— Посигналь! — распорядился Злобин.
      Сергей дважды бибикнул.
      Распахнулась водительская дверь «УАЗа» и наружу выпрыгнул кряжистый мужичок в милицейском бушлате. Замахал руками.
      — Да не бойся, лоходром, не поеду, — процедил Сергей.
      — Это Холстов, старшина из райотдела, — подсказала Ольга.
      — Ваш? — спросил Злобин.
      — В каком-то смысле мой. Крестный старшей сестры. А так — сейчас за участкового. Три поселка на нем.
      Мужчина враскорячку, скользя сапогами по глине, стал подниматься вверх.
      — Ладно, подождем.
      Злобин откинулся на спинку сиденья. Исподлобья осмотрел окрестности. Пейзаж не изменился. Только на душе стало тяжко.
      Нет, он и думать не стал о засаде с мордобоем и пальбой. Слыхал, что какой-то отморозок из областных оперов прострелил ногу заехавшему на его «землю» оперу из московского ОБНОНа. Просто догнал в голом поле, выволок из машины и в ходе диспута в стиле «а ты кто такой?» продырявил человеку бедро из табельного пистолета. Основной аргумент — «земля моя и наркоши на ней — мои». Дело, кстати, замяли.
      Но что с ним сейчас произойдет нечто подобное, Злобин даже не брал в голову. Не будет этого — и все. Почему нет? А в жизни все так, одному вечно ни за что морду бьют, а другого даже за дело почему-то зацепить боятся. Злобин считал себя из рода тех, кого тронуть — себе дороже. Вся родня по отцовской линии сплошь казаки. С вольным казаком особо не забалуешь.
      А предчувствие беды все же свербило изнутри, грызло нутро, как крысенок корку.
      — Серега, ты как? — тихо спросил Злобин.
      — Как пионер.
      По голосу стало ясно, парень тоже почуял неладное и собрался. Правая рука как бы сама собой съехала с рычага коробки скоростей и легла на колено. Поближе к «Гюрзе», притаившейся в кобуре на поясе.
      Сначала над откосом показалась голова в фуражке. Потом туловище в бушлате. Потом все резко пропало из видимости.
      Из-за откоса раздалось нечленораздельное; «Ептыть!»
      Спустя полминуты на четырех конечностях выгреб старшина. Выпрямился, взмахнул руками, разбрызгав с рук жидкую грязь.
      Култыхаться в грязи, видимо, для него было делом привычным. Во всяком случае, настроение не испортилось.
      Он широко улыбался, поблескивая металлическими коронками во рту. Если бы на бушлате не было погон, выглядел бы обычным механизатором. Милицейскую фуражку, как картуз, по вечной деревенской моде прилепил на затылок, выпустив на морщинистый лоб пегий редкий чубчик.
      — Командир, только не вздумай тронуться! — громко предупредил он. — Мой «козел» выдержит, а тебя за казенную тачку со свету сживут.
      Сергей опустил стекло, высунул голову наружу.
      — Ты что встал, как ишак на Арарате? — вместо приветствия залепил он.
      Старшина скользнул взглядом по номерам «Волги» и решил в словесную перепалку не встревать.
      Подошел вплотную к капоту.
      — Так, сцепление полетело. Мать его… — Он старался рассмотреть людей в салоне через лобовое стекло. — Ай, и колесо заднее, как на грех… — Он свел грязные ладони. — Зажало его между бревнышек. Там Матвей бревнышки кинул. Ну, чтобы не проваливалось. А их подмыло. Мы с лету хотели. И вот, значит… А вы кто будете?
      — Оля, выходим! — бросил Злобин.
      Первым распахнул дверь.
      Старшина нервно дрогнул горлом. Уставился на Злобина. Потом еще раз удивился, увидев Ольгу.
      — Здрасте, дядя Саша, — первой поздоровалась она.
      — Привет, крестница! Какими судьбами? — он почему-то обратился к Злобину.
      — По делу мы здесь, старшина. — Злобин издалека показал удостоверения. — На кордон едем.
      Старшина быстро оглянулся, потом грустно вздохнул.
      — Так и мы туда же. Только вот… К-хм.
