- Я не знаю ответа на ваш вопрос, - сказал Удэ. - Как мне поступить с Майклом Доссом?
      - Майкл Досс может интересовать нас только в том случае, если документ Катей у него, - сказал Масаси. - Пусть он получит красный шнурок. Он поможет нам понять, насколько тот важен. По-моему, совершенно очевидно, что Майкл Досс - единственная ниточка, ведущая к документу.
      - А я думаю, это пустая трата времени, - возразил Удэ. - Я уверен, что документ Катей сгорел в машине вместе с Филиппом Доссом.
      - Я плачу тебе не за то, чтобы ты думал, - рявкнул Масаси. - Делай, как приказывают!
      - Документ Катей - это теперь самое главное, да? - спросил Удэ. - Я слышу в вашем голосе нетерпение. Но это не вы торопитесь. Это Кодзо Сийна торопится. Документ Катей - это священная реликвия Дзибана, а не ваша. По-моему, Кодзо Сийна уже стал новым оябуном Таки-гуми.
      - Заткнись! - вскричал Масаси. - Ты снова будешь жрать свои грибы! Ты решил, что уже возвысился?
      - Нет, - печально сказал Удэ, ибо понял, что выбора нет: перед ним только один путь. - Но я все вижу яснее, чем вы или Кодзо Сийна. Я могу позабыть про документ Катей, могу свыкнуться с мыслью, что он утрачен безвозвратно. У меня не вызывает сомнений, что сейчас реальную угрозу для вас и Таки-гуми представляет Майкл Досс. Он пошел по стопам своего отца. Филиппу Доссу удавалось не допускать вас к власти, пока жив был ваш отец. И, проживи он подольше, он бы вас погубил.
      - Или я его.
      - Вы не думаете, что Майкл Досс постарается довершить дело, начатое отцом?
      - Дао, - произнес Масаси, - учит нас, что мудрец не лезет вперед, а, став позади всех, обнаруживает, что он оказался в самой выигрышной позиции.
      - Какое мне дело до Дао? - с нескрываемым презрением произнес Удэ. Дао - учение для стариков, которые слепы и глухи к тому, что творится вокруг них.
      - Законы Дао всемирны, - напомнил ему Масаси.
      - Даосизм умер.
      Э, нет, подумал Масаси. Это твоей ум мертв.
      - Пока еще ты член моего клана, - сердито сказал он. - И ты будешь подчиняться своему оябуну.
      Все это так, но вот вопрос, подумал, повесив трубку, Удэ, кто мой оябун?
      Теперь тропинка сделалась совсем крутой. Майкл, понимавший, что за спиной у него огромная пропасть, шел очень осторожно. Вокруг росли такие толстые деревья, что видимость в любом направлении была не больше одного фута. Тем не менее Элиан поднималась на вершину быстро и уверенно. Она оказалась права. Подъем был долог, и Майкл начал раскаиваться в том, что они это затеяли. Его внутренняя тревога прошла, он очень устал, тело болело.
      Наконец Элиан остановилась. Повернувшись к нему, она указала рукой на горы. Майкл увидел впереди узкое ущелье, которое, словно гигантский клинок, рассекало скалы. Вход в ущелье как бы охранялся двумя огромными глыбами. Это были блестящие наплывы лавы - той самой, что много веков назад поднялась с океанского дна, и в результате этого катаклизма родились горные хребты.
      Увидев глыбы, Майкл вздрогнул.
      Неужели это действительно фигуры пригнувшихся воинов? - мелькнула у него мысль при виде глыб.
      Он подошел поближе, чтобы выяснить, скульптуры это или нет, но убедился, что глыбы никто не обрабатывал. Это была их природная форма, несколько подчеркнутая эрозией. Они напоминали человеческие фигуры.
      - Это путь богов, - прошептала Элиан. Но когда Майкл попытался войти в ущелье, она его удержала.
      - Погоди! - сказала Элиан и скрыласьз а деревьями. А вернулась с гирляндами. Одну она сразу повесила себе на шею, другую - Майклу.
      - Это листья ти, - сказала она. - Гавайцы считают это растение священным, потому что его очень любили древние боги. Эти венки надевают кахуны, когда приходят сюда. Листья ти защитят нас.
      - От чего? - спросил Майкл.
