главного идеолога операции. Нормальный ход. Кто же за это осудит?
— Разрешите закончить? — Владислав дождался кивка Салина. — Загрядский четвертый день находится в Москве.
— Так-так-так. Уже интересно!
Решетников вернулся к креслу, плюхнулся в него вытянув ноги.
— Формальный повод — вызван на допрос в Генпрокуратуру по делу Козленка. Проживает в гостинице «Советская».
— Чудны дела твои, Господи. — Решетников иронично перекрестился.
— Как это стыкуется с Глебом Лобовым? — напомнил Салин.
Владислав взял схему. По густоте цветных пересекающихся линий она напоминала выкройку из журнала мод.
— По своим делам они никогда и нигде не пересекались. Такое ощущение, что сознательно держали дистанцию. Но я нашел связь. — Он провел пальцем по синему пунктиру. — Странно, что ее проморгали другие. Глеб Лобов остался сиротой в четырнадцать лет. Я подумал, два года кто-то должен был быть официальным опекуном мальчика?
В кабинете повисла долгая пауза. Ответ на столь очевидный вопрос был слишком прост. И тем страшен.
Дикарь (Ретроспектива — 4)
Воздух в зоопарке оглушительно пах зверьем. Острый запах шерсти, помета и дыхания, вырывающегося их раскрытых пастей, заглушал даже муть выхлопных газов. Или Дикарю так казалось.
Вдоль решеток гуляли люди. Но Дикарь видел, чувствовал и ощущал только зверей. Они были ближе, роднее и понятнее.
У волчихи был совершенно больной взгляд. В янтарных шариках, в самой глубине, плескался оранжевый огонь мрачного безумия.
«Они все здесь ненормальные, — подумал Дикарь. — Нельзя жить в таких условиях и не сойти с ума».
Он вспомнил, что в одной книжке прочитал, что человек мог приручить только умственно дефективных особей. Инстинкт свободы у зверя в крови. Только вырожденец, отторгнутый стаей, променяет волю на безопасность, право охоты на миску помоев. А у раба и дети — рабы. Сколько волка ни корми, а он обязательно убежит. Если не убежал, значит, ничего волчьего в нем не осталось.
Все домашние животные — ублюдки дикой Природы, улучшенные плановой селекцией. Из поколения в поколение человек отбирал в помете наиболее подходящих ему, преданных, работящих и покорных. Кто-то отдавал молоко, кто-то тянул тяжести, кто-то защищал хозяина, погибая сам.
Но человеку мало искалеченных его волей и разумом животных. Ему хочется любоваться дикими, не прирученными и непокорными, посаженными на цепь. Словно мстит им унижением за инстинкт свободы и волю к жизни, которые сам давно потерял.
В толпу, расплющившуюся о клетку вольеры с волками, втиснулись два парня. От них смердело перегаром и жирным мясом.
— Смотри, какая дохлая! — заржал первый.
Волчиха стояла у канавы, отделяющей площадку от зрителей. Она повела мордой на звук жирного голоса, потянула носом, еще больше подобрав живот, и вновь уставилась в глаза Дикарю.
— У меня на даче шавка — копия она. Приезжайте, бесплатно покажу, — подключился к веселью второй.
В толпе раздались смешки.
— На, жри!
Первый по высокой дуге швырнул через решетку недоеденный беляш. Он шлепнулся на бетон в двух шагах от волчихи.
Она стремительно отскочила, толкнувшись всеми четырьмя лапами. Замерла, опустив морду. Втянула носом запах, сочащийся из расплющенного беляша.
Тело ее стало вытягиваться вперед, словно кто-то тянул за невидимую ниточку, привязанную к носу.
Дикарь с ненавистью посмотрел на парня, бросившего объедки волчице. На его беспородном сальном лице было написано тупое любопытство. И готовность оглушительно заржать, когда волчица вцепится в кусок теста с тухлым мясом.
Дикарь отчетливо представил себе капкан, распахнувший стальную пасть. Волчиха замерла.
«Не смей!» — закричал Дикарь.
Он крепко сжал губы, чтобы крик не вырвался наружу. Никто ничего не услышал.
Только волчица, как от удара, отскочила в сторону. Оскалилась, ища в толпе взгляд Дикаря.
Он поймал взглядом ее помутневшие от злобы зрачки. И не отпускал, пока волчица медленно, против воли, не растянулась на холодном бетоне. Она пыталась сопротивляться, до отказа задирала верхнюю губу, выставляя напоказ желтые мощные зубы. Но гнет чужой воли оказался сильнее. Она затихла, покорно уткнув морду в скрещенные лапы.
Дикарь расслабился и приказал ей:
«Уходи!»
Волчица рывком вскочила, оглядываясь, потрусила к пещере в глубине вольеры. Растянутые серые мешочки вымени бились о подогнутые задние лапы.
По пальцам Дикаря потекла липкая холодная жижа. Он посмотрел на раздавленное мороженое. Молочная кашица ползла через край вафельного рожка. Дикарь с трудом разжал пальцы. Чавкнув, мороженое плюхнулось на асфальт.
— О, беда! — прогудел дядя Леня.
Дикарь поднял голову и посмотрел в склонившееся над ним лицо крупного мужчины. Дядя Леня был похож на медведя, мощный и подвижный, забавный и опасный. Запах тайги еще не выветрился из его бороды. Из всех взрослых, суетившихся вокруг него, Дикарь с симпатией относился только к дяде Лене.
— Да не расстраивайся ты, паря! Сейчас новое купим. Хоть целый ящик.
Денег у старателя дяди Лени было на целый молочный комбинат. Но как их использовать по уму, чтобы развлечь мальчика, он не знал. Сегодня, например, он ни с того ни с сего потащил Дикаря в зоопарк. Таежник, он с трудом ориентировался в столичной жизни, а своих детей всегда поручал их матерям. У Дикаря уже десять дней не было матери.
Дядя Леня медведем вломился в дом, притихший перед похоронами, сгреб в охапку Дикаря и с тех пор не отпускал от себя.
— Хочешь еще мороженое?
Он положил широкую и тяжелую ладонь на плечо Дикарю. Из нее в тело пошла уверенная в себе, суровая силища. Дикарь не удержался и потерся щекой о его горячую ладонь.
И вдруг ощутил, что дядя Леня жутко нервничает. Как медведь, услышавший над водой трещотку приближающейся моторки. Дядя Леня с высоты своего роста озирался вокруг.
— Хочу шашлык.