      Злобин подошел ближе. Как и ожидалось, от старшины шел слабый водочный запашок.
      — А вам зачем на кордон? — спросил Злобин.
      — Так, это… Матвея Петровича, егеря нашего, в правлении ждут. Народ собрался, а его нет. Звонили, никто трубку не берет. Может, линию залило или еще что… Вот я и подумал, слётаю. А вон что вышло. — Он махнул рукой в сторону засевшего по брюхо уазика. — Сцепление, ептыть… Так еще колесо зажало.
      — И тебя нам никак не объехать?
      — На «Волге»? — Старшина поднял бесцветные брови. — Не-е! И думать забудьте. Сразу утопните по капот. Это только отсюда так кажется. А если поближе, то там одно болото.
      Злобин всмотрелся в простоватое, грубо отшкуренное жизнью и водкой лицо старшины. Похоже, что не врал. Но чем-то явно был обеспокоен.
      — У вас в правлении важное собрание?
      Бровки у старшины вновь взлетели вверх, сжав в морщины кожу на лбу.
      — Куда важнее! Паи же продают. О-о! Народ с девяти утра бузит. А Матвея нет.
      Злобин посмотрел вниз, потом на близкий лес.
      — Пешком на кордон пройти можно?
      — Само собой. Минут десять ходу. Я как раз собирался пешедралом чесать. — Старшина махнул рукой вправо. — От так, напрямки. Минут за десять.
      — Дядя Саша, что ты гонишь! — подала голос Ольга. — Если мимо оврага, то больше. За полчаса не дойдешь. Да и грязи там сейчас — по уши.
      — А, много ты понимашь! — всерьез возмутился старшина. — Оврагом! Есть и короче тропка. Как войдем, так влево надо забирать. А у малинника спрямлять. Вот и не выйдешь ты к оврагу. — Он посмотрел на ноги Злобину. — Только обувь бы вам сменить. Трава там… Замочитесь.
      Злобин пошлепал подошвами легких туфель по грязи. Мысленно отругал себя, что не сообразил переобуться во что-то более подходящее для Подмосковья.
      — У меня сменка есть, Андрей Ильич. — Сергей выбрался из машины. — Какой у вас размер?
      — С утра сорок второй был.
      Сергей тихо рассмеялся.
      — Везет вам. — И пошел открывать багажник.
      Злобин открыл дверцу, сел на переднее сиденье, оставив ноги снаружи.
      Сергей копался в багажнике, Ольга отошла в сторонку, о чем-то тихо переговаривалась с крестным. Пока все были заняты своими делами, Злобин маленьким ключом открыл бардачок, превращенный в сейф. Под папками лежал «ПМ». Злобин незаметно сунул пистолет в карман плаща, захлопнул крышку бардачка.
      Трагическая смерть Барышникова была еще свежа в памяти. И предчувствие сейчас буравило нутро, как и тогда, перед неожиданной перестрелкой. Злобин решил, что лучше держать оружие под рукой, чем ждать, пока оно не выпадет из рук смертельно раненного друга.
      «Лучше всю жизнь проходить с ножом, чем раз выйти из дома без ножа, а потом всю жизнь об этом жалеть», — вдруг вспомнились слова одного подследственного.
      Ношение оружия ему тогда, кстати, пришить не удалось, экспертиза признала нож некондиционным. Не хватило одного сантиметра у клинка. Но и этим восьмимиллиметровым лезвием он умудрился нанести «травмы, не совместимые с жизнью». Гордый был до жути. Не стерпел оскорбления. Суд решил — виновен. Зона, по информации Злобина, рассудила иначе — неподсуден. Волчьи, конечно, у них там законы. Но кое-какие понятия имеются.
      Пистолет приятной тяжестью оттягивал карман. Странно, но именно присутствие оружия вернуло Злобину уверенность в себе. Интриги, вымученные тайны, чужие чуждые интересы — все отступило на задний план. Все сжалось, скукожилось, выдохлось. Словно очертил незримую границу между собой, своим миром — и хищным двуногим зверьем вокруг. Злобин почувствовал, как внутри растет лихая, пружинистая сила, отливаясь в готовность мгновенно выхватить оружие и защитить себя и все, что дорого.