      Но Элиан уже шла мимо странных каменных стражников по тропинке богов.
      - По-моему, самое главное в разговоре, - сказал в телефонную трубку Удэ, - это то, что остается за скобками. Что делает на Мауи Элиан Ямамото? Тем более в компании Майкла Досса?
      Кодзо Сийна молча размышлял. Дело в том, что Элиан была дочерью Митико, и он терялся в догадках, с какой стати дочь Митико якшается с Майклом Доссом. Сийне была не по вкусу мысль о том, что на Мауи без его ведома что-то творится.
      - А ты что по этому поводу думаешь? - наконец спросил Кодзо Сийна.
      - Я не доверяю Масаси, - моментально ответил Удэ. Сийна не знал, как отнестись к его словам. Может быть, в ответе Удэ больше эмоций, чем разума? Эмоциям Сийна не верил. Они окрашивали все, словно светофильтры, надетые на объектив фотоаппарата.
      - Когда я сказал Масаси об Элиан, он отреагировал очень странно, продолжал Удэ. - Слишком небрежно, словно ему не терпелось перевести разговор на другую тему. У меня создалось впечатление, что ему известно о ее пребывании на Гавайях.
      Что ты затеял, Масаси? - подумал Кодзо Сийна.
      - Ты выяснил, кто убил Филиппа Досса? - спросил он.
      - Пока еще нет.
      - Продолжай выяснять, - велел Сийна. - Что же касается Майкла Досса, то поступай, как тебе прикажет Масаси. Пусть Майкл Досс получит красный шнурок. Я думаю, Масаси прав: итеки приведет нас к документу Катей.
      Значит, подумал Удэ, Сийна тоже не чувствует, что Майкл Досс представляет для них угрозу. Но ведь ни Сийна, ни Масаси не видели его в действии, - тут же напомнил себе он. - Для них он только итеки, иностранец.
      Но Удэ и сам знал, что нужно делать в подобном случае. Майкл Досс был слишком опасен, чтобы оставить его в покое. Он был умен и непредсказуем. И знал симпо, стратегию обмана.
      Удэ принял решение. Он решил не подчиняться Кодзо Сийне и Масаси. Здесь он должен сделать свой собственный выбор. От подобных решений зависела жизнь и смерть, и Удэ уже знал, что ему предпринять, еще тогда, когда наблюдал за Майклом Доссом.
      Его нужно убить!
      Они вынырнули из полной темноты в яркий лунный свет. Горы казались плоскими, двухмерными, острыми, словно лезвия ножей; все было видно так отчетливо, что даже дух захватывало.
      На дереве над их головами запела какая-то ночная птица, а потом улетела прочь, расправив могучие крылья. Майкл успел заметить рожки на ее голове и горящие желтым пламенем глаза. Что это? Сова?
      - Аккуратнее, - предупредила Элиан. - Смотри, не сходи с тропинки. Она указала на голый участок скалы, подвергшийся сильному выветриванию, так что в скале образуется водопад. А в сущности, как сейчас, этот отрезок пути бывает опасен, потому что скала становится скользкой.
      Майкл нагнулся и провел пальцем по голой скале.
      - А что тут произошло? - спросил он.
      - Это зависит от того, во что ты предпочитаешь верить, - откликнулась Элиан. - Гавайцы рассказывают, что
      тут разыгралась великая битва, и победители сбросили своих врагов со скалы.
      Майкл вытянул шею, стараясь заглянуть как можно дальше, а потом отошел от высохшей чаши водопада.
      - По гавайским преданиям, - продолжала Элиан, - в самом начале, когда водопад только образовался, он был красен от крови воинов.
      - И ты в это веришь? - спросил Майкл.
      - Не знаю. Это же не моя родина. Но я чувствую здесь источник силы. Его все чувствуют. Это нельзя отрицать.
      На ее лицо падали ночные тени. Казалось, чьи-то пальцы трогают Элиан за щеки, пробегают по шее. Холодный звездный свет мерцал в ее черных глазах, и они казались поразительно большими. Ветер трепал длинные волосы девушки, и они беспрестанно вздымались и опадали, словно крылья ворона.
      У Майкла вдруг возникло ощущение, что до сих пор он по-настоящему не замечал Элиан. А сейчас как бы открыл для себя ее образ, увидел его, словно на полотне художника; эта звездная ночь, это удивительное место, заряженное энергией, помогли ему понять, какая же есть Элиан на самом деле.
      Майкл прикоснулся к ней и почувствовал, как бьется ее сердце. Ему вдруг показалось, что у них один пульс, что водопад как бы связал их воедино, и они растворились друг в друге. Сердце Майкла широко распахнулось, и ожесточение, броней защищавшее его душу, вмиг исчезло - так соскальзывает со змеиного тела, старая, отмершая кожа.
      - Элиан... - выдохнул Майкл, но она разорвала возникшую было связь, отдернув руку и отодвинувшись от него.
      - Нет, - прошептала Элиан. - Ты на самом деле не хочешь меня.
      Нависшая над ними скала отбрасывала такую густую тень, что создавалось впечатление, будто Элиан стоит без движения, будто истукан.
      - Как ты можешь знать, чего я хочу? Майкл скорее не увидел, а догадался, что на лице Элиан промелькнула ироническая усмешка.
      - Поверь, что я не зря говорю тебе это, Майкл. Ты не хочешь меня... или весьма скоро не захочешь. И никто не захотел бы.
      - Но почему? Что в тебе такого уж страшного?
      Элиан поежилась.
      - Я безобразна.
      - Нет. Ты очень красива.
      Мертвенная неподвижность Элиан стала просто невыносимой.
      - Я помню тот день, - медленно произнесла она, - когда осознала, что у моих родителей нет друг для друга теплого слова. А потом, как-то ночью, выяснилось, что они и любовью никогда не занимаются. Вскоре после этого я поняла, что они не любят друг друга. И задумалась: а меня-то они любят или нет?
      Элиан вздохнула.
      - Я решила, что они не могут меня любить, что ни один из них не способен испытывать чувство любви. И мне стало ясно, что наша семья распадется, если я не вмешаюсь. Помнишь, я говорила тебе о грузе ответственности? Я делала все, что было в моих силах, пытаясь сохранить нашу семью. Моим родителям было так глубоко наплевать друг на друга, что я постоянно пребывала в ужасе: вдруг кто-нибудь из них уйдет и семья распадется? Что тогда будет со мной? Я не могла себе этого вообразить. А если в ночных кошмарах и видела подобные сцены, то меня охватывал неизъяснимый ужас.
      Поэтому вся моя жизнь была направлена на сохранение нашей семьи, на то, чтобы не дать моим родителям разойтись. Я стала как бы контрольным датчиком. У меня не было другого выхода. Я много лет подряд жаждала удержать моих родителей от разрыва, как голодный жаждет пищи. При этом гастрономический аппетит я потеряла. Это было своего рода помешательство. Но именно оно помогало мне жить. В конечном итоге я контролировала развитие событий и понимала, что, пока в состоянии это делать, все будет в порядке. Мой отец нас не бросит, мама не увезет меня. Все будет хорошо.
      Элиан засмеялась, у Майкла от ее смеха похолодело внутри.
      - Но было ли все хорошо? - продолжала Элиан. - И да, и нет, я выжила, наша семья не распалась. Но я была совершенно безумной.
      - А теперь? - Майкл наконец обрел дар речи. - Разве это до сих пор не кончилось?
      - Нет, кончилось, - сказала Элиан. - И я уже в своем уме.
      - Что бы ты про себя ни рассказывала, я не изменю своего мнения о тебе, - сказал Майкл.
      - Моя душа умерла.
      - Не понимаю.
      - Я совершала такие ужасные вещи... - не приближайся ко мне, Майкл! что все мои чувства умерли. Ничего не осталось. Одна пустота. Я заглядываю в себя и вижу лишь зияющую бездну.
      - Что бы ты ни делала, это было лишь самозащитой. Никто тебя за это не осудит!
      - Я убивала людей!
      Ее крик эхом раскатился в горах.
      - Мой отец тоже убивал людей, - сказал Майкл. - Я видел, на что ты способна, когда тебе приходится обороняться.
      - Но меня посылали совершать убийства! Убивать людей, которых я никогда раньше не видела, и которые не сделали мне ничего плохого!
      - Если ты чувствуешь себя виноватой и раскаиваешься в содеянном, значит, твоя душа не умерла.