      Подошел Сергей. Поставил перед Злобиным пару резиновых сапог.
      — Молодец, запасливый! — похвалил Злобин.
      — Запас не тянет. Тем более, не на себе ношу, в машине едет.
      — А сам как?
      — Ну, у меня всепогодные. И на все случаи жизни.
      Сергей задрал штанину черных джинсов. То, что Злобину казалось модными тупоносыми ботинками, на поверку оказалось армейскими бутсами с высокими берцами.
      — Австрия, — уточнил Сергей. — Фирма веников не вяжет.
      — Хорошая обувка, — оценил Злобин. — Кости с полпинка раздробить можно, а оружием не назовешь.
      — То-то и оно.
      Сергей присел на корточки напротив Злобина.
      — Какие будут указания? — шепотом спросил он.
      — Ты, как я понимаю, тоже что-то почувствовал неладное. — Злобин начал переобуваться. — Диспозиция такая. Ни черта мне здесь не понятно, а потому злит. Значит, действовать будем исходя из крайних обстоятельств. Я иду с этим Сусаниным и Олей на кордон. Ты остаешься в машине. Там явно что-то случилось. Иванов местного егеря Робеспьером назвал. А где ты видел «друга народа», который манкирует народным вече? Тем более, когда паи делят.
      Сергей указал глазами на сейф в машине.
      — Да, уже взял. — Злобин потопал ногами, обутыми в сапоги. — Нормально, кажется… Ты, Серега, остаешься на связи. Если что, дам выстрел в воздух. Первым делом связываешься с нашей «базой». Потом ставишь на уши местных. Именно в таком порядке. Понял?
      Сергей молча кивнул. В серых глазах запрыгали веселые бесенята.

* * *

      Тропинка нырнула в густой малинник.
      Между шафрановыми и бордово-красными листьями, мокрыми и уже пожухлыми, иногда тускло вспыхивали рубиновые шарики ягод. Злобин на ходу срывал их и бросал в рот. Ягоды на вкус были водянистыми, с прелой горчинкой.
      Старшина шел впереди, предупредительно отводя от начальства колючие ветки, свисавшие над тропой.
      Передвигался он на удивление шустро на своих выгнутых колесом ногах.
      Злобину вспомнилось, что в армии с ним служил такой же конек-горбунок, внешне несуразный, словно весь из горбылей сделанный. Грудь вогнута, ножки колесом, шея цыплячья. Но жилистой силы в нем скрывалось немерено. На всех кроссах в полной выкладке прибегал первым. И хотя был простаком на вид, оказался смекалист и пронырлив до жути. Косил под дурака, когда надо, да так, что хоть сейчас комиссуй по статье «имбецилия средней тяжести». Но устроиться писарем в штаб полка ума хватило. И на дембель ушел в первой партии, да еще с рекомендацией замполита на работу в органах МВД. Сейчас наверняка милиционерствует в своей таежной глубинке.
      — Александр, не знаю, как по батюшке, ты в армии кем был? — спросил Злобин.
      — Звать меня Александр Васильевич, как Коржакова, — ответил, оглянувшись, старшина. — А в армии я всем был. Рядовым, ефрейтором, младшим и просто сержантом. Под дембель старшего дали. В школу милиции рекомендовали, вот даже как!
      Злобин шел сзади, поэтому, не таясь, широко улыбнулся.
      — Надо было оставаться, с такими темпами до генерала бы дорос.
      — Не-а! До генерала бы не дорос. У генерала свои дети есть. А если ты не генерал, в армии делать нечего. Я так думаю.
      — Зачем в милиции тогда старшиной тянуть?
      Александр Васильевич быстро оглянулся, чтобы по лицу Злобина установить, шутит заезжее начальство или всерьез интересуется.
      — Милиция армии не чета! — изрек он, вскинув заскорузлый палец. — Вот что Ленин про советскую власть сказал, не забыли? Советская власть — есть наша власть и электричество во всей стране. Во как!
      Злобин впервые столкнулся со столь вольной интерпретацией слов вождя, в недавнем прошлом украшавших все заборы страны. За спиной услышал тяжкий вздох Ольги. Очевидно, дядя Саша витийствовал на политические темы с занудной регулярностью.