      - Я прокаженная, - продолжала Элиан, но тон ее стал поспокойнее. Хотя все равно Майкл улавливал в ее голосе дрожь. - Я перестала быть человеком. Превратилась в автомат. В разящий меч. В компьютерную программу.
      - Но у тебя сохранились желания, - мягко возразил Майкл. - И мечты, должно быть, тоже.
      - Нет, я теперь настолько сильна, что могу обходиться и без того, и без другого, - с безмерной печалью произнесла Элиан. - А может, это не сила, а ожесточенность. Я забыла, что значит желать и мечтать... а порой мне кажется, что я никогда этого и не умела.
      - Элиан! - Майкл не видел ни зги в кромешной тьме под скалой, но знал, что ему очень хочется туда. Он сделал несколько шагов в темноту.
      - Майкл! Пожалуйста, не надо.
      - Если хочешь, останови меня.
      Просвет между ними стал совсем маленьким.
      - О, пожалуйста! Прошу тебя. - Она рыдала.
      - Прикажи мне остановиться. - Он подошел вплотную. Теперь он чувствовал и тепло ее тела, и зябкую дрожь, охватившую Элиан. - Оттолкни меня - и все.
      Но вместо этого ее губы раскрылись навстречу его губам. Их языки соприкоснулись. Она застонала под его поцелуями.
      - Майкл!
      Элиан припала к нему всем телом, словно ее туго привязали к нему. Он почувствовал ее тяжесть, ее объятия, ощутил руками крепкие мышцы. Больше того, Майкл почувствовал ее хару - внутреннюю энергию, живущую в чреве и влияющую на дух.
      - Я сгораю от желания, - прошептала Элиан. Ее хара вырвалась наружу и объяла его. Она оказалась именно такой, как и предупреждала Элиан: плотной, как кожа, твердой, как камень, и сухой, как пустыня. Но Майкл ощутил и то, о чем сама Элиан не догадывалась. Он понял, что под броней, в которую заковала себя девушка, таится светящееся ядро, течет пламенная река желания.
      Она была в своем репертуаре. Ее губы принялись терзать его губы, руки крепко стиснули его в объятиях. Потом она раздвинула ноги и обхватила ими его бедра. Ее движения были недвусмысленными: она требовала, чтобы Майкл напал на нее, напал как можно ожесточеннее...
      Но желание и душевная потребность живут на двух разных полюсах. И то, что люди нередко путают одно с другим, вызывает самое большое непонимание между мужчиной и женщиной.
      Майкл чувствовал... нет, вернее, знал: Элиан хочется совсем не того, что ей в действительности нужно. Элиан и сама не понимала, что ей было нужно, ибо подчас это бремя бывает столь невыносимым, что человек запрещает себе думать о нем, загоняет эти мысли в самый темный закоулок своей души.
      Майкл знал, что если ответить ей в том стиле, который она ему навязывала - а ему вообще-то очень этого хотелось, - он потеряет Элиан навсегда.
      Будь нежнее, подумал он. Нежнее!
      И, разъединив ее руки, сжимавшие его в объятиях, опустился на колени.
      Майкл всеми фибрами души ощущал окутывавшую их с Элиан ночь. Ощущал ее дыхание, слышал воркование ночных птах на деревьях, баюкавших своих спящих птенцов, до него доносилось урчание хищников, пожиравших добычу. Ветер шелестел, обдувая щеки Майкла, длинные распущенные волосы Элиан струились по его плечу.
      Затем он ощутил сквозь джинсы, облегавшие бедра девушки, запах ее тела, и уткнулся лицом в ее живот.
      Нежнее! - предостерег себя Майкл. Нежнее.
      Он понимал, что ему нужно вести себя нежно, несмотря на жгучее желание, которое вызывала в нем Элиан, несмотря на то, что он жаждал обладать ею именно так, как она от него требовала.
      Он нежно погладил Элиан, нежно провел языком по ее коже. Ведь на самом деле он жаждал обладать ею по-разному, всеми возможными способами. Ему нужна была она.
      Окунувшись было в лунный свет, они снова погрузились в полную темноту. Майкл пытался проникнуть в душу Элиан; девушка стояла, склонившись над ним, и ее грудь прижималась к его напрягшимся бицепсам. Ее ногти царапали его спину, красноречиво говоря о том, как ей приятно то, что Майкл с ней делает. Трепет бедер выражал восторг.