      — Вот у меня в поселках свет вырубят, что останется? — продолжил развивать мысль Александр Васильевич. — Останется бардак, за который мне отвечать. Потому что я — власть. Единственная и неделимая на сто гектар вокруг. И я там буду один на один с контингентом. Старшина я или еще кто, уже не важно. Всяк ко мне со своей бедой бежит. Дядя Саша, выручай! И я выручу, порядок и правопорядок обеспечу. Но и ко мне отношение должно быть… А то огород просил прирезать. Не имеем возможности! И кто мне это говорит? Смагин Гешка! За которого я еще в школе все кулаки измозолил. Гнида был ужасная, за что и отгребал. А я, дурак, защищал. Ну а теперь он у нас начальство, ага! Целый председатель. — Он с оттяжкой сплюнул. — Или вот еще проблема. Набеспредельничали три хохла. Шабашники, что-то там строили у нас. С пьяных глаз… Оля, когда это было-то?
      Оля тяжко вздохнула.
      — Не приставайте вы к человеку, дядя Саш! Я уже все вам объяснила.
      — А я спросить хочу у знающего человека. Можно же, Андрей Ильич?
      — Можно, можно, — разрешил Злобин.
      Старшина с особым уважением передал Злобину из руки в руку колючий хлыст малиновой ветки, загородившей проход.
      — Ага, осторожненько! Было это на Восьмое марта, — зачастил он, тараня малинник дальше. — Хохлы на Женский день пережрались. Малолетку одну злостно ссильничали. Во все, так сказать, отверстия… Угнали «Москвич» и рванули в Москву. Я с напарником, значит, у Кирсановки выезд на трассу перекрывал. А как их остановить? Я две пули из «Макара» в колесо им и всадил. Третья, врать не буду, мимо ушла. Хохлов мы взяли. Они уже давно на зоне. А дядя Саша, простите, весь в… Патронов-то нет! — Он хлопнул себя по правому боку, где под бушлатом бугрилась кобура. — Где я их возьму? Рапорт написал, как полагается. Ответа нет. Как проверка, так я, как дурак, полупустой магазин показываю. Мужики ржут. А начальство говорит, не дай бог, полный магазин покажешь. Служебное расследование сразу!
      Он остановился. Развернулся лицом к Злобину.
      — Вот вы мне разъясните. В Чечне их там ведрами, мешками жгут! А тут трех штук не допросишься. Ну куда это годится? Какая же я власть с полупустым магазином!
      Губы его дрожали от неподдельной обиды.
      — Дядя Саш, я же говорила, надо было всю обойму высадить. Тогда бы точно дали, — давясь от смеха, сказала Оля.
      — Она права, — все, что мог, сказал Злобин.
      — И-их! — Старшина рубанул ладонью воздух.
      И пошел вперед, хрустко давя сапогами прелый валежник.
      Оля с виноватым видом покрутила пальцем у виска, у всех, мол, свои тараканы в голове.
      Злобин ускорил шаг, догнал старшину.
      — Александр Васильевич, что за человек ваш егерь?
      — Матвей? Нормальный человек, — не оглядываясь ответил он. — И мужик порядочный. Три года как к нам приехал, а порядок навел.
      — Откуда приехал?
      Вопрос был задан таким тоном, что старшина остановился. Развернулся, плохо отмытые руки, смутившись, убрал за спину.
      — Значит, так. Матвей Петрович Сазонов. Сорок второго года рождения. Женат, жена — Александра Федоровна, на восемь лет младше, по образованию ветврач. Имеют двух дочек и сына. Дочки, тринадцать и пятнадцать, летом на кордоне живут, а весь год в Москве. Тетка там за ними присматривает. Сын тоже в Москве, в институте учится. Недавно женился, родил им внучку. До этого Матвей жил под Красноярском, егерствовал он там. Старший брат его стал шишкой в МЧС. Переманил поближе к Москве. Поговаривают, скоро к себе заберет, в начальники. Ну, что еще? Живет тихо, малопьющий. Бутылку в месяц, не более. По нашим меркам — конкретный трезвенник.
      — А что за история с паями? Из-за нее его Робеспьером прозвали?
      Старшина покачал головой. После этого поправил фуражку.
      — Такого не слыхал. И данных, значит, у меня нет. А с паями история сложная. Кто отдать в управление хочет, кто продать. Председатель воду мутит. А Матвей — он за справедливость. Правильный такой мужик. — Старшина стиснул кулак. — И очень грамотный. Все по полочкам разложил. Так и заявил, дурят вас. Хуже, чем с ваучерами выйдет. Он правильно рассуждает. Говорит, лес — он лес, когда общий. А если его на делянки разбить, то не лес это будет, а хренотень через плетень. И то правда. Прикиньте, если я со своим паем выделюсь, мне что, по середке леса забор городить? Непорядок это. Да и какая прибыль, если лес у нас давно не валят. Так, Матвей подчищает — и все. Не лес это, а парк какой-то.
      — Как я понял, кто-то пытается у местных выкупить паи леспромхоза?
      — Ну, — кивнул старшина. — Фирмачи московские. Только не купить они хотят, а типа чтобы мы им в это в доверительное пользование их передали. За процент. Понятно?
      — А что тут не понять!
      Злобин в уме прикинул цену вопроса. Помножил стоимость сотки подмосковной земли на предположительную площадь леспромхоза. Добавил цену элитных коттеджей, дома же тут построят, стопроцентно, не грибы же решила собирать. Минус «откат» верховным покровителям. На круг получалось… Получалось, что Матвей не жилец. Равно как и любой, кто встанет на пути у этой сделки.
      — Далеко еще? — спросил Злобин.
      — Не. — Старшина махнул рукой. — Вон ельник. Метров десять. И сразу за ним — дом.
      Злобин прикусил нижнюю губу. Под сердцем тихо дзинькнула перетянутая струна.
      — А что собак не слышно? — замедленно произнес.
      — А так… И точно, не слыхать! Мы же вон как орем, а они…
      Алкогольные прожилки на его морщинистом лице вдруг разом пропали, и оно сделалось восково-белым.
      И тут, потревоженная ими, над домом взвилась стая ворон. Заметалась по кронам деревьев, оглушительно каркая.

* * *

      Первую кровь Злобин увидел, едва шагнул за ворота.
      Труп собаки с распоротым брюхом плавал в густой буро-красной жиже. Горло псу разорвали так, что голова свободно закинулась на спину. Из мертво оскаленной пасти свисался сизый язык. При жизни он был обыкновенным цепным кобелем и погиб, прикованный ржавой цепью к своей будке.
      Второй пес, судя по остаткам шерсти, был лайкой. Пока его не выпотрошили и не бросили посреди двора.
      Старшина, заглянув через плечо Злобина, громко икнул и зажал рот ладонью.
      Голова, когда терять уже нечего или когда фантазиям предаваться нет никакой возможности, соображает на редкость быстро, четко и ясно.
      «Собак валили не из огнестрельного. Кровь давно свернулась. — Злобин, прищурясь, посмотрел на дом. — В окнах свет. Хотя светло. А дыма из трубы нет. Либо там ни одного живого, либо — я на мушке. В первом случае бояться нечего. Во втором — можно не дергаться».
      — Доставай «Макар», Александр Васильевич, — прошептал Злобин.
      — И-ик, вон оно как…
      — Ствол достань! — сквозь стиснутые зубы приказал Злобин.
      Он бедром толкнул старшину, выдавив за створ ворот. Искренне надеялся, что старшину, заметить не успели.
      — Бегом — вокруг дома! С тыла зайдешь.
      Александр Васильевич кивнул. Судорожно дернул кадыком. И на полусогнутых ногах, смешно черпая носками сапогов внутрь, припустил вдоль забора.
      — Оля, ни шагу вперед! — не оглядываясь приказал Злобин.
      Оля издала невнятный звук.
      — Выдеру! — зверским шепотом оборвал Злобин, не дождавшись членораздельного возражения.
      Оля тихо пискнула. Под сапожком хрустнула веточка.
      — Рация есть? — отдышавшись, спросил Злобин.