      Элиан ахнула, когда он провел языком по ее телу. Ей показалось, что она тонет в пламени желания, словно в горячем, кипящем масле. По ее коже забегали мурашки. Элиан прижалась бедрами к лицу Майкла, колючая борода колола ее нежную кожу между ногами. Девушка задрожала, и ее бедра заелозили вверх-вниз, пока пламя желания не поглотило Элиан настолько, что она совсем потеряла голову.
      Открыв глаза, девушка ощутила на своем лице дыхание Майкла и увидела ярко сиявшие глаза.
      Ей вдруг представилось, что они - два волка, самец и самка, в порыве страсти накинувшихся друг на друга, что он изнемогает от звериного желания, а от нее исходит острый запах истомленной любовью волчицы.
      Элиан уже не владела собой, она нагнулась, желая заключить Майкла в объятия, но этого ей показалось мало, и, скользнув губами вниз по его обнаженному телу, она начала страстно целовать его, застонала, чувствуя новый прилив возбуждения, и с удивлением и восторгом поняла, что сейчас снова испытает высшее наслаждение.
      Она выпрямилась и направила его в свое лоно. На мгновение, на одно долгое, восхитительное мгновение Элиан застыла, держась рукой за Майкла. Они лишь касались друг друга - и все. Но пока им и этого было достаточно, даже более чем достаточно. Это был волнующий миг полного счастья, ибо их переполняла радость предвкушения при мысли о том, что вот-вот произойдет.
      Элиан не смогла больше сдерживаться и припала к Майклу, она стонала и, задыхаясь, уронила голову на его покрытую испариной грудь.
      Слившийся с ней воедино Майкл наслаждался трепетом ее лона. Ему даже не нужно было двигаться, все происходило и так. Запах Элиан облаком окутывал его, смешиваясь с удивительным ароматом венков из листьев ти, надетых на их шеи. Майклу казалось, что он завис вне времени и пространства...
      Он чувствовал, что все ее тело трепещет, и ему казалось, будто он проникает в него не в одном, а в бесчисленном множестве мест. Майкл понял, что сейчас наступит сладостный миг, попытался сдержаться, продлить наслаждение, но вырвавшееся на свободу желание уже не подчинялось его воле.
      Майкл вскрикнул, содрогаясь, и услышал, что там, куда не доходят тени, отбрасываемые скалой, раздаются какие-то шорохи. Блеснул свет и послышались приглушенные звуки первобытных мелодий: то ли барабанная дробь, то ли какие-то напевы, а может, и то, и другое... Майкл повернул голову, пытаясь понять, что случилось, но Элиан выпрямилась и прижалась грудью к его губам. Страсть опять захлестнула Майкла с головой, и финал оказался столь же прекрасным и волнующим, как начало.
      Дзёдзи Таки зашел в комнату Кодзо.
      Тот оторвался от телевизора с двадцатишестидюймовым экраном, на котором маячило загримированное лицо Марлона Брандо, игравшего крестного отца. Челюсть, намазанная сероватым гримом, выдавалась вперед, и актер казался лет на двадцать старше, чем был на самом деле.
      - Что бы сталось с Майклом Корлеоне, если бы его не охранял дух отца? - воскликнул Кодзо.
      Он смотрел, как дон Корлеоне играет с внуком в залитом солнцем саду и сует ему в рот апельсиновую корочку. Гоняясь за малышом, который вскрикивал, шутливо изображая ужас и восторг, дедушка тихонько посапывал носом.
      - Вот сейчас это случится, оябун, - сказал Кодзо. - Посмотрите, пожалуйста.
      Внезапно дон Корлеоне споткнулся и, захрипев, упал. Мальчик, не понимая, что произошло, продолжал играть в игру, затеянную дедом.
      - Бедняжка, - со слезами на глазах произнес Кодзо. - Откуда ему знать, что его дедушка только что скончался?
      - Кодзо! - мягко окликнул его Дзёдзи. Кодзо нажал на кнопку пульта дистанционного управления. Посмотрев на Дзёдзи, он сказал:
      - Пойду принесу катану.