      — Нет. Мобильный есть, — сдавленным голосом ответила Оля.
      — Уже слава богу. Держи наготове.
      Злобин достал пистолет, передернул затвор. Пригнувшись, побежал наискосок через двор к сарайчику.
      Двенадцать шагов. Ни одного выстрела из дома. Никаких признаков жизни. Даже занавески не дрогнули.
      Трава, как белыми мухами, была засыпана мокрым птичьим пухом. Несколько перышек налипли на сапоги.
      Он прижался плечом к стене сарая. Доски были новыми, еще пахли свежим распилом.
      На ветке сосны вдруг отчаянно, во все черное горло, заорала ворона. Ее соседки, откричав свое, затаились, с любопытством разглядывали людей.
      Злобин вытер холодную испарину, защипавшую висок.
      — Дура, блин, очнулась!
      На приоткрытой двери отчетливо выделялись свежие царапины. На мокрой земле — кучные следы. Собачьи.
      Злобин носком сапога слегка пнул дверь, распахнул ее шире. Сарай оказался овчарней. Внутри пахло мокрой шерстью, навозом и еще чем-то тяжелым и липким. Странно, но овцы не издавали ни звука.
      Злобин заглянул внутрь и невольно отпрянул. Сплошное месиво из кровавой жижи, кишок и лоскутов измазанной красным овчины. В полумраке страшно белели обглоданные ребра. Прямо у ног Злобина оказалась баранья голова с глупо вытаращенными мутными глазами. Верхнюю губу барана оторвали с корнем, и он скалил в дикой улыбке желтые мощные зубы.
      Злобин заставил себя смотреть на эту мешанину смерти профессионально-отстраненно, без брезгливости и неуместных эмоций.
      Толкнул соседнюю дверь. Коровник. Распотрошенная туша буренки. От теленка остался только костяк с лохмотьями мяса.
      «И здесь не стреляли. Работали собаки». Тут же поправил себя: «Волки».
      Выглянул из-за угла сарая. Дом по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Совершенно мертвый дом.
      Обычный деревенский пятистенок. С недавно перекрытой крышей и новыми наличниками на окнах. По всему было видно, что дом попал в руки мастеровитого хозяина. Только сейчас над ним не витала аура скромного уюта и тепла. От молчащего дома веяло холодом и бедой.
      Злобин оглянулся.
      Ольга сидела на корточках, спрятавшись за столб ворот. Считала, что замаскировалась. Хотя яркая курточка и белый свитер отчетливо выделялись на сером фоне.
      Она перехватила его взгляд и вскинула голову. Злобин махнул рукой: «Сиди!».
      «Хватит играть в „Зарницу“, — с холодной отрешенностью подумал он. — Штурмовая группа, япона мать. Полторы калеки! Прокурор в резиновых сапогах, мент с похмелья и девчонка с мобильником. Серьезной угрозе противостоять не сможем, а если там всех кончили, то не фиг цирк устраивать».
      Он вышел из-за укрытия и, не таясь, пошел прямо к крыльцу. Остановился, поставив ногу на первую ступеньку.
      За домом раздалась нечленораздельная ругань. Старшина, закончив скрытный маневр, зачем-то решил выдать себя.
      — Александр Васильевич, что там у тебя? — зычным голосом спросил Злобин.
      При этом смотрел на окна. Занавески не дрогнули. Тень не мелькнула.
      За углом затрещали ветки.
      Старшина вышел, покачиваясь и держась за стену. Лицо было цвета бледной поганки, белесое с ядовитой зеленинкой.
      Он с оттяжкой сплюнул. Растер вялые губы рукавом.
      — Там… Это. Всех, кажется, — выдавил старшина. — Кровища до потолка.
      Большой палец Злобина смазал по клемме предохранителя. Раздался слабый щелчок.
      — В окно заглянул? — спросил Злобин.
      Старшина подошел ближе. Кивнул. Облизнул губы.
      — Окно выбито. Я глянул. А там все… Матвей, жена, дочки, сын с невесткой. В гости, наверное, приехали. — Он зачем-то плотнее натянул на лоб фуражку. — А телевизор работает. Телевизор работает. Новости показывают. Так вот.
      — Живые есть?
      — Не видал. — Покрутил головой старшина. — Какие там живые! Распотрошили их. Кишки у всех наружу. Что же это делается, Ильич?
      Злобин втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Так же медленно, со свистящим звуком, выпустил его обратно.
      — А делается то, что ты, Александр Васильевич, принимаешь под охрану место преступления, — ровным голосом произнес Злобин. — В рапорте потом укажешь, что прокурор управления по надзору за органами дознания и следствия Генпрокуратуры Злобин до приезда экспертов осмотрел дом в целях обнаружения укрывшихся в нем преступников. По-русски говоря, зачистил. Понятно?
      — Н-да. — Старшина икнул, зажав рот ладонью.
      Злобин поднялся по ступенькам. Левую ладонь закрыл рукавом, чтобы не оставлять отпечатков на стальной дужке ручки. Подергал.
      — И еще, Александр Васильевич, укажешь, что дверь была заперта изнутри на задвижку, — сказал он, не оглядываясь.
      И тут…
       Холодная змейка скользнула между лопаток. Злобин отчетливо почувствовал на себе чужой взгляд.
       Был он не злой, — давящий. А какой-то бесстрастно изучающий. Ни давления, ни жжения Злобин не ощущал. Казалось, будто врач холодными опытными пальцами простукивал позвоночник.
       «Оборотись!» — вдруг прозвучало в голове Злобина.
       Он подумал, почему «оборотись», а не «повернись» или, например, «оглянись». А тело по чужому немому приказу уже начало вращаться вокруг своей оси. В голове сделалось мутно и сонливо.
       «Да пошел ты!» — Злобин остатками воли сорвал с себя наваждение.
       Резко развернулся и вскинул пистолет.
       Вернее, только попытался это сделать.
       В правом плече выстрелила боль, будто ткнули стальным стержнем. Рука сделалась резиновой, неживой. И сама по себе опала.
       Вмиг омертвевшими, непослушными пальцами он что есть силы сжал рукоятку пистолета. А она вдруг стала быстро накаляться, через два вдоха она уже жгла пальцы раскаленным железом. Горячая волна покатилась от кисти в плечо и дальше расплескалась по всему телу. Злобин заскрипел зубами, давя дикую боль.
       От этой рвущей боли пелена, застившая глаза, схлынула, и он увидел…
      Человек стоял в центре двора, метрах в десяти от них.
      Одет он был странно. На ногах мягкие тапочки и онучи, перетянутые кожаными ремешками, камуфляжные армейские штаны с кожаными наколенниками и накладными карманами. Легкая виндблоковская куртка защитного цвета. Поверх нее жилетка мехом наружу. На ней какие-то металлические нагрудные бляхи с руническими знаками. Из-под выреза свитера выступала мелкая чешуя кольчуги, закрывая горло до подбородка. На плече болтался мокрый волчий хвост.
      Лицо у человека было узкое, с остро выступающими скулами. Запавшие щеки покрывала редкая щетина, собираясь на остром подбородке в тугую волосяную кляксу. Волосы на широком волчьем лбу были разделены надвое и стянуты плетеным кожаным ремешком. Широко посаженные светлые глаза смотрели на Злобина пристально и бесстрашно.
      Человек был вооружен. В правой руке сжимал короткое копье. На ремне в ножнах висел большой охотничий нож. Из-за правого плеча торчала длинная рукоять с кисточкой на шнурке.
      «Откуда здесь этот гребаный толкиенист взялся?» — мелькнула мысль.
      Злобин машинально отметил, что для хоббитских игр мужчина явно староват, на вид ему за тридцать, как минимум.
       «Никогда не наступай на след оборотня». — Губы человека остались неподвижными, но Злобин отчетливо услышал его голос.
       — Да пошел ты, — сдерживая боль, прошипел Злобин.
      Взгляд человека сделался ощутимо давящим, и тело Злобина онемело от боли.
      Стоявший столбом старшина вдруг очнулся, неожиданно сноровисто выхватил из-под бушлата пистолет. Зарычал, ловя человека на мушку.
      А человек чуть скользнул вбок, взмахнул левой рукой, сбросив что-то с пояса.