      - Нет, - покачал головой Дзёдзи. - Мечом тут не обойдешься.
      Кодзо кивнул. Он подошел к шкафу и открыл его. Надел черный нейлоновый плащ до пят и повернулся к Дзёдзи.
      - Ну, а как вам это? - спросил он. В его правой руке вдруг оказался пистолет. - Этого хватит?
      - Вполне, - откликнулся Дзёдзи.
      Улицы, как всегда, были запружены машинами. Казалось, если они в один прекрасный день опустеют, для города это будет смерти подобно. Жарко было, как в печке.
      - Куда мы едем? - поинтересовался Кодзо.
      - На пирс Такасиба.
      Поминутно останавливаясь, что ужасно нервировало, они проехали два квартала, а затем Кодзо свернул в переулок, обогнул угол и помчался вперед.
      - Зачем мы туда едем? - спросил Кодзо.
      - Затем, что у меня были веские основания отвлечь тебя от истории дона Корлеоне, - ответил Дзёдзи.
      Они проехали по самому центру города. Солнечный свет отражался от кузовов множества машин, которые медленно ползли по улицам, и в окнах зданий плясали солнечные зайчики. Дзёдзи и Кодзо направлялись на север в сторону Тийода-ку и императорского дворца. Доехав до Синбаси, Кодзо повернул на юг и двинулся по дороге, которая шла параллельно берегу, в сторону токийского порта. Они миновали товарную станцию? Гул машин заглушали гудки барж, доносившиеся с пристани.
      - У вашего брата Масаси было свое заведение на Такасибе, да? - спросил Кодзо.
      - Совершенно верно, - Дзёдзи смотрел прямо перед собой, на солнечные зайчики, плясавшие на капоте автомобиля.
      - Вы должны стать оябуном, - сказал Кодзо. - Это ваше право...
      Дзёдзи ничего не ответил.
      - И, может быть, - продолжал Кодзо, - после того, что произойдет завтра, вы им станете.
      Они уже были на Хаматеуто. Кодзо повернул влево, в переулок. Они очутились в "веселом квартале", прилегавшем к причалам.
      Дзёдзи проверил свое оружие и навинтил на конец дула глушитель. Они закрыли машину и очень быстро пошли по вонючему тротуару. Кодзо держал руку в глубоком кармане плаща. Дошагав до одного публичного дома, они зашли внутрь. На двери не было никакой вывески, ни малейшего намека на то, что ждет их за порогом...
      В полумраке было видно, что в помещении совсем нет прихожей, сразу же за порогом вниз вели почти вертикальные ступеньки. В заведении воняло рыбой и машинным маслом. Дзёдзи вынул пистолет, и они начали спускаться по лестнице. Кодзо и Дзёдзи шли на цыпочках, стараясь, чтобы старые доски не заскрипели под их тяжестью.
      Лестница упиралась в глухую стену. Направо тянулся коридор. Они крадучись пошли по нему. Впереди было светлее, и они разглядели большую открытую площадку.
      Внезапно возникла чья-то тень. Дзёдзи резко остановился. Кодзо прижался спиной к правой стене.
      Дэйдзо стоял неподвижно, как истукан. Он был настоящим богатырем. Этот здоровяк наверняка чувствовал бы себя куда удобнее в костюме борца, занимающегося сумо, чем в старомодном темном костюме в полоску, плотно облегавшем его накачанные мускулы.
      - Что вы тут делаете? - набычился Дэйдзо. - Вы уже не принадлежите к Таки-гуми. И вам тут не место.
      - У меня назначена здесь встреча с моим братом, - солгал Дзёдзи.
      Он внимательно следил за тем, как Дэйдзо медленно расстегивает пиджак. Правую руку Дзёдзи держал на уровне ребер.
      - Мне кажется, это не самое мудрое решение, - сказал Дзёдзи, вытянув пистолет ровно настолько, чтобы на его дуле заплясали лучи света.
      - Чем это пахнет? - спросил Дэйдзо, непонятно к кому обращаясь.
      Дзёдзи не ответил. Он думал: "Это будет моим. Все это будет моим".
      Дэйдзо принюхался, будто пес.
      - По-моему, я узнаю этот запах.
      - Пропусти меня.
      Дэйдзо в упор посмотрел на Дзёдзи.