      Воздух рассек звук оборвавшейся лески.
      Старшина завыл от боли. Рука его оказалась прикрученной к горлу, пистолет прижало к щеке. То ли рефлекторно, то ли сознательно он вдавил спусковой крючок. Слитно бабахнули два выстрела. Затвор на заднем ходе рассек скулу старшине, брызнула ярко-красная кровь. Старшина сдавленно завыл и завалился навзничь. Он в полном нокауте сучил ногами, пытаясь встать. Но только шкрябал каблуками по мокрой земле.
      — Стоять, бля!! — прогремел от ворот мужской голос. — Стрелять буду!!
      Боль, тисками сдавившая тело, вдруг отпустила. Злобин вздохнул полной грудью. Зрение вновь сделалось четким.
      Он увидел Сергея, настороженной походкой идущего от ворот.
      Сергей держал пистолет двумя руками, точно целя в грудь человека с копьем.
      — Пику в сторону! Мордой в землю! — резко скомандовал он и ускорил шаг.
      Человек плавно развернулся лицом к Сергею и отвел руку с копьем в сторону.
      — Мордой в землю!! — рявкнул Сергей.
      Расстояние между ними сократилось до десятка шагов.
      Злобин положил ладонь на локоть безжизненно свисавшей правой руки. Пистолет поплыл вверх и замер на уровне живота. За точность прицеливания ручаться было нельзя, но человек оказался на одной линии со стволом.
      «Не убьет, так хоть зацепит», — решил Злобин.
      Человек повернул к нему лицо. Губы дрогнули в легкой улыбке. Потом перевел взгляд на Сергея.
      И вдруг, согнув колени, исторг оглушительный рев.
      Низкий клокочущий звук ударил в уши. В голове у Злобина ухнул колокол, и сердце обмерло.
       Сергей рванулся вперед, но словно налетел на стену, запнулся и рухнул лицом в траву.
       Человек повернулся к Злобину и вновь заревел.
       Злобин только успел отметить, как страшно исказились черты лица человека, как неестественно широко распахнут рот.
       Крик, вырвавшийся из этой оскаленной пасти, ударил тугой волной, тупо ткнул, как апперкотом, в солнечное сплетение. Мощь звукового удара была такой, что Злобина швырнуло спиной на дверь.
       Ватные ноги подломились в коленях. Злобин осел, скребя плащом по двери. В голове помутнело, уши заложило. Подкатила волна тошноты. Он не смог сдержаться, и изо рта вырвалась липкая струя рвоты.
       Неимоверным усилием, скрипя от натуги зубами, Злобин поднял пистолет и выстрелил.
       Человек неуловимым движением скользнул вбок. И исчез из глаз.
       Злобин проморгался, с силой сжимая веки. Вновь увидел человека, спокойно стоявшего на линии прицеливания. Стоило снова вдавить спусковой крючок, как он опять исчез. Пуля ушла в пустоту.
       А человек вдруг вынырнул левее. Просто материализовался из воздуха.
       Злобин отчаянно взвыл и стал стрелять, ведя стволом влево.
       Пистолет четыре раза резко рванулся из пальцев. Силы кончились, и Злобин уронил руку.
       Человек вновь вынырнул из ниоткуда. На этот раз он оказался совсем близко, в двух шагах от крыльца. Глаза впились в лицо Злобина. Казалось, взгляд буравит мозг холодной спицей.
       «Тебе никогда не поймать оборотня», — услышал Злобин внутри себя.
       Губы человека оставались неподвижными.
      Человек резко оглянулся.
      Сергей с ревом летел на него, выбросив руки, как борец сумо.
      Вдруг человек легко взмыл в воздух, перекатился по спине Сергея и оказался сзади. Сергей затормозил, разворачиваясь, перенес тяжесть на отставленную назад ногу. Человек резко ткнул тупым концом копья ему в сгиб колена. Нога Сергея подломилась, и, взмахнув руками, он завалился набок. Рванулся всем телом, кульбитом вскочил на ноги. Выбросил кулак, целя в лицо противника, попал в воздух. Человек плавным движением, только дрогнул волчий хвост на плече, отклонился. Второй удар тоже пришелся в воздух.