      - Это запах смерти.
      Он стремительно метнулся вперед. Низко пригнувшись и ссутулив могучие плечи, он оттолкнулся от пола короткими, сильными ногами и кинулся на Дзёдзи. Тот выстрелил.
      Кодзо вынул руку из кармана плаща. Он прицелился в Дэйдзо, но великан уже вцепился в глотку Дзёдзи.
      Дзёдзи захрипел и ударился затылком о деревянный пол в коридоре. Противник стукнул его локтем в солнечное сплетение, потом по плечу, и Дзёдзи тут же перестал чувствовать свою правую руку.
      Он закашлялся, отчаянно пытаясь продышаться. Краем глаза Дзёдзи заметил, что Дэйдзо тянется за отброшенным пистолетом. Здоровяку удалось подобрать пистолет, и Дзёдзи, затаив дыхание, следил за тем, как Дэйдзо медленно, словно при съемке рапидом, обхватывает толстыми пальцами рукоять пистолета и неуклюже пытается достать указательным пальцем до курка. Дуло описало в воздухе полукруг, неуклонно приближаясь ко лбу Дзёдзи.
      Дзёдзи собрал все силы и, ударив Дэйдзо по шее, рванулся в сторону. Схватив Дэйдзо за запястье, он услышал хлопок и почти одновременно - резкий всхлип Дэйдзо. Пистолет повис на его сломанном пальце, таком толстом, что он с трудом пролезал в скобу и доставал до спускового крючка.
      Дэйдзо лягнул Дзёдзи и быстро отполз в сторону. Дзёдзи постарался, как мог, защититься от удара. Дэйдзо вытащил из-под пиджака танто - длинный нож. Бесполезный пистолет болтался у него на пальце, вид у Дэйдзо был довольно нелепый.
      Кодзо заметил за спиной сражавшихся какие-то тени. Он поднял оружие и спустил курок. Двое из якудзы метнулись назад в просторную комнату. Кодзо крался вдоль стены, пока не очутился позади Дзёдзи и Дэйдзо. В стену прямо над его головой вонзилась пуля, но он успел пригнуться. Затем снова пошел вперед и опять выстрелил. Перезарядив оружие, он присел на корточки и враскорячку, словно краб, вылез на открытое пространство.
      Дэйдзо уже повернулся и пошел в атаку, занеся над головой зловещий клинок. Дзёдзи сделал широкий шаг в сторону Дэйдзо, вытянув левую ногу. Правой рукой - ребром ладони - он полоснул Дэйдзо по подбородку; голова Дэйдзо дернулась вверх, а Дзёдзи схватил левой рукой правое запястье своего врага. Теперь ему оставалось только извернуться, остальное произошло бы само собой.
      Однако в этот миг он наступил пяткой на гвоздь. Колени его подогнулись, хватка ослабла, и Дзёдзи рухнул на пол.
      Дэйдзо не теряя времени даром, навалился на него и поднес к подбородку лезвие ножа. Даже небольшой надрез решил бы исход схватки.
      Дзёдзи схватил правой рукой левую руку Дэйдзо.
      Раздался тихий выстрел, Дэйдзо вытаращил глаза.
      Дело в том, что Дзёдзи нажал на сломанный палец противника, до сих пор лежавший на спусковом крючке. Пистолет выстрелил, пуля угодила Дэйдзо прямо в грудь.
      Кровь хлынула ручьем, Дзёдзи позвал Кодзо.
      Тот подбежал.
      - Что случилось?
      - Он меня чуть не убил, - сказал Дзёдзи. - Вот что случилось.
      - Он мертв? - осторожно спросил Кодзо.
      - Мертвее копченого угря, - усмехнулся Дзёдзи. Он услышал подозрительный звук и, вытянув шею, заглянул за угол. В коридоре распахнулась дверь. Еще один парень из якудзы опасливо озирался по сторонам.
      - Что там такое? - услышал Дзёдзи голос своего товарища.
      - Не знаю. Тут раздались выстрелы. Но я ничего не вижу. В коридоре темно.
      Однако в комнате, где сидели эти двое мужчин, было светло. Дзёдзи вытаращил глаза и подумал: "Великий Будда!"
      Он узнал незнакомцев, которые всякий раз оказывались рядом с Митико, когда он с ней виделся, и вспомнил ее волнение. Ему стало ясно, что все это значило. Ведь в подвальном помещении в квартале Такасиба, в комнате без единого окна Дзёдзи увидел Тори, любимую внучку Митико! Охранник приставил к ее голове пистолет. Он очень нервничал. Дзёдзи поспешно спрятался за угол, чтобы его не застрелили.
      "Забудь о своем брате Масаси", - сказала тогда Митико.
      "Прошу тебя! - воскликнул Дзёдзи. - Почему ты не хочешь мне помочь победить его?"
      А она ответила:
      "Я не могу вмешиваться. Я ничего не могу поделать".
      И он был так ослеплен своими собственными бедами, что не услышал страдания в ее голосе.
      Дзёдзи хотелось ворваться в комнату - в эту унылую тюремную камеру - и увести оттуда Тори. Но он увидел, что второй бандит крепко держит девочку, приставив пистолет к ее виску. Дзёдзи понял, что сейчас у него нет шансов спасти Тори. Сейчас важно не показать им, что он видел девочку. Единственный его союзник во враждебном мире брата - внезапность.
      - Быстрее! - прошептал он. - Брось оружие. Только сперва как следует оботри его.
      Он проделал то же самое со своим пистолетом. Это оружие не имело серийного номера, так что опознать его было невозможно.
      Выйдя на улицу, они спокойным шагом дошли до машины и сели в нее.
      - Поехали! - скомандовал Дзёдзи. Кодзо подчинился.
      Лилиан Досс встретил в парижском аэропорту имени Шарля де Голля сотрудник с площади Атеней.
      - Bonjour, madame, - сказал он, когда она прошла въездной контроль.
      - Франсуа!
      Он улыбнулся и взял у нее багажные бирки.
      - Приятно видеть вас снова, мадам.
      - А мне приятно вернуться сюда, - ответила она по-французски.
      Лилиан была в летнем платье с лиловато-сиреневым рисунком. Волосы были зачесаны гладко и скреплены заколками, украшенными фальшивыми бриллиантами. На золотой цепочке зеленел изумрудный кулон в виде слезинки.
      Лилиан спокойно смотрела на раскрасневшихся, куда-то мчавшихся людей. Дожидаясь, пока привезут чемоданы, она играла сама с собой в одну игру. Лилиан пыталась определить, из какой страны тот или иной человек. Американец он или европеец? А если европеец, то откуда именно? Из Франции, Англии, Италии или Германии? А сколько ей попадется здесь на глаза граждан Восточной Европы? Сможет ли она отличить поляков от югославов, а румын от русских?
      Последняя задача была и впрямь непростой. Требовался наметанный глаз и немалый опыт. Искушенный человек обращал внимание не столько на лицо, сколько на одежду. Лилиан пристально рассматривала тех, кто стоял к ним поближе. К тому времени, когда Франсуа получил все ее чемоданы, Лилиан составила правильное представление - она в этом не сомневалась - обо всех окружающих.
      - Машина вон там, мадам, - сказал Франсуа.
      День выдался солнечный. Ослепительно-белые пушистые облака покачивались над горизонтом, словно спящие херувимы. В свежем воздухе был разлит восхитительный аромат недавно лопнувших почек и благоухание цветов. Осенью же воздух был напоен удивительным, горьковатым запахом тлеющих листьев, всегда пьянивших Лилиан. Впрочем, в любое время года в Париже она вдыхала его запахи, словно пила отличное выдержанное вино. До чего же приятно сознавать, что современность не лишила Францию утонченности и изысканности, свойственных странам с древней культурой.
      Район Дефанс и рынок Ле Алль Лилиан восприняла не столько как уступку новым веяниям, сколько как еще одно проявление волшебства, магии, которую Париж источает, словно аромат самых редких духов.
      Вдыхать Париж значит сохранять свою душу, подумала Лилиан. Кто написал это? Виктор Гюго?
      Лилиан вытянула шею, чтобы видеть как можно больше. Когда они въехали на окружное шоссе, Лилиан вдруг испытала потрясение, как будто прежде ей все еще не верилось, что она очутилась во Франции. У ворот Майо Франсуа повернул на скоростную дорогу и помчался так, что у Лилиан зарябило в глазах